Интендантскія крысы и морскіе врачи.
правитьВъ послѣднее время вниманіе общества было поглощено крупными судебными процессами, которые дали богатый матеріалъ для характеристики нравственной распущенности, которая господствуетъ въ средѣ служилыхъ людей. Всякая нравственная гадость, какую только можно представить себѣ, со всѣхъ сторонъ опутала чиновный міръ, до мозга костей развращенный тѣмъ принципомъ произвола, который ищетъ опоры въ служиломъ мірѣ и взамѣнъ того самъ поддерживаетъ его. Развратные въ сферѣ частной жизни, чиновники сплошь да рядомъ видятъ въ службѣ одно лишь средство для удовлетворенія самыхъ низменныхъ и гнусныхъ инстинктовъ. Для распутства имъ нужны деньги — и деньги добываются взяточничествомъ и казнокрадствомъ. Какъ голодная стая волковъ, они бросаются на своихъ же собратовъ и пожираютъ другъ друга. Тутъ одинаково гадкими и позорными являются лица, повидимому не имѣющія ничего общаго между собой, начиная отъ высокопоставленныхъ лицъ до самыхъ ничтожныхъ писарей, отъ высокообразованныхъ людей, обладающихъ учеными дипломами, до безграмотныхъ подъячихъ; на всѣхъ ихъ приказная среда наложила одну и ту же печать Каина, внушающую нравственное отвращеніе къ нимъ въ каждомъ порядочномъ человѣкѣ. Въ токомъ именно смыслѣ обрисовывается предъ нами чиновничество преимущественно въ двухъ крупныхъ процессахъ — объ интендантахъ Рущукскаго отряда и о генералъ-штабъ-докторѣ флота Бушѣ.
Одинъ изъ обвинявшихся по дѣлу объ интендантахъ Рущукскаго отряда называлъ себя «старою интендантскою крысой». Онъ употреблялъ это названіе не въ томъ смыслѣ, что, подобно крысѣ, пожиралъ народное достояніе, но хвастливо передавалъ этими словами свою воровскую опытность и умѣнье хоронить концы и выходить сухимъ изъ воды. И дѣйствительно, привлеченные къ суду интенданты Рущукскаго отряда употребили всѣ усилія для того, чтобы компрометирующіе ихъ факты, по возможности, производили менѣе сильное впечатлѣніе на общество. Благодаря этому, хотя процессъ ихъ и кончился обвиненіемъ въ самыхъ возмутительныхъ преступленіяхъ, но оказался очень бѣденъ такими бытовыми чертами, которыя бы ярко и рельефно характеризовали всю глубину нравственнаго паденія преступниковъ. Поэтому мы не станемъ излагать утомительныя, мелочныя подробности о получаемыхъ интендантами взяткахъ, превышеніяхъ власти, подлогахъ и т. п. Вмѣсто же того, для характеристики интендантовъ, мы припомнимъ замѣчательное по богатству бытовыхъ подробностей, годъ тому назадъ разбиравшееся въ петербургскомъ военномъ судѣ, дѣло смотрителя бухарешто-котроченскаго продовольственнаго склада, Хвощинскаго.
Въ 1878 году интендантское управленіе заключило со Штраусомъ контрактъ, по которому тотъ обязался, въ трехмѣсячный срокъ, поставить въ Систово полтора милліона раціоновъ конскихъ консервовъ. Для приготовленія консервовъ была устроена въ Питешти фабрика, на которую былъ назначенъ интендантскій чиновникъ, Цвецинскій, для наблюденія за приготовленіемъ консервовъ. Сначала мѣстомъ сдачи консервовъ было назначено Систово, но вскорѣ интендантъ Россицкій, въ противность контракту, распорядился, чтобъ они сдавались въ Бухарештѣ, а отсюда доставлялись въ Систово на казенный счетъ. Между тѣмъ интендантство страдало крайнимъ недостаткомъ перевозочныхъ средствъ, такъ что подводъ нельзя было найти ни за какія деньги. Такимъ образомъ доставленные въ Бухарештъ конскіе консервы невозможно было перевезти отсюда въ Систово, вслѣдствіе чего они въ громадномъ количествѣ, стоимостью на 4.000.000 рублей, остались въ Бухарештѣ и послѣ были проданы за 33.000 кредитныхъ рублей. Кромѣ конскихъ консервовъ въ бухарештскомъ продовольственномъ складѣ находилось множество и другихъ продуктовъ, такъ что въ немъ постоянно было казеннаго имущества не менѣе какъ на 5.000.000 рублей.
Въ Бухарештѣ шла шумная и веселая жизнь. Военные безумно сорили деньгами въ то время, какъ страшная дороговизна рѣшительно на все приводила въ полное отчаяніе людей со скромными средствами и привычками. Дороговизна была такая ужасная, что даже генералы, подучавшіе хорошее содержаніе, занимали скромныя квартиры въ одну комнату. Въ это время общее вниманіе всѣхъ бухарештскихъ жителей было обращено на поручика Хвощинскаго, который изумлялъ роскошною жизнью и безумными тратами. Онъ нанималъ за 500 руб. въ мѣсяцъ роскошную квартиру въ 5—6 комнатъ на одной изъ лучшихъ улицъ Бухарешта, имѣлъ великолѣпныхъ лошадей и экипажъ, платилъ одной прислугѣ до 28 полуимперіаловъ. Онъ жилъ въ то время съ одесскою актрисой Колосовою, которая была всѣмъ извѣстна подъ именемъ «брилліантовой дамы». И точно, это названіе какъ разъ шло къ ней: она дивила всѣхъ роскошью своихъ нарядовъ и въ безумной расточительности дошла до того, что, не зная, куда еще надѣвать брилліанты, стала носить ихъ на башмакахъ. Своимъ знакомымъ Хвощинскій задавалъ лукулловскіе пиры; разъ онъ далъ завтракъ, который обошелся въ 45.000 руб. Ежедневный обыкновенныя его расходъ на столъ простирался до двухъ съ половиной полуимперіаловъ; онъ не отказывалъ себѣ ни въ чемъ и разъ Навсегда отдалъ приказаніе повару, чтобы къ столу ежедневно подавалась дичь, какъ бы дорого она ни стоила. Хвощинскаго можно было постоянно видѣть въ театрахъ H во всѣхъ увеселительныхъ мѣстахъ, гдѣ для него нарочно оставлялись самыя лучшія мѣста; въ театрѣ за ложу онъ платилъ по 35 рублей, а когда бывалъ въ креслахъ, то всегда сидѣлъ впереди всѣхъ, такъ что многіе этимъ возмущались. Кто же такой былъ этотъ Хвощинскій?… Къ концѣ 50-хъ годовъ онъ служилъ въ военной службѣ, а затѣмъ съ 1850 года по 1877 годъ находился въ отставкѣ. Въ январѣ 1877 года онъ опять поступилъ на службу помощникомъ начальника одного изъ казенныхъ транспортовъ, на обязанности котораго лежало перевозить продукты изъ одного склада въ другой. Прослуживъ 5—6 мѣсяцевъ, онъ уволился въ отпускъ, по возвращеніи изъ котораго поступилъ въ канцелярію, но оказался здѣсь совершенно негоднымъ по безграмотности. Однако эта безграмотность не помѣшала ему получить мѣсто смотрителя бухарешто-котроченскаго продовольственнаго склада. По должности смотрителя онъ получалъ 150 р. въ мѣсяцъ, своего состоянія не имѣлъ, а между тѣмъ расходовалъ… Читатель уже видѣлъ, какую безумно-расточительную жизнь онъ велъ. Откуда же онъ бралъ деньги? Слѣдствіемъ обнаруженъ большой недостатокъ и недоброкачественность продовольственныхъ продуктовъ въ бухарештскомъ складѣ. Это обстоятельство, конечно, служитъ само по себѣ отвѣтомъ на поставленный нами вопросъ, но, къ сожалѣнію, лишено той яркости красокъ, которая необходима для того, чтобы бытовое явленіе сдѣлалось вполнѣ понятнымъ обществу. Поэтому, отвѣчая на вопросъ: откуда Хвощинскій бралъ деньги для роскошной жизни? — мы умолчимъ о злоупотребленіяхъ его по управленію продовольственнымъ складомъ, а вмѣсто того разскажемъ кое-что о писарѣ его Боренѣ.
Чиновникъ Цвецинскій, приставленный для наблюденія за приготовленіемъ конскихъ консервовъ на фабрикѣ Штрауса, откуда они поставлялись въ бухарештскій продовольственный складъ, — почему-то счелъ нужнымъ вызнать изъ Луцка своего знакомаго Борена, котораго рекомендовалъ на службу къ бывшему смотрителю бухарештскаго склада Воробьеву. У Воробьева Боренъ служилъ вольнонаемнымъ писаремъ, получая за это 45 руб. въ мѣсяцъ при готовомъ столѣ и квартирѣ. Смѣнивши Воробьева, Хвощинскій оставилъ при себѣ Борена, обѣщая ему платить въ мѣсяцъ до 300 р., «смотря по доходамъ», какъ онъ выразился; Боренъ отъ себя нанялъ помощника, которому заплатилъ за два мѣсяца 500 р. Въ теченіе своей писарской службы у Хвощинскаго, Боренъ, кромѣ жалованья, имѣлъ большіе доходы отъ подрядчиковъ — Захарина, Шемилева, Варшавскаго, Муханова, Штрауса, отъ товарищества «Грегеръ, Горвицъ и Коганъ», отъ Фелькенгагена и другихъ мелкихъ поставщиковъ. Всѣ они платили ему среднимъ числомъ до 100 р. за каждую квитанцію. Изъ записной книжки Борена видно, что онъ получалъ отъ подрядчиковъ по 100 р., 1.000 р. и даже 3.000 р. Кромѣ того, онъ получалъ отъ Фаерштейна, агента Варшавскаго по перевозкѣ въ склады продуктовъ, 200 руб. жалованья въ мѣсяцъ. Такимъ образомъ, въ продолженіе одиннадцатимѣсячной службы, онъ заработалъ 40.000 руб. Если вольнонаемный писарь при смотрителѣ продовольственнаго склада могъ нажить такія деньги отъ подрядчиковъ, то само собою разумѣется, что въ нѣсколько разъ больше того получалъ самъ смотритель Хвощинскій, ибо нѣтъ сомнѣнія, что онъ бралъ взятки болѣе крупными кушами, чѣмъ писарь его Боренъ.
А если такъ, то какими же кушами бралъ взятки рущукскій отрядный интендантъ, дѣйствительный статскій совѣтникъ Макшеевъ? По 4-му, пункту судебнаго приговора онъ обвиненъ въ томъ, «что въ январѣ 1887 года, состоя въ должности систовскаго мѣстнаго интенданта и за отсутствіемъ по дѣламъ службы изъ Систова интенданта арміи тайнаго совѣтника Россицкаго, завѣдуя, на основанія приказа, оставшимся въ Систовѣ полевымъ интендантствомъ, онъ, зная настоятельную необходимость немедленнаго пополненія продовольственными припасами прибалканскихъ складовъ товариществомъ по продовольствію арміи по данному ему, 4-го ноября 1877 года, наряду, онъ, Макшеевъ, вслѣдствіе полученія отъ товарищества взятки въ размѣрѣ на судѣ не выясненномъ, разрѣшилъ ему сдать эти припасы въ Зимницѣ за счетъ упомянутыхъ складовъ, подъ предлогомъ доставленія этихъ припасовъ по назначенію средствами интендантства, хотя сознавалъ, что, въ виду разстройства транспортовъ, продовольственные запасы изъ Зимницы не могли быть перевезены по назначенію, послѣдствіемъ чего было то, что принятые въ Зимницѣ припасы не были въ свое время сполна отправлены въ прибалканскіе склады и частью подверглись порчѣ, причинивъ казнѣ значительный ущербъ». На судѣ не выяснилось, какъ велика была взятка, полученная Макшеевымъ съ товарищества; однако, по нѣкоторымъ показаніямъ, въ Систовѣ ходили слухи, что онъ подучилъ съ товарищества 300.000 руб. И этотъ громадный кушъ былъ не единственною взяткой, полученною Макшеевымъ.
Но первому пункту судебнаго приговора онъ признанъ виновнымъ въ томъ, «что, въ бытность рущукскимъ отряднымъ интендантомъ, съ 23-го іюня но 28 декабря 1877 г., онъ при производствѣ въ то время, по его распоряженію, чрезъ состоявшихъ при немъ чиновниковъ Шестакова и Карасевича, наличныхъ покупокъ, получалъ, чрезъ посредство ихъ, отъ продавцовъ продуктовъ въ даръ деньги, въ размѣрѣ на судѣ не выясненномъ, для допущенія, въ противность обязанностямъ службы, послабленій при исполненіи продавцами ихъ операцій, между прочими — предоставленіемъ имъ подводъ казенныхъ транспортовъ предпочтительно предъ товариществомъ по продовольствію арміи». Къ сожалѣнію, размѣръ взятки опять не былъ выясненъ на судѣ, а слухамъ плохо вѣрятъ наивные люди, въ родѣ морскаго врача Коржавина, который никакъ не могъ примиритъ съ мыслію, что такое высокопоставленное лицо, какъ флота генералъ-штабъ-докторъ Бушъ, беретъ взятки подобно послѣднему подъячему.
Врачъ Коржавинъ — человѣкъ въ высшей степени наивный. Тепло, хорошо живется ему, и онъ убѣжденъ, что все идетъ прекрасно въ этомъ прекрасномъ мірѣ. Даже когда ему приходится стукнуться лбомъ о житейскую гадость, и тутъ, раскроивши черепъ, онъ въ концѣ концовъ мирится съ этой непріятностью и, какъ ни въ чемъ ни было, повторяетъ свою старую пѣсню: «все идетъ къ лучшему въ этомъ наилучшемъ изъ міровъ». И точно, для него все къ лучшему. Замѣтили, напримѣръ, что Коржавинъ бойко владѣетъ перомъ, — какъ это мило и пріятно Коржавину! Попросили Коржавина написать статейку въ похвалу начальника его, генералъ-штабъ-доктора флота, тайнаго совѣтника Буша, — Боже мой, какая честь для Коржавина писать о такомъ высокопоставленномъ лицѣ! — и Коржавинъ написалъ хвалебную статейку и напечаталъ ее въ Кронштадтскомъ Вѣстникѣ. Статья имѣла успѣхъ, — автора произвели въ старшіе врачи.
— За эту хвалебную статью вы и получили мѣсто старшаго врача? — спросилъ на судѣ прокуроръ у Коржавина.
— Это не хвалебная, — нѣтъ! — горячо возразилъ Коржавинъ, удивленнымъ взглядомъ посматривая на публику и не понимая, почему она вдругъ разразилась такимъ громкимъ, такимъ заразительно-веселымъ хохотомъ. И вдругъ, какъ будто припомнивши что-то, онъ прибавилъ: — Дѣйствительно, одинъ докторъ замѣтилъ мнѣ, что тутъ была похвала, — ну, я потомъ и не сталъ писать болѣе, потому что дальнѣйшая статья могла быть куреніемъ ѳиміама начальству.
Ну, что за милый, что за дѣтски-наивный человѣкъ этотъ врачъ Коржавинъ!… Разбилъ себѣ лобъ о гадость и третъ кулакомъ вскочившую шишку, а самъ улыбается и мягко говоритъ: «о, это пустяки, это заживетъ». Доколѣ же онъ не разобьетъ лба, до тѣхъ поръ не увѣрится въ существованіи гадости и будетъ серьезно увѣрять всѣхъ, что если и существуютъ въ мірѣ гадости, то во всякомъ случаѣ не на нашей планетѣ, но на ея спутникѣ — лунѣ. Земля — это такое высокопоставленное небесное тѣло, о которомъ и помыслить невозможно, чтобы на немъ могла свить себѣ гнѣздо какая-нибудь, съ позволенія сказать, гадость. Когда Коржавина спросили на судѣ, слышалъ ли онъ, что беретъ взятки флота генералъ-штабъ докторъ Бушъ, — тотъ отвѣчалъ, что слыхать объ этомъ слыхалъ, но не придавалъ вѣроятія этимъ слухамъ. «Я считалъ невозможнымъ, — говорилъ онъ, заглушаемый новымъ взрывомъ хохота въ публикѣ, — чтобы такой высокопоставленный человѣкъ, какъ Бушъ, могъ брать такія маленькія взятки. Я допускаю, что высокопоставленныя лица могутъ брать взятки, но — большими кушами, а не такими маленькими суммами».
Увѣрился ли теперь врачъ Коржавинъ въ томъ, что высокопоставленныя лица берутъ взятки не однѣми хвалебными статьями въ газетахъ, но и мелкими денежными суммами? Можетъ-быть онъ и теперь наивно вѣритъ, что высокопоставленныя лица, даже дѣлая гадости, остаются на недостигаемой для смертныхъ, въ родѣ Коржавина, небесной высотѣ и сохраняютъ божеское величіе, даже опускаясь на самое дно той грязной лужи, въ которой приходится жить намъ. Но въ глазахъ общества съ такихъ
высокопоставленныхъ лицъ уже снятъ окружавшій ихъ прежде орелъ величія. Ихъ, въ лицѣ флота генералъ-штабъ-доктора Буша, вызвали на судъ и здѣсь предъ глазами всего русскаго общества вывернули ихъ на изнанку и показали, что иной разъ подъ шитымъ золотомъ мундиромъ скрывается точно такое же паскудство, какъ и подъ сюртукомъ бывшаго военнаго писаря Парѳенова. Теперь мы знаемъ этихъ высокопоставленныхъ лицъ, — знаемъ, что и между ними есть такіе же мелкіе, грязные, гнусные взяточники, какъ любой приказный писарь. Мы узнали, что они не только берутъ взятки, но берутъ ихъ по мелочамъ, опускаются до такого ничтожества, что наивные люди, въ родѣ врача Коржавина, не въ силахъ даже повѣрить возможности такого глубокаго нравственнаго паденія для лицъ, столь высоко стоящихъ въ мундирномъ мірѣ. Бушъ — это мелкій, грязный взяточникъ, это полное нравственное ничтожество; но въ то же самое время онъ представляетъ собою крупную, ярко освѣщенную фигуру, которая рѣзко выдѣляется изъ темной, безличной массы мелкихъ людишекъ, задавленныхъ произволомъ и безропотно, въ теченіе многихъ лѣтъ, переносившихъ гнетъ и всевозможныя униженія со стороны высокопоставленнаго взяточника. Эта темная безличная масса состояла изъ людей, составляющихъ, повидимому, цвѣтъ нашего народа, изъ докторовъ медицины, пользующихся многолѣтнею извѣстностью, изъ молодыхъ врачей, только-что оставившихъ школьныя скамейки, — словомъ, исключительно изъ однѣхъ интеллигентныхъ силъ. А та личность, которая, въ теченіе многихъ лѣтъ, такъ невыносимо давила ихъ, предъ которою они такъ преклонялись и унижались, — эта личность была нравственно ниже всѣхъ ихъ; въ ней не было ровно ничего такого, что бы выдѣляло ее изъ толпы и заставляло толпу подчиняться ей, — ничего, кромѣ гадости и ничтожества. Но за то въ рукахъ Буша была власть и, взирая на эту грозную власть, доктора медицины и полные еще благородныхъ юношескихъ порывовъ молодые врачи разыгрывали изъ себя жалкую роль воробьевъ, принимавшихъ огородное чучело за какую-то грозную силу. Теперь миражъ разсѣялся и на нашихъ глазахъ высокопоставленное лицо испытало непріятное превращеніе, — какъ будто герой классической трагедій вдругъ попалъ въ комическую оперетку. Въ этомъ, именно, и заключается общественное значеніе судебнаго процесса флота генералъ-штабъ-доктора Буша.
Одинъ изъ допрошенныхъ на судѣ свидѣтелей, врачъ Галузинскій, сдѣлалъ очень любопытную характеристику Буша. По его словамъ, Бушъ и въ началѣ службы, и послѣ не отличался ни теоретическими, ни практическими врачебными познаніями и вообще былъ человѣкъ недалекій, это защитникъ Буша возразилъ: «какимъ же образомъ Бушъ, будучи весьма недалекимъ человѣкомъ и плохимъ медикомъ, былъ назначенъ на высокій постъ генералъ-штабъ-доктора флота?» — «Это былъ просто капризъ покойнаго адмирала Краббе, — отвѣчалъ Галузинскій. — Бушъ всегда былъ одинъ изъ послѣднихъ и всѣ были крайне удивлены его назначеніемъ. Вмѣстѣ съ большимъ чиномъ Бушъ возмнилъ, что онъ сталъ и многоученымъ. Въ засѣданіяхъ врачей онъ поролъ такую дичь, что присутствующіе только переглядывались и пожимали плечами». По показанію врача Мерцалова, какъ оно изложено въ отчетѣ, при портахъ есть общества врачей, въ которыхъ генералъ-штабъ-докторъ предсѣдательствуетъ и всякую работу апробуетъ, а затѣмъ уже назначаетъ или нѣтъ къ печатанію. Между другими былъ врачъ Левандовскій, обладавшія весьма основательными и обширными познаніями, имѣвшій большой критическій умъ и основательную научную подготовку. Въ своемъ изслѣдованіи одного экстракта относительно его питательности онъ предсказалъ печальную будущность этого экстракта, употребленіе и распространеніе котораго Бушъ сильно пропагандировалъ. Статья эта была представлена Бушу и пропала, такъ что впослѣдствіи одному товарищу Левандовскаге пришлось собирать ее по клочкамъ. Свидѣтель указалъ еще на нѣсколько статей, подвергшихся такой же участи. Авторовъ ихъ Бушъ сильно преслѣдовалъ. Нечего и говорить, что гонораръ за свои статьи авторы не получали. О себѣ самомъ врачъ Галузинскій между прочимъ разсказалъ на судѣ, что онъ писалъ много статей въ Медицинскомъ Вѣстникѣ, но такъ какъ Бушъ его ненавидѣлъ, то всячески старался, чтобы статьи его не печатались, и даже такія, которыя потомъ были напечатаны въ иностранныхъ медицинскихъ журналахъ. Въ то же самое время Бушъ поручилъ своему любимцу, выслужившемуся изъ писарей, Парѳенову, написать медицинскую статью, которая была напечатана и оплачена хорошимъ гонораромъ. «Получивъ власть главнаго начальника, Бушъ, — по словамъ Галузинскаго, — считалъ необходимымъ сначала запугать подчиненныхъ, нагнать на нихъ страхъ, обезличить, чтобы затѣмъ съ развязанными руками дѣлать то, что онъ хочетъ. И онъ блистательно достигъ своей цѣли. Онъ изгонялъ со службы людей достойныхъ и окружалъ себя такими, какіе ему были нужны. Такъ, напримѣръ, докторъ Виноградовъ, отличный человѣкъ и врачъ, который теперь состоитъ директоромъ отдѣленія Максимиліановской лѣчебницы, первый подвергся гоненію Буша. За нимъ послѣдовалъ докторъ Фишъ, гофмедикъ; статскій совѣтникъ Бушъ ненавидѣлъ его за то, что онъ скоро сталъ, на свои ноги и зарабатывалъ хорошія деньги, „а ненавидѣть Бушъ былъ большой мастеръ“. Получивъ большую власть, онъ очутился просто въ чаду, въ опьяненіи этою властью. Съ его назначеніемъ флота генералъ-штабъ-докторомъ, всѣ лучшія силы попрятались и взамѣнъ ихъ возникли элементы, которые прежде были пресмыкающимися; вмѣсто людей, дѣйствительно стоющихъ, способныхъ, заслуженныхъ, иногда даровитыхъ, явился рядъ его помощниковъ, и дѣло морской медицины остановилось совершенно. „Въ теченіе 27-ми лѣтъ, — сказалъ свидѣтель, — я не помню, чтобы морская медицинская часть такъ низко упала, какъ въ управленіе г. Буша. Никогда не было такого сильнаго движенія въ назначеніяхъ, переводахъ и отставкахъ, какъ при немъ“. Свидѣтель привелъ нѣсколько примѣровъ этого движенія и, между прочимъ, указалъ на слѣдующій случай: врачъ гвардейскаго экипажа, Смольскій, былъ человѣкъ въ высшей степени честный, усердный, знающій и трудолюбивый; всѣ товарищи его искренно любили и уважали, но онъ имѣлъ несчастіе подвергнуться неудовольствію Буша по слѣдующему случаю: лежалъ въ госпиталѣ больной матросъ, котораго пользовалъ Смольскій; пріѣхалъ Бушъ, посмотрѣлъ на больного и нашелъ, что Смольскій опредѣлилъ болѣзнь неправильно; адмиралъ Аркасъ, заинтересованный больнымъ, пригласилъ профессора Боткина, который относительно діагноза и лѣченія вполнѣ согласился съ. мнѣніемъ Смольскаго. По Мнѣнію свидѣтеля, Смольскій долженъ бы былъ объ этой консультаціи молчать, но онъ имѣлъ неосторожность сказать объ этомъ, что дошло до Буша, и съ этого времени онъ возненавидѣлъ и всячески гналъ Смольскаго. По поводу появившейся въ завѣдуемомъ Смольскимъ отдѣленіи цынги Бушъ назначилъ коммиссію, въ которой свидѣтель участвовалъ, и коммиссія, произведя дознаніе, оправдала Смольскаго. Тогда Бушъ еще болѣе сталъ его притѣснять. Смольскій началъ задумываться, здоровье его пошатнулось, онъ сошелъ съ ума и потомъ скончался. Онъ бредилъ цынгою: ночью вскакивалъ съ постели, бѣжалъ въ лазаретъ, осматривалъ спящихъ больныхъ и все говорилъ о цынгѣ. Вскорѣ за нимъ послѣдовала въ могилу и его жена. Послѣ нихъ остались двое маленькихъ дѣтей круглыми сиротами. Со слезами въ голосѣ свидѣтель сказалъ, что онъ могъ бы представить еще нѣсколько подобныхъ возмутительныхъ случаевъ изъ дѣятельности Буша, но, чтобы не утомлять судей, онъ не будетъ объ этомъ говорить, и прибавилъ: „Тайный совѣтникъ Бушъ лично мнѣ существеннаго вреда по службѣ не сдѣлалъ, но въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ держалъ меня въ черномъ тѣлѣ, такъ что я не зналъ, что будетъ со мною завтра. Я чувствовалъ, что я нахожусь въ какомъ-то неестественномъ состояніи; дѣло валилось изъ рукъ, и я, казалось, былъ самъ близокъ къ сумашествію. Это былъ человѣкъ… странный: то онъ либеральничалъ до тошноты, то былъ грубъ до дерзости“. Вообще Бушъ отличался крайнею невѣжливостью и грубостію въ обращеніи съ подчиненными ему врачами. По показанію врача Бока, онъ однажды явился къ Бушу, который заставилъ его ожидать въ пріемной три съ половиною часа и потомъ, когда принялъ, то, посмотрѣвъ на часы, сказалъ: „теперь поздно васъ принимать, приходите завтра“.
На слѣдующій день Бокъ опять явился и, прождавъ около часа, былъ наконецъ принятъ Бушемъ, который тотчасъ раскричался на него: „Вы не знаете, какъ нужно являться, — зачѣмъ вы явились во второй разъ въ полной формѣ?… Нужно быть въ вицъ-мундирѣ“. Вслѣдствіе подобныхъ отношеній, Бокъ вышелъ въ отставку. Характеризуя Буша какъ человѣка, докторъ Мерцаловъ разсказывалъ на судѣ, что Бушъ неоднократно говорилъ ему: что мнѣ ваши образованные! Онъ начнетъ мнѣ разсказывать свои высшія соображенія, такъ только слушай, да кланяйся, — а я больше люблю писарей. Этому что скажешь, да прибавишь непечатное слово, онъ скушаетъ и отлично сдѣлаетъ дѣло». Бушъ, по словамъ Галузинскаго, не скоро довѣрялъ себя людямъ и прежде подвергалъ ихъ всевозможнымъ испытаніямъ. Подобнаго рода искусы продолжались годами, въ теченіе которыхъ онъ подвергалъ испытуемаго всевозможнымъ униженіямъ, ругалъ, какъ попало, и вообще обращался чрезвычайно грубо. Врачъ Трезоруковъ показывалъ на судѣ, что Бушъ въ своихъ отношеніяхъ съ врачами былъ очень дерзокъ: «Оскорбить и очернить человѣка въ глазахъ начальства и публики для него ничего не стоило: для него не было ничего святого». Трезоруковъ участвовалъ въ изданіи анатомо-патологическаго атласа, а когда ему пришлось получить деньги за работу, по поданному имъ счету, то Бушъ сказалъ, что этотъ счетъ нужно еще провѣрить, «потому что, можетъ-быть, въ немъ лишнее написано». Для Трезорукова это было крайне оскорбительно и онъ тутъ же заявилъ объ этомъ Бушу. Съ этого времени пошли притѣсненія, «такъ что, — сказалъ свидѣтель, — я не впалъ, какъ служить и что дѣлать».
Обращаясь грубо и невѣжливо съ врачами, Бушъ завелъ странную для высокопоставленнаго лица дружбу съ двумя выслужившимися изъ писарей чиновниками — съ дѣлопроизводителемъ медицинской части петербургскаго порта Андреевымъ и помощникомъ дѣлопроизводителя Парѳеновымъ. Онъ ни отъ кого не скрывалъ своего особеннаго расположенія къ этимъ лицамъ. Врачамъ приходилось но нѣскольку часовъ дежурить въ пріемной Буша, ожидая его выхода; они подвергались публичнымъ выговорамъ въ самой оскорбительной формѣ и въ то же самое время видѣли, какъ грозный начальникъ ихъ дружески бесѣдуетъ съ Парѳеновымъ и Андреевымъ, которые, то тотъ, то другой, постоянно встрѣчались на завтракахъ у Буша, какъ добрые знакомые его. Что же это за люди и какая связь могла существовать между мелкими чиновниками и генералъ-штабъ-докторомъ? Парѳеновъ служилъ писаремъ съ 1856 г. по 1871 годъ, когда за выслугу лѣтъ и но экзамену онъ получилъ, наконецъ, первый чинъ коллежскаго регистратора. Пользуясь расположеніемъ Буша, онъ доносилъ ему все, что видѣлъ и замѣчалъ въ подвѣдомственномъ Бушу медицинскомъ управленіи. Сверхъ того онъ велъ всѣ дѣла объ опредѣленіи на службу врачей. Дѣлопроизводитель, ближайшій начальникъ Парѳенова, даже въ глаза не видалъ этихъ дѣлъ и не смѣлъ требовать ихъ отъ своего помощника. Парѳеновъ находился въ непосредственныхъ сношеніяхъ съ генералъ-штабъ-докторомъ по всѣмъ дѣламъ, касающимся опредѣленія на службу и перемѣщенія врачей, и держалъ эти дѣда въ строгомъ секретѣ. Въ 1880 году Парѳеновъ былъ назначенъ на должность помощника дѣлопроизводителя. До того, времени эту должность постоянно занимали врачи, какъ это положено по штатамъ должностей морскаго вѣдомства. Инспекторскій департаментъ не соглашался исполнить представленіе Буша о назначеніи Парѳенова помощникомъ дѣлопроизводителя; несмотря на это, дѣло устроилось къ полному удовольствію Парѳенова: о немъ былъ сдѣланъ особый докладъ Государю Императору и испрошено Высочайшее повелѣніе на утвержденіе его въ должности. Кромѣ жалованья 750 р. въ годъ, Парѳеновъ получалъ еще до 1.600 руб. наградныхъ и выдачъ изъ авансовыхъ суммъ. Въ медицинскомъ управленіи говорили, что Парѳенову выдаются большія денежныя награды на угощеніе писарей министерства и писарей инспекторскаго департамента, чрезъ которыхъ Бушъ узнавалъ все, что дѣлается. Обрисовывая нравственную физіономію Парѳенова, Галузинскій говоритъ, что это "человѣкъ новой формаціи, который умѣетъ читать въ глазахъ своего господина, и Бушъ говорилъ о немъ: «что я только думаю, то Парѳеновъ, уже знаетъ». По словамъ другаго свидѣтеля, Мерцалова, Бушъ мягко и любезно обращался съ Парѳеновымъ и больше другихъ предоставлялъ ему матеріальныхъ выгодъ, «потому что боялся, какъ бы онъ свои способности не приложилъ напримѣръ къ доносу, или къ чему-нибудь въ этомъ родѣ». Другой близкій къ Бушу человѣкъ былъ дѣлопроизводитель медицинской части петербургскаго порта, выслужившійся изъ фельдшеровъ, Андреевъ. Бушъ въ письмѣ изъ-за границы къ танцовщицѣ Селезневой въ слѣдующихъ выраженіяхъ разсказываетъ о своихъ отношеніяхъ къ Андрееву: «Иванъ Даниловичъ ведетъ мои дѣла вотъ уже скоро 17 лѣтъ, и ведетъ ихъ честно, добросовѣстно и съ большимъ умѣньемъ. Чрезъ него я имѣю то, что у меня есть, и могу дѣлать всѣ болѣе или менѣе значительные расходы, и не посовѣтовавшись съ нимъ я не произвожу болѣе крупныхъ выдачъ. Могу васъ увѣрить, онъ дѣла мои принимаетъ ближе въ сердцу, чѣмъ свои собственныя. При свиданіи нашемъ съ нимъ, въ Вѣнѣ, самою важною темою для переговоровъ былъ денежный вопросъ. Начали считать. „Что вы дѣлаете, Богданъ Ивановичъ. Подумайте только: 8.000 франковъ въ мѣсяцъ, вѣдь это составитъ безъ малаго 100.000 франковъ въ|годъ, а на наши рубли по курсу сколько будетъ? (я подсказалъ, что около 40.000 рублей) — 40.000 руб. въ годъ, да вѣдь это сумашествіе! Такъ въ годъ-другой вы разгоритесь окончательно, что уже никогда не поправитесь. Вы забыли, сколько у васъ на рукахъ, кого вы должны кормить, на сколько домовъ вы живете?“ — Что я могъ ему возразить? — продолжаетъ Бушъ. — Все, что онъ говоритъ, то правда, и если онъ мнѣ говоритъ иногда горькія истины, то я нисколько не обижаюсь его наставленіями, хотя онъ и моложе меня. Семь лѣтъ дѣла мои, въ мое отсутствіе, ведетъ онъ отлично, всѣ платежи покрываетъ своевременно, распоряжается очень экономно. Имѣя при себѣ въ вѣдомствѣ такого близкаго человѣка, возможно лг было не подѣлиться съ нимъ тѣмъ, что я вынесъ изъ совмѣстнаго съ вами путешествія. На Ивана Даниловича я не могу иначе смотрѣть, какъ на самаго безкорыстнаго о искренне-преданнаго мнѣ друга». По словамъ Галузянскаго, Андреевъ пользовался полною дружбой Буша, «какъ никто». Впрочемъ, эта дружба начальника не дешево обходилась Андрееву. Врачъ Мерцаловъ разсказываетъ, что Бушъ былъ для Андреева полубогъ; онъ имѣлъ на него громадное, неотразимое вліяніе. Когда Мерцаловъ говорилъ Андрееву, что онъ дурно дѣлаетъ, то краска стыда показывалась на его лицѣ и онъ говорилъ: «что же мнѣ дѣлать, я маленькій человѣкъ, меня сотрутъ, а вѣдь мнѣ только крохи перепадаютъ». Бушъ обращался съ Андреевымъ крайне сурово, между тѣмъ какъ обращеніе его съ Парѳеновымъ было совсѣмъ иное и Парѳеновъ больше получалъ матеріальныхъ выгодъ. Зная о близкихъ отношеніяхъ къ Бушу, врачи боялись Андреева и Парѳенова, старались заслужить ихъ расположеніе и задабривали подарками. Напримѣръ, врачъ Кимондъ разсказывалъ, какъ однажды подарилъ Андрееву три полумперіала; онъ далъ слѣдующее объясненіе этому подарку: «Я держусь правила, которое мнѣ передалъ еще отецъ: если хочешь съ сосѣдомъ жить въ дружбѣ, то старайся, чтобы собака его на тебя не лаяла. Я зналъ, что Андреевъ былъ сильный человѣкъ у Буша». По показанію врача Вокуловскаго, «между докторами существовалъ обычай — въ большіе праздники являться съ поздравленіями къ Бушу; но прежде, нежели ѣхать къ нему, они отправлялись кто съ кулечкомъ дичи, кто съ сахаромъ, чаемъ и т. п. сначала къ Парѳенову и Андрееву, такъ какъ всѣ боялись этихъ двухъ чиновниковъ. О дружбѣ ихъ съ Бушемъ всѣ знали и говорили открыто. Объ этомъ знали не только здѣсь, но даже и въ Николаевѣ. Такъ, свидѣтелю нѣкоторыя лица передавали, что когда Бушъ послалъ Андреева въ Николаевъ съ носилками, то тамъ приняли его съ распростертыми объятіями и даже самъ начальникъ медицинской части давалъ ему обѣдъ. Сверхъ того, онъ читалъ лекціи врачамъ, объ употребленіи носилокъ. За пять такихъ лекцій Бушъ заплатилъ Андрееву, изъ денегъ управленія, по 25 рублей за лекцію, всего — 125 рублей. Надъ этимъ всѣ смѣялись, и для врачей было даже оскорбительно, что Бушъ послалъ фельдшера читать лекціи врачамъ».
Читатель видитъ, что, начиная съ генералъ-штабъ-доктора Буша и кончая приближенными къ нему Андреевымъ и Парѳеновымъ, всѣ эти воротилы въ медицинскомъ управленіи морскаго вѣдомства представляютъ собою такую отвратительную дрянь, такое гадкое ничтожество, что въ каждомъ порядочномъ человѣкѣ возбуждаютъ одно лишь чувство брюзгливости. И однако, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, никто не осмѣливался честно и открыто возвысить голосъ противъ нихъ, а напротивъ всякій заискивалъ въ нихъ и старался снискать ихъ расположеніе. Морскіе врачи тернѣ диво переносили оскорбленія и всевозможныя непріятности отъ Буша; въ пользу его писались газетныя статьи; ученыя общества наперерывъ одно передъ другимъ избирали его своимъ членомъ. А въ это время онъ, въ союзѣ съ Андреевымъ и Парѳеновымъ, только о томъ и думалъ, только тѣмъ и былъ занятъ, чтобы всѣми неправдами собирать деньги и сорить ими для удовлетворенія своего развращеннаго, скотскаго аппетита. Взяточничество въ самой нахальной и гадкой формѣ свило себѣ гнѣздо въ медицинскомъ управленіи флота. Бушъ бралъ взятки со всѣхъ и за все, бралъ ихъ самъ лично и чрезъ посредство Парѳенова и Андреева, бралъ въ формѣ займовъ, открытой продажи мѣстъ и т. д. Медицинское управленіе флота обратилось въ какую-то торговую контору, гдѣ продавались мѣста. «Въ кругу врачей, — разсказывалъ на судѣ врачъ Смирновъ, — не было секретомъ, что мѣста продаются, и даже было нѣчто въ родѣ таксы: напримѣръ, за переводъ въ Петербургъ взималось 500 руб., а за мѣстѣ главнаго доктора 3.000 рублей». Врачи, которые не платили, подвергались гоненію; ихъ старались выжить со службы, сдѣлать имъ непріятности, обходили при производствѣ въ чины и при наградахъ, и т. д. Всѣ знали, что безъ взятокъ ничего не дѣлается въ медицинскомъ управленіи морскаго вѣдомства, и говорили объ этомъ открыто въ публичныхъ мѣстахъ, не стѣсняясь при этомъ присутствіемъ постороннихъ, какъ о самомъ обыкновенномъ и всѣмъ извѣстномъ дѣлѣ. Вотъ, напримѣръ, флагманскій докторъ балтійскаго флота Смирновъ ѣдетъ на пароходѣ изъ Кронштадта въ Петербургъ въ обществѣ двухъ незнакомыхъ ему молодыхъ морскихъ врачей. Не стѣсняясь присутствіемъ его, молодые врачи громко разговариваютъ между собою и одинъ говоритъ другому: «Чортъ ихъ знаетъ, они торгуются, какъ въ мелочной лавкѣ: я предлагалъ Андрееву 250 руб., а съ^меня просили 300, и переводъ не состоялся». Такіе разговоры можно было слышать вездѣ въ кружкахъ морскихъ врачей. То и дѣло слышались однѣ и тѣ же рѣчи: «Обратитесь къ Андрееву: онъ, какъ личный секретарь Буша, всѣмъ заправляющій, сдѣлаетъ вамъ все». При этомъ всегда прибавлялось, что Андреевъ беретъ взятки не для себя, но имъ прикрывается флота генералъ-штабъ-докторъ Бушъ. Врачи въ разговорѣ между собою выражались такъ: «все равно, кому ни дать, а дойдетъ до Буша!» Если у врача не было денегъ дать взятку, то съ него или брали вексель, или находили для него ростовщика, который давалъ деньги въ долгъ за хорошіе проценты. Увѣренность врачей въ томъ, что безъ взятки ничего сдѣлать нельзя, по показанію доктора медицины Галузинскаго, доходила до того, что «не спрашивали: нужно ли заплатить, а спрашивали только: сколько, и не надуютъ ли». Само собою разумѣется, что при такой продажности главнаго морскаго медицинскаго управленія взяточничество процвѣтало во всѣхъ мелкихъ учрежденіяхъ, подвѣдомственныхъ генералъ-штабъ-доктору флота. Разъ въ разговорѣ съ докторомъ Мендомъ самъ Бушъ откровенно сказалъ ему, что точно «беретъ взятки, потому что всѣ берутъ ихъ». Онъ не только зналъ о взяточничествѣ своихъ подчиненныхъ, но и поощрялъ ихъ къ тому. Такъ, напримѣръ, назначивъ на должность начальника медицинской части кронштадтскаго порта врача Гринцевича, Бушъ черезъ довѣренное лицо потребовалъ, чтобъ онъ ежегодно уплачивалъ опредѣленную сумму, причемъ указалъ источникъ доходовъ госпиталя, изъ котораго можетъ быть покрытъ этотъ расходъ. У Буша былъ найденъ подробный списокъ всѣхъ доходовъ Гринцевича и сверхъ того слѣдующая собственноручная записка: «Гринцевичъ беретъ чрезъ Терентьева письмоводителя — отъ врачей и Макарова письмоводителя — отъ подрядчиковъ и съ дровъ, чрезъ Стопенгагена — съ аптеки, чрезъ Акинфіева — съ фельдшерской школы». Взяточничество въ медицинскомъ управленіи кронштадтскаго порта дошло до того, что письмоводитель Терентьевъ установилъ на все таксу: за мелкія услуги взималось 5 руб. и угощеніе, за разрѣшеніе врачу жениться 10 руб. и угощеніе, за разрѣшеніе отпуска 15 руб. и угощеніе. Все это Бушъ зналъ и не только смотрѣлъ сквозь пальцы, но и прямо поощрялъ. Напримѣръ, былъ такой случай. Ординаторъ ижорскаго госпиталя Кимондъ заявилъ оффиціально Бушу, что Вишняковъ крадетъ отъ больныхъ мясо, булки, солому и т. д. На это Бушъ отвѣтилъ только: «значитъ онъ умный человѣкъ!»
Алчность къ деньгамъ была до такой степени сильна, что въ морскомъ вѣдомствѣ совсѣмъ нельзя было получить мѣсто врача, не заплативши денегъ или не имѣя сильной протекціи. Впрочемъ Бушъ былъ чувствителенъ въ протекціямъ только въ такомъ случаѣ, если надѣялся получить какую — нибудь матеріальную выгоду для себя, — иначе онъ оставался глухъ ко всѣмъ ходатайствамъ. Такъ, напримѣръ, контръ-адмиралъ Крузенштернъ просилъ опредѣлить врачомъ своего племянника и получилъ отъ Буша обѣщаніе исполнить просьбу. Съ рекомендаціей дядюшки племянникъ явился къ Бушу, который сказалъ, что онъ все сдѣлаетъ для него, но нѣтъ вакансіи, — что пусть онъ запишется кандидатомъ, но при этомъ не забываетъ, что кандидаты по цѣлымъ годамъ ожидаютъ вакансіи. Въ этомъ случаѣ протекція не помогла получить мѣсто морскаго врача. Да и вообще между врачами было распространено убѣжденіе, что протекціи помогаютъ хуже, чѣмъ деньги. Впрочемъ, можно было имѣть несомнѣнный успѣхъ, если врачу удавалось заручиться сильною протекціей танцовщицы Селезневой. Разъ врачъ Еремѣевъ удостоился чести кушать чай у генералъ-штабъ-доктора въ присутствіи Селезневой. Въ это время Бушу принесли конвертъ изъ Кронштадта отъ главнаго доктора тамошняго госпиталя Шванка. «Что за дуракъ этотъ Шванкъ, не умѣетъ врача назначить!» — сказалъ Бушъ, прочитавъ бумагу, и предложилъ Селезневой назначить какого ей угодно врача. Она указала на Тихова, который и былъ назначенъ въ плаваніе. Докторъ Галузинскій, характеризуя Буша, говоритъ, что кромѣ взятокъ онъ былъ еще очень чувствителенъ къ протекціямъ. Такъ, напримѣръ, докторъ Бенезе при покойномъ Краббе былъ всесильнымъ человѣкомъ и.потому былъ большимъ другомъ Буша, который заискивалъ въ немъ. Но какъ только Браббе закрылъ глаза, Бушъ тотчасъ же началъ гнать Бенезе, такъ что тотъ потерялъ здоровье: не было столь грязныхъ словъ, которыми бы Бушъ не награждалъ Бенезе". Чтобы показать, какого рода протекціи имѣли силу въ глазахъ Буша, мы приведемъ изъ обвинительнаго акта слѣдующій характерный случай: «Старшій судовой врачъ 4-го экипажа, докторъ медицины Савченко, показалъ, что онъ много просилъ Буша о переводѣ въ Петербургъ, и хотя это ему и было обѣщано, но, за неимѣніемъ вакансіи, онъ не былъ переведенъ до 1880 года, когда за него хлопотала община Св. Георгія. Азъ показанія прикомандированнаго къ управленію флота генералъ-штабъ-доктора врача Красильникова, подтвержденнаго показаніемъ почетнаго лейбъ — хирурга Круглевскаго, видно, что за Савченко ходатайствовалъ у Буша генералъ-адъютантъ Рылѣевъ, а не община Св. Георгія, причемъ дѣло происходило слѣдующимъ образомъ: врачу Ковалевскому, въ которомъ принималъ большое участіе Рылѣевъ, понадобилось поѣхать, въ сопровожденіи кого-нибудь, на Кавказъ; Савченко взялся сопровождать Ковалевскаго, но съ тѣмъ, чтобы Савченко былъ переведенъ въ Петербургъ; Рылѣевъ телеграммою, отъ 18-го мая 1880 года, просилъ объ этомъ Буша, который послалъ врача Красильникова узнать отъ Круглевскаго, дѣйствительно ли онъ желаетъ перевода Савченко, и по полученіи утвердительнаго отвѣта Савченко былъ переведенъ; 28 мая Бушъ получилъ телеграмму отъ Рылѣева съ выраженіемъ благодарности за исполненіе его просьбы. Вскорѣ потомъ Бушъ поручилъ Красильникову вновь съѣздить къ Круглевскому, не можетъ ли онъ попросить Великаго Князя генералъ-адмирала о выдачѣ Бушу денежнаго пособія на поѣздку за границу для осмотра санитарныхъ учрежденій, въ которой свиты Его Величества контръ — адмираломъ Пещуровымъ ему было отказано. Красильниковъ исполнилъ данное ему порученіе, но, по просьбѣ Круглевскаго, онъ Рылѣеву разсказалъ объ этомъ только въ видѣ курьёза и, насколько ему извѣстно, Рылѣевъ по этой просьбѣ ничего не сдѣлалъ. Изъ бумагъ, находящихся въ дѣлѣ, видно, что Бушъ 9-го іюня 1880 года былъ уволенъ въ отпускъ, на четыре мѣсяца, за границу, съ сохраненіемъ содержанія, причемъ не видно, чтобъ инспекторскому департаменту морскаго министерства было извѣстно о какой-нибудь другой перепискѣ о командированіи Буша за границу, съ цѣлью осмотра санитарныхъ учрежденій».
Протекція и взятка, эти двѣ гадости, составляютъ порогъ, которымъ отдѣляется шкода отъ. жизни и чрезъ который приходится перешагнуть каждому молодому врачу, окончивъ годы ученья. Не имѣя протекціи, или не заплативши денегъ, нельзя получить мѣсто, и по неволѣ молодому врачу приходится вступать въ сдѣлку съ своею совѣстью, марать грязью свои руки и якшаться съ негодяями, падкими на протекціи и взятки. «Полученіе мѣста, — разсказываетъ врачъ Карстъ, — дается врачамъ очень трудно. Если не имѣешь дядюшки или тетушки, которые умѣютъ ворожить, то такому врачу остается обивать пороги у медицинскаго начальства. Но, обыкновенно, это кончается ничѣмъ. Проходятъ мѣсяцы; вамъ обѣщаютъ, подаютъ надежду, а въ концѣ концовъ врачъ все-таки остается безъ мѣста. Что же остается дѣлать молодому человѣку, только-что окончившему курсъ и горящему страстнымъ желаніемъ приложить свои знанія на практикѣ и по силамъ приносить пользу своему отечеству? — Приходится остановиться на послѣднемъ средствѣ — на деньгахъ». Еще на школьной скамьѣ, въ стѣнахъ медицинской академіи, студенты разсуждаютъ о взяткѣ, какъ о неизбѣжномъ условіи полученія мѣста. По словамъ помощника инспектора медико-хирургической академіи, доктора медицины Попова, студенты отлично знаютъ, что мѣста продаются. Разъ студентъ прямо заявилъ Попову, что для полученія мѣста врача во флотѣ нужно заплатить не менѣе трехъ сотъ рублей. «Что вы говорите пустяки! — возразилъ Поповъ, удивленный столь обширными для студента свѣдѣніями относительно темныхъ сторонъ нашей жизни. — Какъ заплатить, когда у васъ нѣтъ денегъ?» — «Можно дать вексель», — отвѣчалъ студентъ, и былъ совершенно правъ. Молодые врачи, допрошенные на судѣ въ качествѣ свидѣтелей по дѣду Буша, дали слѣдующія характерныя показанія, которыя мы буквально выписываемъ изъ газетнаго отчета. "Свидѣтель титулярный совѣтникъ Черевковъ показалъ, что слышалъ между студентами, будто за мѣсто нужно заплатить. Объ этомъ говорили опредѣленно и указывали, что нужно обратиться къ Андрееву, причемъ была и цифра — отъ 200 до 300 рублей. Поэтому свидѣтель обратился прямо къ Андрееву съ просьбой о мѣстѣ во флотѣ. Андреевъ сказалъ, чтобы свидѣтель зашелъ къ нему черезъ нѣсколько дней. Когда свидѣтель обратился вторично, Андреевъ сказалъ, что можно имѣть мѣсто. Свидѣтель занялъ 200 рублей, заплатилъ ихъ Андрееву и получилъ мѣсто.
На вопросъ члена суда, чѣмъ руководствовался свидѣтель, желая поступить въ морское вѣдомство, онъ отвѣчалъ, что для него было все равно, гдѣ служить, такъ какъ онъ былъ обязанъ прослужить извѣстный срокъ. "Я хотѣлъ, — сказалъ свидѣтель, — поступить въ военное вѣдомство; но тамъ, какъ я слышалъ, нужно было заплатитъ гораздо болѣе.
Свидѣтель, титулярный совѣтникъ Кривуша — показалъ, что между студентами медико-хирургической академіи, оканчивающими курсъ, обыкновенно идетъ рѣчь о мѣстахъ службы. Открываются мѣста въ военномъ и морскомъ вѣдомствѣ только послѣ извѣстныхъ переговоровъ и сношеній. Разница между этими двумя вѣдомствами была та, что въ одномъ объяснялись на словахъ, а въ другомъ посредствомъ переписки. Свидѣтель желалъ поступить въ кронштадтскій госпиталь, который, въ научномъ отношеніи, какъ онъ слышалъ, обставленъ хорошо, и узналъ, что нужно заплатить большую или меньшую сумму, смотря по числу кандидатовъ, и что для этого нужно обратиться къ Андрееву. Онъ обратился къ нему и узналъ, что, въ данное время, курсъ замѣтно стоитъ 300 руб. Такую сумму свидѣтелю трудно было достать. Но когда онъ обратился и въ гражданское вѣдомство, желая поступить въ Обуховскую больницу, и когда тамъ тоже нельзя было получить мѣсто, онъ сталъ съ Андреевымъ торговаться и предложилъ 200 руб.; но Андреевъ сказалъ, что уступить нельзя, такъ какъ о цифрѣ 300 руб. уже доложено. Свидѣтель внесъ эту сумму и получилъ мѣсто. Когда онъ пріѣхалъ въ Кронштадтъ, оказалось, что тамъ вся эта процедура полученія мѣста была хорошо извѣстна, такъ что не спрашивали, какъ получилъ мѣсто, а спрашивали только, сколько взяли. «Мало того, — сказалъ свидѣтель, — мичмана мнѣ говорили: вамъ хорошо, потому что съ васъ берутъ, да дѣлаютъ, а съ насъ берутъ и ничего не дѣлаютъ. Да, наконецъ, и про министерство двора такая же мораль ходила. Мнѣ извѣстенъ случай, что за одного студента хлопотало высокопоставленное лицо, и когда студентъ обратился къ начальнику академіи, Козлову, то онъ сказалъ ему: „какъ вамъ не стыдно прибѣгать къ протекціямъ?“ На это студентъ отвѣчалъ, что считаетъ лучше обратиться къ протекціи, чѣмъ къ деньгамъ».
Прокуроръ. — Это — относительно военнаго вѣдомства?
Кривуша. — Да; а относительно морскаго я уже сказалъ, что курсъ въ то время стоялъ 300 р. Я пытался и въ другихъ вѣдомствахъ, — думалъ, что дешевле, — но получилъ отказъ.
На вопросъ защиты, почему свидѣтель не пробовалъ сначала обратиться съ просьбою прямымъ, а не окольнымъ путемъ, свидѣтель объяснилъ, что докторъ Фаворскій говорилъ ему, что онъ имѣлъ даже хорошую рекомендацію и не получилъ мѣста. Слышалъ я отъ другихъ, что прямой путь приведетъ только къ отказу".
Отчего же молодые люди, получившіе высшее образованіе, такъ скоро и легко мирятся съ самыми темными сторонами нашей жизни, съ нравственною распущенностью и общею продажностью въ правящемъ чиновничьемъ классѣ? Отчего они, безъ всякой замѣтной борьбы, съ легкимъ сердцемъ, вступаютъ въ позорныя сдѣлки со взяточниками и мирно уживаются съ ними? Припомните тѣхъ же самыхъ молодыхъ людей въ годы ученья, когда они еще были студентами. Боже моя, сколько прекрасныхъ надеждъ подавали они въ то время, какою страстью горѣли у нихъ глаза, когда они говорили о житейскихъ мерзостяхъ, сколько благороднаго негодованія слышалось въ ихъ пламенныхъ рѣчахъ! Казалось, вотъ они — могучіе борцы за все честное, великое, святое, вотъ они — герои, которые скорѣе сложатъ голову, пожертвуютъ послѣднею каплей крови, но не пойдутъ ни на какую уступку требованіямъ развращенной общественной среды. Да, и въ самомъ дѣлѣ, что общаго между этими благородными людьми и тѣмъ мундирнымъ міромъ, гдѣ вращаются Буши, Макшеевы, Хвощинскіе, Парѳеновы, Андреевы и т. д.? Въ томъ-то и дѣло, что есть кровная связь между нашею молодежью и общественной средой.