БЛАГОВѢЩЕНСКІЙ СОБОРЪ.
правитьНочь; заключены соборы Кремля; изъ одной только открытой паперти, какъ изъ глубокаго жерла, льется отрадное мерцаніе невидимой лампады, которая невольно манитъ запоздавшаго, изъ внѣшняго мрака. въ гостепріимную сѣнь святилища. — Онъ всходитъ по звонкимъ ступенямъ; шаги его говорятъ, подъ отзывными длинными сводами, и рядомъ съ нимъ идетъ его тѣнь, мгновенно теряясь въ узкихъ окнахъ и застилая собою древніе лики, вдоль по стѣнѣ. Что дальше, то яснѣетъ углообразная паперть, доколѣ, на крутомъ ея поворотѣ, внезапный блескъ огромнаго паникадила, аркой струею не ударитъ, изъ подъ самыхъ сводовъ, по лоснящимся камнямъ, какъ искрометная волна водопада, мгновенно ринувшаяся съ утеса. Отъ дика Спасова, одѣяннаго свѣтомъ, какъ ризою, повсюду дьются широкіе лучи, и вотъ загараются окрестъ горнія изображенія св. Троицы, въ видѣ трехъ Ангедовъ путниковъ, посѣтившихъ древняго Патріарха, и вся книга земнаго родства сына Давидова, сына Авраамова, съ ликами семидесяти Апостоловъ, проповѣдавшихъ слово Его по вселенной. — Такое обиліе свѣта истекаетъ отъ чудотворной иконы Того, кто Санъ былъ свѣтъ міру.
Но въ какое святилище служитъ преддверіемъ сія таинственная паперть, полусвѣтлая, полумрачная, гдѣ такъ ясно все горнее, а темень входъ? — Это храмъ Благовѣщенія, третій именитый соборъ Кремлевскій, прислоненный къ палатамъ царскимъ, какъ домашняя сокровищница молитвы блюстителей земли Русской. Изъ грановитой палаты, по лѣтописнымъ спупенямъ краснаго крыльца, истертаго стопами великихъ мужей, мимо мѣдныхъ львовъ Іоанна, грызущихъ щиты свои, открывалось, при плескахъ народныхъ, шествіе Царей нашихъ, когда спускались они въ соборъ Благовѣщенскій, для брачныхъ торжествъ, которыя сулили, свѣтлою надеждою Россіи и прочностью ея грановитому престолу. Радостенъ былъ для нее и разсвѣтъ каждаго царственнаго младенца, просвѣщаемаго водою крещенія, въ стѣнахъ того же святилища, иногда уже на вечерѣ дней державнаго отца, который передавъ его, залогомъ грядущаго счастія, своему народу, самъ отходилъ къ спящимъ предкамъ, въ сосѣдній соборъ Архангельскій. Остановимся и мы, на ступеняхъ Краснаго крыльца" и оттолѣ, въ утреннемъ свѣтѣ, окинемъ, благоговѣйнымъ взоромъ, златоглавый храмъ, который весь исполненъ глубокою молитвенною мыслію.
Четыре легкихъ купола, окружающіе главный, но служатъ только украшеніемъ, обычнымъ для соборовъ, въ знаменіе четырехъ Евангелій, на коихъ утверждена Церковь, нѣтъ, въ каждомъ изъ сихъ куполовъ, есть малый горній храмъ, такъ, что въ одинъ молитвенный часъ, изъ одного святилища, пять божественныхъ литургій могутъ возносить безкровную жертву. Кромѣ одного только придѣла, во имя Св. Александра Невскаго, посвященнаго нѣкогда памяти Великаго Василія, который былъ Ангеломъ обновителю собора, — прочіе три относятся къ основной мысли храма, и дополняютъ великое торжество благовѣщенія, меньшими празднествами: въ честь Архангела Гавріила, вѣстника небеснаго мира, въ честь Богоматери, которая послужила храмомъ для Воплощеннаго; наконецъ послѣдній придѣлъ, входа Спасителева въ Іерусалимъ, напоминаетъ намъ, что чрезъ Его торжественное вшествіе въ земный Сіонъ, открылись для насъ врата небеснаго.
На сѣверной стѣнѣ собора, противъ Краснаго крыльца, изображено Благовѣщеніе, не въ томъ однако видѣ, въ какомъ мы привыкли видѣть сію икону. Не въ убогой храминѣ является благовѣстникъ-Ангелъ молящейся Дѣвѣ, но сѣдящей съ водоносомъ, у кладезя Галилейскаго; ибо мѣстное преданіе гласитъ, что когда смиренная Марія, подобно прочимъ дѣвамъ Израиля, выходила каждый день къ истоку водному, однажды явился ей Ангелъ на истокѣ, съ благодатною вѣстію; самый колодезь донынѣ показываютъ, внутри убогой церкви, принадлежащей Православнымъ въ Назаретѣ. — Вѣроятно, одинъ изъ Патріарховъ Іерусалимскихъ, посѣтивъ отечество наше, принесъ съ собою и сіе преданіе, которое изобразили на томъ храмѣ, куда обыкновенно слагались священныя приношенія Восточныхъ Іерарховъ: святыя мощи и кресты, донынѣ составляющіе лучшее сокровище Благовѣщенскаго собора. Тамъ, въ числѣ неоцѣненныхъ даровъ Востока, хранятся еще крестъ Царя Константина, и другой, присланный Императоромъ Комниномъ Мономаху, и два рукописныхъ Евангелія, исхода XI вѣка, и сосуды XIV, принадлежавшіе Новгородскому владыкѣ Моисею, съ прочею драгоцѣнною утварью.
Надъ входомъ въ паперть, есть другое изображеніе Пречистой Дѣвы, составленное изъ олицетворенныхъ пѣсней ея акаѳиста. Она представлена, какъ одушевленный храмъ Господа, все содержащаго въ десницѣ своей, который, какъ непорочный агнецъ, пасется на линѣ Маріи, пріемля пѣснь Ангелевъ, поклоненіе пастырей и дары Волхвовъ, вопіющихъ: «радуйся Агнца и Пастыря Матерь, селеніе Бога и Слова, заря таинственнаго дня!»
Вся лѣвая стѣна паперти исписана, страшнымъ треволненіемъ пророка Іоны, поглощаемаго тридневно въ персяхъ китовыхъ, ибо онъ также былъ таинственнымъ образомъ воплощенія и погребенія Христова. При воззрѣніи на сію бурю морскую, въ преддверіи мирнаго храма, невольно исторгается изъ устъ тихая пѣснь канона Богоматери: «житейское море воздвизаемое зря, напастей бурею, къ тихому пристанищу твоему притекъ вопію ты: возведи отъ тли животъ мой, многомилостива!»
Три благовѣрные Князя, встрѣчаютъ молитвенниковъ, почти на первыхъ ступеняхъ: святой Князь Даніилъ, основатель княженія Московскаго всей грядущей его славы, котораго нетлѣнныя мощи положены въ твердую основу первопрестольному граду, и правнукъ Даніила, Донской, сокрушитель Мамая, выступившій противъ невѣрныхъ, съ иконою Богоматери, которая хранится въ соборѣ, и обновитель храма, сынъ великаго Іоанна, Василій; всѣ три изображены на стѣнахъ преддверія.
Рядъ мудрецовъ языческихъ и ветхозавѣтныхъ прозорливцевъ, начертанъ также, на столпахъ и въ простѣнкахъ сей глубокомысленной паперти, съ хартіями своихъ изреченій въ рукахъ, дабы видѣла Христіанская Церковь, что не только ветхій завѣтъ раскрывалъ тайну, о воплощеніи Мессіи, но что, и посреди народовъ языческихъ, просіявалъ иногда отблескъ сего невечерняго свѣта, въ мужахъ, которые, не вѣдая закона, творили законное по природѣ. Разумъ человѣческій, не ослѣпляемый мудрованіемъ плотскимъ, восходилъ иногда и до созерцанія божественныхъ истинъ, предваряя откровеніе, потому что, говоритъ Апостолъ Павелъ: «Самъ Богъ явилъ намъ все, что о немъ знать можно, и невидимое Его, присносущная сила и божество, отъ самаго сотворенія міра, видимы чрезъ разсматриваніе тварей, такъ, чтобы не познавшимъ и не чтущимъ Бога быть безотвѣтными.» (Рим. 1.20.) Сіе глубокое слово Апостола хотѣла выразить, въ лицахъ, благочестивые строители храма, помѣстивъ въ его преддверіе двѣнадцать философовъ и съ ними шесть пророковъ Израиля, возводящихъ постепенно, своими видѣніями, до книги родства Іисуса Христа, начертанной на сводахъ. Кто же сіи избранники ветхаго міра и завѣта, поставленные однако не въ лѣтописномъ порядкѣ, у которыхъ время стерло въ рукахъ нѣкоторыя нареченія Ихъ хартій?
Первый — Аристотель, основа схоластики среднихъ вѣковъ, указывающій, въ свиткѣ своемъ, на первоначальное сознаніе троичности Божества: «первѣе Богъ, потомъ же Слово, и Духъ съ ними единъ.» Подлѣ него вдохновенная Сивилла, благословляющая Господа Бога Израилева «яко посѣтилъ и сотворилъ.» Великій труженикъ Анахарсисъ, много скитавшійся по вселенной, постигъ «что уныніе есть пагуба человѣкамъ и всяческимъ, яже суть въ нихъ.» — Менандръ, одинъ изъ поэтовъ Греція, проклинаетъ всякаго нелюбящаго Бога: «иже бо не любитъ Создателя своего, да будетъ проклятъ.» жизнеописатель великихъ мужей, Плутархъ, внушаетъ нравственность языческому міру: «Бога бойся первѣе, родителямъ повинуйся, іереи хвали, старцы честнѣ почитай.» — Вотъ Анаксагоръ, одинъ изъ глубокихъ мыслителей образованной Греція, предостерегаетъ: «что бѣду пріемлетъ всякъ высше испытуяй о Бозѣ, еже не подобаетъ.» Стоикъ Энномъ говорить, по горькому опыту: «что юность ниже добра, ниже зла.» Историкъ Ѳукидидъ и великій астрономъ Птоломей, не оканчиваютъ рѣчей своихъ, которыя для насъ утрачены. — Но вотъ и таинственный Трисмегистъ, источникъ всей мудрости Египетской, возвѣщаетъ: «что не созданныя естества и божественныя рожденія, не имѣютъ ни начала, ни конца.» Сократъ, запечатлѣвшій смертію свою нравственную проповѣдь, твердо исповѣдуетъ, какъ бы предъ Ареопагомъ: «что добраго мужа никакое зло не постигнетъ, что душа наша безсмертна, но смерти же будетъ добрымъ награда, а злымъ наказаніе;» и невольное сознаніе исторгается изъ устъ, славнѣйшаго изъ учениковъ его, Платона: «должно надѣяться, что самъ Богъ низпошлетъ небеснаго учителя и наставника людямъ.»
Пророки наводятъ свѣтильникъ Духа Божія, на сіе благодатное пробужденіе человѣческаго разума, и движутъ предъ собою вѣки, къ познанію Богочеловѣка. Даніилъ, вѣрно предсказавшій, чрезъ семьдесять таинственныхъ седминъ, самый годъ искупительной жертвы, предвидѣлъ также, въ образѣ златоглаваго истукана, съ серебряными персями, мѣднымъ чревомъ полу желѣзными, полускудѣльными ногами, четыре земныхъ царства, надъ обломками коихъ, вознесется одно небесное и обниметъ весь міръ, хотя по видимому оно возникнетъ отъ непримѣтнаго начала: «азъ видѣхъ гору несѣкому, отъ нея же отсѣчеся камень, безъ рукъ, и истни гляну, желѣзо, мѣдь, сребро и злато.» Еще прежде вето взываетъ Исаія, болѣе Евангелистъ, нежели Пророкъ, какъ бы очевидный свидѣтель воплощенія, за восемь вѣковъ до Христа: «се Дѣва пріиметъ во чревѣ и родитъ Сына и нарекутъ ему имя Еммануилъ.» И Пророкъ Іоиль видитъ благодатное явленіе Духа: «излію Духа Моего на всякую плоть, и будутъ пророчествовать сыны ваши и дщери ваши, и въ тѣ дни всякъ, иже призоветъ имя Господне, спасется.» Іона, образъ погребеннаго, вопіетъ, посреди своихъ треволненій: «живъ Господь, жива душа твоя, аще отстанетъ отъ беззаконій.» И отецъ царственнаго Давида, Іессей, изъ свитка Пророка Исаія, свидѣтельствуетъ о себѣ и о грядущемъ Мессіи: «жезлъ изъ корени Іессеева, и цвѣтъ отъ корня его взыдетъ, и почіетъ на немъ Духъ Божій;» а Соломонъ, создавшій храмъ истинному Богу, постигъ кого знаменуетъ храмъ сей: «Премудрость созда себѣ домъ и сотвори столповъ седмь.»
Символическія изображенія продолжаются а пра входѣ въ самое святилище, съ нѣкоторою примѣсью мудрованій позднѣйшихъ. Налѣво, отъ западней двери, начертана на стѣнахъ олицетворенная земля, въ образѣ жены, держащей на лонѣ своемъ кошницу, азъ которой изходятъ Адамъ и Евва; вокругъ нихъ все существующее на землѣ, въ воздухѣ и подъ водами, а подлѣ адское мученіе врага, искусившаго человѣческій родъ. По правую сторону дверей изображеніе небеснаго царства, привратникомъ коего одинъ изъ Апостоловъ съ знаменательными ключами, а предъ вратами сидятъ три древніе Патріарха, Авраамъ, Исаакъ и Іаковъ, держащіе на лонѣ своемъ дули, въ образѣ младенцевъ.
Въ аркахъ, надъ сими картинами земли, ада и рая, таинственныя видѣнія Апокалипсиса: съ одной стороны Вавилонъ, великая мать мерзостей земныхъ, въ образѣ жены на звѣрѣ багряномъ, облеченная порфирой, съ элитою чашею въ рукахъ, полною всякихъ сквернъ, сама упоенная кровію Святыхъ, свидѣтелей Христовыхъ; подлѣ, седмь Ангеловъ, съ трубами, стоящіе посреди безмолвія неба; еще одинъ Ангелъ вознесъ въ златой кадильницѣ, молитвы Святыхъ, съ дымомъ ѳиміама, и потомъ повергъ на землю кадильницу, и сдѣлались гласы и громы, молніи и землетрясенія.
А на противуположной сторонѣ: свѣтлое облако, на которомъ сидитъ подобный сыну человѣческому, въ золотомъ вѣнцѣ, съ острымъ серпомъ въ рукахъ, ибо уже созрѣла на землѣ жатва; онъ бросилъ серпъ и пожата была земля, и вотъ сквозь отверстое небо скачетъ конь бѣлый; сѣдящій на немъ вѣренъ и истиненъ: очи его какъ пламя и много діадимъ на главѣ; онъ облеченъ въ ризу багряную отъ крови, и на челѣ его написано имя, которое никто не зналъ, кромѣ него самаго, доколѣ но открылъ міру: имя сіе — Слово Божіе, а за нимъ потекли воинства небесныя, облеченныя въ виссонъ бѣлый и чистый. — Такъ пророчества ветхозавѣтнаго міра, при переходѣ изъ паперти въ храмъ, смѣняются откровеніями послѣднихъ дней новозавѣтнаго міра, о вѣчной славѣ Церкви торжествующей, послѣ всѣхъ ея земныхъ искушеній.
Тѣсенъ внутри, но благолѣпенъ малый храмъ, исписанный золотомъ по стѣнамъ, устланный яшмою вмѣсто мрамора. Отрадно въ немъ для сердца, особенно, когда съ открытіемъ царскихъ вратъ, расширяется святилище, зрѣлищемъ олтаря, исполненнаго ликами Апостоловъ и Святителей; они представляютъ собою полноту Вселенской Церкви, похваляющей Пречистую Дѣву, предъ горнимъ престоломъ Господа Силъ.
На четырехъ столпахъ возносятся легкій куполъ; два изъ нихъ, посрединѣ церкви, украшены также знаменательными иконами, какъ и самая паперть, своды и стѣны. Образъ страстной Божіей Матери, на правомъ столпѣ, обнесенъ ликами Архангеловъ и праведныхъ женъ, мученицъ и пророчицъ, равноапостольныхъ Княгинь и Царицъ, изъ коихъ нѣкоторыя были Ангелами вашихъ. Къ сему же столпу прислонено, со стороны иконостаса, царское мѣсто, съ иконою живоначальной Троицы, подъ богатымъ навѣсомъ, до сторонамъ коей стоятъ княжескіе мученики. Борисъ и Глѣбъ. — Это даръ Годунова, особенно пышнаго въ своихъ даяніяхъ Церкви, который, какъ будто, искалъ воздать небу, за похищенное имъ на землѣ.
На лѣвомъ столпѣ расположены, по красному бархату, драгоцѣнные кресты, образа и панагіи, которые носили Цари наши, во дни торжественныхъ выходовъ, и подъ ними начертана въ краткихъ словахъ вся лѣтопись собора: «во славу святыя, животворящія, единосущныя и нераздѣльныя Троицы, Отца, Сына и Святаго Духа, въ честь и намять преблаженныя Дѣвы Маріи, святая соборная, честнаго ея Благовѣщенія церковь, создана бысть у сѣней двора Государева, повелѣніемъ благовѣрнаго Великаго Князя Московскаго и всея Россіи, Василія Димитріевича, въ лѣто отъ P. X. 1997, и по его же повелѣнію, въ 1405 году, украшена бысть иконнымъ писаніемъ; но по усердію и волѣ благовѣрнаго В. К. Московскаго и всея Россіи, Іоанна Васильевича, та первозданная церковь, въ 1482 году, разобрана и на мѣстѣ ея воздвигнутъ сей, въ настоящемъ видѣ соборъ, который, со всѣми бывшими и нынѣ существующими при немъ придѣльными храмами, освященъ Геронтіемъ Митрополитомъ Московскимъ и всея Россіи, Августа въ 9 день, лѣта 1487, иконописью же по стѣнамъ украшенъ при В. К. Василіѣ Ивановичѣ, въ 1508 году. Оная иконопись возобновлена, при благочестивомъ Государѣ Царѣ и В. К. Петрѣ Алексѣевичѣ, въ 1697 году; потомъ же повелѣніемъ Екатерины II, въ 1770 году, и опять Императоромъ Александромъ I, въ 1801 году, внѣшнее сего собора благолѣпіе возобновлено, и выстланъ въ паперти полъ камнемъ, повелѣніемъ Императора Павла I, въ 1799 и въ 1800.»
Верхъ благолѣпія соборнаго въ роскошномъ иконостасѣ; пять мѣстныхъ иконъ, по правую сторону царскихъ вратъ, и четыре по лѣвую, замѣчательны своими символами, или достоинствомъ историческимъ. Образъ библейскаго шестоднева, на коемъ представлено сотвореніе міра видимаго и человѣка, въ состояніи невинности, стоитъ подлѣ лика Искупителя, который окруженъ изображеніями Евангельскими, Его жизни и страданій, для возвращенія падшаго человѣчества къ первобытной невинности. Прилично и выраженіе благодарнаго сердца. Пречистой Матери Господней, въ олицетворенныхъ пѣсняхъ акаѳиста, на поляхъ ея иконы. Есть и другое изображеніе молитвы, или деисусъ, (отъ греческаго слова деисисъ — молитва), на которомъ представлены Пречистая Дѣва и Предтеча, молящіеся Господу Іисусу, а вокругъ нихъ лики всѣхъ святыхъ молитвенниковъ. Оно стоитъ подлѣ Тихвинской иконы, восходящей до временъ Іоанна III.
Но два главные образа, Спаса и Божіей Матери, сосредоточиваютъ въ себѣ всю древность и всю святыню храма и, какъ два благодатныя ока, привѣтливо смотрятъ на входящихъ въ святилище. Одна икона изображаетъ Великаго Архіерея, Господа Іисуса Христа, сѣдящаго на престолѣ славы, и подпись свидѣтельствуетъ, о давнихъ годахъ ея и о тѣхъ священныхъ лицахъ, которымъ принадлежала: «въ лѣто міробытія 6845, отъ P. X. 1337, сія чудотворная икона Спасителя написана при державѣ В. К. Іоанна Даниловича Калиты, многогрѣшнымъ Михаиломъ, поднесена бысть святому владыцѣ Моисею, отъ святаго Петра Митрополита Московскаго, въ лѣто 1385, изъ Архимандритовъ Юрьева Монастыря, въ Велико-Новградъ рукополагаемому.»
Другая икона, Дамской Божіей Матери, храмовая собора, съ изображеніемъ ея успенія на задней сторонѣ, и съ осмнадцатію ликами праматерей ветхозавѣтныхъ, начиная отъ Евы, надъ которыми такъ высоко вознеслась пречистая Дѣва, Матерь воплощеннаго Сына Божія. Рука враговъ, похитившая драгоцѣнную ея ризу въ 1818 году, не коснулась златокованнаго обруча, который показался имъ мѣднымъ. Славное имя Донской присвоено ей, въ память Куликовской битвы, на которую послѣдовала за мужественнымъ Димитріемъ; ибо Князья ваши всегда почитали заступницею своею Божію Матерь, ней празднуютъ всѣ первопрестольные соборы столицъ, подъ именемъ ли Святой Софіи, или Премудрости Божіей, для которой послужила она домомъ, или тѣхъ мѣстныхъ явленій, какими прославила видимый покровъ свой; даже поясомъ Богоматери слыветъ, въ преданіяхъ народныхъ, рѣка Ока, такъ часто заслонявшая Москву, стальной своей струею, отъ набѣговъ варварскихъ. Сію Донскую икону поднялъ, по примѣру воинственнаго предка, послѣдній изъ рода его, Царь Ѳеодоръ, когда съ высоты своего Кремлевскаго терема, увидѣлъ станъ Ордынскій, на сосѣднихъ горахъ Воробьевскихъ. Онъ отпустилъ, съ молебнымъ пѣніемъ, древнюю заступницу, на крайній валъ столицы; а самъ отходя жъ новою, на вечерѣ того дня, съ ангельскою улыбкою сказалъ боярамъ, изумленнымъ его спокойствіемъ: «грѣшно бояться, завтра не будетъ врага.» Утромъ, пробудившись отъ мирнаго сна, взошелъ онъ опять на свой теремъ, посмотрѣть станъ Ордынскій, но его уже не было; — слышались только клики ратныхъ, славящихъ побѣду, и Владычица, съ торжествомъ, возвратилась въ древнее свое жилище; а воинскій шатеръ, на мѣстѣ подвига, процвѣлъ, во имя ея, мирною обителію Донскою.