Будущие люди (Оленин)/ДО
| Будущіе люди : Изъ невозвратнаго. Разсказъ |
| Источникъ: Оленинъ П. А. На вахтѣ. — СПб.: Типографія П. П. Сойкина, 1904. — С. 30. |
«Великій вождь Дакома» не хочетъ учиться: во-первыхъ, теперь — лѣто, а во-вторыхъ, у него заноза въ пальцѣ и поэтому неловко писать. Но по осмотру оказывается, что заноза на лѣвой рукѣ и приходится сѣсть за скучное занятіе. Шуточное ли дѣло двѣ страницы исписать и все одно и то же: «Я долженъ быть внимательнымъ и не дѣлать кляксъ»… Тоска да и только!
Великому вождю Дакомѣ уже восемь лѣтъ и настоящее его имя — «Женя-мальчикъ» въ отличіе отъ его двоюродной сестренки «Жени-дѣвочки», которая такъ быстро говоритъ, что можетъ бойко объясняться съ индѣйскимъ пѣтухомъ, и, кажется, они другъ друга даже понимаютъ.
Женя-мальчикъ со вздохомъ положилъ на стулъ нѣсколько тетрадокъ нотъ, взгромоздился на нихъ и, развернувъ тетрадку, приготовился къ своему подвижничеству.
Какъ на зло, день такъ хорошъ! Сирени въ цвѣту и лѣзутъ въ окошко своими вѣтвями, точно дразнятъ и зовутъ въ садъ, гдѣ именно теперь, когда надо учиться, особенно хорошо…
А какія причудливыя тучки плывутъ въ синемъ небѣ — одна похожа на корабль, а вонъ другая точно чья-то голова и языкъ у нея даже какъ будто высунутъ…
Шмели и пчелы жужжатъ въ цвѣтахъ сирени… дзг… дзг… дзг…
«Соловей» выбѣжалъ изъ кухни, поджавъ хвостъ, и спрятался въ кустахъ…
На дворѣ бѣлый индѣйскій пѣтухъ, растопыривъ крылья и съ краснымъ отъ злости носомъ, кружится на одномъ мѣстѣ, пыхтя и шурша крыльями. Рыжая лошадь «Николка» везетъ бочку воды. На тополѣ въ скворешкѣ слышенъ страшный пискъ — это, навѣрное, мать-скворчиха принесла птенцамъ поѣсть. Котъ Васька съ окна старается не смотрѣть на эту соблазнительную семейную картинку. Да, вообще все, что происходитъ на дворѣ, очень интересно и не можетъ идти ни въ какое сравненіе съ пользой ученія.
«И не дѣлать кляксъ», — старательно выводитъ узникъ, завидуя въ душѣ своей сестрѣ Нинкѣ и Женѣ-дѣвочкѣ: тѣ — гораздо прилежнѣе и давно кончили свои уроки, и теперь, навѣрное, готовятъ въ саду обѣдъ для своихъ куколъ; онѣ отдѣлались, а ты вотъ тутъ сиди!
— Мама, чернила засохли, — кричитъ великій индѣйскій вождь.
— Я тебѣ подолью сейчасъ новыхъ, — отвѣчаетъ мама и дѣйствительно подливаетъ.
— Держи пальцы, какъ я сказала, — говоритъ она, — смотри, ты весь въ чернилахъ. И что это у тебя за буквы? Развѣ это Д? Это какой-то крендель; а Ѣ? Боже ты мой, что это за ять? У тебя всѣ буквы точно падаютъ.
— У меня перо гадкое, — слабо протестуетъ Женя.
— Неправда, я сегодня только дала тебѣ новое.
— Оно испортилось.
— Не разсуждай; если ты такъ плохо будешь писать, я тебѣ задамъ еще страницу.
Мама уходитъ. Женя добываетъ откуда-то нитку и привязываетъ къ ней бумажку. Котъ Васька и не подозрѣваетъ, что ему къ хвосту сейчасъ будетъ привязано украшеніе: онъ сладко жмурится отъ дремоты.
«Я долженъ быть внимательнымъ», — выводитъ Женя и буквы у него становятся все страннѣй и страннѣй: того и гляди, что онѣ сейчасъ подерутся между собой, до того онѣ наклоняются другъ къ другу.
— Женя, — кричитъ со двора Алеша, двоюродный братъ индѣйскаго вождя, — а знаешь, что мы придумали?
Алеша — большой шалунъ и, навѣрное, ужъ придумалъ какую-нибудь штуку. Женя старается не слушать, но никакъ не можетъ утерпѣть; какъ на зло еще комары такъ и жужжатъ. Вотъ, одинъ уже впился въ руку; Женя даетъ ему напиться, чтобы потомъ прихлопнуть: бацъ! Комаръ улетаетъ, но зато въ тетрадкѣ оказывается большая клякса какъ разъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ говорится, что не надо дѣлать кляксы. Женя конфузится и старается собрать чернила съ бумаги: на то у него и промокашка. Чернила исчезаютъ, но въ тетрадкѣ остается пятно величиной въ полъ-страницы.
А шумъ на дворѣ все усиливается. Женя не выдерживаетъ и выглядываетъ въ окно. Алеша съ лукомъ и колчаномъ за спиной бѣжитъ за своей сестрой Мунькой. Лицо у него раскрашено, на головѣ укрѣплены перья, ноги — босыя. Онъ уже не Алеша, а Чингахгукъ, знаменитый другъ Соколинаго Глаза.
Мунька, быстро перебирая крошечными ножками, спѣшитъ спрятаться подъ крылышко своей няни Сидоровны. Вотъ онъ уже почти настигъ свою жертву, какъ вдругъ ему подъ ноги бросается его младшій братишка Юрасъ, карапузъ, весь выкрашенный въ синюю краску и тоже съ перьями на головѣ. Онъ — Магуа, слѣдовательно естественный врагъ Чингахгука. Происходитъ свалка, — Сидоровна еле разнимаетъ чернокожихъ. Алешѣ однако удается поймать Муньку и, не смотря на защиту Юраса, раскраснѣвшагося отъ волненья, схватить ее за вихоръ. Мунька пронзительно визжитъ. Великій вождь Дакома уже не можетъ удержаться, чтобы не принять участія въ схваткѣ; къ счастью, онъ дописываетъ послѣднюю строчку, — не хватаетъ даже мѣста для «кляксъ» и фраза остается неконченной.
— Мама, я дописалъ! — кричитъ Женя.
— Ну, ступай на дворъ, да не шали очень, — разрѣшаетъ мама изъ своей комнаты.
Женя-мальчикъ летитъ черезъ окно на дворъ. Тамъ происходитъ цѣлая драма: Мунька визжитъ, Юрасъ кричитъ и хнычетъ, Алеша побѣдоносно подбоченился и высматриваетъ положительнымъ героемъ. И у него, и у Юраса краска на лицѣ размазалась и оба они дѣйствительно похожи на дикарей.
— Алеша, это у васъ что-же? — спрашиваетъ Женя-мальчикъ, весь разгорѣвшійся отъ быстраго бѣга.
— Я не Алеша, а Чингахгукъ, — важно отрѣзываетъ тотъ.
Но на бѣду является изъ дому Алешина мама.
Мунька и Юрасъ сразу ободряются, а Алеша, какъ будто, сконфуженъ.
— Сидоровна, — спрашиваетъ Алешкина мама, — кто кого обидѣлъ?
— Да вонъ баловникъ-то вашъ, — отвѣчаетъ Сидоровна, утирая лицо Мулькѣ.
— Ахъ, какъ стыдно: большой мальчикъ!
— Онъ шъ меня хотѣлъ шкальпъ шнять, — хнычетъ Мунька, большая любительница жаловаться.
— Чингахгукъ съ женщинъ скальпы не снималъ, — важно заявляетъ Женя-мальчикъ, строго придерживающійся точности описаній Купера и Майнъ-Рида.
— И на что ты только похожъ, — возмущается Алешина мама. — И Юрій тоже; маршъ по комнатамъ.
— Я — Магуа, — пробуетъ отдѣлаться Юрасъ. — Я заступался.
— Все равно, — тамъ разберу; а сейчасъ, Сидоровна, возьмите губку, да вымойте ихъ… На что похожи!..
Алешина мама старается разсердиться, но раскрашенныя рожицы такъ уморительны, что она не можетъ удержаться отъ смѣха.
Няня Сидоровна беретъ обоихъ героевъ за руки; Алеша упирается и, кажется, собирается заревѣть. Женя-мальчикъ пользуется случаемъ, чтобы его подразнить. — Это его первое удовольствіе.
— Чингахгука ведутъ въ уголъ, Чингахгука ведутъ въ уголъ, ха-ха-ха… — заливается онъ.
Алеша не можетъ этого вытерпѣть, — разъ-два… онъ вырывается изъ рукъ няни и начинается новая потасовка. На этотъ разъ уже оба разревѣлись. Наконецъ, Алешу, Юраса и Муньку уводятъ и великій вождь Дакома остается одинъ, утирая слезы: ему здорово попало по затылку.
— Не дразнись, — прерывистымъ голосомъ говоритъ Алеша, уводимый въ сѣни.
Женя-мальчикъ понемногу успокаивается. Ему невыгодно плакать долго, особенно громко: какъ разъ выглянетъ изъ окна мама и посадитъ въ комнату, чтобы нервы успокоились.
Вниманье Жени теперь обращено на кота Ваську, который спитъ, не замѣчая нитки, привязанной къ его хвосту. Великій вождь привязываетъ быстро нитку къ шпингалету окна и кричитъ: «Ату!»; Васька просыпается и, увидѣвъ Женю, къ которому не чувствуетъ большого довѣрія, прыгаетъ съ окна и, видя себя привязаннымъ, жалобно мяучетъ. У Жени-мальчика сердце чувствительное: онъ боится, что Васькѣ больно и отвязываетъ его. Испуганно съ просонья, котъ скрывается на крышу, царапнувъ предварительно великаго вождя. Котъ Васька — большой любимецъ мамы и счастье Жени, что она не видитъ этихъ проказъ.
Тѣмъ временемъ являются дѣвочки: сестра Жени — Нинка, кузина Женя-дѣвочка и четырехлѣтній грибъ съ глазами Лелька — сестра Жени-дѣвочки; онѣ возвращаются изъ сада гдѣ стряпали обѣдъ для куколъ, вслѣдствіе чего у нихъ замазаны носы, щечки и руки… По случаю жары всѣ эти дамы — босикомъ.
Дѣвочки знаютъ, что Женя-мальчикъ не только великій индѣйскій вождь, знаменитый своею удалью, но къ тому-же и «дразнилка» и поэтому стараются пройти въ домъ такъ, чтобы онъ ихъ не задѣлъ, но онъ уже тутъ какъ тутъ. Дѣвочки, желая предупредить нападеніе, начинаютъ сами.
— Много-ли кляксъ надѣлалъ? Дольше всѣхъ учился!
— А ты, «Нинка-стрижка».
Нинка краснѣетъ и собирается разревѣться: дѣло въ томъ, что слова Жени напоминаютъ ей происшествіе истинное и непріятное. Она — большая кокетка, а, между тѣмъ, на-дняхъ по приговору доктора ее обрили, чтобы гуще росли волосы. Понятно, что она не захотѣла подчиняться такому произволу, билась, барахталась и вообще была похожа на ягненка, когда его стригутъ, но несмотря на все это и даже на то, что она пролила слезъ не менѣе стакана, ее обрили и Женя-мальчикъ всякій разъ, какъ мама была далеко, изводилъ сестру, сравнивая ея голову «съ колѣнкой».
— Всѣ мальчики — невѣжи, — сентенціонно изрекаетъ Женя-дѣвочка, вступаясь за подругу (она знаетъ нѣсколько словъ по французски и поэтому считаетъ себя взрослой).
— Мы съ тобой-дразнилкой не будемъ играть въ индѣйцы, — сердится Нина.
— И я хочу въ индѣйки, — лепечетъ Лелька.
— А мы съ Алешей съ васъ скальпъ снимемъ, — грозитъ вождь Дакома.
— А вотъ съ Нины и нельзя снять — у нея волосъ нѣтъ, — быстро-быстро болтаетъ Женя-дѣвочка, подражая индѣйскому пѣтуху.
— Я вовсе не Нина, а «Кровавая Рука», — возражаетъ сердито Нина. Очевидно, чтенье Майнъ-Рида не прошло и для нея безслѣдно.
— Дѣвчонки вы — вотъ что! — презрительно бросаетъ Женя-мальчикъ и, сѣвъ верхомъ на палочку, ѣдетъ въ другую сторону двора.
— А я секретъ знаю, — кричитъ ему вдогонку Нина.
— Какой секретъ? — интересуется Женя-дѣвочка.
— А вотъ какой: нагнись сюда… — и Нина шопотомъ сообщаетъ, какъ папа сказалъ мамѣ, что въ такую жару надо оставить уроки.
— Мнѣ это все равно, — заявляетъ Женя-дѣвочка, — мнѣ надо учиться: я не маленькая.
Звонокъ къ обѣду прекращаетъ «секретъ» и дѣвочки бѣгутъ мыть руки. Лелька второпяхъ отстаетъ и падаетъ, но видя, что по близости никого нѣтъ раздумываетъ заплакать, поднимается и идетъ въ домъ.
Обѣдъ проходитъ почти благополучно, такъ какъ дѣти разсажены между взрослыми. Только съ Лелькой происходитъ исторія: ей кажется, что у нея огурецъ меньше, чѣмъ у другихъ и она начинаетъ капризничать.
— Не хочу этотъ огурецъ, дай другой!
— Леля, не капризничай!
— Дай другой огурецъ!
— Ай, ай, ай, какъ стыдно! У тебя большой огурецъ.
— Не хочу этого! Дай, дай, дай!
Начинаются слезы. Баловница-мама отдаетъ свой огурецъ, но Леля бросаетъ его на полъ: ей нуженъ не такой, а другой, совсѣмъ какой-то особенный огурецъ. На слезы и крикъ является бабка-повариха и сообщаетъ:
— Какой-то большой старикъ пришелъ съ мѣшкомъ.
— Это за Лелькой, — вмѣшивается Женя-мальчикъ; Леля сквозь слезы озирается на дверь.
— Нѣтъ-ли у васъ дѣтей-капризниковъ? — басомъ спрашиваетъ повариха, стуча въ дверь.
Леля не выдерживаетъ и прячется за маму, забывъ огурцы. Спокойствіе возстановляется, сердитый старикъ уходитъ и обѣдъ кончается мирно.
На другой половинѣ дома также обѣдаютъ и тоже не безъ приключеній, только въ другомъ родѣ. Тамъ вздумали отъучать отъ лакомствъ сластену Юраса. Послѣ обѣда всѣмъ дѣтямъ дали по мармеладинкѣ, а двѣ конфетки положили на столъ и не велѣли никому трогать. Когда всѣ ушли, Юрасъ потихоньку пробрался въ столовую и привелъ съ собой Муньку. Мунька, изображая послушную дѣвочку, стала отговаривать Юраса отъ его намѣренія, но кончила тѣмъ, что соблазнилась и сама, и они подѣлили одну мармеладинку; но что-же оказалось? Конфета была вся обмазана хиной.
— Кто съѣлъ мармеладъ? — спрашиваетъ мама, вошедшая какъ на бѣду вмѣстѣ со всѣми большими.
— Никто… онъ самъ съѣлся… — говорилъ Алеша.
Юрасъ и Мунька стоятъ красные и молчатъ; имъ совѣстно и досадно: очень нужно было попадаться изъ-за такой гадкой конфетки.
Послѣ обѣда Женя-мальчикъ о чемъ-то долго сговаривался съ Алешей: очевидно, затѣвалась какая-нибудь новая шалость. Сидоровна мирно усѣлась вязать чулокъ подъ кустомъ сирени. Женя-дѣвочка, собравъ остальныхъ дѣтей, затѣяла общую игру, а два индійскихъ вождя враждебныхъ племенъ и изъ разныхъ романовъ, Чингахгукъ и Дакома, заключили временное перемиріе, бросили свое убійственное оружіе — луки, стрѣлы, сарбоканы и томагавки, перекинули черезъ плечи длинные кнуты и превратились въ настоящихъ русскихъ подпасковъ. Незамѣтно пробрались они черезъ кусты и побѣжали въ садъ.
Остальныя дѣти были увлечены своей игрой. Сидоровна задремала надъ чулкомъ и никто не обратилъ вниманья на продолжительное отсутствіе двухъ вождей.
— А гдѣ Женя-мальчикъ? — спросила мама, появляясь на балконѣ. — Вы должно быть опять поссорились?
— Вовсе нѣтъ, — быстро затараторила Женя-дѣвочка, — онъ все тутъ съ Алешей вертѣлся; а мы очень рады, что они ушли: они такіе шалуны, только играть мѣшаютъ…
— Ну, если съ Алешей ушли, значитъ непремѣнно шалятъ гдѣ-нибудь, — заключила мама, видимо начиная безпокоиться.
Подошедшій садовникъ сообщилъ, что видѣлъ, какъ мальчики перебрались черезъ заборъ въ рощу. На поиски за мальчуганами немедленно снарядили экспедицію и скоро ихъ нашли: оказалось, что они отправились къ стаду и, пощелкивая кнутами, мирно стерегли скотину, какъ заправскіе пастухи. Рабовъ Божіихъ взяли на буксиръ и повели домой, несмотря на ихъ протесты. На бѣду няни-конвоира по дорогѣ попался прудъ. Зная, что все равно семь бѣдъ — одинъ отвѣтъ, индійскіе вожди рѣшили состроить еще одну штуку и, воспользовавшись разсѣянностью няни, забрались въ тину и стали ловить головастиковъ.
— Ахъ, озорники! Ахъ, оглашенные! — накинулась Сидоровна на мальчиковъ, не рѣшаясь однако преслѣдовать ихъ въ пруду, который былъ хотя и мелокъ, но очень грязенъ. — Вотъ будетъ вамъ ужо́.
— А все таки не залѣзешь, — дразнитъ Алеша.
— Женя, лови, вотъ какой большой головастикъ.
Наконецъ, привели ихъ домой вымазанныхъ, мокрыхъ, покрытыхъ тиной и смѣшныхъ настолько, что даже сердиться на нихъ не сочли возможнымъ ихъ мамы, а только немного поспорили на тему о томъ, чей мальчикъ шаловливѣе.
— Ужъ навѣрное это твой Алеша придумалъ, онъ всегда первый заводчикъ.
— А твой старше, но шалунъ какихъ мало.
Споръ кончился тѣмъ, что вождей развели по ихъ комнатамъ и посадили по мѣстамъ въ ожиданіи, когда будетъ пора бай-бай.
Ночь на дворѣ. Дѣти давно помолились и улеглись. Въ сиреневыхъ кустахъ заливается соловей, а лунные лучи скользятъ черезъ вѣтки и ложатся пятнами на траву… Тихо, тепло… Гдѣ-то далеко аукается сычъ. Это онъ уноситъ маленькихъ дѣтей, когда они не хотятъ спать. Женя-мальчикъ никакъ не можетъ уснуть и мысли его еще полны впечатлѣній дня. За стѣной слышно: «уа, уа, уа!» Это маленькій Шурикъ заявляетъ о своемъ желаньи кушать.
— Мама, а ты, помнишь, говорила, что дѣтей находятъ въ капустѣ? — шепчетъ Женя.
— Спи, будетъ тебѣ! — отвѣчаетъ мама.
— А вотъ Шурку тетя зимой нашла, развѣ зимой бываетъ въ огородѣ капуста?
— Мама, Женя-мальчикъ мнѣ спать не даетъ, — соннымъ голосомъ жалуется Нина.
Скоро все успокаивается… Дѣтямъ снятся разные сны: и свадьба куколъ, и битва Делаваровъ съ Гуронами, и скучные уроки, и веселыя прогулки въ лѣсъ за грибами, и многое, многое такое, что, увы, уже давно не снится намъ съ вами, читатель!.. Да и никогда не будетъ сниться.