Былъ 9-й часъ утра. — Синія облака густо висѣли надъ продолговатою горою, которая рисовалась въ воздухѣ, какъ огромная крѣпость; ряды елей торчали, какъ зубцы башенъ. — Вдругъ появились золотыя змѣи и улеглись по краямъ облаковъ, которыхъ синева сдѣлалась еще синѣе. — Но вотъ, все болѣе и болѣе, алѣютъ золотые змѣистые изгибы. Вдругъ — искра… Вдругъ пожаръ… Востокъ заслѣтлѣлъ… Разливъ золотаго пыланья образовался въ кругъ, кругъ превращается въ шарь, растетъ, растетъ… Какой огромный шаръ: это солнце! — Буря вѣетъ, въ воздухѣ пробѣгаетъ рѣзкій свистъ; озера кипятъ; флаги на мачтахъ хлобыщатся; флюгера быстро вертятся, дерева машутъ своими вершинами, облака набѣгаютъ на солнце, но имъ не закрыть уже возникшаго свѣтила. — Такъ возникаетъ просвѣщеніе во время невѣжества и порядокъ среди мятущейся гражданственнности.
Минута предъ возхожденіемъ солнца имѣетъ нѣчто торжественное, нѣчто чудесно-успокоительное. Кажется, вмѣстѣ съ мракомъ ночи, проходитъ все мрачное. Не знаю вниманіе ли къ восходящему свѣтилу или что другое причиною тому, что душа вся направляется къ чертѣ востока и, какъ будто невѣста, пристально взирающая на дверь, изъ которой долженъ появиться женихъ ея, радостно утопаетъ въ ощущеніяхъ безъимянныхъ, въ наслажденіи, котораго нельзя ни осязать, ни купить за все злато перуанскихъ рудниковъ, за всѣ алмазы Индіи; въ наслажденіи, которое Милосердый Господь даромъ предлагаетъ всякому, кого лѣность и сонъ не удержатъ въ темномъ углу, въ часы яснаго появленія всемірнаго гостя природы, великолѣпнаго Божьяго солнца, —