БОЙКІЙ МУЖЧИНА И СТО ТЫСЯЧЪ НЕСЧАСТІЙ.
правитьГлава 1.
правитьЕсли вы бывали на второклассныхъ гуляніяхъ въ Москвѣ или Петербургѣ, то, вѣроятно, встрѣчали фигуру мужчины, съ большущими усами и бакенбардами, съ лорнетомъ толстой палкой, зычнымъ голосомъ, развязными манерами, вѣчно толкущагося въ билліардныхъ, около буфета и кеглей, — это былъ онъ, герой настоящаго разсказа. Въ этихъ буфетахъ и билліардныхъ онъ велъ себя развязно, точно провелъ тутъ всю жизнь. Посѣтители, маркеры, билліарды и даже всѣ кіи ему были извѣстны отлично. Когда онъ величественно входилъ не кланяясь, какъ домой, всѣ кивали ему.
— Степанъ, ты опять мнѣ этотъ кривобокій кій подаешь, дай мнѣ мой склейной, съ костяшкой!
И маркеръ спѣшитъ, извиняясь, исполнить его приказаніе,
— Что, былъ сегодня этотъ нотаріусъ въ шляпѣ колоколомъ. съ пластыремъ на щекѣ? Ну, вотъ, какъ его, чортъ!.. Не быль еще?..
Въ буфетѣ онъ также развязно дѣлалъ внушенія буфетчику, какъ старый знакомый, и давалъ совѣты.
— Что это вы бутербродцы-то, Иванъ Семеновичъ, по свѣжѣе бы… Дайте-ка рюмочку той моей любимой, знаете!
Происхожденія его никто не зналъ, даже маркеры. Имѣлъ онъ видъ отставнаго военнаго, иногда въ петличкѣ мелькала будто орденская ленточка, которая оказывалась, при пристальномъ взглядѣ, случайной бутоньеркой; въ глазахъ его былъ воинственный огонь, но служилъ ли онъ когда ротмистромъ, а затѣмъ былъ ли исключенъ офицерскимъ судомъ, также осталось неизвѣстно. Всѣ такъ свыклись съ нимъ на гуляньяхъ и въ трактирахъ, что никто не задавался уже вопросомъ о его появленіи и не ломалъ головы, а всякій такъ и думалъ, что онъ родился принадлежностью трактира и билліарда, и произведенъ былъ на свѣтъ сразу въ своей неизмѣнной шляпѣ, съ бакенами, въ порыжѣломъ пальто и съ суковатою палкою. Въ садахъ и на гуляніяхъ онъ велъ себя, дѣйствительно, какъ хозяинъ, и ловилъ на аллеѣ то одного; то другаго изъ посѣтителей, усаживался съ ними на самомъ видномъ мѣстѣ, требовалъ пива и важно раскуривалъ сигару. Онъ имѣлъ массу пріятелей. Пріятельская его бесѣда кончалась всегда такъ:
— Саша, заплати-ка, у меня мелочи нѣтъ!
Онъ зналъ всѣхъ завсегдатаевъ сада, иныхъ онъ звалъ полуименемъ: Саша, Миша, Петрушка; иныхъ, болѣе солидныхъ, величалъ Жоржъ, Сержъ; кто-то изъ интимныхъ величался имъ барономъ, хотя этотъ баронъ, низенькій, рыжій, въ синихъ очкахъ, скорѣе похожъ былъ на продавца мозольнаго пластыря и порошковъ отъ насѣкомыхъ; баронъ этотъ, всегда игралъ безъ проигрыша и имѣлъ весьма тонкіе и нѣжные пальцы. Съ этими пріятелями онъ велъ интимную бесѣду и начиналъ ее всегда характерной, обычной фразой.
— Сто тысячъ несчастій, Сержъ! представь себѣ… вчера страшнымъ образомъ везло, былъ въ огромномъ выигрышѣ, банкноты уже шевелились въ карманѣ, пять тысячъ, братецъ! но баронъ не выдержалъ, и банкъ сорвали… Сто тысячъ несчастій!
Увы! сей мужчина, веселый, безпечный, вѣчно витающій но трактирамъ и гуляньямъ, кто бы могъ думать: — дѣйствительно имѣлъ сто тысячъ несчастій и преслѣдовался судьбой, о чемъ онъ откровенно повѣствовалъ, и при этомъ нимало не унывалъ.
— Представь себѣ, домъ-то. который я брался продать вѣдь уже продали, не удалось! Я вѣдь я могъ 10 % за посредничество получить съ 200,000, считай-ка! Просто сто тысячъ несчастій!
— Я слышалъ, тебя къ мировому требовали, — говорилъ сухо пріятель, намекая на какое-то еще непріятное обстоятельство.
— Ну. это вздоръ! — заминалъ бойкій мужчина; — тамъ пустяки, за закладъ часовъ и фортепіано… недоразумѣніе, скандалъ!..
— Будто хотѣли уголовнымъ порядкомъ — часовщикъ и фортепіанщикъ?
— Вздоръ, вздоръ! — заминалъ мужчина.
Опредѣленная профессія бойкаго мужчины была неизвѣстна, но хлопотъ у него была масса: продажа какихъ-то домовъ на Тверской улицѣ, стоимостью каждый въ полмилліона, о которыхъ, по его словамъ, очень его просили владѣльцы; тяжбы но наслѣдствамъ, о чемъ его умоляли наслѣдники; кому-то онъ устраивалъ протекцію, кому-то что-то закладывалъ въ ломбардъ, продавалъ рысаковъ. При всей хлопотливости и занятіяхъ у него доставало время появляться въ разныхъ трактирахъ, ресторанахъ, въ Новгородскомъ трактирѣ., Славянскомъ базарѣ и быть вездѣ «своимъ человѣкомъ», играть по нѣсколько часовъ на билліардѣ, быть каждый вечеръ на гуляньѣ и ночь проводить въ какомъ нибудь притонѣ за картами.
Знакомство онъ сводилъ быстро; то онъ отыскивалъ нотаріуса въ колоколѣ и съ пластыремъ на щекѣ, то какого-то купеческаго сынка. Къ несчастію, эти знакомства были скоротечны. Сегодня онъ сидѣлъ съ кѣмъ нибудь еще на садовой скамейкѣ и курилъ важно сигару. На другой день вчерашній знакомый не смотрѣлъ на него и какъ будто улепетывалъ отъ него.
— Ишь, вѣдь, рыло-то воротитъ! — пускалъ ему съ досадой бойкій мужчина.
Иногда онъ рѣшался напомнить о своемъ знакомствѣ и, загораживая дорогу своею солидною фигурою отступавшему, шутливо, прищуря глазъ, намекалъ ему:
— А, что, не поѣхать ли намъ туда, знаете, гдѣ были, вѣдь насъ ждутъ!..
По это, видимо, еще болѣе приводило въ смущеніе недавняго знакомаго. Тотъ краснѣлъ, багровѣлъ и съ видимымъ страхомъ исчезалъ куда глаза глядятъ.
Бойкій мужчина никогда не унывалъ и ничѣмъ не смущался. Не смотря на то, что, благодаря «случайному стеченію обстоятельствъ», у него никогда въ карманѣ не было ни пфенига, онъ, однако, пользовался кредитомъ въ буфетѣ (который иногда смарывался въ одинъ вечеръ какимъ-то подпившимъ случайнымъ знакомымъ) и окруженъ былъ почтеніемъ. Трудно было устоять предъ этимъ внушительнымъ видомъ, когда онъ въ критическія минуты вытягивался во весь ростъ и говорилъ…
— Милл--осстивый г--сударь!
Это бывало всего чаще за картами. Въ другихъ случаяхъ онъ говорилъ просто: — ты не знаешь, съ кѣмъ говоришь!
Бойкій мужчина велъ себя совершенно развязно, ничто не смущало его — ни безденежье, ни конфузъ. Конфуза онъ никогда не боялся. На взглядъ укора и пристальный взглядъ человѣка, думавшаго его смутить, онъ не обращалъ нималѣйшаго вниманія. Фразы: «когда же долгъ?» или «развѣ такъ дѣлаютъ!» — а иногда даже болѣе щекотливыя замѣчанія, пущенныя ему вслѣдъ, не производили на него никакого дѣйствія. Онъ говорилъ всегда громко и о своихъ приключеніяхъ, ничуть не думая о томъ, какъ взглянутъ на это посторонніе свидѣтели..
Онъ имѣлъ видъ «благороднаго свидѣтеля» и дѣйствительно являлся имъ во всѣхъ скандалахъ на гуляньяхъ, причемъ бралъ всегда сторону какого нибудь подгулявшаго купца, надѣлавшаго дебошу, приказчика, купеческаго сына и сопутствовалъ имъ къ мировому, ободряя падшихъ духомъ, какъ человѣкъ опытный. Онъ любилъ «бурную поэзію» и всякаго рода «игру». — Была игра вчера! — говорилъ онъ многозначительно: — двѣ рамы, 12 стеколъ, столы, стулья — все къ чорту! — пояснялъ онъ лаконически. Иногда въ какомъ нибудь углу сада или «павильонѣ любви» слышались вѣскія пощечины. крупная брань и мелькала величественная фигура бойкаго мужчины съ распростертой дланью. Поэтому мужчинѣ съ суковатою палкою всѣ почтительно уступали дорогу.
— Скандалистъ! — говорили робкіе.
— Ваше пре--ство! — говорили лакеи.
Когда онъ уходилъ съ гулянья и садился на дрожки иногда съ подпившимъ купцомъ, полицейскій офицеръ пристально провожалъ его взглядомъ. Почему-то бойкій мужчина съ благороднымъ видомъ считался у него на счету «подозрительныхъ», хотя онъ всегда былъ вѣжливъ къ полиціи.
У этого безпечнаго и гордаго героя были, однако, свои непріятности и закулисныя драмы. Говорили, что въ пылу любви и въ нору счастья онъ обманулъ какую-то дѣвушку, страстно любившую его, выманивъ у нея материны брильянтовыя вещи съ клятвой возвратить чрезъ нѣсколько дней, но по случайности но сдержалъ обѣщанія, послѣ чего несчастной осталось покончить самоубійствомъ: она утопилась. Это было одно изъ ста тысячъ несчастій! Говорили, что онъ взялся обдѣлать дѣло и заложить какому-то другу дѣтства домъ, заложилъ его, но деньги, но несчастію, утратилъ на дорогѣ, и пріятель пошелъ по міру. Говорили даже просто о кражѣ золотыхъ часовъ и перстней въ знакомыхъ домахъ. но все это были вещи недоказанныя. Были дѣла и у мироваго судьи съ разными фортепьянщиками, часовщиками, но и это были пустяки. По разъ скопились всѣ эти сто тысячъ несчастій сразу и выплыли наружу. Словомъ въ одно прекрасное утро, прокурорскій надзоръ Богъ знаетъ откуда добылъ не болѣе не менѣе какъ 16 обвиненій, въ томъ числѣ по поддѣлкѣ векселей, духовныхъ завѣщаній, обмановъ всякаго рода, не считая утратъ, займовъ безъ отдачи и т. д. Въ этотъ пасмурный день бойкій мужчина не появился вечеромъ на гуляньѣ. Всѣ почувствовали, что чего-то недостаетъ. Маркеры тоскливо смотрѣли, буфетчикъ быль сумраченъ и даже фонари на гуляньѣ горѣли тускло. Сержъ, Сеня, Петя и баронъ, явившись, озабоченно шушукались, но на слѣдующій день, увы! и они присоединились къ компаніи бойкаго мужчины. А бойкій мужчина сидѣлъ уже въ домѣ предварительнаго заключенія и скучалъ. Онъ сначала было попробовалъ взять глоткой, говорилъ дерзости слѣдователю, горячился, но потомъ, увидя массу свидѣтельскихъ показаній, осѣкся. Выплыло и разрослось дѣло — одно изъ многихъ. Наступило время суда. Адвокатъ по назначенію пожалъ только плечами и подсудимому могъ только представить его безнадежное положеніе. Слѣдствіе блистательно развернуло всю подноготную, а трактирная прислуга и маркеры, увы! рѣшительно оказались несостоятельными удерживать тайны благороднаго человѣка. Въ защитѣ пришлось изыскивать только смягченій «къ судьбѣ героя»: «благородный человѣкъ, привыкшій удовлетворять потребности широко», «несчастныя обстоятельства», «позаимствованія», «забывчивость», «безпечность характера», «веселая компанія», «случайность», взаключеніе жалостныя слова: «господа присяжные»!… Вотъ все, что можно было выжать въ нравственную защиту этого человѣка. Кончился процессъ, выдвинувшій на скамью предъ общественныя очи какую-то темную компанію джентельменовъ, жившихъ и наслаждавшихся жизнью неизвѣстно на какія средства, бросавшихъ деньги, весьма счастливыхъ и по своему популярныхъ, по крайней мѣрѣ, во всѣхъ трактирахъ. Какія средства были у нихъ къ жизни, было ясно доказано. Въ качествѣ свидѣтелей фигурировали масса ростовщиковъ, содержателей кассъ ссудъ, владѣльцевъ небольшихъ капиталовъ, зараженныхъ алкоголизмомъ, идіотиковъ-наслѣдниковъ, падшихъ созданій и т. п. Открылась одна изъ язвъ большихъ городовъ, омерзеніе вызвали похожденія этихъ героевъ гостинницъ, картъ, растратъ, подлоговъ и кутежей. Вѣдь они жили и наслаждались, когда другіе непосильно трудились и умирали съ голоду. Послѣ вердикта суда и произнесенія «да, виновны», у публики явилось облегченное чувство. Куда нибудь убрать бы эту мразь, только бы ее не встрѣтить больше въ обществѣ! — являлось пожеланіемъ у каждаго. Послѣ суда нѣсколько взволнованные неожиданностью герои дрогнули. У бойкаго мужчины опустились усы. Ему выпало на долю перемѣщеніе въ Томскую губернію съ лишеніемъ особыхъ правъ.
— Вы не смущайтесь, — говорилъ защитникъ: — губернія хорошая!
— Да я, помилуйте, никогда не робѣю! Привыкъ-съ, сто тысячъ несчастій! — говорилъ бойкій мужчина.
БОЙКІЙ МУЖЧИНА И СТО ТЫСЯЧЪ НЕСЧАСТІЙ.
правитьГлава II.
СТАНЦІЯ И СЧАСТЛИВЫЯ ЗНАКОМСТВА.
править
На главномъ трактѣ, при въѣздѣ въ Сибирь, въ первомъ городѣ, возвышается огромная пересыльная тюрьма, напоминающая по движенію кипучей жизни и смѣнѣ лицъ скорѣе вокзалъ желѣзной дороги. Такая же пестрая публика всѣхъ классовъ двигалась въ немъ. Кого тутъ не было: чухны, цыгане, кавказцы, армяне, русыя головы великорусскихъ крестьянъ и изысканныя бородки и усики городскихъ и столичныхъ франтовъ. Всѣхъ свела одна дорога!
Какъ широкая пасть, поглощалъ этотъ пересыльный замокъ постоянно прибывающія ссыльныя партіи. Отъ этихъ партій было такъ тѣсно, что люди тѣснились въ камерахъ во всѣхъ корпусахъ, въ подвалахъ, въ корридорахъ и, наконецъ, во дворѣ. До полуторыхъ, а иногда до двухъ тысячъ народу скоплялось въ этомъ острогѣ, ожидая отправки далѣе въ Сибирь. Народъ кишитъ на всѣхъ дворахъ острога, представляя сѣрыя фаланги, двигающіяся туда и сюда; здѣсь раздаются крики, хохотъ, остроты, а въ глубинѣ острога, на заднемъ дворѣ, въ то же время, какъ адъ, гремитъ цѣпями скопище каторжныхъ — бритыхъ, въ курткахъ, съ цвѣтными рукавами, и въ уродливыхъ сѣрыхъ шапкахъ. Передній дворъ острога представлялъ самую оживленную картину. Здѣсь разгуливали всевозможныя національности и самыя пестрыя личности. Всѣ искали новыхъ знакомствъ, связей и какого либо общества. Ссыльный, естественно, стремился приткнуться куда нибудь, пришедши въ Сибирь, найдти людей изъ своихъ, поддержать другъ друга и воодушевить себя. Поэтому, по двору пестрѣли всевозможныя группы людей, ведя оживленную бесѣду. Между прочимъ, вниманіе обращала на себя группа ссыльныхъ дворянъ. Это были довольно пестрыя личности въ разныхъ дорожныхъ костюмахъ, пледахъ и съ сакъ-вояжами, они, видимо, нѣсколько привыкли къ своему положенію и бесѣдовали, какъ бы въ вокзалѣ желѣзной дороги.
Нѣкоторые даже, благодаря дневкѣ, вытащили свои обыкновенные костюмы и отличались нѣкоторымъ изяществомъ. Въ одномъ мѣстѣ бесѣдовалъ очень прилично одѣтый молодой чиновникъ, въ пестромъ жилетѣ, при часахъ и въ форменной фуражкѣ съ бархатнымъ околышемъ, съ офицеромъ, который измѣнилъ, послѣ ссылки, развѣ то въ своемъ костюмѣ, что снялъ погоны съ пальто и кокарду съ фуражки.
— Вы, осмѣлюсь спросить, — говорилъ офицеръ: — вѣроятно, по службѣ пострадали?
— По упущенію по службѣ, — развязно проговорилъ чиновникъ.
— Я такъ казначеемъ былъ въ полку.
Въ другой сторонѣ такое же знакомство заводилось между холостыми дворянами; ихъ было семь человѣкъ, всѣ они были одѣты въ свои платья, исключая одного виднаго мужчины съ бойкими манерами. Всѣ они уже перезнакомились и жали другъ другу руки. Притомъ, шесть изъ нихъ, по странной случайности, оказались — «за дерзость противъ начальства».
— Дерзнулъ баталіоннаго командира… говорилъ одинъ.
— Нужно было отмстить за сестру, вынужденъ быль честью… говорилъ другой, крутя усы.
— За дерзость… говорилъ, хлопая каблуками, третій, съ Кавказа.
— Вы, кажется, говорили — за какихъ-то лошадей? — возражалъ одинъ изъ спутниковъ.
— Нѣтъ, положительно за дерзость… подтвердилъ дворянинъ съ Кавказа.
— Сто тысячъ несчастій! — патетически воскликнулъ видный мужчина въ длинномъ арестантскомъ халатѣ. Представьте, былъ въ кіевскомъ замкѣ, въ харьковскомъ, въ смоленскомъ, въ московскомъ и, наконецъ, сюда! Положительно, сто тысячъ несчастій!
Этотъ джентельменъ велъ себя развязнѣе всѣхъ. Вы, конечно, узнали его. Фигура его, съ большущими усищами и бакенами, съ развязными манерами, напоминала извѣстнаго намъ героя, съ огромной палкой и въ шляпѣ, толкавшагося еще недавно въ бильярдныхъ гостинницъ и въ буфетахъ на всѣхъ гуляньяхъ. но какъ измѣнился костюмъ этого человѣка. Исчезло въ долгихъ несчастіяхъ и скитаніяхъ порыжѣлое пальто, суковатая палка и цилиндръ. Онъ былъ облеченъ въ длинную сѣрую тогу, арестантскій халатъ, въ арестантскомъ бѣльѣ и въ надѣтыхъ на босу ногу котахъ. Какой-то уродливый картузъ прикрывалъ его голову. По достаточно было взглянуть на эту высокую фигуру, на эту вызывающую физіономію, съ бакенами и усами, какъ можно было тотчасъ же узнать его. Это былъ онъ, «бойкій мужчина съ ста тысячами несчастій». Онъ также растаркивался, шумѣлъ и быстро заводилъ знакомства, какъ всегда.
— Вы не были въ харьковскомъ замкѣ? что-то лицо ваше знакомо, — говорилъ онъ кому нибудь, или: скажите, пожалуйста, вы не изъ московскаго замка? — и это онъ дѣлалъ съ тою же видимою развязностью, какъ нѣкогда спрашивалъ: — не служили ли вы въ гродненскихъ гусарахъ? Вдругъ онъ увидѣлъ знакомую фигуру въ шляпѣ колоколомъ и съ пластыремъ на щекѣ. Боже мой! да это онъ, маклеръ!! — воскликнулъ онъ и кинулся въ толпу, распростирая объятія.
— Маклеръ, кто бы ожидалъ, вотъ встрѣча!
Шляпа колоколомъ подняла глаза, изумилась, но затѣмъ какъ-то оживилась, лицо въ этой шляпѣ тоже было помято несчастіемъ.
— Какое счастье! какая встрѣча! ха-ха-ха! — гоготалъ уже бойкій мужчина. — А помните, какого я вамъ дьявольскаго клопштоса закатилъ въ Москвѣ, за то ночь-то какъ провели! Въ которой палатѣ? Пойдемъ же къ намъ, я васъ съ Васей познакомлю.
Бойкій мужчина превосходно освоился съ острогомъ и съ его правами Въ своемъ классическомъ длинномъ халатѣ, подъ которымъ не было ничего, но съ необыкновенно проворными локтями, проталкивался онъ вездѣ, и вездѣ глотка его громче всѣхъ протестовала. На острожной кухнѣ, съ крынкой арестантскихъ щей и съ ложкой въ рукахъ, онъ громко оралъ, какъ прежде протестовалъ въ буфетахъ, съ блюдечкомъ мороженаго.
— Нѣтъ это, положительно, невиданно! Въ семнадцати острогахъ перебывалъ, но такихъ безпорядковъ, чтобы щей не достало, — не видывалъ! — шумѣлъ онъ, заявляя свою опытность.
Видный джентельменъ московскаго буфета, «съ ста тысячами несчастій», счастливо отыскалъ себѣ на дорогѣ въ Сибирь друга. Это былъ жалкій и худосочный молодой человѣкъ изъ Москвы. Одѣтъ онъ былъ всегда въ модный пиджачокъ, съ глянцовитымъ сакъ-вояжемъ черезъ плечо.
Онъ вѣчно занятъ быль перемѣною карпетокъ, рубашекъ и цвѣтныхъ галстучковъ. Пустоватый, легкомысленный франтикъ съ московскихъ гуляній, къ величайшему горю матери, сопровождавшей его въ Сибирь, этотъ юноша, таскаясь по гуляньямъ и наряжаясь въ галстучки, по глупости, завлеченъ былъ въ какую то мерзѣйшую исторію скандалезно-трактирнаго свойства и попалъ въ Сибирь. Этотъ франтикъ, не умѣющій ничего дѣлать, нимало не думалъ о своемъ положеніи и занятъ былъ, попрежнему, только кудрями, мытьемъ душистымъ мыломъ и усиками. Остальные дворяне глубоко соболѣзновали, узнавши, что у него нѣтъ никакого состоянія, и никакой профессіи, недоумѣвали, что ему придется дѣлать въ Сибири? Этого-то джентельмена взялъ подъ свое покровительство мужчина съ бойкими манерами, чувствуя къ нему близкое родство но московскимъ гуляньямъ.
— Мы съ Васей не пропадемъ! — говорилъ бойкій мужчина, обнимая широкимъ рукавомъ арестантскаго халата тощую фигурку франта и похлопывая ее но бокамъ.
— Вася, дай-ка твою табачницу, — также развязно обращался онъ къ нему. Чортъ-возми! въ этомъ Нижнемъ у меня уперли превосходное портъ-сигаръ съ новыми триковыми брюками!…
Развязный человѣкъ обнадеживалъ всѣхъ ссыльныхъ дворянъ, что житье въ Сибири отличное; онъ, казалось, съ нею также умѣлъ близко знакомиться.
— Пріиски, батюшка, пріиски! Золотопромышленники Милліоны имѣютъ-съ, — трепля кого либо по плечу, ободрялъ онъ. Въ городахъ игра на большую руку, какой въ Нижнемъ нѣтъ, и какой нибудь мужланъ-приказчикъ, ничего въ ней не понимая, для форсу садится. Деньга сама въ руку валится-съ! Вотъ хоть бы Тюмень, жалѣю, что нельзя здѣсь остановиться, игра, говорятъ, постоянно идетъ большущая, и купцы эти — такъ и садятъ деньги въ пьяномъ видѣ. Затѣй съ ними игру, вотъ и капиталистъ! Въ городахъ вездѣ трактиры, клубы — нигдѣ не пропадешь! Иногда въ обществѣ у нихъ нашъ братъ, ссыльный, первѣйшій человѣкъ, первую роль въ городѣ играетъ. Въ клубѣ у нихъ онъ игру ведетъ, женамъ ихъ топъ показываетъ, танцуетъ съ ними, ухаживаетъ. Ну, и, знаете, эти милыя купчихи-сибирячки въ восторгѣ отъ нашего брата. Мы умѣемъ иногда и развлечь ихъ, иногда завязать маленькую интригу… «За что вы сосланы», — никто здѣсь и не спрашиваетъ. Я положительно буду говорить, что за губернаторскую дочку. Ха, ха, ха! Это придастъ интересъ въ глазахъ дамъ. Вамъ совѣтую говорить, что за дуэль съ княземъ или графомъ N., Z., что-ли. Это можетъ быть интересный расказъ: «Мы стали, графъ N. первый поднялъ пистолетъ, я навожу дуло, но вдругъ»… ну, тутъ что хотите!.. А простота, сударь мой, патріархальность по всей Сибири удивительная! населеніе живетъ по старинѣ, и кучи денегъ. Хочешь сдѣлать спекуляцію, садись на тройку, налѣпи кокарду и ревизуй хоть цѣлую губернію, въ деревняхъ будутъ ницъ падать, и капиталъ опять готовъ. А въ городахъ, вотъ хоть бы Томскъ, говорятъ, чудо что за городъ. Тамъ насъ на рукахъ носятъ. Въ клубахъ, въ обществѣ вездѣ наши. Аристократію, говорятъ, составляютъ; адвокатура, купеческіе иски, музыкальное общество, контроль, телеграфное агентство — все въ нашихъ рукахъ, даже въ судѣ нашъ подставной. Тутъ ужъ не попадешься! Малина! Нѣтъ-съ, я положительно думаю, что я сюда переселился составить себѣ фортуну. Страна благодатная, нетронутая!
БОЙКІЙ МУЖЧИНА И СТО ТЫСЯЧЪ НЕСЧАСТІЙ.
правитьГлава III.
ЗНАКОМСТВО СЪ ГОРОДОМЪ И БОГАТАЯ ПОЧВА.
править
Въ концѣ большаго губернскаго города, расположеннаго красивыми терассами, окруженнаго зелеными садами, стоялъ огромный пересыльный замокъ, его страшная пасть то поглощала, то извергала тысячи преступниковъ наполнявшихъ Сибирь. Въ его стѣнахъ скоплялось, какъ въ клоакѣ, всё отверженное, преступное; здѣсь же среди нравственнаго разложенія иногда ютилась и болѣзнь физическая: тифъ, цинга, дифтеритъ также не оставляли безъ вліянія сибирскихъ городовъ.
Это китъ-зданіе выбросило сегодня изъ чрева также нѣсколько своихъ странниковъ. Они стояли озадаченные среди улицы большаго города, глаза ихъ блуждали; солнечный свѣтъ, шумъ улицъ обдалъ ихъ сразу. Нѣкоторые были еще въ сѣрой заклейменной одеждѣ. Прохожіе подозрительно смотрѣли на эту группу пришельцевъ и провожали ихъ также подозрительно. Они стояли растерянные, въ впалыхъ глазахъ выпущенныхъ ссыльныхъ еще была узническая робость, однако, при видѣ этого города, его рынковъ, улицъ, двигающейся толпы, экипажей, кровь ихъ заволновалась. Они стояли здѣсь горькимъ контрастомъ сверкающей жизни, раздавленные, униженные, безпомощные. Этотъ шумъ раздражалъ ихъ. Угрюмые взгляды ихъ краснорѣчиво говорили:
— Вы, вы, добродѣльные, но злые люди, хотѣли заклеймить насъ именемъ преступниковъ, отверженныхъ, вы заставили насъ перенести униженіе. Кто же намъ заплатитъ за это! Вы думаете, мы вамъ простимъ это?
Съ скрытой злобой, проникнутою отравленнымъ чувствомъ, они взглянули на этихъ чуждыхъ и равнодушныхъ къ нимъ свободныхъ людей. Они смотрѣли на этотъ чужой городъ, на это солнце съ жадностью и завистью. Проснулся старый инстинктъ жизни, ноздри расширились, въ глазахъ мелькалъ старый зловѣщій огонь страстнаго необузданнаго темперамента.
Не оставаться же на распутьѣ опозоренными, попранными. Жить, жить хотѣлось во что бы то ни стало! Таковы были чувства перваго пробужденія.
Въ то же утро по улицамъ освѣщеннаго города, мимо погребковъ и трактировъ, но тротуару пробирались знакомые намъ «мужчина съ ста тысячами несчастій» и тщедушный франтикъ Вася съ старушкою матерью. Мужчина съ ста тысячами несчастій бойко размахивалъ рукавами сѣраго халата и, какъ видно, особенно отмѣчалъ трактиры своимъ наблюдательнымъ окомъ.
— А, вѣдь, городишко-то ничего, и трактиришки, знаешь, есть! Только помни, Вася, сюртукъ, пожалуйста, мнѣ, сюртукъ одолжи, который у тебя лишній, — бормоталъ озабоченно солидный мужчина своему другу Васѣ.
Чрезъ полчаса, дѣйствительно, бойкій мужчина, совершенно преобразившись, мчался уже но улицѣ города. Онъ былъ въ Васиномъ сюртукѣ и брюкахъ, и смотрѣлъ очень солидно; кожаная фуражка его была надвинута довольно величественно, баки придавали необыкновенную важность, а вдобавокъ онъ уже имѣлъ точь-въ-точь такую суковатую палку, съ какою гулялъ въ Москвѣ. Словомъ, онъ преобразился въ того же самаго джентельмена, котораго привыкли видѣть на московскихъ гуляніяхъ. Судьба какъ будто его перенесла мгновенно съ Сокольниковъ на коврѣ самолетѣ въ золотопромышленный сибирскій центръ и съ нимъ никакихъ собственно перемѣнъ не случилось. Онъ также безпечно и весело летѣлъ, помахивая тростью, къ намѣченной имъ гостинницѣ, какъ бывало въ «Новотроицкій». Одинъ изъ этихъ трактировъ носилъ названіе «Свиданіе друзей и пріятная бесѣда». Бойкій мужчина направился стремительно къ этой гавани. Это была обыкновенная сибирская гостинница, гдѣ днемъ не было въ залахъ ни души. По сибирскому обыкновенію, трактиръ былъ совершенно пустъ до ночи и только въ это время оживлялся посѣтителями. Бойкій мужчина, I не снимая фуражки, прошелъ пустую прихожую, затѣмъ, залъ, уставленный зеркалами и столами, заглянулъ въ гостинную съ картинами, засиженными мухами, и быстро направился къ комнатѣ, откуда слышался столь знакомый ему звукъ бил ліардныхъ шаровъ. Онъ вошелъ въ билліардную, какъ будто! былъ постояннымъ ея посѣтителемъ, положилъ свою сукова1 тую палку на диванъ и воскликнулъ поощряющимъ тономъ.
— Ага! Желтаго въ среднюю. Отлично! — это было первое слово, которымъ заявилъ новый гражданинъ Сибири свое прибытіе въ сибирское общество.
На билліардѣ игралъ довольно неумѣній золотопромышленный приказчикъ съ ловкимъ маркеромъ, вѣроятно, изъ поселенцевъ. Приказчикъ былъ разодѣтъ весь въ пестромъ, на рукахъ его были перстни, золотая массивная шейная цѣпочка спускалась на жилетъ, онъ былъ сильно выпивши и проигрывалъ партію.
— Ты, вѣдь, Никита, дока, я знаю тебя, я еще въ Новотроицкомъ тебя знавалъ! — говорилъ весело мужчина съ развязными манерами, обращаясь къ маркеру.
Маркеръ хитро улыбнулся на эту шутку.
— Нѣтъ, ты постой, мы вотъ съ играемъ съ мосье, ставь шары! Хотите на бутылку вина? Впрочемъ, давайте на три рубля, я буду играть мазикомъ, и 20 впередъ. Не хотите?… Ну, на рубль желаете? Мосье, какъ вамъ не стыдно отказываться!
Приказчикъ колебался. Бойкій мужчина ставилъ уже шары.
— Я вотъ игралъ въ Москвѣ, разскажу вамъ, представьте, 25 рублей ставка!.. берите кій.
Приказчикъ вяло повиновался.
— Выставляйте! — крикнулъ бойкій мужчина. — Такъ я вамъ разскажу, въ Москвѣ… Ты помнишь, Никита, какъ я игралъ…
— А деньги? — робко рѣшился замѣтить приказчикъ, выставляя шары.
— А, вотъ, сейчасъ, сейчасъ! — говорилъ солидно развязный мужчина, запуская руки въ карманы и, между тѣмъ, дѣлая шаръ за шаромъ.
— Ну, пятакъ пара! Красный, крамболь! 15 очковъ, хотѣлъ съ клопштосомъ. Ничего и очень глупо! Ха-ха-ха! — заливался бойкій мужчина. — Я вамъ разскажу анекдотъ, вотъ, тоже въ Москвѣ…
— Что же деньг… обиженно заикался приказчикъ.
— Сейчасъ, сію минуту! Мальчикъ, Никита!.. Фю!.. Машинку, лѣстницу и веревку!.. Проклятый, на борту!! Ну-ко, клоінитосъ и оттяжка. Съ громомъ въ лузу, шлёпъ! Ха-ха-ха! Я вотъ вамъ разскажу… — заливался бойкій мужчина, нимало не конфузясь и оканчивая разомъ партію.
— Ну, такъ нельзя, — говорилъ обиженно приказчикъ, отходя въ сторону, — вы… тово…
— Это счастье, это дурацкое счастье! ха ха ха! — заливался мужчина. — Хотите еще?..
Но приказчикъ, окончательно охмѣлѣвъ, усѣлся и только сопѣлъ.
— Никита, много бываетъ посѣтителей у васъ?
— Я не Никита, сударь!
— Ну, все ровно! Поболтавъ съ маркеромъ, бойкій мужчина уже бесѣдовалъ въ буфетѣ, стучалъ тарелками, рюмками и обольщалъ буфетчика, оказавшагося то же изъ сильныхъ, но лѣтъ 20 уже практиковавшагося въ Сибири и отличавшаго отлично «птицъ по полету».
— Такъ вы говорите, много нашихъ здѣсь!
— Сколько угодно-съ. Да вотъ изволили видѣть сейчасъ — господинъ лысоватый прошли.
— Тоже?…
— Тоже-съ.
— А, а, а! — смаковалъ бойкій мужчина, закусывая балыкомъ и стараясь оріентироваться. При живости характера, его знакомства сводились быстро. Еще полчаса, и онъ щелкалъ уже на бильярдѣ съ какимъ-то простодушнымъ мѣщаниномъ, котораго онъ въ то же время исповѣдовалъ обо всѣхъ посѣтителяхъ трактира, видныхъ лицахъ города, хорошихъ игрокахъ и хорошихъ людяхъ, съ которыми онъ, бойкій мужчина, могъ составить компанію.
— У насъ житье простое-съ и занятія сами наклевываются, даже, можно сказать, многіе безъ труда живутъ… говорилъ мѣщанинъ.
— А какъ у васъ насчетъ адвокатуры или посредничествъ разныхъ, перепродажи, напримѣръ? — любопытствовалъ бойкій мужчина, дѣйствуя кіемъ. — Говорятъ, хорошо?
— Помилуйте, сударь, чего лучше! Вотъ господинъ Звонкевичъ тоже по «несчастію» за какое-то темное дѣло сосланы. И знаете, какъ оперились здѣсь. Крезъ — можно сказать! Квартира въ 500 руб. и пара кровныхъ рысаковъ. А тоже въ сѣромъ халатикѣ прибыли. Продѣлываютъ они топкія штуки! — улыбнулся разсказчикъ. — Возьметъ вексель отъ васъ ко взысканію по передаточной надписи, взыщетъ деньги, да и простись съ ними! Сколько примѣровъ бывало. За то какъ крезъ живетъ!
— Скажите, и сходитъ?
— Пустяки-съ! Они съ аблакатомъ Инструментовскимъ состоятъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ, а тотъ съ «мужемъ судейши», такъ у насъ Ѳемиду прозвали…
— Ха-ха-ха, съ «мужемъ судейши». Это остроумно! Выпьемте-ка пива и съиграемъ еще партію.
— Да что говорить-съ, — повѣствовалъ этотъ открытый гидъ города, — вотъ я вамъ скажу, здѣсь есть грекъ Макаковъ, сосланный за мошенничество, и человѣкъ — то недальный, и въ русской грамотѣ недалекій, но кого онъ тоже только не объегорилъ. Даже простыхъ мужиковъ на рынкѣ, и тѣхъ не щадитъ. Купитъ сѣно, а денегъ не отдастъ. Про него и въ газетахъ писали. А тоже хорошо живетъ. За то есть у насъ г. Обѣлянскій, такъ тотъ все кліентовъ втравливаетъ въ непріятности.
— Какъ такъ?
— Очень просто, дастъ такой совѣтъ, что кліентъ, можно сказать, съ головой втрещится. Такъ онъ купца Боронкина такому дѣлу научилъ, что онъ нынѣ приговоренъ къ лишенію-съ правъ.
— А ему — то что же изъ этого?
— А у него своя линія-съ. Тутъ было дѣло купца Ульянкина, по убійству, такъ онъ посредникомъ служилъ, понимаете — передать кому нужно, ну, а въ кармапѣ-то кое что и заваляется. Ну, и мастеръ же — купцу Столярову такую составилъ просьбу, что тотъ прямо за клевету подъ судъ попалъ, а Обѣлянскій гогочетъ: это, говоритъ, мнѣ на руку, ко мнѣ же за совѣтомъ обратится.
— Однако, онъ, какъ видно, умный человѣкъ! Надо съ нимъ познакомиться!
— Нѣтъ, ужъ если вамъ знакомиться, сударь, — такъ у насъ есть еще пріѣзжій съ юга откуда-то господинъ Мышеловкинъ, такъ этотъ по части наслѣдниковъ ходокъ. Пронюхиваетъ, знаете, родственниковъ, отыскивающихъ наслѣдство, и сейчасъ имъ — западню, договоръ заключаетъ и неустойку. Затѣмъ какъ пойдетъ волочить, такъ наслѣдники-то готовы и отъ наслѣдства отказаться. А онъ — стой! неустойку давай! Нынѣ двухъ идіотиковъ поймалъ. Вы его увидите сегодня. Онъ неотлучно съ этими идіотиками ходитъ. Прекрасный и веселый господинъ. Знаете, любятъ тово… мѣщанинъ сдѣлалъ жестъ
— То есть выпиваетъ! — пояснилъ мужчина.
— Даже очень! Ну, а человѣкъ образованный…
— Очень, очень пріятно! — пробасилъ мужчина, — вѣрно пріятный человѣкъ для компаніи.
— Совершенно вѣрно! Одно, — продолжалъ повѣствователь: — не попадайся, когда они въ градусѣ. Надняхъ сидятъ въ гостинницѣ, вдругъ одинъ господинъ чихнулъ около нихъ. Ты, говоритъ, непочтеніе ко мнѣ питаешь, всего оплевали, а потомъ пошли его трепать, ихъ удерживать, а они всю гостинницу разнесли.
— Ха-ха-ха! герой! — хохоталъ бойкій мужчина. — Положительно надо познакомиться!
Благодаря этимъ разсказамъ, бойкій мужчина понялъ, что жить здѣсь можно, и ирепріятно. То, что въ другихъ мѣстахъ получило названіе воровства, мошенничества и должно скрываться отъ дневнаго свѣта, — здѣсь практиковалось совершенно открыто, и объ этомъ повѣствуется даже въ гостинницахъ. Словомъ, страна нетронутая и многообѣщающая. Насчетъ новыхъ судовъ и помину нѣтъ! Такъ вотъ гдѣ раки-то зимуютъ! — подумалъ онъ, и рѣшился уже окончательно прозондировать почву.
— Ну, а насчетъ игры какъ? Знаете — направо, налѣво! какъ-то вскользь рѣшился намекнуть любопытный мужчина и, подмигнувъ, показалъ рукой легонькій вольтъ.
— Здѣсь! здѣсь! — затараторилъ чичероне. — Во всѣхъ гостинницахъ, въ особыхъ комнатахъ, — шепнулъ онъ: — всѣ тузы собираются, а нѣкоторые и квартируютъ здѣсь. Всѣхъ увидите вотъ попозднѣе.
У бойкаго мужчины забѣгали глаза, но, желая скрыть свои чувства, онъ всталъ и, какъ-то томно вперивъ глаза, запѣлъ, а потомъ прибавилъ со вздохомъ.
— Я сколько, однако, въ этой Сибири талантливыхъ людей нашихъ пропадаетъ!
— Помилуйте! первѣйшіе таланты! — подхватилъ съ вздохомъ собесѣдникъ. — Вотъ недавно г. Котиковичъ сюда прибыли, вѣдь головушка-то какая. Въ компаніи съ г. Леонидовымъ они надняхъ игру-съ съ однимъ иркутскимъ купцомъ у Лѣснаго затѣяли и обчистили во какъ-съ!
— Есть говорятъ здѣсь музыкальное общество и тамъ тоже артисты, — отвлекалъ бойкій мужчина разговоръ о шулерахъ.
— Они же-съ всё: г. Ахеръ на гармоніи-флютѣ зудятъ, а г. Котиковичъ подпѣваютъ. Истинный артистъ! Если бы вы видѣли, какъ онъ вольтъ въ картахъ дѣлаетъ. Умопомраченье! Съ кѣмъ играть сядутъ, не выпустятъ: всё оставитъ, да еще поблагодаритъ. Это они называютъ — ощипывать куръ, не заставляя ихъ кричать!
— Ха-ха-ха! — и не заставлять кричать. Это хорошо!
Въ головѣ бойкаго мужчины толпилась между тѣмъ куча мыслей, глаза его свѣтились.
— Однако, до свиданья, встрѣтимся вечеромъ! — сказалъ онъ многозначительно.
— Всю аристократію нашу увидите, будьте увѣрены: Котиковичъ, и Звонкевичъ, и грекъ, а можетъ и Трошкинъ съ Струсберговымъ подкатятъ отъ самого, а ужъ Мышеловки въ постоянно до утра остается.
Новые знакомые разстались. Бойкій мужчина шолъ, насвистывая арію изъ «Корневильскихъ Колоколовъ».
Солнце закатывалось, начиналась лѣтняя прохлада, но улицамъ мчались экипажи. Какая-то пара лихихъ пронесла мужчину въ цилиндрѣ, безпечно развалившагося.
Навѣрно Котиковичъ, или Трошкинъ, какъ сыръ въ маслѣ катается, шельма — подумалъ бойкій мужчина и посмотрѣлъ вслѣдъ, какъ бы о чемъ-то думая.
Недурно бы такую парочку пріобрѣсти! Вольтъ! -мелькнуло затѣмъ въ головѣ его и завертѣлись въ его глазахъ колоды.
Онъ шолъ, разсѣянно махая длинной палкой, вдругъ около одного дома онъ увидалъ Васю, въ новыхъ клѣтчатыхъ панталонахъ и розовомъ гастукѣ. ловко фланировавшаго около воротъ, гдѣ стояли горничныя.
— Васька! Васька! — кричалъ онъ, грозя ему пальцемъ. Ты ужъ успѣлъ, шельма! — прибавилъ онъ отечески. Они пошли вмѣстѣ.
— Знаешь, Вася, я рѣшаюсь съ завтрашняго дня открыть контору, кассу, или что нибудь подобное! Время терять нечего! — сказалъ бойкій мужчина озабоченно. Надо дѣло дѣлать. Пойдемъ, помечтаемъ.
Они прошли длинную улицу съ красивыми домами; вотъ и каменный домъ, принадлежавшій когда-то милліонеру золотопромышленнику, съ оранжереями, вотъ площадь, строящійся соборъ, а за нимъ въ концѣ площади какіе-то воздвигающіеся лѣса и новое сооружащееся зданіе. За этимъ зданіемъ былъ садъ. Высокія деревья стояли здѣсь, простирая тѣнь въ лѣтній зной, этотъ садъ выходилъ на терассу, откуда видна была живописная панорама. Зеленые луга, озера и привольная рѣка сипѣли полосою. Въ этомъ лѣсу иногда щелкалъ соловей. Алымъ заревомъ заката былъ освѣщенъ этотъ лѣсъ, съ холма изъ-за зелени можно было видѣть, какъ садилось солнце.
Но бойкій мужчина не былъ сантименталенъ, онъ строилъ свои планы, сидя на скамейкѣ, и думалъ, какая здѣсь не початая почва. Между тѣмъ городъ понемногу окутывался лѣтней темнотой. Онъ засыпалъ, утомленный дневной жизнью, послѣ" труда здѣсь были также свои радости и печали, свои надежды и упованія. Это былъ городъ будущаго, съ строящимся величественнымъ зданіемъ, изъ котораго долженъ выйдти первый яркій лучъ свѣта истины, по этотъ городъ лежалъ пока во мракѣ.
Точно змѣи и жабы, кишѣли у его подножья темныя личности, бандиты, шулера. Городъ засыпалъ, не спали только бойкіе люди. Засвѣтились огнями гостинницы, зашумѣли ночные притопы. Началась жизнь иного люда — подземнаго.
Бойкій мужчина съ ста тысячами несчастій направился къ освѣщенной гостинницѣ.
БОЙКІЙ МУЖЧИНА И СТО ТЫСЯЧЪ НЕСЧАСТІЙ.
правитьГлава IV.
СВИДАНІЕ ДРУЗЕЙ И ЦИВИЛИЗАЦІЯ ЧЕРНОЙ БАНДЫ.
править
Гостинница, куда направился бойкій мужчина съ ста тысячами несчастій, уже горѣла огнями. Помѣщеніе ея съ массой накрытыхъ столовъ представляло теперь еще болѣе привлекательности и дразнило аппетитъ, который бойкій мужчина удовлетворялъ сегодня только буттербродами.
Когда онъ вошелъ, освѣщенный залъ былъ еще пустъ. Знаменитое мѣстопребываніе мѣстныхъ шулеровъ, изъ которыхъ Нѣкоторые и квартировали въ этой гостинницѣ, обыкновенно наполнялось народомъ часовъ съ 12 и послѣ полуночи. Сюда же собиралась и вся ссыльная «аристократія», какъ выразился мѣщанинъ, чичероне бойкаго мужчины. Они съѣзжались сюда одновременно съ ночными посѣтителями, являвшимися, изъ театровъ, мѣстныхъ концертовъ и изъ клубовъ оканчивать игру.
Бойкій мужчина и на сей разъ встрѣтилъ своего Виргилія — продувнаго мѣщанина, тершагося близь буфета. Они усѣлись въ залѣ за чаемъ.
Только теперь бойкій мужчина замѣтилъ въ углу залы шумную компанію съ какимъ-то одутловатымъ, разухабистымъ мужчиной во главѣ, изображавшимъ изъ себя полупьянаго гуляку; около него сидѣли спившійся, въ замасленномъ вицъ-мундирѣ, чиновникъ и два подозрительныя лица, съ юркими глазами, напоминающія карманниковъ; собесѣдники тоже были въ градусѣ, съ красными ланитами и мутными глазами, но держали себя скромно и почтительно въ своихъ отношеніяхъ къ угощавшему. Около стояли бифштексы и масса бутылокъ; изъ послѣднихъ часть валялась на полу.
— Человѣкъ, портеру 2 бутылки, аглицкаго лучшаго! — шумѣлъ кутила, и со стола что-то полетѣло съ громомъ.
— Ловко! — сказалъ бойкій мужчина, подмигнувъ.
— Сусальниковъ, — шепотомъ проговорилъ мѣщанинъ, съ благоговѣйнымъ видомъ: — Сусалыіиковъ-съ, капиталистъ, деньжищъ страсть, по сотнямъ прокучиваютъ, всю нашу знать принимаютъ, барина розыгрываютъ, а сами купецъ.
— Изъ здѣшнихъ? — заикнулся бойкій мужчина.
— Какое, сударь! здѣшніе развѣ будутъ такъ кутить! — изъ прибывшихъ. Говорятъ, за какую-то большую кражу сосланы, но г. Сусальниковъ увѣряютъ, что за супругу. Однако, имъ здѣсь, кажется, жить еще лучше…
— Еще бы съ такимъ капиталомъ! — буркнулъ бойкій мужчина. — Можно познакомиться?
— Успѣемъ-съ, пусть разойдутся, они вѣдь на цѣлую ночь это удовольствіе продлятъ.
Въ залѣ появилась новая личность, она шла, едва передвигая ноги, разставленныя какъ буква Л. Волосы ея были чѣмъ-то намочены и прилипли ко лбу, но усы торчали щетиной, лицо было подозрительно припухшее, вся фигура изображала немощь и тихо плелась около стѣнки къ буфету.
— Это что за фигура? — засмѣялся бойкій мужчина.
— Безнадежный-съ! — замѣтилъ равнодушно мѣщанинъ. — Когда-то былъ тоже герой. Бывшій частный приставъ, кажется, изъ Таганрога, Запиванскій. Какъ я получилъ достовѣрныя свѣдѣнія отъ Александры Ивановны Великанши, онъ потерпѣлъ за продажу молодыхъ дѣвицъ и женщинъ, которыхъ сбывалъ на пароходахъ въ Константинополь для лакомыхъ турокъ.
— Однако, гусь! — сказалъ бойкій мужчина, доселѣ при всей опытности своей не доходившій еще до такого остроумнаго предпріятія. — Что же это онъ такъ ходитъ, точно ему въ карманы кто яйца въ смятку положилъ?
— Хе-хе-хе! это точно. Они вѣчно нездоровы, только нездоровье-то извѣстное. Я жилъ съ ними въ меблированныхъ комнатахъ. Всякій день съ утра такіе, только къ вечеру уксусомъ голову мочатъ, вотъ и теперь изъ кармана бутылка видна.
Фигура медленно ползла по залѣ и дѣйствительно распространяла вокругъ себя острый запахъ уксуса.
— Какъ ваше здоровье? — улыбаясь, спросилъ мѣщанинъ ползущую развалину бывшаго изобрѣтателя заграничнаго товара.
— Плохо, очень плохо! — со вздохомъ отвѣчалъ бывшій торговецъ человѣческимъ мясомъ: — видите я голову намочилъ уксусомъ, вчера угорѣлъ!
— Это всякій день у нихъ угаръ, — комментировалъ собесѣдникъ, провожая «безнадежнаго» въ буфетъ. — Самъ плохъ, за то супруга у нихъ молодецъ, проворная женщина, кухмистерскую держитъ, деньги любитъ, а находчива какъ! — рыбу для проѣзжающихъ въ умывальномъ тазу варитъ!..
— Какъ въ тазу?
— Очень просто-съ. Разъ инженеръ, квартировавшій у нихъ, рыбу купилъ и приказалъ приготовить. Хвать, кастрюли у нея нѣтъ, а рыба большая. Она и догадайся, взяла желѣзный тазъ, въ которомъ помои стояли, да рыбу въ него. И изготовила! Инженеръ и гости благодарили ее еще!
— Однако, пренаходчивая!
Посѣтители набирались, и скоро бойкій мужчина пробрался въ заднія комнаты гостинницы для интимныхъ друзей. Тамъ ужо шла игра.
Когда онъ развалился въ диванной съ ломберными столами, бойкій человѣкъ съ ста тысячами несчастій почувствовалъ, что онъ снова дома. Корридорный запахъ, стукъ шаровъ, возгласы: «12 и ничего» или «30 и очень мало», звонъ рюмокъ въ буфетѣ, самый буфетъ, хлопанье дверей и шмыганье лакеевъ съ пирамидой тарелокъ, — все это было родственно и близко изгнанническому сердцу. Несчастій какъ не бывало!
Друзья и посѣтители, съ которыми бойкій мужчина уже свелъ знакомство, тоже были какъ будто родные ему, хотя всего только часъ назадъ, какъ онъ имъ представился. Въ первыя минуты этого знакомства еще слышались отрывочныя фразы любопытства.
— За подлогъ, говорите? Кто защищалъ? — Знаю. Отличный защитникъ! 1132 ст.? да! Въ Московскомъ, говорите, замкѣ? Смотритель, да, знаю! и т. д.
Скоро, однако, и эти разспросы прекратились, и бойкій мужчина усѣлся на мягкій диванъ и ловко «треснулъ» запечатанной колодой картъ, такъ что она лопнула въ оберткѣ но всѣмъ швамъ разомъ. Онъ взглянулъ на эту колоду, какъ бы говоря: — давно ты у меня, шельма, въ рукахъ не была, и началъ тасовать. Изрѣдка входилъ новый посѣтитель.
— Изъ нашихъ, помните, по дѣлу… въ 1882 году «Золотая Ручка»…
— А, а, а! очень пріятно, — жалъ руку бойкій мужчина, видимо радуясь. Входилъ новый мужчина съ развалкой.
— Рекомендую, Ко — вичъ, вѣрно читали… игорныя исторіи… застала полиція.
— Ахъ, какъ же, весьма счастливъ!
Являлось еще новое лицо. — Вѣроятно, знаете, знаменитая исторія съ завѣщаніемъ, и…
— Ахъ, Боже! какъ же не знать! — торопился заявить бойкій и пріятный мужчина: — да я самъ присутствовалъ на судѣ. Пожуйте, какъ вы прокурора втупикъ поставили? Ха-ха-ха! Charmé!
Собравшіеся поджидали еще кого-то. Но, взамѣнъ того, внезапно ввалилась неопрятная фигура мѣстнаго ходатая Мышеловкина; заплывшіе татарскіе глаза на бульдожьей физіономіи не давали ему привлекательности, видъ его походилъ на бравирующаго Расплюева, возвратившагося съ счастливой игры; ноги были крайне нетверды. Войдя въ галошахъ, онъ развалился и сбросилъ по пути двѣ чужія шапки съ дивана, видимо, не желая церемониться съ этой компаніей. Но серьёзные, сосредоточенные игроки не обратили на него особеннаго вниманія, только кто-то съ ироніей спросилъ его:
— А гдѣ твои идіотики?
— Не твое дѣло, ты знай мечи да подтасовывай, «валетъ»! — грубо отвѣтилъ мѣстный адвокатъ, намекнувъ на темное происхожденіе сидѣвшаго. Полновѣсная колода картъ внезапно взвилась и разсыпалась, отскочивъ отъ жирной физіономіи озадаченнаго Мышеловкина. Колода была направлена ловкою рукою.
— Это вотъ они всегда такъ на скандалъ нарвутся, — сказалъ укоризненно мѣщанинъ-чичероне. — И что имъ только неймется! Изъ собранія исключены были за мордобитіе на годъ, съ пароходовъ ихъ ссаживали, изъ гостинницъ выводили, а они все свое. Характерный господинъ!
Мышеловкинъ, въ свою очередь, опрокинулъ столъ и кинулся съ кулаками. Завязалась трактирная сцена. Скоро его увели въ буфетъ, но и тамъ раздался звонъ стеколъ.
— Вѣдь вотъ это они называютъ «цивилизацію» пущать, — говорилъ мѣщанинъ, — если бы они только оргйпъ слушали, а то какъ примутся всѣмъ посѣтителямъ фонари ставить… Согласитесь, эта цивылизація дороже себѣ стоитъ!
Мышеловкинъ былъ юзъ и задира, какъ Расплюевъ, онъ любилъ трактиръ и сильныя ощущенія. Его прозвали поэтому «боксъ» и «образованная нація». Онъ былъ подставнымъ лицомъ и игрушкой въ рукахъ нѣкоего Трошкина.
— Нѣтъ-съ, тутъ у насъ господинъ Трошкинъ есть, куда ихъ солиднѣе. Ловкачъ, тонкій человѣкъ, и куда деликатнѣе! — продолжалъ мѣщанинъ.
— Кто это такой? — полюбопытствовалъ бойкій мужчина.
— Помилуйте, сударь, онъ всей этой компаніи голова, у насъ въ губерніи онъ всѣми дѣлами ворочаетъ. Вѣдь самъ-то мельница, Адамъ Адамычъ, плохъ и старъ, такъ его мельницей да краснобаемъ зовутъ, а Трошкинъ да г. Струсборгскій всѣ дѣла забрали и за нихъ орудуютъ. Ну, опять Адамъ Адамычъ на счетъ женскаго пола слабы, а г. Трошкинъ по этой части угодить умѣютъ… Г. Трошкинъ и проекты пишутъ съ, и въ коммиссіяхъ, и въ контролѣ свой человѣкъ. Безъ нихъ Адамъ Адамычъ просто какъ безъ рукъ себя чувствуютъ, а г. Трошкинъ свою линію проводятъ. Вамъ надо съ ними непремѣнно познакомиться, они васъ Адаму Адамычу представятъ и въ общество введутъ.
— Развѣ это можно?
— Помилуйте-съ, добрѣйшій старикъ. Только скажите, что изъ Москвы, — облобызаетъ. Его на этомъ всѣ ловятъ. Ему разъ, сударь, одного Непомнящаго изъ острога за москвича выдали, ужъ цѣловалъ онъ, цѣловалъ его, на поруки взялъ, а Непомнящій-то, представьте, фальшивымъ монетчикомъ на грѣхъ оказался и черезъ недѣлю бѣжалъ.
— Ха-ха-ха! добрѣйшій старикъ!
Скоро въ комнату вошелъ Трошкинъ, красивый мужчина, съ свѣтскими манерами и адвокатской развязностью. Онъ представлялъ, повидимому, типъ нѣсколькой иной среды. Цѣпкій, ловкій, не упускающій изъ виду пользоваться обстоятельствами, обольстительный въ гостинныхъ и умѣющій прикинуться дѣловымъ человѣкомъ въ кабинетѣ, онъ умѣлъ ловко польстить, воспользоваться слабостями, и примѣнилъ свои таланты въ мѣстѣ ссылки.
Онъ завладѣлъ въ городѣ дѣлами винокуровъ, кабатчиковъ, потомъ протерся въ чиновную среду, пробрался въ комитеты, благодаря бойкости писалъ сто тысячъ проектовъ. Производя своей фигурой и манерами неотразимое впечатлѣніе на женщинъ, онъ окружилъ «юбками» безхарактернаго Адама Адамыча. Музыкальныя общества, спектакли, увеселенія безъ него не обходились. Онъ устраивалъ журъ-фиксы, гдѣ присутствовали всѣ, начиная съ шулеровъ, кончая полиціей; нѣкоторые считали его салопъ лучшимъ въ городѣ. Приличный на видъ, но всегда державшій пити всякой интриги въ рукахъ, это былъ настоящій глава «черной банды», «капитанъ золотой роты», какъ его называли нѣкоторые. Днемъ въ канцеляріяхъ и въ обществѣ, ночью онъ былъ среди шулеровъ и «своихъ». Къ нему обращались всѣ за протекціей, для всѣхъ онъ обдѣлывалъ дѣла.
Въ союзѣ съ нимъ стояла другая сила и союзникъ, Струсбергскій, бюрократъ, дѣлецъ, сосланный по банковымъ дѣламъ. Вкрадчивый, улыбающійся, онъ подобралъ вліяніе на судебныя дѣла и, такъ сказать, обезопасилъ арріергардъ и поле дѣйствія шайкѣ.
— Это онъ, онъ, — шептали кругомъ, когда вошелъ Трошкинъ, и начали толкать къ нему бойкаго мужчину, который удостоился руки и симпатичнаго взгляда.
— Фу! просто измученъ: — кинулся Трошкинъ на диванъ, — сегодня два доклада выдержалъ, три проекта написалъ, комитетъ, смѣты, отчеты, агенство, контроль… просто бѣда. А тутъ старикъ еще болтаетъ, какъ старая попадья; насилу его на руки Надеждѣ Семеновнѣ сдалъ. Пусть его ублажаетъ. А гдѣ Мышеловкинъ?
— Онъ уже того…
— Молодецъ, впрочемъ, мы его встрѣтимъ за ужиномъ. Трошкина осаждали: кто просилъ его распространить какіе-то билеты на лотерею, кто оказать протекцію въ музыкальное общество, кто просилъ, чтобы затушили какое-то дѣло о грабежѣ…
Бойкій мужчина былъ посвященъ во всѣ тайны города и дружелюбно принятъ въ семью этой «аристократіи». Онъ почувствовалъ и увидѣлъ внезапно, что все это были люди точь въ точь, какъ онъ, т. е. «люди съ ста тысячами несчастій», съ той разницей, что одни попались за подлогъ, другіе по завѣщанію, третьи по игрѣ. Самъ Трошкинъ со всей тонкой своей деликатностью былъ просто его двойникъно судьбѣ.
— Да нѣтъ, вы поступайте къ намъ въ музыкальное общество, у васъ, йраво, есть голосъ! — настаивалъ ссыльный Ахеръ, выдававшій себя за бывшаго капельмейстера, хотя онъ былъ всего только старшимъ трубачемъ, а потомъ таперомъ.
— Господа, клянусь, исключая «Настасьи» и «Хуторка» въ трактирахъ ничего не пѣлъ, — божился бойкій мужчина.
— Ну, это пустяки. Вы пригодитесь для хора. Вотъ у насъ Котиковичъ — теперь первый теноръ.
Кто-то тутъ же обѣщалъ бойкаго мужчину въ банкъ пристроить.
— Люблю эту банковую часть, — потиралъ руки прозелитъ: — днемъ служба въ банкѣ и вечеромъ банчишко! ха-ха-ха! — заливался онъ. Между тѣмъ накрывался большой столъ, гремѣли тарелки, приготовлялся ужинъ en grand.
Въ ужинѣ приняло участіе множество народу, всѣ наличные шулера, музыканты, пѣвцы, ходатаи по дѣламъ и даже бывшій торговецъ живымъ мясомъ.
Бойкій мужчина взглянулъ съ почтеніемъ на это общество и утеръ важно салфеткой усы. Да, это было общество! Если бы судебные слѣдователи и господа прокуроры всѣхъ окружныхъ судовъ и палатъ, тратившіе дни и ночи на разоблаченіе ехиднѣйшихъ подкоповъ подъ человѣческое благополучіе, взглянули на этотъ пиръ въ гостинницѣ «Свиданіе друзей и пріятная бесѣда», они бы увидѣли, къ изумленію, всѣхъ своихъ героевъ, которыхъ они думали извергнуть изъ общества, сидящими за бокалами шампанскаго, гораздо болѣе цвѣтущими, чѣмъ до отправленія надъ ними правосудія. Процессъ для нихъ прошелъ пробнымъ экзаменомъ, и они теперь смотрѣли скорѣе баккалаврами, чѣмъ людьми, потерпѣвшими кораблекрушеніе и убитыми духомъ. Жирандоли освѣщали эти полныя и безпечныя лица. Шолъ оживленный говоръ. Привели и Мышеловкина.
— Вотъ и онъ, виновникъ торжества, увѣнчаемъ его господа сосисками и графиномъ, — провозгласилъ Трошкинъ.
Мышеловкинъ былъ окончательно посоловѣлымъ и моргалъ только глазами.
Послѣ перваго блюда, обнесеннаго гостямъ, уже наполни лись бокалы. Трошкинъ сталъ въ величественную позу привычнаго оратора и началъ рѣчь.
— Господа, мы празднуемъ сегодня необыкновенно счастливую побѣду и успѣхъ въ предпріятіяхъ нашего друга Мышеловкина. Вы знаете, что его судьба вознаградила за всѣ труды, онъ теперь владѣлецъ солиднаго капитала.
— Это онъ съ идіотиковъ сдернулъ, — шепнулъ бойкому мужчинѣ сосѣдъ.
— По, тѣмъ не менѣе, нашъ добрѣйшій, нашъ уважаемый тріумфаторъ, — продолжалъ ораторъ, — останется, конечно, нашимъ товарищемъ.
— Каково подъѣзжаетъ-то, каково къ капиталу-то подъѣзжаетъ! — вставлялъ неумолкавшій комментаторъ.
— Вы знаете тѣ обширные дебаты и пренія, которые велись у насъ о томъ, куда намъ приложить свои силы. Мнѣнія дѣлились… Одни стояли за кассу ссудъ подъ движимости, другіе за игорный домъ. Но въ такомъ важномъ дѣлѣ немыслимы разногласія, мы должны соединиться, почувствовать, что мы одна семья. Здѣсь закинутые судьбою, мы настоящіе культуртрегеры, призванные для воспитанія общества, общества невѣжественнаго, погрязающаго въ предразсудкахъ, не имѣющаго понятія о кредитѣ, банкахъ, векселяхъ, не понимающаго, какъ надо извлекать богатства изъ этой страны.
— Каково подъѣхалъ! Это онъ насчетъ Струсбергскаго банка.
— Я говорю, господа, о томъ, что мы призваны къ цивилизующей роли. Почтенные товарищи, закинутые судьбою, и вы всѣ, господа, уже начали это просвѣщеніе. Почтенный г. Лхеръ игрою на флютъ-гармоніи научилъ любить музыку; г. Піонеровъ хотя ранѣе и составлялъ только интендантскія смѣты на сапоги, по первый вноситъ великое искусство Микель-Анджело, — зодчество; г. Котиковичъ переноситъ священный даръ пѣснопѣнія…
— И игры безъ проигрыша… воскликнулъ кто-то.
— Почтенный Запиванскій ввелъ…
— Уксусъ и продажу женщинъ!.. залился веселый собесѣдникъ.
— Т-сс… молчаніе господа. Я по буду перечислять всѣхъ заслугъ. Словомъ, мы хлопочемъ о просвѣщеніи страны, можетъ ли кто сомнѣваться въ нашей любви къ Сибири, мы шли сюда такъ охотно! — Раздался взрывъ хохота этой остротѣ.
— Мы — истинные культурные люди, которые не нашли только широкаго примѣненія силъ въ столицахъ отъ конкурренціи и зависти враговъ, — иронизировалъ геніально Трошкинъ: — зато намъ здѣсь широкое поприще… Почва нетронута! дерзайте, господа. Мы воскресимъ скопинскіе и московскіе банки, мы создадимъ кассы, кредитъ, дисконтировку векселей, мы заведемъ танцклассы, академіи, адвокатуру и свою литературу…
— Изъ бронзовыхъ векселей! — грянулъ кто-то.
— Первый вкладъ на наше предпріятіе долженъ дать намъ выигравшій кушъ съ своихъ идіотиковъ Мышеловкинъ. Провозглашаю тостъ за наше культуртрегерство и перваго представителя ихъ Мышеловкина!
— Ура! — раздалось въ отвѣтъ. — Поднимемъ господа Мышеловкина на блюдѣ отъ жаркого въ соусѣ, качайте, господа, Мышеловкина, его же надо откачивать! Урра!
Въ мгновеніе Мышеловкинъ очутился въ рукахъ. Началось качаніе и возліяніе. Компанія шумѣла и гоготала. Откуда-то появились подозрительныя арфистки и съ ними супруга торговца константинопольскимъ товаромъ. Ахеръ дирижировалъ хоромъ. Летѣли тарелки, опрокидывались бокалы. Гостинница гудѣла. Заѣхалъ частный приставъ, заглянулъ, увидѣлъ Трошкина и скрылся. Виновникъ торжества, вымоченный въ соусѣ, однако, начиналъ буйствовать.
— Чтобы я вамъ, подлецамъ, деньги отдалъ! — говорилъ онъ, качаясь: — да съ чего вы взяли, всѣ пропью! — и въ порывѣ дружескаго изліянія Мышеловкинъ нанесъ кому-то жестокій боксъ въ физіономію.
— Нѣтъ, этого, господа, допустить нельзя, такія шутки неумѣстны, — послышался голосъ потерпѣвшаго: — его надо просушить…
— Браво, браво! просушить! — подхватили всѣ. И вотъ виновникъ торжества и баловень счастливой фортуны былъ вынесенъ на балконъ для просушки. Его подняли на руки и осторожно спустили за перила внизъ головой, какъ вывѣшиваютъ сушить мокрое платье, или коптить вестфальскіе окорока.
Утро уже сверкало, первый лучъ солнца уже пробирался и освѣщалъ улицу. Сибирскій дворникъ, вышедшій съ метлой, смотрѣлъ на это невиданное зрѣлище и рѣшилъ, что въ гостинницѣ кого-то уже придушили. Когда Мышеловкинъ болтался внизъ головой подъ смѣхъ компаніи, изъ-подъ арки балкона выѣхала щегольская пара съ пролетками, гдѣ сидѣлъ Грошкинъ, торопившійся домой еще написать два доклада.
Онъ увидѣлъ голову своего друга и соучастника въ предпріятіи, совершенно въ обратномъ видѣ, какъ могъ только увидѣть своего антипода.
— Вотъ съ кѣмъ свела судьба! — подумалъ онъ съ чувствомъ гадливости павшаго джентельмена, но, все-таки, улыбнулся стоявшей компаніи.
Бойкій мужчина стоялъ на балконѣ, совершенно удовлетворенный и счастливый. Вотъ гдѣ жизнь, — подумалъ онъ. Когда онъ возвращался домой, то въ немъ было уже чувство гордости и достоинства прибывшаго цивилизатора и культуртрегера, онъ съ высокомѣріемъ смотрѣлъ на спящій городъ и его улицы. Впереди у него были надежды, цѣлые планы предпріятій, въ желудкѣ было полно отъ дароваго ужина, въ головѣ хмѣльно отъ пріятельскаго угощенія, а въ карманѣ лежалъ цѣлымъ рубль, выигранный утромъ съ пьянаго приказчика.
— Нѣтъ, здѣсь жить можно, — сказалъ онъ. Нисколько не жалѣю, что попалъ сюда. Экая благодатная страна!…