АНГАЛЬТ, граф, Федор (Фридрих) Евстафьевич, замечательный русск. воен. педагог конца XVIII века, род. 9 мая 1732 г. и был сыном наследного принца Ангальт-Дессау, Вильгельма-Августа, женатого на дочери Софии Герре, вследствие чего дети его, родившиеся от этого брака, не имели уже прав на титул принца. По примеру братьев, он поступил в прусскую военную службу и 20-ти лет от роду был уже флиг.-адъют. Фридриха II; в битве при Моосе он был тяжело ранен и взят австрийцами в плен. По возвращении из плена А. опять вступил в ряды прусской армии и отличился в сраж. при Цорндорфе. В 1776 г. А. вышел в отставку с чином ген.-м. и в 1777 г. — поступил в саксонскую армию, принял участие в войне за баварское наследство и командовал всеми саксонскими войсками, действовавшимй вместе с корпусом прусского принца Генриха. В 1783 г., по приглашению Екатерины II, гр. А. вступил в русскую службу с чином ген.-поручика и с назначением ген.-адъютантом и шефом Финляндс. егерс. корпуса. Желая ознакомиться со своим новым отечеством, А., под видом командировки для инспекции войск и укреплений, отправился в путешествие по России, которое продолжалось 3 года. Во время его он особенно интересовался вопросами народного образования, торговли и промышленности и по возвращении представил имп-це доклад, последствием которого было назначение его в 1787 г. глав. директором Сухопут. шляхет. корпуса (ныне I кад. корп.), а в 1788 г. — президентом вольн. экономич. общества. Время его управления корпусом признается самым светлым периодом в истории этого воен.-учебн. заведсния. Граф почти каждый день бывал в корпусе, а часто и по два раза. Приезжал он всегда оч. рано, в 5-м ч. утра, иногда заставал на ногах одного только дневального — из старых солдат, расхаживал с ним рука-об-руку, и хотя с трудом, но старался говорить по-русски. Сам будил кадет, говоря им: "вставайте, мои дети". Не только дурная погода, по даже явная опасность не останавливали гр. А. от посещений любимого корпуса. Так, в один из ноябр. дней, когда Нева только что встала, он подъехал к реке и хотел переправиться; дневальный будочник сказал: "нельзя". А. показал свою ген.-адъют. трость и возразил: "можно". Было совсем темно и граф велел принести фонарь. Настлали доски, и он первым перешел по зыбкой ледяной поверхности. А. любил кадет, как отец. Из корпуса сделал себе семью и не иначе называл кадет, как: "дети мои", "любезные дети" или "товарищи мои, любезные товарищи", всегда был ими окружен, гулял с ними, дружески беседовал, пересыпая беседы поучительными наставлениями, которые и поныне не утратили своего значения, своей свежести. Он говорил: "в корпусе учитесь, а вышед доучивайтесь"; "читая историю, любезные дети, не обольщайтесь пустым блеском, старайтесь различать подлинную славу от ложной"; "переменяются обстоятельства, а вместе с ними переменяются часто и люди, в превратностях света трудно сохранить непоколебимость душевную; но кто основал действия свои на совести, тот не отдает их на произвол легкомысленного мнения". Как любил А. кадет, между прочим, видно из его прощальной к ним речи при выпуске кадет во флот в 1788 году: "Прощайте, дети мои, прощайте милые дети! Во время мира живите, как добрые кадеты, во время войны — как храбрые воины. Приблизьтесь ко мне, примите в последний раз отеческий поцелуй. Еще несколько слов: помните, друзья мои, прошу вас, помните всегда, что наиболее надлежит страшиться и убегать четверых неприятелей. Без сомнения, вы помните, что говорил я о неприятелях нравственных; я уверен, что противу неприятелей политических вы выставите грудь с отважностью и неустрашимостью. Неприятели же нравственные, могущие встретиться на пути вашей жизни, суть: вино, азартные игры, леность и гнуснейший и отвратительнейший из всех пороков, рождающий стыд и беспорядок между родными и в обществе благородных людей, — ложь. Сверх того, не забывайте признательности, каковою должны вы Императрице. Благоговейте к храму вашего воспитания. Да будет первым побуждением и первым началом всех ваших поступков: честность и доброе имя. Прощайте". При А. наказание розгами в корпусе было редкостью. Никакие шалости, даже проступки кадет, не вызывали в нём злобы и ожесточения, он относился к шалунам с большою снисходительностью и даже никогда не разыскивал виновного. В таких случаях он созывал кадет, объявлял, что не желает даже и знать, кто сделал дурное, а тем более того, кто пятнает звание кадета, пятнает доброе имя. Его слова, кроткие, глубоко прочувствованные, в которых звучало огорчение, вызывали слезы у воспитанников, и затем кадеты сами наказывали виновного. Преподавание было поставлено образцово; для пробуждения умственных способностей и для укрепления памяти, в особенности для неприлежных кадет, А. придумал особые внеклассные пособия. Он приказал разрисовать каменную стену, ограждавшую кад. сад, различными изображениями лиц, стран, видов, животных, птиц, эмблем, систем мира: Птоломея, Тихо-де-Браге и Коперника и т. п., и написать поучительные изречения на русском и иностранных языках, выписки из истории, речи ораторов, басни, пословицы, хронологию важнейших открытий и событий и т. д. Подобным же образом были расписаны стены рекреационной залы, в которой у стены стояла модель Вобановой крепости в огромном ящике с крышкою. Под крышкою были изображены все крепостные виды, а на крышке прибиты для прочности гвоздями нижними переплетами около сорока частей "Cabinet des fées". Это французское издание было украшено очень хорошими иллюстрациями и невольно привлекало внимание кадет, которые, рассматривая картинки, знакомились и с крепостью Вобана. Там же, в зале, на столах были размещены: французский словарь военных наук (в IV возрасте воен. науки преподавались на франц. языке), Библия на трех языках, поучительные слова русских проповедников, французский перевод творений Василия Великого и другие книги. Часто кадеты рвали книги, но А. не сердился, приказывая заменить их новыми, при чём говорил: "меня очень радует, что кадеты так любят чтение и так часто упражняются в этом занятии, что книги прорвались от частого употребления". В 1790 г. изречения и надписи, помещенные на стенах, были напечатаны отдельною книжкою, под названием "La muraille parlante". В 1791 г. издана была другая книжка, служившая продолжением первой, под названием: "La salle de rècréation". К первой книжке А. написал по-французски предисловие, в котором говорит, что книжка эта посвящается кадетам, "моим добрым детям", и что каждый кадет получит ее по выходе из корпуса для того, чтобы она напоминала ему о его детстве, проведенном в корпусе, и о том, какие средства употребляло корпусное начальство, чтобы забавлять и просвещать своих питомцев. Бывший воспитан. 1 к. к. времен А., известный поэт и писатель С. Н. Глинка, издал в 1822 г. перевод книжки "La muraille parlante", под заглавием: "Искусство учиться, прогуливаясь, или ручная энциклопедия для воспитания, составленная графом А.". Перевод этот снабжен некоторыми воспоминаниями переводчика о графе и литографированным портретом А. со следующим четверостишием: "Как нежный он отец, кадет всегда любя, был Титом для других, Катоном — для себя". Граф А. придумал еще особые сверхкомплектные "тетради" — (cahiers surnuméraires). В обыкновенные классные тетради вписывались уроки учителей, а в сверхкомплектные — воспоминания, выборки из других сочинений и т. п. Эти тетради являлись как бы показателями образа мыслей кадет. А. сам просматривал эти тетради и делал на них надписи, в которых высказывал свои мнения. В музее 1 к. к. и до настоящего времени хранится около 400 рукописных томов на русском, немецком и французском языках — всё больше упражнения кадет IV и V возрастов по части литературы. Не только умственно развивал А. своих питомцев, но и физически. Кадеты его времени отлично фехтовали, ездили верхом, брали призы в гимнастических упражнениях, прекрасно плавали и вдобавок были превосходными танцорами. Влюбленный в свое дело, гр. А. увеличил библиотеку корпуса, его кабинеты — физический и натуральной истории — на собственные средства; по его же ходатайству, императрица в 1787 г. подарила корпусу библиотеку ген. Еггерса в 7.000 томов. Любя называть воспитание "нежной и заботливой матерью", гр. А. всегда говорил, что "наставник должен предоставить себе терние, а в руки учеников передавать цветы". Таков был начальник сухопутного шляхетского корпуса, образцовый педагог, который, по выражению одного из его биографов, "был существом, как будто нарочно созданным для воспитания юношества". Гр. А. поставил корпус на такую высоту, что он сделался одним из лучших образовательных заведений не только в России, но и во всей Европе. Императрица нередко посещала корпус и в одно из своих посещений почтила его лестным названием "Рассадника великих людей". Управление корпусом А. продолжалось 7 л. В течение этого времени принято в кадеты 511, а выпущено на службу 230 чел. Из числа последних, в 1788 г., по случаю войны с Швециею, многие поступили во флот, а в 1793 г. 12 чел. определены в полки прямо капитанами, чего ни до А., ни после него, не бывало. Из воспитанников времени А. более сделались известными: Ив. Гр. Гогель, гр. К. Ф. Толь и М. Е. Храповицкий — по заслугам военным; И. С. Горголи и А. И. Хатов — на поприще гражданском; А. Х. Востоков, С. Н. Глинка и М. В. Крюковский — в мире учено-литературном. Трагик В. А. Озеров был адъют. при А., а драматург Я. Б. Княжнин при А. преподавал кадетам русскую словесность. Память о гр. А. жила в к-се до самого его преобразования. Имя его передавалось с величайшим уважением от одного поколения кадет к другому. За несколько недель до своей смерти гр. А. подвергся опале при дворе. Вместе с охлаждением императрицы, все к нему переменились; но он оставался всё таким же, как и ранее, — ревностно исполнял свою ген.-ад. должность и ни от кого из придворных не допытывался о происшедшей перемене, а с кадетами был еще приветливее. За два дня до смерти он посетил корпус, бледный, больной; медленными шагами обходил сад и с отеческим вниманием беседовал с кадетами; последним приветом его было не прощание, а надежда на скорое свидание. "Слабнет тело мое, — сказал он, — но не душа. Вы, мои любезные дети и друзья, всегда были в ней, и она никогда не расстанется с вами". Через два дня, 22 мая 1794 г., гр. А. скончался. Печальную весть эту кадетам сообщил директор К. Ф. Редингер следующими словами: "Общего нашего отца нет — граф Ангальт умер!" В звании президента вольного экономического общества, гр. А. принимал деятельное участие в его занятиях, не пропуская почти ни одного собрания, жертвовал по 25 червонцев (по 150 р.) на поощрительные медали и подарил обществу собрание образцов разных русских деревьев. Вольное эконом. об-во, после смерти А., в знак уважения к его высоким душевным качествам, поставило в зале общ-ва его мраморный бюст. По описанию современников, гр. А. был высокого роста, стройный, причесанный как прусский король. Носил всегда зеленый мундир с красным суконным воротником и такими же обшлагами, белые суконные панталоны и ботфорты об одной шпоре. Последняя особенность, по словам С. Глинки, происходила от того, что в семилетнюю войну, спеша к королю, А. не успел надеть другой, а потому, говорил граф, "я сам себя наказал, чтобы помнить, что надобно завсегда быть готовым на свое дело". По объяснению же Селиванова (Рус. Арх. 1864 г.), ношение гр. А. одной только шпоры объясняли тем, "что когда Фридрих Великий проиграл сражение при Коллине, то, встретив при отступлении гр. А., который командовал одной из частей его войск, сказал: "Sie haben eine Spore verloren!" (потеряли шпору), граф в память слов его никогда уже не надевал другую". Тот же Селиванов в своих воспоминаниях говорит, что гр. А. был без руки, потеряв ее в сражении; но этого нельзя было почти заметить, так хорошо была сделана искусственная рука. Гр. Румянцев-Задунайский был любимым героем гр. А. "Запишите, говорил он кадетам, — имя гр. Румянцева и в тетрадях ваших, и в памяти, и в сердцах. Он был кадетом, пусть будет Фаросом вашим на путях военной вашей службы. Фридрих любил и уважал его, хотя он и овладел Кольбергом. Герои уважают героев". По словам людей, близко его знавших, гр. А. отличался широкою благотворительностью, на которую тратил все свои доходы; подаренный императрицею сервиз, ценою в 50 тыс. руб., был продан, и деньги пошли также на пользу нуждающимся. Популярность гр. А. была настолько велика, что улицы, по которым везли на Волково кладбище его тело, были переполнены народом. В. А. Озеров написал на смерть гр. А. стихотворение на франц. языке, полное скорбного чувства. Со смертью гр. А. величие корпуса умалилось, и вскоре он уже ничем не стал отличаться от других средне-учебных заведений того времени. В прекрасно оборудованном музее 1 к. к. в настоящее время хранится портрет гр. А., подаренный им корпусу, со следующею надписью на левой стороне: "Comme on m’a fait présent de ce tableau, je pense, que ie dois Le confier à mes enfants duCorps des cadets. Le comte d’Anhalt". (Журн. М. Н. Пр. 1845 г., №№ 1 и 4 (биограф. оч.); "Рекреационный зал Императорского Сух. кад. к-са в исходе прошедшего столетия" (Педаг. Сборн., 1883 г., № 4); "La muraille parlante" (Пед. Сб. 1883 г., № 6); По поводу "Говорящей стены" В. Ф. Б. (Пед. Сб. 1883 г., № 8); Записки С. Н. Глинки, Спб. 1895 г.; ст. Хмырова в Словаре русск. учен. и литераторов; к биографии А. К. Волховского (Истор. Вестн. 1894 г., № 7, стр. 262); Дневник Храповицкого (1782—1793), Спб. 1874 г., стр. 28; А. Вейдемейер. Двор и замечательные люди в России во 2 полов. XVIII ст. 1846 г., ч. 2, стр. 27; Педаг. Еженедельник 1894 г., № 25, стр. 193 и № 26, стр. 201; гр. Ф. Э. Ангальт. Биогр. оч. П. В. Петрова. Педаг. Сб., 1901 г., №№ 9 и 12; Русск. Стар., 1874 г. кн. II, стр. 213 (Записки И. С. Жиркевича); Лалаев. Ист. оч. в. у. з., Спб., 1880 г., стр. 63—64; Русск. Арх. 1865 г., стр. 932; 1878 г. (письма императрицы к Гримму); Русск. Стар. 1876 г., кн. XV, стр. 19; Н. Н. Мельницкий. Сборн. свед. о воен.-учебн. завед. в России, ч. I; Москвитянин 1846 г., № 2 (взгляд на прошедшее 1 кад. к-са — Ф. Глинки); Русск. Вестн. 1866 г., № 2 (записки С. Н. Глинки); Кратк. обз. деят. Имп. вольн.-экон. об-ва — А. И. Ходнева, Спб., 1865 г.; Маяк 1840 г., гл. II, стихотворение В. А. Озерова).
