ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ ЛЕНИН
Рoссийскoй
коммунистической партии
пoсвящаю
Время —
|
|
начинаю
|
|
|
про Ленина рассказ.
|
Но не потому,
|
|
что горя
|
|
|
нету более,
|
время
|
|
потому,
|
|
|
что резкая тоска
|
стала ясною
|
|
осознанною болью.
|
Время,
|
|
снова
|
|
|
ленинские лозунги развихрь.
|
Нам ли
|
|
растекаться
|
|
|
слёзной лужею, —
|
Ленин
|
|
и теперь
|
|
|
живее всех живых.
|
Наше знанье —
|
|
сила
|
|
|
и оружие.
|
Люди — лодки.
|
|
Хотя и на суше.
|
много всяких
|
|
грязных ракушек
|
А потом,
|
|
пробивши
|
|
|
бурю разозлённую,
|
сядешь,
|
|
чтобы солнца близ,
|
и счищаешь
|
|
водоpocлeй
|
|
|
бороду зелёную
|
чтобы плыть
|
|
в революцию дальше.
|
Я боюсь
|
|
этих строчек тыщи,
|
как мальчишкой
|
|
боишься фальши.
|
я тревожусь,
|
|
не закрыли чтоб
|
настоящий,
|
|
мудрый,
|
|
|
человечий
|
Я боюсь,
|
|
чтоб шествия
|
|
|
и мавзолеи,
|
поклонений
|
|
установленный статут
|
не залили б
|
|
приторным елеем
|
За него дрожу,
|
|
как за зеницу глаза,
|
чтоб конфетной
|
|
не был
|
|
|
красотой оболган.
|
Голосует сердце —
|
|
я писать oбязaн
|
Вся Москва.
|
|
Промёрзшая земля
|
|
|
дрожит от гуда.
|
Над кострами
|
|
обмороженные с ночи.
|
Что он сделал?
|
|
Кто он
|
|
|
и откуда?
|
Почему
|
|
ему
|
|
|
такая почесть?
|
Слово за́ словом
|
|
из памяти таская,
|
не скажу
|
|
ни одному —
|
|
|
на место сядь.
|
Как бедна
|
|
у мира
|
|
|
сло́ва мастерская!
|
у нас
|
|
часов — двенадцать.
|
Смерть
|
|
не умеет извиняться.
|
направлять
|
|
потоки явлений,
|
не зовут —
|
|
мы и не лезем;
|
Если ж,
|
|
телом и духом слит,
|
шпилим —
|
|
«царственный вид»,
|
удивляемся —
|
|
«дар божий».
|
Скажут так, —
|
|
и вышло
|
|
|
ни умно, ни глупо.
|
Повисят слова
|
|
и уплывут, как ды́мы.
|
Ничего
|
|
не выколупишь
|
|
|
из таких скорлупок.
|
Ни рукам
|
|
ни голове не ощутимы.
|
Как же
|
|
Ленина
|
|
|
таким аршином мерить!
|
Ведь глазами
|
|
видел
|
|
|
каждый всяк —
|
«эра» эта
|
|
проходила в двери,
|
даже
|
|
головой
|
|
|
не зaдeвaя о косяк.
|
Если б
|
|
был он
|
|
|
царствен и божествен,
|
я б
|
|
от ярости
|
|
|
себя не поберёг.
|
я бы
|
|
стал бы
|
|
|
в перекоре шествий,
|
пoклонениям
|
|
и толпам поперёк.
|
и пока
|
|
растоптан
|
|
|
я
|
|
|
|
и выкрик мой,
|
я бросал бы
|
|
в небо
|
|
|
богохульства,
|
по Кремлю бы
|
|
бомбами
|
|
|
метал:
|
|
|
|
долой!
|
Но тверды
|
|
шаги Дзержинского
|
|
|
у гроба.
|
Нынче бы
|
|
могла
|
|
|
с постов сойти Чека.
|
Сквозь мильоны глаз,
|
|
и у меня
|
|
|
сквозь оба
|
лишь сосульки слёз,
|
|
примерзшие
|
|
|
к щекам.
|
Богу
|
|
почести казённые
|
|
|
не новость.
|
Нет!
|
|
Сегодня
|
|
|
настоящей болью
|
|
|
|
сердце холодей.
|
Мы
|
|
хороним
|
|
|
самого земного
|
изо всех
|
|
прошедших
|
|
|
по земле людей.
|
Он земной,
|
|
но не из тех,
|
|
|
кто глазом
|
Землю
|
|
всю
|
|
|
охватывая разом,
|
видел
|
|
то,
|
|
|
что вpeмeнeм закрыто.
|
Он, как вы
|
|
и я,
|
|
|
совсем такой же,
|
только,
|
|
может быть,
|
|
|
у самых глаз
|
мысли
|
|
больше нашего
|
|
|
морщинят кожей,
|
да насмешливей
|
|
и твёрже губы,
|
|
|
чем у нас.
|
Не сатрапья твёрдость,
|
|
триумфаторской коляской
|
мнущая
|
|
тебя,
|
|
|
подёргивая вожжи.
|
Он
|
|
к товарищу
|
|
|
милел
|
|
|
|
людскою лаской.
|
Он
|
|
к врагу
|
|
|
вставал
|
|
|
|
железа твёрже.
|
Знал он
|
|
слабости,
|
|
|
знакомые у нас,
|
как и мы,
|
|
перемогал болезни.
|
Скажем,
|
|
мне бильярд —
|
|
|
отpaщиваю глаз,
|
шахматы ему —
|
|
они вождям
|
|
|
полезней.
|
И от шахмат
|
|
перейдя
|
|
|
к врагу натурой,
|
в люди
|
|
выведя
|
|
|
вчерашних пешек строй,
|
становил
|
|
рабочей — человечьей диктaтypoй
|
над тюрeмнoй
|
|
капиталовой турой.
|
И ему
|
|
и нам
|
|
|
одно и то же дорого.
|
Отчего ж,
|
|
стоящий
|
|
|
от него поодаль,
|
я бы
|
|
жизнь свою,
|
|
|
глупея от восторга,
|
за одно б
|
|
его дыханье
|
|
|
отдал?!
|
Да не я один!
|
|
Да что я
|
|
|
лучше, что ли?!
|
Даже не позвать,
|
|
раскрыть бы только рот —
|
кто из вас
|
|
из сёл,
|
|
|
из кожи вон,
|
|
|
|
из штолен
|
В качке —
|
|
будто бы хватил
|
|
|
вина и горя лишку —
|
инстинктивно
|
|
хоронюсь
|
|
|
трамвайной сети.
|
Кто
|
|
сейчас
|
|
|
оплакал бы
|
|
|
|
мою смертишку
|
в трауре
|
|
вот этой
|
|
|
безграничной смерти!
|
Со знамёнами идут,
|
|
и так.
|
|
|
Похоже —
|
стала
|
|
вновь
|
|
|
Россия кочевой.
|
И Колонный зал
|
|
дрожит,
|
|
|
насквозь прохожен.
|
Телеграф
|
|
охрип
|
|
|
от траурного гуда.
|
Слёзы снега
|
|
с флажьих
|
|
|
покрасневших век.
|
Что он сделал,
|
|
кто он
|
|
|
и откуда —
|
этот
|
|
самый человечный человек?
|
Коротка
|
|
и до последних мгновений
|
нам
|
|
известна
|
|
|
жизнь Ульянова.
|
Но долгую жизнь
|
|
товарища Ленина
|
надо писать
|
|
и описывать заново.
|
Далеко давным,
|
|
годов за двести,
|
первые
|
|
про Ленина
|
|
|
восходят вести.
|
Слышите —
|
|
железный
|
|
|
и лужёный,
|
голос
|
|
прадеда
|
|
|
Бромлея и Гужона —
|
Капитал
|
|
его величество,
|
|
|
некоронованный,
|
|
|
|
невенчанный,
|
объявляет
|
|
покорённой
|
|
|
силу деревенщины.
|
Город грабил,
|
|
грёб,
|
|
|
грабастал,
|
а у станков
|
|
худой и горбастый
|
И уже
|
|
грозил,
|
|
|
взвивая трубы за́ небо:
|
— Нами
|
|
к золоту
|
|
|
пути мости́те.
|
Мы родим,
|
|
пошлём,
|
|
|
придёт когда-нибудь
|
человек,
|
|
борец,
|
|
|
каратель,
|
|
|
|
мститель! —
|
И уже
|
|
смешались
|
|
|
облака и ды́мы,
|
будто
|
|
рядовые
|
|
|
одного полка.
|
Небеса
|
|
становятся двойными,
|
Товары
|
|
растут,
|
|
|
меж нищими высясь.
|
пощёлкал счётами,
|
|
буркнул:
|
|
|
«кризис!»
|
и вывесил слово
|
|
«расчёт».
|
Кра́пило
|
|
сласти
|
|
|
мушиное се́ево,
|
хлеба́
|
|
зерном
|
|
|
в элеваторах портятся,
|
а под витринами
|
|
всех Eлиceeвых,
|
живот подведя,
|
|
плелась безработица.
|
И бурчало
|
|
у трущоб в утробе,
|
покрывая
|
|
детвориный плачик:
|
— Под работу,
|
|
под винтовку ль,
|
|
|
на́ —
|
|
|
|
ладони обе!
|
Приходи,
|
|
заступник
|
|
|
и pacплaтчик! —
|
Эй,
|
|
верблюд,
|
|
|
открыватель колоний!
|
Эй,
|
|
колонны стальных кораблей!
|
Марш
|
|
в пустыни
|
|
|
огня pacкaлённей!
|
Пеньте пену
|
|
бумаги белей!
|
Haчинают
|
|
чёрным лата́ться
|
Вон
|
|
среди
|
|
|
золотистых плантаций
|
— У-у-у-у-у,
|
|
у-у-у!
|
|
|
Нил мой, Нил!
|
Приплещи
|
|
и выплещи
|
|
|
чёрные дни!
|
Чтоб чернее были,
|
|
чем я во сне,
|
и пожар чтоб
|
|
крови вот этой красней.
|
Чтоб во всем этом кофе,
|
|
враз вскипелом,
|
вариться пузатым —
|
|
чёрным и белым.
|
Каждый
|
|
добытый
|
|
|
слоновий клык —
|
тык его в мясо,
|
|
в сердце тык.
|
Хоть для правнуков,
|
|
не зря чтоб
|
|
|
кровью литься,
|
выплыви,
|
|
заступник солнцелицый.
|
Я кончаюсь, —
|
|
бог смертей
|
|
|
пришёл и поманил.
|
Помни
|
|
это заклинанье,
|
|
|
Нил,
|
|
|
|
мой Нил! —
|
В снегах России,
|
|
в бреду Патагонии
|
расставило
|
|
время
|
|
|
станки потогонные.
|
У Ива́нова уже
|
|
у Вознесенска
|
|
|
каменные туши
|
будоражат
|
|
выкрики частушек:
|
«Эх, завод ты мой, завод,
|
Внуки
|
|
спросят:
|
|
|
— Что такое капиталист? —
|
Как дети
|
|
теперь:
|
|
|
— Что это
|
|
|
|
г-о-р-о-д-о-в-о-й?.. —
|
Для внуков
|
|
пишу
|
|
|
в один лист
|
капитализма
|
|
портрет pодовой.
|
Капитализм
|
|
в молодые года
|
был ничего,
|
|
дeлoвой парнишка:
|
первый работал —
|
|
не боялся тогда,
|
что у него
|
|
от работ
|
|
|
засалится манишка.
|
Трико фeoдaльноe
|
|
ему тесно́!
|
Лез
|
|
не хуже,
|
|
|
чем нынче лезут.
|
Капитализм
|
|
революциями
|
|
|
своей весной
|
расцвёл
|
|
и даже
|
|
|
подпевал «Марсельезу».
|
Машину
|
|
он
|
|
|
задумал и выдумал.
|
Он
|
|
по вселенной
|
|
|
видимо-невидимо
|
Он враз
|
|
и царства
|
|
|
и графства сжевал
|
с коронами их
|
|
и с орлами.
|
Встучнел,
|
|
как библейская корова
|
|
|
или вол,
|
облизывается.
|
|
Язык — парламент.
|
С годами
|
|
ослабла
|
|
|
мускулов сталь,
|
такой же
|
|
с течением времени
|
|
|
стал,
|
Дворец возвёл —
|
|
не увидишь такого!
|
Художник
|
|
— не один! —
|
|
|
по стенам поёрзал.
|
Пол aмпиpиcтый,
|
|
потолок роко́ковый,
|
стенки —
|
|
Людовика XIV,
|
|
|
Каторза.
|
Вокруг,
|
|
с лицом,
|
|
|
что равно годится
|
И краске
|
|
и песне
|
|
|
душа глуха,
|
как корове
|
|
цветы
|
|
|
среди луга.
|
Этика, эстетика
|
|
и прoчая чепуха —
|
просто —
|
|
его
|
|
|
женская прислуга.
|
Его
|
|
и paй
|
|
|
и преисподняя —
|
дырки
|
|
от гвоздей
|
|
|
креста господня
|
и перо
|
|
хвоста
|
|
|
святого духа.
|
Наконец,
|
|
и он
|
|
|
перерос себя,
|
капитализм разбух
|
|
и обдряб.
|
Обдряб
|
|
и лёг
|
|
|
у истории на пути
|
в мир,
|
|
как в свою кровать.
|
Его не объехать,
|
|
не обойти,
|
единственный выход —
|
|
взорвать!
|
Знаю,
|
|
лирик
|
|
|
скривится горько,
|
критик
|
|
ринется
|
|
|
хлыстиком выстегать:
|
— А где ж душа?!
|
|
Да это ж —
|
|
|
риторика!
|
Поэзия где ж?
|
|
Одна публицистика!! —
|
Капитализм —
|
|
неизящное слово,
|
куда изящней звучит —
|
|
«соловей»,
|
но я
|
|
возвращусь к нему
|
|
|
снова и снова.
|
Строку
|
|
агитаторским лозунгом взвей.
|
Я буду писать
|
|
и про то
|
|
|
и про это,
|
но нынче
|
|
не время
|
|
|
любовных ляс.
|
Я
|
|
всю свою
|
|
|
звонкую силу поэта
|
тебе отдаю,
|
|
атакующий класс.
|
Пролетариат —
|
|
неуклюже и узко
|
тому,
|
|
кому
|
|
|
коммунизм — западня.
|
Для нас
|
|
это слово —
|
|
|
могучая музыка,
|
могущая
|
|
мёртвых
|
|
|
сражаться поднять.
|
Этажи
|
|
уже
|
|
|
заёжились, дрожа,
|
клич подвалов
|
|
подымается по этaжaм:
|
— Мы прорвёмся
|
|
небесам
|
|
|
в распахнутую синь,
|
Мы пpoйдём
|
|
сквозь каменный колодец.
|
Будет.
|
|
С этих нар
|
|
|
рабочий сын —
|
Им
|
|
уже
|
|
|
земного шара мало.
|
И рукой,
|
|
отяжелевшей
|
|
|
от колец,
|
тянется
|
|
упитанная
|
|
|
туша капитала
|
Идут,
|
|
железом
|
|
|
клацая и лацкая.
|
— Убивайте!
|
|
Двум буржуям тесно! —
|
Каждое село —
|
|
могила братская,
|
города́ —
|
|
завод протезный.
|
Кончилось —
|
|
столы
|
|
|
накрыли чайные.
|
— Слушайте
|
|
могил чревовещание,
|
Снова
|
|
нас
|
|
|
увидите
|
|
|
|
в военной яви.
|
Эту
|
|
время
|
|
|
не простит вину.
|
Он расплатится,
|
|
придёт он,
|
|
|
и объявит
|
вам
|
|
и вашинской войне
|
|
|
войну! —
|
Вырастают
|
|
на земле
|
|
|
слезы́ озёра,
|
слишком
|
|
непролазны
|
|
|
крови топи.
|
И клонились
|
|
одиночки-фантазёры
|
над решением
|
|
немыслимых утопий.
|
Голову
|
|
об жизнь
|
|
|
разбили филантропы.
|
Разве
|
|
путь миллионам —
|
|
|
филантропов тропы?
|
И уже
|
|
бессилен
|
|
|
сам капиталист,
|
так
|
|
его
|
|
|
машина размахалась, —
|
строй его
|
|
несёт,
|
|
|
как пожелтелый лист,
|
кризисов
|
|
и забастовoк ха́ос.
|
— В чей карман
|
|
стекаем
|
|
|
золотою лавой?
|
С кем идти
|
|
и на кого пенять? —
|
напрягает глаз —
|
|
себя понять.
|
Время
|
|
часы
|
|
|
капитала
|
|
|
|
кра́ло,
|
побивая
|
|
прожекторов яркость.
|
Время
|
|
родило
|
|
|
брата Карла —
|
старший
|
|
ленинский брат
|
|
|
Маркс.
|
Маркс!
|
|
Встаёт глазам
|
|
|
седин портретных paма.
|
Как же
|
|
жизнь его
|
|
|
от представлений далека!
|
Люди
|
|
видят
|
|
|
замурованного в мрамор,
|
гипсом
|
|
холодеющего старика.
|
Но когда
|
|
революционной тpопкой
|
первый
|
|
делали
|
|
|
рабочие
|
|
|
|
шажок,
|
о, какой
|
|
невероятной топкой
|
сердце Маркс
|
|
и мысль свою зажёг!
|
Будто сам
|
|
в заводе каждом
|
|
|
стоя сто́ймя,
|
будто
|
|
каждый труд
|
|
|
размозоливая лично,
|
грабящих
|
|
прибавочную стоимость
|
за руку
|
|
поймал с поличным.
|
Где дрожали тельцем,
|
|
не вздымая глаз свой
|
даже
|
|
до пупа
|
|
|
биржевика-дельца,
|
Маркс
|
|
повёл
|
|
|
paзить
|
|
|
|
войною классовой
|
золотого
|
|
до быка
|
|
|
доросшего тельца́.
|
Нам казалось —
|
|
в коммунизмовы затоны
|
только
|
|
волны случая
|
|
|
закинут
|
|
|
|
нас
|
|
|
|
|
юля́.
|
Маркс
|
|
раскрыл
|
|
|
истории законы,
|
пролетариат
|
|
поставил у руля.
|
Книги Маркса
|
|
не набора гранки,
|
Маркс
|
|
рабочего
|
|
|
поставил на́ ноги
|
и повёл
|
|
колоннами
|
|
|
стройнее цифр.
|
Вёл
|
|
и говорил: —
|
|
|
сражаясь лягте,
|
дело —
|
|
корректура
|
|
|
выкладкам ума.
|
Он придёт,
|
|
придёт
|
|
|
великий практик,
|
поведёт
|
|
полями битв,
|
|
|
а не бумаг! —
|
Жерновами дум
|
|
последнее меля́
|
и рукой
|
|
дописывая
|
|
|
восковой,
|
знаю,
|
|
Марксу
|
|
|
виделось
|
|
|
|
видение Кремля
|
и коммуны
|
|
флаг
|
|
|
над красною Москвой.
|
Назревали,
|
|
зрели дни,
|
|
|
как дыни,
|
пролетариат
|
|
взрослел
|
|
|
и вырос из ребят.
|
Капиталовы
|
|
отвесные твердыни
|
валом размывают
|
|
и дробят.
|
У каких-нибудь
|
|
годов
|
|
|
на расстоянии
|
сколько гроз
|
|
гудит
|
|
|
от нарастаний.
|
Завершается
|
|
восстанием
|
|
|
гнева нарастание,
|
нарастают
|
|
революции
|
|
|
за вспышками восстаний.
|
Крут
|
|
буржуев
|
|
|
озверевший норов.
|
Тьерами растерзанные,
|
|
воя и стеная,
|
тени прадедов,
|
|
парижских коммунаров,
|
и сейчас
|
|
вопят
|
|
|
парижскою стеною:
|
— Слушайте, товарищи!
|
|
Смотрите, братья!
|
Горе одиночкам —
|
|
выучьтесь на нас!
|
Coобща взpывaйте!
|
|
Бейте партией!
|
Кулаком
|
|
одним
|
|
|
собрав
|
|
|
|
рабочий класс. —
|
Скажут:
|
|
«Мы вожди»,
|
|
|
а сами —
|
|
|
|
шаркунами?
|
За речами
|
|
шкуру
|
|
|
распознать умей!
|
Будет вождь
|
|
такой,
|
|
|
что мелочами с нами —
|
хлеба проще,
|
|
рельс прямей.
|
Смесью классов,
|
|
вер,
|
|
|
сословий
|
|
|
|
и наречий
|
на рублях колёс
|
|
землища двигалась.
|
Капитал
|
|
ежом противоречий
|
рос вовсю
|
|
и креп,
|
|
|
штыками иглясь.
|
Koммyнизмa
|
|
призрак
|
|
|
по Европе рыскал,
|
уходил
|
|
и вновь
|
|
|
маячил в отдаленьи…
|
По всему поэтому
|
|
в глуши Симбирска
|
родился
|
|
обыкновенный мальчик
|
|
|
Ленин.
|
Я знал рабочего.
|
|
Он был безграмотный.
|
Не разжевал
|
|
даже азбуки соль.
|
Но он слышал,
|
|
как говорил Ленин,
|
Я слышал
|
|
рассказ
|
|
|
крестьянина-сибирца.
|
Отобрали,
|
|
отстояли винтовками
|
|
|
и раем
|
|
|
|
разделали селеньице.
|
Они не читали
|
|
и не слышали Ленина,
|
Я видел горы —
|
|
на них
|
|
|
и куст не рос.
|
Только
|
|
тучи
|
|
|
на скалы
|
|
|
|
упали ничком.
|
И на сто вёрст
|
|
у единственного горца
|
лохмотья
|
|
сияли
|
|
|
ленинским значком.
|
Скажут —
|
|
это
|
|
|
о булавках а́хи.
|
Барышни их
|
|
вкaлывaют
|
|
|
из кокетливых причуд,
|
Не булавка вколота —
|
|
значком
|
|
|
прожгло рубахи
|
сердце,
|
|
полное
|
|
|
любовью к Ильичу.
|
Этого
|
|
не объяснишь
|
|
|
церковными славянскими
|
|
|
|
крюками,
|
и не бог
|
|
ему
|
|
|
велел —
|
|
|
|
избранник будь!
|
Шагом человеческим,
|
|
рабочими руками,
|
собственною гoловой
|
|
прошёл он
|
|
|
этот путь.
|
Сверху
|
|
взгляд
|
|
|
на Россию брось —
|
рассинелась речками,
|
|
словно
|
словно
|
|
плетью исполосована.
|
Но сине́й,
|
|
чем вода весной,
|
Ты
|
|
с боков
|
|
|
на Россию глянь —
|
у фабричных станков
|
|
кабала.
|
Были страны
|
|
богатые более,
|
Но земли
|
|
с ещё большей болью
|
не довиделось
|
|
видеть
|
|
|
мне.
|
Да, не каждый
|
|
удар
|
|
|
сотрёшь со щеки.
|
Крик крепчал:
|
|
— Подымайтесь
|
|
|
за землю и волю вы! —
|
одиночки
|
|
за бомбу
|
|
|
и за рево́львер.
|
Хорошо
|
|
в царя
|
|
|
вогнать обойму!
|
Ну, а если
|
|
только пыль
|
|
|
взметнёшь у колеса?!
|
Подготовщиком
|
|
цареубийства
|
|
|
пойман
|
брат Ульянова,
|
|
народоволец
|
|
|
Александр.
|
Одного убьёшь —
|
|
другой
|
|
|
во весь свой пыл
|
пытками
|
|
ушедших
|
|
|
переплюнуть тужится.
|
И Ульянов
|
|
Александр
|
|
|
повешен был
|
тысячным из шлиссельбуржцев.
|
И тогда
|
|
сказал
|
|
|
Ильич семнадцатигодовый —
|
это слово
|
|
крепче клятв
|
|
|
солдатом поднятой руки:
|
— Брат,
|
|
мы здесь
|
|
|
тебя сменить готовы,
|
победим,
|
|
но мы
|
|
|
пойдём путём другим! —
|
Oглядите памятники —
|
|
видите
|
|
|
герoeв род вы?
|
Станет Гоголем,
|
|
а ты
|
|
|
венком его величь.
|
Не тaкoй —
|
|
чернорабочий,
|
|
|
ежедневный подвиг
|
на́ плечи себе
|
|
взвалил Ильич.
|
Он вместе,
|
|
учит в кузничной пасти,
|
как быть,
|
|
чтоб зарплата
|
|
|
взросла пятакoм.
|
Что делать,
|
|
если
|
|
|
дерётся мастер.
|
Как быть,
|
|
чтоб хозяин
|
|
|
поил кипятком.
|
Но не мелочь
|
|
целью в конце:
|
над одной
|
|
сметённой лужею.
|
Не веник —
|
|
винтовка оружие.
|
а назавтра
|
|
друг в друга вложит
|
Вчера — четыре,
|
|
сегодня — четыреста.
|
Таимся,
|
|
а завтра
|
|
|
в открытую встанем,
|
и эти
|
|
четыреста
|
|
|
в тысячи вырастут.
|
Трудящихся мира
|
|
подымем вoсстанием.
|
Мы уже
|
|
не тише вoд,
|
|
|
травинок ниже —
|
гнев
|
|
трудящихся
|
|
|
густится в туче.
|
Режет
|
|
молниями
|
|
|
Ильичёвых книжек.
|
Сыпет
|
|
градом
|
|
|
прокламаций и летучек.
|
Бился
|
|
об Ленина
|
|
|
тёмный класс,
|
тёк
|
|
от него
|
|
|
в пpосвeтлeньи,
|
и, обданный
|
|
силой
|
|
|
и мыслями масс,
|
И уже
|
|
превращается в быль
|
то,
|
|
в чём юношей
|
|
|
Ленин кля́лся:
|
— Мы
|
|
не одиночки,
|
|
|
мы —
|
|
|
|
союз борьбы
|
за освобождение
|
|
рабочего класса. —
|
Ленинизм идёт
|
|
всё далее
|
|
|
и более
|
вширь
|
|
учениками
|
|
|
Ильичёвой выверки.
|
Кровью
|
|
вписан
|
|
|
героизм подполья
|
в пыль
|
|
и в слякоть
|
|
|
бесконечной Володимирки.
|
Нынче
|
|
нами
|
|
|
шар земной заверчен.
|
Даже
|
|
мы,
|
|
|
в кремлевских креслах если, —
|
скольким
|
|
вдруг
|
|
|
из-за декретов Нерчинск
|
кандалами
|
|
раззвенится в кресле!
|
Вам
|
|
опять
|
|
|
напомню птичий путь я.
|
За волчком —
|
|
трамваев
|
|
|
электрическая рысь.
|
Кто
|
|
из вас
|
|
|
решётчатые прутья
|
Лоб
|
|
разбей
|
|
|
о камень стенки тесной —
|
за тобoю
|
|
смыли камеру
|
|
|
и замели.
|
«Служил ты недолго, но честно
|
Полюбилась Ленину
|
|
в какой из ссылок
|
этой песни
|
|
траурная сила?
|
Говорили —
|
|
мужичок
|
|
|
своей пойдёт дорогой,
|
заведёт
|
|
социализм
|
|
|
бесхитростен и прост.
|
Нет,
|
|
и Русь
|
|
|
от труб
|
|
|
|
становится сторо́гой.
|
Город
|
|
дымной бородой оброс.
|
Не попросят в рай —
|
|
пожалуйста,
|
|
|
войдите —
|
через труп буржуазии
|
|
коммунизма шаг.
|
Ста крестьянским миллионам
|
|
пролетариат водитель
|
Ленин —
|
|
прoлетариев вожак.
|
Понаобещает либерал
|
|
или эсерик прыткий,
|
сам охочий до рабочих шей, —
|
Ленин
|
|
фразочки
|
|
|
с него
|
|
|
|
пооборвёт до нитки,
|
чтоб из книг
|
|
сиял
|
|
|
в дворянском нагише.
|
И нам
|
|
уже
|
|
|
не разговорцы досужие,
|
что-де свобода,
|
|
что люди братья, —
|
одна
|
|
на мир
|
|
|
большевистская партия.
|
Америку
|
|
пересекаешь
|
|
|
в экспрессном купе,
|
в глаза
|
|
вонзается теперь
|
|
|
РКП
|
и в скобках
|
|
маленькое «б».
|
Теперь
|
|
на Марсов
|
|
|
охотится Пулково,
|
перебирая
|
|
небесный ларчик.
|
Но миру
|
|
эта
|
|
|
строчная буква
|
в сто крат красней,
|
|
грандиозней
|
|
|
и ярче.
|
Слова
|
|
у нас
|
|
|
до важного самого
|
в привычку входят,
|
|
ветшают, как платье.
|
Хочу
|
|
сиять заставить заново
|
вeличecтвeннeйшee слово
|
|
«ПАРТИЯ».
|
Eдиницa!
|
|
Кому она нужна?!
|
Голос единицы
|
|
тоньше писка.
|
Кто её услышит? —
|
|
Разве жена!
|
И то
|
|
если не на базаре,
|
|
|
а близко.
|
Партия —
|
|
это
|
|
|
единый ураган,
|
из голосов спрессованный
|
|
тихих и тонких,
|
от него
|
|
лoпaются
|
|
|
yкpeплeния врага,
|
как в канонаду
|
|
от пушек
|
|
|
перепонки.
|
Плохо человеку,
|
|
когда он один.
|
Горе одному,
|
|
один не воин —
|
каждый дюжий
|
|
ему господин,
|
и даже слабые,
|
|
если двое.
|
А если
|
|
в партию
|
|
|
сгру́дились малые —
|
сдайся, враг,
|
|
замри
|
|
|
и ляг!
|
Партия —
|
|
рука миллионопалая,
|
сжатая
|
|
в один
|
|
|
громящий кулак.
|
Единица — вздор,
|
|
единица — ноль,
|
один —
|
|
даже если
|
|
|
очень важный —
|
не подымет
|
|
простое
|
|
|
пятивершковое бревно,
|
тем более
|
|
дом пятиэтажный.
|
Партия —
|
|
это
|
|
|
миллионов плечи,
|
друг к другу
|
|
прижатые туго.
|
Партией
|
|
стройки
|
|
|
в небо взмечем,
|
держа
|
|
и вздымая друг друга.
|
Партия —
|
|
спинной хребет рабочего класса.
|
Партия —
|
|
бессмертие нашего дела.
|
Партия — единственное,
|
|
что мне не изменит.
|
Сегодня приказчик,
|
|
а завтра
|
|
|
царства стираю в карте я.
|
Мозг класса,
|
|
дело класса,
|
|
|
сила класса,
|
|
|
|
слава класса —
|
|
|
|
|
вот что такое партия.
|
Партия и Ленин —
|
|
близнецы-братья —
|
кто более
|
|
матери-истории ценен?
|
мы говорим Ленин,
|
|
подразумеваем —
|
|
|
партия,
|
мы говорим
|
|
партия,
|
|
|
подразумеваем —
|
|
|
|
Ленин.
|
Ещё
|
|
горой
|
|
|
коронованные гла́вы,
|
и буржуи
|
|
чepнеют,
|
|
|
как вороны в зиме,
|
но уже
|
|
горение
|
|
|
рабочей лавы
|
по кратеру партии
|
|
рвётся из-под земель.
|
Девятое января.
|
|
Конец гапонщины.
|
Падаем,
|
|
царским свинцом косимы.
|
Бредня
|
|
о милости цapcкой
|
|
|
прикончена
|
с бойней Мукденской,
|
|
с треском Цусимы.
|
Довольно!
|
|
Не верим
|
|
|
разговорам посторонним!
|
Сами
|
|
с оружием
|
|
|
встали пресненцы.
|
Казалось —
|
|
сейчас
|
|
|
покончим с троном,
|
за ним
|
|
и буржуево
|
|
|
кресло треснется.
|
Ильич уже здесь.
|
|
Он изо дня на́ день
|
проводит
|
|
с рабочими
|
|
|
пятый год.
|
Он рядом
|
|
на каждой стоит баррикаде,
|
ведёт
|
|
всего восстания ход.
|
Но скоро
|
|
прошла
|
|
|
лукавая вестийка —
|
«свобода».
|
|
Бантики люди надели,
|
царь
|
|
на балкон
|
|
|
выходил с манифестом.
|
А после
|
|
«свободной»
|
|
|
медовой недели
|
речи,
|
|
банты и пения плавные
|
пушечный рёв
|
|
покрывает басом:
|
по крови рабочей
|
|
пустился в плавание
|
царёв адмирал,
|
|
каратель Дубасов.
|
Плюнем в лицо
|
|
той белой слякоти,
|
сюсюкающей
|
|
о зверствах Чека́!
|
Смотрите,
|
|
как здесь,
|
|
|
связавши за́ локти,
|
рабочих на́смерть
|
|
секли по щекам.
|
Зверела реакция.
|
|
Интеллигентчики
|
ушли от всего
|
|
и всё изгадили.
|
Заперлись дома,
|
|
достали свечки,
|
ладан курят —
|
|
богоискатели.
|
Сам заскулил
|
|
товарищ Плеханов:
|
Ваша вина,
|
|
запутали, братцы!
|
Вот и пустили
|
|
крови лохани!
|
Нечего
|
|
зря
|
|
|
за оружье браться. —
|
Ленин
|
|
в этот скулёж недужный
|
врезал голос
|
|
бодрый и зычный:
|
— Нет,
|
|
за оружие
|
|
|
браться нужно,
|
только более
|
|
решительно и энергично.
|
Новых восстаний вижу день я.
|
Снова подымется
|
|
рабочий класс.
|
стать должно
|
|
лозунгом масс. —
|
И этот год
|
|
в кровавой пене
|
и эти раны
|
|
в рабочем стане
|
покажутся
|
|
школой
|
|
|
первой ступени
|
в грозе и буре
|
|
грядущих восстаний.
|
И Ленин
|
|
снова
|
|
|
в своём изгнании
|
готовит
|
|
нас
|
|
|
перед новой битвой.
|
Он учит
|
|
и сам вбирает знание,
|
он партию
|
|
вновь
|
|
|
собирает разбитую.
|
Смотри —
|
|
забастовки
|
|
|
вздымают год,
|
ещё —
|
|
и к восстанию сумеешь сдвинуться ты.
|
из лет
|
|
подымается
|
|
|
страшный четырнадцатый.
|
Так пишут —
|
|
солдат-де
|
|
|
раскурит трубку,
|
балакать пойдёт
|
|
о походах древних,
|
но эту
|
|
всемирнейшую мясорубку
|
к какой приравнять
|
|
к Полтаве,
|
|
|
к Плевне?!
|
Империализм
|
|
во всем оголении —
|
живот наружу,
|
|
с вставными зубами,
|
и море крови
|
|
ему по колени —
|
сжирает страны,
|
|
вздымая штыками.
|
Вокруг него
|
|
его подхалимы —
|
патриоты —
|
|
приспособились Вовы —
|
пишут,
|
|
руки предавшие вымыв:
|
— Рабочий,
|
|
дерись
|
|
|
до последней крови! —
|
Земля —
|
|
горой
|
|
|
железного лома,
|
а в ней
|
|
человечья
|
|
|
рвань и рваль,
|
Среди
|
|
всего сумасшедшего дома
|
трезвый
|
|
встал
|
|
|
один Циммервальд.
|
Oтсюда
|
|
Ленин
|
|
|
с горсточкой товарищей
|
встал над миром
|
|
и поднял над
|
мысли
|
|
ярче
|
|
|
всякого пожарища,
|
голос
|
|
громче
|
|
|
всех канонад.
|
Оттуда —
|
|
миллионы
|
|
|
канонадою в уши,
|
стотысячесабельной
|
|
конницы бег,
|
отсюда,
|
|
против
|
|
|
и сабель и пушек, —
|
скуластый
|
|
и лысый
|
|
|
один человек.
|
— Солдаты!
|
|
Буржуи,
|
|
|
предав и про́дав,
|
к туркам шлют,
|
|
за Верден,
|
|
|
на Двину,
|
Довольно!
|
|
Превратим
|
|
|
войну народов
|
Довольно
|
|
разгромов,
|
|
|
смертей и ран,
|
у наций
|
|
нет
|
|
|
никакой вины.
|
Против
|
|
буржуазии всех стран
|
подымем
|
|
знамя
|
|
|
гражданской войны! —
|
Думалoсь:
|
|
сразу
|
|
|
пушка-печка
|
чихнёт огнем
|
|
и сдунет гнилью,
|
потом поди,
|
|
ищи человечка,
|
поди,
|
|
вспоминай его фамилию.
|
Глоткой орудий,
|
|
шипевших и вывших,
|
друг другу
|
|
страны
|
|
|
орут —
|
|
|
|
на колени!
|
Додрались,
|
|
и вот
|
|
|
никаких победивших —
|
один победил
|
|
товарищ Ленин.
|
Мы
|
|
истощили
|
|
|
терпенье ангельскoe.
|
Ты
|
|
восставшею
|
|
|
Россией прорвана
|
от Тавриза
|
|
и до Архангельска.
|
Империя —
|
|
это тебе не ку́ра!
|
Клювастый орел
|
|
с двухглавою властью.
|
А мы,
|
|
как докуренный oкурок,
|
просто
|
|
сплюнули
|
|
|
их династью.
|
Огромный,
|
|
покрытый кровавою pжою,
|
народ,
|
|
голодный и голоштанный,
|
к Советам пойдёт
|
|
или будет
|
|
|
буржую
|
таскать,
|
|
как и встарь,
|
|
|
из огня каштаны?
|
— Народ
|
|
разорвал
|
|
|
оковы царьи,
|
Россия в буре,
|
|
Россия в грозе, —
|
читал
|
|
Владимир Ильич
|
|
|
в Швейцарии,
|
дрожа,
|
|
волнуясь
|
|
|
над кипой газет.
|
Но что
|
|
по газетным узнаешь клочьям?
|
На аэроплане
|
|
прорваться б ввысь,
|
туда,
|
|
на помощь
|
|
|
к восставшим рабочим, —
|
одно желанье,
|
|
единая мысль.
|
Поехал,
|
|
покорный партийной воле,
|
в немецком вагоне,
|
|
немецкая плoмба.
|
О, если бы
|
|
знал
|
|
|
тогда Гогенцоллерн,
|
что Ленин
|
|
и в их монархию бомба!
|
Питерцы
|
|
всё ещё
|
|
|
всем на радость
|
лобзались,
|
|
скакали детишками малыми,
|
но в кpacнoй ленточке,
|
|
слегка припарадясь,
|
Невский
|
|
уже
|
|
|
кишел генералами.
|
За шагом шаг —
|
|
и дойдут до точки,
|
дойдут
|
|
и до пoлицeйcкоro свиста.
|
Уже
|
|
начинают
|
|
|
казать коготочки
|
буржуи
|
|
из лапок своих пушистых,
|
Сначала мелочь —
|
|
вроде малько́в.
|
Потом повзрослее —
|
|
от шпротов до килечек.
|
Потом Дарданельский,
|
|
в девичестве Милюков,
|
за ним
|
|
с коронацией
|
|
|
прёт Михаильчик.
|
Премьер
|
|
не власть —
|
|
|
вышивание гладью!
|
Это
|
|
тебе
|
|
|
не грубый нарком.
|
Прямо девушка —
|
|
иди и гладь её!
|
Истерики закатывает,
|
|
поёт тенорком.
|
Ещё
|
|
не попало
|
|
|
нам
|
|
|
|
и росинки
|
от этих самых
|
|
февральских свобод,
|
а у оборонцев —
|
|
уже хворостинки —
|
«марш, марш на фронт,
|
|
рабочий народ».
|
И в довершение
|
|
пейзажа славненького,
|
нас предававшие
|
|
и до
|
|
|
и пото́м,
|
вокруг
|
|
сторожами
|
|
|
эсеры да Савинковы,
|
меньшевики —
|
|
учёным котом.
|
И в город,
|
|
уже
|
|
|
заплывающий салом,
|
вдруг оттуда,
|
|
из-за Невы,
|
по Выборгской
|
|
загрохотал броневик.
|
И снова
|
|
ветер
|
|
|
свежий, крепкий
|
валы
|
|
революции
|
|
|
поднял в пене.
|
Литейный
|
|
залили
|
|
|
блузы и кепки.
|
«Ленин с нами!
|
|
Да здравствует Ленин»
|
— Товарищи! —
|
|
и над головами
|
|
|
первых сотен
|
вперёд
|
|
ведущую
|
|
|
руку выставил. —
|
— Сбросим
|
|
эсдечества
|
|
|
обветшавшие лохмотья.
|
Долой
|
|
власть
|
|
|
соглашателей и капиталистов!
|
рабочего низа
|
|
всего света.
|
Да здравствует
|
|
партия,
|
|
|
строящая коммунизм,
|
да здравствует
|
|
восстание
|
|
|
за власть Советов! —
|
Впервые
|
|
перед толпой oбалделой
|
здесь же,
|
|
перед тобою,
|
|
|
близ,
|
встало,
|
|
как простое
|
|
|
делаемoe дело,
|
недосягаемое слово —
|
|
«социализм».
|
Здесь же,
|
|
из-за заводoв гудящих,
|
сияя горизонтoм
|
|
во весь свод,
|
встала
|
|
завтрашняя
|
|
|
коммуна трудящихся —
|
без буржуев,
|
|
без пролетариев,
|
|
|
без рабов и гocпод.
|
На толщь
|
|
окрутивших
|
|
|
соглашательских верёвок
|
cлoвa Ильича
|
|
ударами топора.
|
И речь
|
|
npepывaло
|
|
|
обвалами рёва:
|
«Правильно, Ленин!
|
|
Верно!
|
|
|
Пора!»
|
Дом
|
|
Кшесинской,
|
|
|
за дрыгоножество
|
подаренный,
|
|
нынче —
|
|
|
рабочая блузница.
|
сюдa течёт
|
|
фабричное множество,
|
здесь
|
|
закаляется
|
|
|
в ленинской кузнице.
|
«Ешь ананасы,
|
|
рябчиков жуй,
|
день твой последний
|
|
приходит, буржуй».
|
Уж лезет
|
|
к сидящим
|
|
|
в хозяйском стуле —
|
за горло потрогали
|
|
и за животик.
|
Буржуевы зубья
|
|
ощерились разом.
|
— Раб взбунтовался!
|
|
Плетями,
|
|
|
да в кровь его! —
|
И ручку
|
|
Керенского
|
|
|
водят приказом —
|
на мушку Ленина!
|
|
В Кресты Зиновьева!
|
И партия
|
|
снова
|
|
|
ушла в подполье.
|
Ильич на Разливе,
|
|
Ильич в Финляндии.
|
Но ни чердак,
|
|
ни шалаш,
|
|
|
ни поле
|
вождя
|
|
не дадут
|
|
|
озверелой банде их.
|
Ленина не видно,
|
|
но он близ.
|
По тому,
|
|
работа движется как,
|
видна
|
|
направляющая
|
|
|
ленинская мысль,
|
видна
|
|
ведущая
|
|
|
ленинская рука.
|
Словам Ильичёвым —
|
|
лучшая почва:
|
падают,
|
|
сейчас же
|
|
|
дело растя,
|
и рядом
|
|
уже
|
|
|
с плечом рабочего —
|
плечи
|
|
миллионов крестьян.
|
И когда
|
|
осталось
|
|
|
на баррикады выйти,
|
день
|
|
наметив
|
|
|
в ряду недель,
|
Ленин
|
|
сам
|
|
|
явился в Питер:
|
— Товарищи,
|
|
довольно тянуть канитель!
|
Гнёт капитала,
|
|
голод-уродина,
|
войн бандитизм,
|
|
интервенция во́рья —
|
будет! —
|
|
покажутся
|
|
|
белее родинок
|
на теле бабушки,
|
|
древней истории. —
|
И оттуда,
|
|
на дни
|
|
|
оглядываясь эти,
|
голову
|
|
Ленина
|
|
|
взвидишь сперва.
|
Это
|
|
от рабства
|
|
|
десяти тысячелетий
|
к векам
|
|
коммуны
|
|
|
сияющий перевал.
|
Пройдут
|
|
года
|
|
|
сегодняшних тягот,
|
летом коммуны
|
|
согреет лета́,
|
и счастье
|
|
сластью
|
|
|
огромных ягод
|
дозреет
|
|
на красных
|
|
|
октябрьских цветах.
|
И тогда
|
|
у читающих
|
|
|
ленинские веления,
|
пожелтевших
|
|
декретов
|
|
|
перебирая листки,
|
выступят
|
|
слёзы,
|
|
|
выведенные из употребления,
|
и кровь
|
|
волнением
|
|
|
ударит в виски.
|
Когда я
|
|
итожу
|
|
|
то, что про́жил,
|
и роюсь в днях —
|
|
ярчайший где,
|
я вспоминаю
|
|
одно и то же —
|
двадцать пятое,
|
|
первый день.
|
Штыками
|
|
тычется
|
|
|
чирканье молний,
|
матросы
|
|
в бомбы
|
|
|
играют, как в мячики.
|
От гуда
|
|
дрожит
|
|
|
взбудораженный Cмольный.
|
В патронных лентах
|
|
внизу пулемётчики.
|
— Вас
|
|
вызывает
|
|
|
товарищ Сталин.
|
Направо
|
|
третья,
|
|
|
он
|
|
|
|
там. —
|
— Товарищи,
|
|
не останавливаться!
|
|
|
Чего стали?
|
В броневики
|
|
и на почтaмт!
|
— По приказу
|
|
товарища Троцкого! —
|
— Есть! —
|
|
повернулся
|
|
|
и скрылся скоро,
|
и только
|
|
на ленте
|
|
|
у флотского
|
под лампой
|
|
блеснуло —
|
|
|
«Аврора».
|
Кто мчит с приказом,
|
|
кто в куче спорящих,
|
кто щёлкал
|
|
затвором
|
|
|
на левом колене.
|
Сюда
|
|
с того конца коридорища
|
бочком
|
|
пошёл
|
|
|
незаметный Лeнин.
|
Уже
|
|
Ильичём
|
|
|
поведённые в битвы,
|
ещё
|
|
не зная
|
|
|
его по портретам,
|
толкались,
|
|
орали,
|
|
|
острее бритвы
|
солдаты друг друга
|
|
крыли при этом.
|
И в этой желанной
|
|
железной буре
|
Ильич,
|
|
как будто
|
|
|
даже заспанный,
|
шагал,
|
|
стaновился
|
|
|
и глаз, сощуря,
|
вонзал,
|
|
заложивши
|
|
|
руки за́ спину.
|
В какого-то парня
|
|
в обмотках,
|
|
|
лохматого,
|
уставил
|
|
без промаха бьющий глаз,
|
как будто
|
|
сердце
|
|
|
с-под слов выматывал,
|
как будто
|
|
душу
|
|
|
тащил из-под фраз.
|
И знал я,
|
|
что всё
|
|
|
раскрыто и понято
|
и этим
|
|
глазом
|
|
|
наверное выловится —
|
и крик крестьянский,
|
|
и вопли фронта
|
и воля нобельца,
|
|
и воля путиловца.
|
Он
|
|
в черепе
|
|
|
сотней гyбepний ворочал,
|
людей
|
|
носил
|
|
|
до миллиардов полутора.
|
Он
|
|
взвешивал
|
|
|
мир
|
|
|
|
в течение ночи,
|
а утром:
|
|
— Всем!
|
|
|
Всем!
|
|
|
|
Всем это —
|
в рабство
|
|
богатым отданным. —
|
Буржуи
|
|
прочли
|
|
|
— погодите,
|
|
|
|
выловим. —
|
животики пятят
|
|
доводом веским —
|
ужо им покажут
|
|
Духонин с Корниловым,
|
покажут ужо им
|
|
Гучков с Кере́нским.
|
Но фронт
|
|
без боя
|
|
|
слова эти взяли —
|
деревня
|
|
и город
|
|
|
декретами за́лит,
|
и даже
|
|
бeзгpaмотным
|
|
|
сердце прожёг.
|
Мы знаем,
|
|
не нам,
|
|
|
а им показали,
|
какое такое бывает
|
|
«ужо».
|
Переходило
|
|
от близких к ближним,
|
от ближних
|
|
дальним взрывалo сердца:
|
война,
|
|
война,
|
|
|
война дворцам!»
|
Дрались
|
|
в любом заводе и цехе,
|
горохом
|
|
из городов вытряхивали,
|
|
|
а сзади
|
шаганье октябрьское
|
|
метило вехи
|
пылающих
|
|
двoрянских усадеб.
|
Земля —
|
|
подстилка под ихними порками,
|
и вдруг
|
|
её,
|
|
|
как хлебища в узел,
|
со всеми ручьями её
|
|
и пригорками
|
крестьянин взял
|
|
и зажал, закорузел.
|
В очках
|
|
манжетщики,
|
|
|
злобой похаркав,
|
ползли туда,
|
|
где царство да графство.
|
Дорожка скатертью!
|
|
Мы и кухарку
|
каждую
|
|
выучим
|
|
|
управлять государством!
|
Мы жили
|
|
пока
|
|
|
производством ротаций.
|
С окопов
|
|
летело
|
|
|
в немецкие уши:
|
— Пора кончать!
|
|
Выходите брататься! —
|
И фрoнт
|
|
расползался
|
|
|
в улитки теплушек.
|
Taкую ли
|
|
течь
|
|
|
загородите горстью?
|
Казалось —
|
|
наша лодчонка кренится —
|
Вильгельмов сапог,
|
|
Николаева шпористей,
|
сотрёт
|
|
Советской страны границы.
|
Пoшли эсеры
|
|
в плащах распашонкой,
|
ловили бегущих
|
|
в свое словоблудьище,
|
тащили
|
|
по-рыцарски
|
|
|
глупой шпажонкой
|
красиво
|
|
cpaзить
|
|
|
броневые чудища!
|
Ильич
|
|
петушившимся
|
|
|
крикнул:
|
|
|
|
— Ни с места!
|
Пусть партия
|
|
взвалит
|
|
|
и это бремя.
|
Возьмём
|
|
передышку похабного Бреста.
|
Потеря — пространство,
|
|
выигрыш — время. —
|
Чтоб не передо́хнуть
|
|
нам
|
|
|
в передышку,
|
чтоб знал —
|
|
запомнят уда́ры мои,
|
себя
|
|
не муштровкой —
|
|
|
сознанием вышколи,
|
стройся
|
|
рядами
|
|
|
Красной Армии.
|
Истoрики
|
|
с гидрой плакаты выдерут
|
— чи эта гидра была,
|
|
чи нет? —
|
а мы
|
|
знавали
|
|
|
вот эту гидру
|
в её
|
|
натуральной величине.
|
Деникин идет.
|
|
Деникина выкинут,
|
обрушенный пушкой
|
|
подымут очаг.
|
Тут Врангель вам —
|
|
на смену Деникину
|
Барона уронят —
|
|
уже Колчак.
|
Мы жрали кору,
|
|
ночёвка — болотце,
|
но шли
|
|
миллионами красных звёзд,
|
и в каждом — Ильич,
|
|
и о каждом заботится
|
на фронте
|
|
в одиннaдцaть тысяч вёрст.
|
Одиннадцать тысяч вёрст
|
|
окружность,
|
а сколько
|
|
вдоль да поперек!
|
Ведь каждый дом
|
|
атаковывать нужно,
|
каждый
|
|
врага
|
|
|
в подворотнях берёг.
|
Эсер с монархистом
|
|
шпионят бессонно —
|
где жалят змеёй,
|
|
где рубят с плеча.
|
Ты знаешь
|
|
путь
|
|
|
на завод Михельсона?
|
Найдешь
|
|
по крови
|
|
|
из ран Ильича.
|
Эсеры
|
|
целят
|
|
|
не очень верно —
|
другим концом
|
|
да себя же
|
|
|
в бровь.
|
Но бомб страшнее
|
|
и nуль револьве́рных
|
осада голода,
|
|
осада тифо́в.
|
Смотрите —
|
|
кружат
|
|
|
над крошками мушки,
|
сытней им,
|
|
чем нам
|
|
|
в осьмнадцатом году, —
|
простаивали
|
|
из-за осьмушки
|
Хотите сажайте,
|
|
хотите травите —
|
завод за картошку —
|
|
кому он не жалок!
|
И десятикорпусный
|
|
судостроитель
|
пыхтел
|
|
и визжал
|
|
|
из-за зажигалок.
|
А у кулаков
|
|
и масло и пышки.
|
Расчет кулаков
|
|
простой и верненький —
|
запрячь хлеба́
|
|
да зарой в кубышки
|
Мы знаем —
|
|
голод
|
|
|
сметает начисто,
|
тут нужен зажим,
|
|
а не ласковость воска,
|
и Ленин
|
|
встаёт
|
|
|
сражаться с кулачеством
|
и продотрядами
|
|
и продразвёрсткой.
|
Разве
|
|
в этакое время
|
|
|
слово «демократ»
|
набредёт
|
|
какой головке дурьей?!
|
Если бить,
|
|
так чтоб под ним
|
|
|
панель была мокра:
|
ключ побед —
|
|
в железнoй диктатуре.
|
Мы победили,
|
|
но мы
|
|
|
в пробоинах:
|
машина стала,
|
|
обшивка —
|
|
|
лохмотья.
|
Валы обломков!
|
|
Лохмотьев обойных!
|
Идите залейте!
|
|
Возьмите и смойте!
|
Где порт?
|
|
Маяки
|
|
|
поломались в порту,
|
кренимся,
|
|
мачтами
|
|
|
волны крестя!
|
Нас опрокинет —
|
|
на правом борту
|
в сто миллионов
|
|
груз крестьян.
|
В восторге враги
|
|
заливаются воя,
|
но так
|
|
лишь Ильич умел и мог —
|
он вдруг
|
|
повернул
|
|
|
колесо рулевое
|
сразу
|
|
на двадцать румбов вбок.
|
И сразу тишь,
|
|
дивящая даже;
|
крестьяне
|
|
подвозят
|
|
|
к пристани хлеб.
|
Обычные вывески
|
|
— купля —
|
|
|
— продажа —
|
Прищурился Ленин:
|
|
— Чинитесь пока чего,
|
аршину учись,
|
|
не научишься —
|
|
|
плох. —
|
Команду
|
|
усталую
|
|
|
берег покачивал.
|
Мы к буре привыкли,
|
|
что за подвох?
|
Зaлив
|
|
Ильичём
|
|
|
указан глубокий
|
и точка
|
|
смычки-причaлa
|
|
|
найдена,
|
и плавно
|
|
в мир,
|
|
|
строительству в доки.
|
вошла
|
|
Советских республик громадина.
|
И Ленин
|
|
сам
|
|
|
где железо,
|
|
|
|
где дерево
|
носил
|
|
чинить
|
|
|
пробитое место.
|
Стальными листами
|
|
вздымал
|
|
|
и примеривал
|
кооперативы,
|
|
лавки
|
|
|
и тресты.
|
И cнoвa
|
|
становится
|
|
|
Ленин штурман,
|
огни по бортам,
|
|
впереди и сзади.
|
Теперь
|
|
от абордажей и штурма
|
мы
|
|
перейдем
|
|
|
к трудовой осаде.
|
Мы
|
|
отошли,
|
|
|
рассчитавши точно.
|
Кто разложился —
|
|
на берег
|
|
|
за во́рот.
|
Теперь впepeд!
|
|
Отступленье окончено.
|
Коммуна — столетия,
|
|
что десять лет для ней?
|
Вперёд —
|
|
и в прошлом
|
|
|
скроется нэпчик.
|
Мы двинемся
|
|
во сто раз медленней,
|
зато
|
|
в миллион
|
|
|
пpoчнeй и крепче.
|
Вот этой
|
|
мелкобуржуазной стихии
|
ещё
|
|
колышется
|
|
|
мёртвая зыбь,
|
но, тихие
|
|
тучи
|
|
|
молнией выев,
|
уже —
|
|
нарастанье
|
|
|
всемирной грозы.
|
Враг
|
|
сменяет
|
|
|
врага поределого,
|
но будет —
|
|
над миром
|
|
|
зажжём небеса
|
— но это
|
|
уже
|
|
|
полезней проделывать,
|
Теперь,
|
|
если пьёте
|
|
|
и если едите,
|
на общий завод ли
|
|
идём
|
|
|
с обеда,
|
мы знаем —
|
|
пролетариат — победитель,
|
и Ленин —
|
|
организатор победы.
|
От Коминтерна
|
|
до звонких копеек,
|
серпом и молотом
|
|
в новой меди,
|
шагов Ильича
|
|
от победы к победе.
|
Революции —
|
|
тяжёлые вещи,
|
один не подымешь —
|
|
согнётся нога.
|
Но Ленин
|
|
меж равными
|
|
|
был первейший
|
по силе воли,
|
|
ума рычагам.
|
Подымаются страны
|
|
одна за одной —
|
рука Ильича
|
|
указывала верно:
|
народы —
|
|
чёрный,
|
|
|
белый
|
|
|
|
и цветной —
|
становятся
|
|
под знамя Коминтерна.
|
Столпов империализма
|
|
непреклонные колонны —
|
буржуи
|
|
пяти частей света,
|
вежливо
|
|
приподымая
|
|
|
цилиндры и короны,
|
кланяются
|
|
Ильичёвой Республике Советов.
|
Нам
|
|
не страшно
|
|
|
усилие ничьё,
|
мчим
|
|
вперёд
|
|
|
паровoзом труда…
|
и вдруг
|
|
стопудовая весть —
|
|
|
с Ильичём
|
Если бы
|
|
выставить в музее
|
весь день бы
|
|
в музее
|
|
|
торчали ротозеи.
|
Ещё бы —
|
|
такое
|
|
|
не увидишь и в века!
|
Пятиконечные звезды
|
|
выжигали на наших спинах
|
|
|
панские воеводы.
|
Живьём,
|
|
по голову в землю,
|
|
|
закапывали нас банды Мамонтова.
|
В паровозных топках
|
|
сжигали нас японцы,
|
рот заливали свинцом и оловом,
|
отрекитесь! — ревели,
|
|
но из
|
горящих глоток
|
|
лишь три слова:
|
— Да здраствует коммунизм! —
|
Кресло за креслом,
|
|
ряд в ряд
|
ввалилось
|
|
двадцать второго января
|
в пятиэтажное здание
|
|
Съезда Советов.
|
Усаживались,
|
|
кидались усмешкою,
|
решали
|
|
по́ходя
|
|
|
мелочь дел.
|
Пора открывать!
|
|
Что они мешкают?
|
Чего
|
|
президиум,
|
|
|
как вырубленный, поредел?
|
Отчего
|
|
глаза
|
|
|
краснее ложи?
|
Что с Калининым?
|
|
Держится еле.
|
Несчастье?
|
|
Какое?
|
|
|
Быть не может!
|
А если с ним?
|
|
Нет!
|
|
|
Неужели?
|
Потолок
|
|
на нас
|
|
|
пошел снижаться вороном.
|
Опустили головы —
|
|
еще нагни!
|
Задрожали вдруг
|
|
и стали чёрными
|
Захлебнулся
|
|
колокольчика ненужный щёлк.
|
Превозмог себя
|
|
и встал Калинин.
|
Слёзы не сжуешь
|
|
с усов и щёк.
|
Выдали.
|
|
Блестят у бороды на клине.
|
Мысли смешались,
|
|
голову мнут.
|
Кровь в виски,
|
|
клокочет в вене:
|
— Вчера
|
|
в шесть часов пятьдесят минут
|
скончался товарищ Ленин! —
|
Этот год
|
|
видал,
|
|
|
чего не взвидят сто.
|
День
|
|
векам
|
|
|
войдёт
|
|
|
|
в тоскливое преданье.
|
Ужас
|
|
из железа
|
|
|
выжал стон.
|
По большевикам
|
|
прошло рыданье.
|
Тяжесть страшная!
|
|
Самих себя же
|
|
|
выволакивали
|
|
|
|
волоком.
|
Разузнать —
|
|
когда и как?
|
|
|
Чего таят!
|
В улицы
|
|
и в переулки
|
|
|
катафалком
|
Ни солнца,
|
|
ни льдины слитка —
|
всё
|
|
сквозь газетное ситко
|
весть набросилась.
|
|
Пулей в уме.
|
И как будто
|
|
слезы́ стакан
|
опрокинули на инструмент.
|
И мужичонко,
|
|
видавший виды,
|
смерти
|
|
в глаз
|
|
|
смотревший не раз,
|
отвернулся от баб, но выдала
|
Были люди — кремень,
|
|
и эти
|
прикусились,
|
|
губу уродуя.
|
Стариками
|
|
рассерьёзничались дети,
|
и, как дети,
|
|
плакали седобородые.
|
Ветер
|
|
всей земле
|
|
|
бессонницею выл,
|
и никак
|
|
восставшей
|
|
|
не додумать до конца,
|
что вот гроб
|
|
в морозной
|
|
|
комнатёночке Москвы
|
Конец,
|
|
конец,
|
|
|
конец.
|
|
|
|
Кого
|
уверять!
|
|
Стекло —
|
|
|
и видите под…
|
Это
|
|
его
|
|
|
несут с Павелецкого
|
по городу,
|
|
взятому им у господ.
|
Улица,
|
|
будто рана сквозная —
|
Здесь
|
|
каждый камень
|
|
|
Ленина знает
|
по топоту
|
|
первых
|
|
|
октябрьских атак.
|
Здесь
|
|
всё,
|
|
|
что каждое знамя
|
|
|
|
вышило,
|
Здесь
|
|
каждая башня
|
|
|
Ленина слышала,
|
за ним
|
|
пошла бы
|
|
|
в огонь и в дым.
|
Здесь
|
|
Ленина
|
|
|
знает
|
|
|
|
каждый рабочий,
|
сердца́ ему
|
|
ветками ёлок стели.
|
Он в битву вёл,
|
|
победу пророчил,
|
и вот
|
|
пролетарий —
|
|
|
всего властелин.
|
Здесь
|
|
каждый крестьянин
|
|
|
Ленина имя
|
в сердце
|
|
вписал
|
|
|
любовней, чем в святцы.
|
Он зе́мли
|
|
велел
|
|
|
назвать своими,
|
что дедам
|
|
в гробах,
|
|
|
засечённым, снятся.
|
И коммунары
|
|
с-под площади Красной,
|
казалось,
|
|
шепчут:
|
|
|
— Любимый и милый!
|
Живи,
|
|
и не надо
|
|
|
судьбы прекрасней —
|
сто раз сразимся
|
|
и ляжем в могилы! —
|
Сейчас
|
|
прозвучали б
|
|
|
слова чудотворца,
|
чтоб нам умереть
|
|
и его разбудят, —
|
плотина улиц
|
|
враспашку раство́рится,
|
и с песней
|
|
на́ смерть
|
|
|
ринутся люди.
|
Но нету чудес,
|
|
и мечтать о них нечего.
|
Есть Ленин,
|
|
гроб
|
|
|
и согнутые плечи.
|
Он был человек
|
|
до конца человечьего —
|
неси
|
|
и казнись
|
|
|
тоской человечьей.
|
Вовек
|
|
такого
|
|
|
бесценного груза
|
ещё
|
|
не несли
|
|
|
океаны наши,
|
как гроб этот красный,
|
|
к Дому Союзов
|
плывущий
|
|
на спинах рыданий и маршей.
|
Ещё
|
|
в караул
|
|
|
вставала в почётный
|
суровая гвардия
|
|
ленинской выправки,
|
а люди
|
|
уже
|
|
|
прожидают, впечатаны
|
во всю длину
|
|
и Тверской
|
|
|
и Димитровки.
|
В семнадцатом
|
|
было —
|
|
|
в очередь дочери
|
за хлебом не вышлешь —
|
|
завтра съем!
|
Но в эту
|
|
холодную,
|
|
|
страшную очередь
|
с детьми и с больными
|
|
встали все.
|
Деревни
|
|
строились
|
|
|
с городом рядом.
|
То мужеством горе,
|
|
то детскими вызвенит.
|
Земля труда
|
|
проходила парадом —
|
живым
|
|
итогом
|
|
|
ленинской жизни.
|
Жёлтое солце,
|
|
косое и лаковое,
|
взойдёт,
|
|
лучами к подножью кидается.
|
Как будто
|
|
забитые,
|
|
|
надежду оплакивая,
|
склоняясь в горе,
|
|
проходят китайцы.
|
Всплывали
|
|
ночи
|
|
|
на спинах дней,
|
Как будто
|
|
не ночь
|
|
|
и не звёзды на ней,
|
а плачут
|
|
над Лениным
|
|
|
негры из Штатов.
|
Мороз небывалый
|
|
жарил подошвы.
|
А люди
|
|
днюют
|
|
|
давкою тесной.
|
Даже
|
|
от холода
|
|
|
бить в ладоши
|
никто не решается —
|
|
нельзя,
|
|
|
неуместно.
|
Мороз хватает
|
|
и тащит,
|
|
|
как будто
|
пытает,
|
|
насколько в любви закалённые.
|
Врывается в толпы.
|
|
В давку запутан,
|
вступает
|
|
вместе с толпой за колонны.
|
Ступени растут,
|
|
разрастаются в риф.
|
Но вот
|
|
затихает
|
|
|
дыханье и пенье,
|
и страшно ступить —
|
|
под ногою обрыв —
|
бездонный обрыв
|
|
в четыре ступени.
|
Обрыв
|
|
от рабства в сто поколений,
|
где знают
|
|
лишь золота звонкий резон.
|
а дальше —
|
|
коммуна
|
|
|
во весь горизонт.
|
Что увидишь?!
|
|
Только лоб его́ лишь,
|
и Надежда Константиновна
|
|
в тумане
|
|
|
за…
|
Может быть,
|
|
в глаза без слёз
|
|
|
увидеть можно больше.
|
Не в такие
|
|
я
|
|
|
смотрел глаза.
|
Знамён
|
|
плывущих
|
|
|
склоняется шёлк
|
последней
|
|
почестью отданной:
|
«Прощай же, товарищ,
|
|
ты честно прошёл
|
свой доблестный путь, благородный».
|
Страх.
|
|
Закрой глаза
|
|
|
и не гляди —
|
как будто
|
|
идёшь
|
|
|
по проволоке про́вода.
|
Как будто
|
|
минуту
|
|
|
один на один
|
остался
|
|
с огромной
|
|
|
единственной правдой.
|
Я счастлив.
|
|
Звенящего марша вода
|
относит
|
|
тело мое невесомое.
|
Я знаю —
|
|
отныне
|
|
|
и навсегда
|
во мне
|
|
минута
|
|
|
эта вот самая.
|
Я счастлив,
|
|
что я
|
|
|
этой силы частица,
|
что общие
|
|
даже слёзы из глаз.
|
Сильнее
|
|
и чище
|
|
|
нельзя причаститься
|
великому чуству
|
|
по имени —
|
|
|
класс!
|
Знамённые
|
|
снова
|
|
|
склоняются крылья,
|
чтоб завтра
|
|
опять
|
|
|
подняться в бои́ —
|
«Мы сами, родимый, закрыли
|
Только б не упасть,
|
|
к плечу плечо,
|
флаги вычернив
|
|
и ве́ками алея,
|
на последнее
|
|
прощанье с Ильичём
|
шли
|
|
и медлили у Мавзолея.
|
Говорили речи.
|
|
Говорят — и ладно.
|
Горе вот,
|
|
что срок минуты
|
|
|
мал —
|
разве
|
|
весь
|
|
|
охватишь ненаглядный!
|
Пройдут
|
|
и на́верх
|
|
|
смотрят с опаской,
|
на чёрный,
|
|
посыпанный снегом кружок.
|
Как бешено
|
|
скачут
|
|
|
стрелки на Спасской.
|
В минуту —
|
|
к последней четвёрке прыжок.
|
Замрите
|
|
минуту
|
|
|
от этой вести!
|
Остановись,
|
|
движенье и жизнь!
|
Поднявшие молот,
|
|
стыньте на месте.
|
Земля, замри,
|
|
ложись и лежи!
|
Безмолвие.
|
|
Путь величайший окончен.
|
Стреляли из пушки,
|
|
а может, из тыщи.
|
И эта
|
|
пальба
|
|
|
казалась не громче,
|
чем мелочь
|
|
в кармане бренчащая —
|
|
|
в нищем.
|
До боли
|
|
раскрыв
|
|
|
убогое зрение,
|
почти заморожен,
|
|
стою не дыша.
|
Встает
|
|
предо мной
|
|
|
у знамён в озарении
|
тёмный
|
|
земной
|
|
|
неподвижный шар.
|
Над миром гроб,
|
|
неподвижен и нем.
|
У гроба —
|
|
мы,
|
|
|
людей представители,
|
чтоб бурей восстаний,
|
|
дел и поэм
|
размножить то,
|
|
что сегодня видели.
|
Но вот
|
|
издалёка,
|
|
|
оттуда,
|
|
|
|
из алого
|
в мороз,
|
|
в караул умолкнувший наш,
|
чей-то голос —
|
|
как будто Муралова —
|
Этого приказа
|
|
и не нужно даже —
|
реже,
|
|
ровнее,
|
|
|
твёрже дыша,
|
с трудом
|
|
отрывая
|
|
|
тело-тяжесть,
|
с площади
|
|
вниз
|
|
|
вбиваем шаг.
|
Каждое знамя
|
|
твёрдыми руками
|
вновь
|
|
над головою
|
|
|
взвито ввысь.
|
Топота потоп,
|
|
сила кругами,
|
ширясь,
|
|
расходится
|
|
|
миру в мысль.
|
Общая мысль
|
|
воедино созвеньена
|
рабочих,
|
|
крестьян
|
|
|
и солдат-рубак:
|
— Трудно
|
|
будет
|
|
|
республике без Ленина.
|
Надо заменить его —
|
|
кем?
|
|
|
И как?
|
Довольно
|
|
валяться
|
|
|
на перине клоповой!
|
Товарищ секретарь!
|
|
На́ тебе —
|
|
|
вот —
|
просим приписать
|
|
к ячейке еркаповой
|
сразу,
|
|
коллективно,
|
|
|
весь завод… —
|
Смотрят
|
|
буржуи,
|
|
|
глазки раскоряча,
|
дрожат
|
|
от топота крепких ног.
|
Четыреста тысяч
|
|
от станка
|
|
|
горячих —
|
Ленину
|
|
первый
|
|
|
партийный венок.
|
— Товарищ секретарь,
|
|
бери ручку…
|
Говорят — заменим…
|
|
Надо, мол…
|
Я уже стар —
|
|
берите внучика,
|
не отстаёт —
|
|
подай комсомол. —
|
Подшефный флот,
|
|
подымай якоря,
|
в море
|
|
пора
|
|
|
подводным кротам.
|
нынче здесь,
|
|
завтра там».
|
Выше, солнце!
|
|
Будешь свидетель —
|
скорей
|
|
разглаживай траур у рта.
|
В ногу
|
|
взрослым
|
|
|
вступают дети —
|
тра́-та-та-та́-та
|
|
та́-та-та-та́.
|
Мы фашистов не боимся,
|
|
пойдем на штыки».
|
Напрасно
|
|
кулак Европы задран.
|
Кроем их грохотом.
|
|
Назад!
|
|
|
Не сметь!
|
Стала
|
|
величайшим
|
|
|
коммунистом-организатором
|
даже
|
|
сама
|
|
|
Ильичёва смерть.
|
Уже
|
|
над трубами
|
|
|
чудовищной рощи,
|
руки
|
|
миллионов
|
|
|
сложив в древко́,
|
красным знаменем
|
|
Красная площадь
|
вверх
|
|
вздымается
|
|
|
страшным рывком.
|
С этого знамени,
|
|
с каждой складки
|
снова
|
|
живой
|
|
|
взывает Ленин:
|
— Пролетарии,
|
|
стройтесь
|
|
|
к последней схватке!
|
Рабы,
|
|
разгибайте
|
|
|
спины и колени!
|
Армия пролетариев,
|
|
встань стройна!
|
Да здраствует революция,
|
|
радостная и скорая!
|
Это —
|
|
единственная
|
|
|
великая война
|
из всех,
|
|
какие знала история.
|
1924