БОЛЬНЫЯ МѢСТА ШВЕЙЦАРІИ
правитьMontesquieu.
J. Noriaс.-- La bêtise humaine.
I.Есть много методовъ описывать страну, и всѣ они, конечно, имѣютъ свою хорошую, и свою дурную сторону; Карамзинъ и Ободовскій, Бэдекеръ и Юнгъ, описывали очень вѣрно, и описанія ихъ нельзя упрекнуть въ неточности, но между тѣмъ читатель почерпаетъ изъ нихъ далеко не одинаково полное и точное представленіе о странѣ. Разныя спеціальныя цѣли и точки зрѣнія, описанія, назначаемыя для простыхъ смертныхъ, не ученыхъ, художниковъ, военныхъ и т. д., должны представлять читателю по возможности точную картину страны и ея народа; по описывать Швейцарію, какъ картину, восхищаться ея ледниками и водопадами, — эти совершенно безплодное занятіе, такъ какъ самое живое описаніе не даетъ, въ сущности, никакого представленія о дѣйствительности, да вдобавокъ всѣ эти описанія красотъ природы страшно всѣмъ надоѣли. Но описывать народъ! Какого метода держаться въ подобномъ описаніи?
Здѣсь намъ предстоитъ выборъ между двумя методами, статистическимъ, и чисто описательнымъ Не говоря уже о томъ, что крайности въ обоихъ случаяхъ въ высшей степени непріятны, и что статистическія таблицы, если не въ такой степени безполезны, то во всякомъ случаѣ для большинства читателей также скучны, какъ и гуртовыя характеристики, въ родѣ того, что Альбіонъ коваренъ, французы легкомысленны и т. д.; выборъ метода, помимо разныхъ личныхъ вкусовъ и соображеній автора, обусловливается до извѣстной степени самымъ предметомъ. Описанія en bloc большихъ странъ всегда ошибочны, — по крайней мѣрѣ, въ сужденія этого рода всегда входитъ слишкомъ сильнымъ элементомъ не только личность самого пишущаго, но и случайность, наводящая его преимущественно на факты того или другого характера; въ этомъ случаѣ каждый болѣе или менѣе напоминаетъ извѣстный анекдотъ о путешественникѣ, пріѣхавшемъ въ Сенъ-Мало на зарѣ, когда весь городъ спалъ, который, встрѣтивъ на пустыхъ улицахъ только одного хромого негра, занесъ въ свою записную книжку, что этотъ городъ населенъ хромыми неграми. Обобщенія такъ свойственны человѣческому уму, что онъ, незамѣтно для самого- себя, обращаетъ въ сужденія о цѣломъ то впечатлѣніе, которое произвела на него какая нибудь частность; и этого характера описанія всегда болѣе или менѣе напоминаютъ замѣтку, что Сенъ-Мало населенъ хромыми неграми. Вышеславцевъ пробылъ одинъ день въ Пернамбуко, и день этотъ оказался какимъ-то праздникомъ, такъ что всѣ жители на улицахъ были замаскированы; въ своей книгѣ г. Вышеславцевъ сознается, что вслѣдствіе этого онъ никакъ не можетъ представать себѣ Пернамбуко иначе, какъ населеннымъ замаскированными людьми, и что ему невольно думается, будто въ этомъ городѣ люди только и дѣлаютъ, что празднуютъ и маскируются. Представьте себѣ первое впечатлѣніе не такимъ рѣзкимъ, смягчите его до возможнаго, — и это будетъ типомъ подобныхъ характеристикъ.
Съ другой стороны и статистическій методъ, помимо даже присущихъ ему ошибокъ и неправильностей, просто невозможенъ, и даетъ самыя невѣрныя данныя, если самая статистика составлена неправильно или неполно, — сознательно или несознательно, случайно или умышленно, — или если масштабъ ея примѣняется къ очень узкому нолю. Возьмите статистическія данныя какого нибудь Шенкурска напр. — я не думаю, чтобъ вы могли составить себѣ хотя бы приблизительное понятіе объ условіяхъ жизни города, о физическомъ и нравственномъ состояніи его жителей. На такомъ узенькомъ нолѣ отсутствіе статистическихъ выводовъ съ одной стороны, а съ другой, элементъ случайности, всегда тѣмъ болѣе сильный, чѣмъ поле уже, совершенно затемняютъ истину, даже въ томъ случаѣ, если статистическія данныя собраны дѣйствительно добросовѣстно.
Близкое знакомство съ Швейцаріей заставило меня совершенно отбросить статистическія офиціальныя данныя. Какъ они ни неутѣшительны, но все еще слишкомъ розовы, чтобъ на нихъ можно было основать какое нибудь сужденіе. Въ этомъ отношеніи швейцарская мѣстная администрація отличается необыкновеннымъ оптимизмомъ и стыдливостью, и стремится во что бы то ни стало прикрыть фиговымъ листочкомъ некрасивые факты, неизящныя подробности народной жизни и состоянія страны. Швейцарцы серьезно обвиняютъ въ недостаткѣ патріотизма каждаго писателя, который рѣшится усомниться, что все идетъ. къ лучшему въ лучшей изъ странъ, и этому упреку въ непатріотизмѣ здѣсь придаютъ какое-то до странности важное значеніе. «Это все наши раны, — зачѣмъ же выставлять ихъ на показъ?» сказали бъ они съ Гоголемъ, если бы читали и говорили но русски; и журналисты и писатели дѣйствительно не рѣшаются «выставлять на показъ раны отечества»; опасаясь, что эти упреки могутъ сильно компрометировать ихъ въ общественномъ мнѣніи, что для нихъ въ высшей степени важно, такъ какъ всѣ они болѣе или менѣе мѣтятъ въ члены Большого или Малаго Совѣта, въ штатгальтеры правительства, президенты округовъ и т. п.
Странное дѣло, — въ странѣ трехъ языковъ и двухъ религій, не считая безчисленнаго множества сектъ, въ странѣ, составленной изъ клочковъ, сшитыхъ трактатами и конвенціями не во имя національнаго единства и племеннаго родства, а только политическаго и финансоваго удобства, и между временемъ присоединенія которыхъ больше илтисотмАці разницы, — въ странѣ, состоящей изъ трехъ большихъ частей, вѣчно враждующихъ между собою, вѣчно завидующихъ другъ другу, и отношенія между которыми никакъ нельзя назвать братскими, — въ этой-то странѣ патріотизмъ, повидимому, доходитъ чуть не до фанатизма. Правительственныя и не правительственныя прокламаціи, воззванія электоральныхъ комитетовъ, чуть не объявленія о пивныхъ погребкахъ, начинаются неизмѣнными «Chers confédérés», «geliebte Eidgenossen;» ни одинъ циркуляръ кандидата въ большой или малой совѣтъ, ни одна рѣчь къ народу не обходится безъ какихъ-то фанатическихъ заявленій любви оратора къ странѣ вообще, любви кантоновъ между собою, любви гражданъ кантона другъ къ другу и т. д., и девизъ «всѣ за одного, одинъ на всѣхъ», блистаетъ не только на зданіяхъ, знаменахъ разныхъ обществъ пѣвцовъ, стрѣлковъ, гимнастовъ и т. д., но и во всѣхъ рѣчахъ и офиціальныхъ и неофиціальныхъ обращеніяхъ къ народу.
Но одна уже эта афектація взаимной любви, эта погоня за патетическими и патріотическими заявленіями, должны навести самого недальновиднаго человѣка на мысль, что чувства эти выражаются слишкомъ шумно, тщеславно и часто, чтобы быть искренними; и дѣйствительно, они составляютъ не больше, какъ необходимый припѣвъ, родъ вѣжливой формулы, какъ «Вашъ покорнѣйшій слуга» въ концѣ письма. Но заявленія эти не только обязательны сами по себѣ, но они должны еще имѣть наивозможно искренній видъ, и чѣмъ они жарче, тѣмъ лучше; имъ никто не вѣритъ, но каждый швейцарецъ считаетъ обязательномъ для себя увѣрять другихъ, что онъ, дѣйствительно, страстно любитъ кантоны вообще, и каждый въ особенности, такъ что попробуй кто нибудь признаться громко, что это не больше какъ условная ложь, — его побьютъ каменьями, или, лучше сказать, закидаютъ грязью, объявятъ наполеоновскимъ агентомъ (замѣтимъ между прочимъ, что здѣсь это обвиненіе — ходячая монета, обыкновенный способъ сказать что нибудь дурное о человѣкѣ, о которомъ ничего дурного сказать нельзя, и къ этой уловкѣ прибѣгаютъ всѣ партіи), сепаратистомъ, и счастіе еще. если онъ отдѣлается такъ дешево, и ее.ли не начнутъ тотчасъ раскапывать его частную жизнь. Въ этомъ отношеніи швейцарцы очень похожи на нашихъ купцовъ, считающихъ, что ихъ дурно приняли, если хозяинъ не сталъ увѣрять, что ихъ посѣщеніе осчастливило навѣки и его самого, и дѣтей, и внучатъ до четвертаго или седьмого колѣна, а хозяйка не приневоливала ихъ ѣсть, и не принимала огорченнаго вида, если они отказывались. Извѣстно, что люди крѣпко держатся за условную ложь, гораздо крѣпче, чѣмъ за истину; можете быть, и эта ложь Швейцаріи сдѣлалась до того обязательною, что даже самые умные люди впадаютъ въ пошлость этихъ патетическихъ заявленій, какъ наприм. Карлъ Фогтъ на своихъ лекціяхъ называетъ Швейцарію не иначе, какъ «нашимъ возлюбленнымъ отечествомъ», и даже профессора университетовъ, — всѣ нѣмцы, купившіе гражданство на свои де- нежки, тоже считаютъ своей обязанностью довести до свѣденія почтеннѣйшей публики о своемъ швейцарскомъ патріотизмѣ, — хотя тутъ же, сойдя съ кафедры, въ разговорахъ съ тѣми же студентами, и въ особенности съ иностранцами, говорятъ о «возлюбленномъ отечествѣ» со злобой и ненавистью, и о «дорогихъ союзникахъ» съ величайшимъ презрѣніемъ, какъ о какой-то расѣ полукретиновъ, пьяныхъ, злыхъ и безчестныхъ.
Но откиньте эти возгласы, эти заявленія горячей любви кантоновъ между собою, и прочтите любой номеръ любой швейцарской газеты: по поводу каждаго вопроса, какъ бы ничтоженъ онъ ни былъ, вы найдете такую мелкую зависть, такую ядовитую злобу, такія гнусный обвиненія въ эксплоатаціи, подкупахъ, мошенничествахъ, и т. д. разныхъ кантоновъ относительно одинъ другого, что вы съ изумленіемъ спрашиваете, кого же наконецъ они обманываютъ патетическими возгласами? Но швейцарскій патріотизмъ позволяетъ ругать кантоны въ одиночку, — желать имъ всякихъ бѣдствій, и довольствуется только горячими заявленіями любви къ отвлеченной фикціи отечества вообще, реальныя части котораго отдѣльно вы имѣете полное право ненавидѣть со всею злобою, на какую только способно швейцарское сердце, — а этимъ много сказано.
И дѣйствительно вражда кантоновъ между собою, обусловливаемая всѣмъ, что только имѣетъ вліяніе на народную жизнь, — исторіей еще очень недавняго прошедшаго, рознью религій и фанатической ненавистью католицизма къ протестантизму, взаимными экономическими отношеніями, различіемъ расъ и ихъ особенностей, общею антипатіею германскаго и романскаго племени, — эта вражда слишкомъ реальна, слишкомъ очевидца, чтобъ ее можно было скрывать.
До конца прошлаго столѣтія въ Швейцаріи одни кантоны владѣли другими, такъ что ее никакъ нельзя было назвать Союзомъ; вассальные кантоны управлялись фогтами, присылаемыми отъ кантоновъ-владѣльцевъ, какъ нѣкогда отъ австрійскихъ эрцгерцоговъ, платили дань, должны были доставлять извѣстное количество рабочихъ и солдатъ и т. д. Все это было уничтожено французской республикой, что впрочемъ ей стоило много крови, такъ какъ со стороны швейцарцевъ, какъ владѣльцевъ, такъ и рабовъ, французскія войска встрѣчали самое упорное сопротивленіе, по крайней мѣрѣ, въ такъ называемой первоначальной Швейцаріи. Правда, швейцарцы стараются сдѣлать изъ этой войны эпопею, и придать всему дѣлу героическій видъ, чего въ дѣйствительности далеко не было, но тѣмъ не менѣе надо сказать, что, въ особенности сначала, сопротивленіе дѣйствительно было очень сильно. До Гельветической республики Швейцарія представляла полную картину феодализма, сохранившагося въ ней дольше, чѣмъ гдѣ нибудь въ другихъ странахъ. Кантоны вели войны, завоевывали другъ друга, грабили и эксплоатировали какъ въ средніе вѣка, и швейцарскіе патріоты мечтали снова возстановитъ такое блаженное состояніе послѣ паденія Наполеона. Конечно, это была наивность, достойная такого остроумнаго и прогрессивнаго народа, какъ швейцарцы, но они никакъ не могли усилить братскихъ чувствъ, питаемыхъ бывшими вассальными кантонами къ своимъ недавнимъ владѣльцамъ.
Въ теченіи первыхъ пятнадцати лѣтъ, слѣдовавшихъ за паденіемъ имперіи во Франціи, борьба партій въ самыхъ кантонахъ поглощала всю народную жизнь; — революція 30 года уже созрѣвала. Ограбленное, эксплоатированное и раззоренное сельское населеніе, лишенное всякихъ правъ, стремилось сбросить иго городовъ; въ самыхъ городахъ шла борьба между торговымъ и ремесленнымъ населеніемъ съ одной стороны, а съ другой привиллегированными семействами, — патриціями, — захватившими въ свои руки все управленіе. Междукантонная ненависть, повидимому, затихла, но только невидимому, потому что вспыхнула съ новой силой вслѣдъ за революціей 30 г.; и съ 32 до 47 нападенія Freischnaren совершаются все чаще и чаще. Конечно, тутъ религіозный фанатизмъ игралъ главную роль, — фанатизмъ, приготовлявшій уже войну Зондербунда, — но старая междукантонная вражда составляетъ все-таки главное основаніе дѣла. Вѣрные своему характеру грубаго насилія, неприкрытаго даже обыкновеннымъ, условнымъ видомъ болѣе или менѣе равной борьбы, звѣрскіе и трусливые молодые люди одного кантона собирались шайками, вооружались ружьями, ночью подкрадывались къ ничего неожидавшему городу какого нибудь сосѣдняго кантона другой религіи, устраивали засаду, и оттуда открывали пальбу но выходившимъ на рынокъ женщинамъ! И это дѣлалось еще въ 46 и 47 годахъ, между «возлюбленными союзниками», поклявшимися умереть «есть за одного и одинъ за всѣхъ»! Теперь на креслахъ разныхъ совѣтовъ, между президентами, штатгальтерами, и т. д. можно найти еще многихъ, занимавшихся въ былыя, памятныя всѣмъ времена, охотою на любезныхъ согражданъ.
Война Зондербунда слишкомъ памятна всѣмъ, чтобъ о ней нужно было говорить; но было бы большой ошибкой думать, что если Швейцарія спокойна, то это дѣйствительно потому, что побѣжденные въ самомъ дѣлѣ смирились и откровенно отказались и отъ своихъ намѣреній, и отъ мести. Побѣжденные вообще рѣдко прощаютъ побѣдителямъ свое пораженіе, а прощенья и забвенья обидъ отъ швейцарцевъ, да еще притомъ католиковъ, ожидать конечно, было бы трудно; имъ слишкомъ памятны еще кровавыя сцены усмиренія и умиротворенія, а безпрестанныя самовосхваленія побѣдителей, даже еще теперь, — не позволяли бы имъ забыть ихъ, если бы даже тѣ и хотѣли забыть. Нѣтъ, слѣды народной войны, да еще религіозной, не стираются такъ скоро, и католическое духовенство, а въ особенности выгнанные но конституціи 1847 года азъ страны іезуиты, еще болѣе разжигаютъ эту ненависть.
Въ настоящее время въ Швейцаріи, какъ и вездѣ, интересы народной жизни измѣнились, и вмѣсто прежняго религіознаго и исключительнаго національно-политическаго характера они приняли характеръ главнымъ образомъ экономическій; прежняя вражда осталась въ той же силѣ, но только перешла на другую почву. Впрочемъ Швейцарія имѣетъ то преимущество, что къ темнымъ сторонамъ покой жизни здѣсь присоединяются еще и темныя стороны прошедшаго, за которое она упорно держится; такъ что междукантонная вражда, принявши экономическій характеръ, не потеряла однако прежняго религіознаго, и даже отчасти и политическаго. При первомъ взглядѣ, въ Швейцаріи, кажется, царствуетъ тишь да гладь, да Божья благодать, но стоитъ только прочесть любую газету, чтобъ увидать, что любовь и братство, заявляемыя при каждомъ удобномъ и неудобномъ случаѣ, не больше какъ пуфъ, которому не вѣрятъ ни говорящіе, ни слушающіе, ни пишущіе, ни читающіе. Вопросъ о федеральной политехнической школѣ, вопросъ объ альпійской желѣзной дорогѣ, о тарифѣ, о государственной желѣзной дорогѣ, — все это вызываетъ самую злобную, яростную полемику, гдѣ экономическіе вопросы перемѣшиваются съ религіозными, чтобъ сильнѣе возбуждать массы; гдѣ зависть, страсть къ деньгамъ, старая ненависть кантоновъ между собою, вражда католиковъ и протестантовъ, вражда германской и романской расъ выступаютъ на свѣтъ самымъ циническимъ, самымъ наглымъ и безстыднымъ образомъ. Здѣсь уже стираются всѣ офиціальныя чувства преданности и любви согражданъ другъ къ другу-и къ ихъ «большому и малому отечеству», патріотизмъ безслѣдно пропадаетъ, и аргументы принимаютъ часто очень некрасивый характеръ. Такъ напр. по поводу федеральной политехнической школы журналы французской Швейцаріи заявляли громко, что нѣмецкіе кантоны грабятъ и эксплоатируютъ романскіе, обираютъ ихъ деньги, что дѣло идти такимъ образомъ не можетъ, и что романская Швейцарія рѣшится на самыя крайнія мѣры, чтобъ выйти наконецъ изъ этого положенія, — намекая на вмѣшательство другихъ державъ; юрскіе жители были еще откровеннѣе, и въ тоже время, какъ у Лаупена воздвигали памятникъ въ воспоминаніе битвы съ французами, они прямо заявляли, что если не исполнятъ ихъ требованій но дѣлу исправленія юрскихъ водяныхъ сообщеній и постройки юрской желѣзной дороги, они присоединятся къ Франціи. Тутъ куда и патріотизмъ пропалъ, какъ дѣло дошло до франковъ! Frenkeli, какъ называютъ швейцарцы ласкательно франкъ, есть единственное божество, единственный стимулъ, а всѣ эти офиціальныя заявленія патріотизма, патріотическія фразы — все ложь, и ложь сознательная. «Epitaphe, tout est épitaphe!», приходится повторять за Тенферомъ, читая краснорѣчивые возгласы и приглашенія умирать за отечество, дѣлаемыя казенными ораторами на каждой попойкѣ, — épitaphe, tout est épitaphe!
Прошлою осенью въ Ніонѣ былъ праздникъ общества пѣвцовъ; пѣлись разныя патріотическія пѣсни, говорились разные болѣе или менѣе задорные и воинственные спичи противъ сильныхъ и честолюбивыхъ сосѣдей, — однимъ словомъ все было какъ должно, по крайней мѣрѣ, но разсказу Journal de Genève; жаль только что журналъ этотъ забылъ разсказать игривый фактецъ, что послѣ всѣхъ этихъ пѣсенъ и спичей, когда языки нѣсколько развязались отъ вина, подняли вопросъ о томъ, хорошо ли было бы, если бы Женевскій, лозанскій и невшательскій кантоны были присоединены къ Франціи, — и рѣшено было, что этого, дѣйствительно, должно желать, такъ какъ тогда была бъ уничтожена пошлина на ввозъ винъ во Францію. Таково, впрочемъ, общее мнѣніе, — по крайней мѣрѣ въ водскомъ кантонѣ, и фактъ этого разсужденія не представляетъ ничего особеннаго; женевскій журналъ просто замѣтилъ, что за обѣдомъ и послѣ пѣвцы толковали о своихъ дѣлахъ. Не думайте, чтобъ онъ не разсказалъ содержанія толковъ потому, что находилъ бы ихъ несовсѣмъ хорошими, нисколько! О такихъ вещахъ просто не принято говорить печатно и публично, да и самъ Journal de Genève едва ли не раздѣляетъ мнѣнія пѣвцовъ и владѣльцевъ виноградниковъ; по крайней мѣрѣ, но случаю женевскаго конгресса онъ дѣлалъ самыя странныя заявленія; и, несмотря на его возгласы объ единствѣ и нераздѣльности отечества, въ этой партіи Франція найдетъ обильный запасъ префектовъ, супрефектовъ, меровъ, кандидатовъ на почетнаго легіона и на разныя теплыя мѣстечки.
Швейцарцы, какъ нынѣшнее французское дворянство, живутъ на счетъ репутаціи и славы своего прошедшаго, наивно твердя, что ихъ предки Римъ спасли. Но увы! времена Телей прошли для Швейцаріи безвозвратно, и между нынѣшними чиновниками, фабрикантами, торговцами, трактирщиками и т. д., такъ же мало ІІІтауферовъ и Бинкельридовъ, какъ мало Гораціевъ и Куріаціевъ между лакеями римскихъ кардиналовъ. Швейцарія дѣйствительно можетъ съ большимъ правомъ чѣмъ Италія сказать, что она сдѣлалась сама собою, и клятва на Грютли имѣла великія послѣдствія, основала великое дѣло, — швейцарскую федерацію. Но не надо независимость нынѣшней Швейцаріи считать результатомъ славной борьбы, которую выдержала страна съ сосѣдями; если Швейцарія существуетъ, то только благодаря конгрессу 1815 года, позволившему ей, въ припадкѣ великодушія, остаться независимою, подъ условіемъ вѣчной нейтральности.
Noblesse oblige, думаютъ, вѣроятно, швейцарцы, и потому при каждой попойкѣ, — а попойки здѣсь часты, — при каждомъ праздникѣ, говорятъ самыя смѣлыя, воинственныя рѣчи, — можетъ быть потому, что обязаны вѣчно оставаться нейтральными, и слѣдовательно рѣчи эти ни къ чему не обязываютъ; а между тѣмъ почему не покуражиться шовинизмомъ. Всѣ эти возгласы тѣмъ страннѣе, что нѣтъ расы менѣе способной на что нибудь рѣшительное и энергическое, болѣе гибкой и трусливой, чѣмъ швейцарцы. Когда союзники приблизились къ ихъ сѣверной границѣ, швейцарское правительство выставило на границу войско со строжайшимъ приказаніемъ сохранять нейтральность швейцарской земли, и, въ случаѣ надобности, дружнѣе отражать всякую попытку вождей обѣихъ сторонъ вступить въ Швейцарію. Союзники не обратили на это никакого вниманія и перешли черезъ базельскій кантонъ по Францію, что сократило имъ дорогу, а швейцарская армія благоразумно отступила во внутрь страны, и пропустила союзный войска.
Это было началомъ новой эры, новой политической жизни страны. Съ того времени передъ кѣмъ только не подличала Швейцарія, передъ кѣмъ не унижалась, лишь бы сохранить нейтральность! Но эти уступки для страны опаснѣе открытой борьбы, — они деморализуютъ, лишаютъ ее увѣренности въ самой себѣ, и заставляютъ ее возлагать всю свою надежду на милость и великодушіе сосѣдей, которые, можетъ быть, и не раздѣлятъ ее.
Даже прежняя слава швейцарцевъ какъ наемныхъ войскъ померкла съ революціею 1830 года; съ легкой руки парижанъ плохо вооруженныя толпы народа были и въ Неаполѣ, и въ Римѣ, — и не одинъ разъ, — и даже въ послѣднюю римскую экспедицію только вмѣшательство французскихъ войскъ спасло швейцарцевъ папской арміи отъ совершеннаго пораженія. Все это было слишкомъ недавно, чтобъ быть забытымъ, но швейцарцы и теперь еще продолжаютъ хвастаться какъ Яковъ Хамъ, будущими побѣдами. Для чего прикидываются они воинственнымъ народомъ, и что нравится имъ въ воинственности — одинъ Богъ вѣдаетъ.
II
правитьКонституція 1847 года гарантируетъ свободу вѣроисповѣданія всѣмъ, признаннымъ государствомъ, христіанскимъ сектамъ, и притомъ во всей Швейцаріи. Но мало ли что написано въ конституціи, и былъ бы очень наивенъ тотъ, кто принялъ бы параграфы конституціи за дѣйствительное право; дѣло въ томъ, что отношеніе общей, федеральной конституціи къ кантоннымъ законамъ чрезвычайно неопредѣленно и темно, — а что еще важнѣе, — исполненіе конституціи кантонами ничѣмъ не обезпечено. Такимъ образомъ лѣтъ пять тому назадъ были выгнаны изъ страны мормоны: положимъ здѣсь швейцарцы приводятъ обыкновенно въ свое оправданіе то обстоятельство, что мормонскій обычай многоженства противенъ основнымъ законамъ государства, нравственности, и пр., и пр., и пр. (замѣтимъ между прочимъ, что русскіе, французскіе, англійскіе законы допускаютъ многоженство магометанъ, и нѣтъ причины думать, чтобъ это обстоятельство дѣйствовало особенно гибельно на нравственность остального населенія этихъ странъ); но два года тому назадъ въ Люцернѣ разыгралась исторія, ничѣмъ не уступающая знаменитой исторіи маленькаго Мортары, — извѣстная, вѣроятно и читателю, исторія анабаптиста, у котораго общинное управленіе отняло силой ребенка, окрестило сю по католическому обряду, и отдало на воспитаніе въ чужой домъ, на томъ основаніи, что анабаптистъ, уже потому что онъ анабаптистъ, не можетъ хорошо воспитывать его, — а отца посадили въ тюрьму за сопротивленіе властямъ, т. е. полицейскому комиссару, пришедшему брать у него ребенка! Несчастный отецъ обратился въ кантональное правительство съ жалобой; то, конечно, какъ и всегда, оправдало своихъ чиновниковъ, тѣмъ дѣло и кончилось. Не думайте чтобъ этотъ случай былъ исключеніемъ, — нисколько; такія вещи, только въ менѣе рѣзкой формѣ, можетъ быть, совершаются ежедневно. Такъ, напр., если въ католической общинѣ останется сирота послѣ смерти протестантскихъ родныхъ, — его всегда заставляютъ принимать католическую вѣру.
Рѣдкая недѣля проходитъ безъ того, чтобъ въ газетахъ не появлялось описанія вѣчнаго, постоянно возобновляющагося скандала по поводу погребенія протестантовъ на католическихъ кладбищахъ, — а сколько этихъ скандаловъ проходитъ еще безвѣстно! Швейцарцы вообще не любятъ гласности, не любятъ выносить изъ избы соръ, и потому въ газетахъ появляются разсказы только о скандалахъ, происшедшихъ въ городахъ или ближайшихъ подгородныхъ общинахъ, а чуть деревня подальше, то въ ней могутъ совершаться самыя темныя дѣла, какъ въ самомъ темномъ захолустьѣ.
Дѣло, обыкновенно, состоитъ въ томъ, что если умираетъ въ католической общинѣ протестантъ, — дѣло само уже по себѣ нечастое, такъ какъ большею частію исключительно католическія, не смѣшанныя, общины начисто отказываютъ протестантамъ въ правѣ поселенія, и если по законамъ кантона, или по междукантонной конвенціи не могутъ сдѣлать этого легально, то достигаютъ цѣли столь же прямыми, но экстра-легальными путями, напр. молодежь общины придетъ въ домъ къ протестанту, перебьетъ все, затѣмъ изобьетъ его, жену и дѣтей, и вдобавокъ заявитъ, что будетъ дѣлать ему подобныя посѣщенія, пока онъ не уберется
прочь. Идти въ судъ но о судахъ мы поговоримъ послѣ. И такъ если умираетъ въ католической общинѣ протестантъ, то въ послѣднюю минуту обыкновенно къ нему является католическій священникъ, и уговариваетъ перейти in extremis въ католицизмъ, угрожая въ противномъ случаѣ не только адомъ, но еще и тѣмъ, что тѣло его не будетъ похоронено на кладбищѣ, а брошено въ яму, или схоронено гдѣ нибудь въ неосвященной землѣ. Извѣстно, что на простыхъ людей эта угроза дѣйствуетъ очень сильно, и что для нихъ далеко не индиферентно, какъ они будутъ похоронены. Такимъ образомъ послѣднія минуты умирающаго отравлены, иногда онъ остается твердъ и не уступаетъ, иногда же, измученный и запуганный, соглашается на требованія католическаго священника. Вслѣдъ за смертью начинается скандалъ по поводу его трупа. Если онъ перешелъ въ. католицизмъ, священникъ требуетъ отъ родныхъ его трупъ, считая его уже своею собственностью, и увѣряя, что трупъ католика не долженъ оставаться въ рукахъ протестантовъ; въ случаѣ если родные захотятъ сами похоронить его, имъ общинное управленіе отказываетъ и въ правѣ хоронить внѣ кладбища, и въ правѣ вывезти трупъ. Если же умирающій отказался перемѣнить религію, роднымъ не позволятъ хоронить его на католическомъ кладбищѣ, и вся община собирается у дома, кричитъ, ругается, и требуетъ немедленнаго очищенія общины отъ этой «падали» (charogne). Замѣтьте, что все это происходитъ даже въ кантонахъ, гдѣ есть гражданское погребеніе, и гдѣ, слѣдовательно, но закону нельзя дѣлать различія между католиками и протестантами! Такова въ Швейцаріи свобода совѣсти и вѣроисповѣданія! Всѣ эти милыя выходки дѣлаются, правда, только католиками — протестантскіе пасторы слишкомъ образованы и развиты люди, чтобы возбуждать подобный фанатизмъ. Но за то католическое духовенство до того съумѣло фанатизировать народъ, что ненависть между католиками и протестантами подаетъ безпрерывно поводъ въ дракамъ, нерѣдко кончающимся смертью кого нибудь изъ бойцовъ. По поводу бордезскихъ убійствъ не только въ какихъ нибудь отдаленныхъ городахъ, но даже въ Фрейбургѣ служились открыто благодарственные молебны! а католическіе журналы пріятно шутили надъ жертвами, и старались еще пустить въ нихъ грязью. Въ нѣкоторыхъ католическихъ, такъ называемыхъ новыхъ общинахъ женевскаго кантона даже обсуждался вопросъ, не выгнать ли вонъ протестантовъ, разломать и разрушить домъ, въ которомъ они отправляли богослуженіе, и выбросить изъ земли схороненные трупы, такъ какъ они оскверняютъ собою католическую почву.
Теоретическій вопросъ о раздѣленіи государства и церкви, церкви и школы, въ католическихъ кантонахъ рѣшенъ, ко всеобщему удовольствію, очень просто. Но федеральной конституціи, напр., школы совершенно независимы отъ духовенства, а на дѣлѣ всѣ фрейбургскія школы управляются духовенствомъ, всѣ школы въ Юрѣ завѣдуются сестрами христіанской доктрины, а въ послѣднее время это фактическое положеніе стремятся сдѣлать легальнымъ, и утвердить закономъ. Въ Фрейбургѣ напр., гдѣ весь кантонъ находится въ рукахъ іезуитовъ, — хотя федеральная конституція и запрещаетъ имъ входъ въ Швейцарію, — выборы дѣлаются до крайности просто; католическіе священники являются къ урнѣ въ сопровожденіи всѣхъ прихожанъ, тутъ же раздаютъ имъ бюллетени, которые они и опускаютъ въ урну, — и все это дѣлается въ присутствіи властей, обязанныхъ по закону наблюдать за свободой и независимостью вотированія.
Въ прошломъ іоду въ одной общинѣ фрейбургскаго кантона совершился неслыханный до того времени фактъ: богатый и вліятельный торговецъ сыромъ не только отказался отъ готоваго бюллетеня, но вотировалъ противъ католическаго кандидата, и даже — о ужасъ! убѣждалъ сосѣдей и знакомыхъ поступить такъ же. Очевидно такую паршивую овцу надо было удалить, иначе она заразила бы всю паству; удалить — прекрасно, по какъ? Сначала пробовали было прибѣгнуть къ обыкновенному средству, — направлять на него набожную молодежь, — но это оказалось неудобнымъ, такъ какъ и продавецъ сыровъ, и работники его были народъ сильный и смѣлый, и даже разъ пребольно намяли бока одному изъ усердныхъ католиковъ. Священникъ придумалъ слѣдующее: онъ подкупилъ служившую у сырника дѣвушку чтобы она, во-первыхъ, распустила слухъ, что у того въ домѣ водятся нечистые духи; затѣмъ онъ научилъ ее провести изъ ея комнаты на чердакъ, подъ крышу, веревочку, къ концу которой она привязала полѣно, и каждую мочь, когда все уже спало, — она дергала эту веревочку, и подъ крышей поднимался странный стукъ; когда и это не подѣйствовало, дѣвушка, все по наущенію священника, стада швырять камнями въ скотъ, и даже въ людей, такъ что жизнь въ домѣ стала дѣйствительно невыносимою. Наконецъ сырникъ открылъ въ чемъ штука, и представилъ дѣвушку въ судъ; ту, конечно, посадили въ тюрьму, но послѣ первого же допроса, когда она призналась, что дѣйствовала но наущенію священника, ее отпустили, и дѣло прекратили, такъ что о немъ никто бы и не зналъ, если бы «Confédéré» не поспѣшилъ разсказать его публикѣ.
Въ смѣшанныхъ кантонахъ и общинахъ прозелитизмъ составляетъ не только дѣло фанатизма, но и вопросъ самолюбія для духовенства обоихъ вѣроисповѣданій, и потому достигаетъ невозможныхъ, невообразимыхъ размѣровъ; не довольствуясь болѣе или менѣе нормальнымъ населеніемъ, и католическій священникъ и протестантскій пасторъ, держась принципа брать свое добро вездѣ, гдѣ бы оно ни встрѣтилось, не пренебрегаютъ патологическими душами, и ищутъ себѣ прозелитовъ даже въ съумасшедшихъ домахъ, такъ что чуть только директоръ послабѣе, или недосмотритъ, въ заведеніяхъ умалишенныхъ поднимается религіозная вражда!
Мы уже упомянули, что правительства нѣкоторыхъ католическихъ кантоновъ клерикальны до невѣроятія; въ этомъ отношеніи первоначальные кантоны, — колыбель швейцарской свободы — стоятъ на первомъ мѣстѣ, и только развѣ іезуитскій Фрейбургъ поспоритъ съ ними. Тѣлесное наказаніе Ринекера слишкомъ свѣжо въ памяти всѣхъ, чтобы нужно было говорить о немъ, и я только напомню его чтобы дать читателю идею, какова свобода мысли въ первоначальныхъ кантонахъ, и какъ тамъ неограниченно царствуетъ католическое духовенство. Вліяніе духовенства въ Фрейбургскомъ кантонѣ вполнѣ обрисовывается, мнѣ кажется, напримѣръ, слѣдующимъ фактомъ: Фрейбургъ — одинъ изъ самыхъ бѣдныхъ кантоновъ, и едва ли не самый отсталой, послѣ Ури и Швица, въ умственномъ отношеніи; бюджетъ его департамента народнаго просвѣщенія составляетъ всего десять тысячъ франковъ, и на всѣ убѣжденія и представленія прогрессивной партіи, что этого слишкомъ мало, что школы находятся въ ужасномъ положеніи, и т. д., правительство отвѣчало вѣчнымъ non possumus, — нѣтъ денегъ; между тѣмъ въ ноябрѣ 1867 г., т. е. пять недѣль послѣ долгаго и жаркаго спора по этому вопросу, совѣтъ сдѣлалъ фрейбургскому епископу и его духовенству подарокъ въ 419 тысячь франковъ, т. е. сумму, которая на сорокъ два года удвоила бы бюджетъ школъ. Къ этому остается прибавить, что въ Швейцаріи совершено было послѣднее ауто-да-фе когда о немъ забыли даже и въ Испаніи, и въ то время, какъ во Франціи творенія энциклопедистовъ сдѣлались уже настольною книгою каждаго мало-мальски просвѣщеннаго человѣка, просвѣщенные швейцарцы истязали несчастную старуху, и наконецъ сожгли ее, какъ вѣдьму.
Протестантскій піэтизмъ и женевское мамьерство, рѣзко отличаясь отъ фанатическаго католицизма своимъ строго систематичнымъ характеромъ, своею законченностью и разсчетливостью, составляютъ не менѣе надежное и вѣрное орудіе реакціи, какъ и іезуиты католическихъ кантоновъ. Здѣсь религіозные догматы до того слились съ извѣстными политическими и соціальными принципами и взглядами, что раздѣлитъ ихъ нѣтъ никакой возможности; первые служатъ очень удобнымъ орудіемъ для вторыхъ, вторые составляютъ реализацію первыхъ, и veto всякому измѣненію произносится не только во имя выгоды, но и во имя религіи. Здѣсь самый циническій лавочный эгоизмъ возводится на степень религіознаго догмата, эксплоатація дѣлается не только соціальнымъ правомъ, но почти религіозною обязанностью, а отношенія патрона къ своимъ рабочимъ приняло тотъ наивно патріархальный характеръ, гдѣ хозяинъ мастерской ставитъ въ conditio sine qua non хожденіе въ церковь по воскресеньямъ и вотированіе въ пользу извѣстнаго кандидата, наравнѣ съ работою извѣстнаго числа часовъ въ день. Всякая попытка, всякая даже мысль измѣнить отношеніе труда къ капиталу есть дѣло не только невыгодное для но слѣда я то, не только опасное обществу, но и противное религіи и нравственности, и настоящее положеніе рабочаго класса — фактъ постановленный и освященный божественнымъ правомъ, и слѣдовательно должно быть также неприкосновенно, какъ и всѣ постановленія, проистекающія изъ этого права.
Такимъ образомъ піэтизмъ сдѣлался синонимомъ ультра-консерватизма, политическаго и соціальнаго, и открытымъ врагомъ всякаго движенія, всякаго измѣненія, а между тѣмъ піэтисты составляютъ въ большей части протестантскихъ кантоновъ господствующую политическую партію. Ихъ идеалъ будущности страны — вѣчное statu quo, ихъ принципы нравственности — уголовный кодексъ, ихъ соціальныя стремленія — эксплоатація и быстрое обогащеніе, ихъ политическія убѣжденія — большое жалованье, столовыя, разъѣздныя и т. л. деньги.
Посмотрите на Женевскую такъ называемую аристократію, на (этихъ богачей, милліонеровъ, нажившихся всевозможными способами, за которые уголовный кодексъ забылъ назначить наказанія; какое наглое, презрительное обращеніе съ своими рабочими, и какая гнусная угодливость, заискиваніе, заглядываніе въ глаза богатымъ иностранцамъ! Какъ онъ заставляетъ стоять предъ собою безъ шапки бѣднаго блузника, дрожащаго отъ холода, и какъ стоитъ безъ шапки самъ передъ англичаниномъ, покупающимъ у него разный вздоръ! И какъ они прониклись святостью своихъ патронскихъ интересовъ, какъ они проповѣдуютъ эту святость своимъ коми, носильщикамъ, даже бѣдному разсыльному мальчику при магазинѣ, бѣгающему изъ одного конца города въ другой, относя сдѣланныя въ магазинѣ покупки, въ блузѣ или легкомъ сюртукѣ, но холоду рождественскихъ праздниковъ. Навиль, ихъ глубочайшій мыслитель, піэтическій философъ, имѣющій, между прочимъ больше ста тысячь франковъ дохода — въ своихъ лекціяхъ о добрѣ и злѣ, — лекціяхъ, на которыя сходились тысячи человѣкъ, и которыя, по мнѣнію женевскихъ мамьеровъ, представляютъ высшій нравственный идеалъ, составлявшійся когда нибудь въ умѣ людей; — долго убѣждалъ своихъ слушателей дѣлать по возможности добро, все добро, которое только можно будетъ имъ сдѣлать: «будьте какъ солнце, разливающее вокругъ свои теплые и свѣтлые лучи, животворящіе природу», говорилъ онъ, — но вдругъ, вѣроятно боясь чтобы кто нибудь не слишкомъ увлекся его словами, заключилъ, что добро это должно быть въ извѣстныхъ предѣлахъ, — и что коми въ лавкѣ, напр., обязанъ прежде всего думать объ интересахъ своего патрона. Вотъ оно на что свелась ихъ нравственность! Какже не вспомнить при этомъ знаменитый анекдотъ лавочника, зовущаго своего прикащика на молитву: «Ты положилъ песку въ перецъ»? — Положилъ. — «А сушеной земли къ кофе?» — Положилъ. — «Такъ ступай на молитву, — теперь пора».
Федеральная конституція гарантируетъ свободу вѣроисповѣданія всѣхъ христіанскихъ сектъ, признанныхъ государствомъ; какова эта гарантія на дѣлѣ — мы видѣли, но, по крайней мѣрѣ, de jure вы имѣете право быть, напримѣръ, анабаптистомъ, хотя de facto у васъ, можетъ быть, и отнимутъ вашихъ дѣтей и отдадутъ на воспитаніе кому нибудь, нераздѣляющему вашихъ зловредныхъ заблужденій. Но читатель видитъ, что свобода вѣроисповѣданія касается только христіанскихъ сектъ, и не распространяется, напр. на евреевъ, — и это не пустая формула, не мертвая буква. Только очень немногіе кантоны позволяли у себя селиться евреямъ, въ большей же части законъ положительно запрещалъ это. Нѣсколько разъ старались ввести въ конституцію параграфъ, позволяющій евреямъ селиться гдѣ хотятъ, всякій разъ это предложеніе отвергалось большинствомъ, которое еще не признаетъ, «что жидъ есть тоже человѣкъ», и нужно было вмѣшательство Франціи, поставившей непремѣннымъ условіемъ торговаго трактата право поселенія евреевъ, чтобъ имъ дали право жить гдѣ хотятъ. Не правда ли, какая передовая страна.
Посмотрите же на оборотъ медали. Въ Швейцаріи три университета, множество академій, политехническая школа, — но вы не найдете въ этомъ столѣтіи ни одного имени, громкаго въ наукѣ. Профессора вездѣ нѣмцы или французскіе выходцы, такъ что швейцарцы только жалуются, что иностранцы отбиваютъ у нихъ въ ихъ собственной странѣ хлѣбъ. Между тѣмъ, несмотря на всѣ усилія «патріотовъ», т. е людей, видящихъ величіе я выгоду страны не въ томъ, чтобъ въ ея университетахъ были хорошіе профессору, какая бы ни была ихъ національность, а въ томъ, чтобъ мѣста съ жалованьемъ были замѣщены швейцарцами, — несмотря на всѣ льготы и выгодныя условія, предлагаемыя швейцарцамъ, несмотря на отсутствіе конкурса, бернскій университетъ, напримѣръ, въ теченіи полугода не имѣлъ профессоровъ для медицинской и хирургической клиники, десять мѣсяцевъ не имѣлъ профессора акушерства, полтора, года профессора офталмологіи, и пять лѣтъ профессора общей патологіи и патологической анатоміи, потому что всѣ хотѣли отыскать для этихъ кафедръ швейцарцевъ, и наконецъ кончили тѣмъ, чѣмъ слѣдовало начать, т. е. выписали нѣмцевъ. Впрочемъ въ Швейцаріи очень порицаютъ, что университетъ прибѣгнулъ къ Германіи; но мнѣнію швейцарцевъ слѣдовало бы не торопиться выборомъ профессоровъ, а поручить кафедры эти временно какимъ нибудь врачамъ, а между тѣмъ нашлись бы кандидаты швейцарцы, которыхъ можно было бы послать въ Германію приготовляться на профессуру. Что имъ за дѣло, что въ это время студенты не учились бы и вышли незнающими — за то жалованье не платилось бы иностранцамъ, и вообще все дѣлалось бы en famille. Какъ видно, патріотизмъ и глупость для нихъ равнозначущія понятія.
Относительно ученыхъ Женева, впрочемъ, составляетъ утѣшительное исключеніе изъ очень грустнаго общаго правила; въ ней теперь, напр., въ академіи собралась цѣлая плеяда громкихъ именъ: Клапаредъ, Пикте, Де-да-Ривъ, Мариньякъ, Фохтъ, Плантамуръ. Надо также замѣтить, что Женева всего менѣе швейцарскій городъ, а всѣ эти ученые воспитывались и учились во Франціи и Германіи.
Увы, Швейцарія пережила свою ученую славу, какъ пережила и героическую, и вѣкъ Руссо и Песталоцци, Гельвеціуеа и Галлера прошелъ точно также, какъ прошелъ вѣкъ Стауфера и Теля, Эрлаха и Бинкельрида, и едва ли не прошелъ безвозвратно. Сначала нынѣшняго столѣтія жизнь страны приняла другое направленіе, результатомъ котораго является полная остановка умственной жизни. Остановка эта замѣтна не только въ наукѣ, но и въ другихъ отрасляхъ умственной дѣятельности; литература, — если только возможно говорить о швейцарской литературѣ — пробавляется разсказами, чѣмъ-то среднимъ между повѣстью и проповѣдью, и не имѣетъ ни одною литературнаго журнала, кромѣ идіотской Illussration Suisse. Что сказать объ умственной жизни страны, гдѣ Навиль считается глубокимъ мыслителемъ, Картере даровитымъ полемистомъ, Урбенъ Оливье талантливымъ беллетристомъ, Пети-Сенъ юмористомъ и поэтомъ. Тенферъ — тоже женевецъ, былъ какимъ-то исключеніемъ, да впрочемъ ему теперь предпочитаютъ Урбена Оливье — и подѣломъ, не сыпь бисера передъ свиньями.
III.
правитьВсе въ мірѣ видоизмѣняется, и нѣтъ такой медали, которая не имѣла бы своей оборотной стропы. Не всегда людямъ хороша жизнь среди красивой природы, а иногда они очень дорого платятъ за красоты природы, которымъ такъ завидуютъ наивные туристы. Величественныя горы, стремительные потоки, бѣгущіе съ синихъ ледниковъ, и всѣ эти достопримѣчательности, занесенныя въ гиды съ разными громкими прилагательными въ превосходной степени, положили на физическую и нравственную природу швейцарскаго народа, на его матеріальную и соціальную жизнь, глубокую, и едва ли не неизгладимую печать, — и замѣчательно, — хотя и очень понятно, — печать эта, сравнительно мало замѣтная въ средніе вѣка, врѣзывается все глубже и глубже, но мѣрѣ того какъ открытѣе и логичнѣе, рѣзче и яснѣе развиваются общественныя условія народной жизни.
Въ дѣлѣ расъ горы — элементъ, по преимуществу, консервативный съ одной стороны, регрессивный и вредный съ другой. Было бы большой ошибкой считать швейцарцевъ потомками гельветовъ римскаго и германскаго періода; повидимому, въ Швейцаріи германскій, и именно спеціально-племенной типъ долженъ былъ бы сохраниться всего чище, гораздо чище, чѣмъ въ другихъ европейскихъ странахъ. Въ то время, какъ, по выраженію Фохта, Марсъ и сопровождающая его Венера, смѣшали въ Европѣ всевозможныя племена, самые разнообразные тины, Швейцарія, благодаря своимъ горамъ, спаслась отъ историческаго момента измѣненія и смѣшенія расъ. Но съ другой стороны тѣже горы сохранили несчастной странѣ примитивныхъ ея жителей, смѣшали ихъ кровь съ кровью новыхъ поселенцевъ, и такимъ образомъ ухудшили, испортили новую расу, такъ что теперь самые невнимательные путешественники, въѣзжая въ Швейцарію, поражаются страшной разницей физической и умственной, между швейцарцами и другими сосѣдними народами, и дѣйствительно разница эта бросается глаза, и чѣмъ ближе узнаешь швейцарцевъ, тѣмъ она кажется глубже и рѣзче, до такой степени, что въ анатомическихъ собраніяхъ черены и скелеты индивидуумовъ другихъ расъ и народовъ поражаютъ красотой и благородствомъ формъ. Маленькій ростъ, длинныя руки, какъ у обезьянъ, кривыя ноги, широкій тазъ, узкій черепъ, безо лба, но за то съ огромными челюстями, придающій всей физіономіи что-то тупое и животное, — вотъ отличительные признаки швейцарской расы, т. е. дѣйствительно швейцарской, коренной, а не женевскихъ или базельскихъ жителей. Ко всему этому надо еще прибавить, что зобы, кретинизмъ и идіотство, рахитизмъ и весь страшный рядъ мозговыхъ комиликацій отравляютъ въ самихъ ея зародышахъ физическую жизнь этой несчастной расы, такъ что во всей природѣ этого народа есть что-то низшее и болѣзненное, возбуждающее отвращеніе и жалость. Каждый, кому случалось заниматься и работать въ швейцарскихъ госпиталяхъ, знаетъ, что даже ходъ болѣзней, особенно хирургическихъ, здѣсь далеко не такой, какъ въ госпиталяхъ другихъ странъ, что еще болѣе показываетъ, какъ весь организмъ этой расы глубоко пропитался этимъ ухудшающимъ, — нормально-низшимъ или патологическимъ — элементомъ. Полукретинизмъ самый очевидный, въ діагнозѣ котораго не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія, составляетъ въ сельскомъ населеніи внутреннихъ кантоновъ не только частое явленіе, но прямо и положительно норму, насколько можно судить объ этомъ по больнымъ, привозимымъ въ госпитали вслѣдствіе случайныхъ болѣзней, а также и по тому впечатлѣнію, которое выноситъ каждый путешественникъ, умѣющій наблюдать и видѣть. Пораженные общимъ характеромъ физической и нравственной тупости — я чуть не сказалъ анестезіи, — въ огромномъ большинствѣ больныхъ, молодые профессора-нѣмцы сдѣлали въ бернскомъ госпиталѣ опытъ извѣстнаго измѣренія чувствительности, и оказалось, что между цифрами изслѣдованій, сдѣланныхъ въ Германіи, и полученными здѣсь, разница такъ велика, что на нее неизбѣжно должно смотрѣть, какъ на племенную особенность. Это состояніе полукретинизма позволяетъ этимъ индивидуумамъ исполнять всѣ полевыя и домашнія работы, конечно по готовому шаблону; и отчасти потому, а отчасти и по той причинѣ, что они составляютъ чуть не половину сельскаго населенія внутреннихъ кантоновъ, они никакъ не считаются чѣмъ нибудь анормальнымъ; умственная несостоятельность и недостаточность составляютъ, дѣйствительно, племенную особенность, и, болѣе или менѣе, ею страдаетъ все населеніе Швейцаріи, т. е. конечно сельское, такъ какъ въ городахъ раса улучшается примѣсью французской и нѣмецкой крови. Оттого Швейцарія представляетъ огромный процентъ идіотовъ кретиновъ, — процентъ, дающій ей въ этомъ отношеніи первое мѣсто въ ряду европейскихъ странъ, такъ что даже самые несчастные округа пиринеевъ, альпійскихъ долинъ, Аосты, некарской долины все еще далеко не равняются съ Швейцаріею, въ общемъ итогѣ. Извѣстно, какъ тѣсна связь зоба и кретинизма, — и въ Швейцаріи человѣкъ — въ особенности женщины — не имѣющій зоба, составляетъ, чрезвычайно рѣдкое исключеніе, и притомъ зобы здѣсь достигаютъ такихъ размѣровъ, какихъ я никогда не видалъ у кретиновъ пекарской долины, и только несчастная аостская долина можетъ поровняться въ этомъ отношеніи съ Швейцаріей, такъ что можно положительно сказать, что нѣкоторая степень кретинизма вошла нормальнымъ элементомъ въ организацію швейцарской расы. И это явленіе стоитъ не одиночно; оно сопровождается цѣлымъ рядомъ другихъ явленій, съ которыми оно связано общею генерическою связью; тяжелыя мозговыя болѣзни, какъ извѣстно, всѣ связаны тѣсно между собою, порождаютъ другъ друга, переходятъ другъ въ друга въ различныхъ поколѣніяхъ, и Швейцарія представляетъ рѣзкій, очень печальный примѣръ этой патологической особенности. Ни одна страна не даетъ такихъ странныхъ статистическихъ цифръ относительно умалишенныхъ и эпилептиковъ, какъ Швейцарія, и въ этомъ отношеніи она стоитъ прямо за Фарерскими островами.
Извѣстно, что аборигены Европы, люди озерныхъ жилищъ, не изчезли совершенно въ до-историческія времена, и можно даже думать, что раса ихъ, конечно, въ очень маломъ числѣ, сохранилась до времени Карла Великаго, — раса людей очень маленькаго роста, безобразныхъ, злыхъ и глупыхъ, скрывавшихся въ пещерахъ. Во всей Европѣ эти остатки прежняго населенія изчезли совершенно, истребленные уже въ первые вѣка христіанства, но въ швейцарскихъ долинахъ они сохранились въ довольно значительномъ числѣ и смѣшались съ германскою расою, ухудшивъ ее такимъ образомъ. Узкіе ихъ черепа, огромное развитіе челюстей, маленькій ростъ, длинныя руки, болѣзненная, наклонность къ рахитизму со всѣми его послѣдствіями, преобладаніе животныхъ инстинктовъ, не удерживаемые разсудкомъ животные порывы злобы, бѣшенства, половыхъ стремленій, — все это, конечно въ смягченной формѣ, перешло роковымъ наслѣдствомъ къ ихъ потомкамъ, современнымъ швейцарцамъ, а эти, въ свою очередь, не только ничего не сдѣлали, чтобъ противодѣйствовать этому роковому наслѣдственному элементу, но еще своими законами о бракѣ, своими обычаями и соціальнымъ устройствомъ точно нарочно создали всѣ условія, благопріятствующія его развитію, и еще усилили его вліяніе; за то теперь они могутъ похвастаться, что сохранили одни только въ природѣ чистую примитивную расу, — Сохранили ее, до такой степени, что черепа швейцарцевъ настоящаго времени чрезвычайно близки къ черепамъ датчанъ каменнаго періода. Конечно, въ научномъ отношеніи, это фактъ очень интересный, и надо быть благодарнымъ этому самоотверженному народу, рѣшившемуся остановиться на томъ уровнѣ умственнаго и мозгового, — по крайней мѣрѣ черепнаго — развитія, на которомъ стояли остальные европейскіе народы многія тысячи лѣтъ тому назадъ, но наши научно-антропологическія симпатіи не должны заставлять насъ закрывать глаза на современный фактъ, — фактъ этотъ очень печаленъ. На земномъ шарѣ мало расъ, въ которыхъ животные инстинкты и порывы сохранились бы въ такой чистотѣ, въ такой цѣльности и необузданности, какъ въ швейцарцахъ, и это подтверждается такъ часто, такъ безпрерывно и постоянно, что, несмотря на все свое желаніе закрывать глаза на всѣ темныя стороны своей страны, швейцарцы принуждены громко говорить объ этомъ. Убійства въ дракахъ, проломы головы, переломы реберъ и ключицы, удары ножемъ въ голову, грудь и животъ, насилованія женщинъ и дѣтей обоихъ половъ, до такой степени часты, что являются уже не исключеніемъ, а почти нормальнымъ элементомъ, и вы въ любомъ большомъ французскомъ или нѣмецкомъ госпиталѣ не увидите въ годъ столькихъ хирургическихъ случаевъ подобнаго рода и происхожденія, сколько въ каждомъ маленькомъ швейцарскомъ госпиталѣ въ мѣсяцъ. Все это такъ обыкновенно въ Швейцаріи, что подобные случаи обыкновенно и не доходятъ до судовъ, да и присяжные въ огромномъ большинствѣ случаевъ прямо оправдываютъ подсудимаго, признавая убійства этого рода просто нечаянными, противъ чего иногда наивные журналы вдругъ поднимутъ крикъ, воображая, что строгими судебными приговорами можно помочь дѣлу. Вопросъ объ укрощеніи этихъ порывовъ злобы, о положеніи наконецъ предѣла безпрестанными драками, увѣчьямъ и убійствамъ, поднимался уже не разъ въ Швейцаріи, — онъ имѣетъ общую со многими другими вопросами привилегію періодически всплывать наверхъ, обсуждаться долго и серьезно, и наконецъ сдаваться въ архивъ нерѣшеннымъ. Да и какъ рѣшить его, когда причина, порождающая всѣ эти милые факты, лежитъ въ самыхъ основныхъ племенныхъ свойствахъ народа и соціальныхъ условіяхъ его жизни? — Я сказалъ — соціальныхъ условіяхъ его жизни, — и дѣйствительно, несмотря на всю склонность мою, можетъ бытъ, давать огромное значеніе племеннымъ особенностямъ, не могу не согласиться также, что систематическое противодѣйствіе могло бы не только парализовать вліяніе этого роковаго наслѣдства, но даже постепенно и совершенно уничтожить его. Между тѣмъ соціальное устройство Швейцаріи и ея общественная жизнь сложились такъ, приняла такія формы, что не только не стремится отстранить или парализовать эти условія, но неминуемо создала бы ихъ, еслибъ даже они не существовали.
Патологія наложила свою тяжелую, роковую печать на всю швейцарскую расу, такъ что несчастный народъ принадлежитъ буквально душою и тѣломъ медицинѣ, но этого не должно сваливать исключительно на первородный грѣхъ происхожденія; и у насъ нѣтъ ни основанія, ни даже нужды прибѣгать къ этнологіи, когда мозговыя болѣзни, кретинизмъ и эта неудержимость и необузданность животныхъ инстинктовъ совершенно удовлетворительно объясняются развратомъ, бездѣятельностью высшаго, изнурительнымъ трудомъ и лишеніями низшаго класса; пьянствомъ, лихорадочною страстью и жадностью къ деньгамъ и ко всякаго рода азартной игрѣ, которая можетъ обогатить быстро, и главное безъ труда, свойственныхъ всѣмъ классамъ страны, отъ высшей до самой нисшей степени соціальной лѣстницы; и эти язвы, разъѣдающія все швейцарское общество сверху до низу, въ свою очередь составляютъ неизбѣжное, роковое слѣдствіе первоначальныхъ, основныхъ условій общественной жизни страны. Съ одной стороны, вмѣсто того чтобъ стремиться улучшить, облагородить расу примѣсью лучшаго, чужеземнаго элемента, и для этого облегчить эту примѣсь, стараться привлечь этотъ элементъ, — законодательство, напротивъ, сдѣлало все, чтобъ систематически исключить его, затруднить это улучшеніе, точно оно хотѣло сдѣлать грандіозный антропологическій экспериментъ in anima — я чуть не сказалъ vilі. Законы о бракѣ, законы о Niederlassung, которые должны были, но понятіямъ остроумныхъ и глубокомысленныхъ законодателей, какъ драконы охранять гесперидовы сады, чтобъ иностранцы не похитили золотыхъ яблокъ, — оказали народу самую печальную услугу. Исключивъ систематически чужеземный элементъ, они затѣмъ консенквентно исключили и всякій посторонній элементъ, чуждый жаждой отдѣльной общинѣ, и поставили такимъ образомъ общины въ совершенно разъединенное положеніе, въ положеніе островитянъ, наприм., отрѣзанныхъ отъ всего остального міра, а эта китайская стѣна, раздѣляющая кантоны между собою, въ самыхъ кантонахъ общины одна отъ другой, имѣла свои обычныя послѣдствія, — умственный и физическій упадокъ населенія, — послѣдствія, которыя не трудно было, конечно, предвидѣть заранѣе. Первоначальная мысль ихъ была почерпнута изъ той же сферы идей, изъ которой произошли таможни, государственное покровительство индустріи, и повело къ такому же ряду тяжелыхъ, задушающихъ страданій, только здѣсь самъ виновный, — безъ вины виноватый, — несетъ кару за свои ошибки, за свое нечистое и нечестное стремленіе къ наживанію, за крапленыя карты, которыми онъ хотѣлъ сорвать банкъ въ общей азартной игрѣ, «торговли и промышленности».
IV.
правитьВопросъ свободы и независимости личности былъ поставленъ въ Швейцаріи раньше, чѣмъ въ другихъ европейскихъ государствахъ, но въ настоящее время, онъ подвинутъ едва ли не менѣе чѣмъ гдѣ нибудь. Извѣстно, что послѣдовательность съ одной стороны, а сообразительность съ другой, встрѣчаются въ людяхъ, и въ особенности въ массахъ, довольно рѣдко, и народы рѣдко могутъ похвалиться этими качествами; но если люди не блистаютъ логичностью и послѣдовательностью, то за то исторія не отступаетъ отъ самой безпощадной логики, къ чему та ни привела бы ее, и эта логика событій, это постепенное и послѣдовательное развитіе тѣхъ принциповъ, зачатки которыхъ легли въ основаніе народной жизни неизбѣжно приведетъ людей къ такимъ результатамъ, передъ которыми они съ ужасомъ отступили бы, если бы имъ показали ихъ въ будущемъ. Для исторіи, какъ и для природы, патріотическихъ и другихъ сентиментальныхъ соображеній совершенно не существуетъ, и принципъ борьбы за существованіе, напр., развился въ Швейцаріи также полно, свободно и логично, пришелъ въ сущности къ тѣмъ же результатамъ, конечно видоизмѣненнымъ до нѣкоторой степени обстоятельствами, условіями страны и народной жизни, какъ и на Новой Зеландіи или Нукагивѣ, какъ между жуками и слизняками, муравьями и тлей, и никакія побочныя вліянія, ничто неизмѣнило ни на волосъ неизбѣжныхъ результатовъ, къ которымъ онъ долженъ былъ неминуемо привести.
Но надо также сказать, что эта китайская стѣна, которою окружила себя каждая община, думая такимъ образомъ обезпечить себя отъ эксплоатаціи извнѣ, и которая кончила тѣмъ, что задушила всякую жизнь въ общинѣ, закрѣпила людей къ землѣ, лишила рабочихъ даже ихъ правъ на Юрьевъ день, — эта стѣна была не чудовищнымъ исключеніемъ, какъ можно было бы думать, — она была только консеквентнымъ шагомъ дальше въ протекторіальной системѣ, господствовавшей во всей Европѣ. Странно, конечно, что въ эту ошибку впали не только управляющіе, на которыхъ эта ошибка и не отозвалась, но и сами управляемые, которымъ приходилось дорого за нее платиться, — но "это можетъ по. казаться страннымъ только на первый взглядъ. Не надо забывать, что только девятнадцатый вѣкъ первый сдѣлалъ различіе между понятіями свободы и независимости, а въ Швейцарію это различіе не проникло еще до сего времени; Швейцарія уже давно совершенно независима, сложилась въ республику, и потому швейцарцы, пріятно смѣшивая два понятія государственной независимости съ личною свободою, до сихъ поръ пренаивно утверждаютъ, что они освободились первые, рѣшительно не замѣчая, что и въ настоящее время они стоятъ далеко позади многихъ и очень многихъ европейскихъ странъ. Вопросъ личной свободы въ политическомъ смыслѣ — о соціальномъ и говорить нечего — въ Швейцаріи находится еще въ очень печальномъ положеніи, наталкиваясь на общинныя и кантональныя права, помимо всякихъ мнѣ-политическихъ ограниченій, — и въ этомъ отношеніи Швейцарія представляетъ очень любопытный образчикъ величайшаго внипгрета новѣйшихъ понятій и учрежденій съ средневѣковыми уложеніями и нравами. Цѣховая замкнутость и исключительность, уничтоженная федеральной конституціей de jure, de facto процвѣтаетъ себѣ но имя общинныхъ правъ. Такимъ образомъ напр. федеральная конституція гарантируетъ всѣмъ гражданамъ право свободнаго передвиженія, но каждая община, точно также какъ и каждый кантонъ, могутъ запретить гражданамъ другого кантона или даже другой общины поселяться у нихъ, — и не думайте, чтобы это право было мертвой буквой — далеко нѣтъ; большая часть кантоновъ дѣйствительно пользуется ими, точно также какъ и отдѣльныя общины, и если, напр., кто нибудь изъ членовъ общиннаго совѣта кузнецъ, то ни одинъ кузнецъ другой какой нибудь общины никогда не получитъ разрѣшенія заниматься своимъ ремесломъ въ этой общинѣ, а такъ какъ каждый членъ совѣта имѣетъ интересъ не впускать какого нибудь извѣстнаго рода ремесло, или какую нибудь торговлю, то они и помогаютъ другъ другу. И это не ограничивается общинами и ремеслами: напр., медики одного кантона не имѣютъ права практиковать въ другомъ безъ экзамена, а такъ какъ экзаменуетъ коммисія, состоящая изъ практическихъ врачей кантона, вся выгода которыхъ состоитъ въ томъ, чтобы имѣть какъ можно меньше конкурентовъ, и такъ какъ ихъ приговоръ безанпеляціоненъ, то понятно, къ какимъ Нелѣпостямъ и злоупотребленіямъ ведетъ этотъ законъ. Экзаменаторы самымъ наглымъ образомъ отказываютъ въ правѣ практики доцентамъ университета, и пропускаютъ людей, неимѣющихъ никакихъ свѣденій, если только имъ заранѣе обезпечено мѣсто какимъ нибудь изъ врачей, рѣшающихся наконецъ оставить практику. Вслѣдствіе этого на медицинскій факультетъ въ Швейцаріи идутъ только тѣ, кому папеньки, дяденьки или покровители заранѣе приготовили "мѣсто злачно, мѣсто прохладно, " — и такъ какъ тѣже папеньки и дяденьки и экзаменуютъ, то естественно что студентамъ не для чего работать, когда дипломъ и мѣсто гарантировано имъ во всякомъ случаѣ заранѣе, и этотъ непотизмъ въ самой цинической формѣ, самый откровенный, до того вошелъ здѣсь въ нравы, что всѣ смотрятъ на него какъ на совершенно нормальное явленіе, и ни одинъ молодой человѣкъ, неимѣющій прочнаго покровительства, и не пробуетъ счастія на медицинскомъ факультетѣ. Обстоятельство эдо имѣло самое печальное вліяніе на молодежь. Проникнувшись мыслью, что въ жизни нельзя разсчитывать на свои только силы, а надо искать покровительства и связей, университетская молодежь унизилась и оподлилась такъ, что это поражаетъ каждаго свѣжаго человѣка; она умильно улыбается, смотритъ въ глаза профессорамъ и всѣмъ власть имѣющимъ, подаетъ имъ пальто, ищетъ случая поклониться лишній разъ, однимъ слономъ держитъ себя такъ, что профессоры нѣмцы первое время находятся въ совершенномъ недоумѣніи; къ сожалѣнію ко всему этому люди скоро привыкаютъ и затѣмъ уже начинаютъ требовать этихъ поклоновъ и улыбокъ, какъ должнаго приношенія.
Съ другой стороны и на занятія учащейся молодежи новый порядокъ вещей имѣлъ очень невыгодное вліяніе. Я говорилъ уже объ отсутствіи ученыхъ въ Швейцаріи, такъ что каждый разъ, какъ дѣлается свободной какая нибудь кафедра, по Швейцаріи начинаютъ розискивать нужнаго кандидата, предлагая даже подождать года два — три, чтобы дать ему время приготовиться, — но всѣ эти поиски кончаются обыкновенно ничѣмъ, и приходится обращаться къ нѣмцамъ. И дѣйствительно медики, напр., здѣсь таковы, что я убѣдительнѣйше совѣтую всѣмъ туристамъ очень беречь свое здоровье и не попадаться къ нимъ въ лапы. Это такое незнаніе, такое тупое непониманіе самыхъ основныхъ вещей, что здѣшнихъ медиковъ можно смѣло поставить наравнѣ съ знаменитымъ медикомъ Магелланова пролива, о которомъ разсказываетъ въ своемъ путешествіи г. Вишеславцевъ; за примѣрами дѣло конечно не стало бы, но я не рѣшаюсь приводить ихъ, такъ какъ сомнѣваюсь, чтобы повѣрили имъ: до такой степени они невѣроятны! Притомъ же nomina odiosa sunt. Кто повѣритъ напр., что на мой вопросъ о томъ, въ какой формѣ находится желѣзо въ водѣ одного очень посѣщаемаго въ Швейцаріи желѣзнаго источника въ бернскомъ кантонѣ, мѣстный врачъ съ изумленіемъ отвѣчалъ, что, конечно, просто «in suspention»? Кто повѣритъ, напр., что въ Базелѣ одинъ Rezirbsarzt, президентъ Couseil de santé, лечитъ больныхъ за глаза, непремѣнно рвотнымъ. Мнѣ случилось просматривать собраніе рапортовъ, дѣлаемыхъ медиками здѣшнимъ медицинскимъ управамъ (Sandtötsrath) и рецептурныя книги аптекарей; что за курьезы встрѣчаются на каждомъ шагу, — курьезы, за которые дорого платится несчастный народъ.
Это положеніе дѣлъ дошло до такихъ ужасныхъ результатовъ, что даже швейцарское общество, всегда довольное собою, и увѣряющее что лучше здѣшнихъ порядковъ ничего быть не можетъ, поняло, что такъ дѣло дальше идти не можетъ, и въ настоящее время поднятъ вопросъ о свободномъ переходѣ медиковъ изъ одного кантона въ другой. Но всѣ кричащіе противъ этой цѣховой замкнутости медицинскаго сословія и происходящихъ отъ нея горестныхъ послѣдствій не понимаютъ, что эта замкнутость есть только частный случай общей системы монополіи и привиллегій, господствующей во всей Швейцаріи, во всѣхъ отрасляхъ экономической жизни народа, системы, доставшейся милымъ наслѣдствомъ предшествующихъ столѣтіи, и отъ которой Швейцарія до сихъ поръ не можетъ отдѣлаться. Тоже замкнутость, таже система привиллегіи и монополія царитъ вездѣ, развращая эксплоатирующихъ, и раззоряя эксплоатируемыхъ, а между тѣмъ нѣтъ никакой надежды, чтобы дѣло когда бы то ни было измѣнилось, такъ какъ для итого надо начать съ перестройки общины и съ уничтоженія ея правъ, за которыя народъ крѣпко держится не понимая, что они раззоряютъ его, обогащая нѣсколькихъ человѣкъ. Вообще трудно найти страну и народъ консервативнѣе Швейцаріи, — именно ультра-консервативнѣе въ буквальномъ смыслѣ слова, здѣсь упорно держатся за такія вещи, отъ которыхъ въ остальной Европѣ народъ только и мечтаетъ отдѣлаться, и никакія убѣжденія, никакія старанія передовыхъ людей не въ состояніи преодолѣть этой инертной силы народнаго veto, которымъ страна отвѣчаетъ на всѣ, самыя умѣренныя попытки какихъ нибудь измѣненій. Такъ, напр. когда поднятъ былъ такой шумъ по поводу дѣла Ринекера, наказаннаго розгами за противокатолическую брошюру, и общество Гельвеціи пропагандировало необходимость новаго просмотра федеральной конституціи; — когда народъ былъ призванъ вотировать относительно вопросовъ, не нужно ли дать свободу вѣроисповѣданія и нехристіанскимъ религіямъ, не нужно ли отмѣнить тѣлесныя наказанія и еще нѣкоторыхъ другихъ, столь-же умѣренныхъ — народъ отвергъ эти перемѣны огромнымъ большинствомъ голосовъ.
Впрочемъ было бы несправедливо такъ обвинять швейцарскій народъ въ ультра-консерватизмѣ; есть вопросы, въ которыхъ его никакъ нельзя назвать консервативнымъ, — такъ, напр., въ вопросѣ о смертной казни. Правда, кантоны, имѣющіе въ своемъ законодательствѣ смертную казнь, упорно держатся за нее, но за то кантоны, неимѣющіе ея, вовсе не прочь узаконить у себя такое занимательное зрѣлище. Такъ, напр., въ Фрейбургскомъ кантонѣ теперь идетъ дѣло о томъ, чтобы ввести смертную казнь въ кантональное законодательство, гдѣ его до сихъ поръ не было, а когда недавно въ лозанскомъ большомъ совѣтѣ подняты были вопросы не опредѣлить ли тюремное заключеніе, преступнику, приговоренному судомъ къ смертной казни, то въ народѣ и во всей прессѣ былъ поднятъ страшный крикъ противъ этого помилованія, и гуманитарный Tournai de Genève сталъ во главѣ этой оппозиціи. Оппозиція восторжествовала, и литература, несомнѣнно заслужившая себѣ почетное званіе лизальщицы-гильотины, теперь ликуетъ, — несчастнаго казнятъ.
Впрочемъ въ сущности было бы, конечно, несправедливо возлагать серьезно на народъ отвѣтственность за результаты вотированія, за дѣйствія выбраннаго непосредственно имъ правительства, и вообще за всѣ офиціальныя дѣйствія страны. Результаты вотированія, избирательнаго, какъ и совѣщательнаго, здѣсь точно также мало представляютъ народное мнѣніе, народныя желанія и стремленія, какъ и въ другихъ странахъ, — можетъ быть даже меньше, чѣмъ въ другихъ странахъ; извѣстно, что сюда входятъ обыкновенно такіе элементы, которые не имѣютъ ничего общаго съ народнымъ взглядомъ на предметъ, и которые могутъ однако быть, — да и бываютъ обыкновенно, — сильнѣе всѣхъ остальныхъ элементовъ, какъ-то народнаго желанія, здраваго смысла и т. д.
Начать съ того, что подкупы во всевозможныхъ формахъ процвѣтаютъ въ Швейцаріи, можетъ быть, не менѣе, чѣмъ въ Англіи, и, точно также какъ и въ Англіи, кассированіе выборовъ здѣсь составляетъ большую рѣдкость; надо чтобъ дѣло было сдѣлано слишкомъ откровенно и безцеремонно, чтобъ пресса слишкомъ много говорила о немъ; такъ, напр., въ лѣтнюю сессію 1867 года было кассировано избраніе одного граубюнденскаго депутата потому, что его повѣренный прямо поставилъ у входа въ избирательный дворецъ столъ съ деньгами, водкой, и бюллетенями вота, всякій вотирующій получалъ стаканъ водки, три франка деньгами и бюллетень съ именемъ; но въ томъ же кантонѣ повѣренный кандидата точно также раздавалъ бюллетени вота, по стакану бѣлаго вина и по пяти франковъ двадцати пяти сантимовъ деньгами, принявъ только предосторожность производить это въ ближайшемъ кабакѣ, и избраніе было объявлено дѣйствительнымъ. Грѣхъ не бѣда, молва не хороша!
Еще наглѣе и откровеннѣе въ дѣлѣ выборовъ интимидація, именно потому, что ее труднѣе доказать, а слѣдовательно и преслѣдовать передъ судомъ; Швейцарія въ этомъ отношеніи далеко перещеголяла Францію, и во многихъ отношеніяхъ напоминаетъ самыя наглыя продѣлки англійскихъ и ирландскихъ землевладѣльцевъ; конечно несправедливо было бы обвинять одну Швейцарію за дѣло, совершающееся во всей Европѣ, но только интересно то, что въ Швейцаріи, отъ которой можно было бы требовать и ожидать нѣсколько болѣе, хотя бы вслѣдствіе ея политическихъ формъ, все это совершается гораздо открытѣе и безцеремоннѣе чѣмъ гдѣ либо. Естественно, что выборы и вотированіе не могутъ быть свободны при настоящихъ общественныхъ условіяхъ, и что безграничная власть капитала неминуемо должна была распространиться и на эту сторону политической жизни народа; но Швейцарія представляетъ въ этомъ отношенія особенно драгоцѣнный примѣръ, — съ одной стороны потому, что самое дѣло здѣсь проще, откровеннѣе, и не прикрыто, не маскируется нѣкоторою совѣстливостью, вслѣдствіе которой въ остальной Европѣ, кромѣ развѣ Италіи и Испаніи, кассируются выборы, когда интимидація была уже слишкомъ очевидна; такъ, напр., въ прошломъ году былъ кассированъ выборъ одного мекленбургскаго округа, тогда какъ въ Швейцаріи подобный фактъ былъ бы дѣломъ неслыханнымъ, такъ что бисмарковская палата оказывается честнѣе и совѣстливѣе здѣшнихъ республиканцевъ. Такимъ образомъ швейцарцамъ надо отдать справедливость, что они послѣдовательнѣе, и, возведя разъ въ принципъ извѣстныя отношенія капитала къ труду, принимаютъ и всѣ его послѣдствія, какъ бы некрасивы они не были, они отбросили ложный стыдъ, и пренебрегаютъ фиговымъ листочкомъ чести и приличій, за который еще держатся въ остальной Европѣ. Конечно, можетъ быть, нѣкоторые скажутъ, что это цинизмъ, — но будемъ лучше думать, что это сознательная послѣдовательность и патріотическая откровенность, которою такъ хвалятся обыкновенно швейцарцы.
Съ другой стороны, Швейцарія интересна именно потому, что въ ней элементъ чисто политическій совершенно исключенъ, такъ что важность и значеніе элемента чисто общественнаго, такъ сказать внутренняго, безъ примѣси внѣшняго, форменнаго, является яснѣе и понятнѣе. Очень жаль, что Европа такъ мало интересуется Швейцаріей, такъ мало знаетъ ее, между тѣмъ какъ примѣръ этой страны имѣлъ бы огромное значеніе для теоретическаго пониманія нѣкоторыхъ политическихъ и общественныхъ вопросовъ, и для анализа, насколько въ извѣстныхъ результатахъ участвуютъ чисто политическія, и чисто общественныя вліянія; въ этомъ отношеніи Швейцарія представляетъ, точно нарочно, обдуманно сдѣланный опытъ, съ соблюденіемъ всѣхъ правилъ экспериментальнаго метода: упрощенія вопроса черезъ исключеніе побочныхъ вліяній, продолженія опыта за обычные предѣлы, и т. д.,; а если бы прибавить къ этому изученію еще исторію Франціи за послѣдніе полтора столѣтія, которая относится въ этомъ отношеніи къ Швейцаріи какъ перекрестный опытъ къ прямому, то можно было бы вывести нѣсколько любопытныхъ и пикантныхъ положеній, тѣмъ болѣе пикантныхъ, что они опирались бы на рѣзкіе и неопровержимые факты.
Въ городахъ свободы выборовъ не можетъ быть именно потому, что города малы, такъ что рабочіе не представляютъ достаточно большой массы, которая могла бы въ этомъ отношеніи сопротивляться отлично организовавшейся и крѣпко сплотившейся партіи патроновъ, и что за каждымъ вотомъ зорко слѣдятъ; такимъ образомъ надъ каждымъ рабочимъ, коми, однимъ словомъ надъ каждымъ избирателемъ, зависящимъ отъ другого относительно средствъ въ жизни, виситъ дамокловъ мечъ отказа отъ работы. Патроны откровенно, нисколько не стѣсняясь и не считая это неприличнымъ, громко заявляютъ своимъ коми и рабочимъ, что, конечно, они не могутъ принуждать ихъ вотировать такъ, или иначе, потому что всякая интимидація запрещена закономъ, и что каждый швейцарскій гражданинъ свободенъ, но чтобъ они помнили, что вотировавшій противъ консервативнаго за радикальнаго кандидата можетъ не возвращаться въ его лавку или мастерскую, такъ какъ для него работы здѣсь уже не будетъ.
Чтобъ еще усилить и увеличить эту зависимость, патроны — извѣстно, что въ Швейцаріи рабочіе никогда не могутъ никуда быть избраны, и въ этомъ отношеніи Швейцарія оставила далеко за собою даже нынѣшнюю Германію, Францію и Италію, въ камеры которыхъ всегда попадаютъ и работники — прибѣгаютъ къ чрезвычайно простому, но тѣмъ неменѣе остроумному и дѣйствительному средству, — именно они оттягиваютъ вотированіе особенно важныхъ вопросовъ или выборовъ до поздней осени или даже до зимы, которая въ Швейцаріи очень сурова. Рабочіе, неимѣющіе обыкновенно возможности запасаться дровами и вообще топливомъ на всю зиму, а покупающіе но мелочамъ, въ это время года особенно дорожатъ работой и правильной уплатой, такъ какъ у нихъ тогда является лишній и очень чувствительный расходъ, и притомъ расходъ, который нельзя отложить, — и потому они провотируютъ все, что только угодно патронамъ, лишь бы не остаться съ семействомъ безъ топлива въ здѣшніе холода. Такимъ образомъ въ началѣ января вотировался въ 1866 году вопросъ о просмотрѣ и измѣненіи федеральной конституціи. Вотъ гдѣ надо учиться избирательной тактикѣ!
Никто изъ бывавшихъ зимою въ Швейцаріи, и имѣющихъ понятіе объ ея климатѣ, не удивится, что остроумные патроны на: дали на эту мысль вотированія въ холодное время; но чтобъ понять, какое значеніе имѣетъ это для рабочаго класса, надо хотя нѣсколько быть знакомымъ съ его положеніемъ, — а оно очень некрасиво, и въ этомъ отношеніи Швейцарія ничѣмъ не уступитъ Франціи, Англіи и Бельгіи. Я не буду, конечно, описывать его, — оно было и безъ того часто описано, и нѣсколько лѣтъ тому назадъ у насъ было даже въ модѣ умиляться надъ нимъ, и
Въ богато убранной палатѣ,
Потолковать о бѣдномъ братѣ,
Погорячиться о добрѣ.
Съ другой стороны статистическія цифры, въ Швейцаріи не имѣютъ никакого значенія; вся здѣшняя статистика — систематическая и завѣдомая ложь, о чемъ, впрочемъ, сами офиціальныя лица говорятъ очень откровенно, и потому о больныхъ мѣстахъ швейцарской жизни нельзя даже приблизительно судить по офиціальнымъ статистикамъ; въ этомъ отношеніи близость Франціи имѣла большое вліяніе на страну; она заразилась отъ сосѣдей ихъ любовью къ общественному спокойствію, нарушать которое не должно ни подъ какимъ видомъ, и ихъ небрезгливостью относительно подтасовки статистическихъ данныхъ. Наконецъ въ Швейцаріи входитъ въ обычай еще третій элементъ, — страхъ передъ высоко поставленными и вообще вліятельными, лицами, для которыхъ правительство закрываетъ глаза и умалчиваетъ о вещахъ, извѣстныхъ всему кантону, если только того требуетъ интересъ сильныхъ міра сего.
Итакъ статистическія данныя рѣшительно негодятся для оцѣнки состоянія страны, и чтобъ судить о положеніи рабочаго класса, надо искать другихъ данныхъ: такъ, наприм., мы могли бъ воспользоваться отчетомъ медицинской коммисіи, осматривавшей въ Цюрихѣ и Бернѣ бѣдные кварталы; къ сожалѣнію, отчеты эти не опубликованы, но и то, что дошло до публики, крайне неутѣшительно. Въ Бернѣ, напр., въ кварталѣ Лорена, уже два года- жили два семейства, всего вмѣстѣ семь человѣкъ, въ одной маленькой подвальной комнатѣ; въ теченіи этихъ двухъ лѣтъ умеръ въ этой комнатѣ, ребенокъ, и трупъ, по закону, пролежалъ три дня, и одна изъ женщинъ родила. Этотъ случай составляетъ исключеніе, но исключеніе только потому, что комната била уже очень мала, въ самомъ же фактѣ, что въ одной подвальной комнатѣ живетъ два рабочихъ семейства, нѣтъ рѣшительно ничего необыкновеннаго, — напротивъ, это очень частый случай, и мнѣ самому случалось въ Бернѣ видѣть, что два семейства живутъ въ одной комнатѣ. Но замѣчательно, что въ Цюрихѣ рабочіе классы находятся въ этомъ отношенія въ несравненно худшемъ положеніи, нежели въ Бернѣ, что впрочемъ блистательно доказала холера 1867 года.
Говорятъ, что въ Женевѣ положеніе рабочихъ лучше, потому что здѣшніе богачи, боясь доводить ихъ до крайности, стараются доставлять имъ работу; можетъ быть, хотя множество нищихъ и не подтверждаетъ этого, хотя сами Женевцы въ тоже время сознаются, что теперь едва половина рабочихъ имѣетъ работу, а чѣмъ живетъ остальная половина, — неизвѣстно. Но нѣкоторые факты заставляютъ меня сильно сомнѣваться, чтобъ здѣсь было такъ хорошо, какъ увѣряютъ оптимисты; такъ, напр., въ госпиталѣ въ настоящую минуту умираетъ одинъ рабочій, у котораго переломлены обѣ ноги и треснулъ тазъ; онъ давно уже былъ безъ работы, и продалъ и заложилъ все, что имѣлъ, чтобъ прокормиться; съ наступленіемъ сильныхъ холодовъ его положеніе стало до такой степени невыносимымъ, что онъ сталъ проситься, чтобъ его приняли въ госпиталь, ему отказали, и онъ, чтобъ быть принятымъ, бросился изъ третьяго этажа на мостовую. Нѣсколько времени тому назадъ умеръ отъ воспаленія въ легкихъ ребенокъ, дочь одного рабочаго, которую отецъ ночью раздѣлъ и вынесъ на холодъ: ему нечѣмъ было ни топить комнаты, ни кормить своего ребенка, и онъ разсудилъ, что ему лучше заболѣть и быть принятымъ въ госпиталь, чѣмъ жить при такихъ условіяхъ. Такіе факты сами но себѣ довольно краснорѣчивы, и не нуждаются въ коментаріяхъ. Если скажутъ, что это одиночные случаи, то я могу привести еще одинъ фактъ: въ поликлиникѣ почти на каждомъ рецептѣ, вслѣдъ за лекарствомъ, я нахожу приписку, чтобъ выдали больному либиховскій мясной экстрактъ, и экстрактъ этотъ составлялъ такой огромный расходъ для государственной аптеки, что рѣшено было запретить его прописываніе, — но я сомнѣваюсь, чтобъ это запрещеніе прибавило мяса въ супъ больныхъ….
Понятно, что при такомъ положеніи городскаго рабочаго класса, люди, въ рукахъ которыхъ находятся всѣ капиталы, фабрики, лавки, и т. д. могутъ заставить рабочихъ вотировать въ ту или другую сторону, и даже Женевскія, избирательныя драки, говорящія, повидимому, противъ этого, въ сущности только подтверждаютъ, что рабочій классъ вотируетъ но принужденію. Всѣ эти громкія названія партій, радикалы индепенденты, не представляютъ ровно никакой идеи, партіи борятся вовсе не во имя противоположныхъ принциповъ, — все это дѣло исключительно дѣло самолюбія, — ну, конечно, и вопросъ хорошаго жалованія членамъ разныхъ совѣтовъ тоже имѣетъ въ этомъ случаѣ свой интересъ. Это странный, но тѣмъ неменѣе совершенно вѣрный фактъ, что въ Женевѣ, напр., гдѣ политическая жизнь такъ жива, — даже слишкомъ, не заснула, какъ въ Urkauton’ахъ, — гдѣ свобода мысли и слова неограничена, политическія партіи не представляютъ никакого политическаго принципа, и въ этомъ отношеніи факты иногда самымъ страннымъ образомъ противорѣчивъ именамъ и названіямъ; такъ напр. извѣстный конгрессъ мира былъ разогнанъ радикальною партіею, и это потому, что онъ оскорбилъ католиковъ. Казалось бы какое дѣло радикаламъ, что католики недовольны, — но штука-то въ томъ, что радикальная партія слилась съ ультра-католическою, потому что только благодаря послѣднимъ могъ быть избранъ Фази, глава радикаловъ. Здѣсь, напр., рабочимъ, очевидно было совершенно все равно, что говорится въ конгрессѣ мира, и они были скорѣе за, чѣмъ противъ него, — но скандалъ былъ нуженъ съ одной стороны епископу Мермильо, съ другой Фази и другимъ кандидатамъ въ члены разныхъ совѣтовъ, и радикалы, во имя оскорбленнаго лапы, разогнали Наке, Аккола, Гега, Грюна, Эрлаха, Борна и т. д.
Во всей Европѣ сельское населеніе обыкновенно считается консервативнѣе городского, — въ Швейцаріи же напротивъ, — если только здѣсь можно говорить вообще о менѣе консервативной партіи, по крайней мѣрѣ во многихъ вопросахъ оно требуетъ измѣненія, отмѣны старыхъ положеній, упорно защищаемыхъ городскимъ населеніемъ. Чтобъ понять причину этой аномаліи, надо вспомнить что до 1830 года города были безграничными властителями всего кантона; они выбирали изъ горожанъ правительство и всѣхъ чиновниковъ, они пользовались огромными муниципальными преимуществами, владѣли большими землями и капиталами, и были настоящими помѣщиками. Революція 1830 года уничтожила это, но не совершенно, и многія изъ старыхъ правъ остались еще до сихъ поръ, а такъ какъ права эти представляютъ часто денежныя выгоды, то горожане и держатся ихъ. Такъ, напр., горожане имѣютъ право на безплатное леченіе въ госпиталѣ, на участіе во всѣхъ доходахъ съ принадлежащихъ городу заведеній, лѣсовъ, виноградниковъ и т. д. Сельское населеніе давно уже стремится уничтожить эту нелѣпость, и требуетъ чтобъ кантональные госпитали, напр., дѣйствительно принадлежали кантону, и чтобы оно могло пользоваться ими наравнѣ съ горожанами, а не обязано было-бъ платить за каждаго больного, когда госпитали и безъ того такъ богаты, что не издерживаютъ всѣхъ своихъ доходовъ, и передаютъ ежегодный остатокъ въ муниципальную кассу, съ которой и пользуются горожане. Это положеніе дѣлъ повело за собою естественныя и неизбѣжныя свои послѣдствія: городъ сталъ смотрѣть на такъ называемыя богоугодныя заведенія, какъ на оброчную статью, эксплоатировать ихъ. что, конечно, тотчасъ же горестно отрази лось на этихъ заведеніяхъ. Оттого огромное большинство госпиталей въ Швейцаріи въ такомъ ужасномъ состояніи, смертность такъ велика, госпитальныя заразы такъ часты. Нѣкоторые города дошли въ этомъ отношеніи до виртуозности; извѣстно, что домъ умалишенныхъ составляетъ очень чувствительную статью бюджета; но Женева ухитрилась устроить такъ, что Верне, кантональный домъ умалишенныхъ, не только ничего не стоитъ кантону, но еще приноситъ городу нѣкоторый доходъ; правда, здѣсь смертность круглымъ счетомъ въ шесть разъ больше, чѣмъ въ другихъ заведеніяхъ этого рода, а число выздоровленій вчетверо меньше, но за то городъ имѣетъ доходъ съ своего съумасшедшаго дома, а не тратится на него. Вотъ оно, Мольеровское sans dot!
Стѣсненные въ своихъ долинахъ, швейцарцы обработали превосходно всю землю, которую можно только было обработать; но населеніе быстро размножалось, и хотя ни одна страна Европы не дала такой эмиграціи въ другія страны, а въ особенности въ Америку, тѣмъ не менѣе Шевейцарія давно уже стала слишкомъ тѣсна для своего народонаселенія, а такъ какъ всѣ отношенія труда къ капиталу сложились такимъ невыгоднымъ для перваго, а слѣдовательно и для большинства жителей, образомъ, то ей и пришлось испытать то, что на языкѣ полтико-экономовъ называется чрезмѣрностью народонаселенія. Производство оставило предметы- первой необходимости, и обратилось на предметы роскоши, такъ что теперь Швейцарія ввозитъ хлѣбъ, и вывозитъ кружева, золотыя и серебряныя вещи, часы, и т. д.; торговля развилась въ огромныхъ размѣрахъ, и съ нею акціонерныя общества; капиталы стали группироваться, и началась торговля деньгами, т. е. биржевая игра. Огромныя предпріятія поставили цѣлые округа, цѣлые кантоны въ зависимость отъ нѣсколькихъ директоровъ какой нибудь желѣзной дороги, акціонерныя общества развили биржевую игру, а съ нею денежную лихорадку, лихорадочное стремленіе нажиться какъ бы то ни было, какими бы то ни было средствами, только скорѣе и безъ труда, Сельское населеніе, имѣя слишкомъ мало земли, бросилось также въ спекуляціи, и черезъ то стало въ вассальныя отношенія къ большимъ торговымъ предпріятіямъ, т. е. къ ихъ дирекціямъ; чиновники спѣшатъ эксплоатировать свои мѣста, общины стремятся эксплоатировать другъ друга и своихъ собственныхъ членовъ, если тѣ не имѣютъ возможности защититься Frenkeli сталъ божествомъ ultima ratio, передъ которымъ ничто не устоитъ; эксплоатація — нормою человѣческихъ отношеній; нравственностью — ловкость не попадаться, или вывертываться если попался. Опекуны, обижающіе малолѣтнихъ, общины, берущія подъ опеку сиротъ, и захватывающія ихъ имѣніе, — и все это открыто и откровенно, такъ что всѣ знаютъ это — все это явленія самыя обыкновенныя, самыя обыденныя. Воя страна, по крайней мѣрѣ большинство кантоновъ, покрылась сѣтью людей, крѣпко держащихся другъ за друга, братски поддерживающихъ другъ друга, и распустившихъ свою паутину на страну, — паутину, въ которой вязнетъ и гибнетъ маленькая муха, и которую не рветъ большая, потому что большихъ мухъ здѣсь нѣтъ; каждая муха, сдѣлавшись большою, сама становится паукомъ, и тоже начинаетъ сосать кровь. Пауки эти занимаютъ всѣ главныя мѣста: директоровъ желѣзныхъ дорогъ, банковъ, кресла членовъ совѣтовъ, президентовъ судовъ, учрежденій и округовъ и т. д., и самыя наглыя несправедливости, самыя невозможныя, повидимому, рѣшенія суда совершаются каждый день, и, напротивъ, всѣмъ извѣстныя преступленія остаются не только безъ наказанія, но даже безъ разслѣдованія, если только преступникъ — сватъ, братъ, другъ важнымъ лицамъ, или почему нибудь самъ важное лицо въ административномъ или финансовомъ отношеніи. Удивляться этому, было бъ наивностью; экономическія взаимныя отношенія людей, отношеніе капитала къ труду, неизбѣжно должны были создать аристократію, которая, — имѣя въ рукахъ правительственную власть и экономическую силу, становилась такомъ образомъ de facto выше, закона, а если человѣкъ имѣетъ какое нибудь преимущество передъ другими, то онъ непремѣнно воспользуется имъ, и въ этомъ отношеніи сословія и корпораціи всегда послѣдовательнѣе и рѣшительнѣе идутъ впередъ, чѣмъ отдѣльныя личности. Все это въ Швейцаріи выходитъ на свѣтъ божій еще прямѣе и открытіе чѣмъ въ другихъ странахъ, безъ излишнихъ приличій, ложнаго стыда и фиговыхъ листочковъ, голо и наго, какъ сама истина, — съ благородною откровенностью, вѣроятно на основаніи изрѣченія Монтескье. Въ этомъ отношеніи, впрочемъ, Швейцарія никакъ не составляетъ исключенія; всѣ страны, имѣющія или имѣвшія общую съ ней политическую форму, неизбѣжно приходили къ тѣмъ же результатамъ, если основной ихъ экономическій принципъ былъ одинаковъ.
То, что я сказалъ о швейцарскихъ судахъ, объ административныхъ личностяхъ и т. д. до того противорѣчитъ тому, что почему-то привыкли всѣ воображать себѣ о Швейцаріи, что мнѣ нужно подтвердить мои слова фактами, чтобы имъ повѣрили. Но здѣсь, болѣе чѣмъ гдѣ нибудь, надо опять сказать: «nomina odiosa sunt», и потому я приведу только факты, повѣрить которые можетъ каждый, и притомъ только новѣйшіе.
Въ послѣднее время, когда уже зрѣла гарибалѣдійская экспедиція противъ Рима, католическое духовенство, какъ извѣстно, вербовало вездѣ солдатъ папѣ; но федеральнымъ законамъ служеніе въ чужихъ войскахъ строго запрещено, а за вербовку назначены очень серьезныя наказанія, между тѣмъ въ Фрейбургѣ католическіе журналы прямо убѣждали молодежь, въ особенности богатую, идти къ папѣ на службу, а духовенство открыто вербовало для, папы, и никто не сказалъ ни слова. Кому какое дѣло? Пусть себѣ федеральная конституція сама защищается, когда ее нарушаютъ!
Весной 1867 года въ бернскій госпиталь поступила четырнадцати лѣтняя дѣвочка, крестьянка, у которой отнялась нога вслѣдствіе удара линейкой по спинѣ, нанесеннаго ей школьнымъ учителемъ. Теперь дѣвочка лежитъ еще больная, а учитель продолжаетъ свою полезную дѣятельность.
Мелькомъ я помяну только, что въ одномъ изъ большихъ городовъ Швейцаріи есть бани, содержательница которыхъ, кромѣ разныхъ побочныхъ, но болѣе или менѣе родственныхъ и близкихъ промысловъ, занимается еще тѣмъ, что принимаетъ къ себѣ беременныхъ женщинъ, желающихъ родить тайно, а также, какъ говорятъ, и помогаетъ преждевременно отдѣлываться отъ плодовъ ихъ неосторожности, опрометчивости и увлеченія молодости. Если послѣднее и не доказано, то въ первомъ во всякомъ случаѣ не можетъ быть никакого сомнѣнія; всѣ это знаютъ, но… но у нея много акцій разныхъ компаній, такъ"что она до извѣстной степени важное лицо, и потому ее не только не судили, но даже не выслали изъ кантона. За то, надо сказать правду, правительство этого кантона высылаетъ всѣхъ беременныхъ бѣдныхъ иностранокъ, иногда передъ самими родами, чтобъ онѣ только не родили въ кантонѣ, такъ какъ но закону ребенокъ, родившійся на кантональной землѣ, имѣетъ право на гражданство этого кантона, такъ что если мать захочетъ его оставить, то община будетъ принуждена взять и воспитывать ребенка на свой счетъ. Въ былые времена это не составляло большой жертвы для общины, такъ какъ она сбывала дѣвочекъ около 14 лѣтъ вербовщицамъ публичныхъ домовъ, а молодыхъ людей 17 лѣтъ вербовщикамъ для иностранныхъ армій, и получала за этотъ товаръ хорошія деньги; но теперь, — увы! — этого дѣлать болѣе нельзя, и потому надо избавляться всѣми средствами отъ риска быть въ необходимости принять ребенка, — даже съ рискомъ убить и его, и мать.
Впрочемъ это послѣднее обстоятельство составляетъ только частное проявленіе общаго швейцарскаго характера: щедрость, великодушіе и гуманность вообще не входятъ въ число ихъ достоинствъ — или недостатковъ; не судите но тѣмъ пожертвованіямъ, которыя дѣлаются на разныя пострадавшія отъ пожара или эпидемій мѣстности; несчастные всегда сторицею платятся за эти благодѣянія, и окрестныя жители пользуются такимъ счастливымъ случаемъ, чтобъ вытянуть изъ нихъ послѣднія деньги. Когда несчастный Цюрихъ такъ жестоко пострадалъ отъ холеры, спекуляторы, какъ вороны, стаей налетѣли на него, окрестныя селенія возвысили вчетверо, впятеро цѣны на припасы, и вообще эта эпидемія одного города составила богатую доходную статью для всѣхъ, кому только было возможно нагрѣть руки.
Но къ чему приводить частные случаи, когда мы можемъ цѣликомъ почерпнуть превосходнѣйшіе образчики и швейцарскихъ юридическихъ прелестей, и того, какъ и кто избирается знаменитою общею подачею голосовъ, и насколько знаменитое souverainité du peuple проводится въ дѣлѣ на практикѣ.
Въ Цюрихѣ недавно вышла брошюра, надѣлавшая много шуму въ кантонѣ, но о которой въ остальной Швейцаріи журналы старались по возможности умолчать, такъ какъ тутъ трактуется о вопросахъ, поднимать которые никому невыгодно.
Я, въ нѣсколькихъ словахъ, передамъ сущность брошюры, принадлежащей Лохеру.
Въ 1865 году дѣтямъ умершаго Шелленберга досталось наслѣдство въ 10 т. франковъ; дѣти эти, приписанные къ общинѣ Пфеффиконъ, въ цюрихскомъ кантонѣ, воспитывались въ лодскомъ кантонѣ, и община Пфеффиконъ, конечно, и не заботилась о нихъ. Но когда это наслѣдство попало въ руки общиннаго управленія, для передачи опекунамъ сиротъ, то управленіе нашло болѣе удобнымъ просто захватить эти деньги въ свои руки, и не отдавать ихъ законнымъ владѣльцамъ, а когда дѣти сдѣлались совершеннолѣтними, то, чтобъ не выдавать этихъ денегъ, общинное управіеніе приняло надъ ними само опеку, вслѣдствіе ихъ расточительности. Надо между тѣмъ замѣтить, что дѣти никогда не жили въ пфеффиконской общинѣ, что надъ ними не было назначено какого нибудь слѣдствія, и что община административнымъ порядкомъ, безъ судебнаго приговора, назначила сама себя опекать сиротъ; это происходитъ такъ часто, что никто не обратилъ никакого вниманія, и «управленіе кантона Цюриха и федеральный совѣтъ нашли все это совершенно законнымъ!» Но на этомъ наслѣдствѣ лежалъ, какъ оказалось, долгъ, на уплату котораго были согласны и молодые Шелленберги. Казалось все дѣло ясно, но общинное управленіе отказалось платить, и президентъ высшаго цюрихскаго кантональнаго суда Ульмеръ рѣшилъ дѣло въ пользу… общины Пфеффиконъ! Дѣло было перенесено въ федеральное собраніе, и послѣ семи лѣтъ производства наконецъ рѣшено противъ Пфеффикона. Процессъ поконченъ, но только община Пфеффиконъ по прежнему не платитъ, и пользуется чужими денежками съ спокойной совѣстью.
Этотъ оборотъ дѣла былъ, конечно, крайне непріятенъ Ульмеру и всей этой такъ называемой партіи денежныхъ людей, которые благодаря Эшеру и директорамъ сѣверо-восточной желѣзной дороги, въ которой они главные акціонеры, держатъ въ рукахъ весь кантонъ. Въ правительственныхъ кружкахъ поднялась цѣлая буря противъ адвоката противной стороны, и рѣшено было преслѣдовать его всѣми средствами, а съ другой стороны крѣпко сплотиться, чтобъ поддерживать другъ друга, такъ какъ такія вещи ослабляютъ авторитетъ правительства въ народѣ, а слѣдовательно уменьшаютъ и шансы быть снова выбранными при слѣдующихъ выборахъ. Но злоба эта дошла до какого-то бѣшенства, когда Лохеръ разсказалъ все дѣло и описалъ Ульмера въ своей брошюрѣ: «Die Freiherrn von Hegensberg»; по жалобѣ Ульмера, Лохеръ былъ приговоренъ въ тюрьму за «оскорбленіе чиновничей чести»; — Ульмеръ не рѣшился жаловаться на клевету, потому что тогда Лохеръ доказалъ бы ему, что все написанное — правда, и подтвердилъ бы фактами свои обвиненія. Итакъ, въ образованномъ, республиканскомъ и демократическомъ Цюрихѣ наказываютъ тюремнымъ заключеніемъ за оскорбленіе чиновничьей чести!
Мы не будемъ приводись здѣсь ни самого процесса, ни личностей, вошедшихъ въ него, которыхъ Лохеръ разбираетъ очень подробно, — довольно будетъ сказать, что передъ изумленнымъ читателемъ открывается такой міръ подлостей, подкуповъ, обмана, непотизма, самыхъ наглыхъ судебныхъ несправедливостей, что читателю приходится только спрашивать себя, не ошибся ли онъ, и не брошюру йи XVI вѣка онъ читаетъ. Но мало ли что и почище совершается въ богоспасаемой республикѣ Швейцаріи; напр., что скажетъ читатель о томъ, что Ульмеръ уже 25 лѣтъ занимаетъ разныя важныя должности въ кантонѣ, несмотря на то, что всѣмъ очень хорошо извѣстно, что онъ за человѣкъ. Богъ отрывки изъ біографіи президента высшаго кантональнаго суда.
Изъ дѣтей старика Ульмера, бывшаго уголовнымъ судьей, и извѣстнаго своей снисходительностью къ мошенникамъ, такъ какъ по его словамъ «обманывать позволено», два старшихъ, Готфридъ и Эдуардъ выбрали себѣ карьерой государственную службу. Подавленная либеральная партія стала тогда снова усиливаться, и по видимому, имѣла шансы успѣха. На семейномъ совѣтѣ рѣшено было, что старшій, Готфридъ, уже связавшійся съ консервативной партіею, останется при ней, а младшій, Эдуардъ, перейдетъ въ либеральную, такъ чтобъ во всякомъ случаѣ семейство не очень рисковало свой будущностью. Братья стали открыто поносить другъ друга, и каждый вечеръ сходились дома, переговорить о своихъ дѣдахъ, которыя пошли превосходно. Правда, иногда были и неудачи; такъ, напр., Готфридъ, президентъ общины и мировой судья, далъ крестьянину Б. росписку, оказавшуюся недѣйствительною. В. подалъ жалобу въ высшій кантональный судъ, президентомъ котораго былъ Эдуардъ. Готфрида, правда, обвинили въ дѣлѣ, по поводу котораго была дана росписка, но въ дѣлѣ обмана оправдали. Этому впрочемъ никто не удивился, такъ какъ тогда уже было извѣстно, что оба брата ведутъ свои дѣла сообща.
Третій, братъ Ульмера, Карлъ, всѣми уважаемый молодой человѣкъ, хотѣлъ идти въ университетъ, но родители не соглашались на это, такъ какъ Эдуардъ не хотѣлъ этого, готовя ему тоже судебное мѣсто, на которомъ онъ помогалъ бы ему мошенничать; Карлъ начисто отказался. Тогда Эдуардъ сталъ всѣми силами преслѣдовать его, напр. онъ напоилъ его разъ пьянымъ, и повелъ къ своей уже нѣсколько мѣсяцевъ беременной любовницѣ; та, послѣ рожденія ребенка, подала на Карла жалобу за обольщеніе, и судъ, президентомъ котораго былъ Эдуардъ, приговорилъ Карла признать и содержать ребенка! Наконецъ, когда Эдуардъ убѣдился окончательно, что Карлъ ему только помѣха, онъ отправилъ его въ Америку, гдѣ тотъ и умеръ отъ нищеты и лишеній.
Четвертаго своего брата Адольфа, Эдуардъ Ульмеръ обманомъ продалъ въ солдаты вербовщику, и тотъ только случаемъ избѣгъ печальной участи попасть въ Малую Азію въ качествѣ деньщика при какомъ-нибудь офицерѣ, какъ объ Этомъ писалъ Эдуардъ къ вербовщику. Замѣтимъ, что вербовка и продажа въ солдаты составляетъ по швейцарскимъ законамъ уголовное преступленіе; однако всѣ знаютъ, что президентъ высшаго суда сдѣлалъ это, дѣло было напечатано въ журналахъ, и при слѣдующихъ выборахъ Улъмеръ избирается снова.
Когда умеръ старикъ Ульмеръ, имѣніе било раздѣлено между всѣми братьями и сестрами. Эдуардъ получилъ 95 т. ф., сестры по 5,500 фр, т. е. получили на бумагѣ, а на дѣлѣ имъ не дали и этого, такъ что имъ нужно было заводить процессъ, чтобъ получить хоть эти-то пять тысячъ.
Но кромѣ всѣхъ этихъ продѣлокъ за Ульмеромъ водятся и другіе, еще получше, и за которые онъ давно попалъ бы въ тюрьму лѣтъ на двадцать, еслибы не былъ самъ президентомъ высшаго кантональнаго суда. Дѣло въ томъ, что онъ имѣетъ непреодолимую склонность къ женскому полу, и въ Цюрихѣ и Регенсбергѣ по улицамъ бѣгаетъ множество незаконныхъ дѣтей, прижитыхъ разными бѣдными дѣвушками отъ неизвѣстныхъ отцевъ, и поразительно похожихъ на г. президента высшаго кантональнаго суда. Обыкновенный ходъ дѣла таковъ: одна содержательница публичнаго дома пріискиваетъ ему бѣдныхъ и красивыхъ дѣвушекъ, и дѣлаетъ имъ отъ его имени предложенія; если дѣвушка не идетъ на подарки, Ульмеръ выдаетъ ей росписку, что женится на ней, если она сдѣлается беременна — но въ одинъ прекрасный день бумага неизвѣстнымъ образомъ изчезаетъ, и если дѣвушка осмѣливается жаловаться, то ее приговариваютъ къ тюремному заключенію за клевету и оскорбленіе чиновницей чести. Но случается иногда и такъ: дѣвушка прячетъ полученную ею бумагу такъ хорошо, что отыскать и украсть ее невозможно, — ну тогда… тогда дѣвушка выкидываетъ, или новорожденный ребенокъ скоропостижно умираетъ.
Впрочемъ бываетъ дѣло иногда и такъ, что бумага подается таки въ судъ, по тогда оказывается, что она или сдѣлана не по формѣ, или подпись неясна, или число выставлено неправильно, и судъ объявляетъ ее недѣйствительною.
Разъ вышла было даже серьезная непріятность: когда Ульмеръ переѣхалъ изъ Регенеберга въ Цюрихъ, рабочіе, ломая хлѣвъ, нашли ящикъ, въ которомъ лежалъ сгнившій трупъ ребенка. Въ Регенсбергѣ, гдѣ, конечно, нее извѣстно, называли даже имя матери этого ребенка и обозначали время его смерти; дѣло приняло было очень неудобные размѣры, дошло до Цюриха, но въ это же время Ульмеръ былъ назначенъ вице президентомъ суда, и дѣло затушили.
Безполезно было бы приводить еще больше примѣровъ; въ Цюрихѣ, напр., всѣмъ очень хорошо извѣстно, что въ судъ нельзя являться безъ денегъ, и что должно всегда сдѣлать предварительно визитъ г-ну президенту, г-мъ членамъ суда, — а не то просто сходить въ содержательницѣ одного публичнаго дома, хорошей знакомой и поставщицѣ живого товара разнымъ высокопоставленнымъ лицамъ, — и дѣло въ шляпѣ. Надо замѣтить, что это не только некрасивые факты, касающіеся личностей, — они имѣютъ гораздо большее значеніе. Весь кантонъ очень хорошо знаетъ, что за люди засѣдаютъ въ его судахъ, въ его совѣтахъ, управляютъ его судьбою, — знаетъ, что это подкупные, развратные, иногда прямо преступные люди, — и тѣмъ неменѣе выбираетъ ихъ; такъ тяжело легла желѣзная рука капитала на все населеніе, такъ подкупность, интимидація — административная и экономическая, — управляютъ выборами, такъ крѣпка сѣть частныхъ интересовъ, связанныхъ между собою, покрывающая всю страну, такъ крѣпко держатся главные эксплоататоры другъ за друга, держа въ рукахъ мелкихъ эксплоататоровъ, а тѣ все населеніе. 1830-й годъ ровно ничего не сдѣлалъ въ этомъ отношеніи; — не только зависимость и неравноправность, но и вассальныя отношенія цвѣтутъ себѣ въ свободной Швейцаріи, слегка только измѣнивъ наружныя формы, — и будутъ еще долго цвѣсти, потому что съ нынѣшней системой связано слишкомъ много интересовъ, чтобъ ее можно было скоро и легко измѣнить. Напрасно наивный Фишеръ ужасался въ 1830-мъ году тому, какъ развратился и испортился народъ, осмѣливающійся обсуждать дѣйствія сильныхъ, и мѣшающійся не въ свое дѣло, — буржуазія можетъ утѣшиться и повторить съ президентомъ цюрихскаго большого совѣта
Tout est sauvé, hors l’honneur.