Вдова изъ Эфеса : Сказка Петронія
авторъ Власъ Михайловичъ Дорошевичъ
Источникъ: Дорошевичъ В. М. На смѣхъ. — СПб.: М. Г. Корнфельда, 1912. — С. 59.

Въ городѣ Эфесѣ жила женщина такой красоты, что женщины говорили при встрѣчѣ съ ней:

— Да будетъ благословенна твоя мать, которая родила тебя такой прекрасной!

А мужчины богохульствовали:

— Что дремлешь ты тамъ, Юпитеръ, около своей Юноны! Вотъ когда, вотъ когда тебѣ слѣдовало бы превратиться въ быка и украсить лобъ грозными рогами, или принять видъ бѣлоснѣжнаго лебедя, или, — что, можетъ быть, дѣйствительнѣе всего въ мірѣ! — осыпать золотымъ дождемъ эту новую Данаю.

Поднимемъ нашъ кубокъ въ память Париса! Счастье, что не было на склонѣ горы Иды этой женщины изъ Эфеса, — тогда бы Парисъ имѣлъ противъ себя не двухъ, а трехъ богинь!

Она была замужемъ за знатнымъ человѣкомъ, который скоро умеръ и оставилъ ее молодою вдовой.

Она слышать не хотѣла объ утѣшеніи.

Распустила по мраморнымъ плечамъ свои свѣтлые, — не крашеные, друзья, а настоящіе свѣтлые! — волосы и, раскрывъ свою божественную грудь, царапала ее, словно грудь соперницы, борясь со своей красотой, какъ со врагомъ.

Это было достойно слезъ.

И Эфесъ плакалъ.

Прекрасная вдова объявила:

— Заприте меня въ той пещерѣ, гдѣ вы похороните моего мужа, — и пусть я тамъ умру отъ голода и горя.

И такъ какъ воля ея была непреклонна, то ее допустили въ пещеру, гдѣ положили набальзамированное тѣло ея мужа, оставили ей только свѣтильникъ и запасъ масла, чтобы она могла, оплакивая, видѣть черты дорогого покойника, и завалили входъ въ пещеру большимъ камнемъ.

Никогда еще Афродитѣ, матери любви, не приносилось столь огромной жертвы.

Это были двойныя похороны, друзья.

Въ то время, какъ трубы раздирали своимъ ревомъ воздухъ, возвѣщая смерть старика, флейты нѣжно оплакивали молодую жизнь.

И всѣ ушли.

Вдова осталась вдвоемъ съ трупомъ.

Случилось, что черезъ нѣсколько дней невдалекѣ отъ той пещеры, гдѣ былъ похороненъ столь счастливый мужъ столь несчастной вдовы, распяли на крестахъ пять рабовъ.

И, по обычаю, поставили легіонера стеречь, чтобы ночью родственники не пришли, не сняли съ крестовъ распятыхъ и не оказали погребеніемъ почестей тѣмъ, кто обреченъ на безчестную смерть.

Ночью, стоя на-стражѣ, легіонеръ увидѣлъ полоску свѣта между камнями.

Что-бы это могло быть?

Онъ отвалилъ камень, вошелъ въ пещеру и увидѣлъ вдову, распростертую на трупѣ мужа, при свѣтѣ погребальнаго свѣтильника.

Пораженный легіонеръ воскликнулъ:

— Два трупа!

Вдова, поднявъ свое заплаканное лицо, отвѣтила:

— Нѣтъ, воинъ. Пока одинъ. Но скоро ты увидишь два.

Легіонеръ сказалъ:

— Тогда я подожду, чтобы воздать тебѣ погребальныя почести.

Онъ вернулся къ крестамъ, гдѣ оставилъ свой запасъ пищи, принесъ его въ пещеру и сталъ разогрѣвать котелокъ съ похлебкой изъ рыбы съ масломъ и виномъ.

Кушанье, какъ говорятъ, впервые изготовленное Афродитою въ Галліи.

Красота умирающей такъ же поразила легіонера, какъ ея блѣдность, и онъ сказалъ:

— Ѣшь, госпожа!

Вдова твердо отвѣтила:

— Нѣтъ!

Но запахъ рыбы и вина былъ убѣдительнѣе простыхъ словъ простого легіонера.

Нѣтъ ничего нестерпимѣе, чѣмъ умирая отъ голода, видѣть, какъ ѣстъ другой.

На этомъ основана ненависть бѣдныхъ къ богатымъ.

Увидавъ, какъ легіонеръ жадно ѣстъ похлебку, вдова съ отвращеніемъ, но сказала:

— Дай и мнѣ.

И, разъ начавши ѣсть, оторваться не могла.

И поѣла до-сыта.

Сердце человѣческое не живетъ безъ желаній. Такъ цвѣтокъ всегда привлекаетъ къ себѣ пчелъ.

И когда, насыщенное, умираетъ одно желанье, — на смѣну ему родится другое.

На полный желудокъ сильнѣе бьется сердце.

И легіонеръ, который былъ красивъ хотя бы и не для простого легіонера, сказалъ, какъ только могъ нѣжнѣе:

— Госпожа! Твоя печаль имѣетъ своимъ источникомъ, конечно, благочестіе?

— И покорность волѣ боговъ, отнявшихъ у меня съ супругомъ и самую жизнь! — отвѣтила вдова.

— Тѣмъ страннѣе мнѣ видѣть благочестіе, соединенное съ нечестіемъ!

Вдова испуганно воскликнула:

— Въ чемъ же ты видишь нечестіе, воинъ?

И легіонеръ продолжалъ:

— Отвѣть мнѣ на одинъ вопросъ. Не есть ли красота такой же даръ боговъ, какъ свѣтъ солнца? Развѣ солнце не свѣтитъ такъ же всѣмъ, ходящимъ по землѣ, какъ красотой любуются всѣ, кто ее видитъ?

— Ты правъ, что это такой же даръ боговъ. Мысль твоя благочестива! — подумавъ, согласилась вдова.

— Итакъ, красота есть солнечный свѣтъ, ходящій по землѣ. Прекрасно, госпожа. Что же, ты считаешь себя мудрѣе боговъ или хочешь быть могущественнѣе ихъ? Какъ? Ты даешь трупу то, въ чемъ отказали ему сами безсмертные боги? Если солнечный свѣтъ не проникаетъ въ могилы, зачѣмъ же здѣсь красота? И нуждается ли въ ней трупъ? Думаешь ли ты этимъ оживить его? Или соединиться съ мертвымъ по смерти? Развѣ въ однѣхъ и тѣхъ же рощахъ въ однѣхъ и тѣхъ же долинахъ Элизія бродятъ тѣни тѣхъ, кто умеръ просто отъ болѣзни, и тѣхъ, кто умеръ отъ любви? Если ты хочешь соединиться съ супругомъ по смерти, подожди, когда ты умрешь, какъ и онъ, отъ болѣзни. И не умирай отъ любви! Чтобы не быть разлученной съ нимъ навѣки. А пока ты живешь, повинуйся богамъ: свѣти живымъ, а не мертвымъ!

Быть можетъ, тутъ случилось то же, что и съ похлебкой изъ рыбы и вина.

Мужественная красота легіонера, быть можетъ, оказалась еще сильнѣе его хитрыхъ словъ.

Но только вдова, какъ плакучая ива склоняется къ бѣгущему и волнующемуся ручью, склонилась на грудь легіонера, волнуемую страстью, и прошептала:

— Боги говорятъ твоими устами.

Такъ провели они ночь, и факеломъ Гимена былъ погребальный свѣтильникъ, и мертвецъ былъ слѣпъ, какъ Купидонъ.

На утро, выйдя изъ пещеры, легіонеръ закричалъ отъ ужаса.

Ночью, какъ шакалы подкрадываются къ падали, къ кресту одного изъ распятыхъ рабовъ подкрались его родственники и украли трупъ, чтобы предать погребенію.

Въ ужасѣ вернулся легіонеръ къ своей возлюбленной.

Вынулъ мечъ и сказалъ:

— Воздай и мнѣ погребальныя почести, хотя бы такія же кратковременныя, какъ ему! Ты будешь оплакивать здѣсь двоихъ!

И, смерть предпочитая безчестью, онъ остріемъ меча нащупалъ, гдѣ сердце, чтобы умереть отъ своей руки, а не быть распятымъ на крестѣ украденнаго раба.

Но женщина схватила его за руку.

— Остановись, несчастный! Конецъ нашихъ дней принадлежитъ богамъ такъ же, какъ начало! Зачѣмъ? Мы повѣсимъ на крестѣ его. Ему не все ли равно?

И они распяли на крестѣ тѣло покойнаго знатнаго человѣка.

И все обошлось благополучно.

Такъ на могилахъ выростаютъ цвѣты.