Володька (Аверченко)
Завтракая у одного приятеля, я обратил внимание на мальчишку лет одиннадцати, прислонившегося у притолоки с самым беззаботным видом и следившего за нашей беседой не только оживлёнными глазами, но и обоими на диво оттопыренными ушами.
— Что это за фрукт? — осведомился я.
— Это? Это мой камердинер, секретарь, конфидент и наперсник. Имя ему Володька. Ты чего тут торчишь?
— Да я уже всё поделал.
— Ну, чёрт с тобой. Стой себе. Да, так на чём я остановился?
— Вы остановились на том, что между здешним курсом валюты и константинопольским — ощутительная разница, — подсказал Володька, почёсывая одной босой ногой другую.
— Послушай! Когда ты перестанешь ввязываться в чужие разговоры?!
Володька вздёрнул кверху и без того вздёрнутый, усыпанный крупными веснушками нос и мечтательно отвечал:
— Каркнул ворон — «Никогда!»[1]
— Ого! — рассмеялся я. — Мы даже Эдгара По знаем… А ну дальше.
Володька задумчиво взглянул на меня и продолжал:
- Адский дух или тварь земная, произнес я, замирая, —
- Ты — пророк! И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор
- Занесли тебя, крылатый, в дом мой, Ужасом объятый,
- В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор,
- Говорит: пройдёт ли рана, что нанёс его топор?
- Каркнул Ворон «Never more».[2]
— Оч-чень хорошо, — подзадорил я. — А дальше?
— Дальше? — удивился Володька. — Да дальше ничего нет.
— Как нет? А это:
- Если так, то вон, Нечистый!
- В царство ночи вновь умчись ты!
— Это вы мне говорите? — деловито спросил Володька. — Чтоб я ушёл?
— Зачем тебе? Это дальше По говорил ворону.
— Дальше ничего нет, — упрямо повторил Володька.
— Он у меня и историю знает, — сказал с своеобразной гордостью приятель.
— Ахни-ка, Володька!
Володька был мальчик покладистый. Не заставляя упрашивать, он поднял кверху носишко и сказал:
— …Способствовал тому, что мало-помалу она стала ученицей Монтескьё, Вольтера и энциклопедистов. Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора…
— Постой, постой?! Почему ты с серёдки начинаешь? Что значит «способствовал?» Кто способствовал?
— Я не знаю кто. Там выше ничего нет.
— Какой странный мальчик, — удивился я. — Ещё какие-нибудь науки знаешь?
— Знаю. Гипертрофия правого желудочка развивается при ненормально повышенных сопротивлениях в малом кругу кровообращения: при эмфиземе, при сморщивающих плеврите и пневмонии, при ателектазе, при кифосколиозе…
— Чёрт знает что такое! — даже закачался я на стуле, ошеломлённый.
— Н-да-с, — усмехнулся мой приятель, — но эта материя суховатая. Ахни, Володька, что-нибудь из Шелли!
— Это которое на обороте «Восточные облака»?
— Во-во.
И Володька начал, ритмично покачиваясь:
- Нам были так сладко желанны они,
- Мы ждали ещё, о, ещё упоенья
- В минувшие дни.
- Нам грустно, нам больно, когда вспоминаем
- Минувшие дни.
- И как мы над трупом ребёнка рыдаем,
- И муке сказать не умеем: «Усни».
- Так в скорбную мы красоту обращаем —
- Минувшие дни.[3]
Я не мог выдержать больше. Я вскочил.
— Чёрт вас подери — почему вы меня дурачите этим вундеркиндом. В чём дело, объясните просто и честно?!
— В чём дело? — хладнокровно усмехнулся приятель. — Дело в той рыбке, в той скумбрии, от которой вы оставили хвост и голову. Не правда ли, вкусная рыбка? А дело простое. Обёрточной бумаги сейчас нет, и рыбник скупает у букиниста старые книги, учебники — издания иногда огромной ценности. И букинист отдаёт, потому что на завёртку платят дороже. И каждый день Володька приносит мне рыбу или в обрывке Шелли, или в «Истории государства Российского», или в листке атласа клинических методов исследования. А память у него здоровая… Так и пополняет Володька свои скудные познания. Володька! Что сегодня было?
- Но Кочубей богат и горд
- Не златом, данью крымских орд,
- Не родовыми хуторами. Прекрасной дочерью своей
- Гордится старый Кочубей!..
- И то сказать…
Дальше оторвано.
— Так-с. Это, значит, Пушкин пошёл в оборот.
У меня больно-пребольно сжалось сердце, а приятель, беззаботно хохоча, хлопал Володьку по плечу и говорил:
— А знаешь, Володиссимус, скумбрия в «Докторе Паскале» Золя была гораздо нежнее, чем в пушкинской «Полтаве!»
— То не в Золя была, — деловито возразил Володька. — То была скумбрия в этом, где артерия сосудистого сплетения мозга отходит вслед за предыдущей. Самая замечательная рыба попалась!
* * *
Никто тогда этому не удивился: ни приятель мой, ни я, ни Володька…
Может быть, удивлён будет читатель?
Его дело.
Примечания
- ↑ Каркнул ворон — «Никогда». — рефрен из баллады Эдгара По «Ворон».
- ↑ Never more (англ.) — никогда
- ↑ …Нам были так сладко желанны они… — отрывок из стихотворения Перси Биши Шелли «Изменчивость».