Всюду ходят привиденья...
Появляются и тут;
Только все они в доспехах,
В шлемах, в панцирях снуют.
Было время — вдоль по взморью
Шедшим с запада сюда
Грозным рыцарям Нарова
Преградила путь тогда.
«Дочка я реки Великой[2], —
Так подумала река, —
Не спугнуть ли мне пришельцев,
Не помять ли им бока?
Стойте, братцы, — говорит им, —
Чуть вперёд пойдёте вы,
Глянет к вам сквозь льды и вьюги
Страшный лик царя Москвы!
Он, схизматик[3] — за стенами!
Сотни, тысячи звонниц
Вкруг гудят колоколами,
А народ весь прахом — ниц!
У него ль не изуверства,
Всякой нечисти простор;
И повсюдный вечный голод,
И всегдашний страшный мор.
Не ходите!» Но пришельцам
Мудрый был не впрок совет...
Шли до Яма[4] и Копорья[5],
Видят — точно, ходу нет!
Всё какие-то виденья!
Из трясин лесовики
Наседают, будто черти,
Лезут на́ смерть, чудаки!
Как под Ду́рбэном[6] эстонцы
Не сдаются в плен живьём:
И, совсем не по уставам,
Варом льют и кипятком.
«Лучше сесть нам над Наровой,
На границе вьюг и пург!»
Сели и прозвали замки —
Магербург[7] и Гунгербург[8].
С тем прозвали, чтобы внуки
Вновь не вздумали идти
К худобе и к голоданью
Вдоль по этому пути.
Старых рыцарей виденья
Ходят здесь и до сих пор,
Но для легкости хожденья —
Ходят все они без шпор...
