Варвары (Аверченко)

Варвары
автор Аркадий Тимофеевич Аверченко
Опубл.: 1918. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 11. Салат из булавок. — М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2015. — az.lib.ru • Впервые: Свободные мысли, 1918, 28 октября.

Решено снять памятник Петру Великому. На его месте ставится памятник Стеньке Разину.
Из газет

Это было тогда, когда фунт сливочного масла весил фунт, и стоил он 32 копейки, а я весил пуд и ничего не стоил.

В настоящее время без ложной гордости могу сказать, что я кое-что стою. Но теперь это, пожалуй, не штука, когда и фунт масла стоит 18 рублей…

Одним словом, в субботу на Страстной, после обеда мой огромный отец дружески-фамильярно дернул меня за ухо и предложил:

— Сынок! Хочешь посмотреть, как баранов делают?

Пустой вопрос: хотел ли я? Конечно! Я на все мог смотреть с удовольствием: как столяр обстругивает доску, как соседская прачка гладит белье, трогая горячий утюг послюненным пальцем, и как дерутся собаки, хватая одна другую за хвосты и уши! Жизнь так прекрасна!

Перед отцом на столе лежал кусок сливочного масла, бумага, свернутая «фунтиком», нож, несколько зернышек перца и веточка петрушки.

На моих глазах стало совершаться подлинное чудо… Кусок масла под ножом постепенно удлинялся, проглядывало что-то похожее на голову, на голове обозначилось нечто, напоминающее рожки, наконец, появилась мордочка — и я увидел перед собой барашка — настоящего живого барашка из масла.

И, однако, это было еще не все: барашек был гол как сокол, отец, не задумываясь, со свойственной ему сердечностью пришел на помощь бараньему горю… Именно, положил в бумажный фунтик кусок теплого масла и надавил бумагу. Из узкого отверстия поползла тонкая струйка бараньей шерсти, которая и окутала постепенно барана теплой, волнистой шубой.

Но настоящий восторг охватил меня, когда два зернышка перца были воткнуты на место глаз, а петрушка заняла выигрышное положение во рту барашка. Баран сразу ожил, взор его принял осмысленное выражение, а петрушка во рту достаточно ясно подчеркивала его природные бараньи вкусы и наклонности.

Что такое искусство? Это — умение из бесформенного, разнокалиберного — создавать стройное, красивое, убедительное целое. Не правда ли?

Нравились мне и крашенные в самые изумительные цвета яйца. Но не так! Нравилась и кудрявая завитая бумажка на мосталыге окорока. Но не так!

Баран был подлинное чудо искусства, и весь остаток субботы я простоял с широко открытыми глазами около накрытого стола, не пошевелившись, не издав звука. Баран задумчиво глядел на меня, я на барана, и каждый думал свою особую думу.

Родитель высказал предположение, что я приклеился к столу с тайной черной мыслью: выждать удобный момент и стянуть что-нибудь, но я, застывший в столбняке молчаливого восторга, даже не обижался на эти оскорбительные предположения. Пусть!

На первый день Пасхи к нам собирались визитеры. Не знаю, кто они были такие, потому что в те времена различал я людей только по степени табачного запаха (мужчин), по надоедливости (женщин), а главным образом — по тому, кто сколько ел, и в зависимости от пригодности продукта для меня самого — я страдал невыносимо. По привычке я занял наблюдательный пост около самого стола и, расплющив нос о его край, стал наблюдать со стесненным сердцем — сколько съедено сардинок, икры и сырной пасхи.

Меня немного покоробило, когда гости стали бесцеремонно лопать крашеные яйца, даже не восхитившись хотя бы из вежливости их красотой; меня возмутило, когда один гость, отрезав кусок ветчины, отхватил и угол роскошного бумажного украшения.

Но я по-настоящему побледнел от ужаса и затрясся, когда гость (усы пахнут табаком, питается паюсной икрой) с самым равнодушным видом придвинул к себе чудо искусства — барашка — и вооружился ножом.

Я ожидал, что отец хватит его бутылкой по голове или, оттащив от стола, вступит с ним в единоборство — ничего подобного. Кошмар…

Отец только сказал:

— Пожалуйста, масла. Вот с этой редиской.

И гость, покосившись угрюмым желтым глазом на редиску, отхватил ножом барану весь зад!

Я истерически вскрикнул, затрясся и, припав на четвереньки, вонзил свои острые зубенки в ногу гостя.

Испуганный гость выронил нож с бараньим задом на лезвии и, отбежав от стола, протянул меня несколько шагов за собой, как щенка, вцепившегося в суму нищего.

И чем же это кончилось?

Меня поколотили; поколотил тот же отец… Поколотил вместо того, чтобы записать меня членом в общество охранения от разрушения памятников народного творчества!

*  *  *

И теперь мне, уже большому, последнее время мерещится грубый, пахнущий табаком хам с угрюмыми желтыми глазами. Он ходит от памятника к памятнику и отхватывает огромным ножом зады лошадям и людям на потеху голодной прожорливой толпы.