ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.
Оживленіе нашего земства. Роль дворянства. Процессъ люторическихъ крестьянъ. Вопросъ о недостаточности крестьянскихъ надѣловъ и газета Русь. Крестьянскіе промыслы (Сборникъ статистическихъ свѣдѣній по Московской губерніи, томъ VI, выпускъ II). Состояніе государственнаго хозяйства Россіи. Необходимость отмѣны административной ссылки. Судьба Н. Г. Чернышевскаго.
править
Земскія собранія декабрьской сессіи прошли оживленнѣе и дѣловитѣе предшествовавшихъ. Нельзя сказать, однако, чтобы дѣятельность нашихъ земскихъ представителей вполнѣ удовлетворила тѣмъ радужнымъ ожиданіямъ, которыя связывались съ новыми «вѣяніями» вообще. По справедливому замѣчанію новой петербургской газеты Порядокъ, «для ободренія общественной дѣятельности, само собою разумѣется, нужно, чтобы дѣятели, независимо отъ присутствія живости въ нихъ самихъ, чувствовали подъ собою твердую почву, то-есть были увѣрены, что ихъ начинанія не будутъ встрѣчать одни только противодѣйствія и стѣсненія». Къ счастью для народа и правительства, канцелярскій способъ управленія государствомъ за послѣднее время находится не въ такомъ авантажѣ, какъ въ управленіе графа Толстаго министерствомъ народнаго просвѣщенія. Русскую мысль не втискиваютъ въ казенныя колодки, разсчитанныя на мальчиковъ съ пальчикъ, и, къ большому негодованію нашихъ лже-охранителей, никакихъ вредныхъ послѣдствій отъ этого не происходитъ. На земскихъ собраніяхъ все чаще и чаще начинаютъ раздаваться голоса независимыхъ людей, которые искренно желаютъ, чтобы между властью и народомъ не было недоразумѣній и взаимнаго недовѣрія, чтобы, на совѣтахъ всей земли русской, были разсказаны обиды, насильства, раззоренія, и чѣмъ нашему государству полниться….
Невозможно было ожидать, чтобы съ русскаго человѣка мгновенно спали рабскія привычки, чтобы онъ сразу заговорилъ съ достоинствомъ свободнаго гражданина, которому одинаково чужды и льстивость, и задоръ приниженнаго, неувѣреннаго въ завтрашнемъ днѣ человѣка. Казенные государственные люди, давившіе нашу совѣсть подъ грудою циркуляровъ и секретныхъ предписаній, доведи народъ до весьма печальнаго состоянія: онъ съ величайшимъ недовѣріемъ относится къ административной власти и всѣ усилія употребляетъ къ тому, чтобы уйти отъ нея подальше. Какого размѣра это недовѣріе достигло, съ какими препятствіями приходится бороться, чтобы власть не представлялась русскому человѣку врагомъ или беззастѣнчивымъ опекуномъ, — объ этомъ извѣстно каждому образованному читателю. Дѣятели нашего самоуправленія — тѣ же, конечно, русскіе люди, и ихъ недостатки являются, въ большинствѣ случаевъ, послѣдствіемъ канцелярской формы правленія. Печать относилась до настоящаго времени къ молодымъ земскимъ учрежденіямъ съ большимъ сочувствіемъ и бережливымъ вниманіемъ. Промахи и вялость управъ и собраній встрѣчали, конечно, порицанія, но въ осторожной, относительно мягкой формѣ. На это указывали враги либеральныхъ учрежденій, требуя, чтобы земство и администрація подвергались одинаковой оцѣнкѣ; но справедливость заключается между прочимъ и въ томъ, чтобы не равно относиться къ неравному. Администрація была полновластною, неподлежавшею контролю общества силою. Она тѣснила самоуправленіе, она не давала намъ дышать свободно. Печать должна была бороться за существованіе, должна была оказывать всѣмъ находящимися въ ея распоряженіи способами, не прибѣгая только къ недобросовѣстнымъ средствамъ, рѣшительное противодѣйствіе произволу и насилію. Ко глубокому убѣжденію многихъ и многихъ русскихъ людей, по убѣжденію большинства представителей нашей печати, безъ широкаго развитія существующихъ земскихъ и городскихъ учрежденій, Россіи грозила бы печальная участь. Громадное политическое тѣло и безъ того разслаблено въ душной и нездоровой атмосферѣ канцелярій.
Но времена измѣнились къ лучшему. Съ верху образовалось живое и, думать надо, сильное теченіе, которое не борется съ теченіемъ, идущимъ отъ общества, а, наоборотъ, двигается въ томъ же направленіи, вамъ послѣднее. Многіе говорятъ: подождите радоваться, надолго-ли хватитъ вашихъ радужныхъ ожиданій? Но мы самымъ рѣшительнымъ образомъ возстаетъ противъ разочарованности, которая звучитъ въ приведенныхъ словахъ. Ждать всего отъ власти, сидѣть у моря и ждать погоди — непростительно обществу. Пора стать на собственныя ноги. Если правительство расширяетъ свободу мысли и совѣсти, если оно начинаетъ съ уваженіемъ относиться къ личности гражданина, то этимъ, конечно, оно исполняетъ свой долгъ передъ обществомъ; но на какомъ же основаніи добросовѣстное исполненіе долга не должно возбуждать живѣйшей благодарности, не должно подкрѣплять самыхъ отрадныхъ надеждъ?
При современныхъ условіяхъ русской жизни, и наше самоуправленіе, и наша печать могутъ и обязаны сдѣлать многое. Вялость и безтолковость въ настоящее время должны встрѣчать самое строгое порицаніе общественнаго мнѣнія. Г. Португаловъ[1] справедливо говоритъ, что «разсматривать дѣятельность земства безъ должнаго вниманія и отношенія къ переживаемой нами эпохѣ и безъ сравненія многихъ земствъ между собою теперь нельзя». Лучшія изъ земствъ немедленно воспользовались освобожденіемъ отъ стѣсненій и запрещеній, такъ долго тяготѣвшихъ надъ нашимъ самоуправленіемъ, и обнаружили и добрую волю, и умѣнье подымать и разрѣшать вопросы первостепенной важности. Къ сожалѣнію, не вездѣ дѣло шло такъ хорошо, въ нѣкоторыхъ же губерніяхъ оно идетъ совсѣмъ худо. Такова, напримѣръ, самарская губернія. Раскладка земскаго сбора здѣсь поражаетъ своею неравномѣрностью. Этотъ сборъ равняется 300,000 рублей. Городскія имущества самарской губерніи оцѣнены всего въ 5,000,000 рублей, изъ которыхъ на долю г. Самары приходится 3,500,000 р. (съ нихъ взимается въ пользу земства 36,000 p.). Г. Португаловъ утверждаетъ, что городское имущество самарской губерніи можетъ быть оцѣнено въ 20,000,000 p.; слѣдовательно, земство могло бы получить не 36,000 p., а 130,000 p. Неравномѣрность распредѣленія податной тяжести и несовершенство способовъ взиманія налоговъ составляютъ первый и тяжкій грѣхъ самарскаго земства. Другой грѣхъ заключается въ томъ, что безтолковое и малодѣятельное управленіе стоитъ дорого: содержаніе самарской губернской управы стоитъ 23,000 p., содержаніе одной изъ лучшихъ управъ въ государствѣ, тверской, обходится только въ 15,000 р.[2]. Не будемъ говорить объ остальныхъ прегрѣшеніяхъ самарскаго земства и обратимъ вниманіе читателя только на слѣдующій случай, бывшій во время послѣдней сессіи собранія. Одинъ изъ талантливыхъ и наиболѣе свѣдущихъ гласныхъ самарскаго земства представилъ записку, въ которой указывается на то, «что для улучшенія бѣдственнаго экономическаго положенія народа нужны такія же радикальныя реформы и мѣры, какія имѣли мѣсто при освобожденіи крестьянъ отъ крѣпостной зависимости, и что для разрѣшенія и разработки такого важнаго вопроса необходимъ созывъ и участіе земскихъ представителей не одной губерніи», Что можетъ быть справедливѣе и основательнѣе такого предложенія? Общество, въ лицѣ лучшихъ изъ своихъ представителей, честно и открыто хочетъ высказать правительству свой взглядъ, свое глубокое убѣжденіе, какія средства скорѣе и надежнѣе всего выведутъ насъ на вѣрную дорогу, упрочатъ экономическое благосостояніе и дальнѣйшее мирное и послѣдовательное развитіе народа. Правительство можетъ быть другого мнѣнія, оно можетъ пожелать взять всю отвѣтственность за наше ближайшее будущее на себя одного; но какой же смыслъ имѣетъ запрещеніе бесѣдовать объ этомъ вопросѣ, гласно взвѣшивать доводы за и противъ упомянутаго предложенія? Между тѣмъ, самарскій предводитель дворянства, предсѣдатель губернскаго земскаго собранія, г. Юрасовъ, не смотря на просьбы многихъ почтенныхъ членовъ собранія, наотрѣзъ отказалъ допустить записку до обсужденія…. Случаи подобнаго рода указываютъ на всю основательность и важность предложенія, внесеннаго тверскимъ губернскимъ гласнымъ г. Петрункевичемъ и единогласно принятаго собраніемъ, — ходатайствовать объ отмѣнѣ права предсѣдателя не допускать до обсужденія возбужденныхъ (письменно) гласными вопросовъ. Если правительство желаетъ, чтобы нужды и желанія земства свободно доходили до него, если оно предпочитаетъ пряное и открытое заявленіе общественныхъ потребностей всякому иному способу, то устраненіе организованнаго препятствія для непосредственныхъ сношеній власти и земства не должно встрѣтить затрудненій.
Неудовлетворительно прошло земское собраніе и въ Харьковѣ, гдѣ роль тормаза игралъ также предсѣдатель собранія, губернскій предводитель дворянства, г. Шидловскій. Русское дворянство вообще находится въ настоящее время на распутьи. Жизнь предоставляетъ ему на выборъ или раствориться въ уже создающейся буржуазіи, или стать во главѣ земли. Находятся желающіе идти и въ ту, и въ другую стороны. Въ тверскомъ дворянскомъ собраніи г. де-Роберти произнесъ рѣчь, надѣлавшую довольно много шуму. Онъ сказалъ между прочимъ слѣдующее: «не нужно много словъ, ни. гг., для выраженія овладѣвшей всѣми умами заботы. Съ этою цѣлью достаточно высказать глубокое убѣжденіе, что прочный порядокъ можетъ быть основанъ только на разумной свободѣ; что такова верховная жизненная формула всякаго общества, вышедшаго изъ первобытнаго варварства и неокончательно упадшаго или разложившагося; что этому коренному требованію, однако, противорѣчитъ продолжающееся устраненіе общества отъ участія въ обсужденіи и разрѣшеніи вопросовъ, касающихся наиболѣе важныхъ, существенныхъ интересовъ его; что такое положеніе вещей обусловливаетъ и бьющую въ глаза фальшь мѣстнаго самоуправленія, которое въ послѣдніе годы не развивается, а идетъ назадъ, раздагается; и, наконецъ, что та же причина является и главнѣйшимъ источникомъ, съ одной стороны — недостаточной обезпеченности правъ личности и совѣсти, мысли и слова, съ другой — финансовыхъ затрудненій государства и экономическаго разстройства страны. Опредѣленно высказаться въ этомъ смыслѣ — вотъ что я, прежде всего, предлагаю настоящему собранію». Другія предложенія г. де-Роберти заключались въ слѣдующемъ: 1) заявить о неотложной необходимости предоставленія земскимъ собраніямъ, какъ уѣзднымъ, такъ и губернскимъ, права свободно избирать себѣ, изъ среды всѣхъ сословій, особыхъ предсѣдателей на тотъ же срокъ, какъ и предсѣдатели управъ, съ тѣмъ, чтобы эти избранники земства замѣстили бывшихъ предводителей дворянства во всѣхъ мѣстныхъ учрежденіяхъ, въ которыхъ предводители дворянства до сихъ поръ предсѣдательствовали; 2) сдѣлать правительству представленіе о пользѣ, которая могла бы произойти для дворянства, ни въ чемъ не отдѣляющаго себя отъ земства, отъ такого расширенія права губернскихъ земскихъ собраній обращаться съ ходатайствами къ власти, которое позволило бы этимъ высшимъ (?) представительнымъ учрежденіемъ явиться нынѣ же, до необходимаго совершенія болѣе глубокихъ преобразованій, вѣрными истолкователями передъ правительствомъ истинныхъ взглядовъ, желаніи и нуждъ страны или большинства населенія.
Весьегонскій (тверской губерніи) предводитель дворянства, г. Родичевъ, сообщилъ въ Голосѣ, (вслѣдствіе неточности газетныхъ извѣстій), что два послѣднія предложенія г. де-Роберти отклонены собраніемъ. Первое — потому что тверскіе дворяне признавали устраненіе предводителей дворянства отъ предсѣдательства въ мѣстныхъ земскихъ учрежденіяхъ несвоевременнымъ; второе — потому что подобнаго рода ходатайство должно возбудить само земство. Главное же предложеніе г. де-Роберти — опредѣленно высказать желаніе расширенія правъ русскаго общества — не вызвало возраженій по существу, «Было высказано, что за общими выраженіями г. де-Роберти собраніе видитъ весьма опредѣленное пожеланіе, въ которомъ сказывается вполнѣ назрѣвшая и ясно сознанная потребность общества. Этому пожеланію было высказано горячее сочувствіе собранія, но оно не нашло возможнымъ идти далѣе и нашло несвоевременнымъ заявлять это имѣніе дворянства въ формѣ ходатайства, полагая, что, при настоящихъ обстоятельствахъ, такое ходатайство явилось бы нецѣлесообразнымъ въ видахъ скорѣйшаго осуществленія этого желанія дворянства. Въ такихъ именно выраженіяхъ записано постановленіе собранія въ протоколъ».
Напомнимъ читателямъ, что 29 ноября прошлаго года, въ новгородскомъ губернскомъ дворянскомъ собраніи, г. Рагозинъ обратилъ вниманіе дворянства на необходимость для него полной солидарности съ земствомъ. Г. Рагозинъ считаетъ во многихъ отношеніяхъ вреднымъ совмѣщеніе въ одномъ лицѣ должностей предсѣдателя земскаго собранія и предсѣдателя земской управы. Новгородское дворянское собраніе съ большимъ вниманіемъ отнеслось къ этой рѣчи и приняло заключающееся въ ней предложеніе. Три предводителя дворянства, которые состояли въ то же время и предсѣдателями земскихъ управъ, немедленно отказались отъ послѣдней должности. Газета Земство, обсуждая эти два факта, т. е. заявленія гг. де-Роберта и Рагозина, придаетъ имъ большое значеніе. Земство говоритъ[3]: «разъ мысли, подобныя высказаннымъ, начинаютъ заявляться въ дворянскихъ собраніяхъ, разъ онѣ встрѣчаютъ въ нихъ поддержку и сочувствіе, хотя и не большинства, это значитъ, что дворянство проникается земскимъ духомъ, что оно начинаетъ сознавать свою солидарность съ земствомъ, всю ненадобность своей отдѣльной, сословной жизни, что въ земствѣ оно начинаетъ видѣть истинное поприще для своей дѣятельности на пользу общую».
Къ сожалѣнію, многіе изъ дворянъ проникаются и такимъ духомъ, который ничего общаго съ земствомъ не имѣетъ. Читателю извѣстны юъ газетъ возмутительныя подробности дѣла о крестьянахъ села Люторлъ, обвинявшихся въ сопротивленіи должностнымъ лицанъ.
Въ обвинительномъ актѣ по этому печальному дѣлу сказано: «3 мая 1879 года судебный приставъ тульскаго окружнаго суда Прусаковъ извѣстилъ по телеграфу прокурора этого суда, что ему, Прусакову, въ присутствіи мѣстнаго исправника и другихъ чиновъ полиціи, крестьяне села Люторичъ оказали сопротивленіе, причемъ едва не убили волостнаго старшину».
Судебный приставъ явился взыскивать съ крестьянъ по тремъ исполнительнымъ листамъ послѣднія мужицкія крохи въ пользу графа Алексѣя Васильевича Бобринскаго, московскаго губернскаго предводителя дворянства, и повѣреннаго его, нарвскаго гражданина Фишера.
Долгое время контора русскаго графа съ остзейской піявицей во главѣ опутывала крестьянъ юридически правильными договорами, долгое время забитые, униженные, раззоренные мужики должны были уплачивать этимъ лицамъ такіе проценты по занятымъ суммамъ, отъ которыхъ пришелъ бы въ изумленіе самый отвратительный ростовщикъ. Свидѣтель, почетный мировой судья, г. Писаревъ, показалъ слѣдующее: «Мнѣ извѣстно это дѣло, какъ мѣстному жителю. Мнѣ кажется, что недоразумѣнія, которыя возникли между крестьянами и конторой графа Бобринскаго, можно объяснить тою системой, которой держатся въ конторѣ графа Бобринскаго. А система состоитъ въ томъ, чтобы держать крестьянъ въ постоянномъ я неоплатномъ долгу. Это подтверждается тѣми дѣдами, которыя велись съ крестьянами. Чмело дѣлъ, сохранившихся въ архивѣ мироваго судьи, доходитъ до 400. Въ этихъ дѣлахъ встрѣчаются неустойки отъ 50 до 100 %. Что контора гр. Бобринскаго придерживается долговой системы, это я знаю, какъ членъ уѣзднаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія. Мнѣ приходится въ книгахъ волостныхъ правленій просматривать тѣ условія, которыя контора графа Бобринскаго заключала съ обществами. Всѣ они необычайно страннаго свойства. Позволитъ ли мнѣ палата перечислить номера ихъ и числа, когда они совершены? Тамъ есть условія, что если дѣло дойдетъ до мировыхъ учрежденій, то крестьяне кромѣ долговой суммы должны уплатить штрафъ со дня подачи иска до полученія исполнительнаго листа. Есть такія условія, по которымъ крестьянинъ, положимъ, снимаетъ яровую землю, но въ условіи сказано, что если крестьянинъ, снимающій яровую землю, не внесетъ въ срокъ платежа, то и другой крестьянинъ, снимающій озимую землю, теряетъ право на полученіе озимаго посѣва. Есть условіе съ деревнею Михайловкой, гдѣ прямо сказано, что вся деревня Михайловка продала все свое имущество Фишеру, управляющему графа Бобринскаго, съ тѣмъ, что если онъ, Фишеръ, согласится, то они могутъ выкупить это имущество, отработавши ту работу, которую пожелаетъ Фишеръ указать. Затѣмъ въ условіи переписано все имущество крестьянъ. Туда входитъ все движимое и недвижимое имущество всего общества деревни Михайловки. Кромѣ этого условія, я могу указать еще нѣсколько».
Надѣльной земли у крестьянъ, бывшихъ крѣпостными графа Бобринскаго такъ мало, что только два-три имѣнія во всей тульской губерній могли бы въ этомъ отношеніи сравняться съ ясвовельможными. Бѣдственное положеніе крестьянъ ухудшалось еще болѣе тѣмъ, что графу Бобринскому, соотвѣтственно его великимъ заслугамъ передъ отечествомъ, принадлежитъ нѣсколько волостей. «Крестьяне не могутъ нанять у кого-нибудь другаго землю или отправиться къ сосѣднимъ землевладѣльцамъ, потому что на 20—30 верстъ кругомъ вся земля принадлежитъ Бобринскому».
Крестьяне нашли себѣ умнаго, даровитаго и гуманнаго защитника, Ѳ. Н. Плевако; въ блестящей и прочувствованной рѣчи, нарисовалъ онъ картину дѣятельности остзейскаго мажордома Фишера, вступившаго въ противоестественный союзъ съ именитымъ русскимъ бояриномъ, какъ выразился защитникъ. «Конечно, продолжалъ онъ, надѣлы въ имѣніяхъ графа согласны съ буквой закона. Требовать отъ него большаго во имя писаннаго права — нельзя. Для тѣхъ людей, которые не знаютъ долга выше предписаннаго закономъ, которые не чуютъ, что законъ — это minimum правды, надъ которой высится иной идеалъ, иной долгъ, внятный только нравственному чувству, — для тѣхъ людей фактъ даннаго надѣла — фактъ безупречный, полная мѣра обязанностей графа къ крестьянамъ, чуждая всякаго захвата и вреда».
Но что же вышло изъ этой полуголодной свободы? «Родилась необходимость вѣчно одолжаться у помѣщика землей для обработки, вѣчно искать у него заработка, ссужаться сѣменами для обсѣмененія полей. Постоянные долги; долги, благодаря пріемамъ управленія, росли и затягивали крестьянъ: кредиторъ властвовалъ надъ должникомъ и закабалялъ его работой на себя, работой на неплатежъ изъ году въ годъ накопившейся неустойки. Въ этомъ положеніи, гдѣ кредиторъ властвовалъ, а должникъ задыхался, уже не было и помину о добровольномъ соглашеніи. Чудовищные контракты и рѣшенія доказываютъ, что управленіе не соглашалось, а предписывало условія, вѣчно-кабальные мужики не соглашались, а молча надѣвали петлю, чѣмъ и завершались и вступали въ силу свободныя гражданскія сдѣлки крестьянъ съ ихъ бывшимъ владѣльцемъ….»
Но, быть можетъ, всему виною «проклятый нѣмецъ, почтенный Фишеръ»? Въ сожалѣнію, такое предположеніе лишено всякаго вѣроятія. Г. Плевако справедливо говоритъ: «нельзя десять лѣтъ не знать, что за малѣйшую неисправность одного подвергаютъ штрафу въ мою пользу цѣлую общину, нельзя не видѣть, что въ книги экономіи ежегодно вносятся тысячи рублей неустоекъ, собранныя изъ нищенскихъ копѣекъ, взысканныя съ крестьянъ, — нельзя, нельзя!» Защитникъ уличилъ Фшпера во лжи, уличилъ его въ томъ, что онъ дважды взыскивалъ однѣ и тѣ же деньги съ раззоренныхъ, обездоленныхъ мужиковъ…. «Вы не вынесете тяжкаго рѣшенія, говорилъ Ѳ. Н. Плевако; вы не увлечетесь мнѣніемъ:
Не бѣда, что потерпитъ мужикъ.
Знать, гнетущее насъ провидѣнье
Такъ указало; да онъ и привыкъ.
Вѣдь сквозь зримый міру смѣхъ незримыя міру слезы водили рукой поэта-сатирика, когда пѣлъ онъ эту скорбную пѣсню.
Нѣтъ, вы не осудите ихъ. Мученики терпѣнія, страстотерпцы труда безпросвѣтнаго найдутъ себѣ защиту подъ сѣнью суда и закона: вы не щадите ихъ.
Но если слово защиты васъ не трогаетъ, если я — сытый, давно сытый человѣкъ — не умѣю понять и выразить муки голоднаго и отчаяннаго безправія, пусть они сами говорятъ за себя и предстательствуютъ передъ вами. О, гг. судьи, ихъ тупые глаза умѣютъ плакать и горько плакать; ихъ загорѣлыя груди вмѣщали въ себѣ страдальческія сердца; ихъ несвязныя рѣчи хотятъ просить, но не умѣютъ ясно выразить своихъ просьбъ о правдѣ, о милости. Люди они, человѣки! Судите же ихъ по-человѣчески!»
Въ залѣ гремѣли рукоплесканія взволнованныхъ, потрясенныхъ слушателей; мужики-подсудимые стали на колѣни…. Совѣсть Фишера проснулась ли въ это мгновеніе?
Судъ оправдалъ 31 человѣка, трое понесутъ сравнительно-легкое наказаніе. Крестьяне бросились благодарить защитника, изъ публики несчастнымъ жертвамъ отвратительной корысти начали сыпаться деньги, а бывшіе подсудимые отказались отъ графской подачки на дорогу.
Само собою разумѣется, что это дѣло возбудило напряженное вниманіе, что дѣйствія гг. Бобринскаго и Фишера вызвали почти всеообщее горячее осужденіе. Только какой-то князь Д. Д. Оболенскій, епифанскій помѣщикъ, вступился, въ Московскихъ Вѣдомостяхъ за несправедливо обиженнаго графа и его невиннаго управляющаго. «Къ великому удивленію мы прочли не судъ (суда нельзя читать, почтенный князь) надъ крестьянами за ихъ сопротивленіе при исполненіи надъ ними судебнаго рѣшенія, а скорѣе судъ надъ графомъ Бобринскимъ и его управляющимъ, г. Фишеромъ. Я рѣшился написать нѣсколько словъ для возстановленія истины, такъ какъ въ краткихъ газетныхъ отчетахъ факты искажены и переданы неправильно.»
Князь Д. Д. Оболенскій отказывается допытываться, намѣренно или нѣтъ искажены многіе факты, но, какъ очевидецъ всего дѣла (?), желаетъ возстановить истину, опровергнуть «ужасы, такъ краснорѣчиво представленные адвокатомъ Плевако». Почтенный сосѣдъ графа Бобринскаго и бывшій епифанскій предводитель дворянства никогда не слыхалъ ничего дурнаго объ отношеніяхъ между крестьянами, съ одной стороны, и графомъ Бобринскимъ и его управляющимъ, съ другой стороны. Возмутительныя неустойки никогда не взыскивались (это неправда): «онѣ служили лишь понужденіемъ и устрашеніемъ для крестьянъ къ уплатѣ слѣдующихъ за землю конторѣ графа Бобринскаго денегъ.» Неужели князь Д. Д. Оболенскій серьезно предполагаетъ, что его словамъ повѣрятъ больше, чѣмъ даннымъ судебнаго слѣдствія, чѣмъ словамъ Ѳ. Н. Плевако? Странная, по меньшей мѣрѣ, самоувѣренность…. Въ обществѣ до сихъ поръ не прекращаются выраженія сочувствія несчастнымъ раззореннымъ крестьянамъ и искренняго и признательнаго уваженія къ ихъ талантливому защитнику. Русскій Курьеръ сообщаетъ, что «дѣло о люторичскихъ крестьянахъ продолжаетъ занимать ремесленные и рабочіе классы Москвы і побуждаетъ ихъ выражать свои симпатіи къ раззореннымъ крестьянамъ въ болѣе осязательной формѣ, чѣмъ однѣ соболѣзнованія о несчастной долѣ потерпѣвшихъ. Такъ, въ трактирѣ купца Князева, у Серпуховскихъ воротъ, 30-го декабря собралась компанія въ девять человѣкъ изъ мѣщанъ и крестьянъ, прочитала рѣчь Ѳ. Н. Плевако[4] и до того была тронута, что тутъ же сдѣлала складчину въ пользу люторичскихъ крестьянъ, которую и препроводила затѣмъ къ самому Ѳ. Н. Плевако, причемъ приложила бумагу съ выраженіемъ ему искренней благодарности. Бѣдные люди жертвовали по 2, по 3 рубля.»
Въ одномъ правъ князь Д. Д. Оболенскій: судъ общественнаго мнѣнія дѣйствительно произнесъ строгій приговоръ надъ графомъ Бобринскимъ и его управляющимъ и разошелся въ этомъ отношеніи съ мнѣніемъ большинства дворянъ московской губерніи. Каждому русскому возмутительно стремленіе заводить въ Россіи Ирландію, давить мужика, раззорять и угнетать его всевозможными способами. По этому поводу мы считаемъ своимъ долгомъ сказать нѣсколько словъ газетѣ Русь. Въ № 9 Руси напечатано очень интересное письмо профессора Тарасова изъ юго-западнаго края. Дѣло идетъ о положеніи крестьянства въ этомъ краѣ. Г. Тарасовъ говоритъ прежде всего о помѣстьи, принадлежащемъ «одному изъ знатнѣйшихъ лицъ нашего отечества». Помѣщикъ (великороссъ по происхожденію) мало знакомъ съ юго-западнымъ краемъ и съ Россіей вообще, «а крестьянскій бытъ и земщина доступны для него не болѣе, чѣмъ клинообразныя надписи». Волостнаго старшины онъ не умѣетъ отличитъ отъ десятскаго. Имѣніями завѣдуетъ управляющій, который «изображаетъ собою полуграмотнаго человѣка, испытаннаго въ способности давать доходъ, но не имѣющаго ни малѣйшаго представленія объ агрономіи, о какихъ либо экономическихъ законахъ, о какихъ либо культурныхъ началахъ; а потому все управленіе его сводится къ тому, чтобы, держась тѣхъ же примитивныхъ способовъ обработки земли, которые обычны у крестьянъ, извлечь возможно большій доходъ посредствомъ возможно болѣе дешеваго пріобрѣтенія рабочихъ рукъ». Вслѣдствіе отсутствія общественнаго землевладѣнія, на нашемъ Юго-Западѣ образовался многочисленный классъ безземельныхъ крестьянъ, мелкихъ фермеровъ. Естественно, что они находятся въ полной зависимости отъ крупныхъ землевладѣльцевъ и ихъ Фишеровъ, русскаго и иностраннаго происхожденія. «Убійственный и большею частію недобросовѣстный формализмъ мѣстной казенной мировой юстиціи, продолжаетъ г. Тарасовъ, даетъ возможность управляющему налагать на крестьянъ всякаго рода незаконные штрафы, взыскиваемые преимущественно отработкомъ, причемъ оштрафованные предпочитаютъ подчиниться насилію, чѣмъ защищать свое право предъ ненавистнымъ и сфинксообразнымъ служителемъ Ѳемиды». Нетрудно предвидѣть послѣдствія такого порядка вещей. «Кругомъ — скрытая злоба, сдержанный вопль, а обруситель-помѣщикъ и его усердный управляющій съ торжествомъ смотрятъ на дисциплинированнаго ими мужика и не вѣдаютъ того, что тотъ же самый мужикъ, помня по преданіямъ гнетъ ляховъ и жидовъ и набѣги сосѣднихъ басурманъ и не забывъ еще крѣпостнаго права, не всегда дѣлаетъ сравненіе въ пользу современности… Смотрѣть ли на это равнодушно?!»
Напомнимъ читателю, что профессоръ ярославскаго лицея, г. Tapaсовъ, — новый сотрудникъ Руси, принадлежитъ къ числу наиболѣе горячихъ и энергичныхъ защитниковъ «теоріи недостаточности крестьянскихъ надѣловъ», что онъ усердно работалъ надъ ярославскимъ проектомъ земскаго банка для пріобрѣтенія земель крестьянами. Спросимъ теперь газету Русь: будто ужъ мы, либералы, защищающіе то же, что защищаетъ одинъ изъ сотрудниковъ почтенной газеты, говоримъ только вздоръ, оказываемся невѣждами и недобросовѣстными людьми? Странный пріемъ опроверженія.
Тотъ же г. Тарасовъ напечаталъ въ Голосѣ[5] опроверженіе статьямъ гг. Самарина и Земледѣльца о^вопросѣ, который наши лендъ-лорды, въ насмѣшку, называютъ аграрнымъ. Сочиненіе г. Земледѣльца («Еще нѣсколько словъ объ опытѣ г. Янсона») мы оставимъ въ покоѣ, потому что авторъ обнаруживаетъ хотя я весьма охранительную, но чрезвычайно странную развязность, утверждая, напримѣръ, безъ всякихъ, конечно, доказательствъ, что г. Янсонъ, «очень слабый экономистъ». Быть можетъ, г. Земледѣлецъ «очень крѣпкій экономистъ», но намъ, къ сожалѣнію, его ученые труды неизвѣстны. Другое дѣло г. Самаринъ. Мы уже замѣтили, что не вполнѣ одобряемъ нѣкоторые изъ полемическихъ пріемовъ этого извѣстнаго общественнаго дѣятеля, но отдали полную справедливость его знанію дѣла. Не можемъ отказать себѣ въ удовольствіи привести возраженія профессора Тарасова противъ слѣдующаго положенія г. Санарина:
«Для выдачи ссудъ сельскимъ обществамъ, на покупку ими земель въ указанныхъ выше случаяхъ, вполнѣ достаточно губернскимъ земствамъ отчислять на этотъ предметъ часть своего запаснаго капитала. Ссуды должны быть выдаваемы наличными деньгами и на самыхъ льготныхъ условіяхъ; притомъ, чѣмъ общество бѣднѣе и чѣмъ болѣе оно нуждается въ помощи, тѣмъ льготнѣе должны быть и условія».
Г. Тарасовъ говоритъ, что въ этомъ сужденіи четыре крупныя ошибки.
«Во-первыхъ, земельный кредитъ для крестьянъ не будетъ обременителенъ не только тогда, когда онъ будетъ стоить 7 1/2%, какъ это разсчитано въ большей части проектовъ, но даже и тогда, когда онъ будетъ стоить 10 %, что возможно при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ. Г. Самаринъ, очевидно, смѣшиваетъ здѣсь кредитъ для землевладѣльцевъ-рантьеровъ, оплачивающихъ этотъ кредитъ рентой, съ кредитомъ для землевладѣльцевъ, получающихъ одновременно ренту, прибыль на капиталъ и заработную плату. Между тѣмъ, этихъ двухъ кредитовъ отнюдь не слѣдуетъ смѣшивать, такъ какъ, если уплата 7 1/2%, вычетомъ изъ ренты можетъ быть обременительна и даже раззорительна, то уплата тѣхъ же 7 1/2%, вычетомъ изъ ренты, прибыли и заработной платы можетъ быть не выгодна только въ совершенно исключительныхъ, анормальныхъ случаяхъ, которыхъ, поэтому, обобщать не слѣдуетъ. Г. Самарину должны быть извѣстны случаи покупки крестьянами земли при посредствѣ кредита, оказаннаго имъ на условіяхъ, гораздо болѣе обременительныхъ какъ по срокамъ уплаты, такъ и по высотѣ процентовъ, тѣжъ не менѣе, и такой вредитъ былъ иногда выгоднымъ для крестьянъ.»
«Во-вторыхъ, г. Самаринъ напрасно погрѣшаетъ противъ истины, утверждая, будто бы всѣ эти проекты банковъ исходятъ изъ принципа (?) общаго малоземелія крестьянъ. Не только не всѣ, но даже ни одинъ проектъ не исходитъ изъ этого предположенія, не говоря уже о томъ, что если-бъ даже сдѣлано было такое предположеніе, то, вѣдь, оно нисколько не обязывало бы всѣхъ крестьянъ непремѣнно пользоваться услугами земскаго банка, слѣдовательно, практика не преминула бы доказать ошибочность предложенія, если только оно въ самомъ дѣлѣ ошибочно. Нѣтъ никакого основанія думать, что учрежденіемъ земскихъ банковъ можно во что бы ни стало заставить крестьянъ пользоваться долгосрочнымъ кредитомъ и, притомъ, кредитомъ, по мнѣнію г. Самарина, раззорительнымъ. Сверхъ того, странно, что г. Самаринъ порицаетъ открытіе земскихъ банковъ для всѣхъ крестьянъ, а не для однихъ только бѣдныхъ крестьянскихъ обществъ; неужели же, для совершенія кредитныхъ сдѣлокъ съ крестьянскими обществами, земскіе банки должны требовать отъ крестьянскихъ обществъ удостовѣренія о бѣдности?»
«Въ-третьихъ, примѣръ одного тверскаго земства, разумѣется, нельзя обобщать, если относиться серьёзно и объективно къ вопросу. Равно какъ заключеніе, къ которому пришла тверская земская управа о ненужности банковъ, не имѣютъ значенія вердикта для всѣхъ земскихъ банковъ во всей Россіи. Вообще, примѣръ тверской губерніи могъ бы имѣть значеніе, приписываемое ему г. Самаринымъ, только тогда, когда въ этой губернія, при чрезвычайномъ господствѣ тѣхъ золъ, противъ которыхъ должны бороться земскіе банки, существовалъ бы земскій банкъ и, не смотря на это, операціи этого банка были бы ничтожны. Но г. Самарину, вѣдь извѣстно, что приводимый имъ примѣръ не удовлетворяетъ ни одному изъ указанныхъ условій.»
«Наконецъ, въ-четвертыхъ, трудно понять, какимъ образомъ и отчего можетъ быть желательна замѣна гласнаго, публичнаго, спеціальнаго кредитнаго учрежденія произвольною ассигновкой случайныхъ суммъ для производства кредитныхъ операцій, туго поддающихся контролю, а потому допускающихъ лицепріятіе, кумовство и т. п., тѣмъ болѣе, что г. Самаринъ желаетъ, чтобъ эти, какъ бы домашнія, операціи совершались не на одинаковыхъ для всѣхъ условіяхъ. Если-бъ наши земства состояли сплошь изъ однихъ Катоновъ и Аристидовъ, то и тогда такое предпочтеніе лучшаго худшему не можетъ быть рекомендуемо, а г. Самарину, разумѣется, небезъизвѣстно, какіе элементы нерѣдко проникаютъ въ наше земство.»
Самъ г. Янсонъ, въ опроверженіе нападеній г. Самарина, напечаталъ въ Порядкѣ двѣ статьи, отличающіяся какъ замѣчательною дѣловитостію, такъ и безукоризненнымъ, спокойнымъ, исполненнымъ достоинства тономъ. Въ виду того, что вопросъ, о которомъ идетъ споръ между Русью и всѣми другими органами нашей печати, кромѣ Московскихъ Вѣдомостей и ихъ петербургскихъ Отголосковъ, принадлежитъ къ самымъ важнымъ вопросамъ русской жизни, мы надѣемся, что читатели не посѣтуютъ за нѣсколько выдержекъ изъ статей почтеннаго профессора.
«Крестьянское хозяйство теперь идетъ вширь, а не въ глубь, почему? потому что оно сразу относительно-малой величиной надѣловъ и невозможностію переселеній поставлено въ такое положеніе, что можетъ бывать только такъ сказать верхи, то, что Богъ даетъ. Несомнѣнно, что, если бы были допущены переселенія, то надѣлы сами собою пришли бы въ соотвѣтствіе съ условіями хозяйства». Г. Янсонъ думаетъ (въ январьскомъ обозрѣніи мы высказывали эту же мысль), «что, если бы надѣлы были даже вполнѣ достаточны для обезпеченія быта и повинностей, то и тогда промыслы существовали бы, вслѣдствіе одного стремленія крестьянъ къ увеличенію своихъ средствъ и вслѣдствіе прибыли населенія».
Намъ сообщаютъ, что орловское губернское земское собраніе, согласно ходатайству елецкаго земства, рѣшило поднятъ вопросъ объ организаціи переселеній. Это предложеніе возбудило страшное негодованіе орловскихъ лендъ-лордовъ, которые желали бы навѣки прикрѣпить мужика къ собственной землѣ путемъ лже-свободнаго договора, вызываемаго горькою нуждою крестьянина. По слухамъ, правительство имѣетъ въ этомъ отношеніи иные взгляды, и ходатайство орловскаго земства легко можетъ осуществиться. Съ другой стороны, и промыслы, въ особенности кустарные, привлекаютъ къ себѣ все большее и большее вниманіе земскихъ собраній. Въ концѣ прошлаго года вышелъ въ свѣтъ второй выпускъ VI тома «Сборника статистическихъ свѣдѣній по московской губерніи» (составленъ г. Боголѣповымъ). Въ немъ заключается, по обыкновенію, множество драгоцѣннѣйшихъ свѣдѣній.
Г. Боголѣповъ описываетъ игрушечный, камушный[6], позументный, зеркальный, кистовязный, тележный, грохоплетный, сусальный, портняжный и обручный промыслы. Игрушечное производство занимаетъ 1358 человѣкъ (въ 447 мастерскихъ)[7]); сумма производства превышаетъ 400,000 р. Камушный промыселъ даетъ заработокъ 107 м и 69 и.; годовое производство равняется 32,000 р. Позументовъ вырабатывается на сумму по меньшей мѣрѣ въ 963,000 p.; рабочихъ занято болѣе 2750 ч., въ 408 промышленныхъ единицахъ. Зеркальное производство достигаетъ 69, 590 р. (рабочихъ — 294, заведеній — 144). Кистовязъ (15 заведеній, 42 человѣка) производитъ товара на 18, 800 р. Въ тележномъ промыслѣ участвуютъ 507 рабочихъ (291 заведеніе); цѣнность годоваго производства опредѣляется въ 116,609 р. Грохоплетчиковъ-хозяевъ — 10 человѣкъ (рабочихъ 124); сумма производства — 69,000 р. Общая цѣнность сусальнаго (годоваго) производства равняется 242,600 р.; промыселъ занимаетъ 231 человѣка, въ 54 мастерскихъ. Портныхъ въ московской губерніи — 4,696 ч. (въ томъ числѣ отхожихъ 3,877). Общей суммы заработка опредѣлить оказалось невозможно (портной получаетъ въ годъ отъ 20 до 200 р.) Обручники вырабатываютъ на 56,000 р. (число рабочихъ около 200 ч.).
Изъ приведенныхъ цифръ видно, какое огромное значеніе имѣютъ промыслы въ жизни крестьянскаго населенія московской губерніи. Въ добросовѣстномъ и отчетливомъ трудѣ г. Боголѣпова находится и подробное описаніе техники производства, и указаніе на его вліяніе въ экономическомъ и нравственномъ отношеніяхъ. Портняжій, напримѣръ, промыселъ развращаетъ населеніе, въ нѣкоторыхъ по крайней мѣрѣ мѣстностяхъ. Общій же недостатокъ, общее зло заключается прежде всего въ слабомъ развитіи образованія, въ скудости техническихъ свѣдѣній и въ существующихъ условіяхъ кредита. Такъ въ игрушечномъ производствѣ крупные производители имѣютъ кредитъ 8 %, а мелкіе изъ 60—120 %. Ясно, что правильная постановка этого дѣла, т. е. устройство ссудной кассы для кустарей, было бы одною изъ наиболѣе значительныхъ услугъ земскихъ учрежденій и быстро подняло бы благосостояніе многихъ селеній.
Въ концѣ втораго выпуска VI тома Сборника московскаго земства находятся изслѣдованія г-жи Горбуновой о кружевномъ промыслѣ. Встрѣтить добросовѣстный и толковый женскій трудъ, посвященный столь важнмму для народнаго благосостоянія вопросу, особенно пріятно. Работа г-жи Горбуновой смѣло выдержитъ сравненіе съ лучшими статистико-экономическими работами подобнаго рода. Авторъ внимательно и подробно изучилъ кружевное дѣло и основательно познакомился съ западно-европейскою литературою вопроса. Вслѣдствіе этого, монографія г-жи Горбуновой пріобрѣтаетъ большое значеніе. И въ кружевномъ промыслѣ сказываются печальныя послѣдствія невѣжества и безъисходной зависимости отъ капитала. «Вслѣдствіе того, что нѣтъ случая сбывать свой товаръ прямо покупателямъ, изъ среды кружевницъ вырабатывается типъ посредниковъ-коммиссіонеровъ, типъ торговокъ. Нужда заставляетъ крестьянокъ брать у торговки впередъ деньги за товаръ, еще не произведенный». Неграмотныя женщины не могутъ вести строгаго счета полученнымъ деньгамъ и запутываются окончательно. «Является кабала отдѣльныхъ личностей; изъ торговки мало-по-малу вырабатывается типъ женщины-кулака».
Г-жа Горбунова приходитъ къ слѣдующимъ выводамъ. Машина вездѣ, и на Западѣ, и у насъ, захватываетъ все большую и большую область производства кружевъ. Не смотря на всѣ мѣры, принятыя въ Европѣ правитильствами, различными обществами и частными лицами, число кружевницъ уменьшается. Плохихъ кружевъ не стоитъ плести: онѣ вытѣсняются болѣе дешевыми, машинными. Хорошія же кружева требуютъ и подготовки и капитала. Но за этими кружевами работницы скоро слѣпнутъ.
Статистическія работы нашихъ земствъ все глубже и глубже вскрываютъ экономическое положеніе и бросаютъ свѣтъ на нравственное и умственное состояніе населенія. Уже теперь накопился огромный матеріалъ, часть котораго прекрасно разработана; уже собранныхъ свѣдѣній достаточно для того, чтобъ убѣдиться въ горькой нуждѣ сельскаго населенія и принять цѣлесообразныя мѣры для ея устраненія. Разстройство народнаго и государственнаго хозяйства обезсиливаетъ Россію и давно озабочиваетъ общество и правительство. Скажемъ нѣсколько словъ о новомъ финансовомъ мѣропріятіи послѣдняго.
1-го января въ Правительственномъ Вѣстникѣ напечатаны государственная роспись доходовъ и расходовъ на 1881 г. и Высочайшій указъ о прекращеніи новыхъ выпусковъ кредитныхъ билетовъ и объ установленіи правильныхъ отношеній между государственнымъ казначействомъ и государственнымъ банкомъ. Уже нѣсколько лѣтъ наше правительство печатаетъ для свѣдѣнія общества бюджетъ расходовъ и доходовъ и сообщаетъ о количествѣ выпущенныхъ бумажныхъ денегъ. Это было на первыхъ порахъ важнымъ шагомъ впередъ; но въ настоящее время такихъ полумѣръ недостаточно. Заявленіе власти о прекращеніи выпуска кредитныхъ билетовъ представляетъ собою новое, хотя и незначительное движеніе къ лучшему. Государственное хозяйство должно быть ясно, отчетливо, открыто; оно должно находиться подъ контролемъ организованнаго общественнаго мнѣнія. Мы рѣшительно не понимаемъ, почему разсмотрѣніе нашего бюджета представителями отъ земствъ и городовъ могло бы быть непріятно власти. почему оно послужило бы къ умаленію ея достоинства. Наоборотъ, именно, въ финансовыхъ вопросахъ русское земство высказывало взгляды, наиболѣе согласные съ видами правительства. Высочайшая власть отмѣнила соляной акцизъ, отмѣны котораго горячо желало общество; правительство, въ лицѣ г. министра финансовъ, возвѣщаетъ, что предстоитъ отмѣна подушной подати, о чемъ ходатайствовало земство. Общественное мнѣніе, черезъ посредство журналовъ и газетъ (читатели знаютъ, что въ числѣ этихъ журналовъ была и Русская Мысль), высказывалось за прекращеніе выпуска бумажныхъ денегъ и за сокращеніе расходовъ, въ особенности военныхъ. Мы уже упомянули объ исполненіи перваго изъ этихъ желаній, которое правительство признало согласнымъ съ истинными интересами государства. Что касается до втораго, то вотъ что читаемъ мы въ Всеподданѣйшемь докладѣ министра финансовъ о государственной росписи доходовъ и расходовъ на 1881 годъ:
«Естественный ростъ государственныхъ доходовъ имѣетъ извѣстные предѣлы. Въ теченіе послѣдняго двадцатилѣтія доходы государственнаго казначейства болѣе чѣмъ удвоились, и тѣмъ не менѣе они сполна поглощаются обыкновенными государственными расходами».
«Не смотря на возстановленіе мирнаго направленія въ нашей внѣшней политикѣ, около трети расходной смѣты ассигнуется на потребности военнаго министерства. При такихъ условіяхъ, министръ финансовъ считаетъ своимъ долгомъ выразить убѣжденіе въ неотложной необходимости принятія, по указанію Вашего Императорскаго Величества, такихъ мѣръ, которыя могли бы содѣйствовать сокращенію средствъ, расходуемыхъ нынѣ страною для содержанія ея военныхъ силъ.»
«Достиженіе столь важной цѣли несомнѣнно послужитъ къ развитію народнаго благосостоянія и прочнаго могущества Россіи.»
Такимъ образомъ, и въ данномъ случаѣ убѣжденіе общества и взгляды правительства вполнѣ совпадаютъ. Власти, руководящей мирнымъ развитіемъ Россіи, нечего прятать отъ народа. Трудовыя деньги, сбираемыя съ мужика и съ другихъ членовъ общества, идутъ на народныя нужды. Распредѣленіе податной тягости, съ одной стороны, и установленіе размѣра расходовъ по каждой статьѣ смѣты, съ другой стороны, всего правильнѣе можетъ быть совершено путемъ полюбовнаго соглашенія между представителями власти, министрами, и представителями общества, земскими гласными. Съ нашею мыслью должны согласиться всѣ тѣ, для кого существованіе крѣпкой, исконной связи между верховною властью и народомъ не пустая фраза, всѣ тѣ, кто не боится достойнаго опыта въ этотъ отношеніи. Мы смѣло утверждаемъ, что не боимся такого опыта, что ждемъ отъ него благодатныхъ послѣдствій, и думаемъ, что искренное и честное заявленіе задушевныхъ желаній весьма значительной части русскаго общества не безполезно для русскаго правительства.
Мы позволимъ себѣ обратиться къ правительству съ великою просьбою, которую готовы назвать даже мольбою: неужели нельзя прекратить административной ссылки? Неужли судъ, созданный Верховною властью, не оградитъ достаточно достоинства власти и интересовъ государства? Въ печати каждый день появляются все новыя и новыя извѣстія о потрясающемъ душу положенія людей, которые, какъ дикіе звѣри, произволомъ мѣстной администраціи, загоняются въ поселки среди лѣсовъ и болотъ. У этихъ людей остались отцы, матери, сестры, друзья, знакомые, и до послѣднихъ смутно доходятъ слухи о лишеніяхъ и страданіяхъ административно-сосланныхъ. Ростетъ недовольство, горе и озлобіеніе, подымаясь все выше и выше…. Могущественное правительство (а неужели русское правительство недостаточно могуче?) можетъ многое простить, ко многому отнестись снисходительно и великодушно. Мы просимъ у правительства именно послѣдняго. Посмотримъ, что дѣлается въ провинція, какое множество злоупотребленій раскрываютъ ревизующіе сенаторы. Разверните любой выпускъ большей части нашихъ газетъ и вы непремѣнно встрѣтите корреспонденцію, гдѣ описывается тяжелое житье поднадзорнаго въ губернскихъ городахъ, еще болѣе печальное житье его въ уѣздныхъ городахъ, я наконецъ невыносимая жизнь въ поселкахъ и починкахъ.
Вотъ что пишетъ нашъ вятскій корреспондентъ:
«До сихъ поръ о положеніи политическихъ ссыльныхъ въ г. Вятаѣ почти не появлялось корреспонденцій. Объясняется это очень просто: Вятская губернія вообще, а самый городъ Вятка въ особенности, обращены мѣстнымъ начальникомъ края г. Тройницкимъ…. въ сатрапію! Еще не такъ давно за безобидныя сравнительно корреспонденція изъ Вятки можно было угодить въ Восточную Сибирь (какъ это случилось съ однимъ изъ поднадзорныхъ г. Бородинымъ); газета помѣстившая корреспонденцію, какимъ-то чудомъ проваливалась потомъ на почтѣ, если-же получалась въ здѣшней публичной библіотекѣ, то ее, безъ всякихъ объясненій, не выдавали читателямъ (такъ было въ декабрѣ, истекшаго года, съ „Недѣлей“). Вотъ факты, съ которыхъ приходится намъ начать нашу грустную повѣсть о Вяткѣ, этой древней республикѣ Великаго Новгорода»
Г. Тройницкій, начальникъ губерніи, усвоилъ себѣ мудрое правило, по которому онъ можетъ дѣлать что угодно и не только съ политическими ссыльными, спеціально отданными во власть ему, но и съ остальными обывателями города.
Начнемъ съ первыхъ.
Немногимъ счастливцамъ изъ высланныхъ въ Вятскую губернію удается остаться въ губернскомъ городѣ. Но и это ничтожное счастье обыкновенно не продолжительно. Стоитъ вамъ, напр., получить письмо съ воли, не разборчиво подписанное или вовсе безъ подписи, и вотъ васъ немедленно заподозрѣваютъ въ государственной измѣнѣ, хотя бы самое письмо было вполнѣ безобидно. Васъ начинаютъ, что называется тягать, вызываютъ въ канцелярію губернатора, дѣлаютъ цѣлый допросъ; злополучное письмо подшиваютъ къ дѣлу[8], а васъ самихъ въ тотъ-же день высылаютъ въ инородческое село или какой-нибудь починокъ въ районѣ одного изъ отдаленныхъ уѣздныхъ городовъ. Или еще проще: вы имѣли дерзость гулять въ одномъ саду съ губернаторомъ, — громко, по человѣчески, разговаривать и — о, ужасъ! — небрежно размахивать палкой въ то время, какъ проходилъ мимо губернаторъ, котораго вы къ-тому-же совершенно не замѣтили. На другой день, о васъ дѣлается запросъ къ правителю канцеляріи, къ вашему поведенію присовокупляется отягчающее вину обстоятельство гулянья по саду, причемъ вы выдаетесъ: послѣдняго обстоятельства совершенно достаточно, чтобы административная кара воспослѣдовала немедленно…. Такъ были высланы изъ Вятки въ 1880 году двое молодыхъ людей, изъ которыхъ одинъ г. Г--овъ освобожденъ въ настоящее время по распоряженію высшей администраціи. Въ случаѣ-же жалобы на дѣйствія губернатора г. министру, ваша жалоба немедленно будетъ разорвана на клочки, у васъ же подъ носомъ г. Тройницкимъ.
Если бы вы пожелали имѣть въ Вяткѣ какой-нибудь заработокъ, то этого вамъ здѣсь, при всемъ вашемъ стараніи, не удастся. Для занятія какого-нибудь мѣста, напр., въ земской управѣ или еще гдѣ[9], необходимо пройти опошляющій человѣческую личность искусъ низкопоклонничества, холопства, поздравленій съ праздникомъ губернатора, и только тогда, и то еще не навѣрное, результатъ будетъ достигнутъ. Нужно имѣть въ виду, что мѣстный обыватель безъ разрѣшенія губернатора никакого занятія дать вамъ не рѣшится; но если-бы дерзновенный и нашелся, то самъ онъ легко можетъ угодить подъ надзоръ полиціи или даже — ужъ не знаемъ на какомъ основаніи, ибо губернаторамъ такого права не дано — быть высланнымъ въ уѣздъ! Таковы были условія существованія здѣшнихъ ссыльныхъ недавно, таковыми же остаются они и теперь, вслѣдствіе чего многимъ изъ нихъ въ матеріальномъ отношеніи приходилось и приходится довольствоваться скуднымъ казеннымъ пособіемъ еще болѣе ничтожнымъ, чѣмъ, напримѣръ, въ Архангельской губ., такъ какъ здѣсь привилегированные подучаютъ не по 8 руб., а только по 6. не привилегированные же по 1 р. 50 коп. въ мѣсяцъ. Да и этого пособія ссыльный легко можетъ лишиться опять въ видѣ одной изъ мѣръ административнаго взысканія.
Съ лѣтнихъ мѣсяцевъ прошедшаго года начались освобожденія. Вятскіе ссыльные, число которыхъ простиралось до 20, пріободрились, повеселѣли и смѣлѣй начали смотрѣть въ глаза административному произволу. Разочарованіе, однако, не заставило долго себя ждать. Во-первыхъ, освобожденія шли очень туго: до сего времени освобождено только 5; во-вторыхъ, никакихъ новыхъ вѣяній, какъ оказалось въ послѣдствіи, мѣстная администрація и знать не хотѣла. Начать съ того, что на лицъ освобожденныхъ мѣстная администрація продолжала смотрѣть по прежнему, какъ на понадзорныхъ и старалась дѣлать имъ всевозможныя придирки. Такъ, одному изъ такихъ освобожденныхъ разрѣшено было возвратиться въ столичный городъ для окончанія университетскаго образованія подъ поручительствомъ ректора. Мѣстная администрація слово поруки поняла довольно своеобразно. По ея мнѣнію, освобожденнаго слѣдовало препроводить подъ стражей къ ректору университета и тамъ отдать подъ полицейскій надзоръ университетскаго начальства.
Если такимъ образомъ Вятская администрація смотрѣла на освобождаемыхъ; то тѣмъ менѣе могли измѣниться ея взгляды на тѣхъ, кожу суждено было остаться. Положеніе послѣднихъ, напротивъ, еще болѣе ухудшилось. Уже самый фактъ освобожденія товарищей, какъ бы передаетъ ихъ на горшій произволъ администраціи; ибо послѣдняя дѣлала о нихъ зазорные отзывы, а тутъ эти отзывы получаютъ санкцію…. Къ этому присоединилось еще новое обстоятельство, которымъ губернаторъ не замедлилъ воспользоваться по своему. Какъ извѣстно, въ настоящее время молодые люди, находящіеся подъ надзоромъ полиціи, отбываютъ воинскую повинность на общемъ основаніи. Изъ числа подлежащихъ отбыванію воинской повинности, былъ призванъ здѣсь нѣкто г. Игнатовъ, бывшій студентъ медицинской хирургической академіи. Судьба этого человѣка въ особенности печальна. Около двухъ лѣтъ провелъ онъ въ тюрьмѣ, почти столько-же въ ссылкѣ, я вотъ теперь ему предстоятъ полтора года солдатства, но какого солдатства? Въ началѣ, здѣшніе доктора дали единодушный отзывъ, что у него страданіе сердца[10] и на испытаніе положили въ больницу. Тогда г. Тройницкій лично является въ больницу и съ увѣренностію знатока заявляетъ, что это маленькое нервное разстройство, которое скоро пройдетъ. Нужно-ли прибавлять, что послѣ губернаторскаго визита отзывъ мѣстныхъ эскулаповъ внезапно измѣняется и разбитый болѣзнію человѣкъ съ той минуты считается годнымъ на службу. Но на этомъ не оканчиваются испытанія Игнатова. На службѣ его третируютъ, какъ государственнаго преступника (?!) по настоянію губернатора отдаютъ въ особую роту подъ начальство офицера изъ, такъ называемыхъ, бурбоновъ, съ которымъ отказываются имѣть дѣло даже его сотоварищи. Этотъ бурбонъ, на первыхъ же порахъ, огорошиваетъ новобранца откровеннымъ заявленіемъ, что вы ученый, а я военный и вамъ меня не передѣлать!« Затѣмъ Игнатова буквально заключаютъ въ казарму; ему не дозволяется никуда выходить иначе, какъ подъ присмотромъ унтеръ-офицера и т. п. Не трудно понять, что подобное положеніе не хуже, но и не лучше каторги и что тутъ вопросъ идетъ о такомъ существованіи, которое неизбѣжнымъ, роковымъ образомъ должно повести интеллигентнаго, чувствующаго человѣка или къ преступленію или къ самоубійству!
Думаемъ, что одного краснорѣчія подобныхъ фактовъ вполнѣ достаточно, чтобы прійти въ уныніе и ужасъ. Но наша картина оставалась бы неполной, если бы мы не добавили, что вятскій губернаторъ въ одинаковомъ плѣненіи держитъ и мѣстныхъ обывателей.
О томъ, какъ г. Тройницкій истреблялъ мировыхъ судей по губерніи уже извѣстно изъ газетъ; не знаемъ, извѣстенъ ли тотъ фактъ, что таковому же истребленію нѣсколько ранѣе подверглись женщины-врачи. Въ настоящее время г. Тройницкій занятъ истребленіемъ учительницъ на томъ основаніи, что не дѣло и не призваніе женщины учить ребятъ! О томъ, какъ г. Тройницкій подвергалъ обыскамъ лицъ, пользующихся положеніемъ и извѣстностью въ городѣ, мы уже умолчимъ. Г. Тройницкій продѣлывалъ совершенно безнаказанно гораздо худшія вещи; такъ, въ прошломъ году по губернаторскому доносу, уволенъ со службы одинъ изъ бѣдныхъ чиновниковъ государственнаго банка Селинкинъ. Дѣло въ томъ, что когда-то жена этого чиновника, пользовавшагося прекрасной репутаціей, имѣла неосторожность вести дневникъ, попавшійся въ послѣдствіи въ руки предусмотрительнаго начальства. Дневникъ не понравился, а когда въ прошломъ году начальникамъ губерній было предоставлено право аттестовать или даже увольнять лицъ, находящихся на государственной или земской службѣ, г. Тройницкій не замедлилъ воспользоваться своимъ правомъ. Раскассировавъ нѣсколькихъ лицъ въ уѣздахъ, онъ не забылъ и самого губернскаго города, гдѣ, за неимѣніемъ жертвъ, обрушился на несчастнаго Селинкина. И вотъ человѣкъ, ни въ чемъ не повинный, чахоточный, почти ослѣпшій отъ работы, буквально выбрасывается на улицу съ четырьмя маленькими дѣтьми и съ больною то же чахоткой женой! Какъ не деревяненъ, вообще, здѣшній обыватель; но эта исторія съ Селинкинымъ рѣшительно возмутила всѣхъ, до непосредственнаго начальства злополучнаго чиновника включительно. Въ Селинкинѣ приняли участіе и на первый разъ предложили ему частное мѣсто. Но, увы! г. Тройницкій нисколько не тронулся участью семейства, для котораго онъ послужилъ главной причиной несчастья. По его настоянію, Селинкину очень скоро отказали и отъ частнаго мѣста! Теперь, это семейство, доведенное до полной нищеты и раззоренія нуждается уже прямо въ общественной благотворительности. Но, и несмотря на это, рука губернаторскихъ усмотрѣній и до сего времени надъ нимъ не оскудѣваетъ: такъ, на дняхъ, г. Тройницкій запретилъ близкой родственницѣ Селинкина держать на хлѣбахъ гимназистокъ.
Заканчивая нашу корреспонденцію, мы должны прибавить, что въ виду общаго произвола мѣстной администраціи, не знающей границъ, остающіеся ссыльные теряютъ всякую надежду на освобожденіе. А между тѣмъ, въ числѣ ихъ есть двѣ женщины, изъ которыхъ одна нѣсколько мѣсяцевъ лежитъ въ постели, не будучи въ состояніи ходить; другая же, мать двоихъ дѣтей, наканунѣ чахотки. Послѣдняя, страдая отъ постояннаго плеврита, вотъ уже сколько времени тщетно просится на югъ; — г. Тройницкій и это считаетъ за небольшое разстройство, которое скоро пройдетъ!»
Въ другомъ письмѣ, изъ вятской же губерніи, намъ сообщаютъ, что административно-ссыльные должны посылать свои письма на цензуру уже не исправниковъ, а начальника губерніи. Можно себѣ представить, съ какою быстротою удается больному или взмученному человѣку увѣдомить о себѣ мать, отца или дѣтей. Одному ссыльному, получившему ушибъ конечности, при которомъ гангрена является обыкновеннымъ слѣдствіемъ, а оперативное лѣченіе неизбѣжнымъ, пришлось подавать особое прошеніе губернатору о дозволеніи ѣхать для этой цѣли въ городъ.
Довольно этихъ мрачныхъ картинъ. Высшее правительство уже обнаружило великодушныя намѣренія по отношенію къ административно-ссыльнымъ, — необходимо принять мѣры, чтобы эти намѣренія не парализировались произволомъ, недобросовѣстностію и безтолковостію мѣстной администраціи. Довольно широкій просторъ, фактически предоставленный въ послѣднее время печати[11], уже повелъ въ раскрытію множества темныхъ дѣлъ, уже принесъ значительную долю пользы правительству по обществу. Представители послѣдняго, земскіе гласные начинаютъ торжественно признавать великую важность независимаго печатнаго слова. Голосъ сообщаетъ, что нѣкоторые изъ гласныхъ петербургскаго губернскаго земскаго собранія внесли предложеніе о поднесеніи всеподданнѣйшаго благодарственнаго адреса Государю Императору за нѣкоторую свободу, дарованную въ послѣднее время печати. Гласные предлагаютъ вмѣстѣ съ тѣмъ выразить надежду на то, что свобода эта будетъ обезпечена закономъ[12].
Читатели знаютъ, что истекшій мѣсяцъ ознаменовался взятіемъ Геокъ-Тепе и отставкою кіевскаго генералъ-губернатора, г. Черткова. Передъ наступленіемъ великаго дня 19 февраля русскому человѣку естественно испытывать самыя радужныя ожиданія, хотя эти ожиданія приходится, вотъ уже не мало лѣтъ, возобновлять ежегодно. Пожелаемъ, чтобы на нынѣшній разъ нѣкоторая, по крайней мѣрѣ, доля ихъ получила осуществленіе.
Мы кончили обозрѣніе, когда полученъ былъ No Страны съ прекрасною статьею объ умиротвореніи и необходимомъ для этого милосердіи. Петербургская газета, честности и гражданскому мужеству которой мы всегда отдавали полную справедливость, выступила съ напоминаніемъ о судьбѣ Н. Г. Чернышевскаго, который семнадцать лѣтъ томится за безжалостно-холодномъ сѣверѣ Сибири, безъ семья, безъ общества, заживо-погребенный…. Къ царскому милосердію обращается Страна, къ нему обращаемся и мы. Совершено-ли государственное преступленіе Н. Г. Чернышевскимъ или нѣтъ, правъ или неправъ судъ, постановившій суровый приговоръ, — во всякомъ случаѣ семнадцать лѣтъ каторги и тяжелой ссылки могутъ искупить и не такое преступленіе: Н. Г. Чернышевскій принадлежитъ къ числу рѣдкихъ до уму русскихъ людей. Онъ, безспорно, одинъ изъ лучшихъ и наиболѣе даровитыхъ русскихъ экономистовъ. Соціалистическая окраска нѣкоторыхъ изъ его сочиненій не есть такое зло, за которое общество и государство иногда не прощаютъ.
- ↑ Русскій Курьеръ, № 5, Неподвижность земства.
- ↑ А не въ 16,000 p., какъ сказано въ статьѣ г. Португалова.
- ↑ «Земство», № 6-й, 7-го января 1881 г.
- ↑ Мы печатаемъ въ приложеніи эту дѣйствительно образцовую, прекрасно освѣщающую дѣло рѣчь, г. Плевако. Замѣчательно, что московское дворянство доказало свою солидарность съ принципами Фишера, выбравши огромнымъ большинствомъ графа Бобринскаго въ предводители дворянства. Графъ Бобринскій можетъ быть весьма достойнымъ дворяниномъ; но выбирать его въ предводители при данныхъ обстоятельствахъ значило косвенно одобрять его ирландскія наклонности. Наше дворянство, къ сожалѣнію, теряетъ политическій тактъ.
- ↑ Голосъ, № 12.
- ↑ Производство мелкихъ вещей изъ стекла.
- ↑ Не вошли малочисленные игрушечники московскаго и клинскаго уѣздовъ.
- ↑ О каждомъ изъ ссыльныхъ ведется особое дѣло, куда подшиваются различныя бумаги, прошенія, письма и т. п. Все это вмѣстѣ составляетъ иногда очень интересный матеріалъ.
- ↑ Даваніе уроковъ, какъ извѣстно, воспрещено оффиціально министерствомъ.
- ↑ Такъ называемая angina pectoris, очень серьезная и мучительная болѣзнь. Даже просто ходьба увеличиваетъ страданія и опасность (Жакку: Руководство къ внутр. патологіи, 237).
- ↑ Къ сожалѣнію, только столичной, провинціальная же до сихъ поръ находится въ очень тяжеломъ положеніи.
- ↑ До настоящей минуты, когда мы оканчиваемъ это обозрѣніе, нѣтъ еще свѣдѣній о судьбѣ вышеупомянутаго предложенія.