Вступительная статья к Воспоминаниям Д. Д. Ахшарумова (Семевский)/ДО

Вступительная статья к Воспоминаниям Д. Д. Ахшарумова
авторъ Василий Иванович Семевский

Опубл.: 1905. Источникъ: az.lib.ru

Д. Д. Ахшарумовъ.

ИЗЪ МОИХЪ ВОСПОМИНАНІЙ.

(1849—1851 г.).

Со вступительной статьей В. И. Семевскаго. Изданіе «Общественной Пользы» С.П.Б. 1905 г.

Авторъ воспоминаній, печатающихся въ настоящемъ изданіи, принадлежитъ къ большой литературной семьѣ Ахшарумовыхъ. Отецъ Дмитрія Дмитріевича, Дмитрій Ивановичъ, умершій въ 1837 г., военный писатель, принималъ дѣятельное участіе въ кампаніи 1812 года, находился за-границей въ оккупаціонномъ корпусѣ и былъ авторомъ перваго систематическаго описанія отечественной войны и затѣмъ редакторомъ «Свода военныхъ постановленій». Старшій братъ Дмитрія Дмитріевича, Николай (1819—1893) — извѣстный романистъ, литературную дѣятельность котораго С. А. Венгеровъ характеризуетъ слѣдующими словами: «Это — идеалистъ сороковыхъ годовъ въ лучшемъ смыслѣ слова, истинный прогрессистъ, но котораго грубость и рѣзкость всероссійскаго прогресса нѣсколько напугала»; въ одномъ изъ своихъ произведеній онъ «не безъ ядовитости» обличаетъ эпоху «разрушенія эстетики». Въ критическихъ статьяхъ онъ является приверженцемъ «искусства для искусства». «Самою симпатичною стороною литературной дѣятельности Н. Д. Ахшарумова», продолжаетъ г. Венгеровъ, «слѣдуетъ признать ту душевную чистоту, которая сквозитъ черезъ все написанное имъ. Чувствуется литераторъ pur sang, которому интересы истины всего дороже, которому чуждо мелкое самолюбіе, для котораго слова „красота“ и „идеалъ“ не звукъ пустой, не взятая на прокатъ вывѣска. Если васъ даже не грѣетъ тутъ огонь таланта, то вамъ все-таки становится тепло отъ несомнѣнной искренности добрыхъ намѣреній автора»^[1]. Изъ другихъ братьевъ Дмитрія Дмитріевича одинъ, Владиміръ, печаталъ стихотворенія еще въ сборникѣ «Весна» (1859 г.), изданномъ его братомъ Николаемъ, помѣщалъ ихъ и позднѣе въ нѣкоторыхъ другихъ изданіяхъ; другой братъ издалъ въ 1893 г. монографію «Исторія Бастиліи»; третій, Иванъ, бывшій въ 1870-хъ годахъ военнымъ прокуроромъ, на склонѣ дней напечаталъ нѣсколько беллетристическихъ произведеній (преимущественно въ «Наблюдателѣ»).

Авторъ «Воспоминаній», Дмитрій Дмитріевичъ, родился 14 мая 1823 г., воспитывался въ первой петербургской гимназіи, по окончаніи курса въ которой, въ 1842 г., поступилъ на восточный факультетъ петербургскаго университета^[2]. Юноша-идеалистъ съ презрѣніемъ относился къ приманкамъ свѣтской жизни со всѣми ея суетными развлеченіями и выбралъ факультетъ восточныхъ языковъ, чтобы впослѣдствіи уѣхать на дальній юго-востокъ и пожить привольною жизнью среди южной природы^[3]. Ниже («Воспоминанія», стр. 14—15) читатели найдутъ свѣдѣнія о томъ широкомъ интересѣ къ наукѣ, которымъ былъ проникнутъ этотъ молодой человѣкъ. Огромную роль во всей послѣдующей жизни Дмитрія Дмитріевича сыграло ознакомленіе его съ соціалистическимъ ученіемъ III. Фурье и его послѣдователей. По его собственному свидѣтельству, сочиненіе Фурье «Nouveau monde industriel et sociétaire», атакже брошюры его послѣдователей Консидерана и Туссенеля «увлекали» его «нерѣдко до того», что онъ «забывалъ все прочее». Знакомъ онъ былъ и съ болѣе обширнымъ сочиненіемъ Фурье «Théorie des quatre mouvements»^[4]

Молодой журналистъ, зачитывавшійся русскими и иностранными поэтами, переводившій пѣсни Петрарки на смерть Лауры, пытался и въ стихахъ высказывать симпатичныя ему идеи. Такъ, въ бумагахъ его было найдено стихотвореніе «Европа 1845 г.», которое начиналось описаніемъ смутъ и борьбы на западѣ и оканчивалось предсказаніемъ о преобразованіи существующаго строя общественной жизни въ духѣ ученія Фурье^[5].

Въ 1846 г. Д. Д. Ахшарумовъ окончилъ университетскій курсъ со степенью кандидата и въ слѣдующемъ году поступилъ на службу въ министерство иностранныхъ дѣлъ, имѣя въ виду со временемъ получить мѣсто драгомана при нашихъ миссіяхъ въ Константинополѣ, Каирѣ или Персіи.

Другъ Ахшарумова, Ипполитъ Матвѣевичъ Дебу, познакомилъ его съ самымъ выдающимся и наиболѣе вліятельнымъ изъ русскихъ послѣдователей ученія Фурье, М. В. Буташевичемъ-Петрашевскимъ, и Д. Д. сталъ весною 1848 г. бывать на его собраніяхъ. Мы не имѣемъ здѣсь возможности говорить подробно о нѣсколькихъ кружкахъ молодыхъ людей, группировавшихся вокругъ Петрашевскаго, Спѣшнева и другихъ^[6], изъ которыхъ всѣ были проникнуты либеральными идеями въ вопросахъ, касавшихся крѣпостного права, судопроизводства и печати, но часть которыхъ была увлечена идеями Фурье и прямо называла себя фурьеристами. Мы сдѣлаемъ здѣсь лишь нѣкоторыя дополненія къ тому, что читатели найдутъ въ «Воспоминаніяхъ» Ахшарумова, какъ о немъ самомъ, такъ и о другихъ петрашевцахъ, которыхъ гр. Лорисъ-Меликовъ называлъ «апрѣлистами» и для которыхъ Ахшарумовъ считаетъ самымъ правильнымъ названіе «русскихъ соціалистовъ 1849 г.».

Во время ареста Ахшарумова у него найдена была «записная книга 1848 г.», съ изложеніемъ въ ней темъ или отдѣльныхъ мыслей. На первой страницѣ, въ видѣ перечня предметовъ, о которыхъ слѣдуетъ писать, здѣсь было сказано слѣдующее: «О невозможности улучшенія человѣчества доселѣ принятыми средствами: религіею и ею предписываемыми правилами, проповѣдями священниковъ, устройствомъ суда и законовъ и о крайней необходимости измѣнить все, передѣлать во всѣхъ основаніяхъ общество и всю нашу глупую, безтолковую и пустую жизнь; объ уничтоженіи семейной жизни, труда, собственности въ такомъ видѣ, какъ они теперь, государства никуда не годнаго съ его министрами» и государями «и ихъ вѣчной безполезной политикой, объ уничтоженіи законовъ, войны, войска, городовъ и столицъ, въ которыхъ люди тяготятся и не перестаютъ страдать, проводятъ жизнь въ однихъ мученіяхъ и умираютъ въ отвратительныхъ болѣзняхъ».

Кромѣ того, въ бумагахъ друга Ахшарумова, его товарища по гимназіи и университету Ипполита Матвѣевича Дебу 2-го^[7], была найдена тетрадь, написанная Д. Д--чемъ съ изложеніемъ въ ней разсужденій по тремъ вопросамъ: «1) какія мои мысли и убѣжденія? 2) свободенъ ли я? 3) готовъ ли я?» Въ этой тетради слѣдственная коммиссія по дѣлу петрашевцевъ обратила вниманіе на слѣдующія мѣста: «Жизнь такъ, какъ она идетъ теперь, слишкомъ тяжела, обременительна, переполнена всякаго рода непріятностями и гадостями. Все это томленіе, все, что поневолѣ терпимъ каждый день, происходитъ оттого, что человѣкъ соединился въ слишкомъ огромномъ множествѣ для устроенія общественнаго блага. Оттого милліоны людей, желавшихъ лучшаго, не могли достигнуть своей цѣли. Они дѣлали ужасную ошибку: хотѣли устроить все перемѣною однѣхъ формъ управленія, и не замѣтили того, что государства нельзя устроить. Государство должно погибнуть съ его министрами» и государями, «съ его войскомъ, съ его столицами, законами и храмами. Необходимо, чтобы вмѣсто него произошли небольшія общества, но которыя имѣли бы въ себѣ цѣлость, полноту, разнообразіе, независимость одно отъ другого и представляли бы, такъ сказать, интегралы человѣчества».

Д. Д. Ахшарумовъ, описывая всю тягость жизни въ современномъ обществѣ, происходящую, по его мнѣнію, отъ неполнаго удовлетворенія всѣхъ страстей человѣка, говоритъ, что «уничтожить это есть средство одно — фаланстеръ Фурье. Но, къ этому самое большое препятствіе… глупое, пустое, злое и сильное правительство. Вопросъ приводится къ тому, какимъ образомъ получить правительство, терпящее нововведенія». Монархическое неограниченное правленіе, по мнѣнію Ахшарумова, можетъ не препятствовать желательнымъ реформамъ лишь тогда, «когда будетъ на престолѣ человѣкъ любознательный, благонамѣренный и преданный благу всего человѣчества, но съ… негодными, недовѣрчивыми, всего опасающимися» государями, «съ невѣжествамъ министровъ и всего правительства рѣшительно нѣтъ надежды на такое нововведеніе. Потому… нельзя оставить это въ такомъ положеніи. Надо измѣнить правленіе, но осторожно, чтобы не произошелъ слишкомъ сильный безпорядокъ, который бы вовлекъ народъ опять въ старое». Если невозможна республика, то нужно по крайней мѣрѣ ограничить власть монарха. «Надо конституцію, которая дала бы свободу книгопечатанія, открытое судопроизводство, устроила бы особое министерство для разсмотрѣнія новыхъ проектовъ и улучшеній общественной жизни и чтобы не было никакихъ вмѣшательствъ въ дѣла частныхъ людей, въ какомъ бы числѣ они ни сходились вмѣстѣ… Трудно говорить о томъ, какое правленіе въ Россіи скорѣе приведетъ къ цѣли. Стоять и дожидаться упрямо республиканскаго правленія — значитъ терять время, потому что конституціонное лучше монархическаго неограниченнаго. Пока у насъ нѣтъ человѣка, извѣстнаго всѣмъ, у котораго былъ бы авторитетъ и популярность, то надо имѣть» монарха, но «предоставить» ему «самыя ничтожныя преимущества» и объяснить народу, что государь «на все имѣетъ право только съ согласія его самого» (т. е. народа), «такъ, напримѣръ, оставить ему титулъ, голосъ его въ народномъ собраніи считать за нѣсколько голосовъ и т. п., но чтобы у него не было права ни распускать, ни созывать собраніе, ни назначать время продолженія его, чтобы войско не было въ рукахъ его. Дѣла всѣ разсматриваются въ одной палатѣ, президентъ избирается на короткое время. Потомъ, когда собраніе получитъ довѣренность народа, то можно обойтись» и безъ монарха.

Далѣе, по свидѣтельству слѣдственной коммиссіи, Ахшарумовъ излагаетъ, какъ слѣдуетъ возбуждать простой народъ къ возстанію, какъ распространять свои идеи среди людей различныхъ званій, состояній и половъ, «взявъ въ свои руки университетъ, лицей, училище правовѣденія, кадетскіе корпуса и другія учебныя заведенія».

Въ заключеніе Ахшарумовъ задаетъ себѣ вопросы: «Готовъ ли я? на что? на чтобъ то ни было? готовъ ли я дѣйствовать по моимъ убѣжденіямъ, подвергаться опасностямъ, даже и тогда, когда бы я не могъ наслаждаться плодами нашихъ трудовъ, болѣе, — готовъ ли я жертвовать жизнью за доброе дѣло?» И отвѣчаетъ на эти вопросы такъ: «Не дѣйствовать по убѣжденію я считаю безчестнымъ, слабымъ поступкомъ, говорить одно, а дѣлать другое — или низость, или слабость, или неувѣренность въ справедливости своихъ мыслей, сомнѣній. Но въ этомъ случаѣ я рѣшительно объявляю, что у меня нѣтъ сомнѣнія въ тѣхъ мысляхъ, которыя здѣсь написаны и что я готовъ дѣйствовать по моимъ убѣжденіямъ».

Для характеристики взглядовъ Ахшарумова можетъ послужить еще его рѣчь, произнесенная на обѣдѣ въ память Фурье, въ день его рожденія 7-го апрѣля 1849 г., устроенномъ въ квартирѣ Европеуса. Вотъ что сказалъ здѣсь Ахшарумовъ:

"И такъ какъ порядокъ установленный противорѣчитъ главному основному назначенію человѣческой жизни, какъ и всякій другой, то онъ непремѣнно рано или поздно прекратится и вмѣсто него будетъ новый, новый и новый. Когда? вотъ это важный вопросъ, и мы можемъ только отвѣчать, что скоро. Уже тотъ фактъ, что мы сознаемъ недостатки, ошибки въ устройствѣ нашей жизни, и уже представляется намъ въ общихъ чертахъ новая жизнь, этотъ самый фактъ доказываетъ, что началось время его разрушенія. И рухнетъ и развалится все это дряхлое, громадное вѣковое зданіе и многихъ задавитъ оно при разрушеніи и изъ насъ, но жизнь оживетъ и люди будутъ жить богато, раздольно и весело.

"Мы живемъ въ столицѣ безобразной, громадной, въ чудовищномъ скопищѣ людей, томящихся въ однообразныхъ работахъ, испачканныхъ грязнымъ трудомъ, пораженныхъ болѣзнями, развратомъ, скопище, разрозненное все семействами, которыя вредятъ другъ другу, теряютъ время и силу и обѣдняются въ безполезныхъ трудахъ. И тамъ, за столицею, ползутъ города, единственная цѣль, высочайшее счастіе для нихъ сдѣлаться многолюднымъ, развратнымъ, больнымъ, чудовищнымъ, какъ столица!

"Въ эти дни, въ этомъ самомъ обществѣ мы собрались сегодня не для жалобъ и не для этихъ несчастныхъ повѣствованій, но напротивъ, полны надежды, торжествомъ, весельемъ… и, переносясь въ будущее время и скоро ожидаемое всѣми, мы даемъ обѣдъ, залогъ лучшаго, и празднуемъ грядущее искупленіе человѣчества сегодня, именно сегодня, въ день рожденія Фурье, чтимъ его память, потому что онъ указалъ намъ путь, по которому идти, открылъ источникъ богатства, счастія.

"Сегодня первый обѣдъ фурьеристовъ въ Россіи, и всѣ они здѣсь: десять человѣкъ, немногимъ болѣе. Все начинается съ малаго и растетъ до великаго.

"Разрушить столицы, города и всѣ матеріалы ихъ употребить для другихъ зданій, и всю эту жизнь мученій, бѣдствій, нищеты, стыда, срама «превратить въ жизнь роскошную, стройную, веселья, богатства, счастья, и всю землю нищую покрыть дворцами, плодами и разукрасить въ цвѣтахъ — вотъ цѣль наша. Мы здѣсь, въ нашей странѣ начнемъ преобразованіе, а кончитъ его вся земля. Скоро избавленъ будетъ родъ человѣческій отъ невыносимыхъ страданій!»

Приведенные выше отрывки изъ бумагъ Ахгаарумова и его рѣчь вполнѣ выясняютъ намъ его міросозерцаніе. Преобразованія современнаго ему строя общества онъ не ждетъ ни отъ религіи, ни отъ проповѣдей священниковъ; онъ сочувствуетъ лишь тому общественному строю, который рисуется въ произведеніяхъ Фурье. Согласно его ученію, онъ относится отрицательно къ современной семьѣ, находя, что она не объединяетъ, а разрозниваетъ людей, и къ современнымъ формамъ собственности; онъ противъ существованія войска, противъ войны: все это окажется не нужнымъ, когда міръ покроется фаланстерами, устроенными согласно идеямъ Фурье. Но стремленія къ этому идеальному общественному строю не дѣлаетъ Ахшарумова равнодушнымъ къ вопросу о формахъ правленія въ современномъ государствѣ, къ которому онъ относится совершенно отрицательно. Подобно французскимъ фурьеристамъ, отказавшимся въ 1848 г., въ лицѣ Консидерана, отъ прежняго равнодушія въ современной политической борьбѣ, онъ обсуждаетъ вопросъ о желательныхъ преобразованіяхъ государственнаго устройства, такъ какъ понимаетъ, что безъ такихъ преобразованій невозможно и достиженіе идеальнаго соціальнаго строя. Онъ понимаетъ, что невозможно мечтать о немедленномъ переходѣ къ республикѣ, и потому высказывается за конституцію, гарантирующую свободу печати, гласное судопроизводство и свободу собраній и при которой, какъ онъ надѣялся, будетъ устроено особое министерство для разсмотрѣнія проектовъ и улучшенія общественной жизни. Кромѣ того онъ стремится возможно болѣе ограничить власть монарха, не предоставляя ему права ни созывать и распускать представительное собраніе, ни опредѣлять продолжительность его засѣданій, желаетъ сдѣлать и войско независимымъ отъ государя. Такимъ образомъ признаваемая имъ конституціонная монархія — монархія только по формѣ, гдѣ государь, несмотря на свой титулъ, въ сущности является наслѣдственнымъ президентомъ республики съ правомъ имѣть нѣсколько голосовъ въ «народномъ собраніи». Ахшарумовъ и не скрываетъ этого и желаетъ, чтобы какъ только представительное собраніе пріобрѣтетъ довѣріе народа, была провозглашена республика.

Какъ видно изъ краткаго изложенія взглядовъ Ахшарумова въ запискѣ слѣдственной комиссіи, онъ признавалъ средствами достиженія лучшаго будущаго пропаганду среди людей различныхъ званій и состояній и среди учащейся молодежи, а также и возбужденіе народа къ возстанію.

Нужно полагать, что выработкѣ столь опредѣленнаго міросозерцанія у Д. Д. Ахшарумова содѣйствовало его участіе въ кружкѣ, собиравшемся зимою 1848—1849 г. у служившаго въ азіатскомъ департаментѣ Кашкина, гдѣ кромѣ него бывали Н. А. Спѣшневъ, братья Дебу, студентъ Ханыковъ, братъ Д. Д. — Николай (впослѣдствіи извѣстный романистъ) и нѣкоторые другіе. Особенно былъ друженъ Ахшарумовъ съ И. М. Дебу, а также хорошо знакомъ съ Ханыковымъ, какъ со своимъ товарищемъ по университету. И. М. Дебу и Ханыковъ (человѣкъ очень живой, имѣвшій массу знакомыхъ) стали интересоваться соціалистическими ученіями еще на университетской скамьѣ. У нихъ составился свой кружокъ, и подъ вліяніемъ лекцій профессора Порошина они вообще занимались экономическими и общественными вопросами, стали изучать сочиненія Луи Плана, Фурье, Прудона, книгу Л. Штейна о соціализмѣ во Франціи, а свѣдѣнія о Россіи почерпали изъ извѣстнаго труда Гакстгаузена. Взгляды Ханыкова были близки къ воззрѣніямъ Ахшарумова. Въ рѣчи, произнесенной Ханыковымъ на обѣдѣ въ память Фурье, была также сильная вылазка противъ семьи, онъ также не возлагалъ надежды на религію и молитву, а находилъ опору въ наукѣ, въ немъ также сказывались опредѣленныя политическія убѣжденія: онъ говорилъ о борьбѣ различныхъ сословій отъ древности до настоящаго времени, онъ восклицалъ: «Отечество мое въ цѣпяхъ, отечество мое въ рабствѣ, религія, невѣжество, спутники деспотизма, затемнили, заглушили твои натуральныя влеченія; отечество мое… гдѣ твое общинное устройство, гдѣ ты, народная вольница, великій государь Новгородъ».

По свидѣтельству слѣдственной коммиссіи въ кружкѣ Кашкина «было гораздо больше стройности и единомыслія, чѣмъ въ кружкѣ Петрашевскаго: въ немъ была опредѣленная цѣль — изученіе системъ соціальныхъ и коммунистическихъ и по преимуществу системы Фурье. Кружокъ этотъ составляли (кромѣ K. М. Дебу 1-го) молодые люди высшаго гражданскаго воспитанія, всѣ одинаково образованные, равные и по положенію своему въ обществѣ, и по своему состоянію. Нѣкоторые изъ нихъ съ безотчетнымъ энтузіазмомъ предались соціальнымъ утопіямъ въ смыслѣ науки; нѣкоторые зачали примѣнять ихъ къ быту Россіи, другіе же помышляли уже и о возможно скорѣйшемъ приведеніи ихъ въ дѣйствіе и читали на собраніяхъ рѣчи, далеко опередившія всѣ рѣчи и всѣ разговоры на. собраніяхъ у Петрашевскаго».

Самымъ выдающимся членомъ кружка, собиравшагося у Кашкина былъ Н. А. Спѣшневъ. Получивъ все питаніе одновременно съ Петрашевскимъ въ царскосельскомъ лицеѣ, онъ въ 1842 г. уѣхалъ за границу и провелъ тамъ четыре года. Есть извѣстіе, что въ это время онъ сблизился съ польскою революціонною партіею и будто бы привезъ въ Россію статуты ея организаціи. Во всякомъ случаѣ онъ былъ однимъ изъ наиболѣе радикальныхъ людей и въ религіозномъ, и въ политическомъ отношеніяхъ изъ числа лицъ, пострадавшихъ вмѣстѣ съ Петрашевскимъ. У него была найдена подписка (въ неоконченномъ видѣ), которая должна была быть обязательствомъ члена какого-то русскаго тайнаго общества. Такъ какъ Ахшарумовъ упоминаетъ о ней -въ своихъ воспоминаніяхъ, то приведемъ текстъ ея: «Я нижеподписавшійся добровольно, по здравомъ размышленіи и по собственному желанію, поступаю въ Русское общество и беру на себя слѣдующія обязанности, которыя въ точности исполнять буду: 1) когда распорядительный комитетъ общества, сообразивъ силы общества, обстоятельства и представляющіеся случаи, рѣшитъ, что настало время бунта, то я обязываюсь, не щадя себя, принять полное и открытое участіе въ возстаніи и дракѣ, т. е. по извѣщенію отъ комитета обязываюсь быть въ назначенный день, въ назначенный часъ, въ назначенномъ мѣстѣ, обязываюсь явиться туда и тамъ, вооружившись огнестрѣльнымъ или холоднымъ оружіемъ, или тѣмъ и другимъ, не щадя себя, принять участіе въ дракѣ и какъ только могу споспѣшествовать успѣху возстанія. 2) Я беру на себя обязанность увеличивать силы общества пріобрѣтеніемъ обществу новыхъ членовъ, впрочемъ, согласно съ правиломъ Русскаго общества, обязываюсь самъ лично больше пятерыхъ не афильировать. 3) Афильировать, т. е. присоединять къ обществу новыхъ членовъ, обязываюсь не наобумъ, а по строгомъ соображеніи и только такихъ, въ которыхъ я твердо увѣренъ, что они меня не выдадутъ, если даже и отступились бы послѣ отъ меня… вслѣдствіе чего и обязываюсь съ каждаго, мною афильированнаго, взять письменное обязательство, состоящее въ томъ, что онъ перепишетъ отъ слова до слова сіи самыя условія… все съ перваго до послѣдняго слова и подпишетъ ихъ. Я же, запечатавъ оное, его письменное обязательство, передаю его своему афильятору для доставленія въ комитетъ, тотъ своему и т. д….» (Слѣдующій затѣмъ, четвертый пунктъ написанъ не былъ).

Спѣшневъ показалъ, что это былъ только проектъ, составленный имъ за границею во время занятій исторіею тайныхъ обществъ^[8]. Но Спѣшневъ болѣе многихъ другихъ тогдашнихъ русскихъ соціалистовъ рвался поскорѣе перейти изъ области разговоровъ къ практической дѣятельности и даже въ декабрѣ 1848 г. набросалъ планъ тайнаго общества. Онъ предполагалъ основать одинъ центральный комитетъ, который долженъ былъ создать три частныхъ комитета: 1) комитетъ товарищества для взаимной поддержки другъ друга; 2) комитетъ для устройства школъ пропаганды фурьеристской, коммунистской и моральной и 3) комитетъ тайнаго общества на возстаніе. Правда предположенія эти высказывались Спѣшневымъ не въ кружкѣ Кашкина, но нужно думать, что политическій радикализмъ Спѣшнева вліялъ и на членовъ этого кружка^[9].

Кромѣ Ханыкова и Плещеева, Ахшарумовъ хорошо зналъ студента П. Н. Филиппова, какъ своего товарища по университету. Въ своихъ воспоминаніяхъ Д. Д. упоминаетъ о немъ только при описаніи объявленія приговора на Семеновскомъ плацу. Филипповъ со Спѣшневымъ, незадолго до ареста, задумали устроить тайную типографію, принадлежности для которой были уже куплены. Въ бумагахъ Филиппова найдено было толкованіе десяти заповѣдей, написанное имъ въ началѣ марта 1849 года. Слѣдственная коммиссія обратила особенное вниманіе на толкованіе шестой заповѣди, въ которомъ Филипповъ между прочимъ писалъ: "Всѣ вы идете смотрѣть, какъ наказываютъ мужиковъ, что посмѣли ослушаться господина или убили его. Развѣ вы не понимаете, что они исполнили волю Божію и что принимаютъ наказаніе, какъ мученики за своихъ ближнихъ. Развѣ не будете защищаться, коли нападутъ на васъ разбойники, а помѣщикъ, обижающій крестьянъ своихъ, не хуже ли онъ разбойника? Не должно быть и войны, ибо всѣ люди по слову евангельскому должны жить какъ братья, и потому начинающій войну дастъ отвѣтъ на судѣ страшномъ, а кто защищается, тотъ не повиненъ въ крови братьевъ. И такъ, если мы пойдемъ войною на чужой народъ, — согрѣшимъ. Но всѣхъ болѣе согрѣшитъ тотъ, кто «начинаетъ войну и ведетъ народъ свой на убійство… Отвѣтитъ и народъ, который пустилъ своихъ братій на убой». На допросѣ Филипповъ заявилъ, что «либеральное направленіе проявилось въ немъ весною 1848 г. при чтеніи французскихъ журналовъ, послѣ переворота на западѣ, а сильнѣе оно укоренилось осенью, когда онъ началъ посѣщать собранія у Петрашевскаго^[10].

Восьмимѣсячное пребываніе въ крѣпости (послѣ ареста въ ночь съ 22 на 23 апрѣля 1849 г.) прекрасно описано Д. Д. Ахшарумовымъ въ его воспоминаніяхъ. Заключеніе это отбывалось имъ при столь тяжелыхъ условіяхъ, какъ совершенное отсутствіе прогулокъ (декабристовъ не выводили гулять даже по берегу Невы), лишеніе въ продолженіи пяти съ половиной мѣсяцевъ свиданій съ родными и переписки съ ними, неимѣніе возможности первое время что-либо читать и все время пользоваться постоянно письменными принадлежностями, весьма грязная обстановка (тараканы, мыши, невозможность стричь волоса), наконецъ запугиваніе при допросахъ смертною казнью. Все это довело Д. Д. до болѣзненнаго упадка духа и крайняго разстройства нервовъ, а это было причиною недостаточной твердости въ показаніяхъ, о которой съ такою искренностью онъ самъ разсказываетъ и которая сказалась и въ другихъ его товарищахъ. Смѣлѣе всѣхъ держалъ себя Петрашевскій, по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока тюремное заключеніе не привело его къ временному психическому заболѣванію. Нѣкоторымъ оправданіемъ откровенности петрашевцевъ на допросахъ является то, что уже въ день ареста они узнали въ III отдѣленіи о томъ, что Антонелли предалъ ихъ. Нужно помнить также, что въ Николаевское время за веоткровенность на допросахъ налагали оковы на руки и ноги, какъ это дѣлали въ крѣпости съ нѣкоторыми декабристами и о чемъ уже былъ возбужденъ вопросъ относительно Спѣшнева^[11], а декабристовъ, повинныхъ въ упорствѣ, лишали обычной пищи и давали лишь хлѣбъ и воду, такъ что они совершенно ослабѣвали.

Въ высшихъ сферахъ скоро убѣдились, какъ видно изъ записокъ М. А. Корфа, что дѣло петрашевцевъ „отнюдь не имѣло ни такой важности, ни такого развитія, какія въ началѣ придали ему городскіе слухи… Покушеній или приготовленій къ бунту съ достовѣрностью открыто не было… Члены (слѣдственной комиссіи) называли это заговоромъ идей, чѣмъ и объясняли трудность дальнѣйшихъ раскрытій, ибо если можно обнаруживать факты, то какъ же уличать въ мысляхъ, когда онѣ не осуществились еще никакимъ проявленіемъ, никакимъ переходомъ въ дѣйствія“^[12].

Ахшарумовъ не сообщаетъ подробныхъ свѣдѣній о томъ, къ какимъ наказаніямъ военный судъ приговорилъ всѣхъ его товарищей по дѣлу, такъ какъ при? говоръ былъ въ свое время напечатанъ въ газетахъ^[13], а упоминаетъ лишь о нѣкоторыхъ^[14]. Замѣтимъ, что Кашкина генералъ-аудиторіатъ предложилъ, во вниманіе къ его молодости (20 л.), лишивъ всѣхъ правъ состоянія, сослать на житье въ Холмогоры подъ строгій полицейскій надзоръ, но государь назначилъ его рядовымъ въ кавказскіе линейные батальоны.

Превосходное описаніе сцены произнесенія смертнаго приговора всѣмъ подсудимымъ, выведеннымъ на Семеновскій плацъ^[15], представляетъ не только самый замѣчательный эпизодъ воспоминаній Ахшарумова, но и вообще любопытнѣйшія страницы въ литературѣ нашихъ мемуаровъ, тѣмъ болѣе, что никто изъ его товарищей по дѣлу, если не считать нѣсколькихъ строкъ въ „Дневникѣ писателя“ Достоевскаго, не описалъ этого ужаснаго момента въ ихъ жизни. Что касается описанія этой сцены въ запискахъ М. А. Корфа^[16], то въ письмахъ ко мнѣ Д. Д. Ахшарумовъ отмѣчаетъ цѣлый рядъ неточностей этого описанія. Такъ, по поводу словъ: „на Семеновскомъ плацу, передъ самымъ валомъ возвышалась нарочно устроенная платформа и на ней три столба“ Д. Д. говоритъ: „Платформа (покрытая чернымъ) стояла въ значительномъ отдаленіи отъ вала, который виденъ былъ вдали и на немъ стоялъ народъ. Свободное мѣсто отъ вала, примыкавшаго къ городу до платформы, было очень просторно. Это были мѣста выѣзжавшихъ экипажей; присутствовало было очень много постороннихъ лицъ (военныхъ). Столбы были не на платформѣ, а на землѣ — саженей на десять и болѣе отъ платформы. Ихъ было не три, но много, очень много и не въ рядъ, а одинъ вслѣдъ за другимъ, — это мы всѣ видѣли и полагали, что всѣхъ будутъ привязывать. (Столбы были сѣраго цвѣта, какъ ободранные отъ коры дубовые стволы)“. Совершенно невѣрно, по словамъ Д. Д. Ахшарумова, и извѣстіе Корфа, что взошедшій на эшафотъ (платформу) священникъ (прежде чѣмъ дать имъ поцѣловать крестъ) поставилъ всѣхъ осужденныхъ на колѣни: „Мы бы вѣроятно и не встали“, прибавляетъ Д. Д. Невѣрно также, что „Петрашевскій самъ заковалъ себѣ руки и ноги“:, какъ могъ бы онъ самъ заковать себѣ руки? его и не заковывали по рукамъ», говоритъ Ахшарумовъ^[17]. Ахшарумовъ полагаетъ, что слезы Кашкина, о которыхъ упоминаетъ Корфъ, также вымышлены.

Генералъ-аудиторіатъ предлагалъ сослать Филиппова и Ахшарумова въ каторжныя работы въ рудникахъ на 12 лѣтъ, но государь назначилъ ихъ въ арестанты инженернаго вѣдомства на четыре года, а потомъ въ рядовые на Кавказъ. Однако Ахшарумовъ пробылъ въ арестантскихъ ротахъ въ Херсонѣ не четыре, а полтора года. Этотъ періодъ его жизни подробно описанъ имъ во второй части воспоминаній. Затѣмъ въ 1851 году онъ былъ переведенъ рядовымъ на Кавказъ въ Малую Чечню въ 7-й линейный батальонъ, расположенный въ укрѣпленіи Анкой Сунженской линіи (около десяти миль отъ Владикавказа). Ахшарумовъ принималъ дѣятельное участіе во всѣхъ многочисленныхъ походахъ и экспедиціяхъ этого батальона. Разлученный съ родными, лишенный возможности удовлетворять стремленіямъ къ наукѣ, онъ очень тяготился своею долею и выразилъ свое грустное настроеніе въ стихотвореніи «Тоска по родинѣ» 1858 г., которое начинается такъ:

"Живу я, какъ узникъ, въ селеньи глухомъ,

"Въ ушельѣ Кавказа, средь дикой природы,

"И думаю съ жадной тоскою о томъ,

«Какъ катятся свѣтлыя невскія воды».

Мечты постоянно уносятъ его на сѣверъ, гдѣ красуется «обитель труда и науки святая».

Въ ноябрѣ 1854 г. Ахпіарумова произвели въ унтеръ-офицеры, а въ 1856 г. (послѣ того, какъ онъ, по собственному желанію, былъ переведенъ въ находившійся на театрѣ войны въ азіатской Турціи Виленскій полкъ) — въ прапорщики. Въ слѣдующемъ году онъ вышелъ въ отставку и, несмотря на свои, 84 года, имѣлъ на столько силы воли и жажды знанія, что поступилъ на медицинскій факультетъ дерптскаго университета, а въ 1858 г. ему дозволили перейти въ петербургскую медико-хирургическую академію. Въ это время съ нимъ познакомился мой братъ Михаилъ, который въ одномъ письмѣ отъ 4 августа 1858 г. писалъ: у В. С. Курочкина въ Муринѣ "познакомился съ семействомъ Ахгаарумовыхъ (съ четырьмя изъ пяти братьевъ). «Старшій (Н. Д.) философъ и писатель, второй (Владиміръ) поэтъ, третій политико-экономъ и хозяинъ, послѣдній — сотоварищъ Петрашевскаго, сосланный въ арестантскія роты Херсона. Это необыкновенно способный молодой человѣкъ… послѣ каземата крѣпости провелъ два (1½) ужасные года въ Херсонѣ, затѣмъ протянулъ семилѣтнюю (6 л.) солдатскую лямку на Кавказѣ, участвовалъ въ 30 экспедиціяхъ, добился офицерства… вышелъ въ отставку — для чего бы вы думали? для того, чтобы поступить…. студентомъ въ медицинскую академію… Вотъ какія личности ссылаются у насъ въ Сибирь и въ арестантскія роты. Братья — образецъ дружбы… Ссыльный Ахшарумовъ», продолжаетъ М. И. Семевскій, "напомнилъ мнѣ другого несчастнаго товарища Петрашевскаго. Проведя 10 лѣтъ въ оренбургскихъ арестантскихъ ротахъ^[18], онъ въ чинѣ прапорщика поступилъ нынѣ въ академію генеральнаго штаба. Третій воротился изъ ссылки для того, чтобы съ жаромъ приняться за литературную работу. Это А. (Н.) Плещеевъ, стихи и повѣсти котораго вы читаете въ «Русскомъ Вѣстникѣ»^[19].

Въ 1862 г. Ахшарумовъ окончилъ съ серебряною медалью курсъ медико-хирургической академіи и сохранилъ объ ней навсегда самое благодарное воспоминаніе. Онъ посвящаетъ ей много страницъ въ своей «Поэмѣ о рожденіи, жизни и смерти человѣка» (1898 г.), изъ которой мы приведемъ слѣдующія строки:

«Пріютъ страдающихъ, обиженныхъ судьбою,

Куда скорбящіе идутъ со всѣхъ сторонъ,

Убѣжище больныхъ и тѣломъ, и душою,

Людей всѣхъ возрастовъ — дѣтей, мужчинъ и женъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тебя ль не воспою, тобою восхищенный,

Твоею грудію питомецъ я вскормленный!

О, незабвенная навѣки, навсегда,

Обитель мирная науки и труда!» (стр. 29—30).

Въ 1864 г. Ахшарумовъ отправился за границу съ цѣлью дополнить свое медицинское образованіе въ университетахъ берлинскомъ, парижскомъ, вѣнскомъ и пражскомъ. Въ физіологической лабораторіи проф. Дюбуа-Реймона въ Берлинѣ онъ произвелъ изслѣдованіе о дѣйствіи аконитина, которое и напечаталъ въ 1866 г. по-нѣмецки въ спеціальномъ журналѣ, издаваемомъ этимъ профессоромъ. Въ томъ же году онъ представилъ этотъ трудъ въ медико-хирургическую академію на русскомъ языкѣ и защитилъ ее, какъ диссертацію, на степень доктора медицины. Эта работа составляла цѣнный научный вкладъ и цитируется въ сочиненіяхъ по токсикологіи. Затѣмъ Ахшарумовъ служилъ въ петербургскомъ 2-мъ военно-сухопутномъ госпиталѣ, въ одесскомъ карантинѣ, въ каменецъ-подольской городской больницѣ, наконецъ въ Хероонѣ и затѣмъ съ 1873 по 1882 г. въ Полтавѣ въ должности губернскаго врачебнаго инспектора. Въ 1882 г. онъ вышелъ въ отставку.

Во время своей службы и послѣ нея Ахшарумовъ напечаталъ много медицинскихъ работъ, причемъ наиболѣе интересовали его дифтеритъ, холера, оспа, сифилисъ и проституція. По отзыву врача-профессора М. Г. Герценштейна, «своею литературною и общественною дѣятельностью Д. Д. Ахшарумовъ пріобрѣлъ лестную извѣстность среди русскихъ врачей. Не было въ теченіе послѣднихъ лѣтъ ни одного крупнаго общественно-санитарнаго дѣла, на которое онъ бы не отозвался съ особой чуткостью. Занимая многіе годы административную должность въ званіи губернскаго врача-инспектора, Ахшарумовъ всегда выказывалъ себя особеннымъ приверженцемъ земской медицины и въ ея успѣхахъ не только не видѣлъ посягательства на права администраціи, но, по мѣрѣ силъ и возможности, содѣйствовалъ ей въ рѣшеніи многихъ санитарныхъ общественныхъ вопросовъ. Одною изъ симпатичныхъ сторонъ этого общественнаго дѣятеля нужно признать его замѣчательную самостоятельность и твердость въ отстаиваніи своихъ убѣжденій. „Многочисленныя литературныя работы доктора Ахшарумова“, продолжаетъ проф. Герценштейнъ, „относятся не только къ различнымъ научнымъ вопросамъ, но еще болѣе касаются общественныхъ темъ. Во всѣхъ своихъ трудахъ онъ обнаруживаетъ широкую эрудицію, чрезвычайно добросовѣстное отношеніе къ мнѣніямъ своихъ противниковъ, никогда не игнорируя ихъ сильныхъ сторонъ и стараясь sine ira et studio всесторонне ознакомиться съ трактуемымъ предметомъ“/ Съ большимъ сочувствіемъ проф. Герценштейнъ относится къ труду Ахшарумова о „Сифилисѣ въ Полтавской губ.“ и особенно къ его многочисленнымъ работамъ о дифтеритѣ въ той же губерніи, о которыхъ даетъ такой отзывъ: „Это — образцовыя медико-статистическія изслѣдованія, произведенныя крайне добросовѣстно и всесторонне. Въ общемъ“, по свидѣтельству этого ученаго, „дѣятельность Д. Д. оставила широкій и весьма замѣтный слѣдъ въ русской санитарно-общественной литературѣ“^[20].

Вопросу о проституціи Ахшарумовъ посвятилъ двѣ отдѣльно изданныхъ работы: 1) „Современный взглядъ на санитарное значеніе домовъ терпимости и осмотра проститутокъ“ (Полтава, 1886 г.) и 2) „Проституція и ея регламентація“. Докладъ „Обществу русск. врачей въ г. Ригѣ“ (Рига, 1889 г.), и, кромѣ того, онъ коснулся этого вопроса въ статьѣ „Бытовые вопросы на послѣднемъ съѣздѣ сифилидологовъ“, напечатанной въ „Новомъ Словѣ“ (1897 г., августъ). Для характеристики взглядовъ Ахшарумова на вопросъ о проституціи приведемъ лишь нѣкоторыя мѣста изъ его статьи.

Ахшарумовъ является горячимъ и убѣжденнымъ защитникомъ ученія аболиціонистовъ, сущность котораго состоитъ въ требованіи отмѣны регламентаціи проституціи. Его побуждаютъ къ этому какъ требованія гуманности, такъ и глубокое убѣжденіе не только въ совершенной нецѣлесообразности, но даже и въ большомъ вредѣ регламентаціи проституціи, по крайней мѣрѣ въ настоящемъ видѣ этой регламентаціи.

Приводя цѣлый рядъ фактовъ относительно того, какъ осуществляется надзоръ за проституціею въ Россіи, Ахшарумовъ спрашиваетъ:

„Какой же результатъ всего этого надзора? Какой можетъ быть результатъ такихъ мѣръ, съ одной стороны не выполняемыхъ по недостатку средствъ и вовсе невыполнимыхъ по непригодности къ тому грубой полицейской агентуры, а съ другой — столь унижающихъ, оскорбляющихъ женщину въ лицѣ несчастной проститутки?.. Конечно, при… неблагопріятныхъ и, можно сказать, фиктивныхъ, а въ большей части провинціальныхъ городовъ, постыдныхъ условіяхъ осмотра почти по всей Россіи (кромѣ Москвы, — такъ какъ и въ Петербургѣ въ центральномъ отдѣленіи накопляется до 300 человѣкъ и болѣе на одного врача, который долженъ осмотрѣть ихъ всѣхъ въ теченіе 4-хъ часовъ“, т. е. располагая временемъ менѣе одной минуты на каждую), „онѣ не могли принести никакой пользы. Прибавьте къ этому невыполнимость, за недостаткомъ больницъ и мѣстъ въ нихъ, обязательнаго для проститутокъ лѣченія, что… сифилисъ отличается частыми возвратами въ продолженіе многихъ годовъ и самый осмотръ не даетъ гарантіи отъ заразы, такъ какъ… онъ зависитъ отъ остроты зрѣнія и тонкости осязанія изслѣдующаго, то что же останется въ защиту установленнаго надзора? Онъ не только никогда не приносилъ и не приносить никакой пользы, но ложной гарантіей здоровья развратной женщины въ теченіе 46 лѣтъ^[21] онъ привлекалъ къ ней гораздо большее число посѣтителей, чѣмъ къ простой, скрытно ведущей свои дѣла съ немногими мужчинами женщинѣ, а гдѣ больше посѣтителей (такъ какъ мужчины не осматриваются)^[22], тамъ, разумѣется, и больше случаевъ зараженія“.

Это послѣднее положеніе, т. е. значительно большее зараженіе сифилисомъ въ публичныхъ домахъ, чѣмъ отъ одиночекъ, Ахшарумовъ подтверждаетъ и свидѣтельствомъ нѣкоторыхъ врачей-спеціалистовъ, и статистическими данными, и на основаніи приведенныхъ имъ фактовъ дѣлаетъ такой выводъ: „Публичные дома, сосредоточивающіе въ себѣ заразу, состоящіе въ вѣдѣніи я подъ покровительствомъ правительства, являются позоромъ для государства. Правительство не можетъ гарантировать здоровье проститутки, — вотъ почему нынѣ существующіе легальные дома проституціи, разсадники заразы сифилиса и разврата, должны быть закрыты“. Съѣздъ сифилидологовъ высказалъ въ своихъ резолюціяхъ другое мнѣніе, а именно, что „наибольшую опасность въ отношеніи распространенія сифилиса и венерическихъ болѣзней представляетъ тайная (безконтрольная) проституція, какъ по численности, такъ и по значительному проценту среди нея больныхъ сифилисомъ и венерическими болѣзнями“^[23]. Когда вопросъ о закрытіи домовъ терпимости былъ поставленъ на съѣздѣ сифилидологовъ (который призналъ необходимость регламентаціи проституціи), то большинство членовъ высказалось противъ этой мѣры въ настоящее время^[24], однако, меньшинство на другой день подало особое мнѣніе, подписанное 146 членами^[25]. Въ подкрѣпленіе своего мнѣнія Ахшарумовъ указываетъ на то, что Германія въ 1871 г. закрыла дома терпимости, въ Австріи они также запрещены, Англія съ 1888 г. отмѣнила всю систему регламентаціи, а въ Америкѣ» (Соединенныхъ Штатахъ) ея никогда не было. «Что касается до всей системы надзора за проституціей)», говоритъ Ахшарумовъ, «то всѣми… одинаково признано, что она вполнѣ неудовлетворительна, и вся организація ея подлежитъ существенному измѣненію». Однако, онъ не отрицаетъ вполнѣ необходимость надзора за проституціей). По его словамъ: «Выработать новую организацію системы» такого надзора «предстоитъ будущему. Въ основаніе ея должны лечь принципы гуманности и всѣ унизительныя отношенія должны быть сняты»^[26].

Слѣдуетъ признать, мы полагаемъ, справедливымъ мнѣніе, что при рѣшеніи вопроса объ уничтоженіи домовъ терпимости нельзя руководствоваться одними санитарными соображеніями, притомъ же основанными на сомнительныхъ данныхъ о сравнительно большей заболѣваемости отъ одиночекъ. Одного уже того, что эти дома построены на принципѣ физическаго насилія надъ женщинами, которыя обязаны принимать посѣтителей, притомъ нерѣдко въ такомъ количествѣ, что это становится своего рода пыткою, достаточно для того, чтобы высказаться за уничтоженіе этихъ притоновъ, котораго такъ же требуетъ развитіе гуманности, какъ и полнаго, окончательнаго, безъ всякихъ исключеній, уничтоженія тѣлесныхъ наказаній. Что касается будущихъ формъ надзора за проституціею, то мы приведемъ мнѣніе по этому вопросу сторонника аболиціонизма, доктора Блашко, автора книги «Syphilis und Prostitution».

Онъ утверждаетъ, что при современномъ капиталистическомъ строѣ «полное оздоровленіе проституціи» относится къ области утопіи. «Но, кое чего можно было бы, пожалуй, достичь отдѣленіемъ санитарной полиціи отъ полиціи нравовъ, отмѣной всей регламентаціи и списковъ, и упраздненіемъ періодическихъ осмотровъ». Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ предлагаетъ предоставить всѣмъ заболѣвшимъ сифилисомъ женщинамъ и дѣвушкамъ возможность добровольнаго лѣченія, не связаннаго ни съ какими полицейскими хлопотами. Онъ допускаетъ принудительный осмотръ лишь для тѣхъ лицъ обоего пола, которые: «1) подозрѣваются въ распространеніи заразы, 2) обвиняются въ преступленіи противъ нравственности и особенно для тѣхъ, 3) кто своимъ гнуснымъ поведеніемъ нарушаетъ общественное благонравіе… Если дѣвушка оказывается больной», то «общество заинтересовано въ томъ, чтобы подвергнуть ее принудительному лѣченію, а по выходѣ изъ больницы — періодическимь осмотрамъ по усмотрѣнію врача». Но гораздо важнѣе тѣ средства, которыми можно бороться противъ самаго существованія проституціи. «Если бы удалось», говоритъ д-ръ Блашко, «увеличить потребительную силу народа, поднять его благосостояніе, а этимъ самымъ понизить его средній брачный возрастъ, улучшить экономическое и правовое положеніе женщины, что вызвало бы, въ свою очередь, болѣе приличное отношеніе къ ней со стороны мужчины, если бы удалось все это провести въ жизнь, то первый и самый важный шагъ былъ бы сдѣланъ… Свобода союзовъ, покровительство внѣбрачнымъ дѣтямъ, устройство хорошихъ квартиръ для семейныхъ и холостыхъ рабочихъ, борьба противъ алкоголизма, облагораживаніе народныхъ нравовъ путемъ сокращенія рабочаго дня и увеличенія часовъ для отдыха, хорошія, доступныя книги, устройство читаленъ, народныхъ театровъ, содѣйствіе развитію спорта, — всѣ эти и многія другія подобныя средства, способствующія повышенію экономическаго, умственнаго и нравственнаго уровня народа, вотъ вѣрный путь къ уменьшенію спроса на проституцію, а слѣдовательно и предложенія ея»^[27].

И въ Россіи постепенно возрастаетъ число сторонниковъ аболиціонизма, столь горячо защищаемаго Ахшарумовымъ. Въ иномъ положеніи находится вопросъ объ оспопрививаніи, противникомъ котораго онъ является и которому онъ посвятилъ двѣ работы: 1) «Записка объ оспопрививаніи, читанная въ засѣданіи 16-го сент. 1883 г. 2-го съѣзда земскихъ врачей Полтавской губ.» (Полтава, 1884 г.) и 2) «Оспопрививаніе, какъ санитарная мѣра» (Вольскъ, 1901 г.). Число противниковъ оспопрививанія весьма не велико.

Живя въ Полтавѣ, Ахшарумовъ создалъ тамъ Общество врачей, котораго былъ сначала предсѣдателемъ, а потомъ почетнымъ членомъ. Въ 1888 г. Д. Д. переѣхалъ на жительство въ Ригу, гдѣ также состоялъ одно время предсѣдателемъ Общества русскихъ врачей и читалъ публичныя лекціи (съ благотворительными цѣлями) по исторіи эпидемій^[28]. Въ Ригѣ Д. Д. частенько хворалъ и былъ сильно потрясенъ смертью своего друга И. М. Дебу (+ 19-го декабря 1890 г.), свиданія съ которымъ при поѣздкахъ въ Петербургъ и въ имѣніе, которое Дебу купилъ незадолго до смерти, доставляли ему большую отраду. Сообщая мнѣ о смерти своего друга, Д. Д. писалъ: „Извѣстіе это меня тяжко огорчило. Хотя я и зналъ, что болѣзнь его серьезна, но онъ переносилъ ее, и мы надѣялись еще пожить хоть нѣсколько лѣтъ вмѣстѣ, — теперь эта надежда рушилась, и я остался одинокимъ. Изъ нашихъ петрашевцевъ остались теперь Плещеевъ, Кашкинъ и Момбелли, но съ ними я мало знакомъ, а Дебу былъ для меня самый близкій человѣкъ, и мы шли всю жизнь вмѣстѣ. Не знаю, какъ буду я жить теперь чувствуя себя вполнѣ одинокимъ и какъ бы безпомощнымъ… Смерть Дебу погрузила меня въ глубокую тоску и уныніе“. Тѣмъ не менѣе, говоря вообще, Д. Д. отличается большимъ запасомъ жизненной энергіи. Не разъ писалъ онъ мнѣ: „Хотѣлось бы еще пожить, — меня многое интересуетъ въ жизни, очень многое“.

Вслѣдствіе своей отзывчивости къ общественнымъ нуждамъ, своей необыкновенной гуманности, своей кристальной честности Д. Д. Ахшарумовъ вездѣ возбуждалъ къ себѣ глубокое уваженіе и горячее сочувствіе. Такъ было и въ Ригѣ, и потому естественно, что, когда его знакомые и почитатели задумали отпраздновать 14-го мая 1893 г. достиженіе имъ 70-ти-лѣтія, то это чествованіе… приняло характеръ внушительнаго общественнаго празднества»: были прочитаны адресы отъ знакомыхъ и почитателей, отъ рижскихъ русскихъ врачей, отъ учащейся молодежи и отъ мѣстнаго научнотехническаго кружка. Получены были привѣтственныя телеграммы отъ В. А. Манассеина, проф. Мержеевскаго и многихъ другихъ лицъ. Докторъ Шепилевскій указалъ въ своей рѣчи на научныя заслуги Д. Д., на широкую постановку всѣхъ вопросовъ, которые онъ разрабатывалъ: «во всѣхъ своихъ общественно-санитарныхъ изслѣдованіяхъ Д. Д. всегда былъ поборникомъ самыхъ строгихъ требованій гигіены не только тѣла, но и души; въ нераздѣльности этихъ требованій онъ видитъ единственное спасеніе отъ общественно санитарныхъ золъ». Другой ораторъ, М. И. Ларіоновъ, подчеркнулъ благодѣтельный примѣръ, который даетъ неутомимый и въ старческіе годы работникъ молодому поколѣнію. Въ заключеніе юбиляра снесли на рукахъ внизъ по лѣстницѣ и усадили въ карету^[29].

Глубокое уваженіе и горячее сочувствіе всѣхъ лицъ, знающихъ его лично или почитающихъ его научную дѣятельность, проявившіяся при празднованіи юбилея Д. Д., не могли не поддержать его энергію. Это сказывалось, напр., въ такомъ фактѣ, какъ личное участіе его (на 74-мъ году жизни) въ сифилидологическомъ съѣздѣ въ Петербургѣ, въ январѣ 1897 г., результатомъ котораго со стороны Д. Д. явилась цитированная статья въ «Новомъ Словѣ». Посѣщенія собраній съѣзда не прошли ему, однако, даромъ: Живя въ Петербургѣ, онъ писалъ мнѣ (26-го янв. 1897 г.): «Послѣ съѣзда заболѣлъ… 7 дней, утромъ отъ 10-ти до 3-хъ часовъ и вечеромъ отъ 8-ми до 12-ти ночи, крайне утомили меня. Помѣщеніе просто невозможное — залъ душный (гдѣ человѣкъ 500 народа) и затѣмъ корридоры и комнаты совсѣмъ холодныя. Я принималъ горячее участіе въ этомъ съѣздѣ и раньше конца уйти не могъ, за то теперь въ лихорадочномъ состояніи». Въ этомъ же письмѣ Д. Д. говоритъ: «замѣчательно, что всѣ редакціи получили запрещеніе печатать о съѣздѣ, помимо цензора, самого Р.! Теперь, вѣроятно, уже можно печатать. Они очень озлоблены и боятся распространенія аболиціонизма, вредный образъ мыслей» сторонниковъ котораго «(упраздненіе публичныхъ домовъ!) проявился на съѣздѣ въ значительной степени».

Послѣ того, какъ его сынъ окончилъ курсъ въ рижскомъ политехникумѣ, Д. Д. покинулъ Ригу и нѣсколько позднѣе поселился въ Полтавѣ. Несмотря на нерѣдкія болѣзни, вызвавшія въ 1899 г. тяжелую операцію, Д. Д. не оставлялъ научной дѣятельности, и въ октябрѣ того же года предпринялъ поѣздку въ Кременчугъ для спеціальнаго медицинскаго доклада въ Обществѣ кременчугскихъ врачей, почетнымъ членомъ котораго онъ состоитъ съ 1898 г. Въ докладѣ этомъ, по свидѣтельству мѣстнаго органа печати, Д. Д. «выказалъ многостороннюю эрудицію, а въ послѣдующихъ дебатахъ замѣчательную свѣжесть и гибкость ума и неослабѣвающій интересъ къ научнымъ вопросамъ», несмотря на свои 76 лѣтъ. Докладъ возбудилъ большой интересъ и признательность товарищей Ахшарумова по Обществу^[30]. Черезъ полгода Д. Д. вновь съѣздилъ въ Кременчугъ на юбилей одного извѣстнаго въ медицинскомъ мірѣ общественнаго дѣятеля-врача.

Въ 1902 г. Ахшарумова постигла новая болѣзнь: вслѣдствіе ушиба за годъ передъ тѣмъ въ вагонѣ правой руки, у него обнаружилось страданіе двухъ суставовъ средняго пальца, вызвавшее необходимость его отнятія. Операція была сдѣлана въ Харьковѣ, и вскорѣ Д. Д., желая работать надъ продолженіемъ своихъ «Воспоминаній», сталъ привыкать писать безъ средняго пальца правой руки, и скоро писалъ такимъ же твердымъ почеркомъ, какъ и прежде.

Несмотря на нерѣдкія болѣзни, на всѣ злоключенія физическія, а также и матеріальныя, иногда невольно чувствуя упадокъ духа, особенно въ виду тѣхъ тревогъ, которыя ему пришлось пережить по поводу печатанія его воспоминаній, о чемъ будетъ рѣчь ниже, Д. д., все же не утрачивалъ дѣятельнаго отношенія къ жизни. Въ 1893 г. (послѣ того, какъ ему исполнилось 70 лѣтъ) онъ писалъ мнѣ:" Здоровье… плохо, но все же не теряю надежды, бодрюсь, сколько могу, лечу себя и дѣлаю все, что въ моей власти, чтобы уберечь силы и продлить жизнь, которая кажется мнѣ, съ болѣе старыми годами, еще болѣе интересною". А какою душевною молодостью вѣетъ отъ слѣдующихъ строкъ письма ко мнѣ въ 1896 г. Д. Д., въ то время почти 73-лѣтняго старика: «Чѣмъ старше человѣкъ, чѣмъ дольше живетъ, тѣмъ все, болѣе задумывается о самыхъ существенныхъ вопросахъ жизни, и, предаваясь усиленно размышленіямъ о смыслѣ нашей жизни, онъ впадаетъ часто въ религіозный бредъ. Примѣры тому мы видимъ въ нашихъ писателяхъ (Толстой, Гоголь, отчасти Достоевскій), а изъ обыденныхъ людей, безъ сомнѣнія, таковыхъ множество — предавшихся хожденію по подворьямъ и пропавшихъ для общества! Не думаю, чтобы со мной что либо подобное могло случиться: я слишкомъ люблю жизнь и проникнутъ ненавистью ко всякой рутинѣ».

Здравствующій и понынѣ Д. Д. (ему скоро исполнится 82 года) вынужденъ обстоятельствами жить по прежнему въ Полтавѣ, хотя онъ и стремится перебраться въ другое мѣсто: для его широкихъ умственныхъ интересовъ тѣсно тамъ; ему хотѣлось бы жить въ городѣ «болѣе оживленномъ». Въ 1901 году, онъ указывалъ мнѣ на то, что интересуясь, какъ врачъ, кромѣ общей литературы, и спеціально медицинскою, онъ страдаетъ въ Полтавѣ отъ отсутствія большихъ библіотекъ: «я чувствую въ этомъ отношеніи научный голодъ», писалъ онъ мнѣ. Едва ли многимъ удается сохранить такую горячую любовь къ наукѣ въ столь преклонные годы!

Говоря о послѣднихъ двадцати годахъ жизни Д. Д. мы не говорили еще вовсе о его работѣ надъ однимъ трудомъ, который всего болѣе занималъ его, но вмѣстѣ съ тѣмъ вызывалъ и болѣе всего треволненій: мы разумѣемъ его «Воспоминанія». Первыя строки ихъ были написаны въ 1870 г., но вернуться къ этой работѣ, на которую авторъ смотрѣлъ какъ на свой долгъ, онъ былъ въ состояніи лишь чрезъ 14 лѣтъ. Большою нравственною поддержкою при продолженіи «Воспоминаній» послужилъ для Д. Д. тотъ горячій интересъ, который обнаружилъ къ нимъ В. В. Лесевичъ, переселившійся изъ Сибири въ Полтаву, гдѣ и познакомился съ Д. Д. Въ мартѣ 1885 г. та часть «Воспоминаній», которая посвящена участію автора въ кружкѣ петрашевцевъ, тюремному заключенію и описанію слѣдствія, суда и произнесенія приговора, была уже окончена.

Не разсчитывая на возможность напечатанія своихъ «Воспоминаній» при жизни, Д. Д. отдалъ рукопись написанной имъ первой части редактору «Русской Старины», М. И. Семевскому, съ условіемъ напечатать ее лишь послѣ его смерти. Тѣмъ не менѣе въ январской книжкѣ этого журнала за 1887 г. должна была появиться въ свѣтъ статья, подъ заглавіемъ «Воспоминанія одного изъ заключенныхъ въ 1849 г.», имя автора которыхъ было обозначено тремя звѣздочками. Это была первая часть воспоминаній Д. Д., кромѣ описанія знаменитой сцены на Семеновскомъ плацу. Редакторъ такимъ образомъ нарушилъ волю Д. Д.; оправдать этого, конечно, нельзя, но нѣкоторымъ извиненіемъ тому насилію, которое М. И. Семевскій учинилъ надъ авторомъ, былъ живой интересъ воспоминаній и желаніе доставить читателямъ своего журнала удовольствіе прочесть ихъ. Еще за нѣсколько мѣсяцевъ до выхода въ свѣтъ январской книги 1887 г. братъ говорилъ мнѣ, что скоро у него появится произведеніе очень большого интереса, но дѣлалъ секретъ изъ того, чѣмъ онъ думаетъ порадовать публику. Однако надежды редактора «Русской Старины» не осуществились: книжка журнала была задержана, и воспоминанія Д. Д. вырѣзаны изъ нея. Ахшарумовъ былъ глубоко взволнованъ этимъ нарушеніемъ своей воли и потребовалъ рукопись «Воспоминаній** обратно. По смерти М. И. Семевскаго въ 1892 г., въ архивѣ редакціи оказалась еще копія воспоминаній, которую Д. Д. чрезъ своего брата, романиста Н. Д., вытребовалъ оттуда и при томъ, чрезъ Литературный Фондъ, такъ сказать оффиціально, заявивъ редакціи о своемъ нежеланіи, чтобы воспоминанія его были когда либо напечатаны въ „Русской Старинѣ“. Возвращая копію „Воспоминаній“, тогдашній редакторъ журнала, H. К. Шильдеръ сказалъ:, я просидѣлъ надъ нею, не отрываясь, всю ночь»; но вмѣстѣ съ тѣмъ высказалъ мысль о невозможности напечатать ее при тогдашнихъ цензурныхъ условіяхъ.

Послѣ инцидента 1887 г., отчаявшись въ возможности напечатать свои воспоминанія при.жизни, Д. Д. сначала лишь изрѣдка находилъ въ себѣ силу воли продолжать ихъ. Въ началѣ 1900 года я возбудилъ вопросъ о томъ, не попробовать ли напечатать ихъ въ «Вѣстникѣ Европы». Д. Д. былъ очень обрадованъ моимъ письмомъ, но отнесся довольно скептически къ возможности осуществленія этого предположенія. Онъ находилъ, употребляя въ этомъ письмѣ термины нѣкогда столь дорогого ему фурьеризма, что, хотя со времени первой попытки прошло много лѣтъ (13), "мы мало ушли впередъ съ тѣхъ поръ и mouvement ascendant (Fourier) въ долгомъ ходѣ прогресса человѣческой жизни еще не выдвинулось восходящею, выступающею дугою надъ уровнемъ послѣдняго ея пониженія. Я живу только надеждою (безъ надежды не можетъ жить человѣкъ) на лучшее, но я, до вашего послѣдняго письма, не считалъ возможнымъ при жизни моей напечатаніе моихъ записокъ и присвоилъ уже имъ названіе «посмертныхъ». Далѣе Д. Д. писалъ: «если редакція „Вѣстника Европы“ напечатаетъ ихъ, это будетъ для меня какъ бы снятіе крышки, захлопнувшей мои лучшія жизненныя дѣла; я ободрюсь, сосредоточусь вновь мыслями и можетъ быть возымѣю смѣлость спуститься вновь въ глубокія катакомбы и извлечь оттуда отцвѣтающіе въ моей памяти все болѣе образы и звуки давно прошедшаго… Мнѣ рано еще умирать, хочется жить и еще есть во мнѣ горячія желанья и неоконные задуманные труды@.

Однако дѣло печатанія мемуаровъ пошло не совсѣмъ гладко: редакція „Вѣстника Европы“ первоначально усомнилась въ возможности напечатанія записокъ Ахшарумова,, при всемъ интересѣ ихъ содержанія^, и полагала, что легче будетъ помѣстить ихъ въ какомъ-нибудь спеціальномъ историческомъ изданіи. Послѣ этого я думалъ было издать „Воспоминанія“ Д. Д. прямо отдѣльною книгою, безъ предварительной цензуры, но счелъ это по тогдашнимъ цензурнымъ условіямъ рискованнымъ, и рукопись Ахшарумова была вновь передана мною въ іюнѣ 1900 г. въ редакцію „Вѣстника Европы“ съ просьбою напечатать ихъ въ возможно полномъ видѣ. Прошло однако не мало времени, пока наступилъ удобный моментъ для печатанія, воспоминаніи», и авторъ, въ письмахъ ко мнѣ, выражалъ даже опасеніе что ему не удастся дожить до этого времени. Благопріятнымъ прецедентомъ для появленія въ свѣтъ записокъ Ахшарумова было напечатаніе въ сборникѣ въ честь H. К. Михайловскаго .На славномъ посту** (1900 г.) моей большой статьи о петрашевцахъ, и въ половинѣ сентября 1901 г. я получилъ извѣстіе, что въ ноябрской книжкѣ «В. Е.» появится начало «Воспоминаній» Ахшарумова, при чемъ высказывалась неувѣренность въ томъ, не замедлитъ ли это выходъ въ свѣтъ книжки. Однако судьба на этотъ разъ пощадила автора, и первая часть его воспоминаній появилась въ двухъ книжкахъ одного изъ наиболѣе уважаемыхъ журналовъ. Затѣмъ въ 1903 г. въ Бреславлѣ вышелъ нѣмецкій переводъ первой части «Воспоминаній» Ахшарумова, сдѣланный съ полной рукописи автора подъ его редакціею^[31] съ небольшимъ предисловіемъ, гдѣ были сообщены главнѣйшіе факты жизни автора.

Однако треволненія, связанныя съ печатаніемъ первой части воспоминаній Ахшарумова, далеко не ограничились всѣмъ указаннымъ выше. Задумавъ отдѣльно издать эту часть своего труда, авторъ не рѣшился печатать ее безъ предварительной цензуры, не желая рисковать своими скудными средствами, и потому, въ апрѣлѣ 1902 г., чрезъ одного родственника, представилъ ее въ с.-петербургскій цензурный комитетъ. Цензоръ, которому было поручено разсмотрѣніе представленнаго оригинала, продержалъ его 7 мѣсяцевъ, все обѣщая пропустить, воспоминанія", и въ концѣ концовъ положилъ такую резолюцію: « Въ рукописи автора хотя и нѣтъ ничего предосудительнаго, но всякія воспоминанія петрашевца, хотя бы и самыя невинныя, считаю неудобнымъ распространять въ народѣ дешевымъ изданіемъ, а потому полагаю допустить изданіе въ ограниченномъ числѣ экземпляровъ (200) безъ права продажи». Родственникъ Д. Д. Ахшарумова жаловался на положенную цензоромъ резолюцію въ Главное Управленіе по дѣламъ печати и просилъ снять это ограниченіе. Главное управленіе не только не исполнило этой просьбы, но совершенно не разрѣшило изданія рукописи. Оригиналъ былъ возвращенъ родственнику автора, со взятіемъ подписки, что онъ не будетъ болѣе просить о дозволеніи его печатанія. Однако на рукописи сохранилось разрѣшеніе печатать ее въ 200 экземплярахъ. Исключивъ изъ нея нѣкоторыя сомнительныя мѣста, авторъ напечаталъ ее въ типографіи г. Вольска (Саратовской губ.), гдѣ онъ гостилъ у своего сына. Книжка эта подъ заглавіемъ «Д. Д. Ахшарумовъ. Изъ моихъ воспоминаній 1849 г.» (113 стр.) была отпечатана въ 200 экземплярахъ съ цензурною помѣткою:, печатать не болѣе 200 экземпляровъ и не для продажи. Дозволено цензурою С.-Петерб. 7 сентября 1902 г." Печатаніе было окончено въ августѣ 1903 г. и послано въ петербургскій цензурный комитетъ для полученія разрѣшенія на выпускъ изданія, но до марта 1904 г. никакого отвѣта получено не было. Когда справились въ цензурномъ комитетѣ, онъ сослался на подписку, данную родственникомъ автора (безъ его полномочія), которую тотъ далъ лишь потому, что полагалъ невозможнымъ и крайне убыточнымъ для автора печатаніе воспоминаній въ столь незначительномъ количествѣ. Въ апрѣлѣ 1904 г. Д. Д. послалъ подробное прошеніе въ Главное Управленіе по дѣламъ печати, гдѣ просилъ разрѣшенія получить изъ типографіи напечатанные экземпляры и дозволенія издать ту же книгу безъ ограниченія числа экземпляровъ и права продажи, однако въ августѣ того же года получилъ извѣщеніе, что напечатанные 200 экз. разрѣшено выпустить изъ типографіи безъ права продажи, что же касается ходатайства о разрѣшеніи издать эту книгу въ непродолжительномъ времени безъ ограниченія числа экземпляровъ, то оно было признано неподлежащимъ удовлетворенію. Таковы были огорченія, связанныя съ печатаніемъ воспоминаній для автора, доживавшаго тогда восьмой десятокъ лѣтъ. Въ ноябрѣ 1904 г. Д. Д. написалъ по этому дѣлу новое письмо къ начальнику по дѣламъ печати, и на этотъ разъ очень скоро получилъ отвѣтъ, что его рукопись, подъ заглавіемъ «Изъ моихъ воспоминаній 1849 г.» разрѣшена къ печати «безъ всякихъ органиченій». Такимъ образомъ прошло 14 лѣтъ со времени первой попытки редакціи "Русской Старины* напечатать эти воспоминанія до появленія ихъ въ «Вѣстникѣ Европы» и 17 лѣтъ до разрѣшенія ихъ къ отдѣльному изданію безъ ограниченій.

Но даже этимъ не покончились злоключенія Ахшарумова съ его воспоминаніями. Мы видѣли, что онъ употребилъ всѣ усилія, чтобы послѣ инцидента 1887 г. оградить себя отъ печатанія его воспоминаній въ "Русской Старинѣ*: какъ мы уже сказали, оригиналъ и копія рукописи были взяты изъ редакціи журнала и, при посредствѣ Литературнаго фонда, было заявлено редакціи отъ имени автора запрещеніе печатать его произведеніе. И вотъ, въ сентябрской книжкѣ «Русской Старины* 1903 г. была перепечатана, да еще съ цензурными сокращеніями, часть того, что было когда то помѣщено въ „Русской Старинѣ“ 1887 г., но не появилось въ свѣтъ по цензурнымъ причинамъ и что гораздо полнѣе уже было напечатано въ „Вѣстникѣ Европы“ въ 1901 г. Нельзя, конечно, сомнѣваться въ томъ, что редакторъ этого журнала, академикъ Н. Ѳ. Дубровинъ, погрѣшилъ противъ литературныхъ правъ Ахшарумова не по злому умыслу, а по невѣдѣнію: найдя вырѣзанный цензурою печатный экземпляръ воспоминаній Д. Д. въ архивѣ редакціи, онъ захотѣлъ эксплоатировать интересный матеріалъ, произведя въ немъ нѣкоторыя цензурныя урѣзки. Но не характерно ли, что редакторъ „Русской Старины“ не зналъ, что мемуары, вызвавшіе уже не мало, отзывовъ въ печати, недавно появились въ столь извѣстномъ и распространенномъ журналѣ, какъ „Вѣстникъ Европы“. Это можно объяснить только тѣмъ, что покойный академикъ былъ обремененъ слишкомъ большимъ количествомъ работы вслѣдствіе стремленія къ совмѣстительству многихъ должностей. Д. Д. Ахшарумову пришлось вновь протестовать противъ нарушенія его литературныхъ правъ, и перепечатка его произведенія въ „Русской Старинѣ“ была прекращена.

Напечатаніе его воспоминаній о 1849 г. въ Вѣстникѣ Европы» дало Ахшарумову силы для описанія его пребыванія въ арестантскихъ ротахъ, и эта часть его труда была напечатана въ "Мірѣ Божьемъ* (1904 г. №№ 1—3).

Для настоящаго изданія вторая часть «Воспоминаній» дополнена авторомъ, а первая печатается безъ измѣненій съ непоступившаго въ продажу изданія 1903 г. Отъ вниманія къ этому труду читающей публики будетъ зависѣть, найдетъ ли въ себѣ силы глубокоуважаемый авторъ описать и время своей солдатской службы на Кавказѣ. Мы не сомнѣваемся, что эти мемуары будутъ имѣть широкое распространеніе, такъ какъ наше образованное общество всегда обнаруживало величайшій интересъ къ воспоминаніямъ людей, пострадавшихъ за свои убѣжденія.

В. Семевскій

---

1. «Критико-Біографическій Словарь». СПБ., 1889 г., т. 1, 988—992. Венгеровъ.
2. На старшаго брата Д. Д., Николая, имѣлъ большое вліяніе его дядя по матери, М. С. Бижеичъ, «пользовавшійся между всѣми, приходившими съ нимъ въ столкновеніе, репутаціей умнѣйшаго человѣка». Онъ сыгралъ нѣкоторую роль и въ развитіи Д. Д. (См. «Воспоминанія», стр. 84—85.
3. Быть можетъ по тѣмъ же побужденіямъ поступилъ въ 1843 г. на восточный факультетъ и А. Н. Плещеевъ, но курса на немъ не окончилъ. Плещеевъ былъ знакомъ съ Ахшарумовымъ, какъ съ товарищемъ по университету.
4. Объ ученіи Фурье, вообще, см. статью H. В. Водовозова «Фурье (Опытъ критическаго обзора его ученія)» въ «Историческомъ Обозрѣніи», сборникѣ Историч. Общ. при СПБ. университетѣ, 1808 г., т. X и кромѣ указанной въ ней литературы М. Василевскаго въ энциклопедическомъ словарѣ Брокгауза и Ефрона и Бибикова «Современные утописты. Изложеніе и критическій разборъ теоріи Фурье». Въ книгѣ того же автора «Современные утописты» (1865 г.).
5. Съ нѣкоторыми изъ близкихъ людей, какъ, напримѣръ, съ дядею М. С. Бижеичемъ Д. Д-чу приходилось выдерживать горячіе споры изъ-за своего увлеченія ученіемъ Фурье, какъ это видно изъ того, что изъ окна Петропавловской крѣпости онъ закричалъ дядѣ: «а Фурье все-таки правъ!» (стр. 85).
6. См. объ этомъ мою статью «Изъ исторіи общественныхъ идей въ Россіи въ концѣ 1840-хъ rr.» въ сборникѣ въ честь H. К. Михайловскаго: «На славномъ посту» (стр. 98—152).
7. Онъ болѣе всѣхъ вліялъ на Ахшарумова, который отъ него узнавалъ о новыхъ, наиболѣе популярныхъ сочиненіяхъ, преимущественно французскихъ, по новѣйшей исторіи, политической экономіи и о соціальныхъ системахъ.
8. Къ сожалѣнію мы не знаемъ точно, гдѣ именно заграницею жилъ Спѣшневъ, но вліяніе на него знакомства съ тогдашними заграничными тайными обществами вполнѣ возможно. Сравни объ этихъ обществахъ: Mehring. Geschichte der deutschen Socialdemokratie. Stuttg. 1897, Bd. I, 71—86, 168—180.
9. Ханыковъ показалъ о себѣ, что одно время онъ думалъ объ устройствѣ тайныхъ обществъ.
10. Агентъ, слѣдившій за собраніями у Петрашевскаго (стр. 8, 9, 36) былъ Антонелли, родственникъ Липранди, чиновника министерства внутреннихъ дѣлъ, бывшій студентъ университета. Онъ оставилъ университетъ, по предложенію Липранди, нарочно для того, чтобы примкнуть кт кружку Петрашевскаго и затѣмъ выдать его.
11. См. доклады о допросахъ петрашевцевъ въ „Русской Старинѣ“ 1905 г. № 2, стр. 313. (Къ сожалѣнію они напечатаны съ очень неисправной копіи).
12. „Русская Старина“ 1900 г. № 5, стр. 279—280.
13. См. „Русскій Инвалидъ“ 1849 г. № 276 и „С.-Петер. Вѣдомости“ 1849 г. № 287.
14. Относительно Спѣшнева у автора „Воспоминаній“ (стр. 109) вкралась неточность. Спѣшневъ по конфирмаціи государя былъ осужденъ но на 20, а на 10 лѣтъ каторжной работы, вмѣсто 12, предложенныхъ генералъаудиторіаторомъ. О дальнѣйшей судьбѣ Спѣшнева см. мою статейку въ энциклопедическомъ словарѣ Брокгауза и Ефрона.
15. Черносвитовъ отдѣлался административною ссылкою. Не было ли у него могущественныхъ покровителей, связанныхъ съ нимъ дѣлами о золотопромышленности?
16. „Русская Старина“ 1900 г. Ns 5, стр. 279—280.
17. О жизни М. В. Буташевича-Петрашевскаго въ Сибири см. въ статьяхъ о немъ: въ моей «Большой Энциклопедіи» подъ редакціей С. Н. Южакова (т. IV, 134—135), и Арефьева въ «Рус. Стар.» 1902 г. Отмѣчу, что обѣ даты смерти Петрашевскаго, указанныя въ воспоминаніяхъ Ахшарумова (стр. 17 и 111) не точны: Петрашевскій умеръ не въ 1807 и не въ 1868 г., а 7 декабря 1866 года, 45 лѣтъ отъ роду, и не въ Минусинскѣ, а въ селѣ Бѣльскомъ.
18. Тутъ, безъ сомнѣнія, рѣчь идетъ о товарищѣ Ахшарумова по университету, Ханыковѣ, который (вмѣсто 10 лѣтъ работы въ крѣпостяхъ) былъ назначенъ рядовымъ въ оренбургскіе линейные батальоны.
19. Плещеевъ, по лишеніи всѣхъ правъ состоянія, вмѣсто ссылки на поселеніе, былъ назначенъ рядовымъ въ оренбургскіе линейные батальоны.
20. „Критико-біографическій словарь русскихъ писателей и ученыхъ“ Венгерова, т. I, 1889 г., стр. 883. Здѣсь перечислена большая часть трудовъ Д. Д. до 1886 г., но не упомянуты слѣдующія, изданныя въ то время: 1) „Болѣзнь злая корча Полтавской губ.“, 1881 г. и 2) „Холерныя эпидеміи Полтавской губ. съ 1830 но 1872 г.“; 1883 г.
21. Надзоръ за проституціею введенъ въ Россіи въ 1843 г.
22. Несмотря на предписывающій такой осмотръ циркуляръ 11 ноября 1882 г.
23. „Труды Высоч. разрѣшеннаго съѣзда но обсужденію мѣръ противъ сифилиса въ Россіи“, т. II, СІІБ., 1897 г., стр. XVII.
24. Въ резолюціи съѣзда сказано: „Дома терпимости принципіально не желательны, но при условіи существующаго надзора они могутъ быть терпимы лишь до улучшенія надзора за проституціей вообще“. „Труды съѣзда“, т. II, стр. XXI.
25. Меньшинство высказалось „отрицательно по вопросу о допущеніи, хотя бы временнаго, существованія въ Россіи домовъ терпимости съ вѣдома и подъ надзоромъ властей, такъ какъ“ оно признаетъ „подобныя учрежденія по самому существу безнравственными и нисколько не достигающими цѣли въ борьбѣ съ сифилисомъ“. „Труды съѣзда“, II. стр. 160.
26. «Новое Слово», 1897 г., августъ, стр. 87—95.
27. Д-ръ А. Блашко. «Проституція начала XX вѣка». «Современная библіотека», изд. Малыхъ, № 26, стр. 40—46.
28. Въ 1900 г. Ахшарумовъ издалъ въ Полтава книгу: «Чума послѣднихъ годовъ XIX столѣтія (1894—1900 г.).
29. «Врачъ» 1893 г. № 28, стр. 803—804. Портретъ Д. Д. былъ помѣщенъ во «Врачѣ» 1893 г. № 31, стр. 875.
30. «Полтавскія Губ. Вѣдом.» 1899 г. № 232, 28 окт. Въ 1904 г. въ нѣмецкомъ медицинскомъ журналѣ (Therapeutische Monatshefte, № 1) Д. Д. напечаталъ статью «О возможности успѣшнаго противодѣйствія старческой глухотѣ, зависящей отъ измѣненій слизистыхъ оболочекъ, выстилающихъ полости и каналы внутренняго уха», русскій оригиналъ которой былъ напечатанъ во «Врачебномъ Вѣстникѣ», 1904 г., № 8. Статья эта переведена на англійскій языкъ въ одномъ журналѣ, издаваемомъ въ Нью-Іоркѣ.
31. Dr. Achsrharumow. Memoirvn. Breslau. 1903, VIII — 221 s. Ранѣе въ 1902 г., этотъ переводъ появился въ одномъ нѣмецкомъ журналѣ, Авторъ радовался, что наша иностранная цензура пропустила его, ничего не замазавъ въ текстѣ; пропущено было также и отдѣльное изданіе на нѣмецкомъ языкѣ.