Война и мир (Сологуб)/Картина одиннадцатая
Картина одиннадцатая
Кн. Марья (вошла). Можно видеть брата?.. Что…
Кн. Марья. Но как его рана? Вообще, в каком он положении?
Наташа (дрогнувшим голосом). Вы… вы… увидите это…
Кн. Марья. Как шла болезнь? Давно ли ему было хуже? Когда это случилось?
Наташа. Все было хорошо… Опасность миновала… Но два дня тому назад вдруг это сделалось… (Удержала рыдания.) Я не знаю, отчего, но вы увидите, какой он стал.
Кн. Марья. Ослабел, похудел?
Наташа. Нет, не то… Но хуже. Вы увидите… Ах, Мари, он слишком хорош… Он не может, не может жить, потому что…
Кн. Андрей (лежит на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он худ и бледен. Одна худая, прозрачно-белая рука его держит платок, другою он тихими движениями пальцев трогает тонкие отросшие усы. Глаза его смотрят на входящих Наташу и Мари. Он поцеловался с сестрой, рука в руку, по их привычке. Голосом таким же ровным и чуждым, как его взгляд). Здравствуй, Мари… Как это ты добралась? И Николушку привезла?
Кн. Марья. Как твое здоровье теперь?
Кн. Андрей. Это, мой друг, у доктора спрашивать надо. Благодарю, мой друг, что приехала.
Кн. Андрей (чуть заметно поморщился от ее пожатия. Указывая на Наташу). Да, вот как странно судьба свела нас… Она все ходит за мной…
Наташа. Мари проехала через Рязань…
Кн. Андрей. Ну, что же?
Наташа. Ей рассказывали, что Москва вся сгорела совершенно; что будто бы…
Кн. Андрей. Да, сгорела, говорят… Это очень жалко… (Стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы. Наташа вышла.) А ты встретилась, Мари, с графом Николаем? Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась. Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились.
Кн. Марья. Что обо мне говорить. Andre, ты хоч… ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе…
Кн. Андрей (чуть заметно улыбнувшись). Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Кн. Андрей (пристально посмотрел на нее). Ты о Николушке? Мари, ты знаешь Еван…
Кн. Марья. Что ты говоришь?
Кн. Андрей. Ничего… Не надо плакать здесь. Слушай, Мари… я хотел сказать. Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но Отец ваш питает их. Но нет, вы поймете это по-своему, совсем не поймете. Живые не могут этого понимать: что все чувства, которыми вы здесь все дорожите, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они ничтожны, не нужны. Мы не можем понимать друг друга… Когда я увидел Анатоля Курагина, которому рядом со мной отрезали ногу, я помню, мне стало жаль и его, и себя, и всех… Все простить…
Кн. Андрей (один, про себя, словно в бреду). Могло или не могло это быть? Неужели только затем так странно свела меня судьба с Наташей, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю Наташу больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я ее люблю? (Застонал.)
Наташа (вошла с вязаньем в руках). Вы не спите?
Кн. Андрей. Нет, я думаю о вас; почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, не дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Кн. Андрей. Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
Наташа. А я? (Отвернулась на мгновенье.) Отчего же слишком?
Кн. Андрей. Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
Наташа. Я уверена, я уверена…
Кн. Андрей. Как бы хорошо…
Наташа. Однако вы не спали. Постарайтесь заснуть… пожалуйста… (Ушла за ширму.)
Кн. Андрей (в бреду). Любовь? Что такое любовь? Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все. Все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть Бог, и умереть — значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику. (Тихо дремлет. Тихо, очнувшись от сна.) Да, это была смерть… Я умер — я проснулся. Да, смерть — пробуждение?
Кн. Андрей (тихо). Наташа…
Кн. Марья (вошла, подошла к телу князя Андрея). Кончилось?
Наташа (закрыла глаза князю Андрею. Тихо плача, княжне). Мари, где он теперь?