(*) Изъ третьей книги ея Considérations sur les principaux événements de la Révolution Francoise. Писавши сію статью, г-жа Сталь думала только объ униженіи Французовъ, и совсѣмъ выпустила изъ виду тѣ бѣдствія, которыя претерпѣла отъ нихъ Европа, она забыла, что каждой народъ имѣетъ, себя отечество. Странное дѣло! Ей жаль Французскихъ трагедій и комедій, а не жаль поруганное святыни и безвинно пролитой крови! Рдръ.
Весьма несправедливо было бы удивляться тѣмъ горестнымъ чувствованіямъ, съ какими жители Франціи въ 1814 году взирали на занятіе своей столицы войсками чужеземными. Сколь ни велика была умѣренность, съ каковою побѣдоносные Монархи приступили къ распоряженію дѣлами по взятіи Парижа, — народъ видитъ для себя ужаснѣйшее несчастіе и въ томъ, когда имѣетъ причину быть довольнымъ чуждыми пришельцами, ибо сіе значитъ, что судьба его находится уже въ ихъ рукахъ. Правда, и Французскія войска нѣсколько разъ вступали, можно сказать, побѣдителями, въ столичные города Европы; но изъ всѣхъ этихъ городовъ ни одинъ не былъ столько важенъ для своей отечественной земли, сколько Парижъ для Францій. Произведенія изящныхъ искусствъ, воспоминаніе о мужахъ, прославившихъ себя необыкновенными талантами, блистательный образъ жизни общественной, словомъ, все способствовало тому, чтобы сдѣлать Парижъ средоточіемъ образованности для твердой земли Европы; — а нынѣ на стѣнахъ сего города, въ первый разъ со временъ возвышенія его на столь значительную степень славы, нынѣ, говорю, развѣваютъ тамъ знамена Державъ иностранныхъ. Еще недавно куполъ инвалиднаго дома былъ украшенъ трофеями, отнятыми у неприятеля на сорока сраженіяхъ; а теперь знамена Франціи видны только въ рукахъ ея торжествующихъ побѣдителей. Ошибки, которыми Французы навлекли столь плачевное бѣдствіе на свое отечество, кажется, описаны мною съ довольною подробностію и разительностію. Но сіи самые Французы должны тѣмъ большее возбуждать къ себѣ уваженіе, чѣмъ долѣе страдали они подъ бременемъ своего несчастія.
Послѣ десятилѣтняго изгнанія ступила я опять на отечественную землю въ Кале и обѣщала себѣ заранѣе тысячу сладостныхъ удовольствій при воззрѣніи на прекрасную Францію, куда сильно стремилась душа моя. Но я обманулась въ своей надеждѣ; чувствованія мой въ семъ случаѣ были совершенно не таковы, какихъ я ожидала. Первые повстрѣчавшіеся мнѣ на берегу люди были въ Прусскихъ мундирахъ. Въ самомъ дѣлѣ Прусаки обладали городомъ и притомъ по праву завоеванія! Мнѣ однакожъ казалось, что я живу въ епоху феодальнаго образа правленія, коей описаніе читаемъ мы у древнихъ историковъ; — въ тѣ времена, когда природные жители страны одни имѣли обязанность трудиться и обработывать землю, для того чтобы Германскіе воины наслаждались ея плодами. О Франція, Франція! одинъ чужеземный тираннъ могъ довести тебя до такого состоянія! Природной Французскій Государь? какой бы впрочемъ онъ ни былъ, всегда имѣлъ бы къ тебѣ столько любви, что никакъ нерѣшился бы отдать тебя на произволъ такого бѣдственнаго посрамленія.
Безпокойныя мысли непреставали возмущать духъ мой до самаго Парижа. Близь сего города увидѣла я повсюду разсѣянныхъ Нѣмцовъ, Рускихъ, Козаковъ, Башкирцевъ. Окрестности церкви Сентъ-Денисской, гдѣ почиваетъ прахъ Королей Французскихъ, были заняты сими воинственными народами. Строгой дисциплинѣ ихъ обязаны жители тѣмъ, что воины недѣлали имъ никакой обиды — если только стѣсненіе духа, которое ощущали всѣ при воззрѣніи на сіи легіоны, можно не называть дѣйствительною обидой. Пробужденная наконецъ какъ бы отъ безпокойнаго сна, я снова вступила въ тотъ городъ, въ стѣнахъ коего протекли самые счастливые и блистательные дни моей жизни. Я его не узнала, думала, что нахожусь въ Германіи, или Россіи: улицы и домы казались мнѣ однимъ подражаніемъ наружному виду столицы Франціи, сдѣланнымъ для воспоминанія объ ней, какъ бы о такомъ городѣ, которой болѣе не существуетъ. Словомъ, я была въ совершенномъ замѣшательствѣ; чувство неизъяснимой горести овладѣло мною, когда я представила себѣ, что сіи самые пришельцы освободили Францію отъ ига власти тиранской. Я удивлялась имъ въ полной мѣрѣ, и въ то же время терзалась жесточайшею скорбію видя, что Парижъ, Тюльери и Лувръ заняты и охраняемы толпами воиновъ чужеземныхъ…… И если сіи мысли были мучительны для меня, которая во все время царствованія Буонапарта была отчуждена отъ Франціи; то что должны были чувствовать ранами покрытые воины, которые тѣмъ болѣе гордились военною своей славою, что въ течеміе долгаго времени не могли они даровать Франціи права ни на какую иную славу.
Нѣсколько дней спустя послѣ моего приѣзда, захотѣла я посѣтить оперу. Еще разъ повторила я для себя сіе, ежедневно возобновляющееся въ Парижѣ празднество, которому въ блескѣ и приятности уступаютъ самыя превосходныя въ семъ родѣ зрѣлища другихъ народовъ. Въ етотъ день играли Психею, балетъ, которой въ теченіе двадцати лѣтъ непрестанно и при многоразличнѣйшихъ обстоятельствахъ времени былъ представляемъ на театрѣ. На лѣстницѣ опернаго дома стояли Русскіе часовые. Вошедши въ залу, осмотрѣла я всѣ стороны, желая повстрѣчаться со знакомымъ лицемъ; но видѣла одни только иностранные мундиры. Едва нѣсколько старыхъ Парижскихъ гражданъ показывались въ партерѣ, и то единственно для того, чтобы неизмѣнить всегдашней привычкѣ своей ходить въ оперу. Впрочемъ цѣлое собраніе зрителей имѣло совершенно другой видъ. Чтожъ касается до самаго представленія зрѣлища, то въ немъ непримѣтила я никакой перемѣны. Танцы, музыка и декораціи были равно очаровательны. Но я съ чувствомъ прискорбія взирала на униженіе Французской граціи, которой дары такъ небрежно расточались передъ саблями и усами — какъ будто побѣжденные обязаны были пещись и о самыхъ удовольствіяхъ своихъ побѣдителей!
На Французскомъ театрѣ были представлены трагедіи Вольтера и Расина въ присутствіи иностранцевъ, которые болѣе завидовали нашей литтературной славѣ, нежели думали отдавать ей должную справедливость. Выспреннихъ трагедій Корнелевыхъ не представляли на сценѣ Французской: публика не могла бы смотрѣть ихъ, некраснѣя. Побѣдители забавлялись нашими комедіями, въ которыхъ искусство забавлять доведено до совершенства; между тѣмъ какъ мы сами были неспособны наслаждаться симъ зрѣлищемъ, и почти должны были стыдиться, видя что таланты нашихъ отличныхъ писателей, подобно намъ, прикованы къ колесницѣ побѣдителей. Во все время пребыванія союзныхъ войскъ въ столицѣ я, къ своему удовольствію, невидала въ театрѣ ни одного офицера Французской арміи; напротивъ, многіе изъ нихъ съ видомъ печальнымъ и безъ мундировъ прогуливались по улицамъ Парижа. Военныя украшенія сдѣлались для нихъ несносными, когда они немогли защитить ввѣренную ихъ мужеству священную землю отечества. Въ жару негодованія своего не могли они разсудить, что единственно честолюбивый, своекорыстный, безумный военачальникъ ихъ виною такого унизительнаго состоянія…
Сталь А.Л.Ж. де Возвращение г-жи Сталь в Париж после ея изгнания: Из третьей книги ея Considerations sur les principaux evenements de la Revolution Francoise // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 101, N 18. — С. 138-144.