ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.
правитьВъ воображеніи городскаго жителя деревня отличается идиллическимъ характеромъ. Зеленый лугъ, темный лѣсъ, чистый душистый, воздухъ — все это притягиваетъ къ деревнѣ, подаетъ надежду отдохнуть утомленной душѣ, освѣжиться усталому тѣлу. Но внимательный наблюдатель открываетъ темныя пятна въ привлекательной картинѣ, и пятенъ этихъ оказывается многое множество. Въ нынѣшнее лѣто жукъ (австрійскій), муха (гессенская), саранча (восточная) и многія другія бѣдствія, постигшія деревню, окончательно лишили ея идиллическихъ красокъ и навели ужасъ на русское образованное общество. Столбцы газетъ переполнены описаніемъ опустошеній, которыя произвели и производятъ насѣкомыя, засуха, грады, пожары. Невольно вспоминается горькая правда стиховъ Некрасова:
"Волга, Волга! весной многоводной
"Ты не такъ заливаешь поля,
"Какъ великою скорбью народной
"Переполнилась наша земля!
Русская печать, почти вся, за очень рѣдкими исключеніями, забила тревогу. Правительство и земство съ энергіей ваялись за борьбу съ народнымъ бѣдствіемъ, но бѣдствіе велико и насъ ожидаютъ нелегкія испытанія.
Мы не теряемъ, конечно, надежды, что побѣдителемъ въ концѣ концовъ будетъ человѣкъ, что государство счастливо минуетъ кризисъ. Русская интеллигенція очевидно готова сдѣлать всевозможное для облегченія зла, угрожающаго роковымъ разстройствомъ народнаго благосостоянія. И эта готовность, это горячее сочувствіе темной массѣ, охваченной горемъ и раззореніемъ, даетъ намъ поводъ поговорить о русской интеллигенціи вообще, объ ея отношеніи къ народу.
Когда мы въ январьской книгѣ Русской Мысли въ немногихъ словахъ высказали, что будемъ защищать, за что будемъ бороться, то слова наши были встрѣчены и съ сочувствіемъ, и съ насмѣшкой. Сочувственно отозвались Голосъ, Молва, Страна, въ недавнее время Слово; упреки въ сбивчивости, неясности и даже нелѣпости получили мы отъ Новаго Времени и отъ Русскаго Богатства. Быть можетъ наша программа была на самомъ дѣлѣ неудачно составлена; но вѣдь поняли же насъ другіе. Дѣло, разумѣется, не въ личныхъ счетахъ, а въ разъясненіи недоразумѣнія.
Русскую интеллигенцію выставляли оторванною отъ народа. Но по мѣрѣ распространенія образованія въ народѣ, интеллигенція и народъ будутъ все болѣе и болѣе сближаться, такъ какъ ихъ интересы не представляютъ непримиримой противоположности, и Разуваевы и Граціановы — ихъ общіе враги. Историческій складъ не русской только жизни, но и жизни всѣхъ цивилизованныхъ странъ, привелъ къ тому, что между интеллигентнымъ меньшинствомъ и массою населенія образовалось большое различіе, и мы убѣждены, что русская интеллигенція[1] особенно горячо желаетъ скорѣйшаго прекращенія такого порядка вещей, желаетъ широкаго распространенія въ народѣ благосостоянія и просвѣщенія. Но нѣкоторыя изъ существенныхъ потребностей образованнаго меньшинства въ настоящее время совершенно чужды массѣ чернаго люда, а отъ этихъ потребностей, отъ этихъ стремленій образованный человѣкъ не откажется, ибо отказаться отъ нихъ значитъ отказаться отъ личнаго достоинства, отъ истины и справедливости. Такова, напримѣръ, и прежде всего, насущная для каждаго мыслящаго человѣка потребность въ свободѣ слова, устнаго и печатнаго. Конечно, крестьянину, поля котораго опустошаетъ саранча, скотъ котораго продаютъ за недоимки, свобода мысли — непонятная и безполезная вещь; но она безусловно необходима для народа, взятаго въ цѣломъ, для его настоящаго и будущаго. Тоже, съ нѣкоторыми видоизмѣненіями, относится и къ другимъ стремленіямъ русской интеллигенціи. Она, вмѣстѣ съ правительствомъ, работаетъ для просвѣщенія и благосостоянія народа; она добивается правъ для себя и хлѣба для народа. Но всякій разъ полученное интеллигенціей право становится общимъ достояніемъ. И та, и другая изъ указанныхъ задачъ въ равной степени важны и должны достигаться, по мѣрѣ возможности, единовременно.
Намъ пріятно въ настоящемъ случаѣ сослаться на Русское Богатство, которое идетъ даже дальше насъ и, какъ намъ кажется, слишкомъ перетягиваетъ лукъ въ другую сторону. «Пусть, наконецъ, — говоритъ г. Оранскій[2], — прояснится общественное сознаніе изъ-подъ тумана компромиссовъ, и сознаетъ, наконецъ, интеллигенція, что никогда ей не сдѣлать ничего для „народнаго вопроса“, пока она не рѣшитъ прежде всего свой вопросъ, вопросъ интеллигенціи, вопросъ о правахъ ума и образованія; пока не вооружится она орудіями, соотвѣтствующими той великой задачѣ, какую она хочетъ поднять». На слѣдующей страницѣ г. Оранскій выражается слѣдующимъ образомъ: «Мы, народники, мы, послѣдовательные общинники, мы, которыхъ преимущественно зовутъ народолюбцами, — мы заявляемъ, что прежде народнаго вопроса долженъ быть разрѣшенъ вопросъ объ интеллигенціи, вопросъ объ элементарнѣйшихъ правахъ умственнаго и образовательнаго ценза (?). Только свободная интеллигенція во всеооружіи своихъ правъ и свободной мысли можетъ слить свои интересы съ интересами народа и смѣло и плодотворно взяться за рѣшеніе задачъ, логически неизбѣжно назрѣвшихъ для нашего поколѣнія».
Не станемъ придираться къ нашему симпатичному собрату (какъ онъ къ намъ придирался), оставимъ безъ вниманія права ценза и отъ души пошлемъ привѣтъ Русскому Богатству (мы уже оговорились относительно одного важнаго пункта).
Въ самомъ дѣлѣ, виноватъ ли русскій интеллигентный человѣкъ, что онъ до сихъ поръ мало принесъ пользы народу? Развѣ въ его рукахъ была власть и сила?
Передъ нами длинною, грустною вереницею проходятъ Чацкіе, Алеко, Печорины, Рудины, Лаврецкіе. Это люди мысли, во всякомъ случаѣ, часто съ сильною, отзывчивою душею. Русскій образованный дворянинъ не пьявица, высасывающая кровь подневольныхъ ему людей, это честная, не рѣдко идеально-честная личность, съ гуманными порывами, стремленіями. Такой русскій помѣщикъ, дѣйствительно, не находилъ себѣ дѣла. Дѣло находили Коробочка, Поздревъ, Плюшкинъ; къ счастливымъ принадлежало семейство Маниловыхъ. По кто же захочетъ ихъ счастья или счастья Афонасія Ивановича съ супругой? Образованные люди' были на Руси XVIII и XIX вѣка миссіонерами просвѣщенія, но проповѣдь ихъ странно и глухо звучала для народа. Что же оставалось представителю русскаго просвѣщенія? Его романтически-настроенная душа обращалась къ женщинѣ, его страстныя, гуманныя въ основѣ, стремленія сосредоточивались на любви: здѣсь отыскивалось примиреніе съ жизнью. Любовь эта въ большинствѣ случаевъ была болѣзненнымъ явленіемъ. Только въ женской любви находить счастье, только ею довольствоваться, отказаться отъ борьбы за истину, отъ труда, значило обманывать, губить самого себя. Обольщеніе продолжалось не долго, примиреніе не достигалось, и человѣкъ снова терзался жаждою дѣятельности. Только новое горе, только скорбь за разбитое сердце въ любимой женщинѣ оставалась, въ сознаніи героя подобнаго романа, рыцаря печальнаго образа. Бѣдная русская женщина увлекалась блестящими рѣчами образованнаго гуманнаго человѣка и также быстро разочаровывалась. А иногда счастье разбивалось другою причиною: между любящими грозно вставало старое, цѣпкое преданіе и увлекало чарующею силою непреклоннаго, безотраднаго взгляда одного изъ нихъ. Вспомните Лизу въ Дворянскомъ Гнѣздѣ.
Подымется ли рука бросить камень въ этого блѣднаго, глубоко-несчастнаго человѣка? Гуманность людей сороковыхъ годовъ разсыпалась въ рѣчахъ; ихъ стремленія по неволѣ были замкнуты въ тѣсномъ кругѣ эстетическихъ наслажденій, разслаблявшихъ душу и тѣло, такъ какъ они переходили въ крайность. У такихъ людей дѣйствительно:
Если пасмуренъ день, если ночь не свѣтла,
Если вѣтеръ осенній бушуетъ, —
Надъ душой воцаряется мгла,
Умъ, бездѣйствуя, вяло тоскуетъ.
До посмотрите, какая прекрасная, нѣжная душа у этого человѣка. Изъ далекаго дѣтства передъ нимъ выростаютъ воспоминанія; среди окружающей его тьмы ярко выдѣляется лучезарный образъ матери, которая всю жизнь прожила не любимая, всю жизнь прожила для другихъ. «Повидайся со мною, родимая!…» вырывается изъ измученной души больнаго человѣка, —
Я кручину мою многолѣтнюю
На родимую грудь изолью,
И тебѣ мою пѣсню послѣднюю,
Мою горькую пѣсню спою.
Обезсиленный, смятый борьбою, потерявши надежду и вѣру, онъ молитъ мать вывести его на дорогу тернистую, спасти отъ окончательнаго паденія….
И невольно прощаешь этому слабому человѣку, невольно съ уваженіемъ вглядываешься въ это блѣдное, задумчивое лицо, слыша порою восторженную рѣчь или страстное, горькое самоосужденіе. Такіе люди созданы для общественной дѣятельности, для борьбы за идею, но они были лишены права такой дѣятельности, ихъ мѣсто заступилъ искусственно созданный классъ, — чиновничество, бюрократія. Мѣсто живаго слова и идеи заступила канцелярская форма, мертвящая жизнь. Что бы сталъ въ Россіи дѣлать Чацкій, если бъ онъ угомонился? Ему предстояло сдѣлаться тѣмъ же Фамусовымъ, только съ измѣненіями и дополненіями. Великій гражданинъ былъ невозможенъ на Руси: ему нельзя было выроста въ тѣхъ клѣтушкахъ, гдѣ благоденствовали смирные всероссійскіе обыватели. Когда теперь приходится проѣзжать мимо барскихъ усадебъ, на душу ложится тяжелое ощущеніе. Сколько драмъ разыгралось въ этихъ тѣнистыхъ, прохладныхъ аллеяхъ, сколько слезъ пролито, сколько силъ загублено даромъ! Вотъ милая дѣвушка, почти ребенокъ, съ веселыми, лукавыми глазками; потомъ, жена армейскаго героя и карателя крѣпостныхъ душъ, полу задавленная, приниженная, съ горькимъ отчаяніемъ въ сердцѣ; потомъ безумно-любящая мать, надежды которой разбиваетъ гвардеецъ-сыновъ. А вотъ тайно любимый ею человѣкъ, съ вѣчною жаждою дѣятельности, съ широкими стремленіями, съ смѣшными ошибками и болѣзненными странностями. Вокругъ свистятъ кнутъ, суетятся погоняемые имъ люди, замираютъ стоны, льется кровь… Да будутъ благословенны романтики-скитальцы, заронившіе тамъ и сямъ нѣсколько зеренъ, освѣтившіе кое-гдѣ свѣтомъ любви и правды теплые углы царства русскаго!
Но мало-по-малу вліяніе образованнаго, обезпеченнаго меньшинства проникало въ низшіе общественные слои, и тамъ появлялись люди, судорожно бившіеся съ обступавшею ихъ волною. Положеніе такихъ разночинцевъ еще болѣе трагично, чѣмъ положеніе ихъ старшихъ братьевъ по просвѣщенію. Сильная, чуткая природа быстро проникалась гуманными убѣжденіями, душа рвалась къ излюбленнымъ идеаламъ, а жесткая дѣйствительность, затхлая, удушливая среда губила человѣка. Грошевые расчеты, грошевые интересы, невѣжество, придирчивое и стоявшее вѣчно на сторожѣ, захватывали бѣдняка въ свой омутъ и кружили до тѣхъ поръ, пока не доводили его до смерти или безумія. И даже послѣдняго утѣшенія не оставалось такому человѣку: онъ зналъ, что гибель его безполезна, безсмысленна.
Нужда, печаль, тоска и скука,
Нѣтъ воли сердцу и уму….
Изъ-за чего вся эта мука —
Извѣстно Богу одному!
Ужъ пусть бы радость пропадала
Для блага хоть чьего-нибудь, —
Была бы цѣль, душа бъ молчала,
Имѣлъ бы смыслъ тяжелый путь.
Такъ нѣтъ! Какой-то врагъ незримый
Изъ жизни пытку создаетъ
И, какъ палачъ неумолимый,
Надъ жертвой хохотъ издаетъ!
Стихи плохи, но всякому слышенъ въ нихъ безнадежный вопль изболѣвшагося человѣка. А такіе люди не боялись работы, не отступали передъ борьбой, хотя бы долгой и опасной, и однако они гибли, задыхались въ пошлой, грязной или сонной, неповоротливой средѣ. Общественныхъ цѣлей нельзя достигнуть единичными, разрозненными усиліями, а успокоиться на личныхъ интересахъ русскій скиталецъ (выраженіе Ѳ. М. Достоевскаго) не могъ. По неволѣ приходилось отыскивать въ мірѣ уголокъ оскорбленному чувству или рыскать за исполинскимъ дѣломъ. Въ нашей печати въ послѣднее время много и пространно говорили о томъ, что нужно прежде, люди или мѣры (учрежденія). На такой вопросъ можно отвѣтить только указаніемъ необходимости соотвѣтствія между формою и содержаніемъ, между учрежденіями и людьми. Но русская жизнь даетъ для разрѣшенія другой вопросъ. Что лучше: подождать ли съ реформами, которыхъ сознательно желаетъ меньшинство, или удовлетворить потребности этого меньшинства, нѣсколько ускорить ростъ общества и народа? Мы, конечно, безусловно на сторонѣ втораго способа рѣшенія вопроса. Учрежденія спасутъ отдѣльныхъ, выдающихся людей отъ малополезной, а иногда и прямо вредной для государства растраты способностей; учрежденія притянутъ къ себѣ много здоровыхъ, праздныхъ теперь силъ, отодвинувши на задній планъ представителей невѣжества, апатіи и недобросовѣстности.
Главнѣйшая вина русской интеллигенціи, но нашему мнѣнію, заключается въ ея малочисленности. Безъ вины, стало быть, виновата. Но лучшее будущее не за горами. Великія реформы нынѣшняго царствованія обновили русскую жизнь, измѣнили ея основанія. Отправляясь отъ этихъ реформъ, русскій образованный человѣкъ, путемъ серьезной и совѣстливой работы мысли, дошелъ до ясныхъ общественныхъ идеаловъ. Шагъ за шагомъ отстаивая и осуществляя ихъ, онъ придастъ своей жизни ту стройную, разумную красоту, которой не доставало людямъ прежняго времени, за немногими блестящими, но случайными исключеніями. Молва, полемизируя съ Новымъ Временемъ, совершенно справедливо говоритъ, что наивно предполагать даже свободу печати безъ соотвѣтствующихъ измѣненій въ нашихъ учрежденіяхъ. «Свободная печать только при извѣстныхъ политическихъ формахъ и при извѣстномъ жизненномъ строѣ можетъ сдѣлаться выразителемъ дѣйствительнаго общественнаго мнѣнія и благотворнымъ орудіемъ для развитія народной жизни и ея прогрессивнаго совершенствованія»[3].
Вопреки обычаю, на нынѣшній разъ мы вдались въ разсужденія о значеніи русской интеллигенціи. Возвращаемся къ печальной обязанности сообщенія о событіяхъ областной и столичной жизни за истекшій мѣсяцъ, печальной потому, что толковать приходится все о невеселыхъ предметахъ.
Въ одной изъ передовыхъ статей Голоса[4] была приведена таблица урожая хлѣбовъ и картофеля въ девятилѣтній періодъ (1870—1878). Данныя оффиціальной статистики (таблица взята изъ втораго выпуска «Сборника свѣдѣній по департаменту земледѣлія и сельской промышленности») не отличаются, какъ извѣстно, особенною точностію; но такъ какъ ошибки должны быть приблизительно одинаковы въ каждый изъ упомянутыхъ годовъ, то можно придти къ довольно точному выводу, и выводъ этотъ печаленъ. Общій сборъ хлѣбовъ въ Европейской Россіи уменьшается, не смотря на увеличивающіеся посѣвы, другими словами, урожайность почвы уменьшается.
Было высѣяно и собрано (тысячъ четвертей):
|
|
|
|
||||
|
|
|
|
|
|
| |
| Въ 1870 году |
|
|
|
|
|
|
| " 1871 « |
|
|
|
|
|
|
| » 1872 « |
|
|
|
|
|
|
| » 1873 « |
|
|
|
|
|
|
| » 1874 « |
|
|
|
|
|
|
| » 1875 « |
|
|
|
|
|
|
| » 1876 « |
|
|
|
|
|
|
| » 1877 « |
|
|
|
|
|
|
| » 1878 " | ||||||
«Голосъприводить для сравненія другую табличку, въ которой показанъ сборъ хлѣба въ Сѣверо-американскихъ Соединенныхъ Штатахъ за тотъ же промежутокъ времени, гдѣ было собрано:
| Пшеницы | ||
| Маиса | ||
| Овса | ||
Мало похожи мы на нашихъ заатлантическихъ друзей, мало похожи
Въ Донской Голосъ[5] пишутъ изъ станицъ 1 и 2-го Донскихъ округовъ, что бѣжавшіе по случаю голодухи, причиненной саранчею, возаки вновь приглашаются начальствомъ туда же, но народъ отказывается, говоря, что теперь уже невозможно тѣми же средствами бороться съ саранчей, такъ какъ она окрыляется и притомъ время рабочее: нужно косить хлѣбъ и сѣно.
Во многихъ мѣстахъ Міусскаго округа, сообщаетъ та же газета, крестьяне сняли недозрѣвшій хлѣбъ, потому что ему угрожалъ жукъ. Поволжье тяжело пострадало. Въ многихъ уѣздахъ ждутъ буквально голода. Посѣвы ржи почти погибли, пшеница также очень плоха. Червь опустошаетъ силы, огороды и даже лѣсъ съ такою силою, что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ деревья стоятъ, голые, какъ осенью[6]. Въ Русскій Курьеръ пишутъ изъ деревни Подгородокъ, Климовичскаго уѣзда, Могилевской губерніи, что во многихъ деревняхъ совсѣмъ нѣтъ хлѣба: крестьяне питаются картофелемъ, а чаще однимъ щавелемъ. Крестьяне же болѣе богатыхъ деревень смѣшиваютъ послѣдніе остатки муки съ мелко-истолченнымъ сухимъ папоротникомъ и изъ этой смѣси пекутъ себѣ хлѣбъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ сосѣдняго Чернявскаго уѣзда къ гоkjдухѣ присоединяюсь другое бѣдствіе — оспа.
Въ Харьковскія Губернскія Вѣдомости сообщали изъ Изюмскаго уѣзда: „Такъ какъ неурожаи продолжаются уже пять лѣтъ непрерывно, то всѣ имѣвшіеся хлѣбные запасы съѣдены, скотъ проданъ и ѣсть нечего. Что будетъ въ этомъ году, страшно подумать. Помѣщики не только не получаютъ доходовъ, но не имѣютъ, чѣмъ заплатить проценты въ банки, въ которыхъ заложены ихъ имѣнія; крестьяне уже теперь голодаютъ, заработковъ нѣтъ, потому что нечего убирать“.
Рязанскій корреспондентъ Русскихъ Вѣдомостей передаетъ, что крестьянами Затишинской волости доставлены въ мѣстную земскую управу образчики ржи, пораженной невиданной еще болѣзнью: въ однихъ случаяхъ зерна совершенно здороваго, повидимому, колоса оказываются внутри пустыми, какъ бы выѣденными; въ другихъ стержень колоса чернымъ, какъ бы истлѣвшимъ. На этихъ послѣднихъ колосьяхъ встрѣчаются червеобразныя личинки какого-то насѣкомаго. Явленіе это замѣчено пока на небольшомъ районѣ.
Въ Голосъ[7] пишутъ изъ Самарской губерніи: „Голодъ уже снова стучится въ нашу дверь и туманный обликъ его представляется въ настоящую минуту въ краскахъ, едва ли не болѣе зловѣщихъ, чѣмъ въ 1873 году. Намъ хорошо понятна нравственная отвѣтственность, которую мы принимаемъ на себя, произнося это болѣзненно звучащее для человѣческаго слуха слово, но признаки наступающаго для Самарской губерніи новаго бѣдствія на столько очевидны и знаменательны, что молчать о нихъ всякому, ихъ видящему и понимающему, было бы преступленіемъ. Да м, сверхъ того, намъ извѣстно, что на 10-е іюля мѣстною губернскою земскою управою предположенъ созывъ экстреннаго губернскаго земскаго собранія для удовлетворенія нужды населенія въ продовольствіи, которая уже успѣла обнаружиться весьма чувствительнымъ образомъ по нѣсколькимъ уѣздамъ. Если же населеніе нуждается въ продовольствіи уже теперь, то чего же ждать впереди, когда полный неурожай грозитъ большей половинѣ губерніи! Тѣмъ не менѣе, частному лицу еще довольно трудно, въ настоящую минуту, составить себѣ полную картину того, что предстоитъ вынести Самарской губернія въ нынѣшнемъ году. Кругозоръ каждаго отдѣльнаго наблюдателя, въ данномъ случаѣ, довольно ограниченъ, м потому я не рѣшился бы сдѣлать общаго вывода изъ моихъ личныхъ наблюденій, обнимающихъ, сравнительно, небольшую мѣстность Бузулукскаго уѣзда, если бъ я не могъ дополнить ихъ свидѣтельствами другихъ, вполнѣ достовѣрныхъ лицъ и, наконецъ, оффиціальными данными мѣстныхъ земскихъ учрежденій“.
Эти данныя и свидѣтельства сводятся къ тому, что Бузулукскій, Бугурусланскій, Самарскій, Николаевскій и Новоузейскій уѣзды постигнуты самымъ полнымъ неурожаемъ. Другой годъ не хватаетъ корма для скота.
Корреспондентъ говоритъ, что населеніе дойдетъ до совершенной нищеты….. Что тутъ подѣлаетъ земство?
Не будемъ продолжать перечня бѣдамъ, грозящимъ Россіи: имъ конца нѣтъ. Голодъ и невѣжество, нищета и болѣзни — старый припѣвъ. Извѣстно, что пѣснь о страданіяхъ русскаго народа допоетъ лишь тотъ,
Кто всю землю, Русь крещеную,
Изъ конца въ конецъ пройдетъ.
Мы много разъ уже говорили, что такъ жить долго нельзя. Едва ли составляетъ признакъ особенной мудрости систематизированный авось. Россія, думается намъ, достигла важнаго историческаго момента, когда всякое политически-могучее государство нуждается во всестороннемъ внутреннемъ упорядоченіи, ибо внѣшнее могущество не можетъ долго покупаться цѣною тяжелыхъ лишеній дома, даже при благопріятныхъ международныхъ отношеніяхъ. Необходимо безбоязненно вскрыть всю опасность нашего экономическаго положенія, чтобы, при свѣтѣ науки и своего и чужаго опыта, найти скорый и добрый исходъ. Извѣстно, что этотъ процессъ самосознанія и самоопредѣленія долженъ быть обставленъ нѣкоторыми гарантіями, иначе явится подозрительность съ одной и сдержанность съ другой стороны, т. е., по прекрасному выраженію академика М. И. Сухомлинова, недосказанная ложь покажется правдою, а недосказанная (по неводѣ) истина покажется ложью.
Говорятъ, что люди, выражающіе подобныя желанія, раскрываютъ ворота Разуваевымъ. Но вѣдь Разуваевъ уже пришелъ, и необходимо принимать мѣры къ его ограниченію. Развѣ наши желѣзнодорожники, напримѣръ, не Разуваевы?
Займемся на нынѣшній разъ порядками Оренбургской желѣзной дороги. Въ нашихъ рукахъ интересная брошюра г. Заруднаго,[8] въ которой заключаются поразительныя разоблаченія.
Оренбургская желѣзная дорога, гарантированная правительствомъ, говоритъ г. Зарудный, есть семейная еврейская дорога: она всецѣло принадлежитъ г. Варшавскому, его родственнику, г. Горвицу, и его зятю, г. Левенсону. Они самовластно избираютъ директоровъ правленія, такъ какъ на общее собраніе являются фиктивные акціонеры, дѣйствующіе согласно полученнымъ отъ трехъ названныхъ лицъ инструкціямъ. Все устраивается на этой образцовой дорогѣ, которая соединялъ Европу съ Азіей, дѣйствительно по семейному. Управленію дороги, напримѣръ, нужны всевозможные матеріалы, на огромную сумму. Г. Левенсонъ устраиваетъ въ Самарѣ магазинъ желѣзнодорожныхъ матеріаловъ и даже продажу керосина, масла, пакли, краски и т. и. Магазинъ завѣдуется родственникомъ г. Левенсона, г. Левинскимъ, и съ правленія берутъ въ пять, шесть разъ дороже настоящей цѣны. Г. Варшавскому, по энергическому выраженію автора брошюры, тоже хочется урвать сколько возможно, — и онъ это обдѣлываетъ болѣе искусно, слѣдующимъ образомъ: дровъ поставляется на Оренбургскую желѣзную дорогу ежегодно на сумму около 500,000 руб. Правленіе дороги въ Петербургѣ публикуетъ въ газетахъ и вызываетъ желающихъ взять на себя поставку дровъ съ узаконенными залогами явиться къ такому-то числу въ правленіе, въ Петербургъ, на торги. Въ Самарѣ нѣкоторые лѣсоторговцы начинаютъ хлопотать, достаютъ залоги и являются въ Петербургъ къ назначенному правленіемъ дню, желая взять на себя поставку дровъ, но, къ крайнему ихъ удивленію, гг. члены правленія преподносятъ имъ неожиданный сюрпризъ. Заявляютъ, е что такъ какъ г. Варшавскій-сынъ предложилъ очень выгодныя условія на поставку дровъ, то правленіе, въ видахъ сохраненія интересовъ дороги, единогласно постановило: сдать поставку дровъ Варшавскому-сыну.»
Г. Левенсонъ за полмилліона купилъ у г. Обухова, предсѣдателя правленія Оренбургской желѣзной дороги, с. Богатое, близъ г. Бузулука, и устроилъ въ этомъ имѣніи «громадныхъ размѣровъ паровую мукомольную мельницу и другія коммерческія заведенія, для устройства которыхъ всѣ необходимые матеріалы перевозятся туда и оттуда вывозятся продукты по Оренбургской желѣзной дорогѣ, подъ видомъ, а проѣзды вагоновъ туда и обратно считаются служебными. Кромѣ того, положительно всѣ находящіеся на службѣ у г. Левенсона въ с. Богатомъ, какъ-то: прикащики, мельники, машинисты, рабочіе и вся прислуга, даже священникъ с. Богатаго имѣютъ годовые даровые билеты 2 класса для проѣзда пр всей линіи Оренбургской желѣзной дороги». Г. Зарудный спрашиваетъ: очень интересны должны быть статистическіе выводы: сколько теряетъ правительство даадцатипяти-процентнаго налога, а гарантированная правительствомъ желѣзная дорога дохода отъ незаконнаго дароваго проѣзда всѣхъ родственныхъ г. Левенсону евреевъ и вообще всѣхъ служащихъ у Левенсона?
Управляющимъ Оренбургскою желѣзною дорогою состоитъ инженеръ-надворный совѣтникъ А. М. Повалишинъ. Г. Повалишинъ получаетъ 22,000 р. жалованья и находится на государственной службѣ, въ министерствѣ путей сообщенія. Но свѣдѣніямъ, которыя заключаются въ интересующей насъ брошюрѣ, главнѣйшею обязанностію г. Повалишина является встрѣча съ экстреннымъ поѣздомъ, въ парадномъ министерскомъ вагонѣ, г. Левенсона, супруги г. Левенсона, дѣтокъ г. Левенсона, когда это желѣзно-дорожное семейство ѣдетъ къ себѣ въ с. Богатое изъ Петербурга. Торжественная встрѣча устраивается въ Самарѣ. Возмутительныхъ фактовъ въ брошюрѣ г. Заруднаго находится поразительное множество, но мы сдѣлаемъ изъ нея еще двѣ-три выписки, отсылая болѣе любознательныхъ читателей къ самой брошюрѣ. Цитируемъ дословно.
«Начальникомъ Самарской станціи состоялъ братъ директора правленія еврея Соловейчика, Сергѣй Соловейчикъ, съ жалованьемъ 2,400 руб. Вслѣдствіе нѣкоторыхъ данныхъ и подозрѣній, у него самарскими властями сдѣлано было нѣсколько обысковъ и потомъ депешею министерства путей сообщенія было предписано: „немедленно уволить г. Соловейчика отъ службы по Оренбургской желѣзной дорогѣ“. Въ тотъ же день вечеромъ директоръ правленія, г. Соловейчикъ, телеграфируетъ изъ Петербурга управляющему Повалишину, „чтобы немедленно дать начальнику станціи Соловейчику четырехъ-мѣсячный отпускъ съ содержаніемъ полнаго оклада жалованья, которое и выдать впередъ“. Кромѣ того, такъ какъ Соловейчикъ будто бы привелъ Самарскую станцію въ блестящее состояніе, то въ награду авансомъ выдать ему единовременно 1,000 р. сер. Г. Повалишинъ, разумѣется, немедленно исполняетъ предписаніе начальства. Чрезъ нѣсколько дней получается новое предписаніе директоровъ евреевъ: „дать немедленно г. Соловейчику какое-нибудь мѣсто на Оренбургской желѣзной дорогѣ, но не столь видное и замѣтное“. Повалишинъ исполняетъ предписаніе (вѣдь не даромъ же ему получать 22,000 руб. содержанія)! и назначаетъ Соловейчика начальникомъ станціи въ деревнѣ Строкахъ, на половинѣ дороги между Самарою и Оренбургомъ съ жалованьемъ тоже 2.400 руб., тогда какъ по бюджету начальникъ станціи въ Сорокахъ получаетъ только 600 руб. въ годъ. Прошло нѣсколько мѣсяцевъ и велемудрому еврею Соловейчику дѣлается очень скучно проживать въ деревнѣ Сорокахъ — онъ желаетъ лучшаго; благо въ министерствѣ какъ будто бы забыли о немъ (а нужно сказать, что Соловейчикъ, вслѣдствіе сдѣланныхъ у него обысковъ, находится подъ слѣдствіемъ правительства и съ него взятъ залогъ въ 5,000 р. на случай его ареста); нужно придумать какую-нибудь комбинацію, чтобы повеселить и ободрить грустнаго жида Соловейчика и дать ему мѣстечко веселенькое, но не видненькое. Придумали слѣдующее: въ самарскомъ управленіи желѣзной дороги есть веселенькое мѣсто „агента по разбору претензій“ съ содержаніемъ 1,800 р. Мѣсто это занимаетъ очень услужливый и пріятный во всѣхъ отношеніяхъ для начальства нѣмецъ Августъ Дитгофъ — его обидѣть совѣстно; нужно создать ему новое мѣсто ну… и создали: Августа Дитгофа сдѣлали чиновникомъ особыхъ порученій, состоящимъ при управляющемъ г. Нова ли шинѣ, съ содержаніемъ тоже 1,800 руб. въ годъ. Мѣсто тоже очень пріятное, по службѣ трудовъ мало, только и труда — дѣлать и красить декораціи для домашнихъ спектаклей, бывающихъ въ домѣ Повалишнна, и оказывать разныя домашнія услуги его семейству. Мѣсто же агента по разбору претензій, вручили грустному Соловейчику, съ жалованьемъ 2.400 руб. (прибавили 600 руб.), который и разбираетъ претензіи». Къ г. Повалишину, повѣствуетъ брошюра далѣе, является одинъ бѣдный человѣкъ, сынъ котораго, офицеръ, отчаянно заболѣлъ въ Оренбургѣ. Несчастный отецъ проситъ для матери больнаго даровой билетъ III класса. Получается суровый отказъ, такъ какъ г. Повалишинъ прекрасно понимаетъ свои служебныя обязанности и выгоды дороги. Въ то же время, — говорить г. Зарудный, — въ Самару пріѣхалъ давать концерты извѣстный цитристъ, г. Бауэръ. Онъ бывалъ у г. Повалишина, игралъ у него на цитрѣ и привелъ въ восторгъ гостившаго у г. Повалишна директора правленія. Когда послѣдній возвращался въ Петербургъ, то г. Повалишинъ, провожая директора, «пригласилъ къ себѣ въ министерскій вагонъ экстреннаго поѣзда и г. Бауэра съ цитрою, чтобы увеселять директора по дорогѣ до г. Сызрани. Въ награду за доставленное удовольствіе директору и семейству Повалишина, г. управляющій дорогою далъ даровые билеты I класса Бауэру и его спутнику до Оренбурга и обратно два раза; кромѣ того, въ благодарность и поощреніе его таланта, г. Повалишинъ простеръ свою любезность до такой степени, что далъ имъ даровые льготные билеты I класса (получаемые управленіемъ въ обмѣнъ съ другими правленіями обществъ желѣзныхъ дорогъ) до самаго Петербурга; такую же любезность онъ оказалъ и извѣстной пѣвицѣ Д. М. Леоновой. Эта оказанная Повалишинымъ любезность сдѣлана въ интересахъ управляемой имъ дороги для того, чтобы показать знаменитымъ артистамъ, какіе гуманные и благодарные люди управляютъ Оренбургскою желѣзною дорогою»!…
Оренбургскій Листокъ, одна изъ самыхъ симпатичныхъ провинціальныхъ газетъ, передавая содержаніе брошюры г. Заруднаго, говоритъ, что печать будетъ безустанно бороться съ этими и имъ подобными вопіющими злоупотребленіями, вѣруя, что не далеко то время, въ которое, по выраженію Островскаго, дѣльцы будутъ болѣе бояться суда общественнаго, чѣмъ уголовнаго[9].
Саратовская Волга, говоря о книжкѣ г. Заруднаго, замѣчаетъ, что, благодаря этой брошюрѣ, Оренбургскимъ желѣзно-дорожнымъ дѣятелямъ суждено получить по крайней мѣрѣ такую же извѣстность, какою пользуются оренбургскія шали. Это справедливо. Но Волга полагаетъ, что почтенные дѣятели "поставлены въ прискорбную необходимость прикусить языки, поджать хвосты, расползтись по угламъ и закрыть лица руками[10]. Охъ, нѣтъ!
Не мало безобразій творится, конечно, и на другихъ желѣзныхъ дорогахъ, между прочимъ и на quasi-земской Тамбовско-Саратовской. Желѣзно-дорожнымъ и инымъ олигархамъ, дѣйствительно, далеко небезопасны разныя гарантіи правильности и законосообразности государственнаго хозяйства, государственнаго контроля и т. п. Для нихъ вполнѣ достаточна того высокаго принципа любви, который, въ силу нашей самобытности (по ученію нѣкоторыхъ несомнѣнно даровитыхъ и искреннихъ доктринеровъ), долженъ замѣнять западно-европейскія учрежденія.
Вездѣ и повсюду, какъ только личность подымалась на извѣстную высоту, она начинала энергическую борьбу за право, въ благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова. Человѣкъ съ достаточно широкимъ умственнымъ развитіемъ, съ достаточно сильнымъ гуманнымъ чувствомъ не въ состояніи безучастно относиться къ насилію, которое происходитъ на его глазахъ. Его возмущаетъ общественная неправда, и онъ не можетъ, не долженъ молчать въ подобныхъ случаяхъ. Къ счастію, проявленія подобнаго настроенія становятся у насъ все чаще и чаще. Недавно въ Петербургѣ утопилась дѣвушка — гувернантка, совсѣмъ молоденькая, одна пріѣхавшая въ чужую сторону изъ Германіи. Существуютъ данныя, которыя объясняютъ самоубійство несчастной дѣвушки безчеловѣчнымъ съ ней обращеніемъ господина и госпожи Б* (у нихъ жила она въ гувернанткахъ). И посмотрите, какую тревогу забила петербургская печать, какое прекрасное, прочувствованное воззваніе къ справедливости и гуманности написалъ воскресный фельетонистъ Голоса.
Пробужденіе интереса въ общественнымъ вопросамъ замѣчается во многихъ захолустьяхъ Россіи. Г. Беллюстинъ, напримѣръ, сообщаетъ въ Русскомъ Курьерѣ, что жители Балязина (Тверской губерніи) начинаютъ очень серьезно относиться къ образованію дѣтей, и горячо обсуждаютъ школьные вопросы и даже не безъ успѣха дѣйствуютъ. И давленіе общественнаго ~ мнѣнія уже даетъ себя чувствовать. Такъ, между прочимъ, любители карточной игры въ культурномъ Калязинѣ пристроились въ одномъ изъ приходскихъ училищъ, въ ночное время. Но ночи затягивались до утра, классная атмосфера страдала и, что, конечно, всего важнѣе, на дѣтей слухи о занятіяхъ ночныхъ посѣтителей училища дѣйствовали вредно. Лучшая часть Калязинскаго населенія возстала, и, безъ всякихъ жалобъ по начальству, нравственный авторитетъ честныхъ и разумныхъ людей изгналъ картежниковъ изъ оскверняемаго ими мѣста. Изъ Кашина въ Тверской Вѣстникъ[11] пишутъ, что зажиточные ремесленники города устраиваютъ ремесленное общественное собраніе, уставъ котораго уже посланъ на утвержденіе.
Но до полнаго возстановленія здороваго теченія общественной жизни намъ еще далеко, и въ этомъ отношеніи нельзя не согласиться съ тифлискимъ Обзоромъ, такъ много потерпѣвшимъ на своемъ вѣку отъ цензуры, снова (надо надѣяться не надолго) умолкшимъ подъ давленіемъ этихъ невзгодъ. Обзоръ говоритъ: "богатыя и благородныя силы русской интеллигенціи, давшія въ массѣ столько безспорныхъ доказательствъ энергіи и самоотверженія, находятся въ настоящее время въ переходномъ фазисѣ своего развитія. Онѣ народились, движутся, дѣйствуютъ, но окрѣпнуть и организоваться еще не успѣли. Сильно въ нихъ только сознаніе неудовлетворительности прежнихъ формъ мысли и жизни и страстное стремленіе къ лучшимъ днямъ. Но пройдетъ не мало времени, раньше чѣмъ силы эти сплотятся въ дисциплинированное цѣлое, идущее впередъ жъ опредѣленной цѣли, какъ единъ человѣкъ!…[12]
Недавно газеты много толковали о дѣлѣ капитана перваго ранга, H. Н. Клокачова, который былъ уволенъ отъ службы по министерству путей сообщенія (гдѣ служитъ извѣстный читателямъ Русской г. Повалишинъ) не только безъ прошенія, но и безъ всякаго обозначенія причинъ увольненія. На г. Клокачова были взведены различныя обвиненія; онъ просилъ суда, но суда у насъ, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, не полагается, почему при столкновеніяхъ подчиненнаго съ начальникомъ первому приходится довольно жутко[13]. Въ Харьковѣ нѣсколько лицъ произвели безпорядокъ въ городскомъ саду, кажется. Лица эти по распоряженію г. генералъ-губернатора были посажены подъ арестъ И потомъ высланы изъ города. Молва, припоминая дѣятельность г. харьковскаго генералъ-губернатора, князя Дондукова-Корсакова, въ Болгаріи, основательно спрашиваетъ: чѣмъ же харьковскій округъ хуже Болгаріи? Общество наше довольно быстро мужаетъ, и однимъ изъ доказательствъ итого роста мы, не въ обиду Петербургскимъ Вѣдомостямъ будь сказано, считаемъ фактъ, сообщенный Русскими: бывшій министръ народнаго просвѣщенія, графъ Толстой, пожелалъ баллотироваться въ гласные Михайловскаго уѣзда Рязанской губерніи и былъ забаллотированъ большинствомъ 43 голосовъ противъ 3.
Въ заключеніе этого внутренняго обозрѣнія затронемъ весьма важный вопросъ о дѣтскомъ трудѣ.
Европейскія государства, въ особенности Франція, обратили серьезное вниманіе на непоправимый почти вредъ, который грозитъ обществу отъ истощенія дѣтскихъ силъ фабричными и ремесленными работами. Декретами президента французской республики запрещена работа дѣтей во многихъ отрасляхъ промышленности. Въ подобныхъ законодательныхъ и административныхъ мѣрахъ давно уже нуждается и Россія. Виленскій Вѣстникъ[14] сообщаетъ, напримѣръ, слѣдующее: «Въ послѣднее время у насъ слишкомъ часто допускаются къ занятію извознымъ промысломъ несовершеннолѣтніе и даже дѣти. На улицахъ очень часто можно видѣть десятилѣтнихъ мальчугановъ, исполняющихъ обязанности легковаго извощика. И грустно, и смѣшно смотрѣть на такихъ недорослей въ ихъ длинныхъ извозчичьихъ костюмахъ. Улицы у насъ узки, извозчичьи лошади съ норовомъ, легко можетъ случиться несчастье.» Въ данномъ случаѣ можно только винить мѣстную полицію, такъ какъ городскія правила дозволяютъ занижаться извозомъ лишь съ опредѣленнаго возраста. Но у насъ, существуютъ весьма важные пробѣлы въ законодательствѣ, наполнить, которые разумными постановленіями не въ состоянія самая исправная администрація. На фабрикахъ, напримѣръ, сплошь и рядомъ работаютъ, восьмилѣтнія дѣти, и нѣтъ закона, который бы это запрещалъ. Недавно въ Москвѣ городовой обратилъ вниманіе на двухъ мальчиковъ, съ величайшимъ трудомъ несшихъ рессору. Городовой оказался, къ счастію, изъ толковыхъ. Онъ сжалился надъ дѣтьми и отвелъ ихъ въ участокъ. Во-второй половинѣ іюля было еще нѣсколько схожихъ случаевъ, а многіе, конечно, остаются неизвѣстными. Французское законодательство точно опредѣляетъ, какую тяжесть могутъ носить (или возить на себѣ) дѣти извѣстнаго возраста. Желательно было бы имѣть нѣчто подобное и у насъ.
P. S. По послѣднимъ извѣстіямъ изъ Петербурга, къ нашимъ балтійскимъ портамъ начинаетъ прибывать пшеница. Печальнѣе этого факта трудно себѣ и представить.
- ↑ Слово интеллигенція нѣкоторые публицисты, какъ извѣстно, безуспѣшно стремились превратить въ ироническое прозвище.
- ↑ „Русское Богатство“, іюнь, ст. Народный вопросъ.
- ↑ Молва, № 199.
- ↑ Голосъ, № 161.
- ↑ Донской Голосъ, № 49.
- ↑ Волга, 335.
- ↑ Голосъ, № 185.
- ↑ По поводу опроверженія, напечатаннаго въ № 1415 газеты Новое Время правленіемъ Оренбургской желѣзной дороги, С.-п.б. 1880.
- ↑ Оренбургскій Листокъ № 27.
- ↑ Волга, 334.
- ↑ Тверской Вѣстникъ, 25.
- ↑ Обзоръ, № 534.
- ↑ Дѣло г. Клокачова, благодаря графу Лорисъ-Меликову, до суда дойдетъ.
- ↑ Виленскій Вѣстникъ, № 137.