Верлен и Сезан
Я стукаюсь |
|
о стол, |
| |
о шкафа острия — |
Расплылась |
|
и лип |
| |
и каштанов толпа, |
четыре метра ежедневно мерь. |
Мне тесно здесь |
|
в отеле Istria — |
на коротышке |
|
rue Campagne-Premiere. |
Мне жмет. |
|
Парижская жизнь не про нас — |
в бульвары |
|
тоску рассыпай. |
Направо от нас — |
|
Boulevard Montparnasse, |
налево — |
|
Boulevard Raspail. |
Хожу и хожу, |
|
не щадя каблука, — |
хожу трафаретным поэтом, пока |
в глазах |
|
не встанут виденья. |
Туман — парикмахер, |
|
он делает гениев — |
загримировал |
|
одного |
| |
бородой — |
Добрый вечер, m-r Тургенев. |
Добрый вечер, m-me Виардо. |
Пошел: |
|
«За что боролись? |
| |
А Рудин?.. |
А вы, |
|
именье |
| |
возьми подпальни...» |
Мне |
|
их разговор эмигрантский |
| |
нуден, |
и юркаю |
|
в кафе от скульни. |
Да. |
|
Это он, |
| |
вот эта сова — |
Приподнял шляпу: |
|
«Comment ca va, |
cher camarade Verlaine?»[1] |
Откуда вас знаю? |
|
Вас знают все. |
И вот |
|
довелось состукаться. |
Лет сорок |
|
вы тянете |
| |
свой абсент |
Я раньше |
|
вас |
| |
почти не читал, |
а нынче — |
|
вышло из моды, — |
и рад бы прочесть — |
|
не поймешь ни черта: |
Не злитесь, — |
|
со мной, |
| |
должно быть, и вы |
Поговорим |
|
о пустяках путевых, |
Теперь |
|
плохие стихи — |
| |
труха. |
С хорошим |
|
и я б |
| |
свои потроха |
поэт, |
|
как блядь рублевая, |
Я жизнь |
|
отдать |
| |
за сегодня |
| | |
рад. |
Вы чуете |
|
слово — |
| |
пролетариат? — |
Из кожи |
|
надо |
| |
вылазить тут, |
а нас — |
|
к журнальчикам |
| |
премией. |
Когда ж поймут, |
|
что поэзия — |
| |
труд, |
что место нужно |
|
и время ей. |
«Лицом к деревне» — |
|
заданье дано, — |
Поймите ж — |
|
лицо у меня |
| |
одно — |
А тут и ГУС |
|
отверзает уста: |
вопрос не решен. |
|
«Который? |
Поэт? |
|
Так ведь это ж — |
| |
просто кустарь, |
простой кустарь, |
|
без мотора». |
Перо |
|
такому |
| |
в язык вонзи, |
прибей |
|
к векам кунсткамер. |
Ты врешь. |
|
Еще |
| |
не найден бензин, |
что движет |
|
сердец кусками. |
Идею |
|
нельзя |
| |
замешать на воде. |
Поэт |
|
никогда |
| |
и не жил без идей. |
Что я — |
|
попугай? |
| |
индейка? |
К рабочему |
|
надо |
| |
идти серьезней — |
Поэты, |
|
покайтесь, |
| |
пока не поздно, |
во всех |
|
отглагольных рифмах. |
У нас |
|
поэт |
| |
событья берет — |
а надо |
|
рваться |
| |
в завтра, |
| | |
вперед, |
чтоб брюки |
|
трещали |
| |
в шагу. |
В садах коммуны |
|
вспомнят о барде — |
Что |
|
будет |
| |
с веток |
| | |
товарищ Вардин |
рассвистывать |
|
свои резолюции?! |
За глотку возьмем. |
|
«Теперь поори, |
И вижу, |
|
зависть |
| |
зажглась и горит |
в глазах |
|
моего натюрморта. |
И каплет |
|
с Верлена |
| |
в стакан слеза. |
Он весь — |
|
как зуб на сверле. |
Тут |
|
к нам |
| |
подходит |
| | |
Поль Сезан: |
«Я |
|
так |
| |
напишу вас, Верлен». |
Он пишет. |
|
Смотрю, |
| |
как краска свежа. |
Monsieur, |
|
простите вы меня, |
у нас |
|
старикам, |
| |
как под хвост вожжа, |
Бывало — |
|
сезон, |
| |
наш бог — Ван-Гог, |
Птенцы — |
|
у них |
| |
молоко на губах, — |
а с детства |
|
к смирению падки. |
Большущее имя взяли |
|
АХРР, |
а чешут |
|
ответственным |
| |
пятки. |
Небось |
|
не напишут |
| |
мой портрет, — |
не трут |
|
понапрасну |
| |
кисти. |
Ведь то же |
|
лицо как будто, — |
| |
ан нет, |
Сезан |
|
остановился на линии, |
и весь |
|
размерсился — тронутый. |
Париж, |
|
фиолетовый, |
| |
Париж в анилине, |
вставал |
|
за окном «Ротонды». |
[1924—1925]
|
|