Важнейшие моменты в истории средневекового папства (Корелин)/Версия 6/ДО

Важнейшие моменты в истории средневекового папства
авторъ Михаил Сергеевич Корелин

Опубл.: 1890. Источникъ: az.lib.ru • Часть шестая.

Важнѣйшіе моменты въ исторіи средневѣковаго папства *).

*) Русская Мысль, кн. X.

VIII.
Начало паденія средневѣковаго папства. — Оппозиція противъ него со стороны науки и религіи. — Инквизиція. — Борьба Григорія IX и Иннокентія IV съ Фридрихомъ II и значеніе ихъ побѣды.

Съ половины XIII в. начинается упадокъ средневѣковаго папства, который закончился его полнымъ паденіемъ. Въ теченіе этого столѣтія происходитъ болѣе или менѣе успѣшная борьба противъ всѣхъ отживающихъ вой вѣкъ силъ: королевская власть во Франціи обуздываетъ феодаловъ, города добываютъ себѣ самостоятельность, демократія ведетъ борьбу со знатью и противъ стараго папства начинаютъ оппозицію и научная мысль, религіозное чувство, и свѣтское государство. Причины этой послѣдней борьбы заключаются, во-первыхъ, въ деспотизмѣ св. Престола и, во-вторыхъ, во внутреннемъ противорѣчіи аскетическаго идеала съ Свѣтскою властью папъ, съ мірскою жизнью духовенства и съ черезъ-чуръ матеріальнымъ пониманіемъ религіи.

Въ XIII столѣтіи папскій деспотизмъ доходитъ до крайней степени своего развитія. До этого времени названіе «викарій Бога» не встрѣчается въ оффиціальныхъ документахъ; съ Иннокентія III оно становится титуломъ папы, и юристы выводятъ отсюда цѣлый рядъ заключеній. Такъ, наприм., по ихъ ученію, то, что дѣлаетъ папа, дѣлаетъ самъ Богъ; потому онъ можетъ измѣнять природу вещей, дѣлать неправду справедливостью. Канонисты XIII в. утверждали, что такіе поступки, которые заслуживаютъ осужденія во всякомъ человѣкѣ, утрачиваютъ предосудительной характеръ, если они совершены папой. «При римскомъ дворѣ не можетъ быть симоніи», — говорили они, хотя бы тамъ и продавали за деньги духовныя должности. Отъ папы, какъ отъ Бога, нельзя требовать основанія для его дѣйствій, и его воля — достаточное оправданіе для всякаго акта. Законы церкви и даже собственные декреты римскаго епископа обязательны для всѣхъ, кромѣ лапы, который стоитъ выше закона. При т; комъ, доходящемъ до богохульства, деспотизмѣ немыслимо существоваи никакой науки, невозможно проявленіе никакого свободнаго религіозна! чувства, и наука и религія столкнулись съ папствомъ. Средневѣкові схоластика опиралась на церковное ученіе, которое она считала незыблемымъ основаніемъ философіи и науки. Она не ставила своею задачей отысканіе новыхъ истинъ, а старалась только объяснить разумомъ тѣ, которыя даны церковною догмой. Тѣмъ не менѣе, и эта благочестивая философія вышла за предѣлы католической ортодоксальности. Въ ней существовало два направленія: реалистическое, которое подъ вліяніемъ Платона признавало реальное существованіе общихъ идей, отвлеченныхъ понятій и доказывало, что они существуютъ ранѣе предметовъ и явленій чувственнаго міра, и номиналистическое, которое видѣло въ этихъ идеяхъ только логическія понятія. Эти теоретическія ученія были приложены къ догмѣ, и номиналистъ Росцелинъ былъ осужденъ за ересь, точно такъ же, какъ реалистъ Гильбертъ. Такая же участь постигла и нѣкоторыхъ другихъ послѣдователей обѣихъ школъ. Средневѣковой католицизмъ не признавалъ за философіей права на самостоятельное существованіе, требовалъ, чтобы она служила богословію, и, въ то же время, не допускалъ ни малѣйшей свободы изслѣдованія. Движеніе философской мысли не прекращалось, потому что она сдѣлалась уже непреодолимою потребностью времени, но ея представители страдали отъ отсутствія всякой свободы и впадали сплошь и рядомъ въ ересь. Самъ Ѳома Аквинатъ, котораго еще недавно Левъ XIII рекомендовалъ вѣрующимъ, какъ лучшаго представителя истинной философіи, не былъ чуждъ заблужденій. По крайней мѣрѣ, въ концѣ XIII столѣтія строгіе ревнители католической ортодоксальности торжественно осудили цѣлый рядъ тезисовъ, заимствованныхъ изъ его произведеній.

Такое порабощеніе разума не могло не вызвать оппозиціи противъ деспотизма, и ея слѣды замѣчаются въ XII и въ XIII столѣтіяхъ. Знаменитыя Абеляръ доказывалъ, что разумъ долженъ предшествовать вѣрѣ, и отмѣчалъ противорѣчія въ твореніяхъ Отцовъ церкви; въ XIII вѣкѣ нищенствующій монахъ Рожеръ Бэконъ отвергалъ абсолютную обязательность церковныхъ авторитетовъ вслѣдствіе ихъ взаимнаго противорѣчія и подвергалъ сомнѣнію даже вѣрность самой Вульгаты. Но эта оппозиція не представляла пока опасности для папства. Критическая мысль только зарождалась, и средневѣковые философы не имѣли смѣлости подвергнуть систематической критикѣ всю церковную систему, потому что не могли при тивупоставить ей никакой другой, которая обладала бы такою же стройностью и законченностью. Гораздо опаснѣе для папства была религіозна! оппозиція.

До XII столѣтія всѣ религіозныя движенія направлялись по готовому руслу, проложенному прежними папами, вслѣдствіе чего всякій новый взрыва религіознаго энтузіазма только содѣйствовалъ возвышенію св. Престола. Съ этой эпохи положеніе дѣла измѣняется. Въ цѣломъ и общемъ религіозное одушевленіе все еще дѣйствуетъ въ союзѣ съ папствомъ и помогаетъ ему достигнуть окончательнаго торжества; но на ряду съ главнымъ теченіемъ появляется цѣлый рядъ побочныхъ, которыя направляются или противъ злоупотребленій св. Престола, или даже противъ самаго основанія не только свѣтскаго, но и духовнаго авторитета римскихъ епископовъ. Религіозная оппозиція противъ папства, самая опасная для учрежденія, основаннаго на религіи, шла въ самыхъ разнообразныхъ и даже противуположныхъ направленіяхъ. Она вызывалась и сомнѣніями противъ аскетическаго принципа, и возставала противъ церкви за его нарушеніе. Провансальскій священникъ Пьеръ де-Брюи, ученикъ Абеляра, преувеличивая скептицизмъ своего наставника, отвергалъ всякій религіозный авторитетъ, кромѣ четырехъ евангелій. Построенная имъ на основаніи своеобразнаго пониманія священнаго писанія религіозная система отвергала посты, целибатъ и весь внѣшній культъ. Несмотря на крайній радикализмъ своего ученія, де-Брюи нашелъ послѣдователей, на югѣ Франціи, которые разрушали храмы и подвергали истязаніямъ монаховъ. Крайности ученія, теоретическія основанія котораго были мало доступны массѣ, и насилія его партизановъ облегчили церкви побѣду надъ опаснымъ еретикомъ, и де-Брюи былъ сожженъ въ 1126 г. Гораздо труднѣе было справиться св. Престолу съ оппозиціоннымъ движеніемъ во имя аскетическаго идеала противъ мірскаго характера папства и церкви. Глубокое противорѣчіе между основаніями духовной и свѣтской власти папы и духовенства чувствовалось саками защитниками папства. Кардиналъ Даміани не одобрялъ политической стороны іерархическихъ принциповъ своего друга Григорія VII. Св. Бернардъ Клервальскій открыто писалъ противъ свѣтской власти римскаго епископа, утверждая, «что апостоламъ запрещено свѣтское господство» и что папы, благодаря своему политическому положенію, являются «преемниками не Петра, а Константина». Въ принципѣ самыхъ нищенствующихъ орденовъ, которые оказали такую могущественную поддержку побѣдамъ папства, лежало косвенное осужденіе его мірскаго характера. Римскіе впископы съ поразительною ловкостью съумѣли овладѣть новымъ аскетическимъ движеніемъ и такимъ образомъ замаскировать его противорѣчіе въ своимъ положеніемъ и съ своею политикой. Изъ исторіи вальденцевъ видно, что вышло бы изъ аскетическаго движенія, если бы папы во-время не направили его въ своихъ интересахъ. Бальдусъ проповѣдовалъ сначала то же, что св. Францискъ, и папа Люцій III отлучилъ его отъ церкви только за то, что онъ выступилъ на проповѣдь безъ надлежащаго разрѣшенія. Но его послѣдователи, вытолкнутые изъ церковнаго общенія, логически пришли къ отрицанію свѣтской власти папы, а потомъ его духовнаго авторитета. Точно также огромный успѣхъ катарровъ или альбигойцевъ объясняется не ихъ догматическою ересью, а практическою моралью въ духѣ св. Франциска.

Въ еретическихъ движеніяхъ, а также въ нищенствующихъ орденахъ обнаруживается протестъ противъ слишкомъ матеріальнаго пониманія христіанской религіи. Римское папство еще современъ Григорія I, стараясь приспособить тогда еще новое ученіе къ языческимъ привычкамъ варваровъ, выдвигало на первый планъ обрядъ и культъ. Такое направленіе, возвышавшее роль и значеніе духовенства въ глазахъ простаго народа, съ теченіемъ времени все укрѣплялось, такъ что обрядъ заслонилъ моральную сторону религіи и клиръ исключалъ возможность непосредственнаго сношенія между вѣрующимъ и предметомъ его вѣры. Римскіе епископы, весьма чуткіе ко всякимъ средствамъ, способнымъ усилить ихъ могущество, не замедлили извлечь всевозможныя выгоды изъ такого настроенія, и изобрѣтенныя ими индульгенціи представляютъ собою образецъ грубой и доходной матеріализаціи христіанства. Папы присвоили себѣ исключительное право отпускать подъ извѣстнымъ условіемъ всякій грѣхъ, и такія полныя индульгенціи, обѣщанныя Урбаномъ II за участіе въ крестовомъ походѣ, много содѣйствовали напряженности этого движенія. По здѣсь еще предполагалось сокрушеніе грѣшника о своихъ проступкахъ, потому что онъ, оставляя все дорогое, шелъ на святое цѣло. Позже прощеніе грѣховъ связывалось не съ настроеніемъ, а съ чисто-формальными дѣйствіями. Достаточно было присутствовать при освященіи храма, принять участіе въ праздникѣ въ честь святаго или даже прослушать мессу въ извѣстной церкви, чтобы получить частичную индульгенцію, т.-е. прощеніе всѣхъ или нѣкоторыхъ грѣховъ за извѣстный періодъ времени. Наконецъ, въ XII и XIII столѣтіяхъ отпущеніе грѣховъ папы прямо продавали за деньги: не желавшій принимать участіе въ крестовомъ походѣ могъ за извѣстную сумму денегъ получить такую же индульгенцію, какъ и настоящій крестоносецъ. Какъ ни противорѣчилъ такой грубый формализмъ духу Христова ученія, средневѣковые философы, для которыхъ всякое церковное ученіе было безспорною истиной, составили для него чрезвычайно характерное объясненіе, совершенно въ духѣ того времени. Въ XIII столѣтіи Александръ Галесъ изобрѣлъ, а Альбертъ Великій и Ѳома Аквинскій развили и усовершенствовали знаменитое ученіе о сокровищницѣ благодати. По ихъ словамъ, одной капли крови Христа было достаточно для искупленія грѣховъ всего міра, а Онъ пострадалъ и умеръ, вслѣдствіе чего остался неисчерпаемый запасъ благодати который еще увеличился заслугами святыхъ, такъ какъ они совершили гораздо болѣе подвиговъ, чѣмъ было нужно для ихъ личнаго спасенія. Папа, какъ намѣстникъ Христа, вправѣ произвольно распоряжаться этимъ открывающимъ рай запасомъ. Но такой матеріальный способъ пріобрѣтать оправданіе не вполнѣ удовлетворялъ даже народную массу, которой гораздо понятнѣе была теорія бичеваній Даміана, потому что она заставляла выстрадать совершенный грѣхъ. Какъ бы въ отвѣтъ на индульгенціи, въ 1260 г. въ Перуджіи начинается движеніе флагеллантовъ, которое быстро распространилось по другимъ городамъ Италіи, а также и за Альпами. Это былъ странный, почти болѣзненный взрывъ религіозная энтузіазма. Сознаніе грѣховности охватило всѣ возрасты и состоянія. Мужчины, женщины и даже пятилѣтнія дѣти, босыя, съ обнаженными плечами, несмотря на суровую зиму, ходили длинною процессіей парами изъ одной церкви въ другую со свѣчами въ рукахъ и съ пѣніемъ покаянныхъ гимновъ. Эта толпа грѣшниковъ, которые то подвергали себя взаимному бичеванію, то съ воплями бросались на землю, производила страшное впечатлѣніе. Преступники добровольно заявлялись властямъ, убійцы давали мечъ въ руки своимъ врагамъ съ просьбою смертью наказать ихъ за преступленіе, но тѣ кидали оружіе и сами бросались къ ногамъ виновниковъ ихъ несчастія. Папы не безъ основанія увидѣли въ этомъ движеніи опасные элементы и скоро его запретили.

Болѣе общая, болѣе глубокая и интензивная оппозиція противъ матеріализаціи церкви шла со стороны средневѣковыхъ мистиковъ. Мистическое направленіе, стремленіе не понять божество холоднымъ разумомъ, а непосредственно соединиться съ нимъ чувствомъ, чтобы, въ концѣ-концовъ, слиться съ нимъ, въ большей или меньшей степени свойственно всѣмъ средневѣковымъ богословамъ. Но съ XIII столѣтія оно усиливается и принимаетъ опасные для папства размѣры.

Аббатъ Іоахимъ въ концѣ XII вѣка (умеръ въ 1202 г.) дѣлилъ исторію на 3 періода: періодъ Бога Отца или закона — эпоха свѣтскихъ, женатыхъ людей; періодъ Сына или евангелія буквы — эпоха бѣлаго духовенства, и будущій періодъ Св. Духа — эпоха монаховъ. Францисканецъ Герардино въ серединѣ XIII вѣка, принимая это дѣленіе, уже утверждаетъ, что папа знаетъ только букву и не имѣетъ власти судить о духѣ; а въ концѣ этого столѣтія Іоаннъ Олива, раздѣливши исторію церкви на 6 періодовъ, заявляетъ, что римская церковь въ 6-мъ періодѣ достигла всемірнаго главенства и сдѣлалась великою блудницей, о которой говорится въ Апокалипсисѣ. Папы усердно запрещали эти ученія, но они продолжали развиваться и въ XVI вѣкѣ вступили въ союзъ съ реформаціей.

Религіозная оппозиція, опасная и сама по себѣ, соединялась иногда съ политическимъ движеніемъ и вступала въ дѣятельную борьбу съ св. Престоломъ. Такъ было въ XII столѣтіи, когда папы на время потеряли всю свѣтскую власть надъ своею столицей и потомъ долго оставались въ ней весьма и весьма ограниченными государями. Тогда во главѣ городскаго движенія стоялъ еретикъ Арнольдъ изъ Брешіи. Арнольдъ представляетъ собою перваго мученика за тотъ идеалъ независимости священнаго города отъ папы, который осуществился только во второй половинѣ нынѣшняго столѣтія. Ученикъ и близкій другъ Абеляра, онъ приложилъ принципы своего учителя къ политическимъ вопросамъ и пришелъ къ глубокому убѣжденію, что обладаніе духовенствомъ не только свѣтскою властью, но и поземельною собственностью противорѣчитъ христіанству. Краснорѣчивый ораторъ и добродѣтельный человѣкъ, Арнольдъ смѣло проповѣдовалъ свое ученіе по городамъ Италіи и производилъ повсюду сильное впечатлѣніе. Родная Брешія подъ вліяніемъ его проповѣди прогнала своего епископа; тогда папа объявилъ Арнольда еретикомъ и осудилъ его на изгнаніе. Народное движеніе въ Брешіи было подавлено, и Арнольдъ отправился во Францію защищать своего учителя отъ обвиненій въ ереси и вмѣстѣ съ нимъвто* рично подвергся анаѳемѣ. Долгое время блуждалъ онъ за Альпами подъ неутомимымъ преслѣдованіемъ церкви. Такъ, когда онъ поселился въ Цюрихѣ, Бернардъ Елервальскій требовалъ отъ мѣстнаго митрополита его изгнанія, хотя въ весьма своеобразной формѣ призналъ его аскетическій образъ жизни. «Онъ не ѣстъ, не пьетъ, — писалъ Бернардъ, — а голодаетъ съ дьяволомъ и жаждетъ крови христіанскихъ душъ». Арнольдъ нашелъ пріютъ у папскаго легата въ Германіи, тоже нѣкогда слушавшаго Абеляра, но церковь и здѣсь лишила его убѣжища, и осужденный еретикъ продолжалъ свои скитанія. Но въ это время началось движеніе въ Римѣ, и друзья свободы призвали себѣ на помощь Арнольда. Теперь ему представлялась грандіозная задача возстановить римскую республику, и онъ съ жаромъ принялся за ея осуществленіе. Живымъ изображеніемъ добродѣтелей ранняго христіанства Арнольдъ увлекъ низшее духовенство, которое примкнуло къ народному движенію, а краснорѣчиво нарисованныя величественныя картины античной республики съ ея господствомъ надъ міромъ, съ ея высокими доблестями усиливали энтузіазмъ римскаго населенія. Ставши во главѣ движенія, Арнольдъ реставрировалъ Капитолій, возстановилъ сенатъ и всадническое сословіе, и римскій народъ гордо предложилъ императорскую корону «швабу» Фридриху I. Во всемъ этомъ было много поэтическаго увлеченія, и фантазіи новаго трибуна были гораздо выше я грандіознѣе дѣйствительности. Барбарусса съ пренебреженіемъ отнесся къ посламъ римскаго народа, а когда папа наложилъ интердиктъ на свою столицу передъ самою Пасхой, то граждане и сенатъ выгнали своего трибуна, чтобы не лишиться пышныхъ пасхальныхъ церемоній, и Арнольдъ, попавши въ руки Фридриха I, былъ выданъ папѣ и покончилъ жизнь на кострѣ. Но въ народномъ движеніи къ политической самостоятельности были жизненные элементы, и папы не только не могли вполнѣ подчинить себѣ Рима, но цѣлыхъ 9 лѣтъ тщетно боролись противъ осужденнаго еретика, котораго поддерживалъ возставшій народъ.

Римскіе епископы хорошо понимали опасность научной и религіозной оппозиціи и принимали противъ нея самыя рѣшительныя мѣры, въ которыхъ съ полною ясностью обнаружились наиболѣе опасныя для культуры послѣдствія папскаго деспотизма. Безчеловѣчная жестокость экстраординарныхъ предпріятій противъ еретиковъ хорошо извѣстна изъ исторіи знаменитаго крестоваго похода на альбигойцевъ; но и постоянныя мѣры для этой цѣли были немногимъ мягче. Ба Веронскомъ соборѣ 1184 года папа Люцій Ш постановилъ, чтобы каждый епископъ разъ или два раза въ годъ визитировалъ свои епархіи для розыска тамъ еретиковъ. При проѣздѣ епископа созывали важнѣйшихъ жителей каждаго прихода, которые должны были подъ клятвою назвать людей, посѣщающихъ тайныя собранія или отличающихся своеобразными обычаями. Заподозрѣнные должны, были тоже поклясться, что они не принадлежатъ къ еретикамъ, въ противномъ случаѣ ихъ обвиняли. Въ началѣ XIII вѣка, во время борьбы съ альбигойцами, для юга Франціи были приняты чрезвычайныя мѣры. Соборъ въ Нарбоннѣ 1227 года назначилъ въ каждой коммунѣ нѣсколько членовъ, на обязанности которыхъ лежало разыскивать еретиковъ и доносить на нихъ. Два года спустя Тулузскій соборъ назначилъ для этой цѣли въ каждомъ приходѣ постоянную коммиссію изъ священника и свѣтскаго лица, которые должны были искать еретиковъ всюду — въ домахъ, въ ригахъ, въ погребахъ, въ лѣсахъ. Въ 1232 году Григорій IX обобщилъ эти мѣры въ постоянное учрежденіе, которое потомъ было поручено въ исключительное вѣдѣніе доминиканцевъ. Такъ возникла знаменитая инквизиція, самое жестокое, самое несправедливое судилище, какое только знаетъ исторія. Чтобы поощрить доносъ, доносчику предоставлена часть собственности жертвы; чтобы оградить его отъ всякихъ опасностей, отъ обвиняемаго скрывали его имя и не допускали очныхъ ставокъ. Чтобы вынудить признаніе у подсудимаго, его подвергали пыткѣ, причемъ врачу запрещалось подавать ему помощь, а адвокату защищать его дѣло. Наказанія поражаютъ своею жестокостью. Добровольно отрекшійся отъ ереси всю жизнь носилъ на платьѣ красный крестъ, не смѣлъ надѣть никакого украшенія и долженъ былъ каждое воскресенье являться съ розгами въ церковь, чтобы священникъ подвергалъ его бичеванію. Если отреченіе вынуждено пыткою, виновнаго подвергали пожизненному заключенію; если обвиняемый оставался твердъ въ своихъ убѣжденіяхъ, его сожигали, причемъ эта послѣдняя операція поручалась свѣтской власти, которая, однако, не имѣла права производить какого бы то ни было допроса. Имущество еретика конфсковалось, а иногда его семья подвергалась и другимъ наказаніямъ. Въ эпоху своего торжества надъ свѣтскою властью папство привило этотъ Инквизиціонный ядъ и государству, и высокая религія любви подверглась такому искаженію, что ею прикрывали сатанинскую злобу. Благодаря этимъ мѣрамъ, папы временно справились съ оппозиціей, но наложили вѣчное, несмываемое пятно на св. Престолъ. Неудивительно поэтому, что когда въ XVI столѣтіи намѣстникъ Христа былъ объявленъ антихристомъ, большая часть Запада чрезвычайно быстро согласилась съ такимъ наименованіемъ: оно было подготовлено предшествующею исторіей.

На ряду съ оппозиціей научной и религіозной шла непрерывная политическая борьба противъ средневѣковаго папства со стороны свѣтской власти, которая и нанесла первый роковой ударъ св. Престолу. Замѣтные признаки начинающагося окончательнаго паденія устарѣвшаго института обнаруживаются въ его послѣдней и самой блестящей побѣдѣ. Преемники Иннокентія III сокрушили вмѣстѣ съ Гогенштауфенами средневѣковую имперію, и эта борьба имѣетъ всемірно-историческое значеніе.

Императорскій престолъ занималъ тогда Фридрихъ II, воспитанникъ Иннокентія Ш, одна изъ самыхъ интересныхъ фигуръ отживающей эпохи. Клевета и легенда сильно исказили образъ Фридриха II, его друзья и противники между современниками и въ потомствѣ діаметрально противуположно изображаютъ его характеръ. Но и несомнѣнные факты его біографіи показываютъ, что это была странная, полная противорѣчій личность. Талантъ поэта уживался въ немъ съ холоднымъ разсчетомъ законодателя и полководца, политическія фантазіи съ здравымъ и глубокимъ пониманіемъ реальныхъ нуждъ государства, мопащескій духъ съ религіозною терпимостью, строгій принципъ легитимизма съ демократическимъ пониманіемъ монархической власти. Средневѣковой Римъ съ городскою чернью представляется ему народомъ античныхъ квиритовъ, которымъ онъ сообщаетъ о каждой своей побѣдѣ; а въ наслѣдственномъ неаполитанскомъ королевствѣ онъ опережаетъ многихъ новыхъ государей, напоминаетъ нѣкорымъ изслѣдователямъ своего прусскаго тезку. Въ своихъ доменахъ онъ отпускаетъ на волю рабовъ и высказываетъ такой взглядъ на государственное значеніе науки и просвѣщенія, который сдѣлалъ бы честь и новымъ государямъ. «Знаніе должно идти рука объ руку съ законами и оружіемъ, — пишетъ онъ профессорамъ Болонскаго университета. — Сила духа укрѣпляется пріобрѣтеніемъ знанія, этого блага, безъ котораго нельзя достойно пользоваться жизнью». «Мы думаемъ, — говоритъ онъ въ другою мѣстѣ, — что намъ выгодно дать нашимъ поданнымъ средства для просвѣщенія: знаніе сдѣлаетъ ихъ болѣе способными управлять собою и служки государству». Въ религіозномъ отношеніи Фридрихъ II стоитъ на средневѣковой почвѣ: онъ дружитъ съ монахами цистерціенскаго ордена и собственноручно возлагаетъ вѣнецъ на голову св. Елизаветы; говорятъ даже передъ смертью онъ принялъ монашеское постриженіе. А, въ то же время, онъ и только раздѣляетъ идеи Арнольда изъ Брешіи о церковной реформѣ, но и заключаетъ неслыханный въ средніе вѣка союзъ съ мусульманскимъ государемъ и съ большимъ уваженіемъ относится къ сарацынамъ. За его сто ломъ католическіе епископы не разъ обѣдали съ арабскими могаметанами. Такое же противорѣчіе во взглядѣ Фридриха II на основу королевской власти. Всю жизнь боролся онъ за легитимный принципъ средневѣковой имперіи и наслѣдственной монархіи, а въ поученіи къ сыну говоритъ: «Государи рождаются и умираютъ, какъ прочіе люди; ихъ должны отличать не природа, а добродѣтель, мудрость и величіе души. Знаки королевскаго достоинства не дѣлаютъ тебя королемъ, если ты не украшенъ королевски качествами. Мы достойны титула короля настолько, насколько мы умѣемъ управлять подданными. Если у насъ нѣтъ этой способности, мы перестаемъ быть государями». Въ Фридрихѣ II, какъ въ личности, отживающій средневѣковой человѣкъ стоялъ въ непримиримомъ противорѣчіи со взглядами и стремленіями зарождающейся новой исторіи, и это противорѣчіе еще усиливалось отъ его общественнаго положенія. Какъ императоръ, онъ считалъ своею обязанностью распространять Христову вѣру и защищать церковь и своимъ правомъ владѣть всею Италіей. Поэтому онъ идетъ въ крестовый походъ, позоритъ свое имя сожженіемъ еретиковъ, вынуждаетъ Римъ подчиниться папѣ и ведетъ ожесточенную борьбу съ итальянскими городами. Какъ сицилійскій король, онъ стремится подчинить себѣ духовенство сожигаетъ нищенствующихъ монаховъ, окружаетъ себя мусульманскою гвардіей, основываетъ школы, создаетъ новое законодательство. На сѣверѣ Италіи онъ во имя отжившаго принципа воюетъ съ городами, носителями г новой культуры, которой принадлежитъ будущее; на югѣ онъ основываетъ новое государство со многими признаками просвѣщеннаго абсолютизма и борется съ дряхлѣющими учрежденіями. Одно только объединяло это противорѣчіе — непримиримость его съ стремленіями папства. Папы ненавидѣли Фридриха какъ человѣка, боялись его какъ сицилійскаго короля и не могли допустить осуществленія его идеаловъ какъ императора. Стремленія Фридриха II были несовмѣстимы ни съ духовнымъ деспотизмомъ преемниковъ св. Петра, ни съ свѣтскою властью римскаго епископа. Ожесточенная борьба была неизбѣжна, и Фридрихъ II нашелъ себѣ замѣчательныхъ противниковъ въ лицѣ Григорія IX и Иннокентія IV.

Григорій IX восьмидесятилѣтнимъ старикомъ занялъ каѳедру св. Петра. I Родственникъ Иннокентія III и другъ доминиканцевъ, онъ соединилъ въ себѣ теоріи своего предшественника и настроеніе св. Доминика. Желѣзный старикъ обладалъ несокрушимою энергіей, и годы только закалили его религіозный фанатизмъ и развили деспотическую жестокость. Авторъ инквизиціи, Григорій IX съ нечеловѣческою свирѣпостью пустилъ въ ходъ свое любимое дѣтище, массами сожигалъ еретиковъ и объявилъ ихъ отыскиваніе и сожиганіе главною обязанностью свѣтской власти. Такое же настроеніе обнаружилъ онъ въ отношеніи къ Фридриху II. Императоръ былъ отлученъ по ничтожному поводу, за то, что по болѣзни отложилъ обѣщанный имъ при коронованіи крестовый походъ, и папа не снялъ отлученія, когда Фридрихъ II приступилъ къ исполненію своего обѣщанія. Передъ глазами христіанскаго міра развертывалась странная картина. Намѣстникъ Христа запрещаетъ вѣрующимъ принимать участіе въ крестовомъ походѣ; апостольскій легатъ сопровождаетъ христіанское войско, идущее на освобожденіе Св. Гроба для того, чтобы налагать интердиктъ на всѣ мѣста, куда вступаетъ его предводитель; свѣтскій государь безъ капли крови добываетъ у мусульманъ Іерусалимъ, а глава церкви проповѣдуетъ въ это время крестовый походъ противъ его христіанскихъ владѣній и проливаетъ кровь ни въ чемъ неповиннаго населенія. Императоръ вернулся, разбилъ папскія войска, вынудилъ Григорія IX заключить миръ, весьма, впрочемъ, выгодный для св. Престола: Фридрихъ II помогъ даже папѣ усмирить своихъ сторонниковъ въ Римѣ и подчинить себѣ столицу. Отлученіе снято, но только для того, чтобы замѣнить его новымъ. Умѣренность императора по отношенію къ папѣ не могла удовлетворить Григорія IX: онъ требовалъ рабской покорности. «Короли и князья склоняются къ ногамъ священниковъ, — писалъ папа, — и христіанскій императоръ долженъ подчиняться не только римскому епископу, но и другимъ духовнымъ лицамъ». Новый интердиктъ былъ наложенъ на императора за то, что онъ рѣшалъ поправить какую-то церковь, держалъ въ тюрьмѣ римскаго гражданина и т. п. проступки. Фридрихъ II обратился къ общественному мнѣнію и разослалъ государямъ замѣчательный манифестъ, въ которомъ онъ доказывалъ, что его дѣло касается всѣхъ представителей свѣтской власти, что папскій деспотизмъ достигъ невозможныхъ размѣровъ. Глухой гудъ негодованія разнесся по Европѣ, но Григорій IX усмирилъ его на время вымышленными обвиненіями императора. Папа объявилъ Фридриха авторомъ памфлета De tribus impostoribus, въ которомъ Магометъ, Моисей и Христосъ ставились на одну доску и всѣ трое объявлялись обманщиками, утверждалъ, что императоръ опровергаетъ ученіе о рожденіи Христа отъ Дѣвы Маріи, что онъ признаетъ только то, что объясняется законами природы и здравымъ смысломъ, что онъ считаетъ причащеніе фарсомъ и предпочитаетъ Магомета Христу. Григорій IX изображалъ міру Фридриха II апокалипсическимъ звѣремъ. «Со дна моря вышло чудовище, — писалъ онъ вѣрующимъ, — съ лапами медвѣдя, съ пастью льва, съ туловищемъ леопарда. Его зѣвъ открывается только для того, чтобы изрыгать богохульства противъ имени Божія. Непрерывно нападаетъ оно на скинію Завѣта и на святыхъ, обитающихъ на небесахъ; но прежде оно дѣлало тайныя козни церкви, теперь открыто возстало противъ Искупителя рода человѣческаго». Обвиненія были ложью, или голой, или съ незначительною примѣсью истины, но св. Престолу еще вѣрили на Западѣ, и слова папы, по выраженію современника, «наполнили ужасомъ сердца» вѣрующихъ. Борьба все разгоралась, и ея напряженность еще усилилась, когда на престолъ вступилъ Иннокентій IV.

Иннокентій IV* былъ послѣднимъ средневѣковымъ побѣдоноснымъ папой изъ школы Григорія VII; но по личному характеру онъ представляетъ собою злостную каррикатуру на своего знаменитаго предшественника. Каковы бы ни были стремленія Григорія VII, онъ былъ убѣжденный идеалистъ, не лишенный величія, несмотря на свои ошибки и заблужденія. Въ Иннокентіи IV, кромѣ умственныхъ способностей, нельзя найти ни одной привлекательной черты. Безсовѣстный и корыстолюбивый деспотъ, онъ дѣйствовалъ на самыя дурныя стороны человѣка, чтобы пріобрѣсти себѣ союзниковъ. Обѣщанія онъ не ставилъ ни во что, вѣроломно смѣялся надъ трактатами и съ необычайнымъ цинизмомъ грабилъ даже самую церковь, отбирая монастырскія имущества, оставляя незанятыми епископскія каѳедры, чтобы воспользоваться ихъ доходами. Позорно собранныя деньги онъ употреблялъ на подкупъ друзей своего противника. Повидимому, Иннокентій IV считалъ золото если не исключительнымъ, то главнымъ стимуломъ человѣческой дѣятельности. Уже на смертномъ одрѣ, слѣдовательно, съ неподдѣльнымъ цинизмомъ онъ говорилъ огорченнымъ родственникамъ: «О чемъ вы плачете? Развѣ не оставляю я васъ всѣхъ богатыми? Чего же больше вамъ нужно?» Къ Фридриху II Иннокентій относился съ дьявольскою злобой. Современный ихъ борьбѣ историкъ заявляетъ, что онъ перечиталъ историческія лѣтописи и нигдѣ не нашелъ такой упорной, такой ожесточенной ненависти, какая была между обоими противниками. Императоръ понималъ неизбѣжность борьбы, хотя Иннокентій IV до своего вступленія на престолъ и находился въ дружественныхъ къ нему отношеніяхъ. Онъ сказалъ, говорятъ, узнавши о его выборѣ: «я потерялъ друга между кардиналами, потому что папа не можетъ быть гибеллиномъ». Но онъ все еще надѣялся на возможность примиренія. Когда папа на соборѣ въ Ліонѣ предъявилъ противъ него различныя обвиненія, Фридрихъ представилъ подробныя объясненія и, чтобы примириться съ св. Престоломъ, обѣщалъ присоединить Византію къ папскимъ владѣніямъ, лично пойти въ Палестину к совершенно подчинить Римскую область Иннокентію. Онъ заявилъ, что французскій и англійскій короли поручатся, что онъ исполнитъ эти обѣщанія. Но это не удовлетворило папу. Иннокентій 1Y не скрывалъ болѣе, что онъ желаетъ совершеннаго уничтоженія Гогенштауфеновъ и въ Германіи, и въ Италіи. Тогда Фридрихъ издалъ новый манифестъ къ государямъ, въ которомъ онъ выставилъ цѣлью своей борьбы возвращеніе церкви къ апостольской простотѣ и бѣдности, а папа объявилъ его лишеннымъ трона, нанялъ ландграфа Тюрингенскаго въ императоры, потому что Варомъ никто не хотѣлъ принимать этого званія, и отправилъ въ Германію и Италію массу денегъ, чтобы подкупать предателей и толпу нищенствующихъ монаховъ, чтобы во имя религіи склонять подданныхъ къ измѣнѣ противъ законнаго государя. Преступная дѣятельность Христова намѣстника увѣнчалась успѣхомъ. Фридрихъ умеръ въ разгарѣ борьбы; за его гробомъ съ громкимъ плачемъ шли не только христіане, но и мусульмане, а глава римской церкви съ безобразнымъ торжествомъ кровожаднаго рткаря восклицалъ по этому случаю: «да возрадуются небеса и пусть трепещетъ отъ восторга вселенная», и съ неутомимою энергіей продолжалъ преслѣдовать Гогенштауфеновъ, которыхъ онъ называлъ «змѣинымъ отродьемъ». Средневѣковое папство окончательно восторжествовало надъ средневѣковою имперіей, которая пала вмѣстѣ съ Гогенштауфенами.

Причины пораженія Фридриха II объясняютъ его двойственнымъ положеніемъ въ Европѣ и двойственною политикой въ Италіи. Средневѣковая имперія износилась; ея реальное значеніе, какъ національнаго учрежденія, объединяющаго Германію, подрывалось могущественными феодальными князьями, которые стремились сдѣлаться самостоятельными государями. Идея политическаго объединенія Германіи, не вполнѣ осуществившаяся и въ наше время, въ XIII столѣтіи не имѣла никакой силы. Идеальная цѣль имперіи — политическое единство христіанскаго міра — сдѣлалась смѣшною, а иногда оскорбительною для народной гордости фикціей, потому что въ европейскихъ государствахъ давно уже обнаруживалось сильное стремленіе къ національной независимости. Могучую поддержку имперіи могла бы оказать церковь, но она боялась ея силы и энергично подрывала всѣ ея основы. Римскіе епископы дразнили національное самолюбіе нѣмцевъ, требуя отъ ихъ императора рабскаго подчиненія св. Престолу, и, въ то же время, поддерживали феодальный сепаратизмъ въ Германіи и національный въ итальянскихъ городахъ. Фридрихъ II, какъ императоръ, не имѣлъ ни реальныхъ, ни идеальныхъ силъ для борьбы съ папствомъ, тогда какъ св. Престолъ обладалъ пока тѣмъ и другимъ. Разъединенной, неорганизованной, утратившей авторитетъ имперіи папы противупоставили превосходи организованную церковь съ могучею центральною властью въ Римѣ, съ прекрасно дисциплинированною международною арміей нищенствующихъ монаховъ. Та же имперія, которая помѣшала Фридриху II быть національнымъ нѣмецкимъ королемъ, погубила его, какъ свѣтскаго государя Италіи. Во имя отжившихъ принциповъ боролся онъ съ итальянскими республиками, и его противники возненавидѣли его, какъ нѣмца и какъ тирана и группировались вокругъ св. Престола. Въ концѣ-концовъ, послѣдній крупный средневѣковой императоръ, столь ненавистный гвельфамъ, не возбуждалъ большихъ симпатій и у ихъ противниковъ. Великій гибеллинъ Данте помѣстилъ въ аду Фридриха II, одного только изъ всѣхъ императоровъ. Папство вполнѣ восторжествовало, но это была побѣда не духовной власти надъ свѣтскою, но старѣющаго института надъ учрежденіемъ, совершенно одряхлѣвшимъ.

Торжество Иннокентія IV было началомъ пораженія средневѣковаго папства, и это чувствовалось современниками. По смерти этого папы одному кардиналу было видѣніе: около Христа стояла Богородица и еще одна почтенная матрона, олицетворявшая собою церковь, а у Его ногъ умолялъ о прощеніи своихъ грѣховъ Иннокентій IV. Но обвинительницею папы явилась сама церковь, которая возводила на него три главныхъ преступленія: онъ сдѣлалъ ее рабою, онъ превратилъ храмъ Божій въ банкирскую контору, онъ потрясъ три главныя основы церкви: вѣру, справедливость и истину. И эти обвиненія были справедливы, хотя отвѣтственность за нихъ падаетъ не на одного Иннокентія IV. Пораженіе Фридриха II было только послѣднимъ актомъ 200-лѣтней драмы, которая постепенно, понемногу подрывала силы папства и воспитывала противъ него оппозицію. Прежде всего, та церковь, которая считала своимъ основаніемъ ученіе любви, внеся въ міръ этою борьбой столько злобы и ненависти, что можно только изумляться могучей силѣ духовнаго авторитета, который такъ долго прикрывалъ и освящалъ это противорѣчіе. Никакая другая борьба никогда и проникала такъ глубоко въ общество: ожесточенная вражда раздѣляла и только людей одной національности, не только гражданъ одного государства, не только населеніе одного города, но даже членовъ одной семьи, мало-по-малу становилось ясно, что виновниками этого великаго зла служитъ тотъ, кто дерзко называетъ себя Христовымъ викаріемъ. Между тѣмъ, подъ вліяніемъ борьбы противники ясно и обстоятельно формулировали свои стремленія: папы договорились до богохульственнаго деспотизма, ихъ противники провозгласили принципъ независимости государства отъ римскаго епископа, возвращеніе церкви къ апостольской чистотѣ, освобожденіе мысли отъ духовнаго деспотизма. Борцы за эти новыя начала — государи и города — все усиливались: королевская власть одерживала побѣду за побѣдой надъ феодализмомъ, торговля и промышленность развивались болѣе и болѣе, а престолъ св. Петра постепенно утрачивалъ реальныя силы, главнымъ образомъ — идеальное обаяніе, самую прочную опору своей власти. Самые крестовые походы, столь высоко поднявшіе папство въ концѣ XI вѣка, съ теченіемъ времени принесли св. Престолу только вредъ и огромную пользу его противникамъ. Вина за это падаетъ въ значительной степени на самихъ римскихъ епископовъ. Уже въ концѣ XII столѣтія Ричардъ Львиное Сердце, отправляясь въ крестовый походъ черезъ Италію, былъ въ 20 верстахъ отъ Рима, но не принялъ приглашенія папы посѣтить священный городъ, потому что тамъ царствуютъ жадность и развратъ. Во время борьбы съ Фридрихомъ II преемники св. Петра окончательно опозорили самую идею крестоваго похода: въ 1241 г., когда Западу угрожали монголы, Григорій IX созывалъ крестоносное ополченіе не противъ нихъ, а на христіанскаго императора. Иннокентій IV пошелъ еще далѣе. Проповѣдуя крестовый походъ противъ Фридриха II, онъ не только обѣщалъ прощеніе даже такихъ грѣховъ, какъ отцеубійство, но объявилъ владѣнія противника внѣ закона, приказывалъ грабить и разорять ихъ и грозилъ за отказъ отъ такого предпріятія адскими мученіями за гробомъ и жестокимъ наказаніемъ на этомъ свѣтѣ. «Города, — писалъ папа, — потеряютъ свои привилегіи и вольности, дворянство — владѣнія, духовенство — санъ; отказавшіеся отъ похода не могутъ быть свидѣтелями въ судѣ, давать присягу, получать наслѣдство». Наконецъ, чтобы не отвлекать силъ отъ этой дикой борьбы, папа запретилъ проповѣдыватъ крестовый походъ въ Палестину и приказалъ уже отправившимся туда крестоносцамъ вернуться назадъ и принять участіе въ новомъ походѣ. Такія проповѣди повторялись ^гне разъ, причемъ деньги, собранныя для борьбы съ невѣрными, расходовались на подкупы и интриги противъ христіанскихъ государей. Крестовые походы сдѣлались орудіемъ разбоя и средствомъ для грабежа.

Такая политика не могла не подрывать авторитета св. Престола. Папскіе интердикты, въ XI вѣкѣ бывшіе большою рѣдкостью, въ два слѣдующія столѣтія сдѣлались почти повседневнымъ явленіемъ и весьма часто на нихъ не обращали никакого вниманія. Съ другой стороны, жестокій деспотизмъ римскихъ епископовъ и ихъ беззастѣнчивая борьба самыми непозволительными средствами за интересы, не имѣющіе ничего общаго съ религіей, вызывали негодованіе во всѣхъ странахъ католическаго міра. «Римская церковь навлекла на себя гнѣвъ Божій, — писалъ англійскій историкъ XIII вѣка, — потому что ея правители заботятся не о духовномъ благѣ народа, а только о наполненіи своего собственнаго кошелька». Французскіе бароны открыто выражали свое сочувствіе гонимому папой Фридриху II и отвергали его право низвергать свѣтскаго государя. Въ Германіи недовольные голоса слышатся даже со стороны представителей церкви. «Пусть папа стрижетъ сколько угодно своихъ овецъ въ Италіи, — говорили они, — а мы защитимъ своихъ отъ волка, скрытаго подъ одеждой пастыря». Какъ нѣкогда классическіе греки морально переросли гомеровскихъ боговъ, такъ и западное христіанство начинало замѣчать глубокое нравственное паденіе того, кто по имя нравственнаго авторитета претендовалъ управлять всѣмъ міромъ, и въ XIII столѣтіи надъ св. Престоломъ со всѣхъ сторонъ начинаютъ собираться грозныя тучи.

IX.
Результаты борьбы папства съ имперіей. — Целестинъ V и Бонифацій VIII. — Состояніе св. Престола въ Авиньонѣ. — Литературная и практическая оппозиція папству въ XIV столѣтіи. — Борьба папъ за свѣтскую власть въ Италіи. — Урбанъ VI. — Значеніе «Великой схизмы».

Исторія средневѣковаго папства въ XIV в. напоминаетъ его положеніе въ X и XI столѣтіяхъ. Та же самая зависимость римскихъ епископовъ отъ внѣшней силы, то же моральное паденіе св. Престола, такое же сознаніе у религіозныхъ людей необходимости церковной реформы. Но за наружнымъ сходствомъ скрывалось глубокое различіе. Упадокъ папства передъ Григоріемъ VII былъ болѣзнью роста жизненнаго учрежденія; его тяжелое состояніе въ XIV в. представляло собою старческую слабость, начало окончательнаго разложенія. Тогда временно страдала только голова здороваго организма; теперь требуютъ реформы церкви не только въ «ея главѣ», но и «въ членахъ». Тогдашнія реформаціонныя стремленія имѣли цѣлью поставить св. Престолъ выше всего существующаго и восторжествовали, благодаря религіозному порыву; теперешніе реформаторы хотятъ подчинить св. Престолъ собору, а религіозное одушевленіе стремится къ еще болѣе коренной реформѣ, которая окончательно разрушила средневѣковое папство. Тогда оно переживало временную болѣзнь, теперь начиналась предсмертная агонія.

Перемѣну положенія болѣзненно почувствовали ближайшіе преемники побѣдоноснаго Иннокентія IV. Результаты блестящей побѣды папства надъ имперіей равнялись его тяжкому пораженію. Папы думали найти себѣ, вмѣсто послѣдняго Гогенштауфена, болѣе послушнаго императора, но нѣмецкій тронъ пустовалъ цѣлыхъ 19 лѣтъ, и св. Престолъ остался беззащитнымъ. Римъ вернулъ себѣ независимость, и папа Урбанъ IV умеръ, не побывавши въ своей столицѣ; Карлъ Анжуйскій, французъ, которому епископъ Итальянскаго Рима отдалъ Неаполь, часть своей родины, держалъ св. Престолъ подъ своимъ вліяніемъ и, въ сущности, произвольно распоряжался преемниками св. Петра. Одновременно съ утратою политическихъ средствъ и духовный авторитетъ теряетъ свое обаяніе и доходность. Когда Александръ IV наложилъ интердиктъ на Болонью, жители этого города остались къ нему совершенно равнодушны, а нѣсколько позже папа Климентъ IV писалъ французскому королю: «Моя казна совершенно пуста. Англія противится, Германія не хочетъ повиноваться, у Испаніи у самой довольно дѣла, Италія не платитъ, а поглощаетъ деньги. Какъ можетъ папа, не прибѣгая къ безбожнымъ средствамъ, доставить себѣ или другому войско и деньги?» Та самая имперія, о которой еще недавно говорили со злобой и высокомѣріемъ, представлялась теперь папамъ спасительнымъ учрежденіемъ, и они усердно стараются о прекращеніи нѣмецкаго междуцарствія. Прошло только 20 лѣтъ послѣ смерти Иннокентія IV, и папа Григорій X пишетъ объ имперіи уже совсѣмъ въ иномъ тонѣ: «Священство и имперія различны по характеру, но ихъ связываетъ тождество цѣли. Что ихъ единство необходимо, видно изъ того бѣдствія, которое возникаетъ при отсутствіи того или другаго. Если не занятъ св. Престолъ, то имперіи недостаетъ руководителя къ спасенію; если пустуетъ императорскій тронъ, то беззащитная церковь дѣлается жертвой ея гонителей. На обязанности императоровъ и королей лежитъ защищать свободу и права церкви и не отнимать у нея временныхъ благъ; долгъ правителей церкви — поддерживать королевскую власть во всей ея неприкосновенности».

Желанія папъ осуществились: на императорскій престолъ, по ихъ настоянію, былъ выбранъ Рудольфъ Габсбургскій. Повидимому, это былъ такой императоръ, лучше котораго и желать не могли римскіе епископы. Онъ съ полною готовностью призналъ всѣ ихъ теоретическія притязанія и давалъ всевозможныя обѣщанія на благо церкви. По все это оставалось пустыми словами. Слабый Рудольфъ не могъ помочь церкви, если бы и хотѣлъ; но онъ и не имѣлъ такого намѣренія. Трезвый и разсудительный, Рудольфъ хорошо понималъ, что идеалы старой имперіи безпощадно отвергнуты исторіей, и хотѣлъ только воспользоваться саномъ для возвышенія своей фамиліи. О походѣ въ Италію онъ и не помышлялъ и въ самой Германіи далъ юридическую санкцію всѣмъ правамъ, которыя узурпировали крупные феодалы въ эпоху борьбы папъ съ императорами и въ періодъ междуцарствія. Римскіе епископы пожинали теперь горькіе плоды двухвѣковой борьбы съ имперіей. Тѣмъ не менѣе, они сдѣлали отчаянную попытку поправить положеніе св. Престола мѣстными средствами и, опираясь только на свои силы, покорить себѣ свѣтскую власть. Попытка на минуту увѣнчалась успѣхомъ, но это была послѣдняя, моментальная вспышка угасающей жизни. Торжество послѣдняго успѣха средневѣковаго папства и горечь перваго жестокаго пораженія пришлось пережить Бонифацію VIII.

Бонифацій VIII былъ послѣднею крупною личностью между средневѣковыми намѣстниками Христа и типичнымъ представителемъ учрежденіи, которое утратило прежнее значеніе и извратило свой первоначальный смыслъ. Говорятъ, что его предшественникъ пророчески сказалъ о Бонифаціи, что «онъ вступитъ на престолъ какъ лисица, будетъ править какъ левъ и умретъ какъ собака» — сравненія чрезвычайно мѣткія, потому что въ его характерѣ была и лисья хитрость, и львиная гордость, и собачья злоба. Бонифацій VIII не лишенъ былъ умственныхъ достоинствъ: краснорѣчивый и ловкій дипломатъ, глубокій знатокъ права, онъ умѣлъ импонировать своею изящною и внушительною наружностью и былъ бы хорошимъ политикомъ, если бы его не ослѣпляли высокомѣріе и властолюбіе. Но въ немъ не было ни одной нравственной черты, необходимой не только главѣ церкви, но и простому христіанину. Къ людямъ онъ чувствовалъ глубокое презрѣніе, а неумолимая злоба, насиліе и безсовѣстное вѣроломство составляли отличительныя черты его политики. Изъ прошлаго папства Бонифацій VIII заимствовалъ только его безмѣрныя притязанія и деспотическіе пріемы и увеличилъ это наслѣдство новыми злоупотребленіями. Свою карьеру онъ началъ ловкимъ устраненіемъ предшественника, Целестина V, который, дѣйствительно, не подходилъ къ тогдашнему положенію св. Престола. Это былъ неотесанный пустынникъ крестьянскаго происхожденія, который всю жизнь провелъ въ уединенной пещерѣ среди молитвъ и бичеваній. Его выборъ въ папы былъ неожиданною случайностью: кардиналы остановились на праведникѣ за неимѣніемъ болѣе подходящаго кандидата и весьма скоро раскаялись въ своей ошибкѣ. Самъ Целестинъ не хотѣлъ надѣвать папской тіары; его уговорили монахи, истолковавши ему эту неожиданность, какъ несомнѣнный знакъ божественнаго предопредѣленія. Пустынникъ согласился и сдѣлался глубоко-несчастнымъ человѣкомъ. Его вывели изъ убогой кельи, посадили на осла, котораго вели подъ уздцы Карлъ Анжуйскій съ своимъ сыномъ, привезли въ Неаполь и посвятили въ преемники св. Петра. Но изможденный постомъ, обросшій волосами, праведникъ чувствовалъ себя нестерпимо тяжело среди неизвѣстной ему обстановки. Правда, простой народъ относился къ нему съ глубокимъ благоговѣніемъ: его считали чудотворцемъ, потому что, по словамъ благочестиваго современника, онъ однажды передъ глазами Григорія X повѣсилъ въ воздухѣ свое монашеское одѣяніе. Но изящные кардиналы и ловкіе придворные не придавали значенія чудесамъ и смотрѣли съ презрѣніемъ на необычнаго папу: первые чувствовали всю ошибочность своего выбора, вторые спѣшили воспользоваться неопытностью Христова намѣстника" заставляли его подписывать все, что хотѣли. Несчастный Целестинъ V сталъ жалкою игрушкой въ рукахъ Карла Анжуйскаго, который самъ управлялъ церковью, устроивши для папы привычную ему келью въ отдаленной части неаполитанскаго дворца. Заговорили о необходимости отреченія; но для этого, прежде всего, нужно было разубѣдить папу въ божественности его миссіи, и кардиналъ Гаэтани, будущій Бонифацій VIII, какъ говорятъ современники, произвелъ шарлатанскій фокусъ, воспользовавшись простодушною набожностью Целестина V. Глубокою ночью, посредствомъ рупора, изобразилъ онъ небесный голосъ, требовавшій немедленнаго отреченія. Папа сложилъ свою корону, скрылся изъ Неаполя и хотѣлъ удалиться въ дебри Далмаціи, чтобы тамъ продолжать дѣло своего спасенія; но агенты выбраннаго на его мѣсто Бонифація поймали его, и Целестинъ V умеръ подъ крѣпкимъ арестомъ. Монахи основаннаго имъ ордена послѣ показывали, какъ священную реликвію, гвоздь, вбитый будто бы въ голову праведника по приказанію его преемника на св. Престолѣ. Можетъ быть, это легенда; но остается несомнѣннымъ тотъ характерный для тогдашняго папства фактъ, что праведникъ и чудотворецъ не могъ быть преемникомъ Иннокентія IV. Но на его престолѣ не могъ удержаться и «величественный грѣшникъ», какъ называетъ Бонифація VIII одинъ современникъ.

Бонифацій VIII вступилъ въ Римъ съ необычайною помной и съ первыхъ же шаговъ обнаружилъ свѣтлыя и темныя стороны своей натуры. Ловко воспользовавшись обстоятельствами, онъ быстро возстановилъ верховную власть папы въ Римской области, такъ какъ республики предоставили ему право назначать высшихъ магистратовъ. Но, какъ настоящій династъ, онъ, прежде всего, одарилъ владѣніями и должностями членовъ своей фамиліи, и, какъ истый деспотъ, не останавливался ни передъ какими іѣрами противъ своихъ противниковъ. Деспотическая политика вызвала оппозицію со стороны Колоннъ, самой могущественной тогда фамиліи въ Римѣ, два члена которой были кардиналами. Бонифацій тотчасъ же смѣшалъ политику съ религіей, отлучилъ отъ церкви своихъ противниковъ, конфисковалъ имущества, объявилъ всю семью лишенной чести и еретиками ихъ сторонниковъ и приказалъ проповѣдывать крестовый походъ противъ ихъ владѣній. Папа одержалъ полную побѣду: крѣпкій городокъ Палестрина, главная опора его противниковъ, былъ разрушенъ до основанія, по его развалинамъ проѣхали плугомъ и посыпали борозды солью въ знакъ окончательнаго уничтоженія. Но для борьбы съ одною фамиліей едва достаточно было всѣхъ средствъ, которыми нѣкогда римскіе епископы подчиняли себѣ могущественныхъ государей и завоевывали цѣлыя страны. Ясно, что папство мельчало, и его силы были подорваны. Бонифацію пришлось, кромѣ того, успокоивать кардиналовъ, оскорбленныхъ суровою карой своихъ сотоварищей, и папа далъ святой коллегіи общинныя привилегіи и царскій пурпуръ, что сдѣлало ихъ настоящими князьями церкви. Тѣмъ не менѣе, папа, гордый своимъ успѣхомъ дома, хотѣлъ вернуть св. Престолу прежнюю власть и за Альпами. Такому настроенію содѣйствовалъ еще блестящій успѣхъ одного предпріятія, впервые введеннаго въ церковную практику Бонифаціемъ VIII, — такъ называемаго юбилея.

Еще въ древнемъ Римѣ былъ обычай праздновать начало новаго столѣтія торжественными церемоніями и играми, но въ христіанскую эпоху онъ вышелъ изъ употребленія. Бонифацій VIII рѣшилъ возстановить языческую старину и извлечь изъ нея всевозможныя выгоды для св. Престола. Булла отъ 23 февраля 1300 года возвѣщала, что всѣ тѣ, которые въ теченіе этого года посѣтятъ римскія базилики св. Петра и св. Павла, получатъ полное отпущеніе грѣховъ; исключеніе составляли только поименно названные противники Бонифація. Папское воззваніе имѣло необыкновенный успѣхъ. Бея католическая Европа двинулась въ священный городъ; говорятъ, что ежедневно входило въ Римъ и выходило оттуда 30,000 богомольцевъ, что каждый день въ городѣ ихъ насчитывали 200,000 человѣкъ. Каждый пилигримъ приносилъ посильную жертву на алтарь апостоловъ, и у св. Павла день^; и;ночь стояли два клирика, которые граблями сгребали благочестивыя приношенія. Правда, жертвовали по большей Тасти мѣдную монету, и одинъ изъ современныхъ кардиналовъ горько жалуется, что прошли тѣ времена, когда государи приносили пышные дары Спасителю, тѣмъ не менѣе, церковь и при отсутствіи коронованныхъ богомольцевъ получила хорошій доходъ отъ юбилея. Бонифацій VIII добился блестящаго тріумфа, христіанскій міръ оказался послушнымъ слову своего главы, святыни Рима все еще сохраняли свое обаяніе и мятежная столица была очень довольна вновь изобрѣтеннымъ источникомъ дохода. Средневѣковое папство шумно и торжественно вступало въ XIV столѣтіе, и Бонифацій VIII рѣшительно пошелъ по слѣдамъ Иннокентія IV. Прежде всего его ударамъ подверглась захудалая имперія. Альбертъ Габсбургскій, осмѣлившійся принять корону безъ папскаго утвержденія, былъ объявленъ измѣнникомъ и вызванъ на судъ къ св. Престолу. Германскихъ пословъ Бонифацій принялъ, сидя на тронѣ съ короною на головѣ и съ мечомъ въ рукахъ и съ грознымъ возгласомъ: «я, я императоръ!» жалкій представитель нѣкогда сильнаго учрежденія подчинился всѣмъ требованіямъ св. Престола, и Бонифацій VIII одержалъ новую побѣду. Но это было послѣднее торжество наканунѣ рѣшительнаго пораженія. Первый роковой ударъ средневѣковому папству былъ нанесенъ тою самою Франціей, которая нѣкогда служила наиболѣе прочною опорой св. Престолу.

Бонифацій VIII вступилъ въ борьбу съ Филиппомъ IV. Оба противника стоили другъ друга. Мишле называетъ этого короля, открывающаго новую исторію Франціи, «ненавистною фигурой фальшиваго монетчика». Дѣйствительно, Филиппъ IV — такой же безсовѣстный деспотъ, какъ и его противникъ, онъ не останавливался ни передъ какими средствами для достиженія цѣлей своей политики и въ нравственномъ отношеніи представляетъ столь же мало симпатичный образъ, какъ и Бонифацій VIII. Противники и по талантамъ не уступали другъ другу. По одинъ изъ нихъ защищалъ принципы жизненные, другой — отжившіе; одного поддерживало единодушіе могучей націи, другой не имѣлъ надежныхъ союзниковъ. Самый споръ, въ сущности, не былъ новъ: папа требовалъ подчиненія себѣ свѣтской власти и запрещалъ налагать на церковь какія бы то ни было мірскія повинности, король защищалъ независимость государства и не хотѣлъ отказаться отъ права считать духовныхъ лицъ своими подданными. Новизну заключали въ себѣ только идеи, которыя проповѣдывались при французскомъ дворѣ, и пріемы, которыми пользовался Филиппъ IV въ борьбѣ съ церковью. Когда папа заявилъ, что духовенство свободно отъ всякихъ налоговъ, король запретилъ вывозить деньги изъ Франціи, что лишило св. Престолъ значительной части доходовъ, а, въ то же время, его юристы формулировали совсѣмъ новую теорію. Церковь, говорили они, состоитъ не только изъ духовныхъ, но и свѣтскихъ лицъ, и тѣ, и другіе надѣлены Христомъ одинановою свободой; съ другой стороны, государство составляютъ не только, свѣтскіе, но и духовные подданные, и тѣ, и другіе должны нести одинаковыя по отношенію къ нему обязанности. Когда Бонифацій VIII въ знаменитой буллѣ, которая начинается словами: Ausculta fili, вновь формулировалъ старое ученіе о подчиненіи свѣтской власти св. Престолу, Филиппъ IV приказалъ торжественно сжечь папскую грамоту въ парижскомъ соборѣ Богоматери, отдалъ дѣло на рѣшеніе націи, и представители сословій заявили, что «если бы даже король пожелалъ подчиниться папскимъ требованіямъ, то и въ такомъ случаѣ они не сдѣлали бы того же самаго, хотя бы изъ-за этого пришлось лишиться имущества, подвергнуться всевозможнымъ пыткамъ и даже пойти на смерть». Бонифацій VIII подвергъ Филиппа IV интердикту со всѣми его послѣдствіями, а король, по совѣту юристовъ и съ одобренія университета, послалъ своего канцлера арестовать папу. Знаменитая сцена въ Ананьи всѣмъ извѣстна. Филиппъ IV избралъ суровыхъ исполнителей своего смѣлаго рѣшенія: Шіарра Колонна ненавидѣлъ Бонифація, какъ виновника униженія и разоренія своей фамиліи, легистъ Ногаре ненавидѣлъ самое папство. Пламенный поклонникъ римскаго права, онъ былъ убѣжденнымъ защитникомъ свѣтскаго абсолютизма; уроженецъ альбигойскаго юга и внукъ сожженнаго еретика, онъ съ молокомъ матери всосалъ ненависть къ теократическому деспотизму. Аттрибуты апостольской власти Бонифація и торжественное облаченіе, въ которомъ онъ встрѣтилъ своихъ враговъ, штурмомъ овладѣвшихъ его резиденціей, не произвело на нихъ никакого впечатлѣнія. Пощечину папѣ отрицаютъ весьма основательно, потому что Бонифацій въ глазахъ Ногаре былъ только представителемъ ненавистнаго принципа, но нѣтъ основаній сомнѣваться, что Колонна дѣйствительно стащилъ съ трона преемника св. Петра и пронзилъ бы его шпагой, если бы вовремя не удержали его отъ постыднаго насилія надъ беззащитнымъ старикомъ. Бонифація VIII спасли и перевезли въ Римъ, но онъ не оправился отъ пораженія, какъ не оправилось и пострадавшее въ его лицѣ средневѣковое папство, навсегда низвергнутое съ своего до небесъ возвышавшагося трона… Послѣдніе дни Бонифація VIII были ужасны. Неудовлетворенная жажда мести за неслыханное оскорбленіе и безсильная злоба душили еще недавно могущественнаго деспота; онъ хотѣлъ бы уничтожить Филиппа, какъ нѣкогда уничтоженъ былъ Фридрихъ II, но не только не имѣлъ средствъ для этого, а не былъ даже увѣренъ въ своей безопасности, потому что его держали плѣнникомъ въ собственномъ дворцѣ. Папа умиралъ медленно, онъ заперся въ своей комнатѣ, не хотѣлъ принимать пищи, бился объ стѣну головой… Пророчество Целестина V сбывалось буквально. И Григорій VII нашелъ смерть въ изгнаніи, но онъ умиралъ съ глубокою вѣрой въ святость своего дѣла, а такую вѣру едва ли можно предположить въ человѣкѣ, который игралъ и религіозными вѣрованіями, и нравственными обязательствами. Бонифація VIII сравниваютъ съ королемъ Лиромъ; но у него не было ни любящей дочери, ни преданнаго человѣка. У послѣдняго настоящаго средневѣковаго папы были только враги. Личные недостатки общественнаго дѣятеля сглаживаются иноіда его культурными заслугами, если онъ стоитъ во главѣ полнаго жизни учрежденія. Пороки Григорія I, наприм., совершенно заслоняются крупными задачами тогдашняго папства. Бонифацій VIII находился въ иномъ положеніи. Іерархическіе идеалы въ его время отжили свой вѣкъ и ихъ противорѣчіе съ новыми прогрессивными стремленіями только подчеркивало нравственные недостатки ихъ носителя, и Бонифацій VIII умеръ подъ гнетомъ всеобщей ненависти. Беликій Данте, самый крупный представитель средневѣковой интеллигенціи, помѣстилъ этого папу въ аду своей «Божественной Комедіи» и, въ то же время, простодушный сицилійскій морякъ увѣрялъ, что, будучи у Липарскихъ острововъ, гдѣ, по народному вѣрованію, находятся входъ въ пекло, онъ слышалъ голоса дьяволовъ, принимавшихъ душу не удачнаго подражателя Иннокентія IV.

Паденіе Бонифація VIII увлекло за собою и средневѣковое папство. За егопораженіемъ послѣдовалъ гибельный для св. Престола періодъ 70-ти лѣтняго авиньонскаго плѣненія. Авиньонскіе папы съ самаго начала оказались въ крайне фальшивомъ положеніи. Фактически они были въ рабской зависимости отъ французскаго короля, но они не могли отказаться отъ своихъ притязаній, если хотѣли сохранить хотя бы тѣнь прежняго положенія. Поэтому послушные исполнители королевскихъ повелѣній во Франціи, они требуютъ отъ нѣмецкаго императора полнаго подчиненія; рабы французскаго короля, они хотятъ быть государями въ Италіи. Средневѣковое папство, безопасное отъ внѣшнихъ нападеній въ укромномъ уголкѣ на берегу Роны, дѣлаетъ попытку преобразоваться въ своеобразное теократическое государство подъ эгидою французскаго короля и осуществить въ Авиньонѣ то, что не удалось Бонифацію VIII въ Римѣ. Духовный авторитетъ долженъ былъ служить при этомъ отчасти основою притязаній, отчасти источникомъ финансовъ. Климентъ V формально объявилъ императора своимъ вассаломъ и послѣ смерти Генриха VII назначилъ себя временнымъ правителемъ имперіи. На этой же точкѣ зрѣнія стоялъ и его преемникъ. Еще безцеремоннѣе было злоупотребленіе духовнымъ авторитетомъ для добыванія денежныхъ средствъ. Изобрѣтенные Бонифаціемъ VIII доходные юбилеи учащались, новый юбилей былъ назначенъ въ 1350 году, а Бонифацій IX, нуждаясь въ деньгахъ, повторилъ выгодную операцію за 10 лѣтъ до наступленія XV столѣтія, причемъ для облегченія прощенія грѣховъ можно было и не путешествовать въ Римъ, а купить на мѣстѣ индульгенцію за ту же сумму, какую нужно было издержать на богомолье. Съ неменьшею беззастѣнчивостью обирали папы церковь. Симонія, противъ которой такъ ратовалъ Григорій VII, сдѣлалась постояннымъ финансовымъ источникомъ св. Престола. Папы открыто торговали духовными должностями не только наличными, но и тѣми, которыя пока были еще заняты, продавали ихъ по нѣскольку въ однѣ руки, такъ что на церковную должность смотрѣли только какъ на ренту, которой можно пользоваться, живя въ Авиньонѣ или гдѣ угодно. Чтобы извлекать наиболѣе дохода изъ раздачи мѣстъ пастыря Христова стада, преемники св. Петра изобрѣли такъ называемые аннаты, т.-е. каждый епископъ и аббатъ, по вступленіи на мѣсто, платилъ св. Престолу годичный доходъ съ своей должности. Средневѣковое папство превратилось въ своеобразную биржу, гдѣ намѣстники Христа торговали своими безграничными правами. Результатомъ такого положенія была крайняя нравственная испорченность клира. Правда, на св. Престолѣ еще не встрѣчается такихъ виртуозныхъ преступниковъ, какъ знаменитый Борджіа, но между авиньонскими папами не найдется ни одного, кого можно было бы безъ натяжки назвать истинно-христіанскимъ пастыремъ. Въ лучшемъ случай это были грубые, ограниченные монахи, какъ Иннокентій VI, который считалъ колдуномъ Петрарку, или блестящіе, свѣтскіе люди, не лишенные научныхъ и литературныхъ интересовъ, какъ Климентъ VI, тратившій массу добытыхъ обычнымъ путемъ денегъ на пышную обстановку своей куріи. Но вся глубина нравственнаго паденія католицизма въ XIV и XV столѣтіяхъ обнаруживается на бѣломъ и черномъ духовенствѣ. Главныя силы, посредствомъ которыхъ клиръ господствовалъ надъ свѣтскимъ обществомъ, умственное превосходство, аскетизмъ и культъ были окончательно подорваны. Невѣжество духовенства стадо предметомъ постоянныхъ насмѣшекъ значительно опередившей его свѣтской интеллигенціи, монашескій обѣтъ сдѣлался пустымъ звукомъ, стоявшимъ въ вопіющемъ противорѣчіи съ дѣйствительностью. Наиболѣе священные предметы культа превратились въ грубое орудіе обмана, въ дерзкое средство выманивать деньги у простодушной толпы. Гвозди отъ Креста Христова считались пудами, и современники говорятъ даже о такихъ невѣроятныхъ реликвіяхъ, какъ перо изъ архангельскаго крыла или сѣно изъ виѳлеемскихъ яслей. Между теоріей, а которой держался авторитетъ папства, и дѣйствительностью образовалась такая же глубокая пропасть, какъ между политическими притязаніями св. Престола и его фактическимъ положеніемъ. Оппозиція была неизбѣжна, и ея первымъ успѣхомъ было освобожденіе свѣтской власти отъ папскаго вліянія.

Фактическая зависимость авиньонскихъ папъ отъ свѣтской власти, усилившая притязанія св. Престола, наталкивала на рѣзкую критику всего Института въ виду крайней несообразности безмѣрныхъ претензій при полномъ реальномъ безсиліи. Въ XIV столѣтіи во всѣхъ странахъ Запада полаются писатели, которое сначала требуютъ независимости для свѣтскаго Государства отъ св. Престола, а потомъ возстаютъ даже противъ духовнаго Авторитета папы. Прежде всего, Данте въ своемъ знаменитомъ трактатѣ О Монархіи далъ философское обоснованіе политическимъ идеаламъ гиббелиновъ; но его книга настаиваетъ только на независимости императора отъ папы, на непосредственной преемственности его власти отъ цезарей и на божественности ея происхожденія; безграничный духовный авторитетъ св. Престола она вполнѣ признаетъ, такъ что Данте стоитъ на чисто-средневѣковой точкѣ зрѣнія, хотя и отрицаетъ теократію Григорія VII. Гораздо далѣе идутъ его младшіе современники, представителемъ которыхъ можетъ служить Марсилій Падуанскій, авторъ знаменитаго трактата Защитникъ міра. По его ученію, источникомъ всякой политической власти является народъ; но онъ весь, во всей своей совокупности не можетъ отправлять законодательныхъ и правительственныхъ функцій, поэтому поручаетъ ихъ людямъ, которыхъ считаетъ способными къ такой должности. Точно также и въ церкви религіозное законодательство принадлежитъ всей Совокупности христіанъ, какъ духовныхъ, такъ и свѣтскихъ; но они не могутъ непосредственно пользоваться своими правами и уступаютъ ихъ выборнымъ депутатамъ, которые составляютъ вселенскій соборъ. Соборъ Опредѣляетъ догмы и назначаетъ сановниковъ церкви, начиная съ папы. Такимъ образомъ, папа намѣстникъ не Бога, а собора, которому онъ и подчиненъ. Марсилій подвергаетъ рѣзкой критикѣ папскую легенду о св. Петрѣ и доказываетъ, что этотъ апостолъ не былъ поставленъ главою надъ другими и что онъ никогда не занималъ епископской каѳедры въ Римѣ и даже никогда не былъ въ этомъ городѣ. Поэтому всѣ священники равны, и папа не имѣетъ надъ ними никакой власти. Издаваемые соборомъ законы касаются совѣсти и этимъ существенно отличаются отъ внѣшнихъ государственныхъ законовъ; послѣдніе обязательны для всѣхъ, не исключая и папы, котораго свѣтская власть вправѣ принудить къ ихъ исполненію, какъ всякаго другаго гражданина. Но совѣсть человѣка свободна, поэтому церковные законы не могутъ имѣть принудительной силы, и папскій интердиктъ, какъ и всякая духовная юрисдикція, является насиліемъ и беззаконіемъ.

Ученіе Марсилія Падуанскаго не только ниспровергало всю іерархическую систему папства, но и представляло собою проповѣдь полной религіозной свободы, унаслѣдованную новою исторіей. Тѣмъ не менѣе, несмотря на радикализмъ его доктринъ, онѣ нашли отголосокъ во всей Европѣ. Аналогичныя ученія о св. Престолѣ проповѣдовалъ англичанинъ Оккамъ, французъ Jean de Jandun и нѣмцы Леопольдъ и Генрихъ изъ Галема. Кромѣ того, къ ученію Марсилія примкнули минориты, составлявшіе нѣкогда самую надежную опору св. Престола. Наиболѣе послѣдовательные ученики св. Франциска, исходя изъ ученія объ апостольской бѣдности, отдѣлились сначала отъ своего ордена, давно уже покинувшаго этотъ принципъ, а потомъ и отъ папства. Наконецъ, нѣкоторыя изъ положеній противниковъ свѣтской власти св. Престола нашли и практическое осуществленіе. Нѣмецкіе курфюрсты постановили въ 1338 году, что свободно избранный императоръ не нуждается въ папскомъ утвержденіи и, такимъ образомъ, освободили имперію отъ вліянія духовной власти. Въ Англіи Эдуардъ III запретилъ обнародовать папскія буллы, если онѣ причиняютъ ущербъ королевскимъ правамъ или народному благу. Итальянская оппозиція соединяется со всевозможными ученіями противъ папы и прибѣгаетъ въ самымъ рѣшительнымъ мѣрамъ для ихъ осуществленія. Въ 1327 году блестящій съѣздъ гиббелиновъ въ Тріентѣ съ участіемъ миноритовъ судилъ папу и объявилъ его еретикомъ; 4 года спустя Марсилій Падуанскій тоже съ миноритами подъ покровительствомъ императора повторилъ это осужденіе, причемъ папа былъ приговоренъ къ смертной казни, и римская толпа за отсутствіемъ осужденнаго торжественно сожгла изображавшее его соломенное чучело. Черезъ 20 лѣтъ Римъ возсталъ подъ предводительствомъ своего нотаріуса Кола ли Ріенцо, который съумѣлъ возбудить въ немъ античныя воспоминанія; затѣмъ церковь утратила на нѣкоторое время почти всѣ свои патримоній. Наконецъ, вся Италія возстала противъ офранцузившагося папства, и преемники св. Петра порѣшили вернуться въ свою исконную столицу; но отъ этого произошли новыя бѣды для св. Престола.

Авиньонскіе папы вели дѣятельную борьбу съ оппозиціей сначала старыми средствами. Марсмлію Падуанскому и его единомышленникамъ возражать испанецъ Эгидій Альваръ; но его книга проставляетъ собою безталанное собраніе старыхъ, давно извѣстныхъ притязаній св. Престола и не произвела никакого впечатлѣнія. На сторонѣ папства этой эпохи нѣтю ни одного литературнаго таланта, ни одной крупной умственной силы, за то инквизиція работала противъ ереси съ необычайнымъ усердіемъ; но ея вліяніе было весьма ограничено, и во многихъ мѣстахъ инквизиторы принуждены были безмолвствовать, чтобы самимъ не подвергнуться участи еретиковъ. Папы пробовали проповѣдовать крестовые походы, но подъ знамена церкви собирались только жалкія шайки разбойниковъ, которые желали не индульгенцій, а денегъ. Они прибѣгали къ интердикту и, желая придать ему болѣе дѣйствительности, дѣлали его преступнымъ. Такъ, на Флоренцію было наложено неслыханное отлученіе: папа объявилъ внѣ закона личность и собственность каждаго гражданина и требовалъ, чтобы флорентіецъ, гдѣ бы онъ ни находился, былъ ограбленъ и обращенъ въ рабство. Граждане богатой республики и тогда уже вели торговыя операціи во всѣхъ государствахъ Запада, и охотники поживиться чужою собственностью нашлись въ Англіи и во Франціи. Но Пиза и Генуя отказались грабить, хотя и по приглашенію св. Престола, и были подвергнуты за это анаѳемѣ. И современникамъ было ясно, что папство стояло ниже свѣтскаго общества и въ умственномъ, и въ нравственномъ отношеніи и что его абсолютный духовный авторитетъ не имѣетъ болѣе raison d'être. Дѣйствительность дала почувствовать эту горькую истину и самому св. Престолу: старыя средства не дѣйствовали. Прежнее вліяніе на политическія отношенія за Альпами было безвозвратно утрачено и для спасенія своей свѣтской власти въ Италіи папы вынуждены были обратиться къ новымъ силамъ, что также не дѣлало чести нравственной разборчивости преемниковъ св. Петра, потому что этою новою силой былъ организованный разбой.

Долгое время папы держались весьма искусной политики по отношенію къ своей прежней столицѣ. Римъ бѣднѣлъ и дичалъ отъ отсутствія своего епископа; онъ то истреблялъ знать, чтобы установить у себя демократическую республику, то склонялъ императора сдѣлать священный городъ своею резиденціей. Папы въ трудныя минуты умѣли противупоставить императорамъ неаполитанскаго короля, предоставили гражданамъ избивать аристократію, которая казалась опасной св. Престолу, не вмѣшивались въ ихъ внутреннія дѣла, время отъ времени давали имъ случай поправить свои средства отъ юбилейныхъ богомольцевъ и постоянно манили надеждою на близкое возвращеніе. Въ Римѣ они были увѣрены, потому что папскимъ престоломъ обусловливалось его значеніе; но другіе города Церковной области захватили тираны и не обращали ни малѣйшаго вниманія ни на требованія, ни на анаѳемы св. Престола. Тогда папы обратились къ кондотьерамъ. Въ XIV столѣтіи въ многострадальной Италіи появляются новыя бѣдствія, банды наемныхъ солдатъ, такъ называемыя компаніи. Это былъ космополитическій сбродъ общественныхъ отбросовъ безъ родины, безъ совѣсти, безъ религіи. Ихъ національный и соціальный составъ представлялъ собою невѣроятную пестроту. Италія давно была обѣтованною страной богомольцевъ всѣхъ странъ и народовъ; теперь она сдѣлалась сборнымъ пунктомъ разноплеменныхъ грабителей. Все, что было выбито изъ колеи исторіей: одичалые бароны, обнищавшіе рыцари, разоренный городской и сельскій пролетаріатъ, — вся эта пестрая толпа двинулась въ Италію и соединилась съ соотвѣтствующими мѣстными элементами. Работы здѣсь было много: республики вели между собою непрерывныя войны, города боролись съ знатью и тиранами, тираны воевали другъ съ другомъ, и банды росли и множились съ невѣроятною быстротой. Современники были въ ужасѣ и не понимали причинъ ихъ чрезвычайнаго размноженія: они видѣли въ нихъ или чудесную кару Божію, вродѣ египетскихъ казней, или объясняли ихъ неблагопріятною для земли комбинаціей небесныхъ свѣтилъ. Эти банды представляли собой подвижныя разбойничьи государства съ своимъ монархомъ, съ своими министрами и судьями, съ своимъ рынкомъ изъ награбленнаго имущества, съ своимъ бюджетомъ, главнымъ источникомъ для котораго служилъ грабежъ. Графъ Ландау, предводитель одной изъ этихъ шаекъ, говорилъ посламъ папскаго легата: «Нашъ образъ жизни въ Италіи всѣмъ извѣстенъ: грабить, опустошать, избивать сопротивляющихся — таковъ нашъ обычай. Наши доходы составляетъ имущество у тѣхъ провинцій, чрезъ которыя мы проходимъ. Тѣ, которымъ дорога жизнь, покупаютъ у насъ миръ и спокойствіе хорошими контрибуціями. И такъ, если господинъ легатъ желаетъ жить съ нами въ согласіи, то онъ долженъ дѣлать то, что дѣлаетъ весь міръ, т.-е. платить и платить». Предводитель другой шайки написалъ на своемъ знамени: «я герцогъ Вернеръ, вождь великой компаніи, врагъ Бога, состраданія и сожалѣнія». Италія стонала отъ этихъ героевъ, и ея бѣдствія вдохновили самыя краснорѣчивыя посланія Петрарки и самыя горячія изъ его стихотвореній. Св. Престолъ съ своей стороны громилъ банды анаѳемой до тѣхъ поръ, пока не понадобились ихъ услуги.

Иннокентій VI поручилъ кардиналу Альборноцу возстановить свѣтскую власть папы въ Церковной области, и тотъ превосходно выполнилъ эту миссію при помощи кондотьеровъ. Этотъ прелатъ, опирающійся на разбойниковъ для возстановленія св. Престола, интересный типъ испанскаго паписта, который перешелъ и въ новую исторію совершенно незатронутый и только ожесточенный реформаціей. Настоящій грандъ своей родины, Альборноцъ — храбрый солдатъ и превосходный государственный дѣятель. Человѣкъ въ высшей степени благочестивый, онъ сосредоточивалъ свое религіозное чувство не на Евангеліи, а на традиціонномъ папствѣ, и служилъ св. Престолу какъ самому Богу. Разсудочный анализъ ученія церкви и нравственный приговоръ надъ ея современными представителями были для него недоступны, потому что святость церковнаго строя, несмотря на всѣ его недостатки, была предметомъ его глубокой вѣры. Такъ слѣпо вѣровать въ папство, такъ безусловно ему повиноваться и такъ самоотверженно ему служить умѣли только въ средніе вѣка, и одна Испанія сохранила эту способность въ новое время… Альборноцъ выгналъ тирановъ, захватившихъ церковныя владѣнія, и посадилъ на ихъ мѣсто духовныхъ правителей, которые потомъ оказались ничѣмъ не лучше своихъ свѣтскихъ предшественниковъ. Вся Италія готовилась возстать противъ церковнаго режима, и римскіе епископы порѣшили вернуться въ священный городъ, іозиращеніе было необходимо и по другой причинѣ: св. Престолъ подвергался опасности утратить прежнее значеніе и превратиться въ французскую епископскую каѳедру. Разлука съ уютнымъ Авиньономъ, гдѣ курія вела жизнь хотя довольно позорную и безславную, но чрезвычайно спорную и пріятную, была не особенно тяжела. Во Франціи, истощенной войной съ англичанами, царили голодъ и эпидеміи, которыя проникали въ папскую резиденцію и свели въ могилу даже нѣсколькихъ кардиналовъ, о и въ Римѣ непривлекательная судьба ожидала и самый институтъ, и то представителей.

Съ возвращеніемъ въ Италію средневѣковое папство потерпѣло новое измѣненіе. Уже въ Авиньонѣ оно извратилось въ политическое учрежденіе утратило прежнее вліяніе на христіанскій Западъ; въ Римѣ папы сдѣлались свѣтскими государями, и Урбанъ VI, первый папа, выбранный на итальянской почвѣ и изъ итальянской народности, ничѣмъ не отличается отъ обыкновенныхъ тирановъ своей родины. Какъ настоящій династъ, онъ уводитъ большую часть своего правленія въ борьбѣ съ Неаполемъ, чтобы добыть корону для своего родственника. Какъ всѣ свѣтскіе властители того времени, онъ стоитъ во главѣ наемныхъ бандъ, и его собственная голова оцѣнена противникомъ въ 10,000 золотыхъ гульденовъ. Этотъ странный намѣстникъ Христа, который во главѣ разбойничьихъ шаекъ старается отнять корону у законнаго государя и по 4 раза въ день подвергаетъ анаѳемѣ его войско, обращается крайне жестоко и съ собственными кардиналами. Заподозривши ихъ въ заговорѣ, онъ бросаетъ шесть ни въ въ неповинныхъ прелатовъ въ тюрьму, гдѣ ихъ мучатъ и холодомъ, и годомъ, а потомъ приказываетъ ихъ убить. Отвѣтомъ на такую политику былъ такъ называемый «великій расколъ». Появленіе одновременно нѣсколькихъ намѣстниковъ Христа не было новостью въ западной церкви; и прежде антипапу, вопреки праву, назначалъ обыкновенно императоръ, теперь же всѣ они канонически избирались кардиналами, и христіанскій миръ находился въ полномъ недоумѣніи, кто изъ двухъ или даже изъ трехъ папъ истинный глава церкви. Скандальная схизма переполнила чашу терпенія; наступила эпоха соборовъ, и католической Европѣ предстояло рѣшить трудный вопросъ: кто хуже, развращенные прелаты, желавшіе реформировать папство, или неизлечимые представители умирающаго учрежденія? Отвѣтомъ на этотъ вопросъ была Реформація.

X.
Соборная реформа и причины ея неудачи. — Констанскій соборъ. — Дѣло Гуса. — Окончательное паденіе средневѣковаго папства въ эпоху Возрожденія. — Левъ X.

Въ XV столѣтіи европейскій Западъ вступилъ въ новый періодъ своего историческаго существованія, и средневѣковое папство пришло къ окончательному паденію. Въ началѣ новой исторіи св. Престолъ находился въ такомъ положенія, что реформа церкви сдѣлалась настоятельною необходимостью, которую живо сознавалъ весь христіанскій міръ, начиная съ свѣтскихъ государей и кардиналовъ. Но средневѣковая теорія папской власти допускала только одну возможность какихъ-либо измѣненій въ церковной сферѣ — добрую волю римскаго епископа. Только абсолютный викарій Бога могъ быть источникомъ церковной реформы, потому что въ его до какъ находилась безраздѣльно вся полнота апостольской власти, и средне вѣковая исторія знаетъ церковныхъ реформаторовъ только на св. Престолѣ, а всѣ остальные были еретики. Между тѣмъ, въ XV столѣтіи требовали реформы церкви посредствомъ общаго собора, а не предоставляли ее на благоусмотрѣніе св. Престола. Такая постановка вопроса заключала въ себѣ и ограниченіе папской власти, потому что ставила соборъ выше преемника св. Петра, и недовѣріе къ ея представителямъ, потому что требовала реформы не только церкви, но и ея главы. Идея соборной реформу по существу, носила оппозиціонный характеръ, и въ этомъ же направленіи развивалась она исторически. Фридрихъ II впервые апеллировалъ на папу собору, и позднѣйшіе императоры, а также Филиппъ IV, дѣлаютъ это непрерывно во время борьбы съ св. Престоломъ. Эти апелляціи къ высшей власти неизбѣжно вытекали изъ тогдашняго положенія спора между римскими епископами и свѣтскими государями. Притязанія папской теократіи на политическое господство рѣшительно отжили свой вѣкъ и и могли быть болѣе терпимы; но въ теоріи они существовали, и юридически эти фиктивныя права могли быть отмѣнены только папой. Между тѣмъ, св. Престолъ шелъ лишь на фактическія уступки и крѣпко держался за принципы Григорія VII и Иннокентія III. Подобно всѣмъ отживающимъ свой вѣкъ учрежденіямъ, средневѣковое папство, утративши реальную силу, желало сохранить во что бы то ни стало, хотя бы только на бумагѣ, всѣ свои привилегіи, все еще надѣясь на лучшія времена. Требованія государей оставались гласомъ вопіющаго въ пустынѣ, и они вынуждены были прибѣгать къ насилію. Идея соборной реформы быстро пошла къ осуществленію, когда въ пользу ея раздались голоса со стороны самой церкви. Впервые деспотизмъ Бонифація VIII заставилъ кардиналовъ требовать собора, а во время схизмы это требованіе сдѣлалось общимъ голосомъ церкви.

Дѣйствительно, великій расколъ дѣлалъ неизбѣжнымъ созваніе общаго собора, потому что только при его посредствѣ возможно было возвратитъ хотя бы наружную благопристойность двухголовому папству. Одновременно существованіе двухъ канонически выбранныхъ Христовыхъ намѣстниковъ, которые взаимными разоблаченіями выставляли на видъ всю вѣками находившуюся вокругъ св. Престола нравственную грязь, дѣлало необходимость реформы особенно наглядною. Началось сильное литературное движеніе въ пользу собора, во главѣ котораго стала парижская Сорбонна — главная опора средневѣковаго богословія и ревностнѣйшая блюстительница католической ортодоксальности. Самыя крупныя свѣтила тогдашней науки, Клеманжъ, Д’Альи и Жерсонъ, обстоятельно формулировали ученіе, что соборъ выше папы и что онъ долженъ произвести реформу церкви «во главѣ и въ членахъ». Кардиналы сначала пытались прекратить скандалъ домашними средствами: при избраніи новаго папы каждый изъ нихъ давалъ торжественную клятву, что если выборъ падетъ на него, онъ превратитъ расколъ, хотя бы для этого пришлось сложить съ себя высокій" санъ. Но кардинальскія клятвы утрачивали цѣну на св. Престолѣ, и преемники св. Петра предпочитали папскую тіару клятвопреступленію. Такъ, Григорій XII при своемъ вступленіи на престолъ торжественно заявилъ:

«Я поспѣшу на встрѣчу уніи — даже на рыбацкомъ челнокѣ, если нужно отправиться за море, и съ посохомъ странника, если нужно идти сухимъ путемъ», и вслѣдъ затѣмъ началъ играть запутанную комедію, чтобы отдѣлаться отъ свиданія съ противникомъ, а потомъ совершилъ неслыханный въ лѣтописяхъ папства поступокъ — продалъ Церковную область, что бы купить себѣ защиту противъ собора. И кардиналамъ стало ясно, что отъ преемниковъ св. Петра нельзя ожидать прекращенія схизмы, и они созвали въ 1409 г. соборъ въ Пизѣ, который отвергъ и осудилъ обоихъ папъ и поставилъ на ихъ мѣсто третьяго. Это была несомнѣнная революція противъ св. Престола: кардиналы не имѣли права ни созывать собора, ни судить Христова викарія; но рѣшительный шагъ имѣлъ только то послѣдствіе, что въ западной церкви къ двумъ наличнымъ главамъ присоединилась третья. Нѣсколько успѣшнѣе была дѣятельность собора въ Констанцѣ: схизма была прекращена, но реформировать средневѣковое папство не удалось ни этому собору, ни послѣдовавшему за нимъ Базельскому. Попытки соборной реформы окончились полною неудачей.

Нѣкоторые изъ современныхъ изслѣдователей сожалѣютъ о печальномъ, исходѣ соборной реформы, потому что, по ихъ мнѣнію, она могла бы избавить человѣчество отъ тѣхъ потоковъ крови, которые вызваны были реформаціей. Одни изъ нихъ видятъ въ соборной реформѣ попытку замѣнить папскій абсолютизмъ конституціоннымъ режимомъ въ церковной сферѣ; другіе — намѣреніе создать конфедерацію національныхъ церквей подъ почетнымъ президентствомъ св. Престола. Но составъ и настроеніе соборовъ не даютъ основанія для такихъ розовыхъ надеждъ, а въ ихъ задачахъ совсѣмъ незамѣтно приписываемыхъ имъ стремленій. Прежде всего, далеко не всѣ члены соборовъ были заинтересованы религіозною и моральною реформой; огромное большинство имѣло въ виду исключительно финансовую и политическую сторону вопроса. Такъ, итальянскіе кардиналы заботились только о прекращеніи схизмы, которая уменьшала церковные доходы, оставались совершенно равнодушны къ религіозному деспотизму св. Престола и были прямо заинтересованы въ сохраненіи тѣхъ его злоупотребленій, которыя приносили матеріальныя выгоды. Свѣтскіе государи и ихъ прелаты, можетъ быть, и мечтали о независимыхъ отъ Рима церквахъ съ національными папами, но сводили реальныя требованія, главнымъ образомъ, къ уменьшенію папскихъ поборовъ и къ участію въ пользованіи ими. Наконецъ, сами вожаки реформаціонной партіи, люди благочестивые и искренніе, не съумѣли отдѣлаться отъ средневѣковой точки зрѣнія на папство и выработали неосуществимую, исполненную непримиримыхъ противорѣчій программу реформы. Они провозгласили, что глава церкви Христосъ, а не папа, а что ея представитель — соборъ, который обладаетъ непогрѣшимостью и можетъ судить и низвергнуть римскаго епископа. Прелаты охотно согласились съ такою точкой зрѣнія, потому что практически вся власть переходила въ ихъ руки, такъ какъ понятіе о церкви исчерпывалось только духовными лицами. По такая замѣна монархическаго церковнаго строя аристократическимъ казалась слишкомъ радикальною реформой, и реформаторы не только сохранили ненужнаго съ ихъ точки зрѣнія папу, но и объявили его главой внѣшней церкви, уступили ему божественное происхожденіе и сохранили за нимъ всѣ привилегіи, кромѣ стариннаго примата. Это была практическая уступка, которая не вытекала изъ теорія и вносила непримиримое противорѣчіе въ планъ реформы. На ряду съ Христомъ и соборомъ поставлена ни на что ненужная третья глава церкви въ лицѣ римскаго епископа, положеніе котораго, кромѣ того, было крайне неопредѣленно. Онъ не былъ безотвѣтственнымъ конституціоннымъ государемъ, потому что онъ подчиненъ собору; но его судьи не были его избирателями, потому что выборы папы были, попрежнему, предоставлены кардиналамъ, которыхъ онъ самъ назначалъ.

Это коренное противорѣчіе красною нитью проходитъ черезъ всѣ соборныя реформы. Возставали противъ злоупотребленій, но оставляли ихъ источникъ. Всѣ историческіе наросты средневѣковаго папства сохранены, но соборъ требовалъ, чтобъ упрощенъ былъ культъ, чтобы болѣе обращалось вниманія на внутреннее настроеніе при исполненіи внѣшнихъ обрядовъ, чтобы папы сократили нѣсколько свои поборы. Понятно, что всѣ эти постановленія оставались пустымъ звукомъ. Соборная реформа отличалась крайнею поверхностностью, и вопросъ о религіозной свободѣ, самая важная я вполнѣ назрѣвшая потребность времени, былъ рѣшенъ реформаторами отрицательно. Гусъ погибъ на кострѣ, и осудившій его соборъ постановилъ, — что можно не держать слова, даннаго еретику, что, слѣдовательно, правила элементарной морали обязательны только по отношенію къ ортодоксальнымъ католикамъ. Соборамъ недоставало самаго существеннаго для проведенія религіозной реформы — глубокаго и истинно-христіанскаго религіознаго чувства, и ихъ дѣятельность только расшатала то, что должна была укрѣпить.

Несостоятельность соборной реформы съ особенною наглядностью обнаруживаетъ исторія Констанскаго собора, самаго популярнаго и наиболѣе богатаго послѣдствіями изъ всѣхъ трехъ. Это былъ такой блестящій и обширный конгрессъ всѣхъ народовъ, какого до сихъ поръ не видѣла Европа. Говорятъ, въ Констанцъ съѣхалось 18,000 прелатовъ, 2,400 рыцарей т 80,000 другихъ представителей свѣтскаго общества. На соборѣ присутствовалъ самъ императоръ, уполномоченные отъ всѣхъ государей, депутаты отъ всѣхъ университетовъ и самые блестящіе таланты тогдашней науки. Съѣздъ былъ необыкновенно оживленный и веселый. Церковныхъ реформаторовъ сопровождала огромная толпа артистовъ, музыкантовъ и другихъ менѣе уважаемыхъ спеціалистовъ по доставленію всевозможныхъ удовольствій, и всѣ они получали хорошій заработокъ. Банкеты и турниры смѣнялись торжественными процессіями и обѣднями, причемъ на церковныхъ каѳедрахъ наилучшіе ораторы говорили проповѣди на всевозможныя темы. Иногда громили нравственную распущенность, причемъ мѣстная скандальная хроника могла дать обильный матеріалъ для пикантныхъ намековъ. Иногда поручали проповѣдь даже свѣтскимъ людямъ, особенно свѣдущимъ въ модной тогда античной литературѣ, и они поражали слушателей то смѣлыми сравненіями Христа съ Юпитеромъ, то глубокимъ пониманіемъ языческихъ авторовъ. Реформа казалась чрезвычайно удачной: одинъ всѣми покинутый папа добровольно сложилъ свой санъ; другаго признавала только незначительная испанская крѣпость, за стѣнами которой онъ надѣялся умереть въ тіарѣ; третій явился на соборъ, но потомъ, замѣтивъ неблагопріятное въ себѣ отношеніе, попытался бѣжать, былъ схваченъ и посаженъ въ тюрьму. Это былъ знаменитый Іоаннъ XXIII, морской разбойникъ въ молодости и отъявленный злодѣя на св. Престолѣ; его осужденіе могло встрѣтить только всеобщее сочувствіе. Вновь избраннаго папу съ искреннимъ умиленіемъ привѣтствовалъ императоръ и вмѣстѣ съ нимъ вся католическая Европа. Скандальная схизма прекратилась къ всеобщему удовольствію, и соборъ приступилъ къ своимъ поверхностнымъ, но, тѣмъ не менѣе, неосуществимымъ по внутреннему противорѣчію реформамъ. Прежде всего, онъ объявилъ себя представителемъ церкви съ абсолютною властью въ дѣлахъ вѣры, полученною непосредственно отъ самого Христа, но тутъ хе было заявлено, что онъ не можетъ отмѣнить папской власти, а имѣетъ право только ограничить пользованіе ею. При этомъ свѣтскіе люди не получили голоса при соборныхъ рѣшеніяхъ и такимъ образомъ были исключены изъ понятія церкви. Они должны были только слѣпо повиноваться, и средневѣковой принципъ абсолютнаго авторитета іерархіи въ религіозныхъ дѣлахъ былъ вновь торжественно провозглашенъ, но тотъ же соборъ обнаружилъ недовѣріе къ духовному большинству своего состава. Оно принадлежало итальянцамъ и не было расположено къ реформамъ, вслѣдствіе чего порѣшили голосовать по націямъ, изъ которыхъ каждая независимо отъ своей численности имѣла только одинъ голосъ. Затѣмъ новому папѣ дана была программа реформъ, состоящая изъ 18 пунктовъ, которые требовали не отмѣны, а только ограниченія наиболѣе вопіющихъ злоупотребленій, и Мартинъ V заключилъ конкордатъ съ каждою націей отдѣльно. Соборъ оказался чрезвычайно сговорчивымъ: аннаты были, попрежнему, предоставлены св. Престолу, и только Франціи на 5 лѣтъ удалось освободиться отъ тяжелаго налога; назначеніе епископовъ, отлученіе отъ церкви, диспенсаціи, попрежнему, оставались въ рукахъ папы; сохранены были даже индульгенціи, и соборъ требовалъ только не пускать въ продажу слишкомъ много этого ничего не стоящаго товара, «чтобы онъ не подешевѣлъ» (ne vilescant). Словомъ, все осталось попрежнему, и Мартинъ V безъ всякаго сопротивленія объявилъ ученіе о превосходствѣ собора надъ папою ложнымъ и достойнымъ осужденія. Для этого пришлось только заплатить императору его путевыя издержки въ Констанцъ, да предоставить кардиналамъ нѣсколько экстраординарныхъ милостей. Побѣда папы надъ соборомъ куплена была очень дешево, но этотъ противникъ св. Престола дороже и не стоилъ.

Безсиліе и ничтожность соборной реформы съ полною ясностью обнаружились въ дѣлѣ Гуса. Ученіе Гуса, весьма умѣренное по своему содержанію, было діаметрально противуположно старой церкви по духу и по основнымъ принципамъ. Гусъ обладалъ искреннимъ религіознымъ чувствомъ и глубоко былъ проникнутъ евангельскою моралью. Пороки духовенства и злоупотребленія св. Престола возмущали его нравственное чувство, и онъ смѣло проповѣдовалъ противъ всего, что было развращеннаго въ старой церкви. Папскіе интердикты только заставили его глубже вдуматься въ основы своего ученія, и онъ пришелъ къ убѣжденію, что единственный глава церкви — Христосъ, что единственный авторитетъ въ религіозныхъ вопросахъ — Священное Писаніе и вѣрующая совѣсть, которая не можетъ подчиняться никакой внѣшней силѣ. Свѣтская Европа, у которой сохранилось религіозное чувство, была на сторонѣ уже осужденнаго папою еретика и его путь на соборъ былъ настоящимъ тріумфальнымъ шествіемъ. По его собственнымъ словамъ, онъ не встрѣтилъ ни одного врага до Констанца; за то на соборѣ къ нему отнеслись съ одинаково тупою враждой какъ консерваторы, такъ и реформаторы. Гусъ для нихъ былъ упорный еретикъ, настроенія котораго они совершенно не понимали. Привыкши къ признаванію внѣшняго авторитета и представляя его на соборѣ, они не могли понять, что глубокая вѣра въ истину безраздѣльно овладѣваетъ человѣкомъ и что онъ не можетъ подчиниться внѣшней силѣ, если бы и хотѣлъ. Если соборъ утверждаетъ, что у тебя одинъ глазъ, говорили Гусу, то и тогда ты долженъ ему вѣрить безъ всякаго колебанія. «Отрекшись отъ истины, я измѣню совѣсти», — возражалъ еретикъ, и это не было пустою фразой. Религіозная совѣсть была для него важнѣе самой жизни, и Гусъ не согласился даже на формальное отреченіе, потому что оно было для него тяжелѣе смерти. Такое настроеніе было совершенно чуждо отцамъ собора, и когда Гусъ въ отвѣтъ на осужденіе съ глубокою вѣрой въ Божіе правосудіе апеллировалъ ко Христу, реформаціонное собраніе разразилось дружнымъ хохотомъ. Эти реформаторы были гробы повапленные, подверженные тому же тлѣнію, какъ и разлагавшееся средневѣковое папство, мертвые, которые, въ сущности, собрались для того, чтобы хоронить своего мертвеца. Дымъ констанскаго костра не могъ задушить великихъ причтовъ, провозглашенныхъ Гусомъ, и только наложилъ новое черное пятно на умиравшее папство.

Судя по наружности, преемники св. Петра вышли изъ соборовъ съ обновленными силами. Схизма прекратилась, и весь Западъ снова признакъ одного Христова намѣстника. Императоръ пребывалъ въ единеніи съ папой, мѣстное духовенство подчинялось его власти, западное христіанство, исправно платившее церковные налоги, массами шло на богомолье въ Римъ во время юбилея 1450 года, и св. Престолъ находился внѣ всякой зависимости отъ какой-нибудь внѣшней силы. Но это было только наружное благополучіе. Соборныя теоріи и въ католической средѣ подорвали вѣру въ незыблемость средневѣковаго папства, а гусситское движеніе охватило всю Богемію и грозило распространиться за ея предѣлы. Абсолютный авторитетъ св. Престола находилъ мало искренно вѣрующихъ поклонниковъ и держался только инертною силой традиціи. Наконецъ, и само папство подверглось существенной перемѣнѣ: церковное учрежденіе окончательно превратилось въ политическій институтъ, и преемники св. Петра сдѣлались настоящими свѣтскими государями. Папы стараго времени видѣли въ свѣтящихъ владѣніяхъ только гарантію церковной независимости, внѣшнее средство для лучшаго исполненія пастырскихъ обязанностей; ихъ преемники LV столѣтія сдѣлали изъ средства цѣль и превратили религію въ простое орудіе для политическаго усиленія. Апостольскій авторитетъ за границей превратился въ финансовый источникъ непрерывныхъ доходовъ, индульгенціи сдѣлались вывознымъ товаромъ, духовныя права св. Престола предметомъ інѣшней торговли. Главныя заботы преемниковъ св. Петра дома — династическіе интересы, и папскій непотизмъ достигаетъ чудовищныхъ размѣровъ. Мартинъ V устраиваетъ выгодные браки для своихъ родственниковъ; Сикстъ IV съ необыкновенною жестокостью преслѣдуетъ одну цѣль — образованіе княжества для своего племянника; Иннокентій VIII все время правленія занятъ мыслью объ устройствѣ своихъ семерыхъ сыновей; самыя безчеловѣчныя преступленія Борджіа вызваны такими же стремленіями. Для достиженія этихъ цѣлей папы не останавливались ни передъ какими средствами въ борьбѣ съ своими противниками и безъ разбора соединялись со всякими союзниками. Этимъ объясняется и ранняя связь папства съ гуманизмомъ.

Два великія движенія открываютъ новый періодъ въ исторіи человѣчества, и оба они діаметрально противуположны идеаламъ средневѣковаго папства, потому что оба имѣли цѣлью освобожденіе личности отъ тѣхъ оковъ, которыя были наложены на нее средневѣковымъ католицизмомъ. Одно началось съ проповѣди религіозной свободы для искренней, глубокой вѣры и сразу вступило на религіозную почву. Здѣсь столкновеніе съ папствомъ было неизбѣжно съ первыхъ же шаговъ, потому что могучее религіозное одушевленіе не способно къ сдѣлкамъ, и вожди реформаціи могли только умереть или побѣдить. Такъ и было въ дѣйствительности: Гусъ погибъ на кострѣ и подготовилъ побѣду Лютеру. Инымъ характеромъ отличалось другое, гуманистическое движеніе. Прежде всего, оно было совершенно свѣтское. Его исходнымъ пунктомъ было не религіозное чувство, а стремленіе личности широко воспользоваться всѣмъ, чѣмъ одарила человѣка природа; опорой для него служило не Евангеліе, а античная литература. Гуманисты ставили на первый планъ свободу чувства и свободу мысли, хотѣли любить, наслаждаться природой и искусствомъ, желали критически относиться ко всякому традиціонному авторитету и свободно отыскивать научную истину. Столкновеніе съ средневѣковымъ католицизмомъ и здѣсь было неизбѣжно, но оно произошло не сразу и въ менѣе рѣзкихъ формахъ. Ранніе гуманисты искренно пытались примирить новое міросозерцаніе съ традиціонною церковью; но оно было непримиримо съ средне вѣковымъ католицизмомъ, а къ религіозной реформѣ итальянскіе дѣятели Возрожденія были неспособны по недостатку религіознаго одушевленія. По этому неудачныя примирительныя попытки повлекли за собою религіозный индифферентизмъ, а иногда и прямо невѣріе, и лишили гуманистовъ твердаго нравственнаго закала. Католическая мораль шла въ разрѣзъ съ ихъ стремленіями, а эпикурейство, наиболѣе подходящая къ гуманизму языческая этика, не могло разсчитывать на прочный успѣхъ въ обществѣ, получившемъ многовѣковое христіанское воспитаніе. Въ силу этого гуманисты были лишены способности самоотверженно защищать свои убѣжденія а предпочитали или маскировать ихъ, или выступать въ борьбу съ противниками подъ чужимъ знаменемъ. Такъ, главныхъ своихъ враговъ — монаховъ они громили во имя ихъ же идеаловъ, которые тогда рѣзко расходились съ дѣйствительностью, а если иногда въ жару полемики и вырывалась задушенная мысль, что монашество вредный, противоестественный и противообщественный институтъ, то на это папы, занятые болѣе рѣзкою оппозиціей, не обращали вниманія. Вообще гуманисты пользовались значительною фактическою свободой; ихъ трактаты, написанные почти исключительно по-латыни, были недоступны толпѣ, не могли поэтому произвести массоваго движенія противъ папства и уменьшить церковные доходы. Бывали случаи, что особенно смѣлый гуманистъ попадалъ въ руки инквизиціи, но онъ умѣлъ во-время отречься отъ своихъ воззрѣній или укрыться подъ защитою могущественнаго мецената. Но, несмотря на отсутствіе нравственной устойчивости, а отчасти благодаря ей, представители Ренесанса быстро сдѣлались крупною культурною силой. Тѣ воззрѣнія и то настроеніе которыя находили свое выраженіе въ ихъ литературныхъ произведеніяхъ соотвѣтствовали потребностямъ обезпеченныхъ классовъ, и гуманистическіе трактаты вмѣстѣ съ древними авторами стали любимымъ чтеніемъ образованнаго общества. Гуманизмъ сдѣлался модой, а его представители необходимымъ человѣкомъ и при дворѣ тирана, и при республиканскихъ правительствахъ. Блестящіе стилисты, опытные ораторы, гуманисты воспитывали свой литературный талантъ на античныхъ образцахъ, и критическое настроеніе особенно развило въ нихъ полемическое искусство. Они выработали особый родъ литературы, такъ называемую инвективу, которая представляетъ собою ученую или политическую полемику, чаще памфлетъ, а иногда пасквиль. Неподражаемые въ этой сферѣ, гуманисты замѣняли современную публицистику и являлись весьма полезными союзниками и весьма опасными врагами. Вскорѣ имъ стали поручать дипломатическія миссіи, потому что онѣ сопровождались ораторскими рѣчами; гуманисты же стали занимать мѣста республиканскихъ канцлеровъ и княжескихъ секретарей, потому что отъ государственныхъ бумагъ требовался изящный стиль. Наконецъ, безъ гуманистической рѣчи не обходилась ни одна пышная свадьба, ни однѣ торжественныя похороны. Гуманизмъ сдѣлался общественною силой, и св. Престолъ привлекъ ее на свою службу.

Тогдашнее положеніе папства дѣлало гуманистическаго литератора особенно полезнымъ человѣкомъ. Во время схизмы онъ могъ громить противника въ тіарѣ; въ эпоху соборовъ онъ писалъ инвективы противъ реформаціонныхъ прелатовъ. Въ жару спора римскіе епископы не замѣчали, что ихъ противникъ тоже папа, что на соборѣ засѣдаютъ представители католической іеархіи и что нападки ихъ секретарей мѣтятъ иногда далѣе отдѣльныхъ личностей, а касаются самаго учрежденія. Они не обращали вниманія, что ихъ чиновники открыто смѣются надъ тѣмъ, что защищаютъ оффиціально. Знаменитый Поджіо записалъ и издалъ собраніе анекдотовъ, которые разсказывались въ канцеляріи монашески-настроеннаго Евгенія IV, и изъ этой книги видно, съ какимъ невѣроятнымъ цинизмомъ осмѣивались гамъ и папы, и соборы, и монахи, и церковная проповѣдь, и самыя таинства. Но папы видѣли сначала въ гуманистахъ только внѣшнюю силу, смотрѣли на нихъ какъ нѣкогда на кондотьеровъ и также мало интересовались ихъ воззрѣніями и нравственностью. Въ половинѣ XV вѣка отношеніе мѣняется. Гуманистическое направленіе проникаетъ въ среду кардиналовъ, и представители Ренесанса занимаютъ св. Престолъ, — явленіе, совершенно противоестественное, потому что папство и гуманизмъ взаимно исключали другъ друга. Преемники Григорія VII сдѣлались не только полѣцователями Боккаччіо, но и друзьями Лоренцо Валлы, который опровергъ Даръ Константина и считалъ удовольствіе высшимъ благомъ. Средневѣковое папство пришло къ самоотрицанію, и вопіющее противорѣчіе межу искренними стремленіями и лицемѣрною защитой правъ, надъ основаніями которыхъ открыто смѣялись, повело, прежде всего, къ окончательному моральному паденію св. Престола. Чтобы не возмущать нравственнаго чувства читателя изображеніемъ такихъ преемниковъ св. Петра, какъ Сикстъ IV или Александръ VI, можно показать полное разложеніе папства на дѣятельности Льва X Медичи, безусловно лучшаго изъ римскихъ епископовъ этого періода.

Джіованни Медичи, второй сынъ Лоренцо Великолѣпнаго, съ дѣтства былъ посвященъ церкви и быстро совершалъ свое служеніе: семи лѣтъ онъ былъ священникомъ и имѣлъ выгодныя синекуры; в 13 лѣтъ его сдѣлали кардиналомъ, и семнадцати лѣтъ онъ покинулъ Флоренцію и переселился въ Римъ. Старый Лоренцо, хорошо понимавшій жизнь, далъ юному прелату весьма полезныя напутственныя наставленія. Онъ совѣтовалъ ему имѣть хорошую конюшню и хорошо дисциплинированный домашній штатъ, предпочитать предметамъ роскоши античныя вещи и хорошія книги, больше давать банкетовъ, чѣмъ принимать ихъ, и во время пировъ больше слушать, чѣмъ говорить. О религіозныхъ обязанностяхъ молодаго кардинала ничего не было сказано; за то отецъ далъ нѣсколько гигіеническихъ совѣтовъ: раньше вставать, ѣсть простыя кушанья, заниматься физическими упражненіями, чтобы избѣжать обычныхъ въ этомъ санѣ болѣзней. Джіованни хорошо выполнилъ отцовскіе совѣты, за исключеніемъ развѣ только послѣдняго пункта. Онъ любилъ и охоту, и хорошія книги, и монументальные остатки древняго Рима, а вмѣстѣ съ этимъ усвоилъ и всѣ другіе вкусы и наклонности итальянскихъ гуманистовъ. Важнѣе всего въ жизни было для него удовольствіе, и онъ старательно развивалъ всѣ свои способности, чтобы сдѣлать ихъ болѣе воспріимчивыми ко всѣмъ духовнымъ и физическимъ наслажденіямъ. Достаточно образованный для того, чтобы находить удовольствіе въ юридическихъ, философскихъ и историческихъ бесѣдахъ, Медичи былъ, прежде всего, эстетикомъ, пламеннымъ поклонникомъ и довольно тонкимъ цѣнителемъ всяческой красоты. Онъ умѣлъ наслаждаться красивымъ пейзажемъ, любилъ музыку и пластическія искусства, цѣнилъ въ литературномъ произведеніи форму не ниже содержанія., а, въ то же время, не забывалъ и чувственныхъ удовольствій. Къ религіознымъ вопросамъ онъ относился съ спокойнымъ равнодушіемъ, а нравственныя правила замѣнялись у него вкусами и инстинктами, которые не были лишены извѣстной тонкости и благородства, хотя и омрачались чувственностью и необузданнымъ эгоизмомъ. Этотъ совершенно новый человѣкъ сталъ во главѣ средневѣковаго учрежденія и принесъ съ собою на, св. Престолъ, основанный на аскетическомъ принципѣ, всѣ достоинства и всѣ пороки современныхъ гуманистовъ.

Левъ X вступилъ на престолъ 37 лѣтъ отъ роду; но это былъ уже сильно пожившій человѣкъ, на которомъ черезъ-чуръ весело проведенная молодость оставила замѣтные и даже болѣзненные слѣды. Великій Рафаэль написалъ превосходный портретъ этого папы, и нѣсколько отекшее лицо, тусклые глаза и толстыя губы Льва X выдаютъ чувственную натуру эпикурейца на св. Престолѣ. Когда новый папа въ торжественной процессіи двигался къ Латерану по украшеннымъ коврами, щитами и эмблемами улицамъ, то одинъ римлянинъ выставилъ на своемъ домѣ надпись, которая, намекая на развратнаго Александра VI и на воинственнаго Юлія II, гласила: «нѣкогда были времена Венеры, потомъ Марса, а теперь наступаютъ времена Аѳины». Надпись на другомъ домѣ нѣсколько измѣняла ожиданія: «былъ Марсъ, теперь Аѳина, а Венера всегда останется». Въ дѣйствительности же при Львѣ X продолжали царить въ священномъ городѣ всѣ эти божества, а кромѣ нихъ, Меркурій, Вакхъ и другія еще менѣе почтенныя фигуры языческой миѳологіи. Медичи и папою сохранилъ основной девизъ своей жизни — удовольствія; но теперь стремленія къ нимъ приняли болѣе грандіозный характеръ. Положеніе во главѣ церкви давало такія средства, какими Медичи ранѣе не располагалъ; а кромѣ того, съ годами страсть къ наслажденію все усиливалась, а способность къ нему уменьшалась, и пресыщенное чувство требовало все болѣе и болѣе сильныхъ ощущеній. Прежде всего, поклонникъ искусства и литературы сдѣлался меценатомъ музыкантовъ, художниковъ и писателей. Съ именемъ Льва X связаны величайшія имена и произведенія итальянскаго искусства; со всѣхъ странъ міра созывалъ онъ ученыя, художественныя и литературныя знаменитости. Услыхавъ, что въ Португаліи одинъ математикъ излагаетъ свою науку въ стихахъ, онъ пригласилъ его къ своему двору. Предисловіе къ исторіи Джовіо папа самъ читалъ въ большой компаніи и находилъ эту книгу лучшимъ сочиненіемъ послѣ Ливія. Иногда онъ пѣлъ съ кѣмъ-нибудь изъ пріѣзжихъ артистовъ и, по словамъ современника, можно было заплатить 100 франковъ за папское пѣніе. Всѣ драматическія произведенія читались или разыгрывались передъ страстнымъ театраломъ въ папской тіарѣ, и даже такія, какъ знаменитая комедія Маккіавелли Мандрагора, которую нельзя поставить на современной сценѣ по непристойности содержанія. Импровизаторы, музыканты, буффоны, комедіанты, паяцы толпились при папскомъ дворѣ и развлекали Христова намѣстника. Особенно высоко цѣнилось остроуміе: чтобы вызвать смѣхъ, разрѣшалась разная острота, кощунственная выходка, издѣвательство надъ Священнымъ Писаніемъ. Страсть къ веселью сдѣлалась господствующимъ стремленіемъ св. Престола. Пиры смѣнялись пикниками, банкеты охотой и рыбною ловлей, и во всемъ этомъ преемникъ св. Петра принималъ дѣятельно участіе. Папскій дворъ съ его изящными кавалерами и красивыми датами считался самымъ веселымъ въ Европѣ. Даже на улицахъ священнаго города царилъ непрерывный карнавалъ папскихъ потѣшниковъ, которые не стѣснялись ни костюмомъ, ни жестами, ни словами. Все это видѣли своими вазами благочестивые пилигримы изъ-за Альпъ и по возвращеніи на родину становились послѣдователями Лютера, а папа, по словамъ современника, «съ кардиналами, благородными и безъ предразсудковъ воспитанными, весьма свободно проводилъ жизнь на охотѣ, на пирахъ и банкетахъ».

Именемъ Льва X называютъ иногда золотой вѣкъ итальянской культуры, но это названіе характеризуетъ только внѣшнее совпаденіе, а не внутреннюю связь. Веселый папа не создалъ ни одного таланта, то же самое можно сказать и о современной ему церкви. Если папство дѣйствительно воспитало средневѣковую культуру, то новая развивалась вопреки ему и въ противуположность его основамъ. Церковь XV столѣтія являлась только закащицей въ искусствѣ и меценатомъ въ наукѣ и не замѣчала, то глубоко-человѣчная красота мадоннъ не соотвѣтствуетъ ея аскетическимъ воззрѣніямъ и что могучая мускулатура праведниковъ — вліяніе языческаго искусства. Новое искусство, воспроизводившее любовь и жизнь, противъ которой боролось монашество, новая наука, изучавшая природу человѣка и грѣховный міръ, который отрицалъ аскетъ, подрывали самыя основы средневѣковаго папства, и меценатство Льва X было его самоубійствомъ, какъ папы. Кромѣ того, страсть къ наслажденіямъ этого преемника св. Петра подрывала его авторитетъ и по другой причинѣ. Пышныя забавы стоили очень дорого: одна кухня поглощала половину доходовъ Церковной области, и Левъ X постоянно нуждался въ деньгахъ. Обычныхъ доходовъ съ христіанской церкви и съ индульгенцій недоставало, обремененный налогами народъ не могъ покрыть всѣхъ издержекъ. Продажа церковныхъ должностей, а также утвари и сосудовъ, практиковалась въ самыхъ широкихъ размѣрахъ, и одинъ современный шутникъ съострилъ въ латинскомъ двустишіи, что скоропостижно умершій папа потому умеръ безъ причастія, что заранѣе продалъ всѣ св. дары. Тѣмъ не менѣе, въ затруднительномъ положеніи папѣ приходилось прибѣгать къ экстраординарнымъ финансовымъ операціямъ. Такъ, онъ обвинилъ богатаго кардинала Петруччо въ заговорѣ противъ своей особы, а трехъ другихъ въ соучастіи. Петруччо задушили, его имущество было конфисковано, а остальные кардиналы пыткой были вынуждены заплатить колоссальный штрафъ. Затѣмъ Левъ X сразу продалъ 39 кардинальскихъ шапокъ и выручилъ за нихъ сумму, превышавшую его годовой бюджетъ. Тѣмъ не менѣе, знаменитый меценатъ умеръ неоплатнымъ должникомъ. Его тіара была продана съ молотка, и, несмотря на это, всѣ римскіе банкиры были на половину разорены вслѣдствіе банкротства расточительнаго преемника св. Петра.

Кромѣ пріобрѣтенія денегъ на удовольствія, единственнымъ стремленіемъ Льва X было доставленіе родственникамъ земель и власти. Когда онъ былъ избранъ на престолъ, его племянникъ сказалъ его брату: «насладимся папствомъ, потому что Богъ намъ далъ его», и самый беззастѣнчивый непотизмъ сдѣлался политическою задачей Льва X. Одного родственника онъ поставилъ правителемъ Флоренціи, другому хотѣлъ доставить Миланъ, третьему неаполитанскую корону, а четвертаго мечталъ да же возвести на императорскій престолъ, и для достиженія этихъ фамильныхъ цѣлей не останавливался ни передъ какими средствами. Союзы за Альпами заключались подъ вліяніемъ минуты съ несомнѣннымъ разсчетомъ не исполнить въ случаѣ надобности ни одного обязательства, потому что папа одновременно обѣщалъ дружбу и поддержку двумъ государямъ, которые находились во взаимной борьбѣ. Преемникъ св. Петра игралъ святостью договора, и положиться на его слово было слѣпымъ безразсудствомъ. Въ Италіи Левъ X поступалъ еще гнуснѣе и вѣроломнѣе. Владѣтеля Перуджіи онъ пригласилъ въ Римъ, давши ему охранную грамоту, а когда тотъ явился, его подвергли пыткѣ, а потомъ обезглавили. Герцогъ Феррарскій былъ болѣе остороженъ, поэтому папа пытался подкупить начальника его гвардіи отравить своего государя.

Свѣтская политика, столь мало достойная Христова намѣстника, совершено исчерпывала апостольское служеніе лучшаго папы этой эпохи. Пастырская забота о спасеніи душъ вѣрующихъ считалась только средствомъ къ улучшенію бюджета. Левъ X, котораго не шокировала самая грязная литература, при дворѣ котораго насмѣшка надъ религіей считалась признакомъ хорошаго тона, сохранялъ цензуру и внесъ въ индексъ запрещенныхъ книгъ трактатъ Валлы о подложности Константинова Дара, потому что эта фальсификація составляла одно изъ основаній свѣтской власти св. Престола.

Богословская дѣятельность папы исчерпывалась тѣмъ, что онъ расширилъ значеніе индульгенцій, предоставивъ вѣрующимъ выкупать умершихъ изъ чистилища, потому что такая прибавка увеличивала спросъ на сильно подешевѣвшій товаръ. Его забота о независимости церкви отъ свѣтской власти сводилась къ тому, что онъ продалъ французскому королю право назначать въ своей странѣ епископовъ. До сихъ поръ остается недоказаннымъ, дѣйствительно ли Левъ X называлъ христіанство доходною басней, но это изреченіе представляетъ собою наилучшій ключъ къ пониманію его; политики. Религіознаго духа больше не было въ средневѣковомъ папствѣ, и абсолютная власть римскаго епископа утратила всякій смыслъ въ глазахъ половины Европы, какъ это и доказала реформація. Въ предшествующія столѣтія всякій новый религіозный порывъ возвышалъ св. Престолъ, и теперь за Альпами начиналось религіозное движеніе. За годъ до вступленія на престолъ Льва X благочестивый монахъ Мартинъ Лютеръ съ средневѣковымъ восторгомъ цѣловалъ священную почву Рима; но его поразило католическое нечестіе, и чѣмъ болѣе онъ вдумывался въ современное ему папство, тѣмъ быстрѣе росло его убѣжденіе, что римскій епископъ — не намѣстникъ Христа, а врагъ Его ученія, что онъ — антихристъ. Новое религіозное движеніе съ неудержимою силой направилось противъ св. Престола и въ союзѣ съ гуманизмомъ навсегда разрушило ту культурную форму, которая извѣстна подъ именемъ средневѣковаго католицизма.

М. Корелинъ.

"Русская Мысль", кн.XII, 1890