1880
правитьСуботній спектакль. Партеръ, бенуары и бель-этажъ Михайловскаго театра заняты высшимъ обществомъ. Изрѣдка попадается французъ-перчаточникъ или семейство разбогатѣвшаго французскаго ресторатора. Въ креслахъ обращаютъ на себя вниманіе нарядно-одѣтая дама внушительныхъ размѣровъ и ея мужъ, кругленькій лысый человѣчекъ. Они спорятъ. Дама ѣстъ его поѣдомъ. Онъ пробуетъ защищаться.
— Нечего сказать, ужъ и выбралъ пьесу! говоритъ, дама. — Есть на что портнихѣ посмотрѣть! Пришли наблюденіе надъ модными женскими нарядами актрисъ дѣлать, а онѣ въ какихъ-то отрепьяхъ играютъ.
— Но, душечка, пойми ты, что здѣсь актрисы бѣдный классъ изображаютъ, на манеръ какъ-бы наши чиновницы-цикорницы съ Петербургской стороны, такъ какъ же онѣ могутъ такую симфонію, чтобъ въ роскошныхъ платьяхъ?.. Совсѣмъ не та модель. Слышишь, онѣ только и говорятъ: «кафе», «кафе». Люди переварками кофейными питаются, а ты хочешь, чтобъ они въ нарядахъ по послѣдней модѣ… робко отвѣчаетъ мужъ.
— Да вѣдь я вамъ толкомъ сказала, что мнѣ аристократическую пьесу надо или, къ примѣру, гдѣ кокотки во всѣхъ своихъ нарядахъ дѣйствуютъ, а вы меня на кофейныя переварки привезли. Какой я здѣсь фасонъ съ ихъ платьишекъ сниму! Французскаго языка не знаемъ — сиди и глазами хлопай. Великъ интересъ.
— Дѣйствительно зѣвота одолѣваетъ, но чтожъ дѣлать, надо потерпѣть. Суди сама: развѣ можно по афишѣ узнать: въ послѣднихъ парижскихъ фасонахъ будетъ игра или въ нищенскомъ видѣ? Вотъ ежелибы я читалъ по-французски, то дѣло иное, а то вся моя французская грамматика состоитъ изъ двухъ словесностей, которыя у тебя на портнихинской вывѣскѣ написаны: «модесъ е робесъ». Эти два слова, дѣйствительно, я могу французскими буквами прочесть и понимаю, что они обозначаютъ.
— Но все таки вы знаете, что значитъ «мусье» и «мадамъ» или «мамзель». Это выставляется на афишѣ, какъ же вы берете билетъ на такую пьесу, гдѣ супротивъ актерскихъ фамилій только «мусье» стоитъ. Сижу и вижу передъ собой только фраки и сертуки. Вотъ ежелибы я была мужской портной, а то вы сами знаете, что у меня дамская мастерская. Ни жилетокъ, ни брюкъ дамы не заказываютъ. Часъ сидимъ и только двѣ актрисы на сцену.
— Ну, проглядѣлъ, ну, прости, ну, чтожъ дѣлать…
— Однако, три-шесть-гривенъ мы за кресла-то отдали ни пито, ни ѣдено. Лучше бы я на эти деньги ногу телятины себѣ купила.
— Мамочка, и на старуху бываетъ проруха.
— Такъ вѣдь то на старуху, а ты старый дуракъ!
— Но, мой ангелъ, не пѣтушись. Ежели тебѣ такъ денегъ жалко, то я кресла на свой счетъ приму.
— Скажите, какой богачъ выискался! Да и откуда это у васъ деньги завелись, коли вы на труды мои праведные питаетесь?
— Какъ на твои труды? Все-таки, я частный повѣренный, адвокатъ.
— Два гроша стоитъ ваше адвокатство! Держи карманъ, много ты наковыряешь, горничнымъ да лакеямъ на своихъ господъ кляузы писавши. Кого ты изъ путныхъ людей защищалъ у мироваго? Ну-ко, скажи?
— А маіора-то того, что извощика побилъ…
— Нечего сказать, хороша заработка! Ты его отъ тюрьмы защитилъ, а онъ тебя два раза до зеленаго змѣя коньякомъ нарѣзалъ да лягаваго щенка подарилъ.
— Но вѣдь лягавый щенокъ десять рублей стоитъ.
— Молчать! Какой ты адвокатъ! Портнихинъ мужъ вы и больше ничего.
— Мерси. Вотъ такъ одолжила!
— Нечего меня мерсикать. Я и сама намерсикаюсь. Меня этимъ не удивишь. Приду домой да и заставлю своихъ мастерицъ съ дѣвченками по десяти разъ «мерси» мнѣ сказать.
Сосѣдямъ по мѣстамъ надоѣло слушать споръ. Сначала они все оглядывались и пристально смотрѣли на шумящихъ, какъ-бы приглашая ихъ взоромъ умолкнуть, но наконецъ начали шикать.
Жена и мужъ умолкли. Вышла пауза. Мужъ зѣвалъ и вертѣлъ въ рукахъ афишу. Жена первая прервала молчаніе.
— Скажете ли вы мнѣ наконецъ, есть ли хоть впереди на афишкѣ актрисы, а то я только однихъ актеровъ вижу, — снова начала она точить мужа.
— Да вѣдь кто-жъ ихъ, душка, разберетъ? — пожалъ тотъ плечами. — У нихъ афиша-то какая-то темная съ обманнымъ обозначеніемъ. Вотъ смотри: на афишѣ стоитъ — Едмондъ-Барбъ. Барбъ вѣдь имя женское, а тутъ передъ именемъ — мусью. Значитъ актеръ, а не актриса. Просто надуваютъ. Актрисъ у нихъ нѣтъ въ запасѣ, вотъ они для приманки публики и пускаютъ актера съ женскимъ именемъ. Хоть я и адвокатъ, а ужъ иначе ни чѣмъ не могу этого объяснить. Потерпи, можетъ быть какая-нибудь франтиха и выскочитъ на сцену. На афишкѣ дѣйствительно есть пара мадамовъ и одна мамзель, которыя еще не показывались.
— Потерпи! Зачѣмъ терпѣть, коли можно у свѣдущихъ людей спросить? Спроси у своего сосѣда, — шепчетъ жена. — Поклонись поучтивѣе, скажи «пардонъ» и спроси.
Мужъ оборачивается къ сосѣду, сѣденькому старичку.
— Пардонъ, мусье…
— Plait-il, monsieur? наклоняется къ нему тотъ.
— Извините, но мы съ женой хотѣли узнать, будутъ въ этой самой пьесѣ актрисы выходить на сцену. Только въ такомъ смыслѣ, чтобъ въ роскошныхъ нарядахъ по послѣднему французскому фасону.
— То-есть какъ это? — недоумѣваетъ старичекъ.
— А такъ, чтобъ такое изображеніе… Тепереча онѣ, эти самыя актрисы голь перекатную играютъ, а намъ нужны аристократки во всемъ парадѣ или эти самыя… кокотки… Изволите видѣть, супруга моя портниха и имѣетъ мастерскую дамскихъ нарядовъ, а я ея мужъ и привелъ ее, чтобъ фасоны женскихъ платьевъ скопировывать, потому дамы, ейныя заказчицы или по нашему давальцы къ ней ужъ очень пристали, «сходите да сходите, Анна Петровна, и посмотрите какой у французскихъ актрисъ вкусъ, а то вы намъ платья на манеръ какъ бы къ коровѣ сѣдло строите». Конечно, это одинъ дамскій капризъ, но все-таки мы вотъ пришли, чтобы ихъ потѣшить, а элегантныхъ фасоновъ не видимъ. Такъ жена бы хотѣла знать: появятся такія актрисы, которыя модницъ изображаютъ?
— Ахъ, вы для наблюденія за высшими новостями парижскихъ модъ? догадался старичекъ.
— За этимъ самымъ-съ, потому госпожи давальцы очень уши намъ протрубили. Изволите видѣть: въ первомъ ярусѣ генеральша Мамолкина съ дочерью сидитъ; онѣ тоже у насъ платья заказываютъ и тоже завсегда французскими актрисами женѣ глаза колятъ.
— Тогда вамъ нужно бы было выбрать салонную пьесу, а сегодня пьеса бытовая, — далъ совѣтъ старичокъ.
— На такую мы и думали потрафить, да вѣдь какъ по афишкѣ-то… На ней не сказано: салонная пьеса или нѣтъ. Пардонъ, еще одинъ вопросъ… Не перерядятся эти кофейницы въ богачихъ? Вѣдь по пьесѣ все можетъ быть: вдругъ такая игра, что онѣ будто-бы двѣсти тысчъ выиграли или за богатыхъ графовъ замужъ вышли.
— Нѣтъ, сегодня роскошныхъ нарядовъ вы не увидите.
— Покорнѣйше васъ благодарю, сказалъ мужъ и обратился къ женѣ: Нѣтъ, Анна Петровна, модницъ въ сегодняшней пьесѣ не будетъ. Вотъ господинъ объяснили.
— Тогда вставайте и идите домой. Нечего намъ здѣсь дѣлать! — огрызнулась, жена. — А ужъ эти три-шесть-гривенъ я вамъ припомню!
Жена и мужъ начали уходить. Мужъ поклонился сосѣду и произнесъ:
— Бѣда по ейному мастерству съ давальцами! На актрисины наряды насмотрятся, что тѣ изъ Парижа привозятъ, да потомъ и бунтуютъ передъ русской портнихой!