Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты «День» (1864)
правитьВозможно ли возвратиться къ системѣ Велепольскаго?
правитьСъ нѣкотораго времени иностранные журналы стали видимо измѣнять свою тактику по Польскому вопросу. Отложивъ въ сторону прежніе свирѣпые возгласы и грубые враждебные пріемы, они проповѣдуютъ теперь Россіи — миръ и согласіе съ Польшей, пощаду виновнымъ, снисхожденіе къ падшимъ, милость къ кающимся и т. д, взываютъ къ Русскому либерализму и великодушію, стараются даже уловить насъ на словахъ нашихъ собственныхъ дипломатическихъ депешъ, восхваляя то, что еще въ прошломъ году возбуждало въ нихъ гнѣвъ и негодованіе. Уповая, вѣроятно, на нашу простоту, они рекомендуютъ намъ возвратиться снова къ системѣ маркиза Велепольскаго и къ тѣмъ пріемамъ управленія, которые такъ облегчили развитіе мятежа; превознося эту систему и эти пріемы, иностранные журналы и не замѣчаютъ, что подобною похвалой они какъ бы произносятъ осужденіе Польской «справѣ», которой были еще такъ недавно усерднѣйшими рыцарями и адвокатами. Но «умыселъ другой тутъ былъ». Главная цѣль всѣхъ усилій иностранной журналистики, преданной дѣлу Польской шляхты — задержать ходъ совершающихся теперь въ Польшѣ соціальныхъ и административныхъ реформъ. (Мы разумѣемъ здѣсь не монастырскую реформу, только на дняхъ возвѣщенную высочайшимъ указомъ и о которой отзывы иностранной журналистики намъ еще неизвѣстны, — а надѣленіе крестьянъ землей и правами, измѣненіе системы податей, указъ объ училищахъ и пр.). Остановить осуществленіе этихъ реформъ во что бы ни стало, возвратиться къ старому порядку, хотя бы къ такому, какой былъ лѣтъ за 10, а еще лучше къ такому, какой былъ при Велепольскомъ, вотъ — какъ надобно заключить по встревоженному тону газетъ — чего теперь рѣшились онѣ, прежде всего, домогаться для Польши. Нечего ужъ теперь много толковать о политическихъ правахъ и территоріальныхъ границахъ! теперь надо выставлять Польшу, т. е. Польскую шляхту виновною, смирившеюся, кающеюся, чѣмъ-то въ родѣ залога спокойствія въ краѣ, проникнутою консервативнымъ элементомъ, самаго надежнаго качества. Наоборотъ: надо пугать Русское правительство страшилищемъ демократизма и соціализма, — надо стыдить Русскихъ эпитетами коммунистовъ, демократовъ, демагоговъ, радикаловъ и т. п.! «Journal des Débats» клеймить всѣ распоряженія по крестьянскому дѣлу въ Польшѣ названіемъ «безпримѣрнаго радикализма», а газета «France» преподаетъ намъ уроки въ дѣлѣ устройства и улучшенія быта крестьянъ, поучая докторальнымъ тономъ не идти далѣе очиншеванія, предположеннаго маркизомъ Велепольскимъ. Даже самыя ультрасоціалистскія и демократическія газеты, какъ скоро дѣло идетъ о Русской Польшѣ, и собственно о крестьянской реформѣ, претворяются въ защитниковъ аристократическаго принципа и крупной собственности (а теперь обратятся вѣроятно и въ ревностныхъ католиковъ), — и весьма презрительно поговариваютъ о слѣпотѣ и бездушіи народныхъ массъ, — не хуже Петербургской газеты «Вѣсть»… Ловушка, какъ видятъ читатели, поставлена слишкомъ грубо, слишкомъ явно: казалось бы, мудрено и предположить, что кто-либо можетъ въ нее попасться; однако же эти увѣщанія и реприманды иностранныхъ, преимущественно Французскихъ журналовъ, тронули сердце нѣкоторыхъ Санктпетербургскихъ газетъ. Такъ «Голосъ» привѣтствовалъ статьи Французскихъ публицистовъ какъ какую-то зарю чего-то хорошаго, новаго и отблагодарилъ ихъ за вѣжливый и доброжелательный тонъ, а «Вѣсть» зазвучала имъ сочувственно въ отвѣтъ всѣми своими псевдодворянскими струнами. Мы говоримъ псевдо- или мнимо-дворянскими, потому что, кромѣ незначительной партіи, выражающей себя въ «Вѣсти», остальное Русское дворянство, безъ сомнѣнія, не признаетъ никакой солидарности между собой и шляхетствомъ, и очень бы обидѣлось, еслибъ узнало, что газета, выдающая себя за дворянскій органъ, навязываетъ Русскимъ дворянамъ тождественность интересовъ съ Польскою шляхтой! Такъ какъ для этой партіи принципъ дворянства (понимаемый ею не въ Русскомъ, а въ Западноевропейскомъ смыслѣ) стоитъ выше принципа народности, такъ какъ она открыто говоритъ, что готова была бы отдать преимущество Польскому образованному шляхтичу предъ Бѣлорусскимъ народомъ на Бѣлорусской землѣ, то мы въ настоящемъ случаѣ рѣшаемся смѣло, не боясь опроверженія, принять сторону Русскихъ дворянъ и протестовать отъ ихъ имени противъ такихъ навѣтовъ дворянской газеты «Вѣсть» и издающей ее партіи. Нѣтъ сомнѣнія, что Поляки очень усердно и очень ловко пользуются подобными аристократическими инстинктами, или вѣрнѣе — претензіями на аристократизмъ, за служеніе идеѣ аристократизма, въ нашемъ обществѣ, и стараются представить опасность) угрожающую отъ крестьянскаго дѣла въ Западной Россіи и въ Польшѣ — общею, вседворянскою, одинаковою какъ для шляхты, такъ я для Тульскихъ, Самарскихъ, Тамбовскихъ помѣщиковъ! Польскіе помѣщики желали бы возстановить Русскихъ помѣщиковъ противъ общаго врага — крестьянскаго "благосостоянія, гражданской полноправности крестьянъ, народности, поставляемой выше начала аристократическаго и т. д.!.. Разумѣется всѣ эти усилія совершенно напрасны, и большинство Русскихъ дворянъ отвергнетъ эти непрошенныя услуги, несмотря на усердіе той Русской партіи, которая выражаетъ себя въ газетѣ «Вѣсть». Мы охотно допускаемъ предположеніе и даже увѣрены, что эта партія и не подозрѣваетъ, въ простотѣ своей, кому и чему собственно она служитъ, но во всякомъ случаѣ служитъ она ложному началу и ложному дѣлу. Любопытны эти фразы, эти пошло-либеральныя, пошло-разумныя, пошло-мудрыя общія мѣста, которыя, къ сожалѣнію, имѣютъ не малую власть надъ умами въ нѣкоторыхъ нашихъ общественныхъ сферахъ, которыя господствуютъ въ салонахъ, описываемыхъ «Вѣстью», и которымъ сборнымъ мѣстомъ является эта газета. Карайте мятежниковъ, преслѣдуйте бунтовщиковъ, — восклицаетъ она вмѣстѣ съ своею партіей, — но блюдите шляхетство. «Польское дворянство можетъ быть обставлено такими условіями, при которыхъ его члены сдѣлаются вѣрными въ службѣ престолу Русскому, — при которыхъ они устремятся къ сліянію съ дворянствомъ Русскимъ въ тѣхъ же чувствахъ вѣрноподданства!» Мы нисколько не ставимъ въ вину Полякамъ, когда они стараются насъ увѣрить въ этомъ; они дѣйствуютъ въ своихъ видахъ, стремятся къ достиженію своей цѣли и не пренебрегаютъ никакими средствами. Но намъ вѣрить имъ въ этомъ, да еще съ паѳосомъ возглашать подобныя увѣренія — это едвали простительно; это значитъ не понимать ни Польши, ни Россіи, ни краснорѣчиваго языка недавнихъ событій. Какъ будто дворянство Польское уже не было обставлено такими условіями! какъ будто, при воспрещеніи Русскому дворянству занимать какія-либо служебныя мѣста въ Польшѣ, Польскимъ шляхтичамъ не была въ то же самое время открыта возможность служить по всей Россіи и достигать высшихъ должностей въ государствѣ! Какъ будто только этихъ условій добивалась и добивается Польская шляхта! Какъ будто не домогается она, прежде всего, присоединенія къ царству Украйны и Бѣлоруссіи, — ополяченія этого края, — власти надъ Русскимъ народомъ! какъ будто не старалась она постоянно мутить наши Западнорусскія губерніи, а если не мутитъ теперь, то потому только, что сдержана силой! Какъ будто Польская шляхта хоть чѣмъ-нибудь не только доказала, но заявила; что отрекается отъ своихъ притязаній на нашъ Русскій край, и не воспользуется первымъ удобнымъ случаемъ, первымъ ослабленіемъ строгости и бдительности, чтобы начать мутить снова! Какъ ни изолгалась Польская шляхта, но надобно отдать ей справедливость — языкъ до сихъ поръ не поворачивается у ея публицистовъ произнести отреченіе отъ нашей Малой, Червонной и Бѣлой Руси! Впрочемъ, газетѣ «Вѣсть», отдающей въ самой Бѣлоруссіи предпочтеніе ополячившемуся Русскому туземцу (если только онъ дворянинъ, помѣщикъ и имѣетъ нѣкоторое образованіе) предъ необразованнымъ Русскимъ простымъ народомъ того края, хранящимъ свою народность и вѣру, — газетѣ «Вѣсть» и ея партіи такія рѣчи совершенно приличны. А что вы скажете, читатель, про слѣдующій наборъ словъ: «если всѣ испытанныя доселѣ въ Польшѣ системы управленія оказались неудачными, — то необходимо слѣдовать той системѣ, которой слѣдуютъ обыкновенно въ благоустроенныхъ государствахъ, т. е. преслѣдовать мятежниковъ, покровительствуя мирнымъ гражданамъ, охраняя ихъ имущество и удовлетворяя законнымъ желаніямъ населенія. Но вмѣстѣ съ тѣмъ должно держать твердо и высоко знамя государственнаго единства Россіи. Такова единственно здравая политика»! Чего нѣтъ въ этихъ словахъ: и здравая политика, и знамя единства, и благоустройство, и законность и правосудіе, — а въ результатѣ (да не гнѣвается почтенная газета) сумбуръ и предложеніе возвратиться къ тому времени, когда Русская власть, на 100 открытыхъ явныхъ мятежниковъ, которыхъ имѣла юридическое право преслѣдовать, была окружена милліономъ «мирныхъ гражданъ» — тайныхъ мятежниковъ, которымъ, по принципу легальности, обязана была поручать судъ и преслѣдованіе явныхъ и ввѣрять свое огражденіе!
Мы не желаемъ такого фальшиваго, положенія для Русской власти и думаемъ, что оно не вернется. Лучше быть въ открытомъ бою, чѣмъ быть обманутымъ, чѣмъ согрѣвать врага у себя на груди, во имя ложнаго либерализма (притомъ нисколько Поляковъ и не удовлетворяющаго!). Лучше прямо сказать врагу: "я знаю, что ты мнѣ врагъ и разумѣю тебя таковымъ; я знаю, что мнѣ нечего ждать отъ тебя на любви, ни дружбы, ни благодарности; я не дамъ себя обмануть снова, и такъ какъ ты не упустишь никакого случая повредить мнѣ вновь, то я постараюсь сдѣлать тебя безвреднымъ. Система Велепольскаго и ей подобныя, уже осуждены исторіей; возвратъ къ нимъ былъ бы, конечно, временно желателенъ Полякамъ для того, чтобъ они могли поотдохнуть и собраться съ новыми силами, но онъ не только бы не разрѣшилъ, а еще болѣе бы запуталъ Польскій вопросъ и безъ того мудреный для разрѣшенія.
Но осуждая систему Велепольскаго и ей подобныя, мы въ то же время нисколько не раздѣляемъ мнѣнія тѣхъ, которые желали бы «абсорбировать» Польшу, т. е. поглотить Польшу Россіей, обрусить ее, слить ее съ Россіей въ безразличномъ единствѣ. Можетъ быть, это было бы и желательно, но невозможно, а главное — въ высшей степени невыгодно для Россіи. Это значило бы — вогнать себѣ Польшу внутрь, — Польшу, не переродившуюся, а такую, какая она есть, Польшу шляхетскую, католическую, раздраженную, мстящую, враждебную, для которой правила знаменитаго катихизиса служатъ единственнымъ руководствомъ. Едвали какой желудокъ въ состояніи былъ бы переварить такую массу непріязненныхъ элементовъ! Это значило бы привить къ себѣ гангрену, — это значило бы наводнить Россію новыми милліонами «политическихъ пролетаріевъ», по выраженію, кажется, Мицкевича, тогда какъ намъ трудно справиться и съ тѣми 900,000, или около того, Поляковъ, которыми больны наши девять Западныхъ губерній! А что такое «политическіе пролетаріи», едвали нужно и объяснять. Это люди, лишенные политической родины, пришельцы среди народа, котораго народность, вѣра, стремленія не только не имѣютъ съ ними ничего общаго, но положительно имъ ненавистны, въ силу тысячелѣтнихъ историческихъ преданій. Это люди, для которыхъ не можетъ быть ничего завѣтнаго и святаго въ государствѣ, чуждомъ ихъ національности, и которые всегда готовы или стать цементомъ, связью, организующею силою для всѣхъ бродячихъ въ странѣ элементовъ безпорядка, для всѣхъ дурныхъ, демагогическихъ инстинктовъ, или же — создать бездушную опору силы… Какъ только не будетъ ни Царства Польскаго, ни Поляковъ, а будутъ только Русскія губерніи и Русскіе, т. е. оффиціально признаваемые Русскими, то этимъ самымъ уже отнимется право принимать мѣры противъ Польскаго элемента (такъ какъ его оффиціально существовать не будетъ); вы обязаны будете допустить Поляка, въ его качествѣ «Русскаго», съ его полноправностью «Русскаго гражданина» въ такія должности и на такія мѣста, куда бы никогда не допустили Поляка, какъ Поляка, зная его отношеніе къ Русской народности. Это все равно, что переодѣть, напримѣръ, непріятельскую армію въ костюмы той страны, противъ которой она идетъ! все равно, что нарядить солдатъ наступающихъ на насъ войскъ — въ мундиры и оружіе Русскихъ солдатъ… Въ настоящее время для насъ очень важно то, что существуетъ возможность признать Поляка и какъ таковаго — удалять изъ Русскаго края, гдѣ онъ можетъ быть вреденъ, гдѣ необходимо утвердить насажденіе Русской народности; эта возможность дается тѣмъ, что есть Польша, есть оффиціально признанная Польская народность. Если же таковое оффиціальное признаніе упразднится, и Польша оффиціально будетъ считаться тѣмъ же, чѣмъ Тульская губернія, а Полякъ тѣмъ же, чѣмъ всякій Тулякъ, то не будетъ никакого юридическаго основанія дѣлать различіе между Полякомъ и Тулякомъ, и оба они будутъ имѣть равное право служить и дѣйствовать внутри Россіи. Между тѣмъ, кто же не согласится въ томъ, что такое оффиціальное признаніе Поляка Русскимъ и оффиціальное непризнаніе Польской національности еще не сдѣлаетъ Поляка ни Русскимъ, ни благорасположеннымъ къ Русской народности, не заставитъ его перестать быть Полякомъ, не измѣнитъ его стремленій, а только поставить его въ такія условія, при которыхъ онъ можетъ свободнѣе вредить Россіи, а мы сами себя лишимъ возможности и права отстранять этотъ вредъ! Не знаемъ какъ другіе, но мы не видимъ никакого особеннаго блага дли Россіи въ томъ, что Польское зло, сосредоточенное теперь въ Западномъ краѣ, разселяется по внутреннимъ нашимъ губерніямъ. Если мы желаемъ очистить отъ Польскаго элемента нашъ Западный край, то мы точно также не желали бы быть поставленными со временемъ въ необходимость — домогаться такого же очищенія отъ Польскаго элемента и для остальной Россіи.
Намъ возразятъ, можетъ быть, что такое разселеніе ничтожно при массѣ 60 милліоновъ Русскаго народа, — что нашими словами мы свидѣтельствуемъ о нашемъ безсиліи «ассимилировать» или уподоблять себѣ инородцевъ, и т. д. На это мы отвѣтимъ прежде всего, что мы видимъ опасность не отъ Польскаго простаго народа, который, еслибъ и весь переселился къ намъ, былъ бы намъ нисколько не страшенъ, а со временемъ, можетъ быть, и совсѣмъ бы слился съ Русскимъ народомъ; нѣтъ, Польша сильна и опасна намъ не своимъ простымъ народомъ, а своимъ обществомъ, своей шляхтой. Польская шляхта — это резервуаръ чиновниковъ для Россіи: по своему происхожденію, воспитанію, общественному положенію, она почти не имѣетъ другой дѣятельности, другаго ремесла, кромѣ службы, — къ которой, къ тому же, Польскіе чиновники очень способны. Польская шляхта, переселяемая въ Россію или оффиціально признаваемая за Русское дворянство, призывалась бы такимъ образомъ къ дѣйствію въ общественныхъ сферахъ, а не въ народныхъ, гдѣ бы ей могъ противостать самъ Русскій народъ; мало того, она призывалась бы такимъ образомъ къ власти надъ Русскимъ народомъ (во сколько удѣляется власти мелкимъ и второстепеннымъ чиновникамъ). Поглотить провинцію цѣлому государству не трудно; труднѣе одному политическому организму поглотить другой политическій организмъ; еще труднѣе поглотить общество, съ развитой, искушенной, опытной въ борьбѣ общественной силой, — обществу, такой силы не имѣющему. Мы должны въ этомъ сознаться, какъ ни горько намъ это признаніе. Мы не должны себя обманывать и обнадеживаться такими силами, которыхъ, къ несчастію, у насъ еще нѣтъ; еще менѣе должны мы себя льстить надеждою, что недостатокъ общественныхъ силъ можетъ быть восполненъ внѣшнею силою и дѣятельностью государства. Легко сказать: намъ слѣдуетъ обрусить Польшу, слѣдуетъ ввести всюду въ употребленіе Русскій языкъ, — когда мы, Русскіе, сами нуждаемся постоянно въ такой же проповѣди, когда намъ слѣдуетъ ввести въ употребленіе Русскій языкъ въ нашемъ собственномъ обществѣ!… Когда Пруссакъ налагаетъ свой языкъ на "Датчанина (примѣръ, на который указывали наши публицисты), онъ знаетъ, что знаніе его языка подвигаетъ человѣка въ цивилизаціи и есть необходимое условіе образованности, онъ гордится своимъ языкомъ, и такое требованіе, такое сознаніе живетъ не въ одномъ правительствѣ, но во всѣхъ Пруссакахъ порознь и вмѣстѣ взятыхъ. Таково ли отношеніе общества 4къ нашему богатому, лучшему изъ языковъ міра, Русскому языку?! не стыдится ли оно въ тысячу разъ болѣе ошибокъ во Французскомъ языкѣ, чѣмъ ошибокъ въ Русскомъ? какую рѣчь до сихъ поръ слышимъ мы преимущественно въ пашемъ обществѣ, особенно же въ салонахъ, такъ благоговѣйно описываемыхъ газетою «Вѣсть»? Не въ этомъ ля самомъ No ея, откуда взяты вами вышеприведенныя ея слова, разсказывается ею съ сочувствіемъ, что бывшій владѣлецъ села Ильинскаго подъ самою Москвою (нынѣ купленнаго Государыней Императрицей), еще весьма недавно, до самой кончины своей, пользуясь крѣпостнымъ правомъ, одѣвалъ крестьянокъ въ пастушескія шляпы и швейцарскіе костюмы, принуждалъ ихъ учиться Французскимъ танцамъ, а по воскреснымъ днямъ, подъ оркестръ бальной музыки, отплясывать въ саду кадрили, вальсы и польки! — Общество, которое само не можетъ назваться народнымъ, которое доступно преимущественно чувствамъ политическаго патріотизма, но слабо проникнуто духовнымъ народнымъ самосознаніемъ, которое начинаетъ уже и теперь тяготиться бременемъ сочувствія въ Западнорусскому краю, — общество, которое еще не выработало въ себѣ самостоятельности, еще не пережило внутренній процессъ Петровскаго переворота, не сомкнулось съ народомъ въ цѣлый нравственный (не политическій только) организмъ, — такое общество, особенно при своей исторической обстановкѣ, лишено, къ несчастію, условій для успѣшной борьбы общественнымъ путемъ, общественными силами!.. Ему трудно надѣяться покорить себѣ нравственно-чуждое, непріязненное ему общество, которое уже почти сто лѣтъ упражняется въ борьбѣ, — ему лучше всего, какъ намъ кажется — не смѣшиваться съ нимъ… Мы уже не говоримъ о непримиримости духовныхъ просвѣтительныхъ началъ — православія и латинства, составлявшихъ и составляющихъ постоянный элементъ вражды между Россіей и Польшей…
Но что же дѣлать, если невыгодно возвратиться къ системѣ Велепольскаго, или къ подобнымъ ей, — если нельзя поглотить Польшу Россіею и слить Польшу съ нею въ безразличномъ единствѣ?.. Мы не предрѣшаемъ вопроса. Пусть покуда послѣдовательно и неуклонно производятся въ Польшѣ тѣ соціальныя реформы, какія совершаются въ ней въ настоящее время. Мы не говоримъ ни о частныхъ мѣрахъ, ни о способѣ исполненія, ни даже о новѣйшей мѣрѣ безопасности и самоогражденія, принятой Русскимъ правительствомъ упраздненіе монастырей — мѣрѣ, впрочемъ, совершенно согласной съ духомъ и требованіями Европейской, родной Полякамъ и столь хваленой ими цивилизаціи и преподанной примѣромъ самихъ же католическихъ государствъ. (О ней мы скажемъ особо). Мы разумѣемъ здѣсь на первомъ планѣ крестьянскую реформу — поземельную и гражданскую. Еще два года тому назадъ, мы полагали необходимымъ, чтобы прежде всякаго окончательнаго рѣшенія Польскаго вопроса внесены были въ политическую жизнь Польши новыя историческія идеи, и чтобы Россія призвала къ жизни самый Польскій народъ. Никогда и ни при какихъ условіяхъ (автономіи или даже совершенной свободы) не можетъ быть у Россіи мира ни съ Польскимъ шляхетствомъ (какимъ оно создано исторіей), ни съ Польскимъ латинствомъ: мы можемъ надѣяться мира только отъ возрожденія новыхъ и отъ перерожденія старыхъ общественныхъ элементовъ. Мы думаемъ, что начала, которыя посѣяны теперь на Польской почвѣ крестьянскою и нѣкоторыми другими реформами, уже ни въ какомъ случаѣ не могутъ быть исторгнуты изъ нея; что какія бы судьбы ни ожидали Польшу, она удержитъ у себя тѣ преобразованія (по крайней мѣрѣ большую часть ихъ), которыя теперь проводятся въ ея жизнь… Мы думаемъ также, что необходимо намъ покрѣпче и потверже укрѣпиться самимъ въ Западномъ и Югозападномъ краѣ и устранять все, что могло бы тамъ противорѣчить съ системою дѣйствій въ Царствѣ Польскомъ… Дальнѣйшее разрѣшеніе Польскаго вопроса — въ будущемъ, а какую форму разрѣшенія готовитъ ему исторія — это предсказать трудно. Во всякомъ случаѣ время это теперь, очевидно, еще не настало, — во всякомъ случаѣ, вопросъ еще не разрѣшенъ и разрѣшеніе его должно принадлежать только самой Россіи…