Визит доктора (Лейкин)/ВР 1874 (ДО)
| ← Запутались | Визитъ доктора : Современный эскизъ | Тяжкій грѣхъ → |
| Изъ сборника «Веселые разсказы». Опубл.: 1874. Источникъ: az.lib.ru со ссылкой на книгу Н. А. Лейкинъ. Веселые разсказы. — СПб.: Колесовъ и Михинъ, 1874. — С. 57—69. |
Визитъ доктора.
правитьСемейство Назара Ивановича Коромыслова, содержателя извозчичьихъ каретъ и постоялаго двора въ Ямской, лишало, обыкновенно, крайнее недовѣріе къ докторамъ и было убѣждено, что «они морятъ». Всѣ члены семейства Коромыслова отличались крѣпкимъ тѣлосложеніемъ и такою физическою силой, которой-бы позавидовалъ иной акробатъ. Такъ, старшій женатый сынъ безъ особеннаго усилія крестился двухъ-пудовою гирею; самъ глава семейства, Назаръ Ивановичъ, легко переставлялъ карету съ мѣста на мѣсто, взявшись руками за ея заднія колеса; а младшіе ребятишки, во время игры, высоко-высоко запускали въ воздухъ черепки и камни. Желудки ихъ также способны были переваривать долото, не говоря уже о двухъ фунтахъ красной смородины съѣденной на ночь. Болѣзней Коромысловы не знали и, ежели случалось кому слегка занемогать «нутромъ», ломотой или ознобомъ, то лѣчились баней, водкой съ солью и перцомъ, саломъ и Богоявленской водой. Правда, мать семейства, Аграфена Степановна, считавшаяся «сырой женщиной» частенько хворала какой-то особенной болѣзнью — «притягиваніемъ къ землѣ», но болѣзнь эта послѣ двѣнадцати-часоваго сна и полдюжины чашекъ настоя бузины или малины тотчасъ же проходила. Слухи о холерѣ и количество покойниковъ, ежедневно десятками провозимыхъ мимо ихъ дома на близлежащее Волковское кладбище, не смущали ихъ жизни. «Пришла смерть — и померъ», разсуждали они обыкновенно; но когда, въ одинъ прекрасный день, ихъ собственнаго работника Селифонта, на ихъ глазахъ и безъ видимой причины, скрючило въ теченіи какихъ-нибудь пяти часовъ, а другой работникъ, отправленный по распоряженію полиціи въ больницу, умеръ на дорогѣ, — семейство призадумалось. Чаще и чаще стали повторяться слова: «а вѣдь холера-то валитъ», «щиплетъ», «накаливаетъ» и т. п. На окошкѣ появилась четвертная бутыль водки съ стручковымъ перцомъ, въ сѣняхъ разставились горшки съ дегтемъ и развѣсились луковицы чесноку; число покойниковъ, провозимыхъ мимо дома на кладбище, тщательно считалось и было извѣстно каждому члену семейства, и наконецъ, въ домѣ появилась полицейская газета, спеціально выписанная для узнаванія числа заболѣвшихъ холерою. То-и-дѣло слышалось въ домѣ: «къ седьмому числу больныхъ холерою состояло… выздоровѣло… умерло… затѣмъ осталось…» а послѣ этого слѣдовалъ возгласъ въ родѣ: «Господи, какую силу народу валитъ!» или: «однако крючитъ!» и т. п.
Въ одинъ изъ этихъ дней, Назаръ Иванычъ Коромысловъ возвратился съ извозчичьей биржи домой обѣдать крайне сосредоточенный самъ въ себѣ. Выпивъ рюмку водки и тыкая вилкой въ соленый огурецъ, онъ произнесъ:
— Главное дѣло теперь насчетъ пищи соблюдать себя: слѣдуетъ! Чтобъ пища эта самая завсегда въ свѣжести… Сегодня вонъ Николая Данилыча скрючило и свояченицу сводить начинаетъ. Я на берегу овесъ покупалъ, такъ сказываютъ, что въ пищу эту самую что-то подсыпаютъ, такъ надо отворотное зелье отъ этой самой подсыпки имѣть.
— Скажи на милость, вотъ ироды-то! — воскликнула Аграфена Степановна.
— Тоже и на счетъ вони, потому вонь пущаютъ; а отъ вони-то она и родится.
— Безбожники!
— Такъ вонь эту задушать слѣдуетъ, чтобъ не пахло.
— Какъ-же ее, тятенька, задушить? Ужь вонь — все вонь… — спросилъ старшій сынъ.
— Опять таки снадобье есть… — отвѣчалъ отецъ. У докторовъ спросить надо!
Онъ съѣлъ щи, икнулъ, отеръ пальцы рукъ о голову и, обротясь къ женѣ, продолжалъ:
— Даве, послѣ закупки овса, были мы въ трактирѣ, тамъ съ нами былъ докторъ — Федора Иванова Бубырева знакомый…
— О Господи! — всплеснула руками Аграфена Степановна.
— Чего о Господи!? — передразнилъ ее мужъ. Хорошій человѣкъ… Мы съ нимъ и чайку и водочки выпили. Я, говоритъ, больше простыми средствами… Изъ простыхъ онъ фельдшеровъ, а свое дѣло туго знаетъ, потому часъ цѣлый намъ о разныхъ болѣзняхъ и о томъ, что у человѣка внутри есть разсказывалъ.
— Ахъ страсти какія! Ну?
— Ну, вотъ его-то я и позвалъ къ себѣ. Сегодня вечеромъ пріѣдетъ къ намъ, осмотритъ насъ, лекарства на всякій случай дастъ. Что за радость безъ помощи-то погибать? Вѣдь не собаки… Народу вонъ то-и-дѣло на кладбище подваливаетъ.
Семейство пріуныло. Два сына почесали въ затылкахъ, а супруга поникла головой, но тотчасъ-же оправилась и спросила:
— Значитъ, поросенка жаритъ къ вечеру?
— Поросенокъ поросенкомъ, да еще чего нибудь надо, потому человѣка угостить слѣдуетъ, — отвѣчалъ Назаръ Иванычъ.
— Молодой онъ, папенька, этотъ самый докторъ, или старый? — задала отцу вопросъ восемьнадцатилѣтняя дочь, Груша.
— Дура! — произнесъ отецъ вмѣсто отвѣта и умолкъ.
Вставая изъ-за стола, онъ обратился къ старшему сыну и сказалъ:
— На биржѣ долго не проклажайся, а къ семи часамъ приходи домой. Пусть и тебя докторъ посмотрить. Да по дорогѣ зайди въ погребъ и купи бутылку рому.
Въ семь часовъ вечера все семейство Коромыслова было въ сборѣ и ждало доктора. Самъ глава дома, Назаръ Иванычъ, въ новомъ длиннополомъ сюртукѣ и сапогахъ со скрипомъ, ходилъ по чистой комнатѣ, напѣвалъ «отверзи уста моя» и, по временамъ, подходилъ съ стоящему въ углу столу съ закуской, предназначенной для угощенія доктора и поправлялъ на немъ бутылки и рюмки. Старшій женатый сынъ, наклонясь къ уху своей разряженной миловидной жены, шепталъ:
— Слышь, Даша, коли докторъ заставитъ тебя выставить языкъ, — не упрямься и выстави. Также, ежели и мять какое мѣсто начнетъ — вытерпи.
— Мнѣ стыдно, Николай Назарычъ… — отвѣчала жена.
— Мало-ли что стыдно! На то онъ докторъ. Смотри, не сконфузь меня.
Дочь Коромыслова сидѣла у окна и гадала на картахъ: «какой это изъ себя докторъ: брюнетъ или блондинъ», а второй сынъ былъ на дворѣ и загонялъ съ работникомъ въ сарай собаку, изъ предосторожности, чтобы она не укусила доктора. На окнахъ лежали младшіе ребятишки и, въ ожиданіи доктора, глядѣли на улицу. Аграфена Степановна возилась въ кухнѣ со стряпухой около печи и сажала туда начиненнаго кашей поросенка.
Четверть восьмаго на улицѣ задребезжали дрожки и остановились у воротъ дома.
— Докторъ пріѣхалъ! докторъ! — закричали лежавшіе на подоконникахъ ребятишки.
Все семейство встрепенулось и начало оправлять на себѣ платье. Старшій сынъ бросился встрѣчать доктора и, наконецъ, ввелъ его въ комнаты.
Это былъ довольно мрачнаго вида госпитальный фельдшеръ, лѣтъ сорока, гладкобритый, съ черными щетинистыми усами и бакенбардами, и съ нависшими бровями. Одѣтъ онъ былъ въ щеголеватый форменный сюртукъ, брюки со штрипками и бѣлыя офицерскія перчатки. Въ одной рукѣ онъ держалъ кепи, въ другой — ящикъ съ наборомъ хирургическихъ инструментовъ.
— Извините, что опоздалъ немного, — проговорилъ онъ раскланиваясь, входя въ комнату и поставивъ на столъ ящикъ съ инструментами. Все-ли вы здоровы, Назаръ Иванычъ? — привѣтствовалъ онъ хозяина и протянулъ ему руку.
— Ничего, скрипимъ, пока Богъ грѣхи терпитъ, — отвѣчалъ хозяинъ и пригласилъ фельдшера садиться.
Тотъ сѣлъ и началъ снимать перчатки.
— Сейчасъ съ главнымъ докторомъ на ампутаціи были. Ногу одному больному отпилили. Изъ пятаго этажа выпалъ и переломилъ, — сказалъ онъ и бросилъ взглядъ на присутствующихъ.
Хозяинъ покачалъ толовой.
— Неушто ужь безъ ошибки нельзя было?… спросилъ онъ.
— Нельзя, потому въ двадцати-трехъ мѣстахъ переломъ. Завтра и руку отпилимъ.
Присутствующіе переглянулись.
— Водочки, съ дорожки-то? — предложилъ хозяинъ.
— Потомъ-съ. Мы безъ благовременія не употребляемъ. Сначала нужно дѣло сдѣлать.
— А вотъ, я сейчасъ жену позову, такъ ужь всѣхъ вмѣстѣ и осмотрите.
За Аграфеной Степановной былъ посланъ въ кухню маленькій сынишка. Пробѣгая по комнатѣ, онъ тронулъ рукой стоящій на столѣ ящикъ.
— Тише, тише! Пожалуйста тише съ инструментами! — крикнулъ фельдшеръ.
— А что, нешто заряжено? — спросилъ Назаръ Иванычъ.
— Не заряжено, но хрупки очень. Инструменты это… — пояснилъ фельдшеръ и въ удостовѣреніе сказаннаго, а также и для пущей важности, открылъ ящикъ и началъ вынимать изъ него и раскладывать по столу пилы, ложи, зонды и прочіе инструменты. Члены семейства поднялись съ мѣстъ и издали робко начали разсматривать ихъ.
Вскорѣ въ комнату вошла Аграфена Степановна, кутаясь въ ковровый платокъ.
— Здравствуйте, господинъ докторъ! Пожалуйста ужь вы насъ простыми средствами… — заговорила она, покосилась на инструменты и, глубоко вздохнувъ, сѣла поодаль.
— Ну-съ, ктоже изъ вашего семейства боленъ? — обратился фельдшеръ къ хозяину.
— Да пока всѣ, слава Богу, здоровы, а ни васъ хотѣли попросить, не дадите-ли какого снадобья противъ холеры, потому валитъ ужь очень повсемѣстно. Тоже говорятъ, что вотъ и въ пищу подсыпаютъ, такъ нельзя-ли и противъ подсыпки? Всѣ подъ Богомъ ходимъ… Въ случаѣ, ежели что… чего Боже избави, такъ чтобы подъ руками было…
Фельдшеръ сдѣлалъ серьезное лицо, нахмурилъ брови и оттянулъ нижнюю губу. Въ такомъ видѣ онъ соображалъ сколько секундъ и, наконецъ, спросилъ. — Водку какой посудой покупаете?
— Четвертями, всегда четвертями, — отвѣчалъ хозяинъ.
— Ну, такъ теперь купите ведро, настойте его стручковымъ перцомъ и мятой и пейте, всѣ безъ изъятія, по рюмкѣ.
— А младенцевъ тоже поить? — задала вопросъ Аграфена Степановна.
— Младенцамъ отпущайте по столовой ложкѣ. Это ежедневное употребленіе, а на случай, ежели у кого заболитъ брюхо, — я дамъ капли. Десяти рублей не пожалѣете, такъ можно дать получше?
— Не пожалѣемъ, не пожалѣемъ, — заговорилъ хозяинъ.
— Ну, такъ завтра принесу вамъ цѣлую бутылку, а теперь мнѣ нужно будетъ всѣхъ васъ изслѣдовать и общупать, чтобы узнать ваше тѣлосложеніе.
Женщины невольно попятились отъ него.
— Нельзя-ли ужь такъ какъ-нибудь, безъ щупки? — послышалось нѣсколько голосовъ.
— Нельзя, нельзя! Иначе какъ-же я узнаю поскольку капель вамъ принимать слѣдуетъ? Почтеннѣйшій Назаръ Иванычъ, потрудитесь снятъ сюртукъ и жилетъ и лечь на диванъ на спину.
Отецъ семейства жалобно посмотрѣлъ на домашнихъ и исполнилъ требуемое.
— Насчетъ ножей-то, батюшка, съ нимъ поосторожнѣе, Не пырните какъ невзначай — упрашивала фельдшера чуть не со слезами Анна Степановна.
— Будьте покойны, мы къ этому привычны, да къ тому-же ножей и не потребуется, — отвѣчалъ фельдшеръ. — Прежде всего позвольте ведро воды, умывальную чашку и полотенце, обратился онъ къ присутствующимъ.
Ведро, чашка и полотенце были принесены. Фельдшеръ засучилъ рукава сюртука, вымылъ руки и, отерѣвъ ихъ полотенцемъ, началъ мять брюхо Назара Иваныча, поминутно спрашивая: «больно? не больно?» и т. д. Назаръ Иванычъ кряхтѣлъ и изрѣдка давалъ отвѣты въ родѣ: «какъ будто что-то щемитъ», или: «словно вотъ что подтягиваетъ». Окончивъ ощупываніе, фельдшеръ вынулъ изъ ящика перкуторный молотокъ и принялся имъ стучать по груди паціента, по животу и даже по лбу. Истязяніе длилось минутъ десять. Присутствующіе хранили гробовое молчаніе и ожидали себѣ той-же участи. На сцену эту, въ полуотворенныя двери, смотрѣли работники и кухарка.
— Готово, — произнесъ, наконецъ, фельдшеръ и опять принялся мыть руки.
За отцомъ семейства на диванъ ложились старшіе сыновья и, наконецъ, младшіе ребятишки. Во время изслѣдованія, ребятишки ревѣли, и ихъ начали держать.
— Главное дѣло, соблюдайте, чтобъ у нихъ носы были мокрые… — сдѣлалъ онъ наставленіе.
— А ежели высыхать будутъ?
— Тогда примачивать теплой водой.
Женщины окончательно воспротивились ощупыванію, и фельдшеръ удовольствовался осмотромъ ихъ языковъ и носовъ, а также для чего-то смѣрилъ ниткой ихъ шеи. Наконецъ изслѣдованіе кончилось, и паціенты начали ждать приговора. Фельдшеръ послѣдній разъ умылъ руки и, немного подумавъ, произнесъ:
— Все ваше семейство тѣлосложенія здороваго, а потому ежели у кого заболитъ брюхо или покажется тошнота, то принимайте эти капли черезъ каждые два часа въ рюмкѣ воды и по стольку капель, кому сколько лѣтъ. Теперь насчетъ питья. Что вы обыкновенно пьете?
— Воду и квасъ.
— Такъ опустите въ боченокъ или кадку лошадиную подкову.
— А насчетъ ѣды?
— Все можно ѣсть, кромѣ тухлятины. Я на счетъ ѣды не строгъ.
— А насчетъ бани?
— Чѣмъ чаще ходить будете, тѣмъ лучше.
— Говорятъ, дугой лошадиной натираться хорошо?
— Пустяки!..
Фельдшеръ началъ убирать инструменты въ ящикъ.
— А много этими инструментами я испотрашилъ народу! — сказалъ онъ. — А сколько рукъ и ногъ отпилилъ, такъ и счету нѣтъ! — сказалъ онъ.
— И вамъ не страшно было? — спросила хозяйская дочь.
— Мы ужь привыкли. Нашему брату это все ровно, что стаканъ воды выпить. Вотъ въ прошломъ году намъ съ главнымъ докторомъ досталась операція, такъ та была страшная. Змѣю у одного мастерового изъ живота вынимали. Вскрыли животъ, а она на насъ такъ и зашипѣла. Ну, мы ее сейчасъ обухомъ…
— Ай, страсти какія. Какъ-же она туда залѣзла? — послышалось со всѣхъ сторонъ.
— Надо полагать, что мастеровой этотъ яйцо змѣиное проглотилъ.
Хозяинъ пригласилъ фельдшера къ закускѣ. Подали заливную рыбу и жаренаго поросенка. Вдругъ фельдшеръ ударилъ себя по лбу.
— Куда вы воду дѣли, что я руки мылъ? — спросилъ онъ.
— Вылили въ помойну яму.
— То-то. Что-бы не попала лошадямъ, а то сейчасъ сдохнутъ. А полотенце, которымъ я руки вытиралъ, возьмите и сожгите.
— Водочки? — предложилъ хозяинъ.
Фельдшеръ не отказался. Выпивъ рюмокъ шесть, онъ окончательно заврался и сталъ разсказывать, что такое холера.
— Холера — это невидимыя мухи. Они летаютъ въ воздухѣ и залетаютъ въ человѣка черезъ всѣ его поры. Залѣзши туда, они начинаютъ мучить и производятъ рвоту. Мухи эти зеленаго цвѣта съ красными головками и на вкусъ отзываются мѣдью.
— А говорятъ, подсыпаютъ въ пищу? — возразилъ хозяинъ.
— Пустяки. Подсыпка эта была въ первую и во вторую холеру, а теперь не въ модѣ. Теперь муха. И такъ эта муха живуща, что ежели ее въ кипяткѣ варить, то и то жива останется.
Закусивъ и выпивъ въ волю, фельдшеръ началъ прощаться. Хозяинъ вручилъ ему три рубля, но онъ потребовалъ еще пятъ на матеріалъ для капель.
— Ну, теперь на Васильевскій островъ, къ одному генералу поѣду, — говорилъ онъ покачиваясь: — зубъ ему вырвать надо и животъ поправить, такъ какъ онъ упалъ съ лошади и стряхнулъ его.
Женская половина семейства Коромыслова высунулась изъ оконъ и смотрѣла, какъ фельдшеръ садился на извозчика. Онъ посмотрѣлъ вверхъ, сдѣлалъ имъ ручкой и крикнулъ:
— Главное дѣло, наблюдайте, чтобъ носы у ребятъ были мокрые.
— Будемъ, будемъ, — отвѣчали изъ оконъ.
Извозчикъ тронулъ лошадь.