Вольтеръ. Я слышу каждой день, любезной Аббатъ! что во Франціи васъ со всѣмъ не почитаютъ виновникомъ революціи, между тѣмъ какъ поколѣніе Фрероновъ съ неукротимымъ остервененіемъ проклинаетъ мою память. Какъ рѣшить эту задачу? отъ чего такое вамъ предпочтеніе?
Мабли. Отъ того, любезной другъ! что я не имѣлъ вашего остроумія; отъ того, что я никогда прямо не нападалъ ни на Езуитовъ, ни на Членовъ Парламента. Сверхъ того я не писалъ, ни Трагедій, ни Комедій, ни эпиграммъ. Правда, я ожесточался противу всѣхъ правительствъ, и судилъ ихъ съ равною строгостію; но не находилъ удовольствія, подобно вамъ, шутить надъ ними. Я поносилъ оныя всѣ вообще, не оскорбляя ни одного въ особенности. Отъ того они не сердятся на меня.
Вольтеръ. Въ самомъ дѣлѣ это прекрасное средство спасло васъ отъ гоненія; однакожъ тѣмъ не менѣе почитаю васъ самымъ жаркимъ изъ революціонистовъ, какіе только мнѣ извѣстны. Естьлибъ, живучи въ мірѣ, прочиталъ я вашу книгу: Гражданинъ, то непремѣнно поспѣшилъ бы, какъ можно скорѣе, продать свой Ферней, всѣ закладныя на имѣнія и выѣхать изъ любезной Франціи. Вы подали способы перевернуть вверьхъ дномъ наше милое отечество, напротивъ того, я уважалъ верховныя власти, не разбирая образа правленія, но смотря на ихъ поведеніе, всегда защищалъ ихъ, хвалилъ, даже льстилъ имъ! О! есть ли бы я былъ Министромъ, вамъ не миновать бы Бастиліи. Пускай ненавистники мои говорятъ, что изволятъ; но и никогда не любилъ народа, ни народнаго правленія, ни безначалія. Я желалъ одного только: желалъ мудрой, постоянной, отеческой власти, подъ защитою которой люди просвѣщенные имѣли бы перевѣсъ. Я гнушаюсь тѣми жаркими возмутителями, которые перенесли въ Панѳеонъ прахъ мой и поставили его на-ряду съ Руссо и Мирабо, равно какъ и новыми Инквизиторами, которые готовы изтлѣвшій трупъ мой бросить на живодерню. Такъ, Г. Аббатъ и сержусь на васъ гораздо болѣе, нежели на тѣхъ людей: вы одержимы были бѣшенствомъ революціоннымъ, вы проповѣдывали его; и при всемъ томъ безтолковые васъ терпѣли, между тѣмъ какъ мою Дѣвственницу, мои сказки, Трагедіи и вообще всѣ сочиненія почитаются арсеналомъ гнусныхъ Робеспьеровъ.
Мабли. Не сердитесь, Г. Вольтеръ! я самъ всегда досадовалъ, пока былъ живъ, но переселившись въ царство мертвыхъ теперь шучу надъ живыми и забавляюсь вашими сказками, которыя, признаю ь, ни мало не веселили меня на бѣломъ свѣтѣ. Вижу, что вы и здѣсь также вспыльчивы, также горячи, какъ были прежде; я напротивъ того сдѣлался гораздо тише, скромнѣе: хладнокровно сужу о людяхъ и вещахъ.
Вольтеръ. Да, да! вы говорите прекрасно. Прочтите только Journal de Debats, и тогда скажите мнѣ, можно ли живымъ и мертвымъ не проклинать такого бѣшенаго гоненія? О лицемѣръ (Жеффроа)! конечно онъ не вѣритъ воскресенію мертвыхъ; иначе, онъ боялся бы жала моей сатиры, которымъ я нѣкогда язвилъ подобныхъ ему негодяевъ.
Мабли. О, нѣтъ! этого рода люди не боятся жала. Намъ нужна какая нибудь матерія для маранья бумаги, и партія единомышленниковъ, которые бы прославляли ихъ пачканье. Имѣя то и другое, они смѣло идутъ впередъ, не думая о слѣдствіяхъ.
Вольтеръ. Хорошо! для чего жъ они умалчиваютъ объ насъ? вы самой опасной изъ всѣхъ новыхъ Писателей.
Мабли. Я уже сказалъ вамъ причину, прибавлю къ тому еще одно замѣчаніе: я вообще нападалъ только на Королей и на Министровъ, называя ихъ безтолковыми Деспотами; напротивъ того во всѣхъ новыхъ моихъ планахъ и учрежденіяхъ Духовенство, Дворянство и Парламенты удерживали свои права и преимущества. Кому теперь сердишься на меня? Ни одно изъ сказанныхъ выше состояній не обвиняетъ меня; потому что во всѣхъ спорахъ моихъ ни одного слова не упомянуто о народѣ.
Вольтеръ. Вы правы, любезной другъ! о всемъ правы, кромѣ того, что говорите, будто, я имѣлъ болѣе остроумія, нежели вы со всею вашею строптивостію и непонятнымъ характеромъ, вы были самымъ искуснымъ заступникомъ мнимой вольности. Но мои Трагедіи какое имѣли участіе въ Революціи? Какая причина клеветать на меня, очернять мое имя? И никто не вступился за мои Трагедіи! никто не позаботился защищать ихъ!
Мабли. Что же вы отъ того теряете? Развѣ не представляютъ ихъ на Театрахъ? Развѣ не читаютъ ихъ всегда съ равнымъ удовольствіемъ?
Вольтеръ. И такъ вы совѣтуете не мѣшаться въ дѣла живущихъ на свѣтѣ и предоставить на ихъ волю ворчать, сколько угодно? я согласенъ. Однакожъ мнѣ хотѣлось бы выдать маленькое сочиненіе, чтобы проучить всѣхъ сихъ, такъ называемыхъ, Религіонистовъ, и доказать имъ, что какъ революціонисты, такъ и Владыки земные низпосылаются отъ Бога; что по Его мановенію Государства процвѣтаютъ и приходятъ въ упадокъ, что Журналисты, Стихотворцы и философы со всею своею Магіею не могутъ сдѣлать ни малѣйшей перемѣны во всемірной цѣпи вещей и произшествій. Императоръ Іуліанъ писалъ противъ Духовныхъ и, такъ называемыхъ имъ, Христіанскихъ суевѣровъ разсужденія и доказательства, отъ коихъ совсѣмъ отмѣнныя — и однакожъ не остановилъ быстраго разпространенія Религіи. Фридерикъ былъ не благочестивѣе моей Дѣвственницы — я со всѣмъ тѣмъ потомство почитаетъ его великимъ полководцемъ, великимъ Монархомъ своего вѣка.,
Въ заключеніе объявляю почтеннѣйшему собору фанатиковъ и лицемѣровъ, что они напрасно надуваются, напрасно напрягаютъ свои силы; время торжества ихъ миновало. Жаль, что еще предлежитъ обширное поле для безумія и злодѣяній людей; но побѣда всегда будетъ оставаться на сторонѣ здраваго разума,