ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ — ДОМА.
править1. Мировой съѣздъ.
править30-го апрѣля 1877 г., у насъ въ Z, утромъ — засѣданіе съѣзда мировыхъ судей, а вечеромъ — общее собраніе членовъ только-что учрежденнаго мѣстнаго комитета общества попеченія о раненныхъ и больныхъ воинахъ. Предсѣдатель комитета, онъ же и предсѣдатель съѣзда, нарочно назначилъ общее собраніе комитета въ день засѣданія съѣзда, чтобы не заставить жившихъ въ уѣздѣ членовъ комитета, почетныхъ и участковыхъ мировыхъ судей, лишній разъ таскаться въ городъ.
Мировые судьи пріѣхали изъ уѣзда, какъ всегда они дѣлали, наканунѣ засѣданія съѣзда и, по давно заведенному порядку, вечеръ кануна провели въ общественномъ клубѣ за картами. Сказавши, что наши судьи провели вечеръ кануна въ клубѣ за картами, я долженъ оговориться: во-первыхъ, они просидѣли въ клубѣ нетолько вечеръ кануна, но и всю ночь, и все утро передъ засѣданіемъ до одиннадцати часовъ, словомъ, — до пріѣзда товарища прокурора, Шрапса, изъ Губернска; а во-вторыхъ, судьи провели находившееся въ ихъ распоряженіи свободное до засѣданія время, собственно говоря, не въ «общественномъ клубѣ», а въ помѣщеніи съѣзда, занимаемомъ клубомъ, потому что эти два, столь различныя по духу и цѣли учрежденія были тѣсно связаны между собою тѣмъ, что, съ самаго перваго дня открытія въ Z-скомъ уѣздѣ мировыхъ установленій, имѣли одну и ту же квартиру.
Земская управа занимала нижній этажъ лучшаго въ городѣ большого каменнаго дома, бель-этажъ котораго лѣтъ пятнадцать сряду сдавался домовладѣльцемъ «подъ клубъ». По постановленію земскаго собранія, наемъ помѣщенія для съѣзда лежалъ на обязанности земской управы, члены которой были, вмѣстѣ съ тѣмъ, и старшинами клуба[1]. Находя, что одна изъ залъ клуба можетъ съ удобствомъ служить и судебной камерой съѣзда, земская управа, за небольшую надбавку къ арендной платѣ, выговорила у домохозяина право «брать помѣщеніе клуба разъ въ мѣсяцъ подъ мировой съѣздъ». Канцелярія съѣзда получила въ свое распоряженіе для дневныхъ занятій дамскую уборную, небольшую комнату съ особымъ ходомъ по черной лѣстницѣ. Мировые судьи, сами — тоже старшины клуба, нашли, что «экономія никогда и нигдѣ не мѣшаетъ», а потому не обращали вниманія на маленькія неудобства «общаго и нераздѣльнаго» съ клубомъ пользованія однимъ и тѣмъ же помѣщеніемъ. Какъ бы то ни было, а вотъ уже скоро минетъ десять лѣтъ, какъ клубъ и съѣздъ мирно живутъ на одной квартирѣ. По введеніи общихъ судебныхъ мѣстъ, мировой съѣздъ уступалъ съ бою камеру четыре раза въ годъ и «подъ сессію окружного суда».
Съ 1-го іюня, на лѣтнее время, до 1-го сентября клубъ закрывался, и потому къ концу сезона посѣщался усерднѣе обыкновеннаго. «Вечера съ танцами» прекратились еще на масляницѣ и со второй недѣли поста до конца сезона, за исключеніемъ страстной недѣли, клубъ четыре раза въ недѣлю открывалъ свои двери для такъ называемыхъ «карточныхъ вечеровъ». Дамы въ это время посѣщали клубъ рѣдко, развѣ только по праздникамъ, и то если заранѣе сговорятся съѣхаться на стуколку. Вообще, кромѣ картъ и билліарда, клубъ не давалъ никакихъ развлеченій своимъ членамъ; картежная игра велась въ большую, и старшины, несмотря на запреты устава, нетолько допускали азартныя игры, но и сами участвовали въ нихъ, нерѣдко засиживаясь въ клубѣ до утра, а иногда и до вечера слѣдующаго дня. Разумѣется, никакихъ штрафовъ при этомъ не взыскивалось, потому что самимъ же старшинамъ пришлось бы первымъ платить ихъ. Такъ, изо дня въ день, изъ года въ годъ, «развлекалась» оффиціальная интеллигенція.
Участковые мировые хотя и числились старшинами клуба, но, живя въ уѣздѣ, въ своихъ усадьбахъ, гдѣ у нихъ были камеры, не могли, конечно, посѣщать клубъ наравнѣ съ городскими членами, однако, все-таки разъ или два въ мѣсяцъ пріѣзжали въ городъ «провѣтриться» и «отвести душу за зеленымъ полемъ», что въ особенности удавалось имъ «передъ съѣздомъ», такъ какъ на этотъ разъ они, обыкновенно, всѣ бывали въ сборѣ.
По нѣкоторымъ порученнымъ мнѣ дѣламъ, бывшимъ у мировыхъ судей въ производствѣ, мнѣ нужно было сдѣлать справки; поэтому, я отправился въ съѣздъ раньше обыкновеннаго, часовъ въ десять утра. Я зналъ, что тотъ промежутокъ времени, иногда весьма незначительный, когда клубъ, такъ сказать, передаетъ свое помѣщеніе съѣзду, будетъ самымъ удобнымъ временемъ для объясненій. Начнется засѣданіе — получить аудіенцію будетъ трудно или даже вовсе невозможно, потому что судьи не очень-то долюбливали, чтобы ихъ безпокоили въ то время, когда они «отжаривали» дѣла. Послѣ засѣданія, когда всякій спѣшилъ на вокзалъ обѣдать, дѣловой разговоръ, разумѣется, былъ опять-таки неумѣстенъ, тогда какъ до засѣданія я могъ разсчитывать, что хоть кого-нибудь изъ нихъ найду въ клубной билліардной, превращавшейся, съ началомъ разбирательства, въ совѣщательную, входъ въ которую съ этого момента для постороннихъ лицъ воспрещался по закону.
Когда я подходилъ къ клубу, у воротъ его и около крыльца уже собралась большая толпа крестьянъ, пріѣхавшихъ на съѣздъ изъ уѣзда, и городскихъ жителей изъ бѣднаго мѣщанства. Въ мартѣ очередного засѣданія съѣзда не было, отчасти потому, что оно приходилось на святой недѣлѣ, отчасти и потому, что, за половодьемъ, судьямъ трудно было выбраться «изъ своихъ норъ», какъ они называли свои усадьбы. Разумѣется, за два мѣсяца, не рѣшенныхъ дѣлъ въ съѣздѣ накопилось много, и тяжущихся, и свидѣтелей явилось къ разбирательству гораздо болѣе обыкновеннаго, а обыкновенно съѣздъ рѣшалъ за присѣстъ въ одно засѣданіе отъ 20-ти до 25-ти дѣлъ.
— Не пущаютъ! закричали мнѣ изъ толпы, когда я всходилъ на крыльцо. — Еще «глубъ» не прикончился! Сверхъ сроку заигрались!
Но не пустить меня въ неприкончившійскя клубъ не было основанія: я былъ членомъ, хотя и рѣдко посѣщалъ его.
— Исправникъ здѣсь? тревожнымъ, запыхавшимся голосомъ спросилъ кто-то позади меня. Я оглянулся. Знакомый мнѣ старшина Тулуповской Волости, въ синей поддевкѣ, съ медалью на шеѣ, за нимъ — волостной писарь, въ рыжемъ, сильно вылинявшемъ пальто, со связкою книгъ подъ мышкой, завязанныхъ въ грязный коричневый, клѣтками, платокъ, и человѣкъ двадцать сельскихъ старостъ, въ старенькихъ, заплатанныхъ полушубкахъ съ должностными знаками на груди, протискивались къ крыльцу сквозь густую толпу столпившейся здѣсь публики. Волоса на головѣ и бородѣ и костюмъ ихъ были всѣ въ сѣнѣ, что доказывало, что люди только-что сейчасъ съ дороги.
— Тутъ всѣхъ найдешь, кого надобно! съ усмѣшкой отвѣтилъ одинъ изъ городскихъ. — Аль случилось что важное? Набилизація, что ль? тревожно спросилъ онъ.
Въ провинціи въ это время всѣ ожидали организаціи ополченія.
— Про набилизацію-то вы прежде нашего знали бъ!.. Мнѣ вотъ отъ «самого» приказъ пришелъ, чтобы ныньче въ девять часовъ съ податными списками да со старостами къ нему явиться, а мы запоздали… И то всю ночь сломя голову ѣхали! А вчера до вечера на оцѣнкѣ со становымъ провозились: евдокейскую половину начисто очистили! не безъ гордости похвалился онъ. — Сейчасъ вотъ приходимъ мы къ барину, а его дома нѣту, сказали: на мировомъ съѣздѣ ищите…
— «Клубъ» еще не прикончился! какой тутъ мировой съѣздъ? перебилъ его обыватель.
— Ну, и слава тебѣ, Господи! А я это бѣгу сюда, да и думаю: ужь быть мнѣ за просрочку семь денъ подъ арестомъ — чай, знаешь, какой онъ съ нашимъ братомъ строгій? — Бѣгу, да и молю Бога, чтобъ, хоть на три-то денечка! весело проговорилъ онъ. — Ребята, ступай въ казначейство! приказалъ онъ старостамъ. — Теперь раньше вечера къ нему, видно, не попадешь!.. Сдадите подати, съ квитанцами подходите къ бариновой квартирѣ, я тамъ у воротъ дождусь: мнѣ все таки прямымъ лицомъ къ нему отъявиться надо!.. Объявленія-то, кто сколько вносить будетъ, ты всѣмъ имъ роздалъ? спросилъ онъ у писаря.
— Получили, получили, Егоръ Алексѣичъ! въ нѣсколько голосъ отвѣтили старосты.
— Ну, идетъ! торопилъ ихъ староста. — А ты около полиціи покарауль, да прибѣги мнѣ сказать, потому неравно онъ туда проѣдетъ! наказывалъ онъ писарю.
— Куда гонишь-то! Еще и казначей, надо быть, здѣсь! Я на дворѣ сейчасъ его лошадь видѣлъ! остановилъ его обыватель.
На дворѣ, дѣйствительно, стоялъ цѣлый рядъ «собственныхъ» и извощичьихъ тарантасовъ, въ которыхъ спали или дремали возницы.
— Въ трактиръ бы намъ, Егоръ Алексѣичъ, чайку… заикнулся одинъ изъ старостъ, видя, что старшина удостовѣрился въ справедливости словъ обывателя.
— Такова я вамъ задамъ чайку, что своихъ не узнаете! полушутя, полусерьёзно оборвалъ тотъ говорившаго. — Чаевникъ какой выискался: у меня у самого со вчерашняго дня маковой росинки во рту не было, да и то терплю… Забавитесь въ трактирѣ, какъ въ прошлый разъ, а мнѣ за васъ глазами свѣтить, да своими боками отдуваться! Ступайте, ступайте! У казначейства, смотри, дожидайся! настрого приказалъ старшина! — Приду, провѣрю, коли кого на мѣстѣ не найду, у меня — знаешь: по свойски!.. добавилъ онъ, вылѣзая изъ толпы. — Нешто узнать, съ выигрышемъ, аль съ проигрышемъ? пріостановился онъ на минуту въ раздумьѣ. — Теперь Иваныча-то, чай, не найдешь! Къ съѣзду, небось, присутствіе готовитъ! Ну, идемъ, идемъ! толкнулъ онъ въ шею пріостановившагося-было въ хвостѣ своей гурьбы сторожа.
— Ишь она, служба то! замѣтилъ одинъ изъ стоявшихъ въ толпѣ тяжущихся крестьянъ. — Въ городъ пріѣхали и чайку напиться нельзя!
— Мнѣ вотъ и не служба, а тоже поболѣ полсутокъ не пивши, не ѣвши, потому просрочить очень боялся. Дорога — грязь. Бился, бился, ну, просто изъ силъ выбился, верстъ десятокъ пѣшкомъ шелъ, потому, вижу, лошадь пустую тележку насилу тащитъ! А какъ ввалился въ городъ, кинулъ ее, не выпрягавши, у Ермилъ Павлыча на постояломъ, да сейчасъ сюда, а здѣсь еще и судомъ, вишь, не пахнетъ! разсказывалъ другой. — За десять лѣтъ привелъ Господь засудиться впервые — не знаешь, что и какъ!
— Да вотъ! Часъ назадъ, сюда на двухъ телегахъ, «парами», подъѣзжали, надо быть, со свидѣтелями своими, да народъ-то, должно, бывалый, заворотили оглобли назадъ, говорятъ: «коли глубъ не прикончился, то пообѣдать, да выспаться успѣешь, пока гражданскія дѣла рѣшать начнутъ!» прибавилъ третій.
— На все привычка! заговорилъ съ крестьянами мѣщанинъ. — Я вотъ, къ примѣру, и здѣшній, и знаю, что раньше полдёнъ не начнутъ, а все оно на сердцѣ-то скребочетъ, коли не въ срокъ по повѣсткѣ явишься, все думается: какъ бы не «спросили», да какъ бы безъ себя-то вѣрнаго дѣла не проиграть!
Его обступили.
— А что, милый человѣкъ, не знаешь ли, скоро кружной судъ пріѣдетъ? пристала къ нему крестьянка. — Сказывали: объ эту пору завсегда наѣзжаетъ!
— Не слыхать, чтобы притаманно когда именно, а безпремѣнно въ будущемъ мѣсяцѣ будетъ! поспѣшилъ онъ ей отвѣтить. — Нешто у тебя дѣла какія уголовныя?
— Мужъ въ острогѣ сидитъ! коротко и сквозь слезы отвѣтила она.
— Ну, что таперь про турку слышно? спросилъ все у того же горожанина обыватель деревни. — Чай, здѣсь но городу все больше нашего, деревенскаго, извѣстно?.. Англичанка-то съ австріякомъ не влипаютъ?
Мѣщанинъ началъ разсказывать тѣсно столпившимся вокругъ него крестьянамъ про текущія политическія и военныя событія.
Мнѣ пришлось быть невольнымъ свидѣтелемъ описаннной сцены, потому что я все это время стоялъ на крыльцѣ и пробѣгалъ вывѣшанный на наружныхъ дверяхъ клуба списокъ дѣлъ, подлежавшихъ разсмотрѣнію съѣзда на нынѣшній день. Всѣхъ дѣлъ было назначено къ слушанію пятьдесятъ два: тридцать два уголовныхъ, восемнадцать гражданскихъ и двѣ частныя жалобы. Особенное вниманіе мое обращало на себя то обстоятельство, что, по крайней мѣрѣ, съ десятокъ уголовныхъ и дѣлъ шесть гражданскихъ принадлежали братьямъ Еферію и Петру Иванычамъ Прощекальниковымъ, зажиточнымъ Z-скимъ торговцамъ, имѣвшимъ въ общемъ и нераздѣльномъ владѣніи домъ и жившимъ между собою въ крайне враждебныхъ отношеніяхъ. Круглымъ числомъ, ежемѣсячно у нихъ возникало по десяти дѣлъ, и все больше уголовныхъ. Еферій Иванычъ, который не даромъ слылъ въ Z за «перваго по городу кляузника», заводилъ и обставлялъ дѣла съ такимъ искуствомъ, что почти всегда выигрывалъ ихъ, хотя, говоря по справедливости, едва ли изъ трехъ дѣлъ одно имѣлъ правое.
Въ числѣ уголовныхъ дѣлъ, какъ болѣе интересное, можно было отмѣтить дѣло по обвиненію содержателя постоялаго двора, мѣщанина Ермила Петрова, въ допущеніи въ заведеніи своемъ непотребства и объ оскорбленіи имъ же, Павловымъ, городового «на словахъ», а между гражданскими — дѣло по иску священника села Благовѣщенска, Ивана Рождественскаго, съ Х-скаго мѣщанина Ечеистова «дочери сего послѣдняго, или стоимости ея воспитанія въ размѣрѣ 400 руб.». — Моихъ дѣлъ стояло въ спискѣ четыре, въ томъ числѣ и дѣло Ечеистова, съ котораго судья присудилъ ко взысканію въ пользу истца 330 руб. и который поручилъ мнѣ веденіе этого дѣла въ съѣздѣ.
— Павелъ Николаичъ! Что-жь это вы здѣсь? услыхалъ я свое имя и громкій, хорошо мнѣ знакомый голосъ «губернскаго» частнаго повѣреннаго, Юрія Степановича Кутырина.
Мы поздоровались.
— Что это значитъ: вся публика — на улицѣ?.. Вѣроятно, при закрытыхъ дверяхъ что нибудь пикантное, а? Давно началось засѣданіе? закидалъ онъ меня вопросами. — Дайте-ка заглянуть въ списокъ.
— Да! говорю я. — Какъ видите: пока при закрытыхъ…
— Еще клубъ не прикончился! поспѣлъ поправить меня стоявшій на крыльцѣ обыватель.
— Ахъ, да! Мнѣ разсказывали, а я и забылъ, что у васъ клубъ со съѣздомъ на одной квартирѣ!.. Однако, дожидаться здѣсь на улицѣ, пока закроется клубъ и откроется съѣздъ — это тоже имѣетъ свою пріятность!.. Положимъ, что сегодня погода еще ничего, ну, а въ дождь, въ снѣгъ, въ непогодь какъ? Неужели все тутъ же на улицѣ?
— Кто — тутъ, а у кого деньги есть — тотъ въ питейный, аль въ трактиръ идетъ, тамъ и ждетъ!
— Это пре-красно! вытянулъ на распѣвъ Кутыринъ. — Пойдемте же на верхъ. Клубъ вѣдь на верху, да? А мнѣ очень интересно посмотрѣть, какъ тамъ у васъ все это! обратился онъ ко мнѣ.
— Вамъ, пожалуй, придется записаться гостемъ и заплатить полтинникъ за входъ, предупредилъ я его. — Хотите, я запишу? Я — членъ.
— Это въ съѣздъ-то записаться гостемъ и заплатить полтинникъ за входъ? Слуга покорный! При заключеніи условій съ моимъ довѣреннымъ, подобнаго расхода не предвидѣлось, и я не вправѣ его дѣлать! Ни гроша не дамъ! Моего довѣрителя вызвали въ съѣздъ, всѣхъ ихъ, указалъ онъ на публику у крыльца: — вызвали въ съѣздъ, и пожалуйте намъ съѣздъ! Намъ клуба не надо. Виноватъ ли я, если, идя въ съѣздъ, попадаю въ клубъ! Я потребую, чтобы мнѣ указали, гдѣ «съѣздъ», непремѣнно потребую! харахорился Кутыринъ, поднимаясь вслѣдъ за мною по лѣстницѣ на второй этажъ, въ помѣщеніе клуба и съѣзда.
— Вы по кз.кому дѣлу и давно ли пріѣхали? спросилъ я его, перемѣняя разговоръ.
— Нелегкая съ утреннимъ поѣздомъ принесла-съ! А могъ бы пріѣхать въ 11 часовъ и попасть во время.
— Товарищъ прокурора всегда съ одиннадцатичасовымъ и прямо къ засѣданію.
— А если опоздаетъ поѣздъ, тогда что?
— Разумѣется — ждемъ!
— Вы, кажется, спрашивали, по какому я дѣлу пріѣхалъ? Вы лучше спросите, по сколькимъ дѣламъ я пріѣхалъ! По четырнадцати дѣламъ съ купца Петра Прещекальникова-съ, обиженнаго своимъ кляузнымъ братцемъ, Еферіемъ! Вотъ артистъ-то, этотъ Еферій! Ну, да вы, вѣроятно, хорошо его знаете?.. Отчего вы не взялись защищать дѣла этого Петра? Вамъ вѣдь предлагалъ онъ?
— Оттого, что не разсчитывалъ ихъ выиграть.
— Пустое! Его дѣла всѣ должны рѣшиться въ нашу пользу!.. Чудакъ этотъ Петръ! Пріѣзжаетъ, на прошлой нѣдѣлѣ, ко мнѣ, въ Губернскъ: «У меня, говоритъ, съ роднымъ братомъ четырнадцать дѣлъ тридцатаго числа на Z-скомъ съѣздѣ рѣшаться будетъ; сколько, говоритъ, чехомъ, возьмешь за всѣ?» — Я загнулъ полтораста, а онъ по рукамъ. Пятьдесятъ выбросилъ впередъ, а остальные по пріѣздѣ, и очень ужь упрашивалъ, «для своего спокойствія», чтобы я пріѣхалъ съ утреннимъ поѣздомъ. — Ну, думаю себѣ, отчего человѣка не уважить!
Въ передней вся вѣшалка была занята верхнимъ платьемъ засидѣвшихся игроковъ. У свободной стѣны этой комнаты, на широкой скамьѣ, растянувшись въ длину ея, лежалъ ничкомъ швейцаръ или, лучше сказать, сторожъ клуба, Иванычъ, и храпѣлъ во всю ивановскую. Его-то именно и желалъ видѣть тулуновскій старшина, чтобы выспросить о состояніи кармана и, въ зависимости отъ того, о расположеніи духа своего непосредственнаго начальника.
Кутыринъ насилу растолкалъ его.
— Что ты спишь? пѣлъ онъ ему надъ ухомъ. — «Встань, проснись, подымись, на себя погляди, ужь сосѣди твои работаютъ давно!..»
Тотъ лѣниво приподнялся и сѣлъ на лавкѣ.
— Прими-ка, голубчикъ, пальто и покажи мнѣ, гдѣ у васъ съѣздъ? спросилъ у него Кутыринъ: — здѣсь, что ли? указалъ онъ на полупритворенныя двери игральной залы клуба, откуда доносился громкій хохотъ игравшихъ.
— Пожалуйте пятьдесятъ копеекъ и распишитесь въ книгѣ! не понявъ въ чемъ дѣло и все еще сидя съ просонья на лавкѣ, потребовалъ съ него Иванычъ.
— Чуда-акъ! Мнѣ не въ клу-убъ! Ты покажи мнѣ, какъ на мировой съѣздъ пройти!
— А на съѣздъ еще рано! грубо отвѣтилъ ему сторожъ. — Еще присутствіе не сготовлено!
— Десять часовъ одиннадцатый — это, по твоему, рано? спросилъ Кутыринъ.
Иванычъ такъ и подпрыгнулъ на скамейкѣ.
— Де-есять!.. Ай, батюшки, вотъ разоспался-то!.. Чертогоновъ-то своихъ сейчасъ повыгоню и, живой рукой, присутствіе составлю.
Въ игральной комнатѣ опять взрывъ хохота. Кто-то звонилъ въ колокольчикъ и требовалъ Иваныча.
— Иванычъ, а Иванычъ! Свѣжую игру картъ подай!
Иванычъ со всѣхъ ногъ побѣжалъ въ игральную, а вслѣдъ за нимъ, вошли туда и мы.
Три стола стояли пустыми, а за четверьмя сидѣли еще игроки: на двухъ играли въ стуколку, по полтора ставка, въ шестеромъ за каждымъ, и на двухъ же — въ банчокъ, «по трешницѣ на закладку», за однимъ восемь, за другимъ девять человѣкъ. Правду сказалъ старшинѣ обыватель, что здѣсь можно было найти «кого хочешь»: всѣ представители провинціальной чиновничьей іерархіи были здѣсь на лицо. Не было только предводителя: онъ не любилъ картъ. Купцовъ и вообще нечиновныхъ обывателей города вы нашли бы здѣсь меньше, чѣмъ на половину, такъ что клубъ, хотя и назывался «общественнымъ», но, правильнѣе, долженъ былъ бы носить названіе «чиновничьяго». Исправникъ, его помощникъ, казначей, акцизный надзиратель, директоръ банка, бухгалтеръ и два купца, изъ которыхъ одинъ выглядѣлъ совсѣмъ еще мальчишкой, вели постоянную игру въ банчокъ, по трешницѣ ставка. Это была «своя партія». — На другомъ столѣ тоже играли въ банчокъ: городской голова, два участковыхъ мировыхъ, предсѣдатель съѣзда и комитета «Краснаго Креста», надзиратель за питомцами воспитательнаго дома, членъ земской управы, фельдшеръ съ желѣзной дороги, ревизоръ движенія оттуда же и, наконецъ, частное лицо: мѣстный землевладѣлецъ, бывшій въ клубѣ въ качествѣ гостя. У него были дѣла на съѣздѣ, и онъ потому и пріѣхалъ въ клубъ, какъ я послѣ узналъ, чтобы «по дружески» разсказать, «какъ было дѣло», за которое его кучеръ, «каналья, какихъ, повѣрьте совѣсти, еще свѣтъ не родилъ, притянулъ меня, своего бывшаго помѣщика, къ суду и недоволенъ вѣдь тѣмъ, что судья постановилъ оправдательный приговоръ, а вздумалъ еще съѣздъ безпокоить — апелляцію, извольте видѣть, въ съѣздъ подалъ, поступить со мною по всей строгости уголовныхъ законовъ, за какіе-то побои проситъ». — Изъ некупцовъ, за двумя остальными столами со стуколкой сидѣли двое участковыхъ, одинъ почетный, судебный приставъ съѣзда и другой членъ съѣзда земской управы.
Довольно обширная, высокая зала, съ большими окнами, была точно въ туманѣ: такъ сильно въ ней было накурено. Несмотря на настежь раскрытыя въ гостиную и большую билліардную двери, испорченная атмосфера этого будущаго присутствія съѣзда, лишь только мы вошли сюда, такъ и обдала насъ тѣмъ противнымъ, промозглымъ запахомъ сыри, кислятины, какой-то псины, какой можно встрѣтить только въ трактирахъ низшаго разбора и кабакахъ. Кутыринъ даже съ непривычки чихнулъ: «Чортъ знаетъ что здѣсь такое!» выругался онъ.
Яркими до боли глазъ, синеватыми полосами врывались въ эту залу длинные лучи высоко поднявшагося солнышка и освѣщали всю эту картину: и эти лоснящіяся, неумытыя лица съ напухшими отъ безсонной ночи глазами, и эти исписанные мѣломъ столы съ обсыпанными пепломъ подсвѣчниками, въ которыхъ догорали оставленныя «для закурки» свѣчи, и этотъ полъ, весь загаженный пепломъ и растоптаннымъ мѣломъ, повсюду усѣянный окурками папиросъ, обрывками картъ и недоѣденными кусочками хлѣба, подававшагося на закуску къ выпивкѣ, и, въ довершеніе всего — залитый около столовъ водкою и пивомъ, полузасохшія пятна котораго такъ ярко блистали на солнцѣ.
— Казна, ставь ремизъ! ха, ха, ха, ха!… Ставь, казна, ставь! гоготали за первымъ, ближайшимъ къ намъ столомъ, за которымъ сидѣли исправникъ съ помощникомъ и казначей, и гоготали такъ громко, что игравшіе за другими столами бросили на минуту свою игру и подбѣжали сюда, чтобы узнать, въ чемъ дѣло.
— Что такое? Что такое?
— Казнѣ во второй разъ на трехъ короляхъ ремизъ! покатываясь со смѣху и хохоча какъ-то особенно, «въ себя», «внутрь», съ взвизгиваніями выкрикнулъ молодой купчикъ.
— Казнѣ нынче и на короляхъ не везетъ! хохоча подтвердилъ исправникъ.
— Да замолчите вы, собаки!… Оборвали всего, и зубы еще скалите, псы! разсерженнымъ голосомъ закричалъ одинъ изъ игроковъ, увеличивая тѣмъ всеобщую веселость.
Кутыринъ въ недоумѣніи вскинулъ на меня глазами.
— Что это значитъ? спросилъ онъ.
— Развѣ вы не знаете игры въ банчокъ, сдаютъ на три карты…
— Знаю, знаю! перебилъ онъ меня. — Нѣтъ, я не то! Что такое «казна», скажите?
— Прозвище уѣзднаго казначея.
Кутыринъ, показалось мнѣ, былъ очень смущенъ.
— Неужели это у васъ всегда такъ? спросилъ онъ, показывая рукою не то на лежащую на полу гадость, не то на всю честную компанію опять разсѣвшихся по мѣстамъ игроковъ.
— Почти.
— Какъ мало еще мы, русскіе, «консервативны!» Заведемъ что-нибудь хорошенькое — сейчасъ же и изгадимъ! Не утерпимъ, сію-жъ минуту испортимъ и даже испакостимъ! Такъ-таки сами своими руками и изгадимъ! Возьмите, напримѣръ, земство! Возьмите, провинціальные окружные суды! На что они стали теперь похожи?.. Ужь хапенъ-гевезенъ началось въ видѣ займа у адвокатовъ, безъ процевтовъ и, разумѣется, безъ отдачи! Имѣю несомнѣннѣйшія данныя. Ну, а возьмите, наконецъ, этотъ вашъ клубъ-съѣздъ или съѣздъ-клубъ, — не знаю ужь какъ и назвать! Ну, развѣ возможно хотя бы въ мысляхъ допустить существованіе такого безобразія? Мнѣ разсказывали, я не вѣрилъ, а теперь воочію…
Что безобразіе, на которое указывалъ мнѣ Кутыринъ, долѣе терпимо быть не могло, прежде всего, кажется, понялъ Иванычъ.
Онъ подбѣжалъ къ игравшимъ въ стуколку и, ухватившись обѣими руками за столъ, сталъ тащить его къ себѣ.
— Позвольте потревожить!
— Что ты, ошалѣлъ, что ли? остановилъ его членъ земской управы, ударивъ кулакомъ по рукѣ. — У тебя карты спрашиваютъ, а ты за столъ хватаешься? Давай новую игру! Ну, живо!
— Кончать надо, не дамъ вамъ картъ и эти отберу! Мнѣ столъ пожалуйте! Пора присутствіе устраивать!
— Дай поиграть еще съ полчасика!
— Завяжетесь — больше часу проиграете! Лучше бросьте! уговаривалъ Иванычъ, держась за столъ.
— Да, отстань же ты! закричалъ членъ управы, еще разъ и шибче прежняго ударилъ Иваныча кулакомъ по рукамъ. — И безъ тебя тошно, а тутъ ты еще пристаешь: весь вечеръ бьетъ безъ пощады карта, хоть ты что хошь! раздраженнымъ, нервнымъ голосомъ сталъ онъ объяснять Иванычу о своемъ несчастіи. — Видишь, три пустыхъ стола стоятъ, ну, и возьми ихъ пока, а нашъ оставь! На вотъ, бери себѣ все, что тутъ подъ подсвѣчникомъ лежитъ: это мы тебѣ за ночь съ большихъ ремизовъ на чай собрали! Получилъ? Ну, и уходи ты къ чо-орту! бросая съ отчаяніемъ въ жестѣ вновь сданныя ему карты, крикнулъ онъ на сторожа, отпихивая его отъ стола.
Тотъ получилъ деньги и куда то скрылся.
Между тѣмъ, стоявшая около крыльца публика, соскучившись дожидаться закрытія клуба и открытія присутствія съѣзда, забралась въ переднюю. Нѣсколько крестьянъ простерли свою дерзость до того, что ворвались въ залу. Съ шумомъ растворивъ двери и увидя эту прелестную, представившуюся ихъ глазамъ картину, они въ изумленіи остановились на порогѣ.
Мы съ Кутыринымъ усѣлись въ сторонѣ, около бикса, стоявшаго въ углу, и, быть можетъ, благодаря нашей скромности и тому, что мы «не лѣзли на глаза», остались незамѣченными. Дѣло и при насъ шло такъ же, какъ и безъ насъ. Впрочемъ, вѣдь едва ли бы кто изъ игравшихъ сталъ стѣсняться присутствіемъ посторонняго человѣка: провинціалы у себя дома безцеремонны и беззастѣнчивы.
Первый, кто обратилъ вниманіе на дерзновенныхъ, это — судебный приставъ. Хотя клубъ не уступалъ еще своего помѣщенія съѣзду, но членъ клуба вступилъ уже въ права судебнаго пристава и закричалъ на вошедшихъ:
— Вы чего прилѣзли? Пошли вонъ!
— Мы чаяли, разборка дѣловъ, можетъ, началась… отвѣтилъ одинъ изъ нихъ, пятясь назадъ.
— Пошли вонъ! закричалъ онъ на нихъ во второй разъ. — Куда жъ это нашъ старый дуракъ исчезъ? И двери не заперъ, сѣдой чортъ! обругалъ онъ Иваныча.
— Господа-то, должно, еще не вполнѣ! — проговорилъ все тотъ же крестьянинъ, прячась за дверь. — Идемъ вонки (вонъ)! скомандовалъ онъ въ передней. — Еще «глубъ» не прикончился!
Привилегированная публика, члены клуба, входила въ залу безъ запрета. Явился нотаріусъ и въ тоже время частный повѣренный, за нимъ въ слѣдъ вошли еще двое частныхъ повѣрённыхъ и помощникъ надзирателя за питомцами. Еще моментъ — и всѣ они сидѣли за картами въ числѣ играющихъ.
— Подкрѣпленіе пришло во-время, шепнулъ мнѣ Кутыринъ.
Минуту спустя, съ эффектомъ влетѣлъ въ залу агентъ страхованія. Остановившись посреди залы и поднявши руки къ небу, онъ съ паѳосомъ произнесъ:
— Черти вы, черти! Безобразники вы, безобразники! Окаянные вы, окаянные! Бить-то васъ некому! Колотить-то васъ нечѣмъ! Ну, за что вы полтораста или двѣсти человѣкъ народу-то мучаете, безбожники!
Всѣ разсмѣялись. «Во, чудотворъ нашъ пришелъ!» сказалъ директоръ банка, смѣясь пуще другихъ. Онъ былъ очень смѣшливъ, и выходки агента всегда потѣшали его до слёзъ.
— Теперь тепло! За пріятность на воздухѣ побыть! отвѣтилъ агенту, какъ бы въ свое оправданіе, купецъ.
— Сейчасъ кончаемъ, кончаемъ, господа! для очищенія совѣсти предложилъ предсѣдатель съѣзда.
— Ну, вотъ, кончаемъ! Поиграемъ еще чуточку! уперся казначей. — Эй ты, чудотворъ, присаживайся-ка къ намъ! крикнулъ онъ агенту.
— А за тобой, казна, ныньче сколько разъ присяжные то изъ казначейства прибѣгали? спросилъ у него агентъ.
— Ни разу! конфузливо отвѣтилъ казначей и, быстро оправляясь, прибавилъ: — Ну, тебя, садись что ли!
— Врешь ты, казна, врешь! Мимо казначейства сейчасъ шелъ: народищу принесло страсть что!.. Деньгу, должно, приволокли! Иди-ка ты, лучше, огребай!
— Тебѣ хорошо говорить: ты сытъ и выспался! Забралъ двѣ сотни, да и уѣхалъ, съ полночи домой!.. Смѣяться-то можно!.. Ну, садись, чортовъ сынъ, что ли! На, бери карты!
— Игра кончается, а онъ — «садись»! дурака нашелъ!.. Ты-то чего къ игрѣ прилипъ? Иль возжа подъ хвостъ попала? спросилъ при всеобщемъ хохотѣ у казначея агентъ. — А! попала?
— Однако, господа, не пора-ли и въ самомъ дѣлѣ бросить? замѣтилъ одинъ изъ участковыхъ мировыхъ. — Сейчасъ долженъ товарищъ прокурора пріѣхать.
— Ну, ужъ вовсе не сейчасъ, а, по крайней мѣрѣ, черезъ полчаса! сказалъ ему, посмотря на часы, другой мировой, очень бойкій на языкъ. — А намъ плевать! — Въ прошлый разъ онъ покипятился, покипятился, да и остылъ. Разошелся было передо мной: помилуйте, говоритъ, господа, на что жъ это у васъ похоже? публика васъ ждетъ, а вы въ карты играете! — А я ему въ отвѣтъ: — а, позвольте, говорю, спросить: есть гдѣ-нибудь въ законѣ, чтобы публика впускалась въ залу засѣданія за столько-то именно времени до открытія онаго? — Онъ мнѣ: — «по здравому смыслу — говоритъ — чѣмъ раньше, тѣмъ лучше». — А я ему такую пулю отлилъ, что онъ у меня теперь ужь и не заикнется! — По здравому то, говорю, смыслу, вы должны бы въ нашемъ городѣ жить, а вы въ Губернскѣ живете, изъ-за нѣсколькихъ сотъ верстъ за слѣдствіями-то наблюдаете! Живя у насъ, вы разъѣздныхъ то не получали бы! По здравому-то, говорю, смыслу, вамъ бы еще вчера нужно было къ намъ пожаловать, да съ дѣлами хорошенько познакомиться, а вы къ намъ передъ самымъ засѣданіемъ жалуете, да не выспавшись и не читавши дѣлъ заключенія даете!"… Ну, и смолкъ мой прокуроръ. — И то вѣдь правда! Извольте-ка всю ночь въ вагонѣ провести, да потомъ по двадцати уголовнымъ, да по нѣсколькимъ гражданскимъ дѣламъ заключеніе дать… Стойте, стойте! остановилъ онъ сдающаго. — Иду на весь банкъ! Контру иду!.. А! контру ужь идутъ! Ну, переконтру иду!.. Ну, вскрывай, что-ль, не мучь! Ахъ, подлецъ! Четвертую масть открылъ. Вы посмотрите-ка, господа, у меня что за игра-то была! Три туза! Никто не убилъ? Ну, казна, забралъ ты съ насъ денегъ кучу! сколько мнѣ ставить: восемьдесятъ рублей?.. Ахъ, чортъ возьми! у меня не хватитъ… Эй, земская управа, нѣтъ ли у тебя двухъ четвертныхъ, сегодня жъ, при полученіи жалованья, вычтемъ!
— А сегодня жалованья никому платить не придется! объявилъ членъ земской управы. — Въ ящикѣ всего только шестьсотъ пятьдесятъ рублей: на управу, и то не хватитъ! съоткровенничалъ онъ.
— Вы сами-то не получайте, да намъ дайте!.. Казна, я не плачу, потому что земство мнѣ жалованья не платитъ!
— Больше ста тысячъ за крестьянами въ недоимкѣ! оправдывался членъ управы.
— Мнѣ что за дѣло! азартно накинулся мировой. — Взыскивайте! Примите мѣры!
— Господа! Играть, такъ играть, а ругаться, такъ ругаться! остановилъ спорившихъ казначей. — Вы у меня спросили бы, будетъ ли земская управа жалованье выдавать, и я сказалъ бы вамъ, что будетъ, потому что вчера было внесено по счету уѣздныхъ земскихъ суммъ тысячу девятьсотъ сорокъ рублей съ копейками. Сегодня управа и вѣдомость объ этомъ получитъ!
— Душка! чего-жь ты раньше-то намъ не сказалъ! вскакивая и обнимая казначея, вскричалъ мировой.
Игра пошла своимъ чередомъ. Только и было слышно: «пасъ», «безъ пасъ», «иду», «стукнулъ», «иду на все!»
Однако, сейчасъ эта зала — не больше, какъ «игральная» клуба, а черезъ полчаса или много черезъ часъ она должна быть присутственною камерой съѣзда. И какъ живо на нашихъ глазахъ, на глазахъ всѣхъ игроковъ, превратилась она подъ руками волшебника Иваныча въ присутствіе съѣзда. Пропавъ куда-то на минутку, какъ сторожъ клуба, онъ явился снова уже не въ черномъ замасляномъ сюртукѣ, а въ мундирѣ отставнаго унтеръ-офицера, умытый, причесанный, какъ бы показывая этимъ, что съ перемѣной, костюма онъ пересталъ существовать для клуба и превратился въ вахтера съѣзда.
— Наконецъ-то я уловилъ моментъ, когда клубъ перадаетъ свои права на эту залу съѣзду! сказалъ мнѣ Кутыринъ, увидя Иваныча въ мундирѣ.
Быстро, почти моментально, подъ руками Иваныча выросъ присутственный столъ. Поставивъ три ломберныхъ стола въ рядъ параллельно широкой стѣнѣ залы, онъ накрылъ ихъ большимъ кускомъ зеленаго сукна, отороченнаго мишурнымъ позументомъ, спустилъ его до полу, и передъ нами — длинный, какъ надо быть, присутственный столъ.
— Мѣлъ-то стеръ бы! замѣтилъ ему, одинъ изъ участковыхъ, оглянувшись въ его сторону, когда онъ задвигалъ столами. — Ну, господа, Иванычъ ужъ одѣлся — пора кончать!
— А подъ сукномъ-то развѣ что видно? грубо спросилъ у него Иванычъ, устанавливая позади стола три кресла съ высокими стѣнками для состава присутствія. Теперь ужь не время прибираться! Опосля вычищу!
Онъ подошелъ къ игравшимъ въ стуколку.
— Теперь позвольте васъ ужь окончательно потревожить! сказалъ онъ игравшимъ.
— Что тебѣ, что? спросилъ у него кто-то. — Давеча ты получилъ съ вашего стола рубля полтора и будь доволенъ!
— Да нешто я на счетъ получки! Столъ нуженъ! Вотъ что!.. Да еще вотъ это кресло подъ товарища прокурора! указалъ Иванычъ на кресло, на которомъ сидѣлъ мировой.
— Убирайся ты отъ насъ къ чо-орту! азартно закричалъ на него одинъ изъ участковыхъ, бывшій, какъ можно было замѣтить по безпокойному и недовольному выраженію его лица, въ большомъ проигрышѣ.
— Уберусь я къ чорту, а кто-жъ присутствіе-то сготовитъ? Само собою оно не сдѣлается! Видите: два стола мнѣ нужны: одинъ товарищу прокурора, другой — секретарю!.. Одинъ-то я въ гостинной возьму, на которомъ свечера барыни въ стуколку играли, а другой-то вы пожалуйте!
— Отчего-жъ ты у тѣхъ вонъ не берешь? указалъ ему на другой столъ со стуколкой.
— Ростомъ не подходитъ! У меня всѣ пять столовъ подъ ростъ подобраны! Ну, пожалуйте-съ! Добромъ не дадите, карты отыму! Сами-жъ вы всѣ такое мнѣ дозволенье дали, такъ прошу не серчать! Позвольте! Позвольте-съ!
— Судебный приставъ! Да прогони ты его къ чорту! закричалъ приставу судья, отпихивая Иваныча отъ стола ногою.
Служитель съѣзда такъ ужь привыкъ ко всѣмъ этимъ выходкамъ, что не обращалъ на нихъ никакого вниманія, и простеръ свою дерзость до того, что ухватился за край стола обѣими руками и довольно-таки сильно дернулъ его изъ-подъ играющихъ. Начавъ свою службу въ клубѣ съ самаго введенія мировыхъ учрежденій въ дѣйствіе, онъ считалъ себя въ правѣ обращаться съ игроками, какъ съ дѣтьми, и тѣ, въ особенности мировые судьи, нетолько не были на него за то въ претензіи, но даже всегда дѣлали ему впослѣдствіи выговоръ, если онъ дѣйствовалъ не настойчиво.
— Не отстану, пока не отдадите! Лучше отдайте по чести! уговаривалъ онъ играющихъ. — Э-эхъ! Набилизацію бы на васъ напустить еще разъ, какъ въ прошломъ году!.. Она-бъ васъ, матушка, живо по своимъ мѣстамъ разставила! Забыли, что съ вами было?..
Всѣ захохотали. Хитрый старикъ зналъ, на что билъ. Игроки любили вспоминать о переполохѣ, произведенномъ въ нашемъ Z-скомъ клубѣ въ ночь на 2-е ноября 1876 года, а Иванычъ умѣлъ о немъ разсказывать и зналъ, что ему перепадетъ за то рубликъ сверхъ всего. Въ первое время, онъ почти каждый клубный день угощалъ этимъ публику.
— Разскажи-ка, разскажи! закричали среди всеобщаго смѣха съ разныхъ сторонъ. — Это на счетъ слѣдователей-то!
— Ну, и на счетъ васъ всѣхъ, господа!.. Да не босъ вы уже и на память все знаете! Сколько разъ было говорено — со счету сбился!
— Ну у! Разсказывай, разсказывай! Давно не разсказывалъ! На вотъ, получай съ нашего стола! подалъ голова Иванычу рублевку, которую тотъ не замедлилъ съ благодарностію взять.
— Тутъ все: и «на чай» съ нашего стола!
— Не смѣй! крикнулъ Иванычу исправникъ. — Я тебѣ сколько ужь разъ говорилъ, чтобы ты не лѣзъ со своею мобилизаціей!
— Мнѣ все равно! съ смиреніемъ отвѣтилъ ему Иванычъ. — Я это только потому, что васъ, окромя этого, ничѣмъ не прохватишь!
— Да вѣдь тутъ нѣтъ «ничего такого»! вступился человѣкъ и, обращаясь къ Иванычу, прибавилъ: — Ну, начинай, начинай!.. Ха, ха, ха!.. «Насъ, говоритъ, мобилизаціей прохватить можно, ну, а слѣдователей чѣмъ?.. Ха, ха, ха!»
— Что-жъ? и они — господа хорошіе, только, конечно, никого, окромя своихъ супругъ, да товарища прокурора, не боятся! объяснилъ старикъ.
Публика расхохоталась.
— Отчего ихъ ныньче не было въ клубѣ? спросилъ предсѣдатель съѣзда.
— Въ ожиданіи товарища-прокурора супруги не пустили! поспѣшилъ отвѣтить Иванычъ.
Хохотъ увеличился.
Слѣдователи были членами клуба и часто посѣщали его, но въ отношеніи остальныхъ членовъ вели себя высокомѣрно и никакого «кампанства» съ ними не вели и въ карты не играли. — «Всегда парочкой пріѣдутъ, по дюжинѣ бутылокъ пива на брата выпьютъ, партій нѣсколько на биліардѣ съиграютъ и парочкой домой!» разсказывалъ про нихъ клубный сторожъ. — Какъ ни «грузны», а всегда въ своей компаніи.
— Ну, говори же, говори! пристали съ разныхъ сторонъ къ Иванычу.
— На вотъ тебѣ съ нашего стола цѣлкачъ! крикнулъ ему почетный судья, сидѣвшій за мушкой. — Я давно не слыхалъ, ужь на половину и забылъ!
Иванычъ откашлянулся, приготовляясь разсказывать. Игра пріостановилась.
— Я, господинъ исправникъ, про васъ ныньче полегче разскажу! предупредилъ онъ нахохлившагося исправника. — Господа просятъ, нельзя не уважить!.. Ну-съ! Хорошо-съ!.. Перваго ноября, сами, чай, помните, былъ у насъ въ клубѣ бальный вечеръ. Музыка полковая была. Народищу страсть что навалило, и не то, что вотъ теперь все больше одинъ мужской полъ, а почитай женскаго на половину было, потому въ то время офицерство и все такое!.. Полкъ ужь въ сборѣ на самыхъ тѣсныхъ квартирахъ по деревнямъ вокругъ города стоялъ, а штабъ и офицеры всѣ въ городѣ проживали. Въ карты тогда, не то, что теперь, посереди залы, въ гостинной играли, а здѣсь танцы шли! На восьми столахъ играли. Комната не очень вѣдь, чтобы большая, а народищу — пропасть, ну, просто пролѣзть возможности нѣтъ. Кто въ уголъ забился, тотъ за весь вечеръ и вылѣзть не могъ! Одинъ только господинъ, помощникъ объѣзднаго, подъ столами какъ-то ухитрился пролѣзть! Ну-и! Хорошо. Я за оффиціанта прислуживалъ, потому буфетчикова прислуга вся съ ногъ сбилась, и старшины приказали мнѣ быть имъ въ подмогу. Мнѣ хошь и не понравилось, а ослушаться начальства было нельзя. Дѣло шло по череду, и времени было ужь два часа третій. Ужь въ билліардной кой-кому и ужинъ начали подавать. Комната большая, и едва-едва въ ней повернуться было можно. По стѣнамъ это постели для присяжныхъ засѣдателей стоятъ. Въ одномъ концѣ — билліардъ, въ другомъ — столъ, а съ одного боку — буфетъ. Вотъ хорошо! Сталъ я ужинъ подавать и забылъ, кто-то изъ военныхъ порцію жаренаго зайца мнѣ заказалъ. Пошелъ это я въ кухню, внизъ, и маленечко тамъ позабавился: сказать правду, не хотѣлось лишній разъ на верхъ идти и опять внизъ спускаться, такъ я ужь дождался на кухнѣ, пока зайца сготовятъ. И ждалъ-то я минутъ съ двадцать не больше. Вотъ иду я съ зайцемъ наверхъ, отворяю дверь — тихо! Только въ билліардной шарами щелкаютъ: это, знаю, два слѣдователя съ начала вечера сцѣпились, на пиво играли и по дюжинѣ бутылочекъ на брата, свою всегдашнюю порцію, роспили! Иду это я съ зайцемъ по корридору — тихо! Что, думаю себѣ, это такое значитъ? Ужь не пожаръ ли гдѣ, что народъ-то разбѣгся! Остановился, прислушался — ничего не слышно; еслибы пожаръ, думаю, то безпремѣнно ужь въ набатъ бы били! Иду это я въ билліардную и, сказать правду, струхнулъ! Вхожу, смотрю — пусто! Никого нѣтъ! Буфетъ весь убранъ; только три непочатыя бутылки пива, что слѣдователи сверхъ своего положенія потребовали, на прилавкѣ стоятъ, да два слѣдователя около билліарда возятся и, должно быть, ихъ очень ужь отъ пива-то разморило, потому что нетолько-что въ шары, а, кажется, въ овинъ головой не попадутъ. Поставилъ это я зайца на столъ, прошелся по всѣмъ комнатамъ — души живой нѣтъ! Пусто! А ужь что я увидалъ — того, кажись, и при землетрясеніи не было! Въ гостинной одинъ столъ вверхъ ножками стоитъ и другой на боку лежитъ, а остальные въ кучу сдвинуты и кресло на одномъ. Вотъ думаю была свалка, а все еще понять ничего не могу! А какъ глянулъ на полъ, такъ и обомлѣлъ! И карты-то по всему полу разсыпаны, и подсвѣчники, и свѣчи, и розетки разбитыя валяются, и даже чья-то папиросница, вижу, лежитъ серебрянная. Господинъ исправникъ за ней на другой день присылали! Въ залѣ, вотъ въ этой самой, стулья тоже въ кучу сбимши, да три посереди комнаты стоятъ. И все это при полномъ освѣщеніи, потому лампы и люстры всѣ на мѣстѣ и горятъ!.. Иду это я въ переднюю, а тамъ даже всѣ вѣшалки со стѣнъ сорваны, поломанные валяются, и въ углу, какъ дрова, музыкантскіе станки, исковерканные, брошены, и тутъ же двѣ дамскія калоши и двѣ мужскія, и всѣ съ разныхъ ногъ, и поверхъ всего на станкахъ испачканная слѣдовательская одежа лежитъ. Я это опять назадъ къ слѣдователямъ. — "Куды-жъ, спрашиваю, народъ то подѣвался? — «Набилизація!» — говорятъ. «Какая такая набилизація?» — спрашиваю. — «А такая, говорятъ, что исправникъ и воинскій начальникъ, и полковой командиръ сейчасъ депешу получили, чтобы все живой рукой къ войнѣ было сготовлено! Ну, и кинулись сготовлять!» — Говорятъ это они мнѣ, а у самихъ ужь и слюни текутъ. — «А вы-то что же?» спрашиваю. — «А до насъ, говорятъ, это не кас-сается, не кас-сается, не кае саегся!» — Твердятъ, а сами и лыка не вяжутъ. А на грѣхъ у клуба, какъ есть ни одного извощика не было, всѣхъ разобрали!… Ну, и славно-жъ они у меня выспались на этихъ самыхъ постеляхъ, что въ билліардной для присяжныхъ стоятъ!.. А на утро ужь ихнія барыни за ними изволили пріѣхать, и обоихъ я имъ съ рукъ на руки сдалъ!
Въ поясненіе разсказа Иваныча слѣдуетъ прибавить, что клубная билліардная, во время сессій окружнаго суда, дѣлалась камерою совѣщанія присяжныхъ засѣдателей и на случай, еслибы послѣднимъ пришлось, при разсмотрѣніи какого нибудь важнаго дѣла, заночевать въ зданіи суда, предусмотрительная земская управа устроила для нихъ постели и въ количествѣ четырнадцати штукъ разставила вдоль стѣнъ билліардной. Эти постели такъ круглый годъ и стояли на своихъ мѣстахъ, безъ подушекъ, конечно, покрытыя малиновыми байковыми одѣялами и съ удобствомъ служили для отдохновенія «нагрузившихся» чрезъ мѣру членовъ клуба.
— Постой, постой! остановилъ голова, собиравшагося подойти къ столу Иваныча. — Ты вѣдь еще не все! Ты разскажи еще, какъ вотъ самая депеша-то была получена!
— Этого я не видалъ, а потомъ ужъ отъ господъ членовъ слышалъ! — снова началъ Иванычъ. — И говорили, что въ третьемъ часу съ телеграфной станціи самъ начальникъ прибѣжалъ къ намъ въ клубъ, да и суетъ господину исправнику, господину воинскому начальнику и господину полковому командиру по депешѣ. Господинъ исправникъ изволилъ въ то время въ стуколку играть! — Извините, ваше благородіе, обратился онъ къ нахохлившемуся исправнику: — можетъ вамъ и не нравится, только я правду говорю. — А господинъ воинскій начальникъ съ своей супругой молодой кадрель танцовалъ, а господинъ полковой командиръ съ госпожею подполковницею въ углушкѣ сидѣлъ, разговоромъ занимался. Ну, извѣстно, сейчасъ публика всполошилась!.. Что? что? — Анъ, глядь, солдатская и лошадиная набилизація!.. Ждали всѣ этого съ часу на часъ, и можно сказать очень даже того желали, что бы ужъ поскорѣе, а тутъ встрепенулись всѣ, какъ одинъ человѣкъ, перекрестились, закричали всѣ въ одинъ голосъ: «ура, на турку идемъ!» и вонки!.. Ужь и не до клуба! Въ одинъ мигъ, окромя слѣдователей, ни души! Всякій къ своему дѣлу поспѣшалъ! Кабы почаще напускать на васъ эту набилизацію то — шолковые вы были-бъ у меня!.. Какъ себя помню, въ первый разъ еще до свѣту клубъ окончился!.. А теперь, для васъ и война ни почемъ! Ну, отдавайте-жъ мнѣ столъ-то скорѣй!
Возражать было невозможно. Игроки поднялись со своихъ мѣстъ, и требуемые Иванычемъ столъ и кресло поступили въ его распоряженіе. Человѣкъ десять, потягиваясь, встали изъ-за другихъ столовъ.
— Мнѣ не сдавайте! Когда же нибудь кончать надо! объявилъ прежде другихъ фельдшеръ съ желѣзной дороги, отходя къ окну съ большими пачками денегъ въ обѣихъ рукахъ.
— Тебѣ хорошо кончать, ста четыре забравши! со злостью отпустилъ ему въ слѣдъ казначей. — Не смѣй выходить: талія еще не окончена!..
Исправникъ, а вслѣдъ за нимъ и помощникъ, тоже кончили игру. Эта никогда почти не разлучавшаяся парочка всегда вызывала улыбку тѣхъ, кто видѣлъ ее вмѣстѣ.
— Вотъ контрастъ-то! Не скоро нарочно подберешь! смѣясь сказалъ мнѣ Кутыринъ.
И въ самомъ дѣлѣ, на сколько исправникъ былъ высокъ и тученъ, даже до безобразія тученъ, потому что животъ у него висѣлъ, какъ туго набитый мѣшокъ, на столько же помощникъ былъ малъ и жидокъ. Отталкивающая, вся заплывшая жиромъ, физіономія исправника умѣрялась миловиднымъ, добродушнымъ личикомъ не стараго еще помощника. Исправникъ хрипло басилъ, помощникъ, напротивъ того, говорилъ жиденькимъ теноркомъ.
— Вы куда-жъ? Полиція, а, полиція! кричалъ вслѣдъ уходившимъ казначей. — Я вѣдь еще талію не кончилъ…
— Въ присутствіе пора! сердито прохрипѣлъ сквозь зубы исправникъ, выходя изъ залы. — Въ присутствіе пора! какъ эхо повторилъ тоненькимъ голоскомъ помощникъ.
— И давно пора! подтвердилъ Иванычъ, приводя въ порядокъ столъ для товарища прокурора. — И за вами, господинъ казначей, присяжный изъ казначейства приходилъ и требовалъ васъ къ службѣ, потому изъ трехъ волостей старосты съ податьми наѣхали.
Казначей пріостановился-было сдавать и въ нерѣшительности перебиралъ лежавшую передъ нимъ на столѣ кучу кредитокъ.
— Ну, казна! Что призадумался-то! Доставай колоду-то! крикнулъ ему сидѣвшій рядомъ бухгалтеръ банка, толкая его кулакомъ въ бокъ. Такія любезности были въ ходу между игроками.
— Тише ты, чортъ!.. Надо бросить!.. Почти отыгрался! Не хочу больше играть, потому что трое бросили, недождавшись конца! порѣшилъ-было казначей.
— А мы тебѣ не позволимъ! Дотягивай талію! Ну, сдавай, казна, не спи! настаивалъ бухгалтеръ, накрывая рукою «банкъ».
— Да сдайте колоду-то! Всѣ сейчасъ бросимъ! предложилъ предсѣдатель съѣзда. — Теперь, того и гляди, товарищъ прокурора привалитъ.
Казначей началъ сдавать.
Минута тишины, и громкій взрывъ хохота. Кончившіе игру обступили игравшихъ.
— Казну оборвали! Ха, ха, ха!.. О-хо, хо, хо!.. Колпашниковъ на весь банкъ, на тузѣ съ десяткой, пошелъ и взялъ! объяснилъ кто-то изъ игравшихъ.
— Еслибъ зналъ, лучше бы схватить деньги, да убѣжать отъ васъ, разбойниковъ! вскакивая изъ-за стола и посылая своимъ партнерамъ потокъ самыхъ отборныхъ ругательствъ, закричалъ казначей, еще болѣе увеличивая тѣмъ всеобщій хохотъ.
— Что, казна, разобрали до фундамента? спросилъ у него, хохоча, фельдшеръ.
— Ты первый меня, разбойникъ, обобралъ, а вы всѣ, разбойники, ему помогали!.. Никогда больше съ вами, съ грабителями, играть не стану! заругался казначей, точно угорѣлый выбѣгая изъ залы.
— Стой, стой, казна, стой! побѣжалъ за нимъ и, догоняя у дверей, остановилъ его предсѣдатель мироваго съѣзда. — Ты не забудь, что у насъ ныньче засѣданіе комитета. Мнѣ съ тобой нужно кой о чемъ переговорить.
— Некогда мнѣ теперь говорить! Раньше-то ты что-же думалъ!
— Ну, приходи часовъ въ семь! Передъ засѣданіемъ побесѣдуемъ!
— А гдѣ будетъ? Здѣсь или внизу?
— Да хотя бы и здѣсь! все равно!
— Нѣтъ, не все равно! Сюда я ни за что, потому что опять за карты усадите и оберете! Оборвали ныньче всего — видно, мало!
— Что вы его такъ упрашиваете! закричалъ предсѣдателю фельдшеръ. — Сюда-то онъ скорѣй всего примчится, потому что непремѣнно отыгрываться станетъ!
— Кромѣ шутокъ, намъ безъ тебя нельзя! Ну, посуди самъ! Станутъ вносить деньги, а тебя, комитетскаго казначея, не будетъ! Приходи! уговаривалъ казначея предсѣдатель.
— И отъ комитета откажусь, если такъ обыгрывать будете!.. Рублей больше ста продулъ, а если все со святой счесть — на пятьсотъ не помиришься!
Игра кончилась. Публика, прежде, чѣмъ расходиться, стала, по обыкновенію, сводить счеты выигрыша и проигрыша. Не сошлось на много! Оказалось, что проигрыша заявлено на тысячу сто двадцать рублей, а въ выигрышѣ было всего только пятьсотъ восемьдесятъ. Спорили минутъ съ пять.
— Не отнимутъ вѣдь у васъ! Не отнимутъ, если даже вы и правду скажете! приставалъ къ фельдшеру проигравшійся судья, требуя, чтобы тотъ сказалъ ему вѣрную цифру его выигрыша.
— Сто своихъ было, а теперь у меня двѣсти сорокъ пять — значитъ: сто сорокъ пять я и выигралъ! объяснялъ фельдшеръ.
— Гдѣ-жъ деньги-то? Гдѣ-жъ выигрышъ-то? допытывался судья.
— А вамъ полегчаетъ, если узнаете гдѣ? спросилъ у него акцизный надзиратель. — Рублей побольше полутораста я взялъ!
— А можетъ быть, и триста! Вы во всѣхъ карманахъ считали?
— Сколько ни выигралъ, все мое! назадъ не отдамъ! Колпашниковъ взялъ больше сотни! Городской голова въ выигрышѣ и, должно быть, въ хорошемъ выигрышѣ, потому что заставилъ Иваныча про мобилизацію разсказывать, а это онъ ужь всегда, когда хочетъ, чтобы игра не затягивалась…
Споръ продолжался бы, быть можетъ, и долѣе, еслибы не вступился въ него Иванычъ, появившійся среди залы со щеткою въ рукахъ, обвязанною тряпкой.
— Ну, чего спорите изъ-за пустаго мѣста! И всякій день, и всякій разъ все объ одномъ и томъ же. Извѣстное дѣло, кто проигралъ — тотъ прибавилъ къ проигрышу, а кто выигралъ, тотъ сбавилъ со своего выигрыша! Вотъ вамъ и вся недостача! Сами же вы это хорошо понимаете, а всегда только понапрасну себя тѣшите! Вы лучше всего у меня спросите, кто выигралъ, кто проигралъ, я ужь не ошибусь, вѣрно скажу!.. Казначей, вотъ, какъ бѣшеный сунулся вонки — значитъ, проигралъ! Исправникъ надулся, — Иванычъ запрокинулся назадъ, высоко поднялъ голову, раздулъ щеки и далеко оттопырилъ нижнюю губу — значитъ, тоже не въ выигрышѣ, а помощникъ зашибъ копейку, потому что идетъ впередъ и словно передъ нимъ танцуетъ! Идите-ка вы лучше въ билліардную свои счеты сводить, а мнѣ дайте хоть немножко присутствіе то убрать!..
Однако, убирать присутствіе еще не пришлось. Публика, узнавши, что «господа кончили клубъ и стали разъѣзжаться», съ такою силою и натискомъ хлынула въ залу, что Иванычъ, сколько ни размахивалъ щеткой, принуждая тяжущихся къ отступленію, ничего не могъ сдѣлать и, въ концѣ концовъ, долженъ былъ отступить самъ.
Уже больше половины залы заняла ворвавшаяся въ присутствіе публика, а сзади еще напирали. Когда передніе ряды тяжущихся пододвинулись на разстояніе трехъ шаговъ къ присутственному столу, то крики «будетъ! некуда больше!» — остановили дальнѣйшій приливъ толпы.
Разумѣется, вся эта публика помѣщалась на своихъ собственныхъ ногахъ. Иванычъ убралъ изъ залы нетолько столы, на которыхъ играли, но и всѣ «клубскіе» стулья, за исключеніемъ тѣхъ двухъ, на которыхъ мы сидѣли, и еще одного, поставленнаго имъ позади кресла секретаря, «для священника»; мы съ Кутыринымъ едва-едва могли пробраться сквозь толпу и прошли въ гостинную, черезъ которую былъ ходъ въ билліардную.
Большая часть игроковъ разъѣхалась. Иванычъ, не безъ затрудненій, добывалъ имъ изъ прихожей верхнее платье и черезъ присутствіе проносилъ его въ билліардную, откуда и выходили по черной лѣстницѣ. Въ билліардной или, вѣрнѣе сказать, «совѣщательной», Иванычемъ уже было приготовлено все, что было необходимо для камеры этого рода: въ сторонѣ отъ билліарда стоялъ раскрытый ломберный столъ, на немъ принадлежности для письма, судебные уставы, десятый томъ и нѣсколько судейскихъ знаковъ, разложенныхъ въ порядкѣ, рядкомъ. На разставленныхъ вокругъ стола стульяхъ, висѣли судейскіе мундиры, всегда находившіеся у Иваныча на храненіи. Судьи, предсѣдатель съѣзда и судебный приставъ, лишь только добрались до совѣщательной, такъ и кинулись на постели «для присяжныхъ». — Послышались вздохи и оханья. Постороннихъ, не принадлежавшихъ къ самому присутствію, здѣсь было членовъ восемь и въ томъ числѣ помѣщикъ, не перестававшій передавать судьямъ все новыя и новыя подробности своего дѣла съ кучеромъ и, какъ кажется, надоѣвшій имъ хуже горькой рѣдьки; городской голова, дожидавшійся прихода буфетчика, за которымъ послали — чтобы выпить «полдюжинки сельтерской», надзиратель за питомцами съ помощникомъ — повидимому, безъ всякой цѣли, лишь бы убить время, и адвокаты, игравшіе «въ пирамиду». Послѣднимъ, впрочемъ, предложено «или оставить игру, или играть самымъ тихимъ штосомъ».
Считая эти минуты самымъ удобнымъ временемъ для объясненій, я пошелъ къ судьямъ за полученіемъ справокъ и отъ всѣхъ получилъ одну и ту же: «ахъ, не приставайте, пожалуйста! голова кругомъ идетъ!» — Разумѣется все это сопровождалось очень любезною улыбкою и крѣпкимъ пожатіемъ руки. — «Безполезно было и требовать!» сказалъ мнѣ Кутыринъ, когда я вернулся къ нему съ пустыми руками. — «Вы должны понять, послѣ всего, что видѣли, что они теперь находятся почти въ состояніи невмѣняемости!..»
— Хороши же мы сегодня будемъ! какъ бы въ отвѣтъ Кутырину, сказалъ, въ видѣ общаго замѣчанія, мировой судья 3-го участка, никогда не бывавшій хорошъ.
— Н-да! Голова ужасно трещитъ, а тутъ еще, какъ на грѣхъ, пятьдесятъ два дѣла!.. Не выпить ли лимонаду съ коньякомъ, для освѣженія головы? предложилъ мировой судья 2-го участка: — чего жь это буфетчикъ долго не идетъ! Судебный приставъ, будь другъ, пошли еще кого нибудь за нимъ!
— Вы пейте, а по моему --ьэто хуже! замѣтилъ мировой судья 4-го участка. — Лицо всполоснуть и голову окатить холодной водой — вотъ что необходимо въ нашемъ положеніи.. Чего же это Иванычъ то, старый чортъ, забываетъ свои прямыя обязанности! Эй, Иванычъ, Иванычъ! Тащи въ дамскую ведро холодной воды! Забылъ? Напоминать надо! Умывальникъ тамъ есть? Не убранъ? Ну, хорошо!.. Живо!
— Сейчасъ-съ! На одной ногѣ, съ подбѣжкой! отвѣчалъ Иванычъ и бѣгомъ пустился исполнять приказаніе.
— А что, у насъ есть серьёзныя, сложныя дѣла? спросилъ предсѣдатель у мирового судьи 1-го участка, исполнявшаго, вмѣстѣ съ тѣмъ, обязанности непремѣннаго члена съѣзда.
— Особенно сложныхъ нѣтъ! Такъ, дребедень только! Если что и займетъ много времени, такъ это — дѣла братьевъ Прощекальниковыхъ, отвѣчалъ тотъ.
— Ну, а дѣло, какъ его! Да-а! Ермила Петрова? спросилъ предсѣдатель. — Я и забылъ вамъ разсказать, что вчера, только-что я въѣхалъ въ городъ и ввалился вотъ къ нему въ домъ — указалъ онъ на судебнаго пристава — является ко мнѣ этотъ самый Ермилъ Петровъ, рекомендуется здѣшнимъ трактирщикомъ или содержателемъ постоялаго двора — ужь не помню — и подаетъ мнѣ двѣ сторублевыхъ. — «Возьмите-ка, говоритъ, съ моей доли на больницу!» — Я, знаете, смотрю на него и не беру. — «Мало, говоритъ, что ли, такъ еще набавимъ!» — Я молчу. — Вытаскиваетъ еще сотенную, даетъ. — «Получите!» говоритъ! — Беру. — «Знайте, говоритъ, что изо всѣхъ здѣшнихъ гражданъ больше Ермилъ Петрова никто еще не далъ, а меня подъ арестъ сажать хотятъ». — «Какъ, спрашиваю, такъ?» — «Да вотъ, говоритъ, господинъ мировой судья 1-го участка меня на мѣсяцъ забрякалъ, и завтра въ съѣздѣ мое дѣло рѣшаться будетъ. Виновнымъ меня нашли, что будто я въ заведеніи своемъ пакости завожу и, къ тому же, полицейскаго десятскаго въ грудь ударилъ, а я его не ударилъ, а маленечко отодвинулъ отъ себя». — Есть у насъ что-нибудь въ этомъ родѣ?
— Да. Это въ моемъ участкѣ! отвѣчалъ судья 1-го участка. — Кругомъ виноватъ! Свидѣтели подтвердили обвиненіе.
— Ну, можно было бы ему ужь какъ-нибудь полегче! Впрочемъ, мы тамъ увидимъ! А много пустья, безъ свидѣтелей? допытывался предсѣдатель.
— Что-то не очень много. Дѣлъ пятнадцать, кажется, не больше!
— Это чортъ возьми! А тутъ еще, если адвокаты станутъ распространяться… Нѣтъ, намъ сегодня не кончить! съ грустью говорилъ предсѣдатель. — Господа! обратился онъ къ частнымъ повѣреннымъ: — не брешите вы много! все равно, слушать васъ не будемъ!.. И все-таки не успѣемъ!..
— Пустяки. Отжаримъ!.. Помните, въ прошломъ году у насъ не меньше этого дѣлъ то было, кажется, сорокъ восемь или девять, такъ что-то, и что же? Къ четыремъ часамъ все готово. Главное дѣло — «ты, кума Матрена — не задумывайся»!
— Намъ хотя бы къ пяти часамъ кончить! Часъ на обѣдъ, часика два соснуть, а тамъ и за «красный крестъ» примемся! разсчитывалъ вслухъ предсѣдатель. — Господинъ градскій голова! я слышалъ у васъ въ думѣ сегодня засѣданіе для назначенія цифры пожертвованія?
— Кажется, что такъ.
— Смотри-жь, больше назначай! Помни, что подписывались: «всѣмъ достояніемъ»… Такъ и гласнымъ скажи!
— Маху не дадимъ!
— Ну, и отлично! Жертвуйте прямо намъ на больницу! Слышалъ ты, что мы хотимъ здѣсь больницу для раненыхъ устроить? Земство уступаетъ намъ помѣщеніе своей больницы и даетъ денегъ на устройство! Пусть и городъ участвуетъ!
— Ладно, ладно! согласился голова. — А какъ теперь на счетъ поставки? Что «сватья»?..
— Нейтралитетъ!
— Ну-у!… Теперь и толковать нечего! Съ туркой сладимъ!.. У насъ всѣ по городу говорятъ, что коли «сватья» въ это дѣло не влипнетъ, то турку мы побьемъ!.. А австріякъ ничего?
— Нейтралитетъ, тоже.
— Ну, и отлично! воскликнулъ голова, подпрыгивая отъ восторга. — Одинъ на одинъ! Кабы Константинополь-то подобрать къ рукамъ! Кажется, тую жь минуту открылъ бы тамъ торговлю и вывѣску такую заказалъ бы: «торговля въ Z. и Константинополѣ!» смѣясь, прибавилъ онъ и потомъ, быстро, мѣняя тонъ на серьёзный, прибавилъ: — Нечего о томъ и думать и голову забивать! не дадутъ! завистниковъ много, а кусокъ одинъ…
Вошелъ Иванычъ съ фаянсовымъ кувшиномъ въ рукѣ и перебилъ разговоръ.
— Господа, пожалуйте умываться! предложилъ онъ. — Только поскорѣй, у меня зерцало еще не поставлено!
Иванычъ подалъ умыться и затѣмъ внесъ въ присутствіе зерцало и аналой съ крестомъ и евангеліемъ для привода свидѣтелей къ присягѣ, хранившіеся у него подъ ключемъ въ кладовой.
— Теперь хошъ товарищъ-прокурора пріѣзжай — ничего! У насъ все готово! доложилъ онъ предсѣдателю, приведя присутственную камеру съѣзда «въ окончательную форму».
Легкій на поминѣ, пріѣхалъ и товарищъ прокурора въ сопровожденіи «исправлявшихъ должность» судебныхъ слѣдователей, всегда выѣзжавшихъ къ нему на вокзалъ на встрѣчу. Онъ прошелъ въ совѣщательную билліардную по черной лѣстницѣ. Съ приходомъ его, адвокаты бросили игру и перешли къ намъ въ гостиную. Поздоровавшись, они справились, давно ли я съ Кудринымъ сюда пришли, и очень удивились, узнавши, что мы здѣсь давно.
— Извините, господа, я, кажется, нѣсколько задержалъ васъ! Поѣздъ на двадцать минутъ опоздалъ! извинялся товарищъ прокурора, здороваясь съ судьями. — Что это вы всѣ точно выкупаные? -Ээ! Опять всю ночь рѣзались! Ну, послушайте, господа! Это, наконецъ, изъ рукъ вонъ! нѣсколько возвышая голосъ, началъ онъ «объясняться» съ ними. — Разъ, два — это можно снести, но постоянно — воля ваша! я не могу! Я донесу!
— И мы донесемъ…
Тутъ двери въ билліардную кто то съ сердцемъ захлопнулъ, и дальнѣйшаго разговора мы не слыхали, хотя, по шуму и по возвышенному голосу «объяснявшихся», можно было судить, что дѣло доходило до крупнаго.
Наконецъ, къ намъ въ гостиную выскочилъ судебный приставъ. — «У другихъ вы видите въ глазу спицу, а у себя бревна не хотите замѣтить!» — донесся до насъ въ эту минуту, чрезъ растворенную дверь, голосъ мирового судьи 2-го участка.
Судебный приставъ былъ уже умытъ, причесанъ, въ мундирѣ и съ должностной цѣпью на піеѣ.
— Господа, будьте кратки, но выразительны! Отъ себя васъ прошу! обратился онъ къ намъ, — Буфетчикъ только сейчасъ пришелъ, «исправиться» не удалось, отпустите вы хоть мою то душу на покаяніе! Цѣлую ночь вѣдь на пролетъ.
Не успѣли мы размѣститься поудобнѣе, конечно, стоя за кресломъ секретаря, какъ въ залу вошелъ предсѣдатель, мировой судья 4-го участка и прокуроръ. Такъ какъ вся публика въ залѣ была на ногахъ, судебный приставъ провозгласилъ только «судъ идетъ», опустивъ не имѣвшее значенія «прошу встать».
Предсѣдатель сѣлъ, какъ водится, на среднее мѣсто.
— Приставъ! Гдѣ-жь Петръ Николаичъ? спросилъ онъ судебнаго пристава, называя по имени недостающаго до комплекта мироваго судью 2-го участка. Мировой судья 1-го участка не могъ присутствовать, потому что разсмотрѣнію подлежали рѣшенныя имъ дѣла.
Съѣздъ всегда дѣлился на два отдѣленія, причемъ второе состояло изъ двухъ почетныхъ судей, подъ предсѣдательствомъ временныхъ предсѣдателей, участковыхъ судей 1-го или 3-го участковъ, смотря по тому, чьи были дѣла.
Судебный приставъ пріотворилъ дверь и заглянулъ въ гостиную, двери въ которую изъ совѣщательной, очевидно, не были притворены, потому что намъ очень уже ясно слышно было щелканье шаровъ. Билліардъ стоялъ какъ разъ противъ дверей и потому былъ виденъ изъ залы. Заглянувъ въ дверь, судебный приставъ сдѣлалъ полъ-оборота къ засѣдавшимъ, мотнулъ головой и воспроизвелъ при этомъ рукою и всѣмъ корпусомъ такое движеніе, какъ будто онъ, играя на билліардѣ, ударилъ кіемъ въ шара.
— Позовите-жь его! приказалъ предсѣдатель.
Приставъ ушелъ, оставивъ дверь непритворенною.
Въ залѣ — тишина, а изъ совѣщательной такъ и влетали къ намъ штосъ за штосомъ.
— Извините-съ! Съ карамболемъ-съ! — Это восемнадцать очковъ! услыхали мы звонкій голосъ мирового судьи 2 то участка.
— Какъ партія-то? У васъ сколько? Да-а! Тридцать два только!.. У меня сорокъ девять, помните!.. Желтаго въ уголъ на право!
— Петръ Николаичъ! идите же! Васъ ждутъ! Послѣ можете доиграть! уговаривалъ приставъ судью и, кажется, недождавшись отъ него отвѣта, вернулся въ залу и доложилъ предсѣдателю, что «судья сейчасъ придетъ!» — «Сейчасъ партію окончитъ!» въ полголоса добавилъ онъ.
Судья 4-го участка потупился, предсѣдатель закрылся дѣломъ въ синей оберткѣ, а прокуроръ покраснѣлъ и пригнулся къ лежавшимъ передъ нимъ судебнымъ уставамъ. Въ публикѣ хихиканье.
— Какую «желѣзную» натуру нужно имѣть человѣку, чтобы, просидѣвши цѣлую ночь, не разгибая спины, за картами, сыграть нѣсколько партій на билліардѣ и потомъ разрѣшить, по крайней мѣрѣ, двадцать пять самыхъ разнообразныхъ дѣлъ! шепнулъ мнѣ Кутыринъ.
Минуты съ двѣ три прошло въ ожиданіи окончанія партіи. Наконецъ, въ залу почти влетѣлъ запыхавшійся, раскраснѣвшійся судья въ мундирѣ и съ цѣпью.
Предсѣдатель провозгласилъ засѣданіе съѣзда открытымъ и объявилъ, что «разсмотрѣнію подлежитъ дѣло о крестьянинѣ Иванѣ Максимовѣ, обвиняемомъ въ кражѣ лошади и разнаго имущества». Вяло, съ трудомъ разбирая слова и безпрестанно заминаясь, началъ онъ читать обжалованный приговоръ судьи, изъ котораго мы узнали, что обвиняемый присужденъ къ восьмимѣсячному тюремному заключенію. Принявшись за апелляціонный отзывъ подсудимаго, предсѣдатель не одолѣлъ его и до половины.
— Секретарь, читайте! Вотъ отсюда! передалъ онъ дѣло секретарю, указывая, откуда тому слѣдовало начать.
Секретарь всталъ и прочелъ жалобу до конца.
— А свидѣтели по этому дѣлу есть? спохватился предсѣдатель! — Ахъ, да, гдѣ-жь подсудимый? Приставъ, гдѣ подсудимый? Какъ его зовутъ? Тимоѳей Тимоѳеевъ! Гдѣ Тимоѳей Тимоѳеевъ? — засуетился онъ.
— Здѣсь я! раздалось изъ публики.
— Иди сюда!
— Не пролѣзешь!
— Пропустите! Эй, вы!
Подсудимый вылѣзъ на свободу и сталъ возлѣ присутственнаго стола.
— Свидѣтели есть?
— Какъ не быть!.. Только я самъ не могу вашему здоровью никакого отвѣта отъ себя дать.
— Это почему?
— Адвоката за себя говорить нанялъ!
— Кого именно?
Подсудимый назвалъ.
— Секретарь, запишите въ протоколъ. Гдѣ-жь твои свидѣтели?
— Здѣсь мы! Здѣсь! послышалось опять изъ толпы тяжущихся.
— Что-жь вы тамъ мнетесь? Лѣзьте сюда!
— Мы думали, что коли занадобимся, то насъ спросятъ, а самимъ что жь за неволя подъ присягу лѣзть?
Повѣренный обвинителя вздумалъ-было предложить противъ этихъ свидѣтелей отводъ, на томъ основаніи, что они находились въ залѣ засѣданія во время чтенія приговора и отзыва обвиняемаго, но защитникъ подсудимаго очень дѣльно замѣтилъ, что неудаленіе свидѣтелей изъ залы суда во время чтенія приговора и отзыва его кліента, хотя и составляетъ нарушеніе формъ и обрядовъ судопроизводства, но не настолько существенное, чтобы могло влечь за собою отмѣну приговора, тѣмъ болѣе, что оно и исправлено быть не можетъ, а потому невозможно, изъ угожденія обвинителю, лишать обвиняемаго средствъ къ оправданію и оставить выставленныхъ имъ свидѣтелей безъ спроса.
Свидѣтели были допущены съѣздомъ къ показанію и приведены священникомъ къ присягѣ. Оставивъ одного изъ нихъ въ залѣ для допроса, судебный приставъ удалилъ трехъ остальныхъ въ гостиную, игравшую роль «камеры для свидѣтелей».
— Что знаешь по этому дѣлу?
— Ничего не знаю.
— Такъ-таки и ничего?
— Коротко и ясно! Иванъ Максимовъ! ты его зачѣмъ выставлялъ?
— А вы, батюшка, спросите его! Онъ вамъ все скажетъ! У меня въ бумагѣ все писано!
— Онъ говоритъ, что ничего не знаетъ.
— Этотъ свидѣтель выставленъ для доказательства «алиби» Ивана Максимова. — Позвольте предложить ему вопросъ!
— Сдѣлайте одолженіе! съ сердцемъ разрѣшилъ предсѣдатель. Онъ не любилъ, чтобы адвокаты спрашивали свидѣтелей: «всегда чрезъ это „только“ затягиваются дѣла и больше ничего»!
— Скажи мнѣ, пожалуйста: гдѣ ты былъ вотъ съ нимъ въ ту ночь, когда у твоего сосѣда пропала лошадь? спросилъ у свидѣтеля защитникъ, указывая на своего кліента.
— Въ рощу за дровами ѣздили.
— Когда вернулись?
— Совсѣмъ ободняло.
— А когда лошадь пропала?
— Мы ужь этого дѣла не знаемъ; надо быть, она безъ насъ сведена!
— Вы всѣ изъ одной деревни: и Максимовъ, и ты, и потерпѣвшій?
— А какъ же! Всѣ изъ одной!
— Ступай! Приставъ! другого свидѣтеля!
Остальные свидѣтели показали слово въ слово тоже.
— Защитникъ! что вы скажете въ подкрѣпленіе отзыва вашего кліента? Не вдавайтесь въ подробности! Говорите короче!
— На основаніи доказаннаго свидѣтелями «алиби», я прошу съѣздъ моего кліента оправдать.
Повѣренный обвинителя, которому, по убѣдительной просьбѣ, было предоставлено слово, перечислилъ вкратцѣ рядъ уликъ, по мнѣнію его, доказывавшихъ, «несмотря на алиби», полную виновность подсудимаго, а именно: "лошадиный слѣдъ въ ночь кражи отъ дома потерпѣвшаго «мимо дома» обвиняемаго и показанія свидѣтелей, удостовѣрившихъ на разбирательствѣ у мирового судьи, что на другой день кражи они видѣли человѣка, «похожаго» на подсудимаго, ѣхавшаго на лошади, «похожей» на пропавшую лошадь потерпѣвшаго, и еще что-то не помню.
— Г. прокуроръ! ваше заключеніе?
Публика насторожила уши. Тяжущіеся по опыту знаютъ, что съѣздъ всегда дѣлаетъ «какъ скажетъ прокуроръ».
Прокуроръ всталъ и закрылъ глаза. Открывъ на мгновеніе, онъ опять закрылъ ихъ. — «Соображаетъ мотивы» — шепнулъ мнѣ Кутыринъ. Простоявъ съ минуту зажмуренный, какъ бы въ глубочайшемъ раздумьи, товарищъ прокурора вдругъ широко раскрылъ глаза и точно выпалилъ, сказавши скороговоркой:
— Я полагалъ бы (сильное удареніе на «бы») приговоръ судьи утвердить и жалобу Максимова оставить безъ послѣдствій. — Сказалъ и сѣлъ.
— Защитникъ! ваше послѣднее слово?
— Доказанное «алиби» исключаетъ всякую… началъ было онъ.
— Довольно-съ! Съѣздъ удаляется на совѣщаніе.
Тотчасъ по уходѣ перваго отдѣленія, вошло второе.
— Дѣло о крестьянинѣ Василіѣ Ивановѣ, обвиняемомъ въ кражѣ дровъ изъ склада купца Калашникова. Подсудимый! Свидѣтели! Гдѣ вы тамъ?
— Я здѣсь, а одного моего свидѣтеля нѣту! отвѣчалъ подсудимый. — Боленъ оченно!
— Откладываю дѣло до слѣдующаго съѣзда! объявилъ предсѣдательствующій.
— Допросили бы хотя меня то! напрашивался явившійся свидѣтель. — И такъ второй разъ сюда являюсь!
— Сказалъ, что дѣло откладывается до будущаго съѣзда! строго повторилъ предсѣдательствующій.
— Такъ пожалуйте мнѣ за два раза «на прохожалое»! За тридцать пять верстъ! потребовалъ свидѣтель вознагражденія за отвлеченіе отъ занятій.
— Секретарь! запишите въ протоколъ его требованіе! Ступай! Тебѣ послѣ присудимъ что слѣдуетъ!
Три дѣла, одно за другимъ, были отложены по разнымъ причинамъ: то не всѣ свидѣтели были на лицо, то потому что не являлся, подсудимый и за невозвращеніемъ обратнаго «экземпляра» нельзя было судить, вручена ли ему повѣстка и слѣдуетъ ли подвергнуть его за неявку приводу. Неявившіеся безъ законныхъ причинъ свидѣтели приговаривались къ штрафу въ размѣрѣ одного рубля.
Наконецъ, съѣздъ попалъ на дѣло, которое можно было разбирать. Это было дѣло крестьянъ подгородной деревни Позняково, Ильи Петрова и Николая Федорова, обвиняемыхъ въ кражѣ конины, принадлежащей г-ну Малкерову.
Обстоятельства дѣла были забавны. Г. Малкеровъ, Z-скій землевладѣлецъ, за недѣлю до заговѣнья передъ масляницею, послалъ своего разсыльнаго въ городъ за провизіей и, между прочимъ, приказалъ ему купить у лошадниковъ тушу конины «для собакъ». Исполнивъ всѣ порученія, разсыльный выѣхалъ изъ города, когда уже совсѣмъ стемнѣло. Не доѣзжая до деревни Позняково, на большомъ ухабѣ у него сломалась оглобля. Ни запасной оглобли, ни веревки, чтобы какъ нибудь связать сломанную, у него не было; поэтому онъ вынужденъ былъ, оставивши возъ на дорогѣ, дойти до деревни Позняково, чтобы попросить у кого либо изъ крестьянъ оглоблю взаймы. Вернувшись съ оглоблею къ возу и справивши дѣло, онъ поѣхалъ дальше и, только когда прибылъ въ усадьбу г. Малкерова, хватился, что на возу нѣтъ большого куля съ кониною. Г. Малкеровъ, предполагая, что куль свалился съ воза гдѣ нибудь по дорогѣ на ухабѣ, послалъ тотчасъ же его отыскивать, но посланный проѣхалъ до самаго города и куля не нашелъ. На первой недѣлѣ поста до г. Малкерова дошли слухи, что крестьяне деревни Позняково всю недѣлю до самаго заговѣнья ѣли говядину, «которую имъ Богъ послалъ на дорогѣ; тверда только была да неувариста»; къ тому же, разсыльный вспомнилъ, что въ тотъ день, когда онъ былъ въ городѣ, онъ видѣлъ тамъ нѣсколькихъ позняковскихъ крестьянъ, собиравшихся выѣзжать изъ города вслѣдъ за нимъ и даже просившихъ его нѣсколько обождать, чтобы вмѣстѣ ѣхать, и что, идя изъ деревни къ возу съ оглоблею, онъ встрѣтилъ этихъ самыхъ крестьянъ почти на въѣздѣ въ деревню. Эти данныя дали г. Малкерову поводъ подозрѣвать кого либо изъ крестьянъ деревни Позняково въ кражѣ его конины, вслѣдствіе чего, онъ рѣшился произвести въ деревнѣ этой, съ помощью старшины и старосты, обыскъ. По обыску оказалось, что на дворѣ у крестьянъ Ильи Петрова и Николая Федорова подъ навозомъ были запрятаны двѣ большія, перерубленныя пополамъ берцовыя кости. На спросъ г. Малкерова, откуда они взяли эти кости, обвиненные отвѣчали, что мясниковъ въ городѣ много, что для заговѣнья самый послѣдній крестьянинъ раздобывается говядиной и потому нѣтъ ничего удивительнаго, если у нихъ на дворѣ найдены говяжьи кости; а когда г. Малкеровъ объявилъ, что эти кости коневыя, то сперва бабъ, женъ и невѣстокъ обвиняемыхъ, а потомъ и самихъ обвиняемыхъ, стало сильно тошнить и рвать. Послѣ увѣщаній со стороны старшины, объвиняемые тутъ же сознались, что куль съ говядиной украли съ воза они. Принимая во вниманіе чистосердечное разкаяніе обвиняемыхъ, судья приговорилъ ихъ къ самому меньшему наказанію — къ тюремному заключенію на полтора мѣсяца.
Обвиняемые, въ отзывѣ, доказывали, что они могутъ быть признаны виновными лишь въ присвоеніи находки, такъ какъ они не знали кому принадлежитъ возъ, стоящій въ полѣ на дорогѣ.
Товарищъ прокурора, послѣ нѣсколькихъ зажмуриваній, далъ заключеніе объ оставленіи приговора судьи въ силѣ. Мотивовъ опять не высказывалось.
Второе отдѣленіе удалилось для постановки приговора, и на смѣну ему явилось первое. Предсѣдатель провозгласилъ приговоръ, которымъ апелляціонный отзывъ крестьянина Ивана Максимова оставлялся безъ послѣдствій, а приговоръ судьи — въ своей силѣ.
— Ничего не подѣлаешь! Хотя полное алиби и было доказано, но другія улики были очень сильны! сказалъ защитникъ обвиняемаго, подходя къ намъ.
Началось разсмотрѣніе дѣла Ермила Петрова. Онъ явился въ съѣздъ, уже порядочно выпивши. На вопросъ предсѣдателя, «есть ли у него защитникъ», онъ громкимъ голосомъ возопилъ, что у него «есть одинъ защитникъ всѣхъ обиженныхъ — Господь Богъ на небеси». — Обстоятельства этого несложнаго дѣла уже достаточно извѣстны изъ разсказа предсѣдателя, чтобы повторять ихъ. Дѣло разсматривалось безъ свидѣтелей. На предложеніе предсѣдателя прибавить къ отзыву что либо въ свое оправданіе, Петровъ сказалъ, что онъ не можетъ отвѣчать за всякаго постояльца, который тайкомъ приведетъ къ себѣ кого-нибудь, что городовой возбудилъ это дѣло потому, что онъ ему мало далъ «объ праздникѣ», что раньше онъ всѣмъ городовымъ на подметки давалъ, да только избаловалъ ихъ и они стали ужь на всѣ сапоги просить, а ему кажется, что «это какъ будто не зачто». Въ заключеніе, онъ прибавилъ, что «городоваго онъ не билъ, въ грудь не толкалъ, а только слегка отъ себя посунулъ».
Прокуроръ, послѣ трехъ-четырехъ зажмуриваній, объявилъ, что онъ «полагалъ бы приговоръ судьи утвердить и отзывъ подсудимаго оставить безъ послѣдствій». Судъ удалился на совѣщаніе. Предсѣдательствующій втораго отдѣленія провозгласилъ приговоръ по дѣлу крестьянъ деревни Познякова. Съѣздъ утвердилъ приговоръ судьи.
Мнѣ нѣтъ надобности перечислять всѣ слушавшіяся въ это засѣданіе дѣла. По приведеннымъ образцамъ читатель можетъ судить о томъ, какъ они рѣшались. — По дѣлу Ермилы Петрова съѣздъ смягчилъ наказаніе и подвергъ обвиняемаго, вмѣсто мѣсячнаго ареста, штрафу въ десять рублей. Радость Ермилы Петрова трудно было описать: — «Сейчасъ отдавать деньги-то?» присталъ онъ къ предсѣдателю и настоялъ таки на томъ, чтобы тотъ взялъ штрафъ.
Въ часъ было разрѣшено десять дѣлъ, изъ которыхъ отложено четыре.
— Въ два-то кнута бойко стегаютъ! говорили въ толпѣ тяжущихся.
Дѣло помѣщика съ кучеромъ и на съѣздѣ было рѣшено въ пользу обвиняемаго, несмотря на то, что со стороны обвинителя были выставлены свидѣтели, сильно уличавшіе барина въ нанесеніи кучеру побоевъ палкою. Свидѣтели, выставленные со стороны барина, показали, что кучеръ бывалъ «дерзокъ на языкъ». Судья и съѣздъ признали взаимность обидъ: выходъ очень простой и обыкновенный.
Въ третьемъ часу пришли къ намъ, черезъ совѣщательную и гостиную, «снизу» секретарь управы и дѣлопроизводитель уѣзднаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія. Они пришли искать четвертаго для преферанса по четвертухѣ.
— У васъ, кромѣ ночнаго, есть и денной клубъ? спросилъ у меня Кутыринъ. — Гдѣ-жь его помѣщеніе?
— Въ одной изъ пустыхъ комнатъ земской управы.
— А сколько разъ въ недѣлю собираются члены?
— Ежедневно. Если хотите удостовѣриться въ справедливости моихъ словъ, пойдемте! я васъ сведу и покажу, что тамъ играютъ не менѣе, какъ на двухъ столахъ. Игра дешевая, поэтому новыя карты тамъ не въ употребленіи. Играютъ больше на игранныхъ. Такія стоятъ въ клубѣ двадцать копеекъ игра.
— И кто же играетъ?.
— Вы видѣли составъ игроковъ. Иногда дѣлаютъ партію и члены земской управы, и мировые судьи, когда «рано» пріѣдутъ въ городъ.
— Господи! когда же они спятъ? когда же они дѣло дѣлаютъ?
— Дѣла, требующія экстренныхъ мѣръ, разрѣшаются тутъ же за картами! Вотъ все, что я могу вамъ сказать!
Началась серія дѣлъ братьевъ Прощекальниковыхъ, и Кутыринъ долженъ былъ «выйти» въ качествѣ защитника Петра. Защитникомъ Еферія выступилъ одинъ изъ нашихъ частныхъ повѣренныхъ. Довѣренные того и другого были тутъ же на судѣ. Такъ какъ Кутыринъ не имѣлъ свидѣтельства отъ нашего Z--скаго съѣзда на веденіе дѣлъ и потому больше трехъ дѣлъ защищать не могъ (за исключеніемъ тѣхъ, въ которыхъ подсудимые приговаривались къ тюремному заключенію, а такихъ у Прощекальниковыхъ еще не было), то чтобы быть допущеннымъ къ защитѣ по всѣмъ дѣламъ Петра Прощекальникова, онъ представилъ въ съѣздъ общую довѣренность этого послѣдняго на управленіе домомъ, дѣлами, съ правомъ ходатайствовать по уголовнымъ и гражданскимъ дѣламъ и проч.
Сущность всѣхъ этихъ дѣлъ «между братьями», заключалась въ слѣдующемъ: Еферій и Петръ имѣли подъ общимъ и нераздѣльнымъ домомъ, доставшимся имъ года два тому назадъ, по наслѣдству отъ тетки, каждый отдѣльную лавку и вели независимо одинъ отъ другого торговлю хлѣбомъ. Петръ подалъ просьбу о судебномъ раздѣлѣ, и скоро долженъ былъ кончиться двухгодичный срокъ, предоставленный судомъ обоимъ братьямъ для полюбовнаго дѣлежа. Еферій, какъ человѣкъ — по аттестаціи роднаго брата — «неспокойнаго характера и, къ тому же, большой руки кляузникъ», никакъ не могъ прійти къ «миролюбивому» соглашенію и не сдавался ни на какія предлагаемыя ему братомъ условія въ отношеніи раздѣла наслѣдственнаго имѣнія. Чтобы вынудить брата «выйти изъ дома» и взять «выходныхъ тысячи съ двѣ», тогда какъ каменный двухэтажный домъ, стоящій на видномъ, торговомъ мѣстѣ города, стоитъ на худой конецъ десять, онъ вздумалъ выживать брата изъ дома довольно оригинальными способами. То придетъ къ нему въ лавку и, на томъ основаніи, что домъ общій, недѣленый и, значитъ, и лавка, въ которой торгуетъ Петръ, общая, равно какъ и товаръ въ ней, станетъ за прилавокъ и начнетъ распродавать покупателямъ товаръ, составлявшій, разумѣется, исключительную собственность Петра. Если Петръ прикажетъ работнику вывести Еферія изъ лавки силой, онъ тотчасъ же отправлялся къ мировому судьѣ съ жалобою на причиненное ему братомъ насиліе и оскорбленіе словами и дѣйствіемъ. То ночью навѣситъ на двери братниной лавки свои замки и сдѣлаетъ скандалъ на всю площадь, если Петръ станетъ сбивать ихъ. То самъ собьетъ замки съ амбаровъ и сараевъ, въ которыхъ хранится движимость Петра, требуя, «по праву общаго владѣнія», половину этихъ сараевъ и амбаровъ въ свое распоряженіе и умалчивая о томъ, что надворныя постройки были давно распредѣлены между братьями по ровну. Словомъ, Еферій допекалъ Петра чуть ли не на каждомъ шагу, и этотъ послѣдній да.вно бы бросилъ все свое наслѣдство «до раздѣла его судомъ», еслибы этому не противилась жена его. Несмотря на то, что оба брата жили въ одномъ и томъ же домѣ, торговали въ стоявшихъ рядомъ лавкахъ, Еферій не иначе сносился съ братомъ, какъ черезъ нотаріуса. Бѣдняга Петръ, человѣкъ ограниченныхъ умственныхъ способностей и мало свѣдущій въ законахъ, всегда сильно трусилъ, получая «письмо отъ брата съ гербовою маркою на боку», изъ рукъ нотаріуса адвоката, совѣтами и услугами котораго всегда пользовался Еферій. Эти нотаріальныя заявленія писались всѣ по одной формѣ и были приблизительно такого содержанія: «Я, нижеподписавшійся, симъ удостовѣряю: во-первыхъ, что такого-то года, мѣсяца и числа, въ „такомъ то“ часу, по порученію явившагося ко мнѣ „такому то“, Z--скому нотаріусу, въ контору мою, находящуюся „тамъ-то“, Z--скаго купца Еферія Иванова Прощекальникова, я заявлялъ брату его Z--скому же купцу Петру Иванову Прощекальникову, жительствующему вмѣстѣ съ братомъ своимъ Еферіемъ Прощекальниковымъ, въ общемъ домѣ ихъ, Прощекальниковыхъ, находящемся въ Z, на Большой Торговой Площади, въ мѣстѣ жительства означеннаго Петра Прощекальникова, о нижеслѣдующемъ: владѣя вмѣстѣ съ братомъ своимъ Петромъ Прощекальниковымъ, означеннымъ выше нераздѣльнымъ домомъ, въ каждой части котораго по закону обоимъ братьямъ совладѣльцамъ принадлежитъ одинако-ровное право владѣнія, пользованія и распоряженія, онъ, Еферій Прощекальниковъ, не желая доводить домъ до полнаго разстройства, признаетъ необходимымъ для поддержанія онаго въ исправномъ видѣ»… — далѣе слѣдовало изложеніе предъявляемаго къ Петру каждый разъ особаго требованія, такъ, напримѣръ: — «переслать полъ въ занимаемой Петромъ Прощекальниковымъ лавкѣ, а потому онъ, Еферій Прощекальниковъ, требуетъ, чтобы братъ его, Петръ, въ теченіи трехъ сутокъ со дня полученія сего заявленія, очистилъ занимаемую имъ лавку и предупреждаетъ, что, буде онъ, Петръ, сего не исполнитъ, то подлежитъ обязанности уплатить всѣ убытки имъ, Еферіемъ, понесенные отъ заготовки матеріала и найма плотниковъ».
— Научите, что мнѣ дѣлать! приставалъ ко мнѣ, получивши такое заявленіе, Петръ: — судовъ-то видно не хватило ему, такъ ужъ съ натраусомъ сталъ бумаги ко мнѣ присылать? Въ прошломъ году, я отдѣлалъ на свой счетъ всю лавку и настлалъ полъ новыми досками! Что ему еще хочется? Если выбраться изъ лавки — мнѣ ужъ больше ея не видать. Какъ тутъ быть?
Я посовѣтовалъ ему дать отвѣтъ, что, такъ какъ полъ въ лавкѣ былъ исправленъ въ прошломъ году, то онъ, Петръ Прощекальниковъ, не находитъ нужнымъ удовлетворить требованію брата.
Часа черезъ два, Петръ привозитъ ко мнѣ новое заявленіе, въ которомъ Еферій все-таки настаивалъ на очищеніи лавки, потому что находитъ нужнымъ перемѣнить подъ поломъ «давно не перемѣнявшійся и потому сопрѣвшій накатъ».
— А накатъ-то я оставилъ прежній, объяснялъ мнѣ со слезами на глазахъ Петръ: — потому что онъ очень еще здоровъ былъ!.. Ну. что теперь намъ дѣлать!..
— Вы имѣете право оставить это заявленіе даже совсѣмъ безъ отвѣта, сказалъ я.
— Нѣтъ, какъ же это такъ — безъ отвѣта! Все, небось, надо что-нибудь сказать!.. Натраусъ требуетъ — нельзя!
— Напишите, что «накатъ еще крѣпокъ».
— Я ужь и хотѣлъ, а онъ вынимаетъ изъ кармана новую бумагу отъ брата и требуетъ, чтобы я поднялъ полъ, да показалъ брату, что накатъ крѣпкій! Я только что въ лавкѣ десять вагоновъ муки сложилъ! Ну, куда я теперь этакую аграмаду товару дѣну!..
— Въ такомъ случаѣ, вы могли бы отвѣтить, что онъ въ своей лавкѣ можетъ поднять полъ и узнать, крѣпокъ ли накатъ! Вѣдь накатъ долженъ быть одинаковый подъ обѣими лавками.
— И то правда!.. Только боюсь я, чего не было бы мнѣ за это! Я ужь къ нему и не лѣзу, въ его-то лавку! Богъ съ нимъ!
Такихъ заявленій Петръ получалъ иной разъ по три и болѣе на день. Разумѣется, силы для борьбы были далеко не равны, и Петръ часто въ слезахъ пріѣзжалъ ко мнѣ просить совѣта и помощи. Я попробовалъ-было принять его подъ свое покровительство, но послѣ двухъ трехъ дѣлъ, проигранныхъ мною у судьи и въ съѣздѣ, несмотря на очевидную правоту ихъ, я отказался отъ веденія его дѣлъ, посовѣтовавши ему обратиться за помогой къ такому же адвокату-нотаріусу, который такъ часто бомбардировалъ его заявленіями отъ брата. Отказа со стороны этого господина не послѣдовало, и Петръ скоро отучилъ брата отъ предъявленія заявленій. За то Еферій сталъ дѣйствовать рѣшительнѣе, и чаще прежняго сбивалъ или навѣшивалъ замки на лавкѣ и сараяхъ, состоявшихъ въ пользованіи Петра. И, что всего замѣчательнѣе, за всѣ свои продѣлки Еферій никогда не подвергался никакой отвѣтственности. Мировой судья 1-го участка, вѣденію котораго подлежалъ городъ, всегда оправдывалъ его по жалобамъ, поданнымъ Петромъ. Всѣ удивлялись этому, и по городу ходили слухи, что «даже самъ судья очень боится этого Еферія и потому всегда рѣшаетъ дѣла въ его пользу, а ужь извѣстно, что какъ судья рѣшилъ, такъ и съѣздъ сдѣлаетъ, потому что отмѣнка очень рѣдко бываетъ!» Какъ бы то ни было, но судья, разбирая жалобы Петра на самоуправство Еферія, по большей части признавалъ этого послѣдняго по суду оправданнымъ, не находя въ его дѣяніи признаковъ уголовнаго проступка, или прекращалъ возбужденное въ уголовномъ порядкѣ обвиненіе на основаніи 27 ст. уст. угол. суд. до разрѣшенія вопроса о правѣ собственности на недвижимость. Такимъ образомъ, у Еферія, что бы онъ ни натворилъ, только и оправданій было, что домъ общій, а потому онъ, Еферій, можетъ по всему дому, а значитъ и по лавкѣ, въ которой торгуетъ Петръ, ходить и тоже торговать; что онъ имѣетъ право принимать мѣры къ охраненію общаго имущества, т. е. навѣшивать замки на братнину лавку, которая въ то же самое время принадлежитъ и ему; что онъ имѣетъ право распоряжаться въ общемъ и недѣленомъ домѣ «во всѣхъ частяхъ одинаково», а потому, желая помѣстить, напримѣръ, дрова, именно въ томъ сараѣ, въ которомъ складываетъ дрова его братъ, онъ, послѣ отказа Петра добровольно дать ему требуемое помѣщеніе, счелъ себя въ правѣ сбить замки со своего же, въ сущности, сарая, а потому и не подлежитъ за то никакой отвѣтственности, кромѣ развѣ вознагражденія въ порядкѣ гражданскаго судопроизводства за испорченные пробои и сломанные замкй.
Первое, подлежавшее разсмотрѣнію въ съѣздѣ дѣло между Прощекальниковыми возникло «по жалобамъ Петра Прощекальникова на брата о самоуправствѣ и Еферія Прощекальникова на оскорбленіе его дѣйствіемъ при удаленіи изъ лавки Петра Прощекальникова». Мировой судья призналъ Петра виновнымъ въ оскорбленіи Еферія дѣйствіемъ и приговорилъ его къ аресту при земскомъ арестантскомъ домѣ на недѣлю, а въ дѣяніи Еферія, по обыкновенію, не нашелъ признаковъ преступленія или проступка и потому приговорилъ: считать его по обвиненію въ самоуправствѣ отъ суда свободнымъ.
Обѣ стороны обжаловались въ съѣздѣ. Жалоба Еферія, въ которой онъ просилъ объ увеличеніи брату наказанія, была написана страницахъ на пяти и состояла въ описаніи небывалыхъ притѣсненій и оскорбленій, наносимыхъ ему братомъ Петромъ. Многіе изъ обывателей, зная хорошо положеніе дѣлъ и смирный характеръ Петра, ушамъ своимъ не вѣрили, слушая отзывъ Еферія, читаемый секретаремъ.
— Бумага-то все стерпитъ! говорили они между собой. — Ну, и начередилъ же этотъ Еферій чорта въ стулѣ!.. И все свидѣтелями подтверждаетъ! Знаемъ мы этихъ свидѣтелей: пьяница работникъ, да старуха нянька!..
Тѣмъ не менѣе, мировой судья далъ этимъ свидѣтелямъ полную вѣру и приговорилъ Петра, за то, что тотъ приказалъ работнику своему вывести Еферія вонъ изъ лавки и «пихнулъ его при этомъ», къ аресту.
Предсѣдатель, соскучась слушать жалобу Еферія, предложилъ-было апеллятору изложить содержаніе ея на словахъ, но Еферій не согласился, и жалоба его была дочитана до конца.
Кутыринъ, въ подкрѣпленіе жалобы своего кліента, цѣлымъ рядомъ кассаціонныхъ рѣшеній доказывалъ, что для признанія въ дѣяніи Еферія Прощекальникова признаковъ самоуправства нѣтъ никакой надобности входить въ разсмотрѣніе того обстоятельства, кому «должно» принадлежать право собственности на спорное имущество: необходимо только установить, у кого это имущество находилось въ данный моментъ въ фактическомъ обладаніи. А такъ какъ лавка и товаръ въ ней находились въ фактическомъ обладаніи Петра Прощекальникова, то виновность этого Еферія Прощекальникова не подлежитъ никакому сомнѣнію, ибо онъ, войдя въ лавку брата и ставши за прилавокъ, получилъ съ нѣсколькихъ покупателей деньги за товаръ, принадлежавшій его брату, и сдѣлалъ все это въ присутствіи фактическаго владѣльца.
— Сводя высказанныя мною общія разсужденія къ одному выводу, продолжалъ свою защитительную рѣчь Кутыринъ: — я нахожу, что, во 1-хъ, по показаніямъ свидѣтелей и согласно признанію самого Еферія Прощекальникова, лавка находилась во владѣніи Петра Прощекальникова, равно какъ и лежащій въ ней товаръ, и во 2-хъ, что Еферій Прощекальниковъ, войдя въ лавку Петра Прощекальникова и получа съ покупателей деньги за принадлежащій ему товаръ, вопреки ясно выраженнаго желанія Петра Прощекальникова, учинилъ самоуправство и насиліе, такъ какъ онъ ударилъ этого послѣдняго палкою по головѣ, когда тотъ предложилъ ему удалиться изъ лавки. Что же касается до дѣянія моего кліента, то я въ его то именно дѣяніи и не нахожу состава преступленія, именуемаго самоуправствомъ, потому что "удаленіе силою лица, остающагося противъ воли хозяина въ принадлежащемъ ему помѣщеніи, не можетъ даже считаться и самоуправствомъ, ибо нельзя требовать, чтобы хозяинъ терпѣлъ у себя въ квартирѣ или иномъ помѣщеніи всякаго, пришедшаго къ нему…
— Позвольте-съ, г. защитникъ! Вы злоупотребляете нашимъ терпѣніемъ! рѣзко перебилъ Кутырина предсѣдатель. — Мы просимъ васъ не лекцію читать, а говорить суть дѣла!
— Суть дѣла заключается въ оправданіи моего кліента! отвѣтилъ, въ замѣшательствѣ, Кутыринъ. — Позвольте мнѣ, г. предсѣдатель, ко всему сказанному добавить еще словъ десять!
— Вы говорили, говорили!… Неужели еще мало?…
— Я хотѣлъ только просить съѣздъ объ оправданіи моего кліента! отвѣчалъ сбитый съ толку и переконфуженный Кутыринъ
— Съѣздъ будетъ имѣть ваше заявленіе въ виду! Г. прокуроръ, ваше заключеніе? обратился онъ къ товарищу прокурора.
Я замѣтилъ, что товарищъ прокурора употребляетъ большія усилія, чтобъ не задремать во время длинной рѣчи Кутырина. Послѣ нѣсколькихъ помаргиваній и гримасъ, онъ объявилъ, что «полагалъ бы приговоръ судьи утвердить».
Предсѣдатель и мировой судья 4-го участка поднялись со своихъ мѣстъ и уже порядкомъ отошли отъ стола, а мировой судья 2-го участка все еще сидитъ, облокотившись на столъ и закрывши лицо руками. Онъ спалъ.
— Мы идемъ, толкнулъ его предсѣдатель. — А вы что же? Тотъ встрепенулся.
— Нѣтъ, я пасъ! съ просонья отвѣтилъ онъ, махая руками, какъ это всегда дѣлалъ, когда хотѣлъ показать, что «у него ничего нѣтъ» и чтобы «играли безъ него», и потомъ, быстро сообразивъ въ чемъ дѣло, вскочилъ съ мѣста и прежде другихъ проскользнулъ въ совѣщательную.
— Ну, ужь съѣздъ!.. Товарищъ прокурора дремлетъ, одинъ изъ судей совсѣмъ спитъ, а предсѣдатель съѣзда не приказываетъ злоупотреблять его терпѣніемъ!… Извольте послѣ этого добросовѣстно защищать дѣла!… Гм! Злоупотреблять терпѣніемъ! Ну, а нашимъ-то не злоупотреблялъ онъ? приставалъ ко мнѣ Кутыринъ, когда судьи удалились на совѣщаніе. — Скажите: у васъ всегда такъ, или это я, по особенному своему несчастію, попалъ именно на такой сонный съѣздъ?
— Почти всегда такъ.
Согласно заключенію товарища прокурора, рѣшеніе судьи было утверждено.
Обѣ стороны заявили неудовольствіе. «Въ сенатъ, непремѣнно въ сенатъ!» твердилъ Кутыринъ. Какъ я предсказывалъ, онъ проигралъ всѣ дѣла Петра Прощекальникова, такъ какъ, «согласно заключенію товарища прокурора», всѣ приговоры мироваго судьи были утверждены. Петръ Прощекальниковъ съ горя заплакалъ.
— Если по всѣмъ дѣламъ въ сенатъ, то безъ малаго полтораста рублей залогу придется платить! Видно придется отсиживать! говорилъ онъ.
Два мои дѣла были отложены, одно за неврученіемъ повѣстки противной сторонѣ, другое — по неявкѣ свидѣтелей, вызванныхъ моими противниками; два остальныхъ я выигралъ и въ томъ числѣ дѣло «о взысканіи священникомъ Рождественскимъ съ мѣщанина Ечеистова его дочери, или стоимости ея воспитанія.» Такъ какъ четвертый часъ былъ уже на исходѣ, то товарищъ прокурора упросилъ предсѣдателя «пустить» частныя жалобы, слушавшіяся въ Z--скомъ съѣздѣ то же съ заключеніемъ товарища прокурора, прежде остальныхъ гражданскихъ дѣлъ, «потому что одинъ изъ слѣдователей просилъ его къ себѣ на обѣдъ и неловко будетъ заставлять хозяйку дожидаться». Разумѣется, просьба была немедленно исполнена.
Освободившійся товарищъ прокурора по дорогѣ въ совѣщательную, гдѣ у него лежали пальто и шляпа, забѣжалъ къ намъ, въ кучку адвокатовъ, и предложилъ подписаться «на красный крестъ». Мы дали по рублю, записавши ваши пожертвованія въ выданную г. Шрапсъ для сбора книжку. Не избѣжалъ общей участи и Кутыринъ, несмотря на возраженіе, что онъ уже вписалъ въ эту самую книжку въ Губернскѣ три рубля.
— Потрудитесь и вы вписать что-нибудь въ мою! Я тоже собираю на «красный крестъ!» предложилъ онъ товарищу прокурора, вынимая изъ бокового кармана своего сюртука такую же точно книжку для сбора пожертвованій. — Самое вѣрное средство, чтобы никто не приставалъ со сборомъ, это — запастись самому подобной книжицей!.. Тогда кто и сунется — самъ попадетъ на крючокъ! смѣясь говорилъ Кутыринъ.
Шрапсъ вписалъ ему рубль.
— Мы ужь не будемъ размѣниваться рублями! сказалъ Кутыринъ, видя, что тотъ полѣзъ въ карманъ. — Мы внесемъ въ кассу каждый свой рубль!
— У насъ въ Губернскѣ почти весь городъ съ книжками, разсказывалъ онъ мнѣ, пользуясь свободной минутой, пока Шрапсъ прощался съ судьями: — дамы по улицамъ съ кружками ходятъ, а мужчины съ книжками!.. Я платилъ, платилъ, да и думаю себѣ, дай-ка схлопочу книжечку для сбора — авось подѣйствуетъ! И точно: какъ узнали, что у меня книжка есть — перестали приставать, а то прежде отбою не было!..
Проигравши всѣ дѣла Петра Прощекальникова, Кутыринъ обозлился.
— Сколько разъ я давалъ себѣ зарокъ не брать дѣлъ ни у мировыхъ судей, ни въ съѣздахъ! Нѣтъ, на этотъ разъ, клятву даю и ни за какія тысячи въ съѣзды въ эти ни ногой!.. Петръ Иванычъ! обратился онъ къ своему плачущему кліенту. — Берите примѣръ со съѣзда! Вы съ братомъ въ одномъ домѣ ужиться не можете, а здѣсь вотъ съѣздъ съ клубомъ или клубъ со съѣздомъ мирно и безмятежно живутъ, да поживаютъ!.. Мнѣ такъ понравился вашъ клубъ-съѣздъ, что я рѣшаюсь остаться въ нашемъ Z на сегодняшній вечеръ, съ условіемъ, чтобы вы дали мнѣ возможность участвовать на вашемъ вечернемъ засѣданіи комитета «краснаго креста!» Для этого нужно внести десять рублей, кажется? Да!.. Я плачу и дѣлаюсь членомъ вашего комитета! Засѣданіе должно быть очень интересно, а мнѣ все равно до утренняго поѣзда придется пробыть здѣсь… Однако, «господинъ прокурорскій надзоръ» отправился обѣдать. Не худо бы и намъ послѣдовать его примѣру!..
Я пригласилъ его къ себѣ.
— Вотъ и отлично! Пообѣдаемъ, отдохнемъ, а вечеромъ отправимся въ вашъ клубъ-съѣздъ на засѣданіе!.. Не правда ли, я былъ очень кратокъ по всѣмъ остальнымъ дѣламъ Прощекальникова: «прошу уважить апелляцію моего кліента!» И только! Предсѣдателю это очень понравилось! За то мнѣ не понравилось, что я проигралъ всѣ пятнадцать дѣлъ! Это случается со мной въ первый разъ въ жизни! А каковы заключенія товарища прокурора? болталъ Кутыринъ дорогою къ моей квартирѣ. — Встать. Зажмуриться. Постоять и разомъ выпалить: «Я полагалъ-бы оставить приговоръ въ силѣ, а жалобу безъ послѣдствій!!»… Я думаю, что Петръ Прощекальниковъ могъ бы быть отличнымъ товарищемъ прокурора! Ха, ха, ха!..
- ↑ Въ провинціальныхъ общественныхъ клубахъ старшинами избираются только «служащіе», какъ лица уже облеченныя общественнымъ или начальственнымъ довѣріемъ.