ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.
правитьУже много разъ, и во внутреннемъ обозрѣніи Русской Мысли, и на страницахъ другихъ изданій, мы указывали на крайне разстроенное, весьма опасное состояніе государственнаго хозяйства въ Россіи. Опасность эта до настоящаго времени не только не уменьшается, но увеличивается чуть ли не съ каждымъ днемъ. Тягостныя испытанія, которыя переживаетъ наша сельско-хозяйственная промышленность, побуждаютъ насъ опять говорить о необходимости кореннаго измѣненія нашей финансовой системы. Слѣдующая таблица показываетъ ростъ государственныхъ доходовъ и расходовъ въ Россіи въ теченіе послѣднихъ двадцати пяти лѣтъ:
|
|
|
|||
|
|
|
|
| |
| Рублей. | ||||
| 1855 года |
|
|
|
|
| 1856 " |
|
|
|
|
| 1857 " |
|
|
|
|
| 1858 " |
|
|
|
|
| 1859 " |
|
|
|
|
| 1860 " |
|
|
|
|
| 1861 " |
|
|
|
|
| 1862 " |
|
|
|
|
| 1863 " |
|
|
|
|
| 1864 " |
|
|
|
|
| 1865 " |
|
|
|
|
| 1866 " |
|
|
|
|
| 1867 " |
|
|
|
|
| 1868 " |
|
|
|
|
| 1869 " |
|
|
|
|
| 1870 " |
|
|
|
|
| 1871 " |
|
|
|
|
| 1872 " |
|
|
|
|
| 1873 " |
|
|
|
|
| 1874 " |
|
|
|
|
| 1875 " |
|
|
|
|
| 1876 " |
|
|
|
|
| 1877 " |
|
|
|
|
| 1878 " |
|
|
|
|
| 1879 " |
|
|
|
|
| 1880 " |
|
|
|
|
Къ расходамъ послѣднихъ лѣтъ (1876—1878) слѣдуетъ присоединить издержки войны, общая сумма которыхъ далеко превышаетъ милліардъ рублей.
Эти цифры заставятъ призадуматься всякаго. Государственные расходы почти утроились въ четверть вѣка. Такъ какъ невозможно допустить, чтобы благосостояніе Россіи также утроилось за указанный промежутокъ времени, то, не смотря на паденіе цѣнности бумажнаго рубля, очевидно, что податная тяжесть стала необычайно велика. Правда, государство тратитъ деньги на народныя нужды; но въ числѣ производимыхъ имъ расходовъ первое мѣсто, къ сожалѣнію, продолжаютъ занимать расходы военные, которые поглощаютъ почти третью часть громаднаго бюджета, а второе мѣсто занимаютъ платежи по займамъ, внутреннимъ и въ особенности иностраннымъ. Мы не будемъ здѣсь касаться вопроса о томъ, дѣйствительно ли необходима для русскаго народа армія чуть ли не въ милліонъ человѣкъ, а замѣтимъ только, что, во всякомъ случаѣ, по этой статьѣ, расходовъ возможны весьма значительныя сокращенія. Но для осуществленія этихъ сокращеній требуется измѣненіе теперешняго порядка составленія государственнаго бюджета.
Недавно Молва сообщила слѣдующій случай: «По смѣтѣ морскаго министерства на 1879 годъ (1-я часть прилож., вѣдомость № 1-й) назначенъ расходъ на выдачу столовыхъ денегъ 1,424 разнымъ чиновникамъ, по 96 рублей каждому. Умножая 1,424 на 96, получимъ итогъ общаго расхода по этой статьѣ въ 136,704 руб. Въ вѣдомости же этотъ итогъ обозначенъ въ 236,704 руб., т. е. увеличенъ ровно на 100,000 рублей. Та же лишняя сотня тысячъ рублей послѣдовательно повторяется во всѣхъ послѣдующихъ итогахъ и послужила такимъ образомъ къ излишнему ассигнованію 100,000 руб. по смѣтѣ моренаго министерства. Замѣчательно, что эта ошибка не замѣчена ни составителями смѣты въ министерствѣ, ни государственнымъ контролемъ, ни министерствомъ финансовъ, чиновники которыхъ, конечно, разсматривали, соображали и давали заключеніи по этому предмету. Могутъ сказать, конечно, что описки и ошибки всегда возможны. Казна не могла понести отъ нея убытка, такъ какъ излишне ассигнованныя деньги не могли быть израсходованы (чиновники все-таки не получили болѣе 96 рублей столовыхъ). Но курьёзъ-то и заключается въ томъ, что излишне ассигнованные 100,009 руб. могли поступить въ число „остатковъ“, которыми чиновники министерства распоряжаются.»
Морское министерство поспѣшило представить возраженіе, съ которымъ, вѣроятно, обидѣвшись, обратилось не въ газету, подмѣтившую промахъ, а въ Голосъ. Утѣшительно во всякомъ случаѣ, что печатное слово у насъ уже начинаетъ производить надлежащее давленіе. Вотъ возраженіе морскаго министерства:
"Въ № 207-мъ газеты «Голосъ» перепечатана замѣтка изъ rasera «Молва» объ излишнемъ занесеніи въ морскую смѣту на 1879 годъ 100,000 руб. на выдачу столовыхъ денегъ разнымъ чиновникамъ. Именно, на 1,424 человѣка, показанныхъ въ смѣтѣ, считая по 96 руб. на каждаго, приходилось 136,704 руб.; испрошенъ же кредитъ въ 236,704 руб. Курьёзъ, но мнѣнію составителя замѣтки, заключается въ томъ, что излишне ассигнованные 100,000 руб. могли поступить въ число остатковъ, которыми излюбленные чиновники министерства распоряжаются обыкновенно для вознагражденія, въ концѣ года, своихъ заслугъ передъ отечествомъ.
«Указываемая ошибка, дѣйствительно, вкралась въ смѣту, но она на столько груба, что едва ли кто откажетъ въ объясненіи ея простою опискою, проскользнувшею при спѣшныхъ работахъ по изготовленію смѣтъ къ срочному представленію въ государственный совѣтъ; притомъ же она ни въ какомъ случаѣ не могла остаться незамѣченною впослѣдствіи, если бъ даже авторъ замѣтки и не подѣлился своимъ открытіемъ съ обществомъ путемъ печати. Въ данномъ случаѣ, по поводу простой цифирной ошибки, вовсе не важной по своимъ послѣдствіямъ, высказаны предположенія, обличающія лишь полное незнакомство съ условіями распоряженія смѣтными кредитами. Сумма въ 236,704 рубля, увеличенная по недосмотру, была назначена не для разныхъ чиновниковъ, а въ числѣ общаго кредита на денежное береговое довольствіе строевыхъ чиновъ, на которое ассигнуется ежегодно около 3,500,000 рублей. Никакими остатками изъ этого кредита, какъ бы они ни были незначительны, министерство распоряжаться по своему усмотрѣнію не можетъ и они остаются сполна въ государственномъ казначействѣ. Въ 1879 году, значительная часть остатковъ отъ ассигнованія на береговое довольствіе строевыхъ чиновъ, далеко превышавшая вышеуказанный излишекъ въ смѣтномъ назначеніи на этотъ предметъ, была обращена, съ разрѣшенія государственнаго совѣта, на пополненіе недостатка въ другомъ кредитѣ, испрошенномъ по смѣтѣ въ несоотвѣтственномъ дѣйствительной надобности размѣрѣ, а остальныя свободныя суммы поступили, съ заключеніемъ смѣты, въ государственный доходъ. Само собою разумѣется, что объ обращеніи вышеупомянутыхъ 100,000 на награды чиновникамъ не могло быть и рѣчи».[1] Молва, понятное дѣло, не удовлетворилась этими объясненіями. Мы, говоритъ газета, рѣшительно ничего не имѣли собственно противъ морского вѣдомства и полагали, что подобный случай не составляетъ исключенія и вполнѣ возможенъ во всѣхъ вѣдомствахъ, не только у насъ, но и въ другихъ странахъ, находящихся въ одинаковыхъ съ нами условіяхъ.
Было бы излишне напоминать, продолжаетъ Молва, что неправильныя статьи исчисленія нежелательны даже при цвѣтущемъ финансовомъ и экономическомъ положеніи государства. «Тѣмъ болѣе не должны они имѣть мѣсто тамъ, гдѣ каждая копѣйка на счету, гдѣ положеніе таково, что самыя неотложныя потребности не удовлетворяются за недостаткомъ средствъ. Извѣстно, напримѣръ, что распространеніе судебной реформы на западныя губерніи откладывалось именно въ виду стѣснительнаго положенія государственнаго казначейства».[2]
Почтенная газета совершенно права, и мы были очень удивлены, когда прочли въ Голосѣ статью, которая не видитъ въ данномъ случаѣ ничего серьезнаго, а только безвредную для государственнаго казначейства ошибку. «Составленіе смѣты, говорить Голосъ, — всегда дѣло спѣшное и не можетъ быть не спѣшнымъ. Смѣты составляются въ центральныхъ управленіяхъ на основаніи свѣдѣній, доставляемыхъ управленіями мѣстными, изъ которыхъ многія находятся въ весьма отдаленномъ разстояніи отъ столицы. Слишкомъ ранній срокъ доставленія этихъ свѣдѣній назначенъ быть не можетъ, потому что, въ такомъ случаѣ, данныя для составленія смѣтъ будутъ страдать устарѣлостью. Съ другой стороны, государственнымъ совѣтомъ для каждой смѣты назначенъ довольно ранній срокъ представленія. Вслѣдствіе этого, учрежденіямъ, какъ составляющимъ смѣты, такъ повѣряющимъ ихъ, приходится работать усиленно и очень спѣшно. Чиновникъ, работающій по 15-ти и болѣе часовъ въ сутки при составленіи и разсмотрѣніи смѣтъ, — вовсе не рѣдкость. Вслѣдствіе такой усиленной работы, ошибки и описки весьма возможны и дѣйствительно случаются. Обыкновенно, одному изъ участвующихъ въ размотрѣніи смѣтъ учрежденій удается во-время замѣтить ихъ и исправить. Но если она даже и останется въ смѣтѣ, бѣда не велика, и именно настоящій случай всего лучше убѣждаетъ въ этомъ. Излишне попавшіе въ смѣту 100,000 руб. не израсходованы и не могли быть израсходованы. Ни одинъ распорядитель кредита не могъ, подъ страхомъ личной отвѣтственности, израсходовать сумму, попавшую въ роспись по опискѣ и явно несоотвѣтствующую указанной въ смѣтѣ потребности, такъ какъ, по дѣйствующимъ правиламъ, каждая выдача производится прямымъ кредиторамъ казны и должна сопровождаться оправдательными документами. Выдачи, несогласныя со штатомъ, были бы при повѣркѣ признаны неправильными, хотя бы онѣ были произведены изъ разрѣшеннаго кредита».[3]
Молва опять таки основательно возражаетъ, что 100,000 руб. получили во всякомъ случаѣ другое назначеніе, что вовсе не безразлично въ государственномъ хозяйствѣ. А мы замѣтимъ, что напрасно онъ утверждаетъ, будто составленіе смѣты дѣло спѣшное и не можетъ быть неспѣшнымъ. При бюрократическомъ способѣ составленія бюджета всегда такъ, дѣйствительно, и бываетъ; но въ Англіи и во Франціи, напримѣръ, составленіе смѣты есть дѣло срочное, а не спѣшное, и грубыя ошибки, вродѣ подмѣченной Молвою, являются невозможностію. Къ тому же такихъ ошибокъ при ближайшемъ разсмотрѣніи нашлось бы не малое количество. Въ той же смѣтѣ и въ томъ же параграфѣ Молва замѣтила новую погрѣшность: на удовлетвореніе шести полковниковъ столовыми деньгами назначено по триста рублей каждому. По обыкновенной ариѳметикѣ это составитъ всего 1,800 рублей. Но вмѣсто этого итога въ приложеніи къ смѣтѣ находимъ цифру въ 5,256 рублей. Разница, положимъ, незначительная — только на 3,456 рублей, но нельзя того же сказать о самой «ошибкѣ». Чиновникамъ, производившимъ умноженіе, пришлось тутъ уже споткнуться и ошибаться на каждой изъ четырехъ цыфръ, вмѣсто одной, .какъ въ прежде указанной «опискѣ.»
Безсиліе одного административнаго контроля въ государственномъ хозяйствѣ убѣдительно доказано и постоянно доказывается исторіей. Чѣмъ обширнѣе и населеннѣе государство, чѣмъ больше развивается оно въ экономическомъ и другихъ отношеніяхъ, тѣмъ менѣе удовлетворительнымъ становится составленіе и утвержденіе государственнаго бюджета негласнымъ, канцелярскимъ путемъ, и тѣмъ болѣе нуждается финансовое управленіе въ хорошо образованныхъ должностныхъ лицахъ. «Техническое и научное образованіе необходимы не только потому, что управленіе податными сборами предполагаетъ многостороннее знакомство съ правомъ, юридическихъ бытомъ, промышленнымъ производствомъ, ходомъ торговли и коммерческихъ оборотовъ; но и потому, что наука облагораживаетъ и возвышаетъ духъ и дѣлаетъ его недоступнымъ для вліянія низкихъ побужденій»[4].
Грубыя ошибки и деликатныя взятки[5] нельзя искоренить иначе, какъ полною отмѣною бюрократическаго строя, который уже достаточно показалъ свою неповоротливость и безсиліе въ дѣлѣ преобразованія нашей податной системы. Подушная подать и соляной налогъ, изумительная величина питейнаго акциза и многое множество другихъ, не столь крупныхъ пороковъ русскаго .государственнаго хозяйства, давно осуждены и обществомъ, и печатью, давно признаны и самимъ правительствомъ. Въ началѣ августа въ печать проникло извѣстіе, опять подающее надежду на скорое наступленіе хоть одного изъ «счастливѣйшихъ» дней. Голосъ сообщаетъ, изъ вполнѣ достовѣрнаго, по словамъ газеты, источника слѣдующее:
23-го марта прошлаго года, по всеподданнѣйшему докладу министра финансовъ, Высочайше повелѣно было приступить въ обсужденію предположеній объ отмѣнѣ сборовъ, взимаемыхъ въ пользу государственнаго казначейства по подушной системѣ, и къ изысканію, для замѣны ихъ, другихъ источниковъ государственныхъ доходовъ. Съ этою цѣлью тогда же образована была, подъ предсѣдательствомъ министра финансовъ, особая коммиссія изъ представителей разныхъ вѣдомствъ. Къ участію въ ея занятіяхъ приглашены, сверхъ того, петербургскій городской голова, предводитель дворянства и предсѣдатель земской управы Петербургской губерніи. Еще весною 1879 года, коммиссіей выработаны главныя основанія предстоящей отмѣны существующихъ подушныхъ податей, причемъ предположено замѣнить ихъ тремя новыми прямыми налогами: подоходнымъ, личнымъ и подворнымъ. Для разработки, на указанныхъ основаніяхъ, подробнаго проекта каждаго изъ этихъ налоговъ, коммиссіей выдѣлены изъ своей среды три редакціонные отдѣла, подъ предсѣдательствомъ Д. Ф. Кобеко (подоходный налогъ), П. П. Семенова (личный налогъ) и К. И. Домонтовича (подворный налогъ).
Всѣ три отдѣла окончили въ настоящее время свои занятія, и составленные ими проекты положеній о новыхъ налогахъ, которые должны замѣнить подушныя подати, поступятъ на разсмотрѣніе общей коммиссіи въ началѣ осени, когда всѣ члены ея, послѣ лѣтняго ваканціоннаго времени, съѣдутся въ Петербургѣ. При этомъ министромъ финансовъ, предсѣдателемъ коммиссіи, приглашено будетъ къ участію въ ея занятіяхъ возможно большее число лицъ, знакомыхъ съ подлежащими обсужденію вопросами, согласно испрошенному имъ на то Высочайшему разрѣшенію. Публиковать выработанные редакціонными отдѣлами проекты, до ихъ обсужденія и согласованія въ средѣ общей коммиссіи, признается министерствомъ, какъ мы слышали, неудобнымъ и несвоевременнымъ. Составленіе и мотивированная редакція этихъ проектовъ, особенно по подоходному налогу, потребовали громаднаго труда, несмотря на множество подготовительныхъ работъ, исполненныхъ ранѣе существующей при министерствѣ финансовъ особою коммиссіей для пересмотра системы податей и сборовъ.
Намъ не совсѣмъ понятно, почему неудобно и несвоевременно публиковать выработанные редакціонными отдѣлами проекты. Ученые спеціалисты и люди, практически знакомые съ дѣломъ, могли бы представить замѣчанія и соображенія, весьма полезныя для коммиссіи, трудъ которой былъ бы такимъ образомъ значительно облегченъ. Едва ли можно предположить, чтобы опубликованіе проектовъ сопровождалось какими либо вредными для государства и народа результатами. Но русскому общественному мнѣнію приходится до настоящаго времени ограничиваться въ большинствѣ случаевъ ретроспективными сожалѣніями, удивленіями или восторгами.
Въ числѣ правительственныхъ мѣръ, возбудившихъ особенное вниманіе и чрезвычайно радостныя надеждъ? общества, первое мѣсто занимаютъ именные Высочайшіе указы 6 августа. Въ указѣ правительствующему сенату сказано:
«Именнымъ указомъ Нашимъ, даннымъ правительствующему сенату въ 12-й день февраля 1880 года, въ видахъ прекращенія покушеній дерзкихъ злоумышленниковъ поколебать въ Россіи государственный и общественный порядокъ, учреждена, на изложенныхъ въ упомянутомъ указѣ основаніяхъ, верховная распорядительная коммиссія по охраненію государственнаго порядка и общественнаго спокойствія. При этомъ, для объединенія дѣйствій всѣхъ властей, главному начальнику означенной коммиссіи, члену государственнаго совѣта, нашему генералу-адъютанту, генералу-отъ-кавалеріи, графу Лорисъ-Меликову предоставлены чрезвычайныя права.
„Слѣдя, со дня учрежденія верховной распорядительной коммиссіи, за мѣропріятіями главнаго начальника оной, Мы убѣдились, что ближайшая цѣль учрежденія коммиссіи — объединеніе дѣйствій всѣхъ властей для борьбы съ крамолою — на столько уже достигнута вполнѣ согласными съ видами нашими распоряженіями генерала-адъютанта графа Лорисъ-Меликова, что дальнѣйшія указанія Наши по охраненію государственнаго порядка и общественнаго спокойствія могутъ быть приводимы въ исполненіе въ общеустановленномъ закономъ^порядкѣ, съ нѣкоторымъ лишь расширеніемъ круга вѣдѣнія министра внутреннихъ дѣлъ. Вслѣдствіе сего, а также съ цѣлью большаго на будущее время упроченія единства дѣйствій существующихъ органовъ исполнительной власти, Мы признали за благо:
1) Верховную распорядительную коммиссію закрыть, съ передачею дѣлъ оной въ министерство внутреннихъ дѣдъ.
2) ІІІ-е отдѣленіе собственной Нашей канцеляріи упразднить, съ передачею дѣлъ онаго въ вѣдѣніе министра внутреннихъ дѣлъ, образовавъ особый, для завѣдыванія ими, въ составѣ министерства внутреннихъ дѣлъ, департаментъ государственной полиціи, впредь до возможности полнаго сліянія высшаго завѣдыванія полиціей въ государствѣ въ одно учрежденіе упомянутаго министерства.
3) Завѣдываніе корпусомъ жандармовъ возложить на министра внутреннихъ дѣлъ, на правахъ шефа жандармовъ.
4) Министру внутреннихъ дѣлъ предоставить завершеніе возбужденныхъ верховною распорядительною коммиссіей вопросовъ, съ правомъ приглашать для сего, въ особыя совѣщанія, членовъ закрываемой нынѣ коммиссіи.
5) Генералъ-губернаторамъ и другимъ учрежденіямъ и начальствующимъ лицамъ, въ тѣхъ случаяхъ, когда они, по существующему, во исполненіе указа 12-го февраля сего года, порядку, обращались къ главному начальнику верховной распорядительной коммиссіи, относиться на будущее время къ министру внутреннихъ дѣлъ, которому предоставить, впредь до особаго указанія Нашего, высшее направленіе всѣхъ слѣдственныхъ по государственнымъ преступленіямъ дѣлъ, на тѣхъ же основаніяхъ, на коихъ таковое направленіе принадлежало главному начальнику верховной распорядительной коммиссіи.
6) Въ видахъ облегченія многотрудныхъ обязанностей министерства внутреннихъ дѣлъ безъ нарушенія опредѣленнаго законами Россійской Имперіи значенія сего министерства, отдѣлить отъ онаго: а) присоединенные къ его составу, въ 1868 году, департаменты почтъ и телеграфовъ, съ образованіемъ изъ нихъ, на прежнемъ основаніи, особаго министерства почтъ и телеграфовъ, и б) департаментъ духовныхъ дѣлъ иностранныхъ исповѣданій, завѣдываніе коимъ, на правахъ главноначальствующаго, поручается Нами вмѣстѣ съ симъ особому лицу
и 7) Распоряженія по приведенію вышеизложеннаго въ исполненіе возложить на министровъ внутреннихъ дѣлъ и почтъ и телеграфовъ, по принадлежности предметовъ и по надлежащемъ соглашеніи съ другими вѣдомствами, съ испрошеніемъ, въ потребныхъ [случаяхъ, Нашихъ указаній и разрѣшеній.
Правительствующій сенатъ къ исполненію сего не оставитъ сдѣлать надлежащія распоряженія“.
Министромъ внутреннихъ дѣлъ назначенъ графъ Лорисъ-Меликовъ, а для г. Макова создано новое министерство — почтъ, телеграфовъ и духовныхъ дѣлъ иностранныхъ вѣроисповѣданій. Въ виду сильнаго развитія почтовыхъ и телеграфныхъ сношеній и ихъ великаго значенія для государства, учрежденіе этого послѣдняго министерства, по всей вѣроятности, принесетъ нѣкоторую пользу, хотя, думается намъ, было бы цѣлесообразнѣе соединить его съ министерствомъ путей сообщенія, а не съ управленіемъ духовными дѣлами иностранныхъ вѣроисповѣданій. Но для насъ, конечно, недоступны тѣ мотивы, которые вызвали упомянутое соединеніе.
Голосъ говоритъ по поводу этихъ указовъ: „Эти новые акты мудрости Государя будутъ встрѣчены всею Россіей съ чувствомъ живѣйшей радости и самой глубокой признательности. Они говорятъ о высокомъ довѣріи самодержавной власти къ своему народу, о прекращеніи чрезвычайныхъ мѣръ къ возстановленію порядка въ государствѣ, объ успокоеніи общества, взволнованнаго неслыханными доселѣ, преступленіями. Они служатъ важнымъ ручательствомъ въ томъ, что не будетъ болѣе преградъ къ правильному развитію Россіи, къ шествію ея по пути, на которомъ цивилизованные народы только и могутъ найти прочный порядокъ внутри и внѣшнее могущество“.
Газета справедливо находитъ, что главная заслуга въ этой перемѣнѣ нашей внутренней политики принадлежитъ бывшему начальнику верховной распорядительной коммиссіи. „Никогда не забудутъ возвращенные своимъ семьямъ и школѣ тысячи юношей, жестоко поплатившіеся за свои увлеченія, кому они обязаны возвращеніемъ изъ ссылки, смягченіемъ не въ мѣру суроваго наказанія, возможностью докончить свое образованіе, сдѣлаться добрыми гражданами; никогда не забудутъ потерявшіе было и вновь увидѣвшіе дѣтей своихъ отцы и матери, не забудетъ и все русское общество, кто былъ въ это печальное время душою и проводникомъ гуманности въ административныхъ мѣропріятіяхъ, кто употреблялъ всѣ усилія къ тому, чтобъ отдѣлить праваго отъ виноватаго, жертву минутнаго увлеченія отъ закоренѣлаго преступника“[6]. Голосъ полагаетъ, что Высочайшіе указы 6-го августа должны оставить глубокій слѣдъ въ нашей жизни, съ разныхъ сторонъ требующей обновленія. Прекращеніе дѣятельности верховной распорядительной коммиссіи означаетъ собою, что прошла пора временныхъ и чрезвычайныхъ мѣръ и вновь настало для Россіи время правильнаго государственнаго управленія; уничтоженіе III-го отдѣленія собственной канцеляріи Его Величества показываетъ, что административный произволъ отнынѣ осужденъ въ своей сущности и личная безопасность всякаго честнаго гражданина становится неприкосновенною.
Энергическая и весьма умная статья Современныхъ Извѣстій говоритъ, что третье отдѣленіе создало политическихъ преступниковъ, и изъ нихъ выросли революціонеры. Задержки естественному развитію, презрѣніе къ законности, оскорбленія и притѣсненія свободномыслящимъ вѣрноподданнымъ, въ отношеніяхъ Бенкендорфа къ Пушкину представляющія лишь слабое подобіе того, что совершалось съ другими менѣе извѣстными Престолу умами, должны были породить зло, котораго все безобразіе, всю чудовищность оплакиваютъ теперь честные граждане. Нигилизмъ есть дитя третьяго отдѣленія и системы, съ нимъ связанной и ему служащей отраженіемъ.
Не будемъ продолжать выдержекъ. Печать весьма сочувственно отнеслась къ уничтоженію третьяго отдѣленія. Явились было сомнѣнія въ томъ, произошла ли вслѣдствіе указа 6-го августа дѣйствительная перемѣна въ русскихъ учрежденіяхъ. Не есть ли это переименованіе? спрашиваетъ Страна,упоминая о переименованіяхъ Преображенскаго Приказа въ Преображенскую канцелярію, этой канцеляріи въ канцелярію тайныхъ розыскныхъ дѣлъ и т. д.[7]. Послѣдняя была Петромъ III уничтожена навсегда, дѣла ея были обречены вѣчному забвенію. Но, не смотря на всѣ эти примѣры, Страна вѣритъ, е что на этотъ разъ тайная канцелярія, въ смыслѣ основанія внутренней политики на тайномъ розыскѣ, упраздняется навсегда». Газета говоритъ, что теперь очередь за свободою печати, й прежде всего за отмѣною всякихъ административныхъ взысканій, т. е. предостереженій, пріостановокъ, запрещеній и т. п.
Въ качествѣ курьёза приведемъ нѣсколько заключительныхъ строкъ изъ передовой статьи «Московскихъ Вѣдомостей», которыя также выражаютъ сочувствіе упраздненію III отдѣленія. Московскія Вѣдомости замѣчаютъ: «Напрасно извѣстные органы нашей печати чураются этого упраздненнаго учрежденія: можно доказать, съ документами въ рукахъ, что духъ, который въ этихъ органахъ высказывается, жилъ и въ этомъ учрежденіи, что въ немъ откликались ихъ тенденціи и мнѣнія….»
Намъ думается, что въ рукахъ издателя Московскихъ Вѣдомостей могутъ находиться документы, непосредственно касающіеся лишь его газеты, и нельзя не согласиться съ г. Катковымъ, даже не видѣвъ его документовъ, что въ упраздненномъ учрежденіи откликались нѣкоторыя изъ тенденцій и мнѣній Московскихъ Вѣдомостей, et vice versa.
Мы не придаемъ особенно важнаго значенія включенію III отдѣленія въ министерство внутреннихъ дѣлъ. Несомнѣнно, что власть управляющаго этимъ министерствомъ, благодаря указу 6 августа, весьма увеличилась. Но, по совершенно справедливому замѣчанію Русскаго Курьера, эта реформа можетъ доставить обществу только такія гарантіи, размѣръ которыхъ будетъ зависѣть, главнымъ образомъ, отъ того лица, въ распоряженіе котораго будутъ поставлены всѣ полицейскіе органы Имперіи. Разъ это лицо стоитъ на высотѣ своей задачи, проникнуто современными идеями гражданственности, воодушевлено искреннимъ желаніемъ блага своей родинѣ и снабжено всѣми необходимыми полномочіями, — оно можетъ, мало-по-малу, оживить новымъ духомъ весь нашъ административный строй и, согласивъ охрану общества съ уваженіемъ къ личной свободѣ, открыть новую эру нашей внутренней политики. При другомъ же лицѣ, менѣе способномъ къ занятію такого высокаго поста, раздѣляющемъ убѣжденія, не гармонирующія съ духомъ новѣйшей гражданственности, и преслѣдующемъ болѣе узкіе идеалы, результаты могутъ получиться далеко не столь благотворные и, не смотря на новыя формы, духъ и порядки могутъ остаться прежніе[8].
Высшее управленіе русскимъ государствомъ прошло нѣсколько фазъ. Приказы XVII вѣка смѣнились петровскими коллегіями, наконецъ, явились министерства. Техническая часть въ административныхъ порядкахъ несомнѣнно улучшалась, но нерѣдко подобными улучшеніями все дѣло и ограничивалось. Кормленіе администраторовъ и судей на счетъ управляемыхъ и судимыхъ, оффиціально изгнанное съ самаго начала XVIII вѣка, перешедши нѣсколько метаморфозъ, дошло до нашихъ дней, и лишь въ нынѣшнее царствованіе, благодаря судебной реформѣ, отмѣнѣ откуповъ к другимъ преобразованіямъ, сокращено до незначительныхъ размѣровъ и пріобрѣло характеръ случайности. Съ другой стороны, личное, территоріальное и вѣдомственное начало продолжали смѣшиваться даже и въ то время, когда Россія управлялась министерствами. Если въ старину была Новгородская четь, то и теперь мы имѣемъ административныя учрежденія, которыя вѣдаютъ всѣ дѣла въ одной области; если прежде приказъ какому-нибудь дьяку Варфоломѣю заняться опредѣленнымъ дѣломъ велъ, къ образованію приказа, какъ учрежденія, то аналогичныя явленія происходили и въ новѣйшее время. Русскую интеллигенцію многіе ученые и публицисты дѣлаютъ отвѣтственною за такъ называемый петербургскій періодъ отечественной исторіи. Но тутъ очевидно дѣйствуетъ недоразумѣніе. Какая интеллигенція управляла Россіею въ упомянутое время? Ломоносовы, фонъ-Визины, Радищевы, Новиковы, Карамзины, Жуковскіе? Не Бироны ли и Аракчеевы?
Зарождавшейся, конечно, водъ западнымъ вліяніемъ (многіе предпочитаютъ византійское или татарское), народной русской мысли, потому что величайшій представитель русской интеллигенціи есть мужикъ Ломоносовъ, было тѣсно отъ администраторовъ, тѣсно отъ нѣмцевъ-конюховъ, отъ нѣмокъ-баронессъ. Русская мысль, какъ остроумно замѣтила Молва, зачислялась въ разрядъ бѣдствій, которыя удручаютъ россійскую Имперію, бороться съ которыми составляетъ насущную потребность для правительства: нашъ цензурный уставъ (законы о печати) помѣщенъ въ XIV т. Свода Законовъ, "въ «той, говоритъ, грозной и печальной книгѣ, лаконически трактующей о всевозможныхъ бѣдствіяхъ человѣческаго общежитія, въ ихъ числѣ и о печати. Не претендуя сообщить новость, напомню только, что XIV томъ заключаетъ въ себѣ уставъ пресѣченія и предупрежденія преступленій и посвященъ ссыльнымъ, бѣглымъ, безпаспортнымъ, тюрьмамъ и печати, какъ бы сопоставляя ее съ каторжниками, бѣглыми, пожарами, голодомъ, чумою и подобными имъ роковыми и неизбѣжными ужасами общественнаго бытія».
Новымъ духомъ повѣяло, говорятъ газеты. Новымъ духомъ повѣяло, радостно привѣтствуютъ другъ друга въ обществѣ. Съ печати снимается спала; ее хотятъ освободить отъ постояннаго и небезопаснаго сосѣдства съ каторгой и тюрьмой. Отъ души радуемся и мы, журналисты, ощущая меньшую тяжесть на своихъ плечахъ, менѣе острыхъ препятствій для своего языка. Но мы уже настаивали на той мысли, что въ государственномъ строѣ одна важная перемѣна влечетъ за собою рядъ другихъ, или остается на бумагѣ, какъ турецкая конституція. Всѣ учрежденія государства, всѣ факторы, которыми опредѣляется общественная жизнь, находятся между собою въ тѣсномъ соотвѣтствіи. Какъ уровень воды въ сообщающихся между собою сосудахъ стремится находиться на одной линіи, такъ и всѣ учрежденія и законы стремятся къ регулированію однимъ и тѣмъ же принципомъ.
Но, конечно, для укрѣпленія учрежденія, для надлежащаго роста закона, необходимо, чтобы сознаніе его пользы или настоятельной важности воспиталось у значительнаго числа гражданъ, если не у всѣхъ. Къ сожалѣнію, наше образованіе до послѣдняго времени отождествляло достоинство гражданина съ добродѣтелью Молчалива или геройствомъ Держиморды. Читатели помнятъ, вѣроятно, исторію съ г. Сигомъ, одесскимъ педагогомъ, исторію, которая вызвала такой дружный взрывъ негодованія нашей печати. Сиги, оказываются, водятся и въ другихъ мѣстахъ. Ялтинскій корреспондентъ Новаго Времени[9] разсказываетъ слѣдующій случай:
"Недавно у насъ случился эпизодъ, хорошо обрисовывающій порядки мѣстной гимназіи и нравственную правоспособность лицъ, поставленныхъ во главѣ управленія. Засѣдалъ, видите ли, педагогическій совѣтъ ялтинской женской прогимназіи подъ предсѣдательствомъ инспектора мѣстной мужской прогимназіи — одного изъ стаи славной — доблестныхъ чеховъ, призванныхъ володѣть нами. Говорили на совѣтѣ много — сказали мало, въ протоколъ не внесли ничего. Одна изъ учительницъ, почтенная личность, весьма уважаемая въ Ялтѣ, дерзнула обратиться къ инспектору-съ просьбой позволить занести въ протоколъ ея мнѣніе о неправильно произведенномъ экзаменѣ но ея предмету, но безъ нея. Инспекторъ отвѣтилъ кратко, но выразительно: не хочу! — Его попросили мотивировать свой отказъ болѣе законно.
— Да что съ вами толковать: вы неприличная женщина!…
Всѣ, разумѣется, были ошеломлены, тогда инспекторъ-чехъ, въ подтвержденіе неприличности учительницы, пояснилъ:
— Я разъ встрѣтился на улицѣ съ вами и вы мнѣ не поклонились! Господинъ, шедшій со мною, сказалъ даже: о, я бы проучилъ эту дуру!…
Представьте себѣ впечатлѣніе этой выходки. Недаромъ упрекаютъ учениковъ и ученицъ ялтинскихъ гимназій въ неумѣніи держать себя: чего же ждать отъ нихъ, если выписанные изъ Праги педагоги подаютъ имъ столь блистательные примѣры вѣжливости и уваженія къ женщинѣ?! Ошеломленная учительница не рѣшилась отвѣчать бранью на брань, — она отвѣчала только напоминаніемъ, что здѣсь валъ засѣданія педагогическаго совѣта, предложила ему придти въ себя и поразмыслить о томъ, что онъ говоритъ, но увлекшійся инспекторъ закусилъ удила и, увлекаемый благоговѣйнымъ молчаніемъ слушателей, продолжалъ въ томъ же родѣ. Начальница женской прогимназіи сіяла отъ удовольствія, внимая ему; ей давно хотѣлось выжить учительницу, мѣшавшую ей устраивать здѣсь свои дѣла. Оскорбленной женщинѣ осталось одно — обратиться съ жалобой, куда слѣдуетъ. Храбрый инспекторъ, угнавъ объ этомъ, струсилъ. Является самъ къ обруганной имъ женщинѣ; та его не принимаетъ; пишетъ извинительное письмо (доставленное намъ въ редакцію), на которое не получаетъ отвѣта. Видя, что такимъ путемъ ничего не подѣлаешь, инспекторъ кидается къ попечителю. Онъ представляетъ ему учительницу, какъ не соотвѣтствующую своему назначенію, проситъ ея отставки, которая, разумѣется, не заставляетъ себя долго ждать. Въ Ялтѣ всѣ, начиная отъ властей и кончая ея временными жителями, глубоко возмущены этою несправедливостью, особенно родители воспитанницъ женской гимназіи, которые, такимъ образомъ, лишились одной изъ лучшихъ своихъ преподавательницъ.
Всего комичнѣе письмо инспектора. Мы приводимъ изъ него нѣсколько перловъ: оскорбленіе нанесено имъ учительницѣ, видите ли, потому, что "событія послѣднихъ дней вывели (бѣднаго инспектора) изъ терпѣнія и совершенно разстроили. Онъ чувствуетъ себя очень плохо, хотя и не знаетъ причины этому. Онъ, видите ли, перенесъ въ свое время много непріятностей — и «вотъ слѣды перенесеннаго горя». «Въ моихъ словахъ (дура, неприличная женщина) не было ничего преднамѣреннаго, нарочно подготовленнаго, это просто звуки, произнесенные въ какомъ-то забытьи. Тѣмъ болѣе досадно мнѣ, что я повторялъ слова человѣка, которому при встрѣчѣ я и руки не подалъ бы… Неужели вы захотите эксплуатировать мою ошибку? восклицаетъ инспекторъ далѣе. Зачѣмъ вы раздуваете искру въ огонь (все это подлинные перлы инспекторскаго краснорѣчія). Я аплодирую къ врожденной женщинѣ мягкости и прошу повѣрить, что ваше согласіе на мое предложеніе — простить меня — сдѣлаетъ большую честь вашему уму и еще болѣе сердцу. Вы одержите побѣду надъ страстью вашей и моей (?1). Я все это дѣлаю для того, что не хочу выносить сора изъ избы: я очень не люблю, чтобы обо мнѣ говорили (еще бы!) и я одинаково смущаюсь, какъ хорошими, такъ и дурными отзывами (какой подумаешь застѣнчивый!). Кромѣ того, я васъ спрашиваю: не совѣстно ли вамъ будетъ преднамѣренно, обдуманно, вполнѣ сознательно прибавлять послѣднія капли въ чашу горечи, которую я выпилъ (безграматно — какъ же это прибавлять капли въ выпитую уже чашу?) — я говорю искренно и откровенно и honny soit qui mal у pense!
P. S. Всякая вражда есть только недоразумѣніе, сказалъ одинъ изъ ораторовъ на праздникѣ Пушкина въ Москвѣ!»
Послѣдній перлъ лучше всего!…
Впрочемъ, всѣ эти перлы и раскаянія не помѣшали устроить отставку оскорбленной имъ учительницы.
Послѣдній перлъ, дѣйствительно, крайне характеренъ. Батюшка, съ церковной каѳедры обзывавшій всѣхъ дворянъ нигилистами и злодѣями, ссылается на передовую статью Московскихъ Вѣдомостей; г. Булюбашъ, осужденный, какъ клеветникъ, обѣляется и превозносится юристами г. Каткова; педагогъ, совершившій отвратительный, глубоко безнравственный поступокъ, чтобъ увернуться отъ послѣдствій этого поступка, взываетъ, какъ г. Катковъ, что «всякая вражда есть только недоразумѣніе»! О, нѣтъ, господа Сиги! Ненавидѣть развратителей нашихъ дѣтей, презирать клеветниковъ и доносчиковъ — не христіанское, конечно, дѣло; но эта ненависть и презрѣніе кипятъ въ каждомъ честною человѣкѣ, они являются роковыми послѣдствіями дѣяній и писаній господъ, о которыхъ мы упоминали. Вражда съ Булюбашами, Сигами и Раздеришиными составляетъ гражданскій долгъ, и когда всѣ образованные люди, большинство ихъ по крайней мѣрѣ, будутъ исполнять этотъ долгъ, дѣятелямъ, похожимъ натри названныхъ, придется плохо. И скоро придется плохо.
Надо надѣяться, что правительство приметъ въ ближайшемъ будущемъ цѣлесообразныя мѣры и противъ другаго общественнаго зла, на которое уже давно указываетъ печать, бороться съ которымъ, на сколько это было въ его власти, принялось отчасти и земство. Я имѣю въ виду фабричные порядки, о которыхъ мнѣ приходилось уже говорить на страницахъ внутренняго обозрѣнія ^Русской ". Нервно сгорѣла въ Петербургѣ табачная фабрика Шапшала. Этотъ пожаръ служитъ новою ужасающею иллюстраціею недостатковъ нашего фабричнаго законодательства. Новое Время напечатало по этому поводу прекрасную передовую статью, которая дышетъ честнымъ негодованіемъ. Съ особеннымъ удовольствіемъ приводимъ выдержки изъ статьи газеты, къ которой Русская Мысль не имѣетъ основаній вообще относиться сочувственно. "Вы читали, говоритъ Новое Время, потрясающія душу подробности пожара на фабрикѣ Шапшала. Не стихія губила, безсмысленная и безжалостная, а губилъ сообразительный человѣкъ, презрѣнный торгашъ, для котораго жизнь работницъ ничто въ сравненіи съ горстью табаку. Его душа не дрогнула передъ криками и отчаяніемъ не только взрослыхъ, но и дѣтей. Несчастныя дѣти, принужденныя размѣнивать дѣтскіе годы на ничтожный заработокъ, цѣлый день запертыя въ удушливой атмосферѣ, были лишены права спасать свою жизнь, единственное благо ихъ, можетъ быть, единственную ихъ собственность. Ихъ заперли, какъ звѣрей въ клѣтку, и въ ужасѣ и отчаяніи они кидались въ окна и погибали. А презрѣнный и сообразительный торгашъ производилъ обыскъ у работницъ, чтобы ни одна щепоть табаку не ушла изъ фабрики; онъ преспокойно подвергалъ опасности человѣческія души, слышалъ крикъ и вопли дѣтей, видѣлъ испуганныя, молящія, помертвѣлыя лица, видѣлъ смятеніе, какое только можетъ быть въ толпѣ въ нѣсколько сотъ человѣкъ, но все это было ничто передъ высшими соображеніями бездушнаго взрослаго человѣка. Двери держались на запорѣ; въ нихъ стучали извнѣ; пламя проникало въ помѣщеніе несчастныхъ работницъ, м первобытный способъ осады — бревно — наконецъ, выбило дверь и толпа ринулась, давя другъ друга въ страшномъ безпамятствѣ….
Жизнь и здоровье рабочаго люда дешево цѣнятся на Руси. Г. Молчановъ сообщаетъ любопытныя свѣдѣнія о томъ, какъ производятся извѣстныя металлическія издѣлія въ Павловѣ — Вормсѣ. Вотъ, напримѣръ, описаніе процесса закалки металла на фабрикѣ Завьялова. Въ сторонкѣ, къ полю, стоитъ маленькій каменный домикъ, съ двумя высокими трубами. Въ низкой комнатѣ, которая 'имѣетъ до четырехъ саженъ въ длину и до двухъ въ ширину, сидятъ двое рабочихъ. Передъ каждымъ изъ нихъ стоитъ жаровня съ тлѣющимъ углемъ, ручные мѣха и высокій горшокъ съ масломъ. Рабочій беретъ лезвіе, раскаливаетъ его на жаровнѣ и затѣмъ опускаетъ въ масло, — голубой; дымокъ смрада и гари взовьется въ тотъ же мигъ. «Я вошелъ въ эту кузницу, пишетъ г. Молчановъ, въ 10 часовъ утра и уже въ этотъ часъ не только внутренность ея, но и все зданіе было окутано цѣлымъ облакомъ этого смрада. Мой проводникъ не рѣшался даже вести меня сюда:
— Вонь ужасная-съ, терпѣть невозможно, пояснилъ онъ мнѣ; нарочно ее и отнесли подальше, а то на все село смраду напуститъ….
— Работаете безъ смѣны? спрашиваю у закальщиковъ.
— Безъ смѣны.
— Ничего, попривыкли къ смраду-то?
— Привыкнешь! Какъ, пошабашишь, такъ не знаешь что тутъ дѣлать — голову ли расшибить, али водки напиться…. вотъ тебѣ и привыкли….
Эти рабочіе получаютъ до 1 1/2 и 2-хъ рублей въ недѣлю. Вотъ, подите же — есть у завьяловской фабрики извѣстность завидная, барыши хорошіе, а для самой ужасной работы она построила такую клѣтушку, гдѣ и безъ масляныхъ тучъ роимъ задохнуться отъ одной тѣсноты можно!»
Изобрѣтательность рыцарей индустріи по истинѣ удивительна, когда дѣло касается полученія барыша не съ помощію знанія и труда. Новороссійскій Телеграфъ[10] передаетъ, что арендаторы одесской писчебумажной фабрики обратились къ мѣстному градоначальнику съ слѣдующимъ предложеніемъ: пусть градоначальникъ вызоветъ со стороны данъ-благотворительницъ организацію сбора исписанной и негодной бумаги, за которую арендаторы фабрики предлагаютъ по тридцати копѣекъ съ пуда. Эти деньги должны поступать на воспитаніе сиротъ, на призрѣніе стариковъ и тому подобныя благотворительныя цѣли. Объясненіе этой человѣколюбивой затѣи гг. фабрикантовъ заключается въ томъ, что они въ настоящее время платятъ за пудъ исписанной и негодной въ употребленію бумаги по два и по три рубля. Гешефтъ этотъ едва ли удастся, замѣчаетъ Новороссійскій Телеграфъ. Дѣйствительно, пріемъ слишкомъ уже грубъ.
Много еще невѣжественнаго и дикаго въ русскомъ обществѣ. Въ поневѣжскомъ уѣздѣ былъ недавно такой случай. Въ деревнѣ Шавдыняхъ, молдочанской волости, крестьяне поймали злоумышленника, покушавшагося украсть лошадей. Онъ былъ доставленъ въ уѣздное полицейское управленіе въ самомъ жалкомъ видѣ. Крестьяне сначала избили его до потери сознанія толстыми веревками, а потомъ разрѣзали животъ[11]. Близь Динабурга, четверо крестьянъ убили также крестьянина-конокрада камнями по головѣ. Въ Недѣлю пишутъ о слѣдующемъ случаѣ съ сестрою милосердія въ миргородскомъ уѣздѣ. «Пріѣхала она въ село дезинфецировать, а въ селѣ знали уже о „бунтахъ“, имѣвшихъ мѣсто по сосѣдству. Вваливаются въ ея комнату нѣсколько мужиковъ и начинаютъ ее допрашивать: „Що ты таке?“ желая этимъ вопросомъ выразить: что ты за птица такая, что лѣзешь къ намъ въ хаты и хочешь распоряжаться тамъ, гдѣ въ самыя плохія для мужика времена уважалась его личность и его свобода. Сестра милосердія сердится и отвѣчаетъ, что. она — „человѣкъ“. По-малорусски „чоловікъ“ значитъ мужчина. Мужики изумлены, тревога ихъ усиливается, и они намѣрены освидѣтельствовать барыню, въ самомъ ли дѣлѣ это мужчина. „Можетъ, у нея хвостъ есть, можетъ она шерстью обросла — кто ее знаетъ“. Сестра милосердія пугается и проситъ, чтобъ если ужъ свидѣтельствовать, то пусть свидѣтельствуютъ бабы. Крестьяне согласны: бабы такъ бабы, хотя и странно это, если пріѣзжая объявила себя мужчиной. Освидѣтельствовали бабы и объявили собравшемуся селу, что пріѣзжая женщина хвоста не имѣетъ, шерстью не обросла, вообще никакихъ признаковъ вѣдьмы не имѣетъ. Но встревоженные мужики не рѣшаются выпустить ее: если она пріѣхала не съ злымъ умысломъ, то зачѣмъ объявила себя мужчиной. Очевидно, что тутъ что-то не ладно. Ее ведутъ въ волостное правленіе (или въ такъ называемую сборную), но на дорогѣ встрѣчается какая-то проѣзжая особа и спасаетъ бѣдную мученицу за цивилизацію и медицину; ее увозятъ въ Полтаву.»
Корреспондентъ Новостей сообщаетъ изъ Янова, что въ деревнѣ Миканцахъ, не далеко отъ этого города, молнія зажгла хату. Побѣжали за водой, но крестьянинъ, на дворѣ котораго былъ колодезь, не позволилъ черпать воду, потому что зажженное грозой должно безпрепятственно горѣть. Не одно крестьянство, конечно, отличается суевѣріемъ и невѣжествомъ: это общая болѣзнь русскаго государства. Фельетонистъ Курьера[12] искусно сгруппировалъ факты, когда невѣжество поддерживалось безтактностію и неразуміемъ представителей высшихъ классовъ, когда оно питалось пасущими и правящими. Мы приведемъ только одинъ случай, весьма характерный. Дѣло происходитъ въ Курской губерніи.
"Въ одной изъ деревень, гдѣ свирѣпствовалъ дифтеритъ, отрядъ Общества Краснаго Креста предполагалъ производить дезинфекцію домовъ. Предположеніе однако вызвало упорное сопротивленіе со стороны крестьянъ, между которыми особенною назойливостью отличался парень лѣтъ 25. Колодой крестьянинъ выдавалъ себя за пророка, способнаго вылѣчивать всѣ болѣзни и выгонять нечистыхъ. Толки его произвели между крестьянами большое волненіе и тогда урядникъ, чтобы дать возможность персоналу Краснаго Креста окончить свои занятія, задержалъ парня и отправилъ его къ становому. У того въ квартирѣ начался допросъ. Парень Фроловъ вретъ, какъ Никашка въ «Горькой судьбинѣ»:
«Я могу теперича всѣхъ вѣдьмъ созвать. Скажу — и кончено. А нечистому…. этому супротивъ меня устоять никакъ невозможно, — слово такое знаю. Опять же я съ самаго младенчества оченно насчетъ его понимаю. Какъ я еще родился, сейчасъ же и говорю: „выгоните, — говорю, — этихъ бабъ: онѣ — вѣдьмы“. Вотъ оно дѣло-то какое!… Только долженъ я вамъ, ваше благородіе, сказать, что за мой за этотъ даръ большое я испытаніе претерпѣлъ…. въ воронежскомъ острогѣ сколько времени высидѣлъ….»
Парень вретъ, а становой слушаетъ; затѣмъ онъ что-то намоталъ себѣ на усъ о медицинскихъ способностяхъ Фролова и послалъ его для экзамена къ земскому врачу. Врача не оказалось; тогда становой самъ произвелъ повѣрочное испытаніе чародѣя и, наконецъ, глубоко убѣжденный въ его чудодѣйственной силѣ, окончательно увѣровалъ. Онъ не только призналъ правдой все вранье Фролова, но поручилъ даже ловкому парню для лѣченія родную дочь, страдающую хроническимъ воспаленіемъ, и тотъ по своей бѣсовской наукѣ принимается за изгнаніе «нечистаго» изъ дочери сто благородія…."
Представители другой отрасли администраціи поступаютъ не менѣе прекрасно. Виленскій Вѣстникъ сообщаетъ[13], что «24 іюля, подъ вечеръ, въ госпиталь св. Якова былъ привезенъ больной отставной солдатъ. Такъ какъ всѣ мѣста были заняты больными, то привезшему посовѣтовали обратиться въ госпиталь Савичъ. Привезшій отвѣчалъ, что туда онъ уже обращался, но что и тамъ всѣ мѣста заняты. Однако, это объясненіе ни къ чему не повело, и его оставили стоять во дворѣ съ телѣжкою и больнымъ. Постоявъ нѣкоторое время и не видя около себя людей, привезшій оставилъ солдатика во дворѣ госпиталя, а самъ уѣхалъ тишкомъ. Оставленнаго солдата скоро замѣтили и выпроводили за ворота госпиталя. Въ пятницу, утромъ, этотъ несчастный солдатъ найденъ мертвымъ на берегу Виліи, недалеко отъ госпиталя св. Якова. Полагаютъ, что онъ хотѣлъ напиться и потому спустился къ рѣкѣ, гдѣ и умеръ.»
Трудно рѣшить, что хуже: подобнаго ли рода бездѣйствіе власти, или такая дѣятельность, какую проявляетъ, напримѣръ, администрація тифлисскаго уѣзда. Въ числѣ многихъ другихъ случаевъ, корреспондентъ Обзора[14] изъ Авчалъ разсказывалъ слѣдующій: «На дняхъ, писалъ корреспондентъ, въ Авчалахъ явился приставъ съ приказомъ отъ уѣзднаго начальника погнать жителей на постройку колеснаго пути отъ станціи Авчалы до селенія Глдани. Проведеніе дорогъ — вещь безспорно очень хорошая — составляетъ обязанность всякаго мудраго и преданнаго дѣлу правителя уѣздомъ, но только тогда, когда отъ этого есть какая-нибудь польза для мѣстности въ торговомъ, промышленномъ или, наконецъ, въ военномъ отношеніяхъ. Но такими ли соображеніями руководствовался, въ данномъ случаѣ, нашъ уѣздный начальникъ?
Въ самомъ дѣлѣ, изъ Авчалъ въ Глдани существуютъ и безъ того двѣ дороги; одна по оврагу подъ названіемъ, другая въ обходъ, черезъ глданскія поля и мѣсто называемое Дояни. Къ чему же было строить еще дорогу, заставлять жителей жертвовать дорогимъ для нихъ временемъ жнитва, покосовъ и обработки садовъ? Отвѣтить на это нетрудно, если читатель приметъ въ соображеніе, что въ селѣ Глдани имѣетъ лѣтнюю резиденцію нѣкій г. Акимовъ, членъ губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія, умѣющій устраивать весьма вкусные обѣды и обдѣлывать весьма искуссныя дѣла. Этотъ г. Акимовъ, чтобы отправиться въ Тифлисъ, пріѣзжаетъ изъ Глдани на Авчальскую станцію въ кабріолетѣ, и понятно, что для этого недостаточна мизерная дорога по-оврагу или въ обходъ, а нужна прямая, хорошая….
Жители Авчалъ, не смотря на увѣренія пристава, что постройка этой дороги предписана губернаторомъ, сразу же пронюхали въ чемъ дѣло и убѣдились, что дорога Дѣлается для акимовскаго кабріолета. Но что имъ было дѣлать, приказано — и баста. Впрочемъ, г. Акимовъ или чины уѣздной власти сами, вѣроятно, догадались, что безъ выставленія особыхъ причинъ проведенія этой дороги какъ-то неловко, и вотъ, между крестьянами распущенъ нелѣпый слухъ, будто скоро къ г. Акимову въ гости поѣдетъ на обѣдъ одна высокопоставленная особа, и что потому необходимо проложить хорошій путь.
Слухъ этотъ оказалъ должное вліяніе на наивныхъ крестьянъ и цѣль пристава и г. Акимова достигнута: для одного строится удобное сообщеніе къ станціи, для другаго къ вкуснымъ обѣдамъ…. А что за все это страдаютъ крестьяне съ ихъ женами и дѣтьми — до этого нѣтъ никому ни малѣйшаго дѣла.
Но авчальцевъ всего болѣе безпокоитъ то обстоятельство, что дорогу приходится проводить черезъ авчальское кладбище и придется перерывать и перекапывать могилы своихъ отцевъ, дѣтей и женъ. У авчальцевъ, какъ они сами утверждаютъ, никогда не хватило бы рѣшимости на подобное святотатство, если бы не было на то приказанія.
И все это дѣлается въ самую пору сельскихъ работъ, когда каждый часъ приноситъ крестьянину обезпеченіе на цѣлый мѣсяцъ. При истребленіи саранчи, изнурившей авчальцевъ въ конецъ, крестьянамъ выдавали по крайности хлѣбъ, а тутъ они сами должны содержать себя при нынѣшней дороговизнѣ.»
Много могли бы мы привести подобныхъ случаевъ, если бъ не боялись утомить ихъ печальнымъ однообразіемъ вниманіе читателей. Земля наша велика и обильна, да порядку въ ней нѣтъ, приходится намъ говорить и въ послѣдней четверти XIX вѣка. Страна находитъ, что учрежденіе урядниковъ, это необходимое и принесшее уже не мало пользы, по мнѣнію газеты, учрежденіе, есть шагъ къ созданію въ уѣздахъ хотъ нѣкоторой безопасности жизни и имущества, дотолѣ совершенно отсутствовавшей (?). Петербургская газета говорятъ въ настоящемъ случаѣ пустяки. Никакой необходимости въ урядникахъ не было, да и до сей поры нѣтъ. Пользу они, дѣйствительно, принесли въ нѣкоторыхъ случаяхъ; но и вреда отъ нихъ было не мало, вслѣдствіе замашекъ урядниковъ уловлять духъ. Впрочемъ, объ этомъ толковать теперь не представляется надобности. Не урядники, конечно, смягчатъ нравы и создадутъ безопасность въ нашей деревнѣ, какъ не полиція подыметъ благоустройство и благочиніе въ нашихъ городахъ. Наше спасеніе заключается въ широкомъ распространеніи образованія, въ развитіи уваженія къ личности, въ обезпеченіи учрежденіями и законами ея неприкосновенности. Необходимо, чтобы либералъ и консерваторъ чувствовали себя не рабами, а гражданами государства, чтобъ они могли честно поработать, по своему разумѣнію, дома и смѣло постоять за достоинство родины на чужбинѣ. За-границей, гдѣ прежде видали преимущественно нашихъ баръ и купчинъ, сорившихъ деньгами и учинявшихъ безобразія; гдѣ привыкли слышать отъ крупныхъ и мелкихъ представителей русской дипломатіи пренебрежительные отзывы о нашемъ общественномъ мнѣніи и полныя ненависти выходки противъ славянъ, теперь начинаютъ замѣчать, что на Руси существуютъ люди получше. На дняхъ въ Московскихъ Вѣдомостяхъ[15] г. Васильевъ (это, кажется, псевдонимъ) разсказалъ слѣдующее происшествіе. Городъ Льежъ (Бельгія) давалъ банкетъ иностраннымъ журналистамъ. Приводимъ подлинныя слова т. Васильева.
Во время банкета оркестръ. началъ исполнять національные гимны различныхъ странъ. Это была прекрасная мысль. Сначала заиграли англійскій гимнъ, и всѣ англичане немедленно поднялись на своихъ мѣстахъ. Затѣмъ послѣдовало Partant pour la Syrie, Марсельеза, голландскій гимнъ, прусскій гимнъ. Я съ нетерпѣніемъ ожидалъ скоро ли раздастся наше Боже, Царя храни!
Возлѣ меня сидѣлъ комендантъ. Оркестръ былъ военный. Я обратился къ коменданту:
— Скоро ли будетъ русскій гимнъ?
— Comment donc, monsieur. Mais tout а l’heure.
Комендантъ бросилъ свою салфетку и побѣжалъ въ другую комнату, гдѣ помѣщалась музыка. Возвращается чрезъ нѣсколько минутъ и говоритъ, что послали за нотами. По прошествіи другихъ пяти минутъ оказывается, что ноты заперты у «капельмейстерши» и что ея нѣтъ дома.
Позвольте, какое мнѣ дѣло было до того, гдѣ находится эта почтенная дама! Мнѣ нуженъ былъ нашъ гимнъ.
Мнѣ предлагаютъ переговорить съ капельмейстеромъ. Иду къ нему. Тотъ въ совершенномъ отчаяніи:
— Monsieur, mais si j’avais pu prévoir….
О! вы не можете представить себѣ, какъ именно на чужбинѣ крѣпнетъ и растетъ любовь и привязанность къ родинѣ! Какъ? Играютъ національные гимны различныхъ странъ, собранныхъ на банкетѣ, а я не услышу моего роднаго гимна? Это невозможно. Я объявляю, что немедленно оставляю банкетъ.
— Mais, monsieur, si vous le désirez, nous allons immédiatement cesser d’exécuter les hymnes nationaux.
Да, это нужно было сдѣлать, и оркестръ немедленно прекратилъ исполненіе дальнѣйшихъ гимновъ. Мнѣ предложили какую-то очень мудреную комбинацію. Пусть я предложу тостъ, въ которомъ скажу: если вы, милостивые государи, не слыхали русскаго гимна за отсутствіемъ нотъ, то вы за то слышите теперь голосъ русскаго и т. д. Это выходило что-то совсѣмъ иное, нежели мнѣ было нужно. Я объявилъ, что не стану предлагать никакого тоста, но что прошу trиs vivement г. бургомистра произнести слѣдующій тостъ:
"Я предлагаю, милостивые государи, выпить за всѣ страны, народные гимны которыхъ, къ сожалѣнію, не могли быть исполнены за отсутствіемъ нотъ.
Не далеко отъ меня сидѣлъ какой-то господинъ. Ничего не говоря, онъ протягиваетъ мнѣ свою карточку. Читаю: Диллонъ, корреспондентъ отъ Journal de St.-Pétersbourg. Чрезъ мгновеніе бургомистръ встаетъ и произноситъ желаемый тостъ. Буря рукоплесканій. Съ разныхъ сторонъ ко мнѣ протягиваются бокалы, къ «русскому журналисту»; съ другаго конца стола подходятъ чокнуться представители вѣнскихъ и берлинскихъ газетъ. Диллонъ такъ и сіяетъ. Сіяетъ и какой-то французскій корреспондентъ, который сидѣлъ напротивъ меня и все видѣлъ:
— Eh bien, monsieur, vous êtes content? Tout est sauvé, n’est-ce pas?
У насъ нѣтъ ни малѣйшей охоты иронизировать надъ патетическимъ тономъ г. Васильева. Наоборотъ, по нашему мнѣнію, онъ поступилъ какъ добрый русскій, и за это ему искреннее спасибо. Но не поймутъ ли Московскія Вѣдомости (не поймутъ, конечно), что языкомъ г. Васильева не смѣетъ говорить ни г. Булюбашъ, ни г. Сигъ, что эти господа навлекаютъ позоръ на русское имя?
- ↑ Голосъ, № 211.
- ↑ Молва, № 212.
- ↑ Голосъ, № 213.
- ↑ К. фонъ-Говъ: Налоги и государственные долги, 36 (переводъ H. X. Бунге, нынѣшняго товарища министра финансовъ).
- ↑ Подобныя тѣмъ, о которыхъ разсказывалъ въ Молвѣ г. Полетика.
- ↑ Голосъ, № 218.
- ↑ Страна, № 62.
- ↑ Русскій Курьеръ, № 215.
- ↑ Новое Время, № 1063.
- ↑ Новороссійскій Телеграфъ, № 1614.
- ↑ Виленскій Вѣстникъ, № 152.
- ↑ Русскій Курьеръ, № 216.
- ↑ Виленскій Вѣстникъ, № 157.
- ↑ Обзоръ, № 544.
- ↑ Московскія Вѣдомости, № 227.