Вокруг огня не летай (Крылов)/ДО

Вокруг огня не летай
авторъ Виктор Александрович Крылов

Опубл.: 1899. Источникъ: az.lib.ru • Комедия в четырех действиях.

ДЛЯ СЦЕНЫ.

СБОРНИКЪ ПЬЕСЪ. Томъ четвертый.

ИЗДАНІЕ ВИКТОРА АЛЕКСАНДРОВА.

Изданіе третье. С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія Шредера, Гороховая, 49.

1899.

ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ.

Въ четвертый томъ сборника вошли слѣдующія пьесы:

2) «Вокругъ огня не летай». Пьеса написана по сценарію комедій В. Сарду: «Andréa». Здѣсь изъ подлинника главнымъ образомъ сохранена только вторая картина третьяго дѣйствія, и отчасти предшествующая ей сцена съ полиціймейстеромъ, которую однако, въ виду этого дѣйствующаго лица, пришлось сдѣлать погрубѣе французской. Второе дѣйствіе, въ уборной актрисы, написано въ подраженіе второму оригинала, примѣняя закулисную жизнь нашего провинціальнаго театра. Первое и въ особенности послѣднее дѣйствія написаны совершенно заново; въ нихъ едва встрѣтишь здѣсь «или тамъ фразу подлинника. Во французской пьесѣ мужа послѣ ареста сажаютъ въ сумасшедшій домъ, въ которомъ происходитъ цѣлая сцена, совсѣмъ выкинутая въ передѣлкѣ. Самое примиреніе мужа съ женой происходитъ въ подлинникѣ иначе. Всѣ лица русской пьесы болѣе или менѣе измѣнены и много лицъ совершенно новыхъ; напримѣръ Гуратовъ, Антоновъ, Чарушкинъ и другіе.

Пьесѣ былъ сдѣланъ упрекъ будто такая дама, какъ Софья Плещанская не пойдетъ въ интимномъ дѣлѣ совѣтоваться съ полиціймейстеромъ; но, оставляя въ сторонѣ, что это вполнѣ отвѣчаетъ нѣсколько эксцентричному и вспыльчивому характеру Софьи, не надо забывать и того, что при всей симпатичной постановкѣ этой роли, Софья все таки принадлежитъ къ кружку мелкой губернской аристократіи, въ которомъ полиціймейстеръ всегда является душою общества и дамскимъ услужникомъ. Наконецъ въ послѣднемъ дѣйствіи Плещанская горько раскаивается въ своихъ погоняхъ за невѣрнымъ супругомъ, сознавая, что все это сдѣлано очертя голову, подъ вліяніемъ горячей вспышки ревности.

В. А.

ВОКРУГЪ ОГНЯ НЕ ЛЕТАЙ!

КОМЕДІЯ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ. Сюжетъ заимствованъ. Дѣйствіе происходитъ въ большомъ губернскомъ городѣ, въ наши дни.

ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Плещанскій, Михаилъ Сергѣичъ.

Плещанская, Софья Дмитровы, — его жена.

Гуратовъ, Козьма Лукичъ, — отставной полковникъ.

Гуратова, Анна Герасимовна, — его жена.

Чарушкинъ.

Князь Жигаринъ-Малецкій.

Лиза, — горничная, Лакей, У Плещанскихъ.

Кабинетъ Плещанскаго. Слѣва письменный столъ, справа диванъ, кресло и легкій столъ. Двери въ глубинѣ и по бокамъ, богатое убранство. Вечернее освѣщеніе. По открытіи занавѣса князь стоитъ среди сцены и держитъ въ одной рукѣ стулъ за одну ножку. Чарушкинъ имъ любуется. Гуратовъ сидитъ на диванѣ.

1.

ЧАРУШКИНЪ, КНЯЗЬ, ГУРАТОВЪ.

Чарушкинъ. Молодецъ, князь, браво!

КНЯЗЬ. (Опускаетъ стулъ на полъ.) Это еще что? Дрянной, легонькій стулъ! это пустяки! я могу поднять даже вонъ то кресло.

Гуратовъ. А ну-ка, попробуйте.

Князь. Только не теперь… теперь у меня рука болитъ; я третьяго дня жилу вытянулъ.

Чарушкинъ. Какъ это вамъ богъ помогъ?

Князь. Подвергся нападенію, мошенники обобрать меня вздумали… Въ два часа ночи пошелъ я прогуляться… вышелъ за городъ, иду подлѣ лѣса, вдругъ четверо какихъ-то, — фабричные что-ли, кто ихъ знаетъ — останавливаютъ… Ну, говорю, ребята, вы лучше проходите своей дорогой, чтобы худо не вышло; не слушаютъ. Я взялъ двоихъ за шиворотъ, вотъ такъ, стукнулъ лбомъ другъ объ друга и бросилъ къ сторонкѣ; потомъ тѣмъ-же манеромъ и другихъ. Всѣ четверо, какъ чурки, повалились, потомъ еле отдышаться могли.

Гуратовъ. А жила-то тутъ что дѣлала?

Князь. Какая жила?

Чарушкинъ. Вы говорили, что жилу вытянули.

Князь. Ахъ, да!.. точно… вотъ при этомъ должно быть какъ-то и вытянулъ… теперь немножко отдаетъ въ плечо.

Чарушкинъ. За то впередъ призадумаются на васъ нападать.

Гуратовъ. Я-бы васъ, князь, къ намъ на службу опредѣлилъ, становымъ приставомъ-бы сдѣлалъ.

Князь. Ха, ха, ха!.. Зачѣмъ-же становымъ?

Гуратовъ. Васъ послушаешь, такъ у васъ на это развитія много, — мазуриковъ держали бы въ страхѣ.

Князь. Благодарю покорно. — это ужь я предоставлю кому угодно.

Гуратовъ. Отчего-же? вамъ оно къ лицу. Все хвастаетесь, что кулакъ здоровъ… Вѣдь это у кого какой талантъ; иной родится этакимъ администраторомъ.

Князь. Шутникъ вы, полковникъ.

Чарушкинъ. Становымъ, это пустяки, конечно, но вотъ чему я удивляюсь, князь: какъ это вы военную службу бросили? — вамъ предстояла карьера великаго полководца.

Князь. Великимъ полководцемъ можно сдѣлаться на войнѣ. Ступайте на врага, такъ я не заставлю себя дожидаться; а такъ лямку тянуть, — нѣтъ, не моего вкуса афера.

Чарушкинъ. Кабы у насъ да побольше такихъ людей, какъ вы, ваше сіятельство, — мы-бы показали Европѣ…

Гуратовъ. (Ворча про себя.) Показали-бы, какъ-же, кукишь въ карманѣ…

Князь. Что вы говорите?

Гуратовъ. (Зѣвая.) Терпѣть я не могу въ чужихъ людяхъ обѣдать! вотъ бы теперь соснуть надо, а тутъ разговаривай съ вами.

Входитъ Плещанскій.

2.

Тѣ-же и ПЛЕЩАНCКІЙ.

Плещанcкій. Ахъ, князь, какая досада! можете себѣ представить, театръ совершенно раскупленъ, нѣтъ ни одного билета.

Чарушкинъ. Какъ нѣтъ? Должны быть… да это невозможно, чтобы князь не былъ сегодня въ театрѣ… Вы у насъ человѣкъ пріѣзжій! — вы сразу увидите тутъ полгорода, а наши оваціи, и наши, увлеченія…

Гуратовъ. Всѣхъ этихъ дураковъ увидите, которые орутъ-то, да стулья ломаютъ. Вѣдь у насъ, батюшка, тоже, — вы какъ думали, — со сцены косматый шиньонъ или хоть штопанное трико покажи — бѣшенство обуяетъ! глаза кровью наливаются.

Чарушкинъ. Полковникъ, будьте осторожны, тутъ есть два горячихъ поклонника таланта Дарьяловой: во-первыхъ я, а во-вторыхъ, нашъ гостепріимный хозяинъ.

Плещанскій. Вы и сами, полковникъ, въ театрѣ къ ней въ уборную заходите, и на дому у нея бываете.

Гуратовъ. Мало-ли гдѣ я бываю… я бываю и на скотномъ дворѣ, изъ этого не слѣдуетъ, что я тоже баранъ.

Плещанскій. Ха, ха, ха, а мы бараны?

Гуратовъ. Не лучше овцы… Жена у васъ красавица, и, можетъ быть, первая дама въ мірѣ, а вы отъ нея да къ этой набѣленной драни, вздыхать да плакать, да вымаливать: вгляни на меня, душенька, понѣжнѣй…

Плещанскій. Это сплетня, полковникъ!

Чарушкинъ. Михаилъ Сергѣичъ, и не отрицайте, зачѣмъ? Полковникъ смѣшиваетъ двѣ вещи совершенно разнородныя. Жена сама по себѣ, а этакая какая-нибудь легкокрылая бабочка сама по себѣ.

Князь. Для оживленія пейзажа?

Чарушкинъ. Вотъ, вотъ, именно… одно другому не мѣшаетъ, — ихъ и сопоставлять нельзя… Что такое жена? — это нѣчто возвышенное, идеальное… недосягаемое… О женѣ грѣшно и вспоминать, когда говоришь про эти маленькія шалости.

Плещанскій. Да никакихъ шалостей и нѣтъ…

Чарушкинъ. Хуже, когда ихъ нѣтъ. Семейный очагъ — это наша строгая, солидная жизнь, наша святыня; безъ маленькихъ увлеченій намъ-бы эта жизнь скоро пріѣлась, — мы-бы ее цѣнить не умѣли… Каждый день все миръ и тишина, и гладкая дорога, вѣдь оно скучновато, — и маленькія экскурсіи въ сторону, онѣ, такъ сказать, оживляютъ…

Князь. Пикантность жизни придаютъ…

Чарушкинъ. Да ей богу… вотъ мы здѣсь сидимъ въ теплой комнатѣ на мягкомъ креслѣ, намъ хорошо… но вообразите себѣ, что вамъ пришлось-бы часа два продрогнуть подъ проливнымъ дождемъ, да десять верстъ промѣсить грязь ногами, — та же комната теплѣе покажется, то же кресло будетъ мягче… Такъ и въ жизни: какъ окунешься въ этотъ круговоротъ со всѣми его треволненіями и грязью, станетъ вдвое отраднѣе вернуться къ семейному очагу.

Гуратовъ. Я-бы васъ выпороть велѣлъ, такъ-бы вамъ кресло-то еще мягче бы показалось.

Чарушкинъ. Ну ужь вы съ вашими замѣчаніями…

Плещанскій. Какъ-же, господа, неужто мы его сіятельству не покажемъ нашу примадонну? — Она же играетъ прекрасную Елену, это ея лучшая роль…

Чарушкинъ. Покажемъ, непремѣнно покажемъ, — мы даже познакомимъ его съ ней… Послѣ спектакля я сегодня устраиваю прощальный ужинъ въ честь ея, по подпискѣ, по десяти рублей съ физіономіи. Вы должны подписаться, князь.

Князь. Очень радъ… Но отчего-же прощальный?

Чарушкинъ. Дарьялова на дняхъ уѣзжаетъ отъ насъ.

Плещанскій. Это только такъ говорится, уѣзжаетъ… это только придирка.

Чарушкинъ. Нѣтъ, Мишель, теперь ужь это вѣрно, — уѣзжаетъ.

Плещанскій. Кто тебѣ сказалъ?

Князь. Ага, Михаилъ Сергѣичъ, васъ таки, кажется, это задѣло за живое, такъ и вспыхнули… Интересно взглянуть на этотъ феноменъ… Жаль будетъ, если не удастся попасть въ театръ.

Гуратовъ. Да коли хотите, приходите къ намъ въ ложу; я буду съ женой и свояченницей. Жена вѣдь въ васъ души не чаетъ, она будетъ очень рада.

Князь. Весьма вамъ благодаренъ.

Гуратовъ. Бель-этажъ, номеръ третій.

Князь. Въ такомъ случаѣ, Михаилъ Сергѣичъ, позвольте съ вами проститься, мнѣ надо заѣхать домой, переодѣться.

Плещанскій. Главное, не опоздайте.

Князь. Постараюсь… До свиданья, господа.

Уходитъ.

3.

Тѣ-же, безъ КНЯЗЯ.

Чарушкинъ. Въ полномъ смыслѣ джентльменъ этотъ князь; какъ жаль, что ему не понравилось имѣнье, которое онъ хотѣлъ здѣсь купить, — онъ былъ бы левъ всего нашего общества.

Гуратовъ. Хорошъ левъ? мерзавецъ и шуллеръ! вчера въ клубѣ Софронова навѣрняка обыгралъ, карты подтасовалъ.

Чарушкинъ. Странный у насъ обычай, полковникъ: такъ браните его, а сами зовете къ себѣ въ ложу… я-бы ужь и не знался съ такимъ человѣкомъ.

Гуратовъ. (Зѣвая.) Еслибъ мнѣ не знаться со всякой дрянью и сволочью, такъ пришлось-бы совсѣмъ одному жить.

Чарушкинъ. Благодаримъ покорно за комплиментъ… Вы бы лучше домой поѣхали, спать; а то не выспавшись-то вы еще грубѣе.

Гуратовъ. То-то глупо я распорядился, сказалъ женѣ, чтобъ за мной сюда заѣхала.

Плещанскій. Хотите вздремнуть здѣсь? — сдѣлайте милость, моя уборная къ вашимъ услугамъ; тутъ прекрасный диванъ, спите себѣ, хоть запритесь, — вамъ никто не помѣшаетъ.

Гуратовъ. Что-жь? это прекрасно, — полчаса смѣло могу протянуться. Прекрасно, — merci… (Идетъ ворча.) Левъ нашего общества! Скажите, какой левъ выискался! Разбойникъ и шуллеръ, и больше ничего!..

Уходитъ.

4.

ПЛЕЩАНСКІЙ и ЧАРУШКИНЪ.

Чарушкинъ. Однако, мнѣ тоже пора… надо еще къ Дарьяловой заѣхать въ кондитерскую… потомъ въ губернскую типографію… ужинъ будетъ чудо!..

Плещанскій. Погоди. Откуда ты знаешь, что Дарьялова навѣрно скоро уѣзжаетъ?

Чарушкинъ. Развѣ она тебѣ не говорила, что получила ангажементъ въ Саратовъ?

Плещанскій. Не можетъ это быть, антрепренеръ ее не отпуститъ.

Чарушкинъ. Она мнѣ сама сказала, что подписала контрактъ; не платить-же неустойку.

Плещанскій. (Разсерженно.) Ну вотъ, ну вотъ, дождался наконецъ!.. Битыхъ два мѣсяца ухаживаю, по цѣлымъ днямъ за ней бѣгаю, вздыхаю, вру всякія нѣжности, — и зачѣмъ?!

Чарушкинъ. И! милый мой, не все такъ легко, какъ кажется.

Плещанскій. Вотъ ужь три дня мнѣ даже не удается съ ней двухъ словъ сказать интимно… Прихожу къ ней, — нѣту, дома; на репетицію ходилъ — тамъ ей всегда нужно съ кѣмъ нибудь другимъ разговаривать и вотъ, наконецъ, уѣзжаетъ!.. Это, это…

Ударяетъ кулакомъ объ столъ.

Чарушкинъ. Эге! Полковникъ-то видно и правъ, — какъ ты горячишься… Тутъ ужь не пустое волокитство, не пришлось-бы твоей женушкѣ и въ самомъ дѣлѣ приревновать тебя.

Плещанскій. Полковникъ говоритъ вздоръ и очень глупо, что ты его повторяешь. Я никого и никогда любить не буду, какъ люблю мою жену… Надя Дарьялова конечно баловство, — но она меня именно тѣмъ и тянетъ къ себѣ, что злитъ и бѣситъ и смѣется надо мной… За что она теперь сердится? почему ничего не сказала о своемъ отъѣздѣ?.. Ну да, ну да, это все ты виноватъ…

Чарушкинъ. Я?!

Плещанскій. Разумѣется: полторы недѣли тому назадъ заказалъ для меня браслетъ съ ея шифромъ… въ ожиданіи браслета я не дѣлалъ ей другихъ подарковъ, вотъ она и дуется.

Чарушкинъ. Что-жь мнѣ дѣлать? — жидовина ювелиръ каждый день обѣщаетъ, а все не готово. Постой, я сейчасъ къ нему заѣду; если браслетъ готовъ, я его тебѣ сію-же секунду доставлю и ты отдашь его сегодня въ театрѣ. —

Плещанскій. Не нужно, спасибо; я ужь самъ заказалъ другой подарокъ.

Чарушкинъ. Вѣдь я сію минуту.

Плещанскій. Не надо, не надо…

Чарушкинъ. Да ты еще не успѣешь выйти изъ дому, какъ я вернусь.

Быстро идетъ въ двери, ему навстрѣчу входитъ Плещанская.

Плещанская. Куда это вы бѣжите?

Чарушкинъ. (Конфузясь.) Виноватъ! — такъ-съ, маленькое дѣло… я сейчасъ… до свиданья.

Уходитъ.

5.

ПЛЕЩАНСКІЙ и ПЛЕЩАНСКАЯ.

Плещанская. Мими, ты собираешься куда нибудь сегодня?

Плещанскій. А что, Софочка?

Плещанская. Я хотѣла тебя просить: не поѣдешь-ли ты со мной?

Плещанскій. Куда это?

Плещанская. Къ бабушкѣ… старушка все прихварываетъ и присылала сегодня спррсить, не навѣщу-ли я ее.

Плещанскій. Ахъ, Софа… конечно, конечно… это очень добродѣтельно, — но ей-богу ужасно скучно… цѣлый вечеръ просидѣть съ бабушкой въ воздухѣ пропитанномъ аптечными припасами и слушать разсказы о болѣзняхъ и оханья… пожалѣй ты твоего негоднаго мужа… Ты знаешь, я такой безсердечный…

Плещанская. Вздоръ, не напускай на себя… ты вездѣ умѣешь быть и милымъ, и веселымъ, когда захочешь… и если ты никуда не собираешься…

Плещанскій. (Глядя на часы.) Напротивъ, я именно ѣду. И даже тороплюсь… (Надѣваетъ перчатки.) Сегодня прощальный спектакль Дарьяловой…

Плещанская. Ха, ха… и туда-то ты… ну ужь признаюсь, мнѣ только приходится удивляться твоему вкусу… Скажите, какое событіе! — Надежда Дарьялова прощается съ здѣшней публикой! — какъ пропустить такое торжество?!

Плещанскій. Ты не любишь театръ, потому ты такъ говоришь…

Плещанская. Извини меня, я очень люблю театръ, но мы съ тобой и въ столицахъ и за границей перевидали такъ много хорошаго, что ужь бѣгать безпрестано смотрѣть, какъ кривляются здѣшнія примадонны, какъ выкрикиваютъ сиплыми голосами польки Оффенбаха, — надо, право, имѣть какую-то слѣпую страсть. Развѣ ужь если ты тамъ влюбился въ одну изъ этихъ трепанныхъ красавицъ.

Плещанскій. Ого! какой злой языкъ… Что-жь. можетъ быть и въ самомъ дѣлѣ я хочу немножко возбудить въ тебѣ ревность…

Плещанская. Не къ этимъ-же дамамъ… Впрочемъ, я и безъ нихъ имѣла-бы право поревновать тебя за послѣднее время: съ тѣхъ поръ, какъ мы прожили одинъ мѣсяцъ врозь, ты таки порядочно измѣнился, — пропадаешь по цѣлымъ днямъ, со мной вмѣстѣ выѣзжалъ только разъ, не говоришь мнѣ, гдѣ былъ, что дѣлалъ…

Плещанскій. Да вѣдь и ты не говоришь.

Плещанская. Напротивъ, я тебѣ всегда все разсказываю, но ты не слушаешь.

Плещанскій. Оттого, что я не хочу тебя ни въ чемъ стѣснять: дѣлай, что вздумаешь, и веселись, какъ знаешь, — я тебя ни объ чемъ не спрашиваю.

Плещанская. То-то и плохо, что не спрашиваешь, — не интересуешься.

Плещанскій. Полно, полно, Софи, какое малодушіе!.. Я, конечно, немножко вѣтренный человѣкъ, люблю народъ, люблю толпу; а ты болѣе солидная, домовитая… все таки мы съ тобой честные люди и любимъ другъ друга… и никто не можетъ быть помѣхой нашему семейному счастью…

Плещанская. Да, да, опять запѣлъ Лазаря…

Плещанскій. Дружокъ мой, гдѣ ты найдешь семью болѣе согласную, болѣе счастливую, чѣмъ нашу?.. Полное довѣріе другъ къ другу и полная свобода. Мы богаты; захотѣли — занимаемся хозяйствомъ въ деревнѣ, захотѣли — живемъ здѣсь въ го/родѣ, или поѣхали путешествовать… словомъ, живемъ рѣшительно какъ хотимъ…

Плещанская. Да, но горе въ томъ, что мы за послѣднее время рѣдко хотимъ чего нибудь вмѣстѣ, всегда хотимъ какъ-то порознь…

Плещанскій. Ахъ, Софочка, ты несправедлива… когда-же я…

Плещанская. Ну, ну, не путайся и не юли… мы еще объ этомъ когда нибудь поговоримъ посерьезнѣе… я вижу, ты ужасно торопишься въ нашъ великолѣпный храмъ искусства и самъ не свой… давай-же я тебя хорошенько поцѣлую на прощанье и отправляйся…

Цѣлуетъ его.

Плещанскій. Ты безподобная жена!..

Плещанская. Не льсти, пожалуйста; особенно теперь оно не кстати.. Возьми карету, бабушка пришлетъ за мной свой экипажъ.

Плещанскій. Въ самомъ дѣлѣ, Софа, ты такая перелесть, что надо быть идіотомъ, чтобъ не обожать тебя… Прощай-же; выгороди меня передъ бабушкой, извинись за меня… Знаешь, какъ ты это умѣешь…

Плещанская. Я ей скажу, что ты уѣхалъ за пять верстъ въ монастырь молиться о ея выздоровленіи, — она еще пожалѣетъ…

Плещанскій. Ты моя премудрая заступница… (Цѣлуетъ ее.) До свиданья-же; до завтра…

Идетъ.

Плещанская. Какъ до завтра?

Плещанскій. Я вернусь послѣ полуночи, — это будетъ завтра.

Плещанская. (Смѣясь.) Ахъ да, да, правда… (Онъ уходитъ, — она его провожаетъ, потомъ обращается въ боковую дверь.) Лиза! Лиза, Лиза, дай портретъ сюда!

Входитъ Лиза, у ней въ рукахъ фотографическій портретъ въ роскошной рамѣ.

6.

ПЛЕЩАНСКАЯ, ЛИЗА.

Плещанская. (Ставя портретъ на столъ.) Вотъ такъ, сюда… (Прибирая на столѣ.) И что у него за сумбуръ постоянно на столѣ: бумажки, окурки… Журналовъ, газетъ навалено, — и не прочтутъ столько, какой ворохъ нагородятъ… Куда-же старый-то портретъ дѣвать?..

Лиза. (Приставляя къ стѣнѣ портретъ, стоявшій на столѣ.) А старый, барыня, на стѣнку повѣсить, вотъ хоть сюда…

Плещанская. Нѣтъ, не хорошо… дай сюда, тутъ обоимъ портретамъ будетъ мѣсто: одинъ справа, другой слѣва; въ которую сторону ни взглянетъ, все я передъ нимъ.

Лиза. Такъ-съ будетъ хорошо…

Плещанская устанавливаетъ портреты. Вбѣгаетъ Гуратова; во время первыхъ ея словъ Лиза уходитъ.

7.

ПЛЕЩАНСКАЯ и ГУРАТОВА.

Гуратова. Простите, ma chère, что я такъ прямо, безъ доклада къ вамъ сюда влетаю. Мнѣ на порогѣ встрѣтился Михаилъ Сергѣичъ, сказалъ, что вы въ кабинетѣ. (Рукожатіе.) Что это вы тугъ дѣлаете? письменный столъ обращаете въ портретную галерею?.. (Вглядываясь въ портретъ.) Ахъ, какъ мило?.. да это новый портретъ, я его до сихъ поръ у васъ не видала…

Плещанская. Да, новый, — это я въ Москвѣ снималась.

Гуратова. Чудесно.

Плещанская. Присядьте-же, Анна Герасимовна!

Гуратова. (Садясь.) Я къ вамъ на минутку только, за мужемъ, мы ѣдемъ въ театръ.

Плещанская. Развѣ полковникъ еще здѣсь?

Гуратова. Михаилъ Сергѣичъ сказалъ, что онъ еще у васъ. А вы, душа моя, не ѣдете смотрѣть Елену?

Плещанская. Нѣтъ, спасибо.

Гуратова. Напрасно, — всѣ наши друзья будутъ сегодня, мы будемъ въ своей компаніи… Ахъ, кстати, князь тоже обѣдалъ у васъ?

Плещанская. Князь Малецкій? — да, онъ обѣдалъ у насъ.

Гуратова. Зачѣмъ вы такъ улыбаетесь?

Плещанская. Какъ улыбаюсь?

Гуратова. Такъ многозначительно… У васъ есть какая-то затаенная мысль… Скажите, скажите мнѣ, Софинька, вы мнѣ другъ…

Плещанская. А вы сердиться не будете?

Гуратова. Нѣтъ, я не сержусь.

Плещанская. Ну!.. я улыбаюсь… почемъ я знаю… я улыбаюсь, какъ всѣ улыбаются.

Гуратова. Всѣ?

Плещанская. Вотъ вы сердитесь…

Гуратова. Я не сержусь, Софи, я совсѣмъ не сержусь… Такъ вы говорите: всѣ улыбаются, когда говорятъ про меня и про князя?

Плещанская. Да, немножко.

Гуратова. И почему-же? позвольте узнать?

Плещанская. Ахъ, милая Анна Герасимовна, я ничего не говорю, я ничего не знаю, я даже ничего не подозрѣваю; но нельзя-же запретить другимъ замѣчать…

Гуратова. Нечего замѣчать.

Плещанская. Вы говорите, я вамъ вѣрю.

Гуратова. Князь у насъ человѣкъ пріѣзжій, хотѣлъ здѣсь поселиться, — очень естественно, что онъ перезнакомился со всѣми здѣшними старожилами, стало быть и съ нами…

Плещанская. Очень естественно.

Гуратова. Онъ очень деликатенъ, не обижается на всѣ выходки моего мужа, — понятно, что мы ему всегда рады и что онъ у насъ безпрестанно бываетъ… что-жь тутъ предосудительнаго?

Плещанская. (Смѣясь.) Ничего рѣшительно.

Гуратова. (Сердись.) Однако, вы смѣетесь…

Плещанская. Совсѣмъ я не смѣюсь… Господи, какъ вы нервны сегодня!

Гуратова. Я не хочу, чтобъ про меня думали что нибудь такое… Господи, боже! какъ будто во мнѣ какая-то особенная притягательная сила, что стоитъ красивому молодому человѣку подойти ко мнѣ, всѣ сейчасъ начинаютъ подозрѣвать, что онъ за мной ухаживаетъ.

Плещанская. (Смѣясь.) Да нѣтъ-же, нѣтъ…

Входить Чарушкинъ.

8.

Тѣ-же и ЧАРУШКИНЪ.

Чарушкинъ. Таки ушелъ… а! pardon… мое почтенье… (Раскланивается.) А Михаила Сергѣича нѣтъ?

Плещанская. Онъ уѣхалъ въ театръ.

Чарушкинъ. Фу! какая досада, не подождалъ.

Гуратова. (Вставая.) Однако, гдѣ-же мой мужъ? и намъ пора…

Плещанская. Да не знаю, ma chère, я послѣ обѣда ушла въ мою комнату и съ тѣхъ поръ его не видала.

Чарушкинъ. Вашъ супругъ? они изволятъ почивать, вотъ здѣсь рядомъ, въ уборной.

Гуратова. Спитъ?!. прекрасно! развѣ онъ забылъ, что мы ѣдемъ въ театръ?

Чарушкинъ. Нисколько; онъ даже пригласилъ къ себѣ въ ложу князя Малецкаго.

Гуратова. Князь будетъ въ нашей ложѣ?.. Ну, вотъ, mon ange, судите сами; теперь, я знаю, мужа не добудишься два часа, а въ ложу пріѣдетъ сестра… не оставить-же сестру одну съ княземъ… ахъ, какія все глупыя распоряженія!..

Протягиваетъ руку.

Плещанская. Уѣзжаете?

Гуратова. Да, одна поѣду… пускай онъ тутъ спитъ, авось потомъ догадается, пріѣдетъ, не дожидаясь.

Чарушкинъ. Угодно, я разбужу его.

Гуратова. Не надо, не надо, только меня задержите. Прощайте.

Плещанская. Я провожу васъ.

Обѣ уходятъ.

9.

ЧАРУШКИНъ одинъ, потомъ ГУРАТОВЪ.

Чарушкинъ. Какъ досадно! — не могъ подождать пяти минутъ… (Вынимаетъ изъ кармана свертокъ.) А браслетъ, — вотъ онъ, еще сегодня утромъ былъ готовъ… какъ теперь быть?.. (Глядитъ на часы.) Сейчасъ Спектакль начинается, гдѣ мнѣ теперь сыскать Мишеля? въ театрѣ отдать? — я не могу сейчасъ ѣхать въ театръ, я опоздаю, мнѣ еще надо взять въ типографіи афиши объ ужинѣ; да въ кондитерскую… а онъ въ это время подастъ ей другой подарокъ и браслетъ останется за штатомъ… Какъ быть? какъ быть?.. развѣ послать ему браслетъ съ лакеемъ, напишу нѣсколько словъ, pаспечатаю… (Пишетъ; потомъ останавливается.) А какъ лакей полюбопытствуетъ да украдетъ? вещь дорогая, опасно… (Отрываетъ листокъ, комкаетъ и бросаетъ на полъ.) Ба! полковникъ ѣдетъ въ театръ!.. (Подходитъ къ двери и кричитъ во всю глотку.) Полковникъ! (За сценой испуганный крикъ Гуратова: „а! что? кто зоветъ?“) Ага! у меня мигомъ проснешься, вскочилъ даже… (Въ дверь.) Идите сюда; ваша супруга пріѣхала… Ну, скажите, потягивается… опять садится? Нѣтъ, врешь…

Вбѣгаетъ въ уборную и силой выводитъ оттуда Гуратова.

Гуратовъ. А! чортъ васъ возьми, да оставьте вы меня въ покоѣ… что вы пристали?..

Чарушкинъ. Проснитесь! вы совсѣмъ театръ проспите… ужь спектакль начался…

Гуратовъ. (Садясь.) Провались они совсѣмъ… и дергаетъ-же меня нелегкая обѣдать въ чужихъ людяхъ… всегда ни протянуться хорошенько, ни выспаться…

Чарушкинъ. (Заглянувъ въ дверь, въ которую ушла Плещанская.) Софья Дмитріевна далеко, — можно… (Подходитъ къ Гуратову.) Полковникъ, у меня просьба къ вамъ; то есть, не только у меня, но и у Михаила Сергѣича… Вы поѣдете въ театръ, вы его тамъ встрѣтите, — не можете-ли вы сейчасъ-же ему отдать вотъ эту вещицу?.. (Подаетъ свертокъ.) Пожалуйста, какъ только увидите, такъ сейчасъ и отдайте… Я могу опоздать, а это ему надо имѣть сейчасъ, — я васъ прошу… вы его поищите тамъ въ публикѣ… Да вы слушаете меня?..

Гуратовъ. Слушаю, слушаю… что тамъ?..

Чарушкинъ. Только пуще всего не забудьте… (Оглядываясь.) Это секретъ отъ его жены… сохрани богъ, не показывайте Софьѣ Дмитровнѣ… слышите?

Гуратовъ. Да слышу! секретъ отъ жены… не все мнѣ равно…

Чарушкинъ. Ни слова ей объ этомъ.

Гуратовъ. Хорошо, отстаньте пожалуйста.

Чарушкинъ. Смотрите-же: вы мнѣ обѣщаете, какъ честный человѣкъ…

Гуратовъ. Все вамъ обѣщаю, только убирайтесь къ дьяволу…

Чарушкинъ. Этакъ онъ, пожалуй, здѣсь опять заснетъ… Постой, я знаю, чѣмъ тебя разбудить.

Уходитъ.

10.

ГУРАТОВЪ одинъ, потомъ ЛАКЕЙ.

Гуратовъ. Этакая дубина! болванъ… заегозилъ, заегозилъ, щелкоперъ… (Зѣваетъ и вытягивается на креслѣ.) Право, болванъ… И зачѣмъ онъ на свѣтѣ мотается?.. кому нужно?..

Дремлетъ. Входитъ лакей съ сельтерской водой.

Лакей. Пожалуйте-съ.

Гуратовъ. (Просыпаясь.) Что такое?

Лакей. Сельтерской воды приказывали?

Гуратовъ. А! (Пьетъ.) Спасибо… (Вынимаетъ сигару.) Огня дай… (Лакей подаетъ огня, онъ закуриваетъ.) Фууу!! насилу-то проснулся… (Встаетъ и прохаживается припоминая.) Кто это тутъ ко мнѣ сейчасъ приставалъ?.. Ахъ да, этотъ дуракъ… что, бишь, ему? что-то онъ мнѣ такое сунулъ… Что онъ говорилъ-то тутъ?.. дуракъ!.. Ступай… (Лакей уходитъ.) Что онъ тутъ путалъ?.. Сунулъ мнѣ вотъ какой-то свертокъ… что-то просилъ… да, да: секреть отъ жены… отъ Софьи Дмитровны… секреть… вѣрно… да мнѣ-то какое дѣло? — зачѣмъ онъ мнѣ-то сунулъ?..

Входитъ Плещанская въ шляпѣ и перчаткахъ, готовая къ отъѣзду.

11.

ПЛЕЩАНСКАЯ, ГУРАТОВЪ.

Плещанская. Мнѣ говорятъ, вы проснулись, полковникъ, а ваша жена только что за вами заѣзжала и уѣхала въ увѣренности, что васъ никакъ скоро не разбудишь… Вы ѣдете въ театръ?.. хотите, я васъ подвезу?

Гуратовъ. Merci, очень пріятно… только какъ-же это?.. (Про себя.) Куда мнѣ дѣвать эту, эту…

Плещанская. (У стола.) А мой подарокъ замѣтили? Нѣтъ?.. Посмотрите, — хорошо?

Гуратовъ. Новый портретъ… Поразительно! Неужели это нашъ фотографъ?

Плещанская. Нѣтъ, это я изъ Москвы привезла… это сюрпризъ мужу къ завтрашнему дню.

Гуратовъ. А что такое завтра?

Плещанская. День нашей свадьбы.

Гуратовъ. Какъ? завтра день вашей свадьбы и вы сюрпризомъ мужу приготовили подарокъ, — стало и онъ… Теперь понимаю.

Плещанская. Что такое вы понимаете?

Гуратовъ. Нѣтъ, нѣтъ, — я не смѣю сказать; это тоже секретъ отъ васъ.

Плещанская. Подарокъ мнѣ отъ мужа?

Гуратовъ. Я ничего не сказалъ, я ничего не сказалъ…

Плещанская. Полковникъ, такъ мучить женщину нельзя… вы знаете, какъ мы всѣ любопытны; если вамъ поручили секретъ, не надо было ничего говорить, а начали, такъ должны досказать…

Гуратовъ. Я не начиналъ… я ничего не сказалъ…

Плещанская. Полковникъ, какъ хотите, это невѣжливо?.. я теперь отъ васъ не отстану…

Гуратовъ. (Про себя.) Свяжись поди съ бабой… тьфу!.. (Ей.) Ей-богу-же… (Про себя.) А, впрочемъ, чортъ ихъ возьми, зачѣмъ они меня путаютъ… (Ей.) Извольте, чтобъ вы меня не считали невѣжей, я, что могу, то скажу… Мнѣ этотъ болванъ… то… Чарушкинъ, передалъ вотъ какой-то свертокъ, что тутъ такое, я ей-богу не знаю, — чтобъ отдать его Михаилу Сергѣичу; только такъ это глупо налетѣлъ на меня, со-сна-то я не помню, какъ онъ сказалъ: придетъ сюда Михаилъ Сергѣичъ, или куда вообще дѣвать эту штуку… одно я знаю, что для васъ это должно быть строжайшимъ секретомъ… ну, стало, вѣроятно, это подарокъ вамъ къ завтрашнему дню.

Плещанская. Дайте сюда, дайте взглянуть…

Гуратовъ. Нѣтъ, какъ честный человѣкъ, не могу; я обѣщалъ…

Плещанская. Полковникъ; вы меня бѣсите… Милый, я никому не скажу, что вы мнѣ показали, и завтра, когда онъ мнѣ поднесетъ, я такъ удивлюсь, что онъ не замѣтитъ.

Гуратовъ. (Про себя.) Какъ это скучно ей-богу… (Ей.) Нѣтъ-съ, я показать не могу… (Сердитое движенье Плещавской.) Но, позвольте, не сердитесь… я кладу свертокъ на столъ и отхожу смотрѣть въ окно… Я ничего не знаю, я ничего не вижу…

Кладетъ свертокъ и отходитъ къ окну.

Плещанская. Посмотримъ… (Быстро разворачиваетъ свертокъ и раскидываетъ бумагу по полу.) Фу! Сколько бумаги… браслетъ! Аа!! съ большимъ вкусомъ.

Гуратовъ. (Заглядывая черезъ плечо.) Браслетъ?

Плещанская. Вы что-же оглядываетесь? Вы смотрите въ окно… Но зачѣмъ-же съ якоремъ?

Гуратовъ. (Опять оглядывается.) Развѣ съ якоремъ?.. Нѣтъ, я вѣдь не гляжу… я ничего не знаю…

Плещанская. Позвольте… что-же это такое значитъ?.. Это не простые завитки, это шифръ…

Гуратовъ. (Подходя.) Гдѣ вы видите?..

Плещанская. Вонъ здѣсь… это Н, а здѣсь вотъ Д…

Гуратовъ. Пожалуй, что и похоже…

Плещанская. Какъ похоже? — Это ясно, какъ день… Н. Д? Меня зовутъ Софья^-Плещанская… Почему же Н?… я васъ спрашиваю, почему Н?

Гуратовъ. Какъ-же мнѣ знать?

Плещанская. Строжайшій секретъ отъ меня? — строжайшій! вы сказали… А если это подарокъ не мнѣ, а другой женщинѣ?.. если это для какой-нибудь H… Н… Нина, Наталья, Надежда…. Надежда! — да, конечно… Якорь, — вотъ онъ для чего этотъ якорь!.. это эмблема… Но какая Надежда?.. Д… Д… это ея фамилія…

Гуратовъ. (Про себя.) Вотъ влопался-то!.. Свяжись только съ этими бабами… (Подбирая бумагу съ пола.) Позвольте-съ, отдайте назадъ… Вы не имѣете никакого права… Можетъ быть, вы и есть его надежда… а Д — значитъ добродѣтель… вы и надежда и добродѣтель…

Старается завернуть браслетъ въ поднятую съ пола бумагу.

Плещанская. Оставьте, погодите!… Я должна знаю… (Между ними завязывается легкая борьба; она не даетъ завертывать.) Это что за записка?..

Гуратовъ. Гдѣ записка? Это такъ бумажка, я поднялъ съ полу… должно быть, въ ней было завернуто…

Плещанская. Нѣтъ, это записка, — и слушайте». «Миша, присылаю тебѣ съ симъ заказанный тобою браслетъ… Я сдержалъ слово, и ты можешь поднести его своей возлюбленной послѣ перваго акта Елены. Чарушкинъ.»

Гуратовъ. (Про себя.) Скотина! пишетъ такую записку и кидаетъ ее зря, на полъ!..

Плещанская. Такъ вотъ оно — объясненіе, вотъ что значитъ это Д!.. Дарьялова!.. Надежда Дарья лова… вотъ кто эта женщина!.. а я ничего не вижу, ничего не угадываю… когда онъ уѣзжаетъ, — я сама посмѣиваюсь надъ моими подозрѣніями… и сейчасъ еще мы смѣялись оба вмѣстѣ, и я смѣялась, и вѣрила, что меня нельзя не обожать… О, глупая, глупая, глупая!..

Гуратовъ. (Про себя.) Зачѣмъ-же они меня впутываютъ?.. провались они!..

Плещанская. Веселись! дѣлай, что хочешь… я тебя не спрашиваю… Гдѣ тебѣ спрашивать, когда…

Плачетъ.

Гуратовъ. Пожалуйста только безъ слезъ, рада бога… я видѣть не могу…

Плещанская. (Зло.) Его возлюбленной!! возлюбленной… то есть, которую онъ любитъ… ахъ!! Надежда Дарьялова — канатная плясунья, каскадная фигурантка!.. и для нея?!.. О! они отвѣтятъ мнѣ… и сегодня-же, сейчасъ-же…

Гуратовъ. Вотъ такъ лучше, когда вы сердитесь, гораздо лучше…

Плещанская. Она играетъ сегодня эту свою дурацкую Елену, и онъ тамъ, въ первомъ ряду креселъ… (Презрительно.) Таетъ, глядя на ея рыжій парикъ… да, и я тамъ буду, и я…

Гуратовъ. Что такое?!.

Плещанская. Я хочу видѣть ихъ вмѣстѣ, какъ они тамъ восхищаются другъ другомъ и нѣжничаютъ… тамъ, за кулисами…

Гуратовъ. Софья Дмитровна, успокойтесь; будьте благоразумны, придите въ себя… вы вѣдь не горничная, чтобъ таскаться за кулисы провинціальнаго театра.

Плещанская. А горничныхъ туда пускаютъ? — чудесная мысль!.. Я знаю, полковникъ, вы вхожи за кулисы и знакомы съ этой женщиной… проведите меня къ ней, ради бога… Я переодѣнусь горничной, рекомендуйте меня какой-нибудь швеей, говорите про меня, что хотите…

Гуратовъ. Да что вы, что вы, и впрямь задумали… глупости какія!..

Плещанская. Вы не имѣете права мнѣ отказать… иначе я пойду одна… я… (Умоляя.) Нѣтъ, вы не откажете… ради бога…

Гуратовъ. Не плачьте… не плачьте, пожалуйста… какъ вы не понимаете?.. васъ узнаетъ кто-нибудь, можетъ выйти такой скандалъ…

Плещанская. Никто меня не узнаетъ, клянусь вамъ!.. вы увидите, какъ я сыграю свою роль… черезъ пять минутъ я готова; да, да, вы согласны, благодарю васъ… Лиза! Позвать мнѣ Лизу!..

Идетъ къ двери, навстрѣчу ей выходитъ лакей.

Лакей. Сударыня, за вами экипажъ пріѣхалъ…

Плещанская. Отъ бабушки? пускай ѣдетъ назадъ… Скажите, что мнѣ никакъ нельзя пріѣхать… завтра, богъ дастъ, я навѣщу ее, но сегодня… (Про себя.) Сегодня у меня другой больной и если я не спасу его, — мы оба погибли.

Быстро уходятъ.

Гуратовъ. И чортъ дернулъ меня сегодня обѣдать въ гостяхъ?!

ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Дарьялова, Надежда Ивановна, — провинціальная примадонна, оперетная актриса.

Стрижкина, — актриса.

Прутковъ, Антоновъ, Палочкинъ, актеры.

Горшечниковъ, — антрепренеръ.

Режиссеръ.

Плещанскій.

Плещанская.

Гуратовъ.

Чарушкинъ.

Его превосходительство.

Квасниковъ, — полиціймейстеръ.

Молодой человѣкъ статскій.

Офицеръ.

Докторъ.

Маня, горничная Дарьяловой.

Парикмахеръ.

Большая уборная въ театрѣ. Слѣва туалетный столъ и ширмы; справа трюмо, диванъ, столы, стулья, корзины для платья. На стѣнѣ и ширмахъ навѣшены платья, юбки. Другія принадлежности женскаго туалета разбросаны по мебели. По открытіи занавѣса Маня вынимаетъ изъ корзины платье и вообще готовитъ туалетъ Дарьяловой. За сценой слышенъ крикъ, гвалтъ, аплодисменты. Входитъ Антоновъ съ тремя букетами въ рукахъ.

1.

МАНЯ, АНТОНОВЪ.

Антоновъ. Извольте получать..

Откладываетъ букеты.

Маня. Ну ужь эти вѣники-то надоѣли, пойдетъ теперь опять гноить цѣлый мѣсяцъ.

Антоновъ. Вы взгляните этотъ… этотъ… какая красота, какой подборъ… эти розаны изъ-за пятьнадцати верстъ привезены… вѣрно… Это не иначе, какъ изъ воскресенскаго монастыря; тамъ куплены… У насъ окромя воскресенскаго монастыря нигдѣ такихъ розановъ нѣтъ во всей окрестности; и какъ-же монашенки ими дорожатся! — этотъ букетъ вѣрныхъ шесть рублей стоитъ.

Маня. Лучше бы они дураки деньгами платили, — чѣмъ на этакую дрянь тратиться.

Антоновъ. Вы этого, Маничка, не понимаете… У васъ все одна корысть, а намъ, артистамъ, безъ букетовъ нельзя, потому ужь это одно самолюбіе… Я въ третьемъ году въ Ярославлѣ букетъ получилъ, такъ онъ мнѣ дороже денегъ былъ…

Маня. Вамъ-то букетъ подали!?.

Антоновъ. Ей-богу, подали.

Маня. За какія-же услуги?.. вѣрно пьянаго представляли, такъ очень натурально напились?

Антоновъ. Нѣтъ, не пьянаго, а калабрійскаго разбойника, въ красномъ плащѣ и съ черной бородой… тамъ купчиха одна, вдова, какъ увидѣла, тутъ-же въ театрѣ и распорядилась, — сейчасъ спроворили во какой букетъ…

Маня. То-то, чай, смѣху было?!.

Антоновъ. Ужь и вы туда-же!.. Что вы понимаете…

Входитъ Чарушкинъ.

2.

Тѣ-же и ЧАРУШКИНЪ, потомъ ГОРШЕЧНИКОВЪ.

Чарушкинъ. А Надежды Ивановны нѣтъ?

Антоновъ. Она на сценѣ.

Чарушкинъ. (Артисту Антонову.) Что теперь идетъ?

Антоновъ. Да ужь первый актъ Елены кончаютъ.

Чарушкинъ. Ишь ты, какъ запоздалъ; ну да ничего, въ антрактѣ еще успѣю… (Манѣ.) А Михаилъ Сергѣичъ здѣсь?

Маня. Кто его знаетъ, — сюда еще не заходилъ.

Чарушкинъ. Ну, Маничка, какой браслетъ!.. понимаешь: якорь изъ бирюзы и…

Маня. Надоѣли вы мнѣ съ этимъ браслетомъ.

Чарушкинъ. Ей-богу, черезъ мои руки шло, — самъ отдалъ… Я шелъ сюда, былъ увѣренъ, что Михаилъ Сергѣичъ ужь преподнесъ.

Маня. Ничего еще Надежда Ивановна не получала, вотъ только букеты одни.

Входитъ Горшечниковъ.

Горшечниковъ. Ты, Антоновъ, сюда зачѣмъ забрался?.. Всѣ по щелямъ разбрелись, некого за виномъ послать… На-ко вотъ, сбѣгай поскорѣй въ погребъ, два крюшона шампанеи приволоки… Надежда Ивановна приказала, чтобъ тутъ было…

Антоновъ. Не могли вы безъ меня любого плотника послать…

Горшечниковъ. Плотники, чай, всѣ при дѣлѣ, а ты такъ шляешься.

Антоновъ. (Беретъ деньги.) Словно я на побѣгушки нанимался…

Чарушкинъ. Артистъ Антоновъ, не возражай!.. скачи за живительной влагой, — это будетъ твоя лучшая роль!

Антоновъ. Право, все бѣгай, да бѣгай только.

Уходитъ.

3.

Тѣ-же безъ АНТОНОВА.

Чарушкинъ. Ну, что драгоцѣннѣйшій, милѣйшій, много-ли у васъ въ кассѣ подписалось на сегодняшній ужинъ?

Горшечниковъ. Да, кажись, всего только тринадцать человѣкъ.

Чарушкинъ. Чертова дюжина… Мало, мало, мало…

Горшечниковъ. Оттого и мало, что вы распорядитель плохой, — открыли подписку по десяти рублей, это дорого…

Чарушкинъ. Это-то дорого? это дорого? ну-ка, сунѣтесь-ка дешевле сдѣлать… Во-первыхъ, сколько народу я долженъ кормить даромъ, не считая Дарьяловой: васъ даромъ…

Горшечниковъ. Еще-бы меня-то…

Чарушкинъ. Полицію даромъ… губернаторскаго чиновника, Стрючкина, — это ужь единственно для васъ, чтобъ онъ васъ въ губернскихъ вѣдомостяхъ расхвалилъ… Наконецъ вашего баса Пруткова тоже необходимо даромъ угостить, чтобы онъ какого скандала не надѣлалъ; а вѣдь это какой желудокъ? на него трехъ ведеръ вина мало… Сосчитайте-ка все это, такъ мнѣ и пятидесяти рублей не останется.

Горшечниковъ. А вамъ на что барышъ? вѣдь вы это во славу искусства, чествовать артистку хотите… хе, хе…

Чарушкинъ. Нѣтъ, батенька, шалишь… очень мнѣ нужна слава искусства, коли тутъ кстати хапнуть нельзя… Сталъ-бы я да ромъ-то хлопотать, да бѣгать, да горло драть, да восхищаться… Нѣтъ-съ, мнѣ за это куртажныя пожалуйте… Я сейчасъ изъ губернаторской типографіи, не угодно-ли взглянуть афишу. (Развертываетъ афишу и читаетъ.). «Сегодня послѣ спектакля, въ двѣнадцать часовъ ночи, въ большой залѣ клуба, великолѣпный ужинъ по подпискѣ, при блистательномъ освѣщеніи въ честь нашей любимицы-артистки, Надежды Дарьяловой… Подписная цѣна — десять рублей… Обращаю вниманіе»…

Горшечниковъ. Это еще что?..

Чарушкинъ. Слушайте… «къ величайшему сожалѣнію ужинъ этотъ будетъ окончательно прощальнымъ, такъ какъ знаменитая артистка ночью съ трехчасовымъ поѣздомъ покидаетъ нашъ городъ».

Горшечниковъ. Ахъ вы шельма!

Чарушкинъ. Это, душечка, сдѣлано съ ея согласія. Ну-съ, милый, я эти афиши сейчасъ велю по всему театру въ корридорахъ наклеить…

Горшечниковъ. Ступайте, наклеивайте, что съ вами дѣлать; да торопитесь, — сейчасъ антрактъ.

Чарушкинъ. Я въ антрактѣ буду въ залѣ кричать и неистовствовать… (Идетъ и возвращается.) Ахъ да, я вамъ тамъ одинъ стулъ сломаю…

Горшечниковъ. Зачѣмъ?

Чарушкинъ. Для энтузіазма… нельзя, душка, — для возбужденія восторга.

Горшечниковъ. Ну, ломайте, Христосъ съ вами, только пожалуйста одинъ, не больше… тамъ въ третьемъ ряду есть о трехъ ножкахъ подлѣ ложи…

Чарушкинъ. Знаю, знаю… хорошо…

Убѣгаетъ.

4.

ГОРШЕЧНИКОВЪ, МАНЯ, потомъ ПАЛОЧКИНЪ, потомъ АНТОНОВЪ.

Горшечниковъ. Машенька, приберите вы тутъ; что у васъ всегда за безобразіе! вѣдь сюда, можно сказать, первыя лица города заходятъ… на столѣ разорванные сапоги… ну, пристало-ли, чтобъ публика замѣтила, что наша-то знаменитость вдругъ такую гадость на свои прелестныя ножки надѣваетъ…

Бросаетъ сапоги за ширмы.

Маня. Что вы швыряете, могли-бы и акуратно положить…

Горшечниковъ. А я еще вамъ большую уборную отдалъ… вѣдь у меня тутъ прежде десять человѣкъ одѣвалось; теперь они изъ за васъ черезъ дворъ въ сарай должны ходить, наряжаться-то… отдѣлалъ, отчистилъ, а вы вотъ…

Маня. Да хорошо ужь, прибираю вѣдь, — ну васъ совсѣмъ…

За сценой шумъ и вызовы.

Горшечниковъ. Браво! браво!.. шумите, милые друзья, шумите! (Появляется нѣсколько актеровъ и актрисъ, кто въ греческомъ костюмѣ, кто въ городскомъ. Одна несетъ два букета. Палочкинъ, въ греческомъ костюмѣ, несетъ серебряный сервизъ въ футлярѣ.) А! вотъ и подношенія.

Маня. Что это? опять серебряный сервизъ; у насъ ихъ и такъ три.

Горшечниковъ. Глупая женщина! вѣдь это капиталъ! При мнѣ семьсотъ рублей заплачено… серебро всегда въ цѣнѣ, хоть сейчасъ продай…

Палочкинъ. Въ столицѣ, говорятъ, теперь актерамъ все процентныя бумаги подносятъ…

Горшечниковъ. Каковы бумаги… иныхъ акцій хоть пятьсотъ штукъ поднеси, да чорта-ли въ нихъ… Зачѣмъ-же вы букеты принесли? съ букетами она должна выходить…

Палочкинъ. У нея еще тамъ много осталось, и букетовъ, и вѣнковъ…

Антоновъ. (Входя.) Вотъ и шампанское!

Горшечниковъ. Стакановъ сюда, стакановъ…

Приносятъ подносъ со стаканами. Между тѣмъ, нѣкоторые изъ пошедшихъ актеровъ и актрисъ вырываютъ изъ букетовъ цвѣты, дѣлая себѣ маленькіе букетики.

Маня. Да что это, сколько сюда набралось народу! — не повернуться… не рвите, пожалуйста, цвѣты, что такое?.. Иванъ Спиридонычъ, всѣ букеты перепортили!

Горшечниковъ. Оставьте, господа; что вы въ самомъ дѣлѣ… оставьте, да ступайте отсюда… здѣсь не мѣсто… Сейчасъ Надежда Ивановна придетъ, пожалуй еще кто нибудь изъ публики; ступайте, ступайте… (Между актерами ропотъ.) Покорно прошу васъ!

Актеры недовольные выходятъ, иные остаются у двери.

Антоновъ. За что-жь я, Иванъ Спиридонычъ, бѣгалъ? неужели мнѣ стакашка не поднесете?

Горшечниковъ. Ну ладно, ладно, — я тебѣ вышлю, ступай только, не путайся…

Антоновъ. Вышлю!.. дождешься отъ васъ.

Выходитъ. За сценой слышны аплодисменты, потопъ крикъ: «посторонитесь, посторонитесь!!» Толпа въ дверяхъ разступается, влетаетъ офицеръ, за нимъ докторъ, старичекъ, ведетъ подъ руку Дарьялову въ костюмѣ Елены, за нимъ Прутковъ въ костюмѣ.

5.

ДАРЬЯЛОВА, ГОРШЕЧНИКОВЪ, ДОКТОРЪ, ОФИЦЕРЪ, ПРУТКОВЪ, МАНЯ, потомъ СТРИЖКИНА, потомъ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО, КВАСНИКОВЪ и МОЛОДОЙ ЧЕЛОВѢКЪ СТАТСКІЙ, толпа у двери продолжаетъ стремиться въ комнату, время отъ времени изгоняемая Горшечниковымъ,

Офицеръ. Воды стаканъ! воды скорѣй Надеждѣ Ивановнѣ.

Подаетъ ей стаканъ воды.

Дарьялова. Ахъ не могу, ужасно устала… эти вызовы меня совсѣмъ замучатъ…

Докторъ. (Щупая пульсъ.) А вы-бы не выходили, пускай кричатъ… вонъ и пульсъ возвышенный…

Прутковъ. Да что вы ей вѣрите, вѣдь это такъ, для томности говорится: вызовы, да хлопанья никогда насъ не утомляютъ.

Дарьялова. Васъ съ вашими грубыми нервами, что утомитъ…

Прутковъ. Я вѣдь ихъ всѣхъ знаю, мнѣ-то глаза не замажешь… кажется больная лежать будетъ, на смертномъ одрѣ, при послѣднемъ издыханіи, а захлопай да закричи: Дарьялову, Дарьялову!! браво, браво!! — сейчасъ вскочить…

Офицеръ. Полно, полно, Павлушъ… éblouissant, madame, éblouissant…

Прутковъ. А что-жь обѣщанное? Иванъ Спиридонычъ! — гдѣ онъ?!

Горшечниковъ. (Который въ это время копошился въ глубинѣ.) Наливаю, наливаю… (Выноситъ стаканы съ шампанскимъ на авансцену.) Шампанское, господа, покорно просимъ… (Подаетъ Дарьяловой, доктору и офицеру.) Пьемъ за здоровье нашей знаменитой, великолѣпной, изумительной…

Офицеръ. Достойной украшать лучшую сцену Европы!..

Горшечниковъ. Увлекательной, прелестной…

Дарьялова. (Вскакивая и подымая бокалъ.) Божественной, чудесной!!, довольно, довольно, господа, благодарю васъ…

Чокается со всѣми и пьетъ.

Стришкина. (Влетая сквозь толпу въ костюмѣ Ореста.) Здѣсь пьютъ шампанское, а меня не зовутъ… Надя, это не жоли…

Дарьялова. Куда-жь ты пропала?

Офицеръ. Очаровательный амуръ!!

Стрижкина. Пожалуйста, пожалуйста… (Декламируя и указывая на Дарьялову.) Ступай! Куда влечетъ тебя твоя звѣзда… За здоровье нашихъ успѣховъ!

Отходитъ къ сторонѣ, офицеръ что-то ей шепчетъ.

Дарьялова. Маня!.. (Отдаетъ Манѣ свой стаканъ.) Налей и вынеси Антонову.

Маня. (Съ бутылкой въ рукахъ.) Да что вы, Надежда Ивановна, обо всякой дряни заботитесь… тутъ ужь и всего ничего не осталось, — лучше я выпью за ваше здоровье… (Наливаетъ.) Дай господи успѣха и счастья!..

Стрижкина. Надя, я возьму парочку розановъ.

Дарьялова. Возьми цѣлый букетъ.

Офицеръ. А мнѣ одинъ цвѣтокъ, одинъ позвольте на память о счастьи сегодняшняго дня.

Дарьялова. Пожалуйста, и доктору дайте.

Докторъ. Благодарю.

Стри;кина. Смотри, Надя, этотъ вѣнокъ тебѣ отъ гимназистовъ; тутъ приколотъ билетикъ: отъ гимназистовъ.

Дарьялова. Милашки гимназисты!

Антоновъ. (Сквозь толпу въ дверяхъ.) Иванъ Спиридонычъ!

Горшечниковъ. Потомъ, потомъ… что вы тискаетесь, разступитесь, господа, видите его превосходительство…

Всеобщій шопотъ: «Его превосходительство, его Превосходительство!» Толпа разступается, входитъ его превосходительство изъ молодящихся старичковъ элегантно одѣтый. За нимъ Квасниковъ и молодой человѣкъ статскій. Всѣ принимаютъ почтительное положеніе.

Дарьялова. А! Ваше превосходительство! Какъ мнѣ благодарить васъ…

Его превосходительство. Очень пріятно, очень пріятно…

Молодой человѣкъ статскій. Charmant, ваше превосходительство, charmant…

Квасниковъ. А еще что во второмъ актѣ будетъ!..

Садятся только его превосходительство и Дарьялова, да кое-кто въ глубинѣ, и то больше только опираясь, чѣмъ сидя.

Горшечниковъ. А вотъ оставляютъ насъ, Надежда Ивановна, покидаютъ.

Его превосходительство. Очень жаль, очень жаль…

Офицеръ. Я говорю, ваше превосходительство, игра Надежды Ивановны мнѣ очень напоминаетъ игру Жюдикъ… такая-же фразировка и все это…

Молодой человѣкъ статскій. Правда, правда, c’est vrai.

Офицеръ. И напрасно вы, Надежда Ивановна, не дебютируете въ Петербургѣ… Я непремѣнно завтра напишу про васъ въ дирекцію императорскихъ театровъ, у меня есть знакомый…

Прутковъ. Капитанъ, вѣдь и здѣсь тоже есть цѣнители.

Горшечниковъ. Съ чѣмъ-же мы-то останемся? теперь публика здѣшняя избалована, привыкла видѣть Надежду Ивановну… если она не вернется къ намъ, хоть театръ закрывай, никого не заманишь.

Квасниковъ. Да вы вернетесь, Надежда Ивановна…

Прутковъ. Вернется! а не вернется, другая будетъ.

Горшечниковъ. Ну нѣтъ! другой Надежды Ивановны во всей Россіи нѣтъ.

Его превосходительство. Я тоже полагаю, что…

Офицеръ. Ваше превосходительство, да вѣдь Прутковъ ничего не понимаетъ… онъ и грубъ и слѣпъ… Онъ одинъ разъ въ какую-то скотницу влюбился, свиданье ей назначилъ, такъ и то: увидалъ въ полѣ корова хвостомъ машетъ и вообразилъ, что это его милая платочкомъ его подзываетъ… гдѣ-жь ему цѣнить всю прелесть граціи Надежды Ивановны!?.

Всѣ смѣются. Прутковъ ворчитъ: «Да! какъ же! еще что!?.»

Его превосходительство. Возвращайтесь, Надежда Ивановна, мы всегда рады… потому что высоко цѣнимъ искусство и все это…

Не знаетъ, что сказать.

Дарьялова. Помилуйте, ваше превосходительство…

Его превосходительство. (Вставъ и протягивая руку Дарьяловой.) Подвизайтесь, подвизайтесь… очень радъ…

Дарьялова. Благодарю васъ, ваше превосходительство…

Его превосходительство. Скоро начинаютъ?

Квасниковъ. Да, вѣроятно, сейчасъ…

Горшечниковъ. Сейчасъ начнемъ, ваше превосходительство…

Его превосходительство, Квасниковъ и молодой человѣкъ статскій уходятъ.

Горшечниковъ. Пожалуйте, господа!… дайте оправиться Надеждѣ Ивановнѣ…

Стрижкина. Только какіе-же вы всѣ тутъ льстецы, скажу я вамъ!.. смотрѣть противно…

Убѣгаетъ.

Офицеръ. (Ей вслѣдъ.) Амуръ сердца моего!

Горшечниковъ. Уходите, уходите, господа.

Офицеръ. Идемте, докторъ…

Уходятъ.

Дарьялова. (Провожающему ихъ Горшечникову.) И пришлите мнѣ парикмахера, Иванъ Спиридонычъ!

Горшечниковъ. Сейчасъ.

Уходитъ и затворяетъ на собой дверь.

6.

ДАРЬЯЛОВА и МАНЯ, потомъ ПАРИКМАХЕРЪ, потомъ ГУРАТОВЪ и ПЛЕЩАНСКАЯ.

Дарьялова. (Снимая пеплонъ.) Фу, какъ жарко!..

Маня. Надежда Ивановна, вѣдь вамъ идти на ужинъ не годится въ синемъ платьѣ.

Дарьялова. Почему это?

Маня. Вы посмотрите, оно все разорвано.

Дарьялова. А ты чего-же смотрѣла? ты должна была починить.

Маня. И то сейчасъ все сидѣла чинила.

Дарьялова. Это ничего, во время втораго акта все это приведешь въ порядокъ… (Стукъ въ дверь.) Кто тамъ?

Парикмахеръ. (За сценой.) Парикмахеръ.

Дарьялова. Войдите. (Входитъ Парикмахеръ.) Ну, Егорушка, merci, — подвелъ было ты меня… чуть чуть парикъ на сценѣ не свалился.

Парикмахеръ. На что ему свалиться?

Дарьялова. Я тоже думаю, что нѣтъ никакой надобности… Стало быть, плохо былъ приколотъ.

Парикмахеръ. Пожалуйте, приколемъ лучше.

Она садится слѣва, онъ убираетъ ей голову.

Дарьялова. Маня, папироску!.. (Закуриваетъ папироску Снова стукъ въ дверь.) Еще кто?

Гуратовъ. (За сценой.) Это я-съ, отставной полковникъ, Гуратовъ…

Дарьялова. Ахъ, милый полковникъ, какъ я рада васъ видѣть!.. Только нельзя, душенька, — я не одѣта…

Гуратовъ. Пустяки… старому офицеру можно… старый офицеръ закаленъ въ бою… я на одну секунду.

Дарьялова. Ну, погодите… Маня, заставь меня ширмами. (Маня загораживаетъ ее ширмами.) Входитъ полковникъ, только, чуръ, не смотрѣть за ширмы…

Входятъ Гуратовъ и Плещанская.

Гуратовъ. (Тихо Плещанской.) Смѣлѣй, смѣлѣй, cударыня… рѣшились придти, такъ надо быть молодцомъ.

Дарьялова. Вы не одни?

Гуратовъ. Да-съ… Я пришелъ просить вашего покровительства… это сестра нашей горничной, она никогда не видала театра и я обѣщалъ сводить ее за кулисы.

Дарьялова. Оставайся, милая, я скажу Ивану Спиридонычу… ты можешь поглядѣть изъ-за кулисъ.

Гуратовъ. (Тихо Плещанской.) Благодарите-же.

Плещанская. (Такъ-же.) Развѣ надо?

Гуратовъ. (Такъ-же.) Непремѣнно.

Плещанская. (Дѣлая надъ собой усиліе.) Благодарствуйте-съ.

Гуратовъ. (Тихо Плещавской.) Да смѣлѣе-же, вы себя выдадите…

Плещанская. (Ему тихо.) Его тутъ нѣтъ, вы видите, его нѣтъ…

Дарьялова. Егорушка, ты съ ума сошелъ, ты рвешь мои волосы… Полковникъ, вы мнѣ что принесли?

Гуратовъ. Мое расположеніе.

Дарьялова. Ухъ! Этого у меня черезъ-чуръ много… Нѣтъ, болѣе существеннаго?..

Гуратовъ. Болѣе существенное вамъ поднесутъ послѣ втораго акта.

Дарьялова. Отъ васъ или по подпискѣ?

Гуратовъ. По подпискѣ, но и съ меня содрали добрый кушъ… съ ножемъ къ горлу пристали, еле отвязался.

Дарьялова. Такъ подарокъ будетъ цѣнный?

Гуратовъ. Всего собрали, говорятъ, двѣ тысячи триста рублей… сервизъ стоить семьсотъ рублей… ну, букеты…

Дарьялова. Стало быть, все-таки, душенька, подарокъ будетъ болѣе, чѣмъ въ тысячу рублей?

Гуратовъ. Считайте сами; у васъ на эти вещи удивительное соображеніе.

Дарьялова. А давно-ли вы, полковникъ, стали горничныхъ дѣвушекъ протежировать?

Гуратовъ. (Мимикой успокоивая Плещанскую.) Ну вотъ; вы сейчасъ глупости говорите. Эта дѣвочка весь Майя. Надежда Ивановна, онѣ коли швея, такъ пускай зашьютъ синее платье…

Дарьялова. Хорошо… Дѣвочка, почините мнѣ тутъ немножко. Дай ей иголку, Маня.

Маня. Сейчасъ.

Плещанская. (Тихо Гуратову.) Я должна чинить юбку этой женщины.

Гуратовъ. (Тихо еq.) Кто-жь васъ звалъ сюда… ваша выдумка.

Плещанская. Никогда!.. ни за что на свѣтѣ.

Гуратовъ. Такъ пойдемте прочь!

Плещанская. И я ничего не узнаю?

Гуратовъ. Надо-же рѣшиться на что-нибудь!

МаНЯ. (Подавая Плещанской работу.) Вотъ здѣсь зашить надо…

Плещанская беретъ почти безсознательно.

Дарьялова. Ну-съ, полковникъ, теперь вы можете уйти?

Плещанская. (Ему тихо.) Сохрани васъ господи! не уходите!..

Гуратовъ. Надежда Ивановна, я вамъ не помѣшаю, я не буду смотрѣть…

Дарьялова. Нѣтъ, нѣтъ пожалуйста…

Плещанская мимически проситъ его остаться.

Гуратовъ. Чѣмъ же вашъ Егорушка лучше меня, что онъ можетъ, а я не могу?

Дарьялова. Во-первыхъ, Егорушка кончилъ. (Парикмахеръ уходитъ.) А во-вторыхъ, Егорушка не мужчина, — Егорушка парикмахеръ.

Гуратовъ. Я тоже не мужчина, я старый офицеръ.

Дарьялова. Ну, ну, полковникъ, не сердите меня.

Маня. Пожалуйте, полковникъ, некогда… сейчасъ начнутъ… послѣ приходите…

Плещанская. (Гуратову тихо.) Я одна не останусь!

Гуратовъ. Такъ уйдемте.

Дарьялова. (Взглянувъ изъ за ширмъ.) Вы все еще не ушли?

Гуратовъ. Сейчасъ, сейчасъ!

Плещанская. (Гуратову тихо.) Какъ она эффектна!..

Гуратовъ. (Тихо Плещанской.) Ну-съ, вы видите, меня выпроваживаютъ; идете или остаетесь?

Плещанская. Останусь, — ступайте!

Гуратовъ. (Про себя.) Слава богу, съ плечъ долой!..

Уходитъ. Маня запираетъ за нимъ дверь и снова отодвигаетъ ширмы.

7.

ДАРЬЯЛОВА, ПЛЕЩАНСКАЯ, МАНЯ, потомъ ПЛЕЩАНСКІЙ за сценой.

Дарьялова. Перейди къ туалету, милая, тамъ тебѣ будетъ свѣтлѣй! (Плещанская переходитъ налѣво. Дарьялова передъ трюмо.) Дай сюда бѣлила, Маня, и пудру!.. съ плечъ все ссыпалось…

Во время всей слѣдующей сцены Дарьялова приводитъ въ порядокъ свой туалетъ. Маня ей прислуживаетъ.

Плещанская. (Про себя.) Да, она гораздо лучше, чѣмъ я думала… она очень эффектна!.. но развѣ я хуже?

Тихій стукъ за дверью.

Дарьялова. Опять кто-то стучитъ…

Маня. Кто тамъ?

Плещанскій. (За сценой.) Это я, Маня.

Плещанская. (Дрогнувъ.) Онъ!!

Дарьялова. Михаилъ Сергѣичъ, наконецъ-то и вы!

Плещанскій. Я не могъ придти раньше, я объясню вамъ, — отворите мнѣ…

Плещанская. Неужели она будетъ при немъ одѣваться?

Дарьялова. Нѣтъ, нѣтъ; теперь сюда нельзя.

Плещанскій. Ради бога!!

Дарьялова. Нѣтъ, подождите.

Плещанскій. Такъ хоть одно слово… скажите, эта новость о вашемъ отъѣздѣ — это неправда?

Дарьялова. Отчего-же неправда? — да, я уѣзжаю сегодня въ ночь.

Плещанскій. Какъ-же такъ? а я?

Дарьялова. Что такое — вы?

Плещанскій. Что-же я буду дѣлать? Если вы уѣдете, я умру.

Дарьялова. Умрете — похоронятъ.

Плещанскій. Мнѣ не до шутокъ; отворите, говорятъ вамъ.

Дарьялова. Это еще что за тонъ?!

Плещанскій. Ну нѣтъ, виноватъ, я умоляю васъ, — на колѣняхъ умоляю!

Дарьялова. Такъ-то лучше… пошляйтесь тамъ немножко за кулисами; чрезъ пять минутъ я буду готова и пущу васъ — если будете стоить.

Плещанскій. Вы безжалостны! Можно-ли такъ обращаться съ человѣкомъ, который живетъ только для васъ!..

Дарьялова. Чрезъ пять минутъ. Убирайтесь.

Плещанскій. Слушаю-съ!

Дарьялова. Надоѣлъ.

Маня. (Видя, что Плещанская готова упасть въ обморокъ.) Ну, ну, что такое случилось?!

Дарьялова. Чего ты?

Маня. (Подбѣгая въ Плещанской.) Съ нашей швеей что-то… дурно ей, что-ли?

Дарьялова. (Подходя къ Плещанской.) Что съ тобой, душа моя?..

Плещанская. Ничего-съ… простите…

Маня. (Усаживая ее.) Ишь какъ поблѣднѣла!

Дарьялова. Ты нездорова, дѣвочка… Маня!.. вонъ тамъ кто-то оставилъ шампанское въ стаканѣ, — дай ей, это ее освѣжить.

Плещанская. Нѣтъ-съ, благодарствуйте… ничего, мнѣ лучше…

Маня. Какая ты слабенькая, погляжу.

Плещанская. Я много работала сегодня… я, должно быть, устала…

Дарьялова. Такъ брось это платье. Маня кончить сама… И напрасно полковникъ привелъ тебя сюда: ты больна, тебѣ нужно въ постель, спать…

Плещанская. Нѣтъ-съ… пожалуйста., позвольте остаться…

Дарьялова. Я тебя не гоню… но посмотри, на что ты похожа? глаза красные… ты вѣрно плакала? а?.. у тебя какое-нибудь горе на душѣ?

Плещанская. Да, немножко…

Дарьялова. (Снова передъ трюмо.) Ну, конечно!… Я это хорошо знаю… я на своемъ вѣку тоже не мало натерпѣлась, изъ-за этихъ тварей, — изъ-за мужчинъ… горе, такъ ужь разумѣется изъ-за нихъ.

Маня. Изъ-за кого-же еще наша сестра страдаетъ — изъ-за мужчинъ…

Дарьялова. Какой-нибудь негодяй, волокита…

Маня. Или мужъ… бываютъ еще и эти канальи, мужья…

Дарьялова. Ты замужемъ, дѣвочка?

Плещанская. Да-съ…

Дарьялова. Ну вотъ…

Маня. Была охота!

Дарьялова. Глупа же ты, душа моя. Слава богу, ты не старуха, и не уродъ, — зачѣмъ тебѣ нужно было выходить замужъ.

Маня. Онъ, вѣрно, пьянствуетъ, твой извергъ, — и бьетъ тебя?

Дарьялова. Еслибъ они только били, это-бы еще ничего…

Маня. Да не обманывали-бы насъ.

Дарьялова. Вотъ… а онъ тебя обманываетъ? негодяй?

Плещанская. Какъ сказать… можетъ статься…

Маня. Говори за-навѣрное; кто изъ нихъ нынче порядочно-то живетъ?!

Плещанская. Неужто-же всѣ такъ?!

Дарьялова. Это тебя удивляетъ? — невинная душа!… Довольно, Маня; давай пеплонъ.

Маня. (Надѣваетъ на нее пеплонъ.) На твоемъ мѣстѣ я-бы не стала съ нимъ долго няньчиться…

Плещанская. Какъ же такъ?..

Дарьялова. Сама-бы его надувала… Что-жь? — ты молода, красива; за что себя изводить?..

Маня. И спасибо не скажетъ.

Дарьялова. Напротивъ: будешь плакать, похудѣешь, подурнѣешь, — муженекъ еще больше отъ тебя отвернется. А обманывай его, да оставайся всегда весела, свѣжа, — онъ-же за тобой ухаживать станетъ.

Плещанская. (Про себя.) Господи!!

Дарьялова. А у васъ, душенька, у замужнихъ, у всѣхъ одна глупость: вы слишкомъ много любите своихъ мужей.

Плещанская. О да, это правда.

Дарьялова. Брали-бы съ насъ примѣръ; мы мужчинамъ потачки не даемъ и въ этомъ нашъ успѣхъ; мы къ нимъ не прикованы, — насъ боятся потерять… Ты слышала сейчасъ, вотъ этотъ, въ дверь стучался… отчего онъ такой нѣжный? — оттого, что я надъ нимъ насмѣхаюсь… я его прогнала, какъ собаку…

Плещанская. Правда, правда!

Дарьялова. И онъ вернется тихенькій и будетъ пресмыкаться передо мной… и какую-бы глупость я не приказала ему сдѣлать, — онъ сдѣлаетъ.

Плещанская. О!!

Дарьялова. Замѣть себѣ, что онъ женатъ… да еще, говорятъ, на премилой добрухѣ и красавицѣ… у него дома всегда готовое тихое счастье, а онъ два мѣсяца бѣгаетъ за мной…

Плещанская. Два мѣсяца!!

Дарьялова. Чтобъ только слушать, какъ я его браню и гоню отъ себя.

Плещанская. (Радостно.) Да, да?!

Дарьялова. Но здѣсь онъ встрѣчаетъ борьбу, а дома нѣтъ; это его и притягиваетъ. Вотъ онъ сейчасъ придетъ и скажи я ему: «брось свой домъ, свою жену, поѣдемъ со мной!»

Плещанская. Онъ бы поѣхалъ?

Дарьялова. Сію-же минуту.

Плещанская. Не можетъ быть!

Дарьялова. Какой еще ты ребенокъ.

Маня. Мало еще видала ихъ.

Плещанская. Чтобъ онъ бросилъ свою жену изъ за одной вашей прихоти?.. нѣтъ, нѣтъ…

Дарьялова. Хочешь сама видѣть? хочешь?..

Плещанская. Я подумать не могу-съ… я…

Маня. Увидитъ — умнѣй будетъ.

Дарьялова. Изволь, я тебѣ это покажу… тебѣ не мѣшаетъ быть поопытнѣй; а меня оно позабавитъ.

Плещанская. Не надо, не надо, я вѣрю вамъ, я не хочу… Впрочемъ, да… я хочу… (Про себя.) Я должна убѣдиться.

Стукъ въ двери.

Плещанскій. (За сценой.) Прелестная артистка!

Дарьялова. Вотъ онъ… спрячься за ширмы, слушай и пользуйся урокомъ.

Плещанскій. Богиня, когда-же вы откроете?

Дарьялова. Пусти его, Маня, и поди сказать Ивану Спиридонычу, чтобъ онъ протянулъ антрактъ еще на пять минутъ; пяти минутъ мнѣ довольно.

Маня впускаетъ Плещанскаго и уходитъ.

8.

ПЛЕЩАНСКІЙ. ДАРЬЯЛОВА, ПЛЕЩАНСКАЯ за ширмами.

Плещанскій. О, моя богиня… получили мой подарокъ?

Дарьялова. Какой подарокъ?

Плещанскій. Я отдалъ Горшечникову.

Дарьялова. Онъ вѣрно распорядился, чтобъ мнѣ поднесли его изъ оркестра… Merèi заранѣе, — но зачѣмъ вы это дѣлаете?

Плещанскій. Скажите: вѣдь это неправда, — вы не уѣзжаете?

Дарьялова. Нѣтъ, правда, — уѣзжаю…

Плещанскій. Да это невозможно!… что-же будетъ со мной?

Дарьялова. Вы останетесь.

Плещанскій. И васъ теряю…

Дарьялова. Теряю! — я вамъ никогда не принадлежала.

Плещанскій. Вы все-таки были любезны… вы…

Дарьялова. Какъ со всѣми.

Плещанскій. Ну да, да, я знаю, что вы скажете… я два мѣсяца ползаю у вашихъ ногъ безъ всякой надежды вызвать у васъ хоть искру любви… какое мнѣ дѣло… издѣвайтесь надо мной! подлѣ васъ я упиваюсь; я можетъ быть сумашествую, но это блаженство… васъ не будетъ — и жизнь моя сдѣлается пуста и темна, какъ могила.

Дарьялова. Какъ вамъ не стыдно такъ пустословить!

Плещанскій. Что? Эти слова искренней любви "вы называете…

Дарьялова. Любви! любви!… почему это я должна вѣрить вашей искренней любви?! чѣмъ вы ее доказываете? вашими восторгами, похвалами, я ихъ слышу это всѣхъ… подарками, — не одни вы мнѣ дарите… всѣ вы говорите и дѣлаете одно и то-же; почему-же вамъ я должна вѣрить больше, чѣмъ кому нибудь другому?

Плещанскій. Вы сравниваете…

Дарьялова. Но, и оставивъ сравненья, — развѣ я въ самомъ дѣлѣ такая дура, что повѣрю любви, которая высказывается такимъ избитымъ способомъ!? Я для васъ капризъ и больше ничего… Искренняя любовь требуетъ уваженія, серьезнаго разговора; ею не шалятъ, не шутятъ… не трескучими фразами она говоритъ.

Плещанская. О господи, неужели-же…

Режиссеръ. (Въ дверь.) Надежда Ивановна, вы готовы?

Дарьялова. Сейчасъ. (Режиссеръ скрывается.) Вы видите, меня ждутъ… итакъ, до свиданья, — добрыми друзьями или… какъ хотите… прощайте навсегда…

Плещанскій. Погодите… Я не пущу васъ…

Дарьялова. Не остановите-же вы поѣздъ, на которомъ я поѣду ныньче ночью…

Плещанскій. А! я не знаю, что я сдѣлаю, но, клянусь вамъ, мы такъ не разстанемся…

Дарьялова. Вы совсѣмъ дитя… пустите, сейчасъ поднимутъ занавѣсъ.

Плещанскій. Еще одно слово, — послѣднее…

Дарьялова. Скорѣй, пожалуйста.

Плещанскій. Вы не вѣрите, что я люблю васъ… безумно люблю.

Дарьялова. Нѣтъ.

Плещанскій. И что бы я ни говорилъ?

Дарьялова. Пустыя слова.

Плещанскій. Но могутъ быть поступки, факты… Вы хотите доказательствъ? приказывайте!

Дарьялова. Что за ребячество!

Плещанскій. Приказывайте, я прошу васъ; это мое право… я требую.

Дарьялова. Мое ли это дѣло? Если бъ я была мужчиной и безумно любила, какъ вы увѣряете, я бы сама съумѣла найти…

Плещанскій. Что? что?… договаривайте.

Дарьялова. Странный человѣкъ! воображаетъ, что живетъ, только для одной меня; я уѣзжаю, а онъ не знаетъ, что дѣлать?!.

Плещанскій. Ѣхать за вами? Этого вы хотите?

Дарьялова. Почемъ я знаю! это или что другое; что нибудь, на что не всякій способенъ.

Плещанскій. Ну, а если я поѣду за вами? скажите, если поѣду?

Режиссеръ. (Въ дверь.) Надежда Ивановна, пожалуйте! начинаемъ.

Скрывается.

Дарьялова. Иду. (Плещанскому.) Не задерживайте меня.

Плещанскій. Одно слово! единственное!… если я поѣду за вами…

Дарьялова. Ну, если вы поѣдете… (На порогъ.) Попробуйте, увидимъ…

Уходитъ.

Плещанскій. А! наконецъ-то…

Плещанская. (За ширмами.) Онъ поѣдетъ.

Плещанскій. И отчего-жь мнѣ не ѣхать?… ну хоть недѣли на двѣ… первый встрѣчный предлогъ и никому въ голову не придетъ, что я ѣду съ ней… мнѣ могла быть крайняя необходимость ѣхать въ Саратовское имѣнье…

Возвращается Маня.

9.

Тѣ-же и МАНЯ.

Маня. Что-же вы здѣсь? барышня сейчасъ будутъ на сценѣ.

Плещанскій. Маня, Я счастливъ! (Даетъ ей деньги.) Вотъ тебѣ, сдѣлай себѣ подарокъ, я ѣду… я съ вами ночью сегодня ѣду.

Маня. А жену-то какъ-же, тоже съ собой возьмете?

Плещанскій. Жена что, — женѣ я скажу, что это необходимо.

Маня. Сиди дома, да поглядывай?..

Плещанскій. Я не мѣшаю ей веселиться, какъ хочетъ…

Маня. Пойдетъ на умъ веселье, когда мужъ, какъ соврасъ безъ узды, бѣгаетъ.

Плещанскій. Зачѣмъ ты меня смущаешь, Маня… я хочу это забыть, а ты… конечно, можетъ быть, это немножко и подло… и гадко…

Плещанская. (Про себя.) А! онъ останется…

За сценой сильное рукоплесканіе.

Плещанскій. Аплодируютъ!! публика увидала свою любимицу… слышишь, слышишь, развѣ я одинъ съ ума схожу?!

10.

Тѣ-же и ГОРШЕЧНИКОВЪ.

Горшечниковъ. (Стремительно вбѣгая.) Букетовъ, букетовъ скорѣй… (Беретъ одинъ букетъ.) Тьфу! какъ они этотъ изорвали… вотъ этотъ цѣлый, да парочку вѣнковъ…

Беретъ букеты и вѣнки.

Маня. Зачѣмъ вамъ?

Горшечниковъ. Нечего подносить нашей артисткѣ… что за публика, — цвѣтовъ жалѣетъ; только и умѣетъ, что орать… Я велю эти букеты по второму разу подавать ей изъ оркестра.

Убѣгаетъ съ букетами.

Плещанскій. Только и умѣетъ, что орать!!.. да, нашего увлеченья едва хватаетъ на одинъ вечеръ, на нѣсколько минутъ — мы сейчасъ готовы отступить… (Снова рукоплесканіе.) А, чортъ возьми, глупость, такъ глупость, подлость, такъ подлость?.. не на всю жизнь!.. (Манѣ.) Скажи Надеждѣ Ивановнѣ, что желанье ее будетъ исполнено: въ три часа я буду на поѣздѣ и уѣду за неё хоть на край свѣта!

Убѣгаетъ. За сценой музыка до конца акта.

Плещанская. (Въ негодованіи.) А!!

Маня. Ну, пойдемъ, дѣвочка, я тебя поставлю за кулисы.

Плещанская. Нѣтъ, спасибо… я нездорова… я сейчасъ уйду.

Маня. Полно тебѣ убиваться-то… вонъ они каковы, мужчины-то… видѣла?

Плещанская. Видѣла, слишкомъ много видѣла… (Входитъ Гуратовъ.) А! полковникъ… слава богу…

Маня. Уведите вы ее лучше; она нездорова.

11.

ПЛЕЩАНСКАЯ и ГУРАТОВЪ.

Гуратовъ. Дайте мнѣ, пожалуйста, этотъ проклятый браслетъ; я изъ за него бѣгаю по театру, какъ заяцъ на угонкахъ… это животное, Чарушкинъ, пристаетъ: «куда дѣвалъ браслетъ? куда дѣвалъ браслетъ?» а что мнѣ сказать? я только мычу, да прячусь отъ него… Да что вы? на васъ лица нѣтъ.

Плещанская. Онъ былъ здѣсь, мой мужъ, я слышала какъ онъ разговаривалъ съ этой женщиной… мало: онъ рѣшилъ нынѣшней ночью уѣхать съ ней.

Гуратовъ. Не можетъ быть.

Плещанская. Я сама слышала.

Гуратовъ. Ну что за бѣда? плюнѣте на него.

За сценой рукоплесканье.

Плещанская. Вотъ!! вотъ, что ихъ всѣхъ увлекаетъ!… А! — четверть часа, проведенныя здѣсь, въ этой уборной, научили меня многому… блескъ тебѣ нуженъ? мишура, тщеславіе?.. о! я тебѣ покажу же ну, которая тебѣ нужна!

Гуратовъ. Софья Дмитровна! Софья Дмитровна!

Плещанская. И если въ самомъ дѣлѣ я должна бороться, — я буду бороться, злодѣй неблагодарный? противъ тебя и противъ всѣхъ, для твоего спасенья… Пойдемте, пойдемте, проводите меня изъ этого омута!

Уходитъ. Гуратовъ за ней. За сценой самый безпорядочный шумъ: рукоплесканья и кряжи сливаются съ музыкой.

ТРЕТЬЕ ДѢЙСТВІЕ.

Первая картина. ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА

Квасниковъ, Николай Афанасьичъ, — полиціймейстеръ.

Жилоботинъ, — секретарь его.

Гуратова.

Плещанская.

Городовой.

Офиціальный кабинетъ полиціймейстера, казенная обстановка письменный столъ, кожаныя кресла и стулья, и проч. Вечернее освѣщеніе. Жилоботинъ спитъ за столомъ съ книгой въ рукахъ. Квасниковъ входитъ въ шинели и фуражкѣ; за нимъ городовой.

1.

ЖИЛОБОТИНЪ, КВАСНИКОВЪ и ГОРОДОВОЙ.

Квасниковъ. Прими шинель.

Отдаетъ шинель городовому.

Жилоботинъ. (Просыпаясь.) Ахъ! Николай Афанасьичъ!.. Виноватъ, пріуснулъ немножко.

Квасниковъ. (Городовому.) Ступай; позову, когда надо. (Городовой уходитъ.) Что вы спите, это ничего, — а вотъ что вы эти поганыя книжки читаете, такъ я сколько разъ говорилъ, что это мнѣ не нравится. Скучно вамъ дожидаться, возьмите что-нибудь нравственное или чтобы съ поэзіей… Душкина возьмите… а онъ вишь ты!… что это опять за «огненная женщина»?

Жилоботинъ. Романъ-съ.

Квасниковъ. Съ этакой пакостью въ канцелярію приходите… къ намъ вѣдь чистая публика ходитъ, дамы… Третьяго дня какія-то «тайны брака» на столѣ разложилъ!.. пристало-ли присутственному мѣсту?… (Садится за письменный столъ.) Никого изъ офицеровъ здѣсь нѣтъ?

Жилоботинъ. Теперь еще нѣтъ-съ; черезъ полчаса должны быть.

Квасниковъ. Мнѣ Андрей Прохорыча нужно.

Жилоботинъ. Андрей Прохорычъ врядъ-ли будетъ; сегодня ихъ свободный день.

Квасниковъ. Напишите ему, пригласите его пожалуйста сейчасъ-же сюда явиться.

Жилоботинъ. Да вѣдь кто ихъ знаетъ, можетъ ихъ теперь и дома нѣтъ…

Квасниковъ. Пошлите Матвѣенко, чтобы непремѣнно розыскахъ его. Напишите, что я получилъ отъ губернатора предписаніе немедленно сдѣлать распоряженіе, въ которомъ онъ мнѣ необходимъ, — чтобы тотчасъ сюда пожаловалъ.

Жилоботинъ. Слушаю-съ.

Квасниковъ. Пошлите Матвѣенку въ клубъ… Тамъ теперь ужинъ даютъ этой актрисѣ. Андрей Прохорычъ вѣрно тамъ… да кстати пошлите-ка еще парочку полицейскихъ служителей въ клубъ… этотъ Чарушкинъ въ театрѣ такую афишу вывѣсилъ, что на ужинъ подписалось до ста человѣкъ; а какъ начнутъ они тамъ за здоровье искусства пить, такъ того и гляди, кому нибудь зубы расшибутъ и разнимать ихъ придется… лишній человѣкъ не мѣшаетъ.

Городовой. (У двери.) Вашенское благородіе, дама васъ спрашиваютъ.

Квасниковъ. Жилоботинъ, посмотрите кто тамъ…

Городовой и Жилоботинъ уходятъ. Квасниковъ, зѣвая, про, сматриваетъ кое-какія бумаги. Жилоботинъ возвращается.

Жилоботинъ. Хотятъ непремѣнно васъ видѣть; лицо вуалью закрыто.

Квасниковъ. Ну пустите.

Жилоботинъ выходитъ и впускаетъ Гуратову.

2.

КВАСНИКОВЪ и ГУРАТОВА.

Гуратова. Безцѣнный блюститель порядка, вы одни?

Квасниковъ. Одни, любезнѣйшая Анна Герасимовна, одни-съ.

Гуратова. (Поднимая вуаль.) Вы меня узнали… О, этотъ глазъ полиціи!

Квасниковъ. Садитесь, что прикажете?

Гуратова. (Оглядываясь.) Вы мнѣ даете слово, что никто тутъ гдѣ нибудь въ углу не спрятанъ и не будетъ записывать, что я скажу.

Квасниковъ. О, полноте…

Гуратова. Потому что полиція — это ей-богу такъ страшно… одно это слово «протоколъ» меня въ такой ужасъ приводитъ…

Квасниковъ. Будьте покойны. (Усаживая ее.) Садитесь и забудьте, что я полиціймейстеръ; я вашъ другъ И старый знакомый… (Садятся.) Что случилось?

Гуратова. Ахъ, мой другъ, то случилось, что безъ васъ я погибла.

Квасниковъ. Погибли?

Гуратова. О! какъ онъ будетъ меня презирать! господи, господи, какъ онъ будетъ презирать!!

Квасниковъ. Нѣтъ-же, нѣтъ…

Гуратова. О, да, я знаю… но, ахъ, здѣсь вѣдь, какъ у доктора, надо все говорить…

Квасниковъ. Конечно…

Гуратова. Притомъ, клянусь вамъ, что еще ничего не было… особеннаго…

Квасниковъ. Итакъ: его зовутъ…

Гуратова. Вы ужь поняли, что тутъ замѣшанъ мужчина… о, этотъ глазъ полиціи, онъ видитъ все!

Квасниковъ. Такъ его имя?..

Гуратова. Онъ пріѣзжій…

Квасниковъ. Неужели тотъ самый, что сейчасъ въ театрѣ сидѣлъ въ вашей ложѣ, рядомъ съ вашимъ мужемъ?..

Гуратова. Князь Жигаринъ-Малецкій… да.

Квасниковъ. Фу! чертовщина!..

Гуратова. Вы его знаете?

Квасниковъ. Да, немножко…

Гуратова. Не правда-ли, какая увлекательная личность? — красота, мужество, любезность… что я въ сравненіи съ нимъ, — и все-таки на меня обратилъ онъ свое вниманіе, мнѣ излилъ свою душу… о, милый другъ, кто могъ-бы устоять…

Квасниковъ. Однако, вы клялись…

Гуратова. Прахомъ матери моей, что… ничего… но…

Квасниковъ. Но?..

Гуратова. Я ему написала письмо… совершенно невинное письмо… въ которомъ я назначила ему первое свиданіе у него на квартирѣ.

Квасниковъ. Что-же невиннѣе!

Гуратова. Но вотъ мое несчастье: это письмецо я написала дома и держала все время въ перчаткѣ, чтобъ какъ нибудь отдать ему… на бѣду съ нами сидѣла сестра, а она такая вертлявая, все видитъ; — мой мужъ былъ тоже какой-то взволнованный, то прибѣгалъ, то убѣгалъ… я слышала онъ въ коридорѣ все бранился съ Чарушкинымъ… мнѣ стало такъ страшно, — я думала, не замѣтилъ-бы онъ… но все таки…

Квасниковъ. Все таки?..

Гуратова. Въ концѣ спектакля я сунула письмо въ футляръ бинокля и, многозначительно показавши князю, шепнула: «тамъ»… Выйдя изъ ложи, я говорю: «ахъ, князь, я забыла мой бинокль въ ложѣ»… онъ идетъ, возвращается, говоритъ «тамъ никакого бинокля нѣтъ», — «есть», — «нѣтъ»… Я бѣгу въ ложу, ищу, — нѣтъ бинокля, пропалъ, украденъ!..

Квасниковъ. Не хорошо.

Гуратова. Вообразите мой ужасъ: бинокль съ такимъ письмомъ, да еще подписаннымъ «ваша Анна».

Квасниковъ. Какое легкомысліе!

Гуратова. О, будьте покойны, въ другой разъ!.. Однако мы ищемъ, нѣтъ и нѣтъ… публика расходится, мужъ сердится: «стоитъ того изъ за дряннаго бинокля оставаться»… а тутъ опять, откуда ни возьмись, Чарушкинъ. Мужъ схватилъ меня подъ руку и увелъ домой. Вхожу въ мою комнату полусумасшедшая, и что-же я нахожу: мой бинокль и въ немъ вотъ…

Квасниковъ. Записочка.

Гуратова. Прочтите.

Квасниковъ. Карандашемъ, на листкѣ изъ записной книжки и поддѣланнымъ почеркомъ… (Читая.) «Завтра въ двѣнадцать часовъ будьте у собора и вручите тысячу рублей женщинѣ, которая подойдетъ къ вамъ и скажетъ: „подайте младенцу на зубокъ“. Если не привезете денегъ, ваше письмо въ часъ по полудни будетъ передано вашему мужу».

Гуратовъ. (Вставъ, въ отчаяніи.) Вы видите, я погибла… Гдѣ мнѣ такъ скоро достать тысячу рублей?.. заложить что нибудь жиду за безобразные проценты?.. у мужа я спросить не смѣю, — на что я спрошу?..

Квасниковъ. Тѣмъ болѣе, что и давать этихъ денегъ не слѣдъ.

Гуратова. Но если я не дамъ, мое письмо…

Квасниковъ. Мы его добудемъ даромъ.

Гуратова. Вы добудете?! мой другъ, я васъ расцѣлую!

Квасниковъ. Не безпокойтесь, этого совсѣмъ не надо… Накинѣте вашъ вуаль. (Идетъ къ двери.) Жилоботинъ, принесите-ка мнѣ сюда конфиденціальное отношеніе Харьковскаго губернатора касательно князя Жигарина-Малецкаго.

Гуратова. (Спустивъ вуаль.) Вамъ конфиденціально писали объ немъ?

Квасниковъ. Да, сообщили нѣчто въ родѣ его формулярнаго списка.

Гуратова. О, рука полиціи — это рука провидѣнія?

Жилоботинъ. (Входя.) Это касательно надзора?

Квасниковъ. Да.

Жилоботинъ. Вотъ-съ.

Уходитъ.

Квасниковъ. Теперь, милая дама, чтобъ это послужило вамъ хорошимъ урокомъ, я вамъ прочту… вотъ вѣдь вы какія: напусти вамъ только пыли въ глаза, трескъ, блескъ, болтовня, хвастовство, — вы сейчасъ и растаяли… сами начудите, а потомъ полиція васъ выпутывай…

Гуратова. Браните, браните, — я какъ манну небесную вкушаю ваши наставленія.

Квасниковъ. Ни… — вотъ! я прочту только главное.. (Читаетъ.) «Въ ономъ, именующемъ себя княземъ Жигаринъ-Малецкимъ, сильно заподозрѣнъ бѣжавшій въ прошломъ году ссыльный арестантъ московскій мѣщанинъ Гаврило Ухватовъ, появлявшійся неоднократно въ разныхъ городахъ Имперіи, по преимуществу въ ярморочное время, съ цѣлью будто-бы покупки имѣнья, а въ сущности для производства запрещенной азартной игры, съ подтасовкой картъ и для другихъ мошенничествъ»… Ну, тутъ просятъ слѣдить за нимъ и имѣть надзоръ, такъ какъ его подозрѣваютъ въ одномъ крупномъ мошенничествѣ.

Гуратова. Можетъ-ли это быть?!

Квасниковъ. А сегодня, — я говорю вамъ это по секрету, — получено предписаніе изъ Петербурга немедленно арестовать его и его сообщницу, солдатку Арефьеву…

Гуратова. Господи! что вы говорите? да я стою на краю пропасти…

Квасниковъ. Стало быть, ваше письмо укралъ никто иной, какъ самъ этотъ князь. Завтра онъ послалъ-бы за деньгами свою солдатку и продолжалъ-бы ухаживать за вами… тутъ уже могло-бы случиться что-нибудь похуже…

Гуратова. Довольно, довольно, — меня и безъ того въ жаръ бросаетъ только подумать!..

Квасниковъ. Но теперь вы можете быть покойны. Ступайте себѣ домой; прежде чѣмъ вы успѣете лечь въ постель, вашъ герой будетъ въ рукахъ правосудія. а ваше письмо у меня.

Гуратова. О! вы святой человѣкъ.

Квасниковъ. Да впередъ будьте осторожны съ князьями, которые много врутъ.

Гуратова. Никого больше, мой другъ, никого!

Квасниковъ. Ну, зарокъ не давайте.

Гуратова. Или ужь если я буду такъ увѣрена, такъ увѣрена!.. Прощайте, мой спаситель… вѣрьте моей благодарности… до гроба, мой другъ… я никогда этого не забуду.

Квасниковъ. Помилуйте, это мой долгъ…

Гуратова. До гроба, мой другъ…

Уходитъ.

3.

КВАСНИКОВЪ одинъ, потомъ ЖИЛОБОТИНЪ.

Квасниковъ. (Возвращаясь на свое мѣсто.) Ну, сегодня ночью будетъ работа. (Просматриваетъ бумаги.) Жилоботинъ!

Жилоботинъ. (Войдя.) Вы меня знали, Николай Афанасьичъ?

Квасниковъ. Да… Что-же, вы послали за Андрей Прохорычемъ?

Жилоботинъ. Послалъ-съ, прямо въ клубъ Матвѣенку.

Квасниковъ. Пошлите еще кого нибудь, чтобъ дома у него разузнали, гдѣ онъ… мнѣ онъ необходимъ и какъ можно скорѣй.

Жилоботинъ. Сейчасъ пошлю… (Уходитъ и тотчасъ возвращается.) Николай Афанасьичъ, еще дама.

Квасниковъ. Что за напасть! мнѣ некогда; пускай придетъ завтра. Кто такая?

Жилоботинъ. Вотъ ихъ карточка… превосходно одѣты-съ, и хоть тоже вуаль, но видно, что красавица.

Квасниковъ. (Взглянувъ на карточку.) Плещанская… да это должно быть жена Михаила Сергѣича, она недавно Пріѣхала Къ намъ… попросите. (Жилоботинъ уходитъ.) Поздненько пожаловала… Чай тоже съ какой нибудь этакой туманной исторьеткой… охъ, ужь эти наши барыни!!, охъ, ужь эти барыни!!.

Входитъ Плещанская.

4.

КВАСНИКОВЪ и ПЛЕЩАНСКАЯ

Плещанская. Простите меня, что я васъ безпокою…

Квасниковъ. О, сударыня, помилуйте, нашъ долгъ…

Плещанская. Но меня приводитъ къ вамъ только крайняя необходимость… я не могу ждать, не могу, клянусь вамъ.

Квасниковъ. Сдѣлайте одолженіе, садитесь. Вы супруга Михаила Сергѣича? я, кажется, имѣлъ удовольствіе быть вамъ представленнымъ?

Плещанская. Да, на прошлой недѣлѣ у Андреевыхъ.

Квасниковъ. Точно такъ-съ. Чѣмъ могу служить?

Плещанская. Можетъ быть, глупо, безумно, что я съ такой вещью обращаюсь къ вамъ, но я совсѣмъ потеряла голову, — чрезъ какой нибудь часъ уже будетъ поздно… Спасите меня! безъ васъ, я не знаю… я…

Квасниковъ. (Про себя.) Ну да, конечно, у этой тоже какой нибудь князь Жигаринъ… (Ей.) Не извольте тревожиться, сударыня, говорите прямо, откровенно… все, что въ нашихъ силахъ, не только по долгу службы, но и по чувству гуманности.

Плещанская. Я здѣсь въ городѣ всего только три недѣли, тогда какъ мужъ мой здѣсь уже два мѣсяца… я въ это время гостила въ Москвѣ…

Квасниковъ. Какъ-же-съ, я вашего супруга имѣлъ счастье часто встрѣчать… Да-съ, когда супруги на продолжительное время разстаются, это большею частью имѣетъ дурныя послѣдствія.

Плещанская. Вы догадываетесь…

Квасниковъ. О, сударыня! не вы первая, не вы послѣдняя. Въ наше время эти исторьетки такъ часто повторяются…

Плещанская. Къ несчастью.

Квасниковъ. Итакъ, вамъ угодно, такъ сказать, отвратить бурю, которая грозитъ вашимъ супружескимъ отношеніямъ?

Плещанская. Да, да, вы угадали.

Квасниковъ. Стало быть, скажемъ такъ: слѣдствіемъ какого нибудь легкомыслія, невольнаго увлеченія…

Плещанская. Хуже, гораздо хуже!..

Квасниковъ. То есть, какъ-же-съ?

Плещанская. То есть, чего хуже быть не можетъ: онъ хочетъ уѣхать!

Квасниковъ. Кто это-съ?

Плещанская. Мой мужъ.

Квасниковъ. Вашъ мужъ? — да это превосходно… пускай уѣзжаетъ, вы будете спокойны…

Плещанская. Какъ пускай? но я не хочу быть спокойной, я не могу жить безъ него!..

Квасниковъ. Что-съ?!

Плещанская. Я люблю моего мужа, я не хочу, чтобъ онъ уѣхалъ.

Квасниковъ. Вы любите вашего супруга?! ахъ, извините, а я-то думалъ… виноватъ… пересядьте сюда, пожалуйста, — здѣсь вамъ будетъ удобнѣе… дама, любящая своего мужа, — это у насъ такая рѣдкость… Стало быть, легкомысліе и увлеченіе съ его стороны, стало быть, онъ измѣнникъ?.. и уѣзжаетъ, и пожалуй, еще съ кѣмъ нибудь уѣзжаетъ?..

Плещанская. Съ актрисой, съ вашей пѣвицей.

Квасниковъ. Съ Дарьяловой?

Плещанская. Да, да, съ ней.

Квасниковъ. Ахъ какой оселъ!.. pardon… то есть, если ужь позволите говорить правду, такъ… обладая такой женой, оно, конечно, очень, очень не умно… Да увѣрены-ли вы въ этомъ?

Плещанская. Какъ-же нѣтъ, когда я сейчасъ, переодѣтая горничной, была въ театрѣ, въ ея уборной и слышала ихъ разговоръ, слышала, какъ онъ обѣщалъ ей уѣхать съ ней ныньче ночью…

Квасниковъ. Ныньче ночью?

Плещанская. Да, въ три часа, а теперь ужь часъ… тогда, не помня себя, не зная, на что рѣшиться, я бросилась къ вамъ: вы мнѣ при первой встрѣчѣ внушили столько довѣрія… я думала, вы не откажетесь помочь въ такомъ дѣлѣ: жена не хочетъ, чтобъ у нея отнимали ея мужа, да вѣдь это естественно… это законно!.. неправда-ли, это священно?!..

Квасниковъ. Вполнѣ священно!..

Плещанская. И вы не допустите…

Квасниковъ. Я не допущу… то есть, виноватъ… я самъ лично тутъ ничего не могу сдѣлать. Это дѣло такого щекотливаго свойства, что вамъ надо-бы обратиться съ нимъ къ начальству болѣе сильному, напримѣръ, къ губернатору; они скорѣе могутъ сдѣлатъ распоряженіе… наконецъ, къ мѣстному архіерею, который могъ-бы пригласить вашего супруга къ себѣ, сдѣлать ему увѣщаніе…

Плещанская. Что вы такое толкуете, когда-же это?.. я же вамъ говорю, что черезъ два часа онъ съ ней уѣдетъ…

Квасниковъ. Правда, правда…

Плещанская. Да я и не знаю никого, я никому, кромѣ васъ, не довѣряю.

Квасниковъ. Благодарю васъ… но что-же я-то могу сдѣлать?

Плещанская. Помѣшать его отъѣзду, — помѣшать, во чтобы то ни стало!.. Ну, арестовать эту женщину.

Квасниковъ. Въ силу какихъ же преступленій?

Плещанская. Она украла у меня сердце моего мужа.

Квасниковъ. Да, но…

Плещанская. Да если бы она украла у меня часы, вы бы ее арестовали?

Квасниковъ. Непремѣнно.

Плещанская. Какъ же вы думаете, что мнѣ дороже: часы или сердце мужа?

Квасниковъ. Да-съ, но такой предметъ, какъ сердце… онъ въ нашихъ законахъ не значится нигдѣ въ статьяхъ о кражѣ.

Плещанская Такъ что-же значится въ вашихъ законахъ? Такъ куда-же годятся ваши законы?

Квасниковъ. Какъ-же прикажете?

Плещанская. Ну, если-бы я убѣжала отъ мужа, онъ могъ бы вернуть меня?

Квасниковъ. Да-съ… онъ имѣетъ право не выдать вамъ паспорта и…

Плещанская. А я никакого права не имѣю? никакого? и это вы находите справедливымъ?

Квасниковъ. Это ужасно несправедливо; но что же прикажете дѣлать? — оно такъ.

Плещанская. И вы даже не можете остановить его? только остановить, чтобъ онъ не уѣхалъ сегодня ночью?

Квасниковъ. Остановить! остановить всегда можно; полиція можетъ задержать…

Плещанская. Ну такъ…

Квасниковъ. Но это будетъ превышеніе власти и я за это лишусь мѣста… Не отчаивайтесь, сударыня… Господи, еслибъ былъ какой нибудь законный поводъ къ задержанію…

Плещанская. Онъ бросаетъ жену.

Квасниковъ. Это не поводъ, это совсѣмъ не поводъ; вотъ еслибы онъ сдѣлалъ какое нибудь преступленіе…

Плещанская. Мой мужъ…

Квасниковъ. Ну, напримѣръ, изъ-за этой женщины… ну фальшивый вексель, подлогъ какой нибудь…

Плещанская. Мой мужъ честный человѣкъ, и никогда ни для кого…

Квасниковъ. Это большое несчастье, что онъ честный человѣкъ… иначе мы могли бы… или еслибъ онъ запутался въ долгахъ…

Плещанская. У него никогда не было долговъ.

Квасниковъ. Какая жалость, какая жалость!.. и съ вами онъ всегда обращался хорошо? никакого насилія или…

Плещанская. Что вы говорите!

Квасниковъ. Да, да, это ужасно! — ни малѣйшаго пятнышка, за которое можно было бы ухватиться, чтобы привлечь судебнаго слѣдователя… Но что прикажете дѣлать? какъ остановить человѣка, когда онъ олицетворенная добродѣтель?..

Плещанская. О, господи, господи! — онъ уѣдетъ, онъ уѣдетъ съ ней…

Плачетъ.

Квасниковъ. Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь.

Плещанская. Что успокойтесь! — вы ничего не сдѣлаете для меня, вы ничего не хотите сдѣлать…

Квасниковъ. Помилуйте, я отъ всей души, отъ всего сердца готовъ помочь вамъ, но это не въ моей власти… вѣдь не могу же я въ самомъ дѣлѣ рисковать, чтобъ меня выгнали со службы только изъ удовольствія остановить глупую шалость вашего супруга… Сдѣлайте на него письменное донесеніе въ какомъ нибудь дѣйствительномъ преступленіи: поджогъ, воровство, — тогда другое дѣло; но такъ…

Плещанская. Что вы мнѣ предлагаете?!

Квасниковъ. Я не предлагаю, я только указываю единственный законный путь. Вамъ самимъ лично было гораздо легче остановить его… тамъ въ театрѣ: вышли-бы да и уличили ихъ.

Плещанская. До того-ли мнѣ было! развѣ я соображала что въ эту минуту?!

Квасниковъ. Ну поѣзжайте теперь на желѣзную дорогу.

Плещанская. Жена на желѣзной дорогѣ останавливаетъ мужа! — это безобразно!

Плачетъ.

Квасниковъ. Ну изволите видѣть — вы не хотите подвергнуть себя ни малѣйшей непріятности, а съ меня требуете.

Плещанская, Я вижу, что мнѣ остается только одно: идти домой и рыдать, и рыдать, и рыдать!!

Плачетъ.

Квасниковъ. (Ходитъ по сценѣ.) Ахъ, боже мой! еслибъ я могъ какъ нибудь помочь!.. что-бы? что-бы? что-бы?.. (Внезапно останавливаясь.) Позвольте! — позвольте, Я кажется нахожу возможность. (Подсаживаясь.) Утрите ваши слезки и слушайте меня внимательно… Нѣтъ, если вы такъ разсѣянно смотрите…

Плещанская. Нѣтъ, нѣтъ, я слушаю васъ.

Квасниковъ. Скажите мнѣ, если я сдѣлаю… какъ бы это… ну хоть маленькую невѣжливость относительно вашего супруга, — вы вступитесь за меня передъ нимъ? вы заставите его извинить меня?

Плещанская. О! только-бы вы его удержали!

Квасниковъ. И вы надѣетесь, что онъ не станетъ меня преслѣдовать?

Плещанская. Я такъ буду просить его, — онъ мнѣ не откажетъ… говорите, говорите.

Квасниковъ. Ступайте же преспокойно домой и ждите вашего супруга…

Плещанская. А если онъ не вернется!

Квасниковъ. Будемъ думать, что онъ придетъ. Вы употребите всѣ средства, все отъ васъ зависящее… pardon, но какъ молодая и изящная особа, вы меня поймете: вы употребите все, зависящее отъ васъ, чтобы удержать его дома…

Плещанская. (Угасшимъ голосомъ.) Хорошо.

Квасниковъ. И это вамъ удастся, — я увѣренъ… но положимъ, вамъ не удастся; тогда… я надѣюсь, что это останется между нами… я получилъ сейчасъ предписаніе отъ моего начальства арестовать сегодня ночью одного мошенника, живущаго вблизи отъ васъ… Мы нашего мошенника арестуемъ само по себѣ; но, знаете, въ суматохѣ, въ темнотѣ, на улицѣ, можно ошибиться… понимаете?

Плещанская. Нѣтъ.

Квасниковъ. Слѣдите за мной внимательно: если вашъ супругъ настолько ужь обезумѣлъ, что никакія ваши попытки не удадутся, поставьте лампу на окно. Лицо, вполнѣ достойное довѣрія, будетъ ожидать этого сигнала, подойдетъ къ вашему супругу и потребуетъ, чтобы онъ слѣдовалъ въ полицію; онъ будетъ протестовать, но, понимая, что это случайная ошибка, и зная меня лично, спокойно отправится къ намъ, въ увѣренности, что увидитъ меня и я его выпущу… а меня не будетъ дома… его введутъ въ комнату и запрутъ…

Плещанская. Стѣна объ стѣну съ ворами и мошенниками?

Квасниковъ. О, господи, сударыня, мы вездѣ окружены ворами и мошенниками. Вашъ супругъ будетъ, конечно, негодовать; а я явлюсь домой только послѣ отхода поѣзда, который увезетъ злую разлучницу. Я разсыплюсь въ извиненіяхъ, выслушаю всю его злобу, и онъ вернется къ вамъ.

Плещанская. А если онъ теперь не зайдетъ домой и прямо пройдетъ на станцію желѣзной дороги?

Квасниковъ. (Вставая.) Я поручу сейчасъ-же слѣдать за нимъ и во всякомъ случаѣ не допущу, чтобы онъ уѣхалъ. Но, конечно, я все-таки за эту ошибку могу отвѣчать, если вы не вступитесь за насъ передъ вашимъ супругомъ…

Плещанская. (Вставъ.) Въ этомъ отношеніи я все беру на себя.

Квасниковъ. (Раскланиваясь.) Будемъ надѣяться, сударыня, что все обойдется безъ моихъ услугъ и что, такъ сказать, ваши объятія удержатъ вашего супруга крѣпче всякой тюрьмы.

Плещанская. Во всякомъ случаѣ, что бы ни случилось нынѣшней ночью, я вамъ всегда останусь благодарна за ваше участіе и желаніе мнѣ помочь.

Квасниковъ. О, сударыня! — нашъ долгъ… я вамъ долженъ быть благодаренъ: намъ такъ рѣдко приходится имѣть дѣла съ такими чистыми, такъ сказать, святыми…

Плещанская. Прощайте.

Квасниковъ. Итакъ: только въ крайнемъ случаѣ лампу на окно и — позвольте пожелать, чтобъ это вамъ не было нужно.

Плещанская. Я попытаюсь…

Уходитъ.

Квасниковъ. (Провожая ее въ дверь.) Посвѣтите дамѣ!.. (Возвращаясь къ авансценѣ.) Н-да, кавардакъ можетъ выйти не малый… что говорить, это съ моей стороны была маленькая слабость обѣщать… я рискую выговоромъ по службѣ… но… но, чортъ возьми, надо-же имѣть немножко рыцарскаго чувства, когда видишь передъ собою прекрасную даму въ слезахъ и рыданьи!.. (Идетъ.) Жилоботинъ!!.

Уходитъ. Перемѣна декораціи. Вторая картина. ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Плещанскій.

Плещанская.

Антоновъ.

Анза.

Лакей.

Гостинная у Плещанскихъ.

1.

ПЛЕЩАНСКІЙ и ЛИЗА. Они входятъ въ одно время съ различныхъ сторонъ.

Плещанскій. Барыня давно вернулась?

Лиза. Нѣтъ-съ, не такъ чтобы, онѣ раздѣваются.

Плещанскій. Ну, вы не говорите ей, что я пріѣхалъ.

Лиза. Слушаю-съ.

Онъ уходитъ направо, она налѣво. Въ глубинѣ слышенъ шумъ; лакей не пускаетъ Антонова, который все таки врывается на сцену; онъ навеселѣ.

2.

ЛАКЕЙ и АНТОНОВЪ, потомъ ПЛЕЩАНСКІЙ.

Антоновъ. Пусти меня… ты лакей!.. Какъ ты смѣешь? мнѣ надо его видѣть… мнѣ необходимо надо…

Лакей. Завтра пожалуйте; теперь поздно, баринъ спать ложатся.

Антоновъ. Что спать? зачѣмъ спать? когда меня обитаютъ; понимаешь-ты, меня обижаютъ!.. Кто я такой? развѣ я лакей антрепренера? если онъ антрепренеръ! плевое дѣло… я самъ былъ антрепренеръ… зачѣмъ онъ меня посылаетъ въ погребокъ?.. оставь, погоди… кто я такой?.. Я артистъ, понимаешь!?

Лакей. Пожалуйте домой.

Антоновъ. Я долженъ видѣть Михаила Сергѣича, онъ мой другъ, онъ за меня заступится… меня Чарушкинъ позвалъ на ужинъ, антрепренеръ этого не касается… тю-тю! не смѣй… а онъ меня прогоняетъ изъ клуба. Въ клубѣ не театръ, тутъ Чарушкинъ распоряжается…

Лакей. Какъ васъ держать-то? вы пьяны, на ногахъ не стоите…

Антоновъ. Это никого не касается… я пьянъ, но я артистъ… уважай искусство! ага! что? уважай искусство! каково сказано?.. замолчали передъ симъ… а онъ меня въ погребокъ посылаетъ.

Лакей. Ну идите, идите, говорятъ вамъ…

Антоновъ. Оставь, не смѣй!..

Входитъ Плещанскій.

Плещанскій. Кто тутъ оретъ?.. этого скота еще зачѣмъ сюда принесло!?.

Антоновъ. Михаилъ Сергѣичъ, — благодарю, merci!!, привѣтъ тебѣ, который такъ встрѣчаетъ. Я къ вамъ.

Плещанскій. Извините, теперь не время.

Антоновъ. Пришелъ просить заступничества… За что же, помилуйте? я не лакей антрепренера! — Я артистъ! уважай искусство!.. Заступитесь за артиста, Михаилъ Сергѣичъ.

Плещанскій. Говорятъ вамъ, теперь мнѣ некогда, ступайте…

Лакей. Ступайте, что вы, право…

Антоновъ. Михаилъ Сергѣичъ, permettez, ради бога… Вы покровитель искусства, вы меценатъ, возвышенная душа…

Плещанскій. По мнѣ некогда, — я спать хочу.

Антоновъ. Скажите мнѣ одинъ вопросъ: нужно уважать искусство?

Плещанскій. Нужно, нужно, — ступайте…

Антоновъ. Ага! что взяли?.. вотъ онъ, — чистый источникъ пониманія… Михаилъ Сергѣичъ, когда меня обижаютъ…

Плещанскій. Хорошо, хорошо, только завтра вы мнѣ все это разскажете… завтра приходите, а теперь ступайте домой…

Антоновъ. Вотъ слово резонное я всегда слушать готовъ, merci… прощайте. Куда-жь теперь мнѣ ѣхать?.. господи, куда-же мнѣ ѣхать?…

Лакей. Пожалуйте, извощикъ знаетъ, — свезетъ куда надо.

Ведетъ его.

Антоновъ. Извощикъ!.. что такое — извощикъ?.. уважай искусство!!, ага! что? испугались! прикусили язычки!..

Уходитъ съ лакеемъ вмѣстѣ.

3.

ПЛЕЩАНСКІЙ одинъ, потомъ ПЛЕЩАНСКАЯ.

Плещанскій. Вотъ еще какіе пріятели завелись, благодаря моимъ закулиснымъ скитаніямъ. Какъ-бы его Софа не услыхала. Не пришла-бы сюда… (Вынимаетъ изъ кармана письмо.) Куда положить ей это письмо, чтобъ она сейчасъ увидала?.. А, все равно, велю передать черезъ горничную… что-жь? я уѣзжаю всего только на двѣ недѣли; мы разставались и на большее время… (Входитъ Плещанская; — онъ быстро прячетъ письмо.) Она!..

Плещанская. А! ты вернулся?

Плещанскій. А ты еще не спишь?

Плещанская. Я ждала тебя. Кто тутъ кричалъ?

Плещанскій. Глупый этотъ Андрей пустилъ сюда пьянаго дурака… такъ я и думалъ, что онъ тебя подниметъ съ постели.

Плещанская. Я еще не ложилась… я не хотѣла лечь, не пожелавъ тебѣ доброй ночи.

Плещанскій. Или добраго утра, — теперь два часа.

Плещанская. Ужь два?!

Плещанскій. Конечно… тебѣ вредно такъ засиживаться и я совѣтую…

Плещанская. Ничего, ничего, я сегодня такъ отлично настроена…

Плещанскій. (Посмотрѣвъ на часы, про себя.) Еще успѣю… (Ей.) Стало быть, не скучно было у бабушки?

Плещанская. Нисколько, напротивъ… ей сегодня гораздо лучше и у нея были гости… А ты какъ провелъ вечеръ?

Плещанскій. (Равнодушно.) Какъ всѣ другіе.

Плещанская. Хорошъ былъ спектакль?

Плещанскій. Ну, съ нашими актерами!..

Плещанская. Говорятъ, наша прекрасная примадонна уѣзжаетъ отъ насъ?

Плещанскій. Говорятъ.

Плещанская. И увозитъ сердца всей нашей молодежи?

Плещанскій. Ну, не всей…

Плещанская. Однако… все таки нѣкоторыхъ… она хорошенькая.

Плещанскій. Такъ себѣ.

Плещанская. Много ею восхищались сегодня?

Плещанскій. По обыкновенію… а тобой?

Плещанская. (Садясь.) Спасибо за сближеніе… да и мной тоже… знаешь, кого я тамъ встрѣтила?.. помнишь, я тебѣ разсказывала про студента Сурадина, въ котораго я была влюблена шестнадцатилѣтней дѣвочкой, его… въ какомъ онъ былъ восторгѣ… весь вечеръ не отходилъ отъ меня, вспоминалъ прошлое и кончилъ тѣмъ, что сдѣлалъ мнѣ формальное объясненіе въ любви.

Плещанскій. (Про себя.) Дрянной мальчишка!

Плещанская. Я его пригласила къ намъ, — я тебя познакомлю…

Плещанскій. (Вставая.) Софочка, не пора-ли тебѣ въ постельку?

Плещанская. (Про себя.) Нѣтъ, ревности въ немъ не расшевелить… (Ему.) А ты?

Плещанскій. Мнѣ еще надо написать парочку дѣловыхъ писемъ… ступай, милая, я приду…

Плещанская. Я лучше подожду тебя здѣсь.

Плещанскій. Ты едва успѣешь раздѣться…

Плещанская. Долго-ли?.. нѣтъ, нѣтъ, пиши; я подожду… или — если тебѣ еще не хочется спать… (Нѣжно усаживай его послѣ себя.) Поди, сядь сюда и поворкуемъ немножко.

Плещанскій. Причудница!..

Плещанская. Развѣ тебѣ непріятно такъ сидѣть со мной…

Она кладетъ ему голову на плечо.

Плещанскій. Очень пріятно… но…

Плещанская. Держу пари, что ты ни разу не вспоминалъ обо мнѣ во весь вечеръ…

Плещанскій. Все время думалъ только о тебѣ.

Плещанская. Лгунишка!.. у тебя такая вѣтренная голова… (Движеніе Плещанскаго.) Сиди смирно, не двигайся… мнѣ такъ хорошо…

Плещанскій. Софочка, право пора тебѣ спать…

Плещанская. (Полусонно; растягивая слова.) Сейчасъ… Ахъ было времячко, когда ты самъ меня усаживалъ такъ подлѣ себя, и не позволялъ трогаться съ мѣста, и не тяготился этимъ… (Онъ глядитъ на часы.) И не поглядывалъ украдкой на часы… а кажется, какъ недавно было это времячко!..

Плещанскій. Мы никогда не засиживались до двухъ часовъ утра…

Плещанская. И до двухъ, и до трехъ… но теперь мы два года женаты и ты ужь не тотъ…

Плещанскій. Все тотъ-же…

Плещанская. (Обнимая его одной рукой черезъ его грудь.) Н--ѣ--тъ…

Плещанскій. (Беретъ ея руку, тѣмъ же тономъ.) Н-да! Хорошенькая у тебя ручка!..

Цѣлуетъ ея руку.

Плещанская. Только ручка?

Плещанксій. (Любуясь ея рукой.) Нѣтъ и локотокъ…

Плещанская. И шейка? и глазки?.. помнишь, какъ ты восхищался моими глазками?

Плещанскій. Да, да…

Плещанская. Ты теперь гораздо меньше мной любуешься.

Плещанскій. Нисколько.

Плещанская. О, я знаю, что говорю; бывало мнѣ стоило только приложить мою щеку къ твоей, — вотъ такъ… и ты-бы сейчасъ обнялъ меня…

Плещанскій. Такъ вотъ?

Плещанская. И поцѣловалъ-бы… (Онъ цѣлуетъ ея руку.) меня.

Онъ цѣлуетъ ее.

Плещанскій. Ну и теперь вѣдь тоже.

Плещанская. Теперь я должна сама выпрашивать.

Плещанскій. (Вставая.) Ты бредишь, душа, и твои хорошенькіе глазки закрываются… иди, ложись, Софочка…

Плещанская. Правда, я совсѣмъ засыпаю… и не въ силахъ двигаться… дай, я сяду въ кресло, а ты меня свези… помнишь, бывало, ты возилъ меня, какъ маленькаго ребенка по комнатамъ?

Плещанскій. Но тутъ нѣтъ такихъ креселъ, какъ въ Москвѣ… эти кресла тяжелы и неповоротливы.

Плещанская. Ну такъ снеси меня на рукахъ.

Плещанскій. (Про себя.) Она запретъ спальню и не выпустить меня…

Плещанская. Что?

Плещанскій. Поди одна, Софочка… я самъ ужасно раскисъ и, ужь если говорить правду, у меня страшно голова болитъ.

Плещанская. (Живо вскакивая) Голова болитъ? что же ты сейчасъ не сказалъ; пойдемъ… у меня въ спальнѣ одеколонъ, — я намочу тебѣ голову, это тебя облегчитъ.

Плещанскій. Нѣтъ, мнѣ это никогда не помогаетъ… и тамъ въ спальнѣ такъ душно… Я даже думаю: не лечь-ли мнѣ сегодня въ кабинетѣ?

Плещанская. Какъ хочешь, милый; я сейчасъ велю постлать тебѣ на диванѣ.

Плещанскій. Не надо, Софи, я самъ распоряжусь… прощай, ложись…

Плещанская. Чтобъ я тебя оставила, когда ты боленъ? — ни за что. Я не лягу, пока не буду увѣрена, что ты спокойно спишь.

Плещанскій. А я не усну, пока ты не ляжешь; стало быть мы оба не будемъ спать.

Плещанская. Не могу же я такъ хладнокровно…

Плещанскій. Ахъ, знаешь, что мнѣ пришло въ голову: пойду-ка я прогуляться… погода хорошая и утренній воздухъ меня освѣжитъ…

Плещанская. Правда, прекрасная мысль… пойдемъ.

Плещанскій. Какъ?

Плещанская. И я съ тобой пойду… это будетъ прелестнѣйшая прогулка: мы пойдемъ на валъ встрѣчать утреннее солнышко; ни живой души кругомъ, мы только двое…

Беретъ шляпу и хочетъ ее надѣвать.

Плещанскій. Я вижу, Софи, что отъ тебя скрывать нечего; я принужденъ тебѣ сказать всю правду…

Плещанская. Правду?

Плещанскій. Я долженъ идти и одинъ… я не хотѣлъ говорить тебѣ, чтобы тебя не безпокоить; но ты меня заставляешь… мнѣ предстоитъ…

Плещанская. Что?

Плещанскій. Дуэль… успокойся, не я буду драться; я приглашенъ только секундантомъ.

Плещанская. Сегодня?

Плещанскій. Въ три часа утра… а я еще долженъ заѣхать…

Плещанская. Ты не пойдешь, — я не пущу тебя!

Плещанскій. Софа, Софа!

Плещанская. Ты не пойдешь, — можно потомъ сказать, что тебя не разбудили, дуэль не состоится, и они будутъ очень рады.

Плещанскій. Я далъ слово, Софи, это сумасшествіе!..

Плещанская. Пускай, пускай сумасшествіе, но я умоляю тебя, останься… еслибъ ты зналъ, какъ я тебѣ буду благодарна, еслибъ ты зналъ!..

Плещанскій. Послушай, душа моя.

Плещанская. Можетъ быть, это глупость, что я такъ суевѣрна; но мнѣ страшно, я предчувствую несчастье, большое несчастье!.. я не требовательна вообще, но сегодня, — сегодня уступи мнѣ.

Плещанскій. Софа, это капризъ ребенка… оставь меня..

Плещанская. Ты мнѣ отказываешь? а! это потому, что ты лжешь.

Плещанскій. Я лгу?

Плещанская. Дуэли никакой нѣтъ!.. ты хочешь уйти не изъ за дуэли…

Плещанскій. Ей богу же!..

Плещанская. Побожись, побожись! гляди мнѣ прямо въ глаза и дай мнѣ честное слово честнаго человѣка, что ты хочешь уйти изъ за дуэли!.. ну, что-жь ты? дай мнѣ честное слово!..

Плещанскій. Хорошо, ты права, я обманывалъ тебя… я просто хотѣлъ избѣжать тяжелой сцены разставанья… вотъ тебѣ письмо, оно было готово, я его не сію секунду написалъ; надѣюсь, этому ты повѣришь.

Плещанская. (Пробѣжавъ письмо.) Ты долженъ уѣхать по дѣламъ, отъ которыхъ зависитъ все наше состояніе?

Плещанскій. Ты видишь сама…

Плещанская. И сейчасъ?

Плещанскій. Поѣздъ отходитъ въ три часа.

Плещанская. Чудесно; ѣдемъ вмѣстѣ.

Плещанскій. И ты?..

Плещанская. Понятно… ты ѣдешь, я ѣду, — ѣдемъ вмѣстѣ.

Плещанскій. Это невозможно… мнѣ придется останавливаться на постоялыхъ дворахъ, по сквернымъ дорогамъ тащиться въ телѣгѣ… нѣтъ, Софи…

Плещанская. И только? и больше никакихъ препятствій нѣтъ?

Плещанскій. Довольно и этихъ… Перестань же спорить; поцѣлуй меня покрѣпче, пожелай удачи, и прощай.

Плещанская. Погоди, остановись… не испытывай такъ долго мое терпѣнье… пожелай удачи?.. въ чемъ удачи?.. не заставляй меня высказывать…

Плещанскій. Что?

Плещанская. Что этотъ отъѣздъ по дѣламъ такая же ложь, какъ и дуэль, что ты уѣзжаешь ради женщины и съ нею вмѣстѣ!..

Плещанскій. Откуда это?..

Плещанская. Что ты умѣлъ утѣшаться, пока меня здѣсь въ городѣ не было, что ты пропадаешь на цѣлые дни… что теперь ты нанизываешь ложь за ложью, чтобъ обмануть меня…

Плещанскій. Съ чего ты взяла? ты оскорбляешь меня…

Плещанская. Я это чувствую, я знаю.

Плещанскій Это неправда.

Плещанская. Такъ докажи мнѣ, — останься…

Плещанскій. По дѣла…

Плещанская. Останься — и я тебѣ повѣрю… я ничего не спрошу: я не стану допытываться, справедливы-ли мои подозрѣнія; не говори, не оправдывайся, я ничего не хочу знать; я тебѣ вѣрю и прости меня, что я на минуту могла тебя заподозрить… пристыди меня, докажи, что я ошибалась, — останься… что дѣлать? что наше состояніе? все можно вернуть, — но потеряешь привязанность, довѣріе, счастье, — этого ужь не вернуть никогда!.. (Усаживая его и постепенно опускаясь передъ нимъ на колѣни.) Милый, я вижу: ты колеблешься… ты остаешься!.. покорись этому доброму чувству, ты не раскаешься!..

Плещанскій. Ты приказываешь!.. что бы отъ того не вышло, — я долженъ покориться: я остаюсь!

Плещанская. (Обнимая его.) О, какъ я тебя люблю!!..

Плещанскій. Ты мой тиранъ, ты…

Плещанская. Раба твоя и на всю жизнь… я буду твоей вѣрной слугой, я буду угадывать твои малѣйшія желанья. (Вставъ.) Постой… и теперь, и сейчасъ, прежде чѣмъ намъ идти спать… я знаю, ты любишь выкурить на ночь одну изъ твоихъ дорогихъ сигаръ… сиди, я сейчасъ принесу тебѣ…

Плещанскій. Хорошо, Софи… только ужь если хочешь меня побаловать сегодня… вотъ тебѣ ключъ отъ стола: тамъ справа, въ нижнемъ ящикѣ, надо вынуть всѣ бумаги и сзади ты найдешь два ящика; такъ принеси тотъ, который поменьше…

Плещанская. (Идетъ и останавливается.) Но ты не… ты будешь все такъ сидѣть и не сойдешь съ мѣста?..

Плещанскій. Хорошо довѣріе!.. я буду все такъ сидѣть, — раба моя! все такъ, какъ прикованный.

Плещанская. Сейчасъ, сейчасъ…

Уходитъ.

4.

ПЛЕЩАНСКІЙ одинъ.

Плещанскій. Ну вотъ и остался! вотъ и тряпка… вотъ и подъ башмакомъ у жены!.. а Надя поѣдетъ и будетъ хохотать, и при первой встрѣчѣ скажетъ? «вамъ жена не позволила!» (Вставая.) А, вѣдь это капризъ! вѣдь это право пустой женскій капризъ и больше ничего?.. чрезъ двѣ недѣли я снова здѣсь, все тотъ-же, съ той-же лаской, даже еще ласковѣе прежняго… Софа посердится денекъ, другой, и опять придетъ въ мои объятья… Я не могу, я долженъ ѣхать… два слова ей… (Пишетъ наскоро въ бумажникѣ, потомъ вырываетъ листокъ.) «Софа, не сердись… остаться невозможно, при свиданіи объяснимся»… (Кладетъ записку на столъ.) Такъ… и пока она успѣетъ одѣться… До свиданья, Софочка, до свиданья!

Уходитъ. Послѣ минутной паузы входитъ Плещанская.

5.

ПЛЕЩАНСКАЯ одна.

Плещанская. (Входя.) Этотъ ящикъ?.. Мими? Миша?!. гдѣ-же онъ?.. ушелъ?… неужели все-таки ушелъ? послѣ всего, что говорено и обѣщано, послѣ всего?!. Не Можетъ быть… (Увидавъ записку.) записка!?.. (Читаетъ.) Стало быть, все-таки, все-таки!.. Такъ не уѣдешь-же ты, я насильно тебя остановлю?… (Ставитъ лампу на окно и отходитъ.) Впрочемъ, нѣтъ!.. Нѣтъ, не нужно… если онъ все-таки могъ уѣхать, все-таки!.. пускай ѣдетъ съ кѣмъ угодно… куда угодно… пускай, пускай, пускай…

Съ тихимъ плачемъ уходитъ въ свою комнату.

ЧЕТВЕРТОЕ ДѢЙСТВІЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА. Плещанскій. Плещанская. Гуратовъ. Гуратова. Квасниковъ. Чарушкинъ. Лакеи. Гостинная у Плещанскихъ. Декорація предъидущей сцены. ЛАКЕЙ и КВАСНИКОВЪ.

Лакей. (Отворяя дверь.) Пожалуйте-съ въ тостинную… (Квасниковъ входитъ.) Софья Дмитровна приказали просить пообождать ихъ здѣсь, онѣ сейчасъ выйдутъ.

Квасниковъ. Ты, любезнѣйшій, здѣсь одинъ лакей?

Лакеи. Одинъ-съ.

Квасниковъ. Ты вчера ночью впускалъ Михаила Сергѣича, какъ они вернулись домой?

Лакей. Я-съ.

Квасниковъ. Что-жь они очень раздражены были вчера?

Лакей. Очень сердиты-съ. Темнѣе тучи грозовой пришли, хоть и не заговаривай съ ними; все только про себя бранились: мерзавцы да мошенники, мошенники да мерзавцы.

Квасниковъ. Хорошо, хорошо… а потомъ?

Лакей. А потомъ по столу кулакомъ застучали… я, говорятъ, имъ задамъ! — а кому задамъ, не сказали.

Квасниковъ. Такъ-съ… а потомъ?

Лакей. А потомъ схватили стаканъ и вдребезги его объ полъ.

Квасниковъ. Вотъ что… а потомъ?

Лакей. А потомъ, словно это имъ легче стало, что злобу свою сорвали, — поугомонились… все по кабинету ходили и зельтерскую воду пили…

Квасниковъ. Н-ну?

Лакей. А тамъ въ спальню пошли, только вернулись… должно, спальня-то заперта была; они въ кабинетѣ, такъ не раздѣваясь, легли и уснули… вотъ и до сей поры все спятъ.

Квасниковъ. Н-да!!. (Лакей хочетъ уйти.) Постой-ка, любезненькій, ты у нихъ давно служишь?

Лакеq. Полтора года будетъ.

Квасниковъ. Что-жь, это часто съ ними бываетъ, что этакъ сердятся и посуду бьютъ?

Лакей. Никакъ нѣтъ-съ, это ужь не знаю, съ чего вчерась такъ случилось, а то они карахтера мягкаго… вспыльчивость, это конечно, иной разъ и обругаютъ, а такъ чтобы, какъ вчерась, это впервой.

Входитъ Плещанская. Лакей уходитъ.

2.

ПЛЕЩАНСКАЯ, КВАСНИКОВЪ.

Квасниковъ. (Вставши.) Ахъ… Чtсть имѣю…

Плещанская. Я вамъ очень благодарна, Николай Афанасьичъ, что вы зашли къ намъ: мнѣ самой хотѣлось видѣть васъ сегодня утромъ, чтобы высказать вамъ мое полное раскаяніе…

Квасниковъ. Въ чемъ-съ?

Плещанская. Вы вѣроятно вчера были удивлены моимъ поведеніемъ… и въ самомъ дѣлѣ я вела себя очень опрометчиво и глупо.

Квасниковъ. Помилуйте-съ… вы поступили съ полнымъ сознаніемъ своего права, съ увлеченіемъ… pardon, — какой нибудь тигрицы, у которой отнимаютъ ея дѣтище.

Плещанская. Я поступила глупо и сознаю это… но вы можете понять до какой степени я была разстроена и не отдавала себѣ отчета въ томъ, что дѣлаю, если даже рѣшилась вмѣшать полицію въ мое интимное семейное горе.

Квасниковъ. Позвольте замѣтить, сударыня, что въ данномъ случаѣ я дѣйствовалъ, не какъ полиція, а, если позволите сказать, какъ другъ…

Плещанская. Да, — но все таки…

Кваевиковъ. И съ этой точки зрѣнія менѣе всего ожидалъ вашего раскаянія въ томъ, что вы обратились ко мнѣ.

Плещанская. Простите меня, не сердитесь; вы видите, я до сихъ поръ не могу хорошенько прійти въ себя и не знаю, что говорю… но вся эта исторія: этотъ арестъ мужа, этотъ глупый скандалъ, да еще по моему желанью, даже по моей просьбѣ…

Квасниковъ. Никакого скандала тутъ не было-съ и быть не должно… дѣло было сдѣлано съ чистотою и аккуратностью; офицеръ, вниманію котораго я поручилъ вашего супруга, человѣкъ скромный и добросовѣстный… какъ только онъ замѣтилъ лампу въ вашемъ окнѣ, онъ съ двумя городовыми подошелъ къ вашему супругу и попросилъ его слѣдовать къ намъ… вашъ супругъ, въ надеждѣ встрѣтить меня, не сопротивлялся… у насъ, правда, онъ немножко пошумѣлъ… и послѣ трехъ часовъ былъ выпущенъ съ извиненіями и сожалѣніями… Я ему, конечно, не показывался: знаете — не совсѣмъ ловко было; а теперь явился самъ къ нему повторить наши извиненія… обо всемъ дѣлѣ знаю только я и помянутый офицеръ, — городовыхъ считать нечего… стало быть, если вашъ супругъ самъ не подыметъ этого дѣла…

Плещанская. Надѣюсь, что онъ не захочетъ…

Квасниковъ. Какъ знать-съ! — они вчера, вернувшись домой, были очень взволнованы; видно, что еще эта пагубная страсть бушуетъ со всей силой… они тутъ въ кабинетѣ даже стаканъ разбили вдребезги.

Плещанская. Вы однако, въ самомъ дѣлѣ, усердно слѣдили за нимъ, коли знаете даже, что было здѣсь въ кабинетѣ…

Квасниковъ. Когда дама мнѣ поручаетъ и притомъ дѣло такого, такъ сказать, тонкаго свойства, обязанъ я быть рыцаремъ? такъ или нѣтъ-съ? — а потому и еще-съ… благо мнѣ такъ удалось видѣть васъ… я желалъ-бы имѣть честь высказать совѣтъ преданнаго слуги…

Плещанская. Что такое? говорите.

Квасниковъ. Уѣзжайте вы отсюда и не далѣе, какъ сегодня-же… не давайте и опомниться вашему супругу: такъ его заберите со всѣмъ скарбомъ и увезите… во-первыхъ, и намъ будетъ покойнѣе, что онъ уже не будетъ жаловаться; а главнымъ образомъ и для васъ…

Плещанская. Что для меня?

Квасниковъ. Если позволите донести: сегодня утромъ мнѣ достовѣрно доложено относительно этой актрисы, что вчерашняя телеграмма, все это былъ одинъ пуфъ… что она будетъ играть у насъ еще цѣлую недѣлю и приглашена и на будущій годъ.

Плещанская. А! она тоже не уѣхала.

Квасниковъ. Да-съ… и если вы останетесь здѣсь, вашъ супругъ можетъ опять бѣжать къ предмету своей… какъ я уже сказалъ, пагубной страсти.

Плещаяская. Пускай бѣжитъ, теперь я ему мѣшать не стану.

Квасниковъ. Помилуйте, вы удивляете меня, послѣ вашего вчерашняго гнѣва…

Плещанская. Николай Афанасьичъ, за эту ночь я много передумала… мы остановили его отъ дурнаго дѣла, — да, на этотъ одинъ разъ… но каждый день, каждый часъ возобновлять эту отвратительную распрю, — слишкомъ унизительно… я недовольна ужь и за одинъ разъ, и имъ ужь моя гордость оскорбляется… нѣтъ, я не стану бороться, нѣтъ, шагу больше не сдѣлаю, — онъ ко мнѣ вернется самъ, сейчасъ, сію минуту… если онъ еще станетъ колебаться, я задушу въ себѣ мою привязанность къ нему, и дѣлу конецъ.

Квасниковъ. Да вѣдь это…

Плещанская. Я говорю съ вами такъ откровенно потому, что вы тутъ были невольнымъ свидѣтелемъ и отнеслись ко мнѣ съ участіемъ, но теперь я никого больше не призову на помощь.

Квасниковъ. (Вставъ.) Понимаю-съ… Во всякомъ случаѣ вы позволите мнѣ еще разъ вернуться къ вамъ?

Плещанская. Я всегда вамъ буду рада и благодарна.

Квасниковъ. Помилуйте, мой долгъ… все таки я долженъ извиниться передъ вашимъ супругомъ… (Раcкланиваясь.) Теперь у меня есть кое-какія распоряженія, а черезъ четверть часика я зайду опять-съ.

Раскланивается и уходитъ.

3.

ПЛЕЩАНСКАЯ едва, потомъ ПЛЕЩАНСКІЙ.

Плещанская. Да, никого больше, никого не нужно… никакихъ помощниковъ… если я его въ самомъ дѣлѣ потеряла, никто мнѣ его не вернетъ.

Задумывается. Плещанскій входитъ и тихо подходитъ къ ней.

Плещанскій. Софи!

Плещанская. А! это ты?

Плещанскій. (Опираясь на столъ, подлѣ котораго она сидитъ.) Я, Ссфи… я вернулся къ тебѣ съ мольбой и покаяньемъ…

Плещанская. Ну?..

Плещанскій. (Цѣлуя ея руку.) Здравствуй, во первыхъ — и спасибо тебѣ… спасибо за твой чудесный новый портретъ, который я нашелъ у себя на столѣ… ты на немъ глядишь такъ ласково, съ такимъ довѣріемъ, съ такой любовью… не напускай на себя эту холодность… погляди на меня такъ, какъ ты глядишь на портретѣ.

Плещанская. Еслибъ я могла!..

Плещанскій. Софи, я знаю, — нѣтъ словъ, чтобъ назвать мою вину… но ты добра, — прости мнѣ хоть ради сегодняшняго праздника, дня нашей свадьбы.

Плещанская. Праздника!…

Плещанскій. Вчера, въ суетѣ, я забылъ объ немъ, и вспомнилъ только, прибѣжавши на желѣзную дорогу…

Плещанская. (Съ затаеннымъ крикомъ негодованія.) Какъ? и все таки!..

Плещанскій. Когда мнѣ пришло въ голову, что именно въ этотъ счастливый день, я къ нашей любви примѣшиваю презрѣнный денежный вопросъ… что я уѣзжаю по коммерческимъ дѣламъ, — я сказалъ себѣ: нѣтъ, я останусь, — и вернулся къ тебѣ.

Плещанская. О! какъ это великолѣпно!..

Плещанскій. Ты не великодушна, Софи; неужели такъ непростительна эта минута забвенья…

Плещанская. (Про себя.) И все только ложь, и ложь!! (Ему.) Оставимъ это… когда нибудь потомъ поговоримъ объ этомъ, — теперь я не могу.

Хочетъ идти.

Плещанскій. Отчего-жь не сейчасъ?.. (Останавливая ее.) Прошу тебя, не уходи такой оскорбленной, разсерженной…

Плещанская. Оставь меня…

Плещанскій. Софи, помнишь, въ первые дни нашего счастья, мы рѣшили съ тобой, что, если когда нибудь кошка пробѣжитъ между нами, мы откровенно выскажемся другъ другу, и не успѣетъ наступить ночь, миръ между нами ужь будетъ заключенъ…

Плещанская. Тогда мы не предвидѣли ночныхъ сценъ.

Плещанскій. Я былъ виноватъ вчера… видишь, я каюсь, я осуждаю себя… прости меня и помиримся.

Плещанская. Хорошо, хорошо…

Плещанскій. Поцѣлуй-же меня по крайней мѣрѣ.

Плещанская. Я не могу… я-бы сдѣлала это неискренно и дурно.

Плещанскій. Дурно?

Плещанская. Ахъ, оставь меня, ради бога… я нездорова.

Уходитъ.

4.

ПЛЕЩАНСКІЙ одинъ, потомъ ГУРАТОВЪ и ГУРАТОВА.

Плещанскій. Неискренно и дурно… что-жь это значитъ? неужели можно такъ строго взыскивать… или ужь не догадывается-ли она? не сказалъ-ли ей кто нибудь?..

Гуратовъ. (Входя.) Какой тамъ докладъ, къ чему тамъ докладывать?!. Здравствуйте.

Плещанскій. (Про себя.) Вотъ принесло… (Ему.) Здравствуйте, полковникъ; Анна Герасимовна…

Гуратова. Что Софи? здорова? какъ она себя чувствуетъ послѣ вчерашней передряги? ахъ, я такъ за нее страдала… ну, что, какъ она?

Плещанскій. Послѣ какой передряги? объ чемъ вы говорите?

Гуратовъ (женѣ.) Чего ты раскудахталась, Анна Герасимовна, какъ курица безтолковая: куд-куд-кудахъ! куд-куд-кудахъ! обрадовалась… это, ей-богу, бабья манера не умѣть держать языкъ за зубами!..

Плещанскій. Полковникъ, вы оба меня пугаете; что такое?

Гуратовъ. (жень.) Вотъ видишь, въ какое дурацкое положеніе ты меня ставишь. Онъ можетъ богъ знаетъ, что подумать!..

Плещанскій. Что подумать? о женѣ моей?

Гуратовъ. Ну, ну, не горячитесь… сами виноваты, сами надурили, ну и купайтесь.

Плещанскій. Да что такое? скажете-ли вы?

Гуратовъ. Вольно-же вамъ быть такимъ непослѣдовательнымъ: то пресмыкается передъ женой, какъ рабъ, а то оскорбляетъ… а оскорбленная женщина, вѣдь это что? — вонъ она птица, совсѣмъ птица, а оскорбите-ка ее…

Гуратова. Козьма Лукичъ!..

Гуратовъ. Изъ мести да со злобы чего не нагородятъ!..

Плещанскій. Полковникъ, если вы принесли мнѣ какую-нибудь гнусную сплетню про мою жену, я прошу васъ не говорить ее. Моя жена можетъ быть оскорблена мной, можетъ быть раздражена, что хотите, но унизиться, чтобы мстить мнѣ, — это невозможно!.. и еслибы я могъ хоть на минуту это заподозрить, я-бы долго не пережилъ такой минуты.

Гуратова. Ахъ. что вы говорите! ахъ, боже мой! да Софи ничего такого…

Гуратовъ. Анна Герасимовна, вы или къ сторонѣ сядьте и молчите, или уйдите прочь… (Плещаискому.) Садитесь! (Оба садятся.) Я пришелъ не затѣмъ-съ, чтобы ваши шуры-муры разбирать, а за тѣмъ, что я не хочу, чтобъ изъ-за вашихъ вздорныхъ препираній съ супругой была задѣта моя честь: никакихъ мнѣ вашихъ браслетовъ не надо.

Плещанскій. Что такое? какой браслетъ?..

Гуратовъ. Вчера этотъ болванъ Чарушкинъ безъ васъ сунулъ мнѣ браслетъ, чтобъ передать вамъ; я съ просонья-то взялъ… ну ужь и спасибо… весь вечеръ въ театрѣ отъ него прятался; а сегодня онъ мнѣ пишетъ письмо, требуя опять этого браслета… и такъ дерзко, словно я хочу утаить или украсть…

Плещанскій. Чего-же вы отъ меня хотите?

Гуратовъ. Да вѣдь этотъ браслетъ, онъ у вашей супруги…

Плещанскій. Что?!.

Гуратовъ. Вѣдь почемъ-же я могъ знать, что вы его заказали для вашей: кувыркомъ, кувыркомъ I полетитъ!..

Плещанскій. Но жена?.. она не знаетъ?!.

Гуратовъ. Какъ не знаетъ, когда вы тамъ своя нелѣпыя эмблемы да шифры выдѣлываете… и что за дурацкія нѣжности такія: вензеля разрисовывать, Творецъ всемогущій!.. скажите пожалуйста!..

Плещанскій. Господи!! такъ вотъ почему?.. что-жь она сказала?

Гуратовъ. Женщинѣ всегда въ этихъ случаяхъ убѣдиться надо… пристала ко мнѣ: сведи, да сведи ее въ театръ, за кулисы… какъ я могъ отказать…

Плещанскій. Въ театръ, за кулисы?!

Гуратовъ. Такъ-таки прямо въ уборную вашей пѣвуньи, за ширмы.

Плещанскій. Она была тамъ?!

Гуратовъ. Переодѣтая горничной.

Плещанскій. Полковникъ, это жестоко!.. если вы не думали обо мнѣ, развѣ вы не знали на какую непріятность она могла тамъ натолкнуться!..

Гуратовъ. Не я ей выбиралъ соперницу, — ей пришлось идти, куда вы ее заманили.

Плещанскій. И она слышала, какъ я тамъ…

Гуратовъ. Какъ вы предъ этой барыней вымаливали свое блаженство? — все до единаго словечка.

Плещанскій. И когда я увѣрялъ ее… она знала все, все… Это ужасно! это чудовищно!! нѣтъ, я не могу больше такъ, я долженъ съ ней говорить сейчасъ-же, сію минуту…

Убѣгаетъ.

Гуратовъ. Какіе все это дураки набитые и болваны, силъ человѣческихъ нѣтъ!.. вотъ мечется, какъ бѣсъ передъ заутреней: «батюшки, погибаю! матушки, умираю!..» и все вѣдь изъ-за вздору, да изъ пустяковъ.

Входитъ Квасниковъ.

5.

КВАСНИКОВЪ, ГУРАТОВЪ и ГУРАТОВА.

Квасниковъ. А! мое почтеніе…

Гуратовъ. Блюститель нашего благочинія, здравствуйте.

Квасниковъ. (Раскланиваясь.) Аннѣ Герасимовнѣ… очень счастливъ, что такъ кстати встрѣтилъ васъ; вы меня просили адресокъ вамъ одинъ достатковъ при мнѣ-съ, извольте получить… (Тихо ей.) Тутъ ваше письмо.

Гуратова. (Экзальтированно.) Благодарю васъ! благодарю васъ!!

Гуратовъ. Анна Герасимовна, когда ты человѣкомъ будешь? Что это у тебя за тонъ? (Передразнивая ее.) «Благодарю васъ! благодарю васъ!!» что онъ тебя изъ воды что-ли вытащилъ?

Квасниковъ. Ахъ, полковникъ, строгій какой. Я Аннѣ Герасимовнѣ даю адресъ лавки, въ которой она всякую матерію можетъ за полцѣны пріобрѣсть; для дамы, понимаете, вѣдь это радость… и очень естественно…

Гуратовъ. Нѣтъ, ужь это у нея такая привычка: это всякой дряни вылетать изъ предѣловъ восторга… вотъ тоже жуликъ вашъ московскій въ какой трепетъ ее приводилъ… Прибрали вы его наконецъ?

Квасниковъ. Кого это-съ?

Гуратовъ. Сіятельнѣйшаго князя, хе, хе… Жигаринъ-Малецкаго… вѣдь и выдумаетъ-же, чортъ, какую фамилію, — одной мало, двѣ подобралъ: Жигаринъ-Малецкій!

Квасниковъ. Какъ-же-съ, у насъ теперь въ кутузкѣ сидитъ, — не ходи козыремъ, не носи шапку на бекрень.

Гуратовъ. Я все утро подсмѣиваюсь надъ женой… Герой-то, герой-то вашъ, ха, ха, ха… на хлѣбъ, на воду, на гороховую похлебку, въ тюремный замокъ, подъ ключъ.

Гуратова. И совсѣмъ нечего вамъ надсмѣхаться, онъ всѣхъ обманулъ, всѣмъ глаза затуманилъ; вы сами его постоянно къ себѣ принимали и приглашали.

Гуратовъ. Я-то съ перваго раза видѣлъ, что онъ воръ и шуллеръ.

Квасниковъ. Отчего-жь вы полицію не предупредили?

Гуратовъ. Вотъ стану я съ вами путаться; что вы мнѣ жалованье, что-ли, платите? я не доносчикъ. Мнѣ еще развлеченіе было смотрѣть, какъ всѣ тутъ передъ нимъ: «Ваше сіятельство! ваше сіятельство!» а ваше сіятельство у нихъ платки изъ кармановъ таскаетъ… Хе, хе…

Гуратова. Совсѣмъ это не смѣшно, а грустно…

Гуратовъ. Онъ при мнѣ обыгрывалъ въ банкъ Михаила Сергѣича, такъ на моихъ глазахъ три раза бубноваго валета передернулъ; а Михаилъ Сергѣичъ уставился, какъ бревно, и ничего не видитъ.

Квасниковъ. А вы-бы тутъ-же князя и цопъ! на мѣстѣ преступленія.

Гуратовъ. Нужда большая! Михаилъ Сергѣичъ на свои деньги играетъ, не на мои. Глаза богъ далъ, и смотри самъ; терпѣть не могу вмѣшиваться въ чужія дѣла. Вчера со сна браслетъ взялъ, такъ цѣлую ночь бранилъ себя… какой тугъ спектакль вышелъ, ой, ой, ой!.. а мнѣ что? — пускай-бы надували другъ друга на здоровье.

Квасниковъ. Что-жь вы здѣсь одни? Михаилъ Сергѣичъ все еще спитъ-съ?

Гуратова. Нѣтъ, онъ выходилъ; сейчасъ вернется, погодите.

Квасниковъ. И что онъ — разстроенъ? или ничего — веселъ?

Гуратова. Ужасно разстроенъ; взволнованъ, внѣ себя!.. да оно и понятно отъ такихъ толчковъ жизни…

Гуратовъ. Опять затораторила, пошла разносить свои разсужденія. Какъ ты такъ говоришь! можетъ быть онъ для тебя не веселъ, а увидитъ господина полиціймейстера и запляшетъ, — какъ это знать?!

Квасниковъ. Однако, нѣтъ-съ, если ужь онъ такъ очень не въ духѣ, я ему не покажусь.

Гуратовъ. Чего-жь вы его испугались? — онъ вамъ не начальникъ.

Квасниковъ. Чувствую себя передъ нимъ виноватымъ.

Гуратовъ. Въ чемъ-же это?

Квасниковъ. Такъ-съ, маленькій проступокъ, не стоитъ говорить. Все таки неловкость этакая — и если они безъ того сердятся, я уйду-съ. Полковникъ, будьте такъ добры, передать Михаилу Сергѣичу, что я былъ, что я два раза былъ сегодня у нихъ, чтобъ извиниться передъ ними въ несчастномъ недоразумѣніи…

Гуратовъ. Увольте батюшка; какое мнѣ дѣло, провинились вы въ чемъ или нѣтъ!.. Вы тамъ можетъ богъ знаетъ что нагородили, а я подъ сердитую руку извиняйся за васъ…

Гуратова. Я извинюсь, мой другъ, ступайте… со всею деликатностью женщины…

Гуратовъ. Тебѣ нужно вмѣшаться, безъ тебя какъ-же можно?!.

Квасниковъ. Пожалуйста, Анна Герасимовна, будьте такъ добры, весьма вамъ буду обязанъ… оно все таки такъ будетъ лучше, чѣмъ самому-то… (Раскланивается.) Прощайте, злой полковникъ; погодите, попросите вы меня объ чемъ-нибудь, хе, хе, — я вамъ такъ-же отвѣчу, хе, хе…

Уходитъ.

6.

Тѣ-же безъ КВАСНИКОВА, потомъ ПЛЕЩАНСКІЙ.

Гуратовъ. И куда это Михаилъ Сергѣичъ пропалъ?.. я сюда совсѣмъ не для того пріѣхалъ, чтобъ тутъ быть мировымъ судьей… я уѣду такъ, не прощаясь…

Гуратова. Козьма Лукичъ, нельзя; я обѣщала… (Входитъ Плещанскій.) Ну, вотъ онъ…

Плещанскій. Она избѣгаетъ меня, она не хочетъ меня видѣть, не пускаетъ къ себѣ. — и я не могу добиться отъ нея ни слова. Лучше-бы она сердилась на меня, чѣмъ это ужасное спокойствіе и молчаливость. Я ей сказалъ, что вы здѣсь, что вы хотите ее видѣть… она придетъ и можетъ быть при васъ…

Гуратова. Мой другъ, здѣсь былъ Николай Афанасьичъ, полиціймейстеръ…

Плещанскій. А!.

Гуратова. Онъ приходитъ къ вамъ во второй, разъ сегодня… но онъ такъ смущенъ, что не рѣшился дождаться васъ и просилъ меня передать вамъ… онъ ужасно извиняется въ чемъ-то… какое-то недоразумѣніе…

Плещанскій. Я вамъ скажу какое: нынѣшней ночью, въ суматохѣ, они ненарочно арестовали меня вмѣсто Жигарина и продержали до трехъ часовъ утра.. Онъ извиняется! еслибъ онъ зналъ, какъ я ему благодаренъ…

Гуратова. (Мужу.) Ага, — слышишь? еще благодаренъ.

Плещанскій. Эта случайность не дала мнѣ уѣхать за Дарьяловой; безъ этой ошибки я былъ-бы теперь далеко — и чтобы тогда сталось съ Софьей, если ужь и теперь…

Гуратова. Вотъ видите мой другъ, до чего доводитъ насъ легкомысліе. Мы этими вещами шутимъ, думаемъ, что все это пустяки, маленькое увлеченіе, шалость; а между тѣмъ мы слѣпы и не видимъ, что одинъ неосторожный шагъ можетъ увлечь насъ въ бездну.

Гуратовъ. Скажите, какъ росписала, — ходячая мораль… Точно путемъ опыта дошла.

Входитъ Плещанская.

7.

Тѣ-же и ПЛЕЩАНСКАЯ.

Плещанская. (Протягивая руку Гуратовой.) Я ОЧинъ больна сегодня, я еле выхожу къ вамъ.

Плещанскій. Софи, ради бога, — я знаю, что тебѣ все извѣстно… презирай меня, ненавидь меня, но не молчи такъ убійственно…

Гуратовъ. Я, Софья Дмитровна, васъ не звалъ, я пришелъ только объясниться на счетъ браслета и ухожу…

Отходитъ въ глубину за фуражкой и тамъ остается до конца сцены.

Плещанскій. Нѣтъ, нѣтъ, погодите…

Гуратова. Я васъ не оставлю въ такую минуту.

Плещанскій. Останѣтесь и вы, полковникъ, вы оба посвящены въ мою несчастную тайну, — что мнѣ отъ васъ скрываться!.. Упросите ее, чтобы она говорила… если вы уйдете, она наединѣ со мной не останется, она опять запрется въ свою комнату…

Плещанская. Что это? зачѣмъ это?..

Плещанскій. Софи, умоляю тебя!..

Плещанская. Что-же ты хочешь, чтобы я тебѣ сказала? что ты въ какіе-нибудь полчаса съумѣлъ разрушить счастье, которое мы ростили и лелѣяли три года? — да, ты это сдѣлалъ, — и для чего? чего тебѣ недоставало?.. Не ты-ли говорилъ мнѣ, что тебѣ нѣтъ большаго счастья, какъ вмѣстѣ со мной обдумывать каждый шагъ нашей жизни, каждое доброе дѣло, каждый веселый досугъ…

Плещанскій. Софа! развѣ можно сопоставлять глупую блажь…

Плещанская. Вѣрю, — эта женщина мнѣ соперница и не столько ревность во мнѣ говоритъ, сколько какое-то чувство возмущенія… Глупая блажь! — гадкая блажь, оскорбительная!.. Простите, онъ заставляетъ меня говорить при васъ — и еслибъ вы знали, до чего мнѣ больно… вся эта пошлость, эти унизительныя мольбы… это бѣгство… ахъ!..

Плещанскій. Но неужели ты не видишь весь стыдъ, весь ужасъ моего положенія!?

Плещанская. Какъ-же ты-то увидѣлъ его только теперь?.. вѣдь я-же сама хотѣла тебя избавить отъ него здѣсь, сегодня ночью, я всѣми силами старалась… не сказавъ тебѣ ни слова о томъ, что знала…

Плещанскій. А между тѣмъ слѣдовало сказать, прямо, откровенно. Я былъ сумасшедшій, — къ сумасшедшимъ чувствуютъ жалость, ихъ отстраняютъ I отъ ихъ увлеченій.

Плещанская. Стало быть, я-же виновата…

Плещанскій. Да, ты виновата, — ты должна была поступать со мной, какъ съ безумцемъ, и остановить меня, во что-бы-то ни стало…

Плещанская. Вопреки тебѣ?

Плещанскій. Вопреки мнѣ! Спасти меня отъ меня самаго.

Плещанская. Я такъ и сдѣлала.

Плещанскій. Ты?!

Плещанская. Твой арестъ не ошибка, не случайность, — это я умолила, чтобъ разыграли съ тобой такую комедію.

Плещанскій. Ты просила?!.

Плещанская. Доволенъ-ли ты теперь мной? доволенъ-ли ты тѣмъ, до чего довелъ меня?.. да, я ходила къ полиціймейстеру, я разсказала ему все, что было на душѣ, я плакала предъ нимъ… и результатомъ моихъ слезъ…

Плещанскій. (Съ отчаяніемъ.) Зачѣмъ ты мнѣ не сказала прямо? зачѣмъ ты скрывала…

Плещанская. Зачѣмъ-же ты все лгалъ и лгалъ до послѣдней минуты?.. даже сегодня, сейчасъ, съ твоимъ раскаяніемъ, — ты не имѣлъ честности и смѣлости сказать правду въ глаза, ты лгалъ до послѣдняго слова…

Плещанскій. Софи, ты права… во всемъ права и… я тебя знаю: скоро ты меня не простишь… мнѣ нужно было долголѣтнее знакомство и цѣлый годъ борьбы, чтобъ уговорить тебя сдѣлаться моей женой, — позволь мнѣ, по крайней мѣрѣ, хоть заслужить твое прощенье, какъ я заслужилъ твою любовь.

Плещанская. Ну… этого я, конечно, тебѣ запретить не могу.

Плещанскій. (Отходя.) Дѣлать нечего, начнемъ опять сначала этотъ тяжелый искусъ.

Остается почти въ безсознательномъ положеніи до своей реплики.

Гуратовъ. И прощайте!.. вы своего добились, супруга ваша заговорила, все вы узнали, что хотѣли, и конфирмацію себѣ сами сочинили, стало-быть и прощайте…

Гуратова. Нѣтъ, я не могу ихъ такъ оставить; помилуйте, что это за примиреніе!..

Гуратовъ. Тебѣ что за дѣло? ты что за индѣйка примирительница, — не суйся, матушка, куда тебя не спрашиваютъ.

Входитъ Чарушкинъ.

8.

Тѣ-же и ЧАРУШКИНЪ.

Чарушкинъ. Даже гости здѣсь! — привѣтъ честной компаніи.

Гуратовъ. А, это вы? — очень радъ васъ видѣть… пожалуйте; я васъ научу ко мнѣ письма писать…

Чарушкинъ (Ему тихо.) Тсс!! ни слова о письмѣ… тутъ жена…

Отходитъ къ другимъ.

Гуратовъ. Ладно, ладно, теперь ужь нечего; вы отъ меня такъ не отъѣдете, я васъ заставлю отвѣчать…

Чарушкинъ. Ахъ, полковникъ, послѣ, послѣ… все это объяснится… ну виноватъ, если… ну… (Проходя мимо Гуратова, ему тихо.) Штт!!…

Гуратовъ. (Передразнивая его.) Шт!.. И это называется человѣкомъ?

Чарушкинъ. (Подходя къ Плещанскому.) Какую я тебѣ новость принесъ! — расцѣлуешь.

Плещанскій. (Громко.) Какую новость?

Чарушкинъ. (Тихо ему.) Тише, что ты? она не уѣхала, она будетъ здѣсь играть еще двѣ недѣли… ну, что ты глядишь такъ въ упоръ, словно сообразить не можешь?… я говорю про Дарьялову.

Плещанскій. (Тяжело дыша, какъ въ бреду, съ постепеннымъ crescendo.) А! про нее! — такъ я прошу тебя мнѣ про нее не говорить… и вообще прошу тебя со мной больше не встрѣчаться… потому что именно среди такихъ людей, какъ ты, я едва не потерялъ всякое чутье ко всему честному… и довелъ себя до того, что…

Чарушкинъ. Какъ хочешь, я вѣдь не нуждаюсь…

Плещанскій. Вонъ отсюда! — и если когда-нибудь, случайно встрѣтившись со мной, ты произнесешь ея имя… этой женщины.., этой причины моего несчастья… я… я… раздавлю тебя, какъ скверную гадину…

Бросается на Чарушкина, хочетъ душить его, но обезсилѣваетъ.

Гуратовъ. Что вы? что вы?… да что съ вами? онъ поблѣднѣлъ, онъ шатается, ему дурно.

Усаживаетъ Плещанскаго въ кресло, даны около него суетятся.

Плещанская. Дайте воды, дайте воды скорѣй!!..

Чарушкинъ. Вотъ пассажъ!..

Тихо скрывается.

Гуратовъ. И вѣдь является-же эта язва всюду, чтобъ мутить народъ!.. какъ такихъ людей терпятъ, на свѣтѣ? — не понимаю… я бы ихъ отправлялъ, ей-богу…

Гуратова. Тсс! онъ приходитъ въ себя… (Плещанскій открываетъ глаза.) Что это съ вами сдѣлалось?..

Плещанскій. Такъ, кровь ударила въ голову; ничего, пройдетъ.. Спасибо, Софи, — не хлопочи подлѣ меня, уйди, я не стою твоихъ заботъ… послѣ… когда я заслужу ихъ…

Плещанская. (Вскрикивая.) Ты заслужилъ ихъ!..

Плещанскій. (Цѣлуя ея руки.) Софа! — ты прощаешь?!.

Плещанская. Я не хотѣла довести до этого, я не думала…

Плещанскій. (Вставъ.) Ты прощаешь?..

Плещанская. Все! все!..

Бросается ему на шею, со слезами на глазахъ.

Гуратова. Вотъ это примиреніе!..

Гуратовъ. Смотрите, — и Чарушкинъ пригодился… однако, довольно, прощайте; я сталъ бояться вашего дома: изъ-за браслета воромъ назвали, и чуть было въ свидѣтели убійства не попалъ… это ужь плохое развлеченье… какое мнѣ дѣло?.. довольно, прощайте…