Итало Франки.
правитьЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
правитьНатанъ Готшильдъ.
Маркизъ де Сенъ-Клстъ.
Іонафанъ Бенъ-Манассія
Леонидъ.
Горацій Коклесъ Брикабракъ.
Маркъ-Юній Брутъ.
Исаакъ.
Рита, жена Натана.
Іонафанъ (одинъ входитъ изъ средней двери съ запечатаннымъ конвертомъ въ рукахъ).-- Натанъ еще не за работой. А бывало, въ восемь часовъ утра ужь навѣрное застанешь его за гранильнымъ колесомъ; но съ тѣхъ поръ, какъ онъ женился, драгоцѣнные камни съ нимъ въ разводѣ… Бѣдняга! (Вынимаетъ изъ кармана маленькій свертокъ съ деньгами).-- Вотъ и деньги, — я получилъ ихъ за брилліантовую пряжку, которую мнѣ вчера Натанъ поручилъ продать за него. Какими судьбами, чортъ возьми, попала къ нему эта пряжка? Онъ хотѣлъ меня увѣрить, что это порученіе отъ его друга… Да, какъ бы не такъ, знаемъ мы этихъ друзей-то. (Взвѣшивая на рукѣ конвертъ).-- Вотъ еще конвертъ, который я принялъ за него на почтѣ. (Читаетъ адресъ). «Гражданину Бонъ-Анфань, у Натана Готшильда, въ еврейскомъ кварталѣ, во Франкфуртѣ…». Что тамъ? онъ таки тяжеленекъ. Натанъ все не идетъ! Между тѣмъ французы ужь входятъ въ городъ и мнѣ не хочется пропустить это зрѣлище! Натанъ! (У боковой двери). Эй! Натанъ Готшильдъ!
Натанъ. — Шш!… (Дѣлаетъ знакъ Іонафану, чтобы онъ говорилъ тише). Іонафанъ, шш… Разбудите дѣвочку (Идетъ проворно къ люлькѣ). Нѣтъ, нѣтъ, крѣпко спитъ, бѣдное созданьице! (Вздыхаетъ горько). Охъ! Еслибы такъ же могли спать ея родители!
Іонафанъ. — Гм! А равинъ сердится, что вы крѣпко спите.
Натанъ. — Я знаю, что онъ хочетъ сказать этими намеками. Онъ всегда неумолимъ ко мнѣ! Чѣмъ болѣе заповѣдано любви въ религіи, тѣмъ жесточе главные ея ревнители.
Іонафанъ. — Другъ Натанъ, я въ эти дѣла не мѣшаюсь. Говоритъ ли равинъ про тотъ сонъ, который закрываетъ глаза, или про тотъ, который усыпляетъ совѣсть, мнѣ это все равно; и я готовъ служить ему такъ же, какъ и вамъ, если мнѣ даютъ порученія. Вы вчера дали мнѣ порученіе продать пряжку (даетъ ему завернутыя деньги); вотъ и получайте деньги, но мнѣ надо же взять что-нибудь за труды.
Натанъ (жадно принимая деньги).-- Сколько? Сколько? (Считаетъ). Пятнадцать талеровъ! Я клянусь вамъ, что она стоитъ тридцать…
Іонафанъ. — Вы мнѣ говорили, что нужно продать ее поскорѣе, что пряжка не ваша.
Натакъ. — Нѣтъ, но она у меня на коммисіи, по три гроша за талеръ; такимъ образомъ я потерялъ сорокъ-пять грошей… а можетъ быть и пятьдесятъ… Клянусь Моисеемъ! Я въ томъ увѣренъ…
Іонафанъ. — Зачѣмъ сами не пошли на торговую площадь.
Натанъ. — Зачѣмъ? (Съ глубокой ненавистью какъ будто обращаясь къ другимъ, а не къ Іонафану). А вѣдь знаетъ, что нѣтъ еврея, который бы хотѣлъ подать руку Натану Ротшильду, Медики утверждаютъ, что проказа исчезла между нами. Это — ложь, Іонафанъ. Развѣ я не прокаженный во Франкфуртѣ? Развѣ моя рука не въ проказѣ, развѣ мое дыханіе не ядовито, развѣ мои деньги не заразительны? И вы хотите, чтобы я торговалъ самъ! Благодарю, Іонафанъ, бенъ-Манассія, благодарю за добрый совѣтъ.
Іонафанъ. — На кого тутъ жаловаться, Натанъ? Вы сами этого захотѣли, — вы знаете нашъ законъ и все-таки…
Натанъ. — И все-таки я женился на христіанкѣ, и за то вы меня отвергли отъ общенія съ вами, отъ вашихъ сборищъ, отъ вашихъ законовъ, отъ торговли… Я этого хотѣлъ, это правда, да! И еслибы всѣ пророки вмѣстѣ обѣщали возвратить мнѣ то, что я утратилъ, только съ условіемъ, чтобы я отказался отъ жены моей, я бы не согласился… клянусь Іеговой! Іонафанъ, бенъ-Манассія, я бы не согласился.
Іонафанъ. — Оно правда, что ваша Рита созданіе доброе, хотя и христіанка.
Натанъ. — Доброе созданіе! Я торговалъ всю мою жизнь драгоцѣнными камнями, Іонафанъ, и могу сказать, что этотъ камень стоитъ того, что я на него истратилъ… а это большая сумма. (Вздыхаетъ. Слышны звуки оружія и народные крики). Что это за тревога?
Іонафанъ. — Это крики и демонстраціи, которыми народъ встрѣчаетъ солдатъ французской республики. Я иду тоже покричать въ честь нашихъ освободителей. (Уходя). Ахъ, я и забилъ отдать вамъ этотъ пакетъ, который я получилъ за васъ на почтѣ. Прощайте, Натанъ! Виватъ! (Уходя). Да здравствуетъ свобода! Да здравствуетъ братство! (Уходитъ, крича. Крики на улицѣ продолжаются еще нѣсколько времени).
Натанъ (одинъ). — Каи Адонаи! Ишь орутъ! Чтобы ваша глотка лопнула! Еще немного, и они разбудятъ мою дочку. (Указывая на люльку). Свобода! Братство! Хорошо, еслибы эти слова звучали правдой! Тогда дворяне не притѣсняли бы евреевъ, не было бы у евреевъ жестокихъ законовъ надъ евреями. Еслибы въ этихъ словахъ звучала правда, для нашего бѣднаго племени наступило бы освобожденіе, равное освобожденію Моисея! Нѣтъ болѣе рабства, нѣтъ болѣе отверженія, люди ужь не прячутся отъ людей, какъ звѣри отъ собакъ. (При послѣднихъ словахъ вбѣгаетъ маркизъ де-Сенъ-Кастъ, какъ будто преслѣдуемый, въ дверь, которую Іонафанъ оставилъ незатворенной).
Натанъ (оглянувшись).-- Кто тамъ? (Маркизъ сбрасываетъ на стулъ плащъ, въ которомъ былъ завернутъ до глазъ). Гражданинъ Бонъ-Анфанъ…
Маркизъ. — Взгляните за дверь, мой другъ! (Натанъ выходитъ за дверь). Я надѣюсь, что успѣлъ скрыть слѣды свои отъ этихъ тощихъ санкюлотовъ. И сознаться, что мы рождены въ одной землѣ, я и эта сволочь… (Съ отвращеніемъ). Фа!
Натанъ (возвращается, заперши дверь желѣзнымъ болтомъ). — Улица пуста; весь кварталъ бросился встрѣчать французское войско. Вамъ бы тоже надо бѣжать, гражданинъ.
Маркизъ. — Я не хочу притворяться, господинъ Натанъ; я ненавижу крики черни. (Рукоплесканія на улицѣ).
Натанъ. — Слышите? Да здравствуетъ свобода, братство, равенство! И ваше сердце не бьется отъ радости при такихъ крикахъ?
Маркизъ. — Бьется, но не отъ радости. Еслибы вамъ привелось слышать столько этой музыки, сколько я ее слышалъ и при томъ съ непремѣннымъ припѣвомъ: «à la lanterne», вы бы не приходили въ такой восторгъ. (Оглянувшись и посмотрѣвъ въ окно). Однако, мой превосходный другъ, будемъ играть бъ открытую: вы не имѣете ли какого подозрѣнія на мой счетъ?
Натанъ. — Нѣтъ, я знаю навѣрное.
Маркизъ (встрепенувшись).-- Что же?
Натанъ. — Что вы эмигрантъ, аристократъ; что вы пробираетесь къ войску принцевъ, которые хотятъ съ помощію оружія возвратиться въ страну, изъ которой изгнаны. Я знаю навѣрное, что васъ, противъ вашей воли, задерживаетъ во Франкфуртѣ недостатокъ денегъ. Случай васъ привелъ въ мое бѣдное жилище, вы хотѣли продать вещицу и воспользовались моимъ посредничествомъ. И съ того дня нѣсколько разъ загоняла васъ во мнѣ нужда въ деньгахъ. (Разсмотримъ булавку, которой заколотъ воротникъ маркиза). (Вотъ хорошенькій брилліантъ! Хорошей воды и хорошо оправленъ. Клянусь Минной! Подумаешь, есть же люди, которые гуляютъ въ брилліантахъ! Ну, что вы возьмете за эту бездѣлку? А? Я думаю, что можно будетъ найти покупщика, который дастъ 50 талеровъ, а за коммисію мнѣ особо.
Маркизъ. — Благодарю. Пока у меня голова на плечахъ, этотъ брилліантъ останется тамъ, гдѣ онъ есть. Это предсмертный подарокъ моего отца.
Натанъ. — Все это прекрасно. Но мнѣ кажется, что для васъ лучше будетъ обратить его въ деньги, въ которыхъ вы нуждаетесь.
Маркизъ. — И, кромѣ того, по этой булавкѣ меня могутъ узнать санкюлоты, которые вошли сегодня во Франкфуртъ съ генераломъ Нейвингердомъ.
Натанъ. — Для того, чтобы попасться къ нимъ въ руки — сегодняшнее торжество представляетъ очень благопріятный случай, маркизъ…
Маркизъ. — Маркизъ?!
Натанъ. — Де-Сенъ-Кастъ.
Маркизъ. — Ахъ, нѣтъ! Нѣтъ! Извините! Титулы теперь уничтожены, и я называюсь просто гражданинъ Бонъ-Анфанъ.
Натанъ. — Да, на адресѣ письма, которое вы мнѣ поручили взять съ почты, это такъ, но на вашей пряжкѣ вырѣзано было: маркизъ де-Сенъ-Кастъ. Вамъ бы, маркизъ, нужно было какъ можно тщательнѣе уничтожать свое имя на вещахъ, прежде чѣмъ отдавать ихъ въ еврейскій кварталъ. Но успокойтесь, я былъ осторожнѣе васъ… Вотъ деньги, пятнадцать талеровъ, сочтите; я вычелъ за коммисію по три гроша съ талера.
Маркизъ (помолчавъ).-- Я въ вашихъ рукахъ! Вы, вѣроятно, думаете о томъ, за сколько можете предать меня. Вы скажите мнѣ откровенно сумму, тогда мы посмотримъ, можетъ быть вамъ будетъ выгоднѣе помогать мнѣ.
Натанъ. — А вотъ этотъ конвертъ поможетъ намъ сдѣлать этотъ разсчетъ. (Показываетъ конвертъ, принесенный Іонафаномъ).
Маркизъ. — Конвертъ на мое имя? Я ожидалъ его. Да (съ притворнымъ равнодушіемъ), тутъ мои семейныя бумаги. (Протягиваетъ руку за конвертомъ).
Натанъ. — Нѣтъ, извините. Тутъ банковые билеты.
Маркизъ (съ презрѣніемъ).-- Вы его распечатывали?
Натанъ. — О, нѣтъ! Мнѣ достаточно только пощупать; моя пальцы такъ чувствительны.
Маркизъ (открываетъ конвертъ).-- Да, вы правы. Вы привычнѣе меня въ этихъ дѣлахъ… безъ управляющаго моего я ничего не понимаю… Скажите мнѣ, какую сумму представляютъ эти билеты? (Отдаетъ ему конвертъ).
Натанъ (перебирая билеты съ проворствомъ кассира).-- По курсу на Гамбургъ — двѣсти тысячъ талеровъ, нѣсколько грошей болѣе или менѣе; по курсу на Лондонъ — около трехъ тысячъ талеровъ меньше. (Развязно). Маркизъ, у васъ мильйонъ франковъ; вы видите теперь, что ваша голова стоить довольно дорого. (Отдаетъ пакетъ).
Маркизъ. — Прекрасно. Но съ тѣмъ, кто захочетъ торговать моей головой, я разочтусь вотъ этой монетой. (Показываетъ на пару пистолетовъ).
Натанъ. — Уберите, уберите оружіе!
Маркизъ. — А? Вы боитесь?
Натанъ (оправившись).-- Я боюсь, чтобы вы не разбудили бѣдную мою дочку… Нѣтъ, господинъ маркизъ, не беритесь за оружіе; моя жизнь не стоитъ и малѣйшей части этихъ денегъ… да и ваша тоже…
Маркизъ. — Вы сами видѣли, сколько у меня денегъ!
Натанъ. — Да, а какъ вы думаете, много ли останется изъ нихъ на мою долю, если я васъ предамъ? Да потомъ — это дурное дѣло… предавать на разстрѣляніе своихъ довѣрителей?
Маркизъ. — Но вы, мнѣ кажется, партизанъ г. Робеспьера и компаніи! Вы знаете теперь, кто я: эмигрантъ-аристократъ, человѣкъ внѣ покровительства законовъ.
Натанъ. — Для меня вы, прежде всего, довѣритель, кліентъ. Мои предки обожали золотаго тельца; обожаю деньги и я, но деньги трудовыя. Деньги, запятнанныя кровью, ведутъ къ раззоренію. Я не измѣню вашей тайнѣ. (Подходитъ къ люлькѣ).
Маркизъ. — Чѣмъ же мнѣ заплатить вамъ за это?
Натанъ. — Будьте помилостивѣе къ своему ближнему, къ еврею, съ которымъ имѣете дѣло… и… потомъ… (Изъ движеній Натана видно, какъ первоначальное благородное и безкорыстное чувство, внушенное ему женой, уступаетъ жадности къ деньгамъ и къ прибыли). Еслибы вы рѣшились разстаться съ этимъ брилліантомъ (указывая на булавку) и не поскупились бы прилично заплатить мнѣ за коммисію, напримѣръ, грошей двадцать за талеръ…
Маркизъ. — Я объ этомъ попомню въ другой разъ; сегодня я долженъ ѣхать изъ Франкфурта въ Кобленцъ. Позвольте мнѣ предложить вамъ это малое вознагражденіе за ваши услуги. (Даетъ ему банковый билетъ).
Натанъ (недовѣрчиво разсматривая его).-- Билетъ въ тысячу франковъ?
Маркизъ. — Вы меня огорчите, если откажетесь. Ну, зачѣмъ вы колеблетесь?
Натанъ. — Это билетъ французскій… именной… безъ передаточной надписи, онъ безполезенъ для меня.
Маркизъ (идетъ къ столу, дѣлаетъ надпись на билетѣ и отдаетъ Натану).-- Вотъ… вашей дочкѣ на память обо мнѣ.
Натанъ. — Благодарю, благодарю, она въ этомъ очень нуждается; бѣдненькая, и мы тоже, всѣ мы. (Переходя налѣво). Мы такъ бѣдны! Такъ бѣдны!
Маркизъ. — А теперь, другъ, благодарю васъ, Прощайте (Протягиваетъ ему руку).
Натанъ. — Какъ? Вы не боитесь подать руку прокаженному? Вы? Маркизъ, христіанинъ, между тѣмъ, какъ мои братья не хотятъ пожать ее! (Пожимаетъ). Храни васъ Іегова! Благословеніе еврея не сдѣлаетъ вреда христіанину. (Отворяетъ дверь и смотритъ на улицу. Маркизъ завертывается въ плащъ и хочетъ перешагнуть черезъ порогъ. Натанъ быстро удерживаетъ его и заставляетъ спрятаться за дверь, которую растворяетъ, чтобы лучше скрыть маркиза, а самъ становится въ дверяхъ, почти на улицѣ. Слышится грохотъ барабановъ, потомъ проходятъ солдаты французской республики, дурно одѣтые и оборванные. Натанъ тихо маркизу). Французы! Молчите, если жизнь дорога вамъ. (Кричитъ въ дверь). Свобода, братство, равенство! Да здравствуютъ наши освободители! (Смотритъ вслѣдъ за толпой). Ушли избавители! (Запираетъ дверь).
Маркизъ. — Палачи!… Да, еслибы я попался къ нимъ въ руки!
Натанъ. — Минута прежде, и вы попали въ средину ихъ. (Смотритъ опять). Дѣлаютъ привалъ на нашей площади… ставятъ ружья въ сошки… Измаилъ Вольфъ несетъ имъ вина… ставятъ часовыхъ въ улицахъ.
Маркизъ. — Я долженъ пройти мимо ихъ, чтобы воротиться въ гостиницу… что если меня остановятъ?…
Натанъ. — По языку васъ примутъ за француза, по обращенію — за дворянина… васъ обыщутъ… Имѣете при себѣ билетъ гражданина?
Маркизъ. — Нѣтъ! Разбойники! Я знаю ихъ пароль… Кошелекъ или жизнь!
Натанъ. — Нѣтъ, и кошелекъ и жизнь! Для васъ таковъ будетъ пароль; вы никакъ не можете скрыть вашего сословія…
Маркизъ. — Какъ же мнѣ уйти? Я не забочусь о жизни, но эти деньги…
Натанъ. — Браво! Вы правы! Заботьтесь о деньгахъ!
Маркизъ. — Тутъ все наслѣдство, которую я оставлю женѣ и сыну. (Послѣ краткаго размышленія). Натанъ, могу я ввѣриться вамъ?
Натанъ. — Немного поздно теперь спрашивать объ этомъ.
Маркизъ. — Да, правда, я долженъ довѣриться вамъ… Вы уже доказали мнѣ свою честность, вы могли присвоить себѣ все, что я имѣю… Я вамъ ввѣряюсь совершенно, имѣйте попеченіе объ этомъ пакетѣ до моего возвращенія.
Натанъ. — Вы довѣряете бѣдному еврею за разъ и деньги и голову?
Маркизъ. — Нѣтъ другаго средства, и притомъ же я вамъ вполнѣ вѣрю. Я долженъ воротиться въ гостиницу «Бѣлаго Коня». Надо уничтожить важныя бумаги, которыя могутъ компрометировать «наше дѣло».
Натанъ. — То-есть, ваше…
Маркизъ. — Уничтоживъ ихъ…
Натанъ. — А если васъ уничтожатъ прежде?
Маркизъ. — Что дѣлать! Я иду на рискъ: деньги я оставлю въ безопасности — это касается меня; а жизнь свою я не задумаюсь пожертвовать — это касается моего короля. (Хочетъ идти).
Натанъ (про себя, пожимая плечами).-- Странныя правила у этихъ христіанъ! Подождите! (Закрываетъ ему плащемъ грудъ и шею). Закрывайте вашъ брилліантъ; можете ввести въ искушеніе…
Маркизъ. — О, да! Вы правы, другъ! Равенство, братство, также какъ и женщины не могутъ устоять противъ брилліантовъ. (Уходитъ).
Натанъ (одинъ. Аккуратно запираетъ дверь и смотритъ въ окно).-- Видно, и противъ вина тоже устоять не могутъ. Мнѣ кажется, что наши освободители ужь порядочно пьяны. Если такъ будетъ продолжаться, то они къ ночи осушатъ послѣднюю бочку у Измаила Вольфа. Въ какомъ-то положеніи теперь маркизъ? Въ настоящую минуту онъ въ опасности. Ну, вотъ хорошо; онъ миновалъ стражу спокойно. Браво, браво! Запахивайте плащъ! (Дѣлаетъ знаки). Ай! Сержантъ его останавливаетъ, кладетъ ему руку на плечо. Ай, ай, ай! Дѣло плохо! Предлагаетъ ему выпить. Ахъ, господинъ маркизъ! Какъ должно бытъ вамъ пріятно пить съ разбойниками, какъ вы называете ихъ. Но это нужно для вашего спасенія, значитъ нечего и толковать… Онъ идетъ дальше… Онъ свободенъ! И онъ, и его прекрасные банковые билеты теперь въ безопасности. Вотъ они, голуби мои, обожаемые! (Закрываетъ окно, и прижавши билеты къ своей груди, возвращается на авансцену). А вѣдь я доволенъ тѣмъ, что онъ вырвался изъ когтей нашихъ освободителей. Про меня нельзя сказать, чтобы я не желалъ этого. Только злые люди могутъ такъ думать обо мнѣ. Онъ учтиво подалъ мнѣ руку, а ужь давно, кромѣ Риты, никто этого не дѣлалъ. Однако, убрать эти драгоцѣнныя бумаги. (Глядя на нихъ). Все это переводы… И все на евреевъ… Великій народъ въ денежныхъ оборотахъ! Вотъ подпись Мейера! Вотъ Оппенгейма! Вотъ Мендельсона! Все это банки, въ которыхъ всегда золота столько, сколько его нужно. А векселя христіанъ! Фуй! (Съ презрѣніемъ, потомъ взвѣшивая конвертъ и разглядывая его). Человѣку съ головой можно смѣло идти на биржу съ такимъ капиталомъ въ рукахъ; время теперь благопріятно для большихъ оборотовъ. Цѣнности и фонды государственные подымаются и опускаются, какъ волны на морѣ во время бури… Теперь ловкому человѣку чистыя деньги могутъ принести пятьдесятъ процентовъ. (Цалуетъ переводы). О! Святые ангелы! Еслибы вы были мои, какую бы цѣну я умѣлъ дать вамъ. (Молчаніе). Святые пророки! (Вскрикиваетъ съ удивленіемъ и восторгомъ). Сумасшедшій, ушелъ не взявъ съ меня росписки!… онъ даже не спросилъ ее!… Вотъ какъ христіане разгораются! А его голова можетъ слетѣть каждую минуту. Ни росписки! Ни свидѣтеля!… И моя бѣдная Рита, которая столько разъ голодала со мной… и наша дочка… (Конвульсивно сжимая векселя). Нѣтъ! Нѣтъ, прочь отъ меня! На каждомъ этомъ листѣ печать Вельзевула… (Завертываетъ билеты). Ихъ нужно сейчасъ запечатать, хорошенько запечатать! (Идетъ къ очагу, чтобы зажечь свѣчку). Бѣдненькіе!.. Запереть ихъ! А какъ было бы хорошо пустить ихъ летать по свѣту и приносить сто на сто. (Хочетъ запечатывать билеты). Ахъ, взгляну еще разъ на эту красоту. (Считаетъ билеты). «Заплатить пять тысячъ талеровъ черезъ три мѣсяца. Оппенгеймъ». «Заплатить предъявителю, шесть тысячъ пятьсотъ. Рейзель». Это христіанинъ, но хорошій банкиръ, солидный человѣкъ. «Десять тысячъ…».
Рита (подходя къ люлькѣ).-- Слава Богу, крикъ не разбудилъ ее.
Натанъ (обернувшись быстро, невольнымъ движеніемъ прячетъ билеты).-- Рита! Ахъ! (Переведя духъ). Что-жь, продала ты свое вышиванье?
Рита. — Да, вотъ деньги, Натанъ! (Отдаетъ ему деньги, онъ ихъ кладетъ въ кошелекъ и прячетъ въ карманъ). Надо было идти продавать на самый конецъ Франкфурта, тамъ меня еще не знаютъ.
Натанъ (подбѣгая къ ней, встревоженной).-- Что съ тобой, моя милая? Ты блѣдна, ты нездорова?
Рита. — Нѣтъ, это все пройдетъ черезъ минутку. Я видѣла одно происшествіе, Натанъ. Французскіе солдаты…
Натанъ. — Наши освободители.
Рита. — Освободители! Ахъ, Натанъ! Печальна свобода, которая приходитъ съ грустными рѣчами на губахъ, съ скотскимъ опьяненіемъ въ глазахъ и съ кровью на рукахъ.
Натанъ. — Съ кровью?
Рита. — Когда я шла по улицѣ Фаро, они убивали какого-то несчастнаго. (Закрываетъ лицо руками). Мнѣ кажется, что я его еще и теперь вижу.
Натанъ. — Убивали? Улица Фаро, рядомъ съ гостиницей «Бѣлаго Коня!» (Глубоко задумывается). Скажи, Рита, онъ французъ? да?
Рита. — Да, говорятъ, эмигрантъ.
Натанъ (привскакивая).-- Эмигрантъ!… Среднихъ лѣтъ, въ большомъ плащѣ, съ булавкой на воротѣ рубашки, отличный брилліантъ.
Рита. — Я не разсматривала. Я увидѣла кровь и бросилась бѣжать безъ ума. Какой ужасный видъ!
Натанъ (про себя).-- Если это маркизъ! Нужно идти удостовѣриться! Въ улицѣ Фаро, говоришь ты? (Уходя). Я побѣгу, Рита, и сейчасъ ворочусь.
Рита. — Не оставляй меня одну, Натанъ, не оставляй меня одну! Они могутъ придти сюда.
Натанъ. — Ну, милости просимъ! Они наши братья; они всѣмъ братья, кромѣ тирановъ и притѣснителей.
Рита. — Всѣ евреи считаются богатыми, а богатые, по ихъ мнѣнію, тоже притѣснители.
Натанъ (про себя).-- Да, это правда, и билеты тогда перейдутъ въ ихъ руки… Рита, душа моя, могу я довѣриться тебѣ?
Рита (изумившись).-- Натанъ!
Натанъ. — Твоему сердцу я могу довѣряться; но ты такъ боязлива.
Рита. — Я не боязлива, когда ты со мной. Притомъ же, глупо думать, что солдаты могутъ придти сюда… Здѣсь взять нечего…
Натанъ (грозя пальцемъ).-- Тс… смотри! (Показываетъ билеты).
Рита. — Что это?
Натанъ (съ сильнымъ выраженіемъ).-- Мильйонъ.
Рита. — Переводы! Въ твоихъ рукахъ банковые билеты, Натанъ?
Натанъ. — Сейчасъ только ихъ оставилъ мнѣ одинъ французъ, эмигрантъ, роялистъ; кто знаетъ: не его ли ты видѣла, не его ли убивали?
Рита. — О, нѣъ! Дай Богъ, чтобы это былъ не онъ.
Натанъ. — То же и я скажу, но… а если?.. (Подъ вліяніемъ жадности). Между нашимъ нищенствомъ и богатствомъ есть преграда… и эта преграда… можетъ быть не существуетъ.
Рита. — Скажи, Натанъ, этотъ французъ оставилъ деньги въ твое полное распоряженіе?
Натанъ. — Даже не попросилъ у меня и росписки.
Рита. — А ты ему и не напомнилъ объ этомъ… Ахъ, Натанъ, Натанъ! (Съ упрекомъ и жалобой переходитъ на другое мѣсто и плачетъ).
Натанъ (ласкаетъ ее, а она съ сердцемъ и грустью уклоняется).-- Ну, не плачь же, моя милая Рита; ты знаешь, что я не могу видѣть, какъ ты плачешь? Развѣ ты не имѣешь ко мнѣ довѣрія?
Рита. — А вы сами-то имѣете къ себѣ довѣріе?
Натанъ (нѣсколько сердито).-- Ну, а если онъ не воротится? Кто-жь тогда имѣетъ право на эти деньги?
Рита. — Мы меньше всякаго имѣемъ право на нихъ.
Натанъ. — Но, миленькая моя, нельзя же деньгамъ лежать безъ пользы. Переводы и билеты не затѣмъ сдѣланы, чтобы ихъ запечатывать и прятать, какъ муміи египетскія. О! Я съумѣлъ бы извлечь пользу изъ нихъ, пока не явится законный ихъ владѣлецъ… съ подлинными документами, конечно… И всѣ наши бѣдствія окончились бы; оставимъ Франкфуртъ, перемѣнимъ имя, отправимся въ Парижъ, въ Амстердамъ, въ Лондонъ… всюду, гдѣ есть биржи, чтобы торговать банковыми билетами и богатѣть… Пуская въ оборотъ эти бумаги… мы скоро бы разбогатѣли.
Рита. Натанъ, дьяволъ — хитрый искуситель, и самая сильная приманка его есть золото.
Натанъ. — Нѣтъ, нѣтъ, не то, что ты думаешь… Я не хочу совсѣмъ присвоить себѣ деньги; я только пущу ихъ въ дѣло, чтобы взять на нихъ пользу… для тебя, для тебя, моя Рита.
Рита. — И любовь тоже можетъ служить дьяволу приманкою.
Натанъ. — Ну, для нашего ребенка! (Съ умоляющимъ видомъ).
Рита (съ постоянною твердостію и важностію).-- Искуситель можетъ явиться также и подъ видомъ этого невиннаго ребенка. (Рѣшительно). Перестань колебаться, Натанъ! Мой Натанъ. (Нѣжно). Ты долженъ найти этого человѣка и отдать ему деньги.
Натанъ. — Ну, да! Для того, чтобъ черезъ минуту у него ихъ украли! Это грѣхъ, это грѣхъ…
Рита. — Покрайней мѣрѣ, если ты берешься сохранить для него деньги, дай ему росписку и проси, чтобы онъ тебѣ ясно объяснилъ, кому отдать деньги, въ случаѣ его смерти… или долгаго отсутствія. Иди сейчасъ, мой добрый Натанъ… (Она тихо подвигается, она тихо толкаетъ его, ласково и нѣжно). Постой, дай мнѣ пакетъ, пока ты воротишься. (Протягиваетъ руку).
Натанъ (быстро кладетъ билеты за пазуху и прижимаетъ къ груди).-- Нѣтъ, дай мнѣ подержать ихъ здѣсь… на груди. Ужь давно я не чувствовалъ теплоты отъ хорошей пачки банковыхъ билетовъ!
Рита (важно).-- Натанъ, когда я полюбила тебя, меня называли сумасшедшей за то, что я отдала сердце еврею — человѣку, для котораго деньги дороже семьи, жены и дѣтей. Я не повѣрила этимъ разговорамъ, вышла за тебя; для тебя оставила отца и мать, сестеръ, братьевъ, все. Узнала нищету и презрѣніе, и съ тобой, Натанъ, мнѣ пріятно было горе. До этого дня я не раскаивалась въ своемъ выборѣ. Натанъ, Натанъ, неужели сегодня я должна начать раскаиваться?
Натанъ (долго борется, потомъ отдаетъ пакетъ женѣ).-- Возьми, Рита, возьми и спрячь; не отдавай мнѣ, еслибъ я просилъ его даже на колѣняхъ. Лучше любовь и довѣріе въ бѣдности, чѣмъ деньги, которыя могутъ помрачить наше согласіе, моя Рита.
Рита (цѣлуетъ его съ увлеченіемъ).-- Вотъ мой Натанъ!.. Ну, ступай за французомъ.
Натанъ. — Подожди, я теперь припоминаю! Онъ говорилъ, что пойдетъ въ гостиницу «Бѣлаго Коня»; я найду его тамъ, если ему удалось избѣжать отъ преслѣдованія. (Слышенъ стукъ въ дверь, Натанъ умоляющимъ и задыхающимся голосомъ). Билеты, билеты… (Рита прячетъ на груди пакетъ. Натанъ дрожащимъ голосомъ): Кто тамъ?
Маркизъ (за сценой). — Гражданинъ Бонъ-Анфанъ. Скорѣе отоприте!
Натанъ (Ритѣ). — Маркизъ? (Осторожно отворяетъ дверь и аккуратно запираетъ ее за маркизомъ).
Рита. — Благодареніе Богу, онъ живъ!
Маркизъ (выходя на авансцену).-- Да, живъ., пока… (Увидя Риту). Женщина! (Кланяется Ритѣ).
Натанъ (становясь между нихъ).-- Это жена моя, можете довѣриться ей, также какъ мнѣ… больше чѣмъ мнѣ… она все знаетъ.
Маркизъ. — Экой болтунъ! Чортъ его возьми! (Ритѣ). Мужья христіане гораздо менѣе довѣрчивы къ женамъ! Я спасся отъ санкюлотовъ тѣмъ, что выпилъ съ сержантомъ какого-то отряда. Бумаги, которыя неудобно держать при себѣ, я уничтожилъ, а другія здѣсь, въ этомъ маленькомъ ящикѣ. (Показываетъ ей ящикъ, который спрятанъ у него подъ плацемъ). Я нанялъ карету, она ждетъ меня за воротами Ганау… Я воротился, чтобы оставить вамъ адресъ, по которому вы можете пересылать въ Кобленцъ всѣ письма и бумаги, которыя придутъ сюда на имя гражданина Бонъ-Анфанъ.
Рита. — А какъ вы думаете распорядиться деньгами?
Маркизъ. — Поберегите ихъ… Когда я буду въ безопасности, я вамъ напишу.
Рита. — Мой мужъ все безпокоится, что не далъ вамъ росписки… Хорошо, что вы воротились… Пиши, Натанъ.
Натанъ (сидитъ задумчиво).-- А? Что? Росписки? (Сбирается съ мыслями и отвѣчаетъ болѣе спокойно). Вы у меня ее не требовали… а я позабылъ вамъ напомнить. (Нѣсколько подумавши). Но если ее найдутъ у васъ, это можетъ стоить жизни… вамъ и мнѣ…
Маркизъ. — Я, какъ старый заговорщикъ, имѣю съ собой разные снаряды. (Достаетъ маленькую стклянку). Вотъ симпатическія чернила, они невидимы, пока ихъ не поднесутъ къ огню; пишите росписку ими.
Натанъ (пишетъ и прочитываетъ).-- «По предъявленіи сего, обязуюсь заплатить маркизу де-Сенъ-Кастъ, или кому онъ прикажетъ, 200,000 талеровъ, которые получилъ отъ него на сохраненіе. Натанъ Готишльдъ».
Рита (подходитъ къ нему).-- Я подпишусь свидѣтелемъ и поставлю число. «22 октября, 1792. Удостовѣряю и обязуюсь. Рита Готшильдъ».
Натанъ (беретъ билеты и садится у огня).-- Подождите. Позвольте, я еще разъ пересчитаю билеты, чтобы удостовѣриться, точно ли ту сумму они представляютъ… Я хоть переберу ихъ еще разъ. (Считаетъ билеты и такъ углубляется въ это занятіе, что не слышитъ разговора между женой и маркизомъ).
Маркизъ. — Это лишняя формальность; но такъ-какъ вы настаиваете, друзья мои, я прячу, какъ вы видите, вашу росписку въ секретный ящикъ этой шкатулки. (Показываетъ Ритѣ великолѣпный нессесеръ, который онъ держалъ подъ плащемъ. Обертывается въ плащъ съ изяществомъ того времени). Миленькій нессесеръ, не правда ли? Это подарокъ жены моей, — у нея два одинакихъ: одинъ съ моимъ портретомъ, — тотъ она оставила себѣ, — а мнѣ отдала съ своимъ, вотъ онъ… на крышкѣ. (Вздыхаетъ).
Рита. — Ваше жена теперь въ безопасности?
Натанъ. — Дай-то Богъ! Я принужденъ былъ оставить ее съ сыномъ на французской границѣ. Кто знаетъ, увидимся ли мы! Прощайте, мои добрые, мои лучшіе друзья. (Хочетъ идти).
Рита (удерживая его).-- Одну минуту! (Зажигаетъ свѣчу), Натанъ, кончилъ ли ты считать?
Натанъ (перестаетъ считать).-- Да, Рита, да!
Рита. — Дай мнѣ эти бумаги! Нужно сдѣлать новый конвертъ и запечатать.
Натанъ (печально).-- Вотъ онѣ.
Рита (дѣлаетъ конвертъ).-- Теперь, господинъ маркизъ, запечатайте сами. (Подаетъ маркизу, который запечатываетъ перстнемъ). Если же вы не воротитесь за этимъ, священнымъ для насъ, залогомъ, скажите, по крайней мѣрѣ, куда переслать его вашей женѣ.
Маркизъ. — Въ такомъ случаѣ… адресуйте письмо…
Натанъ. — Нѣтъ, нѣтъ, не говорите… Насиліемъ отъ насъ могутъ вывѣдать…. Напишите бумажку, мы спрячемъ.
Маркизъ. — Вы правы. (Пишетъ). Вотъ вамъ адресъ жены моей. (Кладетъ листокъ на столъ). Прощайте! (Слышны шаги солдатъ, барабанъ и шумъ). Ахъ, позаботьтесь объ этихъ деньгахъ; тутъ все, что я могу оставить моему сыну.
Рита. — Не бойтесь! Я провожу васъ безопасной дорогой до самыхъ городскихъ воротъ. Пойдемте со мной. (Беретъ его за руку и уводитъ въ ту дверь, въ которую прежде вошла).
Натанъ (одинъ).-- О, женщины! женщины! Ужь слишкомъ онѣ совѣстливы и всегда помѣшаютъ поймать счастье на-лету. Но Рита… Да, Рита всегда права… Онъ оставилъ бумагу. (Видитъ на столѣ адресъ, но не читаетъ его). Это адресъ его жены! Нѣтъ, лучше не читать! Положу его въ пакетъ съ билетами… Рита будетъ беречь все это… Ахъ, не взяла ли она его съ собой? Я такъ бы охотно подержалъ ихъ еще въ рукахъ! Добрая женщина! Съ ней маркизъ будетъ цѣлъ… (Вздыхая съ дурно скрытымъ огорченіемъ). Большое счастіе, что его не убили прежде, чѣмъ онъ взялъ отъ насъ росписку.
Іонафанъ (за дверью).-- Натанъ! Натанъ!
Натанъ. — Іонафанъ бенъ-Манассія! (Бѣжитъ отпирать ему дверь). Что тамъ? Не горитъ ли синагога?
Іонафанъ. — А кто ее знаетъ. Надо полагать, что она загорится первая. Французы теперь распоряжаются въ городѣ, какъ настоящіе хозяева, то-есть братаются съ народомъ, какъ они говорятъ.
Натанъ. — И съ евреями также, какъ и со всѣми, Іонафанъ? О, равенство!
Іонафанъ. — Никому не даютъ преимущества. У кого есть съѣстное, тотъ выставляй его на улицу; деньги и вещи конфискуются безъ малѣйшей разности, съ удивительнымъ равенствомъ.
Натанъ. — Но вѣдь наша обязанность сдѣлать хорошій пріемъ нашимъ освободителямъ. Если же они и возьмутъ что нибудь лишнее, можно ли на это обижаться?
Іонафанъ. — У васъ въ домѣ, конечно, имъ поживы не много… Но во всякомъ случаѣ, будьте увѣрены, Натанъ, что они навѣстятъ и васъ. Ужъ сильно поговариваютъ, что они хотятъ грабить еврейскій кварталъ… Они захватили съ собой шпіона… этого собаку Исаака. Онъ обѣщалъ имъ разыскать всѣ наши ларцы. Ахъ, Натанъ, какъ вы счастливы, что у васъ нѣтъ ларцовъ, а если и есть, такъ пустые.
Натанъ. — Да, пустые! Все пусто въ бѣдномъ домишкѣ Натана Готшильда… ларцы и ящики… комнаты и чуланы… Скажите это Исааку; скажите, что онъ можетъ избавить меня отъ своего посѣщенія… онъ только потеряетъ напрасно и время и трудъ.
Іонафанъ. — Что мнѣ говорить ему? Онъ мнѣ не повѣритъ.
Натанъ. — Да и я не вѣрю тому, что вы говорите. Какъ? Сыновья великой республики, апостолы свободы, унизились до грабежа? Это ложь!
Рита (останавливаясь на порогѣ).-- Это правда; французы ужь начали грабить евреевъ. Ужь двое вошли въ вашу лавку, Іонафанъ.
Іонафанъ. — О, святой пророкъ Авраамъ! Всѣ трудовыя деньги тамъ, въ моей конторкѣ. Клянусь Мельхиседекомъ! Если они приберутъ ихъ къ рукамъ, я чистъ. Ахъ, раввинъ правду говоритъ! Теперь такое время, что съ пустымъ кошелькомъ спишь спокойно. (Слышенъ стукъ выбиваемыхъ дверей и стеколъ). Слышите, какъ они работаютъ! Кто знаетъ, можетъ быть, они ужь выломали мои двери. Охъ!.. (Въ отчаяніи хватаясь за голову, то выбѣгаетъ на улицу, то возвращается въ квартиру Натана). Виватъ французы! (Новый шумъ въ комнатѣ). Адское изчадіе! (Выбѣгаетъ за дверь). Свобода, братство или смерть! (Возвратившись). Злыя собаки, дѣти Ваала! да здравствуютъ ваши освободи… Сломали у меня… Сломали лавку! О, собаки. О, дикіе звѣри! (Убѣгаетъ).
Натанъ (запирая двери за Іонафаномъ).-- Неужели ты ужь успѣла проводить маркиза до воротъ Ганау?
Рита. — Онъ заставилъ меня воротиться, лишь только мы вышли изъ нашего квартала.
Натанъ. — Но пакетъ съ тобой, не такъ ли?
Рита. — Вотъ онъ. (Вынимаетъ изъ-за лифа и показываетъ ему).
Натанъ. — Дай сюда. (Хочетъ взятъ, но Рита не отдаетъ). Нужно его спрятать. Куда? Куда? (Съ безпокойствомъ бѣгаетъ по комнатѣ).
Рита. — Сюда въ подполье.
Натанъ. — Нѣтъ, нѣтъ, Исаакъ Соломонъ знаетъ это мѣсто. Онъ самъ торговалъ прежде въ этой лавкѣ.
Рита. — Въ секретный ящичекъ подъ колесомъ. (Показывая его).
Натанъ. — Постучатъ ружьями и узнаютъ, что тутъ есть ящикъ. (Конвульсивно ломая руки). О, бумаги! Драгоцѣнныя бумаги! (Шумъ шаговъ на улицѣ).
Рита. — Тише! Вотъ они! Они у дверей!
Натанъ (какъ помѣшанный бродитъ по комнатѣ, оглядывая всѣ углы).-- Что дѣлать? Куда спрятать такое сокровище? Если они найдутъ у тебя билеты, они убьютъ тебя! Дай мнѣ; пусть лучше убьютъ меня! О! я съумѣю сберечь ихъ. (Сильные удары въ дверь).
Рита. — Нѣтъ, нѣтъ. (Прижимаетъ пакетъ къ груди).
Горацій (съ улицы).-- Отоприте, именемъ республики, единой и нераздѣльной.
Натанъ. — А! Нашелъ! Сюда, въ люльку. Жизнь ребенка священна!
Рита (кладетъ пакетъ въ люльку; вынимаетъ изъ мѣшка, который у нея сбоку, работу, и, садясь подлѣ люльки, вяжетъ кружево. Она и Натанъ стараются сохранить спокойствіе и равнодушіе. Натанъ отпираетъ дверь).
Натанъ (встрѣчая солдатъ почтительно и униженно).-- Милости просимъ въ мою бѣдную хижину, господа…
Леонидъ (съ одной стороны).-- Господа! Это слово подозрительно.
Горацій (съ другой стороны).-- Больше чѣмъ подозрительно, гражданинъ Леонидъ, оно преступно, и, какъ таковое, даетъ право въ немедленной конфискаціи всего движимаго и недвижимаго имущества преступника. Да, госпожа… (Ритѣ). То-есть, гражданка… (Кланяется Ритѣ по военному). Горацій Коклесъ, перваго легіона, легкой пѣхоты… Прискорбно мнѣ, что мы безпокоимъ гражданку… но разговоръ этого…
Рита. — Онъ мой мужъ.
Горацій. — Гм!.. (Подходитъ близко къ Ритѣ). Хвалю вкусъ преступника! (Подходитъ къ Натану вплоть). Но не могу похвалить вкуса гражданки. Утверждаю и присуждаю, что преступныя рѣчи сего лица, въ соединеніи съ отягчающими обстоятельствами, что онъ долго держалъ за дверьми и не впускалъ единую и нераздѣльную республику, подаетъ поводъ къ болѣе сильнымъ подозрѣніямъ. Исаакъ, дѣлай свое дѣло! (Исаакъ подходитъ. Горацій беретъ его за воротъ). Веди единую и нераздѣльную республику въ сундукъ этого преступника.
Натанъ (сопровождая ихъ).-- Повѣрьте мнѣ, господинъ… (Горацій и Леонидъ, косясь на него, ударяютъ въ землю прикладами ружей). Достойные граждане! Доблестные освободителя! Если найдете во всемъ домѣ болѣе полу талера, я даю голову на отсѣченіе (Исааку). Не хлопочи указывать дорогу, мой добрый другъ, я вамъ все покажу. Смотрите, граждане, смотрите, не удастся ли хоть вамъ найти того, что мнѣ не удается, то-есть немножко денегъ. Смотрите, обыщите все. (Открываетъ ящики). Я бѣдный еврей, отвергнутый своими единовѣрцами… Нѣтъ у меня товаровъ, нѣтъ Дорогихъ вещей, только кой-что изъ кухонной посуды, да каменное колесо… Господа… Граждане… Мы нищіе, неимущіе, Іегова вамъ свидѣтель. (Солдаты ищутъ повсюду).
Исаакъ. — Ты забылъ, Натанъ, что прежде тебя, я занималъ эту лавочку и потому знаю всѣ норки. Вотъ тутъ есть маленькое подполье.
Натанъ. — Позволь, я покажу его нашимъ благороднымъ освободителямъ, душа моя, милѣйшій мой Исаакъ. (Открываетъ западню подполья). Видите, кромѣ пыли и паутины, тамъ ничего нѣтъ. У друга моего, Исаака, тутъ было всегда полно, а у меня нѣтъ и двухъ грошей, чтобъ положить ихъ тамъ рядомъ, для компаніи. (Солдаты щупаютъ штыками въ подпольѣ).
Леонидъ. — Пусто, какъ въ моемъ ранцѣ.
Горацій. — Это ужасно! Такъ-то ты вознаграждаешь своихъ освободителей?
Натанъ (съ униженіемъ).-- Все, что я имѣю, все это ваше… Я совершенно убитъ, что у меня всего такъ мало.
Исаакъ. — Ты забылъ ящикъ подъ колесомъ, мой добрый Натанъ.
Натанъ (поспѣшно идетъ къ колесу и учтиво отклоняетъ Исаака). — Нѣтъ, позволь ты мнѣ самому показать нашимъ чудеснымъ освободителямъ, какъ тронуть пружину, мой несравненный Исаакъ. (Распускаетъ пружину).
Горацій (Леониду).-- Вотъ такъ, дружба, товарищъ! Эти два еврея живутъ душа въ душу.
Натанъ (открываетъ ящикъ, солдаты запускаютъ туда штыки).-- Ищите, граждане, ищите; я искалъ долго и не нашелъ тамъ ничего. (Солдаты, кромѣ Леонида и Горація, идутъ въ боковыя комнаты. Натанъ поглядываетъ на люльку. Исаакъ это замѣчаетъ).
Исаакъ (идя къ люлькѣ).-- Иногда и въ занавѣсахъ люльки можно спрятать кой-что. (Натанъ дрожитъ. Горацій идетъ къ люлькѣ).
Рита (съ граціозной улыбкой).-- Гражданинъ, можетъ быть, самъ отецъ и не захочетъ разбудить мою дочку!
Горацій (шагъ назадъ).-- Нѣтъ, sacré mille tonneres!.. У меня есть маленькій Горацій Коклесъ собственнаго производства, и я знаю, какъ это пріятно, если онъ вдругъ заведетъ свою музыку. Пусть маленькая гражданка спитъ въ своихъ пеленкахъ, и будетъ надѣяться, что изъ нея выйдетъ Лукреція, только не римская.
Леонидъ (выходя впередъ).-- А если я пощупаю немного штыкомъ подъ малюткой?
Рита (идя ему на встрѣчу).-- А если я пощупаю немного своими когтями твое лицо, гражданинъ? Люди ли вы? Отцы ли? Имѣйте уваженіе въ единственному сокровищу матери. Прочь!
Горацій (становясь между Ритой и Леонидомъ). — Храбрая гражданка! Я даю тебѣ позволеніе употребятъ въ дѣло твое природное орудіе, оборонительное и наступательное. Стыдись, гражданинъ Леонидъ! Республика единая и нераздѣльная уважаетъ дѣтей… которые спятъ.
Рита (цѣлуетъ его съ благодарностію).-- Сержантъ, вы хорошій человѣкъ, получите отъ меня поцѣлуй въ знакъ братства.
Горацій. — Съ удовольствіемъ. А ты получи отъ меня другой въ знакъ равенства. (Натану, который выходитъ впередъ). Что ты зеленѣешь, безденежный гражданинъ! Ты и такъ ужъ лимоннаго цвѣта. Твоя половина теперь подъ моимъ покровительствомъ! Я оставлю у вашихъ дверей почетную стражу. Съ этого времени вы можете спать спокойно подъ покровомъ республики, единой и нераздѣльной… Дайте-ко мнѣ огонька закурить трубку. (Рита идетъ къ очагу зажечь свѣчу, солдаты возвращаются изъ комнатъ, не найдя ничего. Изъ средней двери, которая оставалась растворенной, входитъ Маркъ Юній Брутъ).
Маркъ. — Эй, товарищи! Хороша ли у васъ добыча?
Леонидъ. — Ни одного су, — вотъ какъ Маркъ Юній Врутъ! Нищета и тряпки!
Горацій. — А прекрасныя губки гражданки! Я цѣню ихъ, по крайней мѣрѣ, во сто франковъ ассигнаціями…
Маркъ. — Что жь вы, дурацкая порода, даромъ время теряете! А на улицѣ отличная охота за дичью! переодѣтые аристократы, эмигранты, которые ускользаютъ у насъ изъ-подъ носу, чтобъ присоединиться къ принцамъ. Нѣтъ еще и десяти минутъ, какъ мы захватили одного за воротами Ганау. (Рита приноситъ зажжонную свѣчу и останавливается). Славная фигурка, вышитыя манжеты, бѣлыя ручки, улыбающаяся физіономія, сжатые зубы… всѣ признаки предателя…
Рита (подаетъ дрожащей рукой огонь Горацію). — Вотъ закуривайте трубку, господинъ сержантъ.
Горацій. — Благодарю, гражданка! А сказалъ онъ свое имя?
Маркъ. — Никакихъ бумагъ, никакого документа! Ему хотѣлось увѣрить насъ, что его называютъ гражданиномъ Бонъ-Анфанъ. (Рита и Натанъ переглядываются).
Горацій. — Вымышленное имя, — это ясно… Огня! (Ритѣ). Ты дрожишь, гражданка!
Натанъ (беретъ у нея изъ рукъ свѣчу).-- Она съ нѣкоторыхъ поръ чувствуетъ припадки… болѣзни…
Горацій. — Дьяволъ! Окаянный! Поставь свѣчку, я не люблю копченаго табаку, я самъ закурю. (Идетъ къ камину, замѣчаетъ на столѣ бумагу, на которой маркизъ написалъ адресъ). А! писанная бумага!
Маркъ. — Что тамъ?
Натанъ (Ритѣ).-- Адресъ, оставленный маркизомъ… мы погибли.
Маркъ (беретъ бумагу и поворачиваетъ ее)..-- Что за крючки?
Рита (тихо Натану).-- Возьми у нихъ листокъ.
Натанъ (тихо Ритѣ).-- Это будетъ еще подозрительнѣе.
Рита (тихо).-- Не умѣютъ читать.
Натанъ (тихо).-- Исаакъ умѣетъ.
Горацій (сложивъ бумагу въ видѣ закурки).-- Это ненужная бумага, гражданинъ, не такъ ли?
Исаакъ (выходя).-- А вотъ посмотримъ.
Натанъ (беретъ бумагу у Горація, проворно зажигаетъ на свѣчкѣ, которая стоитъ на столѣ).-- Ничего незначущая бумажка; вотъ, сержантъ, закуривайте трубку. (Учтиво подаетъ Горацію).
Рита (принимаетъ отъ Натана свѣчу, несетъ ее на каминъ, и шепчетъ мужу съ печальнымъ упрекомъ).-- Послѣднее свидѣтельство уничтожено… Охъ, Натанъ!
Натанъ. — Оно принесено въ жертву за спасеніе нашей жизни.
Горацій. — Какъ же вы поступили съ плѣнникомъ? (Куритъ).
Маркъ. — Точно такъ же, какъ обыкновенно поступаемъ съ предателями: умеръ, какъ гадина, изрыгая ядъ… Вотъ моя доля его шкуры. (Показываетъ брилліантовую булавку).
Натанъ (тихо Ритѣ).-- Брилліантъ маркиза.
Рита. — Убитъ!
Маркъ. — Ты гранишь брилліанты… Тебѣ говорятъ, еврейская собака. (Натану). Ты долженъ знать цѣну этого камня… Сколько дашь? (Отдаетъ Натану, который принимаетъ, дрожа). Что еще съ тобой? Параличь, что ли, тебя расшибъ?
Натанъ. — Онъ замаранъ кровью. (Отдаетъ ему).
Маркъ. — Какое цыплячье сердце! (Передразнивая Натана Леониду и Горацію, которые пожимаютъ плечами съ презрѣніемъ). Что ты мнѣ дашь за нее, глупая скотина?
Натанъ. — Можетъ быть, я найду пріятеля, который валъ дастъ за нее тридцать талеровъ; у меня нѣтъ денегъ… что знаютъ и эти госпо…
Горацій (съ гнѣвомъ).-- Что?
Натанъ. — Что извѣстно и этимъ превосходнымъ гражданамъ.
Исаакъ (становясь между Натаномъ и Маркомъ). Дайте, я посмотрю. (Беретъ брилліантъ и разсматриваетъ про себя). Онъ стоитъ тысячу, а Натанъ хотѣлъ купить за тридцать, разбойникъ. Я дамъ за него пятьдесятъ.
Маркъ. — Идетъ за пятьдесятъ! Эге! Шкура этихъ аристократовъ стоитъ недешево. А кто знаетъ, что еще было у него тамъ, въ ящикѣ.
Леонидъ. — Въ какомъ ящикѣ?
Маркъ. — У этого бѣглеца былъ спрятанъ подъ плащемъ ящикъ. Его взялъ себѣ капитанъ.
Леонидъ. — Львиная доля, по обычаю.
Маркъ. — Да, свобода и равенство… только тамъ, гдѣ нѣтъ чиновъ… Онъ говорилъ, что въ немъ только бумаги и запечаталъ его до пріѣзда генерала.
Горацій. — Ну, не хотѣлъ бы я быть на мѣстѣ тѣхъ, о которыхъ упоминается въ этихъ бумагахъ.
Леонидъ. — Шесть пуль въ животъ и покойной ночи.
Натанъ (дрожа Ритѣ).-- Если найдутъ росписку, эти шесть пуль достанутся мнѣ.
Маркъ. — Идемъ, товарищи; за угломъ есть гостиница; Исаакъ поставитъ намъ, вмѣсто магарыча, пару бутылокъ.
Исаакъ. — Пожалуй, хоть четыре. (Про себя). Да и больше, чтобъ у тебя въ глазахъ двоилось и чтобъ ты 25 талеровъ принялъ за 50.
Горацій. — Браво, Маркъ Юній Брутъ! У, меня горло пересохло, какъ обгорѣлая бумага. Прощай, прекрасная гражданка! (Солдаты уходятъ съ Исаакомъ. Горацій съ Леонидомъ остаются).
Рита: — Прощайте, сержантъ… Исполните же обѣщаніе.
Горацій (на порогѣ).-- Обѣщаніе? Что я, чортъ-возьми, обѣщалъ тебѣ?
Рита. — Освободить насъ отъ другаго посѣщенія единой и нераздѣльной распублики.
Горацій. — А! Хорошо! Вотъ и подтвержденіе обѣщанія. (Цѣлуетъ ее). Давай, Леонидъ, перо, чернила и чернильницу. (Леонидъ достаетъ изъ кармана кусокъ мѣлу). Вотъ это: перо, чернила и чернильница. (Отворяетъ дверь и пишетъ большой нуль). Вотъ и бумага. Мое правописаніе не обширно, за то очень понятно. Нуль, — это значитъ ничего; все войско пойметъ, что тутъ взять нечего. (Натану съ презрѣніемъ). Еврей съ пустымъ сундукомъ!.. Я теперь вѣрю, что ты отвергнутъ, какъ недостойный сынъ Израиля. (Уходя). Стыдъ! Искали, искали и ни одного су! Принимать республику съ пустыми руками! Стыдъ!
Натанъ (провожая).-- Ахъ, сержантъ, ахъ, ахъ! (Хохочетъ). Какой вы шутникъ! добраго дня вамъ и всякаго счастія! Ха, ха, ха! (Ждетъ, пока они удалятся и тщательно запираетъ дверь).
Натанъ (поспѣшно возвращается и беретъ Риту за руку). — Рита, если найдутъ мою росписку, мы погибли. Буди и одѣвай ребенка. Нужно бѣжать въ эту ночь… сейчасъ… Счастье наше, что мы теперь имѣемъ средства…
Рита. — Какія же средства мы имѣемъ, Натанъ?
Натанъ. — Какъ же; а билеты…
Рита. — Они не наши, Натанъ.
Натанъ. — А чьи же? Чьи? Маркизъ убитъ… адресъ, по которому можно было найти его жену, сожженъ… Не я ли сжегъ его… нѣтъ, Рита… то-есть, да… но я былъ принужденъ, чтобы тѣмъ спасти нашу жизнь… Не правда ли, Рита? Видишь, что это правда, ты не отвѣчаешь, ты всегда мнѣ противорѣчишь.
Рита. — Что я могу отвѣчать? Инстинктъ самосохраненія врожденъ въ человѣкѣ и сильнѣе голоса чести…
Натанъ (нетерпѣливо ходитъ по комнатѣ).-- Да, это такъ… гораздо сильнѣе… О! И гораздо сильнѣе…
Рита. — А если притомъ еще жадность къ золоту, — что значитъ тогда честь, Натанъ.
Натанъ (собирая посуду и мелкія вещи).-- Я вижу, что не долженъ былъ брать этихъ денегъ.
Рита. — Но ты долженъ былъ спрятать и эту бумагу.
Hатанъ. — Ну, что сдѣлано, то сдѣлано. Моисей свидѣтель, что я хотѣлъ ее спрятать, но торопливость, страхъ… И притомъ, сама посуди, какъ же мнѣ было положить эту бумагу вмѣстѣ съ другими, когда ты унесла съ собою пакетъ съ билетами? Во всякомъ случаѣ, гораздо лучше, что деньги въ нашихъ рукахъ, чѣмъ у этихъ кровожадныхъ чудовищъ.
Рита. — Да, лучше, потому что мы постараемся отыскать тѣхъ, кому они принадлежатъ по праву. Неправда ли, Натанъ, мы сыщемъ…
Натанъ. — О, да, да… если можемъ.
Рита. — Можемъ, если захотимъ, мой Натанъ.
Натанъ. — Но мы теряемъ драгоцѣнное время… Теперь могутъ найти росписку. И надо же тебѣ было заставить меня сдѣлать эту глупость. Немного огня, тепла, наши имена выдутъ на бумагѣ и… шесть пуль… Ты слышала? Идемъ, надо бѣжать скорѣе! Скорѣй, Рита, дай мнѣ мой плащъ, сбери въ узелъ свои платья, все остальное брось… Вотъ книга закона, это книга моего отца, я не долженъ оставлять ее… (Рита сидитъ спокойно подлѣ люльки). Рита, что за глупости! Зачѣмъ ты меня задерживаешь?
Рита. — Я пойду, Натанъ (встаетъ); обязанность и любовь заставляютъ меня слѣдовать за тобой. Но прежде я хочу сказать тебѣ кое-что. Натанъ, ты меня любишь?
Натанъ. — Можешь ли ты сомнѣваться?
Рита. — Я хочу испытать тебя. При всѣхъ моихъ страданіяхъ я никогда не жаловалась, не правда ли, Натанъ?
Натанъ. — Никогда, никогда, бѣдная женщина! Я видѣлъ, какъ ты терпѣла оскорбленія отверженія отъ своихъ, голодъ… и всегда съ яснымъ лицомъ. Ты была блѣдна и болѣзненна, но улыбалась мнѣ, чтобъ поддержать во мнѣ бодрость, и говорила мнѣ, что ты счастлива.
Рита. — Я и теперь счастлива, хотя иногда имѣю предчувствіе, что должна буду скоро васъ оставить, тебя и нашу малютку…
Натанъ. — Не говори этого, не говори, Рита.
Рита. — Если Богу такъ угодно, пусть такъ и будетъ; моя религія и твоя учатъ насъ полагаться на волю Провидѣнія. Но буду-ли я жить долго, или умру скоро, я надѣюсь, мой Натанъ, что ты не захочешь сдѣлать, чтобы жизнь была для меня жестокой пыткой, а смерть еще болѣе ужаснымъ мученіемъ. Поклянись мнѣ, Натанъ, что ты не разрушишь ту вѣру, которую возлагаетъ на тебя твоя Рита, живая и мертвая; что ты употребишь всѣ старанія найти законныхъ наслѣдниковъ этихъ денегъ! Клянись мнѣ, что, когда ты найдешь ихъ, ты отдашь имъ все въ цѣлости. (Беретъ у нею книгу). Клянись мнѣ, Натанъ, надъ книгой закона, которую оставилъ тебѣ отецъ… (Кладетъ въ люльку въ головахъ дочери) надъ головой нашего ребенка…
Натанъ. — Я сдѣлаю это, Рита, когда мы будемъ въ безопасности.
Рита. — Нѣтъ, здѣсь, теперь. (Ведетъ его къ люлькѣ). Я не уйду… не сдѣлаю одного шага безъ твоей клятвы… Когда я умру, я знаю, что не останется на землѣ ни одного свидѣтеля твоей клятвы; но судія живыхъ и мертвыхъ… видѣлъ… и будетъ видѣть тебя всегда. Клянись, Натанъ! (Съ глубокимъ чувствомъ и торжественностію. Вдали слышна музыка).
Натанъ (становится на колѣни у люльки, потомъ встаетъ; мало по малу опускаетъ руку на книгу, преклоняетъ голову и произноситъ тихимъ, но важнымъ голосомъ).-- Клянусь!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
правитьНатанъ Готшильдъ.
Іонаѳанъ бенъ-Манассія.
Викторъ, сынъ маркиза де Сенъ-Кастъ.
Робертсъ.
Жюстинъ Брикабракъ.
Давидъ.
Рита, дочь Натана.
Робертсъ. — Всѣ отговорки безполезны, мнѣ нужно его видѣть. (Проходитъ впередъ).
Давидъ. — Я рискую потерять свое мѣсто. Миссъ Рита дала сегодня особенный приказъ, чтобы не пускать никого съ дѣлами къ ея отцу.
Робертсъ. — Миссъ Рита дала приказъ!
Рита. — Такъ точно, господинъ Робертсъ; и этому приказу надо повиноваться; ныньче день моего рожденія; на 24 часа я царица и не хочу, чтобы говорили съ отцомъ о дѣлахъ впродолженіе моего царствованія.
Робертсъ. — Миссъ Рита, примите мое поздравленіе и мое извиненіе; но я непремѣнно долженъ видѣть вашего отца.
Рита. — Непремѣнно! Ныньче на нашей дачѣ только я могу говорить такъ рѣшительно. Завтра, когда отецъ вернется въ банкъ, въ Сити, въ Лондонъ, — говорите, что хотите. Отецъ принялъ мои условія, а банкиръ долженъ держать свое слово.
Робертсъ. — Миссъ Рита, дѣло, о которомъ идетъ рѣчь, нельзя отложить. Вы не можете представить, какъ оно важно.
Рита (бѣжитъ на встрѣчу отцу).-- Папа, папа, прогони скорѣе этого несноснаго. Скажи ему, что банкъ закрытъ, что счетная книга подъ ключомъ, конторщики пошли гулять, что ныньче день рожденія твоей Риты и что никто другой кромѣ ея, не имѣетъ права говорить съ тобой.
Натанъ (очень нѣжно). — Богъ да благословитъ тебя, обожаемое созданіе. Но вѣдь ты знаешь, что мухи всегда летаютъ надъ медомъ.
Робертсъ. — Я очень огорченъ, что мѣшаю вамъ, господинъ Готшильдъ, но нужда не знаетъ законовъ, потому съ позволенія миссъ Риты…
Рита. — Я не даю позволенія, грубый человѣкъ… (Становится между ними),
Натанъ. — Вы видите, что эта барышня сегодня не принимаетъ никакихъ резоновъ. Это въ самомъ дѣлѣ важный день. Она дѣло говоритъ… Торжественная годовщина! Это не только воспоминаніе дня ея рожденія, но также и того времени, когда я сдѣлался человѣкомъ.
Робертсъ. — Какъ, господинъ Готшильдъ? Развѣ вы не всегда были человѣкомъ?
Натанъ. — Да развѣ бѣдняки — люди? Да, чортъ возьми! 21 годъ тому назадъ, я въ этотъ день высадился въ Лондонѣ… и, увѣряю васъ, Робертсъ, у меня ничего не было, ни денегъ, ни кредита и даже, увы! семейнаго счастія! Моя бѣдная жена умерла на дорогѣ, въ Амстердамѣ, гдѣ мы были проѣздомъ, и я пріѣхалъ сюда бѣдный, одинокій, вдовый безъ друзей, съ маленькой сироткой на рукахъ. (Показываетъ на Риту),
Робертсъ. — И въ 21 годъ вы изъ низкаго положенія возвысились до положенія одного изъ самыхъ большихъ банкировъ Лондона.
Натанъ. — Да, такъ называютъ меня, Робертсъ: «самый большой лондонскій банкиръ»! Правда, что когда я вступилъ на берегъ Темзы, я былъ не съ пустыми руками: у меня былъ ничтожный капиталъ, пустяки — двѣсти тысячъ талеровъ. Какъ вы видите, этотъ капиталъ выросъ, какъ выросъ я, какъ выросла моя Рита… потолстѣлъ, какъ я. Вы видите, я имѣлъ основаніе сказать, что съ того времени я сталъ человѣкомъ, я пересталъ быть рабомъ, нищимъ… я самъ распоряжаюсь своимъ…
Рита. — Эхъ! Еслибъ я была тоже человѣкомъ, какъ бы я умѣла распорядиться своимъ! Сколько счастливыхъ я бы сдѣлала!
Натанъ. — Мотовка! Кто знаетъ, по какимъ улицамъ разбѣжались бы мои милліоны.
Рита (перемѣнивъ тонъ).-- Ну, господинъ Робертсъ, ступайте! Ныньче нѣтъ прозы въ нашемъ домѣ, нѣтъ цифръ, нѣтъ дѣлъ…
Робертсъ. — Я въ огорченіи, миссъ Рита, но господинъ Готшильдъ долженъ меня выслушать; наша фирма находится въ большой опасности.
Натанъ (съ насмѣшкой).-- Какъ! Знаменитый домъ Ликерштейнъ и компанія! Чортъ возьми! Серьёзная вещь, въ самомъ дѣлѣ.
Робертсъ. — Ахъ, не шутите, господинъ Готшильдъ! Вы говорили, что мы можемъ иногда переводить платежи на васъ.
Натанъ. — Ну, и скажите это вашимъ кліентамъ! Говорить ничего не стоитъ ни вамъ, ни мнѣ.
Робертсъ. — Вѣдь вы же намъ совѣтовали всѣ наши операціи. Вы заставили насъ скупить всѣ бумаги на биржѣ; теперь у насъ нѣтъ денегъ и намъ придется реализировать ихъ съ большой потерей, если мы не можемъ удержать ихъ, пока они подымутся.
Натанъ. — Держите ихъ въ портфелѣ, держите ихъ подъ замкомъ! Вы знаете, мой другъ, что и я тоже скупаю все и вездѣ.
Рита (которая стояла подлѣ двери въ садъ). — Вотъ предательство! Смѣть говорить о дѣлахъ въ моемъ присутствіи…
Робертсъ. — Сдѣлайте милость, миссъ Рита, позвольте намъ поговорить, если не хотите, чтобъ нашъ домъ обанкрутился.
Рита (важно).-- Обанкротился! Прошу у васъ извиненія, господинъ Робертсъ. Я шутила, потому что не знала, что у васъ разговоръ о такихъ важныхъ дѣлахъ. Извините меня за легкомысліе! Оставляю васъ, — говорите на свободѣ. Прощай, папа! Прощай на четверть часа. Ты позовешь меня, чтобы снова сдѣлать царицей, не правда ли?
Натанъ. — Да, да, ангелъ мой. (Робертсъ отходитъ).
Рита. — Ты смотри, помоги господину Робертсу и его хозяевамъ… Ты ему поможешь? Мнѣ грустно видѣть бѣднаго старика въ такомъ безпокойствѣ. А я еще недавно его такъ мучила… (Пожимаетъ руку отцу). Обѣщай мнѣ, что ты сдѣлаешь для него все, что можешь.
Натанъ (цѣлуя ее).-- Все, что ты хочешь, моя Рита.
Рита. — Это мнѣ нравится, папа. Прощайте, господинъ Робертсъ. (Тихо). Я сказала за васъ словечко… Смѣлѣе, смѣлѣе! Все будетъ хорошо. (Уходитъ въ садъ).
Натанъ (быстро и измѣнивъ физіономію).-- Скажите мнѣ, въ какомъ состояніи ваша касса? Говорите яснѣе и короче!
Робертсъ. — Дѣйствуя по вашимъ совѣтамъ, наша касса купила на двѣсти тысячъ фунтовъ стерлинговъ бумагъ Веллингтоновскаго займа. Теперь эти бумаги упали на десять съ половиной процентовъ. Если продавать ихъ, мы пропали, а если мы удержимъ эти бумаги, у насъ не хватитъ пятидесяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ для нынѣшнихъ и завтрашнихъ платежей.
Натанъ. — Въ какомъ состояніи разсчеты мои съ вашимъ домомъ? Посмотримъ! (Думаетъ).
Робертсъ. — Вотъ, въ главной книгѣ… (беретъ толстую книгу, которую, входя, положилъ на столъ) счетъ того, что вы намъ выдали.
Натанъ. — Къ чорту ваши книги! Не думаете ли вы, что я считать не умѣю?
Робертсъ. — Ну, хорошо, посмотрите у себя. Гдѣ ваши счеты?
Натанъ (указывая на свой лобъ).-- Здѣсь, въ моей главной книгѣ. Итогъ суммы, которую я вамъ ссудилъ третьяго-дня, былъ двѣсти восемьдесятъ тысячъ фунтовъ, двѣнадцать шиллинговъ и шесть пенсовъ.
Робертсъ (смотря въ книгу).-- Именно такъ. Какая голова у васъ, господинъ Готшильдъ!
Натанъ (холодно).-- Если вы принуждены будете кончить дѣла, какія условія вы можете представить кредиторамъ?
Робертсъ. — О, господинъ Готшильдъ, что вы говорите? Кончить дѣла, обанкрутиться!
Натанъ. — Какъ же еще говорить! Сколько за сто?
Робертсъ. — Самое большое — двадцать-пять на сто.
Натанъ. — Въ такомъ случаѣ я потеряю шестьдесятъ тысячъ фунтовъ три шиллинга и полтора пенса. Нужно васъ поддержать, нечего дѣлать. Я дамъ вамъ еще пятьдесятъ тысячъ фунтовъ двѣнадцать шиллинговъ и шесть пенсовъ. Какое обезпеченіе вы можете мнѣ дать?
Робертсъ. — Вотъ билеты банка.
Натанъ. — Хорошо! Я беру ихъ.
Робертсъ. — Но знайте, что они упали на восемь процентовъ.
Натанъ. — Хорошо, хорошо. (Беретъ ихъ). Потомъ?
Робертсъ. — Вотъ эти лучше… пятипроцентныя бумаги ирландскія; онѣ стоятъ аль пари.
Натанъ. — Нѣтъ, нѣтъ, не надо.
Робертсъ. — Странный человѣкъ!.. Мнѣ нечего болѣе предложить вамъ, какъ только бумаги займа главнокомандующаго лорда Веллингтона; но вы знаете лучше меня, онѣ упали на десять съ половиной, и если не будетъ хорошихъ извѣстій изъ лагеря… упадутъ совсѣмъ…
Натанъ. — Хорошо, я ихъ беру, беру. Вотъ вамъ приказъ моему кассиру на пятьдесятъ тысячъ фунтовъ. (Идетъ къ письменному столу и прикладываетъ подпись къ листку думали). Вы заплатите мнѣ всю сумму черезъ мѣсяцъ. Вотъ здѣсь ваши билета и бумаги…
Робертсъ (удивленный).-- О, добрый господинъ Готшильдъ… Вы спасли честь нашего дома! Чѣмъ мы можемъ благодарить васъ?
Натанъ. — Чѣмъ? Вы заплатите мнѣ пятнадцать процентовъ.
Робертсъ (удивленный и опечаленный).-- Пятнадцать?
Натанъ. — Если вы несогласны на мои условія, ищите денегъ въ другомъ мѣстѣ.
Робертсъ (умоляющимъ голосомъ). — Господинъ Готшильдъ, возьмите десять процентовъ.
Натанъ. — Вы меня принимаете за ростовщика. Я не торгуюсь. Или пятнадцать, или я разрываю приказъ кассиру. (Показываетъ).
Робертсъ. — Нѣтъ, нѣтъ, господинъ Готшильдъ, вы получите пятнадцать. Будь по вашему. Вы спасли домъ… Еще такое же спасеніе, и мы раззоримся совершенно. (Раскланивается).
Натанъ (одинъ. Ходитъ взадъ и впередъ, потирая руки). — Славныя времена! Славныя времена! Желанное время для того, чтобы ловить милліоны въ мутной водѣ европейскихъ биржъ. «Союзники взяли Шалонъ». Курсы повышаются! «Блюхеръ отступилъ отъ Жанвильера». И заемъ нашего главнокомандующаго бѣжитъ внизъ, сломя голову. «Императоръ взялъ Шалонъ». Англійскіе, прусскіе, австрійскіе фонды гибнутъ; спасайся, кто можетъ. «Шварценбергъ отбилъ Труа». Вотъ снова англійскіе фонды въ гору. И вотъ мы, большіе ловцы, съ полными сѣтями, а маленькія рыбачьи лодочки идутъ во дну, ко дну… и пропадаютъ навсегда. (Сильнѣе потирая руки и ускоряя шаги). И говорятъ еще объ игорныхъ домахъ, о Фараонѣ, о красномъ и черномъ… Это игрушки, бѣдныя дѣтскія игрушки!.. Нѣтъ, дайте мнѣ биржу Лондона, биржу Парижа въ конвульсіяхъ, какъ родильницу! Вотъ это игра! Вотъ это жизнь! Вотъ опьяненіе! Ныньче владѣтель милліона, завтра — на порогѣ нищеты, но всегда съ лицомъ спокойнымъ, съ душой невозмутимой, всегда съ кредитомъ, съ уваженіемъ, съ общимъ почетомъ и съ титуломъ короля банкировъ и банкира королей! Кто не подастъ теперь руки Натану Готшильду, кто ему не поклонится при встрѣчѣ съ нимъ? И какъ торопятся его единовѣрцы дать ему первое мѣсто въ синагогѣ! А между тѣмъ, если не бѣдная жена его, которую они, злые люди, гнусныя маріонетки, заставили умереть отъ трудовъ и огорченій, то его дочь, тоже христіанка, какъ и въ то время, когда вы плевали въ слѣдъ этому отверженцу, который просилъ себѣ только мѣста подъ солнцемъ. А теперь, еслибы пришла ему охота плевать на васъ въ свою очередь, сколько бы изъ васъ сочли это для себя украшеніемъ! И все это, этотъ тріумфъ, эта слава, которая теперь возросла гигантски, вышло отсюда, отсюда. (Ударяя себя по лбу). И. изъ бѣдныхъ двухсотъ тысячъ талеровъ, оставленныхъ мнѣ французскимъ бѣглецомъ… О, люди, какъ вы мелки! О, деньги, какъ вы велики, всемогуща, дивны!
Давидъ. — Вашъ первый прикащикъ, онъ пріѣхалъ изъ Лондона.
Натанъ. — Мой старый Манассія! Пусть войдетъ! (Давидъ уходитъ въ боковую дверь). Вотъ золотой прикащикъ! Получаетъ шесть тысячъ франковъ жалованья, а заслуживаетъ ста тысячъ! Еслибъ онъ зналъ… Но онъ не знаетъ! Онъ былъ всегда нищъ духомъ относительно своихъ выгодъ. Свѣтъ дѣлится такъ: одни служатъ, а другіе заставляютъ себѣ служить. (Входитъ Іонаѳанъ и почтительно кланяется). Ну, старикъ Іонаѳанъ, что фонды?
Iонаѳанъ. — Всѣ падаютъ; вотъ вамъ курсы въ полдень. (Подаетъ «Биржевой листокъ»). Какъ вы думаете, не пора ли намъ поберечься, пока дѣла не пошли еще хуже?
Натанъ. — О, нѣтъ, старикъ Іонаѳанъ, еще не время. Посмотримъ, не можемъ ли мы выдержать еще дня два. Сообщи мнѣ, каковы слухи. Я не читаю журналовъ, хотя и плачу за нихъ много. Если пойдешь за журналистами, такъ собьешься съ пути.
Iонаѳанъ. — Сегодня новости очень дурныя для союзниковъ. Наполеонъ отрѣзалъ войско Шварценберга отъ пруссаковъ при Сенъ-Дизье. Кажется, онъ хочетъ разбить ихъ порознь. (Съ довольнымъ видомъ). Вы увидите, что союзники должны будутъ отступить отъ Парижа.
Натанъ (ходя).-- Ты вѣришь, Іонаѳанъ?
Iонаѳанъ. — Такъ же вѣрю, какъ приговору синедріона.
Натанъ. — А я, оставляя синедріонъ въ покоѣ, этому не вѣрю. Видишь, Іонаѳанъ, есть звѣзды, которыя когда начинаютъ выходить, то ужь болѣе не показываются на горизонтѣ. И я знаю одну такую звѣзду; великое свѣтило, блестѣвшее два года тому назадъ, теперь, въ 1814 году, имѣетъ видъ падучей звѣзды. Кстати, въ банкъ придетъ первый прикащикъ фирмы Лакерштейнъ, я далъ приказъ выдать ему пятьдесятъ тысячъ фунтовъ. Вотъ залогъ, который я взялъ съ нихъ. (Идетъ къ письменному столу и даетъ ему билеты и проч.).
Іонаѳанъ (качая головой).-- Всѣ эти бумаги падаютъ.
Натанъ. — Потому я ихъ и взялъ. Скоро ты увидишь, что онѣ подымутся и будешь благословлять судьбу, что мы имѣемъ ихъ. Іонаѳанъ, скажи нашимъ агентамъ, чтобы покупали, покупали; когда придетъ часъ продавать ихъ, всѣ бросятся къ намъ, а мы будемъ держать высоко золотую приманку. (Взявъ его за подбородокъ). Ну, что ты скажешь, простячекъ?
Iонаѳанъ. — Господинъ Готшильдъ; все это хорошо, но я ничего не понимаю.
Натанъ. — Въ томъ-то и разница между нами: ты ничего не понимаешь, а я понимаю! Ступай, Іонаѳанъ! (Іонаѳанъ уходитъ, качая головой). Подожди! (Таинственно). Видѣлъ ты человѣка съ птичью рынка?
Іонаѳанъ. — Продавца голубей?
Натанъ. — Ну, да. Велѣлъ ты ему идти съ ружьемъ на дуврскую дорогу?
Іонаѳанъ. — Да.
Натанъ. — Хорошо. (Съ добродушіемъ) Мнѣ хочется голубей съ той стороны пролива.
Iонаѳанъ. — Странное желаніе!
Натанъ. — Чего-жь тебѣ? Вкусные! Ступай теперь, Іонаѳанъ, и помни хорошенько: покупай бумаги союзниковъ по всякой цѣнѣ.
Іонаѳанъ. — Великій человѣкъ! Пріятно смотрѣть, какъ вы бросаете сто тысячъ фунтовъ стерлинговъ.
Натанъ. — Съ увѣренностію превратить ихъ въ триста, если подымутся фонды.
Іонаѳанъ. — А если не подымутся?
Натанъ. — Тогда… (Послѣ минутнаго молчанія). Тогда, мой добрый Іонаѳанъ, вернемся во Франкфуртъ вмѣстѣ: я — гранить драгоцѣнные камни, а ты — продавать старое платье, какъ двадцать лѣтъ тому назадъ. Помнишь ты это, Іонаѳанъ бенъ-Манассія?
Іонаѳанъ. — Такъ, какъ вчера. Мнѣ все кажется, что французы грабятъ мою лавку. Этотъ день былъ днемъ моего раззоренія.
Натанъ. — И много счастія. Ты одинъ изъ моихъ единовѣрцевъ меня не покинулъ, и я не позабылъ тебя, Іонаѳанъ! Я взялъ тебя съ собой въ Англію, одѣлъ какъ господина, жирно кормилъ тебя, учу тебя какъ вести дѣла! И я еще не все сдѣлалъ для тебя… тебя ждетъ лучше, Іонаѳанъ! (Взвѣшивая слова и ударяя по плечу, каждый разъ, при произнесеніи имени Іонаѳана). Если дѣла пойдутъ счастливо, Іонаѳанъ, я прибавлю тебѣ жалованья… Іонаѳанъ, двадцать фунтовъ въ годъ, Іонаѳанъ.
Іонаѳанъ. — И въ прошломъ году вы мнѣ то же обѣщали, а все-таки…
Натанъ. — Какъ! Обѣщалъ, а потомъ забылъ? Іонаѳанъ, на этотъ разъ не забуду. При первомъ займѣ прусскаго короля, или австрійскаго императора, — если онъ состоится, — я дамъ тебѣ двѣ тысячи фунтовъ, Іонаѳанъ, двѣ тысячи фунтовъ ровно, безъ учета. Теперь ступай, Іонаѳанъ, ступай… (Іонаѳанъ хочетъ идти. Натанъ продолжаетъ ходитъ взадъ и впередъ; когда Іонаѳанъ уже у входа, Натанъ его кличетъ). Кстати, Іонаѳанъ, былъ ты у французскаго купца въ базарѣ, подлѣ Лестеръ-сквера?
Іонаѳанъ. — Гдѣ миссъ Готшильдъ отобрала вчера нѣсколько вещей? Былъ и велѣлъ ему придти сюда со всѣмъ, что у него есть лучшаго.
Натанъ. — Я хочу, къ тому, что она выбрала, прибавить кой-что, чтобы показать, ей, что не забылъ дня ея рожденія.
Іонаѳанъ. — Какъ можете вы думать о мелочахъ, когда биржа въ такомъ положеніи, и наша касса утекаетъ…
Натанъ. — Мелочи — рожденіе моей Риты? Ты говоришь пустяки, несчастный сынъ Израиля! (Хватаетъ съ сердцемъ за галстухъ).Или нѣтъ у тебя сердца? Или не было у тебя ни жены, ни дѣтей? (Іонаѳанъ дѣлаетъ отрицательные знаки). Развѣ ты не знаешь, что я, для удовольствія моей Риты, рѣшился остаться здѣсь въ заключеніи на цѣлый день, и въ какой еще день? Когда биржа призываетъ меня тысячею голосовъ сирены, когда идетъ дѣло о моемъ Аустерлицкомъ сраженіи.
Іонаѳанъ. — Аустерлицъ? Да, если фонды подымаются, а если не подымутся?
Натанъ. — Паденіе, банкротство, бѣгство… (Холодно).
Іонаѳанъ. — И вы говорите объ этомъ хладнокровно? Святые пророки!
Натанъ. — И императоръ, говорятъ, никогда не бываетъ такъ спокоенъ, какъ наканунѣ большаго сраженія. А мои милліоны мнѣ дороже, чѣмъ ему его войска… А вотъ слушай. (Трогаетъ пульсъ). Я спокоенъ, пульсъ бьется правильно, я могу заниматься подарками для дня рожденія моей милой Риты, этого живаго портрета ея бѣдной матери. (Останавливается передъ портретомъ Риты).
Іонаѳанъ. — Что за человѣкъ, что за голова! Теперь, когда онъ смотритъ на портретъ своей жены, позвони ему надъ ухомъ мѣшкомъ золота, вѣдь онъ не оборотится. (Уходитъ. Входитъ Давидъ).
Давидъ. — Французъ изъ французскаго базара по вашему приказанію, какъ онъ говоритъ.
Натанъ (придя въ себя).-- А! Пусть войдетъ… Да! Или первый изъ банкировъ, или послѣдній изъ банкротовъ! Но роковой часъ не замедлитъ пробить. Парижъ долженъ сдаться союзникамъ, такъ говорятъ письма, которыя я тайно получаю изъ главныхъ квартиръ обоихъ войскъ. Мои милліоны имѣютъ друзей всюду. О! мнѣ недешево стоятъ эти письма!.. Еслибъ мнѣ удалось имѣть одного изъ тѣхъ голубей, которые приносятъ извѣстія изъ лагеря банкиру Оверстону! У него было бы однимъ голубемъ меньше, а у меня нѣсколькими милліонами больше. (Входитъ Брикарбакъ. Онъ одѣтъ по французской модѣ того времени, смѣшно и съ дурнымъ вкусомъ. У него длинная сѣдая борода; онъ немного сгорбленъ. Значительно постарѣлъ. При немъ объемистый свертокъ).
Брикабракъ. — Bonjour, господинъ! Мнѣ сказали, чтобы я принесъ все, что имѣю лучшаго. Здѣсь есть рѣдкая вещь, которая цѣнится на вѣсъ золота. (Открываетъ свертокъ и вынимаетъ маленькій нессесеръ, принадлежавшій маркизу Кастъ). Нессесеръ, стиль Дюбари, настоящій Буль, крышка севрскаго фарфора, bijôu.
Натанъ. — Хм!.. Да… Недурно! Я впрочемъ не понимаю… Это французская вещь, такъ? (Садясь къ столу).
Брикабракъ. — Fabrique de Paris. Да, это самая парижская вещь… (Тихо и таинственно, кладя палецъ на губы). Это контрабанда, meuble historique, господинъ, изъ вещей генеральши Нейзингеръ, умершей въ прошломъ году.
Натанъ (равнодушно).-- А, а! Вдовы генерала, который занялъ Франкфуртъ, въ 1792 году?
Брикабракъ. — Tiens! tiens! tiens!.. Какъ банкиры хорошо знаютъ исторію!.. Совершенно такъ… Господинъ имѣетъ хорошую память.
Натанъ. — У меня есть причина помнить это.
Брикабракъ. — И у меня! Parbleu! Я самъ былъ тамъ въ то время.
Натанъ. — Вы? (Смотритъ на него равнодушно и быстро дѣлая вычисленія карандашемъ).
Брикабракъ. — Вотъ я самый, какъ видите, служилъ въ главномъ рейнскомъ войскѣ. (Таинственно). Юстинъ Горацій Ковлесъ Брикабракъ былъ одинъ изъ героевъ 1792 года. (Приближается къ Натану). Вы англичанинъ, господинъ?
Натанъ. — Нѣтъ.
Брикабракъ. — А! Мнѣ такъ и показалось… но я боялся ошибиться. (Съ жаромъ). Эти собаки англичане взяли меня въ плѣнъ въ Тулонѣ и держали въ понтонахъ до аміенскаго мира. И вотъ, чтобъ отомстить имъ, я женился на англичанкѣ и на ея приданое завелъ лавку рѣдкостей и заставляю своихъ враговъ проливать кровь въ видѣ денегъ, которыя выманиваю изъ ихъ кармановъ.
Натанъ. — Честный французъ, я надѣюсь, что вы не захотите совершать вашихъ хирургическихъ операцій надъ моими карманами. Какая цѣна этой вещицы?
Брикабракъ. — Цѣна… Ахъ, господинъ, я бы охотно предложилъ вамъ ее даромъ въ знакъ уваженія, еслибы вы обѣщали мнѣ маленькій купонъ въ одномъ изъ вашихъ будущихъ займовъ.
Натанъ. — Шутокъ не надо! Цѣна, говорю я вамъ!
Брикабракъ. — Цѣна!.. Ah, mon Dieu! Мнѣ хочется заплакать при мысли, что придется разстаться съ этой роскошною вещью…
Натанъ. — Цѣна, цѣна!
Брикабракъ. — А этотъ портретъ на крышкѣ! Какое личико, какіе волосы, какая грудь!
Натанъ. — Цѣна!
Брикабракъ. — Ахъ, зачѣмъ огорчаете вы меня, говоря о цѣнѣ такого chef d'œuvre! Какое художественное совершенство! Какое вдохновеніе! Какой геній! Какой шикъ! Cré nom d’un petit bon-homme! (Натанъ звонитъ. Брикабракъ встревоженный). Зачѣмъ звоните, господинъ?
Натанъ. — Я четыре раза спрашивалъ у васъ цѣну, вы не хотите сказать, такъ хорошо, — ступайте!
Натанъ (Давиду).-- Выпроводи за двери этого господина.
Брикабракъ (Давиду, который приближается).-- Минуточку, другъ! Ну, хорошо, господинъ, я скажу мою цѣну… Будь это съ кѣмъ-нибудь другимъ, а не съ вами, господинъ… и притомъ ваша мадемуазель дѣлаетъ покупки въ моемъ базарѣ au grand Mogol… не стану просить тридцать стерлинговъ, а…
Натанъ. — Десять.
Брикабракъ. — Десять! Horreur! Вы шутите, господинъ! За эту великолѣпную игрушку десять фунтовъ стерлинговъ!
Натанъ. — Десять фунтовъ составляютъ двѣсти пятьдесятъ франковъ, — настоящая цѣна…
Брикабракъ. — Ахъ, господинъ, ахъ!.. Вы посмотрите, посмотрите.
Натанъ (взглянувъ на нессесеръ).-- Да, правда, я ошибся.
Брикабракъ. — И я думаю, что ошибись. Десять фунтовъ! Десять фунтовъ. Par exemple!
Натанъ. — Тутъ царапина на крышкѣ… и изъянъ въ фарфорѣ… Я хотѣлъ сказать: восемь фунтовъ.
Брикабракъ. — О, господинъ! о! о! mon Dieu! Господинъ смѣется надъ изящными искусствами! Десять! Восемь! Ну, хорошо, такъ-какъ мадемуазель — наша pratique, французская вѣжливость не позволяетъ мнѣ сдѣлать ей неудовольствіе… для нея только осьмнадцать.
Натанъ. — Восемь, восемь, восемь! Берите, или ступайте!
Брикабракъ. — Ахъ! продать за восемь, это то же, что выщипать себѣ бороду, какъ говорятъ турки! (Натанъ звонитъ. Давидъ, который былъ въ глубинѣ сцены, подходитъ). Восемь гиней, господинъ, восемь гиней, и онъ вашъ.
Натанъ. — Ну, и въ добрый часъ! Вы хотите золотомъ, не такъ-ли? (Вынимаетъ кошелекъ).
Брикабракъ. — О, да, господинъ! (Про себя). Золото стоитъ дороже! Я предпочитаю золото; къ тому же вы его предлагаете такъ любевно.
Натанъ. — Вы знаете, что на каждую гинею теперь шесть шиллинговъ лажу. (Брикабракъ, улыбаясь, потираетъ руки). Въ каждой гинеи двадцать-семь шиллинговъ, шестью восемь — сорокъ-восемь. Двѣ гинеи, четыре, шесть. (Отсчитываетъ). Вотъ шесть золотыхъ гиней и два шиллинга; счетъ вѣренъ. Двѣ гинеи безъ двухъ шиллинговъ лажу.
Брикабракъ. — За восемь гиней двѣ гинеи безъ двухъ шиллинговъ промѣну! Но это убійство! Вы съ меня живаго кожу дерете! Я сказалъ: восемь гиней, господинъ.
Натанъ. — Вы сказали, восемь гиней золотомъ, мой милый, а золото дорого, эти свѣтлые кружечки недешевы. Когда я дѣлаю дѣла, я ихъ дѣлаю точно. (Звонитъ).
Бржкаправъ. — Это оскорбленіе, насмѣшка! Господинъ, который купается въ золотѣ, вычитаетъ лажъ. (Натанъ снова звонитъ. Давидъ приближается). Хорошо, я беру.
Натанъ. — Вашу бездѣлку?
Брикабракъ. — Нѣтъ, золото. И если господинъ захочетъ посѣтить мой базаръ, я покажу ему другія диковинки.
Натанъ; — У меня нѣтъ времени для этихъ посѣщеній.
Брикабракъ. — Ахъ, господинъ, сдѣлайте милость, помогите вашему собрату.
Натанъ (съ презрѣніемъ).-- Я вашъ собратъ?
Брикабракъ. — Конечно; мы оба обдѣлываемъ этотъ проклятый ростбифъ. Въ ожиданіи, покуда тотъ… le petit capofal… возьметъ у нихъ la capitale, мы отбираемъ у нихъ капиталы… Ахъ, ахъ! Elle est bonne celle-ci! (Уходитъ, смѣясь, съ низкими поклонами. Давидъ показываетъ ему дорогу).
Натанъ (смотритъ нессесеръ).-- Я его купилъ дешево! Я увѣренъ, что онъ стоитъ вчетверо дороже! Гдѣ-жь французу съ евреемъ! Бѣдный дуракъ! (Увидавъ Риту въ саду, покрываетъ нессесеръ платкомъ).Милая моя Рита!
Рита. — Ну, папа, ушли твои дѣловые люди? Да? О, я теперь довольна, ты мой теперь на весь день.
Натанъ. — Вотъ тебѣ маленькій подарокъ для дня твоего рожденія. (Показываетъ нессесеръ).
Рита (садится съ другой стороны стола).-- А, ящикъ, который я видѣла во французскомъ базарѣ и не купила, потому что онъ стоитъ такъ дорого? Но кто же могъ сказать тебѣ?
Натанъ. — И у меня есть тоже шпіоны. Мы, князья финансовые, имѣемъ ихъ не меньше кровныхъ князей. Только мы имъ платимъ дешевле и они намъ служатъ лучше.
Рита (встаетъ, беретъ ящичекъ и садится на скамейку у ногъ отца).-- Какъ это мило! Кажется, что отъ него еще и теперь пахнетъ пудрой; вѣрно, какая-нибудь герцогиня или маркиза прошлаго вѣка держала въ немъ всѣ свои любовныя письма! Надо показать его Виктору.
Натанъ. — Что это за Викторъ?
Рита. — Мой учитель музыки. Полтора года тому назадъ мнѣ его рекомендовала леди Маркманъ, наша сосѣдка по дачѣ. Человѣкъ со вкусомъ.
Натанъ. — Кто? Леди Маркманъ?
Рита. — Нѣтъ, Викторъ. Мнѣ непріятно, что ныньче нѣтъ урока.
Натанъ. — А что ты положишь въ эту вещичку?
Рита. — Не знаю… у меня нѣтъ любовныхъ писемъ, ты знаешь; вотъ еслибы ты далъ мнѣ письма, которыя писала тебѣ мама, а бы ихъ сберегла очень хорошо.
Натанъ. — Письма твоей матери! (тихимъ и взволнованнымъ голосомъ, показывая внутренній карманъ своего платья). Они всегда, дочь моя, здѣсь, въ карманѣ, и всегда останутся здѣсь, у моего сердца, пока оно будетъ биться; у моего сердца, когда оно и похолодѣетъ.
Рита. — Милый папа! (встаетъ и цалуетъ его). Ну, такъ ты напиши мнѣ письмецо и оно одно будетъ лежать въ ящикѣ, пока не будетъ другихъ. Я думаю, что рано или поздно и у меня будутъ кой-какія письма.
Натанъ. — Э! Берегись, моя Рита! Да, кто знаетъ, можетъ быть, они были бы у тебя и теперь, еслибы я не смотрѣлъ за тобой.
Рита (смѣясь).-- А! ты смотришь, чтобы ко мнѣ не доходили любовныя письма?
Натанъ. — Да, я смотрю, чтобы мотыльки и мушки не летали кругомъ тебя. Ты должна знать, моя дѣвочка, что ихъ привлекаютъ деньги, а не любовь. Это горькое нравоученіе, но я обязанъ его сдѣлать тебѣ.
Рита. — Боже мой! Какъ жаль, что я богата…
Натанъ. — Что ты! Не говори этого! Это глупо, Рита! Пока ты богата, ты можешь смѣяться надъ ихъ уловками; будь ты бѣдна, ты была бы ихъ жертвой. Богатство, Рита… ты не презирай его! Теперь это единственное божество, которому поклоняются съ одинаковымъ благоговѣніемъ по всему лицу земли. Смотри, вотъ идолъ нашего времени. (Вынувъ золотую монету изъ кармана). И какъ чествуютъ жрецовъ этого бога! Всѣ униженно повергаются къ ихъ ногамъ, Кадятъ имъ, обожаютъ ихъ и цалуютъ ихъ подошвы… (Поднявъ ногу). Вотъ подошва, которую они цалуютъ даже и тогда, когда она даетъ имъ пинки… Наши предки поклонялись золотому тельцу, христіане переняли у насъ это поклоненіе, но идола мы сохранили. (Показываетъ монету и прячетъ ее).
Рита. — Молчи, папа, молчи! Мнѣ больно слышать такія слова. И ты думаешь, что только богатство что-нибудь значитъ въ свѣтѣ?
Натанъ. — Нѣтъ, но оно придаетъ значеніе всѣмъ другимъ цифрамъ, также какъ единица, поставленная передъ цѣлымъ рядомъ нулей.
Рита. — А красота, талантъ, добродѣтель…
Натанъ. — Все это благоуханія, которыя такъ же стремятся къ богатству, какъ дымъ жертвенника стремится къ небу.
Рита. — А благородство?
Натанъ. — А благородство безъ денегъ, дѣвочка моя, — это левъ безъ когтей, безъ зубовъ и гривы. Зрѣлище плачевное.
Рита. — Такъ лучше быть богатой и неблагородной, какъ я, чѣмъ благородной и бѣдной.
Натанъ (смѣясь).-- А лучше всего быть богатой, благородной и красавицей… Ты изъ этихъ качествъ два уже имѣешь: ты богата и хороша.
Рита. — А благородство?
Натанъ. — Съ, моими милліонами будетъ и оно, если захочешь.
Рита. — Но ты вѣдь не благородный, а я не хочу отдѣляться отъ тебя.
Натанъ. — Да и не надо! Ты думаешь, что къ моему лицу нейдутъ гербы. Не бойся, куча золота вездѣ будетъ принята хорошо, въ какое платье ее ни одѣнь. Да, моя Рита будетъ благородная госпожа, прекрасная дама.
Рита. — Понимаю! Ты хочешь купить мнѣ мужа; ты хочешь промѣнять меня, какъ банковый билетъ, на гербъ графа или маркиза?
Натанъ. — Теперь мужья такъ же имѣютъ свой курсъ на биржѣ, какъ и другія цѣнности, моя милая. Выгодныя брачныя сдѣлки въ большомъ ходу у раззорившихся дворянъ.
Давидъ. — Виконтъ Вернонъ…
Натанъ (встаетъ). — Проси его въ мой кабинетъ. (Римѣ). Секретарь министра и будущій министръ, если я помогу ему моимъ умомъ и деньгами.
Рита. — Онъ недолго задержитъ тебя, папа, не правда ли?
Натанъ. — Нѣтъ… Я знаю, что ему нужно. Пришелъ занять у меня немножко мозгу. Я сейчасъ возвращусь. Министръ финансовъ хочетъ знать мое мнѣніе насчетъ будущаго займа. (Уходитъ въ дверь, противоположную той, въ которую вошелъ Давидъ).
Рита (одна).-- Золото, золото! Всегда золото! Постоянно говоря о золотѣ, папа забылъ, что есть вещи, которыя не покупаются и не продаются за золото! Нѣтъ, сердце Риты нельзя продавать съ аукціона, кто дастъ больше! Боже мой! Еслибы папа зналъ, что оно ужь отдано и отдано тому, кто не можетъ купить моего сердца, потому что у него нѣтъ ничего! Что-то выйдетъ изъ всего этого? Кто знаетъ! Онъ мнѣ ничего не говорилъ, я тоже… Однако, мы любимъ другъ друга, я это чувствую. Я замѣчаю по трепету нашихъ пальцевъ, когда они встрѣчаются на клавишахъ фортепьяно — по моему счастью, когда онъ со мною — по моему безпокойству, когда его нѣтъ, чувствую, что когда-нибудь онъ самъ мнѣ объ этомъ выскажетъ. Да что жъ пользы! И притомъ у него много чести и гордости — я въ большомъ затрудненіи. О, еслибъ жива была моя мать! Мнѣ нужно съ ней поговорить, нужно спросить у нея совѣта, какъ это дѣлаетъ всегда папа. Она вдохновитъ меня. Подожду до завтра, я хочу его видѣть. Если я посовѣтуюсь съ моей матерью сегодня, и если она мнѣ скажетъ, что я не должна съ нимъ видѣться, ну, такъ и говорить нечего! Но только еще одинъ разъ, одинъ разъ, и потомъ я ему скажу, прямо: я тебѣ обѣщаю, мама. (Обращается къ портрету).
Давидъ. — Учитель музыки, миссъ Рита!
Рита. — Ахъ! Онъ пришелъ сегодня, когда нѣтъ уроковъ?
Викторъ (входя, слышитъ слова Риты). — Ныньче день вашего рожденія, миссъ, и я не могъ противиться желанію принести вамъ искреннія поздравленія. Мнѣ нужно было идти на урокъ къ вашей сосѣдкѣ, леди Маркманъ, и я воспользовался этимъ случаемъ.
Рита (подавая ему руку).-- Почемъ вы знаете, что ныньче день моего рожденія?
Викторъ. — Вы мнѣ сами сказали въ прошломъ году. Вы думаете, что я забылъ. Будьте всегда счастливы, счастливы, какъ желаютъ вамъ всѣ, кто васъ любитъ.
Рита (съ невольнымъ кокетствомъ).-- Ахъ, кромѣ моего папа, меня никто не любитъ, даже на столько, чтобы поздравить меня. Я нигдѣ не бываю.
Викторъ. — Есть люди, которые желаютъ вамъ счастія чаще, чѣмъ вы думаете.
Рита. — Неужели? Мнѣ пріятно это слышать.
Викторъ. — Миссъ, у насъ, во Франціи, есть обычай, даже между простыми знакомыми, дарить букеты въ день рожденія; позволите ли мнѣ просить васъ принять скромный букетъ фіалокъ; проходя паркомъ, я самъ набралъ его. (Подаетъ).
Рита. — Это для меня дѣлаетъ его вдвое дороже/Какъ онѣ пахнуть! Я положу его въ мой новый ящикъ, чтобы сообщить ему запахъ фіалокъ. (Показываетъ нессесеръ Виктору). Вотъ подарокъ, который мнѣ сейчасъ сдѣлалъ папа! Не правда ли, какъ это мило?
Викторъ. — Мило! (Приближается и смотритъ). Боже! Этотъ гербъ… этотъ портретъ!
Рита. — Что съ вами?
Викторъ. — Скажите, скажите, какъ вы пріобрѣли его?
Рита. — Папа купилъ на французскомъ базарѣ. Я его видѣла вчера и спрашивала, откуда онъ полученъ; человѣкъ, который продавалъ его, сказалъ мнѣ, что онъ купилъ съ публичнаго торга, послѣ смерти генерала Нейзингера.
Викторъ. — Который командовалъ войскомъ на Рейнѣ во время республики? Странная игра случая! Да! Это гербъ нашей фамиліи, это портретъ моей матери.
Рита. — Вашей матери? О, какъ она была хороша!
Викторъ. — И какъ несчастна!
Рита. — Но она одѣта, какъ богатая дама; на гербѣ дворянская корона.
Викторъ. — А я — бѣдный учитель музыки, безъ имени, безъ состоянія. Вотъ, миссъ, вы ужь знаете половину моей тайны, значитъ имѣете право узнать и остальное. Мой отецъ, маркизъ де-Сенъ-Кастъ, какъ и всѣ аристократы, былъ въ опасности, во время республики; онъ бѣжалъ изъ Парижа съ моей матерью и со мною; я былъ еще младенцемъ, для того, чтобы присоединиться къ арміи принцевъ въ Кобленцѣ; онъ разстался съ нами въ Эльзасѣ, и мы о немъ не имѣли болѣе извѣстій.
Рита. — Боже мой!
Викторъ. — Онъ, вѣроятно, былъ убитъ какой-нибудь революціонной бандой, которыя тогда занимали Рейнъ. Моя мать, нуждаясь во всемъ, уже съ разстроеннымъ здоровьемъ, умерла, оставивъ меня сиротою, непонимающимъ своего несчастія. Она скрывала свое имя отъ бѣдныхъ поселянъ, которые окружали ее во время долгой болѣзни. Я выросъ между ними, у меня не было никакого наслѣдства, кромѣ маленькаго ящика, подобнаго этому, съ той только разницей, что вмѣсто портрета матери, на немъ былъ портретъ отца… Одинъ добрый священникъ, такой же бѣглецъ, принужденный принять должность органиста и учителя музыки, чтобы имѣть средства для жизни, увидалъ меня маленькаго, взялъ на воспитаніе и обучилъ искусству, которымъ я теперь поддерживаю свое существованіе.
Рита. — Но кто вамъ открылъ ваше происхожденіе?
Викторъ. — Случай! Придя въ возрастъ, часто открывалъ нессесеръ, который ревниво хранилъ въ память о моей матери. Однажды мнѣ удалось открыть секретный ящикъ. Тамъ моя мать заперла краткій разсказъ о печальной участи моихъ родителей.
Рита. — Странный случай.
Викторъ. — И посмотрите, сходство таково, что и здѣсь есть секретный ящикъ… Вотъ пружина.
Рита. — Но ящикъ не открывается.
Викторъ. — Отъ влажности и небрежнаго обращенія съ нимъ, дерево забухло. Теперь вы знаете мою тайну… вы ее не скажете никому, не правда ли, миссъ Рита?
Рита. — Но отчего вы не объявляете вашего званія, не пользуетесь вашимъ титуломъ?
Викторъ. — Къ чему это? Наши имѣнія конфискованы, проданы, какъ національная собственность. Титулъ и положеніе я хочу самъ пріобрѣсть. Если я буду годенъ на что-нибудь, если мои поступки могутъ принесть честь моей фамиліи, я открою свое имя, которое я до сихъ поръ скрывалъ. Бѣдные также имѣютъ свою гордость, миссъ Рита.
Рита. — О, господинъ Викторъ, повѣрьте, я понимаю и цѣню все благородство вашего поступка… Но какъ же наши уроки? Я ужъ не могу имѣть учителемъ маркиза де-Сенъ-Кастъ.
Викторъ. — Пусть я буду для васъ всегда бѣднымъ учителемъ музыки.
Рита. — И моимъ другомъ, благодаря секрету, который мы знаемъ только двое. (Подаетъ ему руку).
Викторъ. — Развѣ непремѣнно нужно имѣть секреты, чтобы: быть друзьями? (Цалуетъ у ней руку, Рита отнимаетъ ее).
Рита. — А урокъ леди Маркманъ?
Викторъ. — Я забылъ о немъ, извините, миссъ Готшильдъ.
Рита. — Зовите меня Ритой.
Викторъ. — Не могу, не смѣю, сударыня. Я не болѣе, какъ, вашъ учитель музыки. Учите хорошенько урокъ къ завтрему! (Кланяется и уходитъ).
Рита. — Вотъ настоящій дворянинъ! Онъ меня любитъ, а папа хочетъ купить благороднаго… Отчего-жь не взять Виктора? Что за дѣло, французъ ли, или англичанинъ? Но онъ такой гордый! Онъ, пожалуй, будетъ способенъ отказаться отъ моей руки! Милый ящичекъ! Какъ я его теперь люблю! Мнѣ до смерти хочется подарить его Виктору, но не смѣю. Спросить у папа. Тогда нужно будетъ открыть ему секретъ, который я обѣщала никому не говорить. Теперь я еще больше запутаюсь, чѣмъ прежде. Ну, Рита, соберись съ духомъ и подумай! Посмотримъ, что лучше предпринять! (Садится къ столу, поддерживая рукой голову у съ глубокой задумчивостью).
Натанъ. — Благородный виконтъ уѣхалъ, набравшись отъ меня ума-разума. Я готовъ держать пари, что онъ между своими товарищами выдаетъ себя за великаго финансиста. Когда-нибудь онъ мнѣ заплатитъ за эти уроки. Рита, что ты дѣлаешь? Отчего ты такъ задумчива? Нѣтъ ли у тебя какой-нибудь государственной тайны?
Рита. — Нѣтъ, папа. Я стараюсь открыть секретный ящикъ въ этомъ нессесерѣ, и это мнѣ не удается.
Натанъ. —Секретный ящичекъ! Покажи, покажи, дитя мое! Часто въ такихъ потайныхъ ящикахъ находили банковые билеты. Его трудно открыть…
Рита. — Можетъ быть, отъ сырости.
Натанъ. — Нѣтъ. Тутъ что-то попало между ящикомъ и дномъ… подожди. Нужно какъ-нибудь ухитриться. Ну, Рита, что ты скажешь, если мы тамъ найдемъ билетъ въ двадцать, или тридцать тысячъ франковъ?
Рита. — Хорошо, кабы такъ! (Хлопая руками съ комической важностью). Все, что тамъ, мое! (Про себя). Я пошлю это къ Виктору.
Натанъ (открывъ ящикъ).-- Наконецъ-то! Моя догадка оправдалась, тутъ какой-то листикъ.
Рита. — Что такое?
Натанъ. — Бѣлая бумага. Бѣдная Рита, мнѣ жаль, что я возбудилъ въ тебѣ напрасную надежду.
Рита (съ досадой).-- А я-было ужъ сочинила такой славный воздушный замокъ. Нечего дѣлать (бросаетъ бумагу на полъ). Клочокъ бумаги, пожелтѣвшій, заплѣсневѣвшій… хороша находка (про себя). Чтобы утѣшить себя, я напишу Виктору и пошлю ему этотъ ящикъ (садится за столъ спиной къ зрителямъ и пишетъ).
Давидъ. — Господинъ Іоанаѳанъ.
Натанъ. — Мой первый прикащикъ? Онъ бросилъ дѣла въ банкѣ? Зови скорѣе. (Идетъ къ дверямъ. Демидъ уходитъ). Что новаго, старикъ Іонаѳанъ?
Іонаѳанъ (взволнованный). — Извините, я такъ взволнованъ, я прибѣжалъ самъ…
Натанъ (тихо).-- Успокойся, успокойся, старый дуракъ! Ты видишь, что я спокоенъ. Не испугай дочь.
Іонаѳанъ. — Вы мнѣ велѣли дать приказаніе вашимъ агентамъ покупать государственныя бумаги…
Натанъ. — Да, чтобы продать ихъ по дорогой цѣнѣ, когда фонды поднимутся.
іонаеанъ. — Хорошо. Главный вашъ агентъ, Оверландъ, купилъ ихъ на двѣсти тысячъ фунтовъ, а они еще упали на два процента.
Натанъ. — Ну, и отлично!
Iонаѳанъ. — Онъ ихъ купилъ, да денегъ у него нѣтъ, чтобы заплатить за нихъ.
Натанъ (холодно).-- Тѣмъ лучше для него.
Іонаѳанъ (пораженный).-- Но вѣдь онъ для васъ покупалъ.
Натанъ. — Развѣ я ему приказывалъ? Развѣ я писалъ ему?
Іонаѳанъ. — Но я поручился за васъ.
Натанъ. — Ну, и плати! (Смѣясь надъ сконфуженнымъ Іонаѳаномъ). Ха, ха! Развѣ ты не видишь, что я хотѣлъ испугать тебя? (Идетъ къ сундуку). Вотъ, на шестьдесятъ тысячъ фунтовъ бумагъ индѣйской компаніи, остальное билетами англійскихъ банковъ.
Іонаѳанъ. — Отдыхаю… Но есть кой-что хуже.
Натанъ. — А что?
Іонаѳанъ. — Знаете, что говорятъ на биржѣ?
Натанъ. — Что такое?
Iонаѳанъ. — Говорятъ, что надо быть дуракомъ, чтобы покупать въ такое дурное время… что вы закупились выше своихъ фондовъ, и что, если упадокъ курса продолжится еще два дня, вы…
Натанъ. — Я буду банкротомъ. Они сказали правду. Только ошиблись относительно срока. Если курсъ будетъ падать, я буду банкротомъ завтра, а не послѣзавтра.
Іонаѳанъ. — И вы говорите это такъ равнодушно?
Натанъ. — Ребенокъ! (Щелкая его по носу). А другіе агенты мои — Гольдшмидтъ и Леви купили тоже?
Іонаѳанъ. — Одинъ на пятьдесятъ гасятъ, другой на восемьдесятъ.
Натанъ. — Пусть покупаютъ, пусть все покупаютъ. Вотъ два мои векселя на три дня.
Іонаѳанъ. — Сегодня ихъ еще возьмутъ, но завтра…
Натанъ. — Молчи, держи языкъ на привязи. (Іонаѳанъ уходитъ).
Натанъ (потирая руки).-- А! Вотъ это жизнь! Какъ эта борьба горячитъ человѣка! Мнѣ кажется, что я кормчій! Море бушуетъ, вѣтеръ дуетъ къ берегамъ, скалы близко, но я знаю, что корабль мой хорошъ, крѣпокъ и устойчивъ, сердце твердо и недоступно страху. (Перемѣняетъ тонъ и шутливо). Еслибы хоть немного хорошаго времени, такъ было бы не совсѣмъ дурно. Корабль бѣжитъ ужъ слишкомъ быстро. (Подходитъ къ сундуку).
Рита (поднимая голову).-- Такъ-то ты мнѣ посвящаешь этотъ день! (Идетъ къ Натану, который хочетъ запирать сундукъ). Погоди, не закрывай этотъ страшный сундукъ. Я хочу заглянуть туда. Что значатъ эти кучки связокъ разноцвѣтныхъ бумагъ?
Натанъ. — Переводы, банковые билеты, векселя, бумаги, которыя помогаютъ деньгамъ летать по свѣту. Наши предки первые изобрѣли векселя, а это лучше, чѣмъ терять время въ разглагольствованіи, что земля ходитъ, а солнце стоитъ на мѣстѣ.
Рита. — А эти блестящія кучки?
Натанъ. — Золото, Рита, золото, чеканенное на главныхъ монетныхъ дворахъ Европы; гинеи, испанскіе дублоны, нѣмецкіе талеры, луидоры, наполеондоры, — все птички, которыя слетаются въ Лондонѣ и которыхъ я заперъ въ клѣтку, чтобы онѣ вывели дѣтей. Опусти туда руку! Перемѣшай эти кучки! Не правда ли, пріятно брать золотыя ванны? (Беретъ двѣ горсти и пропускаетъ ихъ сквозь пальцы).
Рита. — Это луидоры? Они чеканены до революціи?
Натанъ. — Да! Погоди, я повѣрю кассу! (Садится передъ сундукомъ и считаетъ билеты).
Рита (выходя на авансцену съ горстью луидоровъ). Спрятать свертокъ этихъ луидоровъ въ потайной ящикъ. Викторъ, найдя ихъ, будетъ увѣренъ, что они оставлены его отцомъ. Онъ такой бѣдный! Какая отличная мысль! Папа, мнѣ нужно двадцать золотыхъ.
Натанъ. — Двадцать золотыхъ? А на что тебѣ?
Рита. — Это мой капризъ! Мнѣ кажется, я могу имѣть капризы въ день моего рожденія.
Натанъ. — Пятьдесятъ, сто, если это доставитъ тебѣ удовольствіе. Вотъ тебѣ двадцать луидоровъ; да и всѣ остальные будутъ современемъ твоими. Какъ они хороши! (Вздыхаетъ). Всякій разъ, когда я разстаюсь съ ними, не могу не вздохнуть. Я такъ люблю ихъ. (Пересчитываетъ ихъ).
Рита. — А меня, я надѣюсь, ты любишь еще больше. Благодарю, папа. Я ихъ пересчитаю, чтобы быть достойной дочерью своего отца. (Идетъ къ столику).
Давидъ. — Курьеръ прискакалъ, сломя голову, изъ Лондона и привезъ пакетъ отъ вашего кассира.
Натанъ (встаетъ).-- Давай. (Открываетъ и бросаетъ обвертку). Пониженіе, пониженіе! Все идетъ къ чорту! Посмотримъ письмо. «Четыре агента прекратили платежи. Мейеръ обанкрутился. Глиннъ чуть держится. У насъ нѣтъ бумагъ для покрытія послѣдней операціи. Намъ нужны сорокъ тысячъ фунтовъ съ возвращеніемъ этого курьера»! А! дѣло становится серьёзнымъ! (Смотритъ на часы). Два часа… еще два часа безъ перемѣны, тогда Натанъ Готшильдъ будетъ и самъ банкротомъ. (Идетъ къ сундуку, беретъ различные билеты, кладетъ ихъ въ конвертъ, запечатываетъ и отдаетъ Давиду). Отдай курьеру и скажи, чтобъ скакалъ, что есть мочи! (Встаетъ). О, когда перемѣнится вѣтеръ, когда перемѣнится… посмотримъ. сундука). Этихъ бумагъ ужъ нельзя трогать. Продать ихъ, при такомъ пониженіи, вѣрное раззореніе. Что дѣлать? Что? Глупый! Встрѣчай фортуну съ смѣлымъ лицомъ. Она женщина и любитъ смѣлыхъ! Будемъ тверды, покуда мое имя стоитъ хоть шиллингъ. (Ходитъ взволнованный, останавливается передъ Ритой, которой не удается сдѣлать свертокъ изъ двадцати луидоровъ). О, неопытныя ручки! Дай я сдѣлаю! (Подходитъ къ столику и свертываетъ золотые). Вотъ колеса, на которыхъ медленно тащилась старая торговля христіанъ, пока мы ихъ не научили вести дѣла быстрѣе. Ну, что жъ ты теперь хочешь дѣлать?
Рита (сидя). — Сказать тебѣ? Я хочу отослать…
Натанъ (стоя).-- Безъ моего позволенія?
Рита. — О, я попрошу у тебя дозволенія, если ты мнѣ передъ обѣщаешь позволить.
Натанъ. — Обѣщаю. Кому эти деньги?
Рита. — Господину Виктору.
Натанъ. — Какъ? Развѣ мы ему не аккуратно платимъ за уроки?
Рита. — Это не за уроки, это сюрпризъ; я еще хочу послать ему и этотъ хорошенькій ящичекъ.
Натанъ. — Подарокъ, который я только-что тебѣ сдѣлалъ? Что ты!
Рита. — Этотъ ящикъ долженъ принадлежать ему. Подумай немного. Оказывается, что этотъ ящикъ принадлежалъ его отцу. Онъ узналъ гербъ, портретъ матери, которая умерла, когда онъ быть ребенкомъ.
Натанъ. — Такія исторіи очень просто разсказывать. Свѣтъ наполненъ искателями приключеній, и я сдѣлалъ ошибку, что не разузналъ хорошенько объ этомъ господинѣ Викторѣ.
Рита. — Господинъ Викторъ не искатель приключеній. Я сама сбирала о немъ свѣдѣнія, они очень хороши. Кромѣ того, онъ зналъ, что тутъ есть секретный ящикъ, и показалъ мнѣ пружину. Смотри, вотъ портретъ его матери! Ну, а еслибы я нашла, по прошествіи многихъ, многихъ лѣтъ портретъ моей матери въ чужихъ рукахъ, и мнѣ его не захотѣли бы отдать, развѣ тебѣ это не показалось бы жестокимъ!
Натанъ. — Правда, портретъ матери — вещь драгоцѣнная.
Рита. — Такъ я могу отдать его ему?
Натанъ (послѣ минутнаго размышленія). — Да.
Рита. — Благодарю, благодарю, папа! Какой ты добрый! Какъ я тебя люблю! Вотъ смотри, я положу этотъ свертокъ въ секретный ящикъ. Къ моему счастью, Виктору давеча не удалось открыть этотъ ящичекъ и онъ подумаетъ, что золото положено кѣмъ-нибудь изъ его семейства. Если онъ меня спроситъ, я побожусь ему, что положила не я…
Натанъ. — Божиться напрасно?
Рита. — Ничего! Я и не положу сама, положишь ты. Ахъ, какая я плутовка.
Натанъ. — Это немножко поіезуитски, и для начинающей недурно. Только сейчасъ видно, что ты еще неопытна въ плутовствѣ. (Разрываетъ свертокъ). Смотри: на луидорахъ годъ 1787 и 88, а ты ихъ обвернула въ бумагу, на которой фабричное клеймо нынѣшняго года. (Ставитъ бумагу передъ свѣчей, которая была зажжена для того, чтобы запечатать свертокъ).
Рита. — Да, да, а мнѣ бы и въ голову не пришло.
Натанъ. — Вотъ иногда и мошенникамъ это тоже не приходило въ голову и они попадались на такихъ глупостяхъ. Когда захочешь сдѣлать такую штуку, такъ всегда смотри на клеймо фабриканта, а больше всего не забывай разсмотрѣть хорошенько клеймо на банковыхъ билетахъ — вотъ такъ на свѣтъ, не фальшивые ли они.
Рита. — Ну, такъ нужно найти для обертки бумажку безъ клейма.
Натанъ (смотря на полъ).-- А вотъ бумага, которая была въ ящикѣ, она именно такая, какую нужно. И желта и стара. Кромѣ того бумага иностранная. Посмотримъ клеймо. (Рита ставитъ бумагу къ свѣту).
Рита. — Очень ясно «1791». Ахъ, папа, смотри, выходятъ черныя буквы, которыхъ прежде не видно было на бумагѣ. Я хорошо разбираю первое слово: «по предъявленію».
Натанъ. — Покажи. На этомъ листкѣ писано симпатическими чернилами. Нужно поболѣе теплоты, чтобы буквы лучше вышли.
Рита. — Еще тайна! О, драгоцѣнный ящичекъ! Точно какая-нибудь вещица изъ арабскихъ сказокъ. Подержи листокъ передъ каминомъ, пока я открою ящичекъ.
Натанъ (идетъ къ камину и держитъ передъ огнемъ; читаетъ).-- «По предъявленію сего, заплатить двѣ тысячи талеровъ… Мой почеркъ…» (Снова быстро подноситъ бумагу къ огню). «Росписка данная мною, 2-го октября 1792 года, маркизу де-Сенъ-Кастъ!» (Конвульсивно сжимаетъ бумагу въ комокъ).
Рита. — Что такое, папа? (Идетъ къ нему).
Натанъ. — Ничего; старая росписка, неимѣющая никакого значенія. Она касается лицъ, уже умершихъ — всѣ давно умерли. (Отрываетъ часть бумаги). Мнѣ интересно узнать, что это за чернила; мы, банкиры, часто ихъ употребляемъ. Я оставлю себѣ, часть, которая исписана, чтобы подвергнуть ее химическому анализу. Вотъ чистая половина. Тутъ довольно, чтобы сдѣлать свертокъ. (Завертываетъ луидоры и запечатываетъ).
Рита. — Видишь пружину, папа? Ящикъ выскочилъ. Положи свертокъ. (Ящику). Теперь пошелъ назадъ!
Натанъ. — Ты говоришь, что онъ принадлежалъ отцу Виктора?
Рита. — Да, о которомъ не было извѣстій съ 1792 года. Его бѣдная жена умерла вскорѣ послѣ того въ Эльзасѣ.
Натанъ. — А сказалъ онъ тебѣ имя своего отца?
Рита. — Да. Но это секретъ, папа! Впрочемъ, я думаю, до тебѣ надо сказать, потому что между мною и тобою не должно битъ секретовъ, не правда ли, ты мнѣ всегда это говорилъ. Ну, его отца звали маркизъ Сенъ-Кастъ, но Викторъ не носитъ этого титула и не хочетъ, потому что очень бѣденъ.
Натанъ (тихо, но такъ, что Рита слышитъ), — Странное, странное стеченіе обстоятельствъ! Перстъ Іеговы! (Переходить на другую сторону).
Рита. — Какое стеченіе обстоятельствъ, папа?
Натанъ. — А то, что по прошествіи столькихъ лѣтъ, мы нашли и ящикъ и Виктора вмѣстѣ.
Рит а. — Значитъ, мы должны отдать ему, не правда ли?
Натаихъ (задумчиво).-- Да, да.
Рита. — Я сейчасъ пошлю его господину Виктору, онъ долженъ быть еще у леди Маркманъ, здѣсь, напротивъ. О, какъ я счастлива. Какой хорошій день рожденія! И какой отличный и благородный у меня отецъ! (Цалуетъ его и уходитъ съ ящикомъ).
Натанъ (одинъ).-- Отличный, благородный! Слова безъ смысла! Наслѣдникъ умершаго — нашелся! Столько лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ я напрасно искалъ его повсюду; тогда уплата была такъ легка, тогда мнѣ нечего было терять, тогда мой добрый ангелъ былъ еще со мною. А онъ приходитъ теперь требовать своихъ денегъ, когда самая ничтожная сумма мнѣ нужна необходимо. Теперь, когда все мое богатство, вся моя будущность, зависятъ отъ событій одного часа. (Перемѣнивъ тонъ). Ну, онъ много ждалъ, подождетъ и еще; эта борьба когда-нибудь кончится, или я выплыву, или погибну въ кораблекрушеніи. Я заплачу ему завтра, если… если… Кто знаетъ, останется ли у меня завтра столько грошей, сколько онъ требуетъ талеровъ. Онъ требуетъ? Но гдѣ у него доказательства? Проклятый ящикъ! Я теперь припоминаю, что у маркиза де-Сенъ-Кастъ было въ рукахъ что-то подобное; я тогда не обратилъ вниманія. Должно быть, онъ спряталъ росписку въ ящикъ. Ну, хорошо, предположить, что этотъ Викторъ его сынъ… гдѣ же доказательство моего долга ему? Нѣтъ ничего, кромѣ этого, разорваннаго пополамъ, лоскутка бумаги, который огонь можетъ гораздо скорѣе уничтожить, чѣмъ сдѣлать ясными слова, которыя тамъ написаны. Благоразумнѣе всего уничтожить его! (Идетъ къ камину). Проклятый клочокъ бумаги! Я узналъ его по первымъ буквамъ. Посмотримъ, все ли здѣсь? (Грѣетъ его). Все, и очень ясно. Каждый агентъ въ Лондонѣ побожится, что это моя подпись. А это что за слова еще? Я не понимаю. «Удостовѣряю и обязуюсь, Рита Ротшильдъ». Моя Рита, ея почеркъ, ея рука дрожала. О. Рита моя! (Цалуетъ бумагу). Нѣтъ, нѣтъ, я не могу сжечь ея подпись, нѣтъ, никогда! О, какъ бы ты была счастлива, мой святой ангелъ, еслибъ дожила до этого дня! Она говорила мнѣ объ этомъ долгѣ, даже и умирая она вспоминала вдову и сироту, ничего не знавшихъ о своемъ наслѣдствѣ, и заставила меня обѣщать ей не прекращать моихъ поисковъ, пока не найду ихъ. И я поклялся ей, какъ поклялся 22-го октября. Теперь сирота нашелся, но я раззорюсь совершенно, если сдержу свое слово. Охъ, что же мнѣ дѣлать! Ты меня видишь, ты меня слышишь, моя Рита, дай мнѣ силу, дай мнѣ совѣтъ… Рита, Рита, помоги, помоги мнѣ! (Падаетъ на колѣни передъ портретомъ, простирая къ нему руки). Сказать, или нѣтъ дочери? (Какъ бы по внушенію). Да… я скажу ей все… Она будетъ моей совѣтницей, руководительницей моего сердца, какъ ты была и будешь впередъ.
Рита. — Я послала ящикъ Виктору, папа. Но что съ тобой? Какъ ты блѣденъ! Ты весь дрожишь. Ты слишкомъ волнуешься! Это все курьеры, то и дѣло пріѣзжаютъ; я сама начинаю безпокоиться. Вотъ и еще одинъ, онъ слѣзаетъ съ лошади.
Натанъ (бѣжитъ къ двери).-- Гдѣ онъ? Мнѣ надо его видѣть сейчасъ же! (Давидъ входитъ и подаетъ пакетъ. Рита съ состраданіемъ глядитъ на взволнованнаго отца. Натанъ открываетъ дрожащими руками пакетъ). А! фонды лондонскаго банка повышаются. Нѣтъ… черезъ полчаса опять пониженіе… пониженіе всѣхъ бумагъ. (Читаетъ записку, которая была при «Биржевомъ Листкѣ»). Записка отъ Іонаѳана! «Робертсъ принужденъ будетъ прекратить платежи, если я не пошлю ему тридцать-пять тысячъ фунтовъ». Какъ! Робертсъ, которому я, только-что часъ назадъ, далъ денегъ; фирма, которая мнѣ и такъ ужъ должна пятьсотъ тысячъ фунтовъ деньгами и столько же бумагами по курсу! Раззореніе ихъ фирмы будетъ и моимъ раззореніемъ. Но какъ помочь имъ? Если я это сдѣлаю, я лишусь послѣднихъ средствъ. А между тѣмъ это необходимо. Да поможетъ мнѣ Іегова! (Идетъ къ сундуку и беретъ пачку бумагѣ). Рита, слушай! Листовъ, который мы нашли въ ящикѣ… тогда его трудно; было прочесть… теперь это легко, читай!
Рита (читаетъ).-- «По предъявленіи сего, обязуюсь заплатить маркизу де-Сенъ-Кастъ, или кому онъ прикажетъ, двѣсти тысячъ талеровъ, которые получилъ отъ него на сохраненіе Натанъ Готшидьдъ». Твое имя?
Натанъ. — Читай, читай.
Рита. — «22-го октября 1792 года. Удостовѣряю и обязуюсь. Рита Готшильдъ». Моя мать?
Натанъ. — Да, она была свидѣтельницей… она обязалась. Маркизъ получилъ отъ меня, въ собственныя руки, эту росписку.
Рита. — И онъ послѣ не требовалъ денегъ?
Натанъ. — Онъ былъ убитъ, нѣсколько минутъ спустя…
Рита (съ ужасомъ).-- О, Боже!
Натанъ. — Своими соотечественниками, французскими солдатами.
Рита. — Такъ всѣ эти деньги Виктора?
Натанъ. — Если онъ дѣйствительно сынъ маркиза.
Рита. — О, какая радость! Онъ можетъ принять опятъ свою фамилію и свой титулъ… Какъ я счастлива! (Прыгаетъ, смѣется и плачетъ).
Натанъ. — Что это, Рита?
Рита. — Извини, папа; но еслибы ты зналъ, какой онъ добрый! Съ какимъ мужествомъ и благородствомъ переносилъ онъ свое унизительное положеніе.
Натанъ. — Рита, ты его любишь?… (Рита отворачивается, застыдившись). А онъ тебя любитъ?
Рита. — Онъ мнѣ не говорилъ.
Натанъ. — Ну, вотъ! Развѣ непремѣнно нужно сказать… Ты думаешь, что онъ тебя любитъ?
Рита. — Да.
Натанъ. — Тебя, или твои деньги?
Рита. — О, меня, меня, одну меня!
Натанъ. — И хорошо дѣлаетъ, потому что если возьметъ тебя замужъ, такъ возьметъ нищую.
Рита. — А, понимаю, ты хочешь лишить меня наслѣдства?
Натанъ. — Негодная! Какъ ты можешь такъ думать обо мнѣ? Смотри! Вотъ тридцать тысячъ фунтовъ! Это ровно та сумма, которую я ему долженъ. (Свертываетъ бумаги). Пошли ему!
Рита. — Ахъ, папа, благодарю тебя! Я не стану терять ни одной минуты.
Натанъ. — Подожди! Прежде, чѣмъ ты это сдѣлаешь, ты должна понять, что эта сумма, дѣлая Виктора богатымъ, повергаетъ меня въ бѣдность…
Рита. — Отецъ!
Натанъ. — Это правда! Такая сумма, взятая изъ моихъ операцій въ эту минуту, лишаетъ меня всего — это мое пораженіе, моя погибель…
Рита. — Возьми, возьми, папа! (Возвращая ему билеты).
Натанъ. — Если я возьму, они пойдутъ въ ту же пропасть, которая поглотила въ нѣсколько часовъ все мое состояніе.
Рита. — Ты ему заплатишь послѣ.
Натанъ. — Когда? Чѣмъ? Если мои разсчеты обманутъ меня, черезъ часъ я долженъ буду остановить платежи и… я завтра буду объявленъ банкротомъ.
Рита. — Значитъ, если ты возьмешь эти деньги…
Натанъ. — Я обману его.
Рита. — А если отдашь?
Натанъ. — Твой отецъ подвергнется раззоренію и безчестію. Выбирай, дитя мое, выбирай одно изъ двухъ…
Рита (съ дрожью и со слезами въ голосѣ).-- Нѣтъ, нѣтъ, Выбирай ты самъ, я не могу, папа, не смѣю…
Натанъ (беретъ ее за руку).-- Дочь моя, твоя мать выбрала бы! Проси ее, чтобы она научила тебя.
Рита. — Ахъ, папа, я не могу! Голова у меня горитъ, я умираю. Проси, папа, за насъ обоихъ!
Натанъ. — Я ужь просилъ ее и она дала мнѣ силы…
Давидъ. — Учитель музыки!
Рита (вскакиваетъ и переходитъ къ отцу съ правой стороны).-- Викторъ!
Викторъ (входитъ съ ящикомъ. Давидъ уходитъ).-- Господинъ Готшильдъ, миссъ Рита, я не могу вернуться въ городъ, не выразивъ вамъ моей глубочайшей благодарности за вашъ драгоцѣнный подарокъ. Вы, можетъ быть, не знаете, господинъ Готшильдъ…
Натанъ. — Все знаю. (Ритѣ). Не нужно ли тебѣ сказать что-нибудь г. Виктору?
Рита (дѣлаетъ усиліе, но не можетъ).-- Я не могу говорить.
Викторъ (не замѣчая того, что происходитъ между отцомъ и дочерью, стоитъ въ углу справа).-- Прощайте! До завтра, миссъ! Благодарю васъ, благодарю отъ всего сердца. (Хочетъ идти).
Натанъ. — Подождите… (Молчаніе). Вы… маркизъ де-Сенъ-Кастъ?
Викторъ. — Миссъ Рита открыла валъ мою тайну?
Натанъ. — Нѣтъ, эта вещь (указываетъ на ящикъ) открыла ее. Она открыла также другую тайну… эту росписку. Прочтите! (Даетъ ее Виктору). Вотъ банковые билеты на сумму, которую а вамъ долженъ… Что касается до процентовъ, мы условимся…
Викторъ. — Возможно ли это? (Ставитъ ящикъ на столъ). Такъ, значитъ, это вамъ мой отецъ…
Натанъ. — Довѣрилъ все, что имѣлъ… да, да!…
Викторъ. — Наконецъ-то я могу воспользоваться и именемъ титуломъ моего отца… Ахъ, господинъ Готшильдъ, увѣнчайте вашъ благородный поступокъ еще однимъ благодѣяніемъ, отдайте мнѣ руку вашей дочери. Можетъ быть, я не такой богатый зять, какого вы желали…
Натанъ. — Богаче, чѣмъ я могу ожидать… (Съ глубокимъ уныніемъ). Я раззоренъ.
Викторъ. — Вы?
Рита. — Да, Викторъ… онъ доведенъ до бѣдности этой уплатой… Эти деньги спасли бы его… (Плачетъ).
Викторъ. — Богаты вы, или бѣдны, хотите вы имѣть меня зятемъ?
Натанъ. — Какъ? Вы хотите жениться на ней безъ приданого? Подумайте! Мое раззореніе совершенное… я теряю все.
Викторъ. — А я все пріобрѣтаю съ Ритой.
Натанъ. — Хорошо… Молодой человѣкъ! Вы — монета хорошаго чекана! Берите ее… но вамъ придется также содержать и отца… Я остаюсь безъ гроша… Впрочемъ, не надолго… Это несчастіе слишкомъ большой ударъ для меня. (Убитый переходитъ на другую сторону сцены, едва передвигая ноги).
Викторъ. — Нѣтъ, господинъ Готшильдъ, вы не будете въ бѣдности… по крайней мѣрѣ, по моей винѣ. Эти деньги мои… я вступаю въ долю съ вами и отдаю ихъ въ ваше полное распоряженіе.
Натанъ (съ внезапнымъ возвратомъ энергіи).-- Какъ? Вы мнѣ довѣряете ихъ?… Хотите вмѣстѣ со мною играть на биржѣ?… (Беретъ пачку бумагъ, идетъ къ столу и громко звонитъ).
Натанъ. — Этотъ пакетъ курьеру… пусть ѣдетъ сейчасъ же… пусть загонятъ лошадь… если нужно двухъ… пусть загонитъ себя, но, чтобы пріѣхалъ прежде чѣмъ запрутъ биржу. (Даетъ ему пакетъ). Ну, чего же ты ждешь, дуракъ?
Давидъ. — Тутъ одинъ человѣкъ у рѣшотки, одѣтъ поохотничьп… Онъ принесъ эту корзинку и велѣлъ мнѣ отдать вамъ ее сейчасъ же… Это голубь… Я снесу его повару. (Хочетъ идти).
Натанъ. — Наконецъ! (Раскрываетъ съ большимъ безпокойствомъ корзину). Одинъ изъ голубей Шварцшильда. (Беретъ голубя и открываетъ зубами маленькую записку, спрятанную подъ крыломъ). Писано цифрами, но я понимаю. (Читаетъ дрожащимъ голосомъ, проводя руками по глазамъ). «4-го апрѣля, полдень. Союзники въ Парижѣ. Наполеонъ отрекся въ Фонтенебло». Спасенъ, спасенъ, я спасенъ! (Прыгаетъ отъ радости и смѣется сквозь слезы).
Рита. — О, Боже! Онъ съума сошелъ!
Натанъ. — Съума сошелъ! Ха, ха, ха! Съума сошелъ! (Идетъ къ столу и быстро пишетъ, читая написанное). «Іонаѳанъ! Забери всѣхъ агентовъ, какіе есть въ Лондонѣ. Покупай, покупай, покупай!… Скупи все!…». Это курьеру. (Давидъ уходитъ поспѣшно). Бѣги, черепаха! (Кричитъ ему вслѣдъ). Вотъ перемѣна декорацій, вотъ пристань!… вотъ тріумфъ!… вотъ повышеніе фондовъ! Мои сотни дѣлаются сотнями мильйоновъ… Завтра я буду сто разъ мильйонеръ… Маркизъ де-Сенъ-Касть, вы явились во время! Вы раздѣлите со мной мой выигрышъ. Сегодня продаютъ, а я одинъ покупаю; завтра всѣ будутъ покупать, а я одинъ продавать. (Прижимаетъ голубя къ груди). О, милая птичка! Голубь Ноя прилетѣлъ съ вѣткой оливы въ клювѣ, а ты принесъ ее подъ крыломъ! Я не могу возвратить тебѣ жизнь, но я сдѣлаю изъ тебя чучелу, я набью тебя банковыми билетами! Я посажу тебя въ массивную золотую клѣтку и подарю тебя Ритѣ въ день ея рожденія. (Кладетъ голубя на столъ, и увидя нессесеръ, вынимаетъ деньги, лежащія въ потайномъ ящикѣ). Теперь эти луидоры могутъ вернуться въ сундукъ,
Рита. — Ахъ, двадцать луидоровъ Виктора?
Натанъ. — Я предложу тебѣ подарокъ лучше… Ты отдашь ему поцалуями эту сумму. По франку за каждый, составитъ четыреста поцалуевъ.
Рита. — Четыреста!
Викторъ. — Согласенъ!
Натанъ. — Заплатить по востребованію! (Тихо толкаетъ къ нему Риту и отступаетъ назадъ, чтобы посмотрѣть на нихъ, бросивъ взглядъ на портретъ жены).