ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.
правитьМинувшій годъ имѣлъ очень неблагопріятное вліяніе на нашу общественную дѣятельность, проявлявшуюся въ формѣ земскихъ учрежденій. Первымъ поводомъ къ нѣсколькимъ очень крупнымъ правительственнымъ распоряженіямъ относительно земства, послужило закрытіе и распущеніе петербургскаго губернскаго земскаго собранія. Высочайшее повелѣніе въ этомъ смыслѣ состоялось 16 января прошлаго года. Государь Императоръ, принявъ во вниманіе, что петербургское земство, въ лицѣ своихъ представителей, «непрерывно обнаруживало стремленіе неточнымъ изъясненіемъ дѣлъ и неправильнымъ толкованіемъ законовъ возбуждать чувства недовѣрія и неуваженія къ правительству», высочайше повелѣлъ: закрыть и распустить петербургское губернское земское собраніе, а также губернскую и уѣздныя управы; пріостановить въ этой губерніи дѣйствіе положенія о земскихъ учрежденіяхъ; всѣ дѣла и суммы управъ передать въ вѣдѣніе тѣхъ установленій, которыя завѣдывали ими до введенія въ дѣйствіе земскихъ учрежденій; отчетъ и докладъ губернской управы передать на разсмотрѣніе сената, и, наконецъ, предсѣдателя губернской управы считать отрѣшеннымъ, а всѣхъ другихъ членовъ земскихъ управъ уволенными отъ должностей.
Этотъ прискорбный случай повлекъ за собою рѣшительную перемѣну въ правилахъ о порядкѣ производства дѣлъ въ земскихъ собраніяхъ, перемѣну, которая, разумѣется, сдѣлалась обязательною для всѣхъ земскихъ собраній въ Россіи. Новый законъ имѣлъ въ виду три ряда измѣненій, касавшихся: правъ и обязанностей предсѣдателей собраній, постановленій, признаваемыхъ недѣйствительными и отвѣтственности за нарушеніе правилъ, установляемыхъ новымъ закономъ.
Власть предсѣдателя чрезвычайно расширена: сдѣлавшись главнѣйшимъ отвѣтчиковъ за все, что говорится въ собраніи, онъ получилъ и права, соотвѣтствующія новымъ его обязанностямъ; въ случаѣ какихъ либо безпорядковъ въ собраніи или отступленій отъ закона, предсѣдатель, не прекратившій ихъ во время, можетъ быть преданъ суду и подвергнутъ болѣе или менѣе тяжкимъ взысканіямъ, какъ-то: исключенію изъ службы, отрѣшенію отъ должности и т. п. По этому, власть его заключается въ слѣдующемъ: онъ обязанъ направлять занятія собраній въ извѣстную сторону, сообразно той цѣли, для которой созвано собраніе; онъ предлагаетъ для обсужденія одинъ вопросъ послѣ другого, въ томъ порядкѣ, какой признаетъ болѣе удобнымъ, «охраняя надлежащій порядокъ и единство предмета;» въ случаѣ разнообразія мнѣній, онъ долженъ подробнѣе объяснить сущность предмета; предсѣдатель наблюдаетъ, чтобы словесныя разсужденія излагались каждымъ членомъ отдѣльно и чтобы голосъ одного не былъ прерываемъ голосомъ другого, всѣ разсужденія членовъ собранія обращаются къ лицу предсѣдателя; онъ обязанъ останавливать и направлять въ надлежащую сторону того оратора, который будетъ уклоняться отъ дѣла; при вторичномъ уклоненіи, онъ можетъ лишить члена права голоса и перейдти къ разсмотрѣнію слѣдующаго за тѣмъ вопроса; если предсѣдатель признаетъ, что предложенія одного или нѣсколькихъ членовъ не согласны съ законами, или выходятъ изъ круга вѣдомства собранія, то не даетъ имъ дальнѣйшаго хода; члены, несогласные въ этихъ случаяхъ съ предсѣдателемъ, не имѣютъ права опровергать его, а могутъ, если пожелаютъ, изложить свое мнѣніе письменно и пріобщить его къ журналу засѣданія. При нарушеніи членами собранія порядка и при безуспѣшности напоминаній предсѣдателя, онъ обязанъ закрыть засѣданіе; вообще, всѣ, находящіеся въ собраніи, какъ постороннія лица, такъ и члены, обязаны безпрекословно подчиняться предсѣдателю.
Постановленія собраній считаются, но новому закону, недѣйствительными во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда они окажутся противными общимъ постановленіямъ, или когда относятся къ предметамъ, неподлежащимъ вѣдомству собранія, или когда, по своему содержанію, превышаютъ тѣ права, которыя предоставлены собранію закономъ. «Постановленія о сношеніи или соглашеніи съ другими собраніями, по дѣламъ, относящимся къ общимъ правительственнымъ распоряженіямъ или къ вопросамъ объ установленныхъ закономъ предѣлахъ вѣдомства собраній, вступаютъ въ силу и подлежатъ исполненію не иначе, какъ съ согласія начальника губерніи».
Отвѣтственность предсѣдателя, о которой мы упомянули выше, за безпорядки въ собраніяхъ, все-таки не исключаетъ собою отвѣтственности членовъ, производящихъ эти безпорядки. Члены, которые послѣ того, какъ предсѣдатель объявилъ засѣданіе закрытымъ, будутъ продолжать пренія, подвергаются денежному взысканію отъ 25 до 100 рублей съ каждаго лица; а тѣ, которые предложили такое нарушеніе, подлежатъ исключенію изъ собраній на срокъ отъ трехъ до девяти лѣтъ, если только они, но самому содержанію преній, не подлежатъ болѣе тяжкому наказанію. Члены собраній, оказавшіе въ чемъ бы то ни было неповиновеніе требованіямъ предсѣдателя, подвергаются выговору, удаленію изъ собранія или исключенію изъ него на время отъ трехъ до семи дней.
Но кромѣ перечисленныхъ нами правилъ, установленныхъ новымъ закономъ, онъ произвелъ коренное измѣненіе и въ правилахъ о допущеніи публики въ собраніе. По этому закону, допускать или не допускать публику въ засѣданіе совершенно зависитъ отъ воли предсѣдателя; если же губернаторъ требуетъ, чтобы засѣданія происходили не гласно, то такое требованіе для предсѣдателя собранія обязательно — онъ не имѣетъ права не подчиняться ему. Такимъ образомъ, если, напримѣръ, губернское начальство изъявляетъ желаніе, чтобы земское собраніе въ продолженіе всей сессіи происходило безъ участія публики, то оно будетъ закрытымъ, хотя бы даже, противъ воли предсѣдателя, или если бы губернское начальство желало сдѣлать засѣданія публичными, а этого не хочетъ предсѣдатель, то собраніе также будетъ происходить безъ участія публики. Это весьма важное измѣненіе въ положеніи о земскихъ учрежденіяхъ.
Какъ естественное продолженіе сейчасъ приведеннаго нами закона, явился законъ «о порядкѣ печатанія постановленій, отчетовъ о засѣданіяхъ, а также сужденій, преній и рѣчей, состоявшихся въ земскихъ, дворянскихъ и городскихъ общественныхъ и сословныхъ собраніяхъ». Этимъ закономъ, въ дополненіе къ законоположенію о печати 6 апрѣля 1865 года, постановлено, что постановленіи, отчеты и т. п., состоявшіяся въ земскихъ и другихъ собраніяхъ, могутъ печататься не иначе, какъ съ разрѣшенія губернаторовъ. Этотъ законъ оказалъ свое дѣйствіе тотчасъ же послѣ его обнародованія: въ газетахъ почти прекратилось печатаніе какихъ бы то ни было извѣстій, касающихся земскаго дѣла въ Россіи; изрѣдка появлялись только тѣ изъ нихъ, которыя предварительно печатались въ мѣстныхъ губернскихъ вѣдомостяхъ съ разрѣшенія губернаторовъ. Но судя даже по этимъ отрывочнымъ, неполнымъ и случайнымъ извѣстіямъ, не трудно убѣдиться, какъ это мы увидимъ ниже, что два приведенные нами закона оказали на наше общество и земство та. кое дѣйствіе, какого даже невозможно было и ожидать.
Одинъ и тотъ же законъ можетъ примѣняться въ разныхъ мѣстахъ совершенно различно, смотря потому, какова среда, въ которой онъ примѣняется и каковы лица, которыя его примѣняютъ. Конечно, два вышеприведенные закона въ значительной степени ограничиваютъ самостоятельность земскихъ собраній, подчиняя ихъ власти какъ предсѣдателей, такъ и губернскихъ начальствъ. Но во всякомъ случаѣ, изъ этихъ двухъ законовъ вовсе не вытекаютъ тѣ необходимыя слѣдствія, какія мы теперь видимъ въ дѣятельности земскихъ собраній. Законъ даетъ право предсѣдателю дѣлать собраніе закрытымъ или открытымъ; во вѣдь онъ не обязываетъ же его склоняться преимущественно на сторону келейности чѣмъ публичности засѣданій; онъ даетъ ему право, а не налагаетъ обязанности — дѣло уже предсѣдателя пользоваться своимъ правомъ такъ, а не иначе. Съ другой стороны, печатаніе отчетовъ и рѣчей, произносимыхъ въ собраніяхъ, зависитъ отъ воли губернаторовъ, по и здѣсь точно также законъ не на кого не налагаетъ обязанности затруднять всѣми способами печатаніе этихъ рѣчей и отчетовъ, Не имѣя опредѣленныхъ данныхъ, мы не можемъ сказать, чѣмъ именно объяснить ту скудость извѣстій о земскихъ дѣлахъ, какую мы ощущаемъ въ настоящее время, потому что трудно же въ самомъ дѣлѣ предположить, чтобы гг. губернаторы, безъ всякаго повода и безразлично, стали пользоваться предоставленнымъ имъ правомъ односторонне, то есть, затрудняя всѣми способами появленіе въ печати извѣстій о дѣятельности земства. Правда, имъ предоставлена широкая власть запрещать; и разрѣшать; но зачѣмъ же они станутъ пользоваться именно правомъ запрещать и не будутъ пользоваться равносильнымъ правомъ разрѣшать. Очевидно, что въ этихъ случаяхъ имъ всего естественнѣе руководствоваться сущностью земскихъ учрежденій и свои запрещенія или разрѣшенія сообразовать съ общимъ смысломъ и цѣлью этихъ учрежденій. Если для того дѣла, въ интересахъ котораго образовано земство, полезнѣе и выгоднѣе тайна, чѣмъ гласность, то тогда да изчезнутъ изъ газетъ всякіе толки о дѣятельности земскихъ собраній; но если выгоднѣе гласность, то въ такомъ случаѣ ей долженъ быть предоставленъ самый широкій просторъ. Еслибъ законодательная власть безусловно признавала пользу тайны въ дѣятельности земства, то ей стоило бы только издать законъ въ этомъ смыслѣ. Но такого закона не существуетъ. И дѣйствительно, факты говорятъ несомнѣнно, что безъ участія печати въ земскомъ дѣлѣ, оно или окончательно замретъ, или сдѣлается въ рукахъ нѣсколькихъ лицъ средствомъ для облегченія однихъ въ несеніи земскихъ повинностей на счетъ другихъ. Правильное развитіе общественныхъ учрежденій въ Россіи немыслимо безъ содѣйствія печатнаго слова. Еслибъ печать была лишена возможности внимательно слѣдить за дѣятельностью, напримѣръ, мировыхъ учрежденій или общихъ судебныхъ мѣстъ, то врядъ ли установился бы у насъ такъ прочно и въ та кое короткое время мировой институтъ; врядъ ли приговоры присяжныхъ отличались бы тою солидностью и правотою, какую признаютъ всѣ публицисты, всѣ судьи, вся публика и даже само министерство юстиціи, въ лицѣ бывшаго министра г. Замятнипа.
Впрочемъ, этимъ мы вовсе не хотимъ сказать, ч то наша журналистика силою своей дѣятельности способствовала утвержденію въ народѣ правильнаго взгляда на мировыя учрежденія и судъ присяжныхъ. Журналистика оказала услуіи вовсе не своими разсужденіями и соображеніями, которыя часто скорѣе вредили, чѣмъ помогали дѣлу, а просто тѣмъ, что давала читателямъ подробные отчеты о дѣлахъ, производившихся какъ въ мировыхъ, такъ и въ общихъ судебныхъ установленіяхъ. Въ этомъ случаѣ журналистика проявила только силу печатнаго слова, а вовсе не силу своего непосредственнаго вліянія на читателей; подобнымъ вліяніемъ она давно уже перестала пользоваться. Точно тоже и относительно земскихъ учрежденій: насъ бы нисколько не опечалило, въ интересахъ земскаго дѣла, еслибъ журналистика была лишена возможности обсуждать отчеты земскихъ собраній и управъ, а также рѣчи гласныхъ, лишь бы только при этомъ условіи можно было заявлять все, рѣшительно все, что говорится и дѣлается въ земскихъ собраніяхъ. Наши обсужденія въ большей части случаевъ такъ темны и сбивчивы, что очень и очень рѣдко могутъ способствовать уясненію извѣстнаго вопроса въ глазахъ какъ публики, такъ и самихъ земскихъ дѣятелей; напротивъ, печатаніе подлинныхъ отчетовъ и рѣчей, или, по крайней мѣрѣ, наиболѣе характерныхъ выдержекъ изъ нихъ, само собою способствовало бы полному ознакомленію какъ публики съ дѣятельностью земства, такъ и земскихъ дѣятелей одной губерніи съ дѣятелями другой. Печатное слово въ этихъ случаяхъ оказывало бы самую простую, нехитрую и очень обыкновенную услугу.
Но кромѣ этой услуги, печатное слово, въ примѣненіи именно къ нашей общественной дѣятельности, оказываетъ и другую, не менѣе важную, услугу. У насъ многіе не столько дорожатъ тѣмъ дѣломъ, въ пользу котораго они призваны дѣйствовать, сколько тѣмъ мнѣніемъ, какое составится о нихъ въ публикѣ. А мнѣніе можетъ быть составлено только при посредствѣ печатнаго слова. Кому случалось присутствовать въ судебныхъ засѣданіяхъ, на которыхъ нѣтъ стенографа и мало публики, тотъ, конечно, замѣчалъ, что и защитники, и прокуроры говорятъ съ гораздо большею вялостью, чѣмъ тогда, когда зала полна и каждое произносимое слово записывается стенографически. Но судъ въ этомъ отношеніи стоитъ несравненно въ лучшихъ условіяхъ, чѣмъ земскія собранія. На судѣ и у защитника подсудимаго, и у обвиняющей власти есть ближайшая и вполнѣ опредѣленная цѣль, ради которой они ведутъ между собою пренія; они бы могли и совершенно позабыть о томъ, слушаетъ ли ихъ публика или нѣтъ, будутъ ли напечатаны ихъ рѣчи въ газетахъ или не будутъ. Совершенно иное видимъ мы въ земскихъ собраніяхъ: здѣсь очень часто пренія переходятъ на теоретическую почву и требуютъ несравненно большаго вниманія, наблюденія и опытности. Прокуроръ и защитникъ — люди, спеціально подготовленные къ своему дѣлу; а изъ земскихъ ораторовъ едва ли наберется сотая часть такихъ, которые серьезно подготовляли себя къ дѣятельности гласнаго. Для нихъ мнѣніе публики служить очень важной побудительной причиной основательнѣе изучить тѣ, вопросы, о которыхъ они говорятъ; зная, что ихъ рѣчи не будутъ ни напечатаны, -ни услышаны публикой, многіе изъ гласныхъ или совсѣмъ махнутъ рукой на свое дѣло, или станутъ относиться къ нему небрежно, какъ нибудь, исполняя одну только формальность.
Печатаніе въ газетахъ преній, происходящихъ въ земскихъ собраніяхъ, и полныхъ отчетовъ, значительно бы уменьшило возможность тѣхъ злоупотребленій, которыя могутъ здѣсь случаться. Эти злоупотребленія въ дѣятельности земства происходятъ изъ двухъ источниковъ: или изъ взаимнаго столкновенія сословныхъ интересовъ, которые у насъ еще очень сильны и на ослабленіе которыхъ печать могла бы оказывать самое благотворное вліяніе, или же просто отъ небрежнаго отношенія земскихъ дѣятелей къ своей обязанности; эта небрежность стала теперь проявляться все болѣе и болѣе замѣтно; во многихъ мѣстахъ собранія не могутъ состояться просто потому, что на нихъ не является законнаго числа гласныхъ — и пока трудно еще предсказать, " до какихъ размѣровъ дойдетъ она впослѣдствіи. По всей вѣроятности, существованіе земскихъ учрежденій сдѣлается возможнымъ только подъ условіемъ болѣе или менѣе значительныхъ штрафовъ и другихъ взысканій. Повторяемъ, гласность необходима для успѣха земскаго дѣла, и необходимость эта настолько рѣзко бросается въ глаза, что мы не имѣемъ возможности приписывать отсутствіе ея въ настоящее время распоряженіямъ губернскихъ начальствъ, потому что такія распоряженія, неоснованныя на достаточныхъ данныхъ, были бы во всякомъ случаѣ противозаконны. Хотя губернаторамъ и предоставлено право дѣлать, когда имъ угодно, засѣданія собраній закрытыми или недозволять, по своему усмотрѣнію, печатаніе отчетовъ и преній, но имъ не предоставлено право способствовать упадку земскихъ учрежденій, да они и сами врядъ ли сколько нибудь заинтересованы въ томъ, чтобы поступать относительно земства именно такимъ образомъ. Вѣроятно, все дѣло происходитъ отъ того, что польза гласности для земскихъ учрежденій многими еще несознана, что на нее смотря тѣ какъ на роскошь, которой можетъ быть лишено земское дѣло безъ всякаго для него ущерба.
Мы хотимъ привести нѣсколько наиболѣе крупныхъ и характерныхъ фактовъ изъ дѣятельности земства въ минувшемъ году, фактовъ, явившихся, очевидно, подъ вліяніемъ той тайны, какая окружаетъ въ настоящее время нашу общественную дѣятельность, въ лицѣ земскихъ учрежденій. Въ дѣйствительности, подобныхъ фактовъ, разумѣется, несравненно больше, но тѣ, которые мы сейчасъ приведемъ, могутъ познакомить читателей и съ тѣмд, которые для насъ остались, неизвѣстными.
Приведенные нами два закона, относительно подчиненія земскихъ учрежденій мѣстнымъ губернскимъ началѣствамъ, поняты нѣкоторыми изъ низшихъ административныхъ властей крайне оригинальнымъ образомъ. Этимъ властямъ показалось, что новые законы подчиняютъ земскую дѣятельность не только высшей административной власти въ губерніяхъ, но даже мелкимъ ея органамъ, въ лицѣ становыхъ и исправниковъ; что имъ предоставлено право распоряжаться земскими учрежденіями по своему усмотрѣнію. Однажды въ залу засѣданій алатырскаго уѣзднаго земскаго собранія вошелъ исправникъ. Ему замѣтили, что по закону, онъ не имѣетъ права находиться при совѣщаніяхъ земства и попросили его удалиться изъ зады. Исправникъ счелъ это для себя личнымъ оскорбленіемъ и задумалъ мститъ земству. Месть его заключалась въ слѣдующемъ: однажды земская управа получаетъ отъ исправника формальное увѣдомленіе, что въ такомъ-то мѣстѣ уѣзда очень опасенъ мостъ, почему къ нему приставленъ караулъ. Членъ управы былъ посланъ для ревизіи. Хотя мостъ оказался совершенно безопаснымъ, но членъ все-таки составилъ смѣту для приведенія моста въ безукоризненное состояніе. И вотъ уже годъ, какъ мостъ стоитъ безъ поправокъ, совершенно прочно, а между тѣмъ караулъ обходится земству очень недешево. Черезъ нѣсколько времени тотъ же исправникъ увѣдомляетъ управу, что поставилъ на счетъ земства четыре пограничные столба, потому что прежніе были неформенные, и требуетъ присылки къ нему денегъ. Управа замѣтила исправнику, что власть, какую онъ себѣ присвоиваетъ, предоставлена лишь губернаторамъ, да и то съ разрѣшенія министра внутреннихъ дѣлъ. Но исправникъ и тутъ не успокоился: недѣли двѣ спустя, пріѣхалъ въ одно имѣніе становой и собралъ съ крестьянъ 33 р. с. на томъ основаніи, что исправникъ велѣлъ на счетъ общества выстроить въ другомъ селѣ мостъ; а между тѣмъ мостъ давно тамъ существовалъ и никто не заявлялъ о его неисправности ни управѣ, ли крестьянамъ. Одинъ изъ мостовъ уѣзда отданъ былъ земствомъ подрядчику, который разбиралъ этотъ мостъ каждую весну, при наступленіи полной воды. Вдругъ исправнику почему-то вздумалось не позволить разбирать этотъ мостъ своевременно: наступила вода — и мосты разнесло по берегамъ. Спустя еще нѣсколько времени, исправникъ присылаетъ въ одну изъ волостей становаго съ порученіемъ собрать съ крестьянъ 80 рублей для покупки пожарной грубы; а если, говоритъ, крестьяне не дадутъ, такъ я самъ привезу трубу и взыщу уже не 80, а 120 рублей. Между тѣмъ, заведеніе пожарныхъ трубъ предоставлено закономъ на волю сельскихъ обществъ. Еще черезъ недѣлю исправникъ приказалъ волостному старшинѣ объявить крестьянамъ, чтобы они выстроили въ извѣстномъ мѣстѣ мостъ, и непремѣнно, къ опредѣленному дню; а по закону, если исправникъ и находитъ какія нибудь неисправности въ путяхъ сообщенія, то долженъ дать знать о нихъ управѣ, а не распоряжаться самъ. Положимъ, что всѣ эти дѣйствія, какъ незаконныя, проходили мимо земства; но уже одна пустая и совершенно безполезная переписка по такимъ ничтожнымъ дѣламъ должна была значительно затруднять дѣятельность земской управы.
Въ извѣстіяхъ херсонскаго земства встрѣчаются еще болѣе крупные факты относительно несправедливыхъ и противозаконныхъ притязаній мѣстной администраціи къ земству. Напримѣръ, одесская земская управа сдѣлала распоряженіе по натуральнымъ повинностямъ, а приставъ одесскаго уѣзда вздумалъ отмѣнять своею собственною властью эти распоряженія. Кромѣ того, одесское полицейское управленіе стало принимать къ своему разбирательству жалобы на дѣйствія земскихъ учрежденій. Херсонская губернская управа, отстаивая интересы земства, заявила губернскому правленію о беззаконныхъ вмѣшательствахъ полиціи въ дѣла земства, но губернское правленіе нашло «нареканія, взводимыя на становаго пристава, несправедливыми», а дѣйствія какъ его, такъ и одесскаго полицейскаго управленія «совершенно правильными». Губернскій прокуроръ протестовалъ противъ неправильнаго толкованія закона и высказалъ мысль, что «нельзя допустить, чтобы становой приставъ входилъ въ обсужденіе правильности дѣйствій управъ и циркулярными предписаніями возбуждалъ сельское начальство къ неповиновенію распоряженіямъ земскихъ учрежденій». Вышли пререканія — и дѣло поступило на разсмотрѣніе Сената. Сенатъ, конечно, тоже нашелъ, что "со стороны полицейскихъ управленій и «шпонъ полиціи никакимъ образомъ не должно быть допускаемо, по отбыванію натуральныхъ повинностей, дѣйствій, противныхъ распоряженіямъ земскихъ управъ, и что равнымъ образомъ не должны быть допускаемы дѣйствія, клонящіяся къ поколебанію довѣрія къ земскимъ учрежденіямъ.» Сенатъ призналъ незаконными и отмѣнилъ постановленія херсонскаго губернскаго правленія и замѣтилъ ему, что бы оно впередъ не дозволяло себѣ вмѣшиваться въ неподлежащія его разсмотрѣнію дѣйствія земскихъ учрежденій. А между тѣмъ по поводу этихъ пререканій между земствомъ и мѣстной администраціей, тянулась длиннѣйшая переписка, которая отняла немало дорогаго времени у земскихъ дѣятелей и, конечно, отвлекала ихъ отъ исполненія тѣхъ грудныхъ и сложныхъ обязанностей, которыя они на себя приняли.
Еще одинъ крупный и важный факта изъ дѣятельности земства той же губерніи. Елисаветградская уѣздная управа, при составленіи уѣздной смѣты и раскладки на 1868 годъ, нашла необходимымъ имѣть свѣденія о городскихъ доходахъ и расходахъ за 1867 г.; съ этою цѣлью она обратилась въ городскія думы съ просьбою, прислать ей копіи городскаго бюджета за минувшій годъ, такъ какъ подробныя городскія росписи, несмотря на законъ, не печатаются въ мѣстныхъ губернскихъ вѣдомостяхъ. Бобринецкая дума немедленно исполнила просьбу земской управы, но новомиргородская отвѣчала, что не можетъ исполнить желанія управы, не испросивши напередъ разрѣшенія со стороны херсонскаго губернскаго правленія. Между тѣмъ губернское правленіе въ томъ же мѣсяцѣ послало во всѣ городскія думы увѣдомленіе, что требованіе управы о высылкѣ ей копій съ городскихъ росписей, «съ одной стороны не основано ни на какомъ постановленіи закона а съ другой — составляетъ излишній трудъ и затрату безполезно канцелярскихъ матеріаловъ.» Получивъ это увѣдомленіе, елисаветградская управа просила губернатора, чтобы было предписано думамъ исполнить ея законное требованіе, и, не получивъ отвѣта, обратилась съ подобнымъ же ходатайствомъ въ министерство внутреннихъ дѣлъ.
Та часть приведенныхъ нами выше двухъ законоположеній въ которой говорится объ усиленіи власти предсѣдателей собраній хотя тоже значительно стѣснила самостоятельность собраній, но все-таки, очевидно, не имѣла въ виду тѣхъ злоупотребленій властью, какія иногда позволяютъ себѣ предсѣдатели. Нѣкоторые факты этого рода кажутся просто невозможными. "Голосъ, " напримѣръ, сообщаетъ слѣдующее: въ одномъ городѣ происходило земское собраніе; толковали на немъ о пользахъ и нуждахъ края, вообще все шло отлично. Коснулось дѣло вопроса о подводной повинности и начались горячія пренія. По мнѣнію нѣкоторыхъ гласныхъ, необходимо было увеличить плату пунктовщикамъ на содержаніе ихъ пунктовъ, и особенно тѣхъ, въ которыхъ больше другихъ существуетъ проѣздъ и больше требуется лошадей. Одинъ изъ гласныхъ прежде всего указалъ на первый пунктъ, городской, содержимый исправникомъ Тогда предсѣдатель собранія, «положивъ указательный палецъ своей правой руки себѣ въ ротъ, помуслилъ его тамъ и, вынимая назадъ и показывая гласному, проговорилъ: вотъ чего не хочешь ли ты съ своимъ исправникомъ!» Но подобные факты свидѣтельствуютъ только о простотѣ нашихъ нравовъ и могутъ быть искоренены просто-на-просто судебными преслѣдованіями со стороны оскорбленныхъ лицъ, къ чему и прибѣгнулъ тотъ гласный, которому предсѣдатель показалъ замусуленный палецъ. Есть факты гораздо болѣе крупные и важные, происходящіе изъ того же источника.
Сословныя стремленія, такъ мало согласныя съ сущностью земскихъ учрежденій, также могутъ найдти для себя поддержку въ двухъ вышеприведенныхъ законоположеніяхъ. Извѣстно, что сословные интересы начали заявлять себя въ земскихъ собраніяхъ почти съ самаго начала ихъ учрежденія. Печать могла бы сильно способствовать ослабленію сословной раздѣльности, потому что тѣ самые гласные, которые отстаивали сословность, въ сущности очень хорошо сознавали свою неправоту въ этомъ случаѣ и очень бы не желали видѣть свои мнѣнія въ печати. До какого пристрастія, до какихъ рѣзкихъ крайностей могутъ доходить сословныя стремленія, видно, между прочимъ, изъ дѣятельности тамбовскаго земства, отчетъ о которомъ, къ счастію, появился въ печати, хотя и много времени спустя послѣ закрытія собранія. Тамбовское губернское земское собраніе отнеслось очень недружелюбно къ дѣятельности губернской управы, въ числѣ членовъ которой находился между прочими, крестьянинъ Шишкинъ. Столкновеніе собранія съ управой началось съ того, что управа не напечатала заблаговременно денежные отчеты ко времени собранія. Хотя управа и объяснила подробно причины, по которымъ она допустила эту неисправность, сославшись на то, что отчеты задержало у себя губернское начальство, хотя нѣкоторые гласные предложили даже обратиться къ правительству съ просьбою о томъ, чтобы земство рѣже встрѣчало подобныя затрудненія, но большинство собранія не приняло во вниманіе ни этого предложенія, ни объясненія управы. Къ слѣдующему засѣданію отчетъ былъ готовъ, ни собраніе нашло его составленнымъ безъ соблюденія всѣхъ формальностей. Предсѣдатель управы, видя, что собраніе относится къ нему придирчиво и не оказываетъ ни малѣйшаго сочувствія его дѣятельности, счелъ необходимымъ сложить съ себя званіе предсѣдателя управы; вмѣстѣ съ предсѣдателемъ сдѣлали подобныя же заявленія и другіе члены управы, кромѣ крестьянина Шишкина, который въ это время находился въ командировкѣ. Собраніе приняло заявленіе управы и назначило новые выборы, но, несмотря на то. что безпорядки въ счетахъ, представленныхъ управой, касались исключи тслѣно богоугодныхъ заведеній, которыми завѣдывалъ членъ управы генералъ-маіоръ Харнскій, собраніе упросило г. Харнскаго остаться членомъ управы. Вслѣдъ за этимъ явилось предложеніе о томъ, чтобы крестьянина Шишкина исключить изъ членовъ управы. Шишкинъ, какъ сказано, находился ш. это время въ командировкѣ по осмотру дорожныхъ сооруженій. Его вызвали въ собраніе, допросили и постановили слѣдующее: «собраніе, находя необходимымъ получить нѣкоторыя объясненія по отчетамъ управы, обратилось къ присутствовавшему въ собраніи члену управы Шишкину съ просьбой дать требуемыя объясненія. Г. Шишкинъ заявилъ, что по случаю отлучекъ его изъ города, по порученіямъ управы, онъ не можетъ представить желаемыхъ собраніемъ объясненій и раздѣлять отвѣтственность за безпорядки съ другими членами управы. Но на это сдѣлано возраженіе, что такъ какъ всѣ отчеты управы подписаны и г. Шишкинымъ, то они не видятъ достаточной причины къ его оправданію и къ отказу дать требуемыхъ собраніемъ объясненій, и что, по ихъ мнѣнію, онъ долженъ нести отвѣтственность наравнѣ съ другими членами управы.»
Каждое новое учрежденіе въ Россіи, нуждающееся въ общественной поддержкѣ, какъ напримѣръ земскія учрежденія, можетъ разсчитывать на успѣхъ только въ такомъ случаѣ, когда въ судьбѣ его принимаетъ близкое и постоянное участіе журналистика, или когда ему открыто покровительствуетъ правительство. Только при этихъ условіяхъ публика станетъ относиться къ новымъ учрежденіямъ какъ къ дѣлу серьезному и нужному. Наша публика вообще мало привыкла полагаться на собственное мнѣніе въ сужденіи о какомъ нибудь дѣлѣ; ей нуженъ для этого чей нибудь посторонній и сильный авторитетъ. Въ исторіи земскихъ учрежденій было нѣсколько исключительныхъ случаевъ, которые заставили правительство обратить на лихъ особенное вниманіе и значительно съузить ту сферу дѣятельности, которая въ самомъ началѣ была предоставлена земскимъ учрежденіямъ. Понятно, что эти мѣры нисколько не условллвали собою перемѣну въ правительствѣ взгляда на пользу земскихъ учрежденій, потому что въ такомъ случаѣ они просто были бы уничтожены тѣмъ самымъ правительствомъ, которое дало имъ жизнь. Между тѣмъ, неблагосклонное отношеніе высшей администраціи къ нѣкоторымъ отдѣльнымъ случаямъ изъ дѣятельности земства, дало поводъ предполагать, будто земскія учрежденія потеряли въ глазахъ правительства всякій кредитъ и если еще существуютъ, то вовсе не въ силу своей необходимости, а только по особенной снисходительности со стороны правительства. Усиленію такого взгляда способствовало еще то обстоятельство, что газетныя извѣстія о дѣятельности земства почти прекратились. Незнакомство общества съ земскими учрежденіями, которое, въ свою очередь, значительно зависитъ оттого, что дѣятельность земства покрыта тайной, доказывается слѣдующимъ рѣзкимъ фактомъ; саратовская уѣздная управа напечатала въ мѣстныхъ вѣдомостяхъ объявленіе, съ цѣлью снять съ земства тѣ нареканія, которыя взводятся на него обществомъ. По закону, земство имѣетъ право взимать налога 25 % со стоимости торговыхъ и промышленныхъ свидѣтельствъ; саратовское земское собраніе сочло достаточнымъ обложить эти свидѣтельства только 10 %, но и эта мѣра подверглась осужденію со стороны публики. Доказывая неосновательность подобныхъ обвиненій, саратовская уѣздная земская управа, между прочимъ, говоритъ слѣдующее: «что касается до того, будто бы саратовская управа дѣйствуетъ но предмету обложенія самостоятельно я произвольно, то такого рода мнѣнія рождаются, конечно, въ публикѣ, незнакомой съ дѣлами земства и отношеніемъ управы къ земскому собранію; а потому саратовская земская управа имѣетъ честь довести до всеобщаго свѣденія, что засѣданія очереднаго саратовскаго уѣзднаго земскаго собранія откроются тогда-то и входъ на нихъ лицамъ, интересующимся дѣлами земства, закономъ не воспрещается, а со стороны унрачы болѣе, нежели желателенъ». Но хотя саратовская управа и испытала на самой себѣ вредъ незнакомства публики съ земскими дѣлами, все-таки ея одиночное заявленіе, которое мы сейчасъ выписали, не принесетъ особенной пользы дѣлу, потому что охлажденіе публики къ земству зависитъ отъ очень многихъ причинъ.
Въ журналистикѣ, существуетъ два различныхъ взгляда на земскія учрежденія: одни находятъ, что нашъ народъ слишкомъ богатъ прогрессивными элементами для того, чтобы эти элементы могли заглохнуть подъ вліяніемъ случайныхъ неблагопріятныхъ условій, и что земскія учрежденія укоренились въ нашемъ обществѣ настолько прочно, что имъ нечего бояться за свою будущность; этотъ взглядъ признаетъ, что земскія учрежденія въ настоящее время развиваются совершенно правильно и быстро идутъ по пути совершенствованія. Другіе, напротивъ, утверждаютъ, что земскія учрежденія не могутъ оставаться болѣе въ томъ видѣ, въ какомъ они существуютъ до послѣдняго времени, и что начала, на которыхъ они построены, должны быть замѣнены новыми, «болѣе согласными съ духомъ русскаго народа и съ общимъ строемъ государственной организаціи».
Первое изъ этихъ мнѣній мы считаемъ крайне-оригинальнымъ и дѣтски-наивнымъ. Соглашаясь вполнѣ съ тѣмъ, что земскія учрежденія успѣли отчасти доказать, путемъ очевидныхъ фактовъ, важное преимущество общественнаго хозяйства передъ казеннымъ, что въ исторіи земскихъ собраній есть очені. много случаевъ, когда земство производило, напримѣръ, за 27 рублей такія исправленія, которыя прежде стоили казнѣ до пятидесяти тысячъ — какъ это случилось при осушкѣ херсонскихъ болотъ — признавая вполнѣ не только вѣроятность, но и безусловную достовѣрность этихъ фактовъ, словомъ, отдавая въ принципѣ полнѣйшее преимущество идеѣ земскихъ учрежденій передъ началами казеннаго управленія, мы никакъ не можемъ согласиться съ мнѣніемъ, что наши земскія учрежденія стоятъ на совершенно вѣрной дорогѣ. Мы скорѣе готовы согласиться съ мнѣніемъ второго рода, потому что оно отличается гораздо большею послѣдовательностью. Постараемся объяснить нашъ взглядъ на это дѣло въ нѣсколькихъ словахъ.
Одинъ и тотъ же законъ, какъ мы замѣтили выше, примѣняется въ различныхъ мѣстахъ совершенно различно. Правительство, издавая въ разное время дополнительныя правила къ земскимъ учрежденіямъ, вовсе, конечно, не имѣло въ виду измѣнять самую сущность этихъ учрежденій, потому что въ такомъ случаѣ оно могло бы просто прекратить повсемѣстно дѣйствіе земскихъ учрежденій или сразу придать имъ такой характеръ, какой оно считаетъ наиболѣе пригоднымъ для дѣла, не прибѣгая къ мѣрамъ частнымъ, продолжительнымъ. Облекая предсѣдателей земскихъ собраній и губернскія начальства обширною властью по отношенію къ земству, правительство только имѣло въ виду устранить возможность тѣхъ случаевъ, которые происходили въ дѣятельности земства, но не лишать земскія собранія необходимой самостоятельности, а слѣдовательно и авторитета въ глазахъ не одного какого-либо сословія, но всею народа. Между тѣмъ, газета «Вѣсть» совершенно справедливо, однажды, замѣтила, что «дворяне получили повсюду значительный перевѣсъ въ губернскихъ земскихъ собраніяхъ» и что «дворянство дѣйствительно держитъ дѣло въ своихъ рукахъ». Вотъ этотъ-то именно перевѣсъ, происшедшій вопреки желанію правительства, такъ ясно выраженному въ положеніи о земскихъ учрежденіяхъ, и лишаетъ земскія собранія необходимаго авторитета. А такъ какъ авторитетъ необходимо нуженъ для пользы дѣла, то изъ этого слѣдуетъ, что нынѣшнее состояніе земскихъ учрежденій не можетъ быть признано нормальнымъ и нетребующимъ коренныхъ измѣненій.
«Да развиваются и процвѣтаютъ у насъ естественныя науки во славу обожаемаго Монарха и во благо русскаго народа!» «Естествознаніе должно составлять необходимый элементъ первоначальнаго образованія въ Россіи.» «Благосостояніе русскаго народа немыслимо безъ широкаго развитія у насъ естественно-историческихъ свѣденій.» «Мы должны всѣми способами, популяризовать въ Россіи естественныя науки.»
Такія и подобныя восклицанія раздавались недавно въ большой залѣ петербургскаго университета, въ присутствіи многочисленной публики, сопровождавшей эти восклицанія шумными знаками одобренія Отъ рукоплесканій дрожали стекла; лица присутствовавшихъ выражали страстное напряженіе: происходило что-то необычайное.
Ото было ничто иное, какъ публичныя засѣданія съѣзда русскихъ естествоиспытателей, учрежденнаго, какъ заявилъ профессоръ Бекетовъ, по иниціативѣ министра народнаго просвѣщенія графа Толстаго.
Признаемся, мы были удивлены и поражены всѣмъ, что происходило на нашихъ глазахъ. Изъ отдаленныхъ губерній Россіи, на свои трудовыя деньги, съѣхались оставшіеся еще на своихъ мѣстахъ учителя естественныхъ наукъ въ гимназіяхъ, чтобы присутствовать на засѣданіяхъ съѣзда. Передъ ними, устами профессоровъ и ученыхъ, произносились горячія рѣчи въ честь тѣхъ наукъ, распространенію которыхъ они посвятили свою дѣятельность, публика, горячо привѣтствовала эти рѣчи, выражая полнѣйшее свое сочувствіе естествознанію, а они. эти бѣдные учителя, знали въ тоже время, что почва подъ ихъ ногами колеблется, что классическіе языки мало по малу, но постоянно, вытѣсняютъ изъ среднихъ учебныхъ заведеній естественныя науки, становясь на ихъ мѣсто, а вмѣстѣ съ этими предметами вытѣсняютъ и тѣхъ лицъ, которыя ихъ преподавали. Положеніе во всякомъ случаѣ очень незавидное.
«Съѣздъ русскихъ естествоиспытателей въ С.-Петербургѣ, сказано въ докладѣ министра, Высочайше утвержденномъ, имѣетъ цѣлью споспѣшествовать ученой и учебной дѣятельности на поприщѣ естественныхъ наукъ, направлять эту дѣятельность главнымъ образомъ на ближайшее изслѣдованіе Россіи и на пользу Россіи, и доставлять русскимъ естествоиспытателямъ случаи лично знакомиться между собой». Съѣздъ состоитъ подъ покровительствомъ министра народнаго просвѣщенія. Членомъ съѣзда можетъ быть всякій, кто занимается научно естествознаніемъ, но правомъ голоса на съѣздѣ пользуются только ученые, напечатавшіе самостоятельное сочиненіе или изслѣдованіе по естественнымъ наукамъ и преподаватели естественныхъ наукъ при высшихъ и среднихъ учебныхъ заведеніяхъ. Засѣданія бываютъ общія и частныя; въ общихъ засѣданіяхъ читаются статьи общеинтересныя и обсуживаются вопросы, касающіеся всего съѣзда; въ частныхъ засѣданіяхъ обсуждаются и разбираются изслѣдованія и наблюденія, имѣющія болѣе спеціальное значеніе для одной изъ отраслей естествознанія. Члены Академіи Наукъ, преподаватели университетовъ и учителя естественныхъ наукъ, желающіе принять участіе въ съѣздѣ, получаютъ для этой цѣли командировки, срокомъ отъ двухъ до четырехъ недѣль, смотря по разстоянію мѣста ихъ жительства отъ Петербурга." Вотъ главнѣйшія характеристическія черты для опредѣленія цѣли, съ какой учрежденъ съѣздъ русскихъ естествоиспытателей.
Независимо отъ обнародованія тѣхъ главныхъ основаніи, изъ которыхъ мы взяли вышеприведенныя выдержки, «комитетъ съѣзда русскихъ естествоиспытателей» напечаталъ въ газетахъ и разослалъ въ разные концы Россіи слѣдующее поясненіе: «съѣздъ естествоиспытателей есть дѣло, общее всѣмъ, кому дорого распространеніе естествознанія въ Россіи. Россія, больше, чѣмъ всякая другая страна Европы, нуждается въ объединенія и укрѣпленіи ученыхъ силъ своихъ: громадность разстоянія, при трудности сообщеній, уединяетъ каждый изъ ученыхъ центровъ нашихъ, и окружаетъ нерѣдко настоящею пустынею разрозненныхъ дѣятелей науки. Слѣдовательно, въ сближеніи ученыхъ, въ личномъ ихъ между собою знакомствѣ чувствуется у насъ самая настоятельная потребность. Это-то сближеніе и составляетъ главнѣйшую цѣль съѣзда русскихъ естествоиспытателей. Пусть въ каждомъ изъ нихъ поселится убѣжденіе, что между всѣми русскими, предающимися изученію природы, существуетъ общая связь, что нѣтъ въ Россіи такого отдаленнаго угла, гдѣ даже и отдѣльно трудящійся не могъ бы ожидать себѣ помощи словомъ или дѣломъ.»
Но, какъ бы предчувствуя, что и это поясненіе не вполнѣ раскроетъ передъ обществомъ цѣль учрежденія съѣзда русскихъ естествоиспытателей, дѣлопроизводитель комитета, профессоръ Бекетовъ, напечаталъ еще болѣе полное разъясненіе въ формѣ довольно-объемистой газетной статьи. Хотя г. Бекетовъ, преслѣдуя свою цѣль, и упоминаетъ въ этой статьѣ о существованіи въ Россіи большого числа любителей естественныхъ наукъ, доказательствомъ чего приводитъ, между прочимъ, нѣкоторые факты изъ воспоминаній своего дѣтства, хотя и говоритъ, что у насъ съ давняго времени существуютъ помѣщики, имѣющіе разныя зоологическія коллекціи, въ видѣ разноцвѣтныхъ бабочекъ и. жуковъ, узорно-расположенныхъ по стѣнамъ, или звѣрей и птицъ, картинно разставленныхъ но богатымъ шкапамъ подъ зеркальными стеклами, или особыхъ дворовъ, наполненныхъ кречетами и соколами, живыми волками, медвѣдями и лисицами, хотя г. Бекетовъ и старается увѣрить, что съѣздъ естествоиспытателей принесетъ не малую пользу и такимъ любителямъ естествознанія; но мы увѣрены, что г. Бекетовъ указываетъ въ своей статьѣ на нашихъ помѣщиковъ, какъ любителей естественныхъ наукъ, единственно для краснаго словца; онъ самъ очень хорошо знаетъ, что окружать себя живыми волками, лисицами и медвѣдями или увѣшивать стѣны жуками и бабочками вовсе еще не значитъ любить естественныя науки; точно также, какъ обставлять свою квартиру шкапами, полными книгъ, не значитъ еще заниматься науками; на то и на другое существуетъ извѣстная мода, въ томъ и другомъ заключается извѣстный шикъ въ глазахъ многихъ богачей. Нѣтъ, не на такихъ любителей разсчитывалъ, очевидно, комитетъ съѣзда и самъ г. Бекетовъ. Большая часть его статьи посвящена объясненію полезности съѣзда для учителей естественныхъ наукъ въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ. Неудобства и невыгоды, окружающія молодого человѣка, кончившаго курсъ въ университетѣ и поступившаго учителемъ въ провинціальную гимназію, неизбѣжно ведутъ къ потерѣ, времени какъ для учителя, такъ и для учениковъ: летятъ и безвозвратно исчезаютъ годы, успѣховъ нѣтъ — и это приписывается самой сущности предмета, педагогическому безсилію естествознанія, тогда какъ все дѣло въ недостаткѣ средствъ, въ безпомощности, на которую обречено большинство нашихъ провинціальныхъ учителей… Вотъ для этихъ то людей, говоритъ далѣе г. Бекетовъ, для поддержанія ихъ-то энергіи необходимо сдѣлать все, что находится въ рукахъ людей, счастливѣе ихъ поставленныхъ; въ этомъ-то отношеніи съѣздъ естествоиспытателей можетъ имѣть большое значеніе."
Цѣль, очевидно, прекрасная и заслуживающая полнаго сочувствія; по только намъ кажется, что первый съѣздъ русскихъ естествоиспытателей открылся въ несовсѣмъ для него удобное время. Главную массу русскихъ натуралистовъ составляли студенты физико-математическихъ факультетовъ въ университетахъ. Съ тѣхъ поръ, какъ преподаваніе естественныхъ наукъ въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ значительно расширилось — и естественные факультеты стали наполняться большимъ числомъ слушателей, этотъ фактъ прямо указываетъ на несомнѣнную связь между числомъ студентовъ-натуралистовъ и степенью развитія естественныхъ наукъ въ гимназіяхъ. Объяснить это явленіе чрезвычайно легко. Во-первыхъ, трудно предположить, чтобы ученикъ гимназіи, не получившій въ теченіи семилѣтняго курса ученія никакого понятія о естественныхъ наукахъ, поступилъ, по выходѣ изъ гимназіи, на естественный факультетъ. Познакомясь въ среднемъ учебномъ заведеніи съ математикой, исторіей, литературой, онъ очень легко можетъ почувствовать особенно сильную привязанность къ одной изъ этихъ наукъ и продолжать ея изученіе въ университетѣ. Подчиняясь силѣ запроса, онъ можетъ также поступить на юридическій факультетъ, съ цѣлью составить себѣ карьеру на судебномъ поприщѣ, хотя онъ и не знакомился въ гимназіи съ юридическими науками. Но что заставить его, кромѣ какихъ нибудь исключительныхъ случаевъ, поступить на естественный факультетъ? Гимназія не дала ему ни малѣйшаго понятія о естественныхъ паукахъ, сама жизнь не представляетъ запроса на натуралистовъ — откуда же они возьмутся? Во-вторыхъ, какое бы сильное призваніе ни чувствовалъ молодой человѣкъ къ извѣстнымъ наукамъ, все-таки ему необходимо (а особенно человѣку бѣдному) имѣть въ виду возможность существовать, заработывая деньги той спеціальностью, которой онъ себя посвящаетъ. Теперь понятно. почему введеніе естественныхъ наукъ въ гимназіяхъ тотчасъ же повлекло за собою сильный приливъ молодежи на естественные факультеты. Съ одной стороны, молодые люди, знакомясь съ естественными науками въ гимназіи, получали возможность сознательно полюбить эти науки; съ другой — всякій студентъ естественнаго факультета мнѣ разсчитывать, въ крайнемъ случаѣ, на прокормленіе себя впослѣдствіи путемъ учительской карьеры, потому что естественныя науки были введены во всѣхъ гимназіяхъ.
Теперь естественныя науки, какъ мы уже сказали выше, и какъ извѣстно нашимъ читателямъ, изгоняются изъ гимназій, и вмѣсто нихъ вводятся классическіе языки. Судьба, ожидающая, вслѣдствіе этого, учителей естественныхъ наукъ еще не извѣстна, но во всякомъ случаѣ довольно печальна; они не знаютъ, что будутъ дѣлать съ собою, когда преобразованіе гимназій въ полныя классическія окончательно совершится. "Намъ извѣстно, что въ нѣкоторыхъ гимназіяхъ число уроковъ по естественнымъ наукамъ, постепенно уменьшаясь, дошло до такихъ ничтожныхъ размѣровъ, при которыхъ учитель уже теряетъ право на полученіе даже самого меньшаго оклада жалованья. Для устраненія на нѣкоторое время подобныхъ затрудненіи, иные директора гимназій принуждены прибѣгать даже къ уловкамъ: они даютъ учителямъ естественныхъ наукъ уроки физики (которые, обыкновенно, преподается учителямъ математики) и даже математики. Но понятно, что такая система можетъ считаться только временной. Между тѣмъ у насъ студентамъ естественнаго факультета нѣтъ никакой возможности приложить куда бы то ни было свои знанія внѣ учительства. Чисто-ученая дорога открыта для немногихъ — уже потому одному, что запросъ на профессоровъ натуралистовъ у насъ ничтожный. Г. Бекетовъ. въ своей рѣчи, произнесенной на второмъ засѣданіи съѣзда совершенно справедливо замѣтилъ, что число людей, занимающихся въ Россіи естественными науками, достигаетъ не болѣе тридцати человѣкъ, если не считать преподавателей гимназій. Можно ли. въ виду подобныхъ обстоятельствъ, разсчитывать на то, что молодые люди, кончающіе курсъ въ гимназіяхъ, станутъ поступать на естественные факультеты? Очевидно нѣтъ, потому что какую бы сильную страсть ни чувствовалъ человѣкъ къ извѣстнымъ наукамъ. но если они не могутъ имѣть никакого приложенія въ жизни, если они не въ состояніи дать ему возможности существовать, то ему поневолѣ прійдется подавить въ себѣ эту страсть и обратиться къ другимъ, хотя менѣе любимымъ имъ, но болѣе хлѣбнымъ наукамъ. Остается, слѣдовательно, тридцать человѣкъ натуралистовъ въ Россіи. Но стоило ли изъ-за такого ничтожнаго числа хлопотать о разрѣшеніи учредить съѣздъ русскихъ естествоиспытателей?
Вотъ почему мы назвали этотъ съѣздъ несвоевременнымъ, и вотъ почему мы были поражены тѣми восклицаніями, слышанными нами въ залѣ петербургскаго университета, которыя мы привели выше. Этою же несвоевременностью объясняется и тотъ неопредѣленный характеръ, какимъ отличались общія засѣданія первого съѣзда русскихъ естествоиспытателей.
При нормальномъ положеніи дѣла, то есть, еслибъ естественныя науки пользовались у насъ такимъ же уваженіемъ, какъ и всякая другая наука, общество имѣло бы право ожидать отъ съѣзда естествоиспытателей болѣе опредѣленной физіономіи, которая, по нашему мнѣнію, должна бы заключаться въ слѣдующемъ: такъ какъ засѣданія съѣзда, по уставу, суть общія и частныя, то на послѣднихъ, какъ и теперь, разбирались бы и обсуждались вопросы, имѣющіе чисто-спеціальный характеръ; но общія засѣданія имѣли бы цѣлью сообщать, въ общедоступной формѣ, какъ послѣдніе результаты естественныхъ наукъ, такъ въ особенности, успѣхи естествознанія въ Россіи, въ примѣненіи его къ разнымъ другимъ практическимъ паукамъ: медицинѣ, сельскому хозяйству и т. п. Сообщаемыя въ популярной формѣ, эти свѣденія могли бы представлять огромный интересъ какъ для членовъ съѣзда, такъ и для публики, которая имѣла бы возможность знакомиться съ дѣйствительными успѣхами естествознанія въ Россіи, и по нимъ уже непосредственно заключать о важности естественныхъ наукъ вообще. Одинъ изъ читавшихъ на съѣздѣ ученыхъ именно и сталъ на такую точку зрѣнія. Это былъ членъ географическаго общества г. Венюковъ, путешествовавшій по разнымъ мѣстамъ азіатской Россіи. Онъ произнесъ интересную, богатую матеріалами, рѣчь объ успѣхахъ естество-историческаго изученія этой страны, въ связи въ географическими открытіями въ ней за послѣдніе двадцать пять лѣтъ, и о видахъ на дальнѣйшую разработку естественной исторіи а-уральскаго края. Но г. Венюковъ составлялъ единственное исключеніе; остальные профессора и ученые говорили больше о «важности» и «необходимости» естественныхъ наукъ, сообщая при этомъ очень мало фактовъ; такъ, г. Кесслеръ говорилъ «о великомъ значеніи естествознанія для гражданскаго преуспѣянія народовъ и народа русскаго въ особенности, такъ какъ русскому приходится бороться съ болѣе неблагопріятными физическими условіями, чѣмъ всякому другому»; г. Щуровскій говорилъ о необходимости популяризовать у насъ естественныя науки и популяризовать на русскомъ языкѣ такъ, какъ ихъ популяризуютъ на родныхъ языкахъ Араго, Дарвинъ, Льюисъ и т. п.; г. Пеликанъ распространился о значеніи естественныхъ наукъ для юриспруденціи, въ лицѣ судебной медицины; г. Совѣтовъ доказывалъ важность естествознанія для сельскаго хозяйства вообще и Россіи въ особенности; г. Симашко говорилъ о необходимости распространенія естественно-научныхъ знаніи въ нашемъ сельскомъ быту; г. Здекамеръ говорилъ о важности естествознанія въ общественной и государственной жизни народовъ, въ видахъ охраненія народнаго. здравія и проч. Всѣ эти рѣчи могли бы имѣть серьезное значеніе и принести пользу въ такомъ только случаѣ, еслибъ наше общество безусловно отрицало важность естественныхъ наукъ, еслибы молодые люди, не смотря на всевозможныя предлагаемыя имъ средства къ естественно-научному образованію, отказывались отъ него и естественные факультеты въ Россіи были пусты; еслибъ издаваемыя въ Россіи дѣльныя естественно-историческія сочиненія оставались на полкахъ книжныхъ магазиновъ, не проникая въ массу публики. Въ подобномъ положеніи, защита естественныхъ наукъ устами такихъ именитыхъ лицъ, каковы гг. Пеликанъ, Здекауеръ, Щуровскій и т. п. могла бы дѣйствительно оказаться нужною. Но ничего подобнаго мы не замѣчаемъ; напротивъ, популярныя книги по естественнымъ науками, раскупались у насъ до послѣдняго времени чуть-ли не лучше всякихъ другихъ книгъ; естественные факультеты въ университетахъ далеко еще не опустѣли, хотя они не окружены никакими соблазнительными приманками; словомъ, все показываетъ, что естественныя науки встрѣтили въ нашемъ обществѣ самый радушный пріемъ. Къ чему же было тратить столько времени на доказательство такихъ истинъ, въ достовѣрности которыхъ никто изъ присутствовавшихъ не сомнѣвался? Вообще, эти рѣчи, хотя они и сопровождались восторженными рукоплесканіями со стороны іу, блики, составляли самую слабую сторону съѣзда русскихъ естествоиспытателей, какъ по своей безцѣльности, такъ и по ошибочности тѣхъ взглядовъ, какіе высказывались въ нѣкоторыхъ изъ нихъ.
Изъ рѣчей гг. Кеслера, Щуровскаго и отчасти Совѣтова можно было заключить, что знакомство нашего общества съ естественными науками исцѣлитъ его отъ всѣхъ недуговъ, какими оно страдаетъ; какимъ путемъ должно происходить рекомендуемое ими ознакомленіе — объ этомъ не говорилось ни слова. Одинъ только г. Щуровскій доказывалъ, что подобное ознакомленіе должно совершаться посредствомъ популяризаціи естественныхъ наукъ. Но спрашивается, можетъ ли такая популяризація принести серьезную пользу тому обществу, которое не имѣетъ самыхъ элементарныхъ свѣденій въ естественныхъ паукахъ и нисколько не знакомо съ ихъ методомъ изслѣдованія? Такому обществу не помогли бы даже русскіе Араго, Льюисы и Дарвины; оно, правда, стало бы читать ихъ, какъ читаетъ теперь, но польза отъ этого была бы очень не велика. Конечно, не можетъ быть никакого сомнѣнія въ томъ, что читать Дарвина или Араго несравненно полезнѣе и благообразнѣе, чѣмъ просиживать цѣлые вечера за картами или проводить ихъ въ сплетняхъ и танцахъ; но если брать вопросъ шире, если обсуждать, что полезнѣе и необходимѣе для общества въ настоящую минуту, популярныя естественныя сочиненія или что нибудь другое, то, конечно, найдется много предметовъ гораздо болѣе нужныхъ и полезныхъ. Напримѣръ, обществу нашему гораздо было бы нужнѣе основательно ознакомиться съ тѣми условіями жизни, какія его окружаютъ и о которыхъ оно, въ большинствѣ случаевъ, не имѣетъ никакого понятія. Конечно, у насъ почти нѣтъ книгъ, которыя могли бы сразу и прямо отвѣчать на подобнаго рода вопросы; но за то есть сочиненія, отчасти оригинальныя, а большею частію переводныя, которыя значительно могли бы уяснить читателю всѣ выгоды и невыгоды того положенія, въ какомъ онъ находится. Хотя г. Фамницынъ, заявляя въ своей рѣчи, читанной на съѣздѣ, о легкости изученія естественныхъ наукъ, и сослался на тотъ фактъ, что даже между великими европейскими натуралистами есть люди очень ограниченныхъ способностей и что, слѣдовательно, изученіе естественныхъ наукъ доступно людямъ далеко не геніальнымъ, но мы все-таки думаемъ, что изученіе естественныхъ наукъ для нашего общества невозможно путемъ популярныхъ книжекъ, да и что вообще изученіе это полезно вовсе не въ томъ отношеніи, какъ полагаютъ наши отечественные спеціалисты. При всемъ нашемъ уваженіи къ естественнымъ наукамъ, мы никакъ не можемъ согласиться съ тѣмъ мнѣніемъ, что русскому обществу слѣдуетъ кинуться всей своей массой на изученіе естественныхъ наукъ, хотя они и удобны для изученія; не можемъ согласиться потому, что общество наше никогда не достигнетъ такого основательнаго знанія этихъ наукъ, чтобы было въ состояніи прилагать ихъ къ сельскому хозяйству, или народному здравію и т. п. По той же причинѣ, насъ не мало огорчило печальное заблужденіе одного изъ новыхъ русскихъ журналовъ, который вознамѣрился содѣйствовать развитію русскаго общества помѣщеніемъ такихъ статей, каковы "современное положеніе физіологіи центральной нервной системы, " или «новыя изслѣдованія о падающихъ звѣздахъ» или труды такихъ почтенныхъ, но вовсе не журнальныхъ дѣятелей, каковы гг. Хлѣбниковъ, Якубовичъ, Сорокинъ, Усовъ, Энгельгардъ, Овсянниковъ, Бекетовъ и т. п. Эти господа не въ состояніи дать нашему обществу никакихъ основательныхъ знаній, потому что такія знанія, особенно въ сферѣ естественныхъ наукъ, требуютъ для себя твердой почвы; они въ тоже время не въ состояніи способствовать и развитію нашего общества, потому что естественно-научное развитіе пріобрѣтается путемъ изученія естественныхъ наукъ, которыя сильны своимъ методомъ, или же путемъ основательнаго ознакомленія съ цѣлыми философски естественными изслѣдованіями, какъ книга Дарвина "О происхожденіи видовъ, " а не съ отдѣльными статьями, трактующими о падающихъ звѣздахъ, сухихъ туманахъ или инфузоріяхъ, водящихся на спинахъ рыбъ Ладожскаго озера. Но тутъ опять необходимо знакомство съ элементарными свѣденіями по естественнымъ наукамъ.
Несравненно большаго вниманія заслуживаетъ, но своей цѣлесообразности и современности, другая группа рѣчей, произнесенныхъ на съѣздѣ естествоиспытателей гг. Бекетовымъ, Фаминцынымъ, Юнге и отчасти Симашко. Первые три профессора, очевидно, очень хорошо поняли то странное положеніе, въ какомъ находится съѣздъ русскихъ естествоиспытателей, составленный преимущественно изъ лицъ, Которыя въ скоромъ времени, можетъ быть, будутъ заняты единственною мыслью — какъ бы добыть средства къ существованію. Гг. Бекетовъ, Фамницынъ и Юнге, взглянувши глубже другихъ въ тѣ условія, среди которыхъ учредился съѣздъ естествоиспытателей, сочли невозможнымъ вполнѣ игнорировать тѣ преобразованія но министерству народнаго просвѣщенія, въ силу которыхъ естественныя пауки исключаются изъ курса среднихъ учебныхъ заведеніи, уступая мѣсто греческому и латинскому языкамъ. Зная, что съ уничтоженіемъ естественныхъ наукъ въ гимназіяхъ можетъ совершенно изчезнуть возможность появленія въ Россіи натуралистовъ, и что первый съѣздъ русскихъ естествоиспытателей можетъ сдѣлаться въ тоже время и послѣднимъ; сознавая между тѣмъ крайнюю необходимость для русскаго народа серьезныхъ спеціалистовъ по естественнымъ наукамъ; наконецъ, понимая причины, но которымъ министерство народнаго просвѣщенія предпочло классическіе языки естественнымъ наукамъ, гг. Бекетовъ, Фаминцинъ и особенно г. Юнге сдѣлали цѣлью своихъ рѣчей доказать, что естествознаніе на столько сильно своимъ методомъ, что можетъ способствовать развитію умственныхъ силъ молодаго человѣка гораздо болѣе, чѣмъ классическіе языки, давая въ тоже время матеріальное содержаніе развивающемуся мозгу. Ихъ рѣчи, поэтому, хотя не совсѣмъ соотвѣтствовали нормальной физіономіи съѣзда естествоиспытателей, были вполнѣ своевременны и цѣлесообразны.
Профессоръ Бекетовъ началъ рѣчь свою слонами Кювье, придающаго важное воспитательное значеніе естественнымъ наукамъ. Затѣмъ, онъ въ самыхъ сжатыхъ чертахъ охарактеризовалъ науки динамическія и морфологическія, выведи изъ этой характеристики различіе въ методахъ, употребляемыхъ тѣми и другими науками, а слѣдовательно и разницу въ педагогическомъ значеніи той и другой. Далѣе, посредствомъ примѣра, взятаго изъ зоологіи, г. Бекетовъ показалъ сходство между сужденіемъ натуралиста и сужденіями общежитейскими; сходство это заключается лишь въ формѣ; разница же касается именно сущности. Въ сужденіяхъ общежитейскихъ, также какъ въ сужденіяхъ натуралиста, употребляется для извлеченія выводовъ постоянно сравненіе; но въ сужденіяхъ общежитейскихъ выводы основаны лишь на сравненіяхъ незначительнаго числа признаковъ сравниваемыхъ предметовъ, а въ сужденіяхъ натуралистовъ исчерпываются по возможности всѣ признаки и каждый изъ нихъ изучается помощію изслѣдованія. Отсюда источникъ ошибокъ въ первомъ случаѣ, источникъ вѣрности заключеній во второмъ. Основываясь на этомъ, г. Бекетовъ старался показать, что изученіе естественныхъ наукъ въ школѣ есть лучшій способъ для исправленія общежитейскихъ сужденій. Отсюда необходимость, введенія ихъ въ число предметовъ общаго образованія. Рѣчь закончена краткимъ очеркомъ новѣйшаго метода обученія естественныхъ наукъ и новымъ заявленіемъ со стороны говорившаго, что онъ убѣжденъ въ высокомъ значеніи естествознанія для развитія умственныхъ способностей учащихся.
Прекрасная и вполнѣ умѣстная рѣчь г. Бекетова страдала однимъ недостаткомъ, свойственнымъ, впрочемъ, почти всѣмъ спеціалистамъ, когда они начинаютъ говорить о достоинствахъ своего предмета. Г. Бекетовъ постоянно смѣшивалъ натуралиста, то есть человѣка, спеціально занимающагося естественными науками, съ человѣкомъ, которому въ числѣ предметовъ школьнаго его образованія преподавались и естественныя науки, и противопоставлялъ сужденія натуралиста сужденіямъ общежитейскимъ. Въ этомъ пріемѣ, по нашему мнѣнію, заключалась двойная ошибка; во первыхъ, никогда и никакому спеціалисту не удавалось и не удастся доказать важность изученія какого нибудь предмета для общежитейскихъ цѣлей. Г. Бекетовъ старался показать, что безъ основательнаго изученія естественныхъ наукъ, человѣкъ будетъ постоянно дѣлать одни только промахи и несообразности. Врядъ-ли полезно для дѣла ставить подобнымъ образомъ вопросъ, потому что такая аргументація встрѣчаетъ безчисленное множество возраженій въ самой жизни, а между тѣмъ она даетъ прямой поводъ людямъ необразованнымъ или незнакомымъ съ естественными науками, думать, что у натуралистовъ нѣтъ въ запасѣ болѣе основательныхъ аргументовъ для защиты своей науки. Огромное большинство лицъ. слушавшихъ рѣчь г. Бекетова, думало, конечно, въ тоже время: «да, толкуй себѣ о необходимости для правильнаго веденія жизни знать естественныя пауки; вотъ мы и не изучали ихъ, а съумѣли устроить свои дѣлишки, съумѣли разсудить, что полезно для насъ и что вредно». Во вторыхъ, г. Бекетовъ, имъ мы сказали, ежеминутно переходилъ въ своей рѣчи отъ натуралиста, какъ спеціалиста, къ человѣку, образовавшемуся при содѣйствіи естественныхъ. наукъ. Конечно, г. Бекетовъ вовсе не имѣлъ въ виду доказывать, что Россія находилась бы на верху благополучія, еслибъ всѣ ея граждане были спеціалистами по естественнымъ наукамъ, а между тѣмъ изъ его рѣчи можно было вывести именно такое заключеніе. Доказательства свои относительно пользы изученія естественныхъ наукъ онъ часто подкрѣплялъ ссылками на людей, спеціально посвятившихъ себя естествознанію. Но съ одной стороны, и между очень извѣстными естествоиспытателями есть люди крайне неразвитые, въ чемъ признался самъ г. Фаминцынъ, говорившій послѣ г. Бекетова, хотя признался какъ-то совершенно случайно и вовсе по въ тонъ своей рѣчи: съ другой стороны, еслибъ даже всѣ натуралисты были людьми геніальными, то и этотъ фактъ все-таки ничего бы не доказывалъ, потому что онъ могъ бы говорить только въ пользу воспитательнаго значенія естествознанія, какъ предмета общеобразовательнаго курса. Г. Бекетову — сообразно цѣли его рѣчи, — слѣдовало бы больше распространиться о крайней необходимости для общества знакомства съ естественными науками, и какъ, о средствѣ для достиженія этой пѣли — о необходимости сдѣлать естественныя пауки однимъ изъ предметовъ общаго образованія: тугъ же кстати доказать, что естествознаніе не только можетъ соперничать съ. классическими языками въ дѣлѣ развитія ученика, но имѣетъ безусловное надъ. ними преимущество.
Профессоръ Фаминцынъ также посвятилъ свою рѣчь вопросу о воспитательномъ значеніи естествознанія, Онъ. изложилъ историческій ходя, развитія естественныхъ наукъ и пришелъ къ заключенію, что никогда стремленіе къ, изученію природы не проявлялось въ такой силѣ, какъ въ настоящее время. Затѣмъ мотивировалъ воспитательное значеніе естественныхъ наукъ слѣдующимъ образомъ: предубѣжденіе, будто бы естественныя науки ведутъ непремѣнно къ матеріализму — неосновательно; изученіе ихъ полезно и для учениковъ. средняго возраста, во-первыхъ, какъ средство для развитія умственныхъ. способностей, во-вторыхъ, для распространенія ихъ въ обществѣ, такъ, какъ исключительно отъ самого общества, а не отъ высшихъ ученыхъ и учебныхъ заведеній, каковы напримѣръ, Академія и университеты, можно ожидать успѣшнаго изслѣдованія обширнаго нашего отечества въ естественно-историческомъ отношеніи.
Г. Фаминцынъ, какъ видно изъ приведеннаго изложенія его рѣчи, также шелъ не совсѣмъ по прямой дорогѣ; особенно замѣтно онъ сбился съ пути подъ конецъ рѣчи, когда заговорилъ о томъ, что само общество можетъ способствовать изслѣдованію Россіи. Очевидно, что такое заключеніе не совсѣмъ вѣрно и не вполнѣ соотвѣтствуетъ той цѣли, съ которою г. Фаминцынъ составлялъ свою рѣчь. Онъ заговорилъ о воспитательномъ значеніи естественныхъ наукъ, а съѣхалъ на изученіе Россіи.
Профессоръ Юнге, говорившій на послѣднемъ, третьемъ, засѣданіи съѣзда естествоиспытателей, произнесъ рѣчь, менѣе всѣхъ другихъ соотвѣтствовавшую цѣлямъ съѣзда, но вмѣстѣ съ тѣмъ и болѣе всѣхъ подходящую къ тѣмъ условіямъ, среди которыхъ учредился этотъ съѣздъ. Г. Юнге откровеннѣе всѣхъ другихъ профессоровъ признался себѣ въ томъ, что изъ подобныхъ съѣздовъ не выйдетъ ровно ничего, если въ Россіи продолжится такое безусловное предпочтеніе классическому направленію, какое оказывается ему теперь. Поэтому г. Юнге посвятилъ свою рѣчь подробной разработкѣ но проса о томъ, что такое классическое и реальное направленіе, и необходимы-ли для насъ, русскихъ, классическіе языки. Г. Юнге провелъ въ своей рѣчи справедливую мысль, что раздѣленіе въ настоящее время системы образованія на классическую и реальную не имѣетъ никакого смысла. Какъ чисто-умозрительный методъ рекомендующій мозгу отрѣшиться отъ всего земнаго и витать въ безвоздушныхъ пространствахъ, добывая идеи изъ самого себя, оказывается при современномъ состояніи наукъ устарѣлымъ и нелѣпымъ, также точно и одинъ голый опытъ, безъ помощи умозрѣнія не можетъ дать человѣку правильнаго развитія. Развитіе ученика должно совершаться путемъ умозрѣнія и опыта. Такъ называемое реальное направленіе необходимо должно идти рука объ руку съ такъ называемымъ классичесскимъ. Представители первого суть естественныя науки, представителями второго обыкновенно считаютъ греческій и латинскій языки. Но дѣйствительно ли только одни эти языки могутъ считаться способными развивать въ человѣкѣ «умозрѣніе»? Въ доказательство справедливости этого мнѣнія, обыкновенно, указываютъ на западную Европу, гдѣ классическіе языки пользуются такимъ почетомъ, что даже Милль ополчился на ихъ защиту. Но г. Юнге объясняетъ такую привязанность западной Европы къ древнимъ языкамъ тѣмъ, что западно европейскіе языки чрезвычайно бѣдны формами. Между тѣмъ славяно-русскій языкъ представляетъ такое богатство формъ, что приближается въ этомъ отношеніи къ языкамъ греческому и латинскому, Г. Юнге, будучи, какъ видно, основательно знакомъ съ исторіей развитія славянорусскаго языка, указывалъ, для подтвержденія своей мысли, на многія спеціальныя сочиненія русскихъ фіглолиговъ. Такимъ образомъ, по мнѣнію г. ІОнге, русскій языкъ совершенно и безусловно могъ бы занять въ системѣ общаго образованія такое же точно мѣсто, какое въ западной Европѣ, а вслѣдъ за нею и у насъ, отводится языкамъ латинскому и греческому. Изученіе естественныхъ наукъ въ соединеніи съ основательнымъ изученіемъ богатаго формами русскаго языка — вотъ та система, которой должно слѣдовать общее образованіе въ Россіи.
Такимъ образомъ, собственно говори, рѣчь г. Юиге болѣе бы годилась для съѣзда педагоговъ, чѣмъ естествоиспытателей, а между тѣмъ она была умѣстнѣе и своевременнѣе всѣхъ другихъ рѣчей, читанныхъ на съѣздѣ.
Мы должны еще упомянуть о рѣчи г. Симашко, который доказывалъ, что распространеніе естественно-научныхъ знаній въ народѣ значительно способствовало бы улучшенію матеріальнаго и нравственнаго его состоянія. Въ такія знанія могутъ распространяться не тѣми книжками и книжонками, которыя составляютъ часть такъ называемой нашей народной литературы, а единственно посредствомъ школъ. Извѣстно, что программы нашихъ народныхъ училищъ чрезвычайно ограничены и изъ нихъ тщательно исключено все, что касается естествознанія. Между тѣмъ народъ, какъ имѣющій непосредственное и постоянное дѣло съ землею и ея произведеніями, нуждается въ знакомствѣ съ естественными науками еще больше, чѣмъ общество; притомъ, онъ можетъ извлеченные осязательные результаты изъ такого небольшаго числа естественно-историческихъ свѣденій, какое для общества оказалось бы совершенно безполезнымъ и ни къ чему не приложимимъ.
Кромѣ трехъ общихъ засѣданій, первый съѣздъ русскихъ естествоиспытателей имѣлъ нѣсколько частныхъ, по отдѣламъ химіи, минералогіи, физіологіи и т. п. На этихъ засѣданіяхъ профессора сообщали послѣдніе результаты своихъ спеціальныхъ трудовъ, которые для публики не представляютъ никакого интереса. Замѣчательно только то, что, какъ мы слышали, студенты медико- хирургической академіи и университетовъ сообщали на этихъ засѣданіяхъ такія наблюденія и открытія, что ученые профессора приходили въ нѣкоторое изумленіе; ихъ поражало то основательное знаніе, какое молодые люди успѣли себѣ усвоить и тѣ несомнѣнно важные результаты, которыхъ они достигли. Собственно говоря, чему же тутъ было удивляться? Не меньшее вниманіе обращаетъ на себя и то обстоятельство, что на нѣкоторыхъ частныхъ засѣданіяхъ число студентовъ, дававшихъ отчетъ о своихъ самостоятельныхъ изслѣдованіяхъ, или равнялось или даже превосходило число ученыхъ профессоровъ.
Первый съѣздъ русскихъ естествоиспытателей оставилъ но себѣ слѣдующіе, такъ сказать, осязательные результаты: на второмъ общемъ засѣданіи съѣзда было предложено членамъ собрать подписку для образованія капитала, проценты котораго могли бы служить преміей, ежегодно выдаваемой одному изъ студентовъ физико-математическаго факультета с. петербургскаго университета за лучшее изъ студенческихъ сочиненій, въ память первого съѣзда русскихъ естествоиспытателей; предложеніе это было принято съѣздомъ единогласно. На третьемъ засѣданіи было предложено обратиться къ министру народнаго просвѣщенія съ просьбою о дозволеніи учредить при всѣхъ русскихъ университетахъ общества естествознанія, по примѣру подобнаго же общества, существующаго при московскомъ университетѣ; также было предложено просить объ учрежденіи геологическихъ, ботаническихъ и др. коллекцій съ помощію отъ министерства по пяти или шести тысячъ рублей; и наконецъ, объ учрежденіи въ Петербургѣ химическаго общества, которое могло бы соединить русскихъ химиковъ и помѣщать ихъ труды на русскомъ языкѣ въ своемъ журналѣ. Затѣмъ было предложено основать общій естественно-историческій журналъ, въ которомъ русскіе естествоиспытатели могли бы печатать свои труды. Наконецъ, предсѣдатель предложилъ ходатайствовать о сознаніи второго съѣзда естествоиспытателей въ августѣ 1869 года въ Москвѣ. Всѣ эти предложенія приняты единогласно. На второмъ засѣданіи было сдѣлано еще одно предложеніе отъ имени лицъ, совершенно постороннихъ съѣзду, и именно отъ лица женщинъ. Признавая важность знанія естественныхъ наукъ для матерей, на которыхъ лежитъ, обязанность давать первоначальное воспитаніе и образованіе дѣтямъ, эти женщины просили съѣздъ изыскать средства для преподаванія основныхъ началъ естественныхъ наукъ тѣмъ женщинамъ, которыя уже не могутъ учиться въ школѣ; вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ просили съѣздъ принять на себя ходатайство передъ правительствомъ объ открытіи для такихъ женщинъ лекцій и іи особой школы. Но съѣздъ хотя и выразилъ полное свое сочувствіе этому заявленію, однакожъ отклонилъ отъ себя какъ обсужденіе просьбы, такъ и ходатайство передъ правительствомъ, потому что такое ходатайство выходитъ изъ предѣловъ программы съѣзда.
Какое же общее впечатлѣніе производитъ первый съѣздъ русскихъ естествоиспытателей? Даетъ ли онъ право ожидать, что недавнія его засѣданія не пройдутъ безслѣдно, а принесутъ дѣйствительную пользу развитію естествознанія въ Россіи? Отмѣтилась ли какою нибудь рѣзкою чертою двухъ-недѣльная дѣятельность съѣзда? Отвѣтъ на эти вопросы вытекаетъ самъ собою изъ вышеприведеннаго очерка рѣчей и заявленій, сдѣланныхъ на съѣздѣ. Читателей остановитъ видимое несогласіе между цѣлью учрежденія этого съѣзда (споспѣшествованія ученой и учебной дѣятельности на поприщѣ естественныхъ наукъ въ Россіи) и условіями, окружающими наше общее образованіе. Въ самомъ дѣлѣ, прямая и непосредственная цѣль съѣзда, какъ сказано въ офиціальномъ его уставѣ, состоитъ въ томъ, чтобы содѣйствовать ученой и учебной дѣятельности на поприщѣ естественныхъ наукъ, а между тѣмъ въ скоромъ времени въ нашихъ гимназіяхъ совершенно исчезнутъ естественныя пауки, потому что почти всѣ существующія въ Россіи гимназіи преобразованы въ полныя классическія, съ двумя древними языками. Но какъ скоро прекратится преподаваніе естественныхъ наукъ въ гимназіяхъ, тотчасъ же, по указаннымъ нами причинамъ, опустѣютъ и естественные факультеты въ университетахъ; затѣмъ, въ цѣлой Россіи останется не болѣе тридцати человѣкъ, спеціально занимающихся естествознаніемъ, а для этого числа нѣтъ никакой надобности устраивать съѣзды. Вслѣдствіе этихъ-то обстоятельствъ, нер вый съѣздъ русскихъ естествоиспытателей и имѣлъ такую неопредѣленную физіономію; потому-то главнѣйшую роль на немъ и играли тѣ рѣчи, гдѣ говорилось о воспитательномъ значеніи естественныхъ наукъ. Эти рѣчи указывали на необходимость, въ интересахъ и естественныхъ наукъ, и самаго съѣзда, сдѣлать естествознаніе однимъ изъ предметовъ общаго образованія, потому что безъ этого условія дальнѣйшее существованіе съѣзда сдѣлается невозможнымъ. Если бы эти заявленія принесли какую нибудь пользу, то есть, еслибы естественныя науки снова заняли прежнее мѣсто въ системѣ общаго образованія, тогда мы, не смотря на всю неопредѣленность первого съѣзда, считали бы его явленіемъ въ высшей степени полезнымъ и съ нетерпѣніемъ стали бы ждать открытія второго съѣзда. Но если наши гимназическія программы останутся въ томъ видѣ, въ какомъ они проэктированы, то тогда ни первый, ни даже второй съѣздъ, если къ тому времени и останется на своихъ мѣстахъ нѣсколько учителей натуралистовъ, не будутъ имѣть ровно никакого значенія, и никто не можетъ быть заинтересованъ въ ихъ существованіи.
Наша современная журналистика любитъ хвалиться тѣмъ, что она не увлекается случайными и мимолетными явленіями, подобно журналистикѣ временъ 1860—62 годовъ, не говоритъ восторженныхъ фразъ по поводу одиночныхъ, хотя и эффектныхъ фактовъ, но за то не проходитъ молча мимо явленія, имѣющаго дѣйствительно серьезный характеръ, не оставляетъ безъ обсужденія и поддержки честныя и полезныя стремленія какъ всего общества, такъ и отдѣльныхъ личностей.
Если признать подобныя увѣренія искренними и справедливыми, то нужно будетъ допустить, что современная наша журналистика считаетъ ничтожнымъ или, покрайней мѣрѣ, не болѣе, какъ эффектнымъ тотъ фактъ, что извѣстная наша ученая, Надежда Прокофьевна Суслова, прослушавъ курсъ медицинскихъ наукъ въ цюрихскомъ университетѣ, выдержала экзаменъ на степень доктора медицины и блестящимъ образомъ защитила диссертацію, написанную для полученія этой степени.
Сколько вамъ извѣстно, первою женщиною поступившею въ медико-хирургическую академію, почти на правахъ студента, была Надежда Прокофьевна Суслова. Медицинское начальство не находило достаточныхъ причинъ отказать просьбѣ г-жи Сусловой, но вмѣстѣ съ тѣмъ, поставило ей непремѣннымъ условіемъ для полученія права посѣщать медицинскія лекціи, выдержать въ одной изъ здѣшнихъ гимназій экзаменъ изъ полнаго гимназическаго курса. Условіе, повидимому, было тяжелое, но г-жа Суслова согласилась его исполнить. Спустя нѣсколько времени, молодая восмнадцатилѣтняя дѣвушка блистательно выдержала полный гимназическій экзаменъ (по курсу, конечно, не женскихъ, а мужскихъ гимназій). Несмотря на то, что экзамену изъ латинскаго языка и математики продолжались по два часа каждый, не смотря на всю строгость, съ которой производилось это испытаніе — г-жа Суслова получила такое свидѣтельство, что имѣла бы право, еслибъ была гимназистомъ, на полученіе золотой медали, какая дается воспитаннику, кончающему курсъ въ гимназіи первымъ.
Но поступленіи въ академію, она сразу обратила на себя вниманіе профессоровъ, и особенно знаменитаго вашего физіолога г. Сѣченова -и уже черезъ два года производила, самостоятельныя работы и изслѣдованія, которыя отчасти печатались въ «Медицинскомъ Вѣстникѣ.» Нѣкоторыя изъ этихъ изслѣдованій были на столько самостоятельны и важны, что на нихъ ссылался даже г. Сѣченовъ въ своей «Физіологіи нервной системы.»
Между тѣмъ разрѣшеніе женщинамъ посѣщать лекціи медико-хирургической академіи было отмѣнено, и допущеннымъ однажды въ академію не было дозволено дослушать начатый ими курсъ. Въ числѣ этихъ женщинъ находилась и г-жа Суслова.
Мы уже отчасти показали, изъ какихъ побужденій слушала она лекціи въ медико-хирургической академіи; ею руководило не желаніе что нибудь дѣлать, чѣмъ-нибудь заниматься, чтобъ только не сидѣть сложа руки, но положительная страсть къ медицинѣ, страсть, развившаяся на такой основательной подготовкѣ, какою такъ была богата г-жа Суслова. Очевидно, запрещеніе женщинамъ посѣщать лекціи не могло подавить въ ней этой страсти, которая требовала исхода. Она отправилась заграницу.
17 августа 1867 года, въ одной газетѣ появилось слѣдующее письмо профессора Сѣченова, которое мы приводимъ цѣликомъ: «было время, говоритъ г. Сѣченовъ, когда общество наше, и даже начальствующія лица медицинскаго міра, интересовались вопросомъ, способна ли женщина быть медикомъ. Существовала, по видимому, даже попытка рѣшить этотъ вопросъ опытнымъ путемъ; но опытъ почему-то былъ на половинѣ прерванъ — вѣроятно изъ теоретическаго предубѣжденія, что задача не по женскимъ силамъ. А между тѣмъ факты, говорящіе противное, все умножаются. Въ настоящее время въ цюрихскомъ университетѣ выдержала экзаменъ на степень доктора медицины глубоко, уважаемая всѣми знающими ее соотечественница наша Н. П. Суслова. Лѣтъ пять тому назадъ она выдержала во 2-й петербургской гимназіи экзаменъ изъ полнаго гимназическаго курса и занималась затѣмъ, вплоть до запрещенія посѣщать женщинамъ лекціи, въ здѣшней медико-хирургической академіи. Теперь когда задача всей ея жизни на половину кончена, дай Богъ, чтобы ей дана была возможность приложить свои знанія къ дѣлу въ отечествѣ. Грустно было бы думать въ самомъ дѣлѣ, что даже подобныя усилія, столь явно искреннія по отношенію къ цѣли, могутъ быть потрачены даромъ; а это возможно, если онѣ встрѣтятъ равнодушіе въ нашемъ обществѣ».
Вслѣдъ за этимъ письмомъ, четыре мѣсяца спустя, въ той же газетѣ появилась слѣдующая лаконическая замѣтка: «намъ сообщаютъ, что 2.(11) декабря въ цюрихскомъ университетѣ г-жа Суслова защищала диссертацію на степень доктора медицины. Защита была блестящая. Ректоръ университета послѣ защиты сказалъ публично теплую рѣчь въ честь новаго доктора. Присутствовавшая при этомъ публика тоже сочувственно отнеслась къ г-жѣ Сусловой.» Мы считаемъ себя не вправѣ передавать печатно тѣ интересныя извѣстія, которыя дошли до насъ частнымъ путемъ, о знакахъ глубокаго уваженія и необыкновеннаго сочувствія, оказанныхъ г-жѣ Сусловой со стороны цюрихскаго общества и особенно со стороны женщинъ. Читатели сами могутъ составить себѣ понятіе о размѣрахъ этого сочувствія.
Г-жа Суслова, какъ намъ извѣстно, прибыла въ настоящее время въ Петербургъ.
До сихъ поръ, какъ мы видѣли, г-жа Суслова шла, опираясь на свои собственныя силы и хотя была окружена всевозможными препятствіями, но достигла той цѣли, къ которой такъ долго и такъ упорно стремилась. Дальнѣйшая ея дѣятельность — примѣнять свои знанія на пользу русскаго общества — зависитъ уже не отъ ея воли. Но русскимъ законамъ, доктора медицины иностранныхъ университетовъ въ такомъ только случаѣ пріобрѣтаютъ право заниматься медицинской практикой въ Россіи, если выдержать требуемый экзаменъ въ одномъ изъ русскихъ университетовъ или въ медико-хирургической академіи. Конечно, г-жа Суслова можетъ посвятить себя ученымъ трудамъ и въ самомъ скоромъ времени сдѣлать свое имя знаменитымъ во всемъ медицинскомъ мірѣ, по намъ бы хотѣлось, чтобы она употребила свои знанія болѣе скромнымъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ болѣе полезнымъ для русскаго общества образомъ; намъ бы хотѣлось видѣть ее преимущественно докторомъ-практикомъ, чѣмъ докторомъ-ученымъ. Повторяемъ, возможность подобнаго примѣненія своихъ знаній зависитъ не отъ нея, а отъ правительства. Если правительство найдетъ возможнымъ допустить ее къ докторскому экзамену, то конечно, не можетъ быть никакого сомнѣнія въ томъ, что г-жа Суслова и здѣсь будетъ имѣть такой же блистательный успѣхъ, какой она имѣла въ Цюрихѣ. Въ лицѣ г-жи Сусловой въ скоромъ времени порѣшится вопросъ, возможно ли у насъ существованіе женщинъ-медиковъ или нѣтъ; рѣшеніе этого вопроса будетъ происходить уже не теоретическимъ, а практическимъ путемъ.
Мы не думаемъ, чтобы наше правительство было противъ самого принципа дозволять женщинамъ быть медиками. Это мы основываемъ на томъ, что послѣ запрещенія женщинамъ посѣщать лекціи академіи, было сдѣлано исключеніе въ пользу одной изъ нихъ, которая слушаетъ лекціи но волѣ самого правительства, желающаго послать се медикомъ къ башкирамъ. Башкирки никакъ не соглашаются получать пособіе отъ медиковъ, и потому смертность между ними чрезвычайно велика: слѣдовательно. очевидная необходимость заставляетъ образовать для нихъ медиковъ-женщинъ. Но вѣдь и въ русскомъ обществѣ есть огромное количество женщинъ, которыя, при извѣстныхъ болѣзняхъ, скорѣе согласятся умереть, чѣмъ позволить доктору освидѣтельствовать себя. Развѣ, для такихъ женщинъ не было бы счастьемъ поручить себя такому медику, какова г-жа Суслова? Мы увѣрены, что сами эти женщины были бы чрезвычайно благодарны правительству, еслибъ оно дало имъ возможность лечиться у медиковъ-женщинъ.
Нѣтъ сомнѣнія, что еслибъ г-жѣ Сусловой было разрѣшено держать экзаменъ на доктора, то есть, еслибъ ей было дозволено заниматься практикой, то у нея не хватило бы времени удовлетворять всѣ просьбы, которыя бы къ ней посыпались.
Повторяемъ, г-жа Суслова сдѣлала, для достиженія своей цѣли, все, что могла и на что, конечно, способны только необыкновенно-энергичныя натуры. Она геройски вынесла на своихъ плечахъ разрѣшеніе вопроса, способна ли русская женщина быть медикомъ-ученымъ. Если ей будетъ дана возможность, то она докажетъ также, способна ли женщина быть медикомъ-практикомъ.