Видение Моисея (Дорошевич)/ДО
| Видѣніе Моисея : Сирійская легенда |
| Изъ цикла «Сказки и легенды». Источникъ: Дорошевичъ В. М. Легенды и сказки Востока. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1902. — С. 68. |
Синай дымился.
Молніи зигзагами прорѣзывали тучи, окутывавшія священную гору.
Гремѣлъ громъ. Дрожала земля.
И голосъ, похожій на звуки безчисленныхъ трубъ раздавался съ горы.
И содрогалась природа отъ звуковъ этого голоса.
Ницъ лежалъ, въ смятеньи и страхѣ, избранный народъ.
Вьючный скотъ, какъ во время самума, стоялъ, сбившись кучами, дрожа всѣмъ тѣломъ.
Птицы испуганно забились въ жесткіе, колючіе кусты, тамъ и сямъ раскиданные по степи, — и молчали.
Смерчъ, этотъ одинокій, вѣчный странникъ пустыни, день и ночь носящійся съ мѣста на мѣсто, принесшійся откуда-то издалека, при звукахъ страшнаго голоса, вздрогнулъ до основанія и разсыпался мелкою пылью, испуганно улетѣвшей обратно въ пустыню.
Волны въ ужасѣ бѣжали отъ страшнаго голоса, обнажая камни, водоросли, таинственныя существа, ютящіяся на днѣ моря.
Въ ужасѣ неслись волны въ просторъ моря, дальше отъ береговъ, гдѣ звучалъ страшный голосъ, и, казалось, кричали встрѣчнымъ волнамъ:
— Назадъ!
Махая имъ своими бѣлыми гребнями.
И ревъ ихъ былъ похожъ на крики ужаса врасплохъ застигнутаго, въ страхѣ бѣгущаго ночью войска.
Все содрогалось, — что живетъ на землѣ, подъ землей, въ воздухѣ и въ глубинѣ воды.
Пророкъ стоялъ на вершинѣ горы.
Подъ нимъ клубились тучи, гремѣлъ громъ и огненными змѣями извивались молніи.
Надъ нимъ сіяло голубое, бездонное небо и сверкалъ раскаленный дискъ солнца.
Подъ нимъ, казалось, вопіяли камни — и голосъ, наводившій трепетъ на все живущее, казалось, исходилъ изъ камней, изъ почвы горы, изъ ущелій, прорѣзывавшихъ гору, изъ трещинъ скалъ, изъ воздуха, изъ тучъ, ползавшихъ по склонамъ и изъ бездонной глубины голубого неба.
Въ послѣдній разъ прозвучалъ страшный голосъ.
И когда воцарилось молчаніе, сказалъ пророкъ, устремивъ взглядъ свой на небо:
— Великій! Непознаваемый! Грозный! Ты, избравшій народъ Свой среди народовъ земли! Ты, непрестанными казнями казнившій угнетателей народа Твоего! Вставшій за слабыхъ и поглотившій пучиной морской полчища сильныхъ! Ты, избравшій меня, песчинку среди пустыни, каплю среди водъ морей, пылинку въ воздухѣ, — для возвѣщенія святой воли Твоей. непреложныхъ завѣтовъ Твоихъ! Ты, говорившій со мной изъ огненнаго куста, Ты, призвавшій меня сюда, на эту гору, которой я съ трепетомъ касаюсь обнаженными ногами! Чьимъ Именемъ я заповѣдаю соблюдать законы, начертанные невѣдомой Рукой на этихъ скрижаляхъ? Кого я имъ заповѣдаю чтить? Кому Одному прикажу служить? И изъ семи дней одинъ отдавать прикажу Кому? Чье Имя запрещу я произносить дерзновеннѣйшему изъ людей? Чьимъ Именемъ обѣщаю благо и долголѣтіе тѣмъ, кто будетъ чтить давшихъ ему жизнь? Чьимъ Именемъ я скажу имъ: смирите плоть, убейте духъ, подавите ненависть, злобу, страхъ и страсть? Лучше умрите, но не убивайте. Лучше погибнуть отъ недостатка, чѣмъ взять у другого изъ его излишка. Если кровь твоя туманитъ разсудокъ, — бѣги отъ того, что тебѣ кажется счастьемъ. И когда они, слабые, маловѣрные, рабы своей плоти, спросятъ меня: «Во Имя Кого же мы должны бѣжать отъ счастья и отъ мести, подавлять желанія и страсти, терпѣть лишенія и нужды?» — Что отвѣчу я имъ? Чье Имя назову? Чье Имя произнесетъ языкъ мой, когда маловѣрные и обуреваемые сомнѣніями спросятъ меня: «Съ Кѣмъ говорилъ ты тамъ на Синаѣ, когда тучи скрыли тебя отъ глазъ нашихъ? Кто далъ тебѣ право повелѣвать, кто поставилъ тебя надъ нами? Чьимъ Именемъ ты говоришь мнѣ: „дѣлай то и не дѣлай того“, вступая въ святыя святыхъ моей жизни: въ любовь къ женщинѣ, къ отцу, въ ненависть къ врагу? Кто далъ тебѣ власть надъ тѣлами и душами нашими?» Чье Имя призову во свидѣтели? Чьимъ Именемъ укрѣплю сомнѣвающагося, утѣшу страждущаго, обнадежу отчаявшагося, устрашу дерзкаго, непослушнаго воли Твоей? Я знаю завѣты и волю Твою, но Имя, Имя Твое невѣдомо мнѣ. Кто Ты, повелѣвающій? Ты, казни ниспосылающій на нечестивцевъ, Ты, морской бездной поглощающій полчища, Повелитель жизни и смерти, — открой мнѣ страшное и грозное Имя Твое! Рабъ Твой со страхомъ внимаетъ Тебѣ.
И пророкъ поникъ головой, со страхомъ приготовляясь внимать страшному Имени.
И разсѣлись тучи передъ глазами его.
Освѣщенныя солнцемъ, обласканныя теплымъ вѣтеркомъ, изумрудной свѣжей зеленью травы н деревьевъ сверкнули долины.
Стройныя пальмы раскинули широкіе листья, подъ тѣнью которыхъ отдыхали караваны. У колодцевъ съ прозрачной ключевой водой разгруженные верблюды пили воду, весело позванивая металлическими украшеніями.
По склонамъ горъ паслись обильныя стада. Рѣзвились ягнята и козлята, толпами бѣгая взапуски по утесамъ и крутизнамъ.
Желтѣли поля, и пригибались стебли подъ тяжестью полныхъ зернами колосьевъ. Словно море, волновались пышныя нивы, и золотыя волны пробѣгали по нимъ отъ дуновенья теплаго вѣтра, доносившагося издали, изъ раскаленной пустыни.
Словно пловцы, мелькали въ золотыхъ волнахъ жнецы и перекликались веселыми пѣснями.
А женщины, закутанныя въ черныя ткани, несли кувшины, наполненные водой, и весело сверкали изъ подъ покрывала красивые глаза, въ которыхъ отражалось небо и цвѣты.
Селенья были полны дѣтскими криками и лепетомъ, а луга, цвѣтами. И благоуханіе этихъ цвѣтовъ донеслось до Моисея, съ восторгомъ глядѣвшаго на чудную землю.
Но вотъ раскаленный дискъ солнца словно приблизился къ землѣ. Его золотые лучи словно превратились въ острыя, рѣжущія стрѣлы.
Задрожалъ и заструился раскаленный воздухъ.
Все горѣло.
Луга, нивы чернѣли, и трескалась земля.
Листья пальмъ желтѣли, свертывались, падали, и ихъ уносилъ раскаленный вѣтеръ.
Какъ обугливавшіеся столбы, стояли обгорѣлые стволы деревьевъ.
Люди, животныя, метались, ища и не находя тѣни.
Верблюды кричали и стонали, коровы и ослы издавали душу раздирающіе вопли, овцы падали сотнями.
Ключи, родники пересохли. Желтыя полосы раскаленнаго песку указывали русла, по которымъ еще недавно струились полныя воды.
Селенія были наполнены стонами и воплями.
Люди убивали животныхъ, чтобы хоть теплой кровью утолить палящую жажду.
Всѣ припадали къ еще содрагающимся въ предсмертныхъ судорогахъ тѣламъ и, какъ вампиры, жадно высасывали кровь изъ нихъ.
Затѣмъ поднимались, шатаясь, словно пьяные, дѣлали нѣсколько шаговъ и въ корчахъ падали на землю. Изсохшіе, исхудалые отъ жажды, люди не обращали вниманія на павшихъ.
Съ растрескавшимися губами, изъ которыхъ сочилась кровь, съ пузырями, вздувшимися на обожженныхъ щекахъ, съ обезумѣвшими отъ жажды глазами, живые бродили, какъ тѣни, среди мертвецовъ.
И пророкъ въ ужасѣ отвратилъ лицо свое отъ страшной картины.
Люди, высохшіе какъ скелеты, бросались другъ на друга, прокусывая горло, чтобы напитаться крови.
Стоновъ, воплей, криковъ не было слышно — слышалось только хрипѣніе и предсмертное, тяжелое, прерывистое дыханіе.
Трупы валялись повсюду, разлагались, гнили и зловоніемъ наполняли раскаленный воздухъ.
Этимъ знойнымъ зловоніемъ была наполнена долина. Оно поднималось до вершины горы. Пророкъ задыхался, въ ужасѣ глядя на вымершую гніющую долину.
Тогда вдали показалась словно бѣлая стѣна. Изъ пустыни несся песокъ.
Словно полчище дикихъ, кружась въ неистовой военной пляскѣ, со всѣхъ сторонъ неслись къ вымершей долинѣ крутящіеся столбы песчаныхъ смерчей.
Налетѣли, закружились въ бѣшеной пляскѣ, переплетаясь, сталкиваясь, разбивая другъ друга или соединяясь вмѣстѣ.
И когда, выдвинувшись и высоко поднявшись къ небу, они разсѣялись и упали на землю раскаленнымъ песчанымъ дождемъ, — передъ пророкомъ была голая, мертвая пустыня, съ медленно передвигавшимися отъ вѣтра песчаными холмами.
Все было стерто. И только запахъ тлѣнія, выходившій изъ-подъ песку, говорилъ о томъ, что здѣсь — могила.
Солнце какъ будто немного отдѣлилось отъ земли.
Изъ пустыни снова потянулъ теплый вѣтеръ и началъ шевелить песокъ, раздвигая песчаные бугры.
Вотъ обнажился одинъ кусокъ почвы, за нимъ другой. Сверкнулъ ключъ.
Откуда-то занесенное сѣмя дало ростокъ, а изъ земли потянулся свернутый въ трубочку листъ пальмы.
На очищенныхъ отъ песку пространствахъ зазеленѣла трава. Куда ни обращалъ взоры пророкъ, — вездѣ просыпалась жизнь.
И еще ярче, еще зеленѣе, еще гуще разросталась зелень на землѣ, удобренной тлѣньемъ.
Тамъ, здѣсь — засвѣтились голубыя, красныя, желтыя точки, — и земля улыбнулась небу цвѣтами.
Выискивая себѣ русло, извиваясь, словно змѣя, сверкая на солнцѣ, побѣжала подъ тѣнь пальмы рѣчка.
Изъ-за песчаныхъ холмовъ показались вереницы нагруженныхъ верблюдовъ.
По склонамъ весело расползлись стада.
Съ веселымъ шумомъ и пѣснями вновь пришедшіе издалека люди принялись за постройку селеній въ прекрасной цвѣтущей долинѣ.
Въ воздухѣ зазвенѣли бубенчики верблюдовъ, крики ребятишекъ, пѣсни женщинъ, шелестъ полей…
И услыхалъ Пророкъ Голосъ, Который говорилъ:
— «Нѣтъ смерти на землѣ, Я — Вѣчная жизнь».
И былъ этотъ голосъ, какъ звукъ струнъ, сорванный вѣтромъ съ безчисленнаго множества арфъ.
И казалось, что голосъ этотъ исходилъ изъ ущелій и разсѣлинъ горы, изъ золотыхъ лучей солнца, изъ шелеста травы и цвѣтовъ, лился изъ голубого бездоннаго неба.
— Я Вѣчная жизнь.
И разсѣялись тучи, скрывавшія священную гору, и: Моисей сошелъ съ Синая.
И увидѣвъ его, ницъ упали люди, — отъ головы его исходилъ свѣтъ яркій, какъ солнечные лучи, — отблескъ Божества.
И, осѣнивъ народъ скрижалями Святаго Завѣта, сказалъ великій пророкъ:
— Именемъ Бога Живаго, заклинаю васъ, братья, стремиться къ вѣчной жизни, о вѣчной жизни помышляйте и, помня о ней, исполняйте завѣты Его.
Имя же Бога — Вѣчная Жизнь!