ВОСПОМИНАНІЯ АРТИСТА ОБЪ ИМПЕРАТОРѢ НИКОЛАЕ ПАВЛОВИЧѢ.
правитьГосударь Николай Павловичъ страстно любилъ театръ. По обилію талантовъ русскій театръ тогда былъ въ блестящемъ состояніи. Каратыгины, Сосницкіе, Брянскіе, Рязанцевъ, Дюръ, Мартыновъ, Самойловы, Максимовъ, Асенкова, не говоря уже о второстепенныхъ артистахъ, могли быть украшеніемъ любой европейской сцены.
Вотъ что мнѣ разсказывалъ извѣстный французскій актеръ Верне о русскихъ артистахъ того времени.
"Когда мы пріѣхали, — говорилъ Верне, — въ Петербургъ въ началѣ тридцатыхъ годовъ, намъ сказали, что на русской сценѣ играютъ «Свадьбу Фигаро»; намъ это показалось забавнымъ, и мы, ради курьёза, пошли посмотрѣть.
«Посмотрѣли да и ахнули: такое прекрасное исполненіе произведенія Бомарше сдѣлало бы честь французской комедіи. Каратыгины, Рязанцевъ, Сосницкая и Асенкова были безукоризненны, но болѣе всѣхъ насъ поразилъ Сосницкій въ роли Фигаро. Это было олицетвореніе живаго, плутоватаго испанца; какая ловкость, какая мимика! „Онъ былъ легче пуха и неуловимѣй вѣтра“, — выразился Верне. Почти сконфуженные мы вышли изъ театра, видя, что не учить варваровъ, а самимъ намъ можно было у нихъ поучиться».
Вотъ въ какомъ положеніи была тогда русская труппа, по словамъ чужеземнаго спеціалиста.
Этому блестящему состоянію русскаго театра, кромѣ высочайшаго вниманія, искусство было обязано также извѣстнымъ любителямъ сцены: князю Шаховскому, Грибоѣдову, Катенину, Гнѣдичу, Кокошкину, которые сердечно относились къ артистамъ, давали имъ возможность развиваться въ своемъ кружкѣ и въ то же время писали для сцены.
Валетъ тоже отличался блескомъ, имѣя во главѣ первоклассныхъ европейскихъ балеринъ: Тальони, Фанни Эльснеръ, Черито, Карлоту Гризи и друг.[1], а французскій театръ по своему составу могъ соперничать съ Comedie Franèaise; довольно назвать супруговъ Алланъ, Брессана, Дюфура, Плесси, Вольнисъ, Мейеръ, Бертонъ, Руже, Готи, Верне, позднѣе Лемениль и другіе.
Очень понятно, какую пользу могли извлекать русскіе артисты, видя такіе примѣры.
Русская опера только что зарождалась, не имѣя еще родныхъ композиторовъ до появленія Глинки, хотя и въ ней были выходящіе изъ ряда таланты, какъ, напримѣръ, Петровъ и его жена. Петровъ какъ пѣвецъ и актеръ исполнялъ Бертрама въ «Робертѣ» въ такомъ совершенствѣ, до котораго, по мнѣнію знатоковъ, не достигалъ никто изъ иностранныхъ артистовъ, появлявшихся на петербургской сценѣ.
Театръ былъ любимымъ удовольствіемъ государя Николая Павловича, и онъ на всѣ его отрасли обращалъ одинаковое вниманіе; скабрезныхъ пьесъ и фарсовъ не терпѣлъ, прекрасно понималъ искусство и особенно любилъ liante comedie, а русскими любимыми пьесами были". «Горе отъ ума» и «Ревизоръ».
Пьесы ставились тщательно, какъ того требовало достоинство императорскаго театра, на декораціи и костюмы денегъ не жалѣли, чѣмъ и пользовались чиновники, наживая большія состоянія; постановка балетовъ, по ихъ смѣтѣ, обходилась отъ 30 до 40 тысячъ.
За малѣйшій безпорядокъ государь взыскивалъ съ распорядителей строго и однажды приказалъ посадить подъ арестъ на три дня извѣстнаго декоратора и машиниста Роллера за то, что, при перемѣнѣ, одна декорація запуталась за другую.
Онъ былъ не повиненъ въ цензурныхъ безобразіяхъ того времени, гдѣ чиновники, стараясь выказать свое усердіе, были les royalistes phis que le roi. Лучшимъ доказательствомъ тому служитъ, что онъ лично пропустилъ для сцены «Горе отъ ума» и «Ревизора».
Вотъ какъ былъ пропущенъ «Ревизоръ». Жуковскій, покровительствовавшій Гоголю, однажды сообщилъ государю, что молодой талантливый писатель Гоголь написалъ замѣчательную комедію, въ которой съ безпощаднымъ юморомъ клеймитъ провинціальную администрацію и съ рѣдкой правдой и комизмомъ рисуетъ провинціальные нравы и общество. Государь заинтересовался.
— Если вашему величеству въ минуты досуга будетъ угодно ее прослушать, то я ее прочелъ бы вамъ.
Государь охотно согласился. Съ удовольствіемъ выслушалъ комедію, смѣялся отъ души и приказалъ поставить на сценѣ. Впослѣдствіи онъ говаривалъ: «Въ этой пьесѣ досталось всѣмъ, а мнѣ въ особенности». Разсказъ этотъ я слышалъ неоднократно отъ М. С. Щепкина, которому, въ свою очередь, онъ былъ переданъ самимъ Гоголемъ.
Во вниманіе къ таланту В. А. Каратыгина, онъ ему дозволилъ исключительно одинъ разъ въ свой бенефисъ дать «Вильгельма Телля», такъ какъ Каратыгинъ страстно желалъ сыграть эту роль.
Какъ онъ здраво и глубоко понималъ искусство, можетъ служить примѣромъ слѣдующій разсказъ. Въ Москвѣ, въ 1851 году, съ огромнымъ успѣхомъ была сыграна въ первый разъ комедія Островскаго «Не въ свои сани не садись». Простотой, безыскусственностью, глубокой любовью къ русскому человѣку, она поразила всѣхъ и произвела потрясающее впечатлѣніе. Появленіе этой пьесы было событіемъ въ русскомъ театрѣ. Вслѣдствіе огромнаго успѣха въ Москвѣ, въ томъ же году, въ концѣ сезона ее поставили въ Петербургѣ.
Государь, страстно любя театръ, смотрѣлъ каждую оригинальную пьесу, хотя бы она была въ одномъ дѣйствіи. Зная это, при постановкѣ комедіи Островскаго, чиновники ужасно перетрусились. «Что скажетъ государь, — говорили они, — увидя на сценѣ безнравственнаго дворянина и рядомъ съ нимъ честнаго купчишку!… Всѣмъ — и намъ, и автору, и цензору, будетъ бѣда!»… Въ виду этого хотѣли положить комедію подъ сукно, но говоръ о пьесѣ въ обществѣ усиливался болѣе и болѣе, и дирекція, предавши себя на волю Божью, рѣшилась поставить ее.
Комедія имѣла громадный успѣхъ. На второе представленіе пріѣхалъ государь. Начальство трепетало… Просмотрѣвъ комедію, государь остался отмѣнно доволенъ и соизволилъ такъ выразиться: «Очень мало пьесъ, которыя бы мнѣ доставляли такое удовольствіе, какъ эта. Ce n’est pas une pièce, c’est une leèon!» Въ слѣдующее же представленіе опять пріѣхалъ смотрѣть пьесу и привезъ съ собой всю августѣйшую семью", государыню и наслѣдника цесаревича съ супругой, и потомъ пріѣзжалъ еще разъ смотрѣть ее весной послѣ Святой недѣли, а между тѣмъ усердные чиновники въ то же время держали автора, А. И. Островскаго, подъ надзоромъ полиціи за его комедію «Свои люди — сочтемся».
Впрочемъ, тогда подобныя аномаліи у насъ были не рѣдкость. Государь Александръ Николаевичъ соизволилъ пожаловать А. Н. Островскому брилліантовый перстень за пьесу «Мининъ», гдѣ авторъ такъ сильно выразилъ народное патріотическое чувство, а цензура вь то же время запретила эту пьесу, находя ея представленіе несвоевременнымъ.
Безумно было бы обвинять монарха стомилліоннаго народа за то, что онъ не знаетъ мелкихъ злоупотребленій чиновника.
Государь желалъ успѣха русской драматической литературѣ, поощрялъ литераторовъ; доказательствомъ тому служатъ неоднократныя пособія Гоголю, драгоцѣнные подарки всѣмъ авторамъ, писавшимъ тогда для сцены: Кукольнику, Полевому, Каратыгину, Григорьеву, а Полевому онъ, въ виду его стѣсненнаго положенія, пожаловалъ пенсію.
Государь, очень часто приходившій во время представленій на сцену, удостоивалъ милостивой бесѣды артистовъ и однажды, встрѣтивъ Каратыгина и Григорьева, поклонился имъ въ поясъ, сказавши: «Напишите, пожалуйста, что нибудь порядочное»[2].
Его милости къ артистамъ были не исчерпаемы. Во время болѣзни Дюра онъ прислалъ къ нему своего доктора. Узнавъ о плохомъ здоровьѣ Максимова, приказалъ его отправить лѣчиться на счетъ дирекціи за границу.
Въ Красномъ Селѣ спектакли были четыре раза въ недѣлю, и онъ приказалъ выстроить дачи для артистовъ, чтобы меньше затруднять ихъ переѣздомъ.
Сосницкому по интригамъ отказали въ заключеніи съ нимъ контракта, и онъ вышелъ въ отставку. Государь не зналъ объ этомъ. Однажды, съ нимъ встрѣтившись, онъ спросилъ его: «Отчего я тебя давно не видалъ на сценѣ?».
— Я въ отставкѣ, ваше величество, — отвѣчалъ Сосницкій.
— Это отчего?
— Вѣроятно, находятъ, что я уже старъ и не могу работать, поэтому со мной не возобновили контракта.
— Что за вздоръ, — я хочу, чтобы ты служилъ! Передай директору, что я лично ему приказываю немедленно принять тебя на службу.
Разумѣется, Сосницкій былъ принятъ, и не только директору, но и министру двора[3] было выражено сильное неудовольствіе государя.
Любовь артистовъ къ государю доходила до обожанія. Трудно передать тотъ восторгъ, который онъ вселялъ своимъ ласковымъ словомъ, въ которомъ равно выражалась и привѣтливость, и величіе.
Послѣ представленія каждой новой пьесы, имѣвшей мало-мальски порядочный успѣхъ, всѣ главные исполнители получали подарки и были лично обласканы государемъ.
Послѣ красносельскихъ лагерей государь со всѣмъ семействомъ переѣзжалъ на жительство въ Царское Село, гдѣ и оставался до 8-го ноября, дня именинъ великаго князя Михаила Павловича.
Во время пребыванія въ Царскомъ Селѣ, при дворѣ, постоянно были два раза въ недѣлю спектакли, состоявшіе изъ одной русской и изъ одной французской пьесы.
Артисты пріѣзжали съ утра, завтракали во дворцѣ, обѣдали, послѣ обѣда, если кому угодно, катались по парку въ придворныхъ линейкахъ, предоставленныхъ имъ но приказанію государя; послѣ спектакля ужинали и возвращались въ Петербургъ; за эти спектакли всѣ артисты были награждаемы высочайшими подарками.
Желая возвысить званіе артиста въ обществѣ, государь императоръ предоставилъ актерамъ перваго разряда, по прослуженіи десяти лѣтъ, званіе личнаго почетнаго гражданина, а по прослуженіи 15-ти — потомственнаго.
А. М. Максимовъ разсказывалъ мнѣ, до какой степени онъ сочувствовалъ молодымъ артистамъ. «Я всегда волнуюсь и робѣю за молодаго человѣка, — говорилъ императоръ, — безпрестанно боюсь, чтобъ онъ не сдѣлалъ какой нибудь неловкости или промаха, и только смотря на опытныхъ артистовъ, не испытываю этого чувства; за тебя я всегда спокоенъ!»
Государь Николай Павловичъ такъ хорошо былъ знакомъ съ составомъ труппы, что безъ афиши зналъ фамилію каждаго маленькаго актера.
Что же мудренаго, что при такой любви и вниманіи къ театру могущественнаго монарха, передъ которымъ трепетали распорядители, зная, что малѣйшая небрежность и упущеніе не пройдутъ безнаказанно, — театръ стоялъ такъ высоко.
Подобное блестящее положеніе искусства не возобновится.
Проведите параллель между артистами того и нынѣшняго времени, и будетъ видно, далеко ли ушла русская сцена.
Одно слишкомъ высокопоставленное лицо, въ семидесятыхъ тогахъ. спросило меня:
— Отчего такъ мало хорошихъ русскихъ пьесъ?
— Оттого, что вы рѣдко насъ посѣщаете, — отвѣчалъ я.
— Но я таланта, сдѣлать не могу.
— Это вѣрно, ваше … ство, но, когда увидятъ, что вы интересуетесь нашимъ дѣломъ, тогда тѣ, которые управляютъ имъ, чтобы угодить вамъ, приложатъ всѣ старанія къ русской сценѣ, чтобы пріохотить авторовъ трудиться для театра, — а кому же охота работать теперь, встрѣчая затрудненія въ цензурѣ, въ постановкѣ и получая за всѣ непріятности грошевое вознагражденіе.
Взаключеніе разскажу нѣсколько характерныхъ случаевъ, бывшихъ при встрѣчѣ государя съ артистами.
Государь очень жаловалъ французскаго актера Верне, который былъ очень остроуменъ. Однажды, государь, гуляя пѣшкомъ, встрѣтилъ его въ Большой Морской, остановилъ и нѣсколько минутъ съ нимъ разговаривалъ. Едва государь удалился, какъ будто изъ-подъ земли выросъ квартальный и потребовалъ у Верне объясненія, что ему говорилъ государь. Верне, не зная порусски, не могъ ему отвѣтить; квартальный арестовалъ его и доставилъ въ канцелярію оберъ-полицеймейстера, которымъ тогда былъ Кокошкинъ. Кокошкина въ то время не было дома; когда онъ возвратился, то, разумѣется, Верне былъ освобожденъ съ извиненіемъ.
Вскорѣ послѣ этого, государь, бывши въ Михайловскомъ театрѣ, пришелъ на сцену и, увидя Верне, подозвалъ его къ себѣ. Верне, вмѣсто отвѣта, замахалъ руками и опрометью бросился бѣжать… Это удивило государя. Когда но его приказанію явился къ нему Верне, онъ спросилъ его:
— Что это значитъ, вы отъ меня бѣгаете и не хотите со мной разговаривать?
— Разговаривать съ вами, государь, честь слишкомъ велика, но и опасна — это значитъ отправляться въ полицію; за разговоры съ вами, я уже просидѣлъ полдня подъ арестомъ!
— Какимъ образомъ?
Верне разсказалъ, какъ это случилось.
Государь очень смѣялся, но Кокошкину досталось.
П. А. Каратыгинъ отличался необыкновенной находчивостью и остроуміемъ. Однажды, лѣтомъ, въ Петергофѣ былъ спектакль. За неимѣніемъ мѣста, пріѣхавшіе для спектакля артисты были помѣщены тамъ, гдѣ моютъ бѣлье. Государь, встрѣтивъ Каратыгина, спросилъ его: всѣмъ ли они довольны?
— Всѣмъ, ваше величество; насъ хотѣли поласкать и помѣстили въ прачешной.
Однажды, государь пришелъ на сцену съ великимъ княземъ Михаиломъ Павловичемъ. Великій князь былъ въ очень веселомъ расположеніи духа и острилъ безпрерывно. Государь, обратясь къ Каратыгину, сказалъ:
— У тебя братъ отбиваетъ хлѣбъ!
— У меня останется соль, ваше величество, — отвѣчалъ Каратыгинъ.
Актеръ Григорьевъ 2-й, играя апраксинскаго купца въ ньесѣ «Ложа 3-го яруса на бенефисъ Тальони», разсказывая о представленіи балета, позволилъ себѣ въ. присутствіи государя остроумную импровизацію, не находящуюся въ пьесѣ.
Государю эта выходка очень понравилась, и онъ разрѣшилъ Григорьеву говорить въ этой пьескѣ все, что онъ захочетъ. Григорьевъ, будучи человѣкомъ талантливымъ и острымъ, очень ловко этимъ воспользовался. Онъ говорилъ въ шуточной формѣ обо всемъ, что тогда интересовало петербургское общество. Вся столица сбѣгалась слушать остроты Григорьева, успѣхъ былъ громадный, и на эту маленькую пьеску съ трудомъ доставали билеты.
Въ особенности отъ Григорьева доставалось Гречу и Булгарину. Тогда Гречъ читалъ публичныя лекціи русскаго языка, а Григорьевъ говорилъ на сценѣ, что нѣмецъ въ Большой Мѣщанской (гдѣ читалъ Гречъ) русскимъ языкъ показываетъ.
Булгаринъ написалъ пьесу «Шкуна Нюкарлеби».
Григорьева спрашиваютъ на сценѣ, что такое «Шкуна Нюкарлеби?»
— Шкуна? это судно, — отвѣчаетъ онъ.
— А Нюкарлеби?
— А это то, что въ суднѣ!
Булгаринъ и Гречъ выходили изъ себя, ѣздили жаловаться къ директору А. М. Гедеонову, просили, чтобы онъ запретилъ Григорьеву глумиться надъ ними… но Гедеоновъ отвѣчалъ, что не имѣетъ на это права, а пусть обратятся къ государю императору, который дозволилъ шутить Григорьеву.
В. А. Каратыгинъ былъ очень большаго роста. Однажды, государь сказалъ ему:
— Однако, ты выше меня, Каратыгинъ!
— Длиннѣе, ваше величество, — отвѣчалъ ему знаменитый трагикъ.
Государь очень любилъ Максимова и часто удостоивалъ съ нимъ бесѣдовать. Однажды, пользуясь благосклоннымъ разговоромъ государя, Максимовъ спросилъ его: можно ли на сценѣ надѣвать настоящую военную форму? Государь отвѣтилъ:
— Если ты играешь честнаго офицера, то, конечно, можно; представляя же человѣка порочнаго, ты порочишь и мундиръ, и тогда этого нельзя!
Максимова уже давно соблазнялъ гвардейскій мундиръ; воспользовавшись дозволеніемъ государя, онъ на свой счетъ сдѣлалъ себѣ гвардейскую конно-піонерную форму и надѣлъ ее, играя офицера въ водевилѣ «Путаница». Какъ нарочно въ это представленіе пріѣхалъ государь.
Въ антрактѣ передъ началомъ водевиля, выходя изъ ложи на сцену, онъ увидѣлъ въ полуосвѣщенной кулисѣ Максимова и принялъ его за настоящаго офицера.
— Зачѣмъ вы здѣсь? — строго спросилъ его императоръ.
Максимовъ оробѣлъ и не отвѣчалъ ни слова.
— Зачѣмъ вы здѣсь? — еще строже повторилъ государь.
Максимовъ, за нѣсколько времени передъ этимъ кутившій, не
являлся къ исполненію своихъ обязанностей. Ему показалось, что за это государь гнѣвается, и растерялся окончательно.
— Зачѣмъ вы здѣсь? Кто вы такой? Какъ ваша фамилія? — И, взявъ его за рукавъ, подвелъ къ лампѣ, посмотрѣлъ въ лице и увидалъ, что это Максимовъ.
— Фу, братецъ, я тебя совсѣмъ не узналъ въ этомъ мундирѣ.
У Максимова отлегло отъ сердца. Послѣ онъ говорилъ, что натерпѣлся такого страха, что не только бы оберъ-офицерскій мундиръ не надѣлъ, а даже и фельдмаршальскій!
Государь очень интересовался постановкой балета «Возстаніе въ сералѣ», гдѣ женщины должны были представлять различныя военныя эволюціи. Для обученія всѣмъ пріемамъ были присланы хорошіе гвардейскіе унтеръ-офицеры. Сначала это занимало танцовщицъ, а потомъ надоѣло, и онѣ стали лѣниться. Узнавъ объ этомъ, государь пріѣхалъ на репетицію и строго объявилъ театральнымъ амазонкамъ: «Если онѣ не будутъ заниматься какъ слѣдуетъ, то онъ прикажетъ поставить ихъ на два часа на морозъ съ ружьями, въ танцовальныхъ башмачкахъ». Надобно было видѣть, съ какимъ жаромъ перепуганные рекруты въ юбкахъ принялись за дѣло; успѣхъ превзошелъ ожиданія, и балетъ произвелъ фуроръ,
Однажды, присутствуя на представленіи оперы «Жизнь за царя», государь остался особенно доволенъ игрой О. А. Петрова и, придя на сцену, сказалъ ему: «Ты такъ хорошо, такъ горячо выразилъ любовь къ отечеству, что у меня на головѣ приподнялась накладка!». Продолжая съ нимъ милостиво разговаривать, онъ выразилъ свое удовольствіе, что русская опера дѣлаетъ большіе успѣхи.
Восхищенный Петровъ сказалъ ему; — Вотъ, ваше величество, если бы намъ пріобрѣсти тенора Иванова, тогда бы опера поднялась еще выше.
Государь сердито взглянулъ на Петрова и быстро отъ него отвернулся.
Наступила мертвая тишина. Петровъ растерялся, начальство тоже смотрѣло испуганно на государя, который стоялъ нахмурившись. Такъ прошли двѣ-три минуты, лице государя прояснилось, онъ подошелъ къ Петрову, положилъ ему руку на плечо и сказалъ: «Любезный Петровъ, какими бы достоинствами человѣкъ ни обладалъ, но если онъ измѣнилъ своему отечеству, онъ въ моихъ глазахъ не имѣетъ никакой цѣны. Иванову никогда не бывать въ Россіи»! Это мнѣ передано О. А. Петровымъ.
Скажу нѣсколько словъ объ Ивановѣ. Онъ былъ придворнымъ пѣвчимъ. Чтобы обработать прекрасный голосъ, онъ былъ отправленъ на казенный счетъ за границу. Зная ограниченные оклады русскихъ артистовъ, по окончаніи ученія онъ остался за границей, имѣя громадный успѣхъ на сценѣ и получая большія деньги. Государь потребовалъ, чтобы онъ возвратился. Ивановъ пѣлъ тогда въ Неаполѣ; боясь, что его выдадутъ, онъ сѣлъ на англійскій пароходъ и тихонько уѣхалъ. Впослѣдствіи онъ принялъ иностранное подданство и умеръ за границей. Онъ былъ большой любимецъ Россини, а Донизетти написалъ для него оперу; «Elisir d’amore». Онъ пѣлъ съ громаднымъ успѣхомъ въ Италіи, въ Лондонѣ я Парижѣ вмѣстѣ съ знаменитымъ Рубини.
М. С. Щепкинъ передалъ мнѣ слѣдующій любопытный разсказъ изъ его жизни. Когда онъ уже былъ въ преклонныхъ лѣтахъ, то въ одинъ изъ своихъ отпусковъ пріѣхалъ въ Кіевъ. Тогда генералъ-губернаторомъ былъ извѣстный своимъ крутымъ характеромъ и мѣрами Бибиковъ. Узнавъ о пріѣздѣ Щепкина, онъ прислалъ къ нему своего адъютанта съ просьбою играть въ тотъ же день. Старикъ отказался вслѣдствіе усталости съ дороги, а какія дороги были въ то время, — извѣстно всѣмъ. Бибиковъ оскорбился его отказомъ. Вскорѣ послѣ этого, Бибиковъ пригласилъ къ себѣ Щепкина на обѣдъ, гдѣ собралось все высшее кіевское общество.
Желая кольнуть Щепкина, за обѣдомъ Бибиковъ сказалъ, что наши артисты очень много о себѣ думаютъ, поэтому очень часто забываются даже передъ высокопоставленными лицами и отвѣчаютъ дерзкими отказами, если ихъ удостоиваютъ какой нибудь ничтожной просьбой.
— Это имъ чести не дѣлаетъ, не правда ли, г. Щепкинъ?
— Вы, в. п., строги и несправедливы къ артистамъ, — отвѣчалъ f: ему Михаилъ Семеновичъ: проживши съ ними весь вѣкъ, я знаю, моихъ товарищей и не думаю, чтобы кто нибудь изъ нихъ могъ,; поступить такъ грубо и невѣжливо. Если же кто либо рѣшился отказать вашему превосходительству въ исполненіи вашего желанія, то онъ, вѣроятно, на это имѣлъ уважительныя причины. Нашъ всемилостивѣйшій государь смотритъ на артистовъ снисходительнѣе: однажды я имѣлъ счастіе получить приглашеніе къ государю императору на маленькій семейный вечеръ, на которомъ читалъ драматическія сцены и мои разсказы; особенно эти разсказы понравились маленькимъ великимъ князьямъ, они забрались ко мнѣ: на колѣни и говорили:
— Дядя, разскажи еще что нибудь!
— Не безпокойте его, — строго сказалъ имъ государь: — вы видите, онъ усталъ, дайте же ему отдохнуть!
— Такъ если самъ государь такъ относится къ артистамъ, то другіе-то уже, я полагаю, не имѣютъ права заявлять невозможныя требованія.
Бибиковъ нахмурился и не отвѣтилъ ни слова.
Нигдѣ такъ не выразилась снисходительность и любовь къ артистамъ государя, какъ въ слѣдующемъ происшествіи. Однажды, послѣ спектакля во дворцѣ въ Царскомъ Селѣ, во время ужина два маленькихъ артиста Годуновъ и Беккеръ выпили лишнее и поссорились между собою. Ссора дошла до того, что Годуновъ пустилъ въ Беккера бутылкой; бутылка пролетѣла мимо, разбилась объ стѣну и попортила ее. Ужинали въ янтарной залѣ; отъ удара бутылки отскочилъ отъ стѣны кусокъ янтаря. Всѣ страшно перепугались; узнавъ это, въ страхѣ прибѣжали: директоръ, министръ двора князь Волконскій; всѣ ужасались при мысли, что будетъ, когда государь узнаетъ объ этомъ. Ни поправить скоро, ни скрыть этого нельзя. Государь, проходя ежедневно по этой залѣ, долженъ былъ непремѣнно увидѣть попорченную стѣну. Виновныхъ посадили подъ арестъ, но это не исправляло дѣла, и министръ и директоръ ожидали грозы. Такой проступокъ не могъ пройдти безнаказанно и не у такого строгаго государя. Министръ боялся рѣзкаго выговора, директоръ — отставки, а виновнымъ всѣ предсказывали красную шапку.
Дѣйствительно, черезъ нѣсколько дней государь, увидя испорченную стѣну, спросилъ у князя Волконскаго: «что это значитъ?». Министръ со страхомъ отвѣтилъ ему, что это испортили артисты, выпивши лишній стаканъ вина.
— Такъ на будущее время давай имъ больше воды, — сказалъ государь; тѣмъ дѣло и кончилось.
Да будетъ благословенна память незабвеннаго монарха, покровителя роднаго искусства и артистовъ.