Благоденственное житіе.
правитьI.
правитьБольшое впечатлѣніе произвелъ на меня фактическій эпиграфъ къ разсказу «Змій», напечатанному въ девятой книжкѣ «Современника» за текущій подъ.
«Въ приходѣ с. Успенскаго, Богородицкаго уѣзда, Тульской губ., незамужняя крестьянка, какъ передаетъ „Рус. Сл.“ родила живого уродца, покрытаго шерстью…
Общее мнѣніе было, — что безъ „нечистой силы“ здѣсь не обошлось
Баба повинилась передъ міромъ въ томъ, что сожительствовала, со зміемъ, являвшимся къ ней по ночамъ въ „человѣческомъ обличьѣ“.
Вырубили прорубь и торжественно опустили въ воду несчастное существо.
Когда оно захлебнулось и пошло подъ ледъ, деревня съ облегченіемъ перекрестилась и въ набожныхъ размышленіяхъ о дьявольскихъ козняхъ разошлась по домамъ».
Матеріалъ богатѣйшій для фольклориста! Послѣдній, по этому поводу, можетъ вспомнить громадную «змѣевую» словесность русскаго народа, начиная съ былинъ о Волхѣ Всеславьевичѣ и Саурѣ Леванидовичѣ, рожденныхъ царевнами отъ «змѣевъ», продолжая Добрынею Никитичемъ, предметы страсти котораго вѣчно ставили ему рога "со Змѣями Горынчищами, о Федорѣ Тиронѣ, о Михайлѣ Воинѣ, и кончая «Повѣстью о муромскомъ князѣ Петрѣ и супругѣ его Февроніи» — замѣчательнымъ памятникомъ полуязыческаго быта, въ которомъ церковная дидактика причудливо переплелась съ миѳологическимъ воспоминаніемъ и притча со сказкою.
Но, помимо задачъ фольклористическихъ, въ эпиграфѣ этомъ имѣются указанія, чрезвычайно любопытныя рѣшительно для каждаго культурнаго россіянина интересомъ современно-соціальнымъ.
Во-первыхъ, — время: февраль 1912 года.
Благоденственное житіе. 319
Во-вторыхъ, — мѣсто; въ приходѣ с. Успенскаго, Богородицкаго уѣзда, Тульской губерніи.
Изъ сопоставленія двухъ этихъ датъ — мѣста и времени — явствуетъ выводъ:
Въ 1912 году, девятьсотъ двадцать четыре года спустя по введеніи христіанства на Руси, въ одной изъ наиболѣе культурныхъ русскихъ губерній, считающей, на 1.773.700 человѣкъ населенія, 973 церкви, 2.274 священнослужителей, 11 монастырей, а въ нихъ 1.439 монаховъ и монахинь, бѣльцовъ и бѣлицъ, религія деревни оказывается на томъ же самомъ языческомъ уровнѣ, какъ въ тѣ темные вѣка, когда суевѣрная фантазія первыхъ насельниковъ нашей земли, великой и обильной, но порядку неимущей, зачинала въ себѣ и вынашивала змѣиные миѳы о Волхахъ и Добрыняхъ, Саурахъ Леванидовичахъ и Петрахъ Муромскихъ…
И случился казусъ этотъ въ году, послѣдующемъ за двумя, изъ которыхъ въ одномъ, 1910, расходы по вѣдомству Святѣйшаго Синода были опредѣлены государственною росписью въ 34 милліона рублей, а въ другомъ, 1911, въ 37 1/2.
Истратить 72 милліона съ тѣмъ, что результатомъ ихъ оказывается пріобрѣтеніе «змія», — не слишкомъ ли выгодная покупка? Ужъ ежели понадобился «змій», то у Гагенбека въ Гамбургѣ можно получить великолѣпнѣйшіе образцы по гораздо болѣе сходной цѣнѣ.
И случился казусъ этотъ въ году, когда безпримѣрный моральный крахъ «Думы третьяго іюня» выдвинулъ массовую кандидатуру именно того сословія, на обязанности котораго лежитъ борьба съ народнымъ язычествомъ, и которое, называясь духовнымъ, имѣетъ власть наступать на змія и скорпія.
Нельзя сказать, чтобы оно злоупотребляло этою властью. Отчасти по причинамъ мѣстнымъ — географическимъ и климатическимъ, такъ какъ скорпіи въ предѣлахъ Россійской Имперіи водятся только въ Закавказья и Туркестанѣ, и, слѣдовательно, обязанность наступать на скорпія и можетъ быть осуществлена изъ 107.000 русскихъ священнослужителей, не болѣе, какъ четырьмя тысячами, пребывающими въ названныхъ областяхъ. Что же касается до наступленія на змія, то, если вѣрить г. Гусеву-Оренбургскому и другимъ бытописателямъ современнаго русскаго духовенства, одна изъ разновидностей змѣинаго рода, извѣстная подъ именемъ «зеленаго змія», держитъ громадное большинство сельскихъ батюшекъ въ такомъ побѣдоносномъ обладаніи, что они совершенно лишены и времени, и силъ къ борьбѣ съ другими змѣиными породами.
Итакъ, мохнатаго ребенка, принятаго за порожденіе змія, утопили «въ приходѣ села Успенскаго», какъ отмѣчаетъ добросовѣстный корреспондентъ… Къ сожалѣнію, ему не случилось отмѣтить, какъ же велъ себя при этомъ духовный глава прихода при селѣ Успенскомъ: протестовалъ ли онъ противъ злодѣянія, совершаемаго по двоевѣрію и темному невѣжеству, смотрѣлъ ли, сложа руки, какъ дикіе люди топятъ «дьяволенка» или, просто, не зналъ ни вѣсти, «взбудоражившей мѣстные умы», ни мірского приговора, постановленнаго и приведеннаго въ исполненіе «всею деревнею?»
Вопросъ такой, что, казалось бы, по здравому то смыслу, безъ батюшки въ немъ обойтись никакъ невозможно. Однако, въ корреспонденціи село есть, приходъ есть, кресты налицо, набожность имѣется, а батюшки нѣту, и какую роль онъ игралъ въ дѣйствѣ набожныхъ и крещеныхъ прихожанъ села Успенскаго, — покрыто мракомъ неизвѣстности.
Я отнюдь не сомнѣваюсь, что роль эта не могла быть ни подстрекательскою, ни даже попустительскою. Для первой мало заподозрить въ священникѣ невѣжество, равное темнотѣ его прихожанъ, но еще нужно было бы и злое безуміе. Этого нельзя ожидать. Даже рѣшетниковскій «Никола Знаменскій» — и тотъ уже выше этого уровня! Для второй надо предположить рабскую трусость и совершенное небреженіе своего человѣческаго достоинства и долга, тоже весьма вѣроятныя, тѣмъ болѣе, что священникъ не могъ же не понимать, что, допустивъ утопить ребенка, онъ подлежитъ и служебной и судебной отвѣтственности за преступленіе, весьма недалекое отъ того, какъ если бы онъ самъ это несчастное дитя подъ ледъ пустилъ. Нѣтъ, очевидно, дѣло было не такъ, хотя, въ существѣ, и не лучше. Священникъ тутъ не игралъ никакой роли. Просто таки — никакой. Совсѣмъ никакой. Оказался въ быту своего прихода въ нѣтѣхъ — пустымъ мѣстомъ, которое рѣшительно никому не понадобилось именно тогда, когда приходская паства переживала одинъ изъ важнѣйшихъ психологическихъ моментовъ въ религіозной жизни своего коллектива. Между собою посовѣтовались, и къ знахарю или знахаркѣ какой-нибудь, небось, ходили съ поклономъ за наукою, да и не разъ, поди. А представитель религіи оказался не нуженъ ни къ чему… И не видно изъ разсказа корреспондента, чтобы это дѣло свертѣлось такъ быстро, что батюшка не могъ о немъ узнать. Бабу допрашивали «міромъ» «ежедневно», — стало бытъ, долго ли, коротко ли, а, все-таки, нѣсколько дней. Это о «чудищѣ» то, въ Богородицкомъ то уѣздѣ, съ его населеніемъ въ 203 тысячи душъ, ютящихся вокругъ городка въ 6000 жителей!.. Мірская молва — морская волна: разливается быстро! Конечно, назавтра же послѣ того, какъ родилось «чудище», весь околодокъ, если не весь уѣздъ, о немъ зналъ и звонилъ всѣмя бабьими языками. Всѣ знали. Одинъ «попъ» не зналъ. Не удивлюсь, если и скрывали отъ «попа», — этакимъ безмолвнымъ заговоромъ общаго взаимопониманія:
— Попа, дескать, мѣшать въ это дѣло нечего! Что онъ знаетъ и разумѣетъ? Какой отъ него совѣтъ? Не его ума дѣло. Только донесетъ…
Такъ что супротивъ нечистой силы батюшка признанъ былъ инстанціей недостаточно сильною и высокою. Второе десятилѣтіе двадцатаго вѣка, а въ русской деревнѣ, въ 255 верстахъ отъ Москвы и въ 73 отъ Тулы, все еще полною современностью звучитъ «Ильино въпрошеніе»:
— А еже дѣтпи дѣля жени творятъ что-либо, а еже възболять, или къ вълхвамъ несоутъ, а не къ понови на молитву?
Богородицкій уѣздъ — въ своемъ родѣ — вотчина пресловутаго. столпа правой въ 3-й Государственной Думѣ, графа Бобринскаго. Еще на-дняхъ читалъ я газетную корреспонденцію, какъ графъ этотъ былъ чествуемъ на первомъ торжественномъ актѣ Богородицкой гимназіи, причемъ какой-то ораторъ-панегиристъ, къ которомъ энтузіазмъ оказался богаче выбора словъ, назвалъ графа «дубомъ русскаго дворянства». Дубъ, весьма тѣмъ довольный, сотрясалъ предъ присутствующими вѣтви свои, обремененныя желудями, и весьма недвусмысленно намекалъ, что, если молъ вы, почтенные ботородицкіе обыватели, выберете меня и въ четвертую Думу, то нѣкоторая толика желудей моихъ упадетъ и на вашу долю, и вы будете въ состояніи нѣсколько подкормить вашу тощую гимназію. Se no-no! какъ говорятъ испанцы.
Я очень желалъ бы. чтобы рвущійся къ народному представительству дубъ-графъ попалъ въ четвертую Государственную Думу, особенно, потому, что, если бы онъ въ нее не попалъ, то кому же тогда, какъ не графу Бобринскому, столпу русской правой, дубу россійскаго боярства, опорѣ православія и мѣстному богородицкому вотчиннику, удобно и прилично будетъ внести въ Государственную Думу запросъ по адресу В. К. Саблера съ духовнымъ воинствомъ его:
— Извѣстно ли г. Саблеру, что уже въ двухстахъ верстахъ отъ Москвы начинается Бѣлая Аранія, въ которой царитъ въ полной силѣ двоевѣрное невѣжество XI вѣка, крестьянскія женщины посѣщаются огненными зміями и рождаютъ отъ нихъ дьяволятъ, коихъ народъ потомъ «міромъ» топить въ проруби? Если извѣстно, то не сообщитъ ли представитель святѣйшаго Синода Государственной Думѣ: чѣмъ, собственно, заняты были духовныя лица въ Тульской епархіи вообще, а въ Богородицкомъ благочиніи въ частности, въ теченіе 1911 и 1912 годовъ? Почему огненный змій летаетъ и оплодотворяетъ ботородицкихъ жительницу безъ всякаго противодѣйствія со стороны мѣстнаго духовенства? Намѣрена ли тульская духовная власть и впредь терпѣть таковой порядокъ вещей, содѣйствуя тѣмъ размноженію въ Россіи дьяволятъ, кои, въ качествѣ государственнаго населенія, врядъ ли полезны и желательны? И, если не намѣрена, то какія средства думаетъ онъ принять къ прекращенію подобныхъ вопіющихъ злоупотребленій?
Лѣвому, даже центровику, съ подобнымъ запросомъ выступить нельзя. В. К. Саблеръ легко оборветъ его короткимъ возраженіемъ:
— Вы всѣ невѣры, нехристи, — такъ и молчите, не суйтесь въ вопросы не по вашей компетенціи! Разъ вы въ огненныхъ зміевъ не вѣрите, — то и какое вамъ до нихъ дѣло? Знайте свою конституцію, а то туда же — въ серьезное дѣло: на счетъ чертей! Это вамъ не актъ 17 октября!
Но графа Бобринскаго В. К. Саблеръ на такомъ дешевомъ конѣ не объѣдетъ. Гр. Бобринскій самъ знаетъ, какимъ персидскимъ порошкомъ надо посыпать огненнаго змія, чтобы онъ истребился и не пакостилъ тульскаго населенія тою «метизаціей», противъ которой такъ много пишутъ теперь г. Меньшиковъ и князь Урусовъ. Графъ Бобринскій и припретъ В. К. Саблера въ уголъ и будетъ тѣснить его, покуда В. К. Саблеръ не признается, что, замѣшкавшись слишкомъ долго въ Каширскомъ уѣздѣ по причинамъ выборной агитаціи, въ Богородицкомъ уѣздѣ онъ далъ маху и змія должнымъ порошкомъ не посыпалъ….
Да… одиннадцатый вѣкъ, не позже, чѣмъ одиннадцатый!.. Потому что, случись этакое вотъ богородицкое змѣиное приключеніе въ вѣкѣ XII или XIII, то уже какой-нибудь тогдашній епископъ, хотя бы Серапіонъ Владимирскій, непремѣнно и немедленно побывалъ бы въ с. Успенскомъ, чтобы увѣщевать невѣждъ и проповѣдывать жертвамъ темнаго двоевѣрія практическую мораль вѣры:
— Малъ часъ порадовахся о. васъ, чада! видя вашу любовь и послушаніе. А ежъ еще поганскаго обычая держитесь, волхованію вѣруете, и потопляете водою невинныя человѣкъ! и наводите на весь міръ и градъ убійство. Аще кто и не причастится убійству, но въ соньми бывъ въ единой мысли — убійца же бысть, или могай помощи, а не поможе — аки самъ убити повелѣлъ есть…
Къ сожалѣнію, пересмотрѣвъ февральскія и мартовскія газеты 1912 года, я не нашелъ въ нихъ извѣстія, чтобы тульскій владыка или хотя бы лишь богородицкій благочинный сколько-нибудь заинтересовались рецидивомъ язычества въ своей паствѣ и появились бы на мѣстѣ «змѣинаго дѣйства» въ с. Успенскомъ. Это тѣмъ болѣе странно и неожиданно, что вообще то русскіе владыки путешествовать по епархіямъ своимъ большіе охотники и поспѣшаютъ навстрѣчу нуждамъ своей паствы съ готовностью, иногда, пожалуй, даже чрезмѣрною. Образцомъ такого энергически-отзывчиваго владыки-путешественника можно указать преосвященнаго Димитрія Рязанскаго, о которомъ 4-го октября 1912 года
Благоденственное житіе. 323 газетныя телеграммы возвѣстили urbi et orbi, что епископъ, спѣшно оставивъ Рязань, помчался въ Скопи нъ. Тому, кто не знаетъ преосв. Димитрія, эта бурная стремительность должна показаться очень зловѣщею, заставляя предполагать въ скопинѣ какую-нибудь ужасную церковную катастрофу, вродѣ массоваго отпаденія обывателей Скопина въ магометанство, что ли, или, по крайней мѣрѣ, воскресенія въ Скопинѣ изъ мертвыхъ великаго мѣстнаго покойника Рыкова съ его банкомъ, крахъ котораго когда то обошелся такъ дорого всему русскому духовенству отъ финскихъ хладныхъ скалъ до пламенной Колхиды. Однако, ничуть не бывало. Бурнопламенный полетъ и натискъ преосв. Димитрія на Скопинъ быти вызваны лишь тѣмъ, — пожалуй, не весьма важнымъ въ религіозномъ смыслѣ, — поводомъ, что въ Скопинскомъ уѣздѣ забралъ силу, пробираясь въ выборщики, неугодный тамошнему духовенству, октябристъ Леоновъ, и мѣстные Пересвѣты и Ослаби оказались слабоваты для того, чтобы самостоятельно низложить этого дерзостнаго Мамая. Отсюда читатель можетъ заключить^ какъ отзывчивы русскіе архіереи, и какъ чутко откликаются они даже на ничтожнѣйшую мелочь въ дѣлѣ, блюстительство котораго имъ поручено В. К. Саблеромъ, и которое живо интересуетъ ихъ самихъ.
Отмѣчая фактъ разъѣздной энергіи нашихъ владыкъ, я, равнымъ образомъ, далекъ отъ того, чтобы сомнѣваться въ ихъ энергіи проповѣднической. Напротивъ того, газетныя данныя свидѣтельствуютъ о чрезвычайномъ подъемѣ ея — до уровня, который иногда можетъ показаться тоже чрезмѣрнымъ не только обыкновенному смертному, по даже мировому судьѣ. Такъ, того же 4 октября, въ тотъ самый день, когда преосв. Димитрій летѣлъ изъ Рязани въ Юкопинъ спасать отечество отъ октябриста Леонова, въ Екатерниославѣ епископъ Агапитъ произнесъ въ церкви проповѣдь по поводу избранія въ выборщики прогрессиста Александрова. Онъ упрекалъ избирателей за то, что они избрали своимъ представителемъ человѣка, который не бываетъ въ церкви. Затѣмъ, передавъ всѣ партіи, начиная съ лѣвыхъ и кончая націоналистами, обозвалъ ихъ продажными и проходимцами. Особенно досталось отъ епископа А. И. Гучкову и октябристамъ, которыхъ онъ обозвалъ предателями. Не были, конечно, забыты преосвященнымъ и евреи («Р. Сл.» № 229).
Словомъ, проповѣдь эта была произнесена преосвященнымъ, — очевидно, — на тему — «всѣмъ состримъ по серьгамъ». Не сомнѣваюсь, что преосв. Агапитъ одинаково богатъ всѣми добродѣтелями, долженствующими украшать духовнаго сановника, но изъ нихъ безпристрастіе свое онъ явилъ въ свѣтѣ особенно яркомъ. Такъ какъ изъ внимавшихъ его проповѣди каждый имѣетъ же какіе-нибудь политическіе взгляды, а, слѣдовательно, и принадлежитъ къ какой-нибудь партіи, то, вторично, .слѣдовательно, и каждый же нашелъ себѣ какое-нибудь теплое мѣстечко въ изящной классификаціи епископа Агапита: не «жидъ», такъ «продажный проходимецъ», не «проходимецъ», такъ «предатель». И, однако, трудно надѣяться, чтобы проповѣдь эта образумила закоснѣлаго прогрессиста Александрова, провинившагося предъ еп. Агапитомъ нехожденіемъ въ церковь. При всей любви къ архіерейскому служенію всякій сумѣетъ примѣнить свое вниманіе къ новому чину служенія, вводимому еп. Агапитомъ. Главное, что, когда съ амвона раздаются возгласы — «продажный проходимецъ», «предатель» и т. п., новизна ихъ смущаетъ клиръ, и онъ, теряясь въ недоумѣніи, пезнаетъ, гремѣть ли ему побѣдное:
— Ис полла эти деспота!
Или достаточно скромнаго:
— И духови твоему!
Проповѣдническія силы въ русскомъ духовенствѣ, вообще,: таятся недюжинныя. Но извѣстна судьба талантовъ у насъ на Руси: что имѣемъ, не хранимъ, потерявши, плачемъ. Телеграмма изъ Минска отъ 3 октября рисуетъ одинъ изъ такихъ, напрасно утраченныхъ, талантовъ. «Лишенный сана бывшій священникъ холмской епархіи Бѣлецкій, приговоренный за 16 мошенничествъ въ исправительныя арестантскія отдѣленія на два года, сегодня вновь обвинялся въ окружномъ судѣ въ мошенническомъ полученіи задатковъ за проданные отъ имени свящ. Добролюбова овесъ и сѣно. Въ послѣднемъ словѣ подсудимый сказалъ цѣлую проповѣдь на тему о христіанской любви и милосердіи. Присяжные засѣдатели вынесли ему оправдательный вердиктъ» («Р. Сл.»).
Для того, чтобы, попавшись въ шестнадцати мошенничествахъ, растрогать присяжныхъ засѣдателей проповѣдью о христіанской любви и милосердіи съ результатомъ оправданія въ семнадцатомъ, надо обладать, конечно, исключительно. мощнымъ краснорѣчіемъ. Конечно, холмская епархія, съ такимъ безразличіемъ извергнувъ бывшаго священника Бѣлецкаго изъ среды своей, не дала ему развернуться. Въ лицѣ б. св. Бѣлецкаго она потеряла, быть можетъ, новаго Боссюэта. Массильона, Платона Левшина, Филарета? Дроздова, Иннокентія Борисова, Евграфа Ловягина и т. д… Конечно, овесъ и сѣно, замѣшавшіеся въ послужной списокъ б. св. Бѣлецкаго, не очень то вяжутся съ традиціями Боссюэтовъ и Филаретовъ. Но во-первыхъ, обставленъ на овесъ и сѣно былъ свящ. Добролюбовъ, коему, уже за одну его фамилію, полвѣка, омраченную крамольнымъ вольномысліемъ, каждый благочестивый сынъ церкви долженъ наносить всякое посильное зло и уязвленіе. Во-вторыхъ, — ахъ, кто устоитъ противъ овса и сѣна? Въ злакахъ этихъ содержится, повидимому, какой-то «сокъ особеннаго свойства», неудержимо влекущій къ себѣ сердца и руки человѣческія. Доказало историческимъ примѣромъ, что на овсѣ срывались даже министры внутреннихъ дѣлъ; такъ что же послѣ того тыкать каждою овсинкою въ носъ бѣдному захолустному священнику холмской ехархіи? А въ-третьихъ, — и важнѣйшее, — овесъ и сѣно, на которые св. Бѣлецкій обставилъ св. Добролюбова, сколько бы пудовъ они ни тянули, не могутъ перетянуть на вѣсахъ высшей справедливости шанса, котораго теперь лишились холмскіе избиратели: отправить Бѣлецкаго депутатомъ въ Государственную Думу. Между тѣмъ, именно на ея трибунѣ ораторскій талантъ и даръ убѣжденія, — столь внушительно явленные б. св. Бѣлецкимъ въ собственномъ его процессѣ, могли бы возблистать въ совершенномъ свѣтѣ, принося пользу отечеству и, главнымъ образомъ, новому господствующему въ Думѣ сословію. Отправить человѣка вмѣсто Таврическаго дворца въ арестантскія роты недолго. Но умѣстна ли подобная строгость въ то время, когда думская трибуна настолько нуждается въ духовномъ краснорѣчіи, что, для обезпеченія ей такового, В. К. Саблеръ съ товарищами вынуждены прибѣгать къ мѣрамъ, которыя злонамѣренные враги ихъ называютъ «давленіемъ на выборы», «подтасовкою выборовъ» и тому подобными обидными именами? Нечего и говорить, что чистота побужденій, движущихъ В. К. Саблеромъ, выше недостойныхъ оскорбленій и подозрѣній. Но не могу скрыть и того, что простодушіе и откровенность выборной политики В. К. Саблера худо уживаются съ испорченнымъ воображеніемъ міра сего. Вотъ, напримѣръ, органы столь разнообразнаго направленія, какъ «Лучъ», .Гражданинъ" и «Вечернее Время», опубликовали слѣдующій документъ, характеризуя его, — непріятно даже повторять дерзновенныя слова! — «выборнымъ нахальствомъ»:
«В. П. И.
Черниговской епархіи
Кролевецкаго уѣзда
Благочинный
Сентября, 17 дня, 1912 г.
Согласно воли епархіальнаго начальства и совѣту руководителей выборами въ Государственную Думу, прошу васъ 4 октября 1912, года обязательно прибыть въ гор. Кролевецъ въ 10-2 чае дня для участія въ выборахъ по второй городской куріи и голосовать за намѣченнаго духовенствомъ кандидата — Зерова, Константина Иракліевича, вписавъ его въ карточку, которую вы имѣете получить изъ городской управы; на послѣдней строкѣ карточки нужно писать только его адресъ: гор. Кролевецъ. На карточкѣ не слѣдуетъ подписываться. По пріѣздѣ въ гор. Кролевецъ, зайдите въ зданіе двухклассной церковно-приходской школы, для записи себя въ особый листъ. Законными причинами для неявки на выборы могутъ служить, только ваша болѣзнь и смерть жены или дѣтей вашихъ, удостовѣренныя о. благочиннымъ.
Въ легкомысленномъ увлеченіи выборною полемикою, газеты, коимъ не понравился этотъ документъ, свидѣтельствующій о высокой гражданской энергіи кролевецкаго благочиннаго, Г. Имшенецкаго, очевидно, не замѣтили трогательныхъ послѣднихъ строкъ повѣстки:
„Законными причинами для неявки на выборы могутъ служить только ваша болѣзнь и смерть жены или дѣтей вашихъ, удостовѣренныя о. благочиннымъ“.
Воля ваша, а въ простотѣ немногихъ словъ этихъ есть что то; мининское! И даже больше, такъ какъ Мининъ не шелъ въ патріотизмѣ своемъ дальше предложенія „заложить женъ и дѣтей“, — очевидно, съ купеческимъ расчетомъ возможности впослѣдствіи выкупить ихъ обратно и, можетъ быть, даже по гривеннику за. рубль. Въ предписаніи же о. Имшенецкаго даже самая невозвратная изъ невозвратностей — смерть женъ и дѣтей діаконскихъ, псаломщическихъ и учительскихъ — признается препятствіемъ къ исполненію гражданскаго долга только въ томъ случаѣ, если она удостовѣрена о. благочиннымъ. Покойники, не удостовѣренные осмотромъ благочиннаго, признаются фальсифицированными, хотя бы дьяконъ, псаломщикъ или учитель, коварствуя самозванно, выдавали ихъ за жену или дѣтей своихъ. Сравненіе второе. Энергія бл. Имшенецкаго уже тѣмъ выше энергіи Минина, что этотъ послѣдній, предлагая нижегородцамъ заложить женъ и дѣтей своихъ, видѣлъ въ этой, сравнительно малой, патріотической жертвѣ послѣднюю степень напряженія, которой можетъ достигнуть гражданское чувство въ стремленіи даже къ такой несравненно высокой цѣли, какъ избавленіе отечества ютъ плѣна иноплеменниковъ. Благочинный же Имшенецкій приглашаетъ діаконовъ, псаломщиковъ и учителей къ забвенію семейныхъ узъ своихъ, такъ сказать, въ первую очередь — уже на поприщѣ такой сравнительно небольшой гражданской задачи, какъ выборъ въ Думу Константина Иракліевича Зерова. Имя этого дѣятеля, должно быть, весьма громко въ кролевецкомъ уѣздномъ благочиніи, но нельзя сказать, чтобы много говорило окрестностямъ г. Кролевца, какъ-то: Петербургу, отстоящему отъ помянутаго богоспасаемаго города на 1.097 верстъ, и Москвѣ, отстоящей на 555. Окрестностямъ этимъ имя г. Зерова обѣщаетъ, надо признаться, весьма немного. Но въ городѣ Кролевцѣ г. Зеровъ, повидимому, особа великая, и я увѣренъ, что дьяконы, псаломщики и учителя отказываются отъ чести избирать его не иначе, какъ съ величайшимъ прискорбіемъ, — и, даже въ указанныхъ о. благочинными льготныхъ. случаяхъ, такъ и бѣгутъ къ о. Имшенецкому:
— Будьте добры, ваше высокоблагословеніе, удостовѣрьте, дѣйствительно-ли умерла моя Прасковья Алексѣевна… Можетъ быть, подлая, только притворяется, чтобы я за Константина Иракліевича голоса не подалъ… Всегда она его не любила, лукавая!
О. Имшенецкій, вѣрный долгу благочиннаго, является, свидѣтельствуетъ Прасковью Алексѣевну, лежащую безгласну и бездыханну, какъ слѣдуетъ всякой честной покойницѣ, и удостовѣряетъ:
— Нѣтъ, къ сожалѣнію, надлежитъ согласиться съ неоспоримымъ фактомъ, что супруга ваша скончалась, сообразно законамъ природы, и въ настоящее время являетъ собою не болѣе, какъ холодный трупъ… Можете заутріе на выборы не являться.
— Эхъ! — въ гражданскомъ ожесточеніи восклицаетъ вдовецъ и яростно чешетъ въ затылкѣ своемъ, — такъ я и зналъ, Прасковья, что ты мнѣ эту свинью подложишь: не позволишь мнѣ, діакону, угодить его высокопревосходительству Владиміру Карловичу, выбрать Константина Иракліевича и чрезъ то, исполнить свой гражданскій долгъ!.. Ваше высокоблагословеніе! А — можетъ — поанатомить бы ее, Прасковью то Алексѣвну? а? Вѣдь хитрющая была? у! змѣища!.. Можетъ, въ ней еще какая-нибудь искра живости теплится? Тогда я прямо на выборы — на записку въ листъ то есть… Право, анатомировать бы? а?
Но это — гипотетическая тревога за будущее, а покуда результатъ мининскаго энтузіазма, пробужденнаго въ Кролевцй бл. Имшенецкимъ, оказался побѣдоносенъ. „Въ Кролевецкомъ уѣздѣ на съѣздѣ землевладѣльцевъ и духовенства большинство голосовъ принадлежало священникамъ, рѣшившими, въ виду благопріятнаго для нихъ положенія дѣлъ, не пропускать въ выборщики даже помѣщиковъ-октябристовъ“. Дворяне, въ отмщеніе, бойкотировали съѣздъ. „Оставшись одни, священники избрали изъ своей среды трехъ выборщиковъ“… Смерте! гдѣ твоя побѣда? аде! гдѣ твое жало?
Въ виду столь пылкаго воодушевленія, нарождается опасность, что предлогъ уклоненія отъ обязанностей выборщика „по болѣзни“ будетъ кролевчанами совсѣмъ пренебреженъ, и къ урнамъ подачи голосовъ за Константина Иракліевича Зерова стекутся одержимые не только туберкулезомъ и падучею болѣзнію, но и тифомъ, дифтеритомъ, оспою, а, ежели, не дай Богъ, въ уѣздѣ холера, то и холерою, а чума — такъ и чумою… Тогда — суди Богъ благочиннаго о. Имшенецкаго: изъ-за призыва его, перезаразятъ кролевчане другъ друга чѣмъ ни попало и, перемеревъ изъ-за патріотизма своего самымъ жалкимъ образомъ, погибнутъ, „аки Обре“… И напишетъ о нихъ историкъ грядущихъ дней: „Такова утлость предположеній человѣческихъ. Думали кролевчане утвердить патріотизмъ, а вышла дизентерія!“…
Осуждая небрежное отношеніе къ проповѣдническому таланту, столь наглядно сказавшееся въ дѣлѣ б. св. Бѣлецкаго, я, однако, не могу отнестись съ одобреніемъ и къ опасной гордынѣ, которую многіе нынѣшніе талантливые проповѣдники являютъ въ степени, врядъ ли совмѣстной со смиреніемъ, приличествующимъ духовному сапу. Такъ, въ Курскѣ — по иниціативѣ Маркова 2-го. передъ началомъ выборовъ на площади былъ отслуженъ молебенъ, на который явились самъ Марковъ и нѣсколько старухъ. Архимандритъ Іоаннъ, служившій молебенъ, сдѣлалъ слѣдующее заявленіе:
— Сегодня, въ день выборовъ, я ожидалъ встрѣтить здѣсь тысячи избирателей, а вижу только нѣсколько женщинъ, поэтому я не буду говорить того, что хотѣлъ сказать.
Мнѣ кажется, что архимандритъ Іоаннъ напрасно отвергъ съ надменностью лепту вниманія, которую принесли ему курскія престарѣлыя вдовицы союзническаго толка.
Во-первыхъ, англійскія суффражистки будутъ арх. Іоанномъ недовольны.
Во-вторыхъ, слова арх. Іоанна нарушаютъ заповѣданное уваженіе къ бѣдной вдовѣ, которая — въ то время, какъ,.всѣ клали отъ избытка своего, положила отъ скудости своей все, что имѣла».
Въ третьихъ — увѣренъ ли арх. Іоаннъ, что. кромѣ сказанныхъ вдовицъ, въ Курскѣ такъ ужъ много дураковъ, которые придутъ на площадь слушать пропаганду марковскаго мордобойпаго строя?
Въ-четвертыхъ, «не плюй въ колодезь, пригодится воды напиться». Современники похожденій іерооюнаха Иліодора, прочіе русскіе иноки должны были бы знать, что съ вдовицами, одержимыми бѣшенствомъ благочестія, не шутятъ. За своего любимца онѣ перевернутъ небо, землю и самый адъ. И гдѣ не выручитъ вопль истерики и душеспасительно раздирательное слово, тамъ вдовица, швырнувъ лепту о земь. не прочь пойти и въ кулаки. Только что прошла по газетамъ телеграмма изъ Царицына отъ 6/19 октября: Сегодня епископъ Алексій подвергся оскорбленіямъ со стороны одной приверженки Иліодора. которая бросилась на епископа и публично обозвала его дерзкими словами"… Епископъ же Алексій, eine не бывъ членомъ Государственной Думы и не усвоивъ себѣ словаря ея дебатовъ, не нашелся, что сумашедшей бабѣ отвѣчать. Впечатлѣніе, произведенное аттакою старухи на преосвященнаго Алексія, настолько сильно, что, по увѣренію другой телеграммы, «монастырь, гдѣ находится еп. Алексій, охраняется усиленнымъ нарядомъ полиціи и конныхъ стражниковъ». обстоятельства покажутъ, понадобятся ли противъ свирѣпой старухи тяжелая артиллерія и военные летчики.
Если екатериноіславскій прогрессиста Александровъ проскочилъ на выборахъ мимо епископа Агапита лишь какъ то фуксомъ, вопреки продерзости, съ которою онъ не бывалъ въ церкви, то, наоборотъ, лѣтописецъ можетъ занести въ хартію свою наглядное свидѣтельство того факта, что приверженность къ церкви, даже при отсутствіи другихъ заслугъ и достоинствъ, почиталась въ 1912 году, на выборахъ въ 4-ю Государственную Думу, цензомъ рѣшающей силы, предъ которымъ всѣ иные цензы смолкли. Такъ, калязинскіе священники получили предъ выборами любопытный документъ слѣдующаго содержанія:
«Уполномоченные отъ духовенства пришли къ соглашенію всѣми зависящими отъ нихъ мѣрами поддерживать на выборахъ по второй городской куріи Калязинскаго уѣзда предсѣдателя земской управы, Н. А. Костомарова, какъ полезнаго народнаго дѣятеля и преданнаго церкви сына, почему и долгомъ себѣ ставлю просить васъ непремѣнно не позднѣе 10-ти час. утра прибыть въ Калязинъ на имѣющіе быть выборы и подать голосъ за означеннаго выше Костомарова, а также расположить къ нему и всѣхъ знакомыхъ избирателей. Надѣюсь, что прогонныя деньги будутъ выданы впослѣдствіи».
Мининскій энтузіазмъ, е которомъ я говорилъ немного выше, ярко подчеркивается строками, напечатанными въ разрядку. Св. Драницынъ призываетъ коллегъ своихъ къ акту самопожертвованія почти невѣроятному, — юпи должны оказаться мало того, что патріотами — патріотами въ кредита, безъ всякаго проѣздного аванса… Телеграфъ, отъ 2 окт., сообщилъ, что воззваніе св. Драницына не осталось безплоднымъ: Костомаровъ (октябриста) прошелъ въ выборщики исключительно голосами духовенства. Будемъ надѣяться, что онъ. въ свою очередь, окажется достоинъ его избравшихъ и не обманетъ св. Драницына въ надеждѣ на обѣщанные прогоны. Это будетъ тѣмъ благороднѣе, что явится какъ бы нѣкоторымъ возмездіемъ за денежныя жертвы, принесенныя духовенствомъ на алтарь выборовъ въ другихъ мѣстностяхъ обширнаго нашего отечества не только безкорыстно, но иногда даже съ рискомъ столкновеніи съ условностями гражданскаго права. Такъ по словамъ «Русскаго Слова» (№ 225) въ Харьковѣ существуетъ такъ-называемое Озерянское братство, которое по уставу своему преслѣдуетъ задачу распространенія религіознаго просвѣщенія. Братство имѣетъ филіаціи во всей губерніи. Недавно братствомъ было сдѣлано циркулярное предписаніе всѣмъ отдѣламъ губерніи немедленно выдать изъ своихъ спеціальныхъ суммъ но 50-ти рублей на расходы по выборамъ въ Государственную Думу. Членами братства состоятъ, между прочимъ, многіе свѣтскіе люди, дѣлающіе опредѣленные членскіе взносы. Со стороны нѣкоторыхъ, заинтересованныхъ лицъ поступилъ запросъ, на какомъ основаніи братство рѣшило употребить благотворительныя суммы на политическія цѣли для проведенія выборовъ отъ духовенства по губерніи. На это послѣдовалъ отвѣтъ дѣлопроизводителя братства св. Липекапо, поразившій всѣхъ своей откровенностью. Отвѣтъ сводится къ тому, что средства братства составляютъ собственность духовенства и духовнаго вѣдомства, а потому духовное начальство можетъ расходовать ихъ не только на распространеніе религіозно-нравственнаго просвѣщенія, но и на политику, такъ какъ между религіозно-нравственной задачей братства и посильнымъ участіемъ духовенства въ дѣлѣ водворенія законности и порядка въ отечествѣ, разницы сдѣлать нельзя. Интересно при этомъ отмѣтить, что вопросъ о выдачѣ средствъ на предвыборные расходы духовенства даже не обсуждался въ совѣтѣ братства, а былъ рѣшенъ духовной консисторіей, которая предписала привести это рѣшеніе въ. исполненіи.
Нѣтъ никакого сомнѣнія, что, если предвыборная агитація Озерянскаго братства, которую иные злонамѣренные люди могутъ квалифицировать, какъ растрату ввѣренныхъ суммъ, станетъ предметомъ запроса предъ «народнымъ представительствомъ», то лучше такому запросу быть сдѣланнымъ въ Думѣ, имѣющей большинство духовнымъ депутатовъ, ибо свѣтскіе въ подобныхъ дѣлахъ грубые судьи и. по отсутствіи тонкихъ чувствъ, назовутъ, пожалуй, махинацію св. Липскаго съ компаніей какимъ нибудь непріятнымъ словомъ со ссылкою на X томъ Свода Законовъ… Большинство въ Думѣ, повидимому, духовенству обезпечено. Однако — «неровенъ часъ: на бѣду и изъ палки выстрѣлишь!» — «береженаго и Богъ бережетъ»… Поэтому нельзя не привѣтствовать такихъ мудрыхъ распоряженій пастырской власти, какъ читаемъ мы, напримѣръ, въ .Русскомъ Словѣ" (№ 225) о курскомъ архіепископѣ Стефанѣ, который «приказалъ благочиннымъ, завѣдующимъ выборами, немедленно послѣ выборовъ возвратить предвыборную переписку ему». Сотрудникъ «Русскаго Слова», либеральничая, снабдилъ эту телеграмму заголовкомъ: «Концы въ воду». Почему же, однако, непремѣнно въ воду? Врядъ ли: бумага на водѣ, прежде, чѣмъ потонуть, долго плаваетъ. А, что долго плаваетъ, можетъ быть выловлено чужими и неблагонамѣренными руками. Печь съ хорошо разведеннымъ огнемъ въ такихъ случаяхъ гораздо надежнѣе.
Въ такомъ порядкѣ правильнаго и осторожнаго наступленія парализовало россійское духовенство, въ выборной кампаніи, своего врата внѣшняго, т. е., въ данномъ случаѣ, конкурентовъ изъ другихъ сословій и. въ особенности изъ лѣвыхъ политическихъ группъ. Елецко и у городскому благочинному о. Рязанову мы обязаны освѣщеніемъ тактики, которой, въ той же выборной кампаніи, духовенство держалось для обороны противъ «врага унутренняго», т. е. священниковъ-прогрессистовъ. «Рязановъ, — гласитъ лѣтопись, р. Слова», — убѣждалъ священника Соболева отказаться отъ кандидатуры въ выборщики, пугая судьбою семи дѣтей его. Онъ указывалъ на священниковъ Брянцева и Соломина, которыхъ епископъ Григорій вызвалъ въ Орелъ на-завтра — въ день выборовъ. Сдѣлано это, чтобы помѣшать имъ участвовать въ выборахъ. Предложеніе прогрессистовъ объ обсужденіи кандидатуръ не было допущено Рязановымъ. Въ концѣ-концовъ, Рязановъ грозилъ донести архіерею о результатѣ собранія телеграммой, что и было на самомъ дѣлѣ сдѣлано".
Вотъ какими энергическими, здравомысленными и цѣлесообразными средствами, проведенными во всѣхъ епархіяхъ съ завиднымъ единствомъ, было достигнуто то совершенство выборной дисциплины, о которомъ даже отдаленнаго представленія не могли имѣть выборы въ первыя три Думы, и которое всего трогательнѣе и даже. можно сказать, символически выразилось 26 сентября въ Твери:
«При подачѣ записокъ во второй городской куріи г. Твери, между прочимъ, оказался одинъ бюллетень, на которомъ вмѣсто имени кандидата значилось:
Явился по приказанію благочиннаго».
Кратко, просто и безъ подписи, какъ, мы видѣли выше, требовалъ отъ кролевчанъ въ выборной повѣсткѣ своей благочинный Имшенецкій.
Исторія тверскихъ выборовъ уже освѣтила нѣсколько трогательныхъ эпизодовъ, показывающихъ, какими пособіями достигнуты въ тверскомъ духовенствѣ результаты столь эпическихъ бюллетеней. Энергія духовенства, доведенная до готовности жертвовать на предвыборную агитацію даже чужими деньгами, не могла, не заразить своимъ примѣромъ паствы, откликнувшейся пастырями пожертвованіями. если не весьма-значительными, то тѣмъ, болѣе умилительными. Иногда эти пожертвованія приходили съ истинно евангельскою таинственностью, совершенно согласно совѣту, чтобы лѣвая рука не знала, что дѣлаетъ правая. Нѣкоторые «надежные» священники тверской епархіи въ разгаръ предвыборной борьбы получили переводами по почтѣ изъ Твери кто 25, кто 30 руб. «По порученію препровождаю вамъ эти деньги на предвыборные расходы». — писалъ неизмѣнный таинственный благодѣтель и подписывался: «Бурцевъ». На томъ мѣстѣ перевода, гдѣ пишутся адреса отправителей, обычно значилось: Тверь, Косая улица. По справкамъ, наведеннымъ въ Твери корреспондентомъ «Р. Слова», оказалось, что не только на обѣихъ Косыхъ улицахъ, но и вообще въ первой части г. Твери, ни одного Бурцева на жительствѣ не значится. Вообще же въ Твери есть два Бурцева: одинъ торгуетъ около станціи, другой — извозчикъ. Кромѣ того, недавно въ Твери появился сыщикъ изъ Минска. Называлъ онъ себя Бурцевымъ и говорилъ, что изъ Минска уѣхалъ потому, что это всѣ тамъ знали, а въ разговорѣ, между прочимъ, сообщилъ, что онъ предполагаетъ жить на Косой улицѣ. Въ послѣдніе дни этого Бурцева или лица, именующаго себя Бурцевымъ, въ Твери уже не видѣли. Въ Твери, на Косой улицѣ, помѣщается тверской отдѣлъ «союза русскаго народа».
Римскій императоръ Веспасіанъ установилъ общее правило, что отъ денегъ не пахнетъ, и четвертныя и красненькія бумажки, поступившія въ кассы тверскихъ «надежныхъ» батюшекъ, хотя бы и отъ сыщика, пойдутъ на выборную кампанію такъ же хорошо, какъ и всякія другія. Тѣмъ болѣе, что и сыщикъ то, уже судя по принятому имъ на себя, грозному для этого класса, псевдониму, какой то чудачина. Невѣсть откуда явился, невѣсть куда пропалъ. Еще, въ самомъ дѣлѣ, очутится, того гляди, въ Парижѣ, въ покаянной комнатѣ у В. Л. Бурцева, и, побивъ себя малую то.лику въ перси, вымолить прощеніе и гонораръ за воспоминанія… хотя бы, вотъ, о выборной катаніи правыхъ. Кромѣ того, щедрое увлеченіе сыщика предвыборною работою тверскихъ батюшекъ является новымъ доказательствомъ силы душеспасительнаго слова, о которой я говорилъ выше. Ужъ если сыщика пробрало до посыла четвертныхъ и красненькихъ, хотя бы и по порученію, то — какъ же потрясающе и глубоко должно проникать слово пастырскаго увѣщанія въ умы и сердца смертныхъ, подвизающихся на поприщѣ профессій, можетъ быть, менѣе полезныхъ, но и менѣе компрометированныхъ?!
И вотъ эта то. столь наглядно оправданная, увѣренность въ душеспасительной силѣ пастырскаго слова заставляетъ меня опять сожалѣть о томъ, что ея энергія такъ ужъ неуклонно и чрезмѣрно сосредоточилась на политическомъ намѣреніи, которое многіе характеризуютъ непочтительными словами — «фаршировать Таврическій пирогъ рясами». Мы видѣли, что, во имя этого непремѣннаго намѣренія, Озерянское братство перестало, въ отмѣну своего устава, преслѣдовать задачу распространенія религіозно-нравственнаго просвѣщенія, и суммы, ассигнованныя на эту задачу, стало раздавать тоже, какъ тверской Бурцевъ, «надежнымъ» ^батюшкамъ на расходы по выборамъ въ Государственную Думу. Откровенность Озерянскаго братства есть лишь громкій символъ того, что творится сейчасъ по всей Россіи, въ розницу и оптомъ, единичными примѣрами и сліяніями огромныхъ коллективовъ. Духовенство, увлеченное «посильнымъ участіемъ въ дѣлѣ водворенія законности и порядка въ отечествѣ», совершенно прекратило заботы о религіозно-нравственномъ просвѣщеніи. И въ то самое время, какъ на Руси растетъ число монастырей (съ 1903 по 1907 годъ ихъ, женскихъ и мужскихъ, открыто новыхъ 49!), и съ 50.000 церквей, съ которыми Русь вошла въ ХХ-й вѣкъ, ежегодно пристраивается 500 новыхъ, — этическое вліяніе духовенства, которому ввѣрены эти церкви и монастыри, на населеніе упорно пятится къ тому времени, когда на всю Русь была только одна церковь — Десятинная въ Кіевѣ, и еще не строился даже Печерскій монастырь. Мы видѣли, что, въ то время, какъ духовенство устремляется тысячами выборщиковъ къ избирательнымъ урнамъ, чтобы послать въ Государственную Думу чуть ли не 1/2% всего своего сословнаго состава, для обсужденія законовъ воины "гражданскаго мира, — надъ Русью великолѣпнѣйше летаетъ былинный огненный змѣй, и православные прихожане, опекаемые слишкомъ двадцатью тысячами церковно-приходскихъ попечительствъ, топятъ въ прорубяхъ рождающихся отъ змѣя дьяволятъ… Это — деревня. Лучше ли въ городѣ? Печальный отвѣть на этотъ вопросъ нашелъ я въ отчетахъ недавнихъ московскихъ совѣщаній, о хулиганствѣ, въ одномъ изъ которыхъ послѣдовало категорическое заявленіе со стороны представителей духовенства, что они безсильны бороться съ этимъ новымъ зломъ, такъ какъ «хулиганы въ церковь не ходятъ».
Итакъ, старое язычество не искоренили, а новое уже пришло. Змѣй не изжитъ, а хулиганъ уже народился. И передъ обоими русское духовенство пасуетъ самымъ жалостнымъ образомъ. Почему оно, безсильное искоренить змѣя и просвѣтить хулигана, рѣшило, что его дѣло исправлять и направлять экономическую и правовую жизнь страны, — тайна сія велика есть… И это въ то время, когда быть самого духовенства обобщился въ такую ужасную пустоту и безнравственность, что даже календари не рѣшаются изображать его сколько нибудь мягкими характеристиками и должны печатать подобныя вотъ «признанія по совокупности»; «Мужскіе монастыри не оказываютъ на окрестное населеніе и богомольцевъ того добраго вліянія и не несутъ той великой духовной миссіи въ народѣ, какими славились въ прежнее время многіе монастыри въ особенности на сѣверѣ. Просвѣщеніе слабо; проступки противъ монашеской жизни нерѣдки»… (Суворинскій календарь на 1912 годъ). Да ужъ настолько нерѣдки, что невозможно газету развернуть, — любой номеръ любого изданія отъ любого числа, — безъ того, чтобы не запестрѣли въ глаза «проступки» то эти. А выпадаютъ счастливые дни, когда они роятся кучами — въ такомъ, напримѣръ, лестномъ свѣтѣ изображая, въ. единъ и тотъ же день (15 октября), бытъ и правы не какихъ-нибудь захолустныхъ обителей, но двухъ первенствующихъ, на всю Россію, прославленныхъ, монастырей первопрестольнаго града Москвы:
1) Обыватели Донской слободки подали жалобу митрополиту на монаховъ Донского монастыря. Жалобщики указываютъ на «непристойное» поведеніе монаховъ, которые… «играютъ даже въ футболъ»!!! Особенно смущены члены общества трезвости, находящіе, что монахи, — конечно, не футболомъ. — вводятъ въ соблазнъ мѣстное населеніе.
2) Къ настоятелю Симонова монастыря епископу Мисаилу поступилъ запросъ прокурора синодальной конторы о похожденіяхъ казначея Симонова монастыря, іеромонаха Виссаріона. Къ запросу приложена вырѣзка изъ газеты, гдѣ говорится о томъ, какъ іеромонахъ Виссаріонъ катался на автомобилѣ съ дамами, пытался проникнуть съ ними въ монастырь, но не былъ пропущенъ, а затѣмъ не уплатилъ сполна шофферу слѣдовавшихъ за проѣздъ денегъ, и т. д.
Всѣ эти и подобныя скорбныя явленія не требуютъ подробныхъ комментаріевъ. А, если уложить ихъ въ хорошую притчу, то можно напомнить читателю старинное демонологическое повѣрье, что духъ зла нигдѣ не вьетъ гнѣзда своего охотнѣе, и нигдѣ онъ такъ не опасенъ, какъ въ развалинахъ святыхъ мѣстъ, отъ которыхъ отошла святыня. А возможно ли сейчасъ, видя дѣйствительность, ютъ сочувствія которой даже календари отказались, сомнѣваться, что святыня отошла?
Иной читатель можетъ сказать мнѣ:
— Послушайте. Пусть это будетъ даже и такъ. Но какое, собственно говоря, вамъ и единомыслящимъ съ вами дѣло до того, худо или хорошо духовенство въ странѣ? Вы люди не религіозные, міросозерцаніе ваше матеріалистическое. Съ вашей точки зрѣнія, вы должны только радоваться, что духовенство имѣетъ такъ мало вліянія на народъ и оставляетъ -его чистою доскою,, на которой предстоитъ написать свои новыя слова разуму новой культуры…
Дѣло намъ то, что мы видимъ, какъ власть устроительства и воспитанія народной жизни, законодательнаго руководства всѣмъ ея экономическимъ, правовымъ и моральнымъ укладомъ пытается получить, искусственными средствами, сословіе, сложенною, двѣсти лѣтъ тому назадъ, государствомъ, вступившимъ на путь просвѣщеннаго абсолютизма, въ омертвѣлость византійско-нѣмецкой бюрократіи — въ консисторію, предназначенную и соглашающуюся служить странѣ недвижнымъ Духовно-полицейскимъ тормозомъ. Сословіе, ни разу на протяженіи двухсотъ лѣтъ не явившее признака "самостоятельной мысли и силы (говорю, конечно, о коллективѣ, а не объ индивидуальныхъ единицахъ, которыя духовенство порождало только для того, чтобы ихъ враждебно выбросить изъ своей среды); сословіе, въ столь многихъ своихъ представителяхъ, — аполитическое, лишенное даже тѣни политическаго воспитанія, въ быту своемъ выпустошенное и развращенное приживальствомъ при власти, въ области знаній весьма невѣжественное, къ образованію и преобразованіямъ хронически недоброжелательное, въ морали покладистое, а въ культурѣ общества доказавшее свое безсиліе тѣмъ, что никогда не могло выполнить даже того скромнаго этическаго урока, который предлагала ему первобытная эволюція народа… Вопросъ не о томъ сейчасъ, религіозные или иррелигіозные люди идутъ въ Думу по синодской указкѣ, а въ томъ, что овладѣваютъ ея трибуною доказанные историческіе банкроты. Страну хотятъ увѣрить, будто сословіе, которое двѣсти лѣтъ не умѣло собственнаго своего дѣла дѣлать, можетъ — чуть не въ одиночку — осуществить народно-государственное строительство. У нихъ въ двухстахъ верстахъ отъ Москвы огненные зміи летаютъ, а г. Саблеръ съ рясофорной компаніей воображаютъ русскій прогрессъ дѣлать и русскою культурою руководить!…
Въ сказаніи о Петрѣ и Февроніи темная сила змія-обольстителя обречена на гибель «отъ Петрова плеча, отъ Агрикова меча», который долженъ найтись въ алтарной стѣнѣ церкви одного муромскаго монастыря. «Петрово плечо» на русскаго темнаго змія нашлось давно и находится постоянно — въ хроническомъ изобиліи. А вотъ насчетъ Агрикова меча — плохо, очень плохо. Можетъ быть, и заложенъ онъ въ церкви, но только не въ той, изъ которой г. Саблеръ увелъ священника на рынокъ и въ практику Tamanny Hall’а — да еще и въ прескверномъ русскомъ переводѣ, подъ бездарною редакціей и съ безграмотною корректурою. И церковь эта стоитъ, конечно, не въ томъ монастырѣ, въ которомъ монахи смущаютъ членовъ сосѣдняго общества трезвости своими спорами съ законами равновѣсія во время истинно-иноческой (по уставу Ѳедора Студита?) игры въ футболъ, и у святыхъ вратъ котораго іеромонахъ Виссаріонъ, прикативъ на автомобилѣ съ дамочками, пытается обсчитать шоффера.
Ни въ церкви такихъ священниковъ, ни въ монастыряхъ такихъ монаховъ Агрикову мечу не бывать — свободному человѣческому слову не раздаваться. Не найдетъ его и та Государственная Дума, въ которую г. Саблеръ нагонитъ священниковъ, оторванныхъ отъ своихъ приходовъ, монаховъ, оторванныхъ ютъ своимъ монастырей, и епископовъ, бросившихся въ политику отъ паствы съ радостною поспѣшностью, зрѣлищемъ которой самъ г. Саблеръ съ послушнымъ ему синодомъ сконфузились настолько, что нашли нужнымъ нѣкоторыхъ ужъ черезчуръ ревностно-послушныхъ владыкъ «осадить»: Григорія Орловскаго, Серафима Кишиневскаго. Вѣдь дѣло дошло до того, что, когда въ Россіи нашелся Юдинъ архіерей — Ѳеофанъ Уральскій — который, на синодскій вызовъ, отвѣчалъ не по-чиновничьи, а по-епископски, что ни выборами руководить, ни ѣхать въ Петербургъ онъ не можетъ* такъ какъ «нуженъ своей паствѣ», — то, весьма естественный и просто таки необходимый для епископа отвѣтъ этотъ прозвучалъ, въ печати недоумѣннымъ, отвычнымъ абсурдомъ…
Нѣтъ у духовенства Агрикова меча!.. А нѣть его, — значитъ, и не батюшкамъ г. Саблера справиться съ летающимъ надъ Русью многообразнымъ зміемъ. И сидитъ себѣ, посиживаетъ эта бѣдная, въ четвертый разъ обманываемая, Русь — у косящата окна своего, словно въ злую насмѣшку прорубленнаго однимъ изъ бѣлыхъ богатырей «Петрова плеча» въ Европу. Сидитъ и ждетъ, пригорюнясь, какъ одержимая змѣемъ княгиня въ сказаніи о Петрѣ и Февроніи: измаянная и пылающая одною мечтою, — свалитъ съ себя вѣковые позоры свои «избавиться злаго дыханья, и сопѣния, и всякаго скаредня, его же смрадъ есть и глаголати»…
А избавителей то съ Агриковымъ мечомъ и нѣту!..
Конечно, не безъ того, чтобы являлись кандидаты. Но семилѣтній опытъ — штука учительная, и Россія стала невѣстою съ разборчивымъ пониманіемъ. Смотритъ на рекомендуемыхъ ей жениховъ (помните главу «Женихи» въ «Бурсѣ» Помяловскаго?) испытующимъ окомъ и насмѣшливо отвергаетъ:
— Кишка тонка!
И, какъ ни старайся добрый сватъ В. К. Саблеръ, а, въ концѣ-концовъ, услыхать ему отъ разборчивой невѣсты «гарбузный» приговоръ, да еще и съ припѣвомъ изъ старинной семинарской пѣсни:
Сговорила меня мать
За церковника отдать, —
Нейду, нейду, маменька,
Замужъ за церковника!
Будь онъ дьякономъ, будь онъ попъ,
Въ камилавкѣ протопопомъ, —
Нейду, нейду, маменька,
Замужъ за церковника!
Fezzano. 12 окт. (ст. ст.) 1912.