Воспоминания Л. А. Навроцкого (1861—1865 гг.)
С чувством глубокого умиления я вспоминаю о времени моего ученья в К. I Г. и об учителях. Я лично почти всем обязан родной гимназии. По происхождению я — крестьянин, и в 1861 г. я был единственным из этого сословия в гимназии. Поступил я в нее 18 лет от роду, в 4-й класс. Готовился я к приемному экзамену 8—9 месяцев, а до того я умел только читать, писать и скудно знал арифметику до деления. Занимался моим приготовлением к экзамену студент Константин Игнатович, медик, которому я платил гонорара 10 руб. в месяц. По уговору с Игнатовичем, я приходил к нему около 7 ч. утра, будил его, и он во время своего чаепития начинал заниматься со мной, что продолжалось около 2 часов. Жил я на Печерске, а он на Новом Строении, и зимой очень трудно было ходить к нему сокращенным путем через вал и овраг; сапоги мои были не на меня шиты и чулки тоже не на мою ногу, и — хорошо помню — раз носки чулок примерзли к носкам сапог. Говорю все это, чтобы показать невозможность, при таких условиях жизни, хорошо подготовиться к приемному экзамену; но педагогический персонал снизошел к взрослому, желавшему учиться, и обрезался я только по новым языкам. Учитель французского языка Гедуэн пришел в ужас от моего чтения и, покивав головой, прогнал меня. Немец Гофман был снисходительнее к моему чтению, а все же обрезал. На другой день после неудачного экзамена по новым языкам, со страхом и почти с отчаянием пошел я в родную мне теперь гимназию — узнать, чем решена судьба моя, и с радостью узнал, что по новым языкам мне дана переэкзаменовка, кажется, на следующий день. На переэкзаменовке по французскому яз. меня заставили перевести без чтения текста, а по немецкому Гофман и не спрашивал меня ни слова, но только взял обещание, что я у него буду хорошо учиться. Так стал я учеником гимназии. Радости моей не было пределов. В 4-м классе я, как приходящий, был во 2-м отделении. В первую же четверть я стал первым учеником и не потерял своего первенства, которым дорожил очень, до окончания гимназического курса с золотой медалью. В этом случае, думается, не способности мои играли роль, а то умелое преподавание, которое внедряло в ученические мозги суть преподаваемого: ясно было ученикам, что дается и для чего дается.
И. Я. Ростовцев преподавал латинский язык и умел мертвое воскресить. Переводили Цицерона „Accusationes in Verrem“, и И. Я. требовал не дословного перевода, а добивался, чтобы переведено было гладко, чистым русским языком. И понимали мы, ученики, что нас учат уразуметь и мысль, и красоту выражений Цицерона. Теперь, в старости, я помню наизусть некоторые отрывки из Цицерона, а я ведь не зубрил его; помню, благодаря преподаванию. Геометрию преподавал И. С. Палиенко. Когда мы проходили планиметрию, он ходил с нами на землемерные съемки, и мы понимали, что учение геометрии жизненно, а не платоническая подготовка к отметке. Словесность преподавали — сначала П. Э. Ромер, а потом В. И. Лучицкий. Первый из них читал нам много красивых отрывков и часто заставлял писать сочинения. Лучицкий же по своим запискам знакомил нас подробно с теорией прозы и поэзии. Его преподавание, думается, было очень полезно для учеников; оно показало нам, что творчество слова не произвольно, а подчинено законам. Лучицкий первый уяснил нам, какую роль играют при создании поэтических образов — разум, воображение, память, фантазия. Он же уяснил нам, почему литературные произведения лучше всего характеризуют каждую эпоху в жизни народа. Великое спасибо Василию Ивановичу! Да и всем преподавателям родной гимназии великое спасибо и благоговейная память об их трудах для нас, учеников гимназии!
Не одним учением обязан я гимназии, а и тем, что, благодаря ей, получал средства к жизни, давая уроки. Первый урок я получил, по рекомендации надзирателя Иензена, у модистки Фраам. Предложили мне 3 руб. в месяц, но потом посовестились и в первый же месяц дали 5 руб. Затем я уже имел несколько уроков, так что мог существовать на свои средства до окончания курса в гимназии. Тяжело мне было, вплоть до голода, по окончании курса: но продолжалось это недолго, около 1½ месяца. Я получил урок в отъезд, опять-таки благодаря Иензену, и с семьей, в которой давал уроки, переехал в Москву, где и окончил университетский курс по юридическому факультету. Научила меня разумно трудиться родная гимназия, и я трудился в университете, много трудился в жизни и теперь тружусь, отдавшись всей душой судебной службе...