ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.
правитьИнтересы минуты.
правитьДавно не бывало въ нашей общественной жизни такой пустоты, безсодержательности и томительной скуки, какъ въ настоящее время. Скучно всѣмъ, скука вездѣ и, что всего хуже, некуда бѣжать отъ нея. Отъ этой гнетущей, заѣдающей скуки всѣ съ жадностью ухватились было, какъ за спасательный якорь, за знаменитую Сару Бернаръ и думали, что высокое наслажденіе искусствомъ поможетъ разсѣять родную скуку. Но видно не время теперь безпечно отдаваться наслажденію искусствомъ. Въ народѣ зародились новые интересы, пробудились страсти, не имѣющіе ничего общаго съ искусствомъ. Едва Сара Бернаръ ступила на Русскую землю, какъ послужила поводомъ и сдѣлалась ни въ немъ неповинною жертвою вспышки народныхъ страстей среди взволнованнаго рабочаго населенія Одессы. Камень, брошенный изъ толпы въ артистку, былъ сигналомъ для уличныхъ безпорядковъ, которые потомъ нѣсколько дней не прекращались въ Одессѣ; онъ послужилъ началомъ новаго еврейскаго погрома, далеко не перваго и, пожалуй, не послѣдняго въ ряду другихъ подобнаго рода народныхъ вспышекъ. Но и самый одесскій погромъ на этотъ разъ не вызвалъ никакого возбужденія въ обществѣ. Нѣтъ, какъ будто у всѣхъ насъ притупились нервы, какъ будто всѣ мы нравственно замерли, или заснули. Жизнь идетъ мимо, мелькаютъ люди, быстро проносятся событія, но они не приковываютъ вниманія къ себѣ, не увлекаютъ собою, не захватываютъ общество въ круговоротъ событій, совершающихся въ поверхностномъ слоѣ народной жизни. Такъ бываетъ съ человѣкомъ, когда, послѣ сильнаго душевнаго потрясенія, онъ испытываетъ полное равнодушіе и отчужденность отъ всего, что вокругъ него происходитъ. Что ни говорится, что ни дѣлается вокругъ него, даже въ чемъ онъ самъ принимаетъ дѣятельное участіе — все это какъ будто происходитъ гдѣ-то далеко, далеко, въ другомъ мірѣ, и совершенно чуждо ему. Ничто не западаетъ ему въ душу, не оставляетъ тамъ слѣда, не будитъ на время застывшія мысли и чувства. Это какой-то нравственный сонъ безъ грезъ, тихій и глубокій, успокоивающій душевныя тревоги и обновляющій на время упавшія нравственныя силы. Тогда происходитъ въ человѣкѣ нравственный кризисъ и душа пробуждается отъ сна съ освѣженными и обновленными силами, чтобы вновь отдаться на время прерванной, вѣчной, великой борьбѣ за счастье, составляющей весь смыслъ человѣческаго существованія. Не такой ли нравственный кризисъ переживаетъ нынѣ и наше общество? Вѣдь назади насъ, въ нашемъ недавнемъ, такъ-сказать вчерашнемъ, прошломъ была «мечтательная иллюзія», потомъ ужасная катастрофа, а нынѣ передъ глазами — разбитое корыто. Право, есть отъ чего обществу печально склонить голову въ мучительномъ раздумья надъ самимъ собою, надъ своимъ будущимъ, и въ минуту отчаянной скорби дойти до состоянія нравственнаго обморока.
Да, нужно какъ-нибудь да забыться отъ скуки, отъ этой томительной пустоты и безсодержательности общественной жизни. Во что бы то ни стало и чѣмъ-нибудь да нужно заглушить въ себѣ мучительную боль сердца, обманутаго въ своихъ лучшихъ мечтахъ и стремленіяхъ. Хотя пришлось бы въ потолокъ плевать, лишь бы только на время разсѣять томительную тоску. И люди вдругъ оживляются, горячо набрасываются на ожидаемое удовольствіе отъ плеванья въ потолокъ, шумятъ, давятъ и оттираютъ другъ друга, чтобы скорѣе, какъ можно скорѣе, пустить плевокъ вверхъ. Но вся эта суетня кончается такимъ же точно разочарованіемъ, какъ разочаровалось общество и въ Сарѣ Бернаръ. Скучно, всѣмъ скучно, и ни плевки въ потолокъ, ни Сара Бернаръ не могутъ разсѣять этой скуки, заѣдающей общество. Скука сдѣлала знаменитую артистку героиней дня и та же самая скука была причиной ея неуспѣха въ русскомъ обществѣ, котораго, въ настоящую минуту, ни плевки въ потолокъ, ни Сара Бернаръ удовлетворить не могутъ.
Скучно, скучно!… Гдѣ же искать спасенія отъ этой заѣдающей скуки? Куда обратиться, чтобы разсѣять тоску? Чѣмъ наполнить пустоту, которая зовется у насъ общественной жизнью? Тутъ припоминается минувшее время, когда всѣ съ жадностью хватались за газетные листы и увлекались, находя въ нихъ неисчерпаемый источникъ самыхъ живыхъ новостей, интересныхъ слуховъ, важныхъ сообщеній, всецѣло поглощающихъ собою вниманіе всѣхъ и каждаго. Тогда газетный разнощикъ былъ самымъ желаннымъ гостемъ, а газета дорогимъ подаркомъ. Теперь не то, — газета обратилась въ какую-то безцвѣтную дрянь, почти-что никому ненужную и едва терпимую въ домѣ. Скука, пустота, безсодержательность въ газетѣ точно такая же, какъ и во всей жизни. Нынѣшняя газета — это выѣденное яйцо, или выжатый лимонъ; это — безцвѣтная и ненужная дрянь, которую остается только выбросить вонъ… И къ чему брать въ руки газету, зачѣмъ читать ее, когда напередъ знаешь, что тамъ не встрѣтишь равно ничего живаго, ничего такого, что бы могло глубоко заинтересовать человѣка. Тамъ одна только пустота и скука. Такъ утомительно и надоѣдливо пестрятъ глаза безконечныя сообщенія, что по такому-то департаменту и но такому-то параграфу такой-то статьи расходной смѣты ожидается экономія во столько-то тысячъ рублей. Всѣ эти сообщенія не связаны между собой, являются въ отрывочномъ видѣ, а газеты не даютъ себѣ труда разъяснить читателямъ, какой смыслъ имѣютъ эти скучныя при своей отрывочности сообщенія. Читаешь въ сотый разъ подобнаго рода сообщенія и съ досадою спрашиваешь себя: какое значеніе въ нашемъ финансовомъ бюджетѣ могутъ имѣть сокращенія расходовъ по отдѣльнымъ статьямъ смѣты, какъ, наприм., на очистку трубъ и ретирадныхъ мѣстъ въ какомъ-нибудь департаментѣ? Или, вотъ, не въ первый и не въ послѣдній разъ появляется газетное извѣстіе, что крамола уничтожена, старыя политическія дѣла окончены производствомъ, а новыхъ дѣлъ не возникаетъ. Это ли еще не пріятное извѣстіе? Отъ него ли не успокоиться и не возрадоваться обществу? И однако газетное извѣстіе не производитъ ровно никакого впечатлѣнія, совсѣмъ не останавливаетъ на себѣ вниманія. А отчего? — Все оттого, что въ обществѣ совсѣмъ разбита вѣра въ правдивость сообщаемыхъ ему свѣдѣній и полное равнодушіе къ газетнымъ извѣстіямъ поддерживается слишкомъ частыми фактами, доказывающими самую наглую и безстыдную лживость газетныхъ сообщеній. Сегодня газеты сообщаютъ извѣстіе изъ самыхъ достовѣрныхъ источниковъ, а завтра изъ такихъ же достовѣрныхъ источниковъ опровергаютъ его; послѣзавтра первое извѣстіе снова появляется въ газетахъ, а потомъ опять опровергается. Чему же вѣрить и можно ли въ настоящее время въ чемъ-нибудь довѣрять газетамъ?… Нѣтъ, ложь самая чудовищная и безстыдная постоянно появляется въ газетныхъ листкахъ и дѣлаетъ изъ нихъ какую-то гадость, которую не только противно читать, но стыдно оставлять въ домѣ, какъ всякую неопрятную вещь. Вѣчныя противорѣчія, постоянная ложь затуманиваютъ глаза обществу и сбиваютъ его съ толку. Никто не разберетъ, что такое на самомъ дѣлѣ творится у насъ, куда мы идемъ, — и среди окружающаго насъ хаоса ясно только одно, что всѣмъ скучно…
Странныя явленія происходятъ въ обществѣ, гдѣ царствуютъ скука и полное недовѣріе къ извѣстіямъ о положеніи дѣлъ, ежедневно распространяемымъ нашею изолгавшеюся прессою. Кажется, еще никогда ранѣе не ходило у насъ такого множества изустныхъ разсказовъ и съ уха на ухо передаваемыхъ слуховъ, какъ въ теперешніе скучные дни. Просто изумляешься, какъ это возможно, чтобы, напримѣръ, въ Москвѣ распространялись и упорно держались принимаемые на вѣру слухи о такихъ событіяхъ въ Петербургѣ, о которыхъ тамъ нѣтъ никакой молвы, по той простой причинѣ, что никакихъ такихъ событій и не было. Сообщеніе между двумя столицами никогда не прерывается, множество петербургскихъ жителей ежедневно пріѣзжаютъ въ Москву и чуть не клятвенно увѣряютъ, что никакихъ событій въ Петербургѣ совсѣмъ нѣтъ; но Москва знать ничего не хочетъ и продолжаетъ толковать все о тѣхъ же событіяхъ, каждый день выдумывая новыя, одно изумительнѣе другаго. К какъ могутъ возникать и поддерживаться подобные слухи въ странѣ, гдѣ существуютъ газеты? Вѣдь, разсказываютъ о такихъ происшествіяхъ, которыя составляютъ явленія самой крупной величины и о которыхъ газеты обязаны оповѣстить всему міру. Удивительно почти до невѣроятности это недовѣріе общества къ газетамъ съ одной стороны, а съ другой — невниманіе газетъ къ тому, что происходятъ въ глубинѣ общества. Кажется, прямое дѣло всякаго честнаго органа печати опровергать ложные слухи, успокоивать встревоженное ими общество. Но газеты совсѣмъ молчатъ о слухахъ и продолжаютъ сообщать надоѣвшія всѣмъ извѣстія о предполагаемомъ сокращеніи расходовъ на очистку дымовыхъ трубъ и ретирадныхъ мѣстъ по департаментамъ. И мало того, что газеты молчатъ о слухахъ, но они молчатъ и о дѣйствительно совершившихся событіяхъ въ то время, когда тѣ извѣстны всѣмъ и каждому. Удивительное сочетаніе лживой болтовни и не кстати скромнаго молчанія!
Самый разительный примѣръ отношенія газетъ къ событіямъ, глубоко затрогивающимъ интересы общества, представляетъ собою исторія, случившаяся по поводу покушенія на жизнь генерала Черевина. Какъ извѣстно, покушеніе было совершено 13 ноября, около 2-хъ часовъ дня, и слухъ объ этомъ происшествіи распространился во всемъ Петербургѣ въ тотъ же день. «Въ пятницу, 13-го ноября, — разсказываетъ г. Градовскій въ Московскомъ Телеграфѣ, — въ то самое время, когда придворный и чиновный Петербургъ обѣдаетъ и, откушавъ, полудремлетъ, приготовляясь къ вечерней, самой родственной ему, наипетербургской жизни, быстроногій Гермесъ, вѣстникъ боговъ, исполнявшій въ доисторическія времена роль телеграфа, съ быстротою электричества, разнесъ по гостинымъ и кабинетамъ столицы роковую вѣсть, что гидра крамолы ожила и что одинъ изъ боровшихся съ нею государственныхъ людей едва не палъ жертвой предательскаго нападенія. Въ театрахъ пропали монологи актеровъ; Марчелла Зембрихъ тщетно выдѣлывала свои фіоритуры; на всѣхъ петербургскихъ „пятницахъ“ никто не хотѣлъ слушать мнѣній и споровъ объ игрѣ Сарасате, только наканунѣ дававшаго свой второй концертъ. Даже за карточнымъ столомъ, самые нетерпѣливые и обстоятельные люди, не долюбливающіе, чтобы партнеры „отвлекались отъ дѣлъ“, чтобы „пятые игроки“ вмѣшивались „съ посторонними разговорами“ я нарушали ихъ священнодѣйствіе, — даже эти солидные и благонамѣренные люди терпѣли» складывали карты и внимательно слушали въ десятый разъ подробности о покушеніи на жизнь генерала Черевина… Въ утру не было во всей столикѣ такого человѣка, который бы не зналъ о происшествія, а швейцары и дворники, всегда первые узнающіе всякую важную новость, еще съ вечера имѣли должное о ней политическое совѣщаніе на подъѣздахъ и передавали свои заключенія возвращавшимся жильцамъ. Вѣсть, конечно, росла въ ширь и въ глубь. Утромъ въ субботу уже говорили о нѣсколькихъ покушеніяхъ, преизносили совсѣмъ другія имена, перепутывали фамилію преступника. Въ субботу всѣ жадно кинулись къ газетамъ, разсчитывая найдти въ нихъ точное описаніе событія и какую-нибудь руководящую нить для сужденія о немъ. Вѣдь, каждое такое происшествіе, по бывшимъ примѣрамъ, можетъ перевернуть вверхъ дномъ всѣ планы, обратить ни во что вчерашнія надежды, поднять на ноги казавшееся невозможнымъ и опустить въ невидимую таинственную глубь и мракъ считавшееся несомнѣннымъ и окруженнымъ всѣмъ блескомъ теплаго, торжественно, радостно сіяющаго солнца. Вчерашніе кумиры въ подобныхъ случаяхъ легко низвергаются и никто не пробуетъ даже поднять ихъ оттуда. Но разсчеты были обмануты. Не только ни одна частная газета не проронила ни одного слова, но даже Правительственный Вѣстникъ хранилъ невозмутимое молчаніе о томъ, что волновало всю столицу, о чемъ, безъ сомнѣнія, заговорили уже и въ провинціи, и въ Европѣ. Печать говорила о чемъ угодно, сообщала всевозможныя новости, но не было на газетныхъ страницахъ только того, чего всѣ отъ нихъ ожидали. Она притворялась глухою и нѣмою, точно ничего не произошло и на такихъ «вещахъ» даже останавливаться странно. Правда, стрѣляли въ одного изъ главныхъ дѣятелей къ обезпеченію общественнаго порядка и государственной безопасности; дѣйствительно, одинъ человѣкъ сдѣлался убійцею, а другой едва не поплатился своею жизнью, — но что же изъ этого? Развѣ это въ первый разъ? Развѣ ничего подобнаго не бывало?… Вѣдь вотъ какое впечатлѣніе получалось отъ этого страннаго молчанія печати и презрительнаго невниманія ея къ интересамъ публики.
Обществу извѣстно о покушеніи на жизнь генерала Черевина только изъ двухъ источниковъ: изъ правительственныхъ сообщеній, напечатаныхъ въ Правительственномъ Вѣстникѣ, и изъ газеты Новое Время, передавшей читателямъ нѣкоторыя подробности покушенія одновременно съ первымъ правительственнымъ сообщеніемъ. Какъ и слѣдовало ожидать, правительственныя сообщенія отличаются сдержанностью и не могутъ возбудить ни малѣйшаго сомнѣнія въ фактической вѣрности ихъ. Первое, появившееся 15-го ноября, правительственное сообщеніе передаетъ, что «13-го ноября, около двухъ часовъ дня, на подъѣздъ департамента государственной полиціи явился молодой человѣкъ съ письмомъ, адресованнымъ на имя товарища министра внутреннихъ дѣлъ, Черевина. По доставленіи письма, заключавшаго просьбу принять подателя по экстренному дѣлу, свиты Его Величества генералъ-майору Черевину, находившемуся въ засѣданіи особаго совѣщанія для пересмотра дѣлъ административно-ссыльныхъ, генералъ пригласилъ доставившаго письмо въ пріемную комнату. Здѣсь, на вопросъ о существѣ экстреннаго дѣла, неизвѣстный выхватилъ изъ кармана револьверъ и выстрѣлилъ въ товарища министра въ упоръ. Выстрѣлъ этотъ, къ счастію, не причинилъ вреда генералу Черевину, который самъ обезоружилъ злоумышленника и приказалъ его арестовать. Задержанный на допросѣ объяснилъ, что онъ — дворянинъ Гродненской губерніи, Николай Санковскій, и прибылъ въ Петербургъ за нѣсколько дней передъ симъ изъ Моршанска, вмѣстѣ съ мѣщаниномъ Мельниковымъ, состоявшимъ тамъ подъ надзоромъ полиціи по прежней судимости за кражу. Изъ показанія Санковскаго слѣдовало заключить, что Мельникову было извѣстно о задуманномъ преступленіи и что письмо на имя генерала Черевина было написано имъ. Вслѣдствіе мѣръ, принятыхъ къ розыску Мельникова, онъ былъ въ слѣдующую ночь арестованъ». Въ дополненіе къ этому, въ Правительственномъ Вѣстникѣ напечатано второе правительственное сообщеніе, что «при изслѣдованіи покушенія на жизнь генерала Черевина, подтвердилось, что при учиненіи преступленія виновные руководились побужденіями исключительно политическаго свойства. Въ виду этого министръ внутреннихъ дѣдъ призналъ необходимымъ принять мѣры къ возможно быстрому разрѣшенію дѣда судомъ. Поэтому оконченное петербургскимъ городскимъ управленіемъ дознаніе объ уроженцѣ Гродненской губерніи Николаѣ Мартыновѣ банковскомъ, оказавшемся брестъ-литовскимъ мѣщаниномъ, и участникѣ его, петербургскомъ мѣщанинѣ Павлѣ Николаевѣ Мельниковѣ, на основаніи 17 ст. Положенія о государственной охранѣ, передано военному суду». Таковы чрезвычайно сдержанныя и строго фактическія правительственныя сообщенія. Совершенно другимъ характеромъ отличается сообщеніе Новаго Времени, появившееся одновременно съ первымъ правительственнымъ сообщеніемъ. Правительственное сообщеніе о личности злоумышленника упоминаетъ кратко, что на допросѣ онъ назвался дворяниномъ Гродненской губ. Николаемъ банковскимъ. Эти слова послужили канвою, на которой Новое Время постаралось вывести замысловатый узоръ своего собственнаго издѣлія. «Преступникъ — уроженецъ западныхъ губерній, польскій дворянинъ, имѣвшій состояніе, но промотавшій его, пускавшійся въ аферы, содержавшій, между прочимъ, буфетъ въ одномъ изъ провинціальныхъ городовъ. Всѣ эти аферы приведи его къ крайней бѣдности, почти къ невозможности дальнѣйшаго существованія. Онъ намѣревался покончить съ собой самоубійствомъ, но въ эти критическія для него минуты нашелся одинъ изъ поднадзорныхъ. Онъ сталъ обращать кандидата въ самоубійцы въ свою вѣру и убѣждать его перемѣнить намѣреніе убить себя на намѣреніе убить другаго, котораго укажутъ ему, — сдѣлаться не самоубійцею, котораго никто знать не будетъ, а такъ-называемымъ политическимъ преступникомъ, имя котораго узнаетъ на минуту вся вселенная». Выдумка о польскомъ дворянинѣ вполнѣ опровергнута вторымъ правительственнымъ сообщеніемъ, такъ что газетная ложь здѣсь несомнѣнна. По заключается ли ложь только въ сообщеніи Новаго Времени о польскомъ дворянствѣ банковскаго, или же и во всемъ остальномъ, этого общество не знаетъ и склонно думать, что, пожалуй, все цѣликомъ газетное сообщеніе есть не что иное какъ маловѣроятная выдумка. А между тѣмъ откуда взять мало-мальски правдивыя свѣдѣнія о происшествіи, возбудившемъ глубокій интересъ въ обществѣ? Ни одна газета, за исключеніемъ Новаго Времени, не сообщила ни строчки ни о личности злоумышленника, ни о подробностяхъ покушенія, ни о ближайшихъ политическаго свойства мотивахъ преступленія. Безъ сомнѣнія, газеты могли сообщить много интереснаго въ этомъ отношеніи, и если ничего не сообщили, то имѣли на то свои причины. Отчего же онѣ молчатъ? Неужели изъ одного опасенія ввести общество въ заблужденіе ложными свѣдѣніями? — Едва ли это было такъ; вѣдь, каждый почти газетный листъ въ послѣднее время до того переполненъ ложью, что, кажется, газеты совсѣмъ потеряли способность краснѣть отъ стыда. Не дана же въ самомъ дѣлѣ Новому Времени привилегія лгать не въ примѣръ прочимъ. Коль скоро всѣ газеты ежедневно упражняются во лжи, то едва ли и въ данномъ случаѣ былъ какой резонъ имъ воздерживаться отъ усвоенной привычки лгать безъ зазрѣнія совѣсти. Между тѣмъ для общества все-таки было бы много выгоднѣе, еслибы газеты сообщали поболѣе подробностей по дѣлу Банковскаго. Тогда, глядишь, въ массѣ лжи все-таки отыскались бы какія-нибудь крупицы правды. А безъ этого общество бродитъ въ потьмахъ, совсѣмъ не зная, гдѣ найти объясненіе такого крупнаго событія, какъ покушеніе на жизнь генерала Черевина. Оставить безъ вниманія это происшествіе невозможно, потому что оно слишкомъ рѣзко бьетъ въ глаза и вызываетъ въ головѣ множество вопросовъ, которые пока остаются безъ отвѣта, и Богъ вѣсть, дождется ли общество, и скоро ли дождется, этого отвѣта.
Общество еще могло ждать хотя бы поздняго объясненія поражающихъ его событій, пока въ немъ жила увѣренность, что отвѣты на запросы его будутъ даны правительствомъ, какъ только представится возможность къ тому. Вѣра въ гласный судъ сдерживала нетерпѣніе общества скорѣе получить отвѣты на интересующіе его вопросы. Но теперь газеты своею ежедневною ложью стараются поколебать и эту вѣру. Не успѣлъ, кажется, замолкнуть выстрѣлъ, направленный въ ген. Черевина, какъ газеты поспѣшили сообщить изъ компетентныхъ источниковъ, что «почти всѣ политическія дѣла, возбужденныя въ административномъ порядкѣ департаментомъ государственной полиціи, окончены теперь разсмотрѣніемъ въ политическомъ отдѣленіи министерства юстиціи. Всѣхъ дѣлъ этого рода поступило въ настоящемъ году около 1.500, изъ которыхъ половина прекращена по заключеніямъ названнаго отдѣленія. Много дѣлъ было возбуждено по доносамъ, нѣкоторые изъ коихъ оказались завѣдомо ложными, произведенными изъ мести и другихъ побужденій. Такихъ дѣлъ оказалось почти 4 % всего числа дѣлъ и министерство юстиціи, какъ слышно, настаиваетъ на преданіи суду ложныхъ доносчиковъ. Поступленіе новыхъ политическихъ дѣлъ за послѣднее время стало чрезвычайно ничтожно». Если вѣрить этому извѣстію, то выходитъ, что крамола совсѣмъ подавлена, зло вырвано съ корнемъ. Положимъ, что покушеніе на жизнь ген. Черевина наводитъ на мысль, что не совсѣмъ-то все подавлено и не всѣ корни вырваны; но, съ другой стороны, сообщеніе о чрезвычайно ничтожномъ поступленіи политическихъ дѣлъ внушаетъ надежду, что быть-можетъ покушеніе банковскаго было не болѣе какъ единичнымъ проявленіемъ злой воли нравственно погибшаго человѣка. Можетъ-быть банковскій былъ послѣднимъ корнемъ зла; теперь корень вырванъ, выброшенъ и все обстоитъ благополучно. Да, при сопоставленіи преступленія банковскаго съ извѣстіемъ о ничтожномъ поступленіи новыхъ политическихъ дѣлъ, пожалуй, не мало найдется людей, которые будутъ самодовольно повторять старые стихи:
Послѣдняя тучка разсѣянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводишь унылую тѣнь,
Одна ты печалишь ликующій день.
«Ликующій день, ясная лазурь» — что за прелестная картина! Тучи разсѣяны, и теперь, того и гляди, на газетныхъ листкахъ, въ массѣ всѣмъ наскучившихъ сообщеній о предполагаемомъ сокращеніи расходовъ, появится извѣстіе, что, въ виду совершеннаго прекращенія всѣхъ политическихъ дѣлъ, штатъ полиціи предположено значительно сократить, отъ чего, конечно, предвидится большая экономія. Но въ томъ-то и бѣда, что никакихъ выводовъ изъ газетныхъ извѣстій мы не можемъ и не должны дѣлать, потому что слишкомъ изолгались газеты и не стало возможности вѣрить печатнымъ строкамъ. Вѣдь это просто изумительно, до какихъ противорѣчій, смѣшныхъ и жалкихъ, можетъ доходить изолгавшійся газетный пустомеля. Одинъ листокъ сообщаетъ, что теперь окончены почти всѣ возбужденныя департаментомъ государственной полиціи политически дѣла, а поступленіе новыхъ дѣлъ за послѣднее время стало чрезвычайно ничтожно. Въ то же самое время другой газетный листокъ передаетъ, что «послѣ покушенія на жизнь товарища министра внутреннихъ дѣлъ, свиты Его Величества ген.-майора Черевина, по городу распространи» слухъ о предполагаемомъ учрежденіи самостоятельнаго министерства полиціи, по примѣру существовавшаго до 1815 г. слухъ этотъ упорно держится до сихъ поръ и, какъ говорятъ въ высшихъ сферахъ, не лишенъ основанія. Равнымъ образомъ болѣе или менѣе вѣрно передаются и мотивы, которыми вызывается предполагаемое учрежденіе новаго министерства. Какъ извѣстно, теперь органы полиціи подчинены двумъ высшихъ инстанціямъ, причемъ одна часть упускаетъ изъ виду факты, извѣстные другой. Въ видахъ устраненія этого неудобства и предполагается сосредоточить всю полицію въ одномъ учрежденіи. Осуществленіе этой мысли встрѣчаетъ однако, какъ увѣряютъ, нѣкоторыя затрудненія, заключавшіяся, главнымъ образомъ, въ вопросѣ о томъ, кому подчинить губернаторовъ: министерству ли внутреннихъ дѣлъ или полиціи. Одни предлагаютъ предоставить назначеніе губернаторовъ сенату, другіе же — комитету министровъ. Но обѣ эти комбинаціи отвергаются на томъ основанія, что какъ въ сенатѣ, такъ и въ комитетѣ министровъ назначенія могутъ быть поставлены въ зависимость отъ случайнаго большинства". Третій газетный листокъ, съ видомъ глубокаго знатока правительственныхъ предположеній, рѣшительнымъ тономъ сообщаетъ, что «слухи объ учрежденіи министерства полиціи подтверждаются; въ составъ новаго министерства, какъ передаютъ, кромѣ департамента государственной полиція и жандармскаго управленія, войдетъ еще департаментъ почтъ и телеграфовъ». Если будемъ сравнивать всѣ эти извѣстія между собою, то мы замѣтимъ въ нихъ такія внутреннія противорѣчія, которыми они взаимно уничтожаютъ другъ друга. Съ одной стороны насъ увѣряютъ, что все обстоитъ благополучно и число вновь возникающихъ политическихъ дѣлъ становится чрезвычайно ничтожно; а съ другой стороны сообщаютъ, что тѣ же самыя вновь возникающія политическія дѣла наводятъ правительство на мысль о необходимости учрежденія новаго министерства полиціи. Чему тутъ вѣрить, и можно ли чему-нибудь вѣрить, или же всѣ газетныя сообщенія — только одна ложь, вносящая путаницу въ общественное сознаніе?
Задумываясь надъ массой примѣровъ, чуть не ежедневно представляемыхъ нашею изолгавшеюся печатью, по неволѣ приходится склоняться къ убѣжденію, что въ газетахъ мы читаемъ одну ложь и что общество ровно ничего не знаетъ ни о дѣйствительномъ положеніи дѣлъ въ странѣ, ни о видахъ и предположеніяхъ правительства. Ложь на каждомъ шагу изобличаетъ сама себя и подрываетъ въ обществѣ вѣру въ правдивость газетныхъ сообщеній. Иной разъ газеты сообщаютъ такія нелѣпицы, что удивляешься, изъ какой больницы для душевнобольныхъ добыли они себѣ репортера съ такою разстроенною головой, — гдѣ могъ найтись человѣкъ съ такимъ неестественно развращеннымъ воображеніемъ, который бы могъ измышлять для газетъ ложныя извѣстія о правительственныхъ проектахъ, явно не существующихъ и невозможныхъ… Напримѣръ, уже полгода въ газетахъ, — то въ одной, то въ другой, — упорно повторяется дикій слухъ, будто въ правительственныхъ сферахъ разработывается проектъ колонизаціи отдаленныхъ острововъ административными ссыльными. Сначала прошелъ слухъ, будто бы предполагаютъ назначить островъ Сахалинъ мѣстомъ административной ссылки. Чрезъ нѣсколько времени другая газета подхватила этотъ же слухъ и, вѣроятно, найдя его не достаточно нелѣпымъ, измѣнила въ такомъ смыслѣ, что въ настоящее время идетъ вопросъ о колонизаціи, посредствомъ административной ссылки, Новой-Земли на Сѣверномъ океанѣ, этого пустыннаго острова, гдѣ кое-какъ влачатъ несчастное существованіе нѣсколько самоѣдскихъ семействъ и гдѣ неминуемая гибель отъ цынги грозитъ всякому непривыкшему къ полярному климату. Этому слуху тогда не повѣрили, видя въ немъ лишь тонкую насмѣшку надъ дѣйствіями прежней архангельской губернской администраціи, назначившей особаго урядника для наблюденія за общественнымъ спокойствіемъ и порядкомъ на безлюдной Новой-Землѣ. Но едва стала изглаживаться память о курьезномъ сообщеніи относительно административной ссылки на Новую-Землю, какъ въ другой газетѣ опятъ появилось сообщеніе, будто въ правительственныхъ сферахъ возбужденъ вопросъ о сосредоточеніи всѣхъ административно-ссыльныхъ на островѣ Сахалинѣ, въ тѣхъ видахъ, чтобы сократить такимъ образомъ значительный расходъ по наблюденію за административно-ссыльными и содержанію ихъ. Почти полгода эти слухи безпрепятственно распространяются газетами, не встрѣчая никакого опроверженія. Да оно и понятно, — кому же можетъ придти охота принять на себя неблагодарный трудъ — опроверженіе извѣстій, внутренняя нелѣпость которыхъ очевидна для каждаго. Всякій понимаетъ, что сослать человѣка на Новую-Землю, отдать его на вѣрную и неминуемую погибель отъ цынги, да къ тому же еще сдѣлать это не по рѣшенію суда — это такая жестокость, которой нѣтъ даже имени на человѣческомъ языкѣ. Нѣтъ, это невозможно. А съ другой стороны, развѣ не смѣшно читать газетныя измышленія, будто сосредоточеніе всѣхъ административныхъ ссыльныхъ на островѣ Сахалинѣ проектируется въ видахъ сокращенія государственныхъ расходовъ? Тутъ нѣтъ надобности ни въ какихъ цифровыхъ выкладаахъ, чтобы понять, какъ должны быть значительны расходы по препровожденію ссыльныхъ изъ Европейской Россіи, и преимущественно изъ Петербурга, на островъ Сахалинъ сравнительно съ расходами по отправкѣ и содержанію ихъ въ нынѣшнихъ мѣстахъ ссылки. Ясно, какъ Божій день, что газеты лгутъ и взваливаютъ на правительственныя сферы чудовищную нелѣпость собственнаго издѣлія. А ложь безпрепятственно распространяется въ газетныхъ листкахъ, нигдѣ и ни въ чемъ не находя себѣ отпора, истина не возстановляется и общество, воспитываясь въ недовѣріи къ газетнымъ сообщеніямъ, вмѣстѣ съ тѣмъ ясно сознаетъ только одно, что оно нигдѣ не находитъ правды, что передъ нимъ кривляются лжецы, старающіеся перещеголять другъ друга нелѣпостью вымысловъ, и что никакихъ вѣрныхъ извѣстій изъ правительственныхъ сферъ въ общество не проникаетъ.
Въ то время, когда ложь безпрепятственно распространяется, знать истину становится съ каждымъ днемъ труднѣе. Возьмемъ для примѣра хотя бы то же самое покушеніе банковскаго на жизнь генерала Черевина. Много ли общество знаетъ объ этомъ, столь сильно взволновавшемъ и заинтересовавшемъ всѣхъ, событіи? Краткое правительственное сообщеніе никого не удовлетворяетъ, не отвѣчаетъ на множество вопросовъ, которые возбуждены въ обществѣ тѣмъ же самымъ сообщеніемъ. Газеты также молчатъ объ этомъ дѣлѣ и не могутъ дать никакихъ отвѣтовъ на запросъ общества. Одно Новое Время сообщаетъ кое-какія свѣдѣнія, но тутъ же уличается во лжи правительственнымъ сообщеніемъ. Узнаетъ ли, и когда узнаетъ, общество всю правду и получатся ли отвѣты на созрѣвшіе въ общественномъ сознаніи вопросы? Что, напримѣръ, мы знаемъ по дѣлу о членахъ «чернаго передѣла»: Марьѣ Крыловой, Петрѣ Тесьменко-Приходько, Иннокентіи Пьянковѣ и Переплетчиковѣ? Общество узнало только, что это дѣло было назначено къ судебному разбирательству и, вѣроятно, было разсмотрѣно судомъ; но что происходило на судѣ, въ чемъ именно состоитъ дѣло, какія обстоятельства выяснились во время судебнаго разбирательства все это осталось тайной для общества и неизвѣстно даже, какой приговоръ былъ постановленъ судомъ. Другое, не менѣе интересное, дѣло разсматривалось въ концѣ ноября также при закрытыхъ дверяхъ и подъ великимъ секретомъ. Это дѣло инженера Мровинскаго, полицейскаго пристава Теглева и начальника секретной полиціи Фурсова. Въ мартѣ и апрѣлѣ мѣсяцахъ въ газетахъ было очень много сообщеній по поводу этого дѣла и потому общество съ понятнымъ интересомъ ожидало получить вѣрныя и подробныя свѣдѣнія о всемъ, что будетъ происходить на судѣ. Но надежды и ожиданія не оправдались. Вмѣсто полнаго и подробнаго отчета о судебномъ процессѣ, въ Правительственномъ Вѣстникѣ напечатано слѣдующее краткое сообщеніе: «Во исполненіе распубликованнаго въ № 52 Правительственнаго Вѣстника Высочайшаго повелѣнія, было произведено дознаніе для разъясненія вопроса о виновности должностныхъ лицъ, на обязанности коихъ лежало охраненіе безопасности Высочайшаго проѣзда по Малой Садовой улицѣ, подъ которую, какъ оказалось, былъ произведенъ злоумышленниками подкопъ съ динамитнымъ зарядомъ для произведенія взрыва, съ цѣлью покушенія на жизнь священной особы въ Бозѣ почившаго Государя Александра Николаевича. Дознаніемъ симъ собраны данныя, на основаніи коихъ было возбужено уголовное преслѣдованіе по обвиненію въ бездѣйствіи власти противъ состоящаго въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, командированнаго къ исполненію обязанностей старшаго техника Петербургскаго градоначальства, военнаго инженера генералъ-майора Мровинскаго, пристава 1-го участка Спасской части стат. сов. Теглева и начальника секретнаго отдѣленія канцеляріи петербургскаго градоначальника статск. сов. Фурсова. Лица эти, на основаніи данныхъ произведеннаго предварительнаго слѣдствія, были преданы суду по обвиненію въ противозаконномъ бездѣйствіи власти, которое имѣло послѣдствіемъ необнаруженіе вышеупомянутаго подкопа подъ Малую Садовую улицу. По разсмотрѣніи означеннаго обвиненія въ судебномъ засѣданіи уголовнаго департамента петербургской судебной палаты, продолжавшемся съ 25 до 30 ноября, присяжные засѣдатели признали названныхъ выше должностныхъ лицъ виновными, почему судебная палата постановила, на оси. 341 ст. Улож. о наказ. и 272 и 273 ст. Воинскаго Устава, какъ военнаго инженера генералъ-майора Константина Іосифова Мровинскаго, такъ ш статскихъ совѣтниковъ Павла Павлова Теглева и Василія Васильева Фурсова — лишить всѣхъ особенныхъ, лично и по состоянію присвоенныхъ правъ и преимуществъ, а для Мровинскаго съ послѣдствіями по 23 ст. Воинскаго Уст. о наказ., и сослать на житье въ Архангельскую губернію съ воспрещеніемъ всякой отлучки изъ мѣста, назначеннаго для ихъ жительства, въ продолженіе трехъ лѣтъ». При всей своей несомнѣнной фактической вѣрности, это сообщеніе, по краткости, не удовлетворяетъ общества, не даетъ отвѣтовъ на массу разнообразныхъ вопросовъ, ранѣе возникшихъ и уже высказанныхъ въ печати. Что такое узнало общество изъ правительственнаго сообщенія? — Былъ Мровинскій, и нѣтъ Мровинскаго — вотъ и все. По до личности Мровинскаго и какихъ-то невѣдомыхъ обществу Теглева и Фурсова намъ нѣтъ никакого дѣла, — ихъ личною судьбою никто не интересуется, кромѣ тѣснаго кружка ихъ родныхъ и знакомыхъ. Обществу интересно знать, какую роль играла полиція въ дѣлѣ предупрежденія преступленія 1-го марта, — та самая полиція, объ усиленіи которой такъ заботилось правительство, надѣливъ ее самыми обширными полномочіями. Да и мало ли еще другихъ подобныхъ вопросовъ, имѣющихъ общественный интересъ, возникаютъ въ головѣ, будучи связаны неразрывно съ дѣломъ Мровинскаго! Но отвѣтовъ нѣтъ, и въ обществѣ составилось точь-въ-точь такое же представленіе о дѣлѣ Мровинскаго, какъ еслибы показали одинъ заголовокъ канцелярскаго дѣла и не позволили разсмотрѣть^бумагъ, заключающихся въ дѣлѣ. Представьте себѣ картину. Предъ вами обширная комната, уставленная большими, массивными, грубой работы, столами, покрытыми черною клеенкой. За столами сидятъ, согнувшись, чиновники и пишутъ, безконечно что-то такое пишутъ. Около стѣнъ стоятъ запертые шкафы. Въ комнатѣ тишина, изрѣдка прерываемая лишь шорохомъ бумаги, скрипомъ перьевъ, да развѣ кашлемъ какого-нибудь старика, посѣдѣвшаго и сгорбившагося за канцелярскимъ столомъ. Изъ всего видѣннаго вы выносите точь-въ-точь такое же впечатлѣніе, какъ будто осматриваете фабрику. И вотъ вамъ, какъ почетному посѣтителю, начинаютъ показывать разныя достопримѣчательности осматриваемаго заведенія. Услужливый проводникъ подводитъ васъ къ шкафу и отпираетъ дверцы. На полкахъ въ порядкѣ стоятъ картоны, набитые бумагою. Проводникъ объясняетъ, что бумага въ картонахъ не просто бѣлая писчая бумага, но дѣла, сфабрикованныя въ осматриваемомъ заведеніи. Любезность проводника простирается до такой степени, что онъ вынимаетъ изъ картона и показываетъ вамъ одно изъ вложенныхъ туда дѣлъ. Вы видите предъ собою очень толстую, неправильно сшитую тетрадь писчей бумаги въ листъ. На тетради изящная обложка изъ толстой синей бумаги, а на обложкѣ красиво выведенная рукою писца надпись такого рода: «Дѣло такого-то канцелярскаго заведенія о старшемъ техникѣ Петербургскаго градоначальства, военномъ инженерѣ генералъ-майорѣ Мровинскомъ, и другихъ, обвиняемыхъ въ противозаконномъ бездѣйствіи власти, послѣдствіемъ котораго было необнаруженіе подкопа подъ Малую Садовую улицу. Началось такого-то числа и года. Кончилось такого-то числа и года. Въ дѣлѣ столько-то листовъ». Если-васъ интересуетъ подобный обзоръ канцелярскихъ дѣлъ, то любезный проводникъ вытащитъ изъ шкафа цѣлый ворохъ тетрадей въ синихъ обложкахъ и позволитъ сколько угодно любоваться заголовками съ тѣмъ только, чтобы вашъ главъ отнюдь не проникъ въ бумаги, скрытыя подъ обложкою. Эти бумаги — канцелярская тайна, ихъ нельзя видѣть, онѣ — секретъ фабрики. Что же вы вынесете изъ обзора этого фабричнаго заведенія? — Ничего, или вѣрнѣе скуку, ту самую скуку, которая нынѣ присутствуетъ вездѣ и наложила клеймо на всю общественную жизнь. Когда вы проститесь съ любезнымъ проводникомъ, у васъ невольно вырвется изъ груди восклицаніе: скучно, ахъ какъ скучно!…
Да, скучно, вездѣ скучно и всѣмъ скучно!… А газеты продолжаютъ нести вздоръ, морочатъ ложью, невѣроятными вымыслами, исполняя обязанности сказочниковъ при старинныхъ боярахъ. Скучно боярину; во что бы то ни стало ему хочется заснуть отъ скуки, или по крайней мѣрѣ въ полудремотѣ развлечься чѣмъ-нибудь и спугнуть изъ головы черныя мысли, — и, вотъ, къ услугамъ боярина готовъ сказочникъ. Сидитъ онъ у боярскихъ ногъ и несетъ всякую околесицу, какая только на умъ взбредетъ, но говоритъ складно, лжетъ не краснѣя, лжетъ съ увлеченіемъ, завирается до того, что самъ, наконецъ, начинаетъ вѣрить въ дѣйствительность своихъ вымысловъ. Такую же точно роль разыгрываютъ теперь и газеты. Для нихъ было достаточно существующаго ограниченія гласности судопроизводства, чтобы на этомъ основаніи выпустить цѣлую массу невѣроятныхъ по своей нелѣпости извѣстій о существующихъ будто бы въ правительственныхъ сферахъ предположеніяхъ относительно полной реорганизаціи всей существующей системы военнаго судопроизводства. Всѣ газеты наперерывъ другъ передъ другомъ стараются преподнести обществу новую сказку, которая была бы страшнѣе, чѣмъ разсказанная въ другихъ газетахъ. Напримѣръ, одна газета передаетъ, что военнымъ судамъ предписано не обращаться съ ходатайствами о смягченіи приговоровъ, постановленныхъ ими самими. Другая газета перебиваетъ первую и съ азартомъ кричитъ: «Я лучше разскажу! Мнѣ достовѣрно извѣстно, что военно-судное управленіе намѣрено въ недалекомъ будущемъ упразднить институтъ защиты по всѣмъ воинскимъ дѣламъ.. Кромѣ того существуетъ уже распоряженіе по поводу защиты по всѣмъ воинскимъ дѣламъ, рекомендующее защитникамъ возможную краткость и сдержанность въ рѣчахъ. Мотивомъ къ этому распоряженію, говорятъ, дослужило именно то обстоятельство, что нѣкоторые защитники, уклоняясь отъ существа дѣла, позволяли себѣ нападать на военное начальство». Но не успѣла газета окончить свой разсказъ, какъ другая съ важнымъ видомъ прерываетъ ее словами: «Не слушайте ее, — она ничего не знаетъ. Я разскажу лучше, — я все до тонкости знаю. Намъ передаютъ, что въ близкомъ будущемъ организація военно-окружныхъ судовъ подвергнется измѣненію. Нѣкоторыя изъ лицъ военно-судебнаго вѣдомства представили главному военному прокурору объемистые проекты объ измѣненіи нынѣ существующаго судопроизводства и судоустройства. Суды, по мнѣнію большинства авторовъ проектовъ, должны находиться въ вѣдѣніи и подчиненіи военнаго начальства; прокуратура уничтожается, институтъ защиты — также». Разолгавшись, газеты начинаютъ плести нелѣпицы и объ общихъ судебныхъ учрежденіяхъ, образованныхъ по Уставу 20 ноября 1864 года. Начинаются споры, брань. Одна газета разсказываетъ, что съ будущаго года предположено ввести новыя судебныя учрежденія въ Прибалтійскомъ краѣ, въ пяти сѣверо-восточныхъ уѣздахъ Вологодской губерніи и въ другихъ мѣстностяхъ. Другая газета спѣшитъ опровергнуть первую и утверждаетъ, что введеніе Судебныхъ Уставовъ въ новыхъ мѣстахъ рѣшено отложить на неопредѣленное время. Вмѣстѣ съ тѣмъ нѣкоторыя газеты, подслушавши толки о томъ, будто введеніе Судебныхъ Уставовъ въ новыхъ мѣстахъ отложено за невозможностью произвести расходы, необходимые для устройства новыхъ судебныхъучрежденій, на этомъ основаніи выдумываютъ и пускаютъ въ обращеніе слухъ, что правительство предполагаетъ сдѣлать правосудіе источникомъ государственнаго дохода. Распускается слухъ, что въ числѣ мѣръ, проектируемыхъ министерствомъ финансовъ съ цѣлію увеличенія государственныхъ доходовъ, обсуждается въ настоящее время вопросъ о значительномъ увеличеніи цѣнности гербовыхъ марокъ. Да и мало ли другихъ ложныхъ слуховъ распускается въ послѣднее время газетами о предполагаемыхъ правительствомъ измѣненіяхъ по судебной части.
Впрочемъ, послѣднее извѣстіе представляетъ собою такую явную, такъ неискусно выдуманную ложь, что наконецъ переполняетъ мѣру довѣріи въ читателяхъ и начинаетъ возбуждать сомнѣніе въ достовѣрности не только этого, но и всѣхъ вообще газетныхъ сообщеній. Помилуйте, возможно ли повѣрить этому, когда тѣ же самыя газеты наперерывъ другъ передъ другомъ разсказываютъ новости о правительственныхъ проектахъ, направленныхъ къ облегченію тяжелаго положенія бѣднѣйшихъ классовъ! Говорятъ, что въ началѣ декабря въ общемъ собраніи государственнаго совѣта окончено разсмотрѣніе вопроса о пониженіи выкупныхъ платежей. По слухамъ, окончательно восторжествовали предположенія большинства земскихъ экспертовъ. Газеты передаютъ также, что управляющій министерствомъ финансовъ внесъ въ государственный совѣтъ проектъ земельнаго банка для пособія при покупкѣ крестьянами земли. Къ этому прибавляютъ, что, по выработанному особою коммиссіей при министерствѣ финансовъ проекту устройства поземельнаго крестьянскаго кредита, для покупки владѣльческихъ земель на мѣстахъ поселенія переселенцевъ, кредитъ этотъ предполагается организовать при главномъ выкупномъ учрежденіи. Ссуды будутъ выдаваться кредитными рублями, а правительство уже съ своей стороны будетъ выпускать закладные листы со своею гарантіей. По словамъ другихъ газетъ, въ настоящее время въ высшихъ административныхъ сферахъ поставленъ на очередь къ обсужденію вопросъ объ организаціи для крестьянъ краткосрочнаго дешеваго кредита, — съ цѣлію избавленія ихъ отъ эксплуатаціи мѣстными ростовщиками. Основанія для этого крестьянскаго учрежденія и правила для него должны быть выработаны на новыхъ началахъ, отличныхъ какъ отъ существующихъ ссудо-сберегательныхъ товариществъ, оказавшихся совершенно неудовлетворительными, такъ и отъ ссудныхъ кассъ, существующихъ въ настоящее время при волостныхъ правленіяхъ. Газеты передаютъ также -о готовящемся ко внесенію въ государственный совѣтъ законопроектѣ о работѣ малолѣтнихъ на фабрикахъ. По слухамъ, весь проектъ раздѣляется на двѣ части. Первая часть трактуетъ о работѣ малолѣтнихъ на фабрикахъ и объ обязательномъ ихъ обученіи. Минимальный возрастъ, съ котораго дѣти могутъ поступать на фабрики, принятъ двѣнадцатилѣтній, причемъ, однако, установлено, что дѣти моложе двѣнадцати лѣтъ, уже работающія на фабрикахъ во время вступленія въ дѣйствіе означеннаго закона, остаются и впредь на фабрикахъ. Рабочій день для лицъ отъ 12 до 18 лѣтъ не долженъ превышать 12 часовъ въ сутки, считая въ томъ числѣ 2 часа для завтрака, обѣда и отдыха. Лица же, достигшія 18-тилѣтняго возраста, самостоятельно распоряжаются своимъ трудомъ и временемъ. Наконецъ, лицамъ, не достигшимъ 18-тилѣтняго возраста, воспрещается ночная работа (отъ 8 часовъ пополудни до 5 часовъ утра). Вторая часть, закона говоритъ о надзорѣ за фабриками. Для этой цѣли предположено учредить особую инспекцію. Въ каждой губерніи назначаются инспекторъ и два помощника изъ чиновниковъ и другихъ лицъ. Жалованье инспекторамъ полагается 2.000 руб. и на разъѣзды 500 руб., а помощникамъ инспекторовъ жалованье 1.000 руб. и на разъѣзды 300 руб. Инспекторъ иди его помощникъ обязаны осматривать фабрики и заводы не менѣе двухъ разъ въ годъ. Они посѣщаютъ фабрики и заводы во всякое время дня и ночи и требуютъ предъявленія имъ дѣтей, работающихъ на фабрикахъ; на обязанности инспекторовъ и ихъ помощниковъ лежатъ возбужденіе преслѣдованія противъ фабрикантовъ за нарушеніе постановленій закона. Два раза въ ходъ инспекторъ представляетъ краткіе отчеты объ осмотрѣ фабрикъ и заводовъ. Законъ предполагается ввести съ 1 іюня наступившаго года. Кромѣ переданныхъ нами свѣдѣній, въ послѣднее время въ газетахъ появилось много и другихъ извѣстій о правительственныхъ проектахъ, направленныхъ къ улучшенію положенія бѣднѣйшихъ классовъ. Хотя подобнаго рода лроекты обѣщаютъ народу не Богъ вѣсть какія обширныя льготы, тѣмъ не менѣе во всѣхъ ихъ замѣчается одно общее направленіе, благопріятное для народа. До въ прямомъ и рѣзкомъ противорѣчіи съ такимъ направленіемъ находится извѣстіе о предполагаемомъ будто бы увеличеніи Цѣнности гербовыхъ марокъ. Что такое въ сущности гербовый сборъ? — Это плата за правосудіе, плата совершенно несправедливая въ принципѣ, тяжелая и неравномѣрная при практическомъ примѣненіи ея. Правосудіе составляетъ одну изъ главныхъ задать государства, правильнымъ выполненіемъ которой оправдывается самое существованіе государства. Поэтому правосудіе должно быть въ равной мѣрѣ доступно всѣмъ гражданамъ безъ различія. А для того, чтобы быть общедоступнымъ, правосудіе должно быть безплатнымъ. Существующій у насъ въ настоящее время гербовый сборъ со всей переписки частныхъ лицъ съ правительственными учрежденіями, какъ административными, такъ и судебными, очень часто дѣлаетъ совершенно недоступною для бѣднѣйшаго класса населенія страны законную защиту самыхъ дорогихъ каждому интересовъ. Добыть 60 коп. на гербовую марку часто бываетъ такъ затруднительно, что бѣдный человѣкъ совсѣмъ не рѣшается обращаться къ правительственной защитѣ въ случаѣ нарушенія интересовъ его. Обыкновенно же дѣло не ограничивается 60-ю коп. Нужно 60-ю коп. оплатить прошеніе, да заплатить 60 коп. впередъ за отвѣтъ на него; а тамъ, глядишь, къ прошенію слѣдуетъ приложить документы и ихъ тоже оплачивать по 60 ко съ каждаго листа. Затѣмъ пойдутъ новыя прошенія, новые отвѣты, новыя приложенія, а вмѣстѣ съ ними безконечною цѣпью полѣзутъ изъ кармана 60-тикопѣечныя марки. Правда, у насъ есть законъ о бѣдности, освобождающій отъ уплаты гербоваго сбора и всякаго рода судебныхъ пошлинъ лицъ, представившихъ оффиціальное удостовѣреніе о своемъ недостаточномъ со, стояніи. Но о существованія такого закона народъ" совсѣмъ не знаетъ, добыть оффиціальное удостовѣреніе о бѣдности трудно, а главное дѣло — не легко въ массѣ опредѣлить, кого слѣдуетъ считать лицами могущими воспользоваться правомъ бѣдности. Возьмемъ, напримѣръ, всю массу крестьянъ: въ громадномъ большинствѣ случаевъ это такая бѣднота и голь, для которой уплата гербоваго сбора совсѣмъ непосильна, а между тѣмъ почти никто изъ крестьянъ никогда не пользуется правомъ бѣдности. Да и странно было бы предоставить крестьянину это право, когда онъ, правда, волею-неволей и непосильно, но все-таки исправно, платитъ тяжелыя подати. Плательщикъ податей и въ то же самое время лицо пользующееся правомъ бѣдности — это не только курьезъ, но и слишкомъ злая насмѣшка! Однако стоитъ присмотрѣться къ крестьянамъ, — въ деревнѣ ли, когда они толкуютъ о своихъ дѣлахъ, или въ городѣ, когда робко толпятся у воротъ или на крыльцѣ присутственнаго мѣста, — чтобы понять, какое громадное значеніе въ народной жизни имѣетъ гербовая марка. Впрочемъ, мы не будемъ распространяться объ этомъ, потому что читателямъ, вѣроятно, и самимъ случалось наблюдать, какъ крестьянинъ сначала увлекается мыслію искать правосудія, но потомъ при одномъ воспоминаніи о 60-ти копѣечной маркѣ рѣшимость въ немъ пропадаетъ, — пустота кармана дѣлаетъ недоступнымъ для него это желанное правосудіе, — и онъ бросаетъ мысль о подачѣ прошенія. Таково положеніе крестьянина, когда онъ думаетъ искать защиты отъ нарушенія интересовъ его сильнымъ сосѣдомъ, положимъ, помѣщикомъ или купцомъ. Но положеніе его противника будетъ совсѣмъ другое. Въ то время, какъ для крестьянина правосудіе недоступно по своей дороговизнѣ, для противника его оно очень дешево и доступно. Ну, что такое для насъ съ вами, читатель, 60 копѣекъ? Вѣдь мы каждый день платимъ много дороже извощику, чтобы сдѣлать визитъ къ какой-нибудь пустой головѣ, даже не по пустому дѣлу, а просто такъ, отъ скуки, — отъ того, что намъ съ вами даже плевать въ потолокъ надоѣло… Да, имущественно-состоятельнымъ классамъ правосудіе при существующей системѣ гербоваго сбора обходится совсѣмъ дешево, а бѣднѣйшимъ классамъ оно недоступно по дороговизнѣ. Если же цѣнность гербовыхъ марокъ будетъ повышена еще болѣе, тогда еще сильнѣе сократится кругъ лицъ пользующихся правосудіемъ и бѣднѣйшіе классы будутъ поставлены въ полную невозможность искать у государства защиты своихъ законныхъ интересовъ отъ нарушенія ихъ со стороны имущественно-состоятельныхъ классовъ. Поэтому, коль скоро мы видимъ, что правительство думаетъ принять мѣры къ улучшенію, положенія бѣднѣйшихъ классовъ населенія страны, то мы въ правѣ надѣяться, что оно позаботится прежде всего сдѣлать вполнѣ доступнымъ для этихъ классовъ правосудіе и въ этихъ видахъ сдѣлаетъ правосудіе безплатнымъ, отмѣнивъ существующій гербовый сборъ. Но всѣмъ этимъ соображеніямъ противорѣчитъ газетное извѣстіе о предполагаемомъ будто бы увеличеніи цѣнности гербовыхъ марокъ, — извѣстіе до такой степени странное, что объяснить его можно одною только газетною ложью.
Но газеты не даютъ ни надъ чемъ серьезно задуматься. Онѣ поражаютъ читателей пестрымъ и трескучимъ фейерверкомъ небывалыхъ новостей и ложныхъ слуховъ. Ера вы начинаете серьезно останавливать вниманіе на чемъ-нибудь, какъ газета старается развлечь васъ, разогнать ваши думы. Политическій листокъ тотчасъ принимаетъ совсѣмъ несвойственное ему юмористическое направленіе и начинаетъ разсказывать такія забавныя небылицы, что вы, того и гляди, готовы разразиться хохотомъ. Право, наши газеты иной разъ бываютъ забавны въ высшей степени и умѣютъ проводить въ шутливыхъ выдумкахъ чрезвычайно ѣдкія и злыя насмѣшки. И какъ все это дѣлается изумительно тонко! Припомнитъ, напримѣръ, газета, что давно ужь нѣтъ никакихъ извѣстій, на чемъ въ настоящее время остановилось, возбужденное ревизіей сенатора Ковалевскаго, дѣло о злоупотребленіяхъ, допущенныхъ при продажѣ чиновнымъ тузамъ на льготныхъ условіяхъ казенныхъ земель въ Оренбургскомъ краѣ. Чтобы поддержать въ обществѣ интересъ къ этому дѣлу, газета тотчасъ выкидываетъ такую смѣлую шутку. Объявляется во всеобщее свѣдѣніе, что, по слухамъ, существуетъ предположеніе, чтобъ остающимся за штатомъ, по случаю сокращенія государственныхъ расходовъ, чиновникамъ давать свободныя казенныя земли на льготныхъ условіяхъ. Вы понимаете, что это сопоставленіе сокращенія государственныхъ расходовъ съ раздачею чиновникамъ казенныхъ земель есть чрезвычайно тонкая и въ то же время ѣдкая и злая насмѣшка, которая благополучно проходятъ въ газетѣ только потому, что представляетъ собою каплю лжи, которая тонетъ въ морѣ вздорныхъ газетныхъ выдумокъ. Точно такъ же иной разъ въ газетахъ проскальзываютъ совсѣмъ не злобныя выдумки, но самая невинная, милая, веселящая душу ложь. Вдругъ какой-нибудь остроумный листокъ, въ видахъ успѣха розничной продажи, пускаетъ извѣстіе, будто въ послѣднее время все чаще и чаще повторяются слухи о предположеніи ввести для гражданскихъ чиновниковъ новую форму и сдѣлать ношеніе ея обязательнымъ для всѣхъ служащихъ. Сообщается даже о томъ, что форма эта будетъ состоять изъ длиннаго казакина съ поясомъ и барашковой шапки. Истинная цѣль такой выдумки достигается съ блистательнымъ успѣхомъ. Розничная продажа идетъ необыкновенно бойко. Чиновники обсуждаютъ газетную утку съ озлобленіемъ, потому что съ одной стороны предвидятъ новый, совсѣмъ непроизводительный, расходъ для себя, а съ другой — не чувствуютъ ни малѣйшаго удовольствія рядиться въ какую-то новую форму. Въ кружкахъ нечиновничьихъ тоже идутъ веселые и оживленные разговоры по поводу забавнаго газетнаго сообщенія. Собравшись за семейнымъ столомъ, остряки даютъ волю своему языку, рисуютъ предъ хохочущими слушателями картину посѣдѣвшаго за канцелярскимъ столомъ старца съ согбенною выей и распухшимъ краснымъ носомъ. Вотъ бредетъ этотъ старецъ по улицѣ съ портфелемъ подъ мышкой, въ длиннополомъ темнозеленомъ казакинѣ старо-русскаго покроя, перетянутый шелковымъ поясомъ алаго цвѣта, а на головѣ у него надѣта на бекрень барашковая шапка. Для полноты картины, разряженный старецъ окруженъ кучею уличныхъ ребятишекъ, высовывающихъ языки и показывающихъ кукиши. Слушатели смѣются и рады-радёхоньки, что веселая газета хоть на минуту разогнала томительную скуку. Вѣдь за семейнымъ столомъ, въ обществѣ близкихъ знакомыхъ, теперь стало совсѣмъ не о чемъ говорить, — такъ всѣмъ скучно, что остается по-неволѣ убивать время попойкой или картами, чтобы забыться отъ этой томительной скуки и пустоты жизни…
А газеты все продолжаютъ лгать и, за отсутствіемъ интереснаго матеріала, наполнять свои столбцы вздорными выдумками. Лгутъ теперь про все и на всѣхъ. Масса лжи разсказывается относительно всѣхъ министерствъ, всѣхъ департаментовъ; всѣ начальники отдѣленій терпятъ отъ газетной лжи и даже столоначальникамъ житья не стало отъ газетныхъ выдумокъ. Газеты дошли до того, что не устыдились сплести небылицы даже о вѣдомствѣ святѣйшаго синода. Вдругъ въ газетахъ появляется извѣстіе, что, въ видахъ сокращенія государственныхъ расходовъ, предполагается превратить выдачу жалованья монастырямъ. Но ера успѣваетъ разойтись въ обществѣ этотъ слухъ, какъ тѣ же самыя газеты спѣшатъ уже и опровергнуть его. Теперь сообщается, что, въ виду отзыва, даннаго хозяйственнымъ комитетомъ при святѣйшемъ синодѣ, на запросъ государственнаго контроля объ отмѣнѣ выдававшагося до настоящаго времени жалованья монастырямъ, — жалованье будетъ производиться послѣднимъ и впредь. Всякому понятно, что отзывъ хозяйственнаго комитета при святѣйшемъ синодѣ есть не болѣе какъ фальшивый флагъ, выкинутый газетою для прикрытія лжи собственнаго издѣлія. Какое значеніе можетъ имѣть подобнаго рода отзывъ, коль скоро вопросъ о сокращеніи государственныхъ расходовъ поставленъ такъ рѣшительно, что даже будто бы на разсмотрѣніи въ высшихъ правительственныхъ сферахъ находится проектъ о сокращеніи численности мѣстныхъ войскъ, съ замѣною мѣстныхъ командъ ротами резервныхъ кадровыхъ баталіоновъ. Численность войскъ отъ такой замѣны можетъ уменьшиться на 188 офицеровъ и 32.000 нижнихъ чиновъ, отчего въ бюджетѣ военнаго министерства получится сбереженія до 3.500.000 руб. Если правительство, въ видахъ сокращенія государственныхъ расходовъ, не останавливается даже предъ уменьшеніемъ численности войскъ, то, понятное дѣло, что никакой отзывъ хозяйственнаго комитета не можетъ остановить разрѣшеніе вопроса о жалованьи монастырямъ въ смыслѣ благопріятномъ для сокращенія излишнихъ расходовъ казны. Вѣдь всѣмъ и каждому извѣстно, что монастыри, пользующіеся въ народѣ уваженіемъ, обладаютъ такими громадными богатствами, что ни въ какомъ жалованьи не нуждаются; а монастыри бѣдные, едва поддерживающіе свое жалкое существованіе, оттого именно и бѣдны, оттого и нуждаются въ средствахъ, что не пользуются извѣстностію въ населеніи, и, слѣдовательно, искуственная поддержка ихъ посредствомъ казеннаго жалованья является дѣломъ совершенно безцѣльнымъ и безполезнымъ. Да, къ тому же, возможно ли допустить такое полное отсутствіе патріотизма въ членахъ святѣйшаго синода, въ этомъ почтенномъ собраніи знаменитыхъ іерарховъ русской церкви, чтобъ они стали отстаивать сохраненіе за монастырями казеннаго жалованья въ то самое время, когда ^финансовое разстройство въ странѣ настоятельно требуетъ сокращенія государственныхъ расходовъ и когда всѣ вѣдомства, какъ сообщается въ газетахъ, наперерывъ другъ передъ другомъ стараются уменьшить свои расходныя смѣты? Вѣдь прекращеніе казеннаго жалованья никакъ не можетъ повести къ закрытію монастырей, или сокращенію числа монашествующихъ. Въ жалованьи могутъ нуждаться только бѣднѣйшіе монастыри, для поддержанія которыхъ все-таки недостаточно отпускаемыхъ отъ казны средствъ, и эти средства легко и удобно могутъ быть замѣнены выдачею нуждающимся монастырямъ соразмѣрныхъ суммѣ казеннаго жалованья пособій изъ доходовъ тѣхъ богатыхъ монастырей, въ которыхъ монашествующая братія своею роскошною и праздною жизнью производитъ одинъ соблазнъ въ народѣ. Все это такъ ясно и такъ просто, что не остается для насъ ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что газетныя сообщенія по вопросу о прекращеніи казеннаго жалованья монастырямъ должны быть принимаемы за вздорную ложь.
До какой степени изолгались наши газеты, это всего лучше видно изъ того, что онѣ постоянно сообщали читателямъ ложныя извѣстія даже по такому дѣлу, которое ближайшимъ образомъ касается ихъ самихъ и потому должно быть хорошо извѣстно имъ. Въ теченіе цѣлаго полугода, начиная съ іюня 1881 года, газеты не перестаютъ сообщать извѣстія о готовящихся буро бы облегченіяхъ для печати, а никакихъ облегченій все нѣтъ, какъ нѣтъ. Сначала былъ пущенъ слухъ, буро министръ внутреннихъ дѣлъ графъ Игнатьевъ выразилъ намѣреніе облегчить тяжелое положеніе печати и въ этихъ видахъ проектировалъ пересмотръ циркуляровъ главнаго управленія по дѣламъ печати съ тою цѣлью, чтобъ отмѣнить большинство ихъ. При этомъ сообщалось также, что предположено подвергнуть пересмотру всѣ взысканія, наложенныя до сихъ поръ въ административномъ порядкѣ на періодическія изданія, выходящія безъ предварительной цензуры. Боже ты мой, сколько шуму, сколько ликованій было по поводу этого извѣстія! Одна газета сообщала даже, будто графъ Игнатьевъ представилъ уже Государю Императору проектъ реформы и по дѣламъ печати. Въ другой сообщалось, что хотя, по почину графа Игнатьева, и предполагается произвести въ скоромъ времени пересмотръ и всѣхъ законовъ о цензурѣ и постановленій по дѣламъ печати, но, къ несчастію, графъ встрѣчаетъ противодѣйствіе въ осуществленіи своихъ благихъ предположеній. Такъ писалось въ газетахъ еще въ іюнѣ прошлаго года и тогда всѣ вѣрили правдивости газетныхъ сообщеній и чего-то ждали.
Но мѣсяцъ шелъ за мѣсяцемъ, вмѣсто отмѣны запретительныхъ циркуляровъ издавались новыя, вмѣсто ожидаемой амнистіи по дѣламъ печати щедро раздавались предостереженія и пріостановки изданій. Такимъ образомъ теперь стало ясно, что всѣ іюньскіе слухи были наглою газетною ложью… Осенью газеты значительно понизили тонъ въ своихъ сообщеніяхъ объ ожидаемой реформѣ по дѣламъ печати. Лгать въ такомъ же точно направленіи, въ какомъ онѣ лгали лѣтомъ, теперь сдѣлалось невозможно, а привычка ко лжи все-таки осталась. Въ сентябрѣ въ газетахъ появился слухъ, что, по иниціативѣ министра внутреннихъ дѣлъ, разработывается проектъ измѣненій въ существующемъ порядкѣ административныхъ взысканій по дѣламъ печати. Сущность этого проекта, будто бы, заключается въ слѣдующемъ. Всякому административному взысканію, въ чемъ бы оно ни заключалось, будетъ предшествовать объясненіе представителя обвиняемаго органа печати. Такимъ образомъ докладъ главнаго управленія по дѣламъ печати будетъ представляться на утвержденіе министра внутреннихъ дѣлъ, во всякомъ случаѣ, не иначе, какъ съ вышеуказаннымъ объясненіемъ, или, иначе говоря, съ защитительною запиской. Лживость этого сообщенія очевидна по самымъ простымъ соображеніямъ. Въ томъ случаѣ, когда главное управленіе по дѣламъ печати будетъ, какъ бывало до сихъ поръ, преслѣдовать повременное изданіе не за прямое нарушенія ясно выраженнаго закона, но за вредное, по его личному убѣжденію, направленіе, тогда всякое объясненіе редактора повременнаго изданія будетъ совершенно излишне и неумѣстно. Убѣжденіе о вредномъ направленіи изданія слагается на основаніи того, что было напечатано въ этомъ изданіи, и, значитъ; можетъ быть разсѣяно не иначе, какъ разъясненіемъ, напечатаннымъ въ томъ же самомъ изданіи. Безъ такого печатнаго разъясненія редакторы своими защитительными записками не могутъ измѣнить фактическаго существа дѣла и могутъ развѣ только подѣйствовать на членовъ главнаго управленія въ смыслѣ измѣненія ихъ личныхъ взглядовъ на вредъ или благонамѣренность опредѣленно и ясно выраженнаго направленія изданія. Значитъ успѣхъ или неуспѣхъ защитительной записки редактора будетъ вполнѣ зависѣть отъ личныхъ убѣжденій членовъ главнаго управленія по дѣламъ печати. Но вѣдь и въ настоящее время обвиненіе повременнаго изданія во вредномъ направленіи точно также основывается на одномъ личномъ убѣжденіи. А такъ какъ убѣжденія слагаются на всю жизнь и не могутъ мѣняться съ прочтеніемъ каждой записки, составленной въ защиту самыхъ разнообразныхъ направленій, то ясное дѣло, что эти записки ровно ни къ чему не поведутъ и будутъ напрасною [тратой времени и труда со стороны и редакторовъ, и членовъ главнаго управленія по дѣламъ печати. Поэтому выдуманный газетами проектъ разбора главнымъ управленіемъ защитительныхъ записокъ редакторовъ представляетъ собою явную невозможность, очевидную выдумку. И дѣйствительно, толки о немъ скоро замолкли и въ замѣнъ ихъ въ концѣ ноября появилось новое газетное сообщеніе, будто министерствомъ внутреннихъ дѣлъ возбужденъ вопросъ о выработкѣ новыхъ правилъ о карательныхъ мѣрахъ по отношенію печати вообще столичной и провинціальной. Разнаго рода воспрещенія и пріостановки изданій на срокъ предполагается, какъ слышно, замѣнить пропорціональными штрафами, чтобы такимъ образомъ подписчики и сотрудники изданія и вообще лица, связанныя съ изданіемъ въ матеріальныхъ своихъ интересахъ, не являлись, какъ теперь, побочными жертвами административной кары. Воспрещенія изданій по новому проекту могутъ быть только окончательныя. Но тутъ лживость газетнаго сообщенія еще яснѣе и очевиднѣе. Смѣшно слушать эти увѣренія о заботливости, чтобы подписчики и сотрудники изданія и вообще лица, связанныя съ изданіемъ въ матеріальныхъ своихъ интересахъ, не являлись, какъ теперь, побочными жертвами административной кары. Чѣмъ же предполагается достигнуть этой доброй цѣли? Газетные лгуны отвѣчаютъ, что цѣль легко и удобно будетъ достигнута, если вмѣсто воспрещеній розничной продажи или печатанія объявленій, а также вмѣсто временныхъ пріостановокъ изданія, будетъ введено окончательное воспрещеніе газетъ и журналовъ, да въ добавокъ къ этому издатели будутъ подвергаемы наказанію пропорціональными денежными штрафами. Мы отказываемся понять, какимъ образомъ при такомъ новомъ порядкѣ матеріальные интересы подписчиковъ и сотрудниковъ повременныхъ изданій будутъ обезпечены болѣе, чѣмъ при теперешнемъ порядкѣ наложенія административныхъ взысканій. Ясное дѣло, что, наоборотъ, тогда эти интересы будутъ страдать гораздо болѣе. Такимъ образомъ все газетное сообщеніе является какою-то невозможною нелѣпостью и явно обличаетъ свое происхожденіе изъ головы далеко неудачнаго газетнаго репортера.
Такъ, вездѣ мы видимъ одну только ложь, вносящую путаницу въ общественное сознаніе. Мы живемъ въ области ложныхъ слуховъ, которые останавливаютъ наше вниманіе не болѣе какъ на минуту и затѣмъ пропадаютъ безслѣдно, чтобы новая ложь смѣнила старую. Живя чисто призрачными интересами минуты, мы никакъ не можемъ даже понять, что такое на самомъ дѣлѣ вокругъ насъ дѣлается, а о будущемъ и подавно не имѣемъ ровно никакого понятія. Мы точно ночью блуждаемъ въ темномъ лѣсу, видимъ какъ будто все знакомыя мѣста, а выбраться изъ лѣсу никакъ не можемъ. Въ головѣ неотступно стоитъ одинъ и тотъ же вопросъ: отчего такъ, что бы это значило? Но отвѣта все нѣтъ, какъ нѣтъ, и лѣзетъ въ голову старая сказка: «Лѣшій водитъ!»…
Ложь, въ иныхъ случаяхъ безсознательная, а чаще сознательная и систематическая, играетъ громадную роль въ нашей жизни. При помощи лжи у насъ обдѣлываются крупныя дѣда; законъ, правда, человѣческое счастіе служатъ игрушкою въ рукахъ лжеца. Возмутительнѣйшая неправда скрывается подъ покровомъ лжи, представляется въ идиллическомъ видѣ и честнымъ людямъ бываетъ въ высшей степени трудно сорвать это покрывало, наброшенное на неприглядную русскую дѣйствительность, разрушить идиллію, искусно созданную лжецами. До какой степени легко у насъ прикрывать ложью возмутительную неправду и какъ безсильны мы въ борьбѣ съ систематическою ложью — все это рельефно выступаетъ въ яркихъ бытовыхъ картинахъ, которыя даетъ недавній процессъ бывшаго минскаго губернатора тайнаго совѣтника Токарева, члена совѣта министерства внутреннихъ дѣлъ генералъ-лейтенанта Лошкарева, управляющаго государственными имуществами Минской губерніи Савостьянова и минскаго исправника полковника Бангера, обвиняемыхъ въ превышеніи и бездѣйствіи власти. Изъ дѣла объ этихъ лицахъ, разсмотрѣннаго 26 ноября въ публичномъ засѣданіи 5-го департамента правительствующаго сената, видно, что бывшій минскій губернаторъ Токаревъ пожелалъ преумножить свое состояніе пріобрѣтеніемъ у казны на льготныхъ условіяхъ участка земли, причемъ заранѣе намѣтилъ и приглянувшуюся ему землю при мѣстечкѣ Логишинѣ. О желаніи губернатора пріобрѣсти логишинскую землю было извѣстно мѣстнымъ чиновникамъ, да и самъ генералъ-губернаторъ Потаповъ 10 декабря 1870 года писалъ министру государственныхъ имуществъ, что Токаревъ ходатайствуетъ о предоставленіи ему въ собственность, на основаніи Высочайше утвержденной 23 іюня 1865 года инструкціи, участка Логишино. Препятствіемъ къ исполненію желанія губернатора служило то обстоятельство, что приглянувшеюся ему землею владѣли на правѣ собственности мѣщане мѣстечка Логишина, какъ это видно изъ указа правительствующаго сената отъ 10 апрѣля 1828 года, за № 5388, на основаніи Высочайше утвержденнаго мнѣнія государственнаго совѣта. Но ловкій губернаторъ очень скоро и легко обошелъ это препятствіе. Быстро закипѣла бумажная работа. Дѣло началось съ того, что въ маѣ 1870 года бывшій начальникъ минской губернской люстраціонной коммиссіи Лемкергардъ, повидимому, ни съ того, ни съ сего, обратился къ производителю люстраціонныхъ работъ Мѣсняеву съ запросомъ, на какомъ основаніи еще не облюстровано мѣстечко Логишино? — Мѣсняевъ отвѣчалъ, что въ Логишинѣ не было и нѣтъ государственныхъ крестьянъ и что мѣщане мѣстечка Логишина считаются, на основаніи привилегій польскихъ королей, живущими на собственныхъ земляхъ. Отвѣтъ былъ неблагопріятный для Токарева. Чтобы поправить дѣло, Леммергардъ 7-го мая 1870 года обратился къ управляющему государственными имуществами Минской губерніи Савостьянову съ вопросомъ, приняты ли въ казенное вѣдомство и съ какого именно года земельныя угодья, состоящія въ пользованіи мѣщанъ мѣстечка Логишина. Савостьяновъ отвѣчалъ, что логишинскія земли давно уже приняты въ казну. Затѣмъ тотъ же Савостьяновъ въ своемъ сообщеніи временному отдѣлу о поземельномъ устройствѣ государственныхъ крестьянъ сдѣлалъ слѣдующую собственноручную приписку къ составленному въ канцеляріи тексту: «что же касается мѣстечекъ Логишина и Городно, то послѣднія уже давно приняты въ казну и платили оброкъ по окладному росписанію». Составлявшіе бумагу чиновники управленія государственными имуществами, будучи спрошены на слѣдствіи, показали, что они совсѣмъ не знаютъ, на какомъ основаніи Савостьяновъ сдѣлалъ эту приписку. Да и самъ Савостьяновъ въ своемъ показаніи утверждаетъ, что онъ сдѣлалъ приписку послѣ личнаго объясненія съ Леммергардомъ, цѣлью же его дѣйствій въ этомъ случаѣ было охраненіе казеннаго интереса; притомъ же онъ полагалъ, что, давая подобный отзывъ, ничѣмъ не рискуетъ, потому что люстраціонныя дѣйствія могутъ быть обжалованы сенату. Такъ, благодаря стараніямъ Леммергарда и Савостьянова, министерство государственныхъ имуществъ пріобрѣло бумажное основаніе считать догишинскую землю принадлежащею казнѣ, а не собственностью мѣщанъ, какъ было на самомъ дѣлѣ. Въ то же самое время велась другаго рода переписка о землѣ въ мѣстечкѣ Логишинѣ. Генералъ-губернаторъ Потаповъ сообщилъ минскому губернатору Токареву, что, по дошедшимъ до него свѣдѣніямъ, изъ имѣнія Логишина подлежитъ отобранію около 2.000 десят. земли отъ разныхъ лицъ въ казну для образованія продажнаго участка, почему и просилъ представить по этому предмету свѣдѣнія. Откуда Потаповъ получилъ извѣстіе о томъ, что догишинскія земли подлежатъ отобранію въ казну для образованія продажнаго участка, это осталось неизвѣстнымъ. По дѣлу извѣстно только, что губернаторъ Токаревъ обнаружилъ удивительную торопливость въ доставленіи затребованныхъ генералъ-губернаторомъ свѣдѣній. Управленіе государственными имуществами 25 ноября представило губернатору подробныя свѣдѣнія о томъ, что изъ имѣнія Логишино образованъ участокъ въ 2.631 десят., оцѣненный въ 8.269 руб. Но Токаревъ днемъ ранѣе, а именно 24 ноября, представилъ уже эти свѣдѣнія генералъ-губернатору Потапову. Черезъ нѣсколько дней Потаповъ обратился къ министру государственныхъ имуществъ съ просьбою исходатайствовать Высочайшее соизволеніе на предоставленіе Логишинскаго участка въ собственность Токареву, согласно его ходатайству о томъ. 30 января 1874 года послѣдовало Высочайшее повелѣніе о предоставленіи минскому губернатору Токареву въ видѣ награды за службу Логишинскаго участка, пространствомъ въ 2.631 дес., за 14.000 руб. Въ февралѣ того же года была совершена купчая крѣпость на имя Токарева, а въ мартѣ счастливый покупщикъ былъ введенъ во владѣніе Логишинскимъ участкомъ, причемъ самый вводъ во владѣніе былъ совершенъ съ такимъ отступленіемъ отъ установленнаго порядка, что мѣщане мѣстечка Логишино при этомъ не присутствовали и, значитъ, были лишены возможности предъявить споръ. Такъ мѣстный губернаторъ сдѣлался крупнымъ землевладѣльцемъ, получивъ въ собственность землю, о принадлежности которой казнѣ были сообщены ни на чемъ не основанныя ложныя свѣдѣнія. Теперь онъ, въ качествѣ землевладѣльца, вступаетъ въ управленіе пріобрѣтеннымъ имѣніемъ. Но самому вести дѣла по управленію имѣніемъ ему нѣтъ времени, — онъ занятъ службою. Между тѣмъ, по обязанности службы, ему подчинено много чиновниковъ и вотъ они-то являются повѣренными по имущественнымъ дѣламъ своего начальника. Членъ губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія, статскій совѣтникъ Банчь Османовскій, присутствуетъ по довѣренности Токарева при вводѣ его во владѣніе Логишинскимъ имѣніемъ. Вслѣдъ затѣмъ Токаревъ уполномочилъ особенною довѣренностью на управленіе имѣніемъ пинскаго уѣзднаго предводителя дворянства, барона Витте (нужно замѣтить, что предоставленіе должности уѣзднаго предводителя дворянства вполнѣ зависѣло отъ губернатора). Новый управляющій показалъ необычайную заботливость объ интересахъ своего довѣрителя. Первымъ его распоряженіемъ было — потребовать у мѣщанъ, чтобъ они добровольно уступили Токареву ⅓ урожая озимаго хлѣба, засѣяннаго въ 1873 году. Понятно, что мѣщане отказались исполнить такое требованіе. Тогда губернаторскій управляющій даетъ отъ себя довѣренность полевому сторожу Маціевокому на предъявленіе судебнаго иска къ логишинскимъ мѣщанамъ. Маціевскій возбуждаетъ въ мировомъ судѣ два дѣла: одно — о возстановленіи нарушеннаго владѣнія, а другое — о взысканіи съ логишинскихъ мѣщанъ денегъ за самовольную пастьбу скота. Мировой судья выдалъ два исполнительныхъ листа: одинъ — объ оставленіи полей и сѣнокосныхъ луговъ мѣстечка Логишино во владѣніи Токарева, другой — о взысканіи въ пользу его 474 рубля съ логишинскихъ мѣщанъ за самовольную пастьбу скота. Судебный приставъ, явившись для приведенія въ исполненіе этого рѣшенія, встрѣтилъ открытое сопротивленіе со стороны мѣщанъ. На помощь ему была выслана пинская уѣздная команда, въ числѣ 53-хъ человѣкъ, но, также встрѣтивъ сопротивленіе, была вынуждена отступить и удалиться.
До сихъ поръ мы видимъ, что личность Токарева скрывается какъ бы въ туманѣ, будучи загорожена цѣлою толпой чиновниковъ, которые усердно работаютъ въ его пользу, но работаютъ такъ, что участіе самого Токарева мало замѣтно. Мы знаемъ только, что мѣстнымъ чиновникамъ было извѣстно о желаніи Токарева пріобрѣсти Логишинскій участокъ и что онъ ходатайствовалъ объ этомъ предъ генералъ-губернаторомъ, но затѣмъ какое вліяніе онъ оказывалъ на оффиціальную переписку, въ которой принадлежащая мѣщанамъ земля была названа казенною собственностію, — этого мы не знаемъ изъ дѣла. Только послѣ сопротивленія логишинскихъ мѣщанъ воинской командѣ личность Токарева выступаетъ въ болѣе ясныхъ очертаніяхъ и выдвигается впередъ изъ толпы чиновнаго люда. Но и теперь его нравственная личность до такой степени слита съ предоставленною ему властью по должности губернатора, что отдѣлить ихъ почти нѣтъ никакой возможности. Вездѣ, гдѣ только показывается Токаревъ, онъ является въ видѣ какой-то чисто стихійной силы, которая, на основаніи мотивовъ чисто личнаго свойства, губитъ и разрушаетъ встрѣчающіяся на пути препятствія предоставленною ему отъ правительства властью. Широкая, почти безграничная власть вездѣ выступаетъ на первомъ планѣ и заслоняетъ собою нравственную личность человѣка. Тутъ человѣкъ какъ будто ни при чемъ, а вездѣ мы видимъ только власть, предоставленную этому человѣку. Притомъ же эта власть принадлежитъ не одному какому-нибудь лицу и не слита съ какою-нибудь одною должностью, — нѣтъ, власть какъ будто разлита повсемѣстно, во всей нашей жизни. Вся жизнь управляется стройною системой власти, въ которой, какъ въ сложной машинѣ, губернаторъ Токаревъ есть не что иное какъ колесо или винтикъ,1 имѣющій значеніе не самъ по себѣ, но только въ "вязи съ остальными частями механизма. Пожалуй, власть губернатора совсѣмъ ничтожна, ибо оказывается, что ничего онъ не можетъ сдѣлать безъ помощи съ одной стороны исправника, а съ другой министра. Но и министръ ничего не дѣлаетъ безъ губернатора, а губернаторъ безъ исправника. Въ комъ же изъ нихъ вся сила: въ исправникѣ или въ министрѣ? Съ одной стороны, если не захочетъ министръ, то противъ его воли безсильны всѣ усилія и губернатора, и исправника, а съ другой стороны захочетъ исправникъ и поведетъ дѣло умненько, тогда и губернаторъ, и министръ сдѣлаются простыми исполнителями воли исправника. Словомъ, мы видѣли предъ собою весьма сложную систему власти, основаніемъ которой служитъ личный произволъ. Благодаря этой системѣ произвола, логишинскимъ мѣщанамъ пришлось жестоко поплатиться за оказанное ими сопротивленіе. Прежде всего власти стали отыскивать зачинщиковъ сопротивленія и конечно такіе зачинщики были тотчасъ найдены. Никакихъ фактическихъ данныхъ для доказательства выдающагося участія въ безпорядкахъ никто не собиралъ и никто не требовалъ: просто исправникъ написалъ губернатору, что, «по убѣжденію его помощника Протопопова», главными руководителями безпорядковъ были Высинскій и Петруковичъ. По губернаторъ, будучи самъ заинтересованъ въ дѣлѣ, еще ранѣе просилъ министра выслать административнымъ порядкомъ тѣхъ же — Высинскаго и Петруковича — да кромѣ того старосту Юшкевича. Министръ съ своей стороны не замедлилъ распорядиться объ административной ссылкѣ, кромѣ Высинскаго, Юшкевича и Петруковича, указанныхъ Токаревымъ, еще Барановича и Чечетку. Такимъ образомъ мы видимъ, что всѣ играютъ судьбою человѣка въ силу того лишь, что есть въ рукахъ власть, которою пользуются всѣ отъ министра до помощника исправника Протопопова, не справляясь ни съ чѣмъ, кромѣ личнаго убѣжденія. Между этими, сильными властью, людьми губернаторъ Токаревъ выдается только потому, что онъ употребляетъ свою власть во вредъ другимъ сознательнѣе всѣхъ остальныхъ. Онъ настаиваетъ на административной высылкѣ изъ личныхъ цѣлей, имѣя въ виду оградить свои интересы по владѣнію неправильно пріобрѣтеннымъ имъ имѣніемъ. Но этотъ чисто личный мотивъ тщательно скрывается и основаніемъ для ходатайства объ административной ссылкѣ выставляется благовидная бумажная ложь, что «безнаказанность противозаконныхъ дѣйствій неминуемо вредно повліяетъ на сосѣднихъ крестьянъ, слѣдящихъ съ напряженнымъ вниманіемъ за исходомъ логишинскаго дѣла». Токаревъ не только тщательно скрылъ личный мотивъ своего ходатайства объ административной ссылкѣ, но и постарался сдѣлать заявленіе освоенъ безпристрастіи. Въ концѣ донесенія министру онъ заявилъ, что, «будучи лично заинтересованъ въ этомъ дѣлѣ, проситъ поручить дальнѣйшее направленіе онаго кому-либо помимо его».
На основаніи такого донесенія губернатора Токарева, министръ внутреннихъ дѣлъ, распорядившись объ административной высылкѣ 5 мѣщанъ, въ то же время командировалъ въ Минскую губернію генералъ-лейтенанта Лошкарева для усмиренія мѣщанъ мѣстечка Логишина. Повидиможу, слѣдовало бы ожидать, что теперь главнымъ дѣятелемъ явится Лошкаревъ, какъ лицо спеціально уполномоченное самимъ министромъ. По на самомъ дѣлѣ вся дѣятельность его отличается пассивнымъ характеромъ. Это — столичный, петербургскій генералъ, генералъ парадовъ. Самъ онъ ничего не дѣлаетъ и если является въ роли дѣятеля, то не иначе, какъ закрывая своею спиной другое лице, заправляющее дѣломъ подъ прикрытіемъ петербургскаго генерала. Но за то генералъ Лошкаревъ — великій мастеръ служить прикрытіемъ. (Онъ живо напоминаетъ собою, бывшихъ, нѣкогда въ Москвѣ, свадебныхъ генераловъ, которые жили на жалованьи у кондитеровъ и поставлялись ими на купеческія свадьбы, чтобы генеральскимъ мундиромъ придать больше торжественности и парада свадебной церемоніи.) Исполненіе возложеннаго на него порученія онъ началъ съ того, что, прибывъ 25 октября 1874 года въ Минскъ, распорядился вызовомъ въ Логишино 200 казаковъ и баталіона пѣхоты. Услужливый губернаторъ Токаревъ предложилъ въ распоряженіе Лошкарева минскаго исправника полковника Капгера, какъ, «опытнаго и способнаго, полицейскаго чиновника». Съ этого времени главная дѣятельная роль въ дѣлѣ усмиреніи логишинскихъ Мѣщанъ принадлежитъ Каптеру. Отношеніи между Каптеромъ и Лошкаревымъ установились въ высшей степени странныя. Оффиціально, на-показъ, Капгеръ находится въ распоряженіи и полномъ подчиненіи Лошкареву, а на самомъ дѣлѣ онъ всѣмъ распоряжается, Лошкаревъ же служитъ въ его рукахъ не болѣе какъ орудіемъ для достиженія ранѣе намѣченныхъ цѣлей въ интересахъ губернатора Токарева. Откомандированный губернаторомъ въ распоряженіе Лошкарева, Капгеръ уѣхалъ впередъ въ Логишино и тамъ занялся заблаговременною подготовкой дѣла, въ которомъ Лошкаревъ долженъ былъ разыграть заранѣе назначенную ему Капгеромъ роль. Первымъ распоряженіемъ Капгера было приказаніе заготовить нѣсколько возовъ розогъ, которыя были сложены сначала при становой квартирѣ, а затѣмъ перевезены въ ратушу. Въ тотъ же день около полудня мѣщане были созваны на сходъ, причемъ судебный приставъ Воскресенскій предъявилъ ямъ исполнительный листъ мироваго судьи, а Капгеръ кричалъ, бранился и гровился, что ѣдетъ генералъ съ войскомъ, который ихъ, какъ бунтовщиковъ, можетъ закопать живыхъ въ могилу, засѣчь и разстрѣлять, — словомъ, сдѣлать съ ними все, что вздумается. Выставивъ Лошкарева грознымъ пугаломъ, Капгеръ сталъ совѣтовать мѣщанамъ, чтобъ они покорились и постарались расположить въ свою пользу генерала, а для этого послали бы депутатовъ на встрѣчу генералу съ просьбою о пощадѣ. По совѣту исправника, депутаты были выбраны и на станціи Лыщи была устроена торжественная встрѣча петербургскому генералу, который ѣхалъ въ сопровожденіи губернскихъ чиновниковъ и войска. Здѣсь его встрѣтили — устроитель торжественной встрѣчи исправникъ Капгеръ съ предводителемъ дворянства Витте и тремя депутатами отъ мѣщанъ. При появленіи генерала депутаты упали на колѣни и просили принять хлѣбъ-соль. Генералъ спросилъ: отчего мѣщане не хотятъ платить третьякъ Токареву? Депутаты съ покорностью отвѣчали, что они готовы заплатить рожью или деньгами, какъ угодно будетъ генералу. Въ отвѣтъ на это генералъ внушительно произнесъ, что онъ всѣхъ «раскассируетъ», — и этимъ окончилъ пріемъ депутаціи. Вечеромъ состоялся торжественный въѣздъ Лошкарева въ Логишино. Мѣстечко было иллюминовано и для встрѣчи дорогаго гостя были приготовлены двѣ депутаціи: одна отъ христіанъ, другая отъ евреевъ. Генералъ мніослгво принялъ хлѣбъ-соль отъ евреевъ, но отъ христіанъ не принялъ и сказалъ имъ: «Вы — бунтовщики. Я отъ васъ не приму, пока вы не смиритесь и не исполните своихъ обязанностей». На другой день въ 12 часовъ состоялся совѣтъ усмирителей подъ предсѣдательствомъ генерала Лошкарева. Совѣтъ былъ торжественно открытъ рѣчью предсѣдателя, который показалъ присутствующимъ и затѣмъ положилъ на столъ бумаги по логишенскому дѣлу. Между этими документами первое мѣсто занимало полицейское дознаніе, въ которомъ урожай яроваго хлѣба, собраннаго мѣщанами съ полей, принадлежащихъ къ имѣнію Логишину, былъ оцѣненъ слишкомъ въ 12.000 рублей. Понятное дѣло, что вся эта оцѣнка, услужливо сдѣланная полиціей въ интересахъ своего начальника-губернатора, не будучи утверждена судомъ, не имѣла ровно никакого юридическаго значенія. Но усмирители знать ничего не хотѣли и чувствовали на своей сторонѣ достаточно власти, чтобы не стѣсняться никакими законами. Генералъ Лошкаревъ положилъ на столъ бумаги и произнесъ слѣдующую рѣчь: «Слѣдуетъ взыскать съ мѣщанъ за забранный ими съ полей имѣнія Логишино хлѣбъ по полицейской оцѣнкѣ онаго, актъ которой имѣется налицо, 12.000 съ чѣмъ-то рублей. Но проѣздомъ чрезъ Минскъ видѣлся я съ помѣщикомъ имѣнія Логишина, г. Токаревымъ, который заявилъ, что онъ простираетъ свои претензіи къ мѣщанамъ-христіанамъ мѣстечка Логишина за забранный ими съ полей его имѣнія хлѣбъ и за скошенное ими на прилегающихъ къ имѣнію лугахъ сѣно въ 5.474 рубля, на что. конечно, согласится и присутствующій здѣсь повѣренный помѣщика, баронъ Витте. Мое мнѣніе такое: предложить мѣщанамъ заплатить означенную сумму 5.474 рубля добровольно; если же они на это не согласятся, то взыскать съ нихъ по оцѣнкѣ полиціи всѣ 12.000 рублей. Согласны ли вы съ этимъ моимъ мнѣніемъ, господа?» Всѣ дали утвердительный отвѣтъ и этимъ совѣтъ окончился. Рѣшеніе совѣта было тотчасъ объявлено депутатамъ отъ мѣщанъ, которые, конечно, согласились лучше заплатить 5.000, нежели 12.000 рублей. На взносъ денегъ былъ назначенъ двухдневный срокъ, а взысканіе поручено Капгеру и пинскимъ исправнику Золотницкому и помощнику его Протопопову.
Лошкаревъ разыгралъ навязанную ему роль и затѣмъ удалился со сцены, предоставивъ Капгеру свободу распоряжаться, какъ тому вздумается. И Капгеръ началъ распоряжаться по-своему, прикрывая свои распоряженія именемъ генерала, который ровно ничего не зналъ, что такое вокругъ его творится. А между тѣмъ въ Логишинѣ происходилъ раззорительный погромъ. Мѣщане должны были въ теченіе двухъ дней внести по 25 рублей съ двора. Все мѣстечко было оцѣплено казаками, чтобы никто изъ жителей не могъ уйдти. Денегъ на уплату наложеннаго взысканія у жителей не было, призанять на сторонѣ нельзя было, и мѣщане по неволѣ должны были за безцѣнокъ продавать скотину, или занимать деньги у мѣстныхъ евреевъ, соглашаясь на уплату процентовъ отъ 1½ — до 3 коп. съ рубля въ недѣлю. Всѣмъ взысканіемъ распоряжался Каптеръ. Казаки приводили къ нему мѣщанъ и Каптеръ каждаго спрашивалъ коротко: «есть деньги?» — и если получалъ неудовлетворительный отвѣтъ, то приказывалъ казакамъ: «ведите его въ баню!» Несчастнаго волокли въ ратушу и здѣсь жестоко сѣкли. Видъ тѣлеснаго наказанія доставлялъ какое-то гнусное наслажденіе этому мундирному звѣрю. Какъ только представлялся случай наказанія, онъ бросалъ взысканіе денегъ я самъ уходилъ въ ратушу смотрѣть, какъ сѣкутъ. Въ дѣлѣ находятся слѣдующія свидѣтельскія показанія, ярко характеризующія личность Каптера и забитость, загнанность населенія, страдающаго подъ гнетомъ самаго дикаго произвола: «По показанію депутата Королевича, унтеръ-офицеръ Малоховскій былъ столь жестоко наказанъ, что до сего времени постоянно хвараетъ. Тотъ же свидѣтель показалъ, что Каптеръ требовалъ деньги даже отъ слѣпаго нищаго, Адама Татаревича, и когда тотъ отказался платить, то Каптеръ ударилъ его по липу и хотѣлъ было наказать розгами, но Татаревичъ сходилъ домой и принесъ собранные имъ по міру десять рублей. Викентій Юшкевичъ показалъ, что одновременно съ нимъ вносилъ въ коммиссію деньги и мѣщанинъ Михаилъ Юшкевичъ. Къ послѣднему Каптеръ обратился съ словами: „вотъ вы бунтуете., а за васъ долженъ отвѣчать староста, его ушлютъ въ ссылку“, и когда получилъ отъ Михаила Юшкевича отвѣтъ, что не за что старосту ссылать, такъ какъ они вовсе не бунтуютъ, то Капгеръ ударилъ его такъ сильно по лицу два раза, что онъ отшатнулся къ стѣнѣ. То же самое говоритъ и потерпѣвшій Михаилъ Юшкевичъ, добавляя, что послѣ нанесенныхъ ему ударовъ онъ потерялъ память и хотя исполнялъ, какъ депутатъ, данныя ему приказанія, но совершенно какъ бы безсознательно. Отставной унтеръ-офицеръ Выдринъ въ показаніи своемъ изложилъ, что когда онъ пришелъ въ коммиссію и на вопросъ исправника Каптера: принесъ ли деньги, — отвѣчалъ, что денегъ нѣтъ и взять негдѣ ихъ теперь, то Капгеръ ударилъ его по лицу раза четыре такъ сильно, что онъ едва устоялъ на ногахъ. Затѣмъ исправникъ послалъ казака взять его вола, стоившаго сорокъ рублей, который былъ проданъ еврею за двадцать пять рублей и деньги внесены въ коммиссію. Съ продажею этого вола свидѣтель лишился послѣдняго достоянія и до настоящаго времени поправиться не можетъ. Отставной рядовой Чечетка говоритъ, что ночью, часовъ въ 12, къ нему въ домъ пришли солдаты и казаки и потребовали его въ коммиссію. Въ то время, пока онъ одѣвался, казакъ ударилъ беременную жену его такъ сильно нагайкой по спинѣ, что она заболѣла и на слѣдующій день родила преждевременно ребенка, который на другой день умеръ. Въ коммиссіи Капгеръ пересчиталъ принесенныя деньги и видя, что недостаетъ пяти рублей, несмотря на его просьбы повременить, приказалъ вести его въ ратушу. Здѣсь его стали было уже раздѣвать, чтобы сѣчь, но бывшіе тутъ солдаты, видя, что онъ изъ военной службы, упросили исправника и послѣдній его отпустилъ. Михаилъ Григорьевъ Юшкевичъ, семидесятилѣтній старикъ, показалъ, что когда исправникъ выѣхалъ на сходъ верхомъ и объявилъ, чтобы всѣ шли вносить по 25 руб. со двора, то всѣ мѣщане бросились кто занимать деньги, кто продавать скотъ. Свидѣтель остался на мѣстѣ и заявилъ исправнику, что денегъ у него нѣтъ. За это Капгеръ ударилъ его нагайкой по головѣ и сталъ давить лошадью, требуя, чтобъ онъ несъ деньги. Лица, подвергшіяся наказанію розгами въ ратушѣ, передаютъ объ этомъ въ показазаніяхъ своихъ слѣдующимъ образомъ. Отст. унт.-офиц. Малоховскій, что когда онъ сказалъ Капгеру, что по позднему времени достать денегъ не можетъ, и просилъ подождать до утра и, наконецъ, что онъ недавно лишь вернулся со службы, очень бѣденъ и не успѣлъ еще обзавестись хозяйствомъ, то Капгеръ сперва было его отпустилъ, но затѣмъ вернулъ со двора и отправилъ въ ратушу, гдѣ его сѣкли съ двухъ сторонъ. Кто сѣкъ и сколько дали розогъ — не знаетъ, но распоряжался самъ Капгеръ. Прекративъ сѣченіе, Капгеръ спросилъ свидѣтеля, внесетъ ли онъ деньги, но, услыхавъ тотъ же отвѣтъ, приказалъ вторично его сѣчь. По прекращеніи этого наказанія, свидѣтель заявилъ Капгеру, что онъ на царской службѣ не подвергался ничему подобному. Послѣ этихъ словъ его въ третій разъ высѣкли, а затѣмъ отпустили домой, но требуемыхъ денегъ онъ такъ и не могъ заплатить, а за него внесло общество. Отставной солдатъ Лукашевичъ, 69-ти лѣтъ, — что когда онъ просилъ Капгера повременить взысканіемъ денегъ, исправникъ ударилъ его по лицу два раза такъ сильно, что онъ зашатался, затѣмъ приказалъ свидѣтеля вести въ баню, гдѣ его начали сѣчь и клали три раза, причемъ начальникъ говорилъ, чтобы сѣкли сильнѣе, и послѣ каждаго раза требовалъ денегъ. Онъ полагаетъ, что ему дали ударовъ 60; онъ былъ долго боленъ. Гаврила Полѣвскій, — что когда его привели въ коммиссію и исправникъ узналъ, что у него нѣтъ денегъ, то крикнулъ: „отсыпать ему полтораста (ударовъ), такъ и деньги будутъ“. Затѣмъ свидѣтеля повели въ баню, куда пошелъ и Капгеръ, и стали сѣчь; онъ сначала кричалъ, но потомъ лишился чувствъ; придя въ себя, онъ кланялся въ ноги исправнику, прося подождать до утра, когда кончится еврейскій шабашъ и явится возможность продать что-либо евреямъ и достать денегъ, но просьба его не была уважена. При наказаніи не было ни старосты, ни депутатовъ, ни чиновниковъ пинской полиціи, а распоряжался всѣмъ Капгеръ. Не жаловался свидѣтель ген. Лошкареву потому, что казаки его туда не пустили бы, а самъ генералъ къ нимъ, мѣщанамъ, не выходилъ, а сидѣлъ въ своей квартирѣ. Мѣщ. Кривопустъ, — что когда его сѣкли тысяцкіе, то Капгеръ сказалъ, что сѣкутъ не такъ, что нужно сѣчь кончиками, и тогда его принялись сѣчь казаки; сколько дали розогъ, не знаетъ, потому что былъ безъ чувствъ. Иванъ Поленовичъ, — что когда его сѣкли, Капгеръ стоялъ на порогѣ и говорилъ, что плохо сѣкутъ. Сколько дали розогъ, не знаетъ, но помнитъ, кто розги надъ нимъ мѣняли». Для характеристики Каптера слѣдуетъ прибавить еще одну черту. Онъ дѣйствовалъ до такой степени самостоятельно и съ такою увѣренностью считалъ себя полнымъ хозяиномъ всего дѣла, что, отдавая распоряженіе, позволилъ себѣ кричать на становаго пристава изъ другаго уѣзда: «я тебя уволю по третьему пункту!»
Какъ же смотрѣли прочіе чиновники на дикую расправу, которую позволилъ себѣ Капгеръ?… Неужели не нашлось между ними ни одного, кто бы остановилъ разгулъ жестокости этого мундирнаго звѣря, или какимъ-либо инымъ путемъ протестовалъ противъ дѣлаемыхъ имъ насилій? — То-то и печально, что между согнанными въ Логишино чиновниками не нашлось ни одного, кто бы остановилъ расходившагося Каптера. Ген. Лошкаревъ добросовѣстно исполнялъ навязанную ему роль, которая состояла въ томъ, чтобъ издали пугать народъ генеральскимъ мундиромъ. Онъ не зналъ и не подозрѣвалъ, что такое дѣлалъ Капгеръ его именемъ. Другіе чиновники съ полнымъ равнодушіемъ наблюдали позорныя сцены тѣлеснаго наказанія. Вотъ, напримѣръ, какое характерное показаніе далъ одинъ изъ нихъ, судебный приставъ Воскресенскій: «Проходя но одной изъ улицъ Логишина, онъ замѣтилъ въ одномъ частномъ еврейскомъ домѣ подполковника Золотницкаго и его помощника Протопопова. Зайдя къ нимъ, онъ засталъ тамъ нѣсколько мѣщанъ, вносившихъ къ нимъ деньги. Спустя нѣсколько минутъ пришелъ туда же и Капгеръ, который обратился къ одному изъ находившихся тутъ мѣщанъ съ вопросомъ: „Принесъ деньги?“ — и, получивъ отъ него неудовлетворительный отвѣтъ, крикнулъ стоявшимъ тутъ же казакамъ: „Отвести его въ ратушу“. Послѣ этого онъ, приставъ, скоро вышелъ, но потомъ встрѣтился на улицѣ съ Капгеромъ, который, взявъ его подъ руку, сказалъ: „Пойдемъ, я покажу вамъ, какъ дѣйствуетъ минскій исправникъ, — не такъ, какъ ваши пинскія бабы“. Съ этими и подобными словами, охуждавшими пинскую полицію, онъ, Капгеръ, ввелъ его, свидѣтеля, въ мѣщанскую ратушу, гдѣ два полицейскіе тысяцкіе, Вохоновъ съ Новоселовымъ или Яворскимъ (хорошо не помнитъ), сѣкли одного мѣщанина за то, что онъ, по словамъ Каптера, не внесъ деньги. Фамиліи высѣченнаго онъ не знаетъ. Изъ ратуши онъ сейчасъ же вышелъ, оставивъ тамъ Капгера». Въ этомъ показаніи цѣликомъ въ высшей степени ярко высказалось все нравственное убожество личности Воскресенскаго, вся безхарактерность его и дряблость нравственной натуры. Онъ не способенъ на такія жестокости, какъ Капгеръ, но въ то же время постыдно равнодушенъ къ нимъ, будучи неспособенъ оказать противодѣйствіе. Капгеръ — натура безнравственная, но цѣльная. Онъ сознательно отдается жестокостямъ и съ полною искренностію хвастается имъ, потому что убѣжденъ, что всѣ, на нашъ взглядъ безнравственные, поступки его похвальны и благородны. Наоборотъ, Воскресенскій, повидимому, сознаетъ, что жестокости Каптера безнравственны; онъ не въ силахъ самъ отдаваться такимъ же жестокостямъ и, не вынося вида тѣлеснаго наказанія, уходитъ изъ ратуши. Но сознаніе безнравственности жестокостей Каптера не слилось и не срослось со всѣмъ нравственнымъ существомъ Воскресенскаго. Напротивъ, онъ самъ сошелся съ тѣмъ міромъ безнравственности, представителемъ котораго является Каптеръ. Въ немъ нѣтъ силы оставить этотъ міръ, а тѣмъ болѣе поднять на него руку. Жалкая, слабая, гнилая натура его подчиняется хотя и безнравственной, но сильной и цѣльной натурѣ Капгера. Добрые нравственные задатки побуждаютъ Воскресенскаго бѣжать изъ ратуши, гдѣ происходитъ тѣлесное наказаніе, и въ то же время онъ идетъ туда подъ руку съ Каптеромъ, покорно слѣдуя за нимъ. Жалкіе это люди, для которыхъ вездѣ и всегда нуженъ сильный руководитель и которые ежеминутно готовы безразлично и на добро и на зло, вѣчно подчиняясь постороннимъ нравственнымъ вліяніямъ…
Между тѣмъ, пока Каптеръ производилъ свои жестокія экзекуціи, генералъ Лошкаревъ, ничего не зная объ этомъ, отъ скуки устраивалъ для себя парадные выходы и говорилъ любезныя рѣчи мѣщанамъ и солдатамъ. Какъ только начался сборъ денегъ, Лошкаревъ собралъ всѣхъ мѣщанъ и, при выстроенныхъ солдатахъ, объявилъ имъ, что онъ очень радъ, что сборъ денегъ уже начался, и просилъ ихъ окончить его къ 12 часамъ слѣдующаго дня. Когда на другой день сборъ денегъ окончился и депутаты отъ мѣщанъ съ собранными деньгами и хлѣбомъ-солью пришли въ домъ, гдѣ остановился Лошкаревъ, то генералъ, собравъ войско, вышелъ на дворъ, принялъ деньги, пересчиталъ ихъ, поблагодарилъ и уѣхалъ изъ мѣстечка. Но этимъ его роль не окончилась, а. напротивъ только послѣ отъѣзда изъ Логишина онъ долженъ былъ приступить къ выполненію самой главной и трудной части выпавшей на его долю задачи. Онъ былъ генералъ столичный, генералъ парадовъ; онъ былъ мало знакомъ съ дѣйствительною жизнію въ глубинѣ страны. Во всемъ логишинскомъ дѣлѣ онъ видѣлъ только однѣ торжественныя встрѣчи и устроенную въ честь его иллюминацію, поднесеніе хлѣба-соли на колѣнахъ и покорность мѣщанъ, но не видалъ и не зналъ ни дикой расправы Капгера, ни отнятія у мѣщанъ земли, которою завладѣлъ Токаревъ, ни раззоренія мѣстечка взысканіемъ денегъ, ни ужаснаго горя жителей, разворенныхъ и поруганныхъ въ самыхъ святѣйшихъ человѣческихъ правахъ своихъ, — словомъ, онъ не зналъ и не видалъ творившагося вокругъ него зла, и потому съ блистательнымъ успѣхомъ выполнилъ доставшуюся на его долю задачу прикрыть зло и неправду — ложью. Въ самый день пріѣзда своего въ Логишино, онъ телеграммою извѣстилъ министра внутреннихъ дѣлъ, что «Логишинскіе мѣщане смирились, сами вносятъ деньги добровольно, но медленно — по безпорядочности, привычкѣ къ своеволію и большинству бѣдныхъ, — и что онъ надѣется кончить безъ строгихъ мѣръ». Затѣмъ, по возвращеніи въ Минскъ, онъ послалъ министру подробное донесеніе, въ которомъ, между прочимъ, дѣлаетъ слѣдующіе наивные отзывы о Каптерѣ, Токаревѣ и логишинскихъ мѣщанахъ. По словамъ его, «мѣщане, по окончаніи сбора денегъ, объяснили, что сознаются, что заблуждались, считая землю своею, благодарны за вразумленіе и обѣщаютъ безпрекословно исполнять всѣ требованія закона». О Капгерѣ Лошкаревъ писалъ, что «вмѣнилъ ему въ обязанность предупредить крайнія мѣры со стороны мѣщанъ и вразумить ихъ, въ видѣ приближающихся командъ, обратиться къ послушанію и не доводить до строгихъ мѣръ, которыя могли бы имѣть для нихъ тяжелыя послѣдствія. Каптеръ исполнилъ свое порученіе блистательно и дѣло получило совершенно иной оборотъ». Губернаторъ Токаревъ также нашелъ самую лестную оцѣнку себѣ въ донесеніи Лошкарева. «По оцѣнкѣ, составленной законнымъ порядкомъ, — сказано въ донесеніи, — ко взысканію подлежала сумма въ 12.327 руб. По крайней снисходительности, оказанной во всемъ этомъ дѣлѣ землевладѣльцемъ Токаревымъ, благородно и тонко разграничивающимъ свое положеніе губернатора и помѣщика, повѣренный его баронъ Витте заявилъ письменно, что суммою 5.474 р. его довѣритель ограничиваетъ всѣ претензіи». Въ заключеніе своего рапорта ген. Лошкаревъ присовокупилъ, что «благополучному и скорому исходу настоящаго дѣла много способствовали: примѣрный составъ и поведеніе войскъ, стройный порядокъ губернскаго управленія и усердіе всѣхъ находившихся при немъ лицъ, въ особенности подполковника Каптера, оцѣнивая результаты успѣха дѣйствій котораго, ген. Лошкаревъ считаетъ справедливымъ ходатайствовать о награжденіи его внѣ правилъ». Насколько были справедливы такіе отзывы, мы уже знаемъ изъ судебнаго дѣла. Въ донесеніи ген. Лошкарева дѣйствительность изображена въ извращенномъ видѣ. Она не была сознательно извращена имъ, а скорѣе этотъ наивный, довѣрчивый генералъ былъ самъ обманутъ и лгалъ съ искреннимъ убѣжденіемъ въ справедливости всего, что писалъ министру. Тѣмъ не менѣе, благодаря его донесеніямъ, истина была скрыта предъ правительствомъ, которое получило совершенно ложное представленіе о всемъ дѣлѣ. И не только ген. Лошкаревъ и министерство были введены въ заблужденіе и не знали правды, но я все русское общество, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, ровно ничего не знало о томъ, какая возмутительная неправда творилась подъ прикрытіемъ лжи. А между тѣмъ неправда была сдѣлана открыто, мѣстные жители знали о ней и молчали, не протестуя публично противъ насилія, жертвою котораго сдѣлались мѣщане мѣстечка Логишина. Въ печати ровно ничего не появилось по этому дѣлу, истина не была возстановлена, ложь не была обличена. Что же это значитъ? Неужели наша жизнь, предоставляя такой широкій просторъ для лжи, не даетъ возможности раздаться правдивому протестующему голосу? Неужели намъ и далѣе суждено ходить въ потемкахъ, не знать, что происходитъ вокругъ насъ, и вѣчно быть наивными жертвами обмана, разыгрывая роль генерала Лошкарева?
Грустно, тоскливо… Въ настоящемъ ничто не удовлетворяетъ и не радуетъ общество, но нѣтъ и живой, энергичной работы для созданія лучшаго будущаго. Мы переживаемъ минуты, когда живая работа въ нѣдрахъ общества пріостановилась и руки опустились подъ ударомъ испытанныхъ неудачъ и разбитыхъ надеждъ; но работа не брошена, общество не свернуло съ прежняго пути въ другую сторону и не отвлекается отъ своихъ прежнихъ стремленій новыми интересами. Нѣтъ, несмотря на всѣ попытки забыться и развлечься чѣмъ-нибудь новымъ, общество не находитъ удовлетворенія въ мелочныхъ интересахъ минуты, не увлекается ими, съ мучительною тоской отвертывается отъ настоящаго и тревожно ждетъ будущаго. Что-то новый годъ скажетъ?
Небывалое ранѣе чувство тревоги охватываетъ душу при встрѣчѣ новаго года. Прежде каждый наступающій годъ представлялся въ строго-опредѣленномъ видѣ. Заглядывая впередъ, въ будущее, мы съ увѣренностью ждали, что тамъ, впереди, ждетъ насъ въ иномъ году счастье, а всего чаще — тоскливые, будничные дни. Но теперь этой увѣренности нѣтъ, — впереди полная неизвѣстность, которая внушаетъ какой-то благоговѣйный страхъ. Новый годъ представляется намъ не въ обычномъ видѣ прекраснаго мальчугана съ безпечною и счастливою улыбкой на устахъ, щедрою рукой разсыпающаго счастье изъ рога изобилія. На этотъ разъ мальчикъ идетъ тихою, степенною поступью, съ глубокою, тайною думой, отпечатавшеюся въ строгомъ, сосредоточенномъ выраженіи лица. Въ рукахъ у него не рогъ изобилія, но урна, наполненная жеребьями. Подходите и вынимайте свой жеребій: кому вынется, тому сбудется!… Страшно заглянуть въ урну… Рука дрожитъ, вынимая жеребій. Почему-то кажется, что на этотъ разъ жеребій будетъ вынутъ не на одинъ годъ, но на всю жизнь. Либо выпадетъ намъ счастье, но такое счастье, отъ котораго духъ захватитъ и которое освѣтитъ всю жизнь безъ конца. А если будетъ несчастье, то оно совсѣмъ задавитъ насъ своею тяжестью и убьетъ жизнь. Страшно развернуть роковой жеребій. Рука судорожно сжимаетъ его, а изъ наболѣвшей груди вырывается глубоко-скорбный крикъ: счастья, счастья!…