Братья Ромулты. Современная повѣсть I. И. Крашевскаго. Переводъ съ польскаго Ѳ. Августиновича. Изъ журнала Вѣкъ. Спб. 1883 года.
Мы уже разъ останавливались на произведеніи Крашевскаго. То былъ, его разсказъ: «Задорскій». Тамъ обрисовывалось тяжелое положеніе крестьянъ во времена крѣпостничества, проводилась рѣзкая параллель между панами и плебеями, — параллель, гдѣ преимущество оставалось на сторонѣ послѣднихъ. Умъ, честность, сила характера — все это встрѣчается именно тамъ, гдѣ нѣтъ ни титуловъ, ни богатствъ, ни знаменитой родословной, на которые часто опирается пустота. Чтобы сильнѣй оттѣнить умственное богатство, доблесть и силу характера отъ пустоты и невѣжества, опирающихся на свой родовой гербъ, авторъ обыкновенно выводитъ умныхъ и честныхъ плебеевъ рядомъ съ титулованными дворянами. И сколько желчи выливается у него въ обрисовкѣ привилегированнаго класса, который силенъ только своей привилегіей, изъ себя же представляетъ пустоту, грубость, жестокость и полное безсердечіе. Такъ обрисованы у него польскіе магнаты XVIII вѣка въ разсказѣ «Задорскій».
«Братья Ромулты» представляютъ опять ту же рѣзкую параллель — плебейское сердце и умъ рядомъ съ графскимъ достоинствомъ. Но здѣсь уже не замѣтно прежняго желчнаго отношенія автора къ аристократизму. Выведенный въ романѣ аристократъ (графъ Германъ Ромултъ) — крайне добрый и умный отъ природы человѣкъ, но шальной бездѣльникъ въ силу пошлаго воспитанія, пошлой окружающей среды и непривычки къ труду. За то образъ плебея здѣсь уже значительно выросъ, еще болѣе облагородился, еще тоньше сталъ понимать сердце человѣческое, выработалъ въ себѣ не только замѣчательную сдержанность, но и умѣнье все понимать, все извинять, все прощать… Таковы оба главные герои повѣсти: два сводные брата Ромулты — плебей Сильванъ и графъ Германъ.
Сидьванъ — демократъ, радикалъ; Германъ — аристократъ, человѣкъ безъ убѣжденій, окруженный ханжами, консерваторами. Оба отъ природы умны. Судьба повела ихъ по разнымъ дорогамъ: одному назначила трудъ, бѣдность и даже изгнаніе, а другому — богатство, комфортъ и полное fare niente. Сильванъ работаетъ съ утра до вечера и, въ силу христіанской любви къ ближнему, готовъ каждому оказать помощь отъ души, отъ сердца. У него все время занято; не только скучать, а иной разъ и задуматься некогда. У Германа обратно: всѣ 24 часа въ сутки всецѣло принадлежатъ ему. Не о чемъ думать, — все готово: лошади, вино, деньги; даже о пріисканіи невѣсты мать-графиня заботится. Неглупый отъ природы, съ острымъ умомъ, онъ не могъ погрузиться въ интересы іезуитовъ, которые наполняли домъ его матери, не могъ увлечься ихъ интригами. Они казались ему смѣшны съ своимъ ханжествомъ и искаженною религіей. И онъ смѣялся надъ ними. Но это скоро ему надоѣло, какъ надоѣли кутежи, шампанское, какъ надоѣли за деньги купленныя женщины. И вотъ, подобно нашему Евгенію Онѣгину, Германъ захандрилъ, но не той длинной, долгой хандрой, которая овладѣла нашимъ русскимъ героемъ. Хандра не угнала его отъ міра, отъ свѣтскаго шума; онъ говорилъ направо и налѣво всѣмъ и каждому, что ему скучно, зло острилъ и искалъ развлеченія. Если же послѣдняго не доставало, онъ ложился на диванъ, у себя въ кабинетѣ, и ни къ кому не выходилъ. Мать обыкновенно думала, что онъ боленъ, и безпокоилась. Но если случалось, что ему указывали на какое-нибудь занятіе, которое было въ его силахъ, наприм. поухаживать за молодою дѣвушкой съ цѣлью избавить ее отъ другихъ назойливыхъ жениховъ и дать время устроить свои сердечныя дѣла, которыя не легко было привести въ надлежащій порядокъ въ виду разныхъ предразсудковъ "я ближайшихъ родственниковъ, — онъ охотно брался за дѣло, и разомъ проходила хандра.
Въ изображеніи хандрящаго Германа авторъ старается показать, что вся хандра у такихъ людей происходитъ отъ того, что они не пріучены къ труду и что
«Наслѣдье богатыхъ отцовъ
Освободило отъ малыхъ трудовъ».
Къ тому же вокругъ все тина, — ну, и завязъ человѣкъ. Но богатыя природныя силы не даютъ ему покоя. Онъ не можетъ удовлетвориться ни кокетствомъ, ни искуснымъ, хотя и красивымъ, и щекочущимъ чувство, актерствомъ женщины. Таковымъ является Германъ при встрѣчѣ съ Сильваномъ. Онъ жалуется брату на пустоту и скуку жизни, говоритъ, что его могла бы избавить отъ хандры любовь. Но въ любви ему не повезло. Онъ влюбился въ драматическую актрису Віолетту, которая скромностью и честностью совсѣмъ не походитъ на закулисный міръ. Она не допускаетъ никакихъ ухаживаній, живетъ скромно, даже не франтитъ, какъ всѣ актрисы, и все время употребляетъ на изученіе и болѣе тонкое пониманіе своихъ ролей. Такъ, она много времени потратила на роль Шекспировской Джульеты. — Она знакома съ Сильваномъ. Онъ носитъ ей книги, дѣлаетъ иногда нужныя указанія, оказываетъ услуги; но относится къ ней съ чувствомъ, съ какимъ отнесся бы братъ къ сестрѣ. А Віолетта, одинокая, безъ отца, безъ матери, естественно не могла остаться къ нему при дружескихъ чувствахъ сестры. Послѣ долгихъ мукъ и колебаній она наконецъ призналась ему… Сильванъ отвѣтилъ съ полной откровенностью: онъ не можетъ чувствовать къ ней иного чувства, кромѣ дружбы, потому… потому что онъ съ дѣтскихъ лѣтъ любилъ и любитъ Анну, дочь «пана» Александра.
Анна тоже крѣпко любила Сильвана и дала ему слово быть его женой. Но ни отецъ, ни бабушка и слышать не хотѣли объ этомъ бракѣ. Они хотѣли бы отдать ее за графа Германа или за какого-нибудь родовитаго консерватора, тѣмъ болѣе, что этого же желали іезуиты, не хотѣвшіе упустить изъ своихъ рукъ огромныя богатства, которыя должны были идти въ приданое за Анной.
Вотъ, для отвлеченія происковъ этой партіи, и было возложено на Германа ухаживать за Анной. Германъ охотно взялся за эту миссію. Думали, основываясь на легкости его характера, что онъ, пожалуй, отобьетъ Анну у брата и излѣчится отъ любви къ Віолеттѣ. Но тутъ-то и обнаружилась честная натура Германа. Онъ все время старался сильнѣй располагать Анну въ пользу брата, старался разрушить тѣ ревнивыя подозрѣнія, которыя зарождались въ этой женщинѣ относительно Віолетты и т. д. И, благодаря его содѣйствію, Сильванъ добился руки Анны, а онъ, благодаря своему искреннему и глубокому чувству, — любви Віолетты. Обѣ эти свадьбы въ глазахъ общества составляли то, что называется mésalliance. Германъ — графъ, богачъ, Віолетта — актриса, плебейка, почти нищая; Анна — дочь пана, съ громаднымъ состояніемъ, Сильванъ — нищій, плебей… Но это mésalliance — не въ глазахъ брачущихся; они не требуютъ другъ у друга передъ свадьбой дворянскихъ грамотъ, какъ требовала Варя въ «Задорскомъ». Этотъ бракъ кажется не равнымъ только въ глазахъ консерваторовъ, іезуитовъ, ханжей. Но такъ какъ вся сила ума и характера находится на сторонѣ молодого поколѣнія, — все равно, изъ какого бы сословія оно ни происходило, то молодое поколѣніе и одерживаетъ верхъ. Оно стоитъ на сторонѣ прогресса, гуманности, на сторонѣ либерализма и радикализма, а потому въ результатѣ оказывается, что побѣждена партія консерваторовъ.
Итакъ, повѣсть «Ромудты» представляетъ уже не борьбу сословій, а борьбу направленій, независимо отъ рожденія или богатства. Здѣсь проведена борьба новаго съ старымъ, борьба либераловъ съ консерваторами. Авторъ остается вѣренъ себѣ: онъ караетъ и бичуетъ консерватизмъ, который неминуемо долженъ погибнуть и уступить свое мѣсто новому направленію.
Въ заключеніе замѣтимъ, что романъ читается живо и легко.