ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.
правитьI.
Язва мелкихъ городовъ.
править
Не такъ давно въ газетахъ появилось сообщеніе изъ Вышняго-Волочка, это тамошняя городская дума возбудила ходатайство о томъ, чтобы, на будущее время, не ссылались въ Волочокъ лица, отдаваемыя подъ надзоръ полиціи по судебнымъ приговорамъ. Читатели едва ли обратили вниманіе: на это сообщеніе, представляющее собою, на первый взглядъ, какъ бы совершенно единичный фактъ, лишенный всякаго общаго значенія. Повидимому, ходатайство вышневолоцкой городской думы вызвано часто мѣстными условіями, но имѣющими никакого отношенія къ другимъ городамъ. По словамъ газетнаго сообщенія, это ходатайство мотивировано тѣмъ, что, съ увеличеніемъ въ Волочкѣ числа поднадзорныхъ, увеличилось и число преступленій; кромѣ того, такъ какъ чрезъ городъ проходитъ желѣзная дорога, то для людей съ преступными наклонностями, каковы ссылаемые, подъ надзоръ полиціи по судебнымъ приговорамъ, удобство, сообщенія даетъ возможность легко скрывать слѣды преступленій; наконецъ, полицейская команда въ Волочкѣ малочисленна и потому не имѣетъ возможности услѣдить за дѣйствіями поднадзорныхъ, между тѣмъ городскія средства, не настолько достаточны, чтобы можно было увеличить составъ полиціи. Таковы чисто мѣстныя условія, послужившія поводомъ къ ходатайству вышневолоцкой городской думы. Однако, будь это ходатайство дѣломъ одной только вышневолоцкой городской думы и еслибы оно было вызвано обстоятельствами, составляющими исключительную особенность этого города, тогда, мы не стали бы обращать на него вниманіе читателей, которымъ слишкомъ, мало дѣла до мѣстныхъ нуждъ какого-нибудь бѣднаго уѣзднаго городка. На самомъ же дѣлѣ ходатайство вышневолоцкой городской думы не есть совершенно единичное явленіе, но единъ изъ безчисленнаго множества протестовъ со стороны дальнихъ и бѣдныхъ городовъ противъ скопленія въ нихъ преступныхъ элементовъ выбрасываемыхъ, главнымъ образомъ, большими городами и въ особенности столицами. Со времени введенія въ дѣйствіе новаго «Городоваго Положенія», городскія учрежденія, получивъ болѣе самостоятельности и независимости отъ губернской администраціи, возбудили такое множество ходатайствъ объ освобожденіи городовъ отъ ссылаемыхъ подъ надзоръ полиціи преступниковъ, что этими ходатайствами, безъ сомнѣнія, загромождены архивы центральныхъ учрежденій. Судьба такихъ ходатайствъ неизмѣнно одна и та же: городскія думы, чрезъ посредство губернаторовъ, отсылаютъ ихъ въ министерство, гдѣ они и до сего времени остаются подъ покровомъ канцелярской тайны.
У насъ существуютъ самыя ненормальныя отношенія между большими городами, въ особенности столицами, и малыми провинціальными городами. Эти отношенія сводятся къ тому, что изъ всей страны, изъ мелкихъ провинціальныхъ захолустьевъ, всѣ живыя силы, все лучшее, что производитъ родная жизнь, — все это стягивается въ столицу и способствуетъ быстрому росту и развитію здѣсь общественной жизни. Лучшая часть молодежи покидаетъ провинцію и уходитъ въ столицы искать здѣсь высшаго образованія, ибо въ столицѣ существуютъ лучшія школы, тамъ ярко горитъ свѣтъ науки, тогда какъ въ провинціальныхъ городишкахъ царствуетъ застой и живо ощущается недостатокъ образовательныхъ средствъ. Столица, надѣливъ молодыхъ людей образованіемъ, возвращаетъ провинція только худшую, наименѣе способную и даровитую часть ихъ. Люди болѣе слабые и менѣе способные обезпечить для себя существованіе въ столицѣ обыкновенно возвращаются въ провинцію и, будучи не въ состояніи бороться съ рутиннымъ строемъ провинціальной жизни, скоро затягиваются житейскою тиной, такъ что почти совсѣмъ не вносятъ въ провинцію новыхъ, свѣжихъ элементовъ. Напротивъ, богато одаренныя отъ природы дѣти провинціи, лучшій цвѣтъ ея, обыкновенно пропадаютъ безплодно для мѣста своей родины и не оправдываютъ тѣхъ надеждъ, какія возлагаются на нихъ роднымъ ихъ городомъ. Эти сильныя, энергичныя натуры обыкновенно пропадаютъ для провинціи, перенося свою живую и плодотворную дѣятельность въ столицы. Здѣсь, въ столицахъ, они находятъ больше простора для себя, больше средствъ и возможности примѣнить таланты къ широкой дѣятельности на различныхъ поприщахъ общественной жизни. Здѣсь жизнь представляетъ гораздо больше подвижности я способности къ развитію; оттого она и привлекаетъ сюда тѣ живыя натуры, которыя не могутъ примириться съ спокойствіемъ провинціальной жизни и сохраняютъ въ себѣ стремленіе къ совершенствованію, не боясь неизбѣжной при этомъ борьбы съ неблагопріятными условіями. Наконецъ, и матеріальныя удобства жизни привлекаютъ людей въ столицы, побуждая ихъ покидать провинціи. Самые богатые дары природы и лучшія произведенія человѣческаго искусства провинція отсылаетъ въ столицу для украшенія и услажденія жизни столичнаго жителя. Такимъ образомъ все, какъ есть все самое лучшее, что производитъ провинція, отбирается у нея столицей, которая живетъ свѣжими соками, постоянно высасываемыми ею изъ несчастныхъ провинцій.
Получая изъ провинцій все лучшее, столица взамѣнъ того выбрасываетъ изъ себя и отсылаетъ въ провинціи все, что не годится самой — все дурное, слабое и неспособное выдержать борьбу за существованіе въ столицѣ. Изъ столицы обыкновенно отправляются въ провинцію отыскивать счастье люди, которые чувствуютъ недостатокъ силъ завоевать себѣ обезпеченное существованіе въ столицѣ. Эти худшія, слабыя и малосильныя натуры, будучи постоянно выбрасываемы изъ столицы въ провинцію, тѣмъ самымъ способствуютъ нравственному измельчанію провинціальнаго общества. Равнымъ образомъ произведенія природы и человѣческаго труда попадаютъ изъ столицы въ провинцію не прежде того времени, когда будетъ вполнѣ удовлетворенъ запросъ на нихъ со стороны столичныхъ жителей. Въ провинціи посылаются изъ столицы только худшіе продукты, которые не имѣютъ здѣсь сбыта или по своей недоброкачественности, или оттого, что совсѣмъ вышли изъ употребленія. Провинція, получая изъ столицы все, что сбывается оттуда лишнее и негодное, тѣмъ самымъ расчищаетъ въ столицѣ больше простора для прогрессивнаго развитія, а сама обрекаетъ себя на неподвижность, на застой жизни, который неминуемо произошелъ бы, еслибы, съ одной стороны, провинція не получала отдаленныхъ толчковъ изъ столицы, а съ другой — еслибы въ ней не сохранялись и, хотя бы медленно, не развивались живые элементы, которые носятъ въ себѣ сознаніе необходимости оградить самостоятельность и независимость провинцій отъ тяжелаго гнета и порабощенія со стороны сильныхъ и могущественныхъ столицъ.
Таковы въ общихъ и притомъ въ наиболѣе рѣзко выдающихся чертахъ взаимныя отношенія между столицами и провинціями, или еще тѣснѣе — между большими центральными городами и малыми городскими общинами, такъ какъ культурная жизнь у насъ сосредоточена преимущественно въ городахъ. Эти отношенія могутъ быть характеризованы, какъ не равносильная борьба большихъ, центральныхъ городовъ съ малыми, какъ эксплоатація слабыхъ сильными, какъ господство столицы надъ провинціями и провинціальныхъ центровъ надъ мелкими населенными пунктами. Эта борьба крупныхъ центровъ съ болѣе мелкими поселеніями ведется чрезвычайно дѣятельно въ особенности со стороны центровъ, сильныхъ своимъ нравственнымъ и матеріальнымъ превосходствомъ. Впрочемъ и мелкія поселенія не всегда безропотно подчиняются господству и тяжелой зависимости отъ центровъ, — и они стараются противодѣйствовать эксплоататорскимъ стремленіямъ крупныхъ центральныхъ поселеній и домогаются различными способами обезпечить для себя возможность самостоятельнаго развитія, незадерживаемаго ни отвлеченіемъ производительныхъ силъ къ центрамъ, ни воспріятіемъ изъ центровъ дурныхъ элементовъ, задерживающихъ прогрессивное развитіе въ мелкихъ провинціальныхъ поселеніяхъ. Эта борьба проявляется въ чрезвычайно разнообразныхъ формахъ и ведется одновременно во. многихъ боевыхъ пунктахъ, представляющихъ собою, болѣе запутанные узлы спорныхъ вопросовъ между большими центральными городами и мелкими провинціальными поселеніями. Между прочимъ эта великая, все болѣе и болѣе разгорающаяся, борьба между крупными и мелкими городскими общинами сказалась въ требованіи мелкихъ городовъ, чтобы крупные города перестали считать ихъ какими-то клоаками, куда выбрасывается, изъ центровъ всякая дрянь, всѣ порочные и преступные элементы.
Въ нашемъ уголовномъ законодательствѣ существуетъ, — какъ особый видъ наказанія, — ссылка въ болѣе иди менѣе отдаленныя губерніи Европейской Россіи съ отдачею подъ надзоръ полиціи на болѣе, или менѣе продолжительный срокъ времени… Для ссылки назначены отдаленныя, глухія области, куда, по народному, выраженію, «Макаръ телятъ не загонялъ и воронъ костей не заносилъ». Назначеніе той или другой губерніи мѣстомъ ссылки, зависитъ отъ усмотрѣнія суда, который руководствуется при этомъ особымъ расписаніемъ ссыльныхъ губерній. Въ числу такихъ ссыльныхъ губерній, конечно, не относятся не только столичныя губерніи, но, и: болѣе центральныя и гуще населенныя провинціи. Благодаря такому порядку высылки по судебнымъ приговорамъ, постоянно совершается переселеніе преступниковъ изъ густо заселенныхъ центральныхъ губерній и изъ столицъ въ губерніи болѣе отдаленныя и слабо заселенныя. Судъ, обыкновенно, назначаетъ только извѣстную губернію для жительства преступника, опредѣленіе же мѣста, пребыванія, его внутри этой губерніи предоставлено мѣстной губернской администраціи. Отъ губернатора или губернскаго правленія вполнѣ зависитъ, назначить для жительства преступника тотъ или другой городъ по ихъ усмотрѣнью. Административное усмотрѣніе ограничивается только въ томъ, отношеніи, что, по распоряженію министерства, запрещено оставлять, въ губернскихъ городахъ лицъ, высылаемыхъ подъ надзоръ полиціи по приговорамъ судебныхъ мѣстъ. Это распоряженіе приводитъ къ тому, что всѣ губернскіе города, слѣдовательно — всѣ центральные и болѣя населенные пункты освобождены отъ высылки, въ нихъ преступниковъ, тогда какъ сами постоянно даютъ весьма значительное количество преступниковъ, высылаемыхъ въ болѣе или менѣе отдаленныя мѣста Европейской Россіи. Значитъ — всѣ столицы, всѣ губернскіе города и значительное, число уѣздныхъ городовъ въ болѣе центральныхъ и густо населенныхъ губерніяхъ постоянно выбрасываютъ отъ себя негодныя, преступные элементы, которые сосредоточиваются въ уѣздныхъ городахъ нѣкоторыхъ болѣе отдаленныхъ и глухихъ областей. Но между этими уѣздными городами тяжелая повинность содержатъ въ своей средѣ преступниковъ изъ нейтральныхъ, сильныхъ и богатыхъ городскихъ общинъ распредѣляется крайне неровномѣрно. Губернаторы и губернскія правленія, при назначеніи городовъ для жительства ссыльныхъ, обыкновенно руководствуются особыми соображеніями въ силу которыхъ въ лучшіе, болѣе, богатые и населенные города: назначаются лица менѣе опасныя для общественнаго спокойствія и болѣе обезпеченныя, въ средствахъ, къ жизни; а въ бѣдные, захолустные, городишки ссылаются люди болѣе безпокойные, нравственной испорченные и не имѣющіе никакихъ средствъ въ существованію. Губернская администрація обыкновенно разсуждаетъ такъ; что чѣмъ многолюднѣе и богаче городъ, тѣмъ опаснѣе оставлять въ немъ людей съ преступными наклонностями; поэтому въ лучшіе изъ уѣздныхъ городовъ обыкновенно совсѣмъ не назначаютъ ссыльныхъ, или если назначаютъ, то по особой протекціи, или изъ участія къ обезпеченному матеріальному положенію, изъ уваженія къ прежнему общественному положенію, къ образованію и т. п. Въ уѣздные города средней руки посылаются на жительство заурядъ всякіе судебные ссыльные. Самые же бѣдные, малолюдные и глухіе уѣздные и безъуѣздные городки обыкновенно назначаются для такихъ лицъ, которыя кажутся администраціи болѣе безпокойными и опасными. Сверхъ того сюда же переводятся и тѣ ссыльные, которые въ другихъ, болѣе лучшихъ городахъ той же губерніи зарекомендовали себя съ дурной стороны. Такимъ образомъ, вся тяжесть содержанія преступниковъ, по судебнымъ приговорамъ ссылаемыхъ подъ надзоръ полиціи изъ всей Россіи, преимущественно же изъ столицъ и вообще изъ центральныхъ, болѣе богатыхъ и многолюдныхъ городскихъ общимъ, — падаетъ на самые бѣдные и малонаселенные уѣздные, города нѣкоторыхъ болѣе отдаленныхъ и глухихъ провинцій.
Что такое представляютъ изъ себя тѣ несчастные, маленькіе городишки, куда направляются преступники изъ всей Россіи, отдаваемые по приговору судебныхъ мѣстъ подъ надзоръ полиціи? — Большею частью это такія, Богомъ забытыя, мѣста, гдѣ и мѣстные жители съ трудомъ могутъ прокормиться, а для пришлаго, ссыльнаго населенія, совсѣмъ нѣтъ никакихъ заработковъ и средствъ къ существованію. Если у ссыльнаго нѣтъ собственныхъ средствъ, — а таково большинство ссыльныхъ, — то ему поневолѣ приходится искать, какой бы то ни было работы. Но обыкновенно бываетъ такъ, что всѣ отрасли труда уже захвачены мѣстными работниками, которые терпятъ суровую нужду и пользуются самымъ ничтожнымъ заработкомъ; ссыльному нужно имѣть много энергіи, чтобы при такихъ условіяхъ найти себѣ какую-нибудь работу. Во всякомъ случаѣ онъ является на рабочій рынокъ конкуррентомъ для мѣстныхъ работниковъ и успѣваетъ добыть себѣ работу только пониженіемъ заработной платы. Такимъ образомъ, вотъ уже и здѣсь мы наталкиваемся на то зло, какое приноситъ скученіе судебныхъ ссыльныхъ въ бѣдныхъ, малолюдныхъ уѣздныхъ городкахъ. А между тѣмъ, ссыльный, принимающійся за честный трудъ въ мѣстѣ ссылки, представляетъ собою свѣтлое, отрадное явленіе на темномъ фонѣ тѣхъ картинъ, въ которыхъ изображается ссыльная жизнь. Да развѣ честный трудъ доступенъ ссыльному? Трудъ прежде всего требуетъ свободы передвиженія и личной независимости, именно тѣхъ условій, которыми не обладаютъ ссыльные. По прибытіи въ городъ, назначенный мѣстомъ ссылки, ссыльный обязанъ неотлучно пробыть въ немъ тотъ срокъ, который назначенъ по судебному приговору, а по окончаніи срока можетъ отлучаться только въ предѣлахъ той губерніи, куда онъ высланъ. Слѣдовательно, въ теченіе срока, назначеннаго судомъ, т. е. въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, для него недоступны всѣ тѣ занятія, которыя требуютъ отлучки изъ города. Сверхъ того ссыльный, какъ состоящій подъ надзоромъ полиціи, обязанъ исполнять чрезвычайно разнообразныя и тяжелыя для него требованія полиціи, часто совершенно устраняющія всякую возможность найти хорошо оплачиваемое занятіе. Напримѣръ, въ иныхъ мѣстахъ полиція требуетъ, чтобы ссыльные являлись ежедневно, или въ извѣстные сроки, для того только, чтобъ этимъ способомъ засвидѣтельствовать о своемъ неотлучномъ нахожденіи въ городѣ, чрезъ что они лишаются возможности имѣть занятія, не допускающія подобныхъ отлучекъ въ полицію. Наконецъ, репутація признаннаго судомъ преступника, отбывающаго въ городѣ наказаніе, также препятствуетъ ссыльному найти выгодное занятіе. Всѣ эти обстоятельства, взятыя вмѣстѣ, приводятъ къ тому, что изъ числа судебныхъ ссыльныхъ весьма немногимъ удается найти средства къ жизни честнымъ трудомъ въ мѣстѣ ссылки. Большинство же ссыльныхъ обыкновенно бываетъ обречено на полную погибель. Эти ссыльные преступники обыкновенно бываютъ люди самые слабые, не имѣющіе настолько силы, чтобы противостоять тѣмъ искушеніямъ, тѣмъ, болѣе или менѣе сильнымъ, соблазнамъ, которые доводятъ до преступленія. На мѣстѣ родины, находясь въ болѣе благопріятныхъ условіяхъ, они не въ силахъ были побороть преступныя наклонности; такъ чего же можно ожидать отъ нихъ, когда послѣднія силы ихъ, быть-можетъ, уже сломлены тяжестью самого преступленія, потомъ слѣдствія, суда, наказанія, и когда они насильственно выброшены въ чуждую имъ среду и поставлены въ самыя неблагопріятныя условія? Будучи заброшены въ далекій, чужой городъ, живя среди населенія, враждебно настроеннаго, эти слабые люди, обреченные на тяжелыя матеріальныя лишенія, ни въ чемъ не находятъ себѣ поддержки; равно ничего, кромѣ какой-то безбрежной и безотрадной пустоты, они не имѣютъ въ настоящемъ; у нихъ нѣтъ никакой живой, сердечной связи съ ихъ прошлымъ, которое опозорено преступленіемъ и заклеймлено проклятіемъ общества въ формѣ судебнаго приговора; будущаго у нихъ также совсѣмъ нѣтъ, а вмѣсто него — одно абсолютное ничто. Большинство ссыльныхъ не можетъ возвыситься надъ этимъ безотраднымъ состояніемъ отчаянія и, склоняясь подъ тяжестью ударовъ судьбы, окончательно и на вѣки погибаетъ. Иные изъ нихъ спиваются съ круга, другіе предаются мрачному озлобленію противъ людей и общества, у третьихъ развивается страсть къ преступленіямъ.
Нужно самому пожить въ маленькомъ уѣздномъ, городишкѣ, самому присмотрѣться къ тяжелымъ условіямъ жизни судебныхъ ссыльныхъ, чтобы вполнѣ понять, до какой степени развращающимъ образомъ дѣйствуетъ на человѣка ссылка подъ надзоръ полиціи. Вотъ, напримѣръ, одинъ изъ лучшихъ, наиболѣе мирныхъ и спокойныхъ ссыльныхъ. Въ ссылкѣ онъ началъ пить и теперь ночуетъ въ баняхъ, сараяхъ, а дни проводитъ въ кабакахъ, выпрашивая выпивку у подгулявшихъ посѣтителей. Страсть къ вину, жажда выпивки осталась въ немъ какъ бы единственнымъ проблескомъ жизни, остальныя же чувства, мысли, желанія — все замерло. А вотъ другой тоже ссыльный и тоже пьяница. Для него составляетъ величайшее наслажденіе дѣлать непріятности людямъ, срывать на нихъ злобу, накипѣвшую въ сердцѣ въ теченіе неудавшейся жизни. Босой, одѣтый въ грязное изорванное рубище, немытый и нечесаный, онъ идетъ по городской улицѣ, бросая вокругъ себя злобные и вмѣстѣ съ тѣмъ гордые взгляды. Повстрѣчавшись съ однимъ изъ крупныхъ уѣздныхъ чиновниковъ, онъ насильно загораживаетъ ему дорогу и, не ломая шапки, требуетъ, чтобы тотъ выдалъ назначенную сумму денегъ. Чиновникъ безпрекословно исполняетъ наглое требованіе оборванца, который, безъ словъ благодарности, молча, беретъ подачку и идетъ прямо къ кабаку, довольный тѣмъ, что удалось насладиться страхомъ и замѣшательствомъ встрѣчнаго человѣка. И это повторяется каждый день со всѣми мало-мальски состоятельными жителями города. Ссыльный оборванецъ становится грозою цѣлаго города. Онъ собираетъ со всѣхъ дань въ томъ размѣрѣ, какой самъ назначитъ. Никто не осмѣливается не исполнить его нахальныхъ требованій, иначе онъ будетъ идти въ слѣдъ по всему городу и во все горло ругать самою отборною, площадною бранью. На него нѣтъ ни суда, ни управы, потому что онъ не боится приговора мироваго судьи и налагаемое наказаніе встрѣчаетъ самодовольною улыбкой, совершенно справедливо находя, что тюремное заключеніе лучше ссыльной жизни. Мало того, наскучивъ обычнымъ убиваніемъ времени на свободѣ, ежедневнымъ преслѣдованіемъ мирныхъ гражданъ и безобразными попойками въ кабакахъ, онъ нарочно совершаетъ какое-нибудь, выходящее изъ ряда вонъ, буйство съ тою единственно цѣлью, чтобы власти посадили его въ тюрьму и этимъ дали возможность отдохнуть въ тихомъ и тепломъ углѣ. Если онъ не хочетъ уединенія тюрьмы, если желаетъ отдохнуть въ приличномъ обществѣ, то отправляется прямо въ больницу и требуетъ, чтобы его зачислили больнымъ. Врачъ не смѣетъ отказать и не только принимаетъ ссыльнаго въ больницу, но, для избѣжанія непріятности съ его стороны, даетъ ему изъ аптеки и спиртъ, и чай, и т. д. На полицію ссыльный тоже наводитъ ужасъ. Онъ за панибрата является къ полицейскимъ чиновникамъ съ требованіемъ денегъ, и эти люди, привыкшіе съ живаго и мертваго брать взятка, вынуждены сами платятъ, какому-то ссыльному оборванцу. Не платить нельзя, потому что ссыльный никого не ненавидитъ тамъ страстно, и не преслѣдуетъ такъ-жестоко, какъ полицію. Этотъ погибшій, отчаянный человѣкъ ничѣмъ не дорожитъ — ни свободою, ни самою жизнью. Разсердившись, напримѣръ, на исправника; онъ не задумывается явиться въ полицейское управленіе, изругать ненавистнаго ему человѣка, разбить зеркало, изорвать оффиціальныя бумаги. Если такая расправа не удовлетворяетъ; ссыльнаго, онъ составляетъ другой, еще болѣе жестокій, планъ мщенія. Въ лѣтній праздничный вечеръ онъ забирается въ толпу гуляющаго народа, отыскивая здѣсь исправника. Вотъ идетъ на встрѣчу ему исправникъ подъ руку съ женой, весело раскланиваясь и перекидываясь словами съ знакомыми. Вдругъ, откуда ни взялся, какъ будто изъ земли выросъ передъ нимъ, ссыльный, быстро снялъ съ ноги худую, изношенную калошу и, заливаясь злобнымъ хохотомъ, бьетъ ею но щекамъ растерявшагося исправника. Понятное дѣло, что за подобныя продѣлки ссыльнаго удаляютъ изъ города, высылая куда-нибудь въ еще болѣе отдаленное мѣстечко, гдѣ онъ продолжаетъ своя злобныя, продѣлки. Но съ отъѣздомъ безпокойнаго ссыльнаго не водворяется миръ и тишина въ уѣздномъ городишкѣ. Тамъ остается еще много другихъ ссыльныхъ, которые не могутъ найти себѣ никакихъ честныхъ занятій и поневолѣ обращаются къ преступленіямъ, чтобы добыть кусокъ насущнаго хлѣба. Нахальный буянъ, открыто вымогающій на улицахъ у проходящихъ то пятакъ, то гривенникъ, то двадцать копѣекъ, какъ заблагоразсудится ему, — оказывается менѣе вреднымъ и опаснымъ для общества, чѣмъ тѣ, повидимому тихіе и смирные, ссыльные, которые добываютъ себѣ скудный кусокъ хлѣба воровствомъ или мошенничествомъ. Въ маленькомъ городкѣ развиваются кражи, такъ что то и дѣло слышно, что сегодня у одного; завтра у другаго обокраденъ погребъ, выломаны въ банѣ котлы и вьюшки и т. п. Все это дѣло ссыльныхъ, которые тащутъ покраденное въ кабакъ и здѣсь за безцѣнокъ продаютъ кабатчику.
Вообще замѣчено, что ссылка въ глухіе отдаленные города подъ надзоръ полиціи дѣйствуетъ на высылаемыхъ развращающимъ образомъ и приводитъ ихъ къ окончательному нравственному паденію. Преступникъ, будучи слабымъ, несчастнымъ человѣкомъ, нуждается въ матеріальной помощи и нравственной поддержкѣ. Естественное дѣла, что самые близкіе люди, которые всего болѣе дороги попавшему на преступный путь человѣку и кому, самъ онъ болѣе дорогъ, только, тѣ и могутъ оказать нравственную поддержку, направить человѣка, на добрый путь, поднять и укрѣпить, въ немъ упавшія нравственныя силы. Но изъ круга этихъ близкихъ людей вырываютъ преступника и отсылаютъ его какъ можно дальше отъ нихъ, — какъ, будто для того именно, чтобы ни одно теплое чувство болѣе не согрѣвало его душу и ни одно, честное, отъ сердца сказанное, слово болѣе не доходило до ушей его. Въ далекой глуши его оставляютъ среди чужихъ людей, которые съ предубѣжденіемъ смотрятъ на него и для которыхъ совершенно все- равно, будетъ ли онъ живъ, или, какъ собака издохнетъ гдѣ-нибудь подъ заборомъ. А смерть подъ заборомъ представляетъ собою самый, обыкновенный удѣлъ этихъ паріевъ нашего жестокаго общества, этихъ отверженныхъ изгнанниковъ изъ большихъ городовъ. Будь они въ многолюдномъ городѣ, представляющемъ возможность найти занятіе по силамъ и способностямъ, тогда не пришлось бы умирать съ голоду подъ заборомъ. Честная, трудовая жизнь могла бы обезпечить; существованіе попавшаго на преступный путь человѣка и примирить его съ обществомъ. Но, попавши въ глухой уѣздный городъ, ссыльный теряетъ всякую возможность обезпечитъ свое существованіе честнымъ трудомъ или голодная смерть подъ заборомъ каждую минуту представляется ему во всемъ ужасѣ, какъ неизбѣжный и неотвратимый удѣлъ, и вотъ, поставленный въ невозможность честнымъ трудомъ заработать кусокъ хлѣба, обреченный на голодъ, оторванный отъ родной среды, лишенный какой бы то ни было нравственной поддержки, ссыльный неминуемо и быстро погибаетъ. Но, погибая самъ, онъ въ то же время отравляетъ жизнь многимъ, ни въ чемъ неповиннымъ людямъ. Чѣмъ виноваты въ погибели его мирные жители глухаго уѣзднаго городка? Не они воспитали въ немъ преступныя наклонности, не они лишили его средствъ къ существованію и вырвали изъ родной среды, а между тѣмъ имъ приходится испытывать всѣ непріятныя послѣдствія того порядка, благодаря которому въ большихъ городахъ такъ много погибаетъ человѣческихъ жизней. ссыльные своими безобразными буйствами, преступленіями, возмущаютъ и переворачиваютъ верхъ дномъ мирный обиходъ жизни въ небольшихъ уѣздныхъ, городахъ. Они отравляютъ жизнь обывателей, наводятъ на нихъ страхъ, наносятъ имъ матеріальный ущербъ и своимъ дурнымъ примѣромъ развращаютъ тѣхъ, мѣстныхъ, жителей, въ комъ наиболѣе оказываются, слабыми нравственное задатки и напротивъ сильны, преступныя наклонности. Небольшіе уѣздные города вынуждены бываютъ переносить все это только потому, что болѣе сильныя городскія общины — столицы, губернскіе города и другія болѣе богатыя и многолюдные поселенія — хотятъ избавиться отъ преступныхъ элементовъ. Большіе города легко и дешево отдѣлываются ссылкой отъ своихъ преступниковъ и, пользуясь правомъ сильнаго, взваливаютъ заботу о нихъ на бѣдные, и маленькіе уѣздные города.
Не говоря о томъ, какъ много терпятъ неудобствъ и убытковъ жители уѣздныхъ городовъ, каждый въ отдѣльности, отъ сосланныхъ подъ надзоръ полиціи преступниковъ, — и цѣлыя городскія общества должны нести непосильныя, при ихъ бѣдности траты, вслѣдствіе того только, что богатые города, посредствомъ ссылки въ мелкіе города преступниковъ, избавляются отъ всякихъ заботъ о нихъ и отъ денежныхъ тратъ, сопряженныхъ съ присутствіемъ преступныхъ элементовъ въ городскомъ населеніи. Прежде всего присутствіе сосланныхъ подъ надзоръ полиціи преступниковъ, а вслѣдствіе этого безобразія, буйства, драки, кражи и другія преступленія, то и дѣло совершаемыя ими, вызываютъ настоятельную необходимость для города въ увеличеніи расходовъ на содержаніе полиціи. Наши маленькіе провинціальные города до сего времени отличались такою патріархальностью и такимъ спокойствіемъ, что обыкновенно содержали не болѣе двухъ-трехъ полицейскихъ служителей, которые къ тому же занимались совсѣмъ не охраною города, въ которомъ постоянно бывало тихо, спокойно, патріархально, такъ что и охранять было нечего, — нѣтъ, изъ нихъ одинъ полицейскій солдатъ исправлялъ должность лакея у исправника, другой прислуживалъ у помощника, а третій былъ на побѣгушкахъ у всей полиціи. Но съ увеличеніемъ числа ссыльныхъ явилась дѣйствительная надобность въ охранѣ городскихъ обывателей и вмѣстѣ съ тѣмъ полицейскихъ средствъ стало недостаточно. При ничтожныхъ городскихъ доходахъ понадобилось увеличить расходъ на наемъ полицейскихъ служителей. Вмѣстѣ съ тѣмъ въ среду мирныхъ жителей уѣзднаго городка проникъ духъ недовольства. Граждане, въ силу долговременной привычки, смотрѣвшіе до сего времени сквозь пальцы на употребленіе полицейскихъ служителей для частныхъ надобностей чиновниковъ уѣздной администраціи, теперь какъ будто вспомнили, что это незаконно и произвольно. Начались пререканія между городомъ и исправникомъ изъ-за того, что послѣдній не хотѣлъ исполнить требованіе города, чтобы находящійся при немъ полицейскій служитель былъ употребляемъ исключительно для охраны города. Обыкновенно до сего времени полиція одерживаетъ верхъ въ подобныхъ пререканіяхъ съ городами, которые волей-неволей должны бываютъ уступать и ассигнуютъ новыя суммы на наемъ полицейскихъ служителей собственно для охраны города. Но понятное дѣло, что этимъ не прекращаются неудовольствія городскаго населенія противъ полиціи. Горожане привыкаютъ къ мысли, что и полиція, и поддерживающая ее губернская администрація и т. д. не только дѣйствуютъ несправедливо и во вредъ мѣстной городской общинѣ, но что онѣ въ этомъ случаѣ представляютъ собою какъ бы оплотъ для несправедливой системы преобладанія крупныхъ центровъ надъ мелкими общинами, находящимися въ сферѣ ихъ притяженія.
Такъ, въ силу неустранимыхъ, проходящихъ передъ глазами, фактовъ, возникаетъ, въ болѣе иди менѣе сознательномъ и осмысленномъ видѣ, вражда мелкихъ городскихъ общинъ къ крупнымъ центральнымъ городамъ, которые развиваются, увеличиваются и богатѣютъ на счетъ мелкихъ общинъ, подобно вампиру высасывая изъ нихъ жизненные соки. Безпрерывные случаи одинъ возмутительнѣе другого поддерживаютъ и разжигаютъ въ мирномъ населеніи маленькихъ городовъ вражду къ большимъ центральнымъ городамъ. Изъ числа такихъ обыденныхъ фактовъ, для примѣра, мы указываемъ на ссылку преступниковъ подъ надзоръ полиціи, какъ на явленіе, рѣзко бросающееся въ глаза своею несправедливостью и въ значительной мѣрѣ возбуждающее враждебныя чувства въ населеніи мелкихъ городовъ противъ большихъ, центральныхъ, городскихъ общинъ. Ссылка представляетъ безчисленные поводы къ возбужденію неудовольствія въ населеніи небольшихъ уѣздныхъ городовъ, такъ что мы отказываемся отъ мысли подробно перечислить ихъ. Ограничимся однимъ Лишь указаніемъ, что большею частію подъ надзоръ полиціи высылаются преступники по лишеніи правъ состоянія. Въ силу судебнаго приговора о лишеніи правъ состоянія, ссыльные обязательно приписываются къ числу мѣщанъ городскаго общества въ мѣстѣ ихъ ссылки. Отъ городскаго общества не требуется согласіе на принятіе ссыльныхъ въ число членовъ его, иначе общество ни за что не согласилось бы принимать преступниковъ. Помимо желанія уѣздныхъ городскихъ обществъ, большіе города надѣляютъ ихъ порочными членами и вмѣстѣ съ тѣмъ налагаютъ на нихъ обязанность заботиться объ этихъ вредныхъ членахъ и и нести изъ-за нихъ лишніе денежные расходы. Трудно передать словами, до какой степени бываютъ возмущены городскіе обыватели, когда имъ, ни съ того, ни съ сего, вдругъ приходится платить деньги за какого-нибудь изгнаннаго изъ столицы негодяя. Вотъ, напримѣръ, ссыльный, который чрезвычайно регулярно, черезъ мѣсяцъ, допивается до бѣлой горячки и черезъ полицію отправляется на излѣченіе въ земскую больницу. За несостоятельностью ссыльнаго, плата за лѣченіе его въ земской больницѣ взыскивается съ городскаго общества, къ которому онъ принудительно приписанъ. Нѣсколько разъ въ году въ городскомъ собраніи возбуждается вопросъ объ ассигнованіи денегъ въ уплату за лѣченіе пьяницы ссыльнаго и каждый разъ этотъ вопросъ возбуждаетъ цѣлую бурю негодованія. Маленькій бѣдный городокъ изъ послѣднихъ скудныхъ средствъ своихъ уплачиваетъ за лѣченіе въ больницѣ высланнаго изъ столицы преступника и вмѣстѣ съ тѣмъ время отъ времени возбуждаетъ ходатайства предъ правительствомъ объ отмѣнѣ ссылки подъ надзоръ полиціи.
Такихъ ходатайствъ, какъ мы уже сказали выше, накопилось очень много. Было бы въ высшей степени желательно, чтобы, наконецъ, было обращено вниманіе на нихъ и дано имъ правильное движеніе. Пересмотръ уголовнаго законодательства служитъ для этого прекраснымъ поводомъ и внушаетъ надежду, что можетъ-быть скоро будутъ услышаны мольбы маленькихъ уѣздныхъ городовъ объ избавленіи отъ той язвы, которою постоянно награждаютъ ихъ большіе города. Пора же, наконецъ, убѣдиться въ томъ, что ссылка преступниковъ въ маленькіе глухіе города подъ надзоръ полиціи только развращаетъ этихъ людей, способствуетъ развитію въ нихъ преступныхъ наклонностей и ускоряетъ ихъ окончательную погибель. Пора также понять, что въ высшей степени несправедливо на малолюдныя и бѣдныя городскія общины возлагать такую бездну заботъ, расходовъ "непріятностей, сопряженныхъ съ высылкою порочныхъ людей изъ, многолюдныхъ и богатыхъ городовъ; Пустъ каждая община заботится сама о обоихъ порочныхъ членахъ и пусть она на свой счетъ принимаетъ всѣ невыгоды отъ развитія преступныхъ наклонностей въ своихъ членахъ. Высылка же преступниковъ изъ большихъ и богатыхъ городовъ въ бѣдные и малолюдные города есть величайшая неправда, возмутительный актъ насилія надъ: слабымъ.
Впрочемъ, какъ бы ни были рѣшены ходатайства мелкихъ городовъ о превращеніи вышли въ нихъ преступниковъ подъ надзоръ полицію, этимъ рѣшеніемъ не можетъ быть устраненъ вопросъ объ урегулированіи взаимныхъ отношеній между крупными центральными поселеніями и мелкими населенными мѣстностями, находящимися въ сферѣ ихъ притяженія. Этотъ вопросъ ждетъ ближайшей очереди.
II.
Приходское духовенство.
править
Вопросъ объ обезпеченіи быта православнаго приходскаго духовенства у насъ давно занимаетъ общее вниманіе. Правительство уже около 50-ти лѣтъ изыскиваетъ средства, чтобы помочь духовенству, обезпечить его матеріально, возвысить нравственно въ глазахъ народа и тѣмъ способствовать установленію лучшихъ отношеній между приходами и церковными причтами; съ другой стороны, приходскіе люди; чуть ли не сплошь во всей многомилліонной массѣ русскаго народа, находятся въ постоянныхъ пререканіяхъ; съ церковными причтами, изъ-за вопроса о вознагражденіи духовенства за церковныя требы. Разладъ между ними все усиливается, хотя, время отъ времени, сельскія и городскія общества; и земства дѣлаютъ попытки установить болѣе правильныя отношенія между церковными причтами и прихожанами. Печать также весьма часто возвращается къ вопросу о приходскомъ духовенствѣ и большею частію во взглядѣ на него сходится съ правительствомъ, которое цѣлымъ, рядомъ мѣропріятій уже успѣло высказаться въ томъ смыслѣ, что православное приходское духовенство должно быть въ матеріальномъ отношеніи обезпечено на счетъ государства. Такъ, еще недавно одна изъ болѣе распространенныхъ газетъ, обсуждая вопросъ о приходскомъ духовенствѣ, высказалась слѣдующимъ образомъ: «Чтобъ улучшить матеріально, въ бѣдныхъ приходахъ, положеніе духовенства, представляется одно средство — принять содержаніе причтовъ на счетъ казны. Для этого пришлось бы ассигнуемые нынѣ милліоны удвоить, утроить. Возможно ли это, однако, при нынѣшнемъ состояніи финансовъ? Вотъ та задержка, вотъ то препятствіе, которое заставляетъ оставлять духовенство въ необезпеченномъ матеріальномъ положеніи, а вмѣстѣ съ тѣмъ и на низкомъ нравственномъ уровнѣ».
Требованіе объ обезпеченіи быта православнаго приходскаго духовенства на счетъ государства исходитъ изъ того положенія, что духовенство чрезвычайно бѣдно, что оно будто бы находится въ тяжелой зависимости отъ прихожанъ, которые скупятся давать приличное содержаніе духовенству, такъ что является надобность во вмѣшательствѣ государства, чтобы принудить народъ къ приличному обезпеченію матеріальнаго положенія приходскаго духовенства. Между тѣмъ и заявленія земскихъ людей, и многочисленныя сообщенія мѣстныхъ жителей въ газетахъ рисуютъ положеніе приходскаго духовенства и его отношенія къ прихожанамъ совершенно въ другомъ видѣ. Отовсюду слышны жалобы, что поборы духовенства въ высшей степени обременительны и совсѣмъ не по силамъ для бѣдныхъ приходовъ, что приходское духовенство и безъ того совершенно достаточно обезпечено въ матеріальномъ отношеніи, такъ что въ большинствѣ случаевъ не бѣдность, не нужда, но страсть къ наживѣ и увѣренность въ безнаказанности побуждаютъ духовенство къ возмутительному вымогательству съ прихожанъ непосильнаго для нихъ вознагражденія за церковныя требы.
У насъ какъ бы вошло въ обычай утверждать, что приходское духовенство не имѣетъ нравственнаго вліянія на народъ и ровно ничего не дѣлаетъ для просвѣщенія темной народной массы оттого, что оно, будто бы, совсѣмъ задавлено гнетомъ нищеты и, будучи поставлено въ необходимость заботиться о пріобрѣтеніи куска насущнаго хлѣба, не имѣетъ ни времени, ни средствъ посвятить себя просвѣщенію народной массы. Богъ вѣсть, откуда и какъ сложился такой странный взглядъ; но уже давно пора оставить его и болѣе трезво посмотрѣть на дѣйствительность. Вмѣсто того, чтобы повторять старыя сказки о бѣдности приходскаго духовенства, гораздо лучше сравнить между собою положеніе сельскаго учителя и сельскаго священника. Кто же не знаетъ, что сельскій учитель гораздо менѣе обезпеченъ въ матеріальномъ отношеніи, чѣмъ сельскій священникъ, а между тѣмъ первый находитъ же время, даже не ограничиваясь своими обязательными занятіями въ школѣ, заботиться о просвѣщеніи народа всякими доступными для него способами. Священники, наоборотъ, обладая хорошими матеріальными средствами, ни мало не заботятся о просвѣщеніи народа, ограничиваясь однимъ лишь исправленіемъ церковныхъ требъ, на которыя смотрятъ исключительно какъ на источникъ своихъ доходовъ. Вотъ, напримѣръ, что писали въ прошломъ году изъ Кіева въ газетѣ Порядокъ: «Кіевское духовенство не можетъ жаловаться на „удручающее“ матеріальное положеніе: двухъ и трехъ-этажные каменные дома, принадлежащіе священникамъ и дьяконамъ, приносящіе своимъ владѣльцамъ 2—6 тысячъ рублей годоваго дохода, не могутъ быть свидѣтелями „удручающихъ“ недостатковъ. Это говорится не въ упрекъ духовенству, а единственно съ цѣлію точнѣе поставить вопросъ объ участіи духовенства въ просвѣщеніи темной массы кіевскаго населенія, той именно массы, которая своими „даяніями“ создала и создаетъ матеріальное довольство духовенства. Я разумѣю, конечно, приходское духовенство. Просвѣтительная дѣятельность законоучителей среднихъ учебныхъ заведеній — на лицо; да законоучители большею частью приходовъ не имѣютъ, если не считать „приходами“ просвѣщаемое ими юношество. Насколько извѣстно, вся просвѣтительная дѣятельность кіевскаго приходскаго духовенства ограничивается преподаваніемъ закона Божія въ элементарныхъ школахъ; но, во-первыхъ, этотъ трудъ оплачивается сравнительно удовлетворительнымъ жалованьемъ; а во-вторыхъ, и школъ-то въ городѣ едва ли наберется два съ половиною десятка, а духовенства, вѣроятно, втрое больше. Что же дѣлаютъ остальные „пастыри“? Могли бы они сдѣлать многое: напримѣръ, открыть въ каждомъ приходѣ воскресныя школы грамотности, народныя чтенія и собесѣдованія, чтобы, не входя ни въ какія догматическія толкованія, просвѣщать паству и сообщать ей нравственныя евангельскія истины, элементарныя свѣдѣнія по отечествовѣдѣнію и исторіи, объяснить обыденныя права и обязанности гражданина и т. п. Польза была бы несомнѣнная. Много ли нужно труда разъяснить, что грозовыя явленія вовсе не признакъ „ѣзды по небу пророка Ильи“, что Св. „Паликопа“ не было и нѣтъ, какъ нѣтъ „Полупетра“? Учрежденіе воскресныхъ школъ, народныхъ чтеній и бесѣдъ составляетъ равномѣрную обязанность какъ духовенства, такъ и городскаго общественнаго управленія». Таково положеніе приходскаго духовенства въ Кіевѣ. Здѣсь церковные причты получаютъ большіе доходы, принадлежатъ къ числу наиболѣе достаточныхъ и обезпеченныхъ въ матеріальномъ отношеніи городскихъ жителей, а между тѣмъ о просвѣщеніи народа они ни мало не заботятся. Было бы весьма ошибочно думать, что одно только городское духовенство пользуется имущественнымъ достаткомъ и что равнодушіе его къ дѣлу народнаго просвѣщенія есть послѣдствіе деморализующаго вліянія городской жизни. Оказывается, что и сельское духовенство Кіевской губерніи прекрасно обезпечено, получаетъ большіе доходы, живетъ въ сытомъ довольствѣ и, несмотря на это, продолжаетъ предъявлять требованія объ улучшеніи своего быта. Такъ, напримѣръ, священникъ церкви Городищенскаго завода въ Черкасскомъ уѣздѣ, Кіевской губерніи, получаетъ жалованья 781 руб. при готовой квартирѣ, сверхъ того беретъ плату за совершеніе церковныхъ обрядовъ и все-таки недоволенъ своимъ положеніемъ, все жалуется на бѣдность и требуетъ, чтобы положеніе его было обезпечено. Онъ обратился къ прихожанамъ съ письменнымъ заявленіемъ, чтобъ они, взамѣнъ платы за совершеніе церковныхъ обрядовъ, назначили ему опредѣленное жалованье, доведя размѣръ его до 1.500 руб. въ годъ. Прихожане согласились на это, и вотъ мы видимъ, что сельскій священникъ имѣетъ годовой доходъ въ 1.500 руб. при готовой квартирѣ. Вотъ какъ живутъ сельскіе священники, и вотъ чего они домогаются! Оказывается, что эти люди, вѣчно жалующіеся на бѣдность, обезпечены гораздо лучше уѣздныхъ городскихъ чиновниковъ, что большинство землевладѣльцевъ получаютъ меньше дохода, чѣмъ городищенскій священникъ, и что торговый классъ не только въ уѣздныхъ, но и въ губернскихъ городахъ часто бываетъ обезпеченъ гораздо хуже, чѣмъ сельскій священникъ въ Кіевской губерніи. Будучи хорошо обезпечено, сельское духовенство Кіевской губерніи всю свою дѣятельность обращаетъ на одну только денежную наживу посредствомъ вымогательства съ прихожанъ и не только не заботится о просвѣщеніи народа, но и противодѣйствуетъ ему. Въ прошломъ году корреспондентъ газеты Страна изъ Кіевской губерніи писалъ, что «во всѣхъ почти селахъ и деревняхъ и до сихъ поръ существуетъ еще множество различнаго рода предразсудковъ, суевѣрій и самыхъ дикихъ безнравственныхъ обычаевъ, безъ которыхъ не обходится ни одна религіозная обрядность, замѣняющая собой сельскому люду всю сущность исповѣдуемой религіи. Все это отлично видятъ и прекрасно знаютъ наши сельскіе пастыри, но вмѣсто того, чтобы разъяснять прихожанамъ всю нелѣпость этихъ остатковъ языческой старины, часто, если не всегда, единственно изъ-за денежныхъ разсчетовъ, открыто даже поддерживаютъ ихъ существованіе. Попробуй, напримѣръ, кто-либо изъ крестьянъ явиться къ своему пастырю, когда нужно окрестить новорожденнаго, безъ курей, буханцевъ (большіе хлѣбы), штофа водки и опредѣленной батюшкой денежной платы, — такой новаторъ, въ томъ нѣтъ никакого сомнѣнія, будетъ прогнанъ и зѣло обруганъ. Стоитъ только зайти въ какую-либо нашу деревенскую церковь въ поминальный день (въ году ихъ бываетъ 20 и болѣе), въ особенности великимъ постомъ, — глазамъ представится удивительная картина: цѣлая гора буханцевъ, множество рыбъ, яблокъ, сахару, конфектъ и прочаго, — и невольно подумаешь, что зашелъ не въ церковь, а въ обжорный рядъ. И это, замѣтьте, продѣлывается даже въ то именно время, когда и пастырь и овцы каются во грѣхахъ!… Вообще наши деревенскіе батюшки очень большіе виртуозы получать отъ своихъ овецъ „руно“ въ видѣ различной живности, снѣди, денегъ и даже выпивки. Такое „полученіе рука“ нерѣдко доходитъ не только до отвратительнаго вымогательства, заставляющаго крестьянъ съ омерзѣніемъ смотрѣть на своего пастыря, но и до открытаго бунта, какъ это недавно случилось въ дер. Свинной, Волынской губерніи. Что же касается до главной обязанности — просвѣщать и наставлять, то наши деревенскіе пастыри обнаруживаютъ удивительную апатію. Только нѣкоторые, напримѣръ, изъ нихъ 3—4 раза въ годъ произносятъ проповѣди, вычитанныя въ Епархіальныхъ Вѣдомостяхъ, совершенно чуждыя и непонятныя простому деревенскому люду. Во время чтенія такихъ проповѣдей, прихожане остаются въ церкви единственно только потому, что „батюшка еще не благословилъ“, т. е. не прочитана „отпустительная молитва“. Спеціальная же эрудиція нашихъ батюшекъ до того ничтожна, что очень многіе изъ нихъ не въ состояніи опровергнуть самыхъ поверхностныхъ толкованій штундистами Священнаго Писанія. Да и не удивительно: семинарская мудрость давнимъ-давно у же улетучилась изъ головы, а продолжать свое умственное развитіе никто изъ нихъ и знать не хочетъ, — каждый все свое вниманіе вперилъ на сколачиванье довольно кругленькаго капитальца. Къ народному образованію батюшки относятся совершенно индифферентно, а иногда даже и открыто враждебно. Вотъ, напримѣръ, въ селѣ М--къ, Сквирскаго уѣзда, нашелся даже такой почтенный пастырь, который пустилъ въ ходъ все свое краснорѣчіе и вліяніе на то, чтобъ убѣдить крестьянъ ходатайствовать предъ ревизующимъ сенаторомъ о закрытіи двухкласснаго народнаго училища, содержимаго на средства казны и крестьянъ. Вслѣдствіе поданной просьбы, посланъ былъ для разслѣдованія особый сенаторскій чиновникъ, который нашелъ это училище въ отличномъ состояніи и призналъ его существованіе безусловно необходимымъ. Въ приходѣ же батюшки, убѣждавшаго крестьянъ, за отсутствіемъ школы существуютъ послѣдователи штундизма, число которыхъ все увеличивается. Этотъ почтенный пастырь, какъ видно, сильно боится распространенія свѣта въ средѣ своихъ пасомыхъ, — съ темныхъ овецъ „собирать руно“ очень легко, удобно и прибыльно… А между тѣмъ духовенство во всей Кіевской губерніи, за рѣдкими исключеніями, обезпечено вполнѣ удовлетворительно: каждый сельскій священникъ имѣетъ безплатную квартиру съ хорошимъ огородомъ, 300 руб. казеннаго жалованья, дохода съ церковной земли — 400—1.000 руб. и 200—600 руб. съ прихожанъ за отправленіе требъ. А сколько разной живности, снѣди и даже выпивки!… Такимъ образомъ вымогательство за исполненіе требъ, потворство народнымъ предразсудкамъ и суевѣріямъ, неразвитость самого духовенства, полнѣйшій индифферентизмъ, а иногда и открытая вражда къ устройству народныхъ школъ, запрещеніе говорить проповѣди на малорусскомъ языкѣ — вотъ существенныя причины, вслѣдствіе которыхъ штундизмъ пустилъ у насъ такіе глубокіе корни и серьезно грозитъ всему даже краю вытѣснить православіе».
Газеты то и дѣло сообщаютъ некрасивые факты изъ жизни сельскаго духовенства Кіевской губерніи, которые подтверждаютъ выше приведенную характеристику. Во всѣхъ этихъ сообщеніяхъ мы находимъ съ одной стороны жалобы на грубыя и наглыя вымогательства священниками отъ прихожанъ излишней платы за церковныя требы, а съ другой стороны — указанія на народное недовольство православнымъ духовенствомъ. Такъ, напримѣръ, по словамъ газеты, въ одномъ селѣ Чигиринскаго уѣзда крестьяне, послѣ обѣдни, задумали просить своего батюшку освятить ихъ поля, въ виду бездождія. Крестьяне собрали два рубля и отправили ихъ къ батюшкѣ. Батюшка беретъ деньги, но сейчасъ же возвращаетъ выборнымъ одинъ рубль, а другой оставляетъ. Крестьяне стоятъ въ недоумѣніи, не понимая въ чемъ дѣло. Но батюшка сейчасъ же объяснилъ: «Одинъ рубль, — сказалъ онъ, — мнѣ слѣдуетъ за освященіе колодца въ прошломъ году»; что же касается просьбы освятить поля, то за такую ничтожную плату онъ не можетъ исполнять просьбы и меньше шести рублей не возьметъ за трудъ. Мужики просятъ исполнить ихъ просьбу, а о благодарности не безпокоиться, «що слідъ, то дамо, тілкі ідіть та освятить поле, щобъ Богъ пославъ дощикь». Но батюшка говоритъ, что не исполнитъ ихъ просьбы до тѣхъ поръ, пока ему не вручатъ требуемыхъ денегъ. Крестьяне приходятъ «на село» объявляютъ «громадѣ», что «батюшка не хоче за таку ціну святить поля, а хоче шість карбованцівъ». Мужиковъ оскорбила неуступчивость батюшки, его недовѣріе къ ихъ обѣщаніямъ. Они бы дали ему и 6 руб., еслибъ онъ только пошелъ. Потолковавъ немного, они приказываютъ церковному старостѣ запереть сейчасъ же церковь и ключей не отдавать батюшкѣ. Потомъ идутъ всѣ въ волостное правленіе и обращаются къ волостному писарю съ просьбой написать имъ жалобу на батюшку къ преосвященному Платону. Писарь исполнилъ ихъ просьбу, написалъ прошеніе, которое они и подали преосвященному. Свѣтское начальство узнало и не замедлило явиться на мѣсто происшествія. По требованію прибывшаго начальства, ключи были отданы крестьянами священнику безъ всякаго сопротивленія. Та же газета сообщаетъ слѣдующій характерный случай. "Радомысльскаго уѣзда, въ с. Мѣстечкѣ (въ 20 вер. разстоянія отъ Брусилова), одной бѣдной крестьянской четѣ Богъ послалъ сына. Въ назначенный для крещенія день собралась родня и сосѣди; изъ среды ихъ выбраны были кумовья и посланы съ новорожденнымъ къ батюшкѣ, отцу "С--му, для того, чтобъ окрестить его. Кумовья и бабка явилось, какъ подобаетъ случаю, съ хлѣбомъ-солью, водкой я курицей. По жертвенная птица почему-то не понравилась батюшкѣ и онъ потребовалъ, чтобы ее перемѣняли на другую. Пришедшіе съ новорожденнымъ всѣми святыми увѣряли отца С., что родители «нарожденнаго» крайне бѣдны и лучшей курицы не въ состояніи дать, но тщетно: батюшка еще болѣе «разгнивався», курицу съ приложеніемъ взялъ, а крестить ребенка все-таки отказался. Униженные и оскорбленные вернулись они домой съ неокрещеннымъ ребенкомъ и рѣшили обратиться къ священнику сосѣдняго прихода, а противъ священника С., который «даіи нам до живіх пичінок», — возбудить дѣло. Въ искѣ, поданномъ мировому судьѣ, въ м. Коростышевѣ (разстояніе отъ с. Мѣстечка до м. Коростышева болѣе чѣмъ въ 40 верстъ), отецъ ребенка просилъ присудить съ батюшки С. за курицу 45 к., за веденіе дѣла и судебныя издержки 25 руб., а всего 25 руб. 45 коп. На судѣ отецъ С. утверждалъ, что онъ имѣлъ право принять курицу, какъ принадлежащую ему, по существующему обычаю, хотя бы «онъ и отказался окрестить ребенка. Изъ свидѣтельскихъ показаній выяснилось, что отецъ С. не разъ отказывался крестить, такъ что прихожане вынуждены были обращаться или въ с. Озероны, или въ м. Брусилово. Мировой судья рѣшилъ дѣло согласно просьбѣ истца, и батюшка вынужденъ былъ уплатить за курицу 25 руб. 45 коп.». Корреспондентъ Голоса сообщаетъ объ одномъ сельскомъ священникѣ изъ Черкасскаго уѣзда, что онъ довелъ поборы съ прихожанъ до такой степени, что крестьяне едва-едва имѣютъ возможность исполнять обычные обряды православной церкви. Иногда тѣла умершихъ крестьянъ по цѣлымъ недѣлямъ лежатъ въ землѣ безъ отпѣванія надъ ними. Разъ священникъ куда-то уѣхалъ, а въ это время нужно было похоронить умершаго ребенка; жена священника распорядилась, чтобы младенца закопали въ землю на кладбищѣ съ тѣмъ, что обрядъ погребенія будетъ совершенъ священникомъ по возвращеніи домой. Родители сначала ждали пріѣзда священника, потомъ еще ждали цѣлую недѣлю, пока окончатся хозяйственные недосуги священника, а между тѣмъ тѣло все оставалось безъ церковнаго отпѣванія. Если нужно окрестить младенца, то обыкновенно воспріемники приходятъ въ домъ священника, оставляютъ въ кухнѣ на печкѣ новорожденнаго младенца, а сами идутъ работать по приказанію священника, который только вечеромъ совершаетъ крещеніе. Дѣло дошло до того, что крестьяне начали даже свадьбы играть безъ церковнаго вѣнчанія. Такъ недавно крестьянинъ М. Щербаченко отдавалъ въ замужство свою дочь; назначенъ день вѣнчанія и свадьбы; остановка только за тѣмъ, чтобы съ священникомъ «договориться» въ вѣнчальной платѣ. Онъ запросилъ 15 рублей за этотъ обрядъ и, сверхъ того, требовалъ, чтобы другая дочь отца невѣсты поступила къ нему на службу. Отецъ на это не согласился я, такимъ образомъ, вѣнчаніе въ назначенный день не состоялось; атакъ какъ все было уже приготовлено, то рѣшено свадьбу сыграть безъ вѣнчанія. Такъ и случилось. Вѣнчаніе произведено только черезъ три дня за порядочную плату деньгами, двумя мѣшками пшеницы и еще какою-то подачкою. Тотъ же священникъ открылъ у себя въ кухнѣ торговлю святою водой. Мѣстные жители, по словамъ корреспондента, «увѣровали въ цѣлебность воды, которая освящается на праздникъ Срѣтенія Господня (2 февраля); поэтому у нихъ есть обыкновеніе запасаться этою водой на случай болѣзни, падежа скота и вообще разныхъ неблагопріятныхъ случайностей. Частью твердымъ вѣрованіемъ въ цѣлебность этой воды, частью и при содѣйствіи мѣстнаго батюшки, эта вода явилась необходимою потребностью каждаго семейства крестьянина. Вотъ эта-то потребность и послужила батюшкѣ соблазномъ; *онъ началъ торговать святою водой. Чтобы вода не забиралась кому-нибудь безплатно, освященіе ея производится уже нѣсколько лѣтъ, на кухнѣ у батюшки, а чтобы какъ-нибудь отстранить прямую отвѣтственность батюшки за продажу освященной воды, этимъ занимается матушка. Такимъ образомъ, матушка на кухнѣ своей нерѣдко продаетъ освященную воду чайными стаканами».
Таково православное приходское духовенство въ Кіевской губернія, гдѣ оно получаетъ казенное жалованье и сверхъ того пользуется доходами отъ земли, отъ церковныхъ требъ, безплатными квартирами, такъ что въ матеріальномъ отношеніи обезпечено неизмѣримо лучше, чѣмъ средней руки провинціальные чиновники, и даже пользуется большимъ достаткомъ сравнительно со многими землевладѣльцами и купцами. Мы видимъ, что здѣсь ни казенное жалованье, ни имущественный достатокъ не уменьшаютъ притязательности духовенства въ поборахъ съ прихожанъ, нисколько не способствуютъ нравственному улучшенію самого духовенства и не возстановляютъ добрыхъ отношеній между церковными причтами и прихожанами. Напротивъ, извѣстные намъ факты указываютъ, что по мѣрѣ обезпеченія духовенства казеннымъ жалованьемъ и увеличенія имущественнаго достатка, деморализація въ средѣ духовенства усиливается, а отношенія между прихожанами и причтами ухудшаются. Ни откуда нѣтъ столько жалобъ на безнравственность духовенства и на тяжесть поборовъ съ прихожанъ, какъ изъ тѣхъ губерній, гдѣ православное приходское духовенство наиболѣе щедро обезпечено казеннымъ жалованьемъ и гдѣ оно пользуется наибольшимъ имущественнымъ достаткомъ. Въ наибольшемъ размѣрѣ выдается казенное жалованье православному духовенству въ Холмско-Варшавской эпархіи и въ Западномъ краѣ. Слѣдовало бы ожидать, что здѣсь именно духовенство стоитъ на высокомъ нравственномъ уровнѣ, благотворно вліяетъ на окрестное населеніе, заботится о нуждахъ его и пользуется высокимъ уваженіемъ народа. Но на самомъ дѣлѣ мы видимъ не то. Такъ, напримѣръ, изъ Люблинской губерніи, въ прошломъ году, сообщали газетѣ, что здѣсь каждый священникъ, кромѣ безплатной квартиры, отопленія, дохода отъ церковной земли, часто простирающагося за 1.000 руб., получаетъ одного чистаго жалованья 1.200 руб. въ годъ, а между тѣмъ поборы и вымогательства за исполненіе требъ остаются въ прежней силѣ, хотя на этотъ счетъ и существуетъ запрещеніе епархіальной власти. Въ Витебской губерніи священники получаютъ казеннаго жалованья 400 р. въ годъ, имѣютъ готовую квартиру съ отопленіемъ и пользуются свободною отъ всѣхъ налоговъ землею въ размѣрѣ до 20 десятинъ. Сверхъ того они берутъ съ прихожанъ за исповѣдь 5 коп., за крестины 10 к., за похороны 3 руб., за свадьбу 5 руб., двѣ бутылки водки, пирогъ и 14 рабочихъ дней. Желающіе повѣнчаться, женихъ и невѣста обязаны прожить у священника цѣлую недѣлю, весь день работая на него, а вечеромъ занимаясь изученіемъ заповѣдей. Священники изъ своекорыстныхъ разсчетовъ поддерживаютъ въ крестьянахъ убѣжденіе, что грѣшно работать по пятницамъ. Въ эти-то пятницы священники приглашаютъ крестьянъ работать у себя на поляхъ и тѣ идутъ на работу, успокоивая совѣсть тѣмъ, что священникъ изъ жадности беретъ на свою душу ихъ грѣхи. Къ тому же крестьяне не рѣшаются отвѣчать отказомъ на приглашеніе священника работать у него по пятницамъ, опасаясь, что на исповѣди онъ будетъ долго мучить попреками. Несмотря на казенное жалованье, притязательность духовенства при требованіи платы за церковныя требы доходитъ до возмутительной наглости и жестокости. Такъ, напримѣръ, по словамъ корреспондента Русскаго Курьера изъ Велижа, въ одномъ изъ богатѣйшихъ приходовъ Витебской губерніи бѣдный безлошадный крестьянинъ просилъ священника похоронить мать. Священникъ просилъ 3 руб., а крестьянинъ давалъ 2 руб., увѣряя, что больше нѣтъ денегъ и что даже 2 руб. онъ добылъ посредствомъ продажи послѣдней овцы. Часа два бѣдняга валялся въ ногахъ у священника, котораго не могли тронуть никакія просьбы и рыданія. «Хорони самъ!» — твердилъ священникъ и рѣшительно отказался похоронить покойницу дешевле 3 руб. Это далеко не единичный фактъ; напротивъ, онъ имѣетъ широкую распространенность въ церковной практикѣ духовенства въ Витебской губерніи. Вслѣдствіе чрезмѣрной притязательности священника, здѣсь около каждой почти деревни крестьяне устроили кладбища, гдѣ и хоронятъ сами своихъ покойниковъ, а священнику только даютъ знать о смерти похороненнаго для отмѣтки въ метрической книгѣ. Духовенство только и думаетъ; что объ однихъ грошахъ, объ одной наживѣ, и ни мало не заботится о духовно-нравственномъ просвѣщеніи народа, который не имѣетъ почти никакого понятія объ исповѣдуемой имъ религіи. «Рѣдкій изъ нашихъ крестьянъ, — пишутъ изъ Витебской губерніи газетѣ Русскій, — знаетъ хоть одну молитву, многіе еще молятся по-польски, какъ молились ихъ отцы и дѣды во времена уніи. Одинъ крестьянинъ на мой вопросъ, знаетъ ли онъ молитвы, отвѣчалъ утвердительно и прочиталъ слѣдующее: „Какъ воскреснетъ Богъ, всѣ похуваются (спрячутся), огонь пойдетъ, все пропадетъ“. Кромѣ этой онъ не зналъ ни одной молитвы и даже увѣрялъ меня, что эта молитва — форменная, настоящая, что его дѣдушка ею кровь заговаривалъ. Если вы начнете разговаривать съ нашимъ бѣлоруссомъ о дѣлахъ вѣры, то станете въ тупикъ и долго не поймете, кто передъ вами — дикій ли индіецъ, или членъ православной церкви. Лучше всѣхъ, конечно, познанія своихъ прихожанъ знаютъ священники, но они мало обращаютъ на это вниманія. Они всѣ давно обратились въ Коробочекъ, думающихъ только о томъ, какъ бы не продешевить какую-нибудь требу, какъ бы сколотить поскорѣе капиталецъ. Кромѣ мрака, одного мрака, ничего не распространяютъ они въ нашемъ и безъ того темномъ царствѣ».
Для характеристики сельскаго духовенства Волынской губерніи всего лучше можетъ служить разбиравшійся въ прошломъ году судебный процессъ крестьянъ деревни Свинной, Староконстантиновскаго уѣзда, которые въ числѣ 212 человѣкъ обвинялись въ неисполненіи требованій полиціи. Дѣло возникло изъ того, что крестьяне деревни Свинной, выведенные изъ терпѣнія священникомъ Савицкимъ, заперли церковь и не стали пускать въ нее священника. Полиція требовала, чтобы ключъ отъ церкви былъ возвращенъ священнику, по крестьяне наотрѣзъ отказались исполнить это требованіе, за что и были преданы суду. На судѣ отношенія между священникомъ и прихожанами выяснились въ слѣдующемъ видѣ. «Священникъ Савицкій пожелалъ выстроить себѣ каменный погребъ, но денегъ у него не было; одъ потребовалъ, чтобы крестьяне дали ему изъ церковныхъ денегъ 80 руб. Крестьяне не согласились. Тогда священникъ Савицкій прибѣгъ къ слѣдующей мѣрѣ: каждый разъ, по окончаніи богослуженія, Савицкій запиралъ въ церкви всѣхъ собравшихся на молитву крестьянъ, вмѣстѣ съ женщинами и дѣтьми, и держалъ ихъ безъ пищи и воды до самаго вечера. Запираніе въ церкви всѣхъ молящихся Савицкій повторялъ до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, крестьяне не согласились выдать ему изъ церковныхъ денегъ 80 руб. на погребъ. Вообразите, во что обращалась церковь, когда въ ней содержалось подъ арестомъ почти все село, до грудныхъ младенцевъ включительно! За метрическую выпись, для вступленія въ бракъ, священникъ Савицкій взималъ съ крестьянъ: 3 руб. деньгами, пять дней возить что-нибудь, два дня молотить хлѣбъ, пахать и боронить два дня. Когда крестьяне неохотно исполняли требованіе священника Савицкаго, онъ молилъ Бога, чтобъ Онъ ниспослалъ на жителей деревни Свинной голодъ и моръ. Кто желалъ вступить въ бракъ, долженъ былъ вымолотить Савицкому въ одинъ день 1 1/2 копны хлѣба. Священникъ Савицкій очень часто прекращалъ богослуженіе, вслѣдствіе нетрезваго состоянія. Всѣхъ упорствующихъ въ отбываніи Савицкому повинностей онъ заставлялъ говѣть по двѣ недѣли сряду». Всѣ эти факты сами по себѣ въ высшей степени возмутительны, но всего возмутительнѣе то, что священникъ Савицкій за всѣ свои безобразія былъ только переведенъ въ другой приходъ, тогда какъ крестьяне были преданы суду.
Въ Югозападномъ краѣ почти повсюду существуютъ точно такія же отношенія между церковными причтами и прихожанами, какъ и въ деревнѣ Свиной. Вездѣ священники облагаютъ крестьянъ до невозможности тяжелыми поборами, вездѣ дико самодурствуютъ и не находятъ никакого удержа для своего произвола. Такъ, напримѣръ, корреспондентъ разсказываетъ слѣдующіе факты изъ жизни сельскаго духовенства Лохвицкаго уѣзда, Полтавской губерніи: священникъ села Я. погорѣлъ. Это послужило поводомъ возвысить поборы за требы: за бракъ, напримѣръ, отъ 20 до 30-ти руб., за погребеніе отъ 8-ми до 15 ты руб. и т. д. Изъ этихъ денегъ половина назначается батюшкой за исполненіе требы, а другая взимается имъ въ качествѣ «штрафа за поджогъ». — «Да помилуйте, батюшка, я васъ не паливъ», — просится мужикъ. — «Брешешь, ты въ громадою спаливъ меня, а значитъ и повиненъ платить». Платили, платили мужики, да не въ моготу стало и послали архіерею одну за другою двѣ жалобы; а недавно и третья отослана въ синодъ. Другой сельскій священникъ, отецъ П., беретъ съ пасомыхъ добровольныя приношенія за требы и съ базаровъ. Послѣдняя подать покажется невѣроятной, а между тѣмъ это фактъ. Въ каждый базарный день кухарка отца П. отправляется на базаръ и беретъ у крестьянъ, что ей нужно, а за деньгами нужно идти къ батюшкѣ, который, по усмотрѣнію своему, платить или что-нибудь, или ничего. И на о. П. принесена жалоба архіерею. Корреспондентъ газеты Южный Край, разсказывая о поборахъ духовенства, приводитъ, между прочимъ, слѣдующій случай: Въ селѣ Л--вѣ одинъ крестьянинъ, по завѣщанію умершаго отца, выразилъ желаніе пожертвовать въ церковь крестъ, очень цѣнный, и отправился къ священнику съ просьбой принять эту жертву на украшеніе церкви. Отвѣтъ былъ тотъ, что жертвователь долженъ заплатить за свое усердіе 25 руб. въ пользу священника. У крестьянина не было желанія исполнить это условіе и, по совѣту благочиннаго, онъ отдалъ крестъ въ другую церковь. Но на это послѣдовалъ гнѣвъ отца духовнаго, который въ слѣдующій праздникъ не только отказалъ непокорному въ помазаніи елеемъ, но и публично, съ амвона, отлучилъ его отъ своей паствы, т. е. предалъ нѣкотораго рода анаѳемѣ. Подобный же случай самоуправства со стороны сельскаго священника сообщаетъ газета Заря: "Въ селѣ Ильяшевкѣ, Ямпольскаго уѣзда, Подольской-губерніи, крестьянинъ Иванъ Сухой, будучи нѣкогда волостнымъ старшиной, своими отношеніями къ батюшкѣ Ильяшевсхаго прихода, отцу Д--ему, въѣлся ему, что называется, въ бока. Лишившись должности, Сухой все-такы продолжалъ, при удобномъ случаѣ, на сборищахъ крестьянъ копать подъ батюшку яму, выставляя то тѣ, то другіе его недостатки. Выведенный изъ терпѣнія, о. Д--скій задумалъ отомстить Сухому и прекратить дальнѣйшія его вылазки противъ него. И вотъ, въ одно воскресенье, когда церковь была полна народу, батюшка обращается къ прихожанамъ съ такимъ словомъ: «Братья христіане! Меже вами есть ідна паршива вивца, котора портитъ все стадо — всю вашу честну громаду. Та вивця завше нападаеця на паніевъ и на мене, и на веихъ добрыхъ и честныхъ людей въ громади (въ то время былъ въ церкви и Сухой). Ни сами, православни христіаны, подумайте, що съ такою поганою вивцею слидуе зробити. Вийдитъ собі изъ церкви, поговорить и мині прийдіти и скажити, якъ ни поришите». Закончивъ свое слово, батюшка удалился въ алтарь кончать службу. Крестьяне между тѣмъ вышли изъ церкви на погостъ и подняли тамъ страшный гамъ, отыскивая между собою «паршиву вивцю». Дѣло кончилось тѣмъ, что крестьяне, получивъ отъ батюшки еще нѣкоторыя данныя, вооружившія громаду противъ Сухаго, кинулись на него, избили его, исцарапали, изорвали въ клочки на немъ «кожухъ э и въ такомъ видѣ повели его къ батюшкѣ». Въ Полтавской губерніи отношенія между церковными причтами и прихожанами обострились до такой степени, что вызвали вмѣшательство мѣстнаго земства. По словамъ газеты Голосъ, недавно въ кременчугскомъ земскомъ собраніи обсуждался вопросъ объ отношеніяхъ между приходами и священниками. По ходатайству Золотоношскаго уѣзда, полтавское губернское земское собраніе поручило уѣзднымъ собраніямъ «выяснить способы и пути къ урегулированію отношеній между приходами и священниками, въ видахъ, съ одной стороны, обезпеченія священнослужителей приличнымъ содержаніемъ, съ другой — обузданія непомѣрной алчности, обнаруживаемой ими при исполненіи духовныхъ требъ. На собраніи было представлено не мало фактическихъ данныхъ, иллюстрировавшихъ образъ дѣйствій священниковъ въ этомъ отношеніи, причемъ было также заявлено, что прихожане не подучаютъ никакого удовлетворенія на свои даже самыя справедливыя жалобы по этому предмету. Указано было 'и на то, что въ училищномъ дѣдѣ ни одна жалоба, ни одно заявленіе земства и совѣтовъ не было удовлетворено духовнымъ вѣдомствомъ, и что безусловно вредный, въ нравственномъ отношеніи, законоучитель всегда оставался тѣмъ же законоучителемъ. Кременчугское уѣздное собраніе рѣшило передать губернскому собранію свое мнѣніе о томъ, что всѣ проектируемыя мѣры суть только палліативы и что необходима радикальная реформа въ выборномъ началѣ, практикуемомъ въ духовномъ вѣдомствѣ».
Всѣ извѣстія съ юга Россіи единогласно говорятъ, что тамошнее приходское духовенство увлеклось страстью къ наживѣ до забвенія своихъ пастырскихъ обязанностей и что содержаніе его ложится тяжкимъ бременемъ на недостаточное приходское населеніе. Такъ, напримѣръ, изъ Херсонской губерніи пишутъ, что тамъ священники заняты исключительно изысканіемъ способовъ скорой и легкой наживы. Нѣкоторые изъ нихъ даже состоятъ на жалованьи у евреевъ шинкарей. Изъ корыстныхъ видовъ священники потворствуютъ увеличенію праздниковъ, такъ какъ употребляютъ крестьянъ для своей работы въ дни, по одному суевѣрію признаваемые «за праздники. Объ алчности приходскаго духовенства въ Екатеринославской губерніи даетъ понятіе слѣдующій случай, передаваемый газетою Южный Край. Въ селѣ Павловкѣ, Маріупольскаго уѣзда, умеръ отставной заслуженный солдатъ, 49 лѣтъ прослужившій „царямъ и отечеству“. Высокая честность и прямой характеръ почтеннаго старика, грудь, увѣшаная орденами, воплощенная въ немъ исторія нашихъ военныхъ походовъ — все привлекало къ нему не только крестьянъ, но интеллигентнаго человѣка — сосѣда. Въ день похоронъ собралось общество и нѣкоторые изъ мѣстной интеллигенціи. Изъ церкви принесены были хоругви, но священникъ не явился. Началось хожденіе родныхъ къ священнику, и, наконецъ, пришелъ сынъ умершаго и со слезами упалъ на колѣни передъ обществомъ, жалуясь на то, что священникъ не хочетъ идти и не только требуетъ 25 р., но и ругается. Поря лея шумъ, раздались голоса: „Долго ли мы будемъ терпѣть такое издѣваніе? Неси покойника во дворъ священника“. Шумъ усиливался; видно было желаніе отъ словъ перейти къ дѣлу, но мировому судьѣ удалось утишить бурю. Тѣло покойника безъ священника перенесли въ церковь. Въ церкви повторилась та же исторія; опять волненіе и опять уговоры со стороны судьи и становаго пристава, чтобъ общество разошлось по домамъ. До просьбѣ общества, мировой судья написалъ къ благочинному (родному брату священника), живущему въ шести верстахъ отъ села Павловки, прося его пріѣхать похоронить, но благочинный не соблаговолилъ отвѣтить на вѣжливое письмо и не пріѣхалъ. На другой день, наконецъ, было совершено погребеніе. Этимъ дѣло не кончилось и крестьяне, возмущенные поступкомъ священника, захотѣли составить приговоръ, ходатайствуя объ удаленіи священника и назначеніи имъ новаго. Но за то, Что сельскій староста допустилъ собраться обществу, онъ не былъ допущенъ священникомъ ко кресту въ день Богоявленія, потомъ священникъ, полагая, что мысль объ избавленіи отъ него возникла въ головахъ закрѣпощенныхъ имъ крестьянъ подъ вліяніемъ мѣстной интеллигенціи, произнесъ съ церковной каѳедры обличительную проповѣдь, въ которой сравнилъ мѣстныхъ интеллигентныхъ обывателей съ фарисеями. Крестьяне черезъ уполномоченныхъ подали жалобу». Грубое самоуправство и дикій произволъ сельскихъ священниковъ, встрѣчая одно лишь потворство себѣ въ снисходительности къ себѣ епархіальнаго начальства, часто проявляются въ самыхъ возмутительныхъ формахъ. Такъ, изъ того же Маріупольскаго уѣзда газетѣ Новороссійскій Телеграфъ сообщаютъ слѣдующій случай: "Прибывшій въ с. Л--ну членъ коммиссіи для провѣрки списковъ нуждающихся крестьянъ въ посѣвномъ зернѣ обратился къ мѣстному священнику, о. А--ву, съ просьбой привести къ присягѣ до 10 душъ понятыхъ, долженствующихъ принять участіе въ повѣркѣ состоятельности или несостоятельности своихъ односельцевъ. Сначала о. А — въ согласился, но потомъ стадъ отказываться отъ приведенія къ присягѣ крестьянъ, требуя какъ отъ нихъ, такъ равно и отъ члена коммиссіи виды на жительство, а затѣмъ, послѣ долгихъ препирательствъ, на-отрѣзъ отказался отъ исполненія обязанности и съ ругательствомъ вышелъ изъ церкви. А такъ какъ показаніе крестьянъ требовалось безусловно подъ присягой, то эти уполномоченные, вмѣстѣ съ членомъ коммиссіи и сельскими властями, должны были отправиться въ сосѣднюю слободу, что ими потомъ и сдѣлано, но прежде этого съ общаго согласія порѣшили составить актъ и отправить его по начальству. Въ заключеніе, послѣ подписи составителей акта, была сдѣлана слѣдующая надпись грамотными просителями: «Съ своей стороны покорнѣйше просимъ начальство дѣйствія священника А--ва не оставить безъ послѣдствій, такъ какъ онъ конфузитъ своими безобразіями всякаго встрѣчнаго». Вотъ другой, не меньше возмутительный случай самоуправства, сообщенный газетой Южный Край въ корреспонденціи изъ села Бузовки, Новомосковскаго уѣзда, Екатеринославской губерніи: «На первый день Пасхи мѣстный священникъ, вышедъ передъ царскія врата для произнесенія послѣдней эктеніи на литургіи оглашенныхъ, началъ повторять нѣсколько разъ: „оглашенные, изыдите!“ Молящіеся были въ недоумѣніи, что означаютъ такіе возгласы; потомъ священникъ, продолжая стоять передъ царскими вратами, закричалъ: „если оглашенный не выйдетъ изъ церкви, то я перестану служить обѣдню!“ Молящіеся, еще въ большемъ недоумѣніи, поглядывали другъ на друга, а священникъ ушелъ въ алтарь и прекратилъ служеніе. Минуть черезъ двадцать вышелъ церковный служитель и обратился къ одному изъ стоящихъ въ церкви съ слѣдующими словами: „Батюшка сказалъ, что если вы не выйдете изъ церкви, то онъ не будетъ продолжать служеніе“. Тотъ, къ которому относилось это приказаніе, перекрестился и въ слезахъ ушелъ изъ церкви (надо замѣтить, что высланный изъ церкви говѣлъ и черезъ нѣсколько минутъ долженъ былъ причаститься). Оказалось, что священникъ находился въ непріятныхъ отношеніяхъ къ высланному изъ церкви и изъ личностей позволилъ себѣ кощунствовать въ храмѣ и тамъ же оскорблять своего ближняго. Всякій изъ прихожанъ думалъ, что священникъ за такой поступокъ будетъ подвергнутъ строгому наказанію, но, къ великому удивленію, случилось иначе: батюшка, благодаря покровительству одного мѣстнаго туза, остался преспокойно на своемъ мѣстѣ. Безвинно оскорбленный въ церкви (приходчикъ сосѣдняго помѣщика, тоже покровителя пастыря), подъ угрозой лишенія мѣста въ случаѣ жалобы съ его стороны, долженъ молчать, а епархіальное начальство почему-то оставило духовнаго отца безъ вниманія».
Духовенство Донской области, въ сильной степени зараженной расколомъ, мало заботится о томъ, чтобы поднять свое нравственное значеніе въ глазахъ населенія. Напротивъ, неприличные поступки священниковъ и ихъ алчность при требованіи вознагражденія за церковныя требы возбуждаютъ сильный ропотъ и жалобы со стороны приходскихъ людей. До какой степени неприличія дошло поведеніе духовенства въ Донской области, можно судить по слѣдующему случаю, разсказанному въ газетѣ Донской Голосъ. Въ слободѣ Ново-Павловкѣ, Міусскаго округа, младшій священникъ, Андрей Шапошниковъ, въ прошломъ году на страстной недѣлѣ, явившись въ церковь для исповѣди въ нетрезвомъ состояніи, былъ, по приказанію новопавловскаго благочиннаго о. Облакевича, связанъ и выведенъ изъ церкви на паперть, гдѣ и былъ развязанъ. Взбѣшенный такимъ поступкомъ Облакевича, священникъ Шапошниковъ возвратился снова въ церковь и бывшею у него въ рукахъ палкой нанесъ по головѣ Облакевича нѣсколько ударовъ и надвинулъ на лицо ему камилавку, послѣ чего ринулся въ алтарь и началъ раскидывать тамъ священныя вещи. По словамъ той же газеты, поборы духовенства съ прихожанъ Донской области дошли въ послѣднее время до небывалыхъ размѣровъ. Такъ, на одно семейство Нижне-Бундрюческой станицы, въ которомъ въ теченіе прошлаго года пришлось одно рожденіе, одинъ смертный случай и одно бракосочетаніе, «духовная подать» выражается въ слѣдующихъ данныхъ: 1) за крещеніе младенца 50 коп., платокъ на утираніе батюшкиныхъ рукъ 20 к. и хлѣбъ въ 10 к., всего 80 к.; 2) молитва младенца 10 к. и хлѣбъ въ 10 к., всего 20 к.; 3) за два простыхъ молебна 1 р. 40 к. и за два молебна съ акаѳистомъ 2 руб., всего 3 р. 40 к.; 3) за исповѣдь и причащеніе св. тайнъ матери семейства передъ рожденіемъ младенца 1 р.; 5) за соборованіе масломъ передъ смертью хозяйки дома 7 р.; 6) за погребеніе ея 5 р.; 7) за присутствіе батюшки на похоронномъ обѣдѣ 1 р. и хлѣбъ въ 10 к., всего 1 р. 10 к.; 8) за хожденіе съ молитвой передъ праздниками Рождества и Вознесенія Христова 10 к., два хлѣба въ 20 к., десятокъ яицъ 10 к., мѣра пшеницы 1 руб., мѣра ячменя 50 коп., утка 30 коп., гусь 50 к., фунтъ сала 20 к., куличъ 25 к., гарнецъ пшена 15 к., всего 3 руб. 30 коп.; 9) за молебствіе на этихъ же праздникахъ, деньгами и продуктами, 3 р. 50 к.; 10) за выписки изъ метрическихъ книгъ: для мальчика и дѣвочки, при опредѣленіи ихъ въ училище, по 1 р. — 2 р., для вступленія въ бракъ 3 руб., всего 5 р.; 11) за панихиды по умершимъ, деньгами и хлѣбомъ, 1 р.; 12) за «сорокоустъ» по умершей матери 40 руб.; 13) за бракосочетаніе 10 руб., бутылку водки — 30 коп., бутылку вина — 50 коп. и двѣ сотни кизековъ — 1 руб., всего 11 руб. 80 коп.; 14) за говѣнье членовъ семьи заплачено въ сложности 2 руб. А всего по четырнадцати статьямъ этого расхода прихожанъ въ пользу «батюшекъ» съ нормальной семьи Нижне-Кундрюческой станицы приходится болѣе 80 руб., не считая въ этомъ числѣ обычныхъ расходовъ семьи, сопряженныхъ съ нѣкоторыми обрядами, каковы: крестины, свадьбы, похороны и похоронные обѣды, что, по меньшей мѣрѣ, втрое превышаетъ «духовную дань» и простирается по меньшей мѣрѣ до 255 руб., такъ что весь обрядовый расходъ, весьма поощряемый духовенствомъ и даже вмѣняемый имъ въ обязанность, достигаетъ солидной цифры — 340 рублей. Чрезмѣрное обременіе населенія поборами въ пользу духовенства за исполненіе церковныхъ требъ привело къ тому, что въ прошломъ году земское собраніе Донецкаго округа возбудило ходатайство предъ высшимъ начальствомъ о дозволеніи впредь самимъ приходамъ избирать себѣ священниковъ. Это ходатайство, по словамъ корреспондента Русскихъ Вѣдомостей, было вызвано жалобами крестьянъ и казаковъ на непомѣрные поборы съ нихъ духовенствомъ, которое, помимо обязательныхъ для населенія требъ, навязываетъ ему для исполненія и много другихъ совсѣмъ необязательныхъ, какъ, напримѣръ, «сорокоусты»; между тѣмъ за сорокоустъ крестьянинъ долженъ бываетъ заплатить до 100 руб. и болѣе, такъ что ему, для удовлетворенія священника, приходится нерѣдко сбывать послѣднюю пару валовъ. На такую же обременительность поборовъ духовенства была заявлена жалоба воронежскому губернскому земскому собранію еще 1880 г. Въ своемъ докладѣ земскому собранію гласный Лутовиновъ привелъ поистинѣ ужасныя цифры обычной платы духовенству за совершеніе церковныхъ требъ. Напримѣръ, за похороны сельскій причтъ получаетъ до 10 руб., причемъ деньги берутся впередъ, а безъ этого священникъ не станетъ хоронить покойника. За свадьбу ни одинъ сельскій священникъ не беретъ дешевле 25 руб. — все равно съ богатаго, или бѣднаго. Если невѣста выходитъ въ другой приходъ, то обязана уплатить мѣстному священнику 15 руб. за метрическое свидѣтельство, безъ котораго причтъ другаго прихода не будетъ вѣнчать ее. Духовенство не только не уменьшаетъ поборовъ въ виду обнищанія населенія, но еще увеличиваетъ плату за церковныя требы, ссылаясь на увеличившуюся дороговизну. По словамъ г. Лутовинова, церковные причты жалуются на бѣдность, а между тѣмъ банки полны деньгами духовенства. Земское собраніе отнеслось съ полнымъ сочувствіемъ къ такому заявленію и единогласно постановило: ходатайствовать о предоставленіи прихожанамъ выбирать себѣ священниковъ, а при невозможности дать это право — просить о порученіи земскимъ собраніямъ составить, по своему усмотрѣнію, таксы на всѣ приходскія требы.
Существующія отношенія между церковными причтами и приходскими людьми мы можемъ характеризовать печальнымъ именемъ борьбы между ними. Тутъ не было бы ничего печальнаго, еслибы духовенство вело борьбу съ нравственными недостатками и невѣжествомъ прихожанъ. Но, къ сожалѣнію, мы не видимъ никакихъ слѣдовъ этой благодѣтельной, культурной борьбы. Напротивъ, приходскіе люди ведутъ борьбу съ своимъ духовенствомъ, протестуя противъ соблазнительнаго и неприличнаго поведенія членовъ церковнаго причта, или же защищая себя отъ разорительныхъ поборовъ духовенства, сопровождаемыхъ самымъ возмутительнымъ вымогательствомъ. Эта борьба между церковными причтами и приходскимъ духовенствомъ весьма яркими и выпуклыми чертами обрисована въ слѣдующемъ письмѣ изъ Калязина, напечатанномъ въ прошломъ году въ газетѣ Страна: «Вопросъ о духовенствѣ становится, наконецъ, ребромъ и ужь очень недалеко то время, когда всею массой народа онъ поставится на — „быть или не быть“, а между тѣмъ пастырство не только не заботится объ улучшеніи своихъ отношеній къ пасомымъ, но, какъ нарочно, ухитряется всячески болѣе и болѣе обострить реченный вопросъ. Что это — крайняя ли степень отупѣнія, или все тотъ же, что и въ былыя времена, разсчетъ на поддержку иной власти, помимо духовенства? Такъ, спросите любаго крестьянина Калязинскаго уѣзда, хоть, примѣромъ, приходовъ — константиновскаго, пенскаго, городецкаго, пухлимскаго, собольскаго и пр., и пр., мирно ли живутъ они съ своимъ поповствомъ, — и васъ покоробитъ отъ рѣзкости отвѣтовъ, пересыпанныхъ самой крупною солью извѣстнаго содержанія, въ честь и славу „отцовъ духовныхъ“. Это не пастыри и пасомые хоть бы съ самой слабой нравственною связью, — нѣтъ, это два враждебные лагеря, сносящіеся между собою лишь по самой крайней необходимости однихъ и неуступчивости другихъ, закрѣпляющіе рознь до ничѣмъ непримиримаго антагонизма. И пусть ужь только притязательность, если не оправдываемая, то хоть до нѣкоторой степени извиняемая, напримѣръ, многосемействомъ, — нѣтъ, тутъ дѣянія, которыя даже крестьянство, какъ ни мало еще оно развито, не извиняетъ и извинять не можетъ, какъ идущія прямо въ разрѣзъ со всѣмъ тѣмъ, чему учитъ православіе. Представимъ, на первый разъ, хоть два обратила таковыхъ. Пастыри селъ Константинова и Капшина давно уже избрали своей жизненною профессіей разработку зеленаго поля — въ Калязинѣ, гдѣ эта разработка совершается въ обширнѣйшихъ размѣрахъ, у себя въ домахъ, гдѣ пришлось, я пріобрѣли репутацію великихъ артистовъ въ этой плодотворной разработкѣ. Какъ ни стѣсняла и ни затрудняла прихожанъ профессія реченныхъ пастырей, — а эти приходы изъ самыхъ многолюдныхъ во всемъ уѣздѣ, — они еще терпѣли (поражающее терпѣніе православнаго люда!), но артисты не удовольствовались усвоенной ими профессіей и пустились въ изобрѣтательность, каковой уже не въ силахъ выносить даже многотерпѣливый православный людъ». Затѣмъ, разсказавъ нѣкоторые некрасиваго свойства факты изъ жизни этихъ священниковъ, корреспондентъ Страны указываетъ на полное безсиліе прихожанъ прекратить допущенные духовенствомъ безпорядки. «Что, — спрашиваетъ онъ, — могли бы они сдѣлать, чтобъ избавить себя и другихъ отъ этихъ безобразій?… Жаловаться, просить объ удаленіи отъ нихъ пастыря?… Но личные и особенно прихожанъ другихъ селъ опыты достаточна ознакомили наше крестьянство, насколько безполезны самыя усиленныя и настойчивыя жалобы на такихъ безобразниковъ. Такъ, сколько была жалобъ и просьбъ со стороны прихожанъ села Капшина, чтобъ ихъ избавили отъ невыносимаго ими пастыря, того — другого артиста, который все свое служеніе превратилъ въ ремесло кулака и афериста, помимо уже безпощадной притязательности прихожанъ, — все ни къ чему. Мало того, какъ будто въ поощреніе подобныхъ пастырскихъ доблестей, именно эти-то артисты и вознаграждаются щедро извѣстными тутъ отличіями. Что-жь, при такомъ порядкѣ дѣла, остается крестьянству, какъ не терпѣть; а когда лопнетъ всякое терпѣніе, какъ не порвать всѣ сношенія съ такимъ пастырствомъ, а изъ-за него и съ церковію православною?»
Безконечное множество фактовъ, то и дѣло сообщаемыхъ печатью, вполнѣ подтверждаетъ высказанное въ вышеприведенномъ письмѣ изъ Калязина указаніе на существованіе враждебныхъ отношеній между православнымъ духовенствомъ и приходскими людьми. Такъ, напримѣръ, изъ Козелецкаго уѣзда, Черниговской губерніи, газетѣ Заря пишутъ, что «въ большинствѣ селъ этого уѣзда давно уже существуютъ несогласія между прихожанами и духовенствомъ». Въ подтвержденіе корреспондентъ приводить нѣсколько фактовъ для характеристики отношеній духовенства къ экономическимъ и духовнымъ интересамъ своей паствы. На-дняхъ, — разсказываетъ онъ, — намъ случилось быть въ камерѣ мироваго судьи 4-го участка, гдѣ разбиралось дѣло крестьянъ села Петровки, по обвиненію ихъ мѣстною полиціей за нарушеніе благочинія въ церкви. Изъ объясненій тяжущихся сторонъ и изъ свидѣтельскихъ показаній выяснилось слѣдующее. Петровскій священникъ, недовольствуясь добровольными приношеніями прихожанъ ко время говѣнія, установилъ обязательный налогъ за исповѣдь. Этотъ налогъ показался прихожанамъ очень обременительнымъ, почему они и стали просить батюшку сдѣлать имъ уступку, или же передать хотя незначительную часть взимаемаго имъ налога въ распоряженіе церковнаго попечительства на удовлетвореніе церковныхъ нуждъ. Во батюшка не нашелъ возможнымъ уважить эту просьбу. Тогда прихожане всею громадою порѣшили взносить требуемый батюшкою налогъ, во съ тѣмъ, чтобы деньги эти были взнесены не непосредственно священнику, а членамъ церковнаго попечительства, и чтобы послѣдніе изъ числа "тихъ денегъ брали по двѣ копѣйки съ исповѣдной души въ пользу церкви. Вотъ изъ-за этихъ-то собственно двухъ копѣекъ и произошелъ въ церкви споръ между священникомъ и членами попечительства. И такъ какъ въ спорѣ активное участіе принимали только семь человѣкъ, то эти лица и были привлечены въ качествѣ обвиняемыхъ; остальная громада, болѣе ста человѣкъ, фигурировала въ качествѣ свидѣтелей. Во объявленіи приговора, по которому трое обвиняемыхъ приговорены къ аресту на пятнадцать дней, а четверо — на восемь дней, мировой судья заявилъ, что кто недоволенъ этимъ рѣшеніемъ, тотъ можетъ обжаловать его въ высшей инстанціи. Но тутъ крестьяне отвѣсили судьѣ поклонъ съ такими словами: «мы вашимъ судомъ, ваше благородіе, довольны, а духовенствомъ недовольны». Другой фактъ. Въ селѣ Старой-Багани уже нѣсколько лѣтъ существуетъ церковное попечительство; но въ послѣдніе годы существованіе его было номинально, потому что предсѣдателемъ попечительства состоялъ священникъ, въ лицѣ котораго и сосредоточилась какъ распорядительная, такъ и исполнительная власть. Благодаря этому, священникъ безконтрольно распоряжался доходами кирпичнаго завода, принадлежащаго попечительству, и также произвольно установилъ сборъ по 20 коп. съ каждой исповѣдной души во время говѣнія, причемъ полагалось, что половина этого сбора поступаетъ въ пользу причта, а другая половина — въ пользу церкви. Такъ шло дѣло нѣсколько лѣтъ, пока прихожане не полюбопытствовали узнать: куда дѣваются собираемыя съ нихъ деньги и доходы съ кирпичнаго завода, ибо расходовъ на улучшеніе благолѣпія церковнаго не производится. Стали повѣрять книги попечительства, благодаря чему, говорятъ, обнаруженъ значительный дефицитъ и другія упущенія по управленію дѣдами попечительства. Эти обстоятельства послужили поводомъ къ возбужденію прихожанами дѣла противъ священника.
Подобныя же враждебныя отношенія между прихожанами и духовенствомъ существуютъ въ Орловской губерніи, откуда сообщается немало печальныхъ фактовъ изъ жизни сельскаго духовенства. Такъ, по словамъ Орловскаго Вѣстника, въ селѣ Алексѣевскомъ, Малоархангельскаго уѣзда, произошло крупное пререканіе между сельскимъ обществомъ и священикомъ изъ-за каменнаго дома, построеннаго для помѣщенія общественной богадѣльни. Мѣстный священникъ Поповъ занялъ этотъ домъ, не имѣя на то никакого права, и когда, по отводу сельскаго общества, земскій врачъ и становой приставъ хотѣли обратить его во временную больницу для дѣтей, заболѣвающихъ дифтеритомъ, то священникъ на-отрѣзъ отказался исполнить это требованіе. Какъ ни уговаривали священника, какъ ни доказывали, что онъ съ удобствомъ можетъ помѣститься и въ своемъ домѣ, гдѣ живетъ семья его, но все было напрасно, — священникъ остался при своемъ и больныя малютки были помѣщены въ сыромъ, грязномъ, разрушающемся зданіи бывшаго волостнаго правленія. Орловскій Вѣстникъ разсказываетъ, что неудовольствія между сельскимъ обществомъ и священникомъ Поповымъ возникли много лѣтъ тому назадъ по слѣдующему случаю. Въ селѣ Алексѣевскомъ Поповъ священствуетъ уже давно и прихожане сначала слушались и любили своего батюшку. Задумалъ онъ строить церковную караулку-богадѣльню и колокольню, и прихожане щедрою рукой начинаютъ жертвовать, — отводятъ до семи десятинъ выгона, устраиваютъ кирпичные сараи, даютъ болѣе 200 саженей торфу, дѣлаютъ жертвы и деньгами и, наконецъ, отправляются по епархіи за сборомъ и набираютъ болѣе 4.000 руб. Начинаются работы, но, вмѣсто скромной караулки-богадѣльни, появляется великолѣпный двухъ-этажный каменный домъ, съ желѣзною крышей, въ которомъ, какъ въ церковной караулкѣ, было поселились церковные сторожа, но они изгоняются оттуда и домъ занимаетъ священникъ, устраивая въ немъ свадьбы своихъ домочадцевъ и другіе пиры по случаю равныхъ семейныхъ радостей. Выстроивъ домъ, священникъ остальной кирпичъ распродалъ, кирпичные сараи сломалъ, отправивъ соломенныя крыши на свои поля, а лѣсъ къ себѣ на дворъ; что сдѣлалось съ собранными деньгами — неизвѣстно, но колокольня и до сихъ поръ не выстроена. Затѣмъ священникъ начинаетъ брать неимовѣрно большую плату за требы. Прихожанамъ тяжело, и они, собравъ сходъ, приглашаютъ батюшку и упрашиваютъ уменьшить плату за требы; но священникъ отказывается исполнить просьбу общества, говоря, что онъ издержался на свадьбу дочери, истративъ болѣе 3.000 руб., и потому уважить просьбу общества не можетъ. Прихожане, выведенные дѣйствіями священника изъ терпѣнія, даютъ односельцу своему Сидору Павлову довѣренность на принесеніе на дѣйствія священника жалобы епархіальному начальству, но священникъ не унываетъ и пишетъ на Сидора Павлова доносъ губернатору, обвиняя Павлова въ неуваженіи къ религіи и въ распространеніи между односельчанами противоправительственныхъ идей, выставляя его, почти неграмотнаго крестьянина, чуть ли не членомъ исполнительнаго комитета. Произведеннымъ разслѣдованіемъ доносъ, разумѣется, не подтвердился, и только двѣ крестьянки, указанныя священникомъ, показали, что Павловъ непочтительно отзывался объ иконахъ, но и тѣ, когда уѣхалъ становой приставъ, производившій дознаніе, предъ цѣлымъ сельскимъ сходомъ сознались, что оклеветали Павлова, по просьбѣ священника Попова, который обѣщалъ дать имъ по поросенку. Между тѣмъ, по жалобѣ прихожанъ, о дѣйствіяхъ священника было поручено произвести слѣдствіе. Но, къ несчастію, производящимъ слѣдствіе былъ назначенъ священникъ села Куракина, гдѣ священникомъ служитъ и зять Попова, и слѣдователь, разумѣется, повелъ дѣло не такъ, какъ бы слѣдовало: онъ остановился въ домѣ Попова и вызывалъ и спрашивалъ только тѣхъ свидѣтелей, которыхъ указывалъ Поповъ. На пристрастный образъ дѣйствій слѣдователя общество принесло вторичную жалобу епархіальному начальству, и чѣмъ кончится это дѣло, — неизвѣстно, но общество возбуждено противъ священника. Подобный случай, по словамъ той же газеты, былъ въ селѣ Дрезгаловѣ, Елецкаго уѣзда. Здѣшніе крестьяне подрядъ два года жалуются на поборы, побои и притѣсненія со стороны своего духовенства орловской духовной консисторіи, но все безуспѣшно, несмотря на то, что ими доставлено въ консисторію множество оффиціально засвидѣтельствованныхъ фактовъ въ подтвержденіе справедливости заявленныхъ жалобъ. Въ виду безуспѣшности обращенія къ епархіальному начальству съ жалобами на притѣсненія со стороны духовенства, крестьяне начали собственными средствами обуздывать алчность духовенства. Такъ въ одномъ селѣ того же Елецкаго уѣзда «крестьяне, живущіе не въ ладахъ съ своимъ батюшкою, положили не платить болѣе 30 к. съ дома духовенству, ходящему, по обряду, съ образами во дни Пасхи… А у батюшки, между тѣмъ, была положена на все своя своеобразная такса. Ничего не зная, батюшка, какъ и прежде, отправился на первый день Пасхи по дворамъ съ образами. Приходятъ въ первый богатый домъ. Поставили иконы. — „Что тебѣ служить, Ѳедоръ Ивановъ?“ — „Что вамъ будетъ угодно, батюшка“. — „Какъ это что угодно? Ты знаешь, что за это рубль, за это полтора, — что начинать, говоря?…“ — „Да такъ-то оно такъ, да міръ, видишь ли, батюшка, положилъ больше 30 коп. не платить; а отъ міра отстать, знаете ли, какъ-то неловко“. — „За 30 коп. я служить не буду“. — „Какъ твоей милости, батюшка, будетъ угодно“. — „Такъ ты больше 30 коп. не дашь?…“ — „Нельзя, батюшка, отъ міра…“ — „Поднимай иконы, неси къ Антипу“. Но та же самая исторія повторилась и у Антипа. Разсерженный батюшка не пошелъ дальше, а велѣлъ поднять иконы и отнести въ церковь. Такъ въ Пасху и не ходили по дворамъ съ образами, и духовенство полностію потеряло свой пасхальный доходъ».
Въ Рязанской губерніи также идутъ распри и неудовольствія между церковными причтами и прихожанами. И здѣсь также священники нисколько не заботятся о духовномъ просвѣщеніи народа, но взамѣнъ того угнетаютъ своихъ прихожанъ непосильными поборами и, путемъ всевозможныхъ вымогательствъ, наживаютъ себѣ хорошія состоянія, не прекращая въ то же время обычныхъ, всѣмъ надоѣвшихъ, жалобъ на бѣдность. Какъ я въ другихъ мѣстахъ, православное населеніе здѣсь потеряло уваженіе къ духовенству и находится въ самыхъ натянутыхъ и даже открыто враждебныхъ отношеніяхъ къ нему. Такъ, напримѣръ, изъ Рязани пишутъ Голосу, что священникъ пригороднаго села Ольгова, о. Яблоневъ, когда-то окончившій курсъ семинаріи въ одномъ нанковомъ, сюртукѣ, а теперь обладатель огромнаго каменнаго дома въ Рязани стоимостью въ 28.000 руб., постоянно судится со вдовою попадьей, съ урядникомъ и крестьянами. Крестьянамъ, по словамъ корреспондента, очень, надоѣла эта канитель ихъ урядника съ попомъ, и они вознегодовали на обоихъ. Чтобы наказать за это ольговценъ, священникъ Яблоневъ сталъ, жить постоянно въ Рязани, наѣзжая только въ село Ольгово для требъ и священнослуженія. Понятно, какъ тяжело отзывается на ольговцахъ эта необходимость по неотложнымъ требамъ ѣздить изъ села въ Рязань, къ своему священнику, и въ той же Рязанской губерніи въ прошломъ году писали газетѣ Порядокъ, что въ селѣ Солодчи съ шестидесятыхъ годовъ и до сихъ поръ продолжаются распри между мѣстными церковнослужителями и крестьянами. Въ 1864 году крестьянами села Солодчи и пяти сосѣднихъ деревень былъ составленъ приговоръ но поводу вымогательства мѣстныхъ священниковъ, которымъ было опредѣлено просить рязанскаго архіерея «указать» священникамъ «границы налоговъ». Священники, въ свою очередь, подали прошеніе, которымъ обвиняли весь приходъ, будто-бы, «въ оскорбленіи духовенства и въ неуваженіи къ св. иконамъ въ недѣлю св. Пасхи» я т, д. Началось «дѣло». Жалоба священниковъ не оправдалась, крестьянамъ же было разъяснено, что они обязаны платить священникамъ «по взаимному соглашенію». Но «соглашенію» не суждено было состояться. Въ 1876 году было вновь составлено крестьянами два приговора: одинъ — объ уменьшеніи «налоговъ», другой — о возвращеніи крестьянамъ земли, неправильно отнятой у нихъ священниками. Съ 1866 года прошло 10 лѣтъ — и распри между духовенствомъ и прихожанами остаются прежнія.
Дѣлая характеристику приходскаго духовенства въ Псковской губерніи, корреспондентъ Порядка высказался слѣдующимъ образомъ: «Упадокъ нравственности и полное равнодушіе къ религіи — обыкновенный упрекъ, съ которымъ извѣстная часть общества относится къ русскому народу. Лица, живущія въ провинціи, къ сожалѣнію, должны признать въ этомъ упрекѣ много справедливаго и, вникая въ причины этого явленія, должны признать, вмѣстѣ съ тѣмъ, что отвѣтственность за него должна ложиться на духовенство, не стоящее на высотѣ своего призванія». Въ подтвержденіе своихъ словъ корреспондентъ приводитъ нѣсколько случаевъ неблаговиднаго поведенія сельскихъ священниковъ и враждебнаго отношенія прихожанъ къ церковному причту. Такъ, напримѣръ, въ Псковскомъ уѣздѣ умеръ крестьянинъ. Мѣстный священникъ не соглашался хоронить его безъ уплаты нѣсколькихъ рублей. Несмотря на просьбы родственниковъ умершаго, не имѣвшихъ требуемой суммы, несмотря на то, что трупъ началъ разлагаться и несмотря даже на просьбы или требованія мѣстныхъ полицейскихъ властей, къ содѣйствію которыхъ обратились родные покойника, наканунѣ умершій былъ похороненъ безъ соблюденія установленнаго обряда. Въ томъ же уѣздѣ крестьяне Л. волости, желая построить новую церковь, избрали для этого особыхъ уполномоченныхъ, собрали около 5.000 руб. денегъ, выхлопотали разрѣшеніе на постройку и утвержденіе плана и затѣмъ заключили нотаріальный контрактъ съ подрядчикомъ; обусловивъ исполненіе его извѣстною неустойкой. Священникъ почему-то не попалъ въ число уполномоченныхъ, на что очень обидѣлся и обратился въ епархіальному начальству съ жалобою на прихожанъ, а между тѣмъ произвольно захватилъ разсчетную книжку общества взаимнаго кредита псковскаго земства, куда были внесены на храненіе деньги, собранныя на постройку церкви. Кромѣ того священнику почему-то не понравился подрядчикъ, которому прихожане отдали постройку церкви. Батюшка рекомендовалъ крестьянамъ другого подрядчика, условія котораго однако не были приняты крестьянами. Изъ-за этого священникъ сталъ придираться въ подрядчику и, наконецъ, когда, согласно условію, крестьяне должны были уплатить около 500 руб. за доставленный матеріалъ, то священникъ не выдалъ захваченную имъ расчетную книжку кредитнаго общества, безъ чего крестьяне не могли получить необходимой суммы ы, не уплативъ по контракту въ срокъ, должны были считаться нарушителями договора. Подрядчикъ, не получивъ денегъ, обратился въ судъ и прихожане были вынуждены уплатить 1.000 р. неустойки. Приходъ, -черезъ уполномоченныхъ, обратился съ жалобою къ епархіальному начальству, до «начальство» это очень немилостиво обошлось съ уполномоченными, не вникнувъ въ сущность дѣла, не разобравъ его. Между тѣмъ разладъ священника съ прихожанами обострился уже до того, что даже закладка церкви произошла безъ обычнаго, въ этомъ случаѣ, молебетвія. Прихожане подали приговоръ губернатору, прося смѣнить у нихъ священника и заявляя, что, въ противномъ случаѣ, они перестанутъ ходить въ церковь. Губернаторъ передалъ этотъ приговоръ епархіальному начальству, прося его, ради успокоенія прихода, перемѣстить священника, но епархіальное. начальство не уважило этого ходатайства, и распря между священникомъ и приходомъ съ каждыхъ днемъ растетъ болѣе и болѣе, какъ комъ снѣгу, катящійся съ горы. Священникъ же между тѣмъ, чувствуя поддержку со стороны епархіальнаго начальства, продолжаетъ возбуждать противъ себя прихожанъ и въ церкви, и внѣ ея. Дѣло принимаетъ настолько серьезный характеръ, что былъ случай, когда толпа дожидалась выхода священника изъ церкви, желая съ нимъ серьезно объясниться. Священникъ, очевидно* догадался, что дѣло можетъ принять дурной оборотъ, и просидѣлъ въ алтарѣ, пока не разошелся народъ. Затѣмъ, во вновь строющейся церкви была совершена умышленная порча кирпичныхъ подоконниковъ. Свидѣтельскія показанія по этому предмету такъ группируются, что возбуждается подозрѣніе бъ умыслѣ. «Богъ знаетъ, къ чему все это можетъ привести, — писалъ въ прошломъ году корреспондентъ Порядка, — Свѣтскія власти хотя и произвели дознаніе, вполнѣ подтвердившее неправильныя дѣйствія священника, но все это осталось только на бумагѣ, такъ какъ епархіальное начальство даже и не думаетъ о перемѣнѣ священника. Между тѣмъ предстоитъ второе рѣшеніе суда, по которому прихожанамъ придется уплатить вторую неустойку въ 1.000 рублей; священникъ же и не помышляетъ о возвратѣ денегъ прихожанамъ». Взаимныя неудовольствія между населеніемъ и приходскимъ духовенствомъ дошли, наконецъ, до того, что въ самомъ городѣ Псковѣ вызвали вмѣшательство городской думы и повели къ весьма характернымъ пререканіямъ по вопросу о правѣ городскихъ обществъ вмѣшиваться въ дѣла церковныхъ приходовъ. Въ прошломъ году въ псковскую городскую думу было внесено предложеніе гласнаго А. И. Софронова — ходатайствовать предъ правительствомъ о предоставленіи каждому приходу правъ соглашенія съ причтомъ по всѣмъ предметамъ церковнаго хозяйства, а также и объ установленіи опредѣленнаго вознагражденія за исполненіе духовныхъ требъ. Дума приняла это предложеніе и рѣшила избрать особую коммиссію для обсужденія проекта ходатайства. Это рѣшеніе городской думы было опротестовано губернскимъ по городскимъ дѣламъ присутствіемъ. Однако городская дума осталась при своемъ мнѣніи и рѣшила постановленіе губернскаго присутствія обжаловать правительствующему сенату. Противъ такого рѣшенія думы главнымъ образомъ возражали гласные изъ священниковъ. Они горячо отстаивали справедливость рѣшенія губернскаго присутствія, отрицая право городского управленія вмѣшиваться въ церковныя дѣла, я, при баллотировкѣ вопроса, отказались отъ подачи голоса. Однако священники остались въ весьма сильномъ меньшинствѣ.
Изъ Поволжья также слышатся жалобы на притѣсненія и вымогательства со стороны сельскихъ священниковъ и вообще на ихъ неприличное поведеніе, вслѣдствіе котораго населеніе теряетъ всякое уваженіе къ приходскому духовенству. Такъ въ прошломъ году въ Церковно-Общественномъ Вѣстникѣ было напечатано слѣдующее очень интересное письмо изъ одной поволжской губерніи: «Въ нашемъ селѣ два священника — благочинный настоятель и сверхштатный священникъ. По изстари заведенному порядку, крестьяне со всѣми нуждами обращаются къ настоятелю церкви, который, зная, что его не обойдутъ, даетъ это чувствовать крестьянину. Такъ, недавно, у насъ была свадьба у одного зажиточнаго крестьянина, дочь котораго выходила за казака, будто бы придерживающагося старообрядчества. Заручившись необходимыми документами, крестьянинъ отправляется къ о. благочинному. Посмотрѣвъ документы, о. настоятель объявляетъ, что вѣнчать не можетъ, ибо противно правиламъ вѣнчать старообрядца въ православной церкви, и, не давъ опредѣленнаго отвѣта, удалится, оставивъ мужика въ недоумѣнія. „Какъ быть? Вотъ грѣхъ-то, — разсуждалъ мужикъ дорогою, возвращаясь домой. — Неужто теперь отъ свадьбы отказаться?“ На счастье, встрѣтился ему знакомый, бывшій уже въ передѣлкѣ, и, узнавъ въ чемъ дѣло, посовѣтовалъ не особенно печалиться, да не жалѣть денегъ, а то все устроится само собой. При этомъ, уговаривая вернуться, предложилъ и свои услуги на предметъ ходатайства. Приходятъ ужъ теперь двое. О. благочинный, знавши напередъ, что свадьба не уйдетъ изъ его рукъ, выходитъ и невозмутимо, какъ бы не интересуясь предметомъ прихода прихожанина, спрашиваетъ: — „Ты что же опять?“ — „Да все насчетъ давешняго, батюшка“. — „Не могу, милый, — сказалъ, не могу. Дѣло это противно правиламъ церкви, а противъ правилъ я не пойду. Съ Богомъ!“ — Батюшка дѣлаетъ полуоборотъ. — „Да ты вотъ что, батюшка, — вмѣшивается знакомый прихожанина. — Ты, хучь, сколько ни на есть деньгами возьми, твоя воля, а все же повѣнчай, потому, значитъ, таперича намъ, окромя тебя, податься некуда“. — „Знаю, что некуда, — отвѣчаетъ батюшка, стараясь сдѣлать удареніе на этихъ словахъ. — Да не могу, братіе, истинно говорю, не могу. Самъ ты, голова, подумай, всякому своя рубашка ближе къ тѣлу“. — „Оно — извѣстное дѣло, батюшка, да вѣдь одинъ Богъ безъ грѣха. Ты ужь объяви цѣну-то“. — „75 руб.“, — ни съ того, ни съ сего выпалилъ о. благочинный. Мужиковъ точно варомъ обдало. Стоятъ, переминаются. — „Ну?“ — ставится прямой вопросъ. — „Да ты того… не много ли?“ — „Сказано разъ, а нѣтъ, такъ съ Богомъ“. Видятъ мужики, дѣйствительно, податься некуда, и деньги отсчитываются. Свадьба повѣнчана. Въ другой разъ одному прихожанину потребовалась метрическая справка о рожденіи внучки. О. настоятель заламываетъ 10 руб. и, несмотря на всѣ умаливанія и упрашиванія съ предложеніемъ 3-хъ руб., остается непреклоненъ. Еще фактъ изъ нашей же мѣстности. Не такъ давно въ одномъ изъ приходовъ нашего благочинія умеръ крестьянинъ, торговецъ краснымъ товаромъ. Пришли родные къ священнику для врученія гонорара. Послѣдній деньги взять-то взялъ, да послѣ сообразилъ, что мало, и вотъ, когда къ вечерней службѣ принесли въ церковь покойника и священникъ, войдя въ церковь, увидѣлъ стоящій гробъ, то, обращаясь къ народу: „это что вы принесли сюда?“ — приказалъ сторожамъ вынести тѣло за ограду, что и было исполнено. Служба окончилась. Родные ушли домой, а мертвецъ такъ и остался. Видитъ батюшка, что не взяла его, и затѣялъ дѣло противъ родныхъ покойника, да на свою голову. Нагрянуло слѣдствіе и разоблачило всю исторію; однако дѣло замяли». Въ дополненіе къ этому мы приведемъ со словъ Саратовскаго Дневника разсказъ еще объ одномъ интересномъ фактѣ изъ жизни сельскаго духовенства Саратовской губерніи. Населеніе села Синодскаго, по словамъ этой газеты, сильно возмущено дѣйствіями священника о. М--скаго. Дѣло въ томъ, что о. М--скій, забывъ свое высокое назначеніе и подъ видомъ участія въ дѣлѣ, будто бы, сына своего, М. И. М--скаго, вовсе ничего не знающаго, пустился конкурировать съ здѣшнимъ виноторговцемъ, купцомъ М. В. К--вымъ. Наконецъ «батюшка» получилъ полный успѣхъ; онъ съ бою пріобрѣлъ право, доставленное сыну его, по приговору общества крестьянъ (его прихожанъ) с. Г--вки, торговать разными питіями распивочно и на выносъ въ 1882 году на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ нѣсколько лѣтъ къ ряду производилась торговля питіями отъ имени купца К--ва.
Въ Курской губерніи, по словамъ газеты Южный Край, сельское духовенство, за весьма немногими исключеніями, ни въ какомъ случаѣ не можетъ, при теперешнемъ своемъ положеніи и развитіи, войти съ пользою для дѣда въ роль главнаго наставника и руководителя народа. Въ доказательство названная газета ссылается, между прочимъ, на приговоры сельскихъ обществъ Суджанскаго уѣзда, письменно выразившихъ свое порицаніе дѣятельности одного мѣстнаго священника, преданнаго пьянству и стяжанію въ самой грубой формѣ этихъ пороковъ. На неприличное поведеніе сельскаго духовенства указывается также въ слѣдующемъ характерномъ письмѣ крестьянъ с. Стригуны, Грайворонскаго уѣзда, напечатанномъ въ прошломъ году въ газетѣ Московскій Телеграфъ. «Позвольте покорнѣйше просить васъ дать мѣсто въ вашей почтенной газетѣ слѣдующему поступку, одному изъ многихъ, которые продѣлываетъ надъ нами, темными и беззащитными крестьянами, настоятель нашей приходской церкви, священникъ Н. Б. Между настоятелемъ Б. и крестьяниномъ нашего села П. А. существовали какіе-то счеты изъ-за купленнаго совмѣстно камыша. На дняхъ А. приглашенъ былъ своимъ сосѣдомъ быть воспріемникомъ новорожденнаго ребенка и когда явился съ воспріемницей и ребенкомъ для совершенія таинства.къ настоятелю Б., то послѣдній выгналъ его, а воспріемникомъ поставилъ церковнаго сторожа и съ этимъ нежданнымъ-негаданнымъ для родителей ребенка крестнымъ отцомъ сего послѣдняго совершилось таинство крещенія». Жалобы на сельское духовенство слышатся также въ Вологодской губерніи. По словамъ Русскихъ Вѣдомостей, въ селѣ Ембѣ, Кадниковскаго уѣзда, крестьянами постановлено на волостномъ сходѣ отправить къ вологодскому архіерею двухъ депутатовъ съ ходатайствомъ о воспрещеніи священникамъ излишнихъ поборовъ съ населенія деньгами и натурой. Точно также изъ Бирска, Уфимской губерніи, пишутъ Голосу, что тамъ притязательность духовенства на полученіе платы за совершаемыя требы доходягъ иногда до смѣшного. Такъ, одно лицо, которому предстояло повѣнчаться, еще наканунѣ брака заплативъ священнику двѣнадцать руб., вдругъ получаетъ отъ церковнаго причта записку, въ которой его проситъ о прибавкѣ къ двѣнадцати рублямъ еще трехъ рублей. Требуемые три рубля посылаются; но и этого еще оказалось недостаточно, — вскорѣ получается вторая записка, въ которой причтъ напоминаетъ жениху, что онъ долженъ заплатить еще за брачный обыскъ три рубля и, сверхъ того, прислать «пирогъ съ рыбой и ведро пива». Какъ ни досадна была подобная назойливость, но, тѣмъ не менѣе, требованіе пирога и пива показалось всѣмъ очень забавнымъ. Этотъ случай смѣшонъ и гадокъ — и только. Но иногда притязательность духовенства при требованіи платы за повѣнчаніе свадебъ доходитъ до возмущающей душу безнравственности. Напримѣръ, одинъ мастеровой въ Казани просилъ духовнаго отца повѣнчать его. Священникъ объявилъ, что не повѣнчаетъ безъ того, если женихъ не заплатитъ впередъ 10 р. Сколько ни кланялся молодой человѣкъ, какъ ни увѣрялъ священника, что ни онъ, ни невѣста не въ состояніи заплатитъ требуемую сумму, — духовный отецъ остался непреклоннымъ. Единственное снисхожденіе, какое сдѣлалъ священникъ, — это было обѣщаніе выдать жениху свидѣтельство о бѣдности, «Иди къ богатымъ людяхъ, — училъ священникъ своего духовнаго сына, — попроси, насобирай, тогда и повѣнчаю». Какъ ни противно было гадкое предложеніе священника, но въ концѣ концовъ бѣдный мастеровой рѣшился идти къ богачамъ, чтобы выпросить 10 р. для уплаты за вѣнчаніе. Тогда священникъ объявилъ жениху, что выдастъ свидѣтельство о бѣдности не прежде, какъ получивши 1 р. себѣ за труды и 60 к. за гербовую нарву. Молодой человѣкъ отдалъ деньги, получилъ свидѣтельство и, когда разсмотрѣлъ его дома, то что же оказалось? — священникъ и тутъ сплутовалъ, не наклеивъ на бумагу гербовую марку. Священники, побуждавшіе алчностью въ деньгамъ, не только отказываются отъ повѣнчанія свадебъ, но иной разъ не хотятъ даже напутствовать умирающихъ, если не надѣются подучить за это хорошую плату. Такъ, по словамъ Казанскаго Биржевого Листка, въ Бирсrѣ, Уфимской губерніи, у мѣщанина Дмитрія Осипова заболѣлъ сынъ; болѣзнь признана врачомъ смертельною, а потому Осиповъ счелъ необходимымъ пригласить священника для напутcтвованія больнаго. Первоначально онъ отправился за своимъ приходскимъ священникомъ о. Циркулимскимъ, но, не заставъ его дома (по случаю дна «радоницы» о. Циркулимскій служилъ на кладбищѣ панихиды), рѣшился обратиться къ близживущему отцу протоіерею Гуменскому съ просьбою напутствовать умирающаго. О. Гуменскій, выслушавъ просьбу, сказалъ Осипову: «Ты не моего прихода, ступай къ своему попу, а ко мнѣ и впредь не смѣй обращаться ни съ какими требами!» Осиповъ поневолѣ долженъ былъ идти на кладбище (отстоящее отъ города на полчаса ходьбы) за о. Циркулинскимъ, а пока онъ ходилъ туда, сынъ его скончался. Ко всему разсказанному о духовенствѣ Уфимской губерніи слѣдуетъ прибавить, что иной разъ оно бываетъ поставлено распоряженіями епархіальнаго начальства въ необходимость обращаться къ прихожанамъ съ самыми обременительными и непосильными дли нихъ требованіями платы за совершеніе необходимыхъ въ житейскомъ обиходѣ церковныхъ требъ. Уфимское епархіальное начальство весьма ревностно заботится объ увеличеніи числа церковныхъ приходовъ и, помимо желанія мѣстнаго населенія, открываетъ новые приходы въ такихъ мѣстностяхъ, гдѣ жители, по бѣдности, не въ состояніи прокормить церковнаго причта. Въ такихъ случаяхъ приходское духовенство, по необходимости, отъ голода, должно всякаго рода вымогательствами добывать себѣ средства къ существованію. Напримѣръ, въ Уфимскомъ уѣздѣ, какъ сообщаетъ газета Русскій Курьеръ, есть гора «Мана», на которой образовался починокъ изъ переселенцевъ. Недавно сюда командированы священникъ и дьячокъ, на обязанность которыхъ и возложено соорудить церковь. Жители на сооруженіе храма не имѣютъ средствъ, и причтъ питается Христа-ради, потому что «доходы» этого прихода не превышаютъ 90 к. въ мѣсяцъ. Въ такомъ же положеніи находятся причты: въ деревнѣ Сергіевкѣ, Устькатавской волости, въ деревнѣ Карауловкѣ, Кацавской волости, въ деревняхъ Бирскаго уѣзда и проч. и проч. Дѣйствуетъ странная система — командировать причтъ не къ готовой церкви, а къ предполагаемой. А вотъ еще самый свѣжій фактъ этого сорта. Жители деревни Тюлюкъ, Златоустовскаго уѣзда, постановили приговоръ о сооруженіи небольшой церкви, но съ тѣмъ, чтобъ она была «приписная», т.-е. чтобы настоятель временно являлся въ Тюлюкъ для совершенія богослуженія, особенно въ великій постъ. Самостоятельной церкви тамъ и не можетъ быть, потому что въ Тюлюкѣ всего до 90 домовъ, въ числѣ которыхъ добрая половина — раскольничьихъ. Приговоръ тюлюкцевъ былъ представленъ въ уфимскую консисторію, которая на дняхъ прислала помощнику настоятеля главной церкви Юрюзанскаго завода, отцу Соколову, «указъ» — отправиться въ Тюлюкъ и соорудить тамъ самостоятельную церковь и образовать «приходъ». Во исполненіе указа священникъ отправился; жители, выслушавъ указъ, протестовали и отмѣнили свое желаніе строить и приписную церковь. Затѣмъ, изъ страха отвѣтственности «за сопротивленіе», добрая половина тюлюкцевъ поспѣшила выселиться въ Верхнеуральскій уѣздъ, въ Теребинскую и другія деревни, оставивъ на произволъ и дома, и усадьбы (полеваго и лѣснаго надѣла они не имѣютъ). «Отказъ» жителей строить церковь благочинный держитъ у себя «страха ради предъ архіереемъ».
Мы привели слишкомъ. достаточно фактовъ, чтобы на основаніи ихъ сдѣлать нѣкоторые выводы о томъ, въ чемъ заключаются слабыя и дурныя стороны нашего приходскаго духовенства и въ какую сторону должны бытъ направлены необходимыя реформы для улучшенія нравственнаго и матеріальнаго положенія его. Всякому очевидно, что главная тяжесть вопроса заключается въ условіяхъ экономическаго положенія церковныхъ причтовъ, которое въ свою очередь обусловливается экономическимъ положеніемъ всего народа. Народъ, въ послѣднее время, повсемѣстно обнищалъ, разорился и съ трудомъ поддерживаетъ кое-какъ свое упавшее хозяйство. При такихъ-то условіяхъ ему приходится содержать чрезвычайно многочисленное приходское духовенство. Понятное дѣло, что народу стадо тяжело нести на своихъ плечахъ такую повинность. Между тѣмъ приходское духовенство, благодаря многимъ весьма разнообразнымъ обстоятельствамъ, о которыхъ здѣсь не мѣсто говорить, — давно выдѣлилось изъ живаго общенія съ народною массой, перестало жить одною жизнію съ народомъ и приблизилось къ тѣмъ кулакамъ, которые, въ погонѣ за наживою, всѣми возможными средствами, безъ разбора нравственнаго достоинства ихъ, эксплуатируютъ въ свою пользу народное невѣжество и бѣдность. Такимъ образомъ, съ одной стороны, народъ не въ силахъ содержать приходское духовенство, а съ другой-духовенство усвоило себѣ чисто кулацкое направленіе въ своихъ отношеніяхъ къ народу, направивъ свою дѣятельность исключительно на выжиманіе изъ населенія возможно большихъ доходовъ. Въ настоящее время почти всѣ согласны въ томъ, что таково именно положеніе, занимаемое приходскимъ духовенствомъ въ средѣ православнаго населенія. Всѣ также согласны, что такое положеніе ненормально и требуетъ измѣненія къ лучшему. Но что именно необходимо предпринять для улучшенія положенія приходскаго духовенства въ средѣ православнаго населенія, какое направленіе должна принять необходимая въ этомъ отношеніи реформа, — здѣсь мнѣнія расходятся въ діаметрально противоположныя стороны. Люди, ближе стоящіе къ народной средѣ, лучше знакомые съ потребностями народа и горячо принимающіе къ сердцу интересы его, полагаютъ, что самому народу должно быть предоставлено право какъ избирать для себя духовенство, такъ и обезпечивать содержаніе его. Земства и городскія общества высказались въ томъ смыслѣ, что, для устраненія теперешнихъ враждебныхъ отношеній между церковными причтами и приходскими людьми и для возвышенія низменнаго нравственнаго уровня въ средѣ духовенства, необходимо предоставить приходамъ право избирать членовъ церковнаго причта и, по свободному договору съ ними при самомъ избраніи, опредѣлять размѣръ вознагражденія за церковныя требы и вообще всякіе другіе способы содержанія приходскаго духовенства; епархіальному же начальству должно принадлежать право окончательнаго утвержденія въ духовныхъ должностяхъ лицъ, избранныхъ приходами, и право контроля какъ надъ служебными дѣйствіями, такъ и надъ частною жизнію духовенства, согласно существующимъ на этомъ предметъ каноническимъ правиламъ. По другому мнѣнію, распространенному преимущественно среди духовенства и въ бюрократическихъ сферахъ, необходимо поставить приходское духовенство внѣ всякой зависимости отъ приходскихъ людей, обезпечить его жалованьемъ на государственный счетъ, подчинить его самой строгой зависимости исключительно отъ одного епархіальнаго начальства, — словомъ, окончательно образовать изъ него государственное служилое сословіе, чтобы чрезъ посредство его дѣйствовать на народъ, направляя и регулируя духовно-нравственную жизнь послѣдняго.
Судя по сообщенію г. М--ова, напечатанному къ № 182 Голоса («Народное учительство духовенства»), послѣднее мнѣніе одерживаетъ верхъ въ правительственныхъ сферахъ и, въ настоящее время, подготовляются мѣропріятія, имѣющія въ виду, въ. одно и то же время, передать народное образованіе въ руки приходскаго духовенства и назначить духовенству казенное жалованье въ видѣ вознагражденія за обученіе въ школахъ. М--овъ, повидимому, хорошо знакомъ съ постановкою вопроса о приходскомъ духовенствѣ въ правительственныхъ сферахъ и потому статья его заслуживаетъ серьезнаго вниманія. Онъ прямо. указываетъ на ту руководящую идею, которою проникнуты всѣ планы и предположенія правительства въ вопросѣ объ измѣненіи положенія приходскаго духовенства. Именно, по его словамъ, «въ послѣднее время правительство озабочено принятіемъ особыхъ мѣръ къ возвышенію въ народѣ религіозно-нравственнаго просвѣщенія». Достигнуть этой цѣли думаютъ при посредствѣ приходскаго духовенства и для этого проектируются слѣдующія мѣры. «Въ комитетѣ министровъ, въ послѣднее время, неоднократно разсматривался вопросъ о привлеченіи православнаго духовенства къ ближайшему участію въ дѣлѣ народнаго образованія. Въ этихъ-то видахъ, прежде всего, предположено возстановить церковно-приходскія школы, въ которыхъ духовенство можетъ дѣйствовать вполнѣ самостоятельно и, такимъ образомъ, проявлять полное вліяніе свое на дѣло народнаго образованія. Для того же, чтобъ поощрить духовенство на этомъ поприщѣ, рѣшено предоставить въ пользу церковно-приходскихъ школъ особый кредитъ изъ суммъ государственнаго казначейства, на что уже и изъявлено согласіе министерства финансовъ. Вредитъ этотъ будетъ отпускаться, главнымъ образомъ, на вознагражденіе самого духовенства за преподаваніе въ означенныхъ школахъ. По взгляду правительства, такое особое вознагражденіе духовенства тѣмъ, болѣе умѣстно, что вообще наше духовенство, особенно же сельское, крайне бѣдно и въ большинствѣ не получаетъ жалованья отъ казны, а въ меньшинствѣ — получаетъ казенное жалованье въ самыхъ ограниченныхъ, даже ничтожныхъ, размѣрахъ. Комитетомъ министровъ предоставлено оберъ-прокурору святѣйшаго синода войти въ ближайшее и подробное разсмотрѣніе вопроса до назначенію особаго денежнаго кредита въ пользу церковно-приходскихъ школъ. Предположенія, какія вырабатываются по этому предмету въ духовномъ вѣдомствѣ, должны дотомъ подучить утвержденіе въ общемъ законодательномъ порядкѣ, что и ожидается, по слухамъ, въ самомъ непродолжительномъ времени».
Отъ приведенія въ исполненіе проектированныхъ мѣръ ожидается усиленіе народнаго образованія и нравственнаго вліянія духовенства на народъ. Какъ всегда бываетъ при разрѣшенія жизненныхъ вопросовъ чисто-бюрократическимъ способомъ, всѣ эти добрыя ожиданія основаны на чисто-мечтательныхъ данныхъ, которыя не могутъ, выдержать ни малѣйшей критики. «По взгляду оффиціальныхъ сферъ, — говорить г. М--овъ, — возстановленіе церковно-приходскихъ школъ является самымъ естественнымъ средствомъ къ усиленію народнаго образованія въ Россіи. Въ Россіи насчитывается до 40.000 церквей вмѣстѣ съ монастырями; такимъ образомъ духовенство могло бы содержать не менѣе этого же числа начальныхъ школъ, считая только но одной школѣ при каждой церкви. Но если принять во вниманіе, что служащихъ при церквахъ и монастыряхъ духовныхъ лицъ изъ окончившихъ курсъ въ духовныхъ семинаріяхъ насчитывается до 70.000, то и число церковно-приходскихъ школъ можетъ увеличиться Въ Имперіи, приблизительно, до этой же цифры. Священники, діаконы, монахи и псаломщики, а равно и монахини изъ лицъ съ извѣстнымъ образовательнымъ цензомъ — съ успѣхомъ могли бы служить на обширномъ ^ поприщѣ народнаго образованія». Вотъ, точно такъ же разсчитывала и старуха въ сказкѣ: купитъ она курицу, а курица нанесетъ яицъ и выведетъ изъ нихъ цыплятъ; цыпляты въ свою очередь вырастутъ и тоже нанесутъ яицъ и выведутъ цыплятъ; такъ у старухи разведется много-премного куръ, она ихъ будетъ носить въ городъ, наживетъ отъ продажи много денегъ, разбогатѣетъ и т. д. Подобные же разсчеты дѣлаются и относительно церковно — приходскихъ школъ. Если прислушаться къ этимъ разсчетамъ, то кажется, какъ легко устроить народное образованіе въ Россіи, — гораздо легче, чѣмъ старухѣ купить курицу! Для этого требуется только, чтобы, напримѣръ, оберъ-прокуроръ синода далъ предложеніе, а синодъ, согласно этому предложенію, сочинилъ указъ, предписывающій приходскому духовенству открыть въ каждомъ приходѣ школы. Стоитъ только написать такой указъ, и вотъ, по щучьему велѣнью, у насъ будутъ открыты сразу 40.000 школъ. Да что 40.000 школъ!… Это число можно сразу удвоить, утроить, учетверить, — все это въ волѣ святѣйшаго синода и можетъ быть сдѣлано однимъ почеркомъ пера. Стоитъ только синоду предписать, чтобы въ каждомъ приходѣ священникъ свою школу завелъ, дьяконъ свою школу завелъ, дьячокъ свою школу завелъ, пономарь свою школу завелъ, — что же? — Вѣдь, никто изъ нихъ не осмѣлится не исполнить синодскаго указа, я не только пономари, но даже просвирни откроютъ школы, — у насъ на Руси и не такіе фокусы можно дѣлать… Повторяемъ, что указомъ можно все сдѣлать, но только мы отказываемся понять, зачѣмъ будутъ открываться эти поповскія, дьяконскія, дьяческія и т. п. школы, когда въ нихъ часто нѣтъ никакой надобности. Ну, представьте себѣ, что въ селѣ есть прекрасная земская школа (а, нужно замѣтить, что земскія школы открыты почти во всѣхъ многолюдныхъ селахъ, гдѣ находятся приходскія церкви), а между тѣмъ, въ силу синодскаго указа, здѣсь же открываютъ свои школы и священникъ, и дьяконъ, и дьячокъ, и пономарь, и даже просвирня: да что же это такое у зачѣмъ такое множество школъ? Можетъ-быть, въ такихъ селахъ не нужно открывать церковно-приходскихъ школъ; но въ такомъ случаѣ разсчетъ о 40.000 школъ оказывается невѣренъ. Или, можетъ-быть, потребуютъ, чтобы земскія школы были закрыты въ мѣстахъ, гдѣ есть церковно-приходскія училища; но вѣдь это — абсурдъ, о которомъ говорятъ не стоятъ, да при томъ же г. М--овъ увѣряетъ, что «существованіе особыхъ церковно-приходскихъ школъ нисколько не будетъ мѣшать параллельному существованію съ ними другихъ народныхъ училищъ». Словомъ, съ какой бы стороны мы ни стали смотрѣть, все-таки оффиціальный разсчетъ, по которому народное образованіе можетъ быть усилено открытіемъ 40.000 церковно-приходскихъ школъ, оказывается самою вздорною бюрократическою утопіей. Къ тому же заключенію приводить насъ и прежняя судьба попытокъ открытія церковно-приходскихъ школъ путемъ циркулярныхъ предписаній. «Церковно-приходскія школы, о возстановленіи которыхъ возбужденъ нынѣ вопросъ, — разсказываетъ тотъ же г. М--овъ, — существуютъ въ Россіи еще съ двадцатыхъ годовъ, когда у насъ вовсе не было никакихъ другихъ начальныхъ училищъ. По уставу 1828 года, народныя школы первоначальной грамотности по городамъ и селамъ положены были только церковно-приходскія. Это такія школы, которыя учреждаются при церквахъ и монастыряхъ на мѣстныя средства и ввѣрены непосредственно священникамъ и дьяконамъ, или же лицамъ монашествующимъ. Такія школы съ каждымъ годомъ болѣе и болѣе умножались, такъ что въ 1851 году число ихъ простиралось до 4.720. бъ концѣ 50-хъ годовъ стали взводить отъ себя народныя школы и другія вѣдомства, какъ, напримѣръ, министерства народнаго просвѣщенія к государственныхъ имуществъ, вѣдомство удѣловъ и другія. Большинство такихъ школъ слилось съ церковно-приходскими. Въ 60-хъ годахъ, однако, духовное вѣдомство съ наибольшею дѣятельностью и энергіей умножало свои церковно-приходскія школы, такъ что въ 1865 году ихъ было въ Имперіи уже 21.420 съ 418.524 учащимися. Но потомъ число церковно-приходскихъ школъ стало быстро упадать; въ 1870 г. ихъ было только 13.000, а въ 1878 г. — 4.680. Въ настоящее время число этихъ школъ не восходитъ свыше 4.000. Такимъ образомъ въ 17 лѣтъ упразднено церковно-приходскихъ школъ 17.420. Правда, что весьма значительная часть этихъ школъ не упразднена, а только переименована въ училища вѣдомства министерства народнаго просвѣщенія, или же въ училища земскія. Но нельзя оспоривать того, что многія церковно-приходскія школы положительно закрылись, не будучи замѣнены въ тѣхъ же мѣстахъ какими-нибудь новыми школами». Вотъ какова судьба школъ, открытыхъ духовенствомъ по распоряженію синода. Къ сожалѣнію, г. М--въ почему -то не пожелалъ войти въ обстоятельное разсмотрѣніе причинъ неудачи, постигшей затѣю открыть церковно-приходскія школы силою циркулярнаго предписанія. Онъ ограничился только слѣдующимъ замѣчаніемъ: «Причиной этому служили нѣкоторыя особыя обстоятельства, неблагопріятно вліявшія на существованіе школъ при церквахъ. Такъ „Положеніе о народныхъ училищахъ 1874 г.“ (статья 18) подчиняло духовныхъ лицъ, наравнѣ съ свѣтскими, по обученію въ народныхъ училищахъ власти инспекторовъ этихъ училищъ». Это обстоятельство будто бы "значительно охладило рвеніе духовенства къ народному «образованію». Но очевидно, что указаніе на «Положеніе 1874 г.» представляетъ собою.не болѣе какъ пустую и вздорную выдумку, потому что закрытіе церковно-приходскихъ школъ послѣдовало гораздо ранѣе введенія въ дѣйствіе этого «Положенія». Да и вообще трудно понять, для чего употребляется это стараніе пріискать какія-то «особыя обстоятельства, неблагопріятно вліявшія на существованіе школъ при церквахъ», когда всякому хорошо извѣстно, что большинство церковно-приходскихъ школъ въ дѣйствительности никогда не существовали, а только числились оффиціально на бумагѣ, почему и вошло въ обычай называть церковно-приходскія училища бумажными школами. Другія же церковныя школы, хотя и существовали въ дѣйствительности, но отличались крайнимъ малолюдствомъ (1, 2, 3 ученика) и малоуспѣшностью преподаванія, такъ что онѣ были закрыты вслѣдствіе несочувствія населенія и по причинѣ отсутствія въ духовенствѣ охоты и способности къ педагогическому дѣлу. Все это очень хорошо извѣстно г. М--ову, который въ концѣ своей статьи все-таки проговорился замѣчаніемъ, что, будто бы, «безъ обезпеченія духовенства церковно-приходскія школы и теперь станутъ тѣмъ же, чѣмъ были прежде — пустою формальностью, фигурирующею въ отчетахъ и не существующею въ жизни».
Что у приходскаго духовенства нѣтъ охоты къ занятіямъ въ школѣ, на это указываютъ факты, приводимые въ статьѣ того же г. М--ова. «Духовенство, — говоритъ онъ, — не только перестаетъ содержать свои особыя школы при церквахъ, но оно не занимается въ надлежащей степени даже дѣломъ преподаванія закона Божія въ начальныхъ школахъ вѣдомства министерства народнаго просвѣщенія. По собраннымъ оффиціальнымъ путемъ свѣдѣніямъ, оказывается, что пятая доля этихъ школъ остается у насъ безъ законоучителей! А такъ какъ законоучительство въ школахъ составляетъ исключительную привилегію священниковъ и вообще лицъ, получившихъ образованіе въ духовныхъ семинаріяхъ, то, за отсутствіемъ во многихъ шког лахъ патентованныхъ законоучителей, во многихъ школахъ вовсе не преподается законъ Божій… Еще недавно министерство народнаго просвѣщенія, въ виду столь прискорбнаго явленія, возбудило вопросъ о предоставленіи права преподаванія закона Божія, кромѣ лицъ духовныхъ, и лицамъ свѣтскимъ, имѣющимъ извѣстный образовательный цензъ. Однако, составленному въ этомъ смыслѣ министерскому проекту не было дано дальнѣйшаго движенія въ правительственныхъ сферахъ. Взамѣнъ того, правительство пришло къ мысли о привлеченіи самого духовенства къ ближайшему участію въ судьбѣ народныхъ школъ». Мы совершенно отказываемся понять, какимъ образомъ факты, указывающіе на добровольное отчужденіе духовенства отъ сельскихъ школъ, могли привести къ мысли о привлеченіи того же духовенства въ завѣдыванію школами. Если многіе священники не хотятъ даже заниматься преподаваніемъ закона Божія въ школахъ, то какимъ же образомъ они вполнѣ могутъ замѣнить сельскихъ учителей? Ясное дѣло, что это будутъ подневольные учителя, занимающіеся преподаваніемъ изъ-подъ палки, изъ одного лишь страха предъ синодскимъ указомъ; они будутъ всѣми средствами уклоняться отъ занятій въ школахъ и при отсутствіи или слабости контроля доведутъ школьное дѣло до того, что церковно-приходскія школы останутся попрежнему бумажными школами. Этого могутъ не понять только сухіе бюрократы, вѣрующіе въ силу циркулярныхъ предписаній. Только они могутъ питать надежду, что силою циркулярнаго предписанія можно сдѣлать хорошаго учителя изъ священника, неимѣющаго ни охоты къ педагогическимъ занятіямъ, ни времени для нихъ, и занятаго совсѣмъ посторонними интересами. А между тѣмъ бюрократическая утопія доходитъ до того, что магическою силой циркуляра полагаютъ возможнымъ сдѣлать изъ священниковъ не просто заурядныхъ сельскихъ учителей, но такихъ, которые будутъ много лучше теперешнихъ учителей, окончившихъ курсъ въ учительскихъ семинаріяхъ. По словамъ г. М--ова, «возбудивъ вопросъ о привлеченіи православнаго духовенства къ дѣлу народнаго образованія, правительство имѣло въ виду и то, что нынѣшняя система поддержанія народныхъ школъ посредствомъ особыхъ учителей изъ воспитанниковъ учительскихъ семинарій представляетъ весьма многія неудобства. У насъ насчитывается 68 учительскихъ семинарій; изъ нихъ 60 министерскихъ и 8 земскихъ. Однако это число питомниковъ далеко недостаточно для того, чтобы снабдить всю Россію потребнымъ числомъ народныхъ учителей. Между тѣмъ содержаніе учительскихъ семинарій обходится правительству довольно дорого, а главное — не вполнѣ окупаетъ расходы казны на этотъ предаютъ. Дѣло въ томъ, что система подготовленія въ учительскихъ семинаріяхъ народныхъ учителей изъ среды крестьянскихъ же дѣтей сама по себѣ представляетъ существенныя неудобства. Такъ, замѣчено, что народные учителя изъ крестьянъ, будучи оторваны съ молодыхъ лѣтъ отъ своей крестьянской среды и получая довольно серьезное образованіе въ учительской семинаріи, по большей части являются недовольными своею сиропною ролью сельскаго учителя и скоро въ ней разочаровываются. Подобныя лица, въ качествѣ интеллигентныхъ людей, уже отрѣшаются отъ крестьянскаго общества, изъ среды котораго вышли, и становятся въ ряды лицъ привилегированныхъ, принадлежащихъ къ высшимъ слоямъ общества. Между тѣмъ положеніе сельскаго учителя крайне неудовлетворительно само по себѣ, чтобъ имъ могъ довольствоваться человѣкъ мало-мальски интеллигентный. Матеріальное вознагражденіе, получаемое сельскими учителями, въ большинствѣ весьма ничтожное, неудовлетворительно. Но еще хуже — моральное положеніе народнаго учителя, который подчиненъ не только инспекторамъ народныхъ училищъ, но и органамъ низшей сельской власти, какъ, напримѣръ, волостному старшинѣ, писарю и т. д. Все это дѣлаетъ положеніе сельскаго учителя весьма невыгоднымъ и тяжелымъ. Поэтому замѣчено, что учителя народныхъ училищъ изъ крестьянъ въ большинствѣ являются людьми совершенно разочарованными своимъ положеніемъ. Поэтому комитетъ министровъ, при обсужденіи вопросовъ по народному образованію, склонился къ тому воззрѣнію, что не слѣдуетъ вновь учреждать учительскихъ семинарій для приготовленія въ нихъ народныхъ учителей изъ среды крестьянъ. Взамѣнъ того, комитетъ министровъ остановился на мысли о возможномъ усиленіи вліянія православнаго духовенства на народныя училища. Съ привлеченіемъ духовенства къ дѣлу народнаго образованія естественно уменьшится потребность въ народныхъ учителяхъ изъ среды крестьянъ, такъ какъ многочисленный классъ духовенства можетъ дать изъ своей среды огромный контингентъ учителей для сельскихъ школъ».
Трудно разобраться въ этомъ вавилонскомъ смѣшеніи языковъ, въ той изумительной путаницѣ мысли, какую представляютъ приведенные доводы въ пользу замѣны духовенствомъ сельскихъ учителей изъ воспитанниковъ учительскихъ семинарій. Воспитанникамъ учительскихъ семинарій ставится въ вину то, что они, будучи оторваны отъ крестьянской среды и подучая довольно серьезное образованіе, переходятъ въ разрядъ интеллигентныхъ людей. Но что же изъ этого, — развѣ духовенство тоже не оторвано отъ крестьянской среды и не принадлежитъ также къ интеллигенціи? Говорятъ также, что сельскіе учителя недовольны своею скромною ролью и скоро въ ней разочаровываются, благодаря неудовлетворительности матеріальнаго вознагражденія и тяжести моральнаго положенія. Но гдѣ же можно найти священника, который былъ бы доволенъ своимъ положеніемъ, не плакался бы на недостаточное вознагражденіе за труды и на унизительное положеніе, въ которое поставлено духовенство? Притомъ же очень странною кажется эта ссылка на тяжесть «моральнаго положенія» народнаго учителя, который подчиненъ не только инспекторамъ народныхъ училищъ, но и органамъ низшей сельской власти, какъ, напримѣръ, волостному старшинѣ, писарю и т. д. Да стоитъ ли толковать серьезно о такихъ пустякахъ, когда правительство такъ легко можетъ освободить сельскихъ учителей отъ этой тяжелой подчиненности? Вѣдь находитъ же г. М--овъ возможнымъ освободить духовенство отъ подчиненія инспекторамъ, такъ отчего же не сдѣлать того же самаго въ отношеніи сельскихъ учителей?… Очевидно, тутъ есть что-то недосказанное, какой-то задній умыселъ. Но, оставляя въ сторонѣ все недосказанное въ статьѣ г. М--ова, мы обратимъ вниманіе читателей на то обстоятельство, что лица, окончившія курсъ въ духовныхъ семинаріяхъ, и въ настоящее время обыкновенно занимаютъ должности сельскихъ учителей въ ожиданіи полученія священническихъ и дьяконскихъ мѣстъ. То же самое было и прежде, до открытія учительскихъ семинарій. Но сельскіе учителя изъ воспитанниковъ духовныхъ семинарій оказались настолько неудовлетворительными, что явилась надобность открыть особыя, спеціальныя, учебныя заведенія для приготовленія народныхъ учителей. Такимъ образомъ учительскія семинаріи явились вслѣдствіе непригодности воспитанниковъ духовныхъ семинарій для учительства въ сельскихъ школахъ. Въ настоящее время опытъ показываетъ, что дѣлу народнаго образованія гораздо больше приносятъ пользы учителя изъ воспитанниковъ учительскихъ сецинарій, чѣмъ лица, окончившія курсъ въ духовныхъ семинаріяхъ. Между тѣмъ, даже молодые семинаристы — и тѣ съ большею охотой и успѣхомъ занимаются преподаваніемъ въ народныхъ школахъ, чѣмъ можно ожидать отъ священниковъ, отвлекаемыхъ отъ педагогическихъ занятій многосложными пастырскими обязанностями и домашними хлопотами. Значитъ не въ правѣ ли мы ожидать, что дѣло народнаго образованія не только не подвинется впередъ, но сдѣлаетъ значительный шагъ назадъ, если въ народныхъ школахъ учителя изъ воспитанниковъ учительскихъ семинарій будутъ замѣнены приходскимъ духовенствомъ?
Впрочемъ г. М--овъ самъ сознается, что изъ церковно-приходскихъ школъ ровно ничего не выйдетъ, если правительство ограничится однимъ предписаніемъ духовенству объ открытіи ихъ и ассигнованіемъ нѣкоторой суммы на вознагражденіе духовенства за преподаваніе въ означенныхъ школахъ. "Нельзя умолчать, — говоритъ онъ, — объ обстоятельствахъ препятствующихъ духовенству посвятить себя дѣлу народнаго образованія надлежащимъ образомъ… Главнымъ источникомъ содержанія духовенства является собираніе имъ равныхъ мелкихъ сборовъ — и денежныхъ, и натуральныхъ — съ прихожанъ за совершеніе для нихъ разнообразныхъ церковныхъ требъ, какъ, напримѣръ, обрядовъ брака, крещенія, погребенія, молебновъ, панихидъ и т. д. При такомъ положеніи дѣда, священникъ долженъ стараться о совершеніи въ данный день возможно большаго числа подобныхъ обрядовъ и требъ, чтобы заработать себѣ дневное пропитаніе. Церковное общественное богослуженіе само но себѣ еще не даетъ священнику, совершающему это богослуженіе, дохода, нужнаго для его существованія. Священнику нужно положительно измышлять равныя частныя требы и обряды для прихожанъ, чтобъ этимъ путемъ добывать себѣ жизненныя средства. Этимъ и объясняется, что наше духовенство, особенно сельское, наиболѣе всего занято исполненіемъ частныхъ требъ разнообразныхъ видовъ. Въ этомъ и проходитъ трудовой день духовенства. Чрезвычайное обиліе праздниковъ и разныхъ церковныхъ процессій по улицамъ и домамъ прихожанъ — все это составляетъ характеристическую особенность православнаго духовенства и стоитъ въ тѣснѣйшей связи съ тѣмъ обстоятельствомъ, что такимъ путемъ духовенство изъискиваетъ для себя самый главный источникъ матеріальнаго содержанія своего — на счетъ мелкихъ доходовъ съ частныхъ лицъ, принадлежащихъ къ составу мѣстныхъ церковныхъ приходовъ. Обезпечьте православное духовенство постояннымъ окладнымъ жалованьемъ изъ какихъ бы ни было источниковъ, и тогда оно освободится отъ необходимости измышлять для себя разнаго рода требы по приходу, чтобы видѣть въ нихъ свои 3 доходныя статьи… При нынѣшнемъ же положеніи православнаго духовенства, когда оно цѣлый день занято частными заработками по приходу, оно не имѣетъ ни малѣйшей возможности заниматься преподаваніемъ въ школахъ… Пусть духовенство ограничивается совершеніемъ лишь церковнаго общественнаго богослуженія, а также и тѣхъ церковныхъ требъ и обрядовъ, которые имѣютъ существенное значеніе, какъ, напримѣръ, обряды брака, крещенія и погребенія. Но, затѣмъ, остаются излишними разныя празднованія многочисленныхъ праздниковъ, выгодныя для духовенства, какъ источники доходовъ его, но весьма обременительныя для народа, особенно въ лѣтнюю, рабочую пору. А чтобы духовенство не прибѣгало къ разнымъ мелкимъ поборамъ съ народа, тѣсно связаннымъ съ совершеніемъ разнообразныхъ частныхъ требъ по приходу, необходимо воспретить эти поборы, установивъ постоянные оклады жалованья для духовенства, которые могли бы вполнѣ его обезпечивать въ средствахъ… «Еслибы духовенству дано было приличное содержаніе, въ такомъ случаѣ не было бы и надобности назначать ему изъ казны особое вознагражденіе собственно за труды въ церковно-приходской школѣ, какъ это проектируется нынѣ въ оффиціальныхъ сферахъ».
Такимъ образомъ оказывается, что, пока наше духовенство не будетъ обезпечено постоянными окладами жалованья, до тѣхъ поръ оно не имѣетъ ни малѣйшей возможности заниматься преподаваніемъ въ школахъ. Значитъ и ассигнованіе изъ общихъ государственныхъ средствъ особаго вознагражденія духовенству за преподаваніе въ церковно-приходскихъ школахъ будетъ игрою, нестоющею свѣчъ, пустою, безполезною тратой денегъ. Да и откуда намъ взять денегъ на это? Правда, г. М--въ сообщаетъ, что министерство финансовъ изъявило согласіе на открытіе особаго кредита изъ суммъ государственнаго казначейства для вознагражденія духовенства за преподаваніе въ церковно-приходскихъ школахъ. Но такое сообщеніе кажется очень страннымъ, если сопоставить его съ тѣмъ обстоятельствомъ, что до сихъ поръ еще не изысканы средства для удовлетворенія такихъ неотложныхъ государственныхъ нуждъ, какъ, напримѣръ, отмѣна подушной подати. Въ самомъ дѣлѣ, какъ же это такъ: назначенъ 8-лѣтній срокъ на изысканіе способовъ для замѣны подушной подати другими источниками доходовъ, а между тѣмъ находятся же деньги на церковно-приходскія школы, отъ которыхъ не только польза, но и самое дѣйствительное, не фиктивное существованіе ихъ въ будущемъ представляются весьма сомнительнымъ.
Вполнѣ соглашаясь съ г. М--овымъ, что, при настоящемъ положеніи приходскаго духовенства, «церковно-приходскія школы станутъ тѣмъ же, чѣмъ были прежде — пустою формальностью, фигурирующею въ отчетахъ и несуществующею въ жизни», мы въ то же время не можемъ согласиться съ нимъ относительно необходимости назначенія духовенству постоянныхъ окладовъ казеннаго жалованья. Многочисленные факты, которые приведены нами выше, доказываютъ съ одной стороны, что духовенство не такъ бѣдно, чтобы нуждалось въ жалованьи, а съ другой стороны, что назначеніе жалованья нисколько не побуждаетъ духовенство отказаться отъ вымогательства съ прихожанъ непосильной для нихъ плата за совершеніе церковныхъ требъ. Мы наблюдаемъ даже такого рода фактъ, что алчность духовенства бываетъ сильнѣе въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ оно болѣе обезпечено въ средствахъ къ жизни, — слѣдовательно, имѣетъ менѣе надобности въ лишнемъ грошѣ и въ силахъ прижать бѣднаго человѣка, нуждающагося въ совершеніи церковныхъ обрядовъ. Даже изъ Люблинской губерніи, гдѣ священники получаютъ 1.200 р. годоваго жалованья, мы слышимъ жалобы, что духовенство продолжаетъ всевозможными средствами вымогать плату, за совершеніе требъ. Г. М--овъ полагаетъ, что стоитъ только назначить жалованье духовенству — и тогда всѣ существующіе нынѣ поборы съ прихожанъ прекратятся, потому что будутъ воспрещены начальствомъ. Такъ могутъ думать только ори бюрократы, для которыхъ воспретить и предписать — «вотъ Гегель, вотъ книжная мудрость, вотъ смыслъ философскихъ системъ». На самомъ же дѣлѣ воспрещеніемъ начальства ничего нельзя сдѣлать. У насъ запрещено и взятки брать, да ихъ всѣ берутъ. А священники и подавно всегда будутъ брать плату за требы, несмотря на запрещеніе начальства. Это запрещеніе поведетъ только къ тому, что плата за церковныя требы еще болѣе возвысится, и тогда приходское духовенство будетъ еще болѣе обременять народъ своими поборами, чѣмъ въ настоящее время. И въ самомъ дѣлѣ, представимъ себѣ, что всѣ предположенія г. М--ова осуществились. Священникамъ^назначено отъ казны хорошее жалованье, положимъ, по 1.200 руб. въ годъ, какъ въ Варшавско-Холмской епархіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ для нихъ сдѣлано необязательнымъ совершеніе какихъ бы то ни было церковныхъ обрядовъ и требъ, за исключеніемъ имѣющихъ существенное значеніе, какъ, напримѣръ, бракъ, крещеніе и погребеніе. Значитъ, если позовутъ священника напутствовать больнаго, пособоровать масломъ, отслужить молебенъ и т. п., то онъ имѣетъ право отказаться. Но въ то же время невозможно запретить ему совершеніе всѣхъ этихъ церковныхъ обрядовъ, и, слѣдовательно, вполнѣ отъ воли священника будетъ зависѣть исполненіе или неисполненіе ихъ. Между тѣмъ православные привыкли къ извѣстнымъ церковнымъ обрядамъ, которые для простыхъ людей составляютъ существенно важную сторону религіи, почти непонятной имъ безъ этихъ внѣшнихъ обрядовъ. Такіе люди не въ состояніи отказаться отъ исполненія обычныхъ церковныхъ обрядовъ и готовы заплатить духовенству за нихъ, сколько бы оно ни потребовало. Понятное дѣло, что, при такихъ условіяхъ, священники легко могутъ возвысить плату за церковныя требы и будутъ получать ее безнаказано, такъ какъ заплатившіе священнику за церковный обрядъ никогда не пожалуются на него, и въ то же время священникъ не можетъ быть привлеченъ къ отвѣтственности за неисполненіе обрядовъ, по жалобѣ лица, неуплатившаго установленную въ извѣстномъ приходѣ плату,; потому что совершеніе обрядовъ необязательно для духовенства. Такимъ образомъ, въ концѣ концовъ, оказывается, что такъ какъ циркулярнымъ предписаніемъ невозможно передѣлать народъ, который привыкъ къ извѣстнымъ церковнымъ обрядамъ и для котораго они составляютъ чуть ли не главную сущность религіи, — поэтому приходское духовенство и послѣ назначенія ему казеннаго жалованья, какъ и теперь, будетъ заниматься требоисполненіемъ, получая за это плату съ прихожанъ даже въ большемъ размѣрѣ, чѣмъ нынѣ, и оттого не имѣя времени заняться преподаваніемъ въ церковно-приходскихъ школахъ.