Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 4/IX/ДО

Судебное слѣдствіе повелось своимъ порядкомъ, причемъ, конечно, привлечена была къ дѣлу масса свидѣтелей: и Чвоковъ, и Богомоловъ, и oncle, и Чарльзъ Зостъ, и прислуга, и капитанъ Пуховъ, и Мостовы, и Зинаида Тихоновна. Слѣдователь по особо важнымъ дѣламъ особенно налегъ на Доганскаго и не давалъ ему покоя новыми допросами, передопросами и очными ставками. Oncle, Бэтси и Julie были вызваны въ Петербургъ.

— Охота изъ-за пустяковъ этакую возню подымать! — нѣсколько разъ точно про себя повторялъ Доганскій.

Онъ ни въ чемъ не измѣнилъ своего образа жизни, такъ же хорошо ѣлъ и пилъ, такъ же спалъ, такъ же былъ утонченно вѣжливъ съ женой, такъ же готовъ былъ разсказывать разные комичные случаи, если бы были слушатели.

Квартира Доганскихъ теперь точно была очерчена заколдованнымъ кругомъ, чрезъ который не рѣшался никто переступить, за исключеніемъ Покатилова и изрѣдка появлявшагося Чарльза, который собирался уѣзжать въ Англію, гдѣ у него была уже приготовлена невѣста.

Разъ Покатиловъ особенно долго засидѣлся у Сусанны, а потомъ прошелъ въ кабинетъ къ Доганскому, но хозяина тамъ не было, и Покатиловъ отправился въ столовую. Переступивъ порогъ, Покатиловъ отшатнулся въ ужасѣ назадъ: на столѣ въ углу горѣла небольшая лампочка, а на полу лежала распростертая фигура Доганскаго. Покатиловъ наклонился къ нему, взялъ его за руку, но рука была холодная и упала на полъ мертвымъ движеніемъ, какъ разбитая параличомъ.

"Вотъ гдѣ секретъ твоей философіи! — подумалъ Покатиловъ, стараясь разглядѣть посинѣвшее лицо Доганскаго съ стиснутыми зубами. — Да, хорошо бываетъ иногда кончить именно "такъ".

Къ удивленію Покатилова, извѣстіе о смерти мужа произвело на Сусанну самое потрясающее впечатлѣніе, и она ни за что не хотѣла войти въ комнату, гдѣ онъ лежалъ, и даже заперлась въ своей спальнѣ, когда явились полиція, докторъ и слѣдователь.

— Что это у него въ рукѣ? — спрашивалъ слѣдователь, указывая на судорожно сжатую лѣвую руку.

Руку разжали, и въ ней оказался медальонъ съ портретомъ Julie.

Доганскій отравился ціанистымъ кали, что было занесено въ протоколъ, а протоколъ былъ пріобщенъ къ дѣлу.


Въ день процесса подъѣздъ петербургскаго окружнаго суда былъ осажденъ тою спеціальною публикой, которую привлекаютъ громкія и скандальныя дѣла. Особенно много было дамъ. Въ залѣ суда, въ мѣстахъ для публики, происходила настоящая давка. На скамьѣ подсудимыхъ фигурировали трое: Сусанна, Julie и Покатиловъ. Всѣ глаза были прикованы къ этимъ тремъ фигурамъ, одѣтымъ въ черное. Сусанна и Julie старались не смотрѣть на публику и замѣтно волновались, особенно въ началѣ процесса. Покатиловъ держалъ себя совершенно спокойно и время отъ времени разсматривалъ публику, гдѣ мелькало столько знакомыхъ лицъ.

— Вся улица собралась, — шепталъ онъ, обращаясь къ сидѣвшей неподвижно Сусаннѣ.

Самою интересною частью этого процесса явился допросъ свидѣтелей, прикосновенныхъ къ дѣлу тѣмъ или другимъ путемъ. Первымъ вызванъ былъ Симонъ Денисычъ. Онъ вышелъ сгорбленный, убитый, жалкій. Перекрестные допросы прокурора и защиты объ отношеніяхъ Доганскаго къ его женѣ и дочери покрыли его лицо смертною блѣдностью. Да, бѣдный старикъ только сейчасъ понялъ всю бездну позора, которая окружала его. Онъ какъ-то умоляюще оглянулся назадъ, на публику, потомъ на скамью подсудимыхъ, и наконецъ отказался давать отвѣты: онъ здѣсь потерялъ разомъ и жену и дочь. Калерія Ипполитовна выдержала характеръ и не поддалась на закидываемыя ей удочки. О Доганскомъ она говорила такимъ простымъ тономъ, какъ говорятъ о хорошихъ знакомыхъ. Капитанъ Пуховъ растерялся хуже Симона Денисыча и нѣсколько разъ принимался разсказывать о своей бухарочкѣ, несмотря на предупрежденіе предсѣдателя, что это къ дѣлу не относится. Свое показаніе капитанъ кончилъ защитой дочери.

Эти "отцы" произвели на публику самое тяжелое впечатлѣніе. За ними слѣдовали самые важные свидѣтели — Богомоловъ и Чвоковъ, которые дали самыя нелѣпыя показанія, какія даются только умными людьми. Богомоловъ прямо началъ съ обвинительнаго тона. Особенно сильно нападалъ онъ на Сусанну и подарилъ публику массой самыхъ пикантныхъ подробностей интимной жизни Доганскихъ. Нилушка Чвоковъ съ своимъ обычнымъ апломбомъ тоже напалъ на Сусанну, стараясь этимъ окольнымъ путемъ возстановить собственную репутацію. Онъ даже впалъ въ нѣкоторое ожесточеніе и горячо высказалъ цѣлый рядъ нравственныхъ принциповъ, чтобы показать всю безнравственность нѣкоторыхъ людей.

— Іуда!.. — шепталъ Покатиловъ, сжимая кулаки.

Послѣ этихъ свидѣтелей публику и самихъ подсудимыхъ насмѣшили oncle и Зинаида Тихоновна. Первый, бывая почти ежедневно у Сусанны и Julie, рѣшительно ничего не могъ сказать объ ихъ интимной жизни. Это ужасно возмутило прокурора, и онъ напалъ на oncl'я съ особеннымъ усердіемъ. Oncle кончилъ тѣмъ, что вмѣсто отвѣтовъ началъ глупо улыбаться и разводить руками. Зинаида Тихоновна съ причитаньями и слезами все время требовала свои кровныя пять тысячъ и никакъ не могла понять объясненій предсѣдателя, что объ этомъ будетъ другое дѣло, и тогда это выяснится. Мансуровъ былъ не лучше oncl'я, а Инна вызывала смѣхъ своими наивностями. Чарльзъ Зостъ былъ въ Англіи, гдѣ праздновалъ свою свадьбу.

Сусанна и Julie отказались отъ всякихъ объясненій, но Покатиловъ говорилъ много и постоянно дѣлалъ вопросы свидѣтелямъ, стараясь выгородить Сусанну. Онъ во многихъ случаяхъ жертвовалъ собой, чтобы спасти ее, хотя и сознавалъ полную безполезность этихъ героическихъ усилій. Сусанна переживала свой позоръ какъ-то безучастно, и у нея только чуть вздрагивала лѣвая бровь, когда произносилась фамилія Морозъ-Доганской. Эта аристократическая фамилія давила ее, какъ позорное клеймо.

Все громадное дѣло выплыло во всей своей некрасивой наготѣ. Вопросъ объ отравленіи Теплоухова сошелъ на нѣтъ самъ собой, и оправданіе Julie было внѣ всякаго сомнѣнія. Самую живую сенсацію въ публикѣ произвело чтеніе записной книжки Теплоухова, гдѣ день за дномъ велись всѣ его расходы.

Богомоловъ и Нилушка Квоковъ только иллюстрировали разными бытовыми подробностями эти мертвыя цифры, причемъ Теллоуховъ выставлялся несчастною жертвой мошеннической эксплоатаціи. Было поставлено на видъ, что Сусанна эксплоатировала не одного Теплоухова, но вопросъ о таинственныхъ старичкахъ былъ замятъ, что она вообще составляла всю душу совершившихся преступленій, и что на одномъ концѣ этой преступной эпопеи лежатъ два трупа, а на другомъ — дѣло о подложномъ векселѣ, напрасно погубленная репутація молодой дѣвушки и готовый погибнуть молодой человѣкъ. Однимъ словомъ, вся тяжесть обвиненія сводилась исключительно на голову одной Сусанны. Она сама желала себѣ полнаго обвиненія, которое избавитъ ее навсегда вотъ отъ этихъ людей, наслаждающихся ея позоромъ.

Собственно судоговореніе не представляло ничего особеннаго, да и публика была уже сильно утомлена. Послѣднее слово говорилъ одинъ Покатиловъ и опять старался выгородить Сусанну. Присяжные вынесли оправдательный вердиктъ Julie и Покатилову, а Сусанна была осуждена съ лишеніемъ правъ состоянія на ссылку не въ столь отдаленныя мѣста Сибири.


Черезъ мѣсяцъ разбиралось дѣло Покатилова о подложномъ векселѣ, при помощи котораго онъ выманилъ деньги у Зинаиды Тихоновны. На этотъ разъ его осудили. Сейчасъ послѣ этого въ тюремной церкви происходила интересная свадьба: арестантъ Покатиловъ вѣнчался съ арестанткой Морозъ-Доганской. Счастливая парочка отправилась праздновать свой медовый мѣсяцъ въ страну изгнанія.

"Да!.. ихъ, наконецъ, соединила скамья подсудимыхъ!" — задумчиво говорилъ иногда oncle, когда получалъ письма съ сибирскимъ штемпелемъ.

Капитанъ Пуховъ, Julie и Мостовы переѣхали въ Москву.