1879.
правитьВЕРБНОЕ ГУЛЯНЬЕ.
правитьПо галлереѣ Гостиннаго двора безцѣльно двигается пестрая толпа самаго разношерстнаго народа и прицѣнивается къ выставленнымъ на столахъ сластямъ, бездѣлушкамъ и книгамъ. Тѣснота страшная, доходящая въ нѣкоторыхъ мѣстахъ до давки. То тамъ, то сямъ протискиваются сквозь толпу здоровые дѣтины въ тулупахъ, продающіе съ рукъ какого-нибудь «чортика» въ банкѣ", дерущихся пѣтушковъ, дѣтскій телефонъ или красный воздушный шаръ. Бродятъ и присущіе каждому гулянью франтоватые «стрекачи» съ пряничными баграми и топорами на плечахъ и, какъ водится, стараются задѣть молоденькихъ дамъ, дабы пристать къ нимъ съ разговоромъ. Въ большинствѣ случаевъ уста проходящихъ жуютъ. На вербахъ ѣдятъ пряники даже и тѣ, кто никогда ихъ не ѣстъ.
Вотъ пара стрекачей съ пряничными топорами въ рукахъ идетъ по слѣдамъ двухъ молоденькихъ дѣвушекъ. Одна изъ нихъ несетъ искусственный розанъ въ горшечкѣ. Стрекачи стараются завязать разговоръ.
— Не знаешь кому отдать преимущество: розану или его владѣлицѣ, — говоритъ надъ самымъ ухомъ дѣвушки одинъ изъ стрекачей въ налощенномъ цилиндрѣ на головѣ.
Дѣвушка старается отвернуться, сдерживая улыбку, но стрекачъ не отстаетъ. Другой является на подмогу.
— Дивлюсь, какъ это ты сравниваешь съ розаномъ, — возражаетъ онъ товарищу. — Хорошенькую дѣвицу я скорѣй сравнилъ-бы съ бутономъ.
— Банковаго кассира купить не желаете-ли? — восклицаетъ рослый дѣтина въ полушубкѣ, суя проходящимъ чуть не подъ носъ классическаго вербнаго чертика въ банкѣ.
— Купите вотъ, барышни, себѣ кассира въ банкѣ, — пристаетъ къ дѣвушкамъ стрекачъ. — Отличный женихъ выдетъ. Онъ давно уже въ банкѣ сидитъ, значитъ, въ лучшую успѣлъ его ограбить.
— Отвяжитесь пожалуйста!
— Да мы къ вамъ и не привязаны. У насъ даже и веревки нѣтъ.
Одна изъ дѣвушекъ предлагаетъ другой сластей.
— Довольно, Надя, зубы заболятъ, мы ѣли.
— Вотъ ужь на ели-то вовсе не похожи. Скорѣй-же вы незабудки, — не унимаются стрекачи.
— А вы такъ вотъ дерево, сосна! — выходитъ изъ терпѣнія дѣвушка.
— Ошибаетесь, совсѣмъ не со сна. Еще въ девять часовъ утра встали, а теперь два часа.
Стоящій на порогѣ франтоватый приказчикъ остановилъ нарядную даму съ двумя мальчиками.
— Супругъ вашъ здоровъ-ли? — спрашиваетъ онъ.
— Слава Богу, но только все поясница болитъ, — отвѣчаетъ дама. Полагаю такъ, что отъ сидѣнья въ трактирѣ. Иной день по семи разъ… Тутъ, вѣдь, у него очистка мусора была по казеннымъ мѣстамъ, — ну, съ однимъ смотрителемъ, съ другимъ, съ третьимъ. Угостишь человѣка — десятокъ коекъ выгадаешь. Я ужь и не препятствую.
— А вчера у насъ папенька пьянъ былъ, — вставляетъ свое слово мальчикъ.
— Ахъ, какой ты дрянной мальчишка! — возмущается мать! — Когда же это было? Вотъ за ухо тебя!
— За ухо — оторвешь, а вы лучше за вихоръ! — подаетъ совѣтъ кто-то изъ мимо проходящихъ.
— Вотъ срамъ-то! Пойдемте домой, коли не умѣете держать себя! — восклицаетъ дама, и кивнувъ приказчику, тащитъ ребятишекъ за руки.!
Тѣ ревутъ.
— Запахните, Анна Дмитріевна, тальму-то, а то здѣсь шильничества много; какъ разъ кошелекъ изъ кармана выудятъ! — предостерегаетъ ее приказчикъ.
— Къ намъ, господа! Преотмѣнная ѣда! Самъ-бы ѣлъ, да деньги нужны! — зазываетъ балагуръ-мужикъ, стоящій около столика съ сластями.
Подходитъ пожилой купецъ въ фуражкѣ съ большимъ наваленнымъ дномъ. Въ рукахъ у него громадный пучекъ вербы. Съ нимъ маленькій сынишка въ длинномъ пальтишкѣ, сшитомъ «на ростъ».
— Давай-ка коврижку медовую, да только помягче, — говоритъ купецъ.
— Халвы хочу, — заявляетъ мальчишка.
— Нельзя халвы, халва скоромная, — даетъ отвѣтъ купецъ. — Козье молоко туда мѣшаютъ.
— Помилуйте, что вы, ваше степенство, стоитъ-ли козье молоко мѣшать. Да и гдѣ его здѣсь возьмешь? — возражаетъ торговецъ. — Возьмите фунтикъ. Право, не скоромная. Тутъ сахаръ, миндальное молоко, да розовое масло, что архиреи себѣ руки мажутъ. Къ архирейской рукѣ по постамъ прикладываетесь-же? Какая тутъ скоромь!
— Да ты врешь! Знаемъ мы васъ тоже. Вамъ-бы только продать, а о грѣхѣ человѣческомъ дѣла нѣтъ. Побожись, коли постная.
— Ей Богу, постная!
— Нѣтъ, ты сними шапку, взгляни на небо и перекрестись.
— Да что вы! ваше степенство! Ей-ей, не хорошо, народъ смотритъ, — упирается мужикъ, однако снимаетъ шапку и крестится.
— Ну, коли такъ, отвѣсь фунтикъ. А конфекты эти самыя у тебя безъ сѣры?
— Зачѣмъ-же съ сѣрой-то? Помилуйте! Что вы?..
— Мало-ли зачѣмъ! Говорятъ, для цвѣта, эту самую сѣру примѣшиваютъ, чтобъ цвѣтъ нагнать. Ну, а что за радость, ежели ребятишки наѣдятся и у нихъ почнутъ животы болѣть? Ежели безъ сѣры, то тоже насыпь фунтикъ.
— Смѣло берите! Ничего не подмѣшано.
— И кирпичу толченаго, скажешь, для вѣсу тоже не подмѣшано? — спрашиваетъ купецъ. — Эхъ ты! Кирпичъ во всѣ конфекты идетъ. Сахаръ-то почемъ? Ну, да ужъ кирпичъ Богъ съ нимъ! Только на зубахъ хрустѣть будетъ, а животамъ не тревога!
Двѣ дамы покупаютъ у бабы вербу, выбирая ее въ корзинкѣ. Баба старается навязать имъ нѣсколько пучковъ.
— Куда намъ столько! Что ты! — восклицаютъ дамы.
— По хозяйству, сударыня, пригодиться, — отвѣчаетъ баба. — Ежели у кого ребятишки маленькія, то лучшихъ розогъ и желать не надо. Все лучше, чѣмъ изъ вѣника-то выдергивать. У вербы прутъ гибкій, къ тѣлу ласковый.
— Нѣтъ, нѣтъ. Мы не сѣчемъ своихъ дѣтей. Нынче ужъ розги-то изъ моды вышли.
— Полноте, сударыня! Никогда онѣ изъ моды не выдутъ, — увѣряетъ баба.
— Батюшки, у меня сейчасъ кошелекъ изъ кармана вытащили! — раздается въ толпѣ визгливо-слезливый женскій голосъ.
— Слышишь, кошелекъ вытащили, — громко замѣчаетъ какой-то франтъ пріятелю. — Бьюсь объ закладъ, что это кассиръ какого-нибудь банка согрѣшилъ для практики! — остритъ онъ.
Окружающіе смѣются.