Верблюды. править
Будутъ играть въ карты. Одинъ ломберный столъ раскрыли въ кабинетѣ, другой въ гостиной; а въ столовой приготовили чай на новой скатерти и наставили столько вкусныхъ вещей, что глаза разбѣгаются. Кажется, что лучше всего тортъ съ фруктами и шоколадныя конфеты. Не дурны, конечно, и печенье, и вафли, и варенье трехъ сортовъ, и липовый медъ. Но Малику, пожалуй, ничего не дадутъ. Малику скажутъ: «иди спать». И все это оттого, что онъ — Маликъ, т.-е. маленькій. Угощаютъ всегда только большихъ, которымъ ничего не хочется. Мама говоритъ: «пожалуйста, кушайте», или: «позвольте, я вамъ положу», а они благодарятъ и отворачиваются. Маленькіе сами просятъ, а имъ не даютъ.
Маликъ стоитъ на колѣняхъ на стулѣ, смотритъ на столъ и вздыхаетъ.
Достать одну конфетку и сунуть ее въ ротъ ничего не стоитъ: очень близко и удобно. Но онъ этого ни за что не сдѣлаетъ. Это нехорошо. И вздыхаетъ онъ не оттого, что ему хочется конфетъ, а еще отъ напряженности и тревоги: по-настоящему ему уже пора спать, но про него забыли. И вдругъ вспомнятъ еще не скоро, и вдругъ при немъ придутъ гости и онъ будетъ ихъ занимать! А забыли про него, потому что няня опоздала купать его сестренку: все мамѣ волосы щипцами завивала.
Маликъ чутко прислушивается къ отдаленнымъ звукамъ и уже знаетъ, что сестренку выкупали, что Ариша вылила воду изъ ванночки и унесла ведра въ кухню; знаетъ, что няня теперь вытираетъ сестренку и поэтому та кричитъ. Перестанетъ она кричать, когда ей дадутъ теплаго молочка, и теперь это молоко грѣется на спиртовкѣ. Сейчасъ Ариша пойдетъ вытирать полъ въ дѣтской и няня велитъ ей позвать Малика, и когда Маликъ придетъ, въ дѣтской будетъ тепло и будетъ сильно пахнуть мыломъ и паромъ.
Но Ариша все что-то не идетъ.
И вдругъ звонитъ звонокъ.
Маликъ соскакиваетъ со стула и бѣжитъ черезъ гостиную въ переднюю. Ура! Это гостья, а мамы еще нѣтъ.
— Сейчасъ барыня выйдутъ, — говоритъ горничная и открываетъ дверь въ гостиную.
Чтобы она не замѣтила его, Маликъ прячется на время за занавѣску. Но она только ярко освѣщаетъ комнату электричествомъ и поспѣшно уходитъ. Маликъ чувствуетъ на себѣ всю тяжесть отвѣтственности хозяина дома и внезапно такъ робѣетъ, что не смѣетъ шевельнуться. Гостья подходитъ къ зеркалу, поправляетъ прическу и вдругъ замѣчаетъ Малика и смѣется:
— Здравствуй, — говоритъ она. — Ты — Маликъ? Ну, или сюда. Давай знакомиться. Я — тетя Надя.
Маликъ вѣжливо улыбается.
— Мама что дѣлаетъ?
— Мама мыла голову и никакъ не могла завиться, ее ужъ няня завивала, — добросовѣстно объясняетъ мальчикъ. — Теперь она, должно быть, надѣваетъ платье.
Гостья почему-то смѣется.
— Очень хорошее платье, — добавляетъ Маликъ. — Это, знаете, потому что гости.
— И тебя такъ одѣли, потому что гости?
Маликъ съ недоумѣніемъ оглядываетъ себя и переводитъ взглядъ на тетю Надю.
— Я не нарядный, — отвѣчаетъ онъ. — Это старый костюмъ, и вотъ… видите?
Онъ быстро вскакиваетъ, поворачивается спиной и, низко нагнувшись, показываетъ заплатки на заду.
— Только это незамѣтно, когда сидишь, — прибавляетъ онъ.
— Да, совсѣмъ незамѣтно, — соглашается гостья.
Маликъ опять быстро садится на кресло, откидывается къ спинкѣ головой и застѣнчиво-ласково улыбается.
— Теперь я васъ буду занимать, — говоритъ онъ. — Хорошо?
— Ахъ, пожалуйста! — проситъ гостья и смѣется.
— Нѣтъ, только ужъ вы не смѣйтесь, не смѣйтесь.
— Да я и не думаю.
Маликъ очень конфузится, ежится и высоко поднимаетъ плечи.
— А вамъ на квартиру не набавили? — наконецъ, тихо спрашиваетъ онъ.
— На квартиру? Нѣтъ, вообразите, не набавили, — серьезно отвѣчаетъ гостья.
— А на насъ все бавятъ и бавятъ, — говоритъ Маликъ и вздыхаетъ, но сейчасъ же все лицо его расплывается въ улыбку: онъ не можетъ скрыть, что доволенъ собой.
— Бога ради, простите! — громко говоритъ мама, появляясь въ дверяхъ и еще издали протягивая руку гостьѣ. — Сегодня няня запоздала купать мою крошку и вотъ… Я очень извиняюсь. Маликъ, а ты зачѣмъ здѣсь? — удивляется она, но не успѣваетъ сказать ничего больше, потому что дверь изъ передней открывается, и входятъ сразу нѣсколько гостей.
Маликъ чувствуетъ, что его роль кончена и что теперь ему уже не сдобровать.
— А я умѣю играть на роялѣ чижика, — съ грустью говоритъ онъ тетѣ Надѣ, опасливо оглядываясь на мать. — Самое начало только. Дальше очень трудно. Показать?
Но и тетя Надя здоровается съ новыми гостями, говоритъ съ ними и смѣется. А гости нагибаются и цѣлуютъ Малика. Всѣ эти гости какіе-то чужіе, непріятные, и Малику непріятно, что они всѣ зачѣмъ-то пришли и такъ громко говорятъ и отнимаютъ у него тетю Надю. Но онъ вѣжливо протягиваетъ руку и улыбается.
— Маликъ, спать! — мимоходомъ говоритъ мама.
— Мамочка, я обѣщалъ… чижика! — кричитъ онъ ей вслѣдъ. — Можно?
— Можно, — говоритъ тетя Надя. — Ну, пойдемъ. Покажи.
Рояль въ сторонѣ за пальмой. Маликъ беретъ тетю Надю за руку и они идутъ, и Маликъ счастливъ, что опасность опять отодвинулась и что онъ опять полезенъ и даже необходимъ. Крышка рояля открыта, но отъ волненія онъ не находитъ нужныхъ ему клавишей и торопливо беретъ пальчикомъ то одну ноту, то другую. И все не тѣ.
— Стой! — говоритъ тетя Надя. — Ты умѣешь играть верблюдовъ?
Она садится и сажаетъ его къ себѣ на колѣни.
— Ну, смотри, — тихо говоритъ она ему на ухо: — это пустыня, — и проводитъ руками надъ всей клавіатурой. — Знаешь, что такое пустыня? Большое, большое поле, покрытое пескомъ. Глубокій песокъ, сыпучій… Песокъ и больше ничего. И вотъ съ двухъ концовъ пустыни идутъ два верблюда. Вотъ такъ…-- Она широко разводитъ руки и, ударяя по клавишамъ и справа и слѣва, послѣдовательно подходитъ съ двухъ сторонъ къ серединѣ. — Идутъ верблюды и хочется имъ пить. Такъ хочется пить, что умираютъ они отъ жажды. И вдругъ слышатъ верблюды, что гдѣ-то журчитъ ручеекъ…
Тетя Надя показываетъ, какъ журчитъ ручеекъ.
— Обрадовались верблюды, вытянули шеи и побѣжали скорѣй: топъ, топъ, топъ! И вотъ добѣжали до ручья и напились. Напились и опять пошли въ разныя стороны: топъ, топъ, топъ.
Тетя Надя показываетъ, какъ разошлись верблюды, смѣется и, нагнувшись, глядитъ Малику въ лицо.
Но Маликъ не смѣется и не поднимаетъ глазъ. Тихо, но горячо проситъ онъ: «еще!»
И опять идутъ верблюды по пустынѣ, по глубокому, сыпучему песку; все ближе и ближе подходятъ они съ разныхъ сторонъ къ журчащему ручью и, напившись, расходятся далеко, далеко.
— Чай пить! — громко зоветъ мама. — Господа! прошу!
— Ну, идемъ, — говоритъ тетя Надя и закрываетъ крышку рояля. — Ты мой кавалеръ, да?
Маликъ идетъ, но съ нимъ дѣлается что-то странное: его ноги точно утопаютъ въ пескѣ и ихъ трудно передвигать. Песокъ глубокій, сыпучій. Какъ могли идти верблюды?
Въ уголкѣ за пальмой у рояля почти темно, а въ столовой такъ свѣтло, что рѣжетъ глаза. Новая скатерть блеститъ.
— Это новая, — говоритъ Маликъ тетѣ Надѣ и вскарабкивается на стулъ рядомъ съ ней. — Мнѣ не нравится. А тебѣ?
Ему почему-то больше ничего не нравится и очень непріятно, что такъ свѣтло, шумно и много народу. Хочется думать о верблюдахъ, и нельзя. Онъ старается улыбаться, потому что нехорошо капризничать, но уже знаетъ, что онъ капризничаетъ, что не можетъ не капризничать, и тайно страдаетъ.
«Нехорошая скатерть! — съ раздраженіемъ думаетъ онъ. — Нехорошая лампа! нехорошіе гости!»
— Ну, чего ты хочешь? — спрашиваетъ тетя Надя, — Тебѣ позволяютъ ѣсть конфеты?
Онъ поднимаетъ на нее глаза, полные слезъ, тоски и сна.
— Маликъ! — почти съ ужасомъ кричитъ мама. — Ты все еще здѣсь? Иди скорѣй къ нянѣ, иди, иди!
— Можно ему одну шоколадку? — проситъ тетя Надя. — Онъ съѣстъ и пойдетъ.
— Ну, Маликъ, возьми шоколадку и иди, — кричитъ мама черезъ столъ. — Ни съ кѣмъ не прощайся. Скорѣй, скорѣй!
Но Маликъ не даромъ чувствовалъ, что уже не можетъ не капризничать.
— Не шоколадъ, а винограду, — дрожащимъ голосомъ говоритъ онъ. — Нѣтъ, не винограду, а… а чаю съ вареньемъ.
И вдругъ онъ чувствуетъ, что уже не можетъ владѣть собой, что все кончено и все погибло. Лицо его искажается и изъ глазъ льются слезы.
— Хочу, хочу!.. — кричитъ онъ, а мама отодвигаетъ его стулъ, беретъ его на руки и уноситъ.
Черезъ нѣсколько минутъ тетя Надя вспоминаетъ, что забыла въ гостиной свою сумку. Она куритъ, а у нея въ сумкѣ портсигаръ.
Она быстро выходитъ изъ столовой и удивленно останавливается: въ темномъ углу за пальмой у рояля сидятъ няня и Маликъ и смотрятъ на клавиши.
— Да ты и верблюдовъ-то въ жизнь не видалъ, — говоритъ няня, — развѣ только на картинкахъ, уродовъ горбатыхъ. Гдѣ жъ имъ, батюшка, тутъ-то гулять? и откуда я ихъ тебѣ возьму, косматыхъ?
Маликъ тоскливо смотритъ на клавиши и плачетъ. Плачетъ тихо и горько.
— Дались ему верблюды! — добродушно ворчитъ няня и уноситъ его на рукахъ. — Какіе такіе верблюды? Гдѣ ты ихъ видалъ?
Тети Надина сумка лежитъ на роялѣ, но она не спѣшитъ ее взять и уйти въ столовую: ей еще не хочется забыть глаза Малика, полные сна и мечты. Что они видѣли? Что они унесли?
Дѣтскія впечатлѣнія! Случайно, таинственно и непонятно возникаютъ они въ маленькой, таинственной, непонятной душѣ; затѣмъ блѣднѣютъ, стираются, забываются… Но развѣ слѣдъ ихъ не остается на всю жизнь?