1.
правитьПри первомъ извѣстіи о побѣдахъ, одержанныхъ Вольсками подъ предводительствомъ Коріолана, Римляне были поражены страхомъ; и сей народъ, съ неистовствомъ изгнавши его, съ большимъ еще буйствомъ требовалъ его возвращенія. Нетерпѣливо желая, чтобы заключенъ былъ миръ, Римляне посылаютъ Сенаторовъ и жрецовъ для вступленія въ переговоры съ Коріоланомъ; но непреклонный изгнанникъ отвергаетъ всѣ предложенія и упорствуетъ въ намѣреніи излить свое мщеніе. Таково было горестное состояніе дѣлъ, какъ одна Римлянка, по имени Валерія, сестра Валерія Публиколы, выходитъ изъ Капитолія сопровождаемая множествомъ женщинъ, которыхъ она предувѣдомила о своемъ намѣреніи, вступаетъ въ домъ Ветуріи, матери Коріолана, и убѣдительнѣйшими просьбами старается уговорить ее, чтобъ она сопутствовала имъ въ лагерь Коріолана, коего почтеніе къ матери и нѣжная любовь къ женѣ были ей извѣстны, и потому какъ Валерія, такъ и прочія женщины не сомнѣвались въ успѣхѣ своихъ слезъ и моленій. Ветурія не надѣясь успѣть въ намѣреніи, ими предполагаемомъ, отвѣчаетъ Валеріи:
"Къ слабой помощи прибѣгаешь ты, Валерія, надѣясь на ходатайство женщины, сраженной горестію. Съ того нещастнаго дня, какъ бѣшеный народъ столь несправедливо изгналъ Коріолана, въ немъ погасло сыновнее почтеніе, охладѣла нѣжная любовь, которыя до того времени питалъ онъ къ своей матери и супругѣ. При выходѣ изъ народнаго собранія, гдѣ сынъ мой выслушалъ свое осужденіе, съ дикимъ взоромъ подошелъ онъ къ намъ и пребывъ нѣсколько минутъ въ мрачномъ молчаніи, сказалъ: «Все уже совершилось! Коріоланъ осужденъ! неблагодарные граждане навсегда изгоняютъ меня изъ отечества. Перенесите сей ударъ судьбы съ бодростію духа, достойною двухъ Римлянокъ. Вамъ поручаю моихъ дѣтей; прощайте! Безъ горести оставляю городъ, гдѣ благонамѣренныхъ и честныхъ людей не терпятъ.» — Сказавъ это, онъ удалился. Мы пошли за нимъ; я держала за руку старшаго сына, а Волумнія заливаясь слезами, несла на рукахъ самаго младшаго. Тогда оборотясь къ намъ, Коріоланъ сказалъ: «Прекратите безполезныя жалобы и не ходите далѣе. У тебя нѣтъ уже сына, матерь моя! а для тебя, Волумнія, лучшая изъ всѣхъ женъ, твой мужъ навсегда уже потерянъ. Да благоволятъ боги, чтобы ты нашла другаго мужа, достойнаго твоихъ добродѣтелей и болѣе щастливаго, нежели Коріоланъ — Волумнія выслушавъ сію жестокую и поразительную рѣчь, упала въ обморокъ; въ то время, какъ я подбѣжала помочь ей, Коріоланъ оставилъ насъ съ жестокостію варвара, не принявъ послѣднихъ нашихъ объятій и не подавши намъ, отягченнымъ толикою горестію, нималѣйшихъ признаковъ состраданія къ нашему нещастію. Онъ вышелъ изъ Рима одинъ, безъ прислуги, безъ денегъ, не сказавши намъ даже и того, куда направлялъ стопы свои. Съ того времени, какъ мы разстались съ нимъ, не навѣдывался онъ о своемъ семействѣ, и о себѣ не увѣдомлялъ насъ. По всему видно, что пылая ненавистію къ своему отечеству, и мать, и жену свою почитаетъ онъ непримиримыми своими врагами. Какой же успѣхъ моленіями своими, сколь бы они убѣдительны ни были, надѣетесь пріобрѣсти отъ человѣка столь неумолимаго? Могутъ ли двѣ женщины смягчить то жестокое сердце, котораго не могли умилостивить и самые служители вѣры? Что скажу я ему? чего могу законно требовать отъ него? Не того ли, чтобъ онъ простилъ неблагодарныхъ согражданъ, которые поступили съ нимъ какъ съ извергомъ, очернившимъ себя величайшими злодѣяніями? чтобы сжалился надъ бѣсновавшимся народомъ, который не чувствовалъ ни малѣйшей жалости къ его невинности? чтобъ измѣнилъ Вольскамъ, которые не только дали ему убѣжище, но предпочли его знаменитѣйшимъ соотечественникамъ своимъ и вручили ему главное начальство надъ войсками? Какъ осмѣлюсь я сдѣлать предложеніе, чтобъ онъ, оставивъ столь великодушныхъ покровителей, снова покорился своенравной власти жесточайшихъ своихъ гонителей? Мать и жена, Римлянки, могутъ ли безъ нарушенія справедливости отъ сына и мужа требовать того, что могло бы обезславить его предъ лицемъ боговъ и человѣковъ? Горестное положеніе! Намъ не позволено даже ненавидѣть злѣйшаго врага нашего отечества! Оставь же насъ жертвами бѣдственной участи нашей, оставь насъ страдать подъ игомъ праведной скорби!»
2.
правитьВетурія рѣшившись наконецъ слѣдовать совѣтамъ Валеріи, или лучше сказать покоряясь вдохновенію, которое привело къ ней знамениты х-ъ Римлянокъ, сопровождаемая супругою и двумя сыновьями Коріолана, является въ лагерь Вольсковъ. Коріоланъ узнавъ объ ихъ прибытіи, расположился принять ихъ съ уваженіемъ, на которое онѣ имѣли право, и между тѣмъ рѣшился никакъ не соглашаться на ихъ просьбу. Но твердость его поколебалась при видѣ матери и супруги. При первомъ взглядѣ на нихъ онъ бросился къ нимъ въ объятія[1]. Ветурія заклинала его даровать миръ отечеству и устремить оружіе противъ непріятелей Рима; но Коріоланъ противопоставлялъ ей съ одной стороны звѣрской поступокъ Римлянъ въ отношеніи Къ нему, а съ другой обязательства свои съ Вольсками. Ветурія отвѣчала, что онъ не нарушая договоровъ съ Вольсками, можетъ заключить миръ, равно выгодный для обѣихъ сторонъ; потомъ обратила къ нему слѣдующую рѣчь:
«Можешь ли ты, сынъ мой, у не согласиться на предложеніе столь справедливое, если только по внушенію упорства и злобы не предпочтешь жестокаго мщенія моленіям и слезамъ твоей матери? Знай, что отъ твоего отвѣта будетъ зависѣть не только слава, но и самая жизнь моя? Если я принесу въ Римъ радостную вѣсть о скоромъ заключеніи мира, если вступлю туда съ увѣренностію въ твоемъ примиреніи, то съ какимъ восторгомъ встрѣтятъ меня наши сограждане! Остальные немногіе дни которые по волѣ боговъ назначено мнѣ прожить на землѣ, будутъ одарены честію и славою. Мое щастіе не кончится вмѣстѣ съ сею временною жизнію. Если справедливо, что для душъ нашихъ уготованы различныя мѣста до смерти, то могу ли страшиться мрачныхъ пропастей, предопредѣленныхъ въ казнь пороку и злобѣ? Да и самыя Елисейскія поля, радостная обитель, уготованная поклонникамъ добродѣтели, достаточны ли будутъ для вознагражденія за мой подвигъ? Спасая Римъ сей градъ покровительствуемый Юпитеромъ, не могу ли надѣяться получить мѣсто въ той превыспренней странѣ, гдѣ обитаютъ избранные любимцы боговъ? Но я уже слишкомъ предаюсь, лестнымъ для меня мыслямъ. Что будетъ со мною когда ты станешь упорствовать въ непримиримой ненависти, отъ которой мы уже слишкомъ много страдали? Наши поселенцы твоимъ оружіемъ изгнаны изъ многихъ городовъ, признававшихъ надъ собою господство Рима; твои свирѣпые воины, разсѣявшіеся по селеніямъ, истребляющіе все огнемъ и мечемъ, — уже ли не насытили твоего мщенія? Какъ могъ ты имѣть столько дерзости, что пришелъ опустошать землю, въ которой увидѣлъ свѣтъ дневный и которая столь долгое время питала тебя? При первомъ взглядѣ на Римъ, какъ не пришло тебѣ на мысль, что твои боги, твой домъ, твоя мать и супруга, твои дѣти заключены въ стѣнахъ его? Уже ли ты думаешь, что я, пораженная стыдомъ отъ жестокаго твоего отказа, буду спокойно ожидать, пока оружіе твое рѣшитъ нашу участь? Римлянка умѣетъ умереть, когда нужда того потребуетъ. Если не успѣю смягчить твоего сердца, то при твоихъ же глазахъ остріе меча прекратитъ жизнь мою; ты вступишь въ Римъ не иначе, какъ попирая ногами бездушное тѣло той, которая дала тебѣ жизнь, и ежели столь ужасное зрѣлище не укротитъ твоей ярости, и ты съ ожесточеніемъ варвара возложить оковы на свое отечество: то знай, что ни жена твоя, ни дѣти не избѣгнутъ смерти, или по крайней мѣрѣ всегдашняго рабства.»
Коріоланъ, волнуемый различными чувствованіями, пришелъ въ великое смущеніе: ненависть и желаніе отомстить слабо уже противоборствовали впечатлѣнію, произведенному въ сердцѣ его словами матери. Ветурія примѣтивъ его нерѣшимость и опасаясь, чтобы гнѣвъ не пересилилъ любовь къ матери, продолжала:
«И ты не отвѣчаешь мнѣ, сынъ мой? Развѣ не узнаешь во мнѣ своей матери? Уже ли ты позабылъ заботы и попеченія, кои прилагала я о тебѣ во младенчествѣ твоемъ? Да и можешь ли ты, вооружившійся противу Рима только для удовлетворенія своему мщенію за неблагодарность согражданъ своихъ, можешь ли, не очернивъ себя тѣмъ же преступленіемъ, которое хочешь карать, можешь ли отказать мнѣ въ единственной милости, мною у тебя испрашиваемой? Если бы я требовала, чтобъ ты измѣнилъ Вольскамъ, столь великодушно тебя принявшимъ, то имѣлъ бы ты справедливую причину отвергнуть такое предложеніе; но Ветурія не способна предлагать что либо безчестное своему сыну. Слава твоя дороже для меня моей жизни. Умоляю тебя только о томъ, чтобъ ты удалилъ свое войско отъ стѣнъ Римскихъ и заключилъ съ нами перемиріе на одинъ годъ, въ продолженіе котораго можно придумать средства къ возстановленію прочнаго мира. Заклинаю тебя, сынъ мой, всемощнымъ Юпитеромъ, владыкою Капитолія; заклинаю прахомъ отца твоего и предковъ твоихъ! Если же мои прошенія и слезы не могутъ смягчить тебя, то сжалься надъ матерью, повергающеюся къ ногамъ твоимъ, умоляющею о спасеніи отечества!»
При сихъ словахъ Ветурія падаетъ къ ногамъ Коріолана и орошаетъ ихъ слезами; жена его и Дѣти слѣдуютъ ея примѣру, и всѣ Римлянки, ихъ сопровождавшія, слезами и стенаніями своими умоляютъ его о пощадѣ. — Коріоланъ, пришедшій въ умиленіе при видѣ Ветуріи, лежавшей у ногъ его, внѣ себя отъ избытка чувствованій, восклицаетъ: "Ахъ! что ты дѣлаешь, матушка — съ нѣжностію пожимаетъ ей руку, подъемлетъ ее и говоритъ: «Римъ спасенъ, но погибъ сынъ твой!»
Изъ Choix de discours, tirés des Orateurs.
- ↑ Титъ Ливій. Кн. 2, гл. 40.