Леопольд фон Захер-Мазох
Битва подъ Гдовомъ.
правитьИсточник текста: Журнал «Наблюдатель», декабрь, 1888. Разсказы Захеръ-Мазоха.
Это было вечеромъ, 23 февраля 1846 года. Собравшись въ нашемъ домѣ, въ Львовѣ, мы всѣ находились подъ сильнымъ впечатлѣніемъ совершавшихся въ то время событій. Революція, которую можно было предвидѣть уже задолго до того времени, только что вспыхнула. Отецъ мой, начальникъ полиціи, тщетно предостерегалъ отъ угрожавшей опасности эрцгерцога Фердинанда, намѣстника Галиціи, съ недовѣріемъ относившагося ко всѣмъ подобнымъ указаніямъ. Недальновидный и опрометчивый, притомъ занятый гораздо болѣе ухаживаньемъ за прекрасной княгиней Соплицкой, нежели управленіемъ ввѣреннаго ему края, эрцгерцогъ, въ своихъ донесеніяхъ императору и депешахъ Меттерниху, называлъ возраставшее волненіи безвредной агитаціей незначительной демократической партіи. Каково же было его изумленіе, когда оказалось, что польское дворянство почтя поголовно взялось за оружіе и стало во главѣ революціоннаго движенія, направленнаго противъ австрійскаго владычества.
Впрочемъ, сельское населеніе оставалось, какъ было извѣстно, на сторонѣ правительства, во всякомъ случаѣ старавшагося объ улучшеніи его участи; въ Тарновѣ, напримѣръ, крестьяне, съ одними косами и цѣпами, выступили противъ инсургентовъ, перебили ихъ нѣсколько сотъ человѣкъ, а остальныхъ связали и обезоружили. Но вслѣдъ за такимъ успокоительнымъ извѣстіемъ разнеслись и тревожные слухи. Генералъ Коллинъ вынужденъ былъ очистить Краковское княжество и отступилъ до Водовицъ, тогда какъ инсургенты съ боя заняли Величку, угрожая и Бохнѣ. Говорили, что польская армія насчитываетъ до 20,000 человѣкъ, что она перешла въ наступленіе по всей линіи и что, въ то же время, началась партизанская война и въ Карпатахъ, гдѣ возставшіе, подъ предводительствомъ ксендза Кметовича, овладѣли Хохаланомъ, Витовомъ и Дзяничемъ.
Вскорѣ мы узнали, что возстаніе вспыхнуло уже повсемѣстно и что правительство, — какъ съ искреннимъ огорченіемъ передавалъ отецъ, — рѣшило совершенно очистить восточную Галицію, отведя къ берегамъ Савы всѣ гарнизоны, разставленные по городамъ и мѣстечкамъ. Мы считали себя погибшими и видѣли одно спасеніе въ бѣгствѣ, когда, уже поздно ночью, къ намъ прибылъ Бенедекъ, будущій герой Мортары и Санъ-Мартино, несчастный полководецъ въ войну съ Пруссіей 1866 года. Въ то время Бенедекъ былъ полковникомъ и адьютантомъ эрцгерцога Фердинанда; дружески привязанный къ моему отцу, онъ явился успокоить всѣхъ насъ, и мы приняли его съ радостью и надеждой.
Бенедекъ имѣлъ всѣ свойства истиннаго воина, но не былъ героемъ по наружности. Въ его небольшой, суховатой, нервной фигурѣ не доставало силы и въ лицѣ, съ орлинымъ носомъ и закрученными по венгерски усами, только глаза блестѣли отвагой и энергіей. Въ эту минуту общаго унынія и растерянности, не видя кругомъ ни одного человѣка, энергія и распорядительность котораго стояли бы на высотѣ положенія, Бенедекъ выпросилъ у намѣстника разрѣшеніе, — которое дано было, однако, лишь послѣ долгихъ колебаній, — отправиться къ самому центру возстанія, чтобы познакомиться съ истинными его размѣрами и попытаться сдѣлать что возможно для борьбы со зломъ.
— Повѣрьте, другъ мой Захеръ, — говорилъ Бенедекъ, разставаясь съ отцомъ, — меня запугать труднѣе, чѣмъ генерала Коллина. Если борьба съ возстаніемъ еще возможна, я начну ее безъ колебаній. Быстрота и рѣшимость — однѣ могутъ спасти насъ, и я во всякомъ случаѣ дамъ сраженіе, хоть только для того, чтобы не отступать такъ позорно передъ бунтовщиками!
И голосъ его дрожалъ отъ волненія, глаза блестѣли, маленькая фигурка словно преображалась и выростала.
— А ты, — обратился онъ ко мнѣ, сдѣлавъ надъ собой усиліе, чтобъ успокоиться, — не хочешь ли ѣхать вмѣстѣ со мною?
Мое маленькое сердце билось въ одинъ тактъ съ этимъ храбрецомъ и, вмѣсто отвѣта, я бросился къ моему ружью — первому не игрушечному, подаренному мнѣ отцомъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, — остановилъ меня Бенедекъ. — Теперь еще рано. Останься съ матерью и защищай свою семью. Впослѣдствіи намъ еще придется сдѣлать вмѣстѣ не одну кампанію.
Эти слова оказались пророческими: я участвовалъ въ двухъ кампаніяхъ подъ его предводительствомъ.
Бенедекъ выступилъ въ ту же ночь, отправившись прямо туда, гдѣ опасность болѣе всего угрожала. Вечеромъ, 25-го февраля, онъ былъ уже въ Бохнѣ, которую только что рѣшено было оставить, отступая все далѣе. Здѣсь съ увѣренностью говорили, что въ Величкѣ у инсургентовъ 10,000 войска, съ превосходною артиллеріей, тогда какъ правительственныхъ войскъ насчитывалось въ Бохнѣ только семь ротъ пѣхоты и шесть взводовъ легкой кавалеріи — всего, значитъ, гораздо менѣе тысячи человѣкъ. Опасность положенія увеличивали еще тѣми соображеніями, что въ городской тюрьмѣ находилось много захваченныхъ передъ тѣмъ инсургентовъ, что симпатіи мѣстнаго населенія на сторонѣ возставшихъ и что, наконецъ, на вѣрность солдатъ, среди которыхъ немало поляковъ, нельзя вполнѣ положиться.
Вѣрилъ ли Бенедекъ, или нѣтъ всѣмъ этимъ зловѣщимъ слухамъ и малодушнымъ совѣтамъ, но онъ немедленно же отправилъ къ генералу Коллину предложеніе, вмѣсто отступленія, итти впередъ ему на подмогу, а самъ, оставивъ часть отряда для охраны Бохны, смѣло двинулся къ Величкѣ, на встрѣчу инсургентамъ, имѣя съ собою всего лишь 320 человѣкъ пѣхоты, 170 кавалеріи и ни одного орудія. Вскорѣ, однако, незначительныя его силы были подкрѣплены мѣстными крестьянами, которые по пути присоединялись къ отряду, вооруженные чѣмъ попало и горѣвшіе желаніемъ не поддерживать, разумѣется, монархическій принципъ, но просто схватиться съ ненавистными имъ панами, предводительствовавшими возстаніемъ. Отъ этихъ крестьянъ Бенедекъ узналъ, что польское войско стянуто въ направленіи къ Гдову и потому, оставивъ лѣвѣе большую дорогу къ Величкѣ, самъ направился къ сказанному мѣстечку, куда, дѣйствительно, еще наканунѣ собрались инсургенты. Когда оказалось, такимъ образомъ, что столкновеніе близко и неизбѣжно, Бенедекъ отправилъ къ эрцгерцогу Фердинанду извѣстное свое письмо, въ которомъ были, между прочимъ, эти строки, дышащія непоколебимой энергіей: «Я выступилъ противъ непріятеля, силы котораго мнѣ неизвѣстны, но во всякомъ случаѣ превосходятъ тѣ, что въ моемъ распоряженіи. Конечно, это меня не останавливаетъ, и я буду драться, такъ какъ считаю это своею обязанностью. Бросить беззащитную Бохну и позволить инсургентамъ свободно владѣть цѣлымъ округомъ — значило бы не думать ни объ отечествѣ, ни о собственной чести и достоинствѣ. Я почти увѣренъ въ успѣхѣ, но если и нѣтъ, то все же буду сопротивляться, покуда хватитъ силъ. Уступить врагу безъ боя постыдно; пасть въ бою за родину — славная смерть солдата, а покидать трусливо поле битвы меня не учили. Что бы потомъ меня ни ждало, какъ бы ни порицали мое рѣшеніе, но я буду драться: это мой долгъ, и я исполню его до конца».
Начальникъ польскаго войска, генералъ Захежевскій, назначилъ своей главной квартирой небольшой загородный домъ около Гдова. Въ то время какъ въ парадныхъ комнатахъ молодое офицерство играло въ карты, распѣвало патріотическія пѣсни и чаще, чѣмъ было бы полезно, произносило кровавые тосты, запивая ихъ виномъ (въ которомъ, кстати сказать, у инсургентовъ никогда не было недостатка), болѣе опытные и солидные вожди собрались на военный совѣтъ въ отдаленной комнаткѣ. На совѣтъ этотъ, въ виду его несомнѣнныхъ заслугъ для дѣла и огромнаго вліянія среди повстанцевъ, приглашена была и знаменитая Юзефа Налмшерская, до фанатизма преданная дѣлу возстанія, отдавшая на него все состояніе, беззавѣтно служившая ему своимъ вліяніемъ, связями… даже своей красотой, какъ прибавляли злые языки. Въ голубой амазонкѣ, въ красномъ ментикѣ на мѣховомъ подбоѣ и традиціонной конфедераткѣ, ухарски нахлобученной на дѣйствительно красивой головкѣ, она была хороша какою-то злобной, полуфантастической красотой.
Въ восемь часовъ утра раздался первый выстрѣлъ. Авангардъ Бенедека, состоявшій изъ нѣсколькихъ кавалеристовъ, наткнулся на передовой постъ непріятеля, выставленный къ сторонѣ Бохны. Обмѣнявшись выстрѣлами, кавалеристы отступили, но одинъ изъ нихъ завязъ вмѣстѣ съ лошадью въ наполненное снѣгомъ канавѣ и былъ взятъ въ плѣнъ. Перестрѣлка эта встревожила все польское войско, и Захежевскій расположилъ свои главныя силы позади Гдова, оставивъ въ послѣднемъ лишь входившій въ составъ арміи кавалерійскій отрядъ.
Въ то же время дѣлалъ свои распоряженія и Бенедекъ. Направивъ конницу для занятія Гдова, а сопровождавшія его войско толпы крестьянъ расположивъ по дорогѣ въ Величку, чтобы отрѣзать инсургентамъ отступленіе въ эту сторону, онъ самъ, съ оставшейся у него пѣхотой, прямо двинулся въ аттаку на повстанское войско.
По умно обдуманному плану революціоннаго комитета, женщинамъ возстанія назначена была особая роль. Во всѣхъ городахъ и мѣстечкахъ, въ ту самую ночь, какъ рѣшено было поднять знамя бунта, заранѣе были назначены балы въ наиболѣе видныхъ домахъ польскаго дворянства. Всѣ австрійскія власти и, главнымъ образомъ, офицеры, были приглашены на эти балы и женщинамъ предстояло, усиленно кокетничая съ своими кавалерами, отвлекать ихъ вниманіе до той поры, когда, по условленному заранѣе сигналу, въ залы ворвутся возставшіе и всѣ австрійцы будутъ перебиты. Наиболѣе предпріимчивыя изъ дамъ запаслись даже спрятанными въ складкахъ бальныхъ туалетовъ кинжалами, чтобы принять и личное участіе въ кровавой расправѣ съ врагами «ойчизны». Однако, какъ разъ наканунѣ умеръ герцогъ Моденскій, родственникъ австрійскаго дома; при дворѣ наложенъ былъ трауръ и въ силу этого австрійцы не могли принятъ участія въ назначенныхъ балахъ, которые и были отмѣнены.
Захваченный повстанцами кавалеристъ былъ приведенъ въ находившуюся при въѣздѣ въ Гдовъ жидовскую корчму и красавицѣ Юзѳфѣ вздумалось отмстить на немъ за случившуюся такъ некстати смерть герцога, которая спасла столькихъ австрійцевъ и тѣмъ во многомъ способствовала неудачѣ возстанія. Юзефа приказала повѣсить солдата и сама набросила на его шею веревочную петлю своими нѣжными ручками. Но какъ разъ въ этотъ моментъ авангардъ Бенедека ворвался въ Гдовъ и инсургенты поспѣшно отступили къ главнымъ своимъ силамъ. Юзефа дождалась однако, когда солдатъ былъ повѣшенъ, и вскочила на коня, лишь насладившись агоніей несчастнаго. Тѣмъ временемъ, Бенедекъ аттаковалъ уже польскую пѣхоту, и послѣ недолгаго сопротивленія ряды повстанцевъ стали колебаться. Смятеніе еще увеличилось отъ прискакавшей въ безпорядкѣ изъ Гдова кавалеріи, по пятамъ преслѣдуемой конницею Бенедека, а когда стоявшіе на дорогѣ въ Величку крестьяне не выдержали и хотя самовольно, но какъ нельзя болѣе кстати, ударили на поляковъ съ тылу, послѣдніе окончательно смѣшались и бѣжали въ полномъ разстройствѣ. Немногіе, однако, успѣли спастись: большинство было перебито озлобленными крестьянами.
Бенедекъ, замѣтивъ въ числѣ избиваемыхъ инсургентовъ много молодежи, едва вышедшей изъ дѣтскаго возраста, бросился въ середину схватки съ крикомъ: «не бейте дѣтей!» и ударами шпаги плашмя старался разогнать крестьянъ, — но все было тщетно, и цвѣтъ польской молодежи погибъ подъ дубинами презираемыхъ ею хлоповъ, мстившихъ за многовѣковое рабство и униженіе. Замѣчательно, что удары наносились полякамъ преимущественно по головамъ и когда Бенедекъ, уже послѣ сраженія, спросилъ крестьянъ, почему они это дѣлали, — ему серьезно отвѣчали: «чтобъ не портить хорошаго платья»…..
Послѣ Гдовской битвы, другихъ сраженій съ возставшими уже не происходило. Революція была подавлена — Бенедекъ спасъ Галицію.
Столкновеніе подъ Гдовомъ вполнѣ заслуживаетъ названія битвы, если не по размѣрамъ, то по своимъ послѣдствіямъ: она сразу потушила возстаніе, которое иначе могло разгорѣться до огромныхъ размѣровъ. И все это сдѣлала рѣшимость и энергія одного человѣка. 23 февраля эрцгерцогъ Фердинандъ рѣшилъ уже вовсе очистить Галицію, въ виду того, что, какъ говорили, 20,000 инсургентовъ шли на Лембергъ; 25 числа Бенедекъ былъ въ Бохнѣ и получилъ свѣдѣнія, что повстанцы въ Величкѣ, но что число ихъ доходятъ лишь до 10,000; не смотря на то, онъ отправился имъ на встрѣчу, имѣя подъ своей командой всего 500 человѣкъ, а послѣ столкновенія оказалось, что число инсургентовъ немногимъ превышало одну тысячу. И заслуга Бенедека, разумѣется, не въ томъ, что онъ уничтожилъ незначительный непріятельскій отрядъ, хотя и имѣлъ вдвое меньшія силы, во въ томъ, что онъ не колебался въ минуту опасности, не далъ испугать себя преувеличенными слухами о могуществѣ непріятеля и смѣло пошелъ ему на встрѣчу, справедливо предпочтя отважное нападеніе трусливой оборонѣ.
Склонность къ наступательной тактикѣ вообще была основнымъ принципомъ всей военной дѣятельности Бенедека: она сдѣлала его героемъ двухъ кампаній — итальянской 1848 года, подъ начальствомъ Радецкаго, и венгерской, подъ предводительствомъ Гайнау: она дала ему побѣду въ сраженіяхъ при Мортарѣ и при Аксѣ.
И если тотъ же генералъ, съумѣвшій, тотчасъ вслѣдъ на Сольферинскимъ погромомъ, разбить всю итальянскую армію въ битвѣ при Санъ-Мартино, былъ такъ несчастливъ въ прусскую кампанію 1866 года, то въ этомъ слѣдуетъ винить какъ только что введенное у пруссаковъ игольчатое ружье, дававшее имъ громадный перевѣсъ надъ вооруженіемъ австрійцевъ, такъ, главнымъ образомъ, и то, что Бенедекъ далеко не былъ свободенъ въ своихъ дѣйствіяхъ въ зависѣлъ отъ приказаній, получаемыхъ имъ изъ Вѣны. Австрійское правительство, никогда не умѣвшее ничему научиться изъ прежнихъ своихъ неудачъ и несчастій, и въ эту кампанію повторило свою постоянную ошибку, заставляя полководцевъ дѣйствовать по указаніямъ военнаго министерства или самого императора. Бенедеку предписана была строго оборонительная тактика и формально запрещено переходить въ наступленіе, не испросивъ на то предварительно разрѣшенія. Но и въ такой подчиненной роли онъ выказалъ, насколько могъ, свой военный талантъ. Поле битвы подъ Садовой было внимательно имъ изучено и, благодаря вполнѣ цѣлесообразнымъ распоряженіямъ, превосходная числомъ и вооруженіемъ армія принца Фридриха-Карла дрогнула и смѣшалась въ центрѣ и на флангахъ. Король прусскій хотѣлъ уже дать знакъ къ общему отступленію, и только появленіе корпуса наслѣднаго принца въ тылу австрійцевъ вырвало изъ рукъ ихъ почти несомнѣнную побѣду. Но и тутъ Бенедекъ не пришелъ въ отчаяніе, продолжая мужественно бороться, и я какъ теперь вижу его на конѣ, съ вѣчной сигарой въ зубахъ, съ усталымъ, но внимательнымъ видомъ, въ то время какъ непріятельскія пули свистали вокругъ него. Онъ хотѣлъ продолжать битву, бросивъ на отступавшую уже армію Фридриха-Карла всѣ свои свѣжіе еще резервы, но другіе генералы возстали противъ этого; вмѣсто того чтобы дѣйствовать, послана была въ Вѣну телеграмма съ вопросомъ — какъ слѣдуетъ поступать дальше, а когда получился отвѣтъ, сраженіе было проиграно уже безвозвратно. Но мы всѣ, видѣвшіе дѣло близко, своими глазами, хорошо знаемъ, что если битва и была выиграна пруссаками, то проигралъ ее не Бенедекъ.