Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 4/IV/ДО
Московская промышленная выставка 1882 года привлекла къ себѣ массу публики со всѣхъ концовъ Россіи, особенно изъ Петербурга. "Весь Петербургъ" счелъ своею обязанностью непремѣнно побывать на выставкѣ, представлявшей собою видимый и осязаемый результатъ всего, сдѣланнаго въ нашемъ отечествѣ за третью четверть девятнадцатаго вѣка.
Одинъ изъ петербургскихъ поѣздовъ привезъ на своихъ желѣзныхъ крыльяхъ оригинальную пару, обращавшую на себя общее вниманіе: высокій, рослый, но немного сгорбленный мужчина съ великолѣпною сѣдою бородой вышелъ на платформу съ молоденькою, красивою женщиной не русскаго типа; онъ несъ перекинутый черезъ руку плэдъ и часто раскланивался по сторонамъ съ своими безчисленными знакомыми, улыбаясь блаженною улыбкой совсѣмъ счастливаго человѣка, а она, видимо, конфузилась, потому что была въ немного исключительномъ положеніи, въ какомъ бываютъ замужнія женщины. Мужчины оглядывали оригинальную парочку улыбавшимися глазами, хотя и не знали, что этотъ сѣдобородый мужчина — нашъ старый знакомый oncle, а его спутница — Бэтси, теперь m-me Бередникова и, притомъ, съ самыми несомнѣнными признаками продолженія угасающей фамиліи Бередниковыхъ.
Отыскавъ дилижансъ Лоскутной гостиницы, oncle усадилъ въ него Бэтси и съ удовольствіемъ началъ глазѣть по сторонамъ въ стекла дилижанса.
— Отлично, я всегда такъ любилъ Москву, — повторялъ нѣсколько разъ oncle, называя улицы и даже дома. — Вотъ мы здѣсь и поселимся гдѣ-нибудь, голубушка, — объяснялъ онъ во всеуслышаніе своей женѣ. — То-есть не здѣсь, на Мясницкой или на Лубянкѣ, а въ Москвѣ. Купимъ избушку и заживемъ. Право, это будетъ не дурно, а?
— Перестань, пожалуйста, болтать, — по-англійски отвѣтила Бэтси, показывая на улыбавшихся спутниковъ по дилижансу.
— Ахъ, какая ты, право… да вѣдь мы не въ Петербургѣ, а въ Москвѣ. Понимаешь: Москва!
Лоскутная была биткомъ набита пріѣзжими, но oncle отыскалъ-таки себѣ номеръ лучше другихъ и сейчасъ же сообщилъ Бэтси, что онъ на доскѣ съ фамиліями пріѣзжихъ отыскалъ много знакомыхъ.
— То-есть больше все мои знакомые, а изъ твоихъ почти никого нѣтъ, — объяснилъ онъ, распаковывая чемоданы. — Ну, какъ ты себя чувствуешь?
— Ничего. Вотъ что, Николай Григорьевичъ! — серьезно заговорила Бэтси немного капризнымъ тономъ. — Ты меня много обяжешь, если не будешь выискивать этихъ твоихъ петербургскихъ знакомыхъ. Понимаешь?
— Ага! Ну, хорошо, хорошо, голубчикъ. Я вѣдь такъ сказалъ, а собственно чортъ съ ними со всѣми. А въ Лоскутной и Бѣгичевъ съ Котлецовымъ, и Мансуровъ, и Брикабракъ, и Нилушка Чвоковъ. А я буду держать себя incognito. Знаешь, всѣ эти коренные петербуржцы ужасно дѣлаются смѣшными въ Москвѣ, потому что начинаютъ относиться ко всему иронически, съ кондачка, и каждый непремѣнно корчитъ изъ себя какого-то дипломата, по меньшей мѣрѣ.
Бэтси за послѣдній годъ точно помолодѣла и казалась рядомъ съ сѣдою бородой onel'я просто дѣвочкой. Какъ устроился этотъ странный бракъ? Бэтси и сама плохо давала себѣ отчетъ и часто смотрѣла удивленными глазами на oncl'я, точно спрашивала: "Зачѣмъ онъ здѣсь, въ одной комнатѣ съ ней?" Oncle однажды пришелъ въ номера Баранцева на Моховой и объявилъ безъ всякихъ приступовъ:
— Послушайте, голубушка Лизавета Ивановна, мнѣ надоѣло жить на свѣтѣ старымъ пнемъ, да и вамъ тоже не особенно весело мыкать свое горе одной. Соединимся узами брака и удивимъ міръ злодѣйствомъ. Что такое я — вы видите, я весь передъ вами, а что касается васъ, то я не требую любви или тамъ какъ это называется. Ей-Богу, проживемъ отлично. Я понимаю, конечно, разницу нашихъ лѣтъ, но вѣдь, голубушка моя, чего на бѣломъ свѣтѣ ке бываетъ?
Сначала Бэтси обидѣлась и даже испугалась этого предложенія, а потомъ раздумалась на тему о превратностяхъ человѣческой жизни и согласилась. Свадьба была устроена "на нигилистическій манеръ", какъ объяснилъ oncle, т.-е. они отправились въ Павловскъ, въ сопровожденіи капитана и Симона Денисыча, и тамъ обвѣнчались. Бэтси переѣхала къ Египетскому мосту и быстро передѣлала всю квартиру oncl'я на свой ладъ, такъ что даже самъ oncle не узнавалъ своей берлоги и восхищался всякою мелочью. Свои холостыя привычки oncle оборвалъ разомъ и даже отпустилъ бороду. Бэтси засвѣжѣла, какъ опущенная въ воду верба, но ее безпокоила возможность встрѣчи съ Романомъ, и она уговорила мужа переселиться въ Москву, тѣмъ болѣе, что въ Петербургѣ у oncl'я рѣшительно ничего не было, что могло бы его удерживать.
Бэтси знала, что Сусанна не поѣдетъ на выставку, слѣдовательно и Романъ тоже не будетъ въ Москвѣ, поэтому и рѣшилась воспользоваться этимъ временемъ, чтобы отыскать себѣ въ московскомъ захолустьѣ скромное гнѣздышко и потеряться въ немъ навсегда отъ глазъ старыхъ петербургскихъ знакомыхъ, которые всегда напоминали бы ей о тяжеломъ прошломъ.
Въ первый день пріѣзда въ Москву Бэтси чувствовала маленькую усталость и поэтому никуда не выходила изъ своего номера; слѣдующіе дни были заняты осмотромъ выставки и пріисканіемъ квартиры. Выставка очень мало интересовала Бэтси, и она ѣздила туда, только не желая огорчить мужа.