Великосветские негодяи (Лермина)/ДО

Великосветские негодяи
авторъ Жюль Лермина, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: фр. La Haute Canaille, опубл.: 1881. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: «Библіотека для Чтенія», № 9, 1882.

Жюль Лермина

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

ВЕЛИКОСВѢТСКІЕ НЕГОДЯИ.

Романъ Жюля Лермина.

ЧАСТЬ I.
ЛЮБОВНИЦА И МАТЬ.

ГЛАВА I.
Посолъ.

Берега Марны, пользующіеся такой славой у любителей уединенія, нисколько не хуже береговъ Сены, но гораздо менѣе извѣстны. Желѣзная дорога только въ рѣдкихъ мѣстахъ приближается къ Марнѣ и какъ будто спѣшитъ снова скорѣе оставить ее; но тѣмъ большею извѣстностью пользуется эта мѣстность у любителей уединенія.

Между Нёльи, около котораго находится начало канала и шлюзъ, и Вожаномъ, оба берега, поросшіе лѣвый — столѣтними деревьями, а правый — кустами, дышатъ невозмутимымъ спокойствіемъ, которое придавало особенную прелесть одному ноябрьскому вечеру 186… года.

Въ то время, когда начинается нашъ разсказъ было половина седьмаго. Отъ Нельи до Ножана царствовало глубочайшее спокойствіе. Узкая дорога вилась, какъ серебряная лента, по зеленому берегу. Нигдѣ не видно было живаго существа; на рѣкѣ не было ни одной лодки, на берегу ни одного животнаго.

Однако, вдругъ недалеко отъ шлюза Нельи показалась черная точка. Это былъ какой-то маленькій предметъ, быстро двигавшійся, очевидно, къ хорошо извѣстной цѣли.

Скажемъ сразу, что это не былъ ни туристъ парижанинъ, ни артистъ, желавшій схватить эффектъ вечернихъ сумерекъ, ни влюбленный, мечтавшій при первыхъ загорѣвшихся на небѣ звѣздахъ, чтобъ не мучить любопытство читателей, мы скажемъ сразу, что это былъ путешественникъ на четырехъ черныхъ лапахъ, съ бѣлыми концами, съ большимъ, чернымъ хвостомъ, однимъ словомъ, это была собака.

Къ какой породѣ принадлежала она, этотъ вопросъ едва ли сразу рѣшилъ бы самый тонкій знатокъ собакъ. У нея была громадная голова датской собаки, туловище горной, а лапы ньюфаундленда, что доказывало самыхъ разнообразныхъ предковъ. Голова ея была велика, зубы крѣпки, а большія лапы громко стучали на ходу.

И такъ, собака, ошейникъ которой доказывалъ, что она не бродяга, быстро бѣжала впередъ, такъ что видно было, что она стремится къ извѣстной, опредѣленной цѣли. Это была красивая собака и, чтобъ узнать, добра ли она, достаточно было взглянуть въ ея добрые, ясные, глубокіе глаза. Не было сомнѣнія; что это вѣрное, доброе животное, рѣдкій другъ и опасный врагъ.

По всей вѣроятности, она не въ первый разъ бѣжала по этой дорогѣ къ одной и той же цѣли. Она бѣжала мимо поперечныхъ тропинокъ, не поворачивая головы, слегка открывъ пасть, не думая завернуть къ Марнѣ, чтобъ утолить жажду.

Вдругъ она насторожила уши. Въ нѣкоторомъ разстояніи, въ сторонѣ дороги, она услыхала шаги.

Собаки обыкновенно не довѣряютъ всему неизвѣстному. Однако, ей слѣдовало бы сейчасъ же успокоиться, такъ какъ шедшій по дорогѣ остановился шагахъ въ двадцати предъ нею и, наклонившись, хлопалъ себя по колѣнкѣ, говоря:

— Поди сюда! поди сюда!

Этотъ любезный незнакомецъ стоялъ поперегъ дороги собаки и, очевидно, желалъ поласкать ее, тогда какъ животное, со своей стороны, не имѣло желанія принять эту любезность, и повернуло вправо, желая сдѣлать обходъ.

Но, какъ кажется, незнакомецъ далъ себѣ слово не ложиться спать, не поласкавъ собаки, такъ какъ онъ, въ свою очередь, свернулъ въ сторону и опять преградилъ дорогу животному, повторяя:

— Поди сюда, собачка! поди сюда! на тебѣ сахару.

Эти послѣднія слова не были ложью, такъ какъ въ открытой рукѣ незнакомца блестѣло что-то бѣлое.

Собака., какъ Гиппократъ, отказавшійся отъ подарка Артаксеркса, снова повернула, на этотъ разъ влѣво.

— Проклятая, сорвалось съ губъ незнакомца, который нетерпѣливымъ жестомъ бросилъ сахаръ собакѣ.

Но животное даже не наклонилось и пробѣжало мимо.

— Проклятая собака! громко повторилъ незнакомецъ.

На этотъ разъ онъ рѣшительно пошелъ на встрѣчу животному, которое еще не поровнялось съ нимъ.

Незнакомецъ былъ плотный, средняго роста человѣкъ, съ короткой шеей, съ широкими плечами, съ громадной, черной бородой, покрывавшей его лицо почти до самыхъ глазъ. Общее выраженіе лица было грубо. Глаза, глубоко сидѣвшіе въ орбитахъ, сверкали злымъ блескомъ.

У животныхъ чудный инстинктъ; человѣкъ казался собакѣ подозрительнымъ. Его ничѣмъ не вызываемыя ласки возбуждали ея подозрѣніе.

Незнакомецъ былъ одѣтъ въ короткую куртку и деревянные башмаки и держалъ въ рукахъ тяжелую палку.

Начались предварительные переговоры; собака остановилась, подняла морду и оскалила зубы.

Человѣкъ сдѣлалъ шагъ впередъ, протянувъ руку съ послѣдней дружеской попыткой.

Собака зарычала, говоря на своемъ языкѣ:

— Пусти! или я укушу.

Рычанье было такъ понятно, что незнакомецъ поднялъ палку, но не двигался впередъ.

Они стояли другъ противъ друга, рѣшившись не уступать. Кто будетъ терпѣливѣе?

Собака рѣшилась первая.

Разинувъ пасть и громко рыча, она прямо пошла на человѣка; но въ ту минуту, какъ она быстрымъ движеніемъ ускользнула отъ поднятой палки, человѣкъ поспѣшно вынулъ револьверъ и направилъ его на животное.

Раздался выстрѣлъ, потомъ громкое рычаніе. Собака, раненная въ голову, лежала на землѣ; человѣкъ, ходилъ вокругъ собаки, боясь, что въ послѣднихъ конвульсіяхъ она накажетъ своего убійцу.

Но бѣдное животное не шевелилось. Убійца, такъ какъ негодяй совершилъ убійство, опустился на колѣни и нерѣшительно дотронулся до ошейника.

— Да, прошепталъ онъ, я не ошибся.

Съ этими словами онъ съ торжествомъ вынулъ изъ-за ошейника записку.

— Наконецъ-то! вскричалъ онъ. Теперь я съумѣю защитить ее!.. И даже противъ нея самой, если придется.

Затѣмъ, въ порывѣ злобы, онъ толкнулъ ногою неподвижное животное и побѣжалъ къ Белль-Бю, предмѣстью Ножана, возвышающемуся надъ Марной, и состоящему изъ роскошныхъ и обширныхъ виллъ.

Собака не исполнила своего порученія.

ГЛАВА II.
Снѣгурочка.

Возвратимся назадъ, къ шлюзу Нельи.

Для тѣхъ, кто не бывалъ въ этой мѣстности, мы должны сказать прежде всего, что деревня Нельи, находится отъ берега на разстояніи ружейнаго выстрѣла, такъ что, понятно, прохожіе на берегу очень рѣдки, а между тѣмъ, на самомъ берегу была маленькая хижина, называвшаяся домикомъ перевозчика, въ которой дѣйствительно жилъ человѣкъ, который за недорогую плату, десять сантимовъ, перевозилъ чрезъ рѣку тѣхъ, которые хотѣли перебраться съ берега Нельи на набережную Нуази-ле-Гранъ.

Нельзя сказать, чтобъ ремесло перевозчика давало громадный доходъ, но рыбная ловля и различныя мелкія занятія, въ родѣ поправки и храненія лодокъ, дополняли недостаточность этого дохода.

Старикъ Амбруазъ, котораго знали въ окрестностяхъ только подъ этимъ именемъ, казался очень доволенъ своей судьбою и, въ случаѣ надобности, умѣлъ развеселить путешественника, котораго перевозилъ въ своей лодочкѣ, какъ онъ называлъ свою тяжелую, плоскую лодку.

Не смотря на шестьдесятъ лѣтъ, весла казались въ его рукахъ игрушкой.

Отецъ Амбруазъ былъ странная личность, появленіе которой въ странѣ, лѣтъ десять тому назадъ, возбудило любопытство сосѣдей или, лучше сказать, сосѣда. Но, такъ какъ этотъ единственный сосѣдъ былъ хозяинъ плота, на которомъ полоскалось бѣлье, къ которому являлись всѣ кумушки Нельи, то его одного можно было считать за цѣлую сотню, языки которой, мы можемъ покляться, не были бездѣятельны.

Отецъ Амбруазъ былъ высокій и худой старикъ, державшійся прямо. Его волосы, остриженные подъ гребенку, густые усы и вся наружность имѣла воинственный видъ. Вдобавокъ, онъ отличался необыкновенной опрятностью. Онъ брился каждый день. Его худыя и узкія руки, хотя загрубѣлыя отъ гребли, сохраняли почти аристократическую форму.

Впрочемъ, отецъ Амбруазъ жилъ не совсѣмъ одинъ.

Не прошло полгода съ тѣхъ поръ, какъ онъ поселился на берегу Марны и получилъ въ мэріи право заниматься перевозомъ, какъ въ одинъ зимній вечеръ, когда шелъ сильнѣйшій снѣгъ, ему послышалось, что за его хижиной раздался громкій крикъ — дѣтскій голосъ. Онъ бросился вонъ и сталъ прислушиваться. Все было тихо. Можетъ быть, онъ ошибся? Но его колебаніе продолжалось только нѣсколько мгновеній и, повинуясь инстинкту, сильнѣйшему, чѣмъ воля, онъ бросился въ лодку, крича: кто зоветъ?

Вдругъ одно изъ веселъ его ударилось о плотное тѣло.

Амбруазъ наклонился, опустилъ руку, въ воду и почувствовалъ человѣческое тѣло, — тѣло ребенка. Онъ вынулъ его изъ воды и положилъ на дно лодки. Затѣмъ въ три удара веселъ былъ уже у берега и минуту спустя входилъ въ хижину. Тамъ, при свѣтѣ трещавшей лучины, старикъ наклонился надъ спасеннымъ существомъ, съ любопытствомъ разглядывая его.

Это была маленькая дѣвочка, лѣтъ восьми или девяти, бѣлая, какъ снѣгъ. Поэтому впослѣдствіи старикъ и прозвалъ ее Снѣгурочкой.

Эта подробность уже должна успокоить читателей въ томъ, что дѣвочка не умерла.

Она скоро открыла глаза.

Странная вещь: напрасно старикъ разспрашивалъ ее и старался узнать, вслѣдствіе какого страшнаго происшествія подверглась она такой опасности, и въ особенности было ли это преступленіе или случай. Сначала отецъ Амбруазъ думалъ, что страхъ не даетъ ей говорить, и думая, что сонъ сдѣлаетъ ее спокойнѣе и сообщительнѣе, онъ немного отошелъ отъ постели и сталъ тщательно разсматривать платье, въ которое была одѣта дѣвочка и которое онъ сначала бросилъ въ уголъ.

Это были настоящія лохмотья, покрытыя грязью и дырьями отъ долгаго употребленія.

Дѣвочка была безъ башмаковъ и ея маленькія ножки, вымытыя водою, были покрыты ранами, какъ будто она долго шла по каменистой почвѣ.

Это была загадка, разгадку которой отецъ Амбруазъ скоро узналъ.

На другой день, спѣша покончить съ властями, перевозчикъ отправился въ мэрію объявить о случившемся и тамъ узналъ, что одна старуха, жившая съ ребенкомъ, умерла наканунѣ въ страшной нуждѣ. Никто не зналъ о старухѣ, кто она была, знали только то, что она пьянствовала и дурно обращалась съ ребенкомъ, котораго никуда не пускала. Дѣвочка, внѣ себя отъ страха, убѣжала и, безъ сомнѣнія, случайно упала въ воду. У старухи не нашли больше буквально ничего, что могло бы указать на имя ребенка. Дѣвочка, къ тому же, упрямо молчала. Впрочемъ, она, кажется, едва умѣла говорить. Самыя обыкновенныя слова казались ей странными. Поэтому ее объявили идіоткой и хотѣли помѣстить въ госпиталь.

Бѣдняжка! она казалась такъ кротка и добра.

Идіотка! правда ли это было? Въ этомъ можно была сильно сомнѣваться, глядя на ея умные и живые глаза.

Отецъ Амбруазъ былъ не богатъ, но заработывалъ достаточно для поддержанія своей жизни. Но у него было такъ мало потребностей. Однимъ словомъ, кончилось тѣмъ, что онъ далъ обѣщаніе взять на себя воспитаніе ребенка и съ этого дня домъ перевозчика пріобрѣлъ новаго жильца.

И еще какого, — прелестнаго и граціознаго!

Снѣгурочка, такъ какъ, хотя власти и дали ей имя Филомены, день которой празднуется 14 октября, т. е. въ тотъ день, когда перевозчикъ нашелъ дѣвочку, но старикъ Амбруазъ продолжалъ звать ее даннымъ прозвищемъ Снѣгурочка, быстро развивалась. Она была похожа на цвѣтокъ, который до того дня былъ лишенъ свѣта и воздуха, и, вдругъ выставленный на солнце, быстро распустился.

Сколько ей было лѣтъ въ то время, когда начинается нашъ разсказъ?

Снѣгурочкѣ, казалось, по меньшей мѣрѣ, пятнадцать лѣтъ. Цвѣтъ ея лица оставался по прежнему бѣлымъ и не поддавался загару.

Такъ какъ она была сильна, то она часто бралась за весла, чтобъ помогать старику и весла не казались слишкомъ тяжелыми для ея дѣтскихъ рукъ.

Была ли она хороша? — Нѣтъ, скорѣе оригинальна или, лучше сказать, странна.

Энергію выражали ея темносиніе глаза. Умъ ея развился, но въ ней осталось что-то странное; казалось, что ея жизнь началась съ той ужасной ночи, когда она спаслась отъ смерти. Она забыла и говорила, что не помнить ничего до этого, а отецъ Амбруазъ не настаивалъ.

Теперь намъ осталось представить читателямъ еще двухъ новыхъ личностей и мы будемъ продолжать нашъ разсказъ.

ГЛАВА III.
Бѣдный Брако.

Однажды Снѣгурочка на зовъ «перевозчикъ» съ берега Нуази-ле-Гранъ, переплыла Марну и увидѣла предъ собою молодаго человѣка, лѣтъ двадцати пяти, хорошо сложеннаго, въ соломенной шляпѣ, въ блузѣ артиста. Папка, ящикъ съ красками и зонтикъ-стулъ дополняли хорошо извѣстную наружность художника, ищущаго живописныхъ видовъ.

При видѣ Снѣгурочки, у молодаго человѣка вырвался жестъ изумленія.

— Какъ! вскричалъ онъ, это вы перевозчикъ?

— Да, улыбаясь отвѣчала молодая дѣвушка, или дочти.

— Что это значитъ?

— То, что отецъ Амбруазъ усталъ и я замѣняю его.

— Вы, безъ сомнѣнія, хотите сказать, вашъ отецъ?

— Нѣтъ, отвѣчала Снѣгурочка, вдругъ сдѣлавшаяся серьезной, онъ мой другъ.

Молодой человѣкъ внимательно посмотрѣлъ на нее.

— Знаете ли, продолжалъ онъ въ то время, какъ лодка быстро направлялась къ берегу, вы очень хороши и я дорого бы далъ, чтобъ написать съ васъ портретъ.

Мы уже сказали, что слово «хороша» было не совсѣмъ вѣрно, но у Снѣгурочки былъ удивительный вкусъ. Съ помощью какой нибудь ленточки и способа, какимъ было драпировано ея простое, сѣрое платье, она казалась одѣтой у лучшей портнихи. Затѣмъ ея глаза были такъ хороши, кожа такъ бѣла, полныя руки такъ красиво держали весла.

Однако, она не привыкла къ подобнымъ комплиментамъ и ничего не отвѣчала, слегка нахмуривъ брови.

Молодой человѣкъ мысленно упрекнулъ себя за легкомысліе и не прибавилъ ни слова до тѣхъ поръ, пока они не подъѣхали къ берегу.

Тутъ, выскочивъ изъ лодки и поклонившись молодой дѣвушкѣ, онъ сказалъ:

— Мадемуазель, я художникъ и чистосердечна увѣряю васъ, что я былъ въ высшей степени пораженъ вашей физіономіей. Позволите ли вы мнѣ попросить того, кого вы зовете отцемъ Амбруазомъ, позволитъ мнѣ снять съ васъ портретъ?

— О, если это такъ, отвѣчала, краснѣя, молодая дѣвушка, то я очень рада.

Въ это время старикъ, увидавъ изъ окна, что какой-то незнакомый человѣкъ говоритъ съ Снѣгурочкой, вышелъ на порогъ.

— Вотъ и отецъ Амбруазъ, сказала дѣвушка, указывая на него рукой.

Молодой человѣкъ повернулся въ указанную сторону.

Но тутъ произошла странная вещь. Отецъ Амбруазъ, увидавъ незнакомца, вдругъ отскочилъ назадъ и вошелъ въ домъ, какъ бы желая не быть замѣченнымъ; но молодой человѣкъ уже увидѣлъ его и однимъ прыжкомъ былъ въ домѣ.

Удивленная Снѣгурочка не шевелилась.

Въ окно нижняго этажа она видѣла, какъ молодой человѣкъ схватилъ за руку старика, который, казалось, вырывался и что-то возражалъ, затѣмъ молодой человѣкъ упалъ на колѣни, а отецъ Амбруазъ поднялъ глаза къ небу, положивъ ему на голову свои дрожащія руки.

Снѣгурочка не входила, боясь бытъ нескромной. Она ровно ничего не понимала.

Мужчины болѣе двухъ часовъ просидѣли, запершись. Иногда до Снѣгурочки, сидѣвшей на берегу, доносились звуки ихъ голосовъ, но она не могла разобрать ни одного слова, къ тому же, она не старалась слушать.

Ей пришлось перевезти нѣсколько путешественниковъ и каждый разъ, возвращаясь, она глядѣла на дверь, которая продолжала оставаться закрытой.

Наконецъ, она открылась.

Отецъ Амбруазъ жестомъ подозвалъ дѣвушку.

— Снѣгурочка, сказалъ онъ, случай дѣлаетъ многое. Г. Жакъ мой старый другъ, котораго я не видалъ много лѣтъ. Онъ будетъ иногда приходить къ намъ. Если тебя спросятъ о немъ, ты скажешь, что это художникъ, котораго я зналъ въ Парижѣ. Ты меня поняла?

— Да, отецъ Амбруазъ.

Въ то время, когда старикъ говорилъ, Снѣгурочка глядѣла на обоихъ мужчинъ.

Старикъ плакалъ и еще теперь казалось съ трудомъ удерживался отъ слезъ.

Но Снѣгурочка знала, что величайшимъ доказательствомъ привязанности къ кому нибудь есть уваженіе его тайнъ, т. е. нежеланіе узнавать ихъ для собственнаго удовольствія.

Г. Жакъ былъ другъ, Амбруазъ говорилъ это, слѣдовательно, это было такъ. Снѣгурочкѣ нечего было сомнѣваться.

Какъ сказалъ перевозчикъ, художникъ часто ходилъ въ маленькій домикъ у шлюзовъ.

Онъ поселился въ маленькомъ домикѣ въ Нуази и въ послѣдніе два года такъ часто жилъ тамъ, что самъ старикъ Амбруазъ, хотя былъ очевидно счастливъ присутствіемъ молодаго человѣка, казался удивленнымъ.

Портретъ Снѣгурочки сначала былъ начатъ съ большимъ жаромъ, но вдругъ, полтора года тому назадъ, Жакъ совсѣмъ бросилъ его. Онъ относился къ Снѣгурочкѣ съ дружеской симпатіей, никогда, однако, не выходя изъ предѣловъ уваженія, которое долженъ былъ питать къ ея молодости и положенію.

Вдругъ у него явилась какая-то озабоченность. Онъ совсѣмъ не смотрѣлъ на Снѣгурочку, которая была очень опечалена и по временамъ въ тайнѣ плакала.

Теперь намъ пора возвратиться къ тому вечеру, одно изъ приключеній котораго мы разсказали въ первой главѣ этого разсказа.

Пробило восемь часовъ и эхо, повторившее удары часовъ Нуази, еще раздавалось на берегу, когда Снѣгурочка, сидя въ лодкѣ, вдругъ вздрогнула и повернулась къ берегу.

Жалобный стонъ поразилъ ея слухъ и тяжело отдался въ сердцѣ.

Она, не колеблясь, выскочила на песокъ и, хотя уже наступила совершенная темнота, бросилась къ мѣсту, откуда раздался шумъ.

Тамъ она стала ощупывать землю, повторяя:

— Брако! Брако! это ты?

Ей отвѣчалъ печальный голосъ раненаго, умирающаго животнаго, голосъ Брако, собаки Жака, который купилъ его у браконьера, отчего и назвалъ Брако.

Снѣгурочка добралась до бѣднаго животнаго, дотронулась до него и почувствовала, что ея руки въ крови.

Тогда она тихонько подняла собаку и взяла ее на руки.

Собака простонала, положивъ голову на плечо молодой дѣвушки, которая, не видя ее, покрывала ее поцѣлуями и бросилась къ дому.

— Отецъ! отецъ! кричала Снѣгурочка. Г. Жакъ! Брако убили!

Когда она появилась на порогѣ, мужчины шли ей на встрѣчу.

При свѣтѣ лампы, Жакъ увидѣлъ собаку на рукахъ Снѣгурочки и бросился къ ней.

— Ты говоришь, ее убили?

— Да, у нея разбита голова.

Молодой человѣкъ уже сунулъ руку подъ ошейникъ собаки.

— Боже мой! съ волненіемъ вскричалъ онъ, Боже мой! его обокрали! его обокрали!

— Что вы хотите сказать, Жакъ? спросилъ старикъ.

— Ничего… Я не могу…. прошепталъ молодой человѣкъ.

Затѣмъ, обернувшись къ дѣвушкѣ, онъ прибавилъ:

— Гдѣ ранилиБрако?… кто?… Говори… Говори же!

— Я не знаю. Я услыхала его стонъ, пошла и вотъ… нашла его…

Молодой человѣкъ перебилъ ее нетерпѣливымъ жестомъ

Затѣмъ, отворивъ дверь, выбѣжалъ изъ дома.

— Жакъ! крикнулъ перевозчикъ, куда ты идешь?

По молодой человѣкъ не отвѣчалъ. Онъ уже исчезъ во мр акѣ.

Тогда Амбруазъ обратился къ Снѣгурочкѣ:

— Скажи мнѣ, дитя мое, что значитъ все это?… Если бы ты знала мое безпокойство!…

— Отецъ, серьезно сказала Снѣгурочка, я ничего не знаю… Я не могу ничего знать, кромѣ того, что Брако хотѣли убить, чтобъ обокрасть… чтобъ украсть у него….

— Что такое?

Снѣгурочка была въ нерѣшительности.

— Говори, умоляю тебя!… что, если съ Жакомъ случилось несчастіе!… ты, можетъ быть, что нибудь угадала, я же, безумецъ, ничего не видѣлъ, ничего не понималъ!… Снѣгурочка, прошу тебя!

— Хорошо же, тихо сказала дѣвушка. Я знаю, что Брако уже нѣсколько времени относитъ письма г. Жака, засунутыя за ошейникъ.

— Письма!… къ кому?

— О! сказала Снѣгурочка, я не старалась узнавать. Затѣмъ, какъ бы желая, во что бы то ни стало, перемѣнить предметъ разговора, она сказала:

— Но нашъ бѣдный Брако! надо осмотрѣть его рану. Вѣроятно, онъ дотащился сюда самъ.

Но старикъ едва слушалъ ее, онъ думалъ только о Жакѣ, бросившемся, можетъ быть, на встрѣчу опасности.

Онъ хотѣлъ узнать, въ чемъ дѣло, и, надѣвъ шляпу, взялъ въ руки палку.

— Какъ вы уходите? спросила Снѣгурочка.

— Я приведу Жака. До свиданія, дитя мое. До свиданія!

Онъ вышелъ и дѣвушка осталась одна. Тогда крупныя слезы потекли у нея по щекамъ; она взяла обѣими руками собаку за голову и, глядя ей въ глаза, прошептала:

— Я буду ухаживать за тобою, такъ какъ насъ забыли, бѣдный Брако!

Но одна ли собака была достойна сожалѣнія?…

Послѣдуемъ теперь за тѣмъ, кто ранилъ Брако и укралъ записку, исчезновеніе которой такъ испугало того, кто ее написалъ, г. Жака.

ГЛАВА IV.
Отецъ по модѣ… имперіи.

Человѣкъ, который ранилъ собаку, быстро удалился отъ береговъ Марны и вышелъ на дорогу, которая ведетъ въ Белль-Вю.

Въ разстояніи ста метровъ отъ берега находились остатки стариннаго роскошнаго парка и новѣйшіе замки, окруженные роскошной растительностью. Названіе Белль-Вю вполнѣ справедливо.

Никогда еще глазамъ не представлялось болѣе изящное зрѣлище, какъ то, которое представлялось съ балконовъ роскошныхъ виллъ; но темнота ночи скрывала эти красоты и душу убійцы наполняло безпокойство, еще усиливавшее мракъ вокругъ него. Онъ куда-то спѣшилъ.

Поднявшись на вершину холма, онъ остановился и, казалось, колебался.

Прямо предъ нимъ находилась высокая стѣна. Онъ взглядомъ смѣрилъ ея вышину, затѣмъ пожалъ плечами.

— Ба!… прошепталъ онъ. О! я видѣлъ и не такія.. Но прежде всего нужно быть осторожнымъ.

Онъ вынулъ изъ кармана маленькій потайной фонарь и поставилъ его рядомъ, затѣмъ вынулъ спичку, зажегъ ее о панталоны, затѣмъ поднесъ къ свѣтильнѣ. Фонарь зажегся.

Опустившись на колѣни, онъ вынулъ изъ-за пояса записку, отнятую у собаки, развернулъ ее и внимательно прочелъ еще разъ.

— Несчастная! прошепталъ онъ, вздохнувъ. Она погибла!… Но я спасу ее!… Но такъ какъ меня могутъ застать, то сначала надо принять предосторожность, чтобъ ничто не открылось.

Онъ тщательно свернулъ бумагу въ крошечную трубочку, затѣмъ съ ловкостью, которая указывала на дурныя привычки, онъ засунулъ записку въ волоса, за ухо.

Сдѣлавъ это, онъ вздохнулъ съ облегченіемъ, затѣмъ снова поглядѣлъ на вершину стѣны и рѣшительно махнулъ рукой.

Тогда въ темнотѣ ночи можно было различить черную тѣнь, которая ползла по камнямъ.

Какъ могъ этотъ человѣкъ подниматься по отвѣсной стѣнѣ? Гдѣ находили его ноги точку опоры?

Глядя на него, казалось, что онъ поднимается какимъ-то чудомъ.

Чрезъ нѣсколько минутъ его сильная рука легла уже на вершину терассы.

Онъ остановился и перевелъ духъ.

Крупныя капли пота катились у него по лицу. Предъ нимъ былъ паркъ.

Онъ не видѣлъ ничего, кромѣ черной массы деревьевъ и кустовъ; но онъ поднялся съ такимъ усиліемъ не для того, чтобъ останавливаться.

Чрезъ нѣсколько мгновеній онъ уже соскочилъ въ паркъ. Паденіе было тяжело и громко отдалось. Человѣкъ вздрогнулъ и съ безпокойствомъ прижался къ стволу дерева.

Вокругъ него все было тихо.

Только на нѣкоторомъ разстояніи были слышны звуки рояля. На немъ играла, очевидно, женщина.

Если бы какой нибудь свидѣтель могъ видѣть въ эту минуту лицо нашего незнакомца, онъ былъ бы пораженъ, видя, что его грубыя черты лица освѣтились невыразимымъ блескомъ счастія и любви.

Отойдя отъ дерева, онъ сталъ пробираться вдоль кустовъ, останавливаясь при малѣйшемъ шорохѣ.

Вскорѣ онъ очутился на опушкѣ маленькаго лѣса, предъ нимъ возвышался жилой домъ, болѣе массивный, чѣмъ изящный, не принадлежавшій къ числу построекъ сомнительнаго изящества, которыя строятся наскоро, чтобъ сейчасъ же быть проданными, какъ можно дороже, но нѣчто въ родѣ четырехугольнаго замка въ архитектурномъ стилѣ Гаусмановскихъ построекъ, въ которомъ во время имперіи были построены цѣлые кварталы.

Широкій подъѣздъ, закрытый маркизою, велъ въ освященныя лампами, сѣни, изъ которыхъ начиналась широкая лѣстница покрытая коврами и уставленная статуями, державшими лампы.

На пескѣ, при желтоватомъ свѣтѣ, выходившемъ изъ стекляннаго подъѣзда, виднѣлся слѣдъ экипажныхъ колесъ.

Въ сѣняхъ, у дверей, сидя на стулѣ, дремалъ швейцаръ.

Въ нижнемъ этажѣ было освѣщено одно окно.

— А! они въ библіотекѣ! подумалъ незнакомецъ, какъ добраться туда, не будучи видимымъ?

Въ то время, какъ онъ придумывалъ средство пройти короткое пространство, отдѣлявшее его отъ дома, мы войдемъ во внутрь послѣдняго, въ его единственную освященную комнату.

Это было нѣчто въ родѣ будуара-библіотеки въ новѣйшемъ вкусѣ. Всю комнату окружали низкіе диваны, обитые голубой шелковой матеріей съ возвышавшимися надъ ними стеклянными шкафами изъ розоваго дерева. По срединѣ стояло піанино, верхняя доска котораго была уставлена статуетками.

Предъ инструментомъ сидѣла молодая дѣвушка, пальцы которой бродили по клавишамъ, тогда какъ ея маленькія, дѣтскія ножки прижимали педаль.

Она была блондинка. Ея волосы, съ проборомъ по срединѣ, были заплетены въ двѣ длинныя косы, которыя спускались ниже таліи.

Никогда, можетъ быть, прелестное изображеніе Маргариты Шеффера, не находило себѣ на землѣ болѣе совершеннаго олицетворенія.

Идеальный, немного высокій лобъ, украшался темносѣрыми глазами, кроткими и томными; подъ этой бѣлой, нѣжной шеей, подъ наивной улыбкой на красныхъ губкахъ скрывалась, можетъ быть, маска актрисы.

Около піанино стоялъ мужчина, почти старикъ. Мы характеризуемъ его однимъ словомъ — это былъ типъ Морни.

Онъ былъ одѣтъ со строгимъ изяществомъ. На его блѣдномъ лицѣ и тонкихъ губахъ играла вѣчная улыбка; усы были закручены по модѣ имперіи. Этотъ человѣкъ былъ или долженъ былъ быть префектомъ. Надѣтый на немъ сюртукъ имѣлъ торжественность фрака; въ петличкѣ была воткнута бѣлая камелія.

Очевидно, онъ только что вошелъ, такъ какъ на одной рукѣ у него была надѣта свѣтлосѣрая перчатка и онъ держалъ ею шляпу, тогда какъ другой небрежно ударялъ снятой перчаткой по піанино.

Этому человѣку могло быть около шестидесяти лѣтъ. Но его возрастъ выдавали только морщины, окружавшія вѣки и виски, тогда какъ волосы были еще черны, а зубы бѣлы; впрочемъ, это были тайны его камердинера.

Г. маркизъ д’Эрво, такъ звали этого господина, былъ очень хорошо извѣстенъ при дворѣ Наполеона III, гдѣ онъ исполнялъ обязанности среднія между обязанностями лакея и личнаго секретаря.

Впрочемъ, онъ не имѣлъ оффиціальнаго титула, его услуги были вполнѣ частнаго и крайне щекотливаго свойства. Его можно было бы назвать управителемъ маленькихъ развлеченій его величества.

Однако, крайне покладливый маркизъ д’Эрво не пренебрегалъ, въ случаѣ надобности и для того, чтобъ удовлетворить капризу своего уважаемаго господина, брать на себя обязанности, которыя обыкновенно приводятъ старухъ на скамью исправительной полиціи.

Но, какъ это часто случается, у себя дома маркизъ д’Эрво былъ крайне суровъ. Правда, что прекрасная маркиза д’Эрво, умершая годъ тому назадъ отъ простуды, вслѣдствіе слишкомъ большаго декольте въ живыхъ картинахъ въ Компьенѣ, съ успѣхомъ занимала мѣсто между красавицами Тюльери. Правда также, что… Но маркизъ, положеніе котораго опровергало всѣ слухи, утверждалъ, что онъ никогда не входилъ въ сдѣлки со своей совѣстью.

Совѣсть, религія, семейство составляли для него уважаемую имъ троицу, его знамя, его святыню. Онъ былъ безжалостенъ ко всякому, кто сходилъ съ узкаго пути чести. Онъ громко презиралъ даже тѣхъ, которыхъ самъ сталкивалъ съ прямаго пути для удовольствія своего господина.

Наконецъ, этотъ человѣкъ былъ до грубости строгъ со своей дочерью.

Заслуживала ли она сожалѣнія, это мы скора узнаемъ.

По временамъ казалось, что отецъ ненавидитъ ее. Когда она была маленькой, онъ билъ ее. Когда она выросла, бранилъ и оскорблялъ.

Можетъ быть, онъ хотѣлъ внушить ей уваженіе, въ которомъ, въ подобныхъ семействахъ, дѣти рано отказываютъ родителямъ, которыхъ слишкомъ хорошо знаютъ?

И дѣйствительно, Діана д’Эрво презирала и ненавидѣла отца; впрочемъ, все это было скрыто подъ самой приличной наружностью. Они говорили другъ съ другомъ съ большимъ уваженіемъ, никогда не говорили другъ другу «ты».

Вотъ каковъ былъ разговоръ въ ту минуту, когда мы застали отца и дочь.

Маркизъ былъ блѣденъ, его голосъ слегка дрожалъ, но онъ улыбался.

Діана казалась погруженной въ невинныя мечты. Ея глаза было еще томнѣе, вся ея фигура еще болѣе ангельская, чѣмъ обыкновенно.

Маркизъ говорилъ:

— Мадемуазель, ваше колебаніе не можетъ долѣе продолжаться. Еще сегодня утромъ генералъ Фельи спрашивалъ меня, скоро ли состоится предполагаемый бракъ, и я долженъ былъ дать слово.

Діана играла романсъ Гуно.

— Я очень сожалѣю, сказала она мелодичнымъ голосомъ, что такія высокія личности интересуются судьбою такой бѣдной дѣвушки, какъ я; но, чтобъ сдѣлать имъ удовольствіе, я не въ состояніи связать себѣ на всю жизнь, не обдумавъ всего хорошенько.

— Позвольте вамъ замѣтить, что вотъ уже годъ, какъ я говорю вамъ объ этомъ бракѣ и вы имѣли достаточно времени дать отвѣтъ, и позвольте вамъ замѣтить, что мнѣ тяжело во всемъ этомъ играть смѣшную роль.

Тутъ Діана подняла на него свои синіе глаза.

— Да, смѣшную, продолжалъ маркизъ. Я, кажется, представилъ вамъ того, котораго предложеніе…

— Да, какъ же, графа де-Планэ.

— Да, Гонтрана де-Планэ. Онъ принадлежитъ къ лучшей фамиліи Французскаго дворянства…

— Первой имперіи…

— Развѣ оно не самое лучшее? Какъ бы то ни было, вы не оттолкнули его. Графъ де-Планэ бывалъ у насъ нѣсколько мѣсяцевъ, ухаживалъ за вами…

— Надѣюсь, отецъ, вы не предполагали, чтобъ я имѣла мысль выйти замужъ въ то время, когда я носила трауръ по матери?

— Нѣтъ, я это знаю; поэтому то сначала я васъ и не торопилъ, но теперь этихъ причинъ не суще, ствуетъ. Императоръ удостоилъ меня спросить, скоро ли вы появитесь на празднествахъ въ Тюльери?

— А! его величество?… слегка насмѣшливо спросила Діана.

— Его величество весьма расположенъ ко мнѣ.

— И, кромѣ того, если я не ошибаюсь, прибавила молодая дѣвушка съ улыбкою, глядя въ лицо отцу, его величество получилъ отъ васъ мой портретъ и, можетъ быть, былъ бы не прочь видѣть оригиналъ?

Маркизъ прикусилъ губы.

— По, наконецъ, скажите ли вы мнѣ, какія у васъ возраженія?

— Противъ моего брака съ г. де-Планэ?… по правдѣ сказать, онѣ не особенно серьезны.

— Въ такомъ случаѣ, рѣшайтесь.

— О! погодите немного. Гра-въ де-Планэ, я охотно признаю это, прекрасный мужчина, хорошо принятъ при дворѣ, такъ какъ широко жилъ. Его лошади побѣждали англійскихъ на скачкахъ. Онъ былъ любовникомъ маленькой Идаліи изъ Буффа…

— Дочь моя!…

— Я говорю это не въ укоръ графу, это рекомендуетъ мужчину, по крайней мѣрѣ, вашъ мужъ не первый встрѣчный. Извините меня, пожалуйста, что я занимаюсь такими пустяками, но мнѣ сказали, я уже не помню кто, что графъ де-Планэ разоренъ.

— Это клевета. Графъ де-Планэ, чтобъ достойно поддержать свое положеніе, можетъ быть, немного тронулъ капиталъ; но, съ одной стороны, я даю за вами три милліона приданаго; съ другой стороны, его величество сейчасъ же послѣ свадьбы дастъ графу мѣсто, не говоря уже о другихъ милостяхъ, которыя сдѣлаютъ его положеніе весьма завиднымъ.

— И все это для того, чтобъ я съѣздила въ Компьенъ, попросить мой портретъ обратно у его величества? по прежнему спокойно продолжала Діана.

На этотъ разъ ударъ былъ слишкомъ силенъ. Отецъ и дочь хорошо понимали другъ друга: оба знали, что эта свадьба была только торгомъ. Маркизъ Д’Эрво желалъ, чтобъ его дочь вышла замужъ, по тому что императоръ желалъ этого; графъ де-Планэ принадлежалъ къ числу людей, которые испытали все… Г. д’Эрво былъ честолюбивъ и желалъ сдѣлаться посланникомъ. Діана знала все это.

— Дочь моя, сказалъ маркизъ дрожащимъ отъ гнѣва голосомъ, я уже нѣсколько разъ замѣчаю въ вашихъ словахъ намеки, которыхъ я не могу и не хочу дозволять, тѣмъ болѣе, когда они касаются чести моего повелителя и моего достоинства, какъ отца.

При этихъ словахъ, Діана встала и, пожавъ плечами, направилась къ двери.

Маркизъ, поблѣднѣвъ отъ ярости, бросился къ ней.

— Берегитесь, сказалъ онъ, не доводите меня до крайности!

— Я уже не ребенокъ, возразила Діана, и вы можете оставить эти манеры раздраженнаго педагога. Я сказала то, что хотѣла сказать. Вы меня поняли, тѣмъ лучше. Я не люблю лицемѣрія въ семействѣ. Вы нуждаетесь во мнѣ, какъ въ поддержкѣ для вашего тщеславія. Я отвѣчу вамъ однимъ словомъ: эта роль мнѣ не противна. У меня также есть честолюбіе; я не имѣю никакой причины отказываться отъ брака съ графомъ Планэ. Тотъ или другой, не все ли равно? Всѣ ваши придворныя маріонетки похожи другъ на друга; но я хочу дѣйствовать, какъ хочу и когда хочу; поэтому оставимъ эти безполезные и тяжелые во всѣхъ отношеніяхъ споры; они только могутъ уменьшить наше взаимное уваженіе.

Она говорила твердымъ тономъ. Подъ ея дѣвственной наружностью видна была желѣзная воля.

Маркизъ отступилъ, укрощенный, такъ какъ, въ сущности, онъ былъ трусъ.

— По крайней мѣрѣ, прошепталъ онъ, назначьте срокъ. Умоляю васъ. Ваша будущность зависитъ отъ этого.

И, помолчавъ немного, прибавилъ:

— И моя также.

— Вотъ такъ-то лучше, сказала Діана. Ну, такъ я вамъ скажу, что дамъ отвѣтъ чрезъ мѣсяцъ.

— Чрезъ мѣсяцъ? Вы даете слово?

— Да, даю.

Д’Эрво просіялъ.

Человѣкъ, не знавшій, что такое значитъ держать слово, вѣрилъ слову своей дочери.

Мѣсяцъ — и тогда онъ будетъ имѣть право просить дипломатическій постъ… при папѣ, а это было мечтой всей его жизни.

— Благодарю! благодарю!… вскричалъ онъ, и, схвативъ руку дочери, поцѣловалъ ее, затѣмъ почтительно удалился.

Діана осталась одна.

Нѣсколько мгновеній она стояла посреди комнаты, не двигаясь. Но какъ измѣнилось ея лицо! Всѣ черты его исказились, какъ будто загрубѣли. Глаза сверкали стальнымъ блескомъ, губы крѣпко сжались.

Затѣмъ она опустилась на диванъ, подняла руки ко лбу и прошептала:

— Да, эта свадьба — спасенье!… Это блестящая будущность, но… Могу ли я о ней думать? О! я безумная! и я одна, одна!.. Кто же избавитъ меня отъ прошлаго?

Тогда чья-то рука слегка дотронулась до плеча молодой дѣвушки и тихій голосъ отвѣчалъ:

— Я васъ избавлю.

ГЛАВА V.
Золотая монета.

Діана повернулась, но не быстро, какъ какая нибудь горничная, вѣрящая въ привидѣнія, а медленно, какъ женщина, владѣющая собою, готовая на все.

Она увидала стоявшаго предъ нею сильнаго, коренастаго мужчину, съ лицомъ, заросшимъ волосами, въ круглой шапкѣ на головѣ, глядѣвшаго на нее черными, глубокими глазами, рѣзкій блескъ которыхъ смягчался какимъ-то непреодолимымъ волненіемъ.

Онъ дотронулся до нея, затѣмъ быстро отдернулъ руку, точно совершивъ святотатство и, устремивъ глаза на Діану, опустилъ плечи, какъ бы готовясь встать на колѣни.

Гордая своей смѣлостью, Діана встала, слегка стряхнула платье въ томъ мѣстѣ, гдѣ къ нему прикоснулись пальцы незнакомца, т. е. человѣка, котораго мы уже видѣли на берегу Марны, и твердыми шагами пошла къ камину.

Тутъ она протянула руку, чтобъ позвонить. Она; не сказала ни слова, не унизилась до вопроса, а прямо рѣшилась.

Незнакомецъ вздрогнулъ и сказалъ:

— Ради Бога! не звоните! не выгоняйте меня!… Вамъ нуженъ вѣрный слуга, рабъ, и я буду этимъ слугою, я буду этимъ рабомъ, этой собакой.

И онъ дѣйствительно опустился на колѣни.

Она съ любопытствомъ глядѣла на него и не звонила, но все еще не говорила ни слова, тогда какъ онъ продолжалъ:

— Вы меня не узнаете или, лучше сказать, не можете узнать. Вы никогда даже не глядѣли на меня и, кромѣ того, вы были такъ малы.

Онъ говорилъ такимъ кроткимъ, почти нѣжнымъ тономъ, его голосъ звучалъ глубокимъ горемъ, а между тѣмъ онъ былъ золъ, такъ какъ еще недавно убилъ бѣднаго Брако.

Она сдѣлала къ нему нѣсколько шаговъ и, взявъ его за подбородокъ, внимательно поглядѣла на него.

— Лазарь! сказала, она наконецъ.

Онъ опустилъ голову и прошепталъ:

— Да, Лазарь.

— Лазарь — кучеръ, не такъ ли? презрительно продолжала она.

— Да, Лазарь — лакей, конюхъ…

— Человѣкъ, котораго мой отецъ выгналъ десять лѣтъ тому назадъ?

— Да, выгналъ, но это все равно, такъ какъ вы меня узнали. О! если бы вы только знали…

Онъ замолчалъ, а она, не боясь ничего теперь, когда узнала этого человѣка, насмѣшливо сказала:

— Оставьте же вашу умоляющую позу. Безъ сомнѣнія, вы хотите, чтобъ вашу вину забыли. Вы пришли просить прощенья?.. Это не мое дѣло, обратитесь къ маркизу, моему отцу.

— Мнѣ, обратиться къ этому человѣку!.. вскричалъ Лазарь.

Затѣмъ онъ прибавилъ уже тише:

— Десять лѣтъ тому назадъ маркизъ, вашъ отецъ, выгналъ меня. Онъ никогда не видалъ меня съ тѣхъ поръ. Я никогда не заговорю съ нимъ… по крайней мѣрѣ, умоляющимъ тономъ…

— Довольно, перебила Діана. Если вы хотите что нибудь сказать мнѣ, говорите скорѣе. Я уже слишкомъ долго слушала васъ, я не имѣю обыкновенія давать аудіенціи ворамъ.

— Ворамъ… не говорите этого! это ложь. И такъ, маркизъ сказалъ это. Хорошо же, маркизъ д’Эрво!.. хотя вы и маркизъ, но я Лазарь — кучеръ, говорю, что вы солгали.

— О, это ужъ слишкомъ! Ступайте вонъ.

— Нѣтъ, умоляю васъ, выслушайте меня. Вы должны убѣдиться, что это ложь! Сказать, что я воръ!.. О, разбойникъ!

Не смотря на свою гордость, Діана испытывала странное впечатлѣніе. Она была въ сильномъ возбужденіи. Кромѣ того, она ненавидѣла отца. Ей нравилось слышать, какъ его оскорбляютъ.

Лазарь продолжалъ:

— Да, вы должны узнать истину. Вы, въ особенности!. Не помните ли вы, что, десять лѣтъ тому назадъ человѣкъ, котораго вы зовете отцемъ, хотѣлъ заставить васъ принять участіе въ театральномъ представленіи?

— Да, помню, прошептала Діана.

— Вы отказались! Я не знаю почему. Между прислугой говорили, что вы должны были представлять какую-то фантастическую личность, кажется купидона, и онъ васъ хотѣлъ заставить надѣть неприличный костюмъ.

— Да, да!..

— Тогда, какъ вы продолжали отказываться, отецъ хотѣлъ заставить васъ и въ припадкѣ гнѣва схватилъ васъ за руку и крѣпко сжалъ….

— Какъ, вы это знаете? вскричала Діана, я была одна съ отцемъ.

— Какъ? прошепталъ Лазарь, случайно. Допустимъ, что это было случайно, но я видѣлъ, какъ вы поблѣднѣли, какъ вы вскрикнули отъ боли. Тогда я всталъ у двери, чрезъ которую долженъ былъ пройти вашъ отецъ, и, какъ только онъ появился, я прямо пошелъ къ нему… я — лакей… и…

— И что же?

— Я далъ маркизу пощечину! Тогда онъ выгналъ меня и осмѣлился сказать, что я воръ. Повторяю, онъ солгалъ.

Діана внимательно глядѣла на Лазаря. Этотъ человѣкъ удивлялъ и интересовалъ ее въ одно и тоже время.

Діана была страннымъ продуктомъ цивилизаціи имперіи — ей нравилось все необыкновенное, все эксцентричное имѣло для нея особенную привлекательность. Этотъ лакей, давшій пощечину маркизу д’Эрво, Меркурію императора, казался ей интереснымъ существомъ. Она слушала его и почти удивлялась ему. Можетъ быть, она не совсѣмъ ему вѣрила, но даже смѣлость этой лжи нравилась ей, такъ какъ надо было имѣть не мало смѣлости, чтобъ только сказать, что осмѣлился поднять руку на маркиза.

Лазарь, между тѣмъ, продолжалъ:

— Повѣрьте мнѣ, мадемуазель Діана, я говорю правду. Я сказалъ вамъ это не для того, чтобы вы за меня заступились. О! нѣтъ, я не сожалѣю о томъ, что сдѣлалъ. Если бы пришлось, я снова сдѣлалъ бы это; но я хочу, чтобъ вы не считали меня воромъ.

— Не все ли равно? сказала Діана, къ которой снова возвратилось ея хладнокровіе. Для меня это безразлично, но вамъ остается объяснить, зачѣмъ вы пришли сюда, почему вы осмѣлились явиться ко мнѣ?

— Почему? повторилъ Лазарь, умоляю васъ, мадемуазель, вѣрьте мнѣ нѣсколько минутъ.

— Что вы хотите сказать?

— Что мнѣ нужно говорить съ вами, и при томъ такъ, чтобъ никто насъ не слышалъ; затворите дверь, чтобъ насъ не застали въ расплохъ.

— Я отказываюсь, отвѣчала Діана, если вы хотите просить меня о чемъ нибудь, говорите, мнѣ все равно, пусть другіе насъ слушаютъ.

Онѣсдѣлаль нетерпѣливое движеніе, но сейчасъ же поправился.

— Вы думаете, что мои слова не касаются васъ? Я долженъ доказать вамъ, что заслуживаю ваше довѣріе. Развѣ ваша мать… умирая… не сказала вамъ ничего?

— Мнѣ, право, кажется, что вы сошли съ ума.

— Развѣ ваша мать, умирая, не дала вамъ половину сломанной пополамъ вещички, говоря вамъ, что если когда нибудь, въ минуту опасности, къ вамъ явится человѣкъ съ другой половиной этой вещички, то вы должны вѣрить ему?

Діана вздрогнула.

Этотъ человѣкъ говоритъ правду. Конечно, прекрасная маркиза д’Эрво, вполнѣ занятая своей красотой, не выказывала особеннаго участія къ дочери, у нея было слишкомъ много заботъ съ корсетами, плечами и размалевкой своей физіономіи, но предъ смертью она призвала Діану. Она долго глядѣла на нее, какъ будто видѣла ее въ первый разъ, затѣмъ сказала:

— Дитя мое, я не знаю, что ожидаетъ тебя въ будущемъ, но я предвижу огорченія и опасности. Слушай же. Въ минуту крайней опасности, если тебѣ будутъ угрожать какіе нибудь враги, я полагаю, что у тебя явится защитникъ. Довѣрься ему.

Вмѣстѣ съ этимъ она передала ей вещь, по которой узнать этого спасителя.

Лазарь вынулъ съ груди половину монеты, которую подалъ Діанѣ.

Она быстро схватила ее, поднесла къ лампѣ, чтобъ лучше разсмотрѣть. Затѣмъ подбѣжала къ маленькому бюро, которое поспѣшно открыла, перевернула лежавшія тамъ бумаги и, когда нашла бывшую у нея половину золотой монеты, то увидала, что обѣ части сходятся.

И такъ, человѣкъ, о которомъ ей говорили, который долженъ былъ явиться въ минуту страшной опасности, былъ Лазарь, кучеръ, который ударилъ маркиза д’Эрво, потому что онъ билъ свою дочь.

Какія тайныя узы соединяли ее съ этимъ человѣкомъ?

Діана рѣшительно подошла къ дверямъ, заперла ихъ на ключъ, затѣмъ вернулась обратно и сказала:

— Говорите. Я васъ слушаю.

ГЛАВА VI.
Лазарь.

Во все продолженіе сцены, описанной нами въ предыдущей главѣ, Лазарь ни на мгновеніе не спускалъ глазъ съ Діаны. Можно было подумать, что онъ ожидаетъ взрыва совсѣмъ другаго чувства, чѣмъ то, которое выражалось ея словами; но, когда молодая дѣвушка просто сказала ему «говорите», онъ вздрогнулъ.

Тѣнь мелькнула на его лицѣ, на мгновеніе освѣщенномъ надеждою, и, подавивъ вздохъ, бывшій кучеръ почтительно сказалъ:

— Теперь вы убѣдились, что я васъ не обманываю. Вслѣдствіе извѣстныхъ вамъ обстоятельствъ, вы имѣете во мнѣ вѣрнаго раба, настолько преданнаго вамъ, что изъ-за малѣйшаго вашего каприза я готовъ пожертвовать жизнью…

— Въ самомъ дѣлѣ? перебила Діана.

Съ той минуты, какъ она увидала въ его рукахъ обломокъ монеты, множество мыслей толпилось у нея въ головѣ. Это была смѣсь любопытства и боязни узнать.

— И такъ, продолжала она, послѣ нѣкотораго молчанія, вы не можете сказать мнѣ, чему я обязана этой, по меньшей мѣрѣ, странной преданностью?

Лазарь, казалось, колебался, затѣмъ отвѣчалъ:

— Маркиза всегда была ко мнѣ очень расположена… Я двадцать лѣтъ служилъ ей, она поручила мнѣ заботиться о васъ, я держу данное слово, вотъ и все.

Онъ сказалъ все это залпомъ, какъ выученный урокъ.

— Дальше, равнодушно сказала Діана, отвѣчайте на другой вопросъ: отчего вы пришли сегодня?

— Потому что вы подвергаетесь опасности.

— Кто сказалъ вамъ это?

— Никто, я это самъ знаю; но если бы я сомнѣвался, то слова, услышанныя мною сейчасъ, доказали бы мнѣ, что я угадалъ. Вы несчастны. Васъ тяготитъ ваше прошлое.

Діана была очень блѣдна. Она колебалась между необъяснимымъ влеченіемъ, которое чувствовала къ этому человѣку, и страхомъ выдать свою тайну чужому.

— Мои слова ничего не значутъ! вдругъ вскричала она, вы ошибаетесь.

— То есть, вы хотите сказать, что не нуждаетесь во мнѣ?

— Я этого не говорила.

— Въ такомъ случаѣ, почему же вы стараетесь обмануть меня? Да, повторяю вамъ, вы подвергаетесь опасности. Какъ это произошло, какимъ образомъ могли вы дѣйствовать, не будучи мною остановлены, когда я наблюдалъ за вами и думалъ, что не теряю васъ изъ глазъ ни на минуту, этого я не знаю; но я убѣжденъ, что исправлю мою глупость.

— Теперь вы хотите сказать, что вы шпіоните за мною.

— О! оскорбляйте меня, сколько угодно, называйте, чѣмъ хотите, — я готовъ на все, но я хочу васъ спасти.

— Спасти меня?.. отъ чего?

— Вы были бы откровеннѣе, если бы спросили меня: отъ кого?

Діана съ гнѣвомъ разорвала кружевной платокъ, который держала въ рукахъ.

— Отъ кого? повторила она, знаете ли вы, что вы меня оскорбляете?

— Нѣтъ, такъ какъ нельзя оскорблять человѣка, за котораго готовъ умереть. Послушайте, гораздо лучше прямо идти къ цѣли.

Онъ вынулъ записку, спрятанную въ волосахъ и, развернувъ ее, подалъ, Діанѣ.

Взглянувъ на записку, Діана вскрикнула:

— Какъ попало къ вамъ въ руки это письмо? Вы его украли!

— Да отвѣчалъ Лазарь.

— И вы знаете, кто его написалъ?

— Знаю.

— И знаете, что въ немъ написано?

— Да, я сейчасъ докажу вамъ это: «Обожаемая Діана, говорится въ запискѣ. Вы, кажется поклялись заставить меня умереть отъ отчаянія? какъ, вы не отвѣчали на три мои письма. Вотъ уже двѣ недѣли какъ я жду васъ, а между тѣмъ, я знаю, что вы здоровы, такъ какъ, пробравшись въ замокъ, видѣлъ васъ выѣзжающей. А между тѣмъ, вы обѣщали мнѣ отправиться вмѣстѣ со мною обнять нашу дорогую малютку. Я боюсь, что сойду съ ума. Отвѣчайте скорѣе, а то я не отвѣчаю за себя. Не забывайте, что мы связаны на вѣки и что никакая человѣческая сила не можетъ разорвать соединяющія насъ узы. Я надѣюсь и жду. Для меня пріятно даже горе, которое вы мнѣ причиняете». Все это подписано «Жакъ» закончилъ Лазарь. Угодно вамъ, чтобъ я объяснилъ содержаніе этого письма?

— Да, прошептала Діана.

— Ну такъ слушайте же. Около полутора года тому назадъ вы встрѣтились, я не знаю гдѣ, съ молодымъ художникомъ, по имени Жакъ Дарневаль. Я не стараюсь понять, почему онъ вамъ понравился и какъ вы его полюбили. Такъ хотѣла судьба. И такъ, я пойду прямо къ цѣли. Я не имѣю права упрекать васъ. Послѣ смерти вашей матери, вашъ отецъ послалъ васъ сюда, гдѣ вы жили одна около двухъ мѣсяцевъ. Скука и одиночество — дурные совѣтники. Жакъ Дарневаль поселился въ окрестностяхъ. Онъ сдѣлался вашимъ любовникомъ…

— А если я вамъ скажу, что вы лжете.

— Я напомню вамъ это письмо. Оно отвѣчаетъ на ваше опроверженіе… Вы любили этого человѣка, вы ему отдались и… три мѣсяца тому назадъ вы сдѣлались матерью.

— О! это неправда!

— Вы забыли слова письма: «вы мнѣ обѣщали вмѣстѣ со мною обнять нашу малютку»? Вотъ что написалъ этотъ глупецъ, какъ будто письмо не могло попасть въ чужія руки. Съ его стороны, это измѣна, но я надѣюсь, что онъ дорого заплатитъ за нее.

— Но еще разъ повторяю вамъ, что…

— Говорю вамъ, что этотъ ребенокъ существуетъ. Я знаю, что онъ спрятанъ въ Нуази-ле-Гранъ. Скажите мнѣ теперь, что я солгалъ.

Діана, не смотря на свою циничную смѣлость, казалось, была поражена прямо въ сердце. Крупныя капли пота выступили у нея на лбу и она молча глядѣла предъ собою, ничего не видя, кромѣ своихъ мыслей.

Лазарь ближе подошелъ къ ней.

— И такъ, по неосторожности, по безумію, вы погубили себя, когда васъ ждала блестящая б удущность; но это бы ничего не значило, если бы вы любили этого человѣка; если бы вы сказали мнѣ, что, противъ воли отца, не смотря ни на что, вы хотите сдѣлаться женою Дарневаля, я не сталъ бы спорить. Какимъ бы то ни было средствомъ, хотя бы преступленіемъ, я уничто жилъ бы препятствія… Да, я бы сдѣлалъ васъ счастливой!… Но, Діана, этотъ человѣкъ, котораго вы любили, теперь внушаетъ вамъ только ненависть, онъ для васъ только тяжелая цѣпь, которую вы стараетесь разорвать. Этотъ человѣкъ для васъ хуже врага. Отвѣчайте мнѣ, правда ли это?

— Ну, что же, да, это правда! съ гнѣвомъ вскричала Діана. Я не знаю, кто вы и по какому праву вы со мной говорите, но я чувствую потребность высказаться. Да, я была безумна, я поддалась, сама не знаю какому-то болѣзненному возбужденію, которое погубило меня, но теперь то волненіе, которое я испытываю, для меня ужасное наказаніе.

Лазарь наклонился къ ней.

— Вы его ненавидите, не такъ ли?

— Ненавижу ли я его! даже больше, я чувствую къ нему презрѣніе и отвращеніе. Негодяй! какъ онъ обманулъ меня своимъ кроткимъ голосомъ, своими нѣжными словами… Онъ укралъ мою честь!.. Да, укралъ! такъ какъ развѣ онъ не долженъ былъ понимать, что хотя я и люблю его, но такая дѣвушка, какъ я, въ сущности не должна любить такого человѣка, какъ онъ. Ко мнѣ не прикоснулась та грязь, изъ которой онъ родился!… Да, у меня есть ребенокъ, но я проклинаю и ненавижу его!… А этотъ человѣкъ еще воображаетъ, что онъ имѣетъ надо мною права!… Онъ повсюду преслѣдуетъ меня. Но развѣ я его вещь? Развѣ я ему принадлежу?

— Почему вы не прогнали его?

— Почему, я и сама не знаю, или, лучше сказать, я признаюсь вамъ въ томъ, въ чемъ не признаюсь самой себѣ, — этотъ человѣкъ пугаетъ меня… И знаете ли почему. Потому что онъ одинъ изъ тѣхъ глупцовъ, которые гордятся названіемъ честнаго человѣка! Его любовь, такъ какъ онъ безумно любитъ меня, пугаетъ меня. Если выгнать его, онъ придетъ въ отчаяніе, онъ меня скомпрометируетъ и погубитъ.

— И помѣшаетъ вашему браку съ графомъ де-Планэ.

— Вы и это знаете?

— Повторяю вамъ, что я знаю все, но скажите мнѣ откровенно, по совѣсти: дѣйствительно ли вы желаете этого брака?

Діана немного подумала, затѣмъ сказала:

— Да, хочу.

— Знаете ли вы, кто такой этотъ графъ де-Планэ?

— Конечно, знаю.

— Человѣкъ безъ вѣры, безъ чести, почти разоренный.

— Не все ли мнѣ равно! Мнѣ нужно только его имя, которое откроетъ мнѣ дверь въ жизнь. Онъ разоренъ, но зато я богата. Онъ безчестенъ, тѣмъ лучше. Вѣдь я не ищу въ бракѣ любви, — нѣтъ, мнѣ нужна только свобода и главное — право дѣйствовать, какъ я желаю. О! если бы вы знали мои мечты!… Развѣ не все возможно? Развѣ испанка не взошла на Французскій тронъ?… Вы этого не можете понять, продолжала она, видя испугъ Лазаря, такъ какъ ваши желанія вращаются въ кругу дозволенныхъ наслажденій. Я же знаю мои силы, знаю, что если захочу, то могу подняться такъ высоко, что всѣ будутъ, какъ рабы, ползать у моихъ ногъ!… Да, я хочу быть графиней де-Планэ и, поднявшись на эту первую ступень, не остановлюсь на ней!… Но этотъ человѣкъ меня погубитъ…

— Хотите, чтобъ онъ умеръ?

Лазарь сказалъ это совершенно спокойно. Онъ предложилъ совершить убійство безъ хвастовства, но и безъ слабости. Видно было, что этотъ человѣкъ по одному знаку готовъ убить.

Діана пристально поглядѣла ему въ лицо.

— И такъ, тихо прошептала она, вы преданы мнѣ до…

— Да, отвѣчалъ Лазарь.

Наступило продолжительное молчаніе.

Діана думала.

Можетъ быть, въ ея душѣ зашевелились остатки состраданія къ тому, кого она любила.

— Лазарь, сказала она, нельзя требовать безграничной преданности, не зная, по какому праву предлагаютъ вамъ эту преданность.

— Что вы хотите сказать?

— Вы говорите, что заботитесь обо мнѣ, что готовы защищать меня, даже насильственными средствами; но кто поручится мнѣ, что въ одинъ прекрасный день, утомившись преданностью, вы не выдадите меня?

— Я…

— Кто докажетъ мнѣ, что, увлеченный этой преданностью до поступковъ, наказуемыхъ закономъ, вы не отступите предъ наказаніемъ или, можетъ быть, захотите увлечь съ собою ту, которая толкнула васъ на погибель?

— Ради Бога! молчите! Ни слова болѣе!

— Напротивъ того, я буду говорить. Да, я боюсь васъ. Я вамъ не вѣрю… потому что не знаю, кто вы и почему берете на себя право защищать меня.

Теперь Лазарь, въ свою очередь, страшно поблѣднѣлъ, и волненіе, которое онъ испытывалъ, было такъ сильно, что онъ шатался, готовый упасть.

— Говорите, продолжала Діана, не то…

— Не то?…

— Не то, я позову людей и прикажу выгнать васъ.

— Вы способны сдѣлать это?

— Почему же нѣтъ? Развѣ я васъ знаю? Я даже не знаю, какъ вы попали сюда. Что же, будете ли вы говорить?

— Не могу… простоналъ несчастный, такъ какъ, если, выслушавъ меня, вы меня прогоните, это будетъ непоправимо… потому что чрезъ часъ я умру.

— Все равно., я не довѣрю своей судьбы человѣку, мнѣ неизвѣстному. Рѣшайтесь, не то будетъ поздно.

Говоря это, Діана взялась рукою за звонокъ.

Лазарь бросился къ ней и съ волненіемъ скорѣе прохрипѣлъ, чѣмъ проговорилъ:

— Нѣтъ, не звони! не зови!.. Не выгоняй меня!

— Еще разъ повторяю: кто же вы?

— Неужели ты не угадала?.. Къ чему ты заставляешь меня произнести признаніе, которое жжетъ мнѣ губы?..

— Кто вы такой?

— Неужели ты не поняла, почему я ненавидѣлъ, почему я ударилъ маркиза д’Эрво?

— Въ послѣдній разъ: говорите, кто вы?

— Ну, хорошо. Не звони, Діана. Я… я — твой отецъ.

На губахъ молодой дѣвушки появилась странная улыбка.

Конечно, она уже давно угадала, въ чемъ дѣло, но ей хотѣлось добиться прямаго признанія.

Лазарь упалъ на колѣни, опустивъ голову, и не осмѣливался поднять ее.

— И такъ, сказала она, вы — кучеръ, были любовникомъ моей матери?

Она сказала это, не краснѣя, безъ отвращенія. Казалось, что ей нравилось оскорблять покойную.

Лазарь молча кивнулъ головой.

— Это правда?

— Я могу доказать вамъ это.

— И я ваша дочь?

— У маркиза никогда не было дѣтей, и въ то время, когда вы родились, онъ путешествовалъ. Это было во время царствованія Луи-Филиппа.

— Значитъ, онъ знаетъ, что онъ мнѣ не отецъ?

— Онъ никогда не сказалъ ни слова, которое доказывало бы это, но онъ васъ ненавидитъ.

— Разскажите мнѣ все. Я хочу знать. Безъ сомнѣнія, маркиза д’Эрво была жертвою насилія?

Лазарь вздрогнулъ.

— О! нѣтъ, не говорите этого, я вамъ все разскажу. Это было однажды ночью. Я отвезъ ее на балъ. Она была такъ хороша, я же обожалъ ее. Но обожалъ такъ, какъ можно обожать недосягаемую звѣзду. Я не знаю, что такое случилось на балѣ, она возвратилась въ экипажѣ одна. Я сейчасъ же увидалъ, что она разсержена. Мы возвратились въ отель… Но, не настаивай, я не могу разсказывать дальше!..

— Повторяю вамъ, что я хочу все знать, иначе я вамъ не повѣрю.

— Что жъ! тѣмъ хуже. Вы узнаете все… Въ ту минуту, какъ маркиза выходила изъ экипажа, опираясь на руку выѣзднаго лакея, она повернулась ко мнѣ и сказала: «Лазарь, проводите меня, мнѣ нужно съ вами говорить». Я вздрогнулъ, думая, что меня выгонятъ. Съ волненіемъ вошелъ я къ ней въ комнату… Съ тѣхъ поръ прошло двадцать лѣтъ и мнѣ теперь уже пятьдесятъ, но тогда горе еще не согнуло мою спину, не покрыло морщинами мое лицо. Что она мнѣ сказала, я не знаю и не помню; впрочемъ, нѣтъ, я помню, какъ она прошептала: «Любовь за любовь. Я предпочитаю любовь животную»… Мнѣ слѣдовало бы бѣжать, я долженъ былъ бы отступить предъ этимъ признаніемъ, сводившимъ меня на самую низшую ступень… но я остался.

Закрывъ лицо руками, Лазарь рыдалъ.

— О! если бы вы знали, Діана, какія ужасныя муки я перенесъ!.. Это ужасное признаніе мучило меня всегда. Развѣ эта женщина принадлежала мнѣ? — Нѣтъ, я для нея былъ хуже собаки, я былъ животнымъ… А между тѣмъ, чего я ни дѣлалъ. Я былъ невѣжда, я захотѣлъ все знать и узналъ все. Изъ безсознательнаго, грубаго существа, изъ животнаго любовь сдѣлала меня человѣкомъ, понимавшимъ страданія, униженіе и позоръ!.. О! я страшно страдалъ!.. Я былъ игрушкой, которую она топтала ногами! Но я любилъ и не имѣлъ мужества ни убить ее, ни убить себя! Затѣмъ родились вы. Тогда я съ дикой радостью переносилъ все. Для меня было достаточно, что я васъ видѣлъ. Но — ужасная вещь. Васъ научили ненавидѣть меня!.. Вотъ какова была моя жизнь въ продолженіе десяти лѣтъ. Однажды маркизъ ударилъ васъ, я наказалъ его, а онъ меня выгналъ. Теперь Діана, когда вы знаете, говорите, повѣрите ли вы мнѣ, когда я скажу, что готовъ умереть для васъ?

Онъ сказалъ это шепотомъ, какъ будто боясь звуковъ своего собственнаго голоса.

Діана, съ улыбкой на губахъ, слушала унизительный разсказъ о своей родной матери.,

— Клянетесь ли вы, сказала она, когда онъ замолчалъ, клянетесь ли вы сохранить эту тайну навсегда, не открывать ее даже въ минуту смерти?

— О! да, клянусь! Развѣ она не терзаетъ мнѣ сердце двадцать лѣтъ?

Въ эту минуту въ перегородку библіотеки послышались три удара, заставившіе вздрогнуть молодую дѣвушку.

— Что это такое? спросилъ Лазарь.

Діана пожала плечами.

— Я имѣла глупость дать Жаку ключъ отъ парка, во всей вѣроятности, ему удалось пройти паркъ незамѣченнымъ и онъ даетъ мнѣ знать о своемъ присутствіи.

— Не ходите, сказалъ Лазарь, вынимая съ груди длинный ножъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, возразила Діана. Я его увижу, это необходимо.

— Берегитесь! не компрометируйте себя.

— Не бойтесь ничего. Ждите меня здѣсь. Когда же я провожу этого человѣка, я скажу вамъ, чего хочу, и вы исполните мою просьбу?

— Да, чтобы вы ни приказали.

Она наклонилась и прижала свою руку къ губамъ несчастнаго.

Она понимала, что полезно заплатить за такую преданность.

Лазарь вздрогнулъ, какъ отъ удара электричества. Но когда онъ поднялъ голову, молодая дѣвушка уже исчезла и онъ слышалъ только звукъ затворявшейся двери.

— Да, я буду тебѣ повиноваться, прошепталъ онъ, я хочу, чтобъ ты, во что бы то ни стало, была счастлива, чтобъ ты могла осуществить всѣ твои мечты!

ГЛАВА VII.
Исторія глупца.

Жакъ Дарневаль, такъ какъ мы узнали имя хозяина Брако, бросился, какъ сумасшедшій, къ виллѣ д’Эрво.

Всякій, кто любилъ, знаетъ волненіе, близкое къ безумію, которое охватываетъ человѣка, узнавшаго, что опасность угрожаетъ любимому существу.

Жакъ Дарневаль былъ добрый и славный малый.

Мы постараемся, какъ можно короче, разсказать его исторію. Къ тому же, наша задача будетъ облегчена однимъ обстоятельствомъ.

Жакъ вступилъ въ жизнь среди таинственныхъ событій, которыя рано заставили его задумываться, и онъ взялъ привычку, къ несчастію, слишкомъ рѣдкую, вести дневникъ съ двадцати лѣтъ. Въ этотъ дневникъ онъ записывалъ большія и маленькія событія своей жизни.

Эти записки, послужившія основаніемъ нашего разсказа, были начаты съ наивностью юной и страстной души, но впослѣдствіи, каждая ихъ строка дышала отчаяніемъ и гнѣвомъ.

Эти записки были переданы намъ послѣднимъ другомъ ихъ автора, человѣкомъ, который поддерживалъ несчастнаго Жака въ его несчастіяхъ и помогалъ ему въ исполненіи задачи, которую онъ долженъ былъ наложить на себя, вслѣдствіе событій, которыя мы разскажемъ.

Вслѣдствіе вышесказаннаго, намъ много разъ придется брать изъ этого дневника цѣлыя страницы, которыя казались бы почти выдуманными, если бы у насъ не было избытка въ доказательствахъ ихъ справедливости.

И такъ, предоставимъ говорить самому Жаку.

"Май 185...

"Сегодня мнѣ двадцать лѣтъ и я продалъ мою первую картину, очень маленькое произведеніе, и за маленькую цѣну. Но никогда пятьдесятъ Франковъ не доставляли мнѣ такого удовольствія, такъ какъ для меня они представляли первыя деньги, заработанныя трудомъ, послѣ пятилѣтняго періода трудовъ и разочарованій. Эти три золотыя монеты представляли для меня вознагражденіе за прошлое и надежду на будущее. Я хотѣлъ бы крикнуть вслухъ: «Я самъ зарабатываю себѣ средства къ жизни, потому что у меня въ карманѣ заработанныя моимъ трудомъ деньги!» Предо мной вышелъ изъ англійскаго кафе кутила, который, можетъ быть, истратилъ сумму въ четверо большую, чѣмъ мой заработокъ, но я съ презрѣніемъ поглядѣлъ на него и гордо отправился въ свою кухмистерскую.

"Я не хожу въ англійское кафе. Я знаю цѣну трудовой копѣйки.

"Недѣлю спустя,

"Я эгоистъ и чистосердечно обвиняю себя.

"Когда въ первый разъ я открылъ тетрадь, которую закроетъ окончательно только смерть, я обязанъ былъ на первой же страницѣ вписать дорогое и уважаемое — имя, имя отца.

"Гдѣ мой отецъ? Отчего я столько лѣтъ не видалъ его? Неужели мнѣ никогда не будетъ дано счастіе снова обнять его? услышать изъ его устъ разсказъ о катастрофѣ, которая была ужасна и которой я не знаю ужаснѣе, потому что она разлучила насъ? Неужели я никогда не раскрою тайны, окружающей его исчезновеніе?

"Какъ это странно. Я разспрашивалъ повсюду, но мнѣ не удалось ничего узнать. А моя мать? Уѣхала ли она вмѣстѣ съ нимъ?

"Когда я думаю обо всемъ этомъ, я невольно чувствую ужасъ, что дѣтство такъ беззаботно и забывчиво, что его воспоминанія не могутъ доставить взрослому человѣку никакого указанія. Увы! человѣкъ живетъ, не глядя вокругъ, не видя ничего, какъ морякъ, который закрываетъ глаза, уносимый теченіемъ.

"Говорятъ, что, съ годами, дѣтскія воспоминанія вдругъ становятся яснѣе, выступаютъ изъ тумана, какъ ясныя картины. Постараюсь, можетъ быть, и найдутся въ моемъ мозгу болѣе опредѣленныя черты.

"Возвращаясь назадъ, я прежде всего припоминаю красоту моей матери. Но мнѣ трудно вспомнить, улыбалась она мнѣ или нѣтъ. Въ моей дѣтской головѣ і составлялъ себѣ химеры. Мнѣ казалось, что она меня не любитъ. Былъ ли я несправедливъ къ ней? несправедливъ ли я теперь? Этого я не знаю и до сихъ поръ. Однако, много разъ, глядя на матерей, наблюдающихъ за играми своихъ дѣтей, я видѣлъ на ихъ лицахъ выраженіе божественной доброты, котораго не видалъ на лицѣ моей матери.

"Она оставила во мнѣ воспоминаніе богатства и блеска. Рамка, окружавшая ее, казалась мнѣ блестящей, домъ роскошнымъ. Я былъ окруженъ слугами. За мною ходила старая, ворчливая гувернантка.

"Мнѣ кажется, что это было не въ Парижѣ, такъ какъ, продолжая припоминать предметы, я вижу лѣсь, большую рѣку, обширныя комнаты, какъ комнаты замка.

"Но надъ всѣми моими воспоминаніями носится кроткое, печальное лицо отца. Онъ меня любилъ, это я знаю и чувствую.

"Сколько я помню, мнѣ въ то время было пять или шесть лѣтъ. Я почти всегда былъ одинъ съ гувернанткой, которая только умѣла разсказывать страшныя исторіи о вампирахъ, которыя нисколько не забавляли, а лишь пугали меня. Ко мнѣ много разъ на недѣлѣ являлся человѣкъ высокаго роста, одѣтый въ черное, съ добрымъ лицомъ. Онъ бралъ меня за руку и говорилъ: «Пойдемъ со мною»; и мы отправлялись гулять. Отецъ всегда говорилъ со мною нѣжно, но серьезно. Онъ старался научить меня всему, говорилъ такъ, чтобы я могъ понять его. Будучи очень высокъ ростомъ, онъ наклонялся ко мнѣ, чтобы я могъ лучше слышать его.

"Иногда, когда я сердился и капризничалъ, онъ бралъ меня на руки, _j поднималъ съ земли и, наклонившись къ уху, говорилъ:

" — Будь добръ, Жакъ, будь добръ.

"Мнѣ и теперь кажется, что я еще слышу этотъ голосъ, повторяющій эти же слова. Да, я буду добръ, я этого хочу.

"Мать я видѣлъ очень рѣдко.

"Я уже сказалъ, что она была очень хороша. Можетъ быть, я былъ плохимъ судьей красоты, но она въ особенности была всегда хорошо одѣта. У нея были старинныя браслеты, шелковыя платья, шелестъ которыхъ — странная вещь! — производилъ на меня непріятное впечатлѣніе.

"Я уже сказалъ, что не зналъ, каково было положеніе отца. Однако, мнѣ кажется, что онъ былъ чѣмъ-то въ родѣ управляющаго въ очень богатомъ помѣстьѣ, но въ немъ я никогда никого не видалъ, только разъ или два въ годъ, домъ, паркъ и окрестный лѣсъ наполнялись шумнымъ весельемъ. Это была охота, пріемы. Сидя у себя въ комнатѣ, прижавшись лицомъ къ стекламъ, я глядѣлъ на изящныхъ всадниковъ и богато одѣтыхъ дамъ, среди которыхъ я видѣлъ мою мать. Отецъ, всегда печальный, оставался одинъ. Онъ приходилъ за мною и уводилъ меня въ противоположномъ направленіи.

"Есть одна маленькая сцена, которой я никогда не могъ понять, но которая меня сильно поразила.

"Однажды, когда я былъ одинъ съ гувернанткой, мать, одѣтая роскошнѣе обыкновеннаго, вдругъ во, шла къ намъ. Такъ какъ я бросился къ ней на встрѣчу…она оттолкнула меня, затѣмъ сказала гувернанткѣ:

, — Помогите мнѣ скорѣе! Я не хочу, чтобъ онъ, это видѣлъ…

"Онъ? О комъ говорила она? Въ тоже время она, вынимала брилліанты изъ ушей, срывала съ рукъ, браслеты, а старуха бросала все это въ ящикъ.

"Чрезъ мгновеніе вошелъ отецъ и холодно взглянулъ на мать, не сказавъ ни слова, затѣмъ взялъ, меня за руку и мы вышли.

"Когда мы вышли въ поле, я увидалъ, что онъ плачетъ. Я безсознательно, почти не понимая, что говорю, повторялъ ему тѣ слова, которыя онъ такъ часто мнѣ говорилъ.

, — Будь добръ, отецъ, будь добръ.

"Онъ поглядѣлъ на меня, затѣмъ, какъ бы невольно, съ его губъ сорвалось:

" — Есть доброта, которая граничитъ съ подлостью!:

"Что значило все это? Имѣю ли я право стараться понять?

«Каждое утро, въ сопровожденіи гувернантки, я ходилъ здороваться съ матерью и всегда находилъ ее въ будуарѣ, смежномъ съ ея спальной. Она всегда была богато одѣта. Я шелъ къ ней, протянувъ руки» она останавливала меня рукою и я чувствовалъ на лбу холодный поцѣлуй, тогда какъ она говорила мнѣ:

" — Теперь поди играть.

"Но страннѣе всего то, что я никогда не могъ узнать, гдѣ находился этотъ домъ, паркъ, лѣса. Я принималъ такъ мало участія во внѣшней жизни, что весь мой горизонтъ ограничивался моей комнатой, и тѣми мѣстами, куда водилъ меня отецъ.

"Сколько мнѣ было лѣтъ, когда случилась катастрофа, разлучившая насъ? Семь или восемь. Очевидно, что съ тѣхъ поръ тайну нарочно увеличили вокругъ меня. Я ничего не понималъ и ничего не могъ понять.

"Что же такое случилось?

"Вотъ случай, такъ неожиданно положившій конецъ первому періоду моего существованія:

"Однажды утромъ, только что стало разсвѣтать, какой-то господинъ, котораго я не зналъ, но о которомъ впослѣдствіи узналъ, что его зовутъ Бонвиль и что онъ старый другъ моего отца, вошелъ ко мнѣ въ комнату и отрывистымъ голосомъ приказалъ гувернанткѣ поднять меня и одѣть. Онъ прибавилъ, что ждетъ меня, чтобъ отвести гулять.

"Конечно, это было необычайное событіе.

"Въ ту минуту я былъ только пріятно пораженъ, такъ какъ любилъ чистый воздухъ и свободу.

"Моя гувернантка казалась испуганной.

" — Но, сударь, говорила она, еще рано. Ребенокъ долженъ еще спать. Онъ можетъ захворать.

" — Дѣлайте то, что я приказываю, это необходимо, отвѣчалъ Бонвиль.

"Онъ самъ казался сильно взволнованнымъ.

"Я помню, что это было зимой. Было очень холодно, а между тѣмъ, у него на лбу были видны капли пота.

"Гувернантка, которая все-таки, можетъ быть, была добрая женщина, плакала, одѣвая меня, такъ какъ Бонвиль сказалъ ей на ухо нѣсколько словъ, она вздрогнула и поблѣднѣла, шепча:

" — Бѣдное дитя! Бѣдное дитя!

" — Чрезъ нѣсколько минутъ я уходилъ изъ комнаты съ Бонвилемъ. Проходя по корридору, я слышалъ громкіе голоса. Я чувствовалъ несчастіе и прижимался къ своему спутнику.

" — Отецъ мой, гдѣ отецъ? спрашивалъ я его.

"Онъ не отвѣчалъ, а только ускорилъ шаги. Мы вышли на дворъ. Тамъ была цѣлая толпа народу. Когда я появился, послышался ропотъ, который показался мнѣ угрожающимъ. Что могъ я имъ сдѣлать? Бонвиль взялъ меня на руки и понесъ, вызывающимъ взглядомъ глядя на окружающихъ. Толпа предъ нимъ разступалась, всѣ замолчали и мы прошли.

"Мы сѣли въ экипажъ и онъ быстро покатился. Мы пріѣхали на станцію и вошли въ вагонъ. Вечеромъ мы пріѣхали въ морской портъ. Я былъ измученъ усталостью, но мы прямо пересѣли на большой корабль, движеніе котораго заставило меня очень страдать.

"Мы отправились въ Англію. Тамъ Бонвиль передалъ меня протестантскому пастору, въ маленькомъ городкѣ, недалеко отъ Манчестра, и съ тѣхъ поръ я его не видалъ. Пасторъ сказалъ мнѣ, что онъ умеръ. Когда я спрашивалъ о моемъ отцѣ, о прошломъ, пасторъ отвѣчалъ, что онъ ничего не знаетъ.

"Увы! дѣти страшно беззаботны. Сколько имъ надо времени, чтобы забыть тѣхъ, кого они даже сильно любили! По прошествіи года, моя прежняя жизнь казалась мнѣ покрытой какимъ-то туманомъ, изъ котораго время отъ времени, но очень рѣдко, выдѣлялось печальное лицо отца.

"Для меня все было развлеченіемъ. Я учился хорошо и быстро. Я уже говорилъ только по-англійски. Кромѣ того, мною уже начала овладѣвать артистическая страсть.

"Я всегда любилъ рисованіе, котораго первые уроки получилъ отъ отца, во время нашихъ прогулокъ по полямъ. Одиночество и трудъ сдѣлали меня художникомъ.

"Въ пятнадцать лѣтъ пасторъ заявилъ мнѣ, что мое воспитаніе уже окончено, и я долженъ былъ отправиться въ Парижъ. Пасторъ объявилъ мнѣ, что я буду предоставленъ самому себѣ и совѣтовалъ слѣдовать библейскимъ совѣтамъ, которые, какъ готовыя формулы, прикрываютъ только самую банальную мораль. Онъ далъ мнѣ довольно большую сумму денегъ и я поѣхалъ. Вотъ уже шесть лѣтъ, какъ я въ Парижѣ.

"Я трудился и боролся всегда одинъ. Въ настоящее время я испытываю болѣзненное желаніе видѣть отца.

«Я отдалъ бы все, чтобъ увидѣть опять моего отца»!..

Приведенныя нами нѣсколько страницъ открыли прошлое Жака.

Теперь мы приведемъ только одинъ листокъ изъ его тетради.

Слѣдующія строки, написанныя три года спустя, были начерчены лихорадочной рукой:

"Не сошелъ ли я съ ума? Я ли пишу это?

"Какой переворотъ вдругъ произошелъ во мнѣ? Я хотѣлъ бы спросить самого себя, но не знаю, что отвѣтить.

"Но не буду молчать, къ чему не быть откровеннымъ съ самимъ собою!

"Да, я буду имѣть мужество написать это слово! Я люблю!.. Люблю!.. Люблю всею душою! всѣмъ могуществомъ моей совѣсти… люблю на всю жизнь! Люблю! Люблю!..

"О! какое счастіе написать эти нѣсколько буквъ, въ которыхъ заключается вся моя жизнь, вся моя будущность!..

"Я самъ не знаю, какъ это случилось.

"Я былъ на выставкѣ артистическаго кружка. Тамъ я остановился предъ моей картиной «Клеопатра». Многіе показывали на меня. У меня въ ушахъ звучалъ цѣлый хоръ похвалъ, мною восхищались, какъ талантливымъ художникомъ.

"Я улыбался съ почти добродушнымъ видомъ, какъ вдругъ почувствовалъ какое-то сотрясеніе, поблѣднѣлъ и зашатался.

"Она глядѣла на мое произведеніе, глядѣла на меня самого!

"Я дрожалъ, какъ ребенокъ.

"Это было только вчера и мнѣ кажется, что я не жилъ до тѣхъ поръ. Да, я родился только подъ ея взглядомъ. Мои силы удесятерились. Я почувствовалъ себя настоящимъ человѣкомъ, геніальнымъ артистомъ.

"Она говорила со мною. Что она мнѣ сказала?

"Нѣтъ, это были не слова, а какая-то чудная гармонія, поднимавшая меня съ земли!..

"Гдѣ найти слова, чтобъ выразить чувства, наполняющія мое сердце и волнующія мой мозгъ?.. Я хотѣлъ бы сказать, какъ она, хороша, но не могу; какого цвѣта у нея волосы, какіе глаза, этого я не знаю. Описывать ее — значитъ профанировать.

"Среда.

"Я снова видѣлъ ее. Я знаю ее имя. Ее зовутъ "Діана. Я не думаю, не работаю, не живу, я только "повторяю «Діана» и счастливъ.

"Воскресенье.

«Кончено, я принадлежу ей, не осмѣливаясь мечтать, чтобъ она когда нибудь принадлежала мнѣ.

„Она знатна, богата… не все ли мнѣ равно! Я отдался, не требуя ничего взамѣнъ. За одну ея улыбку я готовъ умереть. Развѣ моя жизнь принадлежитъ мнѣ!“

Бѣдный глупецъ.

Вотъ каковъ былъ человѣкъ, о которомъ Діана д’Эрво сказала конюху своего отца:

— Я его ненавижу и презираю!..

ГЛАВА VIII.
Препятствіе.

Діана вошла.

Во Жакъ стоялъ, не рѣшаясь сдѣлать шага впередъ.

Она подошла къ нему и тихо сказала:

— Вы здѣсь, Жакъ? какая неосторожность!..

Она его не отталкивала, не гнала, не смотря на сдѣланную имъ неосторожность.

— Діана, прошепталъ онъ, опускаясь на колѣни, простите меня…

— Простить васъ? сказала Діана, но вѣдь если вы были неосторожны, то это только новое доказательство вашей любви.

Говоря это, она протянула руку, которую несчастный схватилъ съ безумной радостью и покрылъ поцѣлуями.

— Но, по крайней мѣрѣ, продолжала она, увѣрены ли вы, что васъ никто не видалъ?

— О! не безпокойтесь! Для большей безопасности я нарочно перелѣзъ чрезъ стѣну, въ томъ мѣстѣ, гдѣ ея верхушка усѣяна гвоздями.

— Но вы ранены? вскричала Діана, увидавъ въ эту минуту, что его рука была окровавлена.

— Не все ли равно! Вы, по крайней мѣрѣ, знаете теперь, что вамъ нечего бояться.

— Бѣдный другъ! сказала Діана, садясь и привлекая его къ себѣ на софу. Я не хочу, чтобъ вы рисковали вашей жизнью.

— Развѣ она не принадлежитъ вамъ?..

— Да, я знаю. Но къ чему это безуміе? Къ чему это нетерпѣніе видѣть меня?

— Къ чему? Но развѣ вы забыли, что вотъ уже двѣ недѣли, какъ я не имѣлъ этого счастія. Вѣдь я вамъ писалъ?.. Вы мнѣ не отвѣчали. Я, въ свою очередь, спрашиваю васъ, почему?

Діана опустила голову, какъ бы подъ давленіемъ глубокаго горя.

— Почему? въ свою очередь, сказала она. О! явижу, вы ничего не знаете.

— Что вы хотите сказать? Вы молчите? О! Діана! Діана! знаете ли вы, что я силенъ и мужественъ… Вамъ угрожаетъ опасность. Я угадываю, я предчувствую это!.. Говорите же мнѣ, не колеблясь… Скажите мнѣ все и, клянусь вамъ, что я съумѣю васъ защитить.

— Да, да, я вамъ вѣрю… Я знаю, что. вы добры и мужественны. Но, увы! другъ мой, есть такія опасности, противъ которыхъ вы безсильны… препятствія, которыхъ вы не можете уничтожить, не смотря на всю вашу энергію.

— О! Діана, не говорите такимъ образомъ, не сводите меня съ ума. Непобѣдимыхъ препятствій не существуетъ, когда человѣкъ любитъ чистосердечно, когда онъ готовъ всѣмъ пожертвовать, для той, которую любитъ!..

— Жакъ!..

— Да, вы сомнѣваетесь во мнѣ, Діана, это дурно. Выслушайте меня и поймите хорошенько. Для меня ничего не существуетъ, кромѣ любви къ вамъ. Моя страсть не изъ тѣхъ, на которыя время имѣетъ вліяніе Мы съ вами связаны навсегда… а вы говорите о препятствіяхъ. Скажите мнѣ, каковы они, и я съумѣю ихъ уничтожить!..

Діана подняла голову, стараясь, чтобъ ея внутренній гнѣвъ не выражался во взглядѣ.

— Такъ что, медленно сказала она, если бы мы должны были разстаться…

— О! не говорите этого!.. Вы сведете меня съ ума!

— Дайте мнѣ кончить. Если бы вдругъ, воля, сильнѣе нашей, встала между нами?

— Діана!..

— Вы должны узнать все. Да, Жакъ, я видѣла отца, сказала ему, что я люблю и любима, и знаете ли вы, что онъ отвѣтилъ мнѣ?

— О! я страшусь!..

— Онъ грубо сказалъ мнѣ: „Я запрещаю вамъ думать объ этомъ человѣкѣ. У меня есть другой планъ. Я хочу выдать васъ замужъ“.

— Онъ это сказалъ! вскричалъ Жакъ. Горе ему!

— Жакъ, серьезно сказала Діана, вы забываете, что говорите о моемъ отцѣ.

— Это правда… Простите меня, прошепталъ несчастный, но это невозможно! Онъ будетъ тронутъ нашими мольбами. Онъ вамъ отецъ и долженъ васъ любить.

— Мой отецъ — человѣкъ надменный, онъ доказалъ мнѣ это… Онъ не отступитъ ни предъ чѣмъ, чтобъ препятствовать неравному браку…

— Послушайте, мнѣ кажется, что это невозможно. Башъ отецъ долженъ быть добръ. Но если бы даже теперь онъ дѣйствовалъ подъ вліяніемъ предразсудковъ, то, когда я поговорю съ нимъ…

— Не думайте дѣлать этого… Это значило бы навсегда погубить насъ. Развѣ вы не знаете, что мой отецъ всемогущъ… что въ настоящее время человѣкъ немного значитъ для тѣхъ, въ чьихъ рукахъ власть. Жакъ, я должна была умолчать о вашемъ имени, такъ какъ, если бы я его произнесла, то погубила бы васъ!..

— Неужели вы думаете испугать меня? Какъ ни могущественны тѣ, о комъ вы говорите, есть такія границы, которыхъ ихъ могущество не въ состояніи перейти.

Діана съ трудомъ удержалась отъ улыбки, она слишкомъ хорошо знала своихъ окружающихъ.

— Я удивляюсь, продолжалъ Жакъ, что вы могли повѣрить этимъ угрозамъ; мужайтесь, Діана. Я знаю, что вы меня любите и любите маленькое существо, которое обязано намъ жизнью; наступило время принять опредѣленное рѣшеніе. Вы не хотите, чтобъ я говорилъ съ вашимъ отцемъ. Можетъ быть, вы правы, но ваше дѣло просить его, хотя бы вамъ пришлось сказать правду.

— Такъ значитъ, сказала Діана, вы до такой степени любите меня, что можете допустить, чтобъ я обезчестила себя.

Она была блѣдна и почти не могла сдерживаться. Она желала бы, чтобъ Жакъ испугался и отступилъ предъ воображаемыми опасностями, чтобъ онъ заговорилъ объ отсрочкѣ, и вдругъ сталкивалась съ непоколебимой волей.

Она невольно вспомнила о Лазарѣ.

Она говорила себѣ, что Жакъ препятствіе, которое надо опрокинуть.

— О какомъ безчестіи говорите вы, Діана? вскричалъ Жакъ, поднимая голову. Мы были неосторожны, мы сдѣлали ошибку… по крайней мѣрѣ, въ глазахъ свѣта. Но неужели самъ свѣтъ не проститъ тѣмъ, которые загладятъ эту ошибку. Вы моя жена предъ Богомъ и моей совѣстью, вы будете моей женой предъ лицомъ людей!… Вы сказали мнѣ: „Сдѣлайтесь знаменитымъ и я буду вашей…“ какъ бы то ни было, можетъ быть, вслѣдствіе снисходительности моихъ судей, но я могъ исполнить ваше приказаніе, къ тому же, я почти богатъ… теперь какъ разъ время открыто заявить о нашей любви. Вы будете моей женой, Діана, и тогда кто осмѣлится бросить на васъ хоть тѣнь осужденія…

Діана чувствовала, что теряетъ терпѣніе, она сказала ужасное слово.

— На меня, пожалуй, никто… но дѣло другое человѣкъ, который женится на милліонахъ д`Эрво.

Жакъ отступилъ, чуть но лишившись чувствъ.

— Діана, прошепталъ онъ, вы ли это сказали!?…

— Нѣтъ, не я. Эти, оскорбившія васъ, слова будетъ говорить свѣтъ. Діанѣ д’Эрво извинятъ всѣ совершенные ею проступки, но свѣтъ не проститъ Жакъ Дарневаля, который спекулировалъ неосторожностью милліонерши!…

Діана хотѣла бы, чтобъ онъ сталъ ее ненавидѣть, презирать, но чтобъ онъ только ушелъ навсегда. Это было менѣе опасно, чѣмъ обратиться къ Лазарю.

Но Жакъ, не подозрѣвая, чтобъ въ душѣ любимой женщины скрывалось столько низости, рыдалъ, какъ ребенокъ.

Онъ даже и не думалъ раздражаться на нее, онъ почти готовъ былъ обвинять себя. Къ тому же, все это казалось ему какимъ-то ужаснымъ кошмаромъ.

— Нѣтъ, этого я не боюсь, тихо прошепталъ онъ. Къ тому же, вы будете защищать меня, Діана. Поищемте вмѣстѣ исхода. Вы говорите мнѣ, что вашъ отецъ противится этому браку, считая его неравнымъ. Наши усилія должны быть направлены въ эту сторону. Благодаря моимъ связямъ, я также могу получить сильную протекцію. Очень возможно, что въ вашемъ кругу найдутся люди, которые будутъ держать мою сторону у вашего отца. Вы видите, я не теряю мужества, такъ какъ я васъ люблю и знаю, что ничто не можетъ и не должно разлучить насъ…

Діана слегка пожала плечами, но Жакъ ничего не замѣчалъ.

— И такъ, сказала она, вы рѣшились бороться.

— Конечно, и болѣе, чѣмъ когда либо. Къ тому же, повторяю, наша разлука невозможна, если только вы сами не выгоните меня…

Говоря это, онъ устремилъ на нее сверкающій взглядъ.

И подъ этимъ взглядомъ Діана испугалась.

Ей стоило сказать только слово, чтобъ навсегда подавить всякую надежду, но она испугалась и не рѣшалась его произнести.

— Кто же говоритъ объ этомъ, сказала она.

— О! я зналъ, что вы таже, моя возлюбленная Діана! И такъ, мы будемъ бороться вмѣстѣ. Я понимаю, что нужно быть осторожнымъ, но я чувствую, что всѣ ваши опасенія преувеличены, къ тому же, Діана, это невозможно, чтобъ ты не стала моею» женою.

Онъ приблизился къ ней и, взявъ ее за талію, глядѣлъ на нее сверкающимъ любовью взглядомъ.

Въ эту минуту ужасная мысль мелькнула въ головѣ Діаны.

Да, Жакъ былъ однимъ изъ тѣхъ противниковъ, съ которымъ нужно было бороться хитростью. Грубо оттолкнуть его — значило подвергнуть себя страшному скандалу, тогда какъ… случай ей благопріятствовалъ..

Думая такимъ образомъ, она опиралась на руку Жака, которому казалось, что ея сердце бьется любовью.

Безумецъ!

Но вдругъ она сказала, почти равнодушнымъ голосомъ:

— Я и забыла спросить васъ, почему вы явились такъ неожиданно? почему не предупредили меня запиской, засунутой за ошейникъ Брако?

Жакъ почти совершенно забылъ объ этомъ.

— Діана же вспомнила, такъ какъ это было для нея новымъ доказательствомъ.

— Ну что же, сказала она, вы не отвѣчаете?

— О! это ужасно… я забылъ вамъ сказать, что Брако убили… и украли записку, которую я вамъ съ нимъ послалъ.

Діана быстро вырвалась изъ объятій Жака, какъ ловкая актриса, она съумѣла придать своему лицу выраженіе испуга.

— Украли!.. вскричала она. Но кто же? Кто могъ убить собаку?.. А! я все угадываю, отецъ, раздраженный моимъ сопротивленіемъ, вѣроятно, приказалъ наблюдать за мною и завладѣлъ запиской.

Жакъ страшно поблѣднѣлъ. Правдоподобность этого объясненія пугала его.

— Да, мы погибли, Жакъ!.. Если бы я сказала все, то еще была бы возможность надѣяться на успѣхъ, но теперь у отца есть въ рукахъ оружіе.

— Это ужасно!..

— Но что же было въ запискѣ? Вспомни, Жакъ. Я боюсь тебя разспрашивать. Ты говорилъ въ ней о любви, но я надѣюсь, что ты ничего не говорилъ… о ребенкѣ?..

Она была убѣждена, что не ошибается, такъ какъ сама читала записку.

Что же касается Жака, то онъ былъ пораженъ прямо въ сердце.

Да, онъ говорилъ о ребенкѣ… онъ не помнилъ, что именно, какъ онъ его называлъ, упоминалъ ли онъ о Нуази-ле-Гранъ, гдѣ ребенокъ воспитывался. Онъ не могъ ни утверждать, ни отрицать. Вопросы Діаны падали на него, какъ удары молота.

— Вы, значитъ, ничего не поняли, продолжала она, когда я говорила о моемъ безпокойствѣ, то развѣ я думала о себѣ. Нѣтъ! я думала о немъ, такъ какъ нѣсколько минутъ до вашего прихода, мой отецъ, съ которымъ у меня было серьезное объясненіе, сказалъ мнѣ: «Знаете ли, что у меня есть средство принудить васъ повиноваться», и вотъ это средство. Онъ, вѣроятно, овладѣлъ письмомъ, онъ знаетъ все, онъ похититъ ребенка и убьетъ его!.. О! Жакъ, на этотъ разъ вы погубили меня!..

— Нѣтъ еще! энергично вскричалъ Жакъ, но прежде всего нужно спасти ребенка.

— Да, да! Жакъ, идите! Ради Бога! не теряйте ни минуты. Такъ какъ, если съ ребенкомъ случится несчастіе, я умру!

— Прощайте, Діана! не бойтесь ничего.

— Когда же вы помѣстите ребенка въ безопасное мѣсто, уѣзжайте отсюда скорѣе. Не пишите мнѣ. Ждите отъ меня писемъ. Клянитесь, что будете мнѣ повиноваться.

— Клянусь вамъ, Діана! Когда назову я васъ своей женою?..

— Скоро. Надѣйтесь.

Говоря это, она открыла маленькую дверь въ паркъ.

Жакъ еще разъ обнялъ ее и бросился вонъ.

Діана нѣсколько минутъ оставалась неподвижной, затѣмъ рѣшительно махнула рукой.

— Это необходимо! сказала она.

Затѣмъ она вышла въ сосѣднюю комнату, гдѣ ждалъ ее Лазарь.

— Ну, что? спросилъ онъ.

— Вы мнѣ нужны, отвѣчала она, и начала тихо говорить ему.

ГЛАВА IX.
Зовъ перевозчика.

Оставивъ плачущую Снѣгурочку около бѣднаго Брако, который чрезъ четверть часа уже пришелъ въ себя и лизалъ руки молодой дѣвушки, старикъ Амбруазъ бросился вслѣдъ за Жакомъ.

Сначала онъ думалъ только о томъ, чтобъ слѣдовать за нимъ, догнать, разспросить и спасти отъ опасности, неизвѣстной, но, очевидно, ужасной.

Онъ бѣжалъ наудачу по берегу, крича:

— Жакъ!.. Жакъ!..

Онъ думалъ, что его голосъ донесется до молодаго человѣка, но онъ ждалъ напрасно. Тѣнь Жака быстро потерялась въ темнотѣ.

Отецъ Амбруазъ долго бѣжалъ, не теряя надежды. Наконецъ утомленіе заставило его остановиться, къ тому же онъ понималъ, что принялъ ложное направленіе.

Онъ упалъ на камни, закрывъ лицо руками, и крупныя слезы катились у него по щекамъ.

— Что, если съ нимъ случилось несчастіе? думалъ онъ, но нѣтъ, не можетъ быть, чтобъ мнѣ было суждено пережить это послѣднее несчастіе; я столько страдалъ, что у меня въ. сердцѣ нѣтъ мѣста для новой горести.

Онъ сидѣлъ, не зная, на что рѣшиться, волнуемый роковымъ безпокойствомъ и прислушиваясь, какъ будто долженъ былъ услышать крикъ или подавленный вздохъ.

Онъ много времени просидѣлъ такимъ образомъ, какъ вдругъ на скатѣ берега послышались шаги.

Не думая, подъ вліяніемъ одной идеи, старикъ Амбруазъ всталъ и бросился на встрѣчу идущему.

— Жакъ! закричалъ онъ. Это ты?

Шедшій вдругъ остановился и ничего не отвѣчалъ.

Старикъ едва различилъ въ темнотѣ черный силуетъ.

Онъ повторилъ тѣ же самыя слова.

— Кто вы такой? кого вы зовете? отвѣчалъ ему незнакомый голосъ.

— Извините, сударь, сказалъ перевозчикъ, но я ждалъ здѣсь моего… одного молодаго человѣка, который отправился сегодня вечеромъ въ Ножанъ, и я надѣялся, что это онъ.

— Это не онъ, отвѣчалъ незнакомецъ.

Затѣмъ, подойдя къ старику, продолжалъ:

— Этого молодаго человѣка зовутъ Жакомъ?

— Да.

— Онъ, безъ сомнѣнія, вашъ сынъ?

— Нѣтъ!.. нѣтъ!.. поспѣшно сказалъ Амбруазъ, — омъ мой другъ, но, можетъ быть, вы его знаете, видѣли? прошу васъ, отвѣчайте.

— Я не знаю особы, о который вы говорите, отвѣчалъ незнакомецъ, стоявшій настолько далеко, что перевозчикъ не могъ различить его лица. Но около часа тому назадъ я встрѣтился на берегу съ молодымъ человѣкомъ, похожимъ на артиста…

— Да, это онъ!.. Вы его встрѣтили. Куда же онъ шелъ?

— Онъ направлялся къ станціи и, какъ мнѣ показалось, очень торопился. Безъ сомнѣнія, онъ уже ѣдетъ въ Парижъ.

— Въ Парижъ?.. вскричалъ перевозчикъ. Это невозможно!

— Впрочемъ, я ровно ничего не знаю. Это только предположеніе. Во всякомъ случаѣ, если вы ждете его здѣсь, то я полагаю, что ваши ожиданія будутъ напрасны, такъ какъ, во всякомъ случаѣ, онъ шелъ въ другую сторону. Прощайте.

— Прощайте, сударь, печально сказалъ Амбруазъ, тогда какъ незнакомецъ, то есть Лазарь, обошелъ его настолько далеко, чтобъ остаться въ тѣни.

Оставшись одинъ, перевозчикъ печально покачалъ головою.

Очевидно, этотъ человѣкъ говорилъ правду, но къ чему было Жаку отправляться въ Парижъ!

И такъ, старику приходилось остаться въ печальной неувѣренности и мучиться безпокойствомъ.

Нѣтъ ничего ужаснѣе чувства безсилія. Амбруазъ готовъ былъ подвернуться всевозможнымъ опасностямъ, пожертвовать жизнью за Жака, а между тѣмъ, приходилось сталкиваться съ невозможнымъ.

Тѣ нѣсколько шаговъ, на которые его опередилъ Жакъ, ставили между нимъ и преданностью старика непреодолимую преграду.

— Но можетъ быть, этотъ человѣкъ ошибался?? подумалъ Амбруазъ. Жакъ, можетъ быть, уже вернулся домой и объяснитъ мнѣ все?

Лаская себя этой послѣдней надеждой, старикъ Амбруазъ, быстро оправившись, пошелъ обратно.

Въ ту минуту, какъ онъ возвращался къ берегу, знакомый шумъ поразилъ его слухъ. Это былъ шумъ веселъ, разсѣкающихъ воду.

Въ этотъ поздній часъ по Марнѣ рѣдко кто нибудь переѣзжаетъ. Веслами управляла опытная рука.

Не отдавая себѣ отчета въ томъ впечатлѣніи, которое охватило его, старикъ Амбруазъ остановился, всматриваясь въ темноту, и слѣдилъ глазами за бѣловатой бороздой, которую лодка проводила по волнамъ.

Кто могъ быть этотъ человѣкъ, такъ поздно переѣзжавшій рѣку? Можетъ быть, это былъ тотъ незнакомецъ, съ которымъ онъ сейчасъ говорилъ?

Неопредѣленное подозрѣніе мелькнуло въ головѣ Амбруаза. Ему показалось, что онъ напрасно не старался разглядѣть его лица и не разспросилъ его болѣе подробно. Этотъ человѣкъ какъ-то слишкомъ скоро понялъ, кого онъ искалъ.

Но заниматься подобными мыслями было бы положительнымъ безуміемъ.

Лодка въ это время дошла до другаго берега. Шумъ веселъ прекратился.

Безъ сомнѣнія, переѣзжавшій человѣкъ, вышелъ изъ лодки.

И Амбруазъ продолжалъ путь, но уже медленнѣе, какъ будто съ сожалѣніемъ и, движимый инстинктивнымъ любопытствомъ, противъ воли, поминутно оборачивался.

Чрезъ нѣсколько мгновеній онъ остановился и вздрогнулъ.

Его глаза привыкли видѣть въ темнотѣ и онъ различилъ, что лодка, плохо привязанная, или скорѣе оставленная тѣмъ, кто въ ней переѣзжалъ, спускалась внизъ по теченію.

— Это странно!.. прошепталъ старикъ. Можно подумать, что это какой нибудь преступникъ, взявшій: на угадъ первую попавшуюся привязанную лодку… Ба! вѣроятно, это какой нибудь браконьерь.

И, принуждая себя быть равнодушнымъ, старикъ Амбруазъ поспѣшилъ домой.

Войдя, онъ поспѣшно оглядѣлся.

Снѣгурочка сидѣла около своей постели, на которую уложила Брако, который, широко раскрывъ глаза, наслаждался небывалымъ удобствомъ.

Но Жака не было.

— Онъ не вернулся? крикнулъ перевозчикъ.

— Нѣтъ, отецъ. Развѣ вы его не догнали?

— Нѣтъ, я не могъ.

— Какое несчастіе!..

Затѣмъ, желая разсѣять свое безпокойство, онъ подошелъ къ собакѣ.

— Ей лучше? спросилъ онъ.

— О! у Брако крѣпкая голова! Посмотрите, сказала Снѣгурочка. Я тщательно перевязала его.

Старикъ Амбруазъ поднялъ голову Брако, который глядѣлъ на него своими большими, добрыми глазами.

— Странная вещь! сказалъ онъ. Можно подумать, что онъ раненъ пулей.

— Да, отвѣчала Снѣгурочка, вы угадали. Но у него крѣпкая кость. Пуля только скользнула по черепу. Чрезъ нѣсколько часовъ онъ встанетъ на ноги.

Брако, въ свою очередь, въ знакъ согласія, махнулъ хвостомъ.

— Но кто могъ имѣть интересъ убить это бѣдное животное?

Снѣгурочка молчала.

Затѣмъ, покраснѣвъ, какъ бы принуждая себя говорить о непріятномъ предметѣ, она сказала:

— Не забывайте, что у нея украли записку г. Жака.

— Да, это правда. Прости меня, у меня голова идетъ кругомъ.

Затѣмъ онъ сѣлъ около молодой дѣвушки и продолжалъ:

— Скажи мнѣ все, что ты знаешь. Ты привязана жъ Жаку, какъ сестра…

— Да, какъ сестра…

— Въ такомъ случаѣ, ты можешь понять мое безпокойство. Прошу тебя, скажи мнѣ все, что ты знаешь. Я не упрекаю тебя, что ты не предупредила меня. Безъ сомнѣнія, ты думала, что такъ слѣдуетъ. И такъ, ты узнала, что Жакъ кому-то пишетъ? И ты не подозрѣвала, къ кому были адресованы эти письма?

— Нѣтъ, клянусь вамъ! г. Жакъ, когда онъ ихъ писалъ, скрывался отъ васъ и отъ меня.

— Но какъ же ты объ этомъ узнала.

— Вотъ какъ. Однажды, Брако, въ ту минуту, когда его господинъ сказалъ ему: «иди!» побѣжалъ по направленію къ Ножану, но вдругъ слегка взвизгнулъ и остановился. Я подошла къ нему. Между тѣмъ, г. Жакъ уже вошелъ въ комнату. Я замѣтила, что въ лапу Брако воткнулся вострый камень, и вынула его. Но такъ какъ, вынимая, чтобъ лучше удержать собаку, я сунула руку подъ ошейникъ, то, почувствовавъ подъ нимъ бумагу, я машинально вынула ее. Это была запечатанная записка.

— Безъ адреса?

— Да, впрочемъ, я и не думала тщательно разсматривать ее, такъ какъ боялась, что это будетъ нескромностью. Я, ничего не говоря, положила ее обратно на мѣсто и Брако пустился, какъ стрѣла. Вотъ и все, но каждый разъ, какъ я видѣла убѣгавшаго Брако, я угадывала, что онъ несетъ письмо.

— Надо было бы узнать, кому было адресовано это письмо?

Старикъ Амбруазъ задумался.

Впрочемъ, можетъ быть, дѣло шло о какой нибудь ничтожной любовной связи. Очень часто молодость видитъ драму тамъ, гдѣ болѣе спокойная опытность, видѣла бы только комедію.

Способъ переписки былъ самый дѣтскій. Отчаяніе Жака, когда онъ замѣтилъ исчезновеніе записки, было вызвано преувеличеніемъ, съ которымъ влюбленные смотрятъ на самыя ничтожныя обстоятельства, касающіяся любимаго существа.

Но, съ другой стороны, что значилъ выстрѣлъ въ Брако?

Тутъ уже, нѣтъ сомнѣнія, кто нибудь хотѣлъ, во что бы то ни стало, завладѣть письмомъ. Можетъ быть, мужъ, подозрѣвающій невѣрность жены?

— О! дѣти! дѣти!… говорилъ старикъ, съ досадой пожимая плечами.

А Жакъ все не возвращался.

Блѣдная, съ трудомъ скрывая волненіе, Сйѣіурочка, поминутно подбѣгала къ дверямъ.

Поднялся довольно сильный вѣтеръ, черныя тучи неслись по небу, гонимыя вѣтромъ, отъ котораго трещали деревья.

Но напрасно молодая дѣвушка, глядѣла и прислушивалась.

Она была сильно взволнована. Ея сердце болѣзненно сжималось. Въ своей дѣтской наивности, не понимая любви, она чувствовала къ Жаку одну изъ тѣхъ привязанностей, которыя не имѣютъ названія, но которыя наполняютъ всю душу.

Когда онъ входилъ, на ея лицѣ появлялась божественная улыбка. Когда онъ уходилъ, тѣнь печали ложилась на ея лобъ.

Знала ли она, что онъ любитъ другую? Ревновала ли она?

Нѣтъ, такъ какъ ея смутному чувству нельзя было дать опредѣленнаго имени. Она не знала слова «любовь», но знала, что, для Жака, съ радостью пожертвовала бы жизнью; знала, что, для его счастія, не колеблясь, принесла бы себя въ жертву.

Она никогда не желала, чтобъ онъ поцѣловалъ ее. Она чувствовала себя счастливой, когда онъ жалъ ей руку, и любила все, что онъ любилъ.

Ночь проходила.

Полночь уже давно пробила.

Дождь лилъ ручьями, но ни Снѣгурочка, ни старикъ Амбруазъ не думали ложиться въ постель. Не признаваясь другъ другу, они терзались одной и той же мыслью.

Вдругъ, въ ночной тишинѣ, сквозь дождь и вѣтеръ, раздался крикъ.

— Перевозчикъ!.. отецъ Амбруазъ!..

— Жакъ!.. вскрикнула, вскакивая, Снѣгурочка.

Но старикъ Амбруазъ уже бросился къ двери. Брако также узналъ голосъ.

Какимъ образомъ Жакъ очутился на другомъ берегу, въ сторонѣ Нуази-ле-Гранъ? Гдѣ переѣхалъ онъ чрезъ Марну?

Всѣ эти вопросы были совершенно безплодны.

Амбруазъ и Снѣгурочка вмѣстѣ побѣжали на берегъ. Въ то время, какъ дѣвушка отвязывала лодку, Амбруазъ вскочилъ въ нее и схватилъ весла.

Дождь лилъ ему въ лицо.

Онъ громко крикнулъ:

— Ѣду…

Жакъ долженъ былъ слышать его.

Чрезъ нѣсколько мгновеній, лодка была на другомъ берегу.

— Я здѣсь, Жакъ! крикнулъ Амбруазъ.

Но Жакъ не отвѣчалъ. Безъ сомнѣнія, вѣтеръ уносилъ крикъ.

Однимъ прыжкомъ Амбруазъ былъ на берегу.

— Скорѣе, Жакъ, скорѣе!

Но Жака не было.

Однако, это невозможно! Старикъ слышалъ его зовъ.

— Жакъ! Жакъ!.. кричалъ Амбруазъ, протягивая руки.

Между тѣмъ и дѣвушка слышала зовъ и, въ тоже время Жакъ не шелъ.

Жакъ не слышалъ зова подъ страшнымъ дождемъ.

Амбруазу казалось, что онъ сходитъ съ ума. Онъ потерялъ все свое хладнокровіе.

Что дѣлать, оставаться еще или возвращаться?

— Жакъ!.. Жакъ!.. Это я, Амбруазъ!..

Все вокругъ было тихо.

ГЛАВА X.
Діана спасена.

Подъ вліяніемъ ужаса, внушеннаго послѣдними словами Діаны, Жакъ думалъ только объ опасности, которой подвергался его ребенокъ.

Бѣдное, маленькое созданіе!

Это была дочь, которую онъ назвалъ именемъ Діаны, счастливый тѣмъ, что эта неосторожность напоминала ему его возлюбленную.

И такъ, въ эту минуту надо было прежде всего бѣжать въ Нуази-ле-Гранъ, такъ какъ, не смотря на всю поспѣшность шпіоновъ д’Эрво, они не могли еще найти мѣста, гдѣ былъ спрятанъ ребенокъ. Безъ сомнѣнія, если маркизъ уже отдалъ приказаніе, оно могло быть исполнено только завтра.

Выйдя отъ Діаны въ сильномъ волненіи, Жакъ въ первую минуту не замѣтилъ, что пошелъ въ направленіи, которое удаляло его отъ Нуази-ле-Гранъ.

Когда онъ замѣтилъ это, онъ уже прошелъ около получаса и былъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ моста Бри.

— Впрочемъ, прошепталъ онъ, можетъ, быть, это лучше. Я обязанъ дѣйствовать одинъ, безъ всякихъ помощниковъ. Если бы я сначала пошелъ къ отцу Амбруазу, онъ сталъ бы меня разспрашивать и, можетъ быть, по мѣшалъ бы дѣйствовать такъ быстро. Теперь я могу сказать тогда, когда все будетъ кончено.

Онъ перешелъ чрезъ мостъ и очутился на лѣвомъ берегу Марны.

Теперь оставалось только прямо идти по дорогѣ. Его отдѣляло отъ Нуази-ле-Гранъ, разстояніе около мили.

Но что значилъ для него такой промежутокъ. Онъ былъ молодъ и быстро пошелъ по дорогѣ.

Но, подъ вліяніемъ дождя, дороги были скользки. Жакъ поминутно долженъ былъ останавливаться, раздражаясь на вынужденную медленность.

Наконецъ, онъ прошелъ послѣдніе дома Бри и очутился на пустомъ берегу. Тутъ онъ побѣжалъ еще скорѣе.

Вдругъ ему показалось, что за нимъ кто-то слѣдуетъ.

Онъ остановился.

Все смолкло.

— Какое безуміе! прошепталъ онъ. Я одинъ и мнѣ нечего бояться.

Когда онъ снова побѣжалъ повторился тотъ же шумъ, но онъ подумалъ, что это эхо, и не обратилъ никакого вниманія, а между тѣмъ, за нимъ дѣйствительно бѣжалъ человѣкъ.

Лазарь, послѣ своего разговора съ Діаной, спустился прямо къ Марнѣ, отвязалъ первую попавшуюся лодку и сѣлъ въ нее. Подъѣхавъ къ Нуази-ле-Гранъ онъ вышелъ на берегъ и сталъ ждать.; Жакъ, безъ сомнѣнія долженъ былъ пройти тутъ, хотя Діана и не указала подробно Лазарю мѣста, гдѣ былъ спрятанъ ребенокъ.

Жакъ долго не шелъ. Но, наконецъ, Лазарь услышалъ его шаги, тогда началось преслѣдованіе. Лазарь старался заглушать шумъ своихъ шаговъ. Но Жакъ, какъ извѣстно, не обратилъ вниманія на этотъ шумъ. Онъ пошелъ по полю, по тропинкѣ, которая вела прямо къ Нуази-ле-Гранъ. Тутъ онъ уже такъ хорошо зналъ дорогу, что не боялся заблудиться. Тогда, для большей осторожности, Лазарь снялъ сапоги.

Что же ему было нужно?

Можетъ быть, онъ получилъ приказаніе убить Жака?

Но тогда почему онъ колебался и ждалъ? Мѣсто было самое удобное для убійства.

Вѣроятно, время еще не пришло.

Между тѣмъ, Жакъ дошелъ до деревни.

Пройдя сзади нея, онъ направился къ уединенному домику, который стоялъ какъ разъ напротивъ шлюза.

Тутъ онъ остановился предъ дверью.

Сердце у него сильно билось.

Внутри все было тихо. Дождь стучалъ по крышѣ. Жакъ постучалъ и крикнулъ:

— Отворите, Матюрина. Это я, Жакъ.

Бѣдная женщина, жившая въ этой хижинѣ, вѣроятно, боялась, что къ ней стучится ночной бродяга, а она была одна съ двумя дѣтьми, со своимъ ребенкомъ и съ Діаной, такъ какъ ея мужъ, отворившій шлюзъ, остался на всю ночь; но, узнавъ голосъ Жака, она встала и подошла къ двери. Тутъ она снова спросила:

— Кто стучитъ?

И затѣмъ, уже совершенно успокоившись, отперла дверь.

Жакъ бросился въ дверь.

— Діана здѣсь? вскричалъ онъ.

— Гдѣ же она можетъ быть? Вы видите она спитъ.

Говоря это, бѣдная женщина поднесла свѣчу къ маленькой колыбели, въ которой спала прелестная маленькая дѣвочка.

— Матюрина, сказалъ Жакъ, не бойтесь ничего и не удивляйтесь тому, что я вамъ скажу. Я пришелъ за Діаной. Я долженъ ее унести.

Женщина отступила, вскрикнувъ отъ удивленія и испуга.

— Вы хотите взять у меня Діаночку?.. Вы шутите!.. Вы этого не сдѣлаете. Я такъ люблю ее.

— Матюрина, отвѣчалъ Жакъ, я принужденъ поступить такимъ образомъ, по серьезнымъ причинамъ, которыхъ не могу вамъ объяснить. Я знаю, что вы добры, знаю, какую преданность оказывали къ моей маленькой Діанѣ, знаю также, что огорчу васъ, но не могу оставить у васъ ребенка.

Кормилица упала на стулъ и плакала. Разстроенный нѣмой печалью бѣдной Матюрины, Жакъ наклонился къ ней и взялъ ее за руку.

— Я долженъ просить у васъ еще другой услуги, сказалъ онъ.

— О! вы знаете, что можете на меня разсчитывать!

— Вотъ въ чемъ дѣло. Очень можетъ быть, что завтра или чрезъ нѣсколько дней къ вамъ придутъ… Кто придетъ, я не знаю. Но кто бы васъ ни сталъ спрашивать, будьте осторожны. Вамъ скажутъ, что у васъ былъ ребенокъ. Этого вы не можете отрицать, такъ какъ сосѣди видѣли васъ съ дѣвочкой; но если у васъ спросятъ, кто далъ вамъ ребенка, то я умоляю васъ ничего не говорить.

Кормилица поклялась, что будетъ молчать. Она вручила Жаку метрическое свидѣтельство, на которомъ была обычная надпись: «Отецъ и мать неизвѣстны». Затѣмъ, продолжая плакать, она закутала малютку, говоря:

— Бѣдная дѣвочка! Я не думала, чтобъ насъ разлучили такъ скоро… Еще въ такую погоду. Она навѣрное захвораетъ, прибавила она, прислушиваясь къ лившему дождю.

Жакъ съ нетерпѣніемъ торопилъ ее.

Наконецъ, ребенокъ, который не проснулся, былъ отданъ ему въ руки. Матюрина поцѣловала дѣвочку еще разъ и открыла дверь.

Жакъ вышелъ.

Въ эту минуту дождь лилъ, какъ изъ ведра.

Нѣсколько мгновеній Жакъ колебался. Онъ боялся, что рискуетъ жизнью ребенка, подвергая его послѣдствіямъ подобной погоды; но унести ее было необходимо. Жаку казалось, что опасность приближается съ каждымъ мгновеніемъ. Къ тому же, онъ рѣшился отправиться прямо къ старику Амбруазу, гдѣ, до утра, Снѣгурочка стала бы ухаживать за ребенкомъ.

Тогда онъ направился къ берегу.

Сквозь дождь онъ замѣтилъ огонь, горѣвшій въ дознѣ перевозчика, и издали крикнулъ:

— Перевозчикъ!.. Отецъ Амбруазъ!…

Но въ эту минуту ему показалось, что небо обрушилось ему на голову. Страшный ударъ поразилъ его въ голову и онъ упалъ, не вскрикнувъ.

Лазарь наклонился къ нему, схватилъ ребенка и; закуталъ его въ свой плащъ.

— Ну, прошепталъ онъ, моей Діанѣ теперь нечего бояться. Волкъ убитъ, а волченка нечего опасаться.

Онъ бросился прочь и исчезъ во мракѣ.

Старикъ Амбруазъ продолжалъ звать, какъ сумасшедшій бѣгая въ темнотѣ.

Вдругъ онъ споткнулся о лежащее тѣло. Опустившись на колѣна, онъ съ ужасомъ сталъ ощупывать грудь и лицо.

— Жакъ!..

Это былъ Жакъ и несчастный чувствовалъ подъ руками горячую кровь.

Старикъ не вскрикнулъ, даже не пошатнулся; но если бы въ темнотѣ можно было видѣть, то, вѣроятно, всякій былъ бы пораженъ его страшной блѣдностью.

Собравъ всѣ силы, онъ поднялъ молодаго человѣка и взвалилъ его себѣ на плечи.

Страшный вѣтеръ дулъ старику прямо въ лицо, но онъ твердо спускался по скользкому берегу.

Скоро онъ былъ на другомъ берегу.

Снѣгурочка ждала его.

Онъ бѣгомъ пробѣжалъ мимо нея.

Вбѣжавъ въ хижину, онъ опустилъ тѣло на полъ и совсего размаха самъ упалъ, вскрикнувъ:

— Сынъ мой!.. Они убили его!

Брако завылъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Ну что же, Лазарь?

— Все исполнено.

— Жакъ?

— Умеръ.

— А ребенокъ?

— Онъ никогда не появится.

— Хорошо.

И прекрасная Діана, подойдя къ письменному столу, написала.

«Г. маркизъ^-!

Я готова вамъ повиноваться. Скажите г. де-Планэ, что вы сдержите ваше слово».

Она позвонила.

Вошелъ лакей.

— Отнесите эту записку отцу, сказала она.

Затѣмъ, повернувшись къ Лазарю, она протянула ему руку, говоря:

— Благодарю!

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ II.
СВѢТЪ.

ГЛАВА I.
Медаліонъ.

Сраженный на мгновеніе горемъ, какъ дубъ, пораженный молніей, тотъ, кого мы звали отцомъ Амбруазомъ и который въ минуту отчаянія признался, что онъ отецъ Жака, скоро оправился.

Снѣгурочка, стоя на колѣняхъ, прижимала къ груди голову молодаго человѣка и съ волненіемъ, не рѣшаясь дотронуться до раны, ждала, что какое нибудь движеніе раненаго позволитъ ей надѣяться.

Амбруазъ подошелъ и тихонько оттолкнулъ ее. Дрожащею рукою онъ никакъ не могъ найти сердца.

Тогда Снѣгурочка разстегнула рубашку Жака и направила руку старика.

Она была такъ блѣдна, что снова заслужила бы свое прозвище. Ея лицо походило на маску, сдѣланную изъ снѣга.

— Ну, что? прошептала она.

Старикъ покачалъ головою.

— Онъ живъ, сказалъ онъ, но, кто знаетъ, можетъ быть, это послѣдняя борьба организма. Посмотримъ рану, Снѣгурочка, держи лампу такъ, ближе.

Говоря самъ съ собою, старикъ Амбруазъ прибавилъ:

— Будь сильнѣе! это необходимо. Ты долженъ спасти его и отомстить!

Когда онъ это говорилъ, гнѣвъ сверкалъ въ его глазахъ. Руки его сдѣлались тверже. Онъ ощупалъ рану Жака.

Ударъ былъ нанесенъ со страшной силой: покровы черепа были, такъ сказать, раздроблены на пространствѣ квадратнаго дюйма. Мозгъ могъ быть опасно затронуть или, во всякомъ случаѣ, испыталъ сотрясеніе, которое могло имѣть роковой исходъ. А между тѣмъ, что дѣлать въ деревнѣ? Неизвѣстно было даже, можно ли найти доктора.

— Что вы будете дѣлать? спросила Снѣгурочка.

Старикъ вздрогнулъ и едва слышнымъ голосомъ прошепталъ.

— Я самъ не знаю… Я колеблюсь.

— Вы колеблетесь!.. вскричала Снѣгурочка, вскакивая. Колеблетесь, когда Жакъ умираетъ!.. Нѣтъ, нужно дѣйствовать, не теряя ни минуты!.. Развѣ вы не видите, что онъ умираетъ?.. Но это невозможно, я не хочу, чтобъ онъ умеръ. Отецъ, продолжала она торжественнымъ голосомъ, исполните вашъ долгъ и спасите вашего сына.

— Моего сына!.. повторилъ Амбруазъ, что ты сказала, Снѣгурочка?

— Да, вашего сына! Вы уже забыли, что вы сейчасъ сказали. Слово «сынъ» вырвалось у васъ изъ глубины сердца. Не старайтесь отпираться. Я все слышала. Жакъ, борющійся со смертью, — вашъ сынъ. Именемъ вашей любви къ нему, я заклинаю васъ, спасите его!..

— Да, я спасу его! вскричалъ старикъ, вставая. Благодарю тебя, дитя мое, что ты напомнила мнѣ мой долгъ; но этотъ послѣдній ударъ разбилъ меня.

— Слушайте, продолжала Снѣгурочка, я побѣгу въ Нельи, найду доктора. Я знаю, туда недавно пріѣхалъ новый.

— Да, да. Ступай! ступай скорѣе! Я же постараюсь сдѣлать первую перевязку.

Снѣгурочки уже не было. Она со всѣхъ ногъ побѣжала въ деревню.

Старикъ Амбруазъ остался одинъ съ Жакомъ, со своимъ сыномъ.

Выпрямившись во весь ростъ, онъ провелъ рукою по лбу, какъ бы желая разсѣять тучи, омрачавшія его мысли.

Изъ горла Жака вырывалось хриплое дыханіе, каждый вздохъ его могъ быть послѣднимъ.

Старикъ Амбруазъ нѣсколько мгновеній собирался съ мыслями, наконецъ, казалось, пришелъ въ себя.

Затѣмъ рѣшительно принялся за дѣло.

Ему удалось отнять нѣсколько осколковъ кости. Рана опредѣлилась яснѣе и казалась еще ужаснѣе; но кровь снова потекла и можно было надѣяться избѣжать внутренняго кровоизліянія.

Старикъ дѣйствовалъ очень медленно.

Время шло.

Наконецъ, дверь отворилась и на порогѣ появилась Снѣгурочка; но она была не одна.

Послѣ долгихъ усилій ей удалось розыскать и привести доктора.

Переходъ отъ деревни до домика перевозчика былъ не далекъ, но достаточенъ, чтобъ докторъ, любопытный по природѣ и по профессіи, успѣлъ сдѣлать молодой дѣвушкѣ нѣсколько вопросовъ.

Что случилось? какимъ образомъ молодой человѣкъ очутился въ такой часъ, опасно раненый въ домикѣ перевозчика?

Странная вещь!.. Когда Снѣгурочка въ первый разъ увидала лицо доктора Ранденса, она, противъ воли, почувствовала страшное отвращеніе. Нельзя сказать, чтобъ докторъ былъ уродливъ, къ тому же, это было для молодой дѣвушки безразлично; но онъ былъ даже красивъ собою, можетъ быть, только немного чрезъ-чуръ блондинъ.

Ей не понравился въ немъ его безпокойный, нерѣшительный взглядъ, въ одно и тоже время лицемѣрный и фальшивый.

Глаза его подозрительно мигали и въ нихъ свѣтилось инквизиторское любопытство.

Вслѣдствіе этого впечатлѣнія, на вопросы доктора, Снѣгурочка, подъ вліяніемъ невольнаго недовѣрія, отвѣчала уклончиво.

Она сказала, что ничего не знаетъ, что раненаго принесъ на плечахъ старикъ Амбруазъ.

А между тѣмъ, она не могла предчувствовать, что этотъ человѣкъ будетъ смертельнымъ врагомъ Жака.

— Вы докторъ? спросилъ старикъ Амбруазъ, увидѣвъ незнакомца.

— Да, сударь.

— О! какъ я благодаренъ, чтобы пришли! Что можетъ быть лучше готовности оказывать помощь себѣ подобнымъ.

Докторъ съ удивленіемъ поглядѣлъ на перевозчика, выражавшагося такимъ образомъ.

— Положительно, подумалъ онъ, я окруженъ тайнами.

Затѣмъ онъ прибавилъ вслухъ:

— Я стараюсь, какъ могу лучше исполнять мой долгъ. Гдѣ же раненый?

Старикъ Амбруазъ отодвинулся.

— Вотъ онъ, сударь. Я уже попробовалъ сдѣлать ему первую перевязку, но я такъ неловокъ.

— Подайте сюда свѣчку, сказалъ Ранденсъ.

Въ числѣ другихъ достоинствъ почтеннаго доктора было полное невѣжество. Казалось чудомъ, что онъ могъ пріобрѣсти дипломъ.

Читатели впослѣдствіи узнаютъ, какъ это случилось.

Но дѣло въ томъ, что, хотя онъ тщательно и внимательно осмотрѣлъ рану, онъ былъ не въ состояніи сказать, была ли она результатомъ паденія, удара или. какого нибудь другаго случая.

Но если онъ былъ невѣжестенъ, то не былъ глупъ и всегда умѣлъ выйти изъ затрудненія.

— Я вижу, сказалъ онъ, что вы постарались облегчить страданія этого несчастнаго, но я боюсь, что всѣ наши усилія будутъ напрасны.

— Какъ! докторъ, вы думаете?.. вскричала Снѣгурочка, не въ состояніи будучи договорить фразу.

— Я думаю, что это крайне серьезный случай. Рана глубока… но, прибавилъ онъ, вдругъ поворачиваясь къ старику, вы, кажется, питаете большое участіе къ этому молодому человѣку. Онъ вашъ другъ или родственникъ?

Старикъ Амбруазъ вздрогнулъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! сказалъ онъ, но я часто видалъ его и принимаю въ немъ участіе, какъ во всякомъ страждущемъ существѣ.

— Потрудитесь разсказать мнѣ, при какихъ обстоятельствахъ нашли вы этого раненаго?

— Но мнѣ кажется, что сначала не мѣшало бы что нибудь сдѣлать для него. Что такое, я не знаю, но умоляю васъ спасти его.

— Хорошо, подумалъ докторъ. Этотъ тоже не хочетъ сказать правду. Онъ питаетъ къ моему раненному слишкомъ большое участіе, чтобъ не быть съ нимъ близко связаннымъ.

Затѣмъ онъ продолжалъ вслухъ довольно сухо:

— Мы не можемъ дѣйствовать наугадъ. Что это такое, результатъ ли паденія или удара? Однимъ словомъ, несчастный ли это случай или покушеніе на убійство.

— На убійство!.. О! нѣтъ не думаю. Я былъ на другомъ берегу… Я слышалъ стукъ паденія… Я переѣхалъ чрезъ рѣку… Вы знаете, какой тамъ крутой берегъ, вѣроятно, онъ поскользнулся и ударился головою о камень.

У доктора Ранденса не было недостатка въ наблюдательности.

Выслушавъ объясненіе старика Амбруаза, онъ убѣдился, что самое положеніе раны было положительнымъ отрицаніемъ разсказа старика. Рана была какъ разъ на затылкѣ и, безъ сомнѣнія, была послѣдствіемъ удара сверху внизъ.

Но онъ не высказалъ вслухъ своихъ мыслей и, повидимому, повѣрилъ объясненію.

Вынувъ изъ кармана хирургическіе инструменты, онъ взялъ зондъ и ощупалъ рану.

Въ комнатѣ царствовало глубокое молчаніе. Снѣгурочка, прижавшись къ стѣнѣ, ломала руки, тогда какъ крупныя слезы текли у нея по лицу.

— Ну, что же? неувѣреннымъ голосомъ спросилъ старикъ.

Докторъ покачалъ головою.

— Очень глубока, сказалъ онъ. Не скрою отъ васъ, что я сильно безпокоюсь. Мы сначала попробуемъ прикладывать холодные компресы. Надо бороться противъ неизбѣжнаго прилива крови. Затѣмъ, если понадобится, я пущу больному кровь. Помогите мнѣ посадить больнаго.

— Снѣгурочка, посвѣти, сказалъ перевозчикъ.

Докторъ со старикомъ осторожно подняли больнаго.

Тутъ, въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ докторъ вошелъ, свѣтъ упалъ на лицо раненаго и докторъ, увидѣвъ его, поспѣшно наклонился и вскричалъ:

— Да вѣдь это Жакъ!..

— Вы его знаете? съ удивленіемъ спросилъ перевозчикъ.

Докторъ прикусилъ губы.

Онъ получилъ урокъ.

Такъ какъ онъ угадалъ, что въ этомъ дѣлѣ есть тайна, то, для открытія ея, прежде нужно было самому не возбуждать никакихъ подозрѣній, но было уже слишкомъ поздно. Удивленіе взяло верхъ надъ осторожностью.

— Я очень мало его знаю, поспѣшилъ прибавить докторъ; но если онъ, дѣйствительно, какъ я думаю, Жакъ Дарневаль, то мы встрѣчались съ нимъ въ латинскомъ кварталѣ, гдѣ мы оба работали.

Сказать, что мы оба работали, было слишкомъ много со стороны доктора, такъ какъ работалъ Жакъ, а Ранденсъ только гулялъ и искалъ счастья.

Но такъ какъ объясненіе было вполнѣ логично, то перевозчикъ продолжалъ:

— Въ такомъ случаѣ, я разсчитываю на васъ. Если вы его знали, то, значитъ, любили и надѣюсь, спасете,

— Конечно, онъ быль славный товарищъ. Ступайте, принесите изъ рѣки холодной воды, мы сдѣлаемъ все необходимое.

Не ожидая повторенія приказанія, перевозчикъ позналъ Снѣгурочку и вышелъ съ нею вмѣстѣ за водой.

Докторъ остался одинъ съ раненымъ.

— Чортъ возьми! прошепталъ онъ. Дѣло усложняется. Нѣтъ сомнѣнія, что Жака кто-то ударилъ, но какъ узнать, въ чемъ дѣло?

Онъ оглядѣлся вокругъ, какъ бы отыскивая отвѣта на свой вопросъ, но, не видя ничего, возвратился къ Жаку, растегнулъ ему воротъ и обнажилъ грудь.

Въ эту минуту онъ почувствовалъ подъ рукою шелковую ленточку.

— Что это такое?.. сказалъ онъ. А! медаліонъ. Вотъ, можетъ быть, отвѣтъ на загадку, только бы тѣ не вернулись.

Онъ поспѣшно подбѣжалъ къ столу, на которомъ Снѣгурочка поставила лампу.

Медаліонъ былъ золотой и закрывался пружиной, но онъ скоро нашелъ секретъ и медаліонъ открылся.

Внутри былъ портретъ красивой женщины.

— Такъ, сказалъ докторъ, я не ошибся. Мой добрый геній привелъ меня сюда. Надо дѣйствовать осторожно и мое счастіе будетъ составлено, прибавилъ онъ, подмигнувъ.

Затѣмъ онъ поспѣшно сунулъ медаліонъ въ карманъ.

Въ эту минуту старикъ Амбруазъ и Снѣгоручка возвратились.

Докторъ принялся за дѣло съ большимъ жаромъ, но въ дѣйствительности онъ только желалъ скорѣе кончить, чтобъ освободиться и начать мрачное дѣло, планъ котораго мелькалъ у него въ головѣ.

Благодаря холодной водѣ, ему удалось заставитъ раненаго дышать менѣе хрипло.

— Онъ спасенъ, сказалъ Ранденсъ, ровно ничего не знавшій самъ.

Затѣмъ онъ сталъ давать самые тщательные совѣты, приказывая не трогать больнаго до его завтрашняго прихода.

Это «ничего не дѣлать» странно поразило друзей Жака.

— Удивительный докторъ! сказалъ старикъ Амбруазъ, качая головой, когда Ранденсъ вышелъ.

Докторъ, между тѣмъ, спѣшилъ. Ему хотѣлось скорѣе быть дома и спокойно обдумать все происшедшее въ эту ночь и возможныя послѣдствія этого происшествія для его судьбы.

Усѣвшись у себя, предъ письменнымъ столомъ, онъ вынулъ изъ кармана медаліонъ и снова началъ его разсматривать.

— Я не могъ. ошибиться, сказалъ онъ. Когда я встрѣтилъ эту молодую дѣвушку, я уже былъ пораженъ этимъ, какъ я считалъ тогда, неслыханнымъ сходствомъ. Но это разсѣиваетъ всѣ мои сомнѣнія… Впрочемъ, посмотримъ, медаліоны рѣдко бываютъ нѣмыми портретами.

Онъ сталъ внимательно осматривать медаліонъ и скоро нашелъ пружину, которая поднимала миніатюръ.

На внутренней сторонѣ портрета были написаны слѣдующія слова:

«На вѣки твоя, Діана».

— Браво! вскричалъ онъ. Счастье преслѣдуетъ меня!.. Случай подвертывается самъ!.. Я былъ бы сумасшедшимъ, если бы не воспользовался имъ.

Кто же такой былъ докторъ Ранденсъ и что значили его слова? Это мы сейчасъ объяснимъ.

ГЛАВА II.
Сынъ сыщика.

Въ продолженіе двадцати лѣтъ, какъ сказалъ одинъ знаменитый ораторъ, Франція всецѣло принадлежала наслажденіямъ.

Вслѣдъ за разбойниками, совершившими главную часть декабрскаго переворота, всѣ негодяи, во главѣ съ искателемъ приключеній, бросились на Францію и ея богатства, какъ на добычу. Это былъ новый міръ, одѣтый въ зеленую съ золотомъ ливрею имперіи. Это были смѣлые салонные воры, корридорные убійцы, которые, съ гладко выбритыми лицами, изящно одѣтые, съ закрученными усами, покровительствовали семейству, лаская проститутокъ; спасали религію, обкрадывая карманы вѣрующихъ; защищали собственность, беря ее себѣ, чтобъ лучше наблюдать за нею.

Эти негодяи вели себя съ достоинствомъ.. Они сидѣли на своей подлости, какъ чиновники на кожанныхъ табуретахъ. Безъ всякихъ правилъ, безъ вѣры и чести, они презирали предразсудокъ, который глупцы-честные люди зовутъ совѣстью, и поклонялись пороку, какъ колдуны среднихъ вѣковъ цѣловали копыты козла.

Среди бѣлаго дня они были рыцарями чести. Они были безжалостны къ малѣйшему проступку. Между ними не было ни одного человѣка, который никому никогда бы не измѣнялъ и не продовалъ бы чего либо. Между этими рыцарями не было ни одного, который не поразилъ бы кого нибудь изъ-за угла, не похитилъ бы чьей нибудь невинности. А между тѣмъ, они съ пафосомъ говорили объ уваженіи женщины и человѣческой жизни.

Стоило въ нихъ прицѣлиться, чтобъ они начали кричать объ убійствѣ; но когда они сами рѣзали гражданъ, ихъ женъ и дѣтей, то это называлась пользованіемъ своими правами.

Злодѣи мыли свои окровавленныя руки духами.. Воруя, они надѣвали перчатки. Это было царство великосвѣтскихъ негодяевъ. Семейство д`Эрво было безукоризненнымъ образчикомъ этой аристократической сволочи. Впрочемъ, въ этой галлереѣ не было недостатка въ портретахъ.

Теперь мы будемъ продолжать нашъ разсказъ и объяснимъ, кто такой былъ докторъ Ранденсъ.

Это былъ незаконный сынъ графа де-Сьенетта неимѣвшаго опредѣленной профессіи, очень любимаго женщинами, а въ дѣйствительности политическаго сыщика большаго свѣта.

Графъ де-Сьенетта, имѣвшій слабость не называться герцогомъ, былъ нѣкій Сьене, мелкій акцизный чиновникъ, котораго прогнали съ мѣставъ концѣ царствованія Людовика Филиппа за его искусство обкрадывать городъ.

Можетъ быть, это дѣло, надѣлавшее въ свое время много шуму, до сихъ поръ еще не забыто.

Одинъ загородный торговецъ виномъ придумалъ очень ловкую хитрость ввозить въ городъ вино безъ акциза. Онъ нанялъ домъ у самой городской стѣны, проломалъ въ этой стѣнѣ отверстіе и вставилъ въ него насосъ, при помощи котораго загородное вино переливалось въ городскія бочки.

На самыя лучшія шутки не могутъ быть продолжительны.

Купецъ былъ пойманъ и имѣлъ слабость открыть, что Сьене много помогалъ ему въ устройствѣ его системы, отвлекая отъ него вниманіе своихъ сотоварищей и получая за свое сообщничество не мало двадцатифранковыхъ монетъ. Администрація, не желая поднимать скандала, ограничилась отставкой корыстолюбиваго чиновника.

Потерявъ мѣсто, онъ сталъ жить на счетъ одной бѣдной дѣвушки, которая была настолько глупа, что любила его, и настолько несчастна, что имѣла отъ него ребенка. А такъ какъ она была матерью, то было вполнѣ справедливо, чтобъ она кормила отца.

Сьене былъ красивый, здоровый малый. Женщины сдѣлали его карьеру.

Когда, послѣ 1852 года, проституція стала всемогущей, Сьене былъ замѣченъ и окончательно поднятъ одной графиней. Она сдѣлала своего любовника графомъ, прибавивъ окончаніе къ его имена.

Представленный ею графъ де-Сьенетта былъ принятъ повсюду.

Что же касается графа, то онъ совершенно забылъ свою бывшую любовницу и ея несчастнаго потомка.

Любовница, десять лѣтъ содержавшая своего любовника, сочла его поступокъ слишкомъ безцеремоннымъ и пожелала предъявить свои права.

Она начала преслѣдовать графа де-Сьенетта, который только и желалъ, чтобъ его оставили въ покоѣ.

И такъ какъ ея настойчивость сдѣлалась очень неудобной, къ тому же, графиня объявила, что если это будетъ продолжаться, то онъ можетъ искать себѣ другую возлюбленную, нашъ почтенный графъ, не колеблясь, обратился къ полиціи.

Нельзя было допустить, чтобъ какая нибудь, дрянь позволяла себѣ нарушать спокойствіе и хорошія отношенія человѣка съ особой изъ высшаго круга. Поэтому Ранденсъ, такъ звали виновную, позвали въ полицейскую префектуру и пригрозили запереть ее въ С’енъДазаръ.

Она повѣрила этому, вернулась къ себѣ и удавилась, приготовивъ для графа де-Сьенетта своего рода месть, то есть, она приняла мѣры, чтобъ ея сынъ Артуръ Ранденсъ, достигнувъ восемнадцати лѣтъ, получилъ письма Сьене, крайне интересныя заключавшимися въ нихъ признаніями въ мошенничествѣ и мелкомъ воровствѣ.

Бѣдная дѣвушка отступила предъ скандаломъ, но она хотѣла, чтобъ ея сынъ былъ вооруженъ для предстоящей ему борьбы за существованіе.

Впрочемъ Артуръ Ранденсъ былъ и продолжалъ быть самымъ ужаснымъ шелопаемъ въ свѣтѣ.

Отцовская кровь говорила въ немъ.

Въ восемнадцать лѣтъ онъ былъ настоящимъ бродягой, спутникомъ многихъ ночныхъ птичекъ.

Онъ получилъ корреспонденцію графа де-Сьенетта и, какъ человѣкъ умный, прямо пошелъ къ чудовищу.

— Милостивый государь, сказалъ онъ, вы мой папаша. Я вашъ дорогой сыночекъ. Я не желаю ничего лучше, какъ быть обязаннымъ вамъ всѣмъ. Поэтому вы поселите меня у себя, будете за мною ухаживать, станете давать мнѣ доходы, иначе весь свѣтъ узнаетъ, что виновникъ моихъ дней мошенникъ и еще нѣчто, чего я не рѣшаюсь сказать.

Нашъ графъ, которому его занятіе сыщика отлично удавалось, былъ пораженъ.

Прежде всего онъ пожелалъ воспользоваться своими полицейскими связями.

Но здоровый молодецъ сынокъ былъ не такъ сговорчивъ, какъ несчастная женщина, потерявшая отъ страха разсудокъ.

Пришлось вести переговоры и де-Сьенетта покорился своей участи.

— Вы опираетесь на мои прошлыя обязанности; сказалъ онъ своему сыну, я принадлежу къ числу людей, которые всегда исполняютъ свой долгъ…

— Извините, папа, возразилъ неисправимый сынокъ, вы плевать на меня хотите и теперь дѣло совсѣмъ не въ словахъ, а въ деньгахъ. Платите или я буду говорить. Вотъ мой ультиматумъ.

Графъ сдѣлалъ жалкую гримасу.

Приходилось перемѣнить образъ дѣйствій.

— Хорошо, сказалъ онъ, будемъ играть въ открытую. Ты хочешь сдѣлать карьеру…

Онъ растрогался и говорилъ «ты» своему дорогому сынку.

— Я помогу тебѣ. Но ты и самъ долженъ помогать себѣ. Выбери себѣ профессію, я помогу. Есть ли у тебя къ чему нибудь призваніе?

Дорогой сынокъ вынулъ изъ кармана трубку.

— Да, папа, сказалъ онъ, десять су на табакъ въ день.

— Безъ шутокъ!

— Я говорю серьезно.

— Въ обществѣ нужно быть чѣмъ нибудь. Хочешь быть адвокатомъ, офицеромъ, морякомъ, архитекторомъ, художникомъ, докторомъ?…

— Докторомъ?… Это было бы не дурно.

— Хорошо, идетъ. Ты хочешь трудиться?

— Какъ можно меньше.

— Это можно устроить. Я назначу тебѣ пенсію, ты будешь слушать курсъ. Я заплачу за тебя профессорамъ и черезъ пять лѣтъ ты будешь докторомъ.

— Пять лѣтъ!… Это, чортъ возьми, очень долго.

Но тутъ графъ поднялся до величайшихъ философскихъ соображеній.

Онъ говорилъ, что докторъ можетъ разсчитывать на все. Онъ входитъ въ семейства, узнаетъ ихъ тайны…

Почтенный де-Сьенетта! У него была манія сыщничества.

Онъ говорилъ такъ много, что прекрасный Артуръ воодушевился, отцравился въ латинскій кварталъ и, благодаря протекціи отца, наконецъ получилъ докторскій дипломъ.

Все шло отлично, какъ вдругъ… О, непрочность всего земнаго!… достойный графъ де-Сьенетта скончался.

Артуръ очутился на собственныхъ ногахъ. Съ дипломомъ, но въ самомъ ужасномъ положеніи.

Онъ попробовалъ было заняться шантажемъ графини, содержавшей его отца.

Но она приказала лакеямъ выгнать его.

Колесо счастія иногда вдругъ поворачивается и такимъ образомъ, однажды, на поворотѣ улицы, Ранденсъ столкнулся съ Жакомъ Дарневалемъ, съ которымъ много разъ встрѣчался въ латинскомъ кварталѣ.

Жакъ былъ въ это время въ страшномъ отчаяніи. Діана, его возлюбленная, честь которой была ему дороже жизни, готовилась быть матерью, но гдѣ было найти ловкаго и скромнаго доктора, который согласился бы дать свою помощь той, которая должна была остаться неизвѣстной?

Жакъ былъ молодъ и не зналъ жизни.

Профессія докторовъ обязываетъ ихъ хранить тайну и ни одинъ изъ нихъ не отказалъ бы ему въ своей помощи.

Но Жакъ не зналъ этого и не осмѣливался дѣйствовать въ этомъ смыслѣ.

Поэтому онъ обратился къ Ранденсу.

Изъ скромности или изъ слабости, онъ предпочиталъ довѣриться человѣку своихъ лѣтъ.

Будучи человѣкомъ крайне деликатнымъ, онъ предполагалъ въ Ранденсѣ такую же деликатность, тѣмъ болѣе, что тотъ, приложивъ руку къ сердцу, поклялся, что тайна будетъ погребена у него въ глубинѣ души.

Прекрасная клятва, достойная Іуды! Ранденсъ, къ великой радости Жака, щедро заплатившаго ему говорилъ, что не знаетъ, какъ и благодарить его, и устроитъ всѣ необходимыя приготовленія.

Онъ уговорился съ акушеркой, которая дала ему квартиру.

Это дѣло было окружено величайшей тайной и если Ранденсъ не былъ отведенъ къ больной съ завязанными глазами, то лишь потому, что онъ внушалъ довѣріе. И хотя онъ далъ бы все, чтобъ узнать имя молодой дѣвушки, тѣмъ не менѣе, ему пришлось отъ этого отказаться.

Но черты Діаны остались у него въ памяти. Деньги, такъ легко заработанныя, быстро истощились.

Ранденсъ, доведенный до крайности, вздумалъ предложить свои, очень сомнительные, таланты къ услугамъ нѣкоторыхъ дамъ, мало расположенныхъ увеличивать приращеніе населенія во Франціи.

Одна изъ нихъ умерла. Судъ вмѣшался въ дѣло. Ранденсъ рѣшился взять дерзостью. Къ тому же, противъ него не было прямыхъ уликъ. Его не преслѣдовали. Но, во всякомъ случаѣ, дали ему знать, что на будущее время онъ будетъ подъ строгимъ и постояннымъ присмотромъ.

Слѣдовало заставить забыть себя, по крайней мѣрѣ, на нѣсколько лѣтъ.

Собравъ свои небольшія средства, Ранденсъ принялъ мужественное рѣшеніе.

Онъ рѣшился похоронить себя въ Нельи, гдѣ не было доктора.

Тамъ, сидя у себя въ кабинетѣ, какъ паукъ въ паутинѣ, онъ ждалъ…

Мы уже сказали, что онъ вѣрилъ въ случай. Вполнѣ достойный своего отца, онъ былъ убѣжденъ, что если человѣкъ не имѣетъ пустыхъ предразсудковъ, то онъ можетъ спокойно расхаживать на поляхъ кодекса.

Онъ рѣшился на все, но въ то же время далъ себѣ слово избѣгать всякой неосторожности.

Однажды, прогуливаясь по берегу, онъ былъ пораженъ неожиданнымъ видомъ.

Мимо него проскакала молодая дѣвушка въ амазонкѣ, сопровождаемая лакеемъ. Ему показалось, что онъ узналъ ту, которой помогалъ разрѣшиться въ домикѣ акушерки.

Но предполагать это казалось безуміемъ, такъ невинно было выраженіе лица дѣвушки, такъ стройна талія, столько надменной чистоты въ ея глубокихъ глазахъ.

Теперь у него былъ въ рукахъ портретъ Діаны.

Да, это была она.

Теперь онъ не отчаивался въ будущемъ. Стоило только поумнѣе устроить шантажъ.

Онъ думалъ всю ночь.

На утро планъ его былъ готовъ.

Одѣтый какъ можно изящнѣе, докторъ Ранденсъ вышелъ изъ дома, готовый начать дѣло. По дорогѣ къ виллѣ д’Эрво., желая лучше обдумать дѣло, онъ сдѣлалъ большой обходъ.

ГЛАВА III.
Діана ставитъ свое условіе.

Возвратимся на виллу д’Эрво.

Маркизъ, послѣ разговора съ дочерью, далеко не успокоился.

Конечно, онъ отлично зналъ поведеніе своей супруги, тѣмъ болѣе, что самъ широко и добродѣтельно пользовался блестящими связями, которыя имѣла его жена, благодаря своей красотѣ.

Но когда онъ заподозрѣлъ слабость маркизы къ слугѣ, къ кучеру, то онъ почувствовалъ такое отвращеніе, что предпочелъ сомнѣваться и отрицать даже очевидность.

Это было ему непріятно, слѣдовательно, не могло и не должно было быть.

Онъ былъ золъ на Лазаря болѣе всего за то, что онъ доставилъ ему это безпокойство.

Впрочемъ, если маркизъ д’Эрво и былъ убѣжденъ, что не игралъ никакой роли въ рожденіи Діаны, то, по крайней мѣрѣ, артистократическія манеры молодой дѣвушки заставляли его предполагать, что его жена имѣетъ благородное извиненіе этого случая.

Она не унизила себя, на что же онъ могъ жаловаться.

Но рѣзкость Діаны и ея непреклонная гордость раздражали его въ высшей степени.

Онъ желалъ какъ можно скорѣе отдать ее замужъ, и по многимъ причинамъ.

Во-первыхъ, замужество Діаны должно было дать его состоянію новую точку опоры. Хотя маркизъ имѣлъ нѣсколько милліоновъ, но его наслѣдственное имѣніе уже давно растаяло у него въ рукахъ. Его новое состояніе было основано на дѣлахъ всевозможнаго сорта: на минахъ, желѣзныхъ дорогахъ и всевозможныхъ иностранныхъ займахъ.

Но, чтобъ удовлетворять своимъ потребностямъ и удержать эти богатства, нужно было поставить ихъ въ безопасность.

Стоило маркизу д’Эрво получить дипломатическій постъ и тогда онъ могъ наиболѣе выгодно ликвидировать свои дѣла.

Онъ могъ продать всѣ свои акціи и бумаги по высокой цѣнѣ и съ довѣріемъ, характеризовавшимъ всѣхъ слугъ имперіи, помѣстить свой капиталъ… заграницей.

Но дипломатическій постъ, который былъ необходимъ маркизу, не легко было получить.

Императоръ, узнавъ о его желаніи, сдѣлалъ многозначительную гримасу. Но стоило д’Эрво, которому удалось привлечь вниманіе императора на красавицу Діану, отдать ему дочь, и тогда онъ могъ разсчитывать получить вознагражденіе за свою услугу. Нужно было только найти снисходительнаго мужа.

Кто могъ быть лучше для этого, чѣмъ графъ де-Планэ?

Графъ былъ въ рукахъ маркиза, который купилъ нѣсколько росписокъ, на которыхъ де-Планэ ошибся подписью.

Съ другой стороны, де-Планэ зналъ о маркизѣ нѣкоторыя, не особенно хорошія, приключенія. Однимъ словомъ, они держали другъ друга, какъ два разбойника, напавшіе другъ на друга въ лѣсу.

Прелестный союзъ!

У де-Планэ не было ни гроша, но его любили въ Тюльери, а онъ самъ до такой степени обожалъ своего повелителя, что ни въ чемъ не могъ отказать ему.

Въ своей женѣ точно также, какъ во всемъ другомъ.

Послѣ всего этого неудивительно, что маркизъ д’Эрво былъ озабоченъ.

И кто сталъ бы удивляться, что разбуженный очень рано лакеемъ, принесшимъ ему записку Діаны, онъ съ радостью вскричалъ:

— Наконецъ-то!..

И это «наконецъ-то» доказало, до какой степени этотъ образцовый отецъ желалъ устроить свою дочь.

Онъ одѣлся скорѣе обыкновеннаго и, не теряя ни минуты, отправился къ Діанѣ.

Она съ своей стороны, также не теряла даромъ времени.

Ей оставалось нанести послѣдній ударъ и она спокойно ожидала отца.

— Здраствуйте, дочь моя, сказалъ маркизъ, любезно улыбаясь, и такъ, мы стали благоразумны.

— Я всегда была почтительной и послушной дочерью, отвѣчала Діана, улыбаясь, въ свою очередь, и указывая отцу на кресло.

— Вы ангелъ!..

И маркизъ, наклонившись, поцѣловалъ ея руку.

Затѣмъ онъ усѣлся, какъ человѣкъ, взявшій трудную позицію.

— Вы не можете себѣ представить того удовольствія, которое доставила мнѣ ваша записка, сказалъ онъ. И такъ, вы обдумали… вы поняли, что я хочу только вашей пользы, и соглашаетесь позволить мнѣ составить ваше счастіе… Да, ваше счастіе, такъ какъ съ де-Планэ вы будете счастливѣйшей изъ женщинъ.

Безъ сомнѣнія, онъ желалъ погрузиться въ высоконравственныя соображенія, но Діана перебила его слѣдующимъ вопросомъ:

— Какова цифра моего приданаго?

— Что такое!..

— Я повторю. Сколько даете вы за мною графу де-Планэ?

— Я не подозрѣвалъ, чтобъ вы безпокоились объ этомъ. Не все ли равно?

— Отвѣтите вы мнѣ или нѣтъ?

— Конечно, такъ какъ мой отвѣтъ можетъ только доставить вамъ удовольствіе. Я даю за вами два милліона.

— Чистыми деньгами?

— Частью деньгами, частью бумагами.

— О! эти бумаги!.. сказала Діана съ маленькой гримасой.

— Не все ли равно.

— Пускай бумаги. И такъ, вы говорите, два милліона?

— Да, два милліона, не считая надеждъ.

— И за эту цѣну г. де-Планэ соглашается дать мнѣ свое имя?

— Что вы говорите!.. Графъ де-Планэ не думаетъ о деньгахъ, онъ васъ любитъ и…

— Онъ разсчитываетъ, вмѣстѣ съ двумя милліонами пріобрѣсти молодую, добродѣтельную, кроткую жену, которая будетъ во всемъ ему послушна.

Маркизъ былъ удивленъ оборотомъ, который принималъ разговоръ.

Онъ хотѣлъ отдѣлаться шуткой.

— Покорность во всемъ, сказалъ онъ, можетъ быть только пріятна.

— Я въ этомъ не сомнѣваюсь, отецъ, но вотъ въ чемъ я нуждаюсь во всей вашей ко мнѣ привязанности…

— Я къ вашимъ услугамъ. Но, признаюсь, я не понимаю, какимъ образомъ я могу вмѣшиваться въ подобныя дѣла.

— О! самымъ простымъ!

— Я васъ слушаю.

— Вы прибавите къ моему приданому еще полмилліона…

— Что такое?

— О! въ бумагахъ…

— Хорошо. Но все таки пятьсотъ тысячъ, къ чему это?

— Къ тому, чтобъ за эти пятьсотъ тысячъ вы купили у графа д’Планэ мою совершенную свободу.

Конечно, маркизъ д’Эрво былъ отлично подкованъ и могъ ходить по какой угодно скользкой почвѣ, но слова дочери были ужъ чрезъ-чуръ странны.

Онъ съ удивленіемъ вскочилъ и пробормоталъ:

— Вашу свободу!..

— Да, полную, совершенную свободу.

— Но это безуміе!.. какъ, вы требуете, чтобъ вашъ мужъ позволилъ вамъ… согласился… Нѣтъ, это невозможно!..

— Это вполнѣ возможно, и это будетъ такъ… Правда, это будетъ вамъ стоить полмилліона… въ бумагахъ…

— Боже мой! дѣло не въ деньгахъ, а въ томъ, что де-Планэ откажется..

— Не говорите того, чего вы сами не думаете. Послушайте, папа, продолжала Діана, граціозно опираясь на спинку кресла, отвѣчайте мнѣ откровенно… уважаете ли вы графа де-Планэ?

— Я!.. Уважаю ли я?.. какъ… человѣка, котораго я хочу назвать зятемъ…

— Это че отвѣтъ. Скажите мнѣ просто да, и поглядите мнѣ прямо въ лицо.

Пристальный взглядъ Діаны не отрывался отъ глазъ маркиза.

Конечно, маркизъ имѣлъ большой апиломбъ, но эта дѣвушка внушала ему такое удивленіе, что онъ не рѣшался сказать требуемаго да.

— Хорошо, продолжала Діана, я не настаиваю и продолжаю.

— Какъ! это еще не все?

— О! нѣтъ. Вы увидите, что за ваши пятьсотъ тысячъ франковъ вы получите множество… снисхожденій.

Маркизъ снова опустился въ кресло. Онъ ожидалъ всего.

— Главнымъ образомъ я хочу купить у г. де-Планэ, продолжала Діана, не только свободу внѣ дома, и главнымъ образомъ свободу… у себя дома.

Маркизъ покорно вздохнулъ.

— Я хочу, чтобъ графъ де-Планэ обязался письменно не пользоваться ни однимъ изъ своихъ супружескихъ правъ… Я хочу, чтобъ, при томъ условіи, что я буду уважать его имя и беречься отъ всякаго скандала, графъ де-Планэ былъ для меня всегда только номинальнымъ мужемъ.

— Я никогда не попрошу этого у графа, сказалъ д’Эрво.

— Тогда одно изъ двухъ: или я предложу ему это сама или свадьба не состоится.

— Но вы мнѣ писали, что готовы повиноваться?

— Я и теперь повторяю тоже самое. Если вы хотите, я назовусь графиней де-Планэ. Чего же большаго, вы отъ меня требуете?…

— Конечно… съ моей стороны… да…

Бѣдный маркизъ не зналъ, что сказать.

Діана встала.

— Будемте откровенны. Выдавая меня замужъ за де-Планэ, вы дѣлаете дѣло.

— О!…

— Я васъ не упрекаю. Я только констатирую фактъ. Женясь на мнѣ, де-Планэ тоже дѣлаетъ дѣло.

— Вы насъ принимаете за негодяевъ? вскричалъ д’Эрво.

— Я не судья, иронически отвѣчала Діана, но такъ какъ съ обѣихъ сторонъ вопросъ идетъ о дѣлѣ, то я, съ своей стороны, желаю поставить свои условія.

— Вы, значитъ, ненавидите графа?

— Я?… Нисколько. Я буду жить вмѣстѣ съ нимъ, я буду стараться дѣлать его жизнь настолько пріятной, насколько это будетъ мнѣ возможно. Но, съ другой стороны, я хочу не идти далѣе того, что мнѣ захочется. Будемъ же свѣтскими людьми, отецъ… Какое намъ дѣло до мелочей, которыя годятся для буржуа или республиканцевъ. Вы тысячу разъ повторяли мнѣ, что бракъ дѣло серьезное. Вы видите, что я вполнѣ съ вами согласна и говорю о немъ вполнѣ серьезно.

Д’Эрво ничего не отвѣчалъ.

Логика дочери подавляла его.

Слушая Діану, онъ невольно спрашивалъ себя:

— Не моя ли она дочь, въ самомъ дѣлѣ!

Діана снова улыбнулась и слегка ударила отца по плечу.

— Послушайте, сказала она, сдѣлайтесь сами собою и выслушайте мой послѣдній вопросъ.

— Продолжайте! Боже мой!… сказалъ маркизъ, я ожидаю всего!…

— Поклянитесь отвѣтить мнѣ чистосердечно.

— Я обѣщаю все, что вамъ угодно.

— И такъ, между нами, такъ какъ никто насъ здѣсь не слышитъ, неужели вы въ самомъ дѣлѣ думаете, что де-Планэ откажется отъ пятисотъ тысячъ?

Д’Эрво вздрогнулъ и поднялъ голову.

Онъ дѣйствительно забылъ обратиться къ себѣ съ этимъ вопросомъ.

Чортъ возьми! едва ли было вѣроятно, чтобъ де-Планэ отказался отъ полумилліона!… И на какихъ бы. то ни было условіяхъ.

Маркизъ д’Эрво поглядѣлъ на дочь, которая стояла, опершись на каминъ.

И этотъ строгій отецъ вдругъ засмѣялся, подошелъ къ Діанѣ, поцѣловалъ ее въ голову и вскричалъ:

— Ты великолѣпна!

Она также засмѣялась.

Нѣсколько мгновеній они глядѣли другъ на друга съ непритворной веселостью.

О! какъ презирали они другъ друга. Какъ презирали они окружающій ихъ свѣтъ! Какъ презирали самихъ себя!

— Будемъ говорить благоразумно, сказала Діана, снова возвращаясь къ разговору. И такъ, графъ де-Планэ одинъ изъ тѣхъ людей, которые понимаютъ требованія времени. И вотъ почему я выхожу за него замужъ. Вы поговорите съ нимъ, употребите тѣ аргументы, которые вамъ покажутся необходимыми…

— И полмилліона въ бумагахъ… подсказалъ маркизъ съ циничной безцеремонностью.

— Слѣдовательно, я могу на васъ разсчитывать?

— Даю вамъ слово. Но въ особенности не будьте слишкомъ хороши, такъ какъ этотъ проклятый де-Планэ, хотя бы и подписалъ, что угодно, можетъ отказаться отъ своей подписи.

— Я васъ заранѣе предупреждаю, что въ этомъ отношеніи будьте покойны. Я съумѣю заставить его уважать данное слово.

— О! въ васъ я не сомнѣваюсь! Теперь, мнѣ кажется, не надо терять времени. Угодно вамъ ѣхать въ Парижъ?

— Когда хотите.

— Сегодня же утромъ. Я прикажу запрягать.

— Какъ вамъ угодно. Меня ничто здѣсь не удерживаетъ.

— Отлично, сказалъ маркизъ. И да благословитъ Богъ вашъ союзъ! насмѣшливо прибавилъ онъ.

— Кстати, сказала Діана, еще одно слово…

— Опять какое нибудь невозможное порученіе?

— О! нѣтъ! просто желаніе, которое, надѣюсь, вы не откажетесь удовлетворить.

— Если оно отъ меня зависитъ.

— Отъ васъ однихъ. Вы, вѣроятно, помните одного лакея, котораго вы выгнали?

— Я!… Лакея?… Я положительно не помню, что бываетъ съ этими людьми.

— Тотъ, о которомъ я говорю, называется… Лазарь.

— Лазарь!..

Маркизъ поблѣднѣлъ. Желчь бросилась ему въ лицо.

— Этого негодяя… сказалъ онъ. Отчего вы произносите это имя?

— Оттого, что я хочу говорить о немъ…

— То есть?

— Вы выгнали его, а я васъ предупреждаю, что возьму его къ себѣ.

— Лазаря!… Нѣтъ, этого я не хочу!

Маркизъ сталъ другимъ человѣкомъ.

Въ одно мгновеніе лицо его преобразилось. Онъ вспомнилъ о той скрытой ярости, которую вызывало въ немъ присутствіе этого человѣка и объ ужасномъ оскорбленіи, перенесенномъ отъ него, такъ какъ, дѣйствительно, Лазарь далъ пощечину маркизу д’Эрво, который былъ слишкомъ трусъ, чтобъ убить его.

Діана хотѣла возражать, но вдругъ ея горничная вошла, неся записку.

Діана развернула ее и, не смотря на свое самообладаніе, почувствовала, что блѣднѣетъ.

— Не будемъ говорить объ этомъ болѣе, отецъ, по крайней мѣрѣ, въ настоящую минуту, сказала она. Я надѣюсь, что вы передумаете, но я не настаиваю.

Маркизъ вздохнулъ съ облегченіемъ.

— Теперь оставьте меня одну. Я приготовлюсь къ отъѣзду.

— Я васъ жду чрезъ полчаса.

— Разсчитывайте на меня, но не забудьте, что вы дали слово.

— Дочь мея, сказалъ д’Эрво, вы будете мною довольны.

Но, прибавилъ онъ, просите у меня только то, что я могу вамъ дать.

Діана слегка пожала плечами.

Д’Эрво вышелъ.

Тогда молодая дѣвушка снова прочла полученную ею записку.

Въ ней заключалось слѣдующее:

«Берегитесь! онъ не умеръ. Я долженъ говорить съ вами. Выйдите, я васъ жду въ бесѣдкѣ Минервы. Лазарь».

И такъ, онъ не умеръ!

Врагъ, отъ котораго она надѣялась навсегда избавиться, снова появлялся.

Холодный потъ выступилъ на лбу у Діаны.

Опасность была больше, чѣмъ когда либо.

Что же такое случилось? Какъ могъ ошибиться Лазарь?

Босѣдка Минервы, называвшаяся такъ отъ стоявшей въ ней статуи, находилась въ концѣ парка.

Повинуясь зову Лазаря, Діана вышла изъ дома.

Но какъ разъ въ эту минуту на подъѣздѣ стоялъ господинъ, одѣтый въ черное, и передавалъ лакею карточку.

Послѣдній, увидавъ Діану, почтительно подошелъ къ ней и отдалъ карточку.

«Докторъ Ранденсъ».

ГЛАВА IV.
Опасность катанья на лодкѣ.

— Мадемуазель, сказалъ докторъ Ранденсъ, извините меня, если я возьму смѣлость…

Діана быстрымъ взглядомъ окинула стоявшаго предъ нею господина.

Лицо его было ей совершенно неизвѣстно.

И дѣйствительно, какъ могла она вспомнить лицо, которое видѣла мелькомъ, ночью, въ то время, когда была жертвою страшныхъ мученій?

— Милостивый государь, сказала она, я сейчасъ ѣду въ Парижъ и очень сожалѣю, что не могу васъ выслушать.

— О, мадемуазель! мнѣ нужно сказать вамъ всего нѣсколько словъ…

— Обратитесь къ отцу.

— Но я долженъ говорить только съ вами. Съ вами одной… настойчиво повторилъ Ранденсъ.

Въ его голосѣ былъ странный тонъ, поразившій молодую дѣвушку.

Какое-то предчувствіе мелькнуло у нея въ головѣ.

Слова Лазаря «берегитесь»! пришли ей на память.

Она угадала, что объясненіе этого человѣка было связано съ тайной ея жизни.

— Хорошо, сказала она, говорите, я васъ слушаю.

И она пошла по парку, въ ту сторону гдѣ въ бесѣдкѣ ждалъ ее Лазарь.

Если для нея была новая опасность, то она инстинктивно хотѣла приблизиться къ своему покровителю.

Впрочемъ, она была не такая женщина, которая долго оставалась бы въ нерѣшимости.

— Вы докторъ? спросила она Ранденса, и безъ сомнѣнія, пришли просить моей помощи для какого нибудь несчастнаго?

— Вы угадали.

— Хорошо. Я отдамъ приказаніе. Достаточно ли десяти луидоровъ?

— О! нѣтъ! отвѣчалъ докторъ. Я хочу просить у васъ менѣе и въ тоже время болѣе.

— Милостивый государь! рѣзко сказала Діана, у меня нѣтъ ни времени, ни охоты слушать загадки. Скажите мнѣ прямо, что вамъ угодно?

— Вотъ что, отвѣчалъ докторъ. Въ нѣкоторомъ разстояніи отсюда находится одинъ раненый молодой человѣкъ, который желаетъ васъ видѣть предъ смертью.

Діана остановилась.

Кровь прилила ей къ сердцу.

И такъ, она не ошиблась.

Жакъ, еще живой, повѣрилъ свою тайну другому. Жакъ звалъ ее. Но что такое могъ знать докторъ?

— Я васъ не понимаю, сказала она. О комъ вы говорите?

— Я не знаю, кто этотъ молодой человѣкъ, однако я могу сказать вамъ, что его зовутъ Жакомъ.

— Въ такомъ случаѣ, сказала Діана, я съ сожалѣніемъ должна повторить, что ничего не понимаю. Я не знаю этого человѣка.

Ранденсъ кусалъ губы.

Онъ разсчитывалъ на этотъ рядъ маленькихъ театральныхъ эффектовъ, чтобъ заставить врага немедленно сдаться.

Но Діана ни на мгновеніе не теряла своего наружнаго равнодушія.

Надо было дѣйствовать смѣлостью.

Къ тому же, онъ ничѣмъ не рисковалъ.

— Извините, продолжалъ онъ, я, конечно, только посолъ, и могу ошибаться, однако, раненый далъ мнѣ одну вещь, которая должна была доставить мнѣ доступъ къ вамъ,

— У васъ есть эта вещь? покажите ее.

— Это медаліонъ, продолжалъ Ранденсъ. Портретъ женщины, сзади котораго написано нѣсколько словъ.

— Чей это портретъ?

— Я могу только сказать, что онъ имѣетъ удивительное сходство съ мадемуазель д’Эрво…

— Въ самомъ дѣлѣ?..

— И что нѣсколько словъ, о которыхъ я говорю, подписаны именемъ Діаны.

Діана задумалась.

Не было сомнѣнія, что предъ ней являлся новый врагъ.

Но была ли опасность такъ велика, какъ казалась?

Умирающій Жакъ просилъ этого человѣка призвать къ нему ту, которую онъ любилъ.

У него дѣйствительно былъ этотъ портретъ, но вѣдь дѣло могло идти о какомъ нибудь ребячествѣ, объ одномъ изъ тѣхъ романовъ, которые начинаются почти съ дѣтства.

— Г. Жакъ ничего не сказалъ вамъ болѣе?

— Ничего.

— И вы увѣряете, что онъ умретъ?

— Сомнѣваюсь, чтобъ, даже поспѣшивъ, вы застали его живымъ. Къ тому же, съ той минуты, какъ онъ потерялъ сознаніе, онъ не могъ произнести ничего послѣ того, какъ умолялъ меня отправиться къ вамъ.

Разговаривая, Діана все болѣе и болѣе приближалась къ бесѣдкѣ.

Теперь она входила въ нее.

Лазарь ждалъ ее въ бесѣдкѣ, спрятавшись за цвѣтами.

Онъ слушалъ и слышалъ.

— Такимъ образомъ, громко продолжала Діана, этотъ медаліонъ, который такъ сильно похожъ на меня и который, по вашему мнѣнію, можетъ меня немного компрометировать, у васъ съ собой?

— Да.

— Угодно ли вамъ передать его мнѣ?

Ранденсъ понялъ, что выигрываетъ.

Онъ былъ не такъ глупъ, чтобъ отдѣлаться отъ портрета.

Онъ сдѣлалъ видъ, что ищетъ въ карманахъ. Затѣмъ съ глубочайшимъ удивленіемъ сказалъ:

— Боже мой! я его забылъ!.. Вѣроятно, у больнаго.

— Въ самомъ дѣлѣ?.. Ну такъ я держу пари, продолжала Діана по прежнему громко, что кто нибудь другой съумѣетъ его найти.

— Что вы хотите сказать?…

Онъ не договорилъ.

Сильная рука схватила его сзади за шею и онъ въ одно мгновеніе былъ опрокинутъ на землю.

Бѣдный докторъ Ранденсъ!

Онъ задыхался и чуть не былъ задушенъ, какъ щенокъ.

Въ какую ловушку онъ попалъ!

Лазарь, читатели, вѣроятно, уже догадались, что это былъ онъ, поставилъ на грудь доктору колѣно и продолжалъ сжимать ему шею только одной рукой, что, впрочемъ, приносило доктору мало облегченія, а другой обыскивалъ его, и, найдя медаліонъ, передалъ его Діанѣ, которая насмѣшливо сказала:

— Вотъ видите, сударь, какъ вы забывчивы.

Ранденсъ хрипѣлъ.

У Лазаря были сильныя руки.

Бывшій кучеръ молча поглядѣлъ на молодую дѣвушку.

— Его взглядъ говорилъ: «прикажете покончить?» Діана, поглядѣвъ на портретъ, положила его себѣ за корсажъ.

Затѣмъ она бросила взглядъ на лежавшаго на землѣ человѣка и жестомъ приказала Лазарю выпустить его шею.

— Кто вы такой? Зачѣмъ вы пришли сюда? спросила она, наклоняясь къ доктору.

Несчастный съ трудомъ перевелъ духъ. Онъ весь посинѣлъ.

Ему нужно было сдѣлать большое усиліе, чтобъ заговорить.

— Пощадите меня, умоляю васъ! сказалъ онъ. Я не врагъ. Напротивъ того, я пришелъ предложить вамъ мои услуги.

Онъ спѣшилъ опредѣлить, что подразумѣвалъ подъ словомъ услуги, и сказалъ:

— Я солгалъ вамъ сейчасъ… Я все знаю… Вы меня не узнали, но это я, въ Парижѣ, былъ вашимъ акушеромъ и я же лѣчу Жака Дарневаль… Я докторъ и могу кончить то, что было начато.

— Что вы хотите сказать?..

— Что такая дѣвушка, какъ вы, можетъ составить счастіе такого несчастнаго, какъ я. И что для пріобрѣтенія ея протекціи я готовъ на все… Вы понимаете, на все!

Діана и Лазарь обмѣнялись взглядомъ.

Конечно, было легко покончить съ этимъ человѣкомъ. Лазарь былъ готовъ.

Но надо было подумать прежде, чѣмъ совершить убійство въ двухъ шагахъ отъ замка.

Да и къ чему, если оно было безполезно?

Въ эту самую минуту въ паркѣ раздался голосъ маркиза.

Онъ звалъ:

— Діана! гдѣ вы?.. Экипажъ готовъ.

Чрезъ нѣсколько секундъ онъ могъ быть въ бесѣдкѣ.

— Допросите его, сказала Діана Лазарю. До завтра, въ Парижѣ.

— Я здѣсь, отецъ, прибавила она, выходя изъ бесѣдки.

Маркизъ сдѣлалъ довольный жестъ.

Оба направились къ экипажу.

— Теперь мы поговоримъ, сказалъ Лазарь. Но прежде всего выйдемъ отсюда.

Онъ схватилъ Ранденса за плечи и поставилъ на ноги.

Въ эту минуту въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ раздался странный шумъ, какъ будто ворчанье.

Лазарь вдругъ остановился.

Но шумъ не возобновлялся.

И Лазарь беззаботно махнулъ рукою.

— Не забывайте, продолжалъ онъ, обращаясь къ доктору, что если вы попробуете убѣжать, то я васъ задушу, прежде чѣмъ вы успѣете крикнуть… Теперь вы предупреждены.

Да, Ранденсъ былъ предупрежденъ!

Воспоминаніе полученнаго урока было еще слишкомъ живо. Онъ настолько былъ увѣренъ, что пришелъ его послѣдній часъ, что и не думалъ пытаться оскорбить своего опаснаго противника.

И такъ, первая попытка Ранденса имѣла довольно дурной успѣхъ.

Опустивъ голову, какъ побитая собака, онъ шелъ предъ Лазаремъ, который положилъ свою тяжелую руку ему на плечо.

Лазарь помогъ ему перепрыгнуть чрезъ ровъ и они вмѣстѣ очутились на дорогѣ.

— Позвольте мнѣ говорить, началъ Ранденсъ.

— Погодите, мой милый, возразилъ Лазарь. Когда люди хотятъ говорить о щекотливыхъ предметахъ, то не мѣшаетъ принять предосторожности.

Въ нѣсколько минутъ они дошли до берега, Лазарь, который, какъ пріятель, велъ подъ руку Ранденса, довелъ его до мѣста, гдѣ отдавались въ наемъ лодки и взялъ одну изъ нихъ.

Чрезъ мгновеніе они были посреди Марны. Лазарь гребъ.

— Прежде чѣмъ начать нашъ разговоръ, я сдѣлаю вамъ одно замѣчаніе, сказалъ Лазарь доктору. Я васъ предупреждаю, что я отлично умѣю плавать. Если ваши отвѣты не понравятся мнѣ, я переверну лодку кверху дномъ и оставлю васъ выпутываться самого, какъ знаете, на водѣ такъ часто случаются несчастія… Вы поняли, не правда ли?

— Понялъ, машинально повторилъ Ранденсъ, все болѣе и болѣе пугаясь.

Лодка, между тѣмъ, быстро подвигалась и они скоро миновали послѣдніе дома и вошли въ рукавъ, образуемый Марной, въ родѣ канала, ниже Ножана.

Ранденсъ искоса глядѣлъ на это, далеко не успокоительное, мѣсто.

Онъ окончательно попался. Если бы онъ захотѣлъ кричать, то Лазарь двадцать разъ успѣлъ бы его утопить.

Приходилось сдаваться. Оставалось только заставить принять капитуляцію.

— Теперь говорите, сказалъ Лазарь. Я васъ слушаю.

— Милостивый государь, сказалъ Ранденсъ почтительнымъ тономъ, я негодяй…

— Я это знаю, продолжайте.

— Но если бы вы знали, съ какимъ намѣреніемъ я пришелъ къ мадемуазель д’Эрво…

— Пожалуйста, безъ именъ, перебилъ Лазарь.

Онъ такъ ударилъ веслами, что лодка затряслась.

— Нѣтъ! нѣтъ! вскричалъ Ранденсъ, задыхаясь ютъ страха. Я буду внимателенъ… но, клянусь вамъ, я хотѣлъ предложить свои услуги и ничего болѣе.

— Да, и начали съ того, что занялись шантажомъ.

— Поставьте себя на мое мѣсто, наивно продолжалъ Ранденсъ, я молодъ, до сихъ поръ, счастіе мнѣ не улыбалось, но у меня много доброй воли. Если бы мнѣ захотѣли помочь составить положеніе, то пріобрѣли бы во мнѣ преданнаго слугу, а вы знаете, что докторъ часто можетъ быть полезенъ.

— Ну, презрительно сказалъ Лазарь, вы, какъ мнѣ кажется, не на многое годитесь.

— Вы меня не знаете. Тотъ, кто протянулъ бы мнѣ руку, чтобъ сразу вытащить меня изъ той грязи, въ которой я вязну… тотъ увидалъ бы, на что я гожусь.

— Однимъ словомъ, вы ничего не желаете, какъ подвергнуться испытанію.

— Конечно. Безъ всякихъ условій. Я полагаюсь на щедрость мадемуазель д’Эрво…

— Гмъ!.. сказалъ Лазарь, снова встряхнувъ лодку.

— Да, да, я знаю!.. Это такъ невольно вырвалось.

— И такъ, вы полагаете, что вы уже видѣли молодую дѣвушку, о которой мы говоримъ?

— О! въ этомъ я совершенно увѣренъ!

— Знайте, что никогда не слѣдуетъ быть увѣреннымъ въ томъ, что опасно знать.

— Повѣрьте, что я забуду все, что нужно будетъ забыть.

— Мы еще поговоримъ объ этомъ… Оставимъ прошлое и перейдемъ къ настоящему.

— Спрашивайте меня.

— Васъ позвали къ…

— Къ любовнику мадемуазель Діаны… Ахъ, Боже мой…

Этотъ послѣдній крикъ былъ вырванъ у бѣднаго Ранденса такимъ толчкомъ лодки, что бѣдный докторъ уже считалъ себя погибшимъ.

— Вы положительно неисправимы, сказалъ Лазарь, а такъ какъ тѣ, кто не умѣетъ держать языкъ за зубами, особенно опасны, то мнѣ очень хочется…

— О! умоляю васъ, не трясите такъ лодку. Я буду молчать. Даю вамъ слово.

— На этотъ разъ прощаю. Но будьте внимательны. Теченіе здѣсь очень быстро… И такъ, возвратимся къ молодому человѣку, который раненъ. Что вы думаете о его ранѣ?.. Я полагаю, что она результатъ случая?..

Ранденсъ съ безпокойствомъ посмотрѣлъ на Лазаря.

— Если вы дадите мнѣ слово грести спокойно…

— Ну, хорошо.

— Тогда я вамъ скажу, что, можетъ быть, вы ошибаетесь.

— Въ самомъ дѣлѣ! Въ такомъ случаѣ, рана…

— Вы не будете шевелиться?

— Вотъ видите, я даже подниму весла. Говорите, не бойтесь.

— Ну, я скажу вамъ по секрету, что она совершенно похожа на результатъ удара, нанесеннаго въ голову больнаго.

— Ба! кѣмъ же?

— Очевидно, сказалъ, подмигивая, Ранденсъ, тѣмъ или тѣми, кого эта личность стѣсняетъ.

— И вы подозрѣваете, кто этотъ тотъ или тѣ? Ранденсъ отвѣтилъ очень удачно:

— Я никого не подозрѣваю, когда ѣду въ лодкѣ, сказалъ онъ.

— Вотъ такъ то лучше. Ну, мой милый, мы, можемъ быть, кое что для васъ сдѣлаемъ… И такъ, нашъ раненый очень боленъ?

— Я не лгалъ, когда говорилъ, что онъ, можетъ быть, умеръ. А если онъ еще не умеръ, то жизнь его зависитъ отъ малѣйшаго случая.

— То-есть, медленно сказалъ Лазарь, глядя пристально на Ранденса, его жизнь въ рукахъ лѣчущаго его доктора?

Ранденсъ молча кивнулъ головою. Нѣсколько мгновеній продолжалось молчаніе. Марна становилась шире, Лазарь велъ лодку по срединѣ.

Но Ранденсъ менѣе безпокоился. Онъ понялъ, что пришла рѣшительная минута.

— Предположимъ, сказалъ Лазарь, что кто нибудь имѣетъ интересъ въ смерти этого бѣднаго малаго… предположимъ, что есть докторъ, готовый помочь природѣ… что потребовалъ бы за это докторъ?

— Только одно, отвѣчалъ Ранденсъ, протекцію тѣхъ, кому онъ служилъ. То есть пріобрѣтеніе богатыхъ кліентовъ. Вы знаете, достаточно, чтобъ нѣсколько знатныхъ личностей заинтересовались имъ. Кромѣ того, онъ попросилъ бы первоначальное вознагражденіе для того, чтобъ имѣть возможность прилично устроиться. Сущую бездѣлицу, то есть, пятьдесятъ тысячъ Франковъ… Эти требованія кажутся вамъ чрезмѣрными?…

— Нѣтъ, отвѣчалъ Лазарь, онѣ довольно скромны. Но есть одно «но», на которое я обращаю ваше вниманіе.

— Будьте увѣрены, что я не теряю ни одного изъ вашихъ словъ.

— Предположимъ такъ… мы все будемъ заниматься предположеніями… что сказанный докторъ, эксплуатируя положеніе, пріобрѣтенное, благодаря случаю, готовъ оказать требуемую услугу, но какую гарантію будутъ имѣть его… заказчики. Я повторяю, какую гарантію будутъ они имѣть, что докторъ никогда не злоупотребитъ извѣстными ему тайнами?

— Какую гарантію? Его слово, его собственный интересъ.

— Это очень много между честными людьми. Но позвольте вамъ сказать, что съ нѣкоторыми особами это слишкомъ мало. Тутъ подвергаешься большой опасности… капризъ или раздраженіе… Вѣдь союзы не вѣчны.

— Но какую же гарантію могу я дать? вскричалъ Ранденсъ.

Онъ буквально обезумѣлъ отъ страха.

Онъ предложилъ условія, ихъ принимали и вдругъ, въ послѣднюю минуту, казалось, являлось непреодолимое препятствіе, такъ какъ Лазарь былъ правъ — какъ могъ Ранденсъ доказать, что въ одинъ прекрасный день онъ не напомнитъ Діанѣ д’Эрво ея прошлое?

Конечно, онъ былъ готовъ дать всевозможныя клятвы, но, по совѣсти сказать, могли ли ими довольствоваться?

Лазарь, съ своей стороны, былъ очень ловокъ и какъ разъ доѣхалъ до такой мѣстности, гдѣ достаточно было одного удара весломъ, чтобъ навсегда похоронить тайну Діаны.

— Не правда ли, сказалъ онъ, вы угадываете, что я, въ свою очередь, поставлю условія? И, клянусь вамъ, онѣ будутъ не легки.

— Я полагаю, что приму ихъ, сказалъ Ранденсъ.

— Есть у васъ записная книжка и карандашъ?

— Есть,

— Въ такомъ случаѣ, вырвите листокъ и пишите.

— Какъ! здѣсь въ лодкѣ?

— Ну, да. Это будетъ моя личная гарантія. Но прежде всего поймите хорошенько, что вы у меня въ рукахъ, то есть ваша жизнь, поэтому выбирайте одно изъ двухъ: или окажите услугу, о которой вы говорили, и васъ сдѣлаютъ богатымъ и знатнымъ, или же…

Лазарь замолчалъ, какъ актеръ, приготовляющій эффектъ.

— Или же я брошу васъ въ воду.

— Диктуйте, сказалъ Ранденсъ, стуча зубами. Я готовъ.

— Вы видите, лодка не шевелится. Пишите такъ, чтобъ было разборчиво.

— Диктуйте же.

— Прежде всего скажите ваше имя и фамилію.

— Артуръ Ранденсъ.

— Хорошо. Пишите. «Я, Артуръ Ранденсъ, признаюсь, что меня поймали ночью въ комнатѣ мадемуазель Бланшъ д’Эрво…»

— Но вѣдь это ложь!

— Конечно, если бы это было противное, то въ чемъ была бы ваша заслуга?

Говоря это, онъ опускалъ весла въ воду.

— Продолжайте: «въ комнатѣ мадемуазель Блантъ д’Эрво, куда я пробрался съ цѣлью воровства…»

— Этого я не напишу! вскричалъ несчастный.

— Въ такомъ случаѣ, отправляйтесь подъ воду.

И Лазарь далъ лодкѣ такой ужасный толчекъ, что Ранденсъ, полумертвый отъ страха, упалъ на дно лодки, крича умоляющимъ голосомъ:

— Я напишу!.. я подпишу!..

— Садитесь. Положительно было бы вѣрнѣе покончить съ вами сейчасъ же…

— Сжальтесь!.. «Съ цѣлью воровства…» Вотъ видите я пишу… я подписываю… я подписалъ.

И, окончивъ эти три строчки на днѣ лодки, Ранденсъ подалъ записку Лазарю.

Послѣдній взялъ ее и спокойно прочелъ.

— Немного дрожащій почеркъ, сказалъ онъ. Но карандашъ не дуренъ… Впрочемъ, мы имѣемъ средство помѣшать ему стереться. Садитесь на мѣсто.

— Но вы мнѣ обѣщаете… клянетесь…

— Къ чему сталъ бы я убивать васъ теперь? Артуръ Ранденсъ, вы намъ принадлежите. Будьте увѣрены, мы не неблагодарны. Вамъ будетъ заплачено не пятьдесятъ, а сто тысячъ. А теперь, за дѣло.

Лазарь маневрировалъ съ грубостью палача.

Докторъ былъ укрощенъ, къ тому же, ему обѣщали сдержать слово.

Онъ говорилъ правду, докторъ безъ совѣсти можетъ быть очень полезенъ въ случаѣ надобности.

Обратное возвращеніе было настоящей прогулкой.

Лазарь и Ранденсъ отлично поняли другъ друга. Если Жакъ еще не умеръ, то долженъ былъ умереть чрезъ нѣсколько минутъ послѣ возвращенія доктора Ранденса.

Ушибы головы всегда опасны.

ГЛАВА V.
Брако сыщикъ.

Ночь, проведенная старикомъ Амбруэзомъ и Снѣгурочкой у постели больнаго Жака, была исполнена ужасныхъ мученій.

Время шло, а между тѣмъ, въ положеніи больнаго не происходило ни малѣйшей перемѣны къ лучшему. Каждый его хриплый вздохъ могъ быть послѣднимъ.

Иногда дыханіе останавливалось на нѣсколько мгновеній.

Тогда Снѣгурочка и старикъ чувствовали, что холодный потъ выступаетъ у нихъ на лбу.

Начавшійся день освѣтилъ блѣдное лицо умирающаго. Губы его посинѣли, носъ обтянулся.

Докторъ обѣщался придти рано утромъ.

Одно уже ожиданіе его было утѣшеніемъ. Снѣгурочка, теряя терпѣніе, говорила, что пойдетъ за нимъ, такъ какъ онъ слишкомъ медлитъ.

Но было еще слишкомъ рано и, можетъ быть, не слѣдовало злоупотреблять любезностью доктора.

И такъ, приходилось терпѣть.

Но въ семь часовъ утра безпокойство сдѣлалось сильнѣе всякихъ другихъ соображеній.

— Иди, сказалъ старикъ Амбруазъ Снѣгурочкѣ.

При этихъ словахъ Брако, который нѣсколько часовъ лежалъ въ углу, инстинктомъ животнаго зная, что сонъ лучшій изъ докторовъ, Брако, говоримъ мы, вскочилъ на ноги и побѣжалъ къ дверямъ.

У бѣднаго Брако былъ странный видъ.

Перевязка закрывала ему голову.

Онъ имѣлъ видъ стараго ветерана-солдата возвращающагося съ боя.

— Ты хочешь идти со мной? сказала Снѣгурочка, улыбаясь, не смотря на печаль.

Собака замахала хвостомъ, въ знакъ согласія.

Брако былъ другомъ Жака, поэтому Снѣгурочка не могла ни въ чемъ ему отказать. Она погладила его по спинѣ, говоря:

— Идемъ!..

И оба исчезли.

Снѣгурочка быстро прошла короткое разстояніе, отдѣлявшее домъ перевозчика отъ дома доктора.

Придя туда, она увидала, что все заперто.

Ее охватило печальное предчувствіе.

Предчувствіе это не обмануло ее.

Докторъ уже вышелъ.

Какимъ образомъ случилось, что она его не встрѣтила. Неужели онъ сказалъ неправду и его первый визитъ былъ не къ Жаку?

Снѣгурочка навела справки у сосѣдей.

Ей сказали, что докторъ Ранденсъ минутъ десять тому назадъ шелъ по церковной площади, опустивъ голову, какъ человѣкъ, о чемъ-то задумавшійся.

Онъ шелъ въ противоположномъ направленіи отъ рѣки.

Сердце Снѣгурочки сжалось.

Для нея докторъ былъ спаситель.

Еще немного, и она готова была глядѣть на его забывчивость, какъ на убійство.

Но достаточно молодая, чтобъ вѣрить въ добро, она подумала, что, можетъ быть, ошибается.

Она считала невозможнымъ, чтобъ докторъ не исполнилъ слова, и, позвавъ Брако, побѣжала домой, говоря себѣ, что докторъ, вѣроятно, уже тамъ и, можетъ быть, она будетъ имѣть счастіе услышать отъ него успокоительное извѣстіе.

Подбѣжавъ къ хижинѣ, она увидала старика, который съ безпокойствомъ стоялъ на порогѣ и съ удивленіемъ глядѣлъ по сторонамъ.

— Что, докторъ здѣсь? крикнула она.

— Нѣтъ.

— Дѣло въ томъ, что онъ уже вышелъ изъ дома.

— Что, если онъ пошелъ къ другому больному?

— Это очень дурно съ его стороны.

Въ эту минуту она увидала, что старикъ Амбруазъ казался озабоченнымъ.

Онъ вышелъ и ходилъ вокругъ дома, какъ бы ища кого-то.

— Что съ вами, отецъ? спросила Снѣгурочка. Можно подумать, что что-то случилось. Жакъ…

— Жакъ все въ томъ же положеніи, не лучше, не хуже, но дѣло идетъ о другомъ. Войди вмѣстѣ со мной.

Снѣгурочка повиновалась.

— Слушай, дитя мое, сказалъ старикъ Амбруазъ. Я знаю, что могу на тебя положиться. Если бы я могъ разсказать тебѣ мою исторію, которая, увы!.. связана съ исторіей нашего дорогаго Жака, то ты поняла бы, что, въ виду того, что вчерк произошло, я долженъ сильно безпокоиться. Знаешь ли ты, Снѣгурочка, прибавилъ онъ, понижая голосъ, что я не вѣрю доктору. Жакъ совсѣмъ не жертва случая, его хотѣли убить!..

— Я угадала это, сказала молодая дѣвушка. Но кто?

— Вотъ этого я и не знаю. А между тѣмъ, это необходимо узнать. Жакъ былъ жертвою западни. Я убѣжденъ, что рана, нанесенная ему ночью, связана со вчерашней покражей письма… Но кого хотѣли убить: Жака или сына перевозчика? конечно, кромѣ тебя, въ присутствіи которой отчаяніе вырвало у меня слово, которое такъ давно было скрыто въ глубинѣ моего сердца, никто не можетъ подозрѣвать моей тайны, а между тѣмъ…

— Что такое?

— Сейчасъ, въ то время, когда тебя не было, я сидѣлъ у постели Жака и вдругъ, самъ не знаю какъ, заснулъ. Сколько времени прошло, я не помню, безъ сомнѣнія, всего нѣсколько минутъ, но во время этого полусна я былъ жертвою кошмара… Было ли это видѣніе или правда, этого я не могу утверждать…

— Но что же вы видѣли?

— Дверь медленно отворилась и на порогѣ появился человѣкъ, средняго роста, широкоплечій, съ густой бородой. Онъ осторожно прокрался въ комнату… повторяю тебѣ, я не знаю, былъ ли это сонъ. Я хотѣлъ бы думать, что да, но нѣтъ! нѣтъ!.. я хорошо видѣлъ, какъ этотъ человѣкъ приблизился къ постели Жака… видѣлъ, какъ онъ наклонился къ нему… видѣлъ, какъ поднялась его рука… Въ эту минуту я сдѣлалъ надъ собою страшное усиліе и проснулся. Проснулся и вскочилъ…

— А этотъ человѣкъ? вскричала поблѣднѣвшая Снѣгурочка.

— Исчезъ, какъ будто это была галлюцинація. А между тѣмъ, мнѣ казалось, что я видѣлъ, какъ закрылась дверь, слышалъ, какъ она стукнула… Я бросился вонъ и въ эту минуту увидалъ тебя.

— И вы никого не видѣли больше?

— Никого.

Въ ту минуту, какъ старикъ говорилъ эти слова, снаружи раздалось хриплое, глухое рычанье.

— Это Брако, сказала Снѣгурочка, что съ нимъ? я хочу узнать.

Старикъ Амбруазъ вышелъ вмѣстѣ съ дѣвушкой.

Брако, уткнувъ носъ въ землю, обнюхивалъ какіе-то. невидимые слѣды.

Онъ бѣгалъ вокругъ дома, затѣмъ возвращался къ двери и ворчалъ, какъ бы узнавъ слѣдъ врага.

— Брако! позвалъ перевозчикъ.

Собака подняла голову и поглядѣла на него.

— Что съ тобой? сказалъ старикъ, гладя собаку по спинѣ.

Вмѣсто всякаго отвѣта, Брако началъ рыть землю и залаялъ.

Затѣмъ, странная вещь, онъ подбѣжалъ къ перевозчику и, схвативъ его за полу платья, казалось, хотѣлъ увлечь за собою.

Потомъ, безъ сомнѣнія, потерявъ терпѣніе, возвратился къ слѣду. Затѣмъ, какъ бы вдругъ принявъ рѣшеніе, бросился впередъ.

— Сюда, Брако, сюда! закричалъ старикъ.

Собака остановилась, потомъ вернулась назадъ.

Она повиновалась, можетъ быть, противъ сердца, можетъ быть потому, что разсчитывала, что старикъ пойдетъ за нею.

Но, къ ея величайшему изумленію, старикъ Амбруазъ взялъ ее за ошейникъ и повелъ обратно домой.

Брако былъ слишкомъ хорошо воспитанъ, чтобы сопротивляться, но онъ протестовалъ жалобнымъ визгомъ.

— Снѣгурочка, сказалъ Амбруазъ дѣвушкѣ, то, что сейчасъ произошло, подтверждаетъ мое подозрѣніе. Я не былъ игрушкой сна. Въ то время, когда я заснулъ, кто-то пробрался сюда… Посмотри на Брако.

Въ эту минуту собака жадно обнюхивала полъ.

— Слѣдъ, который привлекъ ея вниманіе около дома, продолжается и здѣсь. Даже нѣтъ сомнѣнія, что Брако знаетъ приходившаго. Знаетъ, что онъ не другъ, такъ какъ, чтобъ увидать это, стоитъ только взглянуть ему въ глаза. Кто знаетъ, можетъ быть, это тотъ, кто ранилъ Брако, кто укралъ письмо и чуть не убилъ нашего дорогаго Жака.

— Какъ! вы думаете?

— Я только стараюсь объяснить факты, которые съ нѣкотораго времени нарушаютъ наше спокойствіе. Я уже сказалъ тебѣ, что я долженъ узнать истину для того, чтобъ предостеречь Жака отъ новыхъ опасностей, если онъ переживетъ опасную рану, и отомстить, въ случаѣ, если онъ умретъ… Слушай, Снѣгурочка, ты въ одну минуту можешь заплатить мнѣ за то немногое добро, которое я тебѣ сдѣлалъ.

Дѣвушка молча поцѣловала руку старика.

— Дорогая моя, я буду просить у тебя большой жертвы.

Снѣгурочка съ удивленіемъ глядѣла, нё понимая, въ чемъ дѣло.

Старикъ Амбруазъ привязалъ цѣпочку къ ошейнику собаки.

— Ты пойдешь за Брако туда, куда онъ тебя поведетъ.

Дѣвушка вздрогнула.

— Какъ, оставить Жака въ эту минуту!..

— Вѣдь я говорилъ тебѣ, что потребую отъ тебя жертвы. Я знаю, что подвергаю тебя большой печали. Но я знаю, что ты не захочешь заставить меня оставить изголовье моего умирающаго сына…

— Хорошо. Я повинуюсь.

— Помни хорошенько что этотъ слѣдъ, какъ я уже тебѣ сказалъ, долженъ быть слѣдомъ врага Жака, а можетъ быть, и моего… Если я начну преслѣдовать сейчасъ же, я могу испортить будущее. Меня могутъ увидать, узнать…

— Вы правы, отецъ. Простите мнѣ мой эгоизмъ, и укажите, что я должна дѣлать.

Старикъ обнялъ Снѣгурочку и тихо заговорилъ ей на ухо:

— Я не сомнѣваюсь, что Брако будетъ хорошимъ проводникомъ; но я боюсь его гнѣва въ томъ случаѣ, если тотъ, кого онъ ищетъ, ранилъ его. Брако долженъ помочь тебѣ увидать этого человѣка, но не долженъ бросаться на него, не долженъ даже обратить на себя его вниманіе.

Собака, услышавъ, что ея имя упоминается въ разговорѣ, сѣла предъ разговаривающими и пристально глядѣла на нихъ.

Кто знаетъ, можетъ быть, она старалась понять.

— Я увѣрена въ Брако, сказала Снѣгурочка. Онъ будетъ меня слушаться.

— Это необходимо; когда ты поймешь, что онъ довелъ тебя до человѣка, о которомъ я говорю, запомни хорошенько всѣ обстоятельства, которыя могутъ помочь мнѣ найти его, запомни хорошенько его наружность, похожа ли она на того человѣка, который, по моему мнѣнію, приходилъ сюда. Если онъ пойдетъ, иди за нимъ. Однимъ словомъ, постарайся добиться положительныхъ слѣдовъ, но не спускай Брако съ цѣпи и возвратись назадъ. Поняла?..

— Да, отецъ. Я иду…

Но, прежде чѣмъ идти, она остановилась, не рѣшаясь докончить.

— Я хочу попросить васъ объ одномъ…

— Говори.

— Я хотѣла бы… конечно, это очень смѣло съ моей стороны… Я хотѣла бы поцѣловать г. Жака….

— Дорогая моя, дѣлай, что хочешь! Кто знаетъ, можетъ быть, поцѣлуй невиннаго ребенка принесетъ намъ счастіе.

Молодая дѣвушка, краснѣя, подошла къ постели Жака.

Онъ былъ по прежнему неподвиженъ и блѣденъ, но его дыханіе сдѣлалось правильнѣе и менѣе хрипло.

Дѣвушка наклонилась и поцѣловала его въ лобъ.

Она готова была заплакать.

— Брако, сказала она, идемъ скорѣе.

На порогѣ она повернулась.

— Отецъ, сказала она, смотрите за нимъ хорошенько.

Брако, чувствуя, что на его просьбу обратили вниманіе, бѣжалъ по дорогѣ большими шагами. Не смотря на перевязку, у него былъ здоровый видъ, къ тому же, животнымъ, какъ и людямъ, гнѣвъ придаетъ новыя силы.

Брако бѣжалъ очень скоро, но Снѣгурочка старалась удержать его, боясь неосторожности. Она тщательно глядѣла предъ собою и вокругъ, боясь слишкомъ поздно замѣтить того, кого искала, и быть не въ состояніи удержать Брако.

Она все шла и шла.

Собака бѣжала прямо, увѣренная въ дорогѣ.

Такимъ образомъ, она довела Снѣгурочку до парка д’Эрво.

Молодая дѣвушка отлично знала эту роскошную виллу.

Иногда она поднималась на ципочки и, стараясь взглядомъ проникнуть сквозь деревья, она видѣла бѣлый силуэтъ отеля.

Тутъ Брако остановился и, стоя на краю рва, окружавшаго имѣніе, съ яростью рылъ землю.

Снѣгурочка колебалась.

Перепрыгнуть чрезъ яму, для нея, воспитанной на свободѣ, ничего не значило, но она не знала, вправѣ ли она пробраться въ чужія владѣнія. Старикъ Амбруазъ научилъ ее уважать всякій законъ; но, съ другой стороны, онъ приказалъ ей идти до конца, куда ни поведетъ ее Брако.

Кромѣ того, нужно было защищать Жака, спасти его отъ новыхъ опасностей.

Это окончательно заставило ее рѣшиться; она навернула на руку цѣпь Брако, отступила на нѣсколько шаговъ назадъ, чтобъ разбѣжаться, затѣмъ оба, собака и ребенокъ, однимъ прыжкомъ перепрыгнули чрезъ препятствіе и очутились въ паркѣ.

Куда теперь идти?

Удастся ли имъ убѣжать, прежде чѣмъ ихъ распросятъ; что дѣлать, если ихъ увидятъ?

Сердце дѣвушки сильно билось.

Вдругъ Брако сдѣлалъ быстрое движеніе, какъ бы желая вырваться отъ нея, и въ тоже время зарычалъ сильнѣе.

Въ недалекомъ разстояніи послышался шумъ шаговъ.

Снѣгурочка положила свою руку на голову животнаго и, наклонившись къ его уху, прошептала:

— Тише, Брако!…

Брако замолчалъ.

Тогда, наклонившись къ землѣ, Снѣгурочка немного отпустила цѣпь и, со всевозможными предосторожностями, продолжала подвигаться впередъ.

Собака, казалось, также понимала, что нужно избѣгать всякаго шума, и онѣ скользили почти неслышно.

Въ ту минуту, какъ онѣ были въ нѣсколькихъ шагахъ отъ бесѣдки Минервы, Снѣгурочка съ ужасомъ увидала на землѣ двоихъ людей, изъ которыхъ одинъ старался, задушить другаго.

Тотъ, которому угрожала смерть, былъ докторъ Ранденсъ, измѣнившій своему слову.

Но другой?…

Чтобъ убѣдиться, что этотъ человѣкъ былъ тотъ, кого она искала, достаточно было взглянуть на Брако.

Разинувъ пасть, съ налившимися кровью глазами, онъ старался оборвать цѣпь.

Дѣвушка упала на колѣни и обѣими руками держала собаку за шею.

Она ни на минуту не забывала наставленій старика Амбруаза. Показаться значило потерять все.

И она обняла Брако, умоляя его молчать,

Какимъ образомъ поняла собака, чего отъ нея требовали?

Какимъ образомъ согласилась она отложить свое мщеніе?

Пусть другіе скажутъ это.

Брако, видя предъ собою негодяя, пославшаго ему пулю въ голову, дрожалъ всѣмъ тѣломъ, но не лаялъ, не бросился на него, а только прижимался къ Снѣгурочкѣ и, время отъ времени, взглядывалъ на нее, какъ бы. прося позволенія покончить съ врагомъ.

Снѣгурочка продолжала слѣдить за отвратительной сценой, которая разыгрывалась предъ нею, и увидала также молодую дѣвушку, которую она отлично знала, гордую дочь маркиза д’Эрво, которая иногда проѣзжала мимо нея верхомъ на лошади.

Вдругъ Снѣгурочка поняла все.

Она угадала, что записка, украденная у Бркко, была предназначена этой женщинѣ.

Отчаяніе охватило сердце дѣвушки, такъ какъ Жакъ долженъ былъ страстно любить эту женщину, которая, казалось, приказывала убійцѣ.

Между тѣмъ, уже извѣстно, что Лазарь выпустилъ свою жертву, затѣмъ было сказано нѣсколько словъ и въ саду раздался голосъ, звавшій Діану.

Діана — это было имя гордой дѣвушки.

И такъ, соперница Снѣгурочки была Діана.

Но человѣкъ, желавшій сначала убить доктора, казалось, вошелъ съ нимъ въ переговоры.

Значитъ, они были сообщники?

И этому человѣку была довѣрена судьба Жака!…

Она видѣла, какъ докторъ и незнакомецъ, держась за руки, направились ко рву и перепрыгнули чрезъ него.

Она увлекла Брако.

На этотъ разъ собака противилась громкимъ ворчаньемъ.

Она согласна была ждать, но не согласна выпустить жертву.

Это ворчанье слышалъ Лазарь.

Но Снѣгурочкѣ, отчасти ласками, отчасти строгостью, удалось увлечь Брако, и тогда она бросилась бѣжать, какъ сумасшедшая.

Она боялась придти слишкомъ поздно.

Въ докторѣ она угадала негодяя.

— Отецъ!… Отецъ!… надо спасти Жака! вскричала она, еще на порогѣ дома.

Затѣмъ она быстро и безсвязно разсказала все, что произошло.

— Но какъ имя этой женщины? спросилъ перевозчикъ.

— Діана д’Эрво!…

— Д’Эрво!… вскричалъ старикъ. Судьба снова бросаетъ этихъ злодѣевъ на мою дорогу! Да, Снѣгурочка, ты угадала, надо спасти Жака.

Часъ спустя, когда почтенный докторъ явился въ домъ перевозчика, онъ нашелъ дверь запертой.

Проклятіе сорвалось у него съ губъ.

Убійца не имѣлъ успѣха!…

— Вы, вѣроятно, ищете перевозчика? спросилъ его хозяинъ плота. Онъ уѣхалъ полчаса тому назадъ съ больнымъ, съ г. Жакомъ, теперь перевозчикъ я.

ГЛАВА VI.
Опасность маленькихъ записокъ.

Нашъ разсказъ, развиваясь, выводитъ на сцену личности, о которыхъ мы уже упоминали, но которыя еще неизвѣстны читателямъ.

Теперь мы должны представить вамъ графа де-Планэ, будущаго супруга невинной Діаны д’Эрво, которая, какъ чители помнятъ, дала отцу довольно щекотливое порученіе къ жениху.

Бельэтажъ который де-Планэ занималъ въ улицѣ Монтень, былъ чудомъ роскоши и изящества. Все въ его спальнѣ, начиная обоями и кончая портьерами на дверяхъ и окнахъ, коврами и пологомъ постели, было изъ звѣриныхъ шкуръ.

Въ ту минуту, какъ мы вводимъ читателя въ этотъ отель, только что пробило двѣнадцать часовъ.

Но въ спальнѣ графа царствовала полнѣйшая темнота, а самъ графъ спалъ.

Онъ былъ одинъ, посмотримъ на него.

Его лицо было длинно, худо и блѣдно, волосъ было мало или, лучше сказать, совсѣмъ не было, но ночью въ клубѣ, онъ казался другимъ человѣкомъ. Есть множество подобныхъ людей, которымъ, употребляя вульгарное выраженіе, за которое извиняюсь, довольно одного щелчка.

Но эти люди обладаютъ необыкновеннымъ искусствомъ возстанавливать свою наружность. При огнѣ они кажутся молодцами.

И, къ несчастію, есть множество женщинъ, которыхъ обманываетъ эта наружность.

Онѣ однѣ знаютъ, чего имъ это стоитъ.

И такъ, измученный усталостью, благородный графъ де-Планэ спалъ крѣпкимъ сномъ и естественно приказалъ своему лакею не будить себя, ни подъ какимъ предлогомъ, раньше двухъ часовъ, какъ разъ времени, удобнаго для того, чтобъ во всеоружіи отправиться въ лѣсъ предъ обѣдомъ.

Но, не смотря на строгое приказаніе, дверь мѣховой комнаты отворилась и женщина или, если хотите, дама, закутанная въ кружева, рѣшительно вошла, захлопнувъ дверь предъ носомъ лакея, который, можетъ быть позволилъ себѣ сдѣлать ей замѣчаніе.

Направившись прямо къ постели, она слегка ударила по плечу спавшаго, который глухо заворчалъ.

— Ну, мой милый, извольте проснуться, сказала дама. Да скорѣе. Намъ надо поговорить и мнѣ некогда терять времени.

— Что такое случилось? проворчалъ Планэ.

Дама продолжала его будить, такъ что, наконецъ, онъ былъ принужденъ открыть глаза.

— А! это ты, Далія?… Что тебѣ надо? Дай мнѣ спать.

Идалія, бывшая фигурантка въ Буффѣ, которая отказалась отъ искусства, чтобъ вполнѣ посвятить себя болѣе прибыльнымъ занятіямъ, на которыхъ мы не станемъ останавливаться, была высокаго роста женщина, около тридцати лѣтъ, полная, съ выкрашенными въ золотой цвѣтъ волосами, съ рѣзкими манерами, одна изъ тѣхъ женщинъ, которыя чудомъ ускользаютъ отъ Сенъ Лазара, потому что у нихъ есть хорошія знакомства.

Читатели уже помнятъ, что Діана д’Эрво знала объ этой связи, которая имѣла въ жизни де-Планэ, какъ мы сейчасъ увидимъ, еще болѣе значенія, чѣмъ она предполагала.

— Нечего, лѣнивецъ, вставай, продолжала она.

— Не сердись, сказалъ графъ, зѣвая во весь ротъ. Ты знаешь, какъ я всегда радъ тебя видѣть.

— Нечего болтать глупости. Отвѣчай мнѣ въ двухъ словахъ. Готовы у тебя мои деньги? Да или нѣтъ? Я и такъ довольно съ тобой церемонилась. Отдай мнѣ мои деньги или берегись.

Де-Планэ вертѣлся въ постели подъ этимъ потокомъ словъ.

По правдѣ сказать, иногда можетъ быть очень пріятно быть разбуженнымъ хорошенькой женщиной, но тутъ было далеко не такъ.

Вотъ въ чемъ дѣло:

Де-Планэ въ теченіе пяти лѣтъ оказывалъ Иданіи свое покровительство.

Онъ истратилъ на нее какихъ нибудь два милліона

Затѣмъ наступилъ роковой часъ, когда портмонэ и бумажникъ стали также пусты, какъ голова Фата.

Но гдѣ найти силу признаться въ этой печальной истинѣ своей возлюбленной?

Однако, Идалія была въ сущности доброй дѣвушкой.

Она сказала графу:

— У тебя нѣтъ ни гроша, а я богата. Надѣюсь, ты не предполагалъ, чтобъ я была тебѣ вѣрна. Мнѣ удалось сдѣлать нѣсколько выгодныхъ дѣлъ. Можетъ быть, удастся и еще… Я тебя оставляю, это правда, но я не хочу быть неблагодарной. Вотъ тебѣ двадцать тысячъ Франковъ, поправляйся.

— Ты меня бросаешь?.. Жалобно проговорилъ Плана, который, само собою разумѣется, взялъ деньги. Но ты вѣдь знаешь, что я не могу безъ тебя жить.

Идалія была тронута.

— Ну, мой котикъ, сказала она, надо быть благоразумнымъ. Такъ какъ ты разорился…

Плана подумалъ нѣсколько минутъ.

Онъ былъ человѣкъ умный, котораго совѣсть мучила только относительно.

— Выслушай меня, Идалія, сказалъ онъ. Я совершенно понимаю, что не могу теперь одинъ имѣть на тебя права. Но оставь мнѣ маленькій уголокъ у тебя въ сердцѣ и въ твоей спальнѣ… когда ты будешь одна… О! ты вѣдь знаешь, что я хорошо воспитанъ…

Дѣйствительно, бѣдный котикъ былъ не требователенъ. Быть серьезнымъ любовникомъ и превратиться въ возлюбленнаго, — это обѣщало многое.

Кромѣ того, у него были отличныя связи. Онъ могъ быть очень полезенъ своей малюткѣ.

Идалія позволила склонить себя и въ продолженіе двухъ лѣтъ удерживала Гонтрана.

Впрочемъ они оказывали другъ другу взаимныя услуги.

Повидимому, ничто не измѣнилось въ ихъ отношеніяхъ, такъ что, съ одной стороны, Плана не казался разореннымъ и даже, пользуясь расположеніемъ императора, началъ поправлять свои дѣла. Тогда какъ, съ другой стороны, благодаря ему, у Идаліи не было недостатка въ мимолетныхъ любовникахъ, съ которыми она его обманывала.

Какъ много они смѣялись надъ этимъ.

Однажды они даже придумали очень ловкую комбинацію.

Въ одинъ прекрасный день Гонтранъ засталъ въ спальнѣ Идаліи одну извѣстную личность, мэра, отца семейства, и, разыгрывая ревность, далъ ему пощечину, предложивъ какое угодно удовлетвореніе.

Несчастный, получившій пощечину, одинаково боялся и дуэли и скандала и, чтобъ не имѣть надобности мстить за полученную пощечину, онъ выкупилъ ее за хорошую цѣну. Гонтранъ получилъ половину, какъ и слѣдуетъ во всякой хорошей операціи.

Но нѣтъ такого праздника, который бы не кончился.

Идалія кончила тѣмъ, что нашла, что де-Планэ стоитъ ей слишкомъ дорого.

Будучи скупой, она искала средства эксплуатировать его положеніе и, сказать по правдѣ, сдѣлала большую глупость.

— Послушай, мой милый, сказала она ему однажды, въ твоемъ кружкѣ ты долженъ получать извѣстія о биржѣ. Нѣтъ ли въ виду какихъ нибудь хорошихъ дѣлъ?

Де-Планэ поймалъ мячъ на лету.

Сомнѣваться въ этомъ значило бы оскорблять его.

— Конечно, вскричалъ онъ. О! если бы у меня былъ въ распоряженіи маленькій капиталъ, я уже давно былъ бы милліонеромъ!

— А меня ты и забылъ?

— Неужели ты… ты захотѣла бы?

— Мой милый, я такая женщина, которая думаетъ о будущемъ. Сколько бы тебѣ понадобилось, чтобъ вести дѣло?

— Немного. Тысячъ тридцать франковъ.

— И отлично. Я даю деньги.

И вотъ, графъ де-Планэ превратился въ биржеваго зайца кокотки.

Что можемъ мы теперь прибавить такого, чего читатель не угадалъ бы.

Сначала все шло отлично. Первые три мѣсяца доставили Идаліи больше пяти тысячъ луидоровъ. Она оставила половину денегъ въ дѣлѣ.

Планэ игралъ съ азартомъ и жилъ шире, чѣмъ когда либо.

Но Фортуна женщина и потому капризна.

Къ тому же, можетъ быть, на минуту она сняла свою повязку и покраснѣла, что обогащаетъ подобныхъ людей.

Однимъ словомъ, счастіе измѣнило до такой степени" что де-Планэ совершеннно разорился и Идалія потеряла свои лучшія перышки.

Надо было остановиться.

Но нѣтъ, люди подобнаго сорта родились и умираютъ игроками.

Но только когда Планэ сталъ упрашивать Идалію снова попытать счастія и вознаградить потерянное, она, въ отчаяніи отъ потери столь благородно заработанныхъ денегъ, поставила довольно странное условіе.

Она согласилась дать довольно кругленькую сумму, но съ тѣмъ, чтобъ Планэ далъ слово лично уплатить ее въ случаѣ проигрыша. А чтобъ быть увѣренной, что Планэ сдержитъ слово, она заставила его подписать маленькую записочку, въ которой онъ признавался, что взялъ эту сумму на храненіе. Поэтому возвратъ былъ обезпеченъ обвиненіемъ въ злоупотребленіи довѣріемъ.

Графъ подписалъ. Сталъ играть, проигралъ, снова выигралъ и наконецъ разорился до такой степени, что наканунѣ въ клубѣ у него осталось въ карманѣ всего десять луидоровъ.

И вотъ, почему въ это утро прекрасная Идалія такъ безцеремонно разбудила своего друга.

Планэ протестовалъ такимъ образомъ:

— Во-первыхъ, развѣ я виноватъ, что несчастіе преслѣдуетъ насъ?

— Такъ, значитъ, ты все проигралъ?

— Почти, но будущая ликвидація, если сдѣлать маленькую прибавку…

Идалія вскочила.

— Прибавку!… Ты хочешь, чтобъ я осталась голой? Довольно, мой милый. Вотъ мое послѣднее слово, плати, а не то ты увидишь…

Она бросила ему въ лицо бумагу.

На ней былъ написанъ рядъ цифръ, почтенный итогъ которыхъ доходилъ до ста семидесяти двухъ тысячъ франковъ.

Идалія поставила въ счетъ не только деньги, данныя ею на начало игры, но и тотъ выигрышъ, который она снова проиграла.

— Послушай, тутъ ошибка, пробормоталъ Планэ.

— Не можетъ быть.

— Ты дала всего восемьдесятъ тысячъ Франковъ.

— Вотъ какъ!… вскричала красавица. Ты не доволенъ тѣмъ, что надулъ меня, а еще хочешь назвать воровкой!…

— Но я совсѣмъ этого не говорилъ.

— Воровка!… нечего сказать, только этого не доставало!… Назвать воровкой меня, честную женщину, которая не сдѣлала никому зла?!..

— Но послушай, милая Далія…

— Милая Далія!… Нечего сказать, ты не платишь и ты же меня оскорбляешь… Ну, такъ прощай, мнѣ это надоѣло. Я знакома въ настоящую минуту съ однимъ господиномъ… очень приличнымъ, имѣющимъ хорошее мѣсто въ министерствѣ юстиціи, я передамъ ему твою записку и мы увидимъ.

— Мою записку?

Планэ морозъ подралъ по кожѣ.

Онъ подписалъ ее въ минуту слабости и съ тѣхъ поръ напрасно кусалъ себѣ пальцы.

Онъ хотѣлъ взять смѣлостью.

— Мы съ тобою компаніоны, вотъ и все.

— А! ты думаешь?… Но нѣтъ, мой милый, я знаю кодексъ также хорошо, какъ и ты. Я довѣрила тебѣ деньги, а ты ихъ истратилъ… Воръ ты, а не я. Кажется, ясно…

— Далія!…

— И графу Гонтрану де-Планэ придется отправиться въ исправительную полицію посмотрѣть, нѣтъ ли меня тамъ, а оттуда, — маршъ въ Мазасъ!…

Гонтранъ начиналъ находить шутку неприличной.

Дѣйствительно, дѣло принимало непріятный оборотъ, поэтому онъ призвалъ на помощь все свое краснорѣчіе.

Онъ говорилъ, что сдѣлалъ все возможное, что онъ много разъ выигрывалъ. Если онъ проигралъ, то это могло случиться со всякимъ. Бываютъ иногда цѣлые мѣсяцы несчастія, но стоитъ только потерпѣть и все вознаградится.

Но Далія не хотѣла ничего слушать. Ея конькомъ сдѣлалась исправительная полиція, Мазасъ и Ла-Рокетъ. Еще немного, и она готова была угрожать ему гильотиной.

— А почему твой императоръ не вытащитъ тебя изъ непріятности?… Къ чему онъ тебѣ, въ такомъ случаѣ, служитъ?… Кажется, у него довольно денегъ. Тебѣ стоитъ только сказать ему: «это для моей маленькой Даліи», и повѣрь, онъ тебѣ поможетъ. Онъ не плюетъ на женщинъ и, если бы для успѣха мнѣ пришлось быть съ нимъ любезной…

— Ты совсѣмъ оглупѣла! вскричалъ Гонтранъ внѣ себя.

— Ну, какъ хочешь, въ такомъ случаѣ, я прямо отправлюсь къ моему судьѣ и ты скоро обо мнѣ услышишь!

— Далія!.. простоналъ Планэ, не дѣлай глупостей. Ну, хорошо, я признаюсь, что долженъ тебѣ… сколько?

— Четыреста тысячъ франковъ.

— Я тебѣ ихъ отдамъ.

— Да, когда съ неба повалятся жареные рябчики.

— Совсѣмъ нѣтъ. Ты знаешь, что я скоро женюсь.

— Ну, да, это все одна и таже исторія. Твой маркизъ!.. Желала бы я знать, какая молодая дѣвушка пойдетъ за такого голыша, какъ ты…

— Далія! ты меня огорчаешь… Ты меня даже оскорбляешь!… Ты знаешь, что эта свадьба рѣшена, и клянусь тебѣ!.. изъ приданаго…

— Вѣчно ждать и ждать! мнѣ ужъ это надоѣло. У меня есть твоя записка, это будетъ вѣрнѣе.

Что было дѣлать графу? Онъ просилъ, умолялъ, Далія оставалась непреклонной. Ей нужны были деньги. Она рѣшилась поступить, какъ сказала. Рѣши лась подать жалобу прокурору.

Планэ вскочилъ съ постели.

Смѣшной, въ своемъ ночномъ костюмѣ, онъ плакалъ, старался вырывать волосы, кидался на колѣни.

— Нѣтъ, рѣшительно объявила Далія, я прямо иду къ судьѣ.

Въ эту минуту появился лакей и передалъ Гонтрану карточку.

— Маркизъ д’Эрво!.. вскричалъ Планэ, мой тесть!

Далія была поражена. Что, если графъ говоритъ правду?

Дѣло въ томъ, что она хотѣла больше всего получить четыреста тысячъ Франковъ, которые доставили бы ей хорошенькій доходъ.

Тогда, воодушевленный надеждой, Гонтранъ въ одну минуту объяснилъ ей, какимъ образомъ все будетъ спасено.

Визитъ маркиза доказывалъ, что свадьба еще не разстроилась, а женившись, онъ долженъ былъ получить милліоны и Идалія несомнѣнно проститъ его.

Дорогая Далія!

Кончилось тѣмъ, что она позволила убѣдить себя и согласилась ждать… до вечера.

Ничтожное снисхожденіе, которымъ приходилось довольствоваться.

Наконецъ де-Планэ имѣлъ радость видѣть, какъ она исчезла на задней лѣстницѣ.

— Попросите маркиза подождать нѣсколько минутъ, сказалъ графъ лакею, затѣмъ придите скорѣе привести меня въ порядокъ.

ГЛАВА VII.
Молодецъ де-Планэ.

— Туалетъ г. графа оконченъ, говорилъ лакей.

И дѣйствительно, въ нѣсколько минутъ ловкій слуга сдѣлалъ совершенное чудо.

Мумія исчезла, красавецъ де-Планэ возродился. На головѣ снова появились волосы; глаза, благодаря ловкой подкраскѣ, имѣли что-то въ родѣ блеска. Губы покраснѣли, усы приподнялись. Фигура выпрямилась при помощи корсета.

И сверхъ всего этого, синій бархатный халатъ, обшитый мѣхомъ, дополнялъ довольно сносный ансамбль.

— Проси, сказалъ Планэ.

Въ тоже самое время, онъ пошелъ впередъ, протянувъ руки какъ разъ во время, чтобы пожать руку маркиза д’Эрво.

По, бросивъ взглядъ на того, кого уже готовъ былъ назвать тестемъ, Планэ ощутилъ непріятное предчувствіе.

— Здравствуйте, дорогой графъ, сказалъ д’Эрво серьезнымъ голосомъ. Я надѣюсь, что ваше здоровье хорошо?

— Отлично, маркизъ, отлично, повторилъ Планэ. А какъ поживаетъ ваша дочь, обожаемая мадемуазель Діана?

— Мадемуазель д’Эрво здорова, отвѣчалъ маркизъ, давая легкій урокъ тому, кто совершилъ преступленіе, назвавъ его дочь по имени.

Для графа это было дурнымъ предзнаменованіемъ и, понявъ замѣчаніе маркиза, онъ съ ужасомъ подумалъ о краткомъ срокѣ, данномъ ему Идаліей.

По правдѣ сказать, у него было немного крови въ жилахъ, но и та застыла.

Д’Эрво торжественно опустился на табуретку и не менѣе торжественно зажегъ прекрасную сигару, предложенную ему Гонтраномъ.

Наступила минута молчанія.

Де-Планэ первый нарушилъ его.

— Знаете ли, маркизъ, сказалъ онъ, рѣшившись схватить быка за рога, знаете ли, само Провидѣніе прислало васъ…

— Провидѣніе!..

— Мнѣ кажется, будто вы угадали, что я хотѣлъ съ вами говорить.

— Со мной?..

— Если бы вы не пріѣхали сегодня утромъ, а чрезъ нѣсколько часовъ отправился бы въ Ножанъ.

Маркизъ д’Эрво, въ свою очередь, былъ изумленъ.

— Я былъ бы очень радъ видѣть васъ, какъ и всегда, но могу я узнать…

— Вотъ въ чемъ дѣло, дорогой маркизъ. Вчера я провелъ часть вечера съ императоромъ…

— Съ императоромъ?.. спросилъ д’Эрво, физіономія котораго прояснилась.

— Вы знаете, что монархъ удостоиваетъ меня нѣкотораго участія…

— Которое вы вполнѣ заслуживаете.

— Вы мнѣ льстите… Однимъ словомъ, мы болтали о томъ, о семъ и, между прочимъ, императоръ замѣтилъ: «Дорогой Плана, почему вы еще до сихъ поръ не объявили о вашей женитьбѣ?» Вы понимаете, что я былъ въ большомъ смущеніи, какъ отвѣчать на этотъ вопросъ. Я разыгралъ скромность. Но, по правдѣ сказать, я хотѣлъ отправиться къ вамъ сегодня же, чтобъ узнать, согласна ли мадемуазель Діана исполнить живѣйшее изъ моихъ желаній?

Дѣло было сдѣлано. Звонокъ привѣшенъ. Что-то онъ долженъ былъ прозвонить?

Маркизъ отлично понялъ, въ чемъ дѣло.

— Планэ хитеръ, подумалъ онъ. Но подожди немного, я тебѣ дамъ сдачи.

Затѣмъ, снова принявъ свой торжественный видъ, онъ сказалъ:

— Увы! мой милый, я именно по этой причинѣ пріѣхалъ къ вамъ.

— Я очень счастливъ, сказалъ Планэ, котораго «увы» съ самаго начала убѣдило, что его опасенія подтверждаются.

— Не спѣшите радоваться, такъ какъ, другъ мой, къ моему крайнему сожалѣнію, я привезъ вамъ печальное извѣстіе.

— Боже мой! вы меня пугаете!

— До сихъ поръ я надѣялся побѣдить сопротивленіе мадемуазель д’Эрво. Я думалъ, что имѣю надъ нею власть, какую долженъ имѣть всякій любящій отецъ, но Небо рѣшило иначе…

— Небо!.. вскричалъ Планэ. Какое дѣло Небу до нашихъ дѣлъ!

— Не говорите такъ, другъ мой! Богъ имѣетъ права, которыхъ мы не можемъ отрицать.

— Богъ!.. пробормоталъ графъ. Послушайте, маркизъ, въ то время, когда мы вмѣстѣ съ вами вели веселую жизнь, сколько мнѣ помнится, вы были далеко не такъ благочестивы.

Маркизъ сдѣлался еще торжественнѣе.

— Никогда не поздно отказаться отъ своихъ ошибокъ, сказалъ онъ. И если я согрѣшилъ, то молитвы моей дочери выкупятъ спасеніе моей души.

— Де-Планэ былъ буквально оглушенъ.

— Какъ! вскричалъ онъ. Ужъ не думаете ли вы пойти въ монахи?..

— Дѣло идетъ не обо мнѣ…

— Что это значитъ?

— Дорогой Планэ, прошу васъ, оставьте вашъ легкомысленный тонъ. Вы знаете, что мы должны уважать религію и, съ моей стороны, я всегда уважалъ духовенство…

— Хорошо. Я буду уважать все, что вамъ угодно, но, ради Бога, не заставляйте меня ждать!..

— Вотъ въ чемъ дѣло. Мадемуазель д’Эрво, повинуясь велѣнію свыше, желаетъ постричься…

На этотъ разъ Планэ былъ такъ удивленъ, что поднесъ сигару къ губамъ… зажженнымъ концемъ, что заставило его вскрикнуть.

Маркизъ совершенно спокойно продолжалъ:

— Я долженъ признаться, что плохо зналъ мою дочь Діану. Я считалъ ее. наклонной къ свѣтскимъ удовольствіямъ и, какъ большинство ея сверстницъ, жадной до развлеченій. Но ея чистая душа согрѣлась лучами милосердія Божія и она рѣшительно заявила мнѣ о своемъ намѣреніи постричься. Конечно, это было для меня большимъ горемъ, отцу всегда тяжело разставаться со своимъ ребенкомъ. Но когда говоритъ Богъ, человѣкъ долженъ молчать…

— Что это за галиматья! рѣзко вскричалъ Плана, который, видя, что его надежды растраиваются, пересталъ стѣсняться. Скажите лучше, что вы хотите сберечь приданое.

Д’Эрво всталъ.

— Съ той минуты, какъ мы перестаемъ говорить, какъ прилично порядочнымъ людямъ, сказалъ онъ…

— Извините, маркизъ, но сознайтесь, что ваше заявленіе поразительно. Нѣтъ ли какого нибудь средства заставить мадемуазель д’Эрво отказаться отъ ея рѣшенія?

— Я убѣжденъ, что нѣтъ.

— Но, можетъ быть, вы слишкомъ слабо защищали дѣлр? Вы только отецъ. Но если бы, съ вашего позволенія, кто нибудь другой… Женихъ постарался бы отклонить ее отъ того, что я позволю себѣ назвать безуміемъ, я убѣжденъ, что…

— Вы убѣждены, что успѣли бы!.. въ этомъ вы ошибаетесь; такъ какъ я долженъ сказать вамъ по секрету, что моя дочь желаетъ постричься именно изъ боязни брака.

— Какъ!.. замужество до такой степени пугаетъ ее!..

— Я вижу, что вы стали благоразумны, и потому скажу вамъ все. Да, было бы одно средство заставить мою дочь согласиться выдти замужъ. То есть, я ючу сказать, что ее можно было бы заставить отказаться отъ поступленія въ монастырь…

— Средство!.. подумалъ Планэ, конечно, я согласенъ, каково бы оно ни было. Говорите, дорогой маркизъ.

— Да, но это средство таково, что я не рѣшился бы предложить его никому, а вамъ менѣе, чѣмъ кому либо…

— Не все ли равно. Можетъ быть, я буду сговорчивѣе, чѣмъ вы думаете? Чтобъ сохранить свѣту такого ангела красоты, какъ мадемуазель д’Эрво, я готовъ на большія жертвы.

— Исключая той, которую мы бы отъ васъ потребовали…

— Вы меня пугаете.

— Ахъ! другъ мой, вы. не знаете, до чего можетъ увлечь мистицизмъ нѣкоторыхъ людей. Впрочемъ, я вамъ буквально передамъ слова дочери. Въ то время, какъ я старался уговорить ее отказаться отъ ея рѣшенія, она сказала мнѣ: «Отецъ, если вы знаете человѣка, истиннаго рыцаря, который далъ бы мнѣ честное слово, что дозволитъ мнѣ сохранить мою чистоту, за такого человѣка я согласилась бы выдти замужъ»..

Планэ внимательно слушалъ.

— Это все? сказалъ онъ.

— Увы! нѣтъ… Но къ чему продолжать. Я вижу, что вы кусаете себѣ губы отъ гнѣва и, чортъ возьми! я васъ понимаю. Если бы меня хотѣли заставить поступить такимъ образомъ!..

— Продолжайте же, дорогой маркизъ.

— Я лучше передамъ вамъ слова моей дорогой Діаны. «Я хочу отдаться Богу и предъ Богомъ склонюсь, но я не хочу склоняться предъ его созданіемъ. Богу я всегда буду покорна, но я чувствую, что никогда не въ состояніи буду дать мужу тѣхъ унизительныхъ правъ, которыя дѣлаютъ изъ женщины рабу. Запершись въ монастырь, я, по крайней мѣрѣ, буду чувствовать, что я свободна. У меня останется свобода мысли и воли. Если бы нашелся человѣкъ, который обязался бы оставить мнѣ эту свободу… если бы у него была избранная душа, онъ понялъ бы, что, рѣшаясь уважать его имя, я въ то же время хочу дѣйствовать вполнѣ независимо, тогда я, можетъ быть, согласилась бы не наносить вамъ того огорченія, которое разрываетъ сердце мнѣ и вамъ, но объ этомъ нечего и думать. Мужчины деспоты, которые желаютъ имѣть рабынь, а я хочу чтить только Бога»…

Планэ, который былъ не совсѣмъ дуракъ, начиналъ спрашивать себя, не взять ли ему маркиза за плечи и не спустить ли съ лѣстницы.

— Осмѣлюсь я васъ спросить, дорогой маркизъ, что вы на это отвѣчали?

— Я протестовалъ. Я сказалъ ей, что ни одинъ порядочный человѣкъ не согласится на подобное условіе, что она желаетъ навсегда отказаться отъ роли матери, этого святаго призванія женщины на землѣ, и мечтаетъ сохранить свою свободу. Конечно, я знаю, что честь ея мужа не подвергалась бы ни малѣйшей опасности…

Онъ остановился, глядя на Планэ.

Послѣдній молчалъ.

— Ваша рѣчь была слаба, замѣтилъ онъ, наконецъ. Вы не сказали ничего болѣе?

— Напротивъ, возразилъ маркизъ. Дочь моя, вскричалъ я, чтобъ сохранить тебя, надежду моей старости, я готовъ принести всякую жертву. Если бы подобный человѣкъ существовалъ, я сказалъ бы ему: «будьте другомъ и покровителемъ моей дочери. Конечно, жертва, которой отъ васъ требуютъ тяжела, но я богатъ. Я даю за моей дочерью два милліона, а если вы соглашаетесь уважать ея невинность, дадите ей полную свободу, которой она желаетъ, то я не пожалѣю еще полмилліона, чтобъ сохранить мою дочь для свѣта. Превратите ея брачную комнату въ монастырскую келію. Доставьте ей полную свободу въ свѣтѣ и, кромѣ двухъ милліоновъ приданаго, въ вашу собственность поступятъ пятьсотъ тысячъ франковъ»…

Тутъ Планэ снова зажегъ сигару и положилъ руку на плечо маркиза.

— Хотите я, въ свою очередь, передамъ вамъ отвѣтъ мадемуазель д’Эрво?

— Какъ! вы думаете…

— Я убѣжденъ, что она сказала вамъ: «Отецъ, тотъ, кто согласился бы на это, былъ бы дуракъ».

— Но нѣтъ, увѣряю васъ…

— Дайте мнѣ докончить, «былъ бы дуракъ, такъ какъ это стоитъ гораздо больше. Предложите милліонъ и честный человѣкъ найдется».

Д’Эрво, въ свою очередь, повторилъ:

— Милліонъ!..

Противники стоили другъ друга.

Д’Эрво надѣялся перехитрить. Онъ придумалъ глупую басню. Планэ отлично понялъ, въ чемъ дѣло.

Мадемуазель д’Эрво хотѣла выдти замужъ и быть свободной. Она соглашается на бракъ, но отказывается отъ мужа.

Ну, чтожъ? это было дѣло, въ которомъ стоило только сойтись.

Взять пятьсотъ тысячъ франковъ для Идаліи изъ двухъ милліоновъ приданаго значило бы сильно уменьшить его. Съ другой стороны, предложенные полмилліона покрывали только этотъ долгъ, но, кромѣ него, были и другіе.

Это былъ настоящій торгъ временъ имперіи.

Конечно, де-Планэ былъ не такъ сильно влюбленъ, чтобъ не утѣшиться въ другомъ мѣстѣ въ неудачахъ брачной жизни.

Но, съ другой стороны, д’Эрво не могъ позволить задушить себя, не крича.

— Въ такомъ случаѣ, ищите себѣ зятя, возразилъ Планэ, и прощай посольство.

Отказаться отъ этой мысли было для маркиза слишкомъ ужасно.

— Семьсотъ тысячъ франковъ, продолжалъ онъ.

Графъ началъ напѣвать арію изъ оперетки.

— Восемьсотъ тысячъ.

Планэ взялся рукою за звонокъ.

— Я попрошу у васъ позволенія одѣться. Мнѣ нужно ѣхать.

У д’Эрво выступилъ холодный потъ.

— Согласенъ на милліонъ, со вздохомъ сказалъ онъ, но вы очень дороги, другъ мой.

— Въ такомъ случаѣ, вы напишите чекъ.

— Но, надѣюсь, и вы подпишите обязательство.

— Я беру перо, берите другое.

Оба сѣли за письменный столъ.

Перья заскрипѣли.

Чрезъ нѣсколько минутъ они передали другъ другу, маркизъ чекъ на милліонъ, а Планэ обязательство, въ случаѣ женитьбы на дочери маркиза д’Эрво, отказаться отъ всѣхъ супружескихъ на нее правъ.

Прочтя въ слухъ обѣ бумаги, они переглянулись.

Имъ сильно хотѣлось засмѣяться.

— Теперь, сказалъ де-Планэ, фамильярно беря подъ руку своего тестя, отправимся въ мэрію сдѣлать заявленіе.

— Хорошо, любезный зять, но вы позволите мнѣ оставить васъ, чтобъ заѣхать къ генералу Фельи.

На другой день, утромъ, въ газетахъ уже было напечатано извѣстіе о предстоящемъ бракѣ графа Гонтрана де-Планэ съ дѣвицею Діаной д’Эрво, съ прибавленіемъ, что церковная церемонія брака должна была произойти въ церкви Тюльери, такъ какъ его величество императоръ удостоилъ согласиться подписать контрактъ.

Прежде чѣмъ заключить эту главу, разскажемъ въ двухъ словахъ краткую сцену, происходившую въ тотъ же вечеръ.

Планэ былъ слишкомъ порядочный человѣкъ, чтобъ измѣнить своему слову.

Въ восемь часовъ вечера онъ былъ уже у Идаліи.

Это былъ настоящій сюрпризъ, такъ какъ она не ждала его, зная, что у него не было денегъ.

— Какъ! это ты!?. невольно вскричала она.

Онъ сдѣлалъ видъ, что не замѣтилъ ея удивленія, и, опустившись въ кресло, сказалъ:

— Ну, моя милая, запри двери для всѣхъ и накорми меня обѣдомъ.

— Съ удовольствіемъ! Какъ ты милъ.

Это послѣднее восклицаніе было вызвано простымъ жестомъ де-Нланэ, который сунулъ руку въ перчаткѣ въ карманъ и вынулъ изъ него бумажникъ, изъ котораго выглядывали синіе листы.

Глаза Идаліи засверкали отъ радости.

Конечно, Гонтранъ былъ очень милъ, и она упрекала себя за утреннюю грубость.

Всѣ кокотки въ сущности добрыя дѣвушки, и она рѣшилась загладить это… прежде всего самымъ изысканнымъ обѣдомъ.

Такъ какъ она жила въ улицѣ Гельдеръ, то послала за обѣдомъ въ англійское кифе.

Не прошло и получаса, какъ оба они сидѣли за столонъ, какъ старые товарищи, и весело смѣялись.

Время шло незамѣтно.

За десертомъ Далія заговорила о долгѣ и просила показать ей деньги, говоря, что она хотѣла бы только посмотрѣть ихъ. Она нисколько не спѣшила и знала, что графъ не захочетъ обмануть ее.

Онъ любезно раскрылъ бумажникъ.

Просто смѣхъ, какъ мало мѣста занимаютъ четыреста тысячъ Франковъ. Правда, что въ числѣ ихъ была ассигновка на казначейство въ двѣсти тысячъ франковъ.

Она хлопала въ ладоши, бросала деньги на воздухъ.

Планэ совсѣмъ не былъ золъ.

— Теперь, моя милая, ты, надѣюсь, возвратишь, мнѣ мою записку.

— Конечно, сейчасъ же. Сдѣлаемъ пуншъ и сожжемъ ее.

— Согласенъ. Но ты ничего не пьешь.

Она встала, чтобъ вынуть записку Гонтрана. Когда, она вернулась къ своему гостю, онъ сказалъ ей, чокаясь:

— За твое здоровье, моя красавица!

Она обняла его за шею и поцѣловала.

— Закрой глаза и открой ротъ.

Онъ любезно повиновался.

Она положила ему въ ротъ маленькую записку.

Какъ это было прелестно.

Рюмка съ коньякомъ была зажжена и записка скоро превратилась въ пепелъ.

Въ десять часовъ у Идаліи заболѣла голова; она легла на диванъ.

— Слушай, мой милый, сказала она, разбуди меня, шемного погодя.

Могла ли она думать, что въ ту минуту, какъ она вставала изъ-за стола всего на нѣсколько мгновеній, Гонтранъ бросилъ въ ея стаканъ соннаго порошку.

Она заснула.

Графъ наклонился надъ нею и тихо засмѣялся; отсчитавъ изъ переданныхъ Идаліи банковыхъ билетовъ пятьдесятъ тысячъ, онъ положилъ ихъ на каминъ на видъ, затѣмъ положилъ остальные въ карманъ и вышелъ, сказавъ горничной:

— Идалія немножко выпила, дайте ей уснуть.

Она проснулась на другой день въ десять часовъ. Сначала она ничего не могла вспомнить.

Затѣмъ, увидала столъ, съ котораго ничего не снимали, чтобъ не безпокоить ее, потомъ вспомнила Гонтрана, банковые билеты.

Гдѣ они были?

Ахъ! вотъ на каминѣ!

Волнуемая предчувствіемъ, она пересчитала.

Всего пятьдесятъ тысячъ, гдѣ же остальные?

Она стала искать, опрокидывая все.

На стукъ прибѣжала горничная.

— Кто здѣсь былъ?.. кричала она. Меня обокрали!.. Гдѣ мои деньги?.. Я васъ всѣхъ отправлю въ тюрьму!..

Оказалось, что въ комнатѣ былъ только одинъ Гонтранъ.

Тогда она поняла все.

— О! негодяй! вскричала она, заскрипѣвъ зубами. Онъ дорого мнѣ заплатитъ!.. Скорѣе шляпу!.. Я ѣду!..

Въ эту минуту раздался громкій звонокъ. Въ комнату безцеремонно, вошелъ раздвигая слугъ, высокій мужчина, въ наглухо застегнутомъ сюртукѣ и съ шляпою на головѣ.

— Ефимія Кокеншуа? хриплымъ голосомъ сказалъ онъ.

— А! что это такое? вскричала Идалія.

— Такъ это вы? Ну, такъ я пришелъ изъ полиціи, моя милая, сказать тебѣ отъ имени начальника, что мы за тобой наблюдаемъ и при первомъ скандалѣ — маршъ въ Сенъ-Лазаръ!..

И, повернувшись на каблукахъ, онъ вышелъ. Это былъ отвѣтъ на слова Идаліи — «маршъ въ Мазасъ».

Блѣдная, какъ смерть, Идалія, урожденная Ефимія Кокеншуа, развязала завязки у шляпы и бросилась въ постель.

— Ну, мой милый, прошептала она, ты еще мнѣ попадешься!..

Планэ оказался молодцемъ. Онъ отлично обдѣлалъ свои дѣла и получилъ девятьсотъ пятьдесятъ тысячъ чистыми деньгами.

ГЛАВА VIII.
Три каторжника.

— Діана д’Эрво!.. вскричалъ отецъ Амбруазъ, когда Снѣгурочка назвала ее. Судьба снова бросаетъ на мою дорогу этихъ негодяевъ!..

При этихъ словахъ, въ глазахъ старика сверкнула молнія гордости и гнѣва.

Какая тайна могла связывать этого скромнаго труженика съ гордымъ и богатымъ семействомъ д’Эрво?

Онъ не прибавилъ ни слова болѣе, но, съ этой минуты, у него была только одна мысль, вырвать Жака отъ опасности, которую онъ понималъ, но не могъ опредѣлить.

Онъ видѣлъ ужасную махинацію, жертвой которой былъ молодой человѣкъ, ненависть, которой его преслѣдовали и, какъ кажется, зналъ, на что были способны д’Эрво.

Поэтому, онъ не терялъ ни одной минуты, надо было, во что бы то ни стало, ѣхать, бѣжать, исчезнуть.

Въ четверть часа онъ досталъ себѣ лошадей и экипажъ, затѣмъ пошелъ къ хозяину плота, который уже давно желалъ получить его мѣста перевозчика, и сказалъ ему:

— Берите это мѣсто, я вамъ его даю.

Затѣмъ, взявъ на руки молодаго человѣка, онъ, осторожно, какъ ребенка, уложилъ его въ экипажъ!

Снѣгурочка сѣла рядомъ, положивъ къ себѣ на колѣни голову умирающаго.

Брако бѣжалъ около лошадей.

На прощанье собака повернулась и громко зарычала.

Если бы Лазарь слышалъ это рычанье, онъ понялъ бы, что оно значитъ «до свиданья».

Повозка двигалась медленно.

Старикъ Амбруазъ поѣхалъ по самой дальней, но удобной дорогѣ, заботясь о томъ, чтобъ больнаго нерастрясло, и съ цѣлью обмануть преслѣдованіе.

Наконецъ они добрались до Парижа.

Доѣхавъ до окрестностей Бастиліи, они повернули въ одну изъ боковыхъ улицъ и вскорѣ экипажъ остановился предъ большимъ сараемъ, на которомъ были написаны слова:

«Компанъ, плотникъ».

Старикъ Амбруазъ сошелъ съ повозки и открылъ дверь въ большую мастерскую, гдѣ дѣятельно работало много народу.

Всѣ головы повернулись къ нему.

Онъ прямо пошелъ къ одному человѣку, лѣтъ пятидесяти, который работалъ надъ большой балкой.

Тотъ глядѣлъ на него стараясь, безъ сомнѣнія, его узнать.

— Компанъ, сказалъ старикъ Амбруазъ, мнѣ нужно съ вами поговорить.

При звукѣ этого голоса, Компанъ вскричалъ:

— Какъ! Это ты?.. это вы?.. Идемте! идемте!

Среди шепота заинтересованныхъ рабочихъ, онъ увлекъ Амбруаза въ маленькую контору, въ которой обыкновенно принималъ заказчиковъ.

Когда они очутились тамъ, здоровый атлетъ плотникъ бросился на колѣни предъ старикомъ и цѣловалъ ему руки, тогда какъ крупныя слезы текли у него по щекамъ.

— О! дайте мнѣ благословить васъ! вскричалъ онъ, васъ, которому я обязанъ жизнью и честью!

— Встаньте, другъ мой, сказалъ старикъ Амбруазъ, и выслушайте меня. Я пришелъ просить у васъ услуги.

— Услуги!.. Что вамъ нужно?… Деньги! берите, я богатъ.

Онъ бросился къ кассѣ, открылъ ее и показывалъ золото и банковые билеты.

— Оставьте, сказалъ старикъ, мнѣ нужно больше и въ то же время меньше. Мнѣ нужно гостепріимство.

— Развѣ мой домъ не принадлежитъ вамъ?

— Да, но такое гостепріимство, мнѣ и моимъ спутникамъ, которому нечего было бы бояться нескромности. Даже ваши рабочіе не должны подозрѣвать, что здѣсь чужіе. Я вамъ объясню все.

— Совсѣмъ не нужно. Я не хочу ничего знать. Повторяю вамъ, вы здѣсь хозяинъ.

— Въ повозкѣ, которая стоитъ у вашихъ дверей, лежитъ опасно раненый человѣкъ, какъ перенести сюда его такъ, чтобъ его не видали?

Компанъ немного подумалъ.

— Нѣтъ ничего проще, сказалъ онъ.

Онъ сдѣлалъ знакъ старику Амбруазу остаться, а самъ бросился въ мастерскую.

— Друзья мои, сказалъ онъ, намъ досталось счастье, какое не каждый день попадается.

— Въ самомъ дѣлѣ, хозяинъ?

— Работа которую нужно сдѣлать немедленной за которую заплатятъ вдвое.

— Вотъ счастье! вскричалъ Гарнюшонъ, юноша двадцати лѣтъ, которому казалось, не больше пятнадцати.

— Но мнѣ нужны всѣ вы. Возьмите инструменты, закройте двери мастерской и отправляйтесь ждать меня.

— Куда, хозяинъ?

— На желѣзную дорогу въ Со.

— Славный кончикъ!..

— Я дамъ на омнибусъ, продолжалъ Компанъ, бросая Гарнюшону золотой.

— Теперь слушайте хорошенько. Вы будете ждать меня, пока я не приду.

— Слушаю, патронъ.

— Я могу пріѣхать сейчасъ же и опоздать часа на два.

— Въ такомъ случаѣ, можно будетъ немного промочить горло.

— Да, но осторожно.

— Будьте покойны, хозяинъ, когда дѣло идетъ о работѣ, мы умѣемъ себя вести.

— Идите же.

— До свиданья.

Чрезъ двѣ минуты мастерская опустѣла.

— Теперь мы у себя, сказалъ Компанъ, возвращаясь къ старику Амбруазу. Идемте.

Они вышли.

Снѣгурочка сошла съ повозки, чтобъ держать лошадь подъ уздцы.

Брако, съ серьезнымъ видомъ раненаго ветерана, сидѣлъ на заднихъ лапахъ.

Компанъ самъ открылъ ворота.

Повозка въѣхала, проѣхала чрезъ большой дворъ и остановилась предъ крыльцомъ маленькаго домика, чистенькаго, какъ англійскій котеджъ.

— Эй, Марселина! крикнулъ Компанъ. Не безпокойтесь, сказалъ онъ, обращаясь къ старику Амбруазу, это моя жена, добрая и честная женщина.

Въ то время, какъ старикъ Амбруазъ, снова бралъ на руки Жака, по прежнему безчувственнаго, на порогѣ появилась молодая женщина, держа на рукахъ маленькаго ребенка.

— Марселина, сказалъ Компанъ, поди приготовь нашу постель. Положи побольше подушекъ. Это для больнаго.

Молодая женщина, которой могло быть около двадцати восьми лѣтъ, съ добрымъ и кроткимъ лицомъ, не сдѣлала мужу никакого вопроса и бросилась обратно въ домъ.

Минуту спустя, Жакъ лежалъ на постели въ большой комнатѣ, въ которую воздухъ и свѣтъ проникали чрезъ два окна, выходившія на большое пустое мѣсто.

— Это не все, сказалъ старикъ Амбруазъ, дайте мнѣ все нужное для письма.

Онъ написалъ нѣсколько словъ и запечаталъ.

— Снѣгурочка, сказалъ онъ, ты сейчасъ же отнесешь эту записку доктору Фребару, на бульварѣ С. Мартенъ, и приведешь его съ собою.

— А! это молодецъ! сказалъ Компанъ. Но малютка не съумѣетъ найти адресъ. Погодите, моя жена доведетъ ее до экипажа и дастъ кучеру нужныя указанія.

Говоря это, онъ взялъ ребенка съ рукъ Марселины, которая сдѣлала знакъ Снѣгурочкѣ слѣдовать за нею.

Компанъ, между тѣмъ, подошелъ къ постели.

— Бѣдняжка! сказалъ онъ, онъ, кажется, очень боленъ?

— Я боюсь каждую минуту, что онъ умретъ, сказалъ старикъ Амбруазъ, проводя рукою по глазамъ.

— Не падайте духомъ, люди поправляются и послѣ худшаго.

— Одно слово, сказалъ старикъ, увѣрены ли вы въ скромности вашей жены?

— Также, какъ въ собственной; да, впрочемъ, погодите.

Въ эту минуту Марселина возвратилась.

— Жена, сказалъ Компанъ, посмотри на этого человѣка.

Марселина подняла на Амбруаза свои добрые и честные глаза.

— Ну, если я, негодяй, презрѣнный пьяница…

— Компанъ… перебилъ Амбруазъ.

— Оставьте, все, что я говорю, еще недостаточно… Если я здѣсь съ тобою, счастливый, что работаю для тебя и для нашего ребенка, если я сталъ честнымъ рабочимъ, вмѣсто того, чтобъ умереть на каторгѣ, какъ негодяй, то я обязанъ всѣмъ этимъ ему!…

Марселина протянула руки къ старику.

— О! сударь, сказала она, я васъ не знаю, но уже люблю!

— И хорошо дѣлаешь, продолжалъ Компанъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ, но этого недостаточно, ты должна знать все.

— Прошу васъ… Компанъ… перебилъ Амбруазъ.

— Нисколько, я хочу болтать и буду болтать. Мнѣ полезно облегчить сердце. Надо вамъ сказать, г. Амбруазъ, что Марселина знаетъ, что я сдѣлалъ, бѣдняжка! такъ какъ она ждала меня около шести лѣтъ… пока я былъ тамъ.

— Я знала, что ты былъ добръ, сказала Марселина.

— Очень можетъ быть, но только въ душѣ, снаружи я былъ скотомъ, негодяемъ, такъ что въ одинъ прекрасный день совершилъ преступленіе. Да, преступленіе!…

Онъ вздрогнулъ и опустилъ голову.

— Да, преступленіе, говорю я, такъ какъ я убилъ человѣка.

— Вы обезумѣли отъ пьянства, сказалъ старикъ Амбруазъ.

— Очень можетъ быть, но дѣло отъ этого не измѣняется; къ тому же, развѣ это извиненіе — пьянство? Прокуроръ сказалъ правду, я былъ животное, способное забыть, что было когда-то человѣкомъ. Они послали меня къ Кайенну и хорошо сдѣлали.

— Это было строго, очень строго!

— Не говорите этого, г. Амбруазъ, я вполнѣ заслужилъ мое наказаніе. При томъ же, безъ этого я продолжалъ бы напиваться и, чортъ знаетъ, чѣмъ бы все это кончилось!… И такъ, жена, когда я явился на каторгу, г. Амбруазъ былъ тамъ же…

Слово «каторга», такъ противорѣчило манерамъ и почтенной наружности стараго Амбруаза, что Марселина невольно съ удивленіемъ взглянула на него.

— Да, я былъ на каторгѣ, съ печальной улыбкой повторилъ онъ.

— Да, но я убѣжденъ, что вы не сдѣлали никогда ничего дурнаго. Вы не говорили мнѣ своихъ тайнъ, но вы были жертвою и это было сейчасъ видно… А какъ вы были добры!… повѣрьте, вы многихъ сдѣлали тамъ людьми. Вы исправили меня отъ пьянства, вы научили меня любить трудъ, вы возвратили мнѣ надежду и заставили меня поклясться сдѣлаться человѣкомъ, если я когда нибудь буду свободенъ.

— Вы сдержали слово, Компанъ, быть честнымъ человѣкомъ лучше всего.

— Да еще вдобавокъ имѣть такую жену, какъ Марселина, обожаемаго ребенка…

— Пожалуйста, не обнимай его такъ, сказала жена, беря ребенка, котораго плотникъ чуть не раздавилъ, прижимая къ своей широкой груди.

— Но ты еще ничего не знаешь. Да, я имѣлъ желаніе поступать хорошо, но къ чему послужило бы мнѣ это тамъ? Г. Амбруазъ сдѣлалъ лучше, — онъ возвратилъ мнѣ свободу!…

— Вы заставите думать вашу жену, что я могу раздавать милости, улыбаясь сказалъ старикъ.

— Не уменьшайте того, что вы сдѣлали, это такъ прекрасно, что я иногда спрашиваю себя, не поступилъ ли я подло, согласившись….

— Не говорите этого и не вспоминайте объ этомъ, вполнѣ естественномъ случаѣ.

— Естественномъ!… нечего сказать. Жена, ты сейчасъ сама убѣдишься. Я говорилъ уже тебѣ, что обязанъ моей свободой одному честному человѣку, но я еще не рѣшался разсказать тебѣ, какъ было дѣло, теперь я это сдѣлаю… Представь себѣ, однажды ночью, въ Кайеннѣ была страшная буря, ты не можешь себѣ представить, что это было; казалось, что земля соединяется съ небомъ. Мы, въ нашихъ хижинахъ, промокли до костей. Вдругъ сквозь дождь и громъ раздается пушечный выстрѣлъ. Это былъ сигналъ, подвергающагося опасности судна. Что дѣлать? кто могъ спасти несчастныхъ? Всѣ бросились на берегъ. Морскіе офицеры узнали французскую галіотту, въ одномъ километрѣ разстоянія отъ берега; она должна была разбиться о скалы. Наши соотечественники подвергались ужасной опасности. Хотѣли спустить на море спасительную лодку, но она переворачивалась, какъ орѣховая скорлупа. Кто-то крикнулъ «нужно отнести имъ канатъ. Для этого необходимъ хорошій пловецъ…» Да, хорошій пловецъ!… Странно сказать, но всякій каторжникъ дорожитъ жизнью. Вдругъ неизвѣстно какъ, но сдѣлалось извѣстнымъ, что сынъ губернатора Кайенны былъ на этомъ суднѣ. Самъ губернаторъ былъ на берегу, плача и вырывая на себѣ волосы. Тогда онъ сказалъ: «я выпрошу прощенье тому, кто рискнетъ донести канатъ!…» прощеніе, конечно, было недурно, но человѣкъ рисковалъ жизнью…

— Тогда, перебилъ Амбруазъ, вы, Компанъ, рѣшительно бросились въ море, обернувъ вокругъ себя спасительную веревку.

— Ну, да, я сдѣлалъ это, потому что думалъ о Марселинѣ и сказалъ себѣ: «Это будетъ доброе дѣло, достойное начало честной жизни». Я очутился въ водѣ. Судно приближалось и было всего на разстояніи полутораста метровъ; но я не подвигался впередъ и уже готовъ былъ пойти ко дну, какъ вдругъ чей-то голосъ сказалъ мнѣ на ухо: «Не бойся, Компанъ, я тебя поддержу». Это былъ г. Амбруазъ. Никто не видалъ, какъ онъ поплылъ за мною… И знаешь ли ты, что онъ сдѣлалъ? Онъ донесъ меня и канатъ до судна. Когда же я уцѣпился за лѣстницу, онъ мнѣ шепнулъ: «Заклинаю тебя не говорить обо мнѣ. Ты сдѣлалъ все это одинъ». Измученный усталостью, я сначала ничего не понялъ, почему онъ запрещаетъ мнѣ говорить, но я рѣшился повиноваться моему спасителю. Впрочемъ, въ это время я былъ не способенъ болтать и меня кое какъ втащили на палубу, гдѣ я упалъ безъ памяти… Когда я пришелъ въ себя, я былъ на землѣ и знаешь что первое я услышалъ? — «№ 115, сказалъ губернаторъ, вы спасли судно, чрезъ полгода вы будете свободны»… Я хотѣлъ возразить, что судно спасъ совсѣмъ не я, но г. Амбруазъ, стоявшій между другими каторжниками, приложилъ палецъ къ губамъ. Я снова замолчалъ. И съ тѣхъ поръ онъ не соглашался, чтобы я сказалъ правду. Какъ онъ это устроилъ, я не знаю, но только онъ постоянно говорилъ мнѣ о тебѣ, Марселина. Онъ повторялъ, что сдѣлалъ это для того, чтобъ я навсегда сталъ честнымъ человѣкомъ… И я получилъ прощеніе, тогда какъ онъ остался тамъ… Вотъ почему, Марселина, я поклоняюсь г. Амбруазу, какъ святому…

Компанъ плакалъ

Марселина цѣловала руки старика.

— Но это еще не все, продолжалъ Компанъ, кашляя, чтобъ немного оправиться. Г. Амбруазъ сказалъ мнѣ, что нуждается въ насъ. Я отвѣчалъ, что все наше въ его распоряженіи. Надо спасти этого молодаго человѣка, надо, чтобъ никто не зналъ, что здѣсь есть чужіе, и г. Амбруазъ спрашивалъ, Марселина, можетъ ли онъ разсчитывать на тебя, какъ на меня?

— Я ничего болѣе не спрашиваю, сказалъ старикъ, вы честные люди…

Въ эту минуту на лѣстницѣ раздались шаги.

— Это докторъ! вскричалъ Компанъ.

Онъ поспѣшно открылъ дверь и на порогѣ появился докторъ Фребаръ.

Увидавъ Амбруаза, онъ пошелъ къ нему съ раскрытыми объятіями.

— Третій каторжникъ, проговорилъ Амбруазъ, улыбаясь.

— Это правда, сказалъ докторъ. Я благодаренъ Бонапарту, что онъ послалъ меня туда. Онъ далъ мнѣ случай узнать такихъ людей, какъ вы.

Докторъ Фребаръ былъ схваченъ въ декабрѣ 1851 г. и отправленъ въ Кайенну, конечно, безъ суда.

— Но, займемтесь серьезнымъ дѣломъ, сказалъ онъ, этотъ молодецъ, кажется мнѣ, не особенно хорошъ.

Онъ началъ осматривать Жака и, по мѣрѣ того, какъ изучалъ рану, лицо его омрачалось.

— Ну, что жъ, докторъ? спросилъ Амбруазъ.

— Онъ поправится, сказалъ докторъ, но, Богъ знаетъ, не лучше ли было бы, чтобъ онъ умеръ.

Прежде всего для больнаго нуженъ былъ физическій отдыхъ. Приходилось покориться участи и остаться въ Парижѣ. Объ отъѣздѣ можно было думать не раньше, какъ чрезъ два или три мѣсяца.

Амбруазъ покорился судьбѣ.

Затѣмъ, мало-по-малу безпокойство его уменьшилось.

Какъ могли найти Жака въ этомъ забытомъ домикѣ его враги, т. е. д’Эрво?

Время тянулось медленно и печально.

Снѣгурочка не отходила отъ изголовья больнаго, физическое состояніе котораго медленнно улучшалось.

Онъ открывалъ глаза, но никого не узнавалъ. Ни одно слово не сходило съ его губъ. Иногда онъ дѣлалъ безсознательные жесты, какъ бы стараясь оттолкнуть видѣніе.

Это былъ живой покойникъ.

Комната, въ которой лежалъ больной, съ опущенными занавѣсками, походила на могилу, а Снѣгурочка добровольно похоронила себя въ ней. Она сдѣлалась еще блѣднѣе.

По ночамъ она чередовалась съ Амбруазомъ. Бывшій перевозчикъ, котораго убивала бездѣятельность, къ счастію, нашелъ возможность заниматься.

Компанъ, которому, скажемъ въ скобкахъ, мистификація рабочихъ стоила довольно дорого, вздумалъ представить Амбруаза, какъ своего бухгалтера.

Такъ какъ дѣла шли все лучше и лучше, то это показалось вполнѣ естественнымъ.

Наконецъ, даже Брако совсѣмъ поправился. Можетъ быть, онъ хотѣлъ бы немного побѣгать, но долгъ прежде всего, и онъ, по собственной волѣ, превратился въ сидѣлку и проводилъ цѣлые дни на коврѣ, возлѣ постели своего больнаго барина.

Онъ лизалъ ему руку, когда больной безсознательно спускалъ ее съ постели. Только два раза въ день онъ выбѣгалъ побѣгать по двору, затѣмъ возвращался на свой постъ.

Прошло два мѣсяца послѣ описаннаго нами событія.

За нѣсколько дней до этого докторъ выразилъ слабую надежду.

Приближался первый кризисъ и возможно было, что у больнаго появится первый проблескъ разума.

— Но, сказалъ докторъ, никто не можетъ заранѣе предвидѣть, каковъ бываетъ исходъ подобнаго кризиса. Можно всего надѣяться и всего бояться.

Понятно, какое безпокойство охватило всѣхъ близкихъ Жака.

Однако, казалось, что онъ не внушалъ опасенія. Лихорадка уменьшилась, дыханіе было правильно; но всѣ боялись какой нибудь неожиданной перемѣны.

Старикъ Амбруазъ нѣсколько ночей не отходилъ отъ постели больнаго.

Однако, какъ ни былъ онъ силенъ, наконецъ, измучился и Снѣгурочка уговорила его немного заснуть.

Это было утромъ.

Работы въ мастерской только что должны были начаться.

Полулежа въ креслѣ, Снѣгурочка думала.

О чемъ?

Она глядѣла на Жака и говорила себѣ, что была бы счастлива отдать свою жизнь за него. Слезы по временамъ показывались у нея на глазахъ.

Вдругъ отчаянный стонъ раздался съ постели, на которой лежалъ Жакъ.

Молодая дѣвушка увидала, что раненый медленно поднимается, съ широко раскрытыми глазами и горящимъ лицомъ.

— Жакъ!… съ испугомъ вскричала Снѣгурочка, подбѣгая къ нему.

Онъ сдѣлалъ жестъ, чтобъ оттолкнуть ее.

— Нѣтъ, оставьте меня, сказалъ онъ. Вы не она… Я васъ не знаю.

Затѣмъ онъ прибавилъ тихо:

— Діана! Діана! гдѣ ты?…

Снѣгурочка бросилась въ комнату Амбруаза. Онъ спалъ на постели одѣтый.

При первыхъ словахъ молодой дѣвушки, онъ вскочилъ и бросился къ Жаку.

Больной былъ въ томъ же положеніи, въ какомъ его оставила дѣвушка, вытянувъ руки, какъ бы зовя кого-то, кто не шелъ на его зовъ.

Амбруазъ поблѣднѣлъ.

Это былъ кризисъ.

— Скорѣй, за докторомъ, сказалъ онъ Снѣгурочкѣ.

Она не сдѣлала никакого возраженія; конечно, для нея было ужасно не видѣть Жака въ подобную минуту, но она заранѣе была готова на всякія жертвы.

Она ушла.

Амбруазъ остался вдвоемъ съ Жакомъ.

Въ своемъ новомъ положеніи раненый былъ ужасенъ. Онъ походилъ на каталептика. Его взглядъ былъ взглядомъ сумасшедшаго.

Амбруазъ подошелъ къ нему, чтобъ положить его въ постель.

Но больной оттолкнулъ его.

— Я вижу, вдругъ сказалъ онъ, какъ какой-то туманъ меня окружаетъ… Кровавый туманъ. Погодите… оставьте!…

И его руки, вытянутыя впередъ, казалось, разрывали какое-то препятствіе.

Затѣмъ на его лицѣ появилась улыбка.

— Вотъ она, сказалъ онъ. О! на этотъ разъ я не ошибаюсь, это она! прекраснѣе, чѣмъ когда либо… Вотъ она ко мнѣ поворачивается… Какъ ее зовутъ?… Я не помню…

Онъ старался припомнить и эти усилія конвульсивно искажали его лицо.

Вдругъ онъ вскричалъ:

— Діана!… Но почему ты глядишь на меня такъ? Въ твоихъ глазахъ ужасъ. Діана! это я!… Я — твой возлюбленный!…

Вдругъ онъ вздрогнулъ.

— Что это у тебя на лбу?… Въ окружающемъ меня мракѣ, мнѣ кажется, что это покрывало… бѣлое покрывало невѣсты… Ты невѣста, а меня нѣтъ около тебя!… Говори! отвѣчай, кто тотъ человѣкъ, который стоитъ около тебя?… Что значитъ это пѣніе?.. Эти звуки органа?… Да, это церковь. Вокругъ тебя сверкаетъ множество брилліантовъ… Діана!… Діана!…

— Жакъ! съ ужасомъ вскричалъ Амбруазъ. Приди въ себя, дитя мое!

— Пустите меня!… крикнулъ несчастный. Не удерживайте меня!… Я все знаю!… Діана! ты измѣнила своей прежней любви!… ты даешь другому обѣщанное мнѣ слово… Ты обмѣниваешься кольцомъ… священникъ благословляетъ тебя… Нѣтъ этого не будетъ!…

Онъ сдѣлалъ усиліе, чтобъ бѣжать.

Испуганный старикъ держалъ его въ объятіяхъ.

Крупныя слезы потекли по щекамъ Жака.

— Ты, значитъ, все забыла? продолжалъ онъ, брось это покрывало!… Бѣги изъ этой церкви въ мои объятія!… Ты боишься?… Не бойся, я около тебя, чтобъ защитить тебя и нашего ребенка!…

— Ребенка!.. повторилъ Амбруазъ.

— Ну, да ребенка, продолжалъ Жакъ, разговаривая съ призракомъ своего воображенія. Она такъ хороша!… Посмотри, какъ она на тебя походитъ… Ты сказала мнѣ, что она подвергается опасности. Я пойду за нею въ деревню, возьму и унесу въ моихъ объятіяхъ наше сокровище… этого живаго свидѣтеля нашей любви… Ты видишь, я иду… Деревня не далеко… на другомъ берегу.

Бывшій перевозчикъ жадно слушалъ.

Не смотря на безпорядочность, бредъ больнаго имѣлъ ужасное значеніе.

Жакъ, между тѣмъ, продолжалъ:

— Какъ темно… тѣмъ лучше!… Никто меня не увидитъ… А завтра ребенокъ будетъ уже далеко… А! вотъ и мостъ… Эта дорога дальше, но все-таки… Вотъ и церковь!… Прощайте, сударыня, дайте мнѣ моего ребенка!… Не плачьте… Я долженъ его унести… Дайте мнѣ его на руки. Осторожнѣе, чтобъ она не проснулась… О! дорогой ангелъ!… моя дорогая дочь!… гдѣ она…

— Его дочь!… прошепталъ старикъ. У моего Жака есть ребенокъ.

Онъ плакалъ, закрывъ лицо руками.

— Ночь темна, продолжалъ Жакъ, но я знаю дорогу. Тамъ Марна… Отецъ перевозчикъ… Я пойду къ нему. Разскажу все… онъ приметъ моего ребенка… О! какъ онъ будетъ ее любить!… Какой страшный дождь. Онъ хлещетъ мнѣ въ лицо… Боже мой, малютка мокнетъ… А! вотъ и рѣка!…

И онъ громко закричалъ:

— Перевозчикъ!… Эй! перевозчикъ!…

И такъ, Амбруазъ дѣйствительно слышалъ крикъ. Сынъ звалъ его.

Жакъ, между тѣмъ, вздрогнулъ и хриплымъ голосомъ вскричалъ:

— Чья это тѣнь?… Это человѣкъ!… Какая страшная боль!… У меня вырываютъ ребенка!… Все кончено!. Смерть!…

И онъ упалъ на постель, истощенный и полумертвый.

И такъ, сказалъ старикъ Амбруазъ, любовница Жака называется Діана д’Эрво. У нея былъ ребенокъ и, чтобъ загладить слѣдъ своего проступка, презрѣнная поразила отца и похитила ребенка. Теперь я все понимаю. Хорошо, сынъ мой, продолжалъ онъ, поднявъ руку. Клянусь, я отомщу за тебя и возвращу тебѣ ребенка!

Въ эту минуту Снѣгурочка возвратилась съ докторомъ.

— Посмотрите, другъ мой, вскричалъ Амбруазъ, кризисъ уже былъ. Ужасный, можетъ быть, смертельный.

Докторъ взялъ больнаго за руку и, приподнявъ вѣки, началъ внимательно разсматривать глазное яблоко.

— Кризисъ былъ ужасенъ, сказалъ онъ, но не смертеленъ. Мысль пробуждена. Будемъ ожидать втораго. Но я могу сказать вамъ, что онъ будетъ жить.

— Въ такомъ случаѣ, подумалъ Амбруазъ, мнѣ нечего колебаться долѣе. Я хочу, чтобъ, вернувшись къ жизни, онъ обнялъ своего ребенка. Теперь ваша очередь, маркизъ д’Эрво…

Каковы бы ни были его планы, какова бы ни была его таинственная власть надъ маркизомъ д’Эрво, событія должны были двигаться быстрѣе его воли.

Въ ту минуту, какъ докторъ сказалъ, что Жакъ будетъ жить, Компанъ вдругъ открылъ дверь и заглянулъ въ комнату. Все лицо его было освѣщено веселымъ смѣхомъ.

Но онъ сейчасъ же увидалъ, что произошло что-то особенное, и лицо его снова приняло серьезное выраженіе.

Въ нѣсколькихъ словахъ ему было сообщено, въ чемъ дѣло.

Кризисъ прошелъ довольно счастливо и, такъ какъ Амбруазъ не передалъ никому, что узналъ изъ бреда сына, то никто не могъ угадать его новаго безпокойства.

— Теперь, сказалъ докторъ, нужно дать ему отдохнуть. Я не думую, чтобъ въ настоящую минуту можно было бы чего нибудь бояться, онъ впадетъ въ состояніе изнуренія, которое будетъ ему полезно. Предоставимъ дѣйствовать природѣ.

— Надѣюсь, докторъ, сказалъ Компанъ, что вы не откажетесь откушать съ нами?

— Да, тѣмъ болѣе, что ранняя поѣздка возбудила мой аппетитъ.

— Пойдемъ, Снѣгурочка, сказалъ Амбруазъ молодой дѣвушкѣ.

— О! нѣтъ, возразила она, краснѣя, я не хотѣла бы оставить его.

— Повторяю вамъ, что его нужно оставить въ покоѣ, сказалъ докторъ. Онъ уснетъ. А вы сами, дитя мое, должны позаботиться о себѣ. Чтобъ хорошо ухаживать за тѣми, кого любишь, нужно самой запастись силами.

— И ты также, Брако, пойдемъ съ нами, сказалъ онъ, обращаясь къ собакѣ. Для тебя тоже найдется кусочекъ.

Видя, что всѣ выходятъ изъ комнаты, Брако послушно повиновался.

Снѣгурочка была печальна.

Въ первый разъ больнаго оставляли одного, но докторъ сказалъ, и слѣдовало повиноваться.

И такъ, всѣ отправились въ столовую, рядомъ съ мастерской.

Въ ту минуту, какъ они входили туда, ихъ вниманіе было возбуждено громкимъ смѣхомъ.

— Что это такое? спросилъ Амбруазъ.

— Я хотѣлъ позвать васъ, чтобъ показать вамъ это, сказалъ Компанъ. Это все нашъ Гарнюшонъ.

Говоря это, онъ подошелъ къ окну и отворилъ его.

На дворѣ разыгрывалась пародія на свадьбу. Гарнюшонъ изображалъ священника, а двое мальчишекъ жениха и невѣсту.

Въ ту минуту, какъ открыли окно, Гарнюшонъ вынулъ изъ кармана своей блузы номеръ газеты, развернулъ его и прочелъ вслухъ:

« — Я объявляю, что графъ Гонтранъ де-Планэ и мадемуазель Діана д’Эрво соединены бракомъ».

Онъ прокричалъ это громкимъ, рѣзкимъ голосомъ, но вдругъ остановился.

Чья-то рука опустилась ему на плечо, газета была вырвана у него изъ рукъ, тогда какъ старикъ Амбруазъ вскричалъ:

— Замолчи, несчастный! замолчи!

Среди собравшихся мальчишекъ поднялся громкій шумъ. Они не понимали, что дурнаго могли они сдѣлать.

Самъ Компанъ и докторъ Фребаръ думали, не сошелъ ли Амбруазъ съ ума.

Снѣгурочка поблѣднѣла, какъ смерть.

Вдругъ Брако отчаянно взвизгнулъ и однимъ прыжкомъ бросился къ домику, гдѣ находился Жакъ.

Охваченная роковымъ предчувствіемъ, Снѣгурочка бросилась за собакой. Въ нѣсколько мгновеній она была у домика, быстро отворила дверь и громко вскрикнула.

Окно было открыто настежь и умирающій Жакъ исчезъ.

ГЛАВА X.
Достойные пріятели.

Согласно условіямъ установленнымъ между, уже извѣстнымъ читателямъ, тріо, свадьба Діаны д’Эрво и Гонтрана де-Планэ совершилась, но ее сопровождали нѣкоторыя обстоятельства, которыхъ мы не можемъ пройти молчаніемъ, такъ какъ они тѣсно связаны съ нашимъ разсказомъ.

Прежде всего мы приведемъ здѣсь статью газеты, ту самую, въ которой ученикъ Компана нашелъ сюжетъ для разыграннаго имъ фарса, имѣвшаго такую неожиданную развязку.

Статья имперіалистской газеты была составлена такимъ образомъ:

"Сегодня въ Тюльери происходило большое празднество по поводу союза двухъ отпрысковъ знатнѣйшихъ фамилій Франціи. Графъ Гонтранъ де-Планэ, внукъ, полковника де-Планэ, умершаго подъ Аустерлицемъ (въ статьѣ забыли прибавить, что онъ умеръ "отъ подагры), женился на дочери маркиза д’Эрво, генеалогія котораго восходитъ до славнѣйшаго времени нашей исторіи.

"Императоръ, съ своей обычной любезностью, пожелалъ почтить своимъ присутствіемъ этотъ бракъ.

"Впрочемъ, извѣстно, что онъ питаетъ особенное расположеніе къ графу де-Планэ, репутація котораго, какъ знаменитаго кавалериста и охотника, всѣмъ извѣстна. Но это великодушіе еще болѣе увеличивалось той симпатіей, которую внушаетъ ему невѣста, прекрасная Діана д’Эрво, знаменитая своей сказочной красотой. Но что всего болѣе его величество цѣнитъ въ ней, — это ея добродѣтель.

"Императоръ удостоилъ подписать контрактъ и, кромѣ того, позволилъ, чтобъ брачная церемонія происходила въ капеллѣ Тюльери.

"Всѣмъ извѣстна эта капелла, видѣвшая такъ много торжественыхъ церемоній.

"Императрица не совсѣмъ здорова и не могла присутствовать на церемоніи.

"Въ ту минуту, какъ съ одной стороны вошелъ императоръ, женихъ съ невѣстой вошли въ другую дверь и, не смотря на уваженіе къ священному мѣсту и присутствіе императора, послышался восхищенный шепотъ при видѣ красоты невѣсты.

"Мадемуазель Діана д’Эрво, представляетъ собою типъ аристократической красоты. Никогда большія чистота и невинность не осѣняли болѣе прекраснаго чела. Немного блѣдная отъ волненія молодая дѣвушка казалась готовой лишиться чувствъ.

"Она вошла, опираясь на руку отца, достойнаго маркиза, глаза котораго были мокры отъ слезъ. Безъ сомнѣнія, онъ думалъ о своей покойной супругѣ и о томъ счастіи, которое она испытывала бы, если бы могла присутствовать при бракѣ своей дочери. Но Богъ рѣшилъ иначе и рано призвалъ ее къ себѣ. Надо уважать волю Провидѣнія.

"Графъ де-Планэ, извѣстный всему Парижу, улыбался отъ счастія.

"Церемонія произошла среди благоговѣйной тишины, торжественные звуки органа соединялись съ голосомъ знаменитаго опернаго тенора, которому готовы были бы апплодировать, еслибы не почтеніе, внушаемое церковью.

"Наконецъ, церемонія была окончена. Въ Тюльери прибавилось новое уважаемое, благородное семейство.

"Говорятъ, что приданое мадемуазель д’Эрво составляетъ два милліона.

"Кромѣ того, тесть еще подарилъ юной парѣ свой "прелестный отель въ улицѣ Варенъ.

"Наконецъ, утверждаютъ, что, въ видѣ свадебнаго подарка, императоръ удостоилъ положить въ корзинку новобрачной, назначеніе маркиза д’Эрво посланникомъ при Папѣ.

«Послѣдній слухъ, по всей вѣроятности, справедливъ, такъ какъ всѣ видѣли, что по окончаніи церемоніи генералъ Фельи сѣлъ въ экипажъ маркиза д’Эрво и, какъ кажется, разговаривалъ съ нимъ о важныхъ предметахъ.

„Въ скоромъ времени мы, вѣроятно, будемъ имѣть оффиціальное подтвержденіе сообщеннаго нами слуха“.

Очевидно, эта статья принадлежала къ числу тѣхъ, счеты за которыя фигурировали позднѣе въ тайныхъ бумагахъ Тюльери.

И такъ, въ ту минуту, когда Снѣгурочка стояла у постели Жака, Гарнюшонъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ окна читалъ эту статью вслухъ.

Можетъ быть, она была причиною бреда раненаго? можетъ быть, она вызвала катастрофу; органъ слуха больнаго, раздраженный лихорадкой, уловилъ то, чего не слышали ухаживавшіе за нимъ.

Но возвратимся къ маркизу д’Эрво.

Дѣйствительно, генералъ Фельи, столь извѣстный въ имперіи, какъ главный устроитель развлеченій его величества, сѣлъ въ экипажъ маркиза д’Эрво, который, какъ извѣстно, помогалъ ему въ этой охотѣ за красавицами для ихъ повелителя.

И такъ, читатель уже видитъ, они разговаривали далеко не о Папѣ.

Генералъ, въ мундирѣ, съ большими, закрученными кверху усами, представлялъ собою типъ солдата, который является только на парады и слышитъ выстрѣлы только на театрѣ.

Какъ достойный Дебель новаго Людвика XV, онъ имѣлъ необыкновенное чутье въ розыскахъ за продающимися добродѣтелями.

Его никогда не упрекали, чтобъ онъ получалъ задатки въ тѣхъ милостяхъ, которыми долженъ былъ пользоваться его повелитель.

Каждый имѣетъ своего рода честность.

Кромѣ того, генералъ Фельи былъ замѣчателенъ тѣмъ, что разговаривалъ о самыхъ щекотливыхъ предметахъ съ такимъ хладнокровіемъ и достоинствомъ, что, глядя на него, можно было думать, что въ настоящую минуту онъ споритъ не о цѣнѣ за добродѣтель, а разговариваетъ о тайномъ трактатѣ между двумя первоклассными державами.

Такъ было и въ настоящемъ случаѣ.

Генералъ и маркизъ сидѣли рядомъ.

Послушаемъ и приведемъ здѣсь ихъ краткій разговоръ.

Генералъ. Онъ уѣдетъ… это легко сказать. А мадамъ де-Планэ…

Маркизъ. Но дочь знаетъ, какъ она обязана уважать приказанія его величества… И, кромѣ того, служба своей родинѣ должна быть прежде всего.

Генералъ. Конечно, но все-таки въ первую ночь послѣ свадьбы обыкновенно дорожатъ мужемъ…

Маркизъ. Это, смотря…

Генералъ. Ба!…

Тутъ пріятели начали говорить шепотомъ съ самымъ серьезнымъ видомъ и, когда разстались, то маркизъ крѣпко пожалъ руку генерала.

ГЛАВА XI.
Ночной посѣтитель.

Вечеръ наступилъ.

Отель д’Эрво, старинное, громадное зданіе, сверкалъ огнями.

Въ широко-открытыя ворота поминутно въѣзжали экипажи, останавливавшіеся предъ подъѣздомъ, уставленнымъ цвѣтами.

Изъ нихъ выходили мужчины во фракахъ и дамы въ придворныхъ платьяхъ.

Это было большое семейное празднество.

Дочь маркиза д’Эрво выходила замужъ за графа де-Планэ.

Всѣ представители аристократіи были приглашены. Легитимисты и имперіалисты соединились.

Окруженная настоящимъ дворомъ поклонниковъ, Діана царила надъ всѣми.

Глядя на ея чудную красоту, всѣ уже разсчитывали заранѣе, какова будетъ ея сила.

Видѣла ли она, понимала ли окружающее ее ничтожество и подлость? — Кто могъ это сказать.

Она всѣмъ одинаково улыбалась, но взглядъ ея былъ почти рѣзокъ.

Она едва поворачивала голову на самые смѣлые мадригалы. Казалось, что она изучаетъ, анализируетъ эту толпу.

Можетъ быть, она спрашивала себя: есть ли во всемъ этомъ стадѣ, хоть одно существо, достойное имени человѣка?

Можетъ быть, не любя никогда, она стала, наконецъ, думать, что любовь существуетъ.

Надутый гордостью и надеждами, маркизъ д’Эрво расхаживалъ между гостями, крѣпко пожимая руки направо и налѣво; но въ его взглядѣ виднѣлся лучъ безпокойства.

Онъ зналъ, что сейчасъ кто-то явился изъ Тюльери и заперся съ графомъ де-Планэ. Тамъ происходили переговоры и торгъ. Посольство зависѣло отъ принятаго рѣшенія.

Что, если де-Планэ вздумаетъ сопротивляться!.. Что, если въ послѣднюю минуту послѣдняя капля позора переполнитъ сосудъ?..

Но, нѣтъ!..

Дверь отворилась, и секретарь маркиза д’Эрво, пройдя чрезъ толпу, подошелъ къ нему и сказалъ ему на ухо нѣсколько словъ.

Физіономія маркиза прояснилась.

Но это былъ только мимолетный блескъ, такъ какъ чрезъ мгновеніе его лицо приняло соотвѣтствущее минутѣ выраженіе.

Нужно было сообщить всѣмъ невѣроятную, неслыханную новость.

Графъ де-Планэ долженъ былъ ѣхать завтра въ Германію. Нужно было обмануть Бисмарка, а для этого нельзя было выбрать никого лучше графа.

Начались разговоры, восклицанія, замѣчанія.

— Въ самомъ дѣлѣ, какая большая милость!..

О! императоръ знаетъ, что дѣлаетъ!.. Теперь Германія только держись!…. но какъ-же молодая жена?.. Ба! онъ ѣдетъ завтра…

И старики смѣялись смѣхомъ сатировъ.

Во всемъ этомъ была ложь, такъ какъ де-Планэ ѣхалъ не завтра утромъ, а сейчасъ же, чрезъ полчаса.

Но въ этомъ не слѣдовало признаваться. Подлость была бы слишкомъ очевидна.

Слухъ объ этомъ дошелъ до Діаны.

Она пожала плечами и улыбка отвращенія мелькнула у нея на губахъ.

Она, казалось, безсознательно возмущалась. Можетъ быть, это было чувство женскаго тщеславія.. Де-Планэ былъ слишкомъ отвратителенъ.

Между тѣмъ, все собралось вокругъ нее. Всюду раздавались выраженія, сожалѣнія и утѣшенія. Къ ней же возвратилось ея хладнокровіе и она съумѣла придать своему лицу приличное печальное выраженіе.

Что дѣлать? Надо повиноваться императору. Отъ него зависитъ все.

— Впрочемъ, говорили ей утѣшительницы, вы поѣдете къ вашему мужу., отдохнувъ нѣсколько дней.

Однако, извѣстіе объ отъѣздѣ де-Планэ заставило гостей разъѣзжаться.

Наконецъ, послѣдніе гости уѣхали.

— Дочь моя… началъ маркизъ д’Эрво.

Тогда, поднявъ голову, полная презрѣнія къ самой себѣ и къ окружающимъ, дочь маркиза д’Эрво, взглянула въ лицо продававшему ее человѣку и сказала:

— Вы мнѣ отвратительны!.. У меня только одинъ отецъ… Кучеръ Лазарь!..

— Презрѣнная!.. вскричалъ маркизъ, кидаясь на нее со сжатыми кулаками.

Она цинично засмѣялась ему въ лицо и сказала:

— А ваше посольство…

Маркизъ опустилъ голову, глотая ярость.

Діана исчезла.

Наконецъ, она осталась одна въ своей комнатѣ.

Де-Планэ уѣхалъ.

Онъ даже не написалъ ни одной строчки на прощанье.

И хорошо сдѣлалъ.

Это доказывало, что есть на свѣтѣ вещи, на которыя и онъ не можетъ рѣшиться.

Но, почему же, достигнувъ цѣли, гордая Діана казалась тѣснимой тяжелыми предчувствіями? Чего она боялась?

Лазарь заботился о ней съ преданностью собаки.

Правда, умирающій Жакъ исчезъ. Но можно ли его было бояться?

Такъ какъ о немъ ничего не было слышно, то, безъ сомнѣнія, смерть докончила начатое ею дѣло.

Она была свободна.

Бракъ давалъ ей независимость, пріобрѣтенную цѣною преступленія.

Не смотря на все это, она невольно вздрогнула.

Приподнявъ занавѣсъ, она прижалась лбомъ къ холодному стеклу, стараясь прорѣзать взглядомъ темноту.

Вдругъ она вздрогнула.

Одно воспоминаніе мелькнуло у нея въ головѣ. Эта самая комната была ея спальней, когда она была еще дѣвушкой. Тутъ она нѣкогда ожидала Жака, своего любовника.

Сколько разъ, молодой человѣкъ, съ опасностью жизни, перелѣзалъ-черезъ заборъ и, цѣпляясь за вѣтви деревъ, добирался до окна, затѣмъ тихонько стучалъ, она отворяла…

И, машинально, подъ вліяніемъ навсегда погибшаго прошлаго, она положила руку на задвижку и полуоткрыла окно.

Свѣжій ночной воздухъ освѣжилъ ея лицо. Она отошла отъ окна и тихо скользила по ковру. Въ зеркалахъ отражался ея образъ.

Она забыла все и невольно стала улыбаться самой себѣ.

— Да, я хороша, прошептала она Ну, Діана, будь мужественна… Ты начала игру, въ которой поставила на карту твою жизнь и будущность!.. Будь энергична и міръ будетъ принадлежать тебѣ!..

Полулежа на шелковой отоманкѣ, закрывъ глаза, но не заснувъ, она мечтала.

Вдругъ она стала прислушиваться.

Въ глубинѣ будуара была скрытая драпировкой дверь, которая вела на лѣстницу.

Она услышала шумъ шаговъ.

Тогда она выпрямилась на половину, глаза ея засверкали.

Кого же она ждала?

Въ дверь послышались три тихихъ удара.

Она медленно подошла къ двери и, взявшись за ручку, тихо сказала:

— Это вы, дорогой сиръ?

„Дорогой сиръ“ вошелъ съ шляпою на головѣ, съ прилизанными волосами, съ большими торчащими усами и остроконечной бородкой.

И такъ какъ она отступила, онъ наклонился и поцѣловалъ протянутую руку.

Она снова сѣла.

Онъ помѣстился рядомъ съ нею и глядѣлъ на нее своими тусклыми глазами, вздрагивая отъ сдерживаемыхъ желаній.

Онъ тихо говорилъ, обнявъ ее за талію.

Она граціозно освободилась и затѣмъ въ отвѣтъ на нѣсколько словъ, сказанныхъ ей на ухо, отвѣчала:

— Какъ вы нетерпѣливы, дорогой сиръ. Все могущество должно быть терпѣливо… Развѣ я не ваша подданная? не ваша слуга?

„Дорогой сиръ“ улыбнулся.

— Напротивъ, я есть и буду вашимъ рабомъ..

Они продолжали разговоръ шепотомъ.

Онъ настаивалъ, она сопротивлялась.

Наконецъ, вполнѣ владѣя собой, тогда какъ онъ едва сдерживался, она глухо сказала:

— Э! что вы мнѣ предлагаете… Что вы можете мнѣ предложить? Корону, тронъ?.. Нѣтъ, все это принадлежитъ другой!.. Вашу любовь? Но вы уже столькимъ обѣщали ее… А между тѣмъ, если бы вы хотѣли…

Что можно было у него просить или, лучше сказать, не могъ ли онъ дать все: мѣста, почести, милліоны? Франція ему принадлежала.

Если она желала вести войну, если она желала, чтобъ тысячи людей умерли по ея капризу, все эта было въ его рукахъ.

— Я хочу царствовать!.. сказала она.

„Дорогой сиръ“ невольно вздрогнулъ.

— Да, я хочу царствовать!.. повторила она. О! вы меня еще не знаете!.. А такъ какъ вы мнѣ позволите, то я разскажу вамъ мои мечты. Да, я буду вашей… Но я хочу, чтобъ любимая вами женщина сдѣлалась вашимъ повѣреннымъ и вашимъ другомъ!.. Я хочу царствовать чрезъ васъ и для васъ!.. Я хочу сдѣлать изъ васъ величайшаго, знаменитѣйшаго монарха!..

„Дорогой сиръ“ сдѣлалъ многозначительную гримасу.

Онъ явился въ эту брачную комнату, изъ которой мужъ былъ изгнанъ, не для того, чтобъ разговаривать о политикѣ.

Но эта женщина была такъ прекрасна, все ея существо дышало такой любовью, что онъ далъ ей говорить, хотя бы для того, чтобъ слушать ея мелодичный голосъ.

Она поднялась, съ распущенными по плечамъ волосами, и сказала:

— Сиръ! я не предлагаю вамъ обыкновенной любви. Я буду любить васъ только тогда, когда буду вами восхищаться… Я хочу рука объ руку съ вами начать борьбу противъ вашихъ враговъ. Дерзкая Франція поднимаетъ голову, которую вы думали, что раздавили…

Онъ опустился предъ нею на колѣни и сжималъ ее въ объятіяхъ, тогда какъ она глядѣла на него сверху внизъ.

— Да… да… шепталъ онъ. Все будетъ, какъ ты хочешь… Я люблю тебя…

Въ эту минуту окно съ трескомъ растворилось и въ комнату вскочилъ человѣкъ съ обнаженной головой и окровавленнымъ лбомъ.

„Дорогой сиръ“ поблѣднѣлъ, вскочилъ на ноги и бросился въ дверь.

Жакъ, такъ какъ это былъ онъ, схватилъ Діану за плечи и вскричалъ:

— Презрѣнная!.. Ты хуже погибшихъ женщинъ… На колѣни предъ отцемъ твоего ребенка!..

— Лазарь… крикнула Діана.

И Лазарь, отецъ, караулившій продававшуюся дочь, Лазарь вбѣжалъ въ комнату, схватилъ Жака за плечи, оттолкнулъ на полъ и, схвативъ за горло, готовъ былъ задушить его.

Но „дорогой сиръ“ также позвалъ и въ дверяхъ появились два корсиканца.

— Я не хочу, чтобъ этого человѣка убили, сказалъ онъ своимъ сбирамъ. Я хочу узнать, кто онъ.

Корсиканцы вырвали Жака изъ рукъ Лазаря и унесли.

Дверь затворилась.

Діана и Лазарь остались вдвоемъ.

— О! Жакъ! Жакъ!.. вскричала Діана. Какія пытки могутъ наказать тебя и отомстить за это?

Увы! „дорогой сиръ“ исчезъ.

Возвратится ли онъ когда либо?

ГЛАВА XII.
Одна ночь въ предмѣстьи Сенъ-Жерменъ.

Неожиданное исчезновеніе Жака поразило отца Амбруаза и его друзей.

Этотъ случай былъ тѣмъ ужаснѣе, что ничто не заставляло его предвидѣть.

Докторъ былъ въ отчаяніи. Онъ самъ потребовалъ, чтобъ уменьшили присмотръ за больнымъ.

Его роковая ошибка имѣла ужасныя послѣдствія; но онъ не могъ предвидѣть страннаго и небывалаго результата.

Цѣлый день прошелъ въ безполезныхъ поискахъ. Слѣдовъ Жака невозможно было найти.

Его бѣгство произошло такъ рано, что никто не замѣтилъ его.

Наступилъ уже вечеръ.

Вдругъ Снѣгурочка вскочила, говоря:

— Нѣтъ!.. Нѣтъ, я не могу оставаться въ такой неизвѣстности!..

— Что же мы можемъ сдѣлать, дитя мое? сказалъ старикъ Амбруазъ. Увы! мы приняли всевозможныя предосторожности.

Дѣло въ томъ, что онъ не рѣшался сказать, что былъ даже въ моргѣ.

— Я не знаю, сказала Снѣгурочка, но нужно попытаться сдѣлать что нибудь.

— Если у тебя есть какая нибудь идея, то сообщи ее намъ?

— То, что мы не могли сдѣлать, то есть найти слѣдовъ Жака, кто нибудь другой, можетъ быть, можетъ…

— Кто же это?

— Брако!..

— Собака!.. Впрочемъ, отчего же нѣтъ, сказалъ Амбруазъ. Можетъ быть, его инстинктъ будетъ лучше всѣхъ нашихъ соображеній.

— Вы видите! вскричала Снѣгурочка. Я только не рѣшалась говорить, боясь, что вы будете надо мною смѣяться; но я говорю правду. Брако любитъ своего господина; чутье его будетъ ему отличнымъ проводникомъ.

— Но гдѣ же онъ?

— Здѣсь, подъ постелью. Онъ не оставлялъ этого мѣста съ той минуты, какъ Жакъ исчезъ.

Снѣгурочка позвала.

Сначала собака не отвѣчала.

Казалось, она легла, рѣшившись не двигаться.

Но голосъ Снѣгурочки имѣлъ надъ нею громадную власть.

Вскорѣ доброе животное уже ласкалось къ дѣвушкѣ, глядя на нее своими большими, умными глазами.

— Слушай меня, Брако, сказала Снѣгурочка, хочешь найти Жака?

Собака замахала хвостомъ.

— Хочешь идти искать его вмѣстѣ со мной?

Собака, казалось, понимала, такъ какъ при послѣднихъ словахъ, она, не колеблясь, пошла прямо къ двери и остановилась, повернувъ голову, глядя, слѣдуетъ ли за ней молодая дѣвушка.

Снѣгурочка встала, счастливая, что ея идею приняли.

Ея глаза свѣтились почти радостью, до такой степени она страдала отъ бездѣятельности.

Но старикъ Амбруазъ не рѣшался позволить ей идти одной.

Снѣгурочка упросила его отпустить ее и, погладивъ по головѣ Брако, сказала:

— Идемъ и спасемъ Жака.

Когда дверь открыли, Брако кинулся вонъ.

Одно мгновеніе Снѣгурочка боялась, что собака не будетъ ее слушаться.

Но, нѣтъ. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дома, Брако ожидалъ ее.

Очевидно идея молодой дѣвушки было удачна, такъ какъ собака, обойдя домъ, пошла прямо къ переулку, въ который выходило окно, чрезъ которое бѣжалъ Жакъ.

Придя туда, она долго обнюхивала землю, какъ бы боясь ошибиться, и наконецъ рѣшительно пошла по направленію къ предмѣстью Сентъ-Антуанъ и прямо дошла до площади Бастиліи.

Было около десяти часовъ.

Площадь была еще полна прохожими.

Конечно, при такихъ условіяхъ было трудно идти по слѣду и самъ Брако долго колебался.

Снѣгурочка съ безпокойствомъ гладила его рукой, повторяя имя Жака.

Брако видимо потерялъ голову.

Но собаки также тщеславны, какъ и люди, и Брако не хотѣлъ въ этомъ сознаться.

Онъ поминутно бросался вслѣдъ за прохожими, фигура которыхъ была похожа на Жака, и Снѣгурочка видѣла, что собака окончательно потеряла слѣдъ.

А между тѣмъ, она такъ на нее разсчитывала.

Разочарованіе было тяжело.

Теперь молодая дѣвушка, главнымъ образомъ, жалѣла, что возбудила надежду въ сердцахъ близкихъ.

А между тѣмъ, время проходило.

Снѣгурочка даже не замѣчала, что мало-по-малу толпа уменьшалась, что въ тѣхъ улицахъ, по которымъ она проходила, становилось пусто.

Вдругъ она испугалась.

Брако неожиданно побѣжалъ и увлекалъ ее въ темную улицу.

Она звала его, хотѣла удержать, но собака визжала и, старалась вырваться.

Подумавъ немного, Снѣгурочка пустила ее впередъ, рѣшившись, во что бы то ни стало, думать только о Жакѣ, а не о себѣ.

Чрезъ мгновеніе Брако привелъ ее на набережную Сены.

Кругомъ все было пусто и тихо.

Сколько времени прошло съ тѣхъ поръ, какъ онѣ вышли?

На часахъ вдали пробило одинъ разъ.

Это ничего не объяснило дѣвушкѣ.

Куда велъ ее Брако?

Онѣ быстро прошли по набережной до Королевскаго моста.

Не надо забывать, что Снѣгурочка совсѣмъ не знала Парижа, она шла на удачу. Если она даже чувствовала страхъ, то преодолѣвала его, изъ преданности къ Жаку.

Однако, услышавъ снова, какъ часы пробили два удара, она почувствовала, что у нея сжалось сердце.

Два часа!.. И такъ, наступила уже ночь, но все-таки она даже не подумала остановиться.

Между тѣмъ она вышла въ предмѣстье Сенъ-Жерменъ, печальное днемъ и положительно мрачное ночью.

По улицамъ, около домовъ, скользили тѣни; дѣвушка сторонилась отъ нихъ, не желая, чтобъ ее разспрашивали.

Тайный инстинктъ подсказывалъ ей, что она должна всѣхъ и всего бояться.

Брако, руководимый инстинктомъ, узналъ слѣдъ своего барина и бѣжалъ въ улицу Варенъ.

Отель д’Эрво стоялъ на углу улицы Бельшасъ.

Постройки были окружены стѣнами, болѣе трехъ метровъ вышины, казавшимися снаружи монастырскими стѣнами.

Вдругъ Брако остановился, затѣмъ съ разбѣга кинулся на стѣну, какъ бы желая перескочить черезъ нее.

Но онъ упалъ назадъ.

Затѣмъ, онъ бросился снова и снова упалъ.

Дѣйствительно, въ этомъ мѣстѣ, Жакъ перелѣзъ чрезъ стѣну.

Какимъ способомъ?

Безъ сомнѣнія, случай помогъ ему.

Въ самомъ дѣлѣ въ этомъ мѣстѣ стоялъ экипажъ и Жакъ, взобравшись на его верхушку, добрался до вершины стѣны.

У собаки не было подобнаго помощника и въ своемъ безсиліи она глухо рычала.

Для Снѣгурочки сомнѣнія не было, что Жакъ приходилъ сюда, что онъ пробрался въ этотъ домъ.

Но былъ ли онъ еще тамъ?

И затѣмъ, какимъ образомъ проникнуть туда, въ свою очередь.

Удерживая Брако, истощившаго себя безплодными стараньями, она стала тщательно осматривать мѣстность, гдѣ находилась.

Какъ разъ на углу улицу стоялъ фонарь, онъ облегчилъ ея розыски.

Въ улицу Бельшасъ выходила только одна стѣна» парка, но, вернувшись въ улицу Варенъ, она увидала отель, который возвышался изъ-за стѣны. Слабый свѣтъ виднѣлся изъ-за занавѣсъ одного окна.

Она стала жадно прислушиваться; но все было тихо.

Дѣвушка продолжала идти вдоль стѣны, какъ вдругъ Брако началъ страшно рычать и царапать передними лапами маленькую калитку въ стѣнѣ.

Увидавъ, что собака открыла новый слѣдъ, дѣвушка наклонилась, чтобъ внимательнѣе разсмотрѣть, землю и вдругъ вскрикнула.

На каменномъ тротуарѣ она ясно увидала слѣды, крови.

Брако не ошибся, это была кровь Жака. Въ ту минуту, какъ его тащили въ экипажъ, онъ ударился головою объ дверь и разбился до крови.

Снѣгурочка чувствовала, что готова упасть въ обморокъ.

Она думала, что Жакъ убитъ и мертвъ; но въ тоже время она, во что бы то ни стало, хотѣла узнать истину.

Она начала громко стучать въ дверь руками и ногами.

Никто не отвѣчалъ.

Тогда, раздраженная еще болѣе, она стала стучать сильнѣе. Она думала, что ее не слышатъ, и удвоила усилія.

Она не замѣтила, какъ отворилась другая дверь и изъ нея вышелъ здоровый, коренастый мужчина.

Это былъ Лазарь, который продолжалъ наблюдать съ вѣрностью собаки.

Онъ горько упрекалъ себя, что допустилъ Жака войдти.

Кто могъ придти теперь? Можетъ быть, новый врагъ?

Или же «дорогой сиръ» прислалъ своихъ коммиссаровъ?

И такъ, Лазарь, выйдя изъ-за угла улицы, при свѣтѣ фонаря старался разсмотрѣть, кто стучитъ.

Онъ увидалъ только силуэтъ женщины маленькаго роста.

Очевидно, это не могъ быть опасный противникъ.

Тогда, не колеблясь болѣе и желая разрѣшить свои сомнѣнія, онъ рѣшительно перешелъ улицу, подбѣжалъ къ Снѣгурочкѣ и, положивъ ей руку на плечо, вскричалъ:

— Кто вы!… Что вы дѣлаете и что вамъ нужно?… но онъ не успѣлъ договорить, Брако узналъ своего врага и, бросившись на него, схватилъ его за горло.

Столкновеніе было такъ сильно, что Лазарь зашатался и упалъ на тротуаръ, а Брако крѣпко держалъ его.

Что же касается Снѣгурочки, то, охваченная страхомъ и состраданіемъ, она старалась заставить собаку выпустить свою жертву.

Но напрасно.

Лазарь задыхался и, нѣтъ сомнѣнія, что онъ палъ бы въ этой неравной борьбѣ, если бы его не спасло новое обстоятельство.

Послышался стукъ экипажа, ѣхавшаго по улицѣ Бельшасъ.

Лазарь и собака, между тѣмъ, выкатились на средину мостовой.

Кучеръ, увидавъ это препятствіе и не въ силахъ будучи вдругъ удержать лошадей, наклонился и ударилъ кнутомъ Брако.

Собака зарычала отъ боли и разжала зубы.

Однимъ прыжкомъ Лазарь былъ на ногахъ.

Въ ту же минуту испуганная голова высунулась изъ дверцы кареты и Лазарь вскричалъ:

— Маркизъ д’Эрво!…

— Лазарь!…удивленнымъ тономъ возразилъ маркизъ.

Но въ эту ночь было суждено, чтобъ эта улица, столь тихая обыкновенно, была одной изъ оживленныхъ въ столицѣ, такъ какъ въ ту же самую минуту изъ-за угла, выѣхалъ другой экипажъ и остановился предъ маленькой дверцей.

Изъ кареты выскочилъ въ одно время съ маркизомъ другой мужчина и оба съ удивленіемъ вскричали:

— Маркизъ д’Эрво!…

— Генералъ Фельи!…

— Да, я, сказалъ генералъ.

Онъ, казалось, былъ въ страшномъ гнѣвѣ, и въ такихъ случаяхъ не обдумывалъ своихъ выраженій.

— Чортъ возьми! вы, какъ кажется, устроили славную штуку!…

— Я?…

— Да, вы. Если вы разсчитываете на посольство, то оно пошло къ чорту!… Но зайдемъ къ вамъ и поговоримъ.

Крайне удивленный гнѣвомъ генерала, д’Эрво поспѣшилъ открыть маленькую калитку парка.

— Г. Лазарь! крикнулъ онъ. Идите, намъ нужно съ вами поговорить!

Въ эту минуту положеніе дѣлъ было таково:

Когда Брако, отъ удара кнута, выпустилъ свою добычу, Снѣгурочка, боявшаяся, что на ея глазахъ совершится убійство, воспользовалась этой минутой, чтобъ схватить Брако за ошейникъ.

И, собравъ всѣ силы, ей удалось удержать животное.

Различныя подробности этой сцены произошли такъ быстро, что Брако не успѣлъ еще высвободиться, когда Лазарь, позванный маркизомъ, повернулся къ своему противнику и увидалъ, что въ эту минуту ему нечего бояться.

Онъ колебался нѣсколько мгновеній.

Естественно, что Брако, съ взъерошенной шерстью, былъ почти неузнаваемъ. Что же касается Снѣгурочки, то Лазарь только мелькомъ видѣлъ ее.

Онъ подумалъ, что это какіе нибудь бродяги и, интересуясь знать, что происходитъ въ отелѣ, послѣдовалъ за маркизомъ, и дверь затворилась за почтеннымъ тріо.

Брако дѣлалъ отчаянныя усилія, чтобъ вырваться изъ рукъ дѣвушки и, безъ сомнѣнія, это удалось бы ему, какъ вдругъ новая личность появилась предъ молодой дѣвушкой.

— Наконецъ-то!… вскричалъ вновь пришедшій. Я тебя нашелъ, моя бѣдная Снѣгурочка.

— Какъ!… Это вы, отецъ Амбруазъ? Идемте, я должна объяснить вамъ все. Но какъ попали вы сюда?

— По предчувствію, сказалъ старикъ, мрачнымъ голосомъ.

Затѣмъ, съ угрозою указывая на отель, онъ прибавилъ:

— Я понялъ, что наше несчастіе могло исходить только отсюда.

ГЛАВА XIII.
Ночь продолжается.

Почтенный маркизъ д’Эрво; съ весьма понятнымъ недоумѣніемъ провожалъ къ себѣ въ комнату, генерала Фельи, который бранился довольно громко.

— Но, дорогой генералъ, вскричалъ маркизъ, какъ только они остались одни, что вы хотите сказать мнѣ? Что такое случилось?

— Чортъ возьми! славную вы шутку сыграли!… Какъ будто вы ничего не знали?

— Клянусь моей честью!…

— Вашей честью!… съ дерзостью разразился генералъ. Ну, такъ я вамъ скажу, что завтра же васъ -бросятъ въ тюрьму… И хорошо сдѣлаютъ!…

— Меня!… Вы, кажется, съ ума сошли'…. вскричалъ маркизъ, схватываясь рукою за голову.

— И отлично сдѣлаютъ! прервалъ генералъ. Что вы хотѣли сдѣлать съ императоромъ?

— Послушайте, генералъ, вскричалъ жалобнымъ голосомъ маркизъ, что вы со мною дѣлаете?… У меня голова готова лопнуть!…

— Чортъ побери вашу голову!… Меня интересуетъ моя собственная.

— Ваша?…

— Да. Я не знаю, крѣпко ли сидитъ она у меня на плечахъ… Развѣ меня не могутъ обвинить въ сообщничествѣ съ вами?…

— Ваша голова, генералъ… Сообщничество… но въ чемъ?

— Вы очень хорошо понимаете, что я хочу сказать…

— Но вѣдь меня тутъ не было! вскричалъ маркизъ.

— Это не мое дѣло, возразилъ генералъ. Съ вами пусть дѣлаютъ, что хотятъ, но я дорожу моей шкурой!…

— Увѣряю васъ, что и я дорожу моей.

Наконецъ, благодаря вопросамъ, маркизу удалось отчасти понять истину.

Она была ужасна.

Оказалось, что въ самую патетическую минуту въ комнату вскочилъ злоумышленникъ и, безъ вмѣшательства вѣрныхъ корсиканцевъ, Франціи пришлось бы плохо.

— Понимаете ли вы, вскричалъ генералъ, чтобы это было… Ну, что вы теперь скажете?..

— Генералъ, сказалъ маркизъ, прижавъ руки къ сердцу, если бы я, по какой либо неосторожности могъ быть причиной подобнаго ужаснаго событія, то я самъ бы произнесъ свой приговоръ, но клянусь вамъ, что я преспокойно сидѣлъ въ клубѣ, думая, что все идетъ какъ слѣдуетъ (это «какъ слѣдуетъ» было прелестно), и что дѣло удалось отлично.

— Очень возможно. Но, тѣмъ не менѣе, все, что я вамъ сказалъ, случилось. Меня неожиданно разбудили среди ночи и я получилъ цѣлый потокъ брани…

— Но кто можетъ быть этотъ негодяй?

— Почему я знаю.

— Развѣ онъ ничего не говорилъ?

— Онъ, какъ кажется, еле живъ. Къ тому же корсиканцы, вѣроятно, приложили руки.

— Что сказалъ онъ, когда вскочилъ въ комнату?

— Это ужъ было, чортъ знаетъ, что такое.

— Онъ крикнулъ вашей дочери, что былъ ея любовникомъ и отцемъ ея ребенка.

— Ея ребенка?..

— Ни больше, ни меньше. Вы можете себѣ представитъ каково было впечатлѣніе.

— Но это невозможно. Моя дочь — честная женщина.

Генералъ дерзко расхохотался.

Но маркизу было не до того, чтобъ оскорбляться такими пустяками.

— Это, вѣроятно, какой, нибудь сумасшедшій, прибавилъ онъ.

— Я въ этомъ не увѣренъ.

Маркизъ съ достоинствомъ выпрямился.

— Генералъ, сказалъ онъ, надо съ этимъ покончить. Я извиняю ваши обвиненія. Я отношу ихъ къ вашему вполнѣ понятному волненію. Но вы меня знаете. Вы знаете, что я никогда не измѣнялъ законамъ чести, и если я ручаюсь за дочь, то этого достаточно. И. такъ, я вамъ повторяю, что тутъ есть ужасныя недоразумѣнія и мы должны разъяснить ихъ.

— Я не желаю ничего лучшаго.

— Это легко сдѣлать. Я сейчасъ позову дочь…

— Отлично, мы ее разспросимъ и сумѣемъ добиться у нея истины.

Маркизъ сдѣлалъ гримасу. Это «мы» страшно смущало его.

— Извините, дорогой генералъ, но развѣ можно допустить, чтобъ въ присутствіи посторонняго я могъ спросить у моей дочери, что произошло въ то время, когда она была съ…

Этотъ аргументъ тронулъ генерала. Дѣйствительно, это было немножко затруднительно.

— Въ такомъ случаѣ, чего же вы хотите?

— Я хочу, чтобъ вы ушли на минуту въ то время, какъ я пошлю сказать дочери, что хочу съ нею говорить… Однимъ словомъ, чтобъ вы не присутствовали при нашемъ разговорѣ. Но будьте увѣрены, что я чистосердечно дамъ въ немъ отчетъ.

— Гмъ… проворчалъ генералъ. Вы человѣкъ ловкій. Вамъ можетъ придти въ голову постараться надуть меня.

— Генералъ, я не только обращаюсь къ всѣмъ извѣстной деликатности вашей, но и къ вашему уму. Вы сказали мнѣ, и вполнѣ справедливо, что мое положеніе крайне компрометировано…

— Чортъ побери!.. да.

— Но въ виду чего сталъ бы я стараться обмануть васъ? Или это было преступленіе, попытка на преступленіе или мы жертвы непредвидѣннаго стеченія обстоятельствъ…

Генералъ вскочилъ.

— Если вы называете ребенка непредвидѣннымъ стеченіемъ обстоятельствъ, то тогда… пожалуй… и такъ… Зовите вашу дочь, допрашивайте ее, но я васъ предупреждаю, что вамъ не надуть такого стараго зайца, какъ я.

— Я и не думаю надувать васъ. Вы въ этомъ скоро убѣдитесь.

— Но куда же мнѣ дѣваться, пока вы будете болтать?

— Сюда, сказалъ маркизъ, открывъ одну дверь. Въ этомъ кабинетѣ вы найдете книги и сигары…

— Ну, книги, чортъ ихъ возьми! это не мое дѣло.

— Ну, такъ сигары; какъ только я кончу съ дочерью, я васъ позову.

— Пожалуйста, кончайте скорѣе, а то мнѣ будетъ страшно скучно.

Генералъ смѣясь усѣлся въ кресло и закурилъ сигару.

Тогда маркизъ позвонилъ.

Вошелъ лакей.

— Потрудитесь передать моей дочери чрезъ ея горничную, что я долженъ говорить съ нею здѣсь, въ моемъ кабинетѣ.

Чрезъ нѣсколько мгновеній Діана входила въ комнату.

Она явилась на первый зовъ отца, такъ какъ не ложилась и, можетъ быть, была счастлива, что можетъ раздѣлить съ кѣмъ нибудь опасность.

Вполнѣ владѣя собою, хотя сердце ея еще стучало отъ полученной ею раны, она спокойно поклонилась и сказала:

— Вы просили меня, отецъ?

Маркизъ, которому гнѣвъ придалъ нѣкоторую смѣлость, сдѣлалъ шагъ впередъ и, поднявъ голову, глядѣлъ Діанѣ въ лицо.

— Дочь моя, сказалъ онъ, что случилось? Говорите, я хочу знать все… слышите ли, все? Да, все!.. И на этотъ разъ я прошу васъ не притворяться и не колебаться. Надѣюсь, вы понимаете, что законъ даетъ мнѣ надъ вами права… И, предупреждаю васъ, что я рѣшился ими воспользоваться.

Діана спокойно возразила:

— Законъ!.. къ чему указывать на законъ, отецъ? въ особенности теперь…

— Неужели вы будете отрицать, что…

— Я ничего не буду отрицать. Я только напомню вамъ, что бракъ сдѣлалъ меня свободной отъ отеческой опеки. И что, слѣдовательно, если я повинуюсь вашимъ требованіямъ, то дѣлаю это по доброй волѣ.

Д’Эрво прикусилъ губы. Онъ получилъ урокъ и намекъ Діаны съ первой минуты вернулъ его къ истинному положенію дѣла.

— Пожалуй, сухо сказалъ онъ. Но, по крайней мѣрѣ, я надѣюсь, что, съ своей стороны, вы вспомните, что обязаны мнѣ уваженіемъ.

— Я не имѣю никакого намѣренія не признавать этого. Вы звали меня, я сейчасъ же явилась.

Затѣмъ, наклонившись къ отцу, она шепотомъ прибавила:

— И если я теперь отвѣчаю не отцу, то во всякомъ случаѣ сообщнику…

Это послѣднее слово сказано было ясно, хотя едва слышно.

Вдругъ маркизу пришло въ голову, что генералъ Фельи можетъ слышать это семейное объясненіе.

Дѣйствительно, этотъ достойный папаша, подъ вліяніемъ вполнѣ естественнаго раздраженія не подумалъ, что ему можетъ быть сказано много грубаго и что генералъ отдѣляется отъ разговаривающихъ только тонкой перегородкой.

Поэтому маркизъ сдѣлалъ такой жестъ, выражавшій негодованіе и боязнь быть услышаннымъ, что Діана, быстро соображавшая, сейчасъ же поняла и еще тише спросила:

— Мы не одни?

— Нѣтъ, сказалъ маркизъ.

— Кто тамъ?

— Генералъ.

— Отлично.

Тогда, отойдя отъ маркиза, Діана, вскричала:

— Простите меня, отецъ, если въ моихъ словахъ есть что нибудь оскорбительное для васъ!.. Но мнѣ кажется, что я схожу съума. То, что сейчасъ произошло, ужасно!..

— Отлично, подумалъ маркизъ. Она будетъ такъ отлично лгать, что генералъ будетъ думать, что все знаетъ, тогда какъ я не узнаю ничего.

— Ради Бога! объяснитесь.

— Сейчасъ. Я сидѣла въ будуарѣ, счастливая… О! да! счастливая!.. такъ какъ мнѣ, недостойной, выпало на долю слышать благородныя слова человѣка, заслуживающаго болѣе, чѣмъ уваженіе, болѣе, чѣмъ обожаніе….

— Этотъ дуралей Фельи долженъ быть доволенъ, подумалъ маркизъ.

— Какъ вдругъ, продолжала Діана, окно съ трескомъ отворяется и какое то страшное существо, съ блуждающими глазами, бросается на меня…

— О! Боже мой! вскричалъ маркизъ. Что же тогда?…

— Этотъ человѣкъ произносилъ какія-то непонятныя слова, слыслъ которыхъ трудно было разобрать.. Сколько мнѣ кажется, онъ говорилъ объ измѣнѣ, о похищенномъ у него ребенкѣ.

— И о ребенкѣ?

— Да, маркизъ. Впрочемъ, я не могу поручиться, что онъ именно это сказалъ, — я была такъ поражена. Мнѣ казалось, что я игрушка кошмара. Даже тогда, когда ко мнѣ бросились на помощь, когда этого несчастнаго, такъ какъ я не могу назвать его иначе, увлекли, я и тогда еще не могла сообразить, что случилось вокругъ меня. Какъ будто наступила неожиданная ночь!.. О! зачѣмъ я не умерла!.. кончила Діана, падая къ ногамъ отца и схватывая его за руки.

Эта трагическая сцена была великолѣпна. Въ ней не было недостатка ни въ патетическихъ восклицаніяхъ, ни въ рыданіяхъ, стонахъ, крикахъ потрясенной души.

Даже маркизъ забылъ, что это комедія, и, бросившись къ дочери, вскричалъ, поднимая ее:

— Діана! дитя мое! мужайтесь! не говорите о смерти!..

— Но что могу я теперь сдѣлать?.. Къ чему мнѣ жизнь?.. Вамъ, отецъ, я хочу все сказать. Моя душа была охвачена чудными надеждами. Я мечтала о счастіи… А теперь все разбито… все уничтожено… И почему?… Боже мой!.. Развѣ я виновата?… Развѣ я совершила преступленіе?.. Нѣтъ! нѣтъ. Обвинять надо одну судьбу!..

— Но кто этотъ человѣкъ?

— Почему я знаю, отецъ. Я никогда вамъ не лгала. Клянусь вамъ честью и моей жизнью, что я не знаю этого негодяя!..

— Какъ онъ попалъ къ вамъ?

— Я сама не знаю. Я разспрашивала, но никто не видалъ его входящимъ въ паркъ; Вѣроятно онъ перелѣзъ черезъ стѣну. Мнѣ кажется, что это какой нибудь сумасшедшій, бѣжавшій изъ подъ надзора.

— Сумасшедшій!.. Да, да! сказалъ маркизъ, совершенно убѣжденный. Это объяснило бы все.

— Не все ли равно!.. вскричала Діана, ломая руки. (Она думала, что генералъ можетъ глядѣть въ щелку). Развѣ я не навсегда погибла!.. такъ какъ теперь у меня вѣчно будетъ предъ глазами то, что увы!.. сомнѣваются во мнѣ… Отчаяніе убиваетъ меня, такъ какъ знаете, отецъ! я его любила, любила до сумасшествія!..

Маркизъ былъ удивленъ.

Онъ чистосердечно вѣрилъ тому, что предъ нимъ разыгрывалось.

Онъ хотѣлъ отвѣтить тономъ благороднаго отца, но вдругъ дверь, за которой прятался подслушивавшій, отворилась и на порогѣ появился генералъ.

Онъ былъ также обманутъ.

Честное слово, ему хотѣлось заплакать.

— Нѣтъ, дорогое дитя, вскричалъ онъ, подбѣгая къ Діанѣ и схватывая ее за руку своими обросшими волосами лапами. Нѣтъ! нѣтъ не умирайте!.. Нѣтъ, — я здѣсь. Я старый солдатъ, который никогда не лгалъ, я скажу ему… тому, о комъ вы говорили съ такой душой… Я скажу ему, что вы невинны. Что же касается героя этой дерзкой выходки, то его дѣло плохо!..

— О! несчастный совсѣмъ не виноватъ! кротко сказала Діана. И, къ тому же, найдутъ ли его когда нибудь?

— Какъ! найдутъ ли? Его и не нужно будетъ отыискивать.

— Что вы хотите сказать?

— То, что онъ арестованъ, въ тюрьмѣ, и завтра попадетъ въ такія лапы, которыя съумѣютъ заставить его объясниться. Будьте въ этомъ увѣрены.

— Въ тюрьмѣ!.. вскричала Діана, но въ тюрьму сажаютъ преступниковъ, а не сумасшедшихъ.

— Сумасшедшій, пожалуй. Но, все-таки, этотъ человѣкъ совершилъ два преступленія, Одно — то, что онъ заставилъ плакать ваши прелестные глаза, любезно сказалъ генералъ, другое — не менѣе важное….

— И такъ, продолжала Діана, этотъ человѣкъ въ вашей власти?

— Конечно. И мы не выпустимъ его, пока онъ не разскажетъ намъ, въ чемъ дѣло. Но, извините меня, мадемуазель, простите, маркизъ, но тотъ… кого я не хочу назвать, ждетъ меня съ вполнѣ естественнымъ нетерпѣніемъ и я спѣшу возвратиться къ нему. Мадемуазель, я выдалъ себя. Теперь вы знаете, что я подслушивалъ вашъ разговоръ съ отцемъ. Позволите ли вы мнѣ передать все, что я слышалъ?.. все, безъ исключенія.

Діана опустила голову и, закрывъ лицо руками, безъ сомнѣнія, для того, чтобъ скрыть отсутствіе краски, прошептала:

— Позволяю.

— Въ такомъ случаѣ, я отвѣчаю за все. Прощайте, маркизъ. Прощайте, мадемуазель. Вы ангелъ, чортъ возьми! вѣрьте слову стараго солдата!.. До свиданія. До скораго свиданія.

И генералъ поспѣшно бросился къ дверямъ.

Маркизъ послѣдовалъ за нимъ, чтобъ показать дорогу, а можетъ быть, чтобъ дать нѣсколько окончательныхъ инструкцій.

Пріятели разошлись такъ дружелюбно, что маркизъ въ восторгѣ бросился къ дочери, потирая руки.

— Ну, сказалъ онъ, я успокоился. Все обошлось благополучно, все еще устроится.

При этихъ словахъ, сказанныхъ съ веселой беззаботностью, Діана вздрогнула.

Лицо ея исказилось. Она поблѣднѣла и, положивъ руку на плечо отца, вскричала;

— Неужели вы были такъ глупы, что повѣрили этой баснѣ?

— Что вы сказали?.. съ удивленіемъ вскричалъ маркизъ.

— Я положительно не думала, чтобъ васъ можно было такъ легко обмануть… Вѣдь я знала, что мы не одни.

— Такъ что?…

— Объясненіе несправедливо во всѣхъ отношеніяхъ.

— Эта сцена…

— Была разыграна, чтобъ обмануть шпіона.

Маркизъ вздрогнулъ.

— Но, въ такомъ случаѣ, вы знаете этого негодяя?

— Этотъ человѣкъ, отвѣчала Діана… мой бывшій любовникъ.

— Вашъ… какое слово вы сказали?

— Я сказала: «мой бывшій любовникъ»; но это еще не все, отъ этого человѣка у меня былъ ребенокъ…

Маркизъ пошатнулся, какъ пораженный выстрѣломъ, но сейчасъ же оправился и бросился къ Діанѣ, сжавъ кулаки.

— Презрѣнная!.. заревѣлъ онъ.

— Если вы меня тронете, сказала Діана, я позову къ себѣ на помощь Лазаря — кучера, а вы, кажется, знаете, что у него не легкая рука.

Это было слишкомъ.

Маркизъ отступилъ, шатаясь, какъ пьяный, и упалъ въ кресло.

Нѣсколько минутъ продолжалось молчаніе.

— Маркизъ, сказала Діана, теперь не время играть трагедію. Да, у меня былъ любовникъ… Да, я была матерью… И не вы, причина моей испорченности, имѣете право осуждать меня… къ тому же, прошлое непоправимо. Надо думать о настоящемъ…

— Продолжайте, прошепталъ маркизъ.

— Я прошу только вашего вниманія. Вотъ въ чемъ дѣло. Я уже хотѣла устранить съ своей дороги человѣка, для котораго я забыла свое достоинство. Что касается ребенка, то онъ никогда не явится. Что же касается любовника, то я считала его уже мертвымъ. Должно быть, онъ пережилъ свою рану, такъ какъ въ эту ночь, въ ту минуту, какъ я приближалась къ цѣли, онъ вдругъ явился и бросилъ мнѣ въ глаза мое прошлое… Его схватили. Если онъ будетъ говорить, я погибла, а вмѣстѣ со мной погибли всѣ наши надежды… Вотъ дѣйствительность во всей своей наготѣ. Теперь, маркизъ д’Эрво, позвольте васъ спросить: хотите ли вы склонить голову и потерять плоды всѣхъ нашихъ усилій, или же согласны сдѣлать послѣднее усиліе и побѣдить судьбу?

Діана поставила дѣло на настоящую почву.

Маркизъ д’Эрво, не смотря на всѣ удары, не пропустилъ ни одного слова.

Странная вещь! неожиданное извѣстіе о паденіи дочери заставило его покраснѣть.

Этотъ человѣкъ, способный на всякую подлость, ужаснулся паденія дочери. Онъ почти готовъ былъ проклясть ее, говоря, что она недостойна его, тогда какъ было совершенно напротивъ.

Однако, мало-по-малу, сознаніе опасности возвратилось къ нему.

— Вы правы, сказалъ онъ не безъ достоинства, жалобы безплодны. Я предоставляю судить васъ вашей совѣсти. Будемъ думать теперь только о спасеніи. Что вы думаете дѣлать? Такъ какъ этотъ человѣкъ въ рукахъ полиціи, то вы не можете запретитъ ему говорить.

— Да.

— И если узнаютъ истину, то всякія попытки къ примиренію будутъ безплодны.

— Кто знаетъ… возразила Діана.

— Объяснитесь.

— Отецъ, сказала Діана, чтобъ нашъ разговоръ имѣлъ результатъ, вы должны отдѣлаться отъ ненужныхъ и опасныхъ предразсудковъ…

— Я васъ не понимаю.

— Хорошо. Только одинъ человѣкъ можетъ насъ спасти, человѣкъ, который не отступитъ даже предъ преступленіемъ. И если вы согласитесь, онъ исполнитъ вашъ планъ безъ малѣйшаго колебанія. Онъ хочетъ, чтобъ я, во чтобы то ни стало, была счастлива, и, каковъ бы ни былъ противникъ, онъ пойдетъ противъ него и одно изъ двухъ: или уничтожитъ его или умретъ… хотите вы знать имя этого человѣка?

— Да!.. да!..

— Это — Лазарь.

— Лазарь!.. вскричалъ маркизъ.

Холодный потъ выступилъ у него на лбу.

Но онъ боялся. Онъ спрашивалъ себѣ: не грозитъ ли ему завтрашній день паденіемъ и, не смотря на тяжелое воспоминаніе, сказалъ едва слышно:

— Если вамъ угодно, дочь моя, то я выслушаю Лазаря.

— Благодарю васъ, маркизъ, раздался голосъ вошедшаго Лазаря.

Маркизъ противъ воли почувствовалъ приливъ безумной ярости.

— И такъ, этотъ лакей подслушивалъ насъ!.. вскричалъ онъ, поднявъ руку.

Діана встала между ними и, видя, что въ глазахъ Лазаря сверкнула молнія ненависти, сказала:

— Здѣсь вы не имѣете права ненавидѣть другъ друга, вы должны спасти меня.

— Хорошо, сказалъ маркизъ.

— Хорошо, сказалъ бывшій кучеръ.

— Хорошо, повторилъ маркизъ, дѣлая надъ собою усиліе, скажите мнѣ, что вы можете сдѣлать?

— Вотъ что, отвѣчалъ Лазарь. Этотъ человѣкъ былъ увлеченъ сбирами Бонапарта. Гдѣ онъ теперь, я не знаю, но вы, благодаря вашимъ связямъ, можете узнать. Доставьте мнѣ средство добраться до него и я отвѣчаю за все.

— То есть…

— То есть, я брошусь на этого негодяя, не заботясь о томъ, что меня могутъ застать, и въ одно мгновеніе задушу его… Меня арестуютъ, какъ убійцу, приговорятъ… гильотинируютъ… это мнѣ все равно. Діана будетъ спасена… Предъ смертью меня будутъ допрашивать, но я разсмѣюсь въ лицо судьямъ… Я придумаю какую нибудь басню, а между тѣмъ, врагъ умретъ, не сказавъ ни слова…И тогда, маркизъ, ваше дѣло идти впередъ!.. Теперь я прошу у васъ одного — средства убить этого человѣка.

Средство, придуманное Лазаремъ, не смотря на его радикальность, едва ли было удобно.

— Мнѣ кажется, сказалъ маркизъ, что я не добьюсь того, чего вы требуете. Мнѣ не довѣряютъ. Мнѣ не позволятъ даже добраться до этого человѣка. Если я буду просить этой милости для другаго, то могу возбудить подозрѣніе, а въ случаѣ совершенія преступленія, я подвергнусь отвѣтственности за него.

— Поэтому я, предлагая вамъ это средство, придумалъ возможность устроить это, сказалъ Лазарь.

— Объяснитесь.

— Очевидно, продолжалъ Лазарь, что ни вы, ни я не будемъ въ состояніи добраться до этого человѣка, но можно подождать… Вы, можетъ быть, отвѣтите мнѣ, что онъ насъ успѣетъ погубить, но я хорошо знаю его и Діана подтвердитъ мои слова. Мы можемъ надѣяться, что, когда пройдетъ этотъ припадокъ ярости, онъ подумаетъ, прежде чѣмъ обвинять ту, которую продолжаетъ любить. Надо избавиться отъ перваго допроса — остальное мое дѣло.

— Лазарь правъ, сказала Діана. Этотъ человѣкъ дѣйствовалъ подъ вліяніемъ минутнаго безумія. Онъ одинаково склоненъ къ гнѣву, какъ и къ раскаянію. Едва ли онъ будетъ говорить.

— Пожалуй, сказалъ маркизъ, но почему это колебаніе можетъ облегчить исполненіе проекта Лазаря?

— Вотъ въ чемъ дѣло, отвѣчалъ бывшій кучеръ. Нѣтъ, ничего легче, при такихъ условіяхъ, заставить, думать, что этотъ человѣкъ сумасшедшій. Въ такомъ случаѣ, продолжалъ Лазарь, почему бы вамъ, маркизъ, не попросить, чтобъ этого человѣка осмотрѣлъ докторъ?

— Это вполнѣ логично. Я допускаю, что этого я могу достигнуть.

— Это будетъ мнимый докторъ семейства д’Эрво.

— Мнимый докторъ?..

— Да, то есть, одинъ докторъ, котораго мы съ мадемуазель Діаной отлично знаемъ. Онъ ни въ чемъ не можетъ намъ отказать. Вы позволите мнѣ сопровождать его, какъ фельдшеру… А разъ я доберусь до этого человѣка, то, клянусь вамъ!.. Онъ не будетъ болѣе говорить.

Д’Эрво задумался.

Можетъ быть, обратившись къ генералу Фельи, удалось бы обмануть его еще разъ?

Но, во всякомъ случаѣ, надо было торопиться.

Что, если этотъ человѣкъ уже успѣлъ что нибудь сказать?

— Вы правы, сказалъ маркизъ, надо спѣшить. Вотъ что я сдѣлаю. Я скажу, что разъ подозрѣваютъ честь моей дочери, я, какъ отецъ, не могу допустить, чтобъ она хоть на минуту осталась жертвою этого обвиненія. Я явлюсь вмѣстѣ съ моимъ докторомъ для осмотра умственныхъ способностей плѣнника. Вы даете мнѣ слово, что этотъ докторъ, дѣйствительно докторъ?

— Его зовутъ Ранденсъ.

— На него можно положиться?

— Да, отецъ, сказала Діана.

— Гдѣ его найти?

— Чрезъ полчаса онъ будетъ здѣсь.

— Хорошо, но поклянись мнѣ, что я могу разсчитывать на этого человѣка, прибавилъ маркизъ, указывая на Лазаря.

— Мнѣ стоитъ сдѣлать знакъ, чтобъ онъ васъ убилъ, холодно сказала Діана.

Этотъ аргументъ заставилъ маркиза сдѣлать легкую гримасу.

— Хорошо, сказалъ онъ. Примите мѣры. Я жду доктора.

Въ эту минуту лакей постучался въ дверь и появился съ письмомъ.

Маркизъ поспѣшно распечаталъ его.

Оно было подписано генераломъ Фельи и заключало въ себѣ всего нѣсколько словъ:

«Этотъ человѣкъ сейчасъ былъ допрошенъ въ судѣ».

Раздались три восклицанія:

— Неужели уже было поздно!

«Вы правы», продолжалъ читать маркизъ, «онъ сумасшедшій».

— Сумасшедшій!.. вскричала Діана. О, мы спасены!

Лакей снова вошелъ въ комнату съ карточкой.

— Что это такое?

— Это карточка господина, который желаетъ видѣть васъ, г. маркизъ.

— Посмотримъ, кто это.

Взявъ карточку, маркизъ прочелъ:

«Амбруазъ Дарневаль».

— Онъ!.. вскричалъ маркизъ. О! онъ здѣсь.

Діана, услышавъ имя и предвидя новую катастрофу, жестомъ отослала лакея, затѣмъ, обратившись къ отцу сказала:

— Маркизъ, вы не спросили меня онъ имени моего любовника. Его зовутъ Жакъ Дарневаль.

Маркизъ страшно поблѣднѣлъ.

— Жакъ Дарневаль, повторилъ онъ. О! не все еще кончено. Діана, Лазарь, уходите. Оставьте меня вдвоемъ съ этимъ посѣтителемъ, но не уходите далеко. Отъ васъ, Лазарь, я, можетъ быть, потребую послѣдней услуги.

— Я сдѣлаю все, что прикажетъ Діана, сказалъ Лазарь.

Оставшись одинъ, маркизъ нѣсколько мгновеній глядѣлъ на карточку, которая дрожала у него въ рукахъ и позвонилъ.

— Проси, сказалъ онъ вошедшему лакею.

Чрезъ нѣсколько мгновеній въ комнату входилъ старикъ Амбруазъ.

ГЛАВА XV.
Исторія Амбруаза.

Маркизъ и Амбруазъ очутились лицомъ къ лицу.

Что общаго могли имѣть между собою эти двѣ личности: одинъ — знатный баринъ, другой — скромный рабочій, бывшій каторжникъ?

Читатель, вѣроятно, уже угадалъ, что въ прошломъ была мрачная, ужасная исторія, въ которой одинъ игралъ роль палача, другой — жертвы.

Мы разскажемъ эту исторію, насколько возможно короче.

Но, прежде чѣмъ начать этотъ разсказъ, мы позволимъ себѣ сказать нѣсколько словъ.

Мы не безъ нѣкотораго колебанія назвали этотъ романъ «Великосвѣтскіе негодяи»; мы боялись, что насъ могутъ обвинить въ предвзятой мысли, въ желаніи увеличить борьбу кастъ, взваливъ на одну изъ нихъ воображаемыя преступленія.

Но повторяемъ, что изъ приведенныхъ нами фактовъ нѣтъ ни одного, который не опирался бы на неоспоримыя доказательства и не доказывалъ бы еще разъ что власть, эксплуатируя людей, даетъ имъ возможность уничтожать своихъ противниковъ и затѣмъ ускользать отъ отвѣтственности.

Это положеніе, какъ нельзя болѣе подтверждается разсказомъ, который мы сейчасъ приведемъ, основываясь на подлинныхъ документахъ. Затѣмъ читатель можетъ судить, имѣютъ ли они право носить названіе «великосвѣтскихъ негодяевъ».

Происхожденіе фамиліи д’Эрво теряется во мракѣ исторіи, въ XIV вѣкѣ Гюй д’Эрво, будучи маршаломъ Франціи, былъ убитъ въ сраженіи при Куртрэ. Въ 1420 году Гонтранъ д’Эрво заставилъ англичанъ и бургундцевъ снять осаду съ Сенъ-Рескье. Имя д’Эрво упоминается при Генрихѣ IV; при Людовикѣ XIV они мечтали выдать Францію испанцамъ; при Мазарини они были сторонниками Фронды и; наконецъ, въ послѣднее время являются ярыми противниками революціи и наконецъ эмигрантами. Послѣдній представитель этой знаменитой серіи, маркизъ Жанъ Антуанъ д’Эрво, былъ не хуже другихъ. Негодуя на перваго Наполеона, онъ возвратился съ союзниками въ 1815 году и началъ утѣшать себя отъ долгой зависимости широкой жизнью. Онъ былъ смѣлымъ охотникомъ и большимъ любителемъ прекраснаго пола.

У него былъ только одинъ сынъ, маркизъ, который играетъ роль въ нашемъ разсказѣ.

Но такъ какъ маркизъ Антуанъ былъ человѣкъ чувствительный, то онъ не пропускалъ случая почтить своими милостями всѣхъ женщинъ, попадавшихся ему подъ руку.

Въ тоже самое время, какъ онъ привезъ во Францію своего законнаго наслѣдника, онъ помѣстилъ у себя въ домѣ Амбруаза Дарневаля, бывшаго моложе маркиза тремя годами, сына горничной маркизы, умершей въ эмиграціи. Ребенокъ былъ записанъ въ метрической книгѣ подъ именемъ Амбруаза Дарневаля.

Но только, странная вещь, маркизъ, чувствительность котораго казалась чрезмѣрной, чувствовалъ особенную привязанность къ этому ребенку… безъ всякихъ основаній.

Амбруазъ, воспитанный въ домѣ маркиза, получилъ, солидное образованіе и въ шестнадцать лѣтъ быль умнымъ и честнымъ человѣкомъ.

Вполнѣ естественно, что ему завидовали.

Прислуга звала его шепотомъ незаконнымъ сыномъ, но вслухъ его боялись оскорблять, такъ какъ съ маркизомъ шутить было плохо.

Что же касается Амбруаза, то онъ не занимался ничѣмъ, кромѣ своего дѣла.

Жажда знаній превратилась въ немъ въ страсть. Онъ съ любовью занимался присмотромъ за имѣніями маркиза и, благодаря его усиліямъ, необработанныя земли вдругъ начали приносить доходъ.

Фермеры любили его, потому что онъ никогда никому не отказывалъ въ услугѣ и потому что, благодаря введеннымъ имъ улучшеніямъ, имъ легче было платить арендную плату.

Молодой Амбруазъ быль совершеннымъ контрастомъ съ будущимъ маркизомъ д’Эрво.

Лѣнивый, дерзкій и даже грубый, законный наслѣдникъ д’Эрво былъ дурнымъ человѣкомъ и любилъ зло для зла. Онъ былъ до такой степени золъ, что фермеры рѣшились пожаловаться на него старому маркизу, который отвѣчалъ замѣчаніемъ, что изъ его сына не выйдетъ ничего путнаго, и послалъ Амбруаза устранить затрудненія, вызванныя сыномъ.

Вслѣдствіе этого, Жанъ д’Эрво (такъ звали молодаго наслѣдника) возненавидѣлъ Амбруаза Дарневаля и всячески старался вредить ему, тогда какъ Амбруазъ пользовался всякимъ случаемъ, чтобъ оказать какую нибудь услугу сыну своего господина.

Амбруазъ любилъ маркиза, тогда какъ Жанъ, говоря объ отцѣ, пожималъ плечами и цинично желалъ его смерти.

Таково было положеніе дѣлъ, когда въ одинъ прекрасный лѣтній день старый маркизъ, еще совсѣмъ здоровый, не смотря на свои шестьдесятъ лѣтъ, былъ пораженъ солнечнымъ ударомъ, послѣдствіемъ котораго было воспаленіе мозга, а результатомъ смерть.

Чувствуя приближеніе смерти, маркизъ призвалъ къ своей постели Амбруаза Дарневаля и приказалъ оставить ихъ однихъ.

— Дитя мое, сказалъ онъ, я долженъ сдѣлать тебѣ тяжелое признаніе, но прежде всего отвѣчай мнѣ откровенно: обращался ли я съ тобою дурно и имѣешь ли ты въ чемъ нибудь упрекнуть меня?

— Клянусь вамъ честью, сказалъ Амбруазъ, опускаясь на колѣни, я чувствую къ вамъ только глубочайшую благодарность. Вы всегда были ко мнѣ добры, какъ отецъ.

— Я только исполнялъ мой долгъ, отвѣчалъ маркизъ, потому что я — твой отецъ.

— Маркизъ…

— О! я говорю это не для того, чтобъ ты презиралъ свою мать… Она была добрая и честная женщина. Я хочу во всемъ тебѣ признаться. Она стала моей почти вслѣдствіе насилія… такъ какъ существуютъ степени и въ любви. Прости ей и мнѣ, такъ какъ мы сильно любили другъ друга, и я старался доказать тебѣ, какъ я ее уважалъ. Ты видишь, что, говоря о ней, я не могу удержаться отъ слезъ.

Дѣйствительно, предъ лицемъ смерти старый развратникъ стыдился самого себя, но Амбруазъ, въ своей наивности, видѣлъ только отца, унижающагося предъ своимъ сыномъ и цѣловалъ ему руки.

— Я не хочу судить мать, сказалъ онъ. Я помню только то, что, по закону, вы ничѣмъ не были мнѣ обязаны, а между тѣмъ, сдѣлали для меня все.

— Это все очень немного. Но, между тѣмъ, что, если бы я попросилъ тебя доказать мнѣ благодарность, о которой ты говоришь?

— Чего бы вы отъ меня ни потребовали, я готовъ вамъ повиноваться.

— Въ самомъ дѣлѣ?… Значитъ, ты на меня не сердишься?

— Я только прошу у васъ позволенія, будучи съ нами наединѣ, называть васъ отцемъ.

Маркизъ съ волненіемъ обнялъ Амбруаза.

— Ты добрый мальчикъ, сказалъ онъ. Твое поведеніе перепутываетъ всѣ мои мысли о законности…

— Что вы хотите сказать?

— То, что ты, незаконный сынъ, лучше всѣхъ, тогда какъ законный наслѣдникъ самый худшій негодяй въ свѣтѣ.

Изъ самолюбія маркизъ ошибался. Амбруазъ былъ добръ, потому что въ его жилахъ текла кровь простолюдинки, тогда какъ Жанъ былъ достойнымъ отпрыскомъ касты, испорченной до мозга костей.

— Однимъ словомъ, продолжалъ маркизъ, могу ли я разсчитывать на тебѣ, если бы попросилъ у тебя серьезной услуги?

— Памятью моей матери клянусь вамъ исполнить всякую вашу просьбу…

— Даже въ томъ случаѣ, если бы я просилъ тебя полюбить того, кто тебя ненавидитъ и кого ты долженъ ненавидѣть?

— Прежде всего я долженъ вамъ сказать, что я никого не ненавижу.

— Этому я не въ состояніи повѣрить. Я еще не назвалъ тебѣ того…

— Безполезно называть, отецъ. Вы говорите о томъ, кто, самъ этого не зная, мой братъ, о Жанѣ д’Эрво.

— Ну, да. Онъ всегда старался сдѣлать тебѣ вредъ…

— Я забываю этотъ вредъ и помню только то добро, которое вы мнѣ сдѣлали.

Маркизъ замолчалъ на минуту.

Онъ не совсѣмъ довѣрялъ сыну. Его великодушіе казалось ему подозрительнымъ.

Но, при взглядѣ на лицо Амбруаза, всѣ его сомнѣнія разсѣялись.

— Ну, сказалъ онъ, беря его за руку, если ты хочешь, чтобъ я умеръ спокойно, выслушай меня и отвѣчай мнѣ чистосердечно.

— Клянусь вамъ говорить только правду!..

— У меня было много пороковъ, продолжалъ маркизъ, я сдѣлалъ много серьезныхъ проступковъ, но одну добродѣтель я хранилъ неприкосновенной въ глубинѣ души, это любовь къ моему имени, гордость моей расы. Ты можешь сказать, что это относительное достоинство и что, можетъ быть, я совершилъ для поддержанія его много такого, что другіе называютъ подлостью. Но, что дѣлать, человѣкъ не можетъ себя пересоздать, онъ остается такимъ, какимъ его сдѣлало воспитаніе. Для того, чтобъ избѣжать пятна на моемъ имени, я готовъ былъ на все… даже на убійство. Если бы я прожилъ еще десять лѣтъ, я, можетъ быть, былъ бы судьею моего собственнаго сына…

— Что вы говорите?..

— Я говорю, что у Жана д’Эрво низкая и подлая душа… Я говорю, что онъ забудетъ всѣ традиціи нашего прошлаго. Однимъ словомъ, я боюсь, что не пройдетъ и десяти лѣтъ, какъ онъ опозоритъ имя д’Эрво.

— Вы слишкомъ строги…

— Но ты не отрицаешь этого. Ты самъ въ своей честной душѣ угадалъ это. Да, у моего сына нѣтъ пороковъ, но есть низости… Я уйду въ могилу, гордясь тѣмъ, что оставляю за собою людей, которые боялись, можетъ быть, даже ненавидѣли мое имя, но никого, кто бы презиралъ его, и я хочу, чтобъ въ могилѣ меня не пробудилъ позоръ моего сына!.. Амбруазъ, я ввѣряю тебѣ мое имя, хотя не имѣю права называть тебя сыномъ. Я заклинаю тебя спасти его отъ позора!.. Что ты долженъ будешь дѣлать, этого я и самъ не знаю. Но я умоляю тебя, обѣщай мнѣ, хотя бы цѣною твоей жизни… даже чести, не позволять имени д’Эрво упасть въ грязь!..

— Клянусь вамъ…

— Не давай слова легкомысленно, прежде чѣмъ произнести клятву, которой я у тебя прошу, обдумай все. Я сказалъ тебѣ цѣною жизни, цѣною чести.

— Скажите мнѣ только одно, любили ли вы мою мать?

— О, да. У нея было мужественное сердце, тогда какъ я очень часто заставлялъ ее страдать; когда я умру, сними у меня съ шеи маленькій ключикъ, которымъ откроешь шкатулку, стоящую на этомъ столѣ, въ ней ты найдешь письма твоей матери.

Амбруазъ печально улыбнулся.

— Я вамъ вѣрю, сказалъ онъ, и отъ всего сердца даю клятву, которой вы желаете. Цѣною моей жизни, цѣною чести я буду защищать честь вашего имени.

— Благодарю.

Въ эту минуту маркизу сдѣлалось дурно.

Началась агонія.

Амбруазъ громко позвалъ, и на зовъ его въ комнату первый вошелъ Жанъ.

Амбруазъ едва успѣлъ взять ключъ, оставленный ему маркизомъ.

Въ тотъ же самый вечеръ онъ открылъ шкатулку, рѣшившись сжечь письма матери, не читая.

Шкатулка была пуста.

Амбруазъ подумалъ, что, вѣроятно, маркизъ забылъ, что самъ уничтожилъ письма.

Маркизъ д’Эрво былъ похороненъ съ торжествомъ.

Чрезъ недѣлю было открыто его завѣщаніе.

Онъ оставилъ Амбруазу пятьдесятъ тысячъ франковъ.

Тогда Жанъ сказалъ молодому человѣку:

— Теперь, когда у васъ есть кусокъ хлѣба, вы не имѣете болѣе повода оставаться здѣсь.

Амбруазъ раскланялся и уѣхалъ.

Время шло.

Амбруазъ сдѣлался адвокатомъ. Онъ постоянно работалъ и пріобрѣлъ себѣ уваженіе.

Наконецъ, онъ женился по любви на сиротѣ.

Его жена была очень хороша и кокетлива. Онъ ничего не замѣчалъ, такъ какъ обожалъ ее.

Въ одинъ прекрасный день къ нему явился маркизъ Жанъ д’Эрво.

Молодые люди не встрѣчались со смерти маркиза; но Амбруазъ, держа данное слово, слѣдилъ за жизнью своего брата.

Онъ успѣлъ въ этотъ промежутокъ жениться и у него родилась дочь, Діана.

Что же касается Амбруаза, то онъ былъ отцемъ уже три года.

Для чего же явился къ брату Жанъ д’Эрво?

Дѣло въ томъ, что онъ игралъ и проигралъ, и въ припадкѣ безумія, подписалъ векселя чужимъ именемъ. Векселя были на пятьдесятъ тысячъ франковъ, этихъ денегъ у него не было. Срокъ былъ на слѣдующей день.

Онъ напрасно просилъ повсюду и уже предвидѣлъ позоръ.

Въ послѣднюю минуту онъ вспомнилъ объ Амбруазѣ, и теперь, со слезами на глазахъ, умолялъ спасти его.

— Гдѣ эти векселя? спросилъ Амбруазъ, завтра же по нимъ будетъ заплачено.

Маркизъ бросился къ ногамъ Амбруаза, говоря, что недостаточно спасти его завтра, надо покончить дѣло, такъ какъ онъ знаетъ самого себя и знаетъ, что не способенъ устроить свою жизнь.

— Вы, говорилъ онъ, котораго такъ любилъ мой отецъ, помогите мнѣ спасти отъ разоренія домъ д’Эрво.. Если вы мнѣ не поможете, я упаду въ глубину пропасти.

— Во чего же вы отъ меня хотите?

— Я хочу передать вамъ въ управленіе мое состояніе. Я хочу, чтобъ вы защитили меня отъ моихъ собственныхъ страстей!.. Вы знаете дѣло и исправите мои ошибки.

Амбруазъ сначала отказался.

Но, наконецъ, вспомнивъ о данной клятвѣ, согласился.

Къ тому же, жена совѣтовала ему принять это мѣсто. Она говорила, что для нея будетъ здорово жить въ деревнѣ, такъ какъ, въ случаѣ принятія Амбруазомъ мѣста, они должны были отправиться жить въ замокъ д’Эрво, недалеко отъ Компьена.

И такъ, Амбруазъ согласился, по крайней мѣрѣ, на нѣкоторое время, исполнять роль управителя.

Согласившись на это, онъ не замѣтилъ улыбки, мелькнувшей на губахъ жены.

Развѣ онъ могъ подозрѣвать, что все это была только комедія, разыгранная его братомъ и той, которую онъ любилъ больше жизни?

Жена Амбруаза уже болѣе года была любовницей маркиза.

Чтобъ легче удовлетворять свои страсти, негодяи рѣшились эксплоатировать великодушіе Амбруаза.

Дѣла маркиза были страшно запутаны. Его громадное состояніе было до такой степени обременено долгами, что нѣсколькихъ лѣтъ было достаточно, чтобъ поглотить его.

Не дѣлая ничего въ половину, Амбруазъ рѣшительно принялся за дѣло, и успѣхъ былъ результатомъ его усилій.

Не прошло и трехъ лѣтъ, какъ доходы маркиза стали свободны отъ всякихъ запрещеній.

Въ это время маркизъ выражалъ ему свою благодарность, обманывая его на каждомъ шагу.

Какъ всѣ честные люди, Амбруазъ ничего не подозрѣвалъ.

Жаклина, такъ звали его жену, конечно, сдѣлалась царицею въ замкѣ д’Эрво.

Любовники всегда окружали себя предосторожностями, но, какъ часто случается, ихъ взаимная страсть соединилась съ ненавистью къ тому человѣку, котораго они позорили.

Что касается Амбруаза, то онъ, приводя дѣла маркиза въ порядокъ, рѣшился уѣхать въ тотъ же день, какъ только исчезнетъ послѣдняя опасность. Кокетство жены заставляло его страдать. Но въ особенности для него было тяжело равнодушіе этой матери къ своему ребенку.

Жаклина предъ мужемъ притворялась равнодушной къ роскоши, однако, ея легкомысліе виднѣлось во всѣхъ ея поступкахъ, и Амбруазъ напрасно старался заставить ее сознавать ихъ истинное положеніе.

Хотя они не ссорились, такъ какъ Амбруазъ былъ слишкомъ кротокъ, но все-таки онъ постоянно дружески упрекалъ жену.

Характеръ Жаклины становился все рѣзче и наконецъ она, вмѣстѣ со своимъ сообщникомъ, только и думала, какъ бы покончить съ Амбруазомъ.

Но какимъ способомъ избавиться отъ его отвратительнаго присутствія?

Тогда былъ составленъ самый преступный, самый отвратительный заговоръ.

Въ замкѣ былъ человѣкъ, который страшно ненавидѣлъ Амбруаза.

Это былъ бывшій управитель маркиза д’Эрво, Пьеръ Муссаръ.

Онъ до сихъ поръ былъ за одно съ кредиторами и его благосостояніе было сильно подорвано появленіемъ Амбруаза.

Муссаръ притворился расположеннымъ къ Дарневалю, но ждалъ случая отомстить.

Жаклина имѣла смѣлость прямо пойти къ нему и сдѣлать его своимъ сообщникомъ.

Въ одинъ прекрасный день Муссаръ явился къ Амбруазу и, послѣ тысячи предисловій, открылъ ему поведеніе его жены.

Амбруазъ чуть не убилъ его. Онъ не вѣрилъ и не хотѣлъ вѣрить.

Муссаръ притворился испуганнымъ и предлагалъ представить доказательства.

Это были письма Жаклины, находившіяся въ спальнѣ маркиза, въ маленькомъ бюро.

Маркизъ былъ въ отсутствіи. Стоило только Амбруазу забраться ночью въ комнату маркиза и тамъ овладѣть письмами.

Амбруазъ чувствовалъ, что сходитъ съ ума.

Онъ сомнѣвался, а между тѣмъ доказательство было такъ легко достать.

Въ душѣ этого человѣка происходила ужасная борьба.

Онъ хотѣлъ бѣжать прямо къ Жаклинѣ и сказать ей: «Скажи мнѣ правду?» но онъ не осмѣливался. Можетъ быть потому, что боялся услышать циничное подтвержденіе проступка, такъ какъ, мало-помалу, онъ уже началъ понимать, въ чемъ дѣло.

Онъ нѣсколько разъ видѣлъ на женѣ драгоцѣнности, которыхъ не дарилъ ей, и она, для объясненія ихъ появленія, придумывала разныя басни. Она говорила, будто эти вещи давала ей надѣвать маркиза.

Амбруазъ понималъ, что его окружаетъ ложь, отчаяніе охватывало его.

Онъ хотѣлъ узнать истину, во что бы то ни стало, и однажды ночью, повинуясь совѣтамъ Муссара, отправился въ спальню маркиза.

Комната была пуста.

Придя въ спальню, съ фонаремъ въ рукѣ, несчастный увидалъ бюро, о которомъ ему говорили.

Тогда, потерявъ разсудокъ и повинуясь только своему отчаянію, Амбруазъ сломалъ замокъ и, открывъ ящикъ, сунулъ въ него руку.

Но тамъ лежало золото и банковые билеты.

Онъ, оттолкнувъ ихъ, продолжалъ отыскивать.

Вдругъ за нимъ раздался крикъ:

— Вотъ воръ!..

За нимъ стояло двое слугъ, а посреди ихъ человѣкъ, одѣтый въ черное, который положилъ ему руку на плечо, говоря:

— Именемъ закона, я васъ арестую.

Такимъ образомъ, Амбруазъ, человѣкъ до крайности честный, былъ обвиненъ въ постыдномъ воровствѣ.

Что могъ онъ отвѣтить?

Что онъ явился отыскивать доказательства измѣны своей жены?

Но кто повѣрилъ бы ему, и къ тому же, какой порядочный человѣкъ рѣшился бы употребить подобное средство защиты.

Амбруазъ могъ только говорить:

— Нѣтъ, это не правда!.. Я не воръ!

— Въ такомъ случаѣ, говорили ему, объясните ваше присутствіе ночью въ спальнѣ маркиза? Объясните банковые билеты и золото, которое лежало предъ вами?

Амбруазъ могъ отвѣтить только одно:

— Есть человѣкъ, который можетъ оправдать меня, — это Муссаръ.

Но, сказавъ это, онъ уже сталъ раскаяваться.

Онъ боялся, что Муссаръ, для его защиты, повторитъ ужасное обвиненіе.

Но призванный Муссаръ опустилъ глаза и отвѣчалъ:

— Я не знаю, что хочетъ сказать г. Амбруазъ?

Невозможно допустить, чтобы въ отвѣтъ на это, человѣкъ, подобный Амбруазу, могъ сказать:

— Вы сказали мнѣ, что моя жена измѣняетъ мнѣ, и я пошелъ туда, чтобъ взять доказательства ея измѣны.

Нѣтъ, честный человѣкъ не можетъ защищаться! подобными средствами.

Но, если бы даже онъ и употребилъ подобное средство, то оно не оказало бы ему никакой пользы.

Онъ не обратилъ вниманія на крикъ: «вотъ воръ», когда его застали. Эти слова объясняли, что кого-то искали.

И дѣйствительно, уже два мѣсяца, маркизъ, этотъ ужасный образчикъ великосвѣтскаго негодяя, подалъ жалобу въ судъ, въ которой говорилъ, что уже нѣсколько времени у него происходятъ необъяснимыя пропажи, и добился того, что къ нему въ домъ былъ помѣщенъ сыщикъ, чтобъ поймать вора. Сыщикъ исполнилъ свои обязанности и воромъ оказался Амбруазъ.

Когда ему сказали, что это уже не первое его воровство, онъ чуть не сошелъ съ ума.

Его гнѣвъ былъ вмѣненъ ему въ преступленіе.

Маркизъ былъ въ отсутствіи.

Что же касается Жаклины, то бѣдняжка была такъ взволнована арестомъ мужа, что слегла въ постель и не могла даже посѣщать его въ тюрьмѣ.

Однако, у Амбруаза оставалась еще послѣдняя надежда: что маркизъ, его братъ, хорошо знаетъ его и знаетъ, что онъ не можетъ быть воромъ.

Онъ писалъ ему письмо за письмомъ и, наконецъ, не получая отвѣта, сталъ даже угрожать ему, говоря, что, защищаясь, скажетъ истину.

Тогда маркизъ явился къ Амбруазу въ тюрьму.

Сцена, происшедшая между братьями, была такъ, ужасна, что мы приведемъ ее вполнѣ.

Амбруазъ дошелъ до того, что упалъ на колѣни предъ маркизомъ, говоря:

— Выслушайте меня! Предъ вами я не буду защищаться. Вы знаете… вы должны знать, что я невиненъ!… Я скажу вамъ всю правду.

Маркизъ, скрестивъ руки на груди, кивнулъ головою, чтобъ онъ продолжалъ.

— Я не обвиняю. Поймите меня хорошенько, продолжалъ Амбруазъ, мнѣ тяжело выговорить это, но, тѣмъ не менѣе, я скажу все.

И онъ, со слезами на глазахъ, разсказалъ о доносѣ Муссара, о своемъ отчаяніи, о безумномъ желаніи, которое увлекло его въ спальню маркиза.

— Теперь вы видите, что я невиненъ. Умоляю васъ!… спасите мою честь!…

Маркизъ насмѣшливо отвѣчалъ:

— Я сдѣлаю это съ тѣмъ большимъ удовольствіемъ, что донесеніе Муссара было вполнѣ основательно.

Сначала Амбруазъ думалъ, что онъ ослышался. Ему казалось невозможнымъ, чтобъ маркизъ могъ сказать такую подлость.

Но онъ не зналъ, какое наслажденіе испытывалъ маркизъ, видя муки своего брата, тѣмъ болѣе, что былъ увѣренъ въ безнаказанности.

— Вы, кажется, меня не слышали, повторилъ маркизъ, видя, что Амбруазъ молчитъ. Я объяснюсь яснѣе. Жаклина васъ ненавидитъ, она моя любовница.

Амбруазъ бросился на маркиза, чтобъ задушить его, но вдругъ въ памяти у него раздались слова умирающаго.

Онъ поклялся защищать брата, а, между тѣмъ, готовъ былъ сдѣлаться его убійцей.

Руки его опустились.

— Негодяй!… вскричалъ онъ. По крайней мѣрѣ, теперь ничто не остановитъ меня, и предъ судомъ я скажу истину!…

Тогда, маркизъ, подойдя къ нему, заговорилъ ему почти на ухо:

— Сколько вамъ угодно. Вы не имѣете другихъ доказательствъ, кромѣ моего признанія. Но я не повторю его больше. Если я говорилъ съ вами такимъ образомъ, то потому, что ненавижу васъ и вашу проклятую честность!… Вы скажете судьямъ, что я любовникъ вашей жены, но я стану отрицать это и мнѣ повѣрятъ. Чтобы отнять у васъ даже желаніе говорить, я прибавлю вотъ что… Если бы у васъ даже были полныя руки доказательствъ, то все таки вы молчали бы.

— Я?… О! нѣтъ!

— Вы такъ думаете? Хорошо же. При первомъ вашемъ словѣ, я заявлю, что вы мстите мнѣ за отца, который былъ любовникомъ вашей матери, и представлю, какъ доказательство, письма, которыя у меня въ рукахъ…

Это была правда.

Письма, завѣщанныя Амбруазу маркизомъ, были украдены Жаномъ д’Эрво.

Защищаясь, Амбруазъ подавалъ поводъ оскорблять мать.

Напрасно онъ старался вырваться изъ опутывавшей его сѣти. Онъ былъ пойманъ.

Онъ рисковалъ обезчестить свою жену и мать, которая повѣрила любви маркиза.

Подавленный, уничтоженный, чувствуя отвращеніе къ жизни, Амбруазъ склонилъ голову и замолчалъ.

У него не было будущности. Жена его была презрѣнная женщина. Даже его защита опозорила бы всѣхъ, кого онъ любилъ.

Онъ покорился судьбѣ.

Но онъ позаботился объ участи сына.

Одинъ преданный ему другъ вырвалъ его изъ рукъ матери и отвезъ въ Англію, гдѣ Жакъ выросъ, не зная ничего о прошломъ.

Амбруазъ былъ приговоренъ къ десяти годамъ каторжныхъ работъ.

Остальное уже извѣстно.

Теперь онъ снова очутился лицомъ къ лицу съ маркизомъ…

Жаклина уже умерла.

Амбруазъ былъ только судьей.

ГЛАВА XVI.
Честность равняется глупости.

Много лѣтъ братья не встрѣчались.

Одинъ, честный человѣкъ, былъ разбитъ страданіями.

Другой, бандитъ высшаго свѣта, гордо держалъ голову.

Но, однако, при встрѣчѣ, палачъ долженъ былъ опустить голову.

Нѣсколько мгновеній братья молчали, можетъ быть, съ трудомъ узнавая другъ друга.

Маркизъ д’Эрво дѣлалъ усилія, чтобъ сохранить хладнокровіе.

Амбруазъ первый прервалъ молчаніе.

Онъ говорилъ спокойнымъ, но глухимъ голосомъ.

— Милостивый государь! сказалъ онъ, въ прошломъ насъ раздѣляетъ пропасть позора и отчаянія. Я далъ себѣ слово никогда не переступать ее, такъ какъ боюсь самого себя… боюсь, что не устою противъ соблазна убить васъ.

Маркизъ вздрогнулъ.

Онъ боялся, но въ тоже время, прячась за свою трусость, ждалъ.

Онъ былъ увѣренъ, что найдетъ у Амбруаза слабую струну, и блѣднѣя думалъ о возможности отмщенія.

И такъ, онъ ничего не отвѣчалъ изъ осторожности.

— Не бойтесь, продолжалъ Амбруазъ, я чувствую къ вамъ только презрительное состраданіе. Вы не достойны смерти. Поэтому я здѣсь не для того, чтобъ угрожать, такъ какъ угроза предполагаетъ возможность сопротивленія, а чтобъ приказывать, увѣренный, что вы будете повиноваться.

Маркизъ молчалъ.

— Хорошо, продолжалъ Амбруазъ, вы молчите, и такъ, я прямо пойду къ цѣли… Вы попались на моей дорогѣ и при такихъ ужасныхъ условіяхъ, что я невольно спрашиваю себя, не существуетъ ли дѣйствительно судьба? У меня есть сынъ, у васъ есть дочь, достойная своей матери и отца, то есть кокетка, подлая и клятвопреступная. И эту дочь полюбилъ мой сынъ, человѣкъ безукоризненно честный. Отъ этой связи родился ребенокъ…

Маркизъ не могъ долѣе держаться.

— Какъ! вы знаете? вскричалъ онъ.

— Да, я знаю, что ваша дочь пыталась убить своего любовника и похитила ребенка, чтобъ навсегда удалить его, какъ опасность; но это еще не все… Въ эту ночь мой сынъ былъ здѣсь…

— Кто вамъ это сказалъ? это ложь, рѣшился замѣтить маркизъ.

— Я прошу васъ не возражать мнѣ, сказалъ, поблѣднѣвъ Амбруазъ. Лучше отвѣчайте мнѣ откровенно, гдѣ мой сынъ?… Я хочу это знать!… Я пришелъ сюда для этого. Отвѣчайте, я жду.

Маркизъ былъ въ крайнемъ недоумѣній. Онъ не зналъ, что ему отвѣчать: лгать или же удобнѣе будетъ сказать истину.

Маркизъ принялъ геройское рѣшеніе.

— Милостивый государь, сказалъ онъ, въ свою очередь, хотя вы явились сюда съ угрозами, но я понимаю чувство, которое заставляетъ васъ дѣйствовать такимъ образомъ. Я не хочу останавливаться на характерѣ отношеній, существовавшихъ между вашимъ сыномъ и моей дочерью, вы стали бы защищать вашего сына, я — Діану, и каждый были въ нашей роли….

— Говорите скорѣе, прошу васъ, сказалъ Амбруазъ, терявшій терпѣніе.

— Каковы бы ни были, продолжалъ маркизъ, тѣ права, которыя, какъ думаетъ вашъ сынъ, онъ имѣетъ надъ мадемуазель д’Эрво, съ его стороны, странно являться требовать ихъ…

— Я уже сказалъ вамъ, сударь, что мой сынъ былъ жертвою покушенія на убійство. Я долженъ прибавить, что, находясь между жизнью и смертью, онъ былъ жертвою такого умственнаго разстройства, которое не позволяетъ ему различать тѣхъ оттѣнковъ, которыми вы желаете прикрыть измѣну и подлость.

При этихъ послѣднихъ словахъ, подтверждавшихъ предположеніе о безуміи, высказанное маркизомъ я Діаною, д’Эрво съ трудомъ удержался отъ улыбки удовольствія.

— Я допускаю это, поспѣшилъ онъ отвѣтить, и беру обратно все, что въ моихъ словахъ могло быть оскорбительнаго для несчастнаго, который не Сознавалъ, что дѣлаетъ. Дѣйствительно, я долженъ признаться, что сегодня ночью здѣсь произошла скандальная сцена, главнымъ виновникомъ которой былъ вашъ сынъ.

— Я это зналъ, прошепталъ Амбруазъ. И такъ, продолжалъ онъ, во всякомъ случаѣ, мой сынъ былъ здѣсь.

— Вотъ какъ было дѣло, сказалъ маркизъ. Я не знаю, какимъ способомъ, но вашъ сынъ среди ночи пробрался въ спальню графа и графини де-Планэ.. Графъ сейчасъ же послалъ за полиціей, которая схватила вашего сына. Вы видите, что никто не злоупотребилъ своимъ правомъ, такъ какъ, надѣюсь, вы допускаете, что мужъ естественный защитникъ своей жены. Слѣдовательно, мы не сдѣлали ничего, на что вы могли бы жаловаться. Вы сами сейчасъ справедливо сказали, что виною всему роковая судьба.

Замѣною личности «дорогаго сира» личностью мужа былъ нанесенъ ловкій ударъ.

Амбруазъ былъ смущенъ. Трудно было найти болѣе простое и естественное объясненіе.

Все зданіе преступленій, возведенное въ его воображеніи, было разрушено.

Неизвѣстный человѣкъ проникаетъ ночью въ спальню графа де-Планэ; послѣдній приказываетъ арестовать его. Въ сущности это вполнѣ законно.

— И такъ, вы утверждаете, сказалъ Амбруазъ, что Жакъ, мой сынъ, былъ переданъ въ руки полиціи?

— Клянусь вамъ!… Нѣсколько минутъ тому назадъ здѣсь была одна особа, чтобъ получить подробныя свѣдѣнія объ этомъ печальномъ происшествіи, и я съ жаромъ заступался за молодаго человѣка. Впрочемъ, мое дѣло было относительно легкое, такъ какъ, къ несчастью, доказано, что онъ не въ своемъ умѣ…

— Это временный кризисъ, перебилъ Амбруазъ, но знайте, что я узнаю истину и, горе вамъ! если вы обманули меня.

— Къ чему угрожать.

— Вы забываете, что ничто еще не кончено между нами, не думайте, судя по моему спокойствію, чтобъ я забылъ, и, горе вамъ!… если вы снова обманете меня. Но вы еще отвѣчали не на всѣ мои вопросы.

— Что вамъ еще нужно? съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ сказалъ маркизъ.

— Я хочу знать, что сталось съ ребенкомъ моего сына?

— Съ ребенкомъ?… милостивый государь, въ свою очередь, я долженъ сказать, что вы оскорбляете мою дочь.

— Я говорю вамъ то, что знаю, и всѣ ваши отрицанія будутъ фразами. Я буду съ вами откровененъ. Вы развратили мать Жака, обезчестившую мое имя… вы будете, можетъ быть, причиною смерти моего сына, но я не хочу, чтобъ вы были убійцей всѣхъ, кого я люблю!… Я хочу знать, куда спрятала ваша дочь живое доказательство ея безчестія?… Я хочу знать, гдѣ этотъ ребенокъ!…

— Вы съ ума сошли!… Все это клевета.

— Берегитесь, маркизъ, человѣческое терпѣніе имѣетъ границы. Если вы хотите, чтобъ я повѣрилъ вашему разсказу, не отрицайте очевидности, не отрицайте того, что доказано неоспоримо; любовь вашей дочери къ моему сыну имѣла результатомъ рожденіе ребенка; мать, достойная имени д’Эрво, совершила двоякое преступленіе, чтобъ отдѣлаться отъ прошлаго. Повторяю вамъ, я хочу знать, что сталось съ ребенкомъ…

— А не то?.. надменно спросилъ маркизъ.

— А не то, отвѣчалъ Амбруазъ, если вы не отдадите мнѣ этого ребенка, я прямо отправлюсь къ властямъ и разскажу истину. Я обвиню дочь маркиза д’Эрво въ сообничествѣ въ убійствѣ и въ дѣтоубійствѣ… Теперь ваше дѣло. Рѣшайтесь, но не забывайте, что, выйдя отсюда, я отправлюсь искать сына. Если вашъ разсказъ справедливъ, я буду молчать… Скажу больше, я не буду стараться наказать покушеніе, жертвою котораго онъ былъ. Прошлое будетъ забыто подъ тѣмъ условіемъ, что вы возвратите мнѣ ребенка… Надѣюсь, вы меня поняли? Отвѣчайте.

Въ то время, какъ Амбруазъ говорилъ, маркизъ думалъ.

Презирать угрозы Амбруаза казалось безуміемъ. То, что предлагалъ старикъ, можно было принять. Ребенка слѣдовало возвратить.

— Милостивый государь, сказалъ тогда маркизъ, я выслушалъ васъ внимательно и, не смотря на неосновательность вашего обвиненія, я почти убѣжденъ…. я знаю все зло, которое я вамъ сдѣлалъ, знаю, какой ужасный отчетъ вы можете отъ меня потребовать, и не думаю бѣжать отъ отвѣтственности.

— Кончайте же!.. перебилъ Амбруазъ, котораго начинало тяготить это многословіе.

— Вы правы. Я буду дѣйствовать. Я прошу у васъ только нѣсколько часовъ срока… Я допрошу дочь, хотя это для меня тяжело, но я дойду до конца, я узнаю истину. Если дѣйствительно былъ ребенокъ, то я клянусь, что употреблю всю жизнь на поиски за нимъ и, когда, наконецъ, найду это бѣдное, маленькое созданіе, я поднесу его вамъ, преклоняя колѣни и говоря: «во имя этого невиннаго, братъ, простите меня».

Маркизъ родился актеромъ и стоявшій предъ нимъ дуралей — честный человѣкъ былъ обманутъ.

Глупецъ былъ растроганъ.

— Все, о чемъ я васъ прошу, продолжалъ маркизъ, это дать мнѣ нѣсколько часовъ срока.

— Я согласенъ, сказалъ Амбруазъ, къ тому же" я долженъ сначала заняться сыномъ. Можете ли вы сообщить мнѣ что либо объ агентахъ, захватившихъ его?

— Графъ де-Планэ сказалъ мнѣ, что слышалъ, какъ одинъ изъ агентовъ, посадивъ вашего сына въ экипажъ, крикнулъ кучеру: «въ предварительное заключеніе!»

— Благодарю васъ, сказалъ Амбруазъ, а теперь" маркизъ, повторилъ онъ, я сказалъ вамъ, что хочу получить этого ребенка, а не то буду преслѣдовать васъ безжалостнымъ мщеніемъ.

— Я сдѣлаю все, что возможно.

— Надѣюсь. Я возвращусь въ шесть часовъ.

— Я буду васъ ждать.

Амбруазъ ушелъ.

Д’Эрво бросился къ дверямъ, крича:

— Діана! Лазарь!

— Что такое случилось? спокойно спросила Діана.

— То случилось, закричалъ маркизъ внѣ себя, что ты презрѣнная негодяйка, которая погубила насъ всѣхъ!

— Милостивый государь!.. вскричалъ Лазарь, готовясь броситься на маркиза.

Діана жестомъ остановила его.

— Оставь! презрительно сказала она, развѣ я боюсь этого человѣка?

Этотъ человѣкъ!

Она говорила такъ о своемъ отцѣ.

— Конечно, продолжалъ маркизъ, время фразъ прошло. Повторяю вамъ: мы всѣ погибли!.. И все это потому, что Діанѣ нравилось имѣть любовника и отъ него ребенка и затѣмъ она надѣялась, что можно отдѣлаться отъ всего однимъ ударомъ ножа!.. Но преступленіе всегда выходитъ наружу…

— Что за мелодраматическія фразы, насмѣшливо вскричала Діана. Надѣюсь, сударь, вы не откажетесь объясниться.

Насмѣшливый тонъ Діаны подѣйствовалъ на маркиза, какъ душъ холодной воды.

Онъ почувствовалъ себя смѣшнымъ и прикусилъ губы.

— Впрочемъ, есть средство все спасти; сказалъ онъ.

— Отчего же вы не сказали этого сразу?

Маркизъ повернулся къ Лазарю.

— Гдѣ ребенокъ? спросилъ онъ.

— Какой ребенокъ? отвѣчалъ Лазарь.

— О! вы можете говорить, замѣтила Діана. Мы съ маркизомъ можемъ признаваться другъ другу во всемъ. Онъ знаетъ, что у меня есть ребенокъ; знаетъ, что вы хотѣли избавить меня отъ него, и теперь желаетъ знать, что вы съ нимъ сдѣлали. Но, прежде чѣмъ вы ему отвѣтите, я хочу знать, къ чему клонится этотъ вопросъ?

Тогда маркизъ въ нѣсколькихъ словахъ объяснилъ торгъ, заключенный между нимъ и Амбруазомъ.

— Вы правы, сказала Діана, если этотъ человѣкъ говоритъ правду, мы будемъ спасены.

— Амбруазъ честный человѣкъ, наивно сказалъ маркизъ, онъ сдержитъ слово.

— Хорошо, Лазарь, скажите теперь, гдѣ этотъ ребенокъ?

Лазарь внимательно слушалъ разсказъ маркиза.

— Ребенокъ!.. сказалъ онъ. Ты не можешь отдать его этому человѣку.

— Почему?

— Потому что я бросилъ его въ Марну.

— Онъ умеръ!.. вскричалъ маркизъ. Мы погибли.

— Да, сказала Діана слегка дрожащимъ голосомъ, мой отецъ правъ, все рушится.

Нѣсколько мгновеній царствовало ужасное молчаніе.

Маркизъ закрылъ лицо руками.

Что отвѣтить Амбруазу? какъ попытаться остановить его гнѣвъ?

Да, все было кончено. Все рушилось.

— Оставьте меня одного съ вашимъ отцомъ, сказалъ Лазарь Діанѣ.

— Почему? я могу слышать все. Моя будущность, вся моя жизнь стоятъ на картѣ.

— Пожалуй, сказалъ Лазарь. Маркизъ, вы сказали мнѣ, что этотъ человѣкъ былъ на каторгѣ?

— Да!

— Не знаете ли вы въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ человѣка, на котораго могли бы положиться?

— Да, конечно. Баронъ де-Версере, директоръ кабинета министровъ.

— Въ такомъ случаѣ, вы спасены.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что нынче ночью здѣсь было покушеніе на убійство и что убійца, представляющійся сумасшедшимъ, сынъ бывшаго каторжника.

Маркизъ поднялъ голову.

Выдумка была удачна.

— Что же дальше? спросилъ онъ.

— Дальше!.. насмѣшливо сказалъ Лазарь. Развѣ нѣтъ закона, который дозволяетъ ссылать безъ суда бывшихъ каторжниковъ?

Физіономія маркиза прояснилась.

— Вы правы! вскричалъ онъ. Баронъ де-Версере пойметъ всю важность этого случая. Онъ человѣкъ умный и преданный своему государю. Идемте.

Онъ увлекъ Лазаря къ себѣ въ кабинетъ, рѣшивъ, что гораздо выгоднѣе имѣть его своимъ другомъ, чѣмъ врагомъ.

Въ своемъ энтузіазмѣ онъ прощалъ ему все.

Чрезъ часъ маркизъ отправился въ министерство внутреннихъ дѣлъ.

Діана ждала Лазаря.

— И такъ, сказала она, ребенокъ умеръ?

— Нѣтъ, сказалъ Лазарь, онъ живъ.

— Въ такомъ случаѣ, почему же было не отдать его этому человѣку?

Лазарь подошелъ къ ней ближе.

— Потому, отвѣчалъ онъ, что этотъ ребенокъ наше оружіе на будущее время, въ томъ случаѣ, если бы наши враги снова подняли голову. При помощи ребенка, мы всегда можемъ закрыть имъ ротъ. Иначе, развѣ я не убилъ бы его?

Въ шесть часовъ, когда Амбруазъ, напрасно ходившій по всѣмъ бюро префектуры, разыскивая сына, возвратился, согласно условію, въ отель д’Эрво, на него бросились пять человѣкъ, которые связали его и посадили въ экипажъ.

Законъ общественной безопасности снова спасъ общество.

КОНЕЦЪ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ III.
СУМАСШЕДШІЙ ДОМЪ.

ГЛАВА I.
Сумасшедшій домъ въ Вильпатурѣ.

Сумасшедшій домъ въ Вильпатурѣ находился на дорогѣ въ Вровень, въ нѣсколькихъ километрахъ отъ Греца.

Прошло два года послѣ описанныхъ нами событій. Мы просимъ читателя перейти въ отдѣленіе опасныхъ.

Сторожъ, невысокій, здоровый малый, съ кроткимъ лицомъ, улыбаясь подходилъ къ двумъ разговаривавшимъ мужчинамъ, изъ которыхъ одинъ былъ высокій, худой, въ бѣломъ галстухѣ, съ длиннымъ носомъ и въ золотыхъ очкахъ, а другой — маленькій, полный, съ добродушнымъ и немного безпокойнымъ видомъ.

Маленькій былъ де-Лаверанъ, директоръ Вильпатура; высокій, худой — докторъ Тапаръ, одинъ изъ знаменитыхъ психіатровъ.

Нѣкоторые говорили о немъ, что онъ очень честный человѣкъ, другіе утверждали, что онъ обязанъ полученіемъ милостей преступной снисходительности. Мѣсто главнаго доктора Вильпатура (на женской половинѣ) было крайне завидное.

Де-Лаверанъ говорилъ тихо и кротко.

— Умоляю васъ, докторъ, осмотрите внимательнѣе № 17. Его настойчивость отвергать свое безуміе и наружная логичность аргументаціи волнуютъ меня болѣе, чѣмъ я могу выразить. Вы понимаете, какъ велика въ этомъ случаѣ моя отвѣтственность.

— Хорошо, говорилъ докторъ, я повинуюсь. Но только позвольте мнѣ сразу замѣтить, что вы, кажется мнѣ, питаете иллюзіи.

— Но, спросите у Гаспара.

Услышавъ свое имя, Гаспаръ, сторожъ, почтительно поклонился.

— Говорите, сказалъ докторъ Тапаръ. Скажите, что вы думаете о ли 17?

— Г. докторъ, произнесъ Гаспаръ, я не могу позволить себѣ… я, конечно… Я знаю только то, что говоритъ г. Пивоне…

Тапаръ пожалъ плечами.

— Слишкомъ молодъ, прошепталъ онъ. Слишкомъ молодъ.

Дѣйствительно, доктору Пивоне не было еще сорока лѣтъ.

Полгода тому назадъ администрація, въ припадкѣ великодушія, объявила конкурсъ на мѣсто доктора въ Вильпатурѣ на мужское отдѣленіе. Докторъ Пивоне настолько превзошелъ другихъ конкурентовъ, что пришлось по неволѣ признать его превосходство.

Впрочемъ, ничто не мѣшало его назначенію. Докторъ Пивоне, погруженный въ науку, не имѣлъ политическаго прошлаго, такъ что кончилось тѣмъ, что его назначили на этотъ постъ.

Докторъ Тапаръ принялъ его любезно, тѣмъ болѣе, что молодой докторъ, можетъ быть, изъ политики, или, скорѣе, по равнодушію, до сихъ поръ выражалъ Тапару почтеніе, на что тотъ, по его мнѣнію, имѣлъ право вслѣдствіе своего старшинства.

Директоръ, желавшій только спокойствія, былъ очень счастливъ согласіемъ, царствовавшимъ между докторами.

Но, мало-по-малу, появились тѣни. Въ докторѣ Пивоне скрывался реформаторъ. Онъ не находилъ, чтобъ все было устроено въ госпиталѣ къ лучшему.

Прежде всего онъ удивлялся, что въ госпиталѣ удерживаютъ давно поправившихся больныхъ.

Это было истиннымъ мученіемъ для де-Лаверана. Онъ былъ похожъ на кассира, который огорчается каждый разъ, когда приходится выпускать изъ кассы; деньги.

Брать отъ него сумасшедшихъ значило вырывать у него клочки мяса. Онъ привыкъ глядѣть на нихъ, какъ на свою вещь, и не желалъ выпускать ихъ изъ рукъ.

Докторъ Тапаръ никогда не требовалъ выпуска сумасшедшихъ. Для него не существовало излѣченія,. у него было только временное облегченіе, тѣмъ болѣе опасное въ будущемъ.

И вдругъ, докторъ Пивоне съ нѣкотораго времени выдумалъ, что № 17 вылѣчился.

№ 17!.. только этого не доставало… исключительный сумасшедшій, рекомендованный спеціальными бумагами!

Но докторъ Пивоне настаивалъ.

Онъ заставилъ директора лично осмотрѣть больнаго я даже самъ директоръ поколебался.

Но, кромѣ антипатіи, которую онъ чувствовалъ къ выздоровленію всякихъ сумасшедшихъ, была другая, тайная причина, которая ставила его въ большое затрудненіе…

Онъ далъ слово доктору Пивоне послать рапортъ къ властямъ, но въ ту минуту, какъ взять перо, мужество ему измѣнило.

Вотъ почему, рискуя вызвать опасное столкновеніе между докторами, онъ просилъ доктора Пивоне обратиться къ знаніямъ доктора Тапара.

Будучи самъ чистосердеченъ, Пивоне вѣрилъ чистосердечію другихъ. Онъ согласился. И чтобъ предоставить большую свободу своему собрату, далъ слово не присутствовать при посѣщеніи.

Тапаръ былъ очень польщенъ этой данью, отданной его учености и лѣтамъ.

Сказавъ это, возвратимся къ разговору между Тапаромъ и сторожемъ.

— А что же говоритъ мой собратъ, докторъ Пивоне? спросилъ Тапаръ.

— Г. докторъ говоритъ, что № 17 не сумасшедшій.

— Не сумасшедшій, хорошо. Онъ не волнуется…

— Онъ очень спокоенъ, хладнокровенъ, если только…

— А! такъ есть «если только»?…

— Теперь въ особенности № 17 требуетъ, чтобъ ему возвратили свободу. И такъ какъ видитъ, что его желаніе не исполняется, то иногда приходитъ въ ужасное раздраженіе…

Докторъ Тапаръ, открывшій табакерку, чтобъ взять щепотку, вдругъ захлопнулъ ее.

— Э! э! вы видите, сударь, сказалъ онъ, поворачиваясь къ Лаверану. Вы видите. «Ужасное раздраженіе», что это такое, какъ не бѣшенство?

Послѣ этого замѣчанія Тапаръ направился въ комнату № 17.

Де-Лаверанъ началъ успокаиваться, что у него не отнимутъ его сумасшедшаго.

По знаку Лаверана Гаспаръ отворилъ дверь въ № 17.

Это была четырехугольная, продолговатая комната.

На постели сидѣлъ человѣкъ, погруженный въ такую глубокую задумчивость, что, казалось, не замѣтилъ стука отворявшейся двери; видны были только ere густые волосы и худые пальцы, похожіе на пальцы скелета.

Директоръ и докторъ нѣсколько мгновеній молча наблюдали его.

Можетъ быть, въ глубинѣ души, у нихъ зарождалось чувство состраданія.

Наконецъ, докторъ Тапаръ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и положилъ руку на плечо заключеннаго.

Онъ медленно выпрямился, поднялъ голову и, увидавъ де-Лаверана, въ сопровожденіи другой неизвѣстной личности, вздрогнулъ и вскочилъ.

Ужасная перемѣна!

Этотъ человѣкъ съ худымъ лицомъ, съ черными кругами подъ глазами, узкими плечами, ввалившейся грудью и слабыми ногами, былъ Жакъ Дарневаль, юный артистъ — энтузіастъ.

Онъ стоялъ, вздрагивая, можетъ быть, отъ страха, можетъ быть, отъ надежды.

Его черные глаза, казалось, вдругъ оживились.

Онъ ничего не говорилъ и ждалъ.

— А! а! другъ мой, сказалъ докторъ Тапаръ, на насъ, кажется, нашелъ хорошій день? Мы сегодня спокойны, не такъ ли?

— Это г. Тапаръ, знаменитый докторъ психіатръ, поспѣшилъ замѣтить Лаверанъ. Онъ явился осмотрѣть васъ. Я прошу васъ вполнѣ ему довѣрять.

Жакъ разсматривалъ доктора и старался угадать по его лицу, кого онъ видитъ предъ собою, друга или врага.

— Ну, поговоримъ немного, съ веселой улыбкой продолжалъ докторъ Тапаръ. Глядя на васъ, я готовъ поклясться, что вы чувствуете себя совершенно поправившимся. Не такъ ли?

Жакъ отвѣчалъ. Его голосъ былъ хриплъ. Его было тяжело слышать.

— Милостивый государь, сказалъ онъ, я не знаю, съ какой цѣлью явились вы сюда. Я слышу въ вашемъ голосѣ оттѣнокъ ироніи, который смущаетъ меня. Явились ли вы сюда для того, чтобъ осмотрѣть меня вполнѣ безпристрастно или же принесли съ собою уже готовое убѣжденіе?

Докторъ Тапаръ сдѣлалъ выразительную гримасу. Ему не нравилось быть такимъ образомъ прижатымъ къ стѣнѣ.

— Милостивый государь, сухо сказалъ онъ, вы не имѣете права судить мои намѣренія, ни, тѣмъ болѣе, подозрѣвать мое чистосердечіе. Я явился сюда исполнить долгъ…

— Долгъ, который вамъ будетъ легокъ, продолжалъ Жакъ. Вы, какъ кажется, предполагали, что я, какъ многіе другіе, только воображаю, что поправился. Нѣтъ, сударь, тутъ нѣтъ иллюзій. Вслѣдствіе ужасной раны, мой мозгъ былъ долгое время разстроенъ. Вотъ слѣдъ этой раны.

И, приподнявъ волосы, Жакъ показалъ красный рубецъ.

— Рана зажила. А вмѣстѣ съ причиной исчезли и ея послѣдствія. Мои мысли вполнѣ ясны. Я владѣю моей совѣстью и мыслями. Однимъ словомъ, я болѣе не сумасшедшій и нѣтъ болѣе причинъ удерживать меня долѣе въ этой ужасной тюрьмѣ.

— Отлично!… отлично!… вскричалъ Тапаръ, какъ будто какой нибудь актеръ говорилъ предъ нимъ свою роль. Прекрасно поставлено и отлично выведено. Вы были сумасшедшимъ, теперь вы перестали имъ быть; — это рѣшено.

— Въ такомъ случаѣ, сударь, ничто не мѣшаетъ мнѣ быть освобожденнымъ?

Жакъ сказалъ это нерѣшительно, съ недовѣріемъ Почти насмѣшливый голосъ доктора былъ для него тяжелъ.

— Положительно ничто, отвѣчалъ Тапаръ.

Потомъ, помолчавъ немного, онъ прибавилъ:

— Надѣюсь, что вы позволите мнѣ обратиться къ вамъ съ однимъ вопросомъ?

— Я къ вашимъ услугамъ.

— Вы были ранены, вы сошли съ ума, при какихъ обстоятельствахъ получили вы эту рану?

На лицѣ Жака выразилось удивленіе и безпокойство.

— Я думалъ, что имѣю дѣло съ докторомъ, а не со слѣдователемъ, сказалъ онъ.

— Вотъ вы ужъ и раздражились!

— Я нисколько не раздражаюсь. Но вы должны были бы понять, сударь, что въ жизни человѣка бываютъ тайны, которыя не принадлежатъ ему одному,

— Таково ваше мнѣніе. Я его уважаю. Но кто поручится мнѣ, что эта тайна существуетъ гдѣ нибудь" кромѣ вашего воображенія?

— Но вѣдь моя рана не воображаемая!… О! зачѣмъ, я не могу раскрыть предъ вами мою грудь!…. Вы увидали бы у меня въ сердцѣ еще болѣе ужасную рану!…

Докторъ подмигнулъ директору.

Этотъ взглядъ, казалось, хотѣлъ сказать: «Еще могутъ утверждать, что этотъ человѣкъ здоровъ».

— Не будемъ говорить объ этомъ болѣе, сказалъ Тапаръ любезнымъ тономъ. Храните вашу тайну при себѣ. Однако, я надѣюсь быть болѣе счастливымъ со вторымъ вопросомъ.

— Я жду, сказалъ Жакъ.

— Удостойте мнѣ отвѣтить: куда вы отправитесь и что выбудете дѣлать, выйдя отсюда?

— Что я буду дѣлать!.. вскричалъ Жакъ, не въ состояніи будучи удержать своего порыва.

— Ну, что же?

Жакъ прикусилъ себѣ губы.

Часть его тайны чуть было не ускользнула у него.

Въ его памяти вдругъ возникли имена всѣхъ тѣхъ, кого онъ любилъ, и имена тѣхъ, которые раздавили его. Съ одной стороны: Амбруазъ, Снѣгурочка, съ другой, Діана, маркизъ.

Но онъ быстро овладѣлъ собою.

— Что я буду дѣлать? сказалъ онъ, — это я увижу. Куда я пойду? Туда, куда повлечетъ меня случай.

— И это все?

— Чего же вы еще хотите?

— Я — ничего. Я только позволю себѣ спросить: чѣмъ можетъ гарантировать себя администрація…

— Что это значитъ?

— Это значитъ, сударь, что намъ поручены люди и что мы не можемъ выпустить въ свѣтъ бывшихъ сумасшедшихъ и отдать ихъ на жертву случая.

— Развѣ я каторжникъ, чтобъ меня подвергать надзору?

— Какія громкія слова изъ-за пустяковъ. Человѣкъ благоразумный долженъ имѣть планъ, цѣль. Каковы ваши? Вы говорите загадками. У васъ есть тайны въ прошломъ, вы скрываете будущее. Повторяю вамъ, что это не представляетъ никакой гарантіи.

— Что же вы изъ этого заключаете?

— Когда вы найдете возможнымъ открыть намъ ваши тайны, тогда только мы будемъ въ состояніи судить о положеніи дѣла…

— А до тѣхъ поръ?..

— До тѣхъ поръ мы будемъ исполнять нашъ долгъ, который состоитъ въ томъ, чтобъ ставить васъ въ невозможность вредить.

Сказавъ это Тапаръ повернулся на каблукахъ и пошелъ къ двери.

Но Жакъ однимъ прыжкомъ опередилъ его и, вставъ между нимъ и дверью, схватилъ его за руку.

Онъ уже полгода какъ пришелъ въ себя и съ тѣхъ поръ имѣлъ только одно желаніе, одно стремленіе — быть свободнымъ.

Онъ думалъ, несчастный! что достаточно доказать свое выздоровленіе.

Докторъ Пивоне дѣйствительно не замедлилъ замѣтить перемѣну въ его положеніи. Этотъ докторъ вѣрилъ въ излѣченіе отъ безумія, когда оно есть результатъ чисто внѣшнихъ причинъ.

Уже два мѣсяца тому назадъ, докторъ Пивоне обратился къ директору съ заявленіемъ о выздоровленіи Жака.

Мы уже сказали, чѣмъ руководствовался директоръ въ своихъ дѣйствіяхъ. Поэтому онъ просилъ доктора Пивоне удвоить вниманіе и продолжать свои наблюденія.

Докторъ согласился.

Но человѣческое терпѣніе имѣетъ границы.

Жакъ началъ удивляться той медленности, съ которой дѣйствовали относительно его, затѣмъ началъ раздрожаться.

Пивоне успокоилъ его, объяснивъ ему положеніе дѣла, и заставивъ понять отвѣтственность, которой подвергался директоръ.

Жакъ снова покорился. Но, наконецъ, арестъ сталъ для него невыносимъ; положеніе все болѣе и болѣе натягивалось и вдругъ теперь новый докторъ казалось энергично отвергалъ излеченіе.

Мѣра страданій Жака переполнилась.

Бросившись къ доктору Тапару, онъ схватилъ его за руки и, глядя ему въ глаза, вскричалъ:

— И такъ, вы меня осуждаете, потому что я отказываюсь удовлетворить вашему любопытству?.. Вы снова погружаете меня въ этотъ адъ?.. Но этого не будетъ!.. Я здоровъ! я имѣю право быть свободнымъ! Я требую, чтобъ двери сейчасъ же открылись предо мною!..

— Другъ мой, рѣшился замѣтить Лаверанъ примирительнымъ тономъ.

— Дайте ему говорить, сказалъ докторъ, который видѣлъ и не такіе случаи.

Жакъ все болѣе и болѣе волновался. Ему казалось, что если эти люди уйдутъ, то онъ останется навѣки въ своей тюрьмѣ.

— Нѣтъ, продолжалъ онъ умоляющимъ тономъ, я ничего не приказываю!.. Я не угрожаю, а прошу васъ, выпустите меня отсюда!.. Вы хотите знать, что я буду дѣлать, я скажу вамъ это. Я буду искать маленькое существо, которое у меня похитили!..

— Старая исторія, подумалъ докторъ Тапаръ, у котораго, можетъ быть, были подобные случаи между его больными другаго пола.

— И это все? сказалъ онъ вслухъ. Вы не хотите кого нибудь наказывать, кому-то мстить?

Нѣсколько словъ, вырвавшихся у Жака, заставили доктора сдѣлать это предположеніе.

Жакъ попался въ ловушку.

— Я буду не мститель, отвѣчалъ онъ, а только судья.

— Достаточно, сказалъ докторъ. Идемте, мое мнѣніе составлено.

— Вы уходите? вскричалъ Жакъ.

И такъ какъ докторъ не отвѣчалъ, а шелъ къ дверямъ, то Жакъ окончательно потерялъ хладнокровіе — Палачъ!.. вскричалъ онъ. Вы подлый и глупый мучитель!.. Берегитесь!..

Что значила эта угроза? Ровно ничего. Но она рѣшила участь Жака.

Докторъ Тапаръ сдѣлалъ знакъ директору. Онъ позвонилъ.

Чрезъ мгновеніе три сторожа вбѣжали въ комнату, схватили Жака и въ одно мгновеніе надѣли на него горячешную рубашку.

Куда дѣвалось намѣреніе Жака быть спокойнымъ.

Внѣ себя отъ ярости, онъ старался разорвать рубашку, оскорблялъ докѣора.

Послѣдній, никѣмъ не удерживаемый, переступилъ порогъ двери.

— Проклятіе вамъ!.. кричалъ Жакъ.

Докторъ совершенно спокойно повернулся къ сторожамъ.

— Дайте больному холодный душъ, приказалъ онъ. Ну, продолжалъ онъ, обращаясь къ Лаверану, что вы скажете объ этомъ излѣченіи?

— Иллюзія доктора Пивоне. Я не знаю, какъ и благодарить васъ, докторъ, такъ какъ въ дѣлѣ этого человѣка есть одно обстоятельство крайней важности. Я могъ позволить себѣ написать администраціи о его выздоровленіи, только въ томъ случаѣ, если бы оно было совершенно очевидно…

— Но!… могу я узнать, въ чемъ дѣло?

— Пойдемте ко мнѣ въ кабинетъ, я вамъ покажу его дѣло.

Минуту спустя, директоръ вынулъ изъ папки бумаги, которыя показалъ доктору Тапару.

Послѣдній прочелъ и всплеснулъ руками.

— Надѣюсь, вы отдадите мнѣ справедливость, сказалъ Лаверанъ, что я не желалъ повліять на ваше рѣшеніе, сообщивъ вамъ предварительно эту ужасную бумагу?

Въ эту минуту дверь быстро распахнулась и докторъ Пивоне прямо направился къ своему собрату доктору Тапару.

— Это вы, сударь, сказалъ онъ, дали такое невѣроятное приказаніе?

— Какое приказаніе?

— Вы очень хорошо знаете. Это вы, изъ жестокости, если не изъ невѣжества, приказали дать несчастному Жаку холодный душъ.

Слово «невѣжество» поразило Тапара, какъ ударъ кнута.

— Вы меня оскорбляете, сударь!… Я исполнилъ мой долгъ, какъ докторъ…

— Скажите, какъ палачъ, потому что вы совершаете настоящее убійство. И кого? — человѣка, котораго вы обязаны были бы защитить. Человѣка, который уже не сумасшедшей и который, клянусь вамъ! скоро выйдетъ отсюда, хотя бы мнѣ самому пришлось отправиться въ Парижъ требовать правосудія!…

— Ну, другъ мой, сказалъ Тапаръ, скрывая свой гнѣвъ, вы продолжаете утверждать, будто бы этотъ человѣкъ выздоровѣлъ?

— Конечно.

— А я, возразилъ Тапаръ, говорю вамъ, что этотъ человѣкъ не былъ и никогда не будетъ, слышите ли вы! никогда не будетъ здоровъ!…

— Этотъ языкъ не достоинъ доктора.

— Вы думаете, мой юный собратъ? ну, такъ читайте.

Сказавъ это, докторъ Тапаръ торжествующимъ жестомъ подалъ Пивоне знаменитую бумагу Лаверана, говоря:

— Онъ покушался убить высокопоставленную особу…

— Ну, что жъ? какое мнѣ до этого дѣло? возразилъ докторъ Пивоне.

Его собесѣдники привскочили отъ этого отвѣта.

Но, что было всего ужаснѣе, такъ это то, что докторъ продолжалъ:

— Каково бы ни было прошлое этого человѣка, развѣ это мѣшаетъ ему выздоровѣть? Развѣ это даетъ право намъ, докторамъ, объявлять его сумасшедшимъ, когда онъ здоровъ?… Мы — ученые, а не лакеи!…

Это было уже черезъ-чуръ. Надо было дѣйствовать.

Два дня спустя, докторъ Пивоне былъ смѣненъ. Сторожъ Гаспаръ усланъ въ другой конецъ Франціи.

Въ то же время были сдѣланы два назначенія, — новымъ докторомъ на мужскую половину былъ назначенъ докторъ Ранденсъ, новымъ сторожемъ — Лазарь.

Несчастный Жакъ!

ГЛАВА II.
Давидъ противъ Голіаѳа.

Около мѣсяца спустя послѣ описанныхъ нами послѣднихъ событій, однажды утромъ, сквозь толпу, собравшуюся на почтѣ, протискивался маленькаго роста человѣкъ и дѣйствовалъ локтями такъ усердно, что попалъ однимъ изъ первыхъ къ рѣшеткѣ.

Это было бюро писемъ до востребованія.

— Письмо къ г. Гарнюшону? сказалъ маленькій человѣкъ.

— Гарнюшонъ чрезъ «Г»? спросилъ чиновникъ.

— Конечно, если только не чрезъ «X», отвѣчалъ Тарнюшонъ.

Чиновникъ проворчалъ что-то и началъ искать, чрезъ нѣсколько минутъ онъ передалъ въ руки Гарнюшону четырехугольный конвертъ.

Идя съ почты, Гарнюшонъ поспѣшно взглянулъ на адресъ.

— Хорошо, подумалъ онъ. Марки такія, что не разберешь ничего, должно быть это оттуда.

Тогда, слегка надорвавъ конвертъ, онъ заглянулъ въ него и въ отверстіе увидѣлъ синій банковый билетъ, тогда, рискуя быть принятымъ за сумасшедшаго, онъ подпрыгнулъ посреди улицы Жаи-Жака Руссо.

Затѣмъ, опустивъ письмо въ карманъ, онъ побѣжалъ со всѣхъ ногъ къ улицѣ Сентъ-Оноре, по которой побѣжалъ тѣмъ же алюромъ, толкая всѣхъ встрѣчныхъ.

Не прошло и десяти минутъ, какъ онъ былъ уже въ предмѣстьи Сентъ-Оноре.

Можетъ быть, имя Гарнюшона возбудило въ читателяхъ воспоминанія.

Гарнюшонъ былъ тотъ самый мальчишка, пародія котораго была причиною исчезновенія Жака. Однимъ словомъ, это былъ рабочій Компана. Увы! въ домѣ честнаго Компана произошло много новаго, а теперь — увы! не происходило болѣе ничего, такъ какъ послѣ похищенія Жака, ареста старика Амбруаза и отправки его въ Кайенну, нашлись люди, которые позаботились о всѣхъ имѣвшихъ какія бы то ни было отношенія къ нимъ.

Не было ничего легче.

Компанъ, принявшій Амбруаза, имѣлъ дерзость отправиться въ префектуру и протестовать противъ недостойной мѣры, жертвою которой былъ Амбруазъ. Даже болѣе, онъ заявилъ, что желаетъ, чтобъ ему выдали Жака.

Кончилось тѣмъ, что честный рабочій надѣлалъ столько шума, что, недѣлю спустя, былъ изгнанъ изъ Парижа, какъ послѣдній изъ негодяевъ и запертъ въ одномъ провинціальномъ городѣ.

Заведеніе пришлось продать за дешевую цѣну. Несчастный былъ разоренъ.

Рабочіе остались на мостовой и Гарнюшонъ вмѣстѣ съ ними.

Ему сначала хотѣлось слѣдовать за хозяиномъ, но потомъ ему пришла другая идея (мы увидимъ какая) и онъ остался.

Но какимъ образомъ случилось, что, отправляясь на почту за полученіемъ простаго письма, онъ получилъ письмо, въ которомъ оказался банковый билетъ?

Это была тайна.

Придя въ предмѣстіе Сентъ-Оноре, Гарнюшонъ зашелъ въ лавку торговца виномъ.

Онъ кивнулъ головой хозяину и спросилъ его;

— Товарищъ мой тамъ?

Сказавъ это, онъ указалъ на стеклянную дверь въ отдѣльный кабинетъ.

— Онъ не трогался съ мѣста, хотя ничего не требовалъ.

— Дайте намъ бифштексъ.

— Сейчасъ.

— Хорошо.

Говоря это, Гарнюшонъ открылъ дверь въ отдѣльный кабинетъ.

Тамъ, облокотись на столъ, сидѣлъ другой юноша, съ черными, вьющимися волосами, въ чистой, но довольно поношенной блузѣ.

При стукѣ отворяющейся двери, онъ поднялъ голову.

У него было прелестное, энергичное лицо, освѣщенное большими, черными глазами; но цвѣтъ лица былъ такъ блѣденъ, что бѣдняжка, казалось, едва дышалъ.

— Побѣда! вскричалъ Гарнюшонъ, вынимая конвертъ изъ кармана и кладя его на столъ.

Товарищъ его вздрогнулъ.

— Какъ! у васъ есть деньги?

— Немножко, мой милый. Въ ожиданіи, пока намъ подадутъ, прочтемъ посланіе.

Въ эту минуту внесли заказанный бифштексъ съ картофелемъ.

Послѣ этого наступило молчаніе. Оба пріятеля съ жаромъ утоляли голодъ.

Наконецъ Гарнюшонъ заговорилъ первый.

— Однако, мы не ѣли двое сутокъ, сказалъ онъ,

— О! я чувствую себя гораздо лучше, сказалъ его товарищъ; но письмо.. Я ничего не понимаю.

— Сейчасъ. Вотъ оно. Вы сильнѣе меня въ чтеніи, прочтите.

Читатель, вѣроятно, уже угадалъ, что товарищъ Гарнюшона была Снѣгурочка.

Да, Снѣгурочка, переодѣтая блузникомъ.

Съ своей оригинальной физіономіей, Снѣгурочка была прелестнымъ мальчикомъ, даже чрезъ-чуръ красивымъ, со слишкомъ бѣлыми руками, но смѣлымъ и мужественнымъ, не боявшимся ни усталости, ни нищеты, такъ какъ нищета уже давно преслѣдовала ее.

Въ тотъ день, когда полицейскій коммиссаръ принесъ Компану приговоръ, изгонявшій его изъ Парижа, Компанъ сказалъ:

— Снѣгурочка, отправляйся съ нами. Я не теряю мужества. Для тебя всегда найдется мѣсто за моимъ столомъ.

Снѣгурочка отказалась слѣдовать за нимъ.

Она хотѣла остаться въ Парижѣ, хотѣла, хотя это было безуміемъ, бороться противъ тѣхъ, кто погубилъ Жака, Амбруаза и Компана.

Она одна объявляла войну великосвѣтскимъ негодяямъ.

Она еще сама не знала, какъ примется за дѣло, знала только, что Жакъ арестованъ, какъ сумасшедшій, и съ тѣхъ поръ, какъ узнала объ этомъ, не имѣла о немъ никакого извѣстія.

Что же касается Компана, то онъ не слишкомъ настаивалъ, такъ какъ рѣшилъ эмигрировать въ Америку, что и сдѣлалъ мѣсяцъ спустя.

И такъ, Снѣгурочка осталась одна.

Когда Компанъ уѣхалъ, къ ней тихо подошелъ Гарнюшонъ.

Мы уже сказали, что у него въ головѣ мелькнула идея, помѣшавшая ему слѣдовать за хозяиномъ.

— Мадемуазель Снѣгурочка, сказалъ онъ.

— А! это вы?

— Да, это я, Гарнюшонъ, который готовъ бы былъ отдать обѣ руки, еслибы могъ воротить то, что сдѣлалъ.

— Вы не могли подозрѣвать, что изъ этого выйдетъ.

— Конечно, я не подозрѣвалъ, чтобъ моя шутка могла повредить г. Жаку. Конечно, я мальчишка, я худъ и слабъ и никто не подумалъ бы, что мнѣ уже двадцать лѣтъ. Но я не такъ глупъ, какъ кажется.

Снѣгурочка съ удивленіемъ глядѣла на него.

— Я васъ удивляю? Но все равно. Я знаю, почему вы не хотите ѣхать съ Компаномъ. Вы сказали себѣ, что у г. Жака не остается теперь никого. Я не знаю, что вы хотите дѣлать, но, во всякомъ случаѣ, ваша задача не легка. И потомъ, вы такъ молоды, что не можете все дѣлать однѣ. Прежде всего, куда вы отправитесь ночевать сегодня вечеромъ?

— Я еще не знаю. У меня есть деньги. Г. Компанъ…

— О! я знаю, что у васъ есть нѣсколько желтяковъ, и вы воображаете, будто ихъ достаточно, чтобъ дойти до конца свѣта. Но все-таки вы не знаете, что дѣлать. У васъ есть мужество, но этого мало. Тогда я сказалъ себѣ: Гарнюшонъ, ты не дуракъ, ты можешь помочь этой малюткѣ…

— Помочь мнѣ!.. Вы?

— Это васъ удивляетъ. Но повѣрьте, я кое на что гожусь. Къ тому же, у меня есть старуха мать, которая васъ приметъ и будетъ за вами ухаживать, такъ что вамъ не придется скитаться по разнымъ дурнымъ мѣстамъ, гдѣ вамъ надѣлаютъ тысячу скверныхъ исторій.

Невозможно было отказаться отъ подобнаго дружескаго предложенія.

Здравый смыслъ Снѣгурочки подсказалъ ей тѣ опасности, на которыя Гарнюшонъ только намекалъ. Въ первую минуту, она не думала ни о чемъ, кромѣ того, чтобъ пожертвовать собою для тѣхъ, кого любила, но теперь, при мысли идти жить въ меблированныя комнаты, подвергаться всевозможнымъ грубымъ и неприличнымъ шуткамъ, казалось ей невыносимымъ.

Она поселилась у матери Гарнюшона, продававшей въ Тамплѣ старое платье, но въ сущности отличной женщины. У нея была маленькая квартира въ пятомъ этажѣ, въ улицѣ Бланъ-Манто. Гарнюшонъ спалъ въ шкафу и гордился этимъ. У дамъ, какъ онъ говорилъ, была большая комната, въ десять квадратныхъ метровъ.

Гарнюшонъ нашелъ себѣ работу у столяра. Снѣгурочка достала шитье.

Вдвоемъ они зарабатывали двадцать пять франковъ въ недѣлю. Это не богатство, но на такія деньги можно жить, или, по крайней мѣрѣ, не умереть.

Когда дѣла были устроены такимъ образомъ, былъ собранъ семейный совѣтъ.

Конечно, д’Эрво и де-Планэ, достигнувъ вершины милостей, не подозрѣвали, что въ мансардѣ, при свѣтѣ коптящей лампы, два ничтожныхъ существа составляли заговоръ противъ ихъ счастія. А можетъ быть, если бы и узнали объ этомъ, то маркизъ и графъ одинаково посмѣялись бы.

Въ особенности смѣялась бы Діана, прекрасная Діана, царица Компьена и Фонтенебло.

Вѣчная исторія: Давидъ противъ Голіафа, мужественная слабость противъ грубой силы.

Но у Давида была праща. Снѣгурочка же принуждена была признаться, что вступаетъ въ борьбу, не имѣя въ рукахъ никакого оружія.

Теперь возвратимся къ разсказу.

Снѣгурочка развернула письмо, изъ котораго выпалъ пятисотфранковый билетъ.

— Пятьсотъ франковъ! вскричалъ Гарнюшонъ. Я думалъ, что получу всего сто.¹

Снѣгурочка поспѣшила развернуть письмо и взглянула на подпись.

— Отъ Компана!.. вскричала она. Но какимъ образомъ узналъ онъ о нашей нищетѣ?

— Вотъ въ этомъ то и заключается чудо, отвѣчалъ Гарнюшонъ, впрочемъ, письмо все объяснитъ.

"Дорогой Гарнюшонъ!

"Я въ одно и тоже время въ отчаяніи отъ мысли, въ какомъ положеніи ты и Снѣгурочка, а съ другой "стороны счастливъ, что могу помочь вамъ. Я подозрѣвалъ, что вы будете во мнѣ нуждаться и потому хорошо сдѣлалъ, что просилъ моего товарища, уѣхав"піаго изъ Нью-Іорка, розыскать васъ и дать вамъ мой адресъ"…

— Отчего же вы мнѣ ничего не сказали? замѣтила Снѣгурочка. И такъ, вы видѣли друга г. Компана? Что же онъ вамъ сказалъ?

— Что Компанъ усердно работаетъ, что онъ отправился въ какія-то Скалистыя горы, что онъ выстроилъ одинъ цѣлый городъ. Однимъ словомъ, что дѣла идутъ у него хорошо, и что онъ желаетъ знать, не нуждаются ли въ немъ его друзья.

— Я продолжаю, сказала Снѣгурочка.

«Мнѣ очень пріятно, что вы не сомнѣваетесь во мнѣ и что ваше большое дѣло стоитъ на хорошей дорогѣ»…

— О! на хорошей дорогѣ!.. перебила себя Снѣгурочка, качая головой.

— Да, да. Повѣрьте, дѣло идетъ хотя и медленно, больше года мы трудились напрасно… Никого изъ нихъ не было здѣсь. Но вотъ уже недѣля, какъ графиня Діана вернулась въ свой отель, недалеко отсюда, въ аллеи Габріэль и де-Планэ также. Я уже разузналъ кое-что и даю вамъ слово, что дѣло идетъ. Мы дойдемъ до цѣли.

— Увы! я боюсь, что будетъ слишкомъ поздно. Жакъ, вѣроятно, уже умеръ.

— Не говорите этого. Во-первыхъ, вы сами не вѣрите, чтобъ г. Жакъ умеръ, такъ какъ, въ такомъ случаѣ, и вы послѣдовали бы за нимъ. Повѣрьте, у васъ у обоихъ одно сердце. Вы живы, слѣдовательно и онъ живъ.

— Но вспомните наше положеніе, противъ д’Эрво и де-Планэ, нужно быть вооруженнымъ съ головы до ногъ.

— Стоитъ только случаю доставить намъ какую нибудь ихъ тайну и дѣло въ шляпѣ.

— Но дайте мнѣ докончить письмо.

— Читайте.

«Я очень сожалѣю, что не могу быть съ вами и помочь вамъ. Съ моей стороны, я также кое-что сдѣлалъ. Я разсчитываю скоро дать вамъ извѣстіе объ отцѣ Амбруазѣ».

— Браво! крикнулъ Гарнюшонъ.

"Съ вашей стороны, сдѣлайте все возможное, чтобъ найти Жака.

«Вы говорите мнѣ, дорогой Гарнюшонъ, что вамъ не достаетъ денегъ, къ счастью, съ этой стороны, я могу пригодиться. Я присоединяю къ этому письму билетъ въ пятьсотъ франковъ. Здѣсь трудно найти французскія деньги. Затѣмъ, на чистой страницѣ письма, вы найдете чеки на парижскаго банкира Пиворе, въ которые вы можете вписать, сколько вамъ угодно… до шести тысячъ франковъ включительно. Это меня не стѣснитъ»…

— О! теперь негодяи у меня въ рукахъ! крикнулъ Гарнюшонъ.

Снѣгурочка кончала письмо.

«Поцѣлуйте за меня Снѣгурочку, желаю вамъ всѣмъ успѣха. Моя жена здорова, ребенокъ ростетъ.

"Вашъ другъ Компанъ".

— Позвольте, сказалъ Гарнюшонъ, въ письмѣ есть приказаніе. Я послушенъ, мадемуазель Снѣгурочка, подставьте вашъ лобъ, на которомъ Гарнюшонъ запечатлѣетъ присланный поцѣлуй.

Снѣгурочка наклонилась.

— Чистый медъ! вскричалъ Гарнюшонъ, поцѣловавъ ее. Человѣкъ! крикнулъ онъ. Стаканъ вина! Чортъ возьми! можно кутнуть.

— Но не слѣдуетъ дѣлать глупостей, сказала Снѣгурочка, грозя пальцемъ.

— Будьте покойны. Я всегда себя помню. Вѣдь вы знаете, что для того, чтобы заплатить за квартиру и такимъ образомъ не позволить выгнать на улицу мою бѣдную, больную мать, мы продали все, что у насъ было и даже съ третьяго дня забыли ѣсть. Но чтопрошло, то прошло. Теперь мы снова молодцы. Вотъ кофе, пейте, а потомъ мы обсудимъ наше дѣло.

— Признайтесь, что мы не особенно подвинулись впередъ.

— Мы знаемъ, что Жакъ запертъ въ сумасшедшемъ домѣ…

— По не знаемъ, въ какомъ.

— Это правда, но я разсчитываю скоро узнать это.

— Какъ такъ?

— Знаете вы почему, вотъ уже двѣ недѣли, я переодѣлъ васъ, какъ во время карнавала?

— Да, для того, чтобы наблюдать за отелемъ д’Эрво.

— За отелемъ де-Планэ. Не будемъ смѣшивать, отель д’Эрво въ улицѣ Бельшасъ, а отель де-Планэ въ аллеѣ Габріель. И что же вы видѣли?

— О! очень мало. Я видѣла графиню, выѣзжавшую кататься въ лѣсъ, всегда безъ графа. Затѣмъ выѣзжающую очень поздно вечеромъ… и возвращающуюся только утромъ, и всегда безъ графа.

— Это доказываетъ, что она ведетъ интриги, а гдѣ интриги, тамъ и опасность. Надо хорошенько ознакомиться съ ихъ игрою и въ благопріятную минуту выставить своихъ козырей.

— Но, продолжая ваше сравненіе, прежде всего надо имѣть этихъ козырей.

— Они у насъ будутъ.

— Какъ такъ?

— Вотъ при помощи этого, сказалъ Гарнюшонъ, развертывая банковый билетъ.

— Конечно, деньги сила, но на что употребить ихъ?

— Вы это скоро узнаете. Но, скажите, замѣчали вы во время вашего присмотра одну длинную, худую, таинственную личность, которая много разъ являлась въ отель де-Планэ?

— Да. — И которую графъ провожалъ до двери и выпускалъ самъ чрезъ маленькую калитку изъ павильона, который онъ занимаетъ, такъ что этотъ человѣкъ входилъ и уходилъ невидимый швейцаромъ?

— Да, это правда.

— Ну, дитя, неужели же вы не поняли, что тутъ есть тайна А всякая тайна — оружіе, и намъ нужно, во что бы то ни стало, проникнуть эту… Видѣли вы этого господина сегодня?

— Нѣтъ еще. Да вотъ онъ! вскричала вдругъ снѣгурочка, отдергивая занавѣсъ.

— Отлично, сказалъ Гарнюшонъ, а теперь, повѣрьте мнѣ, Снѣгурочка, балъ скоро начнется.

— Но что же вы хотите дѣлать?

— Вы это скоро узнаете. Теперь вы мнѣ не нужны, ступайте домой. Сегодня вечеромъ вы обо мнѣ услышите.

Продавецъ вина зналъ Гарнюшона и безъ малѣйшаго затрудненія размѣнялъ ему банковый билетъ на золото.

Гарнюшонъ далъ сто франковъ Снѣгурочкѣ.

— Я оставляю себѣ остальное, и, знаете, я хотѣлъ бы, чтобъ сегодня вечеромъ у меня ничего не осталось.

— Странное желаніе. Я ровно ничего не понимаю.

— И нѣтъ надобности. Мнѣ нравится тратить въ день по четыреста франковъ. Ступайте, обнимите мать и пожелайте мнѣ счастія.

Минуту спустя, Гарнюшонъ прогуливался по тротуару въ аллеѣ Габріель, куря папироску и, повидимому, наслаждаясь чистымъ весеннимъ воздухомъ.

Посмотримъ, что происходило во внутренности отеля де-Планэ.

ГЛАВА III.
Достойные супруги.

То, что происходило въ отелѣ, было очень просто и могло быть предвидѣно заранѣе.

Недѣлю тому назадъ, графъ де-Планэ послалъ лакея просить графиню Діану принять его и, нѣсколько минутъ спустя, входилъ въ будуаръ той, которая носила его имя, но никогда не была его женой.

Діана была прекраснѣе, чѣмъ когда либо.

Одѣтая въ утренній пенюаръ изъ голубаго кашемира, вышитый серебромъ и отдѣланный англійскими кружевами, Діана ждала графа, лежа на отоманкѣ и куря папиросу.

Гонтранъ де-Планэ вошелъ довольно поспѣшно, что же касается его наружности, то она ухудшилась, насколько возможно.

Его рѣдкіе волосы были тщательно разложены на бѣломъ черепѣ, морщины на щекахъ и лбу стали еще глубже.

Дѣло въ томъ, что въ послѣдній годъ почтенный Фаворитъ его величества велъ самую бурную жизнь и получилъ нѣсколько ударовъ молніи любви.

— Графиня, сказалъ онъ, я долженъ серьезно говорить съ вами.

— Въ самомъ дѣлѣ? спросила Діана, небрежно качая туфлю на кончикѣ носка.

— Вы расположены меня выслушать?

— Вы пришли очень удачно. У меня нѣтъ никакого лучшаго занятія.

Гонтранъ прикусилъ себѣ губы, но сейчасъ же оправился.

— Графиня, сказалъ онъ, надѣюсь, что вы не станете упрекать меня въ ревности, я предоставляю вамъ полную свободу…

— А! перебила его Діана, мнѣ показалось, будто вы сказали, что желаете говорить серьезно.

— Совершенно вѣрно.

— А я скажу, что вы играете комедію и что вы плохой актеръ. Прошу васъ, оставьте эти манеры и скажите мнѣ прямо, къ чему вы хотите придти?

Голосъ Діаны былъ такъ спокойно насмѣшливъ и дерзокъ, что де-Планэ чуть не былъ выбитъ изъ сѣдла, но, должно быть, онъ увлекся, какъ скаковая лошадь, и возразилъ:

— Пожалуй, если вамъ хочется называть комедіей вполнѣ справедливое замѣчаніе человѣка, который ввѣрилъ вамъ свою честь…

— Нѣтъ, вы положительно невыносимы!..

— Я не позволю, графиня, чтобъ вы дѣлали меня смѣшнымъ…

— А! вы уже не говорите о позорѣ!.. По скажите, пожалуйста, чѣмъ это, графъ, выставила я васъ на смѣхъ?

— Пожалуйста, не притворяйтесь ничего не знающей. За мою снисходительность вы нанесли мнѣ самое жестокое оскорбленіе, какое только можетъ перенести порядочный человѣкъ.

— Вы меня пугаете, я это сдѣлала?

Гонтранъ, раздраженный насмѣшкой, нашелъ, что пора сжечь корабли.

— Надѣюсь, графиня, вы не будете отрицать, что по вашему приказанію, вашъ банкиръ отказался сегодня утромъ заплатить по чеку, подписанному мною?

Діана опрокинулась на отоманку съ жестомъ досады.

— А! сказала она, вы говорите о деньгахъ? въ такое время…

— Смѣйтесь, сколько вамъ угодно. Вы должны меня выслушать. Да, сегодня утромъ, дерзкій кассиръ отказалъ выдать деньги подъ мою подпись, и изъ-за какихъ нибудь несчастныхъ сорока тысячъ франковъ!…

Діана немного приподнялась.

— Онъ хорошо сдѣлалъ, сказала она.

— То есть, вы признаетесь? вскричалъ Гонтранъ.

— И такъ, это не недоразумѣніе?

— Ни малѣйшаго.

— Такъ это вы запретили давать мнѣ деньги?

— Да.

— Вы не знаете еще, на что я способенъ!!.. вскричалъ де-Планэ.

— Вы?.. Полноте, я отлично знаю. Вы способны на всѣ преступленія, которыя не требуютъ мужества.

— Вы меня оскорбляете!..

— Я это знаю.

Внѣ себя отъ ярости, де-Планэ схватилъ севрскую вазу и бросилъ ее объ полъ.

Діана безъ малѣйшаго волненія позвонила.

— Что вы хотите дѣлать? спросилъ, поворачиваясь къ ней, де-Планэ.

— Ничего. Выгнать васъ за дверь, вотъ и все.

Вошелъ лакей.

Де-Планэ страшно поблѣднѣлъ..

Діана расхохоталась.

— Вынесите эти обломки, сказала она.

Когда же лакей вышелъ, она прибавила:

— У васъ былъ слишкомъ несчастный видъ, и я сжалилась надъ вами. Теперь вы можете уходить. Аудіенція кончилась.

Де-Планэ понялъ, что слѣдуетъ покориться, что жена сильнѣе его.

— Послушайте, графиня, сказалъ онъ, я признаюсь, что я погорячился, но сознайтесь, что ваши поступки относительно меня…

— Я ни въ чемъ не сознаюсь. Послушайте, графъ, я люблю ясное положеніе. Знали ли вы, сколько вы истратили въ годъ?

— Я… но…

— Пятьдесятъ тысячъ франковъ 10 февраля, двадцать тысячъ 5 марта… Если я ошибусь, вы меня остановите… Сто тысячъ въ концѣ марта, въ апрѣлѣ семьдесятъ пять тысячъ, въ маѣ пятьдесятъ, въ іюнѣ… О! тутъ вы были скромны, всего двадцать тысячъ. Но за то въ іюлѣ, августѣ и сентябрѣ вы истратили триста пятьдесятъ тысячъ франковъ. Въ послѣднюю треть года двѣсти двадцать тысячъ франковъ. Затѣмъ съ нынѣшняго января вы начинаете третью сотню тысячъ… Потрудитесь подвести итогъ… можетъ быть, вы не любите считать въ умѣ, такъ я вамъ скажу, что въ пятьнадцать мѣсяцевъ, это составитъ милліонъ сто восемьдесятъ пять тысячъ франковъ, т. е. въ мѣсяцъ по семьдесятъ двѣ тысячи триста тридцать три франка тридцать три сантима.

— Эти разсчеты не достойны васъ.

— А! вы говорите это по поводу сантимовъ, смѣясь возразила Діана. Я вамъ ихъ оставлю; но такъ какъ, графъ, эти деньги мои, то я не желаю тратить ихъ на безумные расходы. Не моя вина, что вы старитесь и ваши любовныя похожденія стоятъ вамъ дорого. Я не хочу, чтобъ вы разстроили мое состояніе, и приказала моему банкиру закрыть для васъ кассу; какъ вы видите, нѣтъ ничего проще и естественнѣе.

— Это значитъ, что, выманивъ у меня согласіе предоставить вамъ свободу…

— Берегитесь! вы становитесь невѣжливы!… прошептала Діана, протягивая руку къ звонку.

— Но, наконецъ, вы хотите сдѣлать изъ меня нищаго…

— Къ чему приписывать мнѣ такія намѣренія. Я хочу, чтобъ вы остепенились, вотъ и все. Я благоразумна и думаю о будущемъ. Конечно, мы богаты и могущественны, но ни имперія, ни императоръ не вѣчны.

— Какое мнѣ дѣло до имперіи и до императора!… Я хочу денегъ. Онѣ мнѣ нужны!…

— Онѣ у васъ будутъ, кстати, сколько у васъ осталось отъ милліона, который мой отецъ заплатилъ вамъ за мою свободу… которую вы продали, не забывайте этого.

— Что у меня осталось?… отвѣчалъ Гонтранъ пожимая плечами, ничего.

— Въ такомъ случаѣ, то, что я хочу сдѣлать, будетъ какъ нельзя болѣе кстати.

— Что вы хотите сдѣлать для меня?

— На будущее время, сказала Діана, мой банкиръ будетъ давать вамъ каждый мѣсяцъ… пять тысячъ франковъ.

— Что вы сказали?

— Шестьдесятъ тысячъ въ годъ, которыя будутъ уплачиваться вамъ помѣсячно.

— И вы хотите, чтобъ я — Гонтранъ де-Планэ, былъ доволенъ этимъ?!

— Я нисколько не принуждаю васъ быть довольнымъ, но, тѣмъ не менѣе, я ничего не измѣню въ моемъ рѣшеніи.

— Это ваше послѣднее слово? сказалъ графъ.

— А! вы хотите торговаться.

— Нѣтъ, сказалъ онъ съ злой улыбкой. Но не забудьте, графиня, что я могу быть опаснымъ врагомъ. Вы объявляете мнѣ войну!..

— Какъ! шестьдесятъ тысячъ франковъ годового дохода вы называете войной.

— Перестаньте шутить. Вы знаете, между нами не существуетъ другихъ узъ, кромѣ интереса. Вы хотите разорвать эти узы?… Я не хочу напрасна угрожать вамъ, но совѣтую вамъ подумать.

— У меня отъ этого дѣлается мигрень. Я отказываюсь.

— Хорошо, сказалъ де-Планэ, направляясь къ двери, я поднимаю перчатку. До свиданія.

Онъ вышелъ.

Діана пожала плечами.

Въ тотъ же самый вечеръ де-Планэ вошелъ въ сношенія съ личностью, которую Снѣгурочка часто видала потомъ у него.

ГЛАВА IV.
Гарнюшонъ.

Свиданіе графа де-Планэ съ незнакомцемъ продолжалось довольно долго.

Больше чѣмъ часъ спустя, дверь отворилась и незнакомецъ вышелъ.

Этотъ человѣкъ казался образцомъ неопрятности. Его черный сюртукъ порыжѣлъ, шляпа была взъерошена, каблуки сапогъ стоптаны, панталоны въ лохмотьяхъ.

Странный посѣтитель для изящнаго графа Гонтрана.

Онъ вышелъ въ сильномъ возбужденіи и остановился на мгновеніе предъ дверью, съ угрожающимъ видомъ качая головой, затѣмъ пошелъ дальше.

Гарнюшонъ послѣдовалъ за нимъ, подозрѣвая тайну.

Послѣ долгой ходьбы незнакомецъ вошелъ въ домъ въ улицѣ Пулуа.

Поглядѣвъ на свой костюмъ, Гарнюшонъ рѣшилъ, что его не пропустятъ въ этотъ домъ.

Тогда, замѣтивъ хорошенько домъ, онъ побѣжалъ въ улицу Риволи и тамъ въ магазинѣ готоваго платья перемѣнилъ шкуру.

За скромную цѣну, въ шестьдесятъ франковъ, онъ вышелъ одѣтый, какъ князь… который одѣвается въ магазинѣ готоваго плятья.

Впрочемъ, онъ имѣлъ довольно приличный видъ.

Въ Парижѣ нѣтъ ни одного мальчишки, который не умѣлъ бы поддѣлывать англійскій акцентъ. Гарнюшонъ былъ мастеръ въ этомъ дѣлѣ. Поэтому онъ съ апломбомъ возвратился въ домъ въ улицу Булуа и вошелъ въ комнату привратника.

— Эй! крикнулъ онъ. Извините. Не живетъ ли у васъ одинъ очень приличный господинъ?

Привратники, не любящіе блузъ, уважаютъ англичанъ.

— У насъ все приличные жильцы, милордъ, отвѣчалъ привратникъ.

— Очень радъ. Я хочу сказать, что мнѣ нуженъ господинъ, который занимается… какъ-бы сказать… процессами!..

— А! дѣловой человѣкъ?

— Да, дѣловой человѣкъ.

— Милордъ, вѣроятно, говоритъ о г. Крошанѣ?

— Да, совершенно вѣрно.

— Во второмъ этажѣ, дверь налѣво, его имя есть на двери.

Гарнюшонъ поспѣшно поднялся на лѣстницу и прочелъ слѣдующую надпись на карточкѣ:

КРОШАНЬ и К^о. „Дѣла деликатнаго рода. Розыски въ интересахъ семействъ. Скромность. Осторожность“.

Онъ позвонилъ.

Дверь отворилась.

На порогѣ стоялъ грязный незнакомецъ, за которымъ Гарнюшонъ слѣдилъ отъ дома графа.

Тогда Гарнюшонъ, по прежнему съ англійскимъ акцентомъ, спросилъ, съ кѣмъ онъ имѣетъ честь говорить.

— Я Крошань. Потрудитесь войти.

Войдя, Гарнюшонъ поспѣшно оглядѣлся.

Кабинетъ былъ также грязенъ, какъ и его хозяинъ.

Усѣвшись, Гарнюшонъ, котораго Кропіань внимательно разсматривалъ, впрочемъ, безъ всякаго недовѣрія, заговорилъ.

— Сударь, сказалъ онъ, мнѣ васъ рекомендовалъ одинъ изъ моихъ друзей.

Крошань поклонился.

— Я хочу прибѣгнуть къ вашимъ услугамъ. Дѣло очень щекотливое.

— Это моя спеціальность, сказалъ Крошань, котораго, казалось, его сомнительныя операціи не обогатили.

У него была легкая дрожь въ рукахъ, это не ускользнуло отъ Гарнюшона.

— Ты, мой милый, подумалъ онъ, глотаешь больше абсенту, чѣмъ хлѣба. Это не мѣшаетъ знать.

Затѣмъ онъ продолжалъ вслухъ:

— Можно ли разсчитывать на вашу скромность?

— Это мой девизъ.

— Мнѣ нужно собрать свѣдѣнія объ одномъ свѣтскомъ человѣкѣ.

— Я знаю много такихъ, потрудитесь сказать имя.

— Погодите. Эта особа должна намъ большую сумму. Если вы поможете найти ее, то получите великолѣпное вознагражденіе, не считая тѣхъ денегъ, которыя я вамъ дамъ въ вознагражденіе за труды.

Крошань улыбался.

— Прежде всего, возьмите вотъ это.

Говоря это, Гарнюшонъ положилъ на столъ стофранковый билетъ.

— Погодите немного, сначала я скажу вамъ имя особы, которую мы ищемъ. Дѣло идетъ о графѣ Гонтранѣ де-Планэ.

Удивленный Крошань подпрыгнулъ и какъ бы противъ воли вскричалъ:

— Плохой плательщикъ!

— Въ самомъ дѣлѣ? сказалъ Гарнюшонъ. Это первое свѣдѣніе стоитъ пяти луидоровъ. Берите.

Рука Крошаня опустилась на бумажку.

— Однако, я думалъ, продолжалъ Гарнюшонъ, что Планэ очень богатъ чрезъ жену?

— То есть, вы хотите сказать, его жена богата.

— Не заплатитъ ли она за него?

— Не думаю. Они почти въ разрывѣ.

— Очень жаль.

— Графиня де-Планэ прелестная женщина. Хорошо принята при дворѣ.

— Вы ее знаете?

— Настоящая знатная дама.

Гарнюшонъ, какъ видитъ читатель, ощупывалъ почву.

Онъ уже успѣлъ убѣдиться, что агентъ графа де-Планэ былъ о немъ не особенно хорошаго мнѣнія и, напротивъ того, восхищался графиней.

Гарнюшонъ въ одно мгновеніе начертилъ свой планъ.

— Вы завтракали, г. Крошань? спросилъ онъ, вдругъ перемѣнивъ тонъ. Я спрашиваю это съ единственною цѣлью предложить вамъ закусить. За столомъ говорить гораздо удобнѣе.

— Не слѣдуетъ пропускать такихъ случаевъ, подумалъ Крошань. Во всякомъ случаѣ, я увижу, чего хочетъ этотъ оригиналъ, и съумѣю вести себя сообразно.

Не смотря на свое профессіональное недовѣріе Крошань повеселѣлъ, усѣвшись въ ресторанѣ за столъ, на которомъ стояли устрицы и хорошій сотернъ.

Отлично разыгрывая свою роль, Гарнюшонъ говорилъ сначала о ничего незначущихъ вещахъ, затѣмъ мало-по-малу перешелъ къ дѣлу.

Очевидно было что Крошань не особенно уважалъ де-Планэ, нужно было узнать почему.

Мало-по-малу, по мѣрѣ выпитаго вина, Крошань разговорился.

Англичанинъ необыкновенно нравился ему.

Видя это, Гарнюшонъ рѣшилъ нанести рѣшительный ударъ.

— Но, сказалъ онъ, глядя ему въ лицо, почему вы, такъ мало уважая графа де-Планэ, ведете съ нимъ дѣла?

— Я?…

— Но развѣ сегодня утромъ вы не были у него? Крошань почувствовалъ негодованіе и одно мгновеніе хотѣлъ бросить на столъ салфетку и распроститься со своимъ амфитріономъ.

Но вино, стоявшее предъ нимъ, было слишкомъ заманчиво.

Гарнюшонъ продолжалъ:

— Я убѣжденъ, что онъ задумалъ какую нибудь гадость… можетъ быть, противъ жены.

Крошань, съ набитымъ ртомъ, молча кивнулъ головою.

— Ну, продолжалъ Гарнюшонъ, позвольте мнѣ вамъ сказать, что вы дѣлаете глупость. Графиня всемогуща и ей легко отдѣлаться отъ васъ, въ особенности, если ваше прежнее не совсѣмъ безупречно.

— Вы явились отъ ея имени? спросилъ Крошань.

— Ну, да, смѣло возразилъ Гарнюшонъ. Сколько далъ вамъ Планэ, чтобъ дѣйствовать противъ его жены?

— Ничего.

— Я дамъ вамъ вдвое.

— Онъ обѣщалъ мнѣ цѣлыя горы, а сегодня утромъ отказалъ въ ничтожной суммѣ.

— Это подло. Но погодите.

Гарнюшонъ позвонилъ.

— Пошлите мнѣ посыльнаго, сказалъ онъ лакею.

— Что вы хотите дѣлать? съ безпокойствомъ спросилъ Крошань.

Гарнюшонъ, ничего не отвѣчая, написалъ нѣсколько строкъ и подписалъ.

— Сходите съ этимъ къ Ливоре, банкиру, сказалъ онъ посыльному, и возвращайтесь скорѣе.

— Послушайте, Крошань, продолжалъ онъ, когда они остались одни, говоря своимъ настоящимъ голосомъ, будемъ играть въ открытую. Ты стоишь на сторонѣ графа, не имѣющаго ни гроша, я на сторонѣ графини и при томъ плачу, чрезъ пять минутъ ты получишь пятьсотъ франковъ, если разскажешь все дѣло, а не то, у насъ руки длинныя…

— Но, кто же вы, въ такомъ случаѣ? вскричалъ озадаченный Крошань.

— Предположимъ, что ты — Трикаль, а я — Каколе. Говори, со мной ты или противъ меня?

— Ты сказалъ пятьсотъ франковъ?

— Да, и это только начало.

— Въ такомъ случаѣ, съ энтузіазмомъ вскричалъ Крошань, къ чорту де-Планэ!

— Пей же, мой милый.

Крошань, полупьяный, почти не помнилъ себя, но онъ еще сдерживался. Онъ хотѣлъ бы увидать пятьсотъ франковъ.

Гарнюшонъ былъ не совсѣмъ спокоенъ.

Онъ боялся, что его банкиръ не окажетъ довѣрія его подписи.

Чрезъ десять минутъ Гарнюшону сказали, что служащій изъ банка Ливоре желаетъ съ нимъ поговорить.

Простая провѣрка личности.

Гарнюшонъ получилъ тысячу франковъ.

Видъ золота окончательно опьянилъ Крошаня.

И вотъ, что онъ разсказалъ:

Де-Планэ зналъ, что до свадьбы у его жены былъ любовникъ, по имени Жакъ, сошедшій съ ума и запертый теперь въ сумасшедшемъ домѣ. Но это еще не все, отъ этой связи былъ ребенокъ.

Это открытіе было такъ неожиданно, что Гарнюшонъ чуть не выдалъ себя.

Крошаню было поручено найти этого ребенка, котораго де-Плане хотѣлъ сдѣлать орудіемъ противъ графини.

— Бери твои пятьсотъ франковъ! вскричалъ Гарнюшонъ, и повѣрь, твое состояніе составлено. Но теперь поговоримъ. Гдѣ ребенокъ?

Крошань подмигнулъ.

— Есть еще денежки?..

— Ну, конечно, но только говори: гдѣ ребенокъ?

— Я еще не знаю, но скоро найду его.

— О, это все фразы!

— Нисколько, у меня уже есть указаніе. Не пройдетъ и мѣсяца, какъ я найду ребенка.

— Ну, мой милый, ты получилъ сегодня шестьсотъ франковъ, ты можешь прожить на нихъ недѣлю. Найди ребенка…

— И что же я получу?

— Что хочешь.

— Десять тысячъ франковъ?.. Такова цѣна де-Планэ.

— Идетъ, десять тысячъ. И даже больше. Полученное впередъ не будетъ считаться.

— Браво! вскричалъ Крошань. Вы настоящій джентельменъ!..

Когда они разстались, Крошань едва волочилъ ноги.

— Ну, пробормоталъ Гарнюшонъ, ты будешь очень хитеръ, если когда нибудь увидишь хоть кончикъ моего носа… А! у Жака былъ ребенокъ!.. Разрази меня громъ, если я не найду его.

ГЛАВА V.
Могущество ребенка.

— Молчать, грязная рожа!.. Прибей ее хорошенько, а то нельзя поѣсть спокойно.

— Если я прибью, она закричитъ еще громче.

Разговаривающіе были: высокій, здоровый малый, отталкивающей наружности, и женщина лѣтъ сорока, съ грубыми чертами лица.

Раздраженный плачемъ маленькаго, худаго ребенка, лежавшаго на грязной постели, мужчина, наконецъ, схватилъ ребенка за шиворотъ и ударилъ два раза.

Бѣдняжка страшно поблѣднѣла и замолчала.

Женщина не протестовала.

Конечно, ея возлюбленный имѣлъ право поѣсть спокойно.

Онъ снова садился за столъ, чтобъ докончить начатое угощенье, какъ вдругъ женщина съ испугомъ ударила его по плечу, говоря:

— Берегись! вставай скорѣе и уходи съ задняго хода.

Эта сцена происходила въ маленькой комнаткѣ перваго этажа маленькаго домика, въ улицѣ Буа въ Шамнере.

Въ одно мгновеніе женщина вытолкала своего возлюбленнаго въ сосѣднюю комнату; затѣмъ, схвативъ ребенка, завернула его въ длиное бѣлое платье и, качая на рукахъ, стала напѣвать пѣсню въ уши изумленнаго ребенка.

Дверь отворилась и на порогѣ появилось третье лицо — здоровый, широкоплечій мужчина, средняго роста, съ бородой съ просѣдью, закрывавшей почти все лицо.

Этотъ человѣкъ былъ Лазарь.

Женщина замѣтила его входящимъ во дворъ и въ одно мгновеніе совершилась чудесная перемѣна.

— Здравствуйте, г-жа Фено, сказалъ Лазарь.

— Здравствуйте, сударь, какъ вы любезны, что пришли. Вы видите, какъ малютка довольна. Засмѣйся же папашѣ.

Дѣвочка, немного успокоившаяся, не улыбалась, но и не плакала.

— Я уже говорилъ вамъ, сказалъ Лазарь съ нѣтерпѣніемъ, чтобъ вы не называли меня ея отцемъ.

— Извините, сказала она, я сказала это такъ, эта ничего не значитъ.

Лазарь подозрительно оглядѣлся вокругъ и, сдѣлавъ шагъ къ столу, на которомъ, однако, стоялъ одинъ приборъ, взялъ въ руку какую-то вещь.

— Это что такое? спросилъ онъ.

— Это… это….

Это была любимая трубка Исидора, возлюбленнаго хозяйки.

— Это… я не знаю, пробормотала она. Ахъ, да, это трубка продавца газетъ!.. Вы знаете, онъ заходитъ ко мнѣ по утрамъ поболтать.

Ничего не отвѣчая, Лазарь подошелъ къ дѣтской постелькѣ, на которую г-жа Фено поспѣшно набросила шаль съ цвѣтами, и, снявъ ее, открылъ грязное, почти черное бѣлье.

Лицо его исказилось отъ гнѣва.

Смущенная Фено замялась,

— Это что! крикнулъ Лазарь. Вы не ждали меня сегодня?

— Да, это правда.

— Вѣроятно, поэтому я нахожу ребенка въ такой грязи… Молчите. Дайте мнѣ ребенка и постелите чистое бѣлье.

Говоря это, онъ взялъ дѣвочку изъ рукъ Фено.

— Ну, что же? Развѣ вы меня не слышали?

— Но…

— Что такое но?

— Дѣвочка очень много напачкала бѣлья въ послѣднее время. Прачка…

— Вы лжете. Откройте шкафъ.

— Но…

Лазарь самъ распахнулъ шкафъ и увидалъ на полкѣ нѣсколько паръ чулокъ и два или три нагрудника, но тамъ не было и тѣни другаго бѣлья.

— Я такъ и думалъ, проворчалъ онъ. Вы воровка.

— Я…

— Да. Всего двѣ недѣли тому назадъ я далъ вамъ сто франковъ на покупку бѣлья.

— У меня еще не было времени…

— Послушайте, глухимъ голосомъ сказалъ Лазарь, не врите. У меня были подозрѣнія, теперь они подтвердились. То, что я даю вамъ на ребенка, вы тратите на себя или на негодяя, которому принадлежитъ вотъ это…

Онъ указалъ на трубку.

— Но, повторяю вамъ…

Лазарь жестомъ перебилъ ее.

— Все выдумка, сказалъ онъ. Вы злая обманщица.

Подумавъ немного, онъ прибавилъ:

— Вотъ деньги, ступайте купите все, что надо. Я подожду васъ. Потомъ мы сведемъ счеты.

Фено пыталась объясниться, возражать, но глаза Лазаря сверкнули гнѣвомъ, и она сочла благоразумнѣе ускользнуть.

Протянувъ руку, она взяла нѣсколько золотыхъ и поспѣшила выдти.

Лазарь остался одинъ.

Тогда его грубое лицо вдругъ измѣнилось.

Онъ сѣлъ, посадилъ ребенка къ себѣ на колѣни и нѣсколько мгновеній молча глядѣлъ на дѣвочку; по временамъ глаза его, обыкновенно сухіе и блестящіе, наполнялись слезами.

— Діаночка, прошепталъ онъ. О! Какъ ты на нее похожа!

Два года тому назадъ, въ ужасную ночь, Лазарь вырвалъ дѣвочку изъ рукъ ея убитаго отца. Въ тотъ день онъ съ трудомъ удержался отъ убійства ребенка. Его остановила только жестокая мысль отомстить ребенку за то зло, которое это безсознательное существо сдѣлало, по его мнѣнію, Діанѣ.

Въ то время Діана была для него всѣмъ. И это обожаніе заставляло его ненавидѣть всѣхъ, кто былъ для нея препятствіемъ.

Но, можетъ быть, изъ то время онъ безсознательно отступилъ предъ убійствомъ ребенка?

Во всякомъ случаѣ, онъ пощадилъ ребенка и отдалъ его вдовѣ Фено, бывшей служанкѣ, приговоренной къ тюремному заключенію за попытку отравить своего господина, которому она надѣялась наслѣдовать.

Лазарь щедро платилъ ей, думая, къ тому же, что съумѣетъ наказать ее за измѣну.

При помощи Лазаря, Фено могла жить довольно хорошо, но она содержала почтеннаго Исидора, и ребенокъ оставался живъ только случайно. Настоящимъ питомцемъ вдовы былъ Исидоръ, а Діаночка только аксессуаромъ.

Лазарь приходилъ очень рѣдко. Онъ долго даже отказывался войти и посмотрѣть на ребенка. Дѣвочка была жива, — этого было для него достаточно.

Однажды, въ прекрасное, весеннее утро, Лазарь принесъ деньги Фено.

Войдя въ маленькій садикъ предъ домомъ, онъ увидалъ лежавшую на солнцѣ Діаночку, улыбавшуюся на свѣтъ.

Это была въ началѣ связи Фено съ Исидоромъ. Она положила дѣвочку на траву, чтобъ отдѣлаться отъ нея, а сама ушла къ своему возлюбленному.

Лазарь вздрогнулъ отъ гнѣва. Ему не нравилось видѣть ребенка, но такъ какъ надсмотрщица была въ отсутствія, то ему пришлось подождать ее.

Увидя его, Діаночка немного надулась и, приложивъ палецъ къ губамъ, съ удивленіемъ глядѣла на него.

Но, наконецъ, она докатилась до него и, уцѣпившись за его панталоны, поднялась на ноги.

Онъ хотѣлъ оттолкнуть ее, но побоялся, чтобъ она не упала.

Дѣвочка вытягивала губы и чмокала ими.

Вернувшись, Фено прежде всего взяла на руки ребенка.

Лазарь упрекнулъ ее за долгое отсутствіе, затѣмъ ушелъ.

Но онъ шелъ медленно, опустивъ голову.

Дѣвочка хотѣла поцѣловать его — его, который никогда не чувствовалъ на своихъ щекахъ поцѣлуя сво* ей собственной дочери; это волновало его, при томъ Діаночка была прелестна и была дочерью его дочери, слѣдовательно, отчасти и его ребенкомъ.

Онъ противился этой мысли. Говорилъ себя, что она врагъ, доказательство глупой слабости, что онъ, Лазарь, долженъ ненавидѣть ее.

Онъ не приходилъ два мѣсяца, а когда пришелъ, то избѣгалъ видѣть Діаночку.

Онъ былъ доволенъ собою, такъ какъ побѣдилъ свое смѣшное волненіе.

Но теперь, въ то время, какъ Фено побѣжала покупать бѣлье, а Лазарь остался одинъ съ дѣвочкой, онъ былъ побѣжденъ и, держа ребенка на рукахъ, тихонько цѣловалъ его въ голову.

Никто его не видалъ, а онъ не могъ болѣе бороться съ самимъ собой.

Въ то время, какъ Діаночка, довольная ласками, прижималась къ нему, онъ чувствовалъ, что сердце сжимается у него въ груди.

Когда Фено возвратилась, Лазарь ходилъ по комнатѣ, подбрасывая ребенка и смѣясь, чтобъ заставить его смѣяться.

Онъ какъ будто смутился и остановился.

И такъ, вотъ что происходило: презрѣнная женщина не обращала вниманія на ребенка, оставляла его въ нечистотѣ.

Но она должна была одуматься, такъ какъ Лазарь съумѣлъ бы наказать ее.

Вдова старалась защищаться, но Лазарь не давалъ ей говорить, онъ чувствовалъ потребность кричать» чтобъ не слышать своего внутренняго голоса.

Дѣвочка испугалась и заплакала.

Лазарь вдругъ остановился. Онъ этого не предвидѣлъ. Тогда онъ потребовалъ, чтобъ Фено при немъ переслала постель, подождалъ, пока все было готово, затѣмъ, разбитый происходившей внутри его борьбой, ушелъ, не рѣшившись еще разъ поцѣловать ребенка при этой женщинѣ.

ГЛАВА VI.
Неравный договоръ.

Лазарь медленно возвратился въ отель д’Эрво.

Со времени свадьбы Діаны онъ поселился у нея. Къ тому же, маркизъ ничего не возражалъ, такъ какъ Лазарь помогъ ему въ критическихъ обстоятельствахъ. По его совѣту, маркизъ воспользовался противъ Амбруаза закономъ общественной безопасности.

Они стали сообщниками.

Лазарь былъ нѣчто въ родѣ управляющаго.

Въ то время, какъ Діана проводила большую часть времени въ Компьенѣ или въ своемъ имѣніи въ Сенъ-Клу, гдѣ «дорогой сиръ» посвѣщалъ ей каждый день по нѣсколько часовъ, Лазарь оставался одинъ въ отелѣ въ аллеѣ Габріель.

Де-Планэ, послѣ приключенія въ первую ночь послѣ брака, оставили улицу Варенъ.

Всегда печальный, недовольный, Лазарь управлялъ -прислугой. Его не любили, по боялись.

Когда онъ вернулся, лакей сказалъ ему, что графиня желаетъ съ нимъ говорить.

— Я иду, сказалъ Лазарь.

Во время дороги онъ думалъ и самъ хотѣлъ говорить съ Діаной.

Онъ нашелъ ее предъ зеркаломъ, готовой выдти.

— Наконецъ-то! нетерпѣливо сказала она. Я думала, что вы не вернетесь.

— Извините, я былъ…

— Все равно. Выслушайте меня. Вы мнѣ нужны.

— Вы знаете, вамъ стоитъ только приказать.

Въ его голосѣ было какое-то смущеніе, которое поразило графиню. Она повернулась и внимательно поглядѣла на него.

— Что съ вами?

— Со мной?! Клянусь вамъ — ничего.

— Къ чему обманывать? Вы знаете, вамъ это не удастся.

— Увѣряю васъ!..

— Что такое случилось?

Діана удивлялась. До сихъ поръ у Лазаря не было отъ нея тайнъ. Онъ былъ ея рабомъ, никогда не разсуждавшимъ.

Но теперь его видимо безпокоила какая-то мысль. Поэтому Діана хотѣла знать, во что бы то ни стало..

— Лазарь, сказала она, до сихъ поръ я вамъ вѣрила, не колеблясь. Сегодня я чувствую, что вы что-то скрываете.

— Я…

— Да, не отпирайтесь. Я, прежде чѣмъ поручить вамъ очень важное дѣло, хочу знать, что васъ волнуетъ?

— Я исполню все, что вы прикажете.

— Кто докажетъ мнѣ это?

— Развѣ я вамъ когда нибудь отказывалъ?

— Прошедшее ничего не значитъ.

— По что же вы предполагаете?

— Помните, что я говорила вамъ въ первую нашу встрѣчу? Я говорила, что изъ друга вы можете превратиться во врага.

— Вы знаете, что это невозможно.

— Въ такомъ случаѣ, отчего же вы молчите?

— Но, Боже мой, почему вы думаете, что я отъ васъ что нибудь скрываю?

— По одному уже вашему усилію защищаться. Впрочемъ, если не хотите, я не стану упрашивать. Храните вашу тайну, я буду хранить мою.

Въ эту минуту она уже надѣла перчатки и протянула руку къ звонку.

— Что вы дѣлаете?

— Я хочу позвонить, велѣть подавать экипажъ.

— Останьтесь! вскричалъ Лазарь.

— Я тороплюсь. И такъ какъ не могу положиться на васъ, то должна буду искать менѣе таинственнаго союзника.

Лазарь былъ смущенъ.

Да, у него была тайна, но онъ не смѣлъ говорить.

— Даже болѣе, продолжала Діана. Такъ какъ отъ скрытности до вражды одинъ шагъ, то мы должны" разстаться.

— Вы меня гоните?..

— Пожалуйста, не жалуйтесь.

Лазарь бросился къ дверямъ, къ которымъ она сдѣлала шагъ.

— Нѣтъ!.. вскричалъ онъ. Я не хочу съ вами разстаться! Я буду говорить! Да, я вамъ скажу все. Я только умоляю васъ выслушать меня, не прерывая… Діана, я глубоко преданъ вамъ. Моя любовь не имѣетъ себѣ равной… Я живу вами и для васъ!.. Я думалъ, что эта любовь будетъ непроницаемой кирасой для моего сердца. По теперь, Діана, кромѣ васъ, я люблю еще другое существо!..

Діана вздрогнула.

Кто осмѣлился встать между нимъ и ею?

Тогда она заставила себя печально улыбнуться.

— О! не будьте ревнивы, продолжалъ Лазарь, Діана, я пробужу въ васъ тяжелое воспоминаніе… Но вы требовали, чтобъ я былъ откровененъ. Я позволю себѣ напомнить вамъ, Діана, что существуетъ на свѣтѣ созданіе, рожденное вами, плоть отъ вашей плоти, Діана! Вы забыли, что вашъ ребенокъ живъ.

При этихъ словахъ Діана страшно поблѣднѣла.

— Вы лучше, чѣмъ кто нибудь, Діана, могли понять, продолжалъ Лазарь, какъ я ненавидѣлъ этого ребенка. Вы приказали — и я убилъ отца, похитилъ ребенка… но его я не убилъ. И такъ, этотъ ребенокъ живъ. Гдѣ, при какихъ условіяхъ, этого я вамъ не говорилъ, къ тому же, вы и сами не спрашивали. Бѣдная Діаночка росла медленно и печально. Но вдругъ, однажды, она мнѣ улыбнулась. И въ этой дѣтской улыбкѣ я нашелъ вашу.. Я не могъ понять, что такое происходило во мнѣ… Я ошибался въ значеніи этого чувства, думалъ, что это гнѣвъ и ненависть, но теперь я знаю, что это… Я — Лазарь, рожденный, чтобъ ненавидѣть и наказывать, я люблю! Люблю!.. Впрочемъ, это вполнѣ естественно, я нахожу въ ней васъ. Она мнѣ улыбается, протягиваетъ свои маленькія ручки!.. Я былъ вашимъ союзникомъ, совѣтникомъ, защитникомъ, но никогда не былъ вашимъ отцемъ… Мое сердце полно вами, но оно расширилось, чтобъ дать мѣсто вашему ребенку… Теперь, Діана, когда вы меня выслушали, скажите, что это преступленіе противъ васъ!..

Діана молчала.

Что происходило въ ея душѣ? Можетъ быть, взрывъ любви Лазаря пробудилъ въ ней какое нибудь заснувшее чувство?

— Преступленіе?.. сказала она тѣмъ кроткимъ голосомъ, который долженъ былъ раздаваться въ ушахъ Жака въ первое время ихъ любви. За кого же вы меня считаете?.. Конечно, воспоминаніе объ этомъ бѣдномъ ребенкѣ для меня тяжело и напоминаетъ мнѣ врата моей чести и спокойствія…

— О, его я ненавижу! съ гнѣвомъ вскричалъ Лазарь.

— Мы сейчасъ поговоримъ о немъ, продолжала Діана, такъ какъ, Лазарь, вы мнѣ нужны не противъ невиннаго созданія, которое очаровало васъ, какъ, можетъ быть, очаровало бы и меня, но противъ него.

— О, какъ вы добры, Діана! вскричалъ Лазарь. Я былъ положительно сумасшедшимъ, я не смѣлъ говорить!.. И такъ, вы позволяете мнѣ не ненавидѣть Діаночку?

— Ты съ ума сошелъ, возразила Діана, развѣ у меня также нѣтъ сердца?

Лазарь былъ въ восторгѣ. Она говорила ему ты.

— Неужели ты полагаешь, продолжала Діана, что я сама не думаю о ней?

— О, почему вы не сказали мнѣ объ этомъ?

— Я боялась за нее твоей ненависти.

— Моей ненависти?.. какъ я счастливъ, что во всемъ признался. Въ такомъ случаѣ, вы позволите мнѣ. сообщить вамъ составленный мною планъ?

— Конечно, если онъ въ интересахъ Діаночки, какъ ты ее зовешь.

— Вотъ въ чемъ дѣло. Ребенокъ не совсѣмъ здоровъ, за нимъ плохо ухаживаютъ, самъ я не могу смотрѣть за нею, но хотѣлъ бы… Что вы сказали бы если бы я попросилъ у васъ позволенія принять дочь моей сестры, умершей въ нищетѣ? Тогда никакія подозрѣнія не коснулись бы васъ. Ребенокъ былъ бы здѣсь, подъ этой кровлей и видѣлъ бы васъ каждый день и вы сами могли бы, не возбуждая ничьяго удивленія, поцѣловать иногда ребенка вашего стараго слуги.

— Все это возможно.

— Какъ, вы согласны?..

— Отчего стала бы я отказывать? Вѣдь это и для меня будетъ счастіемъ.

— Благодарю, Діана, сегодня же вечеромъ ребенокъ будетъ здѣсь.

— Сегодня вечеромъ это едва ли возможно, спокойно сказала Діана.

— Почему?

— Потому что, позвольте мнѣ сдѣлать этотъ упрекъ, ваша радость эгоистична и вы забываете, что я вамъ сейчасъ сказала.

— Что такое?

— Что вы должны защитить меня противъ Жака.

Лазарь вскочилъ.

— Противъ Жака!.. О, говорите!.. моя ненависть къ нему еще болѣе увеличилась!..

— Такъ слушайте же. Вы должны черезъ часъ отправиться въ Вильпатуръ, такъ какъ Жакъ болѣе не сумасшедшій. Жакъ хочетъ бѣжать изъ тюрьмы, въ которую мы его заключили… Поняли ли вы, Лазарь, что для этого человѣка сумасшадшій домъ долженъ быть могилой?

— Конечно, Діана. И вы хорошо сдѣлали, разсчитывая на меня. Объясните, что мнѣ нужно дѣлать?

Тогда Діана разсказала все, что узнала.

Директоръ Вильпатура далъ знать въ министерство внутреннихъ дѣлъ о поведеніи доктора Пивоне и сторожа Гаспара. Къ счастію, эта бумага попала въ руки того же самаго чиновника, который уже помогъ маркизу отдѣлаться отъ Амбруаза и Компана. Изъ предосторожности, онъ счелъ своимъ долгомъ, въ отсутствіе маркиза, предупредить графиню де-Планэ.

Этотъ почтенный чиновникъ слишкомъ хорошо зналъ свою обязанность относительно посланника при папскомъ дворѣ и фаворитки «дорогаго сира».

Планъ Діаны былъ немедленно составленъ. Докторъ Ранденсъ долженъ былъ докончить дѣло, такъ прекрасно начатое докторомъ Тапаромъ, и Лазарь долженъ былъ занять на нѣсколько дней постъ сторожа. Отъ него зависѣло укоротить срокъ его изгнанія. Онъ долженъ былъ возвратиться сейчасъ же, какъ исчезнетъ всякая опасность, и тогда привести въ исполненіе свой планъ относительно Діаночки.

Графиня уже заранѣе восхищалась мыслью каждый день видѣть дочь.

Что касается Лазаря, то заплатить за это счастіе новымъ преступленіемъ не казалось ему слишкомъ дорого.

Опасность должна была исчезнуть.

А опасность состояла въ жизни и умѣ Жака.

Лазарь не хотѣлъ терять ни минуты. Но, прежде чѣмъ уѣхать, онъ хотѣлъ обнять Діаночку.

Странное заблужденіе совѣсти! поцѣлуй дочери долженъ былъ придать ему мужество убить отца.

— Будьте спокойны, сказала Діана, я никогда не измѣню данному слову, и съ сегодняшняго же дня хочу раздѣлить съ вами задачу, которую вы начертали себѣ. Скажите мнѣ, гдѣ ребенокъ? Я хочу сама наблюдать за нею.

— Берегитесь, это можетъ быть неосторожно.

— Полноте, развѣ я забочусь о графѣ де-Планэ? Я могу дѣлать все, что хочу. Не безпокойтесь. Уѣзжайте съ миромъ.

Часъ спустя, Лазарь, снабженный письмомъ къ директору Вильпатура, садился въ экипажъ, стоявшій предъ отелемъ, а Діана изъ окна махала ему рукой.

Затѣмъ, она вернулась къ маленькому бюро, написала нѣсколько строкъ, позвонила и передала письмо лакею, говоря:

— Отнесите эту записку къ доктору Ранденсу, пусть онъ пріѣзжаетъ сейчасъ же.

ГЛАВА VII.
Что походитъ на крупъ.

Доктору Ранденсу, мечтавшему связать свою судьбу съ судьбою какого нибудь знатнаго семейства, наконецъ удалось осуществить эту мечту.

Лазарь и Діана поняли, какую пользу можно извлечь изъ человѣка безъ совѣсти, рѣшившагося на все, чтобъ только обогатиться. Для нихъ онъ былъ резервомъ, который они могли выдвинуть въ случаѣ надобности.

Ранденсъ пріобрѣлъ себѣ большой кругъ кліентовъ и поселился въ предмѣстіи Сентъ-Оноре.

Семейство д’Эрво доставило ему первоначальный фондъ. Чтобъ окончательно разбогатѣть, теперь достаточно было одного случая, но Ранденсъ былъ поставленъ настолько хорошо, что могъ терпѣливо ждать.

Получивъ записку Діаны, онъ вздрогнулъ отъ радости. Въ немъ нуждались, слѣдовательно, можно -было надѣяться на выгоду.

Наскоро отпустивъ больныхъ, онъ поспѣшилъ явиться на зовъ графини де-Планэ и просидѣлъ, запершись съ нею, больше часа.

Очевидно, разговоръ былъ оживленный, такъ какъ, выйдя изъ будуара Діаны, Ранденсъ былъ взволнованъ. Но, должно быть, его успѣли убѣдить, такъ какъ на его посинѣлыхъ губахъ мелькала улыбка.

Во-первыхъ: онъ былъ назначенъ докторомъ госпиталя Вильпатура, съ жалованьемъ въ десять тысячъ франковъ и съ формальнымъ обѣщаніемъ замѣнить это мѣсто другимъ, чрезъ промежутокъ, который зависѣлъ отъ него.

Говоря попросту, ему дали обѣщаніе назначить его докторомъ одного изъ лучшихъ парижскихъ госпиталей сейчасъ же, какъ только… Жакъ умретъ.

Если бы только это, то, можетъ быть, Ранденсъ не поблѣднѣлъ бы; но ему было предложено еще другое дѣло.

Діана поставила ему такое условіе, что Ранденсъ, сдѣлавшійся осторожнымъ съ тѣхъ поръ, какъ ему было что терять, уступилъ только прямымъ угрозамъ.

Впрочемъ, онъ былъ хорошій игрокъ. Проигравъ, онъ рѣшился заплатить какъ можно скорѣе.

Бросившись въ экипажъ, онъ поспѣшно вернулся домой.

Тамъ, запершись въ кабинетѣ, онъ раскрылъ нѣсколько книгъ, началъ производить различныя смѣси и, наконецъ, сильный своей совѣстью, вернулся къ графинѣ, ожидавшей его.

Было восемь часовъ вечера.

Лазарь уѣхалъ уже два часа тому назадъ.

— Наконецъ-то! сказала Діана, когда ей доложили о докторѣ.

— Вы меня поняли и готовы меня спасти? сказала она, какъ только онъ явился.

— Готовъ.

— Я не сомнѣваюсь въ вашей ловкости, но я желала бы, чтобъ были приняты всѣ предосторожности. Поэтому, увѣрены ли вы, что насъ не каснется никакое подозрѣніе?

— Мы одни? спросилъ Ранденсъ.

— Да.

— Въ такомъ случаѣ, сказалъ Ранденсъ съ улыбкой, я долженъ заявить вамъ, что то, о чемъ вы меня сначала просили, невозможно.

— Что вы хотите сказать?…

— Надо устранить ребенка, не такъ ли?

— Хорошо. Дальше?

— И вы думаете, что можно дать этому маленькому существу такой ядъ, который не оставилъ бы никакихъ слѣдовъ?

— Но вѣдь вы сами говорили мнѣ, что растительные яды…

— Я такъ думалъ, скромно замѣтилъ Ранденсъ, но наука идетъ впередъ. Вернувшись домой, я просмотрѣлъ самыхъ новѣйшихъ писателей и убѣдился, что слѣды всевозможныхъ ядовъ можно найти.

Діана съ удивленіемъ глядѣла на него.

Неужели онъ откажется повиноваться ей?

— Однако, сказала она, вы сейчасъ сказали, что готовы мнѣ служить?

— И я повторяю это… только для того, чтобъ быть увѣреннымъ, что я не ошибаюсь, мнѣ нужно сдѣлать опытъ.

— Все равно. Это ваше дѣло.

— У меня не было подъ руками элементовъ, необходимыхъ для этого опыта.

— Что это значитъ?

— То, что я испытаю у васъ дѣйствительность моего средства.

— У меня!… Вы, кажется, принимаете меня за Локусту, пробующую дѣйствіе яда надъ рабами?

— Во-первыхъ, дѣло идетъ совсѣмъ не объ ядѣ. Скажите мнѣ, продолжалъ любезнымъ тономъ Ранденсъ, вы очень дорожите вашей собачкой, Фолеттой?

Фолетта была маленькая левретка, постоянно дрожавшая отъ холода и проводившая жизнь въ бархатной нишѣ, отдѣланной атласомъ.

— Вы хотите сдѣлать какое нибудь зло моей Фолеттѣ? спросила Діана, готовая разстрогаться судьбою собаки. Бѣдняжка уже, кажется, нѣсколько дней нездорова.

Ранденсъ, улыбаясь, поглядѣлъ на Діану.

— Я сейчасъ объясню вамъ, что я придумалъ, продолжалъ Ранденсъ. Я придумалъ совершенно безопасный способъ уничтожить стѣсняющее существо…

— Какой это способъ? спросила Діана, сильно заинтересованная.

— Вы, безъ сомнѣнія, читали иногда смѣшныя выдумки романистовъ, которые говорятъ, напримѣръ, что можно убить смѣхомъ, вызваннымъ щекоткой?

— Да, дѣйствительно.

— Это просто глупо, такъ какъ для того, чтобъ получить предсмертныя конвульсіи, нужно стѣснить движеніе посредствомъ веревокъ, которыя всегда оставляютъ слѣды… Вы, вѣроятно, также читали, что уколъ булавкой въ задней сторонѣ шеи, въ мозжечекъ, поражаетъ, какъ громъ, самаго здороваго человѣка? это средство опять таки оставляетъ слѣдъ, такъ какъ есть уколъ.

— Но все это не объясняетъ мнѣ, какую роль можетъ играть моя бѣдная Фолетта? сказала Діана, глядѣвшая въ эту минуту на собачку.

— Очень важную, продолжалъ Ранденсъ. Мое средство тѣмъ хорошо, что не оставляетъ послѣ операціи ни наружныхъ, ни внутреннихъ слѣдовъ.

Говоря это, онъ вынулъ изъ кармана маленькую бонбоньерку.

Въ ней лежали большія, бѣлыя драже. Вынувъ одну изъ нихъ двумя пальцами, Ранденсъ сказалъ:

— Вотъ вещичка, имѣющая самый безобидный видъ, но въ ней заключается смерть… И безъ всякихъ ядовъ. Смерть со всѣми наружными признаками естественнаго кризиса. И, чтобъ убѣдить васъ, я прошу у васъ позволеніе сдѣлать опытъ надъ Фолеттой.

— Смерть безъ видимыхъ слѣдовъ?..

Глаза Діаны расширились. Ея испорченная душа жаждала узнать истину.

Быть госпожею жизни и смерти — какая власть!

Между тѣмъ собака бѣгала по ковру, играя съ упавшей на полъ перчаткой Діаны.

Она весело визжала, но страннымъ тономъ, котораго никто не замѣчалъ.

— Дѣлайте, что хотите, сказала Діана.

Ранденсъ позвалъ Фолетту.

Собачка подбѣжала.

Ранденсъ показалъ ей пилюлю и, чтобъ раздражить" поднесъ пилюлю къ ея мордѣ, затѣмъ поднялъ на воздухъ.

Фолетта принялась весело скакать, желая схватить пилюлю.

Наконецъ, Ранденсъ позволилъ ей схватить пилюлю зубами и въ тоже время большимъ пальцемъ засунулъ ее въ горло собакѣ.

Это движеніе было такъ быстро, что острые клыки собаки расцарапали доктору палецъ.

— Къ счастію, сказала Діана, Фолетта не бѣшенная.

При этихъ словахъ, Ранденсъ невольно вздрогнулъ и нѣсколько мгновеній, самъ, не зная почему, глядѣлъ на палецъ, изъ котораго капала кровь.

Но въ слѣдующую минуту, онъ уже возвратился къ своему опыту.

Фолетта, которой засунули въ горло шарикъ, сначала дѣлала усиліе, чтобъ вытащить его, но сладость таявшаго сахара скоро сдѣлалась ей пріятной и она спокойно усѣлась.

Діана стояла неподвижно, скрестивъ руки, ожидая, что будетъ.

Прошло нѣсколько минутъ.

Вдругъ собака съ безпокойствомъ подняла голову и вытянула шею.

Въ тоже время странный, хриплый кашель вырвался у нея изъ горла.

— Позвоните, сказалъ Ранденсъ Діанѣ.

— Какъ… вы хотите, чтобъ при томъ, что произойдетъ, были свидѣтели?

— Да, и эти свидѣтели обезпечатъ намъ безопасность.

Діана повиновалась.

Въ комнату вошла горничная.

— Я не знаю, что такое съ Фолеттой, сказалъ Ранденсъ. Кажется, ей хочется пить. Дайте ей воды.

Горничная поспѣшно вернулась съ водой, которую поставила предъ собакой.

Фолетта принялась жадно пить.

— Это пустяки, сказалъ Ранденсъ.

Но вдругъ собака бросилась назадъ.

Она все болѣе и болѣе вытягивала шею, а хриплость ея лая увеличивалась.

— Она задыхается!.. съ безпокойствомъ вскричала горничная.

Собака корчилась въ конвульсіяхъ, разѣвала пасть, высовывала языкъ, похожій на кровяной кусокъ.

— Фолетта! бѣдная Фолетта!.. говорила горничная, поднявъ собаку на руки и качая ее, какъ ребенка. Дыханіе со свистомъ вырывалось изъ горла Фолетты.

Вдругъ она такъ подскочила, что вырвалась изъ рукъ горничной, и, какъ сумасшедшая, начала бѣгать кругомъ по комнатѣ.

— Но, что съ ней такое? вскричала Діана.

— О! я уже видѣла это, сказала горничная. Это родъ жабы, нѣчто въ родѣ дѣтскаго крупа.

Собака хрипѣла. Бѣгъ ея замедлялся. Очевидно было, что она задыхается.

Горничная продолжала говорить:

— Фолетта!.. бѣдная Фолетта!

Собака дѣлала отчаянныя усилія, чтобъ вдохнуть въ себя воздухъ.

Чрезъ нѣсколько мгновеній она упала на бокъ, вытянувъ лапы, вздрогнула нѣсколько разъ, и все было кончено.

Она околѣла.

— Я уже видѣла это, повторяла горничная, качая головой. Это собачья болѣзнь.

— Объясните мнѣ, что такое случилось? спросила Діана, оставшись вдвоемъ съ Ранденсомъ.

— Прежде всего, возразилъ Ранденсъ, вы слышали, что сказала эта женщина. «Эта болѣзнь очень похожа на жабу… на дѣтскій крупъ».

— Это правда. Но что же это такое?

— Драже, которое я далъ Фолеттѣ, заключало въ себѣ кусокъ высушенной губки. Когда собака напилась, губка разбухла отъ воды и задушила ее.

Злодѣй замолчалъ.

Бываютъ минуты, когда преступленіе распространяетъ вокругъ себя ледяную атмосферу.

Теперь они убили только животное, но Ранденсъ говорилъ и Діана понимала, что это походило на дѣтскій крупъ.

Они назначили свиданіе на тотъ же вечеръ, Діана должна была дать доктору Ранденсу средство добраться до Діаночки. Доктору оставалось только не забыть своей бонбоньерки.

ГЛАВА VIII.
Въ которой занимаются будущностью Исидора.

Вдова Фено была страшно раздражена, что позволила Лазарю поймать себя.

Что касается Исидора, то онъ бранилъ ее

— Это твоя вина, мой милый, говорила Фено. Зачѣмъ ты оставилъ на столѣ трубку?

— И какая ты дура, продолжала Исидоръ, тебѣ не слѣдовало покупать бѣлья, а надо было взять его на прокатъ, и затѣмъ возвратить обратно.

— О! какой ты хитрый! я была такъ смущена, что сразу не подумала объ этомъ.

— Къ счастію, еще остается закладъ, со вздохомъ сказалъ Исидоръ.

И, не долго думая, достойный возлюбленный вдовы отправился заложить бѣлье въ Монъ-де-Пьете.

Возвратившись оттуда, онъ удостоилъ простить вдову, затѣмъ устроенъ былъ маленькій семейный ужинъ съ бутылкой хорошаго вина.

Діана, снова завернутая въ свои лохмотья, спала.

Исидоръ, довольный судьбою, пилъ кофе, приготовленный собственноручно его возлюбленной.

Вдругъ, какая насмѣшка Провидѣнія! въ дверь постучались.

— Чортъ побери! проворчалъ Исидоръ.

— Погоди, кто это можетъ быть? подумала Фено. Это совсѣмъ не обыкновенный стукъ.

Она пріоткрыла окно и увидала предъ дверью тѣнь.

— Кто тамъ? спросила она.

— Откройте, отвѣчала тѣнь. Мнѣ нужно съ вами говорить.

— Теперь не время для разговора.

— Не говори глупостей, прошепталъ Исидоръ, который успѣлъ разсмотрѣть посѣтителя изъ-за занавѣски. Это, кажется, очень приличный господинъ. Можетъ быть, можно будетъ что нибудь заработать.

— Я бы открыла…

— Къ тому же, тебѣ нечего бояться, я буду въ сосѣдней комнатѣ.

Въ дверь снова послышался стукъ.

Посѣтитель казался не расположеннымъ уйти, ничего не добившись.

— Сейчасъ иду, сказала Фено.

— Будь внимательнѣе, снова шепнулъ Исидоръ, не пропусти хорошаго случая.

Онъ забралъ, съ собою чашку, на этотъ разъ позаботившись не забыть трубку, и убрался въ сосѣднюю комнату. Керосиновая лампа горѣла на столѣ. Вдова оглядѣлась вокругъ. Ребенокъ спалъ. Незнакомца можно было впустить. Она осторожно спустилась съ лѣстницы и отворила дверь.

— Вы госпожа Фено? спросилъ пришедшій.

— Къ вашимъ услугамъ.

— Могу я говорить, не боясь быть услышаннымъ?

— Вы можете быть покойны, если вамъ угодно слѣдовать за мною.

Войдя въ комнату вслѣдъ за Фено, посѣтитель снялъ шляпу съ плѣшивой головы.

— Что вамъ угодно, спросила Фено.

Онъ, ничего не отвѣчая, осмотрѣлся.

— Сударыня, сказалъ онъ, наконецъ, скажите мнѣ: яы благоразумная особа?

— Что такое? съ удивленіемъ вскричала Фено, конечно, я вѣдь не дѣвченка.

— Въ такомъ случаѣ, мы, безъ сомнѣнія, сговоримся. Въ чемъ, вы сейчасъ узнаете, но прежде всего отвѣтьте мнѣ на вопросъ, знаете ли вы вотъ это?

Съ этими словами, незнакомецъ вынулъ изъ кармана бумажникъ и взялъ изъ него банковый билетъ.

Фено разинула ротъ.

— Это тысяча франковъ.

— Да, и если вы, дѣйствительно, женщина благоразумная, если мы съ вами условимся, то эта тысяча франковъ будетъ ваша.

— Что вамъ угодно? сказала Фено.

Но она не могла удержаться отъ движенія безпокойства, когда незнакомецъ, положивъ билетъ обратно въ бумажникъ, спросилъ, поворачиваясь къ постели:

— Это вашъ ребенокъ?

Отвѣтить правду значило получить тысячу франковъ. Съ другой стороны Фено страшно боялась Лазаря.

— Почему же ему не быть моимъ? проворчала она.

Незнакомецъ сдѣлалъ недовольный видъ.

— Сударыня, рѣзко сказалъ онъ, я не имѣю ни малѣйшаго желанія говорить загадками. Я знаю, что у васъ есть довѣренный вамъ ребенокъ, этотъ или другой. Я имѣю серьезный интересъ узнать истину. Если вы будете откровенны, ваше состояніе будетъ упрочено. Теперь подумайте, я не спѣшу и буду ждать.

Сказавъ это, незнакомецъ спокойно усѣлся на стулъ.

Въ эту минуту за его спиной дверь отворилась и почтенный Исидоръ знаками далъ понять Фено, чтобъ она разузнала, въ чемъ дѣло. Совѣтъ былъ практиченъ. Вдова послѣдовала ему.

— Сударь, сказала она, вы должны понять, что мнѣ ввѣрили ребенка не для того, чтобъ болтать о немъ съ первымъ встрѣчнымъ. По крайней мѣрѣ, вамъ слѣдовало бы сказать мнѣ, кто вы?

Посѣтитель вскочилъ.

— Вы очень любопытны, сказалъ онъ. Я, кажется, показалъ вамъ мой паспортъ — деньги, теперь рѣшайтесь Но только я васъ предупреждаю, что, въ случаѣ отказа, я знаю другое средство добиться отъ васъ нужныхъ мнѣ свѣдѣній.

— Хотѣла бы я знать это средство!… вскричала Фено оскорбленнымъ тономъ.

Незнакомецъ сдѣлалъ шагъ къ двери.

— Очень простое. Я прямо отсюда пойду къ полицейскому коммиссару…

— Что такое?

— И заявлю, что вы скрываете у себя не принадлежащаго вамъ ребенка. А такъ какъ у меня есть нѣкоторое вліяніе, то, могу васъ увѣрить, что васъ вызовутъ въ полицію, и я буду сильно удивленъ, если вы не отвѣтите коммиссару.

Тутъ Исидоръ, попрежнему стоявшій за спиной незнакомца, развелъ руками въ знакъ отчаянія.

Слѣдовало капитулировать, но въ тоже время постараться получить возможно больше.

— Сколько же вы мнѣ дадите? вдругъ спросила Фено.

— Это зависитъ…

— Отчего?

— Во-первыхъ отъ отвѣта на мой первый вопросъ. Если ребенокъ вашъ…

— Вы хорошо знаете, что нѣтъ, созналась Фено, пожимая плечами.

— Это извѣстіе, конечно, не дорого стоитъ, такъ какъ всѣ сосѣди могли сообщить мнѣ его; но есть нѣчто другое…

— И за это другое вы должны заплатить.

— Кто вамъ далъ ребенка?

— Сколько?… отвѣчала Фено.

— Тысячу франковъ.

— Давайте.

— Вотъ они. Ребенокъ былъ переданъ вамъ Лазаремъ?

— Да.

— Сказалъ онъ вамъ имя матери?

— Нѣтъ.

— Есть у васъ метрическое свидѣтельство?

— Да, отецъ и мать неизвѣстны.

— У васъ нѣтъ никакихъ подозрѣній?

— Это другое дѣло….

— Сколько?

— Тысячу франковъ.

— Вотъ они.

— Хорошо.

— Лазарь довѣренное лицо одной знатной дамы?

— Гмъ!… мнѣ кажется, слѣдовало бы заплатить за это имя отдѣльно.

— Будьте покойны, я не скупъ, впрочемъ, это имя я могу и самъ вамъ сказать. Знатную даму зовутъ графиня де-Планэ.

— Угадали. А хотите я скажу вамъ ваше имя?

— Конечно.

— Вы просто на просто мужъ дамы. Не правда ли, графъ де-Планэ?

Графъ, такъ какъ это былъ онъ, подпрыгнулъ на стулѣ.

Какимъ образомъ очутился тутъ де-Планэ? кто открылъ ему мѣсто, гдѣ скрывался ребенокъ. Очень просто, тайну выдалъ ему Крошань.

Дѣло въ томъ, что Крошань, узнавъ, слѣдя за Лазаремъ, гдѣ скрывается ребенокъ Діаны, и не видя Гарнюшона съ обѣщанными десятью тысячами, рѣшился возвратиться къ Планэ. Графъ нѣсколько времени выигрывалъ въ карты, поэтому ему было чѣмъ заплатить Крошаню. И вотъ поэтому, въ тотъ же самый вечеръ, Планэ очутился у Фено.

— Хорошо! вскричалъ графъ, будемъ играть въ открытую. По вашимъ собственнымъ словамъ, вы знаете, кому принадлежитъ этотъ ребенокъ. Сколько желаете вы получить, чтобъ, въ случаѣ надобности, показать все, что вы знаете?

— Объ этомъ надо подумать.

— Не будемъ спорить. Вотъ что я вамъ, предлагаю. Во-первыхъ: вы оставите этотъ домъ и поселитесь въ отелѣ де-Планэ.

На это можно было согласиться, но надо было узнать продолженіе.

Фено молча кивнула головой.

— Вы явитесь вмѣстѣ съ ребенкомъ, за которымъ будете ухаживать. Я дамъ вамъ должность надсмотрщицы за бѣльемъ…

Фено снова кивнула головой.

— Вы никогда ни жестомъ, ни словомъ, не дадите понять, что мы другъ друга знаемъ…

— Хорошо. Дальше?

— Я буду вамъ платить шесть тысячъ франковъ въ годъ, затѣмъ три тысячи франковъ пенсіи.

— Хорошо, повторила Фено. Дальше?

— Вотъ чего а отъ васъ требую. Вы будете смотрѣть за ребенкомъ, какъ можно усерднѣе, чтобъ его у васъ не похитили. Вы будете наблюдать за матерью и всѣми средствами стараться заставить ее измѣнить себѣ… Впрочемъ, я буду наблюдать самъ.

Въ эту минуту Исидоръ, забывъ всякую осторожность, дѣлалъ отчаянные жесты, указывая пальцами себѣ на грудь. Смыслъ этой мимики былъ ясенъ. Она значила: А я? что же со мною будетъ?

Фено была тронута.

— Я, можетъ быть, соглашусь, сказала она, но съ однимъ условіемъ. У меня есть кузенъ…

— Кузенъ!..

— И я хотѣла бы, чтобъ его взяли на службу къ графу.

— Это легко сдѣлать. Какое мѣсто?

— О! все равно! наивно отвѣчала Фено. Только бы нечего было дѣлать!

— Хорошо. И такъ, я могу на васъ разсчитывать?

— Почти. Только, вы знаете, переѣздка стоитъ дорого и не мѣшало бы получить, хоть три тысячи франковъ въ залогъ того, что вы дадите мнѣ обѣщанное мѣсто и будете любезны съ Исидоромъ.

— А, такъ вашего кузена зовутъ…

— Исидоромъ. Онъ прекрасный человѣкъ. Графъ сейчасъ его полюбитъ.

— Я не сомнѣваюсь! И такъ, если я соглашусь на всѣ ваши условія…

Фено подошла къ графу и, фамильярно хлопнувъ его по плечу, сказала:

— Тогда, пріятель, вы можете на насъ разсчитывать. Мы доставимъ вамъ доказательство, что дѣвочка дочь вашей жены.

Графъ де-Планэ съ трудомъ удержался отъ движенія отвращенія. Но конецъ фразы заставилъ его улыбнуться.

— Дѣло рѣшено, сказалъ онъ.

— А деньги?

— Вы получите ихъ въ тотъ день, когда переѣдете въ отель.

— Значитъ завтра?

— Отлично. А когда можно васъ видѣть?

— Въ полдень. Все будетъ готово для вашего пріема.

Теперь де-Планэ былъ увѣренъ въ успѣхѣ. Онъ считалъ невозможнымъ, чтобъ Діана, не смотря на свою скрытность, не выдала себя.

Конечно, нельзя было много разсчитывать на порывы ея сердца, но гнѣвъ долженъ былъ выдать ее и Планэ стоило только поймать ее.

Но чего же онъ хотѣлъ?

Неужели онъ желалъ скандальнаго процесса, одинаково позорнаго, какъ для жены, такъ и для него? Неужели онъ желалъ возстановить свои оскорбленныя супружескія права?

Нѣтъ, онъ былъ не такъ глупъ. Сору не слѣдуетъ выносить изъ избы. Онъ просто желалъ устроить маленькій шантажъ, чтобъ заставить испуганную и униженную Діану раскрыть кошелекъ. Другой цѣли у него не было.

Между тѣмъ, Фено, въ восторгѣ отъ предстоящей пріятной перспективы, любезно проводила де-Планэ до дверей.

Когда Планэ сѣлъ въ экипажъ, Фено весело вернулась назадъ. Но въ ту минуту, какъ она входила въ дверь, передъ ней явилась черная тѣнь.

Фено слегка вскрикнула.

Новый посѣтитель былъ по наружности мелодраматическій злодѣй. Онъ былъ закутанъ въ широкій плащъ, а шляпа, съ громадными полями, бросала густую тѣнь на его лицо.

— Кто вы такой?.. Что вамъ надо?

— Ничего ужаснаго. Я пришелъ поговорить съ вами.

— Теперь не время говорить.

— Напротивъ, такъ какъ я явился отъ лица человѣка, который имѣетъ право входить сюда всегда.

— Право!.. вскричала разсерженная Фено. Хотѣла бы я знать, кто это такой?

— Вы его отлично знаете.

— Кто такой?

— Лазарь.

Мегера вздрогнула.

Это имя, произнесенное въ ту минуту, когда она получила задатокъ за измѣну Лазарю, порядочно напугало ее. Но, впрочемъ, Фено была не робкаго десятка. Когда прошло первое волненіе, она рѣшила, что лучше всего, не отступая, схватить быка за рога. Съ ней хотѣли говорить, ну что жъ, пускай.

— Идите за мною, сказала она.

И чрезъ минуту, они входили въ комнату, изъ которой только что вышелъ де-Планэ.

Діаночка, бѣдная малютка, вокругъ которой составлялось столько преступныхъ интригъ, продолжала спать.

Исидоръ, услышавъ на лѣстницѣ шаги двоихъ людей, вообразилъ что де-Планэ возвращается, и снова спрятался.

Но скоро онъ убѣдился, что посѣтитель былъ другой.

— Что это за животное? спрашивалъ себя влюбленный Исидоръ.

Что касается посѣтителя, то онъ, оглядѣвшись вокругъ, подошелъ къ постели, на которой спала Діаночка, и спросилъ:

— Это вашъ ребенокъ?

Казалось, что въ этотъ день всѣ держали пари начинать разговоръ съ Фено съ одного и того же вопроса.

Она отвѣчала точно также какъ и графу:

— Отчего же ему не быть моимъ?

— Вы меня не поняли, возразилъ посѣтитель. Я очень хорошо знаю, что у васъ есть чужой ребенокъ, но у васъ можетъ быть и собственный, поэтому я только спрашиваю васъ, тотъ ли это ребенокъ, котораго вамъ поручилъ Лазарь?

— Ну что жъ, если это и онъ?

— Въ такомъ случаѣ, я попрошу у васъ позволенія осмотрѣть его. Я докторъ, сударыня, и г. Лазарь просилъ меня лично убѣдиться въ состояніи здоровья ребенка, въ которомъ, какъ вы знаете, онъ принимаетъ большое участіе

— Докторъ… сказала Фено. Ну, такъ докторъ долженъ показать свою физіономію.

И говоря это, она развязно сбросила съ головы незнакомца шляпу. Бѣлокурая голова доктора Ранденса ярко освѣтилась свѣтомъ лампы. Вдругъ Фено вскричала:

— Артуръ!… мой милый Артуръ!

Ранденсъ вздрогнулъ. Это восклицаніе поразило его.

— Какъ! ты меня не узнаешь, Артуръ? мой милый Артуръ!

Ранденсъ внимательно посмотрѣлъ на нее, очевидно не узнавая.

— Неблагодарный!… продолжала мегера. Вспомни кухмистерскую «Четырехъ вѣтровъ»… Бишонетту… Биби… Шоншонъ…

— А!… съ ужасомъ сказалъ Ранденсъ, вы?..

— Ну, да, это я. Помнишь, какъ я давала тебѣ кислую капусту съ сосисками, когда хозяйка поворачивалась спиною!… Я тебя сразу узнала. Ты измѣнился… но къ лучшему. Я очень рада тебя видѣть.

Мы должны замѣтить, что Ранденсъ былъ далеко не такъ доволенъ. Чортъ возьми! если онъ ожидалъ подобной встрѣчи. Правда, Бишонетта была къ нему добра и не разъ спасала его отъ голодной смерти. При всякомъ другомъ случаѣ онъ радъ былъ бы ее встрѣтить. Но на все есть время. Тѣмъ не менѣе, нечего дѣлать, онъ протянулъ руку Фено.

— Ботъ случай, сказалъ онъ.

— Погоди, надо что нибудь выпить. Ты прежде любилъ сладкою… У меня есть кюрассо.

И, не обращая вниманія на возраженія Ранденса, она открыла шкафъ и вынула два стакана и бутылку.

Ту самую бутылку, изъ которой такъ недавно пилъ Исидоръ. Кстати, гдѣ же былъ Исидоръ? почему онъ не вмѣшивался во имя ревности, которая должна была грызть ему сердце? Но нѣтъ, онъ былъ прежде всего человѣкъ деликатный! Его обязанность повелѣвала ему не знать личныхъ дѣлъ Фено. Поэтому, выйдя съ задняго хода, онъ спустился на дворъ и философски закурилъ трубку.

Фено налила ликеръ и чокнулась съ Ранденсомъ.

— За твое здоровье, Артуръ, любезно сказала она.

— За твое.

— А теперь скажи, зачѣмъ ты пришелъ?

Ранденсъ былъ очевидно смущенъ. Это неожиданное знакомство казалось ему опаснымъ. Онъ почти готовъ былъ бросить дѣло. Но въ тоже время онъ боялся подвергнуться гнѣву и мщенію графини де-Планэ.

Между тѣмъ, Фено нѣжнымъ тономъ говорила, что ему стоитъ только сказать и она все для него сдѣлаетъ.

Мало-по-малу Ранденсъ успокоился. Преданность Фено казалась непритворной. Къ тому же, онъ готовъ былъ платить.

— Послушай, сказала она, я держу пари, что ты явился отъ кого нибудь, заинтересованнаго дѣвченкой. Отъ ея матери?

— А если и такъ?

— Что же можетъ быть проще, надо только знать, чего она хочетъ. Можетъ быть, она хочетъ взять дѣвочку?

— Нѣтъ.

— Въ такомъ случаѣ, желаетъ, чтобъ я увезла ее куда нибудь далеко?

— Не совсѣмъ.

Фено взглянула на Ранденса. Его блѣдное лицо было искажено.

— Въ такомъ случаѣ…?

Она молча сдѣлала жестъ, какъ будто свертываетъ шею цыпленку.

Подъ вліяніемъ послѣдняго остатка благоразуміи Ранденсъ не отвѣчалъ.

— Такъ вотъ что! продолжала Фено, понизивъ, голосъ. Это дѣло посерьезнѣе. Тутъ подвергаешься риску, а ты знаешь, что я дорожу моей шкурой…. Впрочемъ, можетъ быть, есть какое нибудь средство?… Да, говори же? крикнула она раздраженно.

— Ну, да, прошепталъ Ранденсъ, ребенокъ долженъ умереть.

— Она и такъ не особенно сильна. Если подождать, это сдѣлается само собою.

Ранденсъ покачалъ головой. Видно было, что онъ спѣшитъ.

— Хорошо, я понимаю, продолжала Фено. Но объ опасности надо подумать. У этого ребенка есть отецъ.

— О! его нечего бояться!

— Все это фразы. Почему его нечего бояться?

— Потому что онъ сошелъ съ ума, и запертъ въ сумасшедшемъ домѣ въ Вильпатурѣ. Ему не выдти оттуда до смерти.

Въ ту минуту, какъ Ранденсъ произносилъ эти слова, за дверью, въ сосѣдней комнатѣ, раздался слабый трескъ.

— Что это? вздрогнувъ вскричалъ Ранденсъ. Развѣ тамъ есть кто нибудь?

Фено, вообразивъ, что это Исидоръ, поспѣшила его успокоить.

— Нѣтъ, тамъ никого нѣтъ, сказала она поспѣшно. Да и кто ты хочешь, чтобъ тамъ былъ? Эти старые дома вѣчно трещатъ.

Ранденсъ прислушался. Шумъ не возобновлялся.

— Прежде всего, продолжала Фено, та или тѣ, которыя желаютъ отдѣлаться отъ дѣвочки, должны хорошо заплатить…

— Они не поскупятся,

— То есть, двадцать тысячъ франковъ…

— Да, двадцать тысячъ.

— Которыя заплатятъ только послѣ смерти, а можетъ быть, уже тогда, когда насъ словятъ.

— Нѣтъ, ихъ заплатятъ чрезъ два часа.

— Какъ такъ?

— Потому что, если ты согласишься, сказалъ Ранденсъ, рѣшившись нанести окончательный ударъ, то ребенокъ умретъ…

— Да! сказала мегера, но каковы средства? Можетъ быть, они меня компрометируютъ?

— Мое средство до такой степени безопасно, что самый лучшій докторъ ничего не найдетъ.

— Я знаю, что ты хитрецъ, но есть ловкіе доктора. Я кое-что объ этомъ знаю, въ полголоса прибавила отравительница.

— Я отвѣчаю за все.

— Послушай, мой милый, съ твоей Бишонеттой надо играть въ открытую. Это дѣло мнѣ годится въ принципѣ, но я уже тебѣ сказала, что не хочу ничѣмъ рисковать. Слѣдовательно, я должна хорошенько понять, въ чемъ дѣло.

— И ты мнѣ поможешь?

— Непремѣнно, но я должна получить деньги.

— Ты ихъ получишь въ ту же минуту, какъ поможешь мнѣ сдѣлать то, что я хочу.

— Въ такомъ случаѣ, скажи мнѣ все.

— Хорошо. Дай сюда огня.

Фено взяла лампу и оба подошли къ постелѣ, гдѣ спала Діаночка.

Ранденсъ протянулъ къ ребенку свои худыя руки.

— О, нѣтъ! не души ее.

— Какъ ты глупа. Это оставитъ слѣдъ. Я только хочу немного отодвинуть одѣяло.

Мегера на половину успокоилась.

Въ ней говорило не состраданіе, но боязнь крика.

Впрочемъ, Ранденсъ, казалось, не думалъ о насиліи. Онъ открылъ подбородокъ и шею Діаны.

— Она не особенно здорова? сказалъ онъ.

— О, нѣтъ!

— Сосѣди это знаютъ?

— Конечно. Они всегда говорятъ, что ей не жить.

— Въ такомъ случаѣ, отлично, никто не удивится, если она умретъ отъ крупа.

— Умретъ отъ крупа?.. вскричала Фено, инстинктивно вздрогнувъ, но кто говоритъ, что у нея будетъ крупъ?

— Я.

— Какъ, ты можешь это предсказать?

— Конечно, такъ какъ я самъ дамъ его ей.

Тогда Ранденсъ любезно объяснилъ, въ чемъ дѣло.

Ребенку должны были дать драже въ руки, затѣмъ, она, естественно, должна была положить ее въ ротъ. Результатъ долженъ былъ произойти чрезъ нѣсколько секундъ. Какъ только ребенокъ захрапитъ, Фено должна была подбѣжать, какъ сумасшедшая, къ окну и кричать: «помогите, помогите!.. доктора!» Тогда Ранденсъ, какъ будто случайно проходя мимо, долженъ былъ войти и слѣдить за агоніей, а по смерти ребенка вынуть у него изъ горла кусокъ губки.

А такъ какъ въ это время Фено успѣла бы привести сосѣдняго доктора, то послѣдній, по приходѣ, не могъ бы констатировать ничего, кромѣ смерти ребенка.

Наконецъ, даже въ худшемъ случаѣ: если бы ребенка анатомировали, то и тогда не нашли бы ничего; безнаказанность была обезпечена.

Фено, съ довольнымъ видомъ, качала головою, находя, что все это очень остроумно.

— Ну, что же, ты согласна? спросилъ докторъ.

— Конечно. Давай деньги.

— Хорошо. Въ такомъ случаѣ, я дамъ ребенку пилюлю и выйду на улицу.

Діаночка, между тѣмъ, тихонько улыбнулась во снѣ. Ранденсъ далъ ей въ руку драже. Сдѣлавъ это, онъ отдалъ деньги своей сообщницѣ.

— Ѣшь, моя милая! ѣшь, говорила Фено, разбудивъ дѣвочку.

Ранденсъ вышелъ.

Малютка проснулась и, почувствовавъ у себя въ рукахъ что-то круглое, поднесла къ глазамъ.

Драже было бѣлое и блестящее.

Дѣвочка улыбнулась и, поднеся руку къ губамъ, лизнула конфетку.

— Ѣшь, моя милая, ѣшь!.. говорила Фено.

Въ это мгновеніе дверь во вторую комнату вдругъ распахнулась и какая-то черная масса, какое-то ужасное чудовище бросилось на злодѣйку и опрокинуло ее, прежде чѣмъ она успѣла вскрикнуть.

Въ ту же самую минуту кто-то вырвалъ у малютки конфетку, кбторую она хотѣла проглотить и, схвативъ ребенка на руки, вскричалъ:

— Бери его, Снѣгурочка, и бѣжимъ!

Да, это были Гарнюшонъ и Снѣгурочка.

Дѣло въ томъ, что Гарнюшонъ съумѣлъ безъ Крошаня найти слѣдъ ребенка и вмѣстѣ съ Снѣгурочкой рѣшился похитить ночью Діаночку. Снѣгурочка, стоя за дверью, слышала весь разговоръ. Внѣ себя отъ страха, она бросилась къ окну, чтобъ позвать Гарнюшона, который стоялъ на сторожѣ. Секунду позже Діаночка была бы мертвая. Они поспѣли во время.

Но кто такой бросился на Фено? Кто держалъ ее на землѣ?

Конечно Брако! добрый, сильный Брако.

— Брако! позвалъ Гарнюшонъ.

Собака уже вонзила клыки въ горло Фено.

Она встряхнула ее еще разъ, затѣмъ послѣдовала за своими господами, которые, унося Діаночку, бѣжали въ тоже окно, въ которое вошли.

Лѣстница, бывшая на дворѣ, помогла ихъ плану.

Когда они очутились внизу, Гарнишонъ шепнулъ Снѣгурочкѣ:

— Теперь, когда ребенокъ у насъ, надо заняться папашей. Ну, Снѣгурочка, въ Вильпатуръ.

И молодые люди, сопровождаемые Брако, скрылись во мракѣ.

ГЛАВА IX.
Отецъ.

Что сталось съ несчастнымъ Жакомъ?

Въ тотъ же самый вечеръ, какъ докторъ Пивоне подалъ отставку, Жакъ былъ посаженъ въ карцеръ.

Надо знать, каковъ былъ этотъ карцеръ.

Онъ помѣщался подъ церковью, рядомъ съ отдѣленіемъ бѣшеныхъ. Это былъ корридоръ безъ оконъ обитый досками, безъ постели, безъ малѣйшей мебели.

Несчастный, заключенный въ карцеръ, долженъ былъ или стоять или лежать на голыхъ доскахъ. Обыкновенно тамъ оставляли сумасшедшихъ всего на нѣсколько часовъ, такъ какъ темнота и холодъ укрощали самыхъ буйныхъ. Тогда изъ этого карцера ихъ переводили въ другой, считавшійся болѣе снисходительнымъ уже потому, что въ немъ было маленькое окошечко и подстилка изъ соломы.

Сначала Жаку было все равно. Для него весь домѣ сумасшедшихъ одинаково казался адомъ.

Докторъ Тапаръ приказалъ, чтобъ съ Жакомъ обходились, какъ можно строже, чтобъ разъ навсегда подавить въ немъ безумное желаніе считать себя не сумасшедшимъ. Въ такомъ положеніи были дѣла, когда въ госпиталь прибылъ Ранденсъ.

Легко понять, въ какомъ положеніи онъ оставилъ Парижъ.

Весь отель де-Планэ былъ взволнованъ исчезновеніемъ ребенка. Графъ былъ въ отчаяніи, такъ какъ у него ускользала единственная надежда покорить графиню. Фено умерла задушенной, слѣдовательно, онъ не могъ упрекнуть ее въ измѣнѣ слову, и долженъ былъ молча глотать ярость, отыскивая другое средство отмстить женѣ. Что касается Діаны, то у нея было, покрайней мѣрѣ, но комъ вымѣстить свой гнѣвъ, и надо сказать, что Ранденсъ пережилъ много тяжелыхъ минутъ. Гнѣвъ, презрѣніе, угрозы, — онъ все перенесъ.

Діана походила на бѣшеную тигрицу. Она обвиняла его въ сообщничествѣ съ похитителями ребенка и почтю готова была сказать, что онъ самъ убилъ Фено.

Похищеніе ребенка казалось ей страшной угрозой, и это исчезновеніе было виною Лазаря, вздумавшаго не во время быть сострадательнымъ.

Зачѣмъ онъ не бросилъ ребенка сразу въ Марну!

Но мало-по-малу гнѣвъ Діаны улегся. Кромѣ того, она нуждалась въ Ранденсѣ, также какъ и онъ самъ нуждался въ ней. Они были скованы другъ съ другомъ, какъ каторжники. Затѣмъ не слѣдовало забывать Жака, то есть, дѣйствительную опасность, еще болѣе ужасную.

Неизвѣстно, что говорилось между двумя злодѣями въ послѣднее свиданіе.

Въ то время, какъ у дверей отеля де-Планэ ждали лошади, которыя должны были увезти графиню на балъ въ Тюльери, Ранденсъ, готовый на все, долженъ былъ исполнить свою задачу.

Де-Лаверанъ и Тапаръ встрѣтили Ранденса, какъ спасителя. Всѣ трое заперлись въ кабинетъ.

Докторъ Ранденсъ выслушалъ лицемѣрную іереміаду Лаверана и недостойное подстрекательство Тапара, и зналъ, что заручился двумя сообщниками, на которыхъ можетъ вполнѣ разсчитывать.

Лазарь опередилъ его въ Вильпатурѣ. Ранденсъ, не теряя время, пошелъ къ нему. Боясь быть услышанными, они вышли разговаривать на дорогу.

Когда Лазарь узналъ объ исчезновеніи Діаночки, онъ разразился проклятіями. Какъ! въ ту минуту, когда онъ думалъ навсегда получить Діаночку, она исчезла! Кто имѣлъ интересъ завладѣть ребенкомъ? Лазарь угадалъ часть истины.

— Это вы ее убили! вскричалъ онъ, схвативъ доктора за горло. Убили по приказанію графини!..

Ранденсъ, который не былъ ни смѣлъ, ни силенъ, съ трудомъ вырвался. Онъ хотѣлъ объясниться, но Лазарь ничего не слушалъ.

— Умоляю васъ, успѣлъ наконецъ выговорить Ранденсъ, повѣрьте мнѣ. Вотъ какъ было дѣло. Я поѣхалъ взять ребенка и отвезти въ отель; но когда я пришелъ, то нашелъ Фено мертвой, а ребенокъ исчезъ.

— Это ложь! крикнулъ Лазарь.

Графиня предвидѣла ваше изумленіе, сказалъ Ранденсъ, и передала мнѣ это письмо.

— Письмо!..

Никогда еще Діана не рѣшалась писать. Лазарь вздрогнулъ отъ безпокойства и отчаянія. Наконецъ, онъ зажегъ маленькій фонарь и началъ читать.

При первыхъ же словахъ онъ вздрогнулъ.

Графиня Діана была ловкая женщина. Она угадала подозрѣнія Лазаря и, боясь быть компрометированной, написала ему эти два слова:

«Отецъ мой!»

Да она написала эти слова своей собственной рукой, признавъ это родство, постыдное для нея.

О! теперь Лазарь вѣрилъ ей! Она могла убѣдить его, въ чемъ угодно. Она открыто звала его отцемъ!

Лазарь забылъ Діаночку для Діаны, къ тому же она казалась въ отчаяніи отъ исчезновенія и просила, не можетъ ли Лазарь доставить ей какое нибудь указаніе.

"Но, прибавляла она, не забывайте, отецъ, что я также разсчитываю на васъ. Я должна быть избавлена отъ преслѣдующаго меня безпокойства. Надо дѣйствовать скорѣе. Я обращаюсь теперь не къ вашей преданности, но къ вашей любви.

И она подписала.

"Ваша Діана"

У Лазаря на минуту закружилась голова.

— И такъ! вскричалъ онъ, увлекая Ранденса, будемъ думать только о проклятомъ Жакѣ!

ГЛАВА X.
Бетина.

Это происходило за недѣлю до описанныхъ нами событій. Былъ холодный день; снѣгъ шелъ безъ остановки двое сутокъ. Весь дворъ сумасшедшаго дома былъ покрытъ снѣгомъ, глубиной въ нѣсколько футовъ.

Докторъ Тапаръ сидѣлъ у себя въ кабинетѣ предъ каминомъ и пилъ ликеръ.

Вдругъ въ дверь послышался стукъ.

— Опять!.. сказалъ онъ. Ни минуты покоя.

Войдите, прибавилъ онъ вслухъ.

Дверь отворилась и въ комнату вошла высокая женщина, одѣтая въ суконное темно-синее платье.

— А! это вы, сестра Поль? Что вамъ угодно! У сестры Поль былъ восковой цвѣтъ лица, обычный у монахинь. Она поклонилась доктору, затѣмъ, скрестивъ руки, сказала:

— Я пришла просить у васъ позволенія.

— Заранѣе даю его вамъ. Въ чемъ дѣло?

— Вы видите, какая ужасная погода. Весь дворъ, всѣ аллеи засыпаны снѣгомъ, нельзя ходить. Мнѣ кажется, что всѣ должны взяться за дѣло.

— За какое дѣло?

— Расчистить снѣгъ. Надо провести во дворѣ дороги отъ строенія къ разнымъ выходамъ.

— Совершенно вѣрно, но вы говорили о позволеніи.

— Дѣло въ томъ, что на эту работу я хотѣла употребить больныхъ.

— Вашихъ сумасшедшихъ?

— Вы знаете, докторъ, что трудъ для нихъ полезенъ.

— Конечно.

— И если вы найдете это удобнымъ, я дамъ имъ въ руки лопатки, и въ два часа все будетъ кончено.

— Прекрасная идея.

— Значитъ, вы согласны? Отъ всего сердца благодарю васъ.

Сестра Поль повернулась и направилась къ двери. Тапаръ былъ въ восторгѣ, что скоро отдѣлался. Вдругъ сестра остановилась.

— Извините, докторъ, сказала она, но я еще хотѣла спросить васъ.

— Сдѣлайте одолженіе. Повторяю, что я ни въ чемъ не могу отказать вамъ.

— Между особо порученными нашему присмотру сумасшедшими, есть № 119…

— Погодите… Ахъ, да. Это негодяйка, которая бѣгала уже нѣсколько разъ?

— Но которая теперь, увѣряю васъ, не думаетъ объ этомъ болѣе. Къ тому же, она такъ слаба.

— Хорошо. Это ваше дѣло. Чего же вы хотите?

— Я хотѣла бы выпустить ее на дворъ вмѣстѣ съ остальными. Вы знаете, она не выходила уже полгода.

— Это было необходимо, сестра. Она неисправима.

— Да, но теперь я уже не боюсь новой попытки.

— Я думаю, что небольшое движеніе и свѣжій воздухъ будутъ ей здоровы.

— Безъ сомнѣнія. Она просила васъ объ этомъ?

— О! нѣтъ. Она уже давно ни съ кѣмъ не говоритъ. Это я полагаю…

— Однимъ словомъ, вы хотите, чтобъ я позволилъ ее выпустить?

— Да хоть сегодня.

— Дѣлайте, что хотите, только смотрите за ней хорошенько.

— Будьте покойны, докторъ.

— О! я вамъ вѣрю. Это все, что вамъ было нужно?

— Да, докторъ.

— Ступайте съ миромъ, сестра. Я же снова займусь работой.

Сказавъ это, онъ невольно бросилъ взглядъ на стаканъ, въ которомъ еще осталось немного ликера.

Полчаса спустя, въ женскомъ отдѣленіи въ Вильпатурѣ царствовала необычайная дѣятельность.

На первомъ внутреннемъ дворѣ, уже расчищенномъ прислугою, стояли въ два ряда пятьдесятъ женщинъ въ сѣрыхъ платьяхъ. Сестра Поль и старшая надсмотрщица раздавали лопаты. Сумасшедшія смѣялись идіотскимъ смѣхомъ.

— А гдѣ же Бетина? спросила сестра Поль у надсмотрщицы.

— Я ходила звать ее, но она, кажется, не слышала меня.

— Сходите опять, сестра Тереза. Она, вѣрно, васъ не поняла.

Сестра Тереза была не очень терпѣлива. Она повиновалась съ досадой и, пожавъ плечами, вернулась въ домъ.

Въ корридорѣ она остановилась предъ дверью, въ которой былъ № 119.

Дверь была раскрыта настежь.

Въ глубинѣ комнаты, на табуреткѣ, сидѣла спиною къ двери женщина.

— Бетина! крикнула сестра, идете ли вы?

Сумасшедшая не шевелилась.

Сестра Тереза подошла къ ней и ударила ее по плечу. Женщина повернулась.

Тогда сестра увидала, что она держала, прижавъ къ груди, свертокъ бѣлья и лохмотьевъ.

— Это еще что за глупости? крикнула Тереза.

— Не трогайте!… не трогайте моего ребенка!.. вскричала женщина, которую звали Бетиной.

Лицо ея было страшно блѣдно; волосы, бѣлые, какъ снѣгъ, прядями выбивались изъ подъ шелковаго платка, которымъ была повязана голова.

— Вашего ребенка?.. какъ! эти тряпки вашъ ребенокъ? Оставьте это и идемте со мною гулять…

— Я не хочу идти

— Почему?

— Потому, что я хочу остаться съ малюткой.

— Ахъ! какъ она несносна! вскричала монахиня. Если вы не хотите идти по доброй воли, то я заставлю васъ вытащить силой.

Бетина не слушала. Она снова начала качать ребенка.

Тогда Тереза быстрымъ движеніемъ схватила свертокъ, вырвала его изъ рукъ несчастной и бросила далеко въ корридоръ.

Старуха встала со сверкающими глазами.

— Дитя мое… вскричала она. Возвратите его мнѣ!.

— Подите и возьмите его.

Сумасшедшая, казалось, подумала, потомъ встала и вышла въ корридоръ.

Въ одно мгновеніе сестра заперла дверь на ключъ и положила его въ карманъ.

— Вы видите, крикнула она сумасшедшей, дверь закрыта. Идемте.

Безъ сомнѣнія, идеи сумасшедшей измѣнились, такъ какъ на этотъ разъ она отвѣчала.

— Съ ней вмѣстѣ!.. съ ребенкомъ, я согласна.

— Съ чѣмъ вамъ угодно. Идемте.

И сестра Тереза направилась въ дверь, въ сопровожденіи сумасшедшей.

Сестра Поль хотѣла дать Петинѣ въ руку лопатку, но она не хотѣла разстаться съ тѣмъ, что звала ребенкомъ

— Ну, такъ хорошо. Оставьте ее у себя, сказала улыбаясь сестра Поль. Я не хочу дѣлать васъ несчастной.

Остальныя съ нетерпѣніемъ ждали сигнала отправки. Сестра Поль дала его и всѣ двинулись въ путь. Онѣ вышли на большой дворъ, на которомъ съ одной стороны помѣщались кухня и лабораторія, а съ другой прачешная, тогда какъ сторона, выходившая на дорогу, была обнесена стѣною, вышиною въ четыре метра. Въ этомъ мѣстѣ нужно было провести въ снѣгу дороги. Надо было спѣшить, такъ какъ въ эту самую минуту повозки поставщиковъ ждали передъ воротами, которыхъ нельзя было открыть, вслѣдствіе громаднаго слоя снѣга. Впрочемъ, сумасшедшія готовы были работать скоро и усердно. Развлеченія такая рѣдкая вещь въ ихъ монотонной жизни. Онѣ забавлялись, погружая широкія лопатки въ снѣгъ, который разрѣзался, какъ большіе пироги изъ замершихъ сливокъ. Затѣмъ комья снѣга пролетали въ воздухѣ, сопровождаемые громкими, веселыми восклицаніями.

Слушая эти голоса, можно было подумать, что попалъ въ дѣтскій пансіонъ. Работа быстро подвигалась. Не прошло и часа, какъ проложенныя довольно широкія дороги дозволяли передвиженіе. Ворота были открыты; повозки въѣхали и оставляли привезенную провизію. Раздался колоколъ къ обѣду. Сумашедшія были поставлены рядами и имъ дали сигналъ идти. Вдругъ сестра Тереза вскричала:

— А № 119? Бетина?

Сумасшедшую искали повсюду, но она исчезла.

ГЛАВА XI.
Какъ можно сдѣлаться матерью чужаго ребенка.

Возвратимся къ Гарнюшону и Снѣгурочкѣ.

Похитивъ ребенка, они бѣгомъ добѣжали до угла улицы Буа, гдѣ ихъ ждалъ экипажъ.

— Скорѣе!.. крикнулъ Гарнюшонъ, бросаясь въ фіакръ.

Лошади поскакали въ галопъ. Снѣгурочка молча прижимала къ груди заснувшаго ребенка. Гарнюшонъ также молчалъ. Онъ былъ взволнованъ мыслью, что они едва не опоздали. Кромѣ того, его безпокоило молчаніе Діаночки. Чрезъ нѣсколько минутъ онъ обратился къ Снѣгурочкѣ съ вопросомъ:

— Что дѣвочка, здорова?

— Тише. Не буди ее. Она спитъ.

— Она слишкомъ много спитъ, проворчалъ Гарнюшонъ. И, по правдѣ сказать, я хотѣлъ бы поцѣловать ее, чтобъ она подала голосъ. Нечего сказать, во время мы попали!.. Вотъ негодяи!… И какъ только подумаешь, что мать бѣдняжки принимала участіе въ этой исторіи…

— Нѣтъ! нѣтъ! она ей не мать!… прошептала Снѣгурочка. Не слѣдуетъ профанировать имя матери.

Наконецъ, они пріѣхали въ улицу Бланъ-Манто.

— Пріятель, сказалъ Гарнюшонъ кучеру, ты знаешь, что я добрый малый, и, надѣюсь, не считаешь меня способнымъ на дурной поступокъ?

— Я знаю, что у тебя золотое сердце

— Такъ слушай же хорошенько. Я полагаю, что насъ никто не видалъ, но все-таки не мѣшаетъ принять предосторожности. Если бы тебя кто нибудь спросилъ про насъ, то ты отвѣтишь, что везъ старую англичанку, которую высадилъ у заставы Трона.

— Другими словами, вы не хотите, чтобъ могли найти вашъ слѣдъ?

— Ты хитеръ, какъ двѣ обезьяны, и такъ, я на тебя разсчитываю?

— Конечно, и если мои лошади не разболтаютъ, то никто не узнаетъ ничего.

Послѣ этого Гарнюшонъ щедро заплатилъ кучеру и поспѣшно вбѣжалъ въ пятый этажъ, гдѣ жила его мать. Дойдя до двери, онъ остановился и сталъ прислушиваться.

Тихій шепотъ, точно воркованіе птичекъ, доносился до него. Онъ тихонько нажалъ ручку и вошелъ. При свѣтѣ лампы, закрытой зеленымъ абажуромъ, онъ увидалъ свою старуху мать, раздѣвавшую дѣвочку, которая глядѣла на нее широко раскрытыми глазами. Снѣгурочка, стоя на колѣняхъ, держала въ рукахъ чистую рубашку, которую собиралась надѣть на ребенка.

Молодая дѣвушка предвидѣла тотъ день, когда ей придется сдѣлаться матерью непринадлежащаго ей ребенка и понемногу устроила ей маленькое приданое.

Брако стоялъ около нихъ, поднявъ голову и серьезно наблюдая происходившую предъ его глазами сцену.

— Посмотри, какая она хорошенькая, сказала Снѣгурочка, обращаясь къ Гарнюшону.

— Совершенно мой портретъ, когда я былъ маленькимъ, отвѣчалъ Гарнюшонъ слегка охриплымъ отъ волненія голосомъ.

— Замолчи, пожалуйста, возразила его мать; ты былъ похожъ на варенаго рака.

— Ну, въ такомъ случаѣ, матушка, кажется, вы очень любите раковъ.

Казалось, маленькая Діаночка чувствовала, что окружена друзьями. Она позволяла дѣлать съ собою все, что угодно, и глядѣла на всѣхъ съ улыбкой и безъ страха, какъ будто узнавала хорошихъ знакомыхъ. Можетъ быть, она видѣла во снѣ эти кроткія лица, когда закрывала глаза, испуганная сердитымъ лицомъ Фено?

На слѣдующій день было рѣшено держать военный совѣтъ.

До сихъ поръ Снѣгурочка и Гарнюшонъ искали только ребенка Діаны и Жака. Ничто еще не наводило ихъ на слѣдъ исчезнувшаго несчастнаго; но читатели, вѣроятно, не забыли, что Ранденсъ, откровенно разговаривая съ Фено и не имѣя никакого повода скрытничать, сказалъ слѣдующее: «Жакъ въ домѣ сумасшедшихъ въ Вильпатурѣ». Снѣгурочка вздрогнула всѣмъ тѣломъ, услышавъ это названіе. На другой день она сказала Гарнюшону:

— Мы должны ѣхать въ Вильпатуръ.

— Я самъ такъ думалъ.

— Жакъ содержится тамъ, мы его освободимъ.

— Я сдѣлаю для этого все, что могу, но укажи мнѣ средства.

— Мы ихъ придумаемъ

— Намъ нужно имѣть сообщниковъ въ самомъ домѣ сумасшедшихъ, замѣтилъ Гарнюшонъ.

— Кто знаетъ, можетъ быть, намъ удастся ихъ достать.

Гарнюшонъ ничего не возразилъ. Онъ быль почти въ восторгѣ отъ своихъ романическихъ приключеній.

Что же касается дѣвочки, то ее было рѣшено оставить съ матерью Гарнюшона. Къ тому же, не надо забывать, что у нихъ были деньги, которыя никогда не мѣшаютъ. Пословица говоритъ, что не въ деньгахъ счастье, но развѣ Гарнюшонъ и Снѣгурочка могли бы бороться, если бы Компанъ не помогъ имъ? Безъ средствъ они не могли бы сдѣлать ничего противъ милліонеровъ, платившихъ за преступленія. Деньги снова должны были оказать свою пользу.

Мать Гарнюшона, разбитая параличемъ, взяла себѣ на помощь здоровую деревенскую дѣвушку, тогда какъ Гарнюшонъ и Снѣгурочка должны были заняться освобожденіемъ Жака.

Два дня спустя, старуха Гарнюшонъ поселилась въ маленькомъ домикѣ въ Шенвіерѣ. Домикъ былъ съ садомъ. Деревенскую дѣвушку, взятую въ няньки, звали Жаклиной. Діаночку выдавали за дочь Снѣгурочки. Говорили, что она сдѣлала проступокъ и дѣвочка была ея дочерью, поэтому ничего не могло быть естественнѣе, что бабушка взяла къ себѣ ребенка.

Снѣгурочка сильно краснѣла. Но она готова была на всякую жертву для достиженія завѣтной цѣли, къ-тому же Діаночка, будучи дочерью Жака, была немного и ея дочерью.

— Знаете что, Снѣгурочка, сказалъ Гарнюшонъ, обнимая на прощанье дѣвочку. Есть средство сдѣлаться вамъ настоящей матерью малютки.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, что для этого вамъ стоитъ сдѣлаться женою ея отца.

Снѣгурочка покраснѣла и ничего не отвѣчала.

ГЛАВА XII
Мертва, но свободна.

Что сталось съ сумасшедшей, которую звали именемъ Бетины?

Читатель, вѣроятно, но забылъ, что въ ту минуту, когда сумасшедшихъ повели обратно въ домъ, оказалось, что № 119 исчезъ. Произошло всеобщее волненіе.

Дѣйствительно, эта сумасшедшая, нѣсколько разъ пытавшаяся бѣжать, въ послѣднее время, повидимому, совершенно отказалась отъ всякой мысли о свободѣ. Она не только не старалась бѣжать, но отказывалась выходить даже въ корридоръ. И вдругъ оказалось, что все это было притворство.

— Она ждала случая и всѣхъ насъ надула! кричалъ докторъ Тапаръ въ страшномъ гнѣвѣ.

Самъ де-Лаверанъ былъ въ сильномъ возбужденіи и сестра Поль должна была нѣсколько разъ перекреститься, до такой степени вокругъ нея сыпалась всевозможная брань и проклятія.

Прежде всего стали отыскивать средства, которыми она могла бѣжать.

Такъ какъ снѣгъ былъ разбросанъ по обѣимъ сторонамъ расчищенной дороги, то казалось, нѣтъ ничего легче, какъ увидать слѣды. Но, между тѣмъ, нигдѣ не было ни малѣйшаго ихъ признака.

— Вѣдь не могла же она улетѣть?… кричалъ Тапаръ.

Оставалась только одна вѣроятная гипотеза, что сумасшедшей удалось выскользнуть изъ воротъ въ то время, когда выѣзжали телеги съ провизіей.

— Это невозможно, возражала сестра Поль. У воротъ стояло нѣсколько надсмотрщицъ, онѣ не могли бы пропустить.

Ночь наступала. Холодъ становился сильнѣе. Но директоръ и докторъ, не обращая на него вниманія, желали, во что бы то ни стало, найти свою плѣнницу, мертвую или живую. Были созваны сторожа обѣихъ половъ. Самъ Лаверанъ сталъ во главѣ ихъ. Но напрасныя усилія, сумасшедшая не находилась.

Когда вся эта толпа вернулась домой, было около полуночи. Всѣ были страшно измучены. Директоръ рѣшилъ на слѣдующій же день послать доносъ на Тапара, небрежность котораго была причиною всего зла.

Правда, что въ ночной тиши вышеозначенный докторъ писалъ рапортъ противъ де-Лаверана «способности котораго видимо слабѣли и котораго необходимо было смѣнить».

Мало-по-малу тишина водворилась въ Вильпатурѣ; вокругъ царствовала ничѣмъ не нарушаемое молчаніе и Вильпатуръ походилъ на громадную могилу.

Пробило два часа. Въ эту минуту на громадномъ дворѣ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ воротъ, что-то зашевелилось.

Казалось, что шевелится снѣгъ, подъ нимъ раздавались глухіе толчки, которые едва могъ различить слухъ. Легкій шумъ все продолжался, наконецъ бѣлый сводъ приподнялся и что-то длинное и худое, точно громадный паукъ, появилось въ открытомъ отверстіи.

Это была рука, пальцы ея шевелились, расширяя отверстіе. Потомъ появились плечи, потомъ голова, казалось, что изъ подъ снѣга появляется безжизненный трупъ.

Это былъ № 119. Это была Бетина.

Какимъ образомъ была она погребена? По всей вѣроятности, случайно? Нѣтъ, она обманула ихъ всѣхъ.

Нѣсколько мѣсяцевъ она молчала, разыгрывая идіотку, а между тѣмъ, она не была сумасшедшей. Она думала, и ея твердая воля стремилась къ единственной цѣли. Эта цѣль была свобода.

Она уже много разъ ускользала отъ своихъ палачей; но они снова схватывали ее. И она ждала — ждала чего-то невѣроятнаго, невозможнаго. Она готова была рисковать жизнью, чтобы, сдѣлавъ послѣднее усиліе, вырваться.

Послѣднее время она отказывалась выходить и ея хитрость удалась; за ней перестали наблюдать болѣе чѣмъ за остальными.

Выйдя на дворъ, при взглядѣ на высокія, черныя стѣны, она почувствовала, какъ сердце ея сжалось при мысли о ея безпомощности.

Но она не хотѣла признать себя побѣжденной, въ особенности побѣжденной безъ борьбы.

Если бы она была одна на дворѣ, то ей казалось, что она сумѣла бы перелѣзть чрезъ отвѣсную стѣну. Она. можетъ быть, умерла бы, но по другую сторону стѣны, свободная.

Она сѣла на кучу снѣга и задумалась. Вдругъ она почувствовала, что на нее что-то упало. Она Вздрогнула и подняла голову. Въ нее попалъ комъ снѣга. Съ другой стороны кучи, на которой она сидѣла, сумасшедшія, не видя ее, бросали снѣгъ въ ея сторону.

Тогда странная мысль, мысль, достойная сумасшедшаго мелькнула въ головѣ Бетины.

Стоило ей сидѣть и не шевелиться и снѣгъ, продолжая падать на нее, долженъ былъ совершенно скрыть ее, никто не будетъ знать, что съ ней сталось, а ночью ей удастся бѣжать.

Въ то время, какъ она думала такимъ образомъ, снѣгъ продолжалъ летѣть въ нее и она уже была вся бѣлая.

Тогда она опустилась на колѣни и, наклонившись впередъ, поддерживалась на рукахъ, представляя такимъ образомъ своимъ тѣломъ нѣчто въ родѣ моста.

Мало-по-малу снѣгъ закрылъ ее. Руками она сдѣлала отверстіе, невидимое для другихъ, но которое позволяло ей дышать. Вскорѣ надъ нею образовался холмъ. И кто могъ бы подозрѣвать, что подъ нимъ скрывается человѣческое существо; предположить это было безуміемъ, такъ какъ такое погребеніе было вѣрной, хотя медленной смертью отъ холода и задушенія. Но Бетина не умерла. Она не хотѣла умереть. Сильное возбужденіе поддерживало ее. Она держалась въ своемъ неудобномъ положеніи, какъ индѣйскій факиръ, стоящій въ одномъ и томъ же положеніи цѣлыми годами. Всѣ ея умственныя способности были необыкновенно напряжены. Она слышала всѣ ссоры искавшихъ ее, брань директора и доктора, но не шевелилась.

Время шло. Она уже потеряла сознаніе его, одно мгновеніе ей казалось, что она умираетъ, ей недоставало воздуха. Тогда, ногтями, она расширила отверстіе и холодная атмосфера оживила ее.

Наконецъ, вокругъ нея воцарилась тишина. Рѣшительная минута наступила. Но когда она хотѣла пошевелиться, то ей показалось, что ея ноги связаны невидимыми узами, которыхъ она не можетъ разорвать. Но, сдѣлавъ отчаянное усиліе, ей удалось побѣдить и это сопротивленіе. Выйдя изъ могилы, она даже не старалась выпрямиться, ноги казались ей парализованными. Снѣгъ былъ набросанъ въ кучу у стѣны и отъ холода сдѣлался твердъ, какъ камень. Она поползла по этой бѣлой горѣ и добралась до стѣны, вершина которой возвышалась надъ снѣжной кучей не болѣе одного метра. Несчастная не знала, удастся ли ей добраться до нея.

Нѣсколько мгновеній прошло въ ужасныхъ мученіяхъ. Нужно было сначала встать на камни. Поднявшись она, съ яростью начала колотить ноги кулаками;, наконецъ, ей удалось подняться и схватиться за верхушку стѣны. Еще мгновеніе, и она упала по другую сторону, на снѣгъ. Но на этотъ разъ ей не удалось подняться; она могла только страшно вскрикнуть.

Разбитая паденіемъ, она неподвижно лежала на спинѣ, скрестивъ руки на груди. Можетъ быть, она умерла, но все-таки ея желаніе исполнилось.

Мертва, но свободна!

ГЛАВА XIII.
Спасеніе.

Снѣгурочка, Гарнюшонъ и Брако, наконецъ, переселились въ окрестности Вильпатура, но, чтобъ не испытывать никакого безпокойства отъ властей, Гарнюшонъ придумалъ слѣдующее: не имѣя въ своемъ прошломъ ничего преступнаго, что могло бы остановить на немъ вниманіе полиціи, онъ отправился прямо въ префектуру, прося выдать ему билетъ на право быть странствующимъ торговцемъ, въ департаментахъ Сены, Сены и Уазы и Сены и Марны.

Чиновникъ засмѣялся; Гарнюшонъ казался ему сумасшедшимъ, такъ какъ хотѣлъ въ такой холодъ путешествовать по дорогамъ.

Что же такое онъ хотѣлъ продавать?

Очень просто — грѣлки. Спекуляція могла показаться, если не убыточной, то, во всякомъ случаѣ, рискованной.

Но чиновнику не было надобности входить въ эти подробности и онъ, безъ дальнѣйшихъ возраженій, далъ требуемое позволеніе, которое слѣдовало только визировать во всѣхъ префектурахъ и супрефектурахъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ будетъ проходить торговецъ.

Получивъ въ руки это дозволеніе, Гарнюшонъ былъ внѣ себя отъ восторга.

Онъ купилъ маленькую тележку и вѣжливо просилъ Брако запречься въ нее. Нельзя было сказать, чтобъ Брако это особенно нравилось, но ему объяснили, что лошади нельзя было купить, чтобъ не касаться слишкомъ богатыми и что, такъ какъ дѣло идетъ о Жакѣ, онъ естественно долженъ помогать, въ свою очереДь, и убѣжденный Брако замахалъ хвостомъ.

Впрочемъ, тележка была не особенно нагружена. Въ ней было не болѣе двухъ дюжинъ грѣлокъ, купленныхъ Гарнюшономъ по двѣнадцати су, которыя онъ желалъ продавать по три, по четыре франка. Такимъ образомъ, они двинулись въ путь. Гарнюшонъ помогалъ Брако тащить тележку, а Снѣгурочка толкала ее сзади, — конечно, только для приличія.

Такимъ образомъ, Гарнюшонъ началъ медленно объѣзжать Парижъ, начавъ съ юга, и, наконецъ, на двѣнадцатый день, они были около Вильпатура.

Тамъ онъ остановился съ Снѣгурочкой, которую звалъ сестрой, въ гостинницѣ «Кроликъ», на разстояніи двухъ ружейныхъ выстрѣловъ отъ Вильпатура, и былъ увѣренъ, что ему болѣе не придется отвѣчать ни на какіе вопросы.

Въ двѣнадцать дней онъ успѣлъ продать три грѣлки. По дорогѣ жандармы глядѣли на него растроганнымъ взглядомъ, говоря, что дѣвочка, то есть Снѣгурочка, очень недурна. Хозяйка гостинницы «Кроликъ» съ удовольствіемъ приняла неожиданныхъ гостей.

— Наши дѣла шли отлично, сказалъ Гарнюшонъ.

Это позволило ему занять въ гостинницѣ двѣ прекрасныя комнаты: одну для себя, другую, для Снѣгурочки.

Подарокъ грѣлки окончательно пріобрѣлъ имъ расположеніе старухи Брикало.

На другой же день послѣ ихъ прибытія снѣгъ покрылъ дороги. О торговлѣ нечего было и думать. Это былъ новый предлогъ остаться; къ тому же, Гарнюшонъ говорилъ, что его сестра не совсѣмъ здорова. Однимъ словомъ, первая часть плана Гарнюшона отлично удалась. Но, надо сознаться, что это была, наименѣе трудная часть.

Самъ Гарнюшонъ былъ въ большомъ безпокойствѣ.

— Въ этотъ проклятый госпиталь трудно будетъ проникнуть, говорилъ онъ. Я ходилъ смотрѣть на него. Стѣны высоки, какъ стѣны Мазаса. Госпиталь похожъ на тюрьму. Ворота на одну минуту отворились и я увидалъ цѣлую кучу женщинъ, которыя работали лопатами, разгребая снѣгъ.

— По всей вѣроятности, мужчины на другой половинѣ?

— Я самъ такъ подумалъ и пошелъ къ другимъ воротамъ, гдѣ, по моему мнѣнію, должны были быть мужчины. Тутъ я встрѣтилъ одного сторожа…

— Ты съ нимъ говорилъ?

— То есть, я старался съ нимъ говорить. Представь себѣ чернаго человѣка, у котораго все лицо заросло волосами, не знаю почему, но онъ произвелъ не меня странное впечатлѣніе. Я подошелъ къ нему и спросилъ, что это такое за домъ? и указалъ на госпиталь. Онъ поглядѣлъ на меня искоса. «Госпиталь Вильпатуръ», проворчалъ онъ въ отвѣтъ. — А что тамъ такое? — «Сумасшедшіе». — Мужчины или женщины? Какъ кажется, онъ не особенно любитъ распространяться, такъ какъ отвѣчалъ мнѣ: «Вамъ какое дѣло?» и самымъ нелюбезнымъ образомъ повернулся ко мнѣ. спиной.

— И это все?

— Увы! все. Онъ прямо пошелъ въ калиткѣ и исчезъ, а я остался стоять, какъ дуракъ.

— Не надо отчаиваться.

— О! не бойся, Гарнюшонъ не попятится. Между нами будь сказано, нужно придумать хитрость, чтобъ войти туда.

— Прежде всего надо попросить позволенія осмотрѣть госпиталь.

— Какъ бы не такъ. Будь мы сенаторы или депутаты или хотя бы простые журналисты, тогда еще это могло бы удаться, но простые продавцы грѣлокъ… Нѣтъ надо что нибудь придумать.

— И при томъ придумать такъ, чтобъ пробраться сразу, такъ какъ если мы будемъ пробовать разныя средства, насъ могутъ замѣтить и заподозритъ.

— Твоя правда, надо ждать и разсчитывать на одного моего стараго товарища.

— На кого это?

— На случай.

Въ эту минуту въ ночномъ молчаніи раздался вдали отчаянный крикъ.

— Ты слышалъ? сказала Снѣгурочка, вздрогнувъ.

— Да, отвѣчалъ, поблѣднѣвъ, Гарнюшонъ.

— Не знаю почему, но отъ этого крика у меня сжалось сердце.

Брако также слышалъ и подбѣжалъ къ окну.

— Открой окно, сказала Снѣгурочка. Посмотри на Брако. Его инстинктъ не обманываетъ его. Кто нибудь подвергается опасности.

Говоря это, Снѣгурочка, не смотря на холодъ, открыла окно. Тогда Брако въ тоже мгновеніе выскочилъ изъ окна и исчезъ, какъ стрѣла.

Гарнюшонъ послѣдовалъ за нимъ.

— А меня ты и забылъ? сказала Снѣгурочка, помоги мнѣ выдти.

Гарнюшонъ хотѣлъ возражать. Но когда Снѣгурочка приказывала, ему оставалось только слушаться. Однако, Брако уже порядочно опередилъ ихъ. Но, не смотря на темноту, Гарнюшонъ послѣдовалъ за нимъ, прислушиваясь къ легкому визгу, который собака испускала время отъ времени.

Снѣгурочка и Гарнюшонъ побѣжали по направленію, которое указывалъ голосъ Брако.

Чрезъ пять минутъ они остановились. Они были подъ стѣнами госпиталя. У подножія стѣны Брако рылъ лапами, стараясь вырыть изъ снѣга, лежавшее въ немъ тѣло.

— Женщина!.. вскричалъ Гарнюшонъ.

— О! несчастная!..

Гарнюшонъ былъ силенъ. Онъ поднялъ тѣло и взвалилъ его себѣ на плечи. Затѣмъ всѣ трое побѣжали къ гостинницѣ.

ГЛАВА XIV.
Неожиданная встрѣча.

Спасеніе произошло такъ быстро, что ни Гарнюшонъ, ни Снѣгурочка не посмотрѣли на лицо спасенной.

Они бѣгомъ добѣжали до гостинницы. Окно оставалось открытымъ. Всѣ спали и молчаніе доказывало, что никто ничего не замѣтилъ.

Въ эту минуту снова началъ идти снѣгъ и не было сомнѣнія, что чрезъ часъ исчезнутъ всѣ слѣды ихъ путешествія. Когда они снова вернулись въ комнату чрезъ окно, Бетина была положена на полъ на кусокъ ковра.

— Она замерзла, сказалъ Гарнюшонъ, надо дать ейвыпить чего нибудь теплаго.

— У насъ есть вино, сказала Снѣгурочка.

Брако также понялъ, что прежде всего надо возвратить теплоту этому замерзшему тѣлу, и усердно, лизалъ лицо и руки спасенной.

Въ ту минуту, какъ Снѣгурочка подносила винокъ губамъ Бетины, яркій огонь камина освѣтилъ ея лицо, и Снѣгурочка вдругъ вскрикнула отъ удивленія и огорченія.

— Что съ тобой? спросилъ Гарнюшонъ.

— О! еслибы ты зналъ!.. Я не вѣрю своимъ глазамъ!.. Эта женщина…

— Ты ее знаешь?

— Да. Но, погоди, она пьетъ.

Дѣйствительно, посинѣлыя губы несчастной полуоткрылись и нѣсколько капель вина попало ей въ горло.

— Погоди, сказалъ Гарнюшонъ, не слѣдуетъ напоить ее.

Изъ груди старухи вырвался стонъ.

— Ей лучше, сказалъ Гарнюшонъ. Если хочешь, я положу ее на твою постель, а ты ее раздѣнешь и затѣмъ мы начнемъ тереть ее.

— Ты правъ, сказала Снѣгурочка.

Между тѣмъ, тѣло несчастной дѣлалось гибче. Гарнюшонъ взялъ ее на руки и положилъ на постель Снѣгурочки, которая, дрожащими руками, начала раздѣвать старуху. Увидѣвъ худобу несчастной, она невольно вскрикнула:

— Боже мой! бѣдняжка!..

— Дѣйствительно, она суха, какъ соленая селедка, замѣтилъ Гарнюшонъ. Погоди, я разотру ей кожу, она что нибудь скажетъ.

Снѣгурочка глядѣла на старуху полными слезъ глазами. Она испытывала странное волненіе. Наклонившись надъ несчастной, она жадно разсматривала ее.

— Дай ей еще немножко вина, сказалъ Гарнюшонъ, и она совсѣмъ поправится.

Дѣйствительно, та, которую въ сумасшедшемъ домѣ звали Бетиной, казалось спасенной. Всѣ ея члены снова стали гибки, грудь поднималась медленно, но правильно.

— Что съ тобой? снова спросилъ Гарнюшонъ видя блѣдность Снѣгурочки. Съ тобой случилось что-то неожиданное?

— Шіи… прошептала Снѣгурочка, внимательно слѣдившая за Бетиной, губы которой начали шевелиться.

— Нѣтъ, нѣтъ! сказала она, протягивая руки, какъ бы отталкивая кого-то. Я не хочу… не хочу. Я предпочитаю умереть… Вы лжете, я не сумасшедшая!.. О! я хорошо это знаю!..

— О! прошепталъ Гарнюшонъ, это бѣглянка изъ Вильпатура.

Старуха вдругъ открыла глаза.

— Гдѣ я? сказала она, вздрогнувъ,

Гарнюшонъ хотѣлъ отвѣчать, но Снѣгурочка закрыла ему ротъ рукой, затѣмъ, наклонившись къ старухѣ, прошептала ей на ухо:

— Вы въ Нуази ле-Гранъ.

— Въ Нуази-ле-Гранъ? повторила старуха. Нѣтъ, нѣтъ!.. это невозможно!..

— Однако, продолжала Снѣгурочка, развѣ вы забыли Гюшетту?

Старуха вскочила.

— Гюшетту?.. вскричала она. О! злодѣйка!..

— Что это можетъ значить? думалъ Гарнюшонъ въ сильномъ безпокойствѣ.

— Не проклинайте никого, кротко сказала Снѣгурочка. Кто знаетъ, можетъ быть, ваши страданія окончились.

— Скажите лучше — мои муки! вскричала старуха. Да, я много страдала, плакала… Сторожа, эти злодѣи, били меня… Но всѣ эти физическія страданія ничто въ сравненіи съ нравственными муками…

— Я знаю, что вы много страдали, продолжала Снѣгурочка. Я понимаю, какое ужасное горе для матери, быть разлученной съ дочерью.

— Мое дитя!.. Кто говоритъ о моей дочери? продолжала Бетина. Увы! она навсегда для меня погибла!..

— Кто знаетъ? случай не всегда бываетъ пагубенъ.

— Но кто же вы такая? вскричала старуха, схватывая Снѣгурочку за руку. Къ чему хотите вы пробудить во мнѣ надежду…

— Не волнуйтесь, поглядите на меня и будьте увѣрены, что я не врагъ…

— Врагъ!.. вы!.. О, нѣтъ! Вашъ взглядъ такъ добръ… И потомъ, я не знаю, что со мной…

— Вспомните, продолжала Снѣгурочка, какъ въ Нуази-ле-Гранъ, злая старуха мучила маленькаго ребенка. Но время отъ времени, надъ колыбелью малютки склонялась одна дама, и ребенокъ забывалъ все… Эта дама звала ребенка своею дочерью, а ребенокъ обнималъ ее своими маленькими ручками и звалъ ее матерью… Однажды, эта дама явилась нечаянно и застала Гюшетту въ ту минуту, какъ та била дѣвочку. Произошла ужасная сцена. Тогда Гюшетта вскричала: «А если такъ, то вы не увидите ее болѣе!» И дѣйствительно, съ тѣхъ поръ, мать не возвращалась…

— Какъ знаете вы все это?

— Скажите мнѣ, почему она не возвращалась?

— Потому, что эта несчастная была замужемъ, потому что злодѣй, сдѣлавшій ее матерью, похитилъ у нея ребенка и отдалъ презрѣнной Гюшеттѣ. Вслѣдствіе описанной ужасной сцены, Гюшетта пошла къ мужу дамы, потому что, наконецъ, мужъ, бывшій человѣкомъ могущественнымъ, заперъ несчастную въ домъ сумасшедшихъ, гдѣ она страдала въ теченіе восемьнадцати лѣтъ… Но какъ знаете вы все это?

— Неужели ваше сердце ничего вамъ не говоритъ?

— Мое сердце?.. Я не рѣшаюсь его слушать. Предчувствіе столько разъ обманывало меня. О, не мучьте меня!..

Снѣгурочка упала на колѣни.

— Не сомнѣвайтесь, сказала она, и благословите ребенка, котораго вы навсегда считали погибшимъ.

— Это вы!.. Ты дочь моя!..

Бетина, какъ безумная, обняла Снѣгурочку.

— Моя возлюбленная дочь!.. Я столько плакала…

О! если бы я могла теперь умереть!..

— Скажите мнѣ, матушка, имя моего отца!

— Твоего отца?.. О! онъ также знатный господинъ!.. Его зовутъ графомъ де-Планэ…

ГЛАВА XV.
Я одна, но этого достаточно.

Гарнюшонъ былъ озадаченъ.

То, что онъ видѣлъ, превосходило самыя раздирательныя драмы Амбигю.

Какъ! эта старуха, худая, какъ заржавленный гвоздь, оказывается матерью Снѣгурочки! Въ доказательствахъ не было недостатка.

Какія слезы! Какія страстныя объятія!

Имя отца немного охладило эту сцену. Какъ, негодяй де-Планэ былъ отцемъ Снѣгурочки?.. Это дѣлало изъ него, въ нѣкоторомъ родѣ, священную особу; противъ него можно было только защищаться, но не нападать.

— Бѣдная матушка, говорила Снѣгурочка, теперь всѣ ваши страданія окончены. Я буду такъ любить васъ, что вы забудете всѣ ваши прошлыя мученія.

— Теперь я сильна, говорила, выпрямляясь, Бетина. Я хочу жить и буду жить!..

Затѣмъ, обнимая Снѣгурочку, она продолжала:

— Ты даже не спросила моего имени? Меня зовутъ Поль Бераръ. А тебя?.. я знаю, что тебя назвали Полиной.

— О! вмѣшался въ разговоръ Гарнюшонъ, развѣ вы не хотите, чтобы ее звали Снѣгурочкой?

Мать не требовала этого и Снѣгурочка сохранила свое имя.

— Какъ мы будемъ счастливы, говорила мадамъ Бераръ. Мы будемъ жить въ деревнѣ, Снѣгурочка, у насъ еще есть родные. И кромѣ того, я знаю, что меня ждетъ наслѣдство. Я этимъ не занималась до сихъ поръ, такъ какъ мнѣ ничего не было нужно… Если ты согласна, мы отправимся завтра же.

Снѣгурочка вздрогнула.

— Нѣтъ, я не могу!.. отвѣчала она, не обвиняйте меня ни въ равнодушіи, ни въ эгоизмѣ, но то, о чемъ вы просите, невозможно!..

— Невозможно!.. Неужели же я должна разстаться съ тобой?.. Ты знаешь, что на этотъ разъ я не переживу разлуки.

Снѣгурочка поблѣднѣла.

— Я не хотѣла бы огорчать васъ, но я не умѣю лгать!.. Я не могу уѣхать отсюда, не исполнивъ моей миссіи…

— Какой миссіи?

— Я поклялась спасти несчастнаго…

— Объяснись, ради Бога! И, чего бы ты отъ меня ни потребовала, я готова тебѣ повиноваться.

Снѣгурочка покраснѣла и опустила голову.

— Но, мамаша, вмѣшался Гарнюшонъ, надѣюсь, вы понимаете, что мы не ради удовольствія явились сюда, въ эту проклятую мѣстность.

— Дѣйствительно. Но какая причина этого, такъ какъ Снѣгурочка не могла знать, что я скрыта въ этомъ аду?

Снѣгурочка снова покраснѣла.

— Говори, дитя мое, сказала госпожа Бераръ. Развѣ, я не мать тебѣ?

— Я боюсь, что вы найдете меня эгоисткой, потому что я у васъ прошу вашей помощи.

— Чѣмъ я могу быть тебѣ полезна?

Снѣгурочка колебалась.

— Вотъ въ чемъ дѣло, мамаша, снова вмѣшался Гарнюшонъ. Надо вамъ сказать, что мы впутались въ цѣлую кучу приключеній, одно удивительнѣе другаго. Тутъ были убійства, аресты, и одна особа, которой мы съ Снѣгурочкой особенно интересуемся, заперта въ томъ самомъ домѣ сумашедшихъ изъ котораго вы бѣжали.

— Въ чемъ же дѣло?.. Неужели ты не вѣришь мнѣ, Снѣгурочка? Вѣдь я твоя мать. Я всегда любила тебя и всегда буду любить…

— Выслушайте меня матушка, рѣшительно сказала Снѣгурочка.

Молодая дѣвушка долго говорила, по временамъ слезы заставляли ее останавливаться.

Выслушавъ ужасный разсказъ, въ которомъ было замѣшано имя де-Планэ, разбившаго ея собственную жизнь, мадамъ Бераръ вздрогнула отъ гнѣва и отвращенія. Когда Снѣгурочка разсказала о спасеніи дочери Діаны д’Эрво, мадамъ Бераръ спросила, что сталось съ этимъ маленькимъ существомъ.

— Она въ безопасности, отвѣчала Снѣгурочка, но Жакъ исчезъ вотъ уже два года, и, двѣ недѣли тому назадъ, мы въ первый разъ узнали, что онъ содержится въ сумашедшемъ домѣ въ Вильпатурѣ.

— О! несчастный! вскричала Поль Бераръ, погодите, кажется, вы сказали, что его зовутъ Жакомъ?

— Да, Жакомъ.

— Боже мой! я припоминаю, что слышала это имя, онъ энергично требовалъ освобожденія, и такъ какъ ему отказывали, то онъ вышелъ изъ себя и ударилъ сторожа, доктора и… и его подвергли самой ужасной мукѣ, которая предназначается для тѣхъ, кто сопротивляется.

— Жакъ!.. вскричала Снѣгурочка. Они убьютъ его…

— Я помню также, продолжала Поль Бераръ, гдѣ находится этотъ карцеръ, такъ какъ я сама долгое время была заперта въ немъ. Онъ помѣщается подъ церковью, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ той келіи, въ которой я помѣщалась постоянно. Иногда ночью я слышала тамъ ужасные стоны… Но, продолжала она, помолчавъ немного, бѣдные дѣти, неужели у васъ нѣтъ никого, кто бы помогъ вамъ?

— Негодяи поразили всѣхъ нашихъ друзей, сказалъ Гарнюшонъ. Отецъ Жака, безъ сомнѣнія, на каторгѣ, Компанъ, плотникъ, былъ изгнанъ изъ Франціи. Мы одни, но не все ли равно? Мы рѣшились на все. Къ тому же, счастіе иногда благопріятствуетъ честнымъ людямъ… Доказательство этому то, что вы спаслись.

— Есть ли у васъ какой нибудь планъ? продолжала Поль Бераръ.

— До сихъ поръ никакого.

— Какъ думаете вы проникнуть въ госпиталь?

— Не знаю, отвѣчалъ Гарнюшонъ, но я чувствую, что вырву Жака изъ ихъ когтей.

— А я, прошептала Снѣгурочка, я умру, если это не удастся.

Наступило нѣкоторое молчаніе, затѣмъ мадамъ Бераръ обратилась къ Гарнюшону:

— Ты готовъ на все, чтобъ спасти его? спросила она.

— О, да!

Мадамъ Бераръ нѣжно поцѣловала въ лобъ Снѣгурочку.

— Дитя мое, сказала она, ты доставила мнѣ единственную радость, которую мое сердце испытало въ теченіе многихъ лѣтъ. Ты моя жизнь. Я даю тебѣ слово, что твой возлюбленный Жакъ будетъ спасенъ.

— Что вы говорите?..

— Я говорю, что для того, чтобъ спасти его изъ этого ада, ему необходимо имѣть сообщника въ самой тюрьмѣ.

— Но какъ найти этого сообщника?

— Онъ уже найденъ, такъ какъ тотъ сообщникъ, который спасетъ Жака, буду я.

— Вы, матушка? вскричала Снѣгурочка, бросаясь къ ней въ объятія.

— Да, я! Я жила только для того, чтобъ посвятить мою жизнь тебѣ, насталъ день расплаты, — я заплачу долгъ.

— Я васъ не понимаю!.. Я боюсь сама сойти съума!.. Что вы хотите сдѣлать?

— Я возвращусь въ мою тюрьму и одно изъ двухъ: или умру въ ней, или выйду изъ нея вмѣстѣ съ Жакомъ.

— Это безуміе!.. Я не могу принять этой жертвы.

— Молчи, дитя. Ты любишь Жака, и вѣрь, что я возвращу его тебѣ.

— Но если вы погибнете, не исполнивъ своей задачи?.. Нѣтъ, я не согласна!..

Дочь и мать соперничали въ великодушіи, наконецъ, Поль Бераръ восторжествовала.

На другой день, рано утромъ, мадамъ Бераръ, снова принявъ идіотскій видъ, сама звонила у воротъ госпиталя. Въ эту самую минуту докторъ Тапаръ и де-Лаверанъ приготовлялись выдти, желая каждый, съ своей стороны, отправить доносъ, написанный ночью. Они въ одно и тоже время увидали съумасшедшую и энергическая брань посыпалась на нее. Они вмѣстѣ кинулись на нее и схватили за руки.

— Негодяйка! кричалъ директоръ, я тебя закую! въ карцеръ на хлѣбъ и воду! Презрѣнная!

Мы пропускаемъ наиболѣе сильную брань.

Десять минутъ спустя, Поль Бераръ, снова превратившаяся въ Бетину, была прикована къ стѣнѣ въ узкомъ корридорѣ подъ церковью. Ее окружала полнѣйшая темнота. Стѣны были покрыты влажностью, но Бетина говорила себѣ:

— Дѣти мои, я забочусь о васъ!.. Только бы они не забыли, что я имъ сказала.

Рядомъ, въ такомъ же ужасномъ корридорчикѣ, Жакъ дрожалъ отъ холода.

ГЛАВА XVI.
Іуда предатель.

Ранденсъ скоро убѣдился, что Жакъ не съумасшедшій.

Когда докторъ въ первый разъ вошелъ въ карцеръ Жака, послѣдній, не знавшій его измѣны, и увидавъ егопри свѣтѣ фонаря, который несъ Лазарь, сторожъ, сейчасъ же узналъ его и спрашивалъ себя, не спитъ ли онъ? этотъ человѣкъ былъ его товарищемъ, почти другомъ. Онъ уже разъ оказалъ ему помощь въ щекотливыхъ обстоятельствахъ. Онъ надѣялся и въ этотъ разъ найти въ немъ союзника.

Но, сдѣлавшись осторожнымъ, онъ отвѣчалъ на вопросы Ранденса, какъ будто они были совершенно посторонними другъ другу, такъ какъ боялся, что за Ранденсомъ можетъ наблюдать этотъ новый сторожъ, съ мрачнымъ лицомъ.

Первое посѣщеніе было коротко.

Когда Ранденсъ удалился, Жакъ рѣшилъ про себя, что если онъ другъ, то, конечно, найдетъ случай поговорить съ нимъ безъ свидѣтелей.

Съ другой стороны, Ранденсъ также думалъ. Онъ былъ, очевидно, въ фальшивомъ положеніи. Если продолжать обращаться съ Жакомъ, какъ съ постороннимъ, то послѣдній могъ разсердиться и при первомъ посѣщеніи директора у него могли вырваться слова, которыя компрометировали бы доктора.

Жакъ былъ, очевидно, опасенъ для всѣхъ; онъ долженъ былъ исчезнуть. Надо было только придумать лучшее средство. Между тѣмъ, дни проходили. Прошла цѣлая недѣля, пока, наконецъ, Ранденсъ рѣшился отправиться къ Жаку.

Жакъ въ это время уже не ожидалъ и не надѣялся. Онъ прошелъ всѣ степени отчаянія и дошелъ до полнаго равнодушія къ окружающему. Когда Ранденсъ вошелъ въ карцеръ, Жакъ сидѣлъ неподвижно въ углу. Ранденсъ подошелъ къ нему и дотронулся до его плеча. Молодой человѣкъ вздрогнулъ и повернулся. Взглядъ его былъ такъ ужасенъ, что Ранденсъ отскочилъ и чуть не позвалъ на помощь.

— Кто вы такой? спросилъ Жакъ, глаза котораго отвыкли отъ свѣта.

— Развѣ ты не узналъ меня? сказалъ Ранденсъ, успокоившись.

Жакъ приложилъ руку къ глазамъ и, наконецъ, вскричалъ:

— Ранденсъ! зачѣмъ ты сюда пришелъ, или ты хочешь, въ свою очередь, насладиться моими муками?

— Ты несправедливъ. Я другъ. Я такъ страдалъ, видя тебя въ первый разъ.

— Но теперь…

— Развѣ ты не понялъ, что я долженъ былъ принимать предосторожности. Развѣ ты не знаешь моей здѣшней роли?

— Ты одинъ изъ палачей, которые мучатъ умирающихъ и такихъ сушасшедшихъ, какъ я.

— Ну нѣтъ, не такихъ, какъ ты, потому что ты въ полномъ умѣ.

— Наконецъ-то! вскричалъ Жакъ, вскакивая.

— Успокойся, другъ мой, твое положеніе хуже, чѣмъ еслибы ты былъ безумный.

— Что ты хочешь сказать? Ты признаешь, что я не безумный и въ то же время запрещаешь мнѣ надѣяться.

— Потерпи немного, возразилъ Ранденсъ. Нужно прежде всего опредѣлить наше взаимное положеніе. Я докторъ госпиталя Вильпатура. Когда я поступилъ сюда, въ числѣ сумасшедшихъ, подвергавшихся особенному присмотру, мнѣ назвали твое имя. Тебя не желаютъ выпустить отсюда.

— Злодѣи!…

— Я ихъ не защищаю. Однимъ словомъ, ты предоставленъ моему присмотру. Но это еще не все. Директоръ и докторъ Тапаръ должны наблюдать за мною. Вотъ почему, въ присутствіи сторожа, я сдѣлалъ видъ, что не знаю тебя. Знаешь ли ты, въ чемъ тебя обвиняютъ? Въ томъ, что ты хотѣлъ убить императора.

— Я!… вскричалъ Жакъ. Но это ложь!

Дѣйствительно, Жакъ, пробравшись ночью въ комнату Діаны, въ своемъ волненіи не узналъ Наполеона.

— И такъ, прошепталъ онъ, вотъ что эта женщина придумала противъ меня. О! теперь я все понимаю! Я угадываю, почему Лаверанъ и Тапаръ такъ наблюдали за мною — вѣдь я убійца.

— Несчастный!… притворно дрожащимъ голосомъ сказалъ Рандесъ.

— Ты меня жалѣешь, слѣдовательно, ты мнѣ поможешь?

— Да, прошепталъ Ранденсъ, наклоняясь къ нему. Я спасу тебя. Я пришелъ къ тебѣ, потому что хочу, чтобъ ты былъ свободенъ.

— Ради Бога! не обманывай меня! иначе я, дѣйствительно, сойду съ ума.

— Вѣрь мнѣ. Я знаю, что просить твоихъ палачей было бы безполезно. Они не согласятся выпустить свою жертву… Ты знаешь, что за мною также здѣсь наблюдаютъ. Все будетъ зависѣть отъ тебя самого. Найдется въ тебѣ энергія?

— Да, конечно.

— Въ такомъ случаѣ, твоя судьба будетъ у тебя въ рукахъ. Но помни только, что необходима величайшая осторожность.

— Будь покоенъ. Я буду повиноваться. Если я не ошибаюсь, дѣло идетъ о бѣгствѣ?

— Да.

— Я долженъ бѣжать отсюда, изъ этого ужаснаго мѣста?

— Во мракѣ за тобою труднѣе наблюдать.

— Твоя правда. Но мнѣ надо будетъ пробить стѣну… Нѣтъ, это невозможно.

— Съ тѣхъ поръ, какъ я здѣсь, я изучалъ, и вотъ что узналъ. Этотъ карцеръ нѣкогда соединялся съ капеллой. Часть стѣны, которую я тебѣ укажу, задѣлываетъ собою входъ на каменную лѣстницу, верхній конецъ которой выходитъ въ ризницу, и прикрытъ простымъ деревяннымъ трапомъ. Ты проломаешь этотъ кусокъ стѣны и проберешься до алтаря, окна котораго выходятъ, какъ тебѣ извѣстно, въ поле. Слѣдовательно, когда ты будешь въ капеллѣ, тебѣ будетъ легко открыть окно и соскочить внизъ не болѣе, какъ съ вышины двухъ или трехъ метровъ, и ты будешь свободенъ.

— О! мой спаситель! вскричалъ Жакъ. Если тебѣ когда нибудь понадобится моя жизнь!…

— Ты долженъ жить! торжественно возразилъ Ранденсъ. Жить для твоего ребенка…

Вдругъ Жакъ вздрогнулъ.

— Но мнѣ нечѣмъ проломить стѣну!

— Вотъ возьми, сказалъ Ранденсъ.

Говоря это, онъ вынулъ изъ кармана короткій, стальной ломъ.

Жакъ, будучи не въ состояніи словами выразить своей благодарности молча плакалъ и цѣловалъ руки Ранденса.

Докторъ не забылъ ничего. Онъ далъ Жаку маленькій потайный фонарь, который долженъ былъ помочь ему во время его работы. Такъ какъ плѣнникъ слышалъ бой часовъ, то ему легко было опредѣлить часъ бѣгства, который онъ долженъ былъ избрать между двумя и тремя часами ночи.

Когда все было условлено, Ранденсъ оставилъ карцеръ.

— Ну, что? спросилъ его Лазарь у дверей.

— Онъ на все согласенъ и бѣжитъ сегодня ночью.

— Въ такомъ случаѣ, прошепталъ Лазарь, сегодня ночью моей дочери нечего будетъ бояться.

ГЛАВА XVII.
Работа плѣнника.

Въ то время, какъ это происходило въ карцерѣ Жака, бѣдная Поль Бераръ также думала о томъ, чтобъ сдержать свое слово.

Она возвратилась добровольно, чтобъ помочь освободиться несчастному. Но, можетъ быть, рѣшившись на это, она была дѣйствительно сумасшедшая? Однако, въ дѣйствительности, ея рѣшеніе было не такъ безумно, какъ казалось съ перваго взгляда.

Заключенная въ Вильпатурѣ уже много лѣтъ, она знала его во всѣхъ подробностяхъ. На ея глазахъ проходило много сторожей и докторовъ, а она все оставалась. Ея камера № 119, въ которой она жила болѣе четырехъ лѣтъ, послѣ своей послѣдней попытки бѣжать, помѣщалась какъ разъ надъ карцеромъ. Постоянно напрягая свой умъ въ одномъ направленіи, она нашла у себя подъ кроватью задѣланное отверстіе, которое, какъ разъ приходилось въ стѣнѣ, раздѣлявшей два карцера, женскій и мужской.

Одинъ разъ она уже спустилась въ это отверстіе и старалась руками проломать стѣну, но напрасно.

Но она убѣдилась, что, вслѣдствіе сырости, стѣна плохо держалась. Это замѣчаніе имѣло для нея большую важность.

Пятнадцать лѣтъ тому назадъ она присутствовала при томъ, какъ задѣлывали стѣну лѣстницы, соединявшейся съ капеллой, поэтому она составила слѣдующій планъ:

Во времена доктора Пивоне мужской карцеръ, рѣдко бывалъ занятъ, поэтому, если бы ей удалось быть заключенной въ женскій карцеръ и проломать изъ него стѣну въ мужской и затѣмъ изъ мужскаго стѣну, задѣлывавшую входъ на лѣстницу, то она могла бы бѣжать черезъ церковь.

Конечно, для человѣка, находящагося на свободѣ, подобный планъ показался бы невозможнымъ, вслѣдствіе своей медленности, но для плѣнника, проводящаго въ одиночествѣ длинныя ночи, минуты и часы дѣлаются какъ бы инструментами для работы. Время становится его сообщникомъ.

Каждый день, въ теченіе двухъ лѣтъ, Поль Бераръ опускалась въ отверстіе подъ своей кроватью и выливала на стѣну всю кружку приносимой ей воды; она знала, что вода размягчаетъ цементъ и говорила себѣ, что наступитъ день, когда она воспользуется результатами своего терпѣнья. Этотъ день насталъ. Ее при ковали къ этой самой стѣнѣ.

Когда вокругъ нея воцарилась тишина, Поль Бераръ обмотала вокругъ себя цѣпь и, напрягая всѣ силы, стала тянуть кольцо. Желѣзо впивалось ей въ тѣло, но она не чувствовала боля. Она не ошиблась. Стѣна, размягченная водой, уступила. Послѣ долгихъ усилій, кольцо, вдѣланное въ стѣну, осталось у нея въ рукѣ, нѣсколько мгновеній она ждала задыхаясь.

На этотъ разъ она знала, что по другую сторону стѣны есть живое существо, такая же жертва, какъ и она, которую она поклялась спасти.

Дѣйствительно, штукатурка, размягченная водой, представляла собою жидкую грязь. Но все-таки, работая, нужно было принимать предосторожности, такъ какъ стѣна могла обрушиться вдругъ, потолокъ упасть на нее и раздавить. Она работала медленно и осторожно, Наконецъ, отверстіе было продѣлано. Нужно было только настолько расширить его, чтобъ можно было пролѣзть.

Она только что кончила, когда на часахъ пробило два. Минута была благопріятная. Въ госпиталѣ всѣ должны были спать.

Она наклонилась впередъ и позвала:

— Жакъ!..

Все было тихо.

Она вздрогнула. Неужели она опоздала? Но все-таки, не теряя надежды, она пролѣзла въ сосѣдній карцеръ. Тамъ было совершенно темно. Она ничего не видала. Тогда она стала ощупывать руками. Вдругъ рука ея встрѣтила пустоту. Она подвинулась. Ноги ея встрѣтили препятствіе. Она наклонилась и ощупала. Это были ступени лѣстницы. И такъ, извѣстный ей выходъ былъ открытъ можетъ быть, самимъ Жакомъ? Наклонясь впередъ, ощупывая руками ступени лѣстницы, она стала подниматься. Теперь она знала, куда идетъ. Трапъ былъ открытъ. Однимъ прыжкомъ она очутилась въ ризницѣ. Пріотворивъ дверь, она выглянула, въ церкви все было пусто. Тогда она вышла и, машинально, сама не зная почему, подошла къ одному изъ оконъ.

Вдругъ она вздрогнула; на небольшомъ разстояніи, за группою кустовъ, она увидала темную тѣнь. Она слишкомъ хорошо знала тюремныхъ сторожей, чтобъ колебаться хоть минуту. Это тѣнь былъ новый сторожъ, котораго звали Лазаремъ и котораго всѣ боялись за его грубость. Онъ, очевидно, ждалъ. Но кого? Тогда ей показалось, что у ногъ Лазаря она видитъ продолговатую, черную яму. какъ будто открытую могилу.

ГЛАВА XVIII.
Послѣдній часъ.

Когда Ранденсъ ушелъ, Жакъ долго думалъ: обманываетъ его этотъ человѣкъ или же говоритъ правду?

Впрочемъ, онъ не видѣлъ никакого повода не довѣрять. Нѣкогда Ранденсъ оказалъ ему дѣйствительную услугу, помогая разрѣшенію Діаны. Въ томъ, что докторъ, жаждавшій денегъ и положенія, согласился принять мѣсто доктора въ Вильпатурѣ, не было ничего удивительнаго. Обдумавъ все это, Жакъ мало-помалу успокоился. Къ тому же, у него не было выбора. Ранденсъ далъ ему вполнѣ точныя указанія, которыя было, во всякомъ случаѣ, легко провѣрить.

Нужно было быть особенно недовѣрчивымъ, чтобъ предположить существованіе ловушки. Кромѣ того, онъ ничѣмъ не рисковалъ, хуже того карцера, въ которомъ онъ былъ, ничего нельзя было придумать.

Но, странная вещь, приготовляясь дѣйствовать и мысленно защищая Ранденса, онъ невольно говорилъ себѣ, что голосъ доктора звучалъ фальшиво.

Онъ принялся за дѣло съ безконечными предосторожностями.

Принявшись за работу, онъ убѣдился, что кирпичи, которыми было задѣлано отверстіе, держались такъ слабо, что выломать ихъ было игрушкой.

Когда на госпитальныхъ часахъ пробило часъ,

Жакъ былъ увѣренъ, что ничто не можетъ помѣшать успѣху его попытки. Онъ былъ охваченъ лихорадкой. Всѣ его нервы были натянуты до высшей степени. Не прошло и полчаса, какъ онъ сдѣлалъ отверстіе, въ которое могъ пройдти. Окончивъ его, онъ вздрогнулъ. Что, если отъ него хотѣли отдѣлаться? Что, если за этой стѣной былъ какой нибудь колодезь, какой нибудь трапъ, который долженъ былъ вдругъ открыться у него подъ ногами?

Странная вещь! Жакъ былъ храбръ, а между тѣмъ, въ эту минуту, онъ боялся всего. Онъ легъ на землю, просунулъ руку въ отверстіе и ощупалъ. Рука его встрѣтила ступени лѣстницы. О! тогда онъ болѣе не колебался!

Положивъ за поясъ данныя ему докторомъ деньги и свернувъ принесенное имъ платье, онъ рѣшительно вошелъ въ отверстіе.

Лѣстница была узкая и витая, на верху, какъ сказалъ докторъ, она закрывалась деревяннымъ трапомъ, который держался только собственной тяжестью.

Дойдя до верхнихъ ступеней, Жакъ уперся плечами. Сначала, давно не открывавшійся трапъ не подавался, но скоро Жакъ почувствовалъ, что четырехугольникъ уступаетъ его усиліямъ. Положительно, онъ былъ виноватъ, подозрѣвая Ранденса. Все сказанное докторомъ оказалось справедливымъ.

Поддерживая трапъ спиной, Жакъ на половину высунулся изъ отверстія и, не видя ничего подозрительнаго, отбросилъ трапъ назадъ, старательно избѣгая шума.

На часахъ пробило два часа. Онъ вздрогнулъ.

Не все еще было кончено, онъ еще былъ плѣнникомъ: надо было бѣжать, бѣжать скорѣе.

Онъ осторожно открылъ фонарь и при свѣтѣ его увидалъ алтарь и въ немъ высокія, стеклянныя окна.

Указаніе Ранденса снова подтвердилось. Одно изъ оконъ было легко открыть.

Но въ эту минуту Жакъ услышалъ легкій шорохъ ему казалось, что этотъ шорохъ идетъ снизу, изъ его тюрьмы. Вѣроятно, какой нибудь сторожъ вошелъ въ карцеръ и, убѣдившись въ попыткѣ къ бѣгству, бросился преслѣдовать несчастнаго.

Жакъ, рѣшившись на все, поспѣшно отступилъ.

Рядомъ съ ризницей была исповѣдальня. Жакъ поспѣшно открылъ въ нее дверь и спрятался въ узкой комнатѣ. Прижавшись лицомъ къ деревянной рѣшеткѣ, онъ терпѣливо ждалъ. Шумъ продолжался. Его глаза, привыкшіе къ темнотѣ, различили черную тѣнь.

Въ этомъ силуэтѣ Жакъ не узналъ ни одного изъ сторожей. Это не была также фигура Ранденса.

Тѣнь прошла прямо къ ризницѣ и вошла въ нее.

Жакъ думалъ сначала, что это можетъ быть церковный сторожъ. Но какимъ образомъ объяснить, что онъ попалъ въ капеллу такимъ необыкновеннымъ ходомъ?

Между тѣмъ, тѣнь не появлялась изъ ризницы, тогда Жакъ вышелъ изъ исповѣдальни и подошелъ къ окну. Окно было даже не заперто на задвижку. Ранденсъ все предвидѣлъ.

Поспѣшно распахнувъ окно, Жакъ схватился за подойникъ.

— Жакъ!… Жакъ!… раздался чей-то голосъ.

Казалось, что этотъ голосъ выходилъ изъ могилы.

Жакъ почувствовалъ, какъ волосы поднялись у него на головѣ. Онъ повернулся на половину и стоялъ, наклонившись впередъ, широко раскрывъ глаза. Тогда онъ увидалъ длинную тѣнь, которая шла къ нему, протянувъ руки.

— Жакъ!… Жакъ!… повторяла она.

Самъ не зная, что дѣлаетъ, Жакъ машинально поднялъ ломъ, который далъ ему докторъ.

— Кто вы?… прошепталъ онъ. Еще шагъ, и я васъ убью.

Но вдругъ его рука опустилась и слезы выступили на глазахъ.

Дѣло въ томъ, что тѣнь, на его угрозу, отвѣчала:

— Молчите!… Заклинаю васъ именемъ вашего ребенка, именемъ вашей Діаночки!

— Мое дитя!… Діаночка! повторилъ онъ, какъ бы во снѣ.

— Именемъ всѣхъ, кто васъ любитъ, Жакъ Дарневаль, заклинаю васъ, выслушайте меня.

— Кто вы?

— Я пришла къ вамъ отъ тѣхъ, кто спасъ вашего ребенка, спасъ отъ убійства, которое должно было совершиться по приказанію ея матери, Діаны де-Планэ.

Жакъ не могъ сомнѣваться. Человѣкъ, говорившій это, зналъ всѣ его тайны, былъ связанъ съ его жизнью.

Тогда онъ прямо пошелъ къ тѣни и освѣтилъ фонаремъ ея лицо.

Это было печальное, худое лицо женщины.

— Жакъ, вѣрьте мнѣ, сказала она. Я мать той, которая любитъ васъ всѣмъ сердцемъ и готова пожертвовать для васъ жизнью.

— Кто это?

— Вы звали ее Снѣгурочкой.

На этотъ разъ сомнѣваться было невозможно.

Тогда мадамъ Бераръ объяснила ему все происшедшее, сказала, что поклялась спасти его, не зная, потому что Снѣгурочка, ея, долго оплакиваемая и наконецъ найденная, дочь, любила его, Жака.

Жакъ невольно чувствовалъ радость и гордость, слыша, что его любили въ то время, когда онъ считалъ себя покинутымъ всѣми.

Всѣ эти объясненія заняли всего только нѣсколько минутъ. Но время было дорого. Надо было спѣшить.

— Отвѣчайте мнѣ, какъ могли вы бѣжать? спросила мадамъ Бераръ.

— Одинъ другъ доставилъ мнѣ средства къ бѣгству.

— Кто этотъ другъ?

— Докторъ Ранденсъ.

— Несчастный!… вскричала госпожа Бераръ. Тотъ, кого вы зовете другомъ, сообщникъ Діаны. Онъ хотѣлъ убить вашего ребенка.

— Негодяй!… прошепталъ Жакъ. И я оставлюего безнаказаннымъ! Нѣтъ! нѣтъ! я не хочу бѣжать.

Старуха тихо засмѣялась.

— Идемте, сказала она. И, взявъ за руку Жака, увлекла его въ ризницу. Тамъ она указала ему въ окно ждавшаго его человѣка.

Между тѣмъ, Лазарь начиналъ терять терпѣніе. Онъ конвульсивно сжималъ въ рукахъ орудіе, которымъ долженъ былъ разбить голову Жака. Черная яма, замѣченная госпожей Бераръ, была вырыта для того, чтобъ закопать въ ней Жака, и такимъ образомъ избавиться отъ всякой отвѣтственности. Всѣ думали бы, что Жакъ бѣжалъ.

Но желаніе скорѣе покончить волновало Лазаря, онъ раздражался, что бѣглецъ такъ медлитъ.

Между тѣмъ, госпожа Бераръ говорила Жаку:

— Надо бѣжать, во что бы то ни стало!… Вы хотите наказать Ранденса, но прежде всего вы должны думать о вашемъ ребенкѣ. У васъ есть оружіе, продолжала она. Можно было опасаться только неожиданности. Этотъ человѣкъ, какое бы вознагражденіе ему ни обѣщали, долженъ быть трусъ. Онъ очевидно ожидаетъ, что вы не успѣете встать въ оборонительное положеніе. Но въ вашемъ ужасномъ положеніи, вы должны рисковать всѣмъ, подумайте, только, не измѣнятъ ли вамъ ваши силы?

— Когда дѣло идетъ о свободѣ, о томъ, чтобъ увидать моего ребенка, я увѣренъ въ себѣ!..

Дѣйствительно, Жакъ, казалось, преобразился. Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ окну.

Мадамъ Бераръ положила ему руку на плечо.

— Погодите, сказала она ему. Я сейчасъ объясню вамъ мой планъ. Не слѣдуетъ напрасно подвергаться опасности. Я обѣщала дочери, что вы выйдете отсюда здравымъ и невредимымъ. Я отвѣчаю за васъ.

— Я готовъ васъ слушать. Но надо спѣшить, каждая минута вызываетъ новую опасность. Кто знаетъ, можетъ быть, наше бѣгство откроютъ и, не смотря на мое твердое намѣреніе дорого продать жизнь, намъ придется пасть предъ множествомъ нападающихъ.

— Поэтому я и не удерживаю васъ, отвѣчала мадамъ Бераръ, но я хочу обезпечить ваше спасеніе. Слушайте меня, не прерывая. Я первая выйду отсюда, я первая упаду на землю. Когда этотъ человѣкъ увидитъ темную тѣнь, вышедшую изъ церкви, онъ ни минуты не будетъ сомнѣваться, что это вы и бросится ко мнѣ. Я побѣгу. Онъ станетъ меня преслѣдовать, тогда вы кинетесь на него, въ свою очередь…

— Но если онъ ударитъ васъ, прежде чѣмъ я догоню его?

— Не говорите такимъ образомъ. Предоставьте мнѣ дѣйствовать. Я отвѣчаю за все.

Жакъ чувствовалъ, что его силы удесятерились отъ волненія, и согласился на этотъ планъ. Тогда они снова бросились къ окну.

Жакъ, наклонившись, подставилъ спину, чтобъ мадамъ Бераръ могла подняться къ окну.

— Выпустите меня, сказала мадамъ Бераръ. Теперь ваша очередь.

Жакъ схватился за подоконникъ, но вдругъ за нимъ раздался голосъ.

— А! негодяй!.. Я пришелъ во время!..

Это былъ голосъ Лазаря, который, потерявъ терпѣніе, оставилъ свой наблюдательный постъ и чрезъ боковую дверь, ключъ отъ которой у него былъ, вошелъ въ капеллу.

Войдя, онъ увидалъ Жака, готоваго бѣжать.

Услышавъ этотъ ужасный голосъ, Жакъ повернулся и, взявъ въ руки ломъ, прижался спиною къ стѣнѣ, рѣшившись защищаться.

Лазарь осторожно приближался, желая поразить навѣрняка, и сжималъ въ рукахъ громадную желѣзную полосу. Въ его сильныхъ рукахъ это было ужасное орудіе, вдвое длиннѣе того, которое Ранденсъ далъ своему плѣннику. День уже начинался. При слабомъ свѣтѣ утреннихъ сумерекъ, противники видѣли другъ друга. Они не обмѣнялись ни однимъ словомъ. Оба, точно по молчаливому соглашенію, рѣшились избѣгать всякаго шума, который могъ бы привлечь вниманіе. Лазарь хотѣлъ убить. Жакъ хотѣлъ убѣжать.

Вдругъ Лазарь взмахнулъ своей дубинкой и, если бы ударъ пришелся по головѣ Жака, то онъ былъ бы мертвъ. Но онъ поспѣшно бросился въ сторону и желѣзо ударилось въ стѣну.

Тогда Жакъ, бросившись къ Лазарю, ударилъ его ломомъ прямо въ грудь. Но Лазарь успѣлъ отскочить назадъ и ударъ только слегка коснулся его.

Тогда, поднявъ надъ головою дубину, Лазарь мало-помалу заставилъ Жака отступить въ уголъ. Онъ однимъ ударомъ выбилъ у него изъ рукъ ломъ и вторично размахнулся, чтобъ на этотъ разъ покончить.

Видя, что нѣтъ никакого спасенія, Жакъ закрылъ глаза. Но поднятая дубина не опустилась, и въ ушахъ

Жака раздалось глухое хрипѣнье. Онъ открылъ глаза и увидалъ лежавшаго на землѣ Лазаря, тогда какъ другой человѣкъ держалъ его за горло.

Жакъ узналъ этого человѣка. Это былъ докторъ Ранденсъ. Онъ не угрожалъ, не говорилъ, а молча душилъ своего друга.

Что же такое случилось?

Лазарь, обладавшій страшной силой, съ которымъ не могли бы справиться шестеро обыкновенныхъ людей, лежалъ на землѣ, не въ состояніи будучи сопротивляться. Дѣло въ томъ, что силы Ранденса удесятерились; Лазарь не зналъ и не могъ угадать, что въ жилахъ доктора текъ ядъ и что онъ былъ въ припадкѣ водобоязни.

Читатель, можетъ быть, помнитъ, что во время опыта доктора надъ собакой Діаны, горничная послѣдней сказала, что собака была больна уже нѣсколько дней, Ранденсъ не обратилъ на это вниманія, когда же, въ послѣднюю минуту, собака слегка укусила доктора въ руку, онъ не понялъ, что въ его кровь проникаетъ ужасный ядъ бѣшенства.

Ночью, послѣ того, какъ онъ привлекъ Жака въ западню, онъ не могъ заснуть. Онъ чувствовалъ, что какой-то жаръ сушитъ его мускулы и режетъ кожу. Онъ вздрагивалъ всѣмъ тѣломъ, въ его крови происходило что-то странное. Голова у него горѣла, тогда какъ ноги были холодны, какъ ледъ.

Вдругъ онъ все понялъ. Ему показалось, что крошечная ранка у него на пальцѣ горитъ, какъ въ огнѣ.

Онъ хотѣлъ бороться, хотя зналъ, что борьба безполезна. Наконецъ, мучимый непобѣдимымъ безпокойствомъ, онъ вскочилъ съ постели и прошелъ по дорогѣ, по которой шелъ днемъ; затѣмъ вошелъ въ карцеръ Жака и ползкомъ поднялся по лѣстницѣ въ церковь.

При бѣловатомъ свѣтѣ утреннихъ сумерокъ онъ увидалъ Лазаря.

Другъ, врагъ, сообщникъ, противникъ, бѣшенство не размышляетъ. Онъ бросился на Лазаря, опрокинулъ его и хотѣлъ укусить.

Испуганный Жакъ не понималъ, въ чемъ дѣло, и не шевелился.

Ранденсъ уже приблизилъ свои зубы къ лицу Лазаря, какъ вдругъ отецъ Діаны сдѣлалъ послѣднее усиліе и схватилъ его рукою за горло.

Онъ видалъ бѣшенныхъ собакъ и понялъ, въ чемъ дѣло.

Ранденсъ страшно раскрывалъ ротъ, изъ котораго текла темная матерія.

Но Лазарь все сильнѣе душилъ его.

Глаза доктора вышли изъ орбитъ, онъ захрипѣлъ и умеръ.

Но Лазарь не выпускалъ его. Онъ боялся, что бѣшенный можетъ еще укусить. Онъ выпрямился и, продолжая держать Ранденса за горло, глядѣлъ на него, держа предъ собою. Затѣмъ оттолкнулъ его и выпустилъ изъ рукъ.

Тѣло упало съ глухимъ, роковымъ стукомъ.

Тогда Лазарь, никогда ничего не боявшійся, былъ охваченъ безумнымъ страхомъ и бросился къ двери церкви, крича:

— Ко мнѣ!.. Ко мнѣ!.. Помогите!

Онъ никакъ не могъ найти ручки двери. Ему казалось, что бѣшенный сейчасъ встанетъ и бросится за нимъ, кровавый туманъ застилалъ ему глаза.

Наконецъ, къ нему прибѣжали на помощь и нашли въ капеллѣ только мертваго Ранденса и лишившагося чувствъ Лазаря.

Жакъ исчезъ, Жакъ былъ спасенъ.

Конецъ третьей части.

ЭПИЛОГЪ.

Что остается намъ еще сказать?

Въ то время, какъ Жакъ, Поль Бераръ и Снѣгурочка боролись съ врагами, событія шли своимъ ходомъ. Когда они возвратились въ Парижъ, гдѣ ихъ ждала мать Гарнюшона съ маленькой Діаночкой, война была уже объявлена и первое пораженіе уже пошатнуло императорскій тронъ, опрокинуть который было достаточно одного дуновенія.

Діана, при первыхъ симптомахъ катастрофы, оставила Парижъ и исчезла. Маркизъ д’Эрво, испуганный быстрымъ ходомъ событій, схватилъ горячку и умеръ. Де-Планэ, при помощи фальшивыхъ подписей, получилъ порядочную сумму денегъ отъ банкира своей жены и бѣжалъ въ Америку, гдѣ умеръ нѣсколько времени спустя.

Императорскій дворецъ грозилъ паденіемъ, — мыши оставляли его.

Четвертаго сентября Компанъ возвратился въ Парижъ и вмѣстѣ съ Жакомъ и Гарнюшономъ пошелъ въ солдаты.

Увы! не всѣ возвратились. Старикъ Амбруазъ палъ жертвою изгнанія. Онъ не дожилъ до счастія благословить союзъ своего сына Жака съ Полиною Бераръ, сдѣлавшейся настоящей матерью Діаночки.

Лазарь также исчезъ. Безъ сомнѣнія, онъ отправился вслѣдъ за своей дочерью.

Отказалась ли Діана отъ своихъ тщеславныхъ надеждъ? Говорятъ, что, нѣсколько лѣтъ спустя послѣ войны, она вышла замужъ за знатнаго пруссака. Можетъ быть, когда нибудь мы встрѣтимся съ нею, когда она, ненавидя Францію, будетъ стараться отомстить ей за свои погибшія надежды?

Но ей не увидать болѣе поля битвъ имперіи гдѣ подлость всегда торжествовала, такъ какъ, вмѣстѣ съ царствомъ Наполеона III, окончилась, для нашей страны исторія великосвѣтскихъ негодяевъ.

Конецъ.

"Библіотека для Чтенія", № 9, 1882

Великосветские негодяи (Лермина)/ДО

ВЕЛИКОСВѢТСКІЕ НЕГОДЯИ.

ЧАСТЬ I. ЛЮБОВНИЦА И МАТЬ.

ГЛАВА I. Посолъ.

ГЛАВА II. Снѣгурочка.

ГЛАВА III. Бѣдный Брако.

ГЛАВА IV. Отецъ по модѣ… имперіи.

ГЛАВА V. Золотая монета.

ГЛАВА VI. Лазарь.

ГЛАВА VII. Исторія глупца.

ГЛАВА VIII. Препятствіе.

ГЛАВА IX. Зовъ перевозчика.

ГЛАВА X. Діана спасена.

ЧАСТЬ II. СВѢТЪ.

ГЛАВА I. Медаліонъ.

ГЛАВА II. Сынъ сыщика.

ГЛАВА III. Діана ставитъ свое условіе.

ГЛАВА IV. Опасность катанья на лодкѣ.

ГЛАВА V. Брако сыщикъ.

ГЛАВА VI. Опасность маленькихъ записокъ.

ГЛАВА VII. Молодецъ де-Планэ.

ГЛАВА VIII. Три каторжника.

ГЛАВА X. Достойные пріятели.

ГЛАВА XI. Ночной посѣтитель.

ГЛАВА XII. Одна ночь въ предмѣстьи Сенъ-Жерменъ.

ГЛАВА XIII. Ночь продолжается.

ГЛАВА XV. Исторія Амбруаза.

ГЛАВА XVI. Честность равняется глупости.

ЧАСТЬ III. СУМАСШЕДШІЙ ДОМЪ.

ГЛАВА I. Сумасшедшій домъ въ Вильпатурѣ.

ГЛАВА II. Давидъ противъ Голіаѳа.

ГЛАВА III. Достойные супруги.

ГЛАВА IV. Гарнюшонъ.

ГЛАВА V. Могущество ребенка.

ГЛАВА VI. Неравный договоръ.

ГЛАВА VII. Что походитъ на крупъ.

ГЛАВА VIII. Въ которой занимаются будущностью Исидора.

ГЛАВА IX. Отецъ.

ГЛАВА X. Бетина.

ГЛАВА XI. Какъ можно сдѣлаться матерью чужаго ребенка.

ГЛАВА XII Мертва, но свободна.

ГЛАВА XIII. Спасеніе.

ГЛАВА XIV. Неожиданная встрѣча.

ГЛАВА XV. Я одна, но этого достаточно.

ГЛАВА XVI. Іуда предатель.

ГЛАВА XVII. Работа плѣнника.

ГЛАВА XVIII. Послѣдній часъ.

ЭПИЛОГЪ.

ЧАСТЬ I.
ЛЮБОВНИЦА И МАТЬ.

ГЛАВА I.
Посолъ.

ГЛАВА II.
Снѣгурочка.

ГЛАВА III.
Бѣдный Брако.

ГЛАВА IV.
Отецъ по модѣ… имперіи.

ГЛАВА V.
Золотая монета.

ГЛАВА VI.
Лазарь.

ГЛАВА VII.
Исторія глупца.

ГЛАВА VIII.
Препятствіе.

ГЛАВА IX.
Зовъ перевозчика.

ГЛАВА X.
Діана спасена.

ЧАСТЬ II.
СВѢТЪ.

ГЛАВА I.
Медаліонъ.

ГЛАВА II.
Сынъ сыщика.

ГЛАВА III.
Діана ставитъ свое условіе.

ГЛАВА IV.
Опасность катанья на лодкѣ.

ГЛАВА V.
Брако сыщикъ.

ГЛАВА VI.
Опасность маленькихъ записокъ.

ГЛАВА VII.
Молодецъ де-Планэ.

ГЛАВА VIII.
Три каторжника.

ГЛАВА X.
Достойные пріятели.

ГЛАВА XI.
Ночной посѣтитель.

ГЛАВА XII.
Одна ночь въ предмѣстьи Сенъ-Жерменъ.

ГЛАВА XIII.
Ночь продолжается.

ГЛАВА XV.
Исторія Амбруаза.

ГЛАВА XVI.
Честность равняется глупости.

ЧАСТЬ III.
СУМАСШЕДШІЙ ДОМЪ.

ГЛАВА I.
Сумасшедшій домъ въ Вильпатурѣ.

ГЛАВА II.
Давидъ противъ Голіаѳа.

ГЛАВА III.
Достойные супруги.

ГЛАВА IV.
Гарнюшонъ.

ГЛАВА V.
Могущество ребенка.

ГЛАВА VI.
Неравный договоръ.

ГЛАВА VII.
Что походитъ на крупъ.

ГЛАВА VIII.
Въ которой занимаются будущностью Исидора.

ГЛАВА IX.
Отецъ.

ГЛАВА X.
Бетина.

ГЛАВА XI.
Какъ можно сдѣлаться матерью чужаго ребенка.

ГЛАВА XII
Мертва, но свободна.

ГЛАВА XIII.
Спасеніе.

ГЛАВА XIV.
Неожиданная встрѣча.

ГЛАВА XV.
Я одна, но этого достаточно.

ГЛАВА XVI.
Іуда предатель.

ГЛАВА XVII.
Работа плѣнника.

ГЛАВА XVIII.
Послѣдній часъ.