Ветеран (Бочков)/ДО

Ветеран
авторъ Алексей Поликарпович Бочков
Опубл.: 1825. Источникъ: az.lib.ru • Письмо из Ревеля.

ВЕТЕРАНЪ.

править
Письмо изъ Ревеля.

Въ Ревелѣ я познакомился съ N., молодымъ человѣкомъ, приѣхавшимъ въ сей городъ лѣчиться, какъ и я, морскими ваннами. Въ 20 лѣтъ онъ страдалъ уже сплиномъ, какъ Онѣгинъ, и угорѣвъ въ чаду большаго свѣта, приѣхалъ сюда провѣтришься. Вопреки своей болѣзни онъ былъ очень любезенъ и остроуменъ. Однажды мы завтракали въ открывшейся недавно кандитерской, отдѣланной очень не дурно: въ Петербургскомъ вкусѣ и съ Ревельскою опрятностію. N. Взялъ недѣльные листки (гдѣ ихъ нѣтъ?) здѣшняго журнала и пробѣжавши нѣсколько страницъ, подалъ ихъ мнѣ съ улыбкою. Прочитавши, я не могъ удержаться отъ смѣха: имена и фамиліи приѣхавшихъ изъ Петербурга были изковерканы немилосердымъ образомъ; о прибывшихъ съ сестрою, или матерью, означено было: nebst Frau и напротивъ. Нѣкоторые были произведены изъ Коллежскихъ Регистраторовъ въ чинъ Асессорскій, толико вожделѣнный, съ другими поступили не такъ учтиво. Въ семъ числѣ было нѣсколько нашихъ знакомыхъ; это подало поводъ моему товарищу къ разнымъ эпиграммамъ и сравненіямъ, Я присталъ къ нему — и мы хохотали безъ памяти[1]. Въ сію минуту восторга двери кандитерской тихо отворялись: вошедшая особа обратила на себя наши взгляды; неумѣренныя шутки были прекращены. Новопришедшій былъ старикъ высокой и сухощавой; сѣдые волосы, лице украшенное морщинами, платье стариннаго покроя: длиннополый коришневый фракъ, черная саржевая исподница, чулки и нелакированные сапоги: по всему можно было заключишь, что онъ принадлежалъ первой половинѣ прошедшаго столѣтія. Взявши чашку кофею, онъ присѣлъ къ нашему столику и придвинулъ къ себѣ Академическія Нѣмецкія вѣдомости. Изрѣдка онъ поглядывалъ на насъ (мы съ пресерьёзною миною пили шоколадъ) и какъ было примѣтно по его движеніямъ и кашлю, хотѣлъ завести съ нами разговоръ* Мы тихо говорили между собою; нашъ языкъ: смѣсь французскаго съ Нижегородскимъ, и костюмъ заставляли его, какъ я думаю, почитать насъ прищельцами изъ земли чуждыя. Вслушиваясь внимательнѣе, старикъ видно разобралъ, что мы говоримъ Петербургскимъ употребительнымъ нарѣчіемъ; онъ улыбнулся, прокашлянулъ и обратилъ къ намъ свое веселое, доброе лице. — "Позвольте узнать, спросилъ онъ: вы вѣрно изъ Санктпетербурга? — Примѣтно было, что онъ обдумывалъ свою фразу; она сказана была съ разстановкою, правильно, хотя Нѣмецкій выговоръ былъ замѣтенъ. — Точно такъ, сударь; отвѣчалъ я. — "Приѣхали пользоваться морскими ваннами? — Вы угадали. — "Приносятъ ли онѣ вамъ какую нибудь пользу? — Добрый старикъ повидимому сомнѣвался въ ихъ цѣлебномъ свойствѣ. — Отчасти, сударь.; болѣе вашъ воздухъ, приятныя прогулки, удаленіе отъ всѣхъ заботъ и безпокойствъ. — «Любезное общество, рѣдкая доброта и радушіе вашихъ соотечественниковъ, прибавилъ N.» — Старикъ отвѣчалъ на нашъ комплиментъ улыбкою. — А вы, бывали ли въ нашей столицѣ? спросилъ я его. — "Бывалъ сударь, только очень давно: лѣтъ тридцать тому назадъ; я служилъ въ арміи и вышелъ въ отставку еще при покойной Государынѣ. Я думаю, съ тѣхъ поръ у васъ многое перемѣнилось?.. — Почтенный ветеранъ забылъ, что спрашиваетъ объ этомъ у двухъ молодыхъ повѣсъ, которымъ не было 50 лѣтъ вмѣстѣ. — Не бывавши такъ давно въ Петербургѣ, совершенно его вы не узнаете; и къ десять лѣтъ, какъ я могу упомнишь, онъ такъ улучшился, съ каждымъ годомъ такъ быстро умножаются его прекрасныя зданія, что только живущему въ нашей столицѣ это не кажется чудомъ. Ежели не бывая два, много что три мѣсяца, проѣдешь по ней; то и чрезъ такое малое время невольно удивишься, увидѣвъ три, четыре дома, одинъ другаго лучше, красивѣе, какъ будто воздвигнутые мановеніемъ всемогущаго волшебства. Повѣрите ли, что даже въ мое отсутствіе многое прибавилось и улучшилось; по Невскому проспекту сдѣланы колеи, или брусья для спокойнѣйшей ѣзды экипажей. — "Я читалъ это въ нашихъ газетахъ отвѣчалъ старикъ, и судя по Ревельскимъ улицамъ, не могъ понять, какъ можно творить такія чудеса., — Тутъ съ самодовольствомъ и гордостію столичныхъ жителей мы разказывали нашему почтенному слушателю о Петербургскихъ загородныхъ гуляньяхъ, о блестящихъ экипажахъ, и проч. — Старикъ слушалъ насъ съ удовольствіемъ. — Вашъ Ревель, сказалъ я, оканчивая панегирикъ Петербурга, можно сравнить съ древнимъ, густымъ лѣсомъ, сквозь который лучи солнца не проникаютъ, и потому ни одинъ красивый цвѣточикъ, ни одно свѣжее растѣніе не прозябаетъ на его почвѣ; а столица Сѣвера есть богатый цвѣтникъ, гдѣ на землѣ, не вездѣ еще воздѣланной, при нашемъ тепломъ, благотворномъ солнцѣ, возрастаютъ величественныя дерева и пышные цвѣты. — "Понимаю, сказалъ старикъ послѣ минутнаго молчанія, понимаю: вы говорите о нашемъ кроткомъ, благодѣтельномъ Государѣ., — Разговоръ принялъ другое направленіе. Почтенный ветеранъ пришелъ въ восторгъ, разказывая о вожделѣнномъ прибытіи въ Ревель Его Величества; о своей и общей радости при встрѣчѣ любимаго Государя; объ Его ласковомъ, истинно-царскомъ обращеніи. "Какъ не порадоваться, говорилъ онъ, приѣзду такого дорогаго гостя!, — Вѣрю слонамъ вашимъ, сказалъ я: мнѣ самому посчастливилось быть свидѣтелемъ восхищенія добрыхъ жителей Ревеля. — Нашъ старикъ разказалъ намъ о нѣкоторыхъ чертахъ приверженности здѣшнихъ жителей къ своему Монарху. Мы мѣнялись анекдотами и время текло непримѣтно. Посмотрѣвъ на часы, я увидѣлъ, что разговоръ нашъ продолжался болѣе часа. Мы намѣревались уже проститься съ почтеннымъ нашимъ знакомцемъ; но по его глазамъ и кашлю я догадался, что онъ желалъ о чемъ-то спросить; но не рѣшался, опасаясь задержать насъ слишкомъ долго. — Вижу, сказалъ я ему, что вы боитесь потревожить насъ своими вопросами; прошу васъ оставить излишнюю учтивость. — "Я хотѣлъ было спросить у васъ о перемѣнахъ по военной службѣ, сказалъ онъ. "Вопросъ сдѣланъ былъ не твердымъ голосомъ; глаза Ветерана заблистали; щеки покрылись блѣднымъ румянцемъ. Онъ желалъ узнать о прежнихъ своихъ сослуживцахъ, воскресить въ своей памяти давно минувшія времена славы и подвиговъ. — Эта черта добродушія меня глубоко тронула; она была достойна пера Стернова, или Валтера Скотта. Съ величайшимъ удовольствіемъ мы удовлетворили, сколько могли, его благородному любопытству; разговоръ вновь завязался: разсуждали о маневрахъ, парадахъ, прекраснѣйшихъ мундирахъ нашего войска. "И у насъ есть свои Рыцари, сказалъ N, говоря о Кирасирахъ; но шлемы ихъ, свѣтлѣе, оружіе легче ржавыхъ доспѣховъ вашихъ высокоблагородныхъ меченосцевъ; однакожь и въ легкихъ латахъ своихъ они также мало боятся пули, какъ ваши преждебывшіе паладины. Старикъ не обидѣлся шуткою на счетъ его знаменитыхъ предковъ: это сказано было въ похвалу Россійскому войску, и радость, сіявшая на лицѣ стараго воина, говорила за него: я самъ служилъ въ Россійской арміи! — Что вы не приѣдете къ намъ въ столицу? — «Я надѣюсь имѣть это удовольствіе прежде смерти; до сихъ поръ привычка и любовь къ родинѣ меня здѣсь удерживали.»

Мы разстались. Чтожь достопримечательнаго въ вашей встрѣчѣ? спросите вы меня, м. л. д. — Конечно не много; но мы встрѣтили человѣка добраго и благороднаго, насладились его бесѣдою; это не мало. Но я желалъ, чтобъ вы были съ нами во время нашего разговора съ почтеннымъ ветераномъ. Его глаза, блиставшіе огнемъ, его веселое, выразительное лице, его движенія, доброта, выражавшаяся въ каждомъ словѣ; рѣдкая деликатностъ, (извините: иностранное слово) съ которою онъ разспрашивалъ о прежнихъ своихъ начальникахъ и сослуживцахъ; все дѣлало его занимательными я повѣрилъ бы душевно словамъ такого человѣка, когда бы онъ сказалъ: "ежели бы я, нарядившись въ старинный свой мундиръ, удостоился обратить на себя вниманіе ГОСУДАРЯ; и ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО осчастливилъ меня СВОИМЪ Царскимъ словомъ, я бы не оробѣлъ: я служилъ ЕГО АВГУСТѢЙШЕЙ Бабкѣ, ЕКАТЕРИНѢ ВЕЛИКОЙ; проживъ болѣе семидесяти лѣтъ, могу сказать смѣло: честь моя не замарана, совѣсть не страждетъ; при такомъ счастливомъ событіи мое сердце забилось бы отъ радости, а не отъ другаго чувства!,

Я освѣдомлялся у содержателя кандитерской о почтенномъ старикѣ. Сколько я могъ узнать, онъ Нѣмецъ; отставленъ Секундъ, или Преміеръ-Маіоромъ при Императрицѣ ЕКАТЕРИНѢ; извѣстенъ своею честностію и добродушіемъ; любитъ разпрашивать у Петербургскихъ и разговаривать о прежнемъ, житьѣ-бытьѣ. Имѣя изрядное состояніе, онъ живетъ очень счастливо.

*  *  *
"Благонамѣренный", № XXXV и XXXVI, 1825



  1. Хорошъ сплинъ! скажете вы. Не дуренъ; замѣчу вамъ, что nous autres неспособны къ настоящему Англійскому убійственному сплину.