Вандербильд (Дорошевич)/ДО
| Вандербильдъ : Комедія въ 2-хъ дѣйствіяхъ |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Изданіе Ю. Сандомирскаго, 1895. — С. 113. |
Дѣйствіе I
правитьПредсѣдатель.
Члены управы.
Христіанъ Ивановичъ — старшій врачъ.
| Бобчинскій | репортеры двухъ мѣстныхъ газетъ. |
| Добчинскій |
СЦЕНА I
правитьПредсѣдатель. Я собралъ васъ, господа, затѣмъ, чтобъ сообщить вамъ чрезвычайно лестное извѣстіе: къ намъ ѣдетъ Вандербильдъ.
1-й членъ управы. Какъ, Вандербильдъ?
Предсѣдатель. Вандербильдъ изъ Нью-Іорка, извѣстный милліонеръ. Съ цѣлью осмотрѣть нашъ городъ.
2-й членъ управы. Да, обстоятельство необыкновенное. Прямо, необыкновенное. Что-нибудь да не даромъ. (Задумывается).
1-й членъ управы. Да зачѣмъ-же это? Зачѣмъ ему нашъ городъ осматривать? Что онъ, въ газетахъ, что-ли, пишетъ? Да я, извините, если-бы милліонеромъ былъ, — да я-бы и смотрѣть на Одессу не сталъ.
Предсѣдатель. Ну, ужъ это его дѣло — зачѣмъ! Милліонеры — они народъ богатый, мало-ли у нихъ какія фантазіи! До сихъ поръ другіе города осматривалъ, а теперь очередь дошла и до нашего.
2-й членъ управы. А я думаю, господа, что здѣсь больше тонкія финансовыя соображенія.
Предсѣдатель. Экъ, куда хватили! А еще сами финансовымъ отдѣленіемъ завѣдуете. Станетъ милліонеръ по финансовымъ соображеніямъ ѣздить! Да тутъ хоть три года живи, никакихъ финансовъ не увидишь…
2-й членъ управы. Э, нѣтъ, не говорите. Они, милліонеры, имѣютъ тонкіе виды. Онъ хоть и далеко, а газеты читаетъ. Вандербильдъ… Видите-ли… того… Ему капиталы помѣстить некуда. Вотъ онъ и прослышалъ, что Одессѣ деньги нужны. И хочетъ ихъ пристроить! Финансовый разсчетъ, вы не говорите. По моему, онъ просто намъ денегъ взаймы подъ проценты дать хочетъ.
Предсѣдатель. Ну, ужъ хочетъ онъ тамъ дать намъ взаймы денегъ, или не хочетъ, — это его дѣло. А я васъ предупредилъ. Примите мѣры, чтобъ предъ богатымъ путешественникомъ нашъ городъ лицомъ въ грязь не ударилъ. Вотъ вамъ, г. членъ управы. Вдругъ проѣзжающій захочетъ богоугодныя городскія учрежденія посмотрѣть, — и потому вы сдѣлаете такъ, чтобы въ городской больницѣ было все прилично: колпаки были-бы чистые и больные не походили-бы на кузнецовъ…
Членъ управы. Ну, колпаки можно надѣть и чистые. У насъ колпаковъ и туфель пріобрѣтается каждый годъ, столько пріобрѣтается, что хоть предмѣстья мости. Больныхъ околпачить — это сколько угодно.
Предсѣдатель. Нехорошо тоже, что у васъ въ больницѣ пахнетъ чѣмъ-то этакимъ. Такой букетъ, что даже Склифасовскій, на что извѣстный хирургъ, и тотъ въ обморокъ упалъ и больничной службой заниматься закаялся.
Членъ управы. Ну, ужъ съ запахомъ ничего не подѣлаешь. Это ужъ такъ само зданіе выстроено, чтобъ пахнуть, и г. Духновскій напрасно противъ этого въ думѣ говоритъ. Это ужъ невозможно, чтобъ больница — и вдругъ не пахла! Я, впрочемъ, Христіану Ивановичу объ этомъ не разъ говорилъ.
Христіанъ Ивановичъ. (На минуту отрывается отъ писанія доклада, издаетъ звукъ, отчасти похожій на «и», отчасти на «е», и снова погружается всей душой въ писаніе доклада).
Предсѣдатель. Нехорошо тоже, — вотъ въ газетахъ пишутъ, — что у васъ въ городской больницѣ акушерки служанокъ бьютъ и надзиратели съ сидѣлками дерутся. Непорядокъ.
Членъ управы. На этотъ счетъ мы съ Христіаномъ Ивановичемъ держимся такого взгляда: народъ простой, дадутъ другъ другу по подзатыльнику и помирятся.
Предсѣдатель. Ну, ужъ это дѣло ваше. Да, я думаю, Вандербильдъ въ больницу и не попадетъ. Зачѣмъ ему въ больницу? Инфлюэнцой если заболѣетъ, онъ и на дому полечится. А вотъ вамъ, господинъ завѣдующій мостовыми, позаботиться слѣдуетъ: предмѣстья не вымощены, грязь, люди тонутъ.
Членъ управы. Ну, ужъ это извините. Предмѣстья вымостить невозможно. На то они и предмѣстья, чтобы немощеными быть. Впрочемъ, въ смѣтѣ нѣкоторыя значатся. Да и къ чему Вандербильду на Молдаванку вдругъ ѣхать? По моему, это одна только, одна придирка съ вашей стороны. «Предмѣстья невымощены!» Даже обидно.
Предсѣдатель. Оно, конечно, зачѣмъ ему туда ѣхать. А все-таки-бы. На строительное отдѣленіе тоже жалуются: крыши летаютъ, и за справками по годамъ ходить приходится.
Членъ управы. Что крыши съ городскихъ зданій летаютъ, такъ это отъ вѣтра. А вѣтеръ — съ неба. И вольтеріанецъ тотъ, кто противъ этого говоритъ. Будетъ на то воля неба, — крыша полетитъ! А безъ воли неба ни одинъ листокъ желѣза не упадетъ. А что до справокъ, то это, ей Богу, неправда. Во всей управѣ ни на минуту справки не задерживаются. Сейчасъ выдаются и при томъ самыя лучшія справки. Вы объ этомъ у кого хотите спросите, хоть у m-me Серебряной. Она справлялась.
Предсѣдатель. Ну, справляться-то Вандербильдъ, я думаю, ни о чемъ не пойдетъ. Они, англичане и американцы, всегда по «Бедекеру» справляются и въ управу за справками, какія нужны, не обращаются, потому у нихъ пословица такая есть: «время — деньги». А вотъ вамъ, г. новый членъ управы, на ваше торговое отдѣленіе вниманіе обратить не мѣшало-бы. Въ ваше отдѣленіе какъ ни придешь, служащіе всегда чай пьютъ. Оно, конечно, ничего предосудительнаго въ этомъ нѣтъ. Отчего и управскому служащему чайку не попить. Имъ, кажется, даже на чай полагается. Но вѣдь нельзя-же до безчувствія цѣлый день чай пить. Публика обижается. «Постоянно, — говоритъ, — чай пьютъ, ждать отчаешься». Кромѣ того, и съ посѣтителями разговариваютъ, — ну, прямо не знаю, какъ бы и выразиться! Какъ фельетонисты какіе-нибудь. Весьма полемическія выраженія ваши управскіе служащіе въ отношеніи къ публикѣ употребляютъ.
Новый членъ управы. На этотъ счетъ мною ужъ мѣры приняты. Больше шести самоваровъ въ день ставить не приказано, а для служащихъ я спеціально даже три экземпляра «Хорошаго тона» въ переплетѣ выписалъ. (Обращаясь къ товарищамъ). Хотите, принесу почитать? Это все, что вы говорили, раньше было.
Предсѣдатель. Ну, да это я такъ, къ слову упомянулъ о торговомъ отдѣленіи. А по правдѣ сказать, врядъ-ли кто и заглянетъ туда: это ужъ такое завидное мѣсто, само небо ему покровительствуетъ.
1-й членъ управы. Бѣда, я вамъ скажу, служить по городской управѣ. Столько дѣлъ, что просто не знаешь, за какое дѣло взяться. Такъ и сидишь по годамъ цѣлымъ въ недоумѣніи: и то нужно, и это важно, и третье не терпитъ отлагательства. Страхъ, хлопотно!
Предсѣдатель. Это-бы еще что! Архимилліонеръ проклятый изъ головы не идетъ. Поѣдетъ по городу, некрытые рынки увидитъ. «А почему, — скажетъ, — у васъ рынки безъ крыши стоятъ? А кто у васъ завѣдуетъ строительнымъ отдѣленіемъ? А подать сюда завѣдующаго строительнымъ отдѣленіемъ!» «А почему въ больницѣ вонь? А какъ фамилія завѣдующаго больничной частью?» — «Такой-то». — «А записать мнѣ на бумажку эту фамилію!» Репортерамъ, интервьюерамъ разнымъ разскажетъ. Въ газетахъ благовѣстить начнутъ. Въ Америкѣ, въ Сѣверной, въ Южной, знать будутъ, что и больница чортъ знаетъ чѣмъ пахнетъ, и рынки некрытые стоятъ! На весь земной шаръ ославятъ! Управы, думы не пощадятъ. Вотъ что обидно…
СЦЕНА II
правитьБобчинскій. Чрезвычайное происшествіе!
Добчинскій. На сотню строкъ извѣстіе!
Бобчинскій. Позвольте, лучше я разскажу! Идемъ мы сегодня съ Петромъ Ивановичемъ на грабежъ…
Всѣ (въ ужасѣ). Что, что такое?
Добчинскій. То-есть, это не мы съ Петромъ Ивановичемъ грабить собираемся. Это грабежъ былъ, такъ мы подробности идемъ узнавать. Это на репортерскомъ языкѣ, только для краткости такъ говорится.
Бобчинскій (перебивая его). Такъ говорится. Такъ вотъ идемъ мы съ Петромъ Ивановичемъ на грабежъ и почувствовали въ желудкѣ трясенье. А такъ какъ день былъ гонорарный, то «не зайти-ли намъ, — говорю я Петру Ивановичу, — закусить въ Европейскую гостинницу?»
Добчинскій. Зашли!
Бобчинскій. Э, не перебивайте вы меня, Петръ Ивановичъ! Вамъ такъ не разсказать. Господа, ей Богу, Петръ Ивановичъ такъ не разскажетъ. У нихъ и газета не распространенная. А у насъ и газета самая распространенная, и сотрудники самые лучшіе. Позвольте ужъ мнѣ разсказать.
Предсѣдатель. Да бросьте хоть тутъ полемику! Разсказывайте кто-нибудь.
Бобчинскій. Заходимъ мы съ Петромъ Ивановичемъ въ Европейскую гостинницу и только что успѣли спросить полпорціи скумбріи на шкарѣ и два соленыхъ огурца въ особенности, — какъ видимъ, сидитъ молодой человѣкъ, недурной наружности…
Добчинскій. Въ партикулярномъ платьѣ, англійскаго покроя, бритый и высокаго роста.
Бобчинскій. Бритый и высокаго роста. Господа, не велите Петру Ивановичу перебивать у меня извѣстія! На лицѣ этакое невниманіе, обѣдъ спросилъ изъ пяти блюдъ по картѣ, сладкаго два раза потребовалъ и даже послѣ супу рюмку мадеры выпилъ.
Добчинскій. Въ 35 копѣекъ рюмку мадеры. Я какъ это увидалъ, сразу меня словно и осѣнило. «Э!» — сказалъ я Петру Ивановичу.
Бобчинскій. Нѣтъ, Петръ Ивановичъ, это я первый сказалъ: «э». Это ужъ извините, недобросовѣстный полемическій пріемъ, себѣ чужія открытія приписывать. Я «э» сказалъ.
Добчинскій. «Э!» — сказали мы съ Петромъ Ивановичемъ. Это и есть Вандербильдъ!
Предсѣдатель (вскакивая). Какъ Вандербильдъ? Отчего Вандербильдъ? Почему Вандербильдъ?
Бобчинскій. Какъ-же не Вандербильдъ, когда цѣлый обѣдъ въ ресторанѣ самъ одинъ ѣстъ!
Добчинскій. Сладкое по два раза спрашиваетъ! Кто-жъ теперь въ Одессѣ, при теперешнихъ хлѣбныхъ дѣлахъ, — будетъ по два раза сладкое спрашивать?
Бобчинскій. Мадеру — по 35 копѣекъ рюмочка! — пьетъ. И рюмочка-то небольшая! Да что я вамъ скажу! Сигары куритъ!!! Онъ!!!
Добчинскій. Кому-же, какъ не ему!
Дѣйствіе II
правитьМистеръ Вандербильдъ — пріѣзжій милліонеръ.
Членъ 66 коммиссій и другіе туземцы.
СЦЕНА I
правитьЧленъ 66 коммиссій. Ради Бога, господа, побольше порядка. Богъ съ нимъ: въ Америкѣ живетъ, по всей Европѣ ѣздитъ. Вездѣ про насъ разсказать можетъ. Стройтесь на военную ногу, непремѣнно на военную ногу.
1-й туземецъ. Воля ваша, а я все-таки не понимаю, зачѣмъ мы этому богатому путешественнику представляться будемъ.
Членъ 66 коммиссій. Какъ зачѣмъ? Первый милліонеръ въ мірѣ — и вдругъ о нашемъ существованіи знать не будетъ! Должны мы его поставить въ извѣстность, что живутъ, молъ, въ семъ городѣ такіе-то. Лестно. Какъ только сдѣлать — не знаю.
2-й туземецъ. Да, по моему, господа, очень просто. «Будучи, — молъ, — наслышаны о вашихъ богатствахъ»…
3-ій туземецъ. Нѣтъ, не годится! Подумаетъ еще, что денегъ въ займы просить пришли. Нѣтъ, такъ не хорошо.
4-й туземецъ. А если этакъ: «имѣется, — дескать, — въ здѣшнемъ городѣ театръ, пока еще никому не принадлежащій. Можетъ быть, захотите снять»…
Журналистъ. Экъ, куда хватили! А еще теноромъ считаетесь и въ оперѣ поете. Станетъ Вандербильдъ въ Одессѣ городской театръ снимать, когда это ужъ всему свѣту изъ моихъ фельетоновъ извѣстно, что театръ слѣдуетъ сдать г. Гордѣеву, и никому больше. Вотъ, господа, если ужъ дѣлать, такъ дѣлать такъ: «Будучи, — молъ, — отъ природы своей корреспондентами, сочли священнымъ долгомъ уважающихъ себя литераторовъ явиться и засвидѣтельствовать почтеніе»…
Членъ 66 коммиссій. Покажетъ онъ вамъ корреспондентовъ. Нѣтъ, господа, нужно не такъ. Нужно вотъ какъ. Всѣмъ вмѣстѣ, и чтобъ одинъ рѣчь держалъ. «Узнавъ, — молъ, — о пріѣздѣ столь достопримѣчательнаго лица, сочли долгомъ составить изъ себя коммиссію и явиться»… Ну, и такъ далѣе. Кто только говорить будетъ?
Всѣ. Да ужъ вы! Вы у насъ въ 66 коммиссіяхъ засѣдаете, вамъ ужъ все равно. Вы! Вы!
Членъ 66 коммиссій. Нѣтъ, господа, я не могу. Я въ думѣ — и то съ трудомъ… Вотъ это ужъ пусть у насъ г. журналистъ. Вы у насъ литераторъ.
Журналистъ. Ну, помилуйте, господа, какой-же я литераторъ? Такъ, иной разъ про Дорошевича напишешь…
Членъ 66 коммиссій. Нѣтъ! Вы не только про Дорошевича, вы и объ городскомъ хозяйствѣ, вы и о столпотвореніи вавилонскомъ можете!..
Членъ 66 коммиссій (шепотомъ и скороговоркой). — Господа! По одиночкѣ! Пусть каждый представится знаменитому путешественнику съ глаза на глазъ. Не будемъ затмевать другъ друга. Начинается!
СЦЕНА II
правитьЯВЛЕНІЕ I
правитьГ. Вандербильдъ (одинъ). А въ здѣшнемъ городѣ, кажется, очень уважаютъ деньги… «Заочное», такъ сказать, уваженіе. Отъ посѣтителей и писемъ прямо отбоя нѣтъ. (Раздается стукъ въ дверь). Войдите!
Членъ 66 коммиссій (появляясь на порогѣ, называетъ свою фамилію и скромно добавляетъ). Изволили, можетъ быть, слышать?
Г. Вандербильдъ. Нѣтъ, въ первый разъ слышу.
Членъ 66 коммиссій. Какъ-же-съ, состою членомъ 66 коммиссій. Услыхавъ, что вы изволите совершать вояжъ съ цѣлью ознакомленія, такъ сказать, съ достопримѣчательностями каждаго города, — счелъ долгомъ представиться.
Г. Вандербильдъ. Это, конечно, очень любезно съ вашей стороны. Прошу садиться. Скажите, у васъ въ городѣ это всегда такъ дѣлается: представляются пріѣзжимъ?
Членъ 66 коммиссій. Я, по крайней мѣрѣ, считаю своимъ долгомъ. Единственно, такъ сказать, для облегченія пріѣзжихъ: чтобъ, будучи въ городѣ, ознакомились съ городскими достопримѣчательностями. Будучи членомъ 66 коммиссій…
Г. Вандербильдъ. А скажите, это трудно быть членомъ 66 коммиссій?
Членъ 66 коммиссій. Для другихъ оно конечно-съ. А я привыкъ. Меня такъ уже въ здѣшнемъ городѣ всегда во всѣ коммиссіи и избираютъ. Любого мальчика маленькаго на улицѣ спросите: «кого въ коммиссію избрать?» — онъ сейчасъ вамъ скажетъ: «такого-то, безъ него никакой коммиссіи не бываетъ». Такъ меня и знаютъ-съ: «постоянный городской коммиссіонеръ». Тружусь на пользу отечества и при томъ вполнѣ безкорыстно: меня, только, чтобъ знатные пріѣзжающіе знали. Мнѣ больше ничего не нужно-съ.
Г. Вандербильдъ. А это хорошо, если больше ничего не нужно… А какъ оно… того… этого… какъ его…
Членъ 66 коммиссій. Можетъ быть, вы желаете знать, какихъ именно коммиссій я состою членомъ?
Г. Вандербильдъ. Вотъ, вотъ именно!
Членъ 66 коммиссій (скороговоркой). Больничной, угольной, финансовой, мостовой…
Г. Вандербильдъ. Ага! Все это, конечно, очень смѣшно, что вы говорите. Но чѣмъ-же все-таки могу быть вамъ полезенъ?
Членъ 66 коммиссій. И даже весьма-съ! Это, видите-ли, весьма тонкое и деликатное дѣло! (Придвигаясь ближе). Весьма деликатную имѣю просьбу. Когда вы изволите вернуться въ Америку, будьте такъ добры, скажите американцамъ и индѣйцамъ тамъ разнымъ, что живетъ, молъ, въ городѣ Одессѣ г. такой-то и состоитъ членомъ 66 коммиссій. А если и президента вашего увидите, и президенту скажите, живетъ, молъ, въ городѣ Одессѣ г. такой-то.
Г. Вандербильдъ. Хорошо, хорошо, непремѣнно скажу!
Членъ 66 коммиссій. Весьма буду признателенъ. Не смѣю больше затруднять васъ своимъ присутствіемъ. А чтобъ фамилію не забыли, — позвольте вручить вамъ свою фотографическую карточку. На оборотѣ собственноручная надпись.
Г. Вандербильдъ. Хорошо, хорошо, признателенъ! (Членъ 66 коммиссій кланяется и уходитъ). А въ Одессѣ, однако, есть очень честолюбивые люди. Ну-ка, что онъ здѣсь написалъ? «Дорогому другу мистеру Вандербильду отъ искренно его любящаго такого-то». И названія всѣхъ 66 коммиссій выписалъ. Очень предупредительный человѣкъ.
Членъ 66 коммиссій. А если меня еще въ какую-нибудь коммиссію выберутъ, такъ я вамъ тогда телеграфирую срочной телеграммой.
Г. Вандербильдъ. Хорошо, хорошо! Буду ждать! До свиданія! (Голова скрывается). Чрезвычайно обязательный господинъ!
ЯВЛЕНІЕ II
правитьГ. Журналистъ. Литераторъ здѣшняго города Журналистъ!
Г. Вандербильдъ. Ахъ, очень пріятно. Очень пріятно. Прошу садиться.
Г. Журналистъ. Благодарствуйте, я и такъ-съ…
Г. Вандербильдъ. Ну, какъ вамъ удобнѣе. Скажите, я васъ, кажется, вчера на спектаклѣ г-жи Декроза видѣлъ?
Г. Журналистъ. (скромно опуская глаза). Былъ-съ. По дѣлу службы. Высоко держа знамя журналиста, считаю своимъ долгомъ вездѣ быть на стражѣ. А потому, по обязанностямъ службы, бываю и въ опереткѣ.
Г. Вандербильдъ. Гм… А скажите, пожалуйста, вы какъ-будто вчера выше ростомъ были?
Г. Журналистъ. Весьма можетъ быть-съ.
Г. Вандербильдъ. Право! А сегодня какъ будто ниже? А?
Г. Журналистъ. Смѣю-ли я предъ такой особой быть высокаго роста?
Г. Вандербильдъ. Это хорошо, что вы почтительный. Это мнѣ въ васъ нравится.
Г. Журналистъ. Могу сказать, единственный здѣсь себя уважающій журналистъ, могущій почтить личность. А то вотъ здѣсь есть еще журналистъ Дорошевичъ. Не изволите знать?
Г. Вандербильдъ. Нѣтъ, такого не знаю.
Г. Журналистъ. Весьма предосудительно пишетъ. Удивляюсь даже, какъ его до сихъ поръ въ каторжныя работы не сошлютъ. Я уже писалъ, и даже неоднократно, въ очень длинныхъ и обстоятельныхъ статьяхъ. Прямо, не хочетъ слушать.
Г. Вандербильдъ. Скажите, какой! Что-жъ это онъ? Вы пишете, а онъ…
Г. Журналистъ. Преступная натура такая-съ. Неисправимъ и поведенія, при томъ, самаго предосудительнаго: въ карты играетъ, по ресторанамъ ходитъ, дамское общество любитъ. И при томъ нехорошей наружности, близорукъ и на одну ногу хромаетъ.
Г. Вандербильдъ. Скажите! А я и не зналъ, что Дорошевичъ дамское общество любитъ.
Г. Журналистъ. Какъ-же-съ! Въ опереткѣ каждый день. Да не прикажете-ли, я вамъ все… Я на бумагѣ, листахъ на 20 изложу?
Г. Вандербильдъ. Хорошо, хоть на бумагѣ. Это, знаете, люблю этакъ прочитать что-нибудь забавное.
Г. Журналистъ. Не смѣю больше обременять своимъ присутствіемъ. Не будетъ-ли какихъ распоряженій по литературной части?
Г. Вандербильдъ (съ удивленіемъ). По литературной? Нѣтъ, ничего. (г. Журналистъ еще разъ кланяется и уходитъ). Очень умный господинъ!
ЯВЛЕНІЕ III
правитьГ. Вандербильдъ (кричитъ человѣку). Никого больше не принимать! Довольно! (Подъ дверь просовывается бумага). Что это еще? «Его высокоблагородному свѣтлости господину финансову отъ Супруненки на бывшаго товарища Гордѣева прошеніе»… Даже и титула такого нѣтъ! Что они всѣ ко мнѣ? (Подъ дверь одна за другой подсовываются десятки записокъ). Что это? Просьба о займѣ? Еще просьба о займѣ? Еще? Еще? (Кричитъ неистовымъ голосомъ). Собирать вещи! Въ этомъ городѣ можно сдѣлаться нищимъ.