Водяная пустыня (Майн Рид)/Глава 15

Глава 15. ПОДВОДНЫЙ ВРАГ

В этот вечер больше ничего особенного не случилось, и с закатом солнца все снова улеглись спать, чтобы назавтра со свежими силами приняться за работу, — а дел предстояло немало.

Прежде всего нужно было заготовить впрок, провялив, как можно больше мяса. Операцией этой занялся мэндруку. Он сначала снял шкуру с юаруа, а потом разрезал мясо на широкие полосы, которые развесил на солнце.

Но предварительно они изжарили на костре, зажженном как и накануне, несколько ломтей мяса, которых хватило на завтрак. Никто не стал критиковать это мясо, вкусом похожее на свинину, хотя оно гораздо тверже и жестче ее.

Весь день прошел в приготовлении мяса, которое, как мы уже говорили, вялилось на солнце, развешенное на сипосах, протянутых между шестами, укрепленными на древесном стволе.

Причина, почему так заботливо запасались провизией, понятна: надо было обеспечить себя на случай, если путешествие затянется вопреки ожиданиям надолго. Обыкновенно жир морской коровы вытапливается на сало, но нашим путешественникам некогда было заниматься этим, и они выбросили его в воду. Когда вечером товарищи по несчастью сели за свой второй ужин, то все сознались, что уже давно не чувствовали себя так хорошо. Они предполагали завтра с утра отправиться в путешествие, которое, как они надеялись, даст им возможность добраться до противоположной стороны озера, если не до твердой земли. Разговор вертелся вокруг странного животного, встреченного накануне вечером.

Треванио рассказал им, что подобные существа живут, как правило, в море, поблизости от какого-нибудь берега, где есть пресная вода, около устья реки.

— Их много видов, — продолжал он, — та, что водится в индийских морях, называется dugong, в западной Индии ее зовут manati или manatee, а по-французски lamantin; испанцы называют ее vaca marina — морская корова.

Manati назвали ее, вероятно, потому, что плавники морской коровы имеют некоторое сходство с руками человека. У западных берегов Индии водятся более крупные виды, чем те, которые встречаются около берегов Амазонки.

Тут, в свою очередь, вмешался в разговор индеец. Мэндей рассказал, каким образом охотятся на юаруа.

Охотник запасается montaria (легким челноком) и острогой Он гребет к месту, где может появиться животное: обыкновенно это бывает уединенное озерцо или место в стороне от течения, где есть трава, которой оно питается. Человек сидя в своем челноке, молча ждет приближения животных, появляющихся, как правило, со своими детенышами. Ни подстерегает ту минуту, когда юаруа займутся едой, чтобы приблизиться как можно тише, так как эти млекопитающие очень пугливы и недоверчивы. Когда человек, сидящий в челноке, подплывает на близкой расстояние к предполагаемым своим жертвам, то изо всей силы бросает в одну из них свою острогу. Привязанная к рукоятке веревка не позволяет раненому животному уйти.

Живущие по берегам Амазонки индейцы со страстью предаются этой охоте.

Кода вода спадет, а озерки или постоянные пруды войдут в берега, то ловля морской коровы острогой становится очень прибыльной. Если индейцы узнают, что какое-то озерцо облюбовала целая стая этих животных, то деревня пустеет. Мужчины, женщины и дети, захватив с собой горшки для вытапливания жира, который потом выгодно продают, направляются к указанному месту, и вот тогда-то начинается настоящая бойня. В охоте принимают участие даже собаки.

Во время такой охоты даются большие пиры и устраиваются разнообразные увеселения. Мэндруку присутствовал на многих pescado морской коровы и мог многое рассказать из того, что пришлось ему видеть. Рассказы эти все внимательно слушали до самой полуночи, когда, наконец, пора было подумать и об отдыхе.

На рассвете все уже были на ногах, после завтрака попробовали заставить дерево плыть. Сделать это было нелегко. Монгуба неподвижно лежала на воде, запутавшись в водорослях.

Можете вообразить себе, как трудно заставить двигаться такую огромную колоду, но, к счастью, нож Мэндея не бездействовал предыдущий день, и результатом его работы была пара весел. Хоть и грубо сделанные, весла эти в общем прекрасно соответствовали своему назначению, служа в то же время доказательством изобретательности ума того, кто их изготовил. У них были деревянные рукоятки и костяные лопасти. Излишним будет добавлять, что их древки были сделаны из ветвей растений-паразитов. Что же касается лопастей, то для этого мэндруку воспользовался лопатками морской коровы. Предусмотрительный индеец не выбросил их вместе с остальными костями в воду, а тщательно сохранил, равно как и кожу, которая, как подсказывал его опыт, им могла тоже пригодиться.

Не в первый раз он видел полезное применение лопаточных костей морской коровы. Не одно поле какао и маниока было очищено им самим от излишней растительности с помощью заступа, сделанного из плечевой кости морской коровы.

Итак, с помощью весел заставили колоду двигаться по воде. Продвигались вперед наши герои, конечно, медленно, — мешали длинные корни и широкие листья водяных лилий; но когда, наконец, они выберутся из этого лабиринта, монгуба поплывет гораздо быстрее.

Дальше по открытому пространству гапо шла легкая зыбь, дул ветерок, совершенно незаметный около опушки. Ветер был попутный и гнал воду от опушки на середину озера.

Но что им с того, что дует ветер? У них все равно нет ни руля, ни парусов, да и монгуба не лодка и не плот, а просто бревно.

Так, по крайней мере, думали все, за исключением старого мэндруку. Недаром же он странствовал целых сорок лет по гапо, — не такой он был человек, чтобы не суметь сделать парус. В крайнем случае, если бы у него не было другого материала, он смастерил бы парус из широких листьев росшей недалеко от их стоянки пальмы-мирити, благо таких много в затопленном лесу. Но у него было кое-что получше листьев пальмы для устройства паруса.

Еще накануне товарищи мэндруку с удивлением смотрели, как он притащил два длинных шеста, вырезать которые ему стоило большого труда, действуя только одним ножом, потом тем же ножом выдолбил он в толстом конце монгубы довольно глубокую ямку. Не понимали они также, чего ради он так тщательно сохраняет кожу морской коровы; но мэндруку, очевидно, не находил нужным объяснять им, что он задумал. Мэндруку был индейцем, — а индейцы вообще не любят посвящать других, хотя бы и друзей, в свои планы и поверять им свои мечты. Так поступать им запрещает их природная гордость и необщительность. Кроме того, Мэндею, еще так недавно потерпевшему фиаско при попытке переплыть озеро, хотелось теперь сразу и обрадовать своих друзей, и удовлетворить свое собственное самолюбие.

Только уже после того, как один из шестов был вставлен в отверстие, проделанное ножом индейца, и, кроме того, еще крепко-накрепко привязан сипосами к боковым отросткам монгубы, а к этой импровизированной мачте была прикреплена вместо паруса распяленная шкура морской коровы, — только тогда стало понятно всем, для чего нужны были шесты и шкура.

Ветерок надул парус, и монгуба, чуть заметно колыхаясь, довольно быстро начала скользить, если только это выражение применимо к неуклюжему бревну, по блестящей поверхности гапо. Веселыми криками приветствовали все остроумную выдумку индейца. Мэндруку молча принимал поздравления и горделивая улыбка озаряла его лицо.

Теперь, раз у них был парус, оставалось только решить, какое выбрать направление.

Солнце взошло всего часа полтора или два тому назад, и поэтому такому опытному человеку, как мэндруку, нечего было бояться сбиться с дороги. Раз они знали, где восток, — определить остальные страны света сумеет всякий, и даже Том.

Как и раньше, им хотелось перебраться через озеро, где, по мнению индейца, должна быть если не твердая земля, то дорога к ней.

Пробираясь вдоль опушки, они на огромном пространстве не только не заметили ни малейшего признака земли, но даже не нашли никакой протоки, чтобы проникнуть в лес. Оставалось попытать счастья на другой стороне озера, — может, там поиски их будут удачнее.

Одно из весел должно было служить рулем, с которым, конечно, уже не трудно было управлять плотом и заставлять его идти в любом направлении, особенно пока можно будет ориентироваться по солнцу — значит до полудня.

Мозэ, с гордостью величавшему себя заправским моряком, поручено было управлять парусом, а у руля стал сам Треванио. Рядом с ним поместился Том, который другим веслом помогал править самодельным рулем.

Индеец в это время всецело занялся наблюдением за мясом, которое вялилось под палящими лучами тропического солнца, ярко сиявшего с безоблачных небес.

Молодежь уселась на толстом конце бревна, в шутку прозванном Мозэ палубой. Они то болтали, то играли с животными, разделявшими с ними все опасности.

Разговор, естественно, вертелся вокруг того, скоро ли удастся им выбраться.

Велика эта водяная пустыня, сколько бы ни продлилось путешествие, они все-таки могли теперь надеяться, что рано или поздно оно окончится и они покинут, конечно, навсегда проклятое гапо.

По словам мэндруку, запаса провизии, если соблюдать некоторую экономию, должно хватить больше чем на две недели, а этого времени наверняка достаточно, чтобы добраться до твердой земли, если только они еще раз не запутаются среди деревьев затопленного леса. Какое счастье, что им встретилась морская корова! Без нее они могли бы умереть с голоду, так как не было ни малейшего признака хотя бы самой маленькой рыбки на всем этом водном пространстве, да по всей вероятности ничего не удастся им найти и на противоположном берегу.

Конечно, монгуба шла очень тихо. Самое большее они продвигались на милю в час, да и то при попутном ветре, но даже это было хорошо, потому что на веслах они продвигались бы вдвое медленнее.

Перед полуднем они лишились компаса: солнце подвигалось к зениту, и теперь нечего было и думать руководствоваться им при управлении лодкой, как не без иронии называл Мозэ неуклюжий ствол монгубы.

На общем совете решено было плыть по ветру. Кроме того, им все еще были видны вершины самых высоких деревьев. Некоторые из них так приметны, что по ним долго еще можно было управлять лодкой, по крайней мере до тех пор, пока деревья совсем не скроются за горизонтом.

Монгуба продвигалась вперед все медленнее и медленнее, а в самый полдень и совсем встала. Ветер прекратился, и наступил полный штиль. Парус повис и пока был совершенно бесполезен.

Попробовали взяться за весла, но на веслах монгуба еле-еле продвигалась вперед, делая не больше узла в час.

По приказанию Треванио весла были убраны, — зачем тратить силы понапрасну, — а так как все успели проголодаться после раннего завтрака, то решили заняться обедом, хотя к обеду имелось только вяленое мясо.

Мэндруку все время тщательно поддерживал на очаге огонь, добывание которого каждый раз сопряжено было с известными хлопотами. В несколько минут полусырая «говядина» отлично поджарилась, и каждый с завидным аппетитом съел свою порцию.

После обеда они собрались вместе поболтать, так как делать, собственно говоря, было нечего. Через два или самое большее три часа солнце настолько склонится к западу, что опять можно будет по нему ориентироваться. К тому же к вечеру вероятно, поднимется ветер, так, по крайней мере, говорил индеец, а ему в этом можно было смело довериться.

Они весело болтали, перекидываясь шутками и остротами и если что и беспокоило их, так это невыносимая жара. Солнце пекло немилосердно, самый воздух и тот казался раскаленным.

Вдруг Том, который больше всех вертелся на своем месте, отыскивая тень, объявил, что им остается только одно средство избавиться от жары — выкупаться. В воде, во всяком случае, гораздо прохладнее, чем на раскаленной колоде. С этими словами он надел на себя плавательный пояс и бросился в воду. Примеру его последовали трое других мужчин Треванио, его сын и племянник.

Маленькая Розита сидела под защитой навеса из широких листьев pothos, которые были сорваны еще накануне и укреплены на мертвом дереве. Эту палатку устроил кузен Ричард и, по-видимому, очень ею гордился.

Мэндруку, как уроженец Амазонки, не боялся тропического солнца, а про африканца Мозэ и говорить нечего, — он с наслаждением принимал солнечные ванны и, растянувшись на бревне, преспокойно заснул.

Но недолго пришлось спать Мозэ: его разбудили крики Тома, а потом и остальных купающихся.

Вслед затем все четверо поспешно поплыли к бревну, широкими взмахами рассекая воду и по временам как-то странно подпрыгивая в воде и болтая ногами в воздухе. Лица у них были испуганными, а крики боли доказывали, что какой-то таинственный враг преследует их в воде и даже пытается схватить.

Что это значит? Что там такое случилось?

Наконец беглецы подплыли к монгубе и вслед затем с лихорадочной поспешностью взобрались на бревно.

На вопрос, что их так испугало, купальщики не могли дать определенного ответа. Они и сами не знали; какое-то животное все время кусало их за ноги. Что это за животное — они не знали, но у него острые, как иголки, зубы, которыми оно рвало тело, как острогой.

Но в воде, наверное, не одно такое животное, а много, потому что каждый получил по нескольку ран и почти в одно и то же время. Их там, может быть, даже целое стадо. Ступни купавшихся были покрыты мелкими ранками, из которых понемногу сочилась кровь.

Врагов действительно было много, и, будь вода попрозрачнее, они наверное увидели бы этих врагов.

Мэндруку, едва только бросил взгляд на израненные ноги своих товарищей, как в ту же минуту понял, с каким врагом они имели дело; с лица его исчезло озабоченное выражение, и он спокойным тоном сказал:

— О, да это только пиранья!