Издаваемый нынѣ дневникъ путешествія по сѣверной Россіи въ 1791 году составляетъ большую, переплетенную въ корешокъ, рукопись листоваго формата, писанную на 368 листахъ рукою писца, но съ многочисленными и обширными дополненіями и приписками другой руки, безъ сомнѣнія — автора. Рукопись украшена нѣсколькими рисунками, чертежами и картами, изъ коихъ одни дѣланы отъ руки черниломъ, а другіе представляютъ какъ бы пробные оттиски съ гравированныхъ досокъ, приготовленныхъ для печати. Рукопись эта принадлежитъ графу Сергію Дмитріевичу Шереметеву, который пріобрѣлъ ее въ Москвѣ въ 1883 году.
Имя и фамилія автора дневника не указаны въ его заглавіи, но усматриваются изъ самаго сочиненія (стр. 73, 123, 125 и 238): это былъ отставной секундъ-маіоръ Петръ Челищевъ. Въ литературѣ нашей есть нѣсколько свѣдѣній объ этомъ лицѣ, которыя и приводимъ здѣсь[1].
Петръ Ивановичъ Челищевъ родился 14-го августа 1745 года. Онъ происходилъ изъ дворянъ Смоленской губерніи и былъ сынъ воронежскаго гарнизоннаго секундъ-маіора. 1-го января 1762 года онъ былъ принятъ въ пажескій корпусъ и пробылъ въ этомъ заведеніи четыре съ небольшимъ года. Въ то же время обучался тамъ и Ал. Н. Радищевъ, извѣстный впослѣдствіи авторъ «Путешествія изъ Петербурга въ Москву», книги, возбудившей крайнее неудовольствіе императрицы Екатерины II. Основанный въ 1759 году, пажескій корпусъ въ первое время своего существованія успѣлъ перемѣнить нѣскольнихъ начальниковъ, такъ-называемыхъ гофмейстеровъ: съ января 1762 года имъ управлялъ временно французъ Моранберъ, а въ апрѣлѣ того же года его замѣстилъ нѣмецъ Ротштейнъ.
Подъ гофмейстерствомъ сего послѣдняго Челищевъ и находился во всю бытность свою въ корпусѣ. Порядокъ воспитанія и обученія въ этомъ заведеніи былъ установленъ при самомъ его открытіи первымъ пажескимъ гофмейстеромъ барономъ Чуди, но не далѣе какъ въ 1765 году потребовалось уже составлять новый классъ для обученія пажей, что и было возложено на извѣстнаго Г.-Фр. Миллера. Какъ по первоначальному учрежденію барона Чуди, такъ и по плану Миллера, предполагалось не только давать пажамъ элементарное гуманное образованіе, но и обучать ихъ военнымъ и юридическимъ наукамъ, чтобы приготовить изъ нихъ людей, годныхъ какъ къ военной, такъ и къ гражданской службѣ. На сколько достигались въ дѣйствительности эти широкія цѣли, по крайней мѣрѣ въ первой половинѣ 1760-хъ годовъ, можно судить потому, что и лучшіе изъ пажей того времени, принадлежавшіе къ одному съ Челищевымъ выпуску, оказались малосвѣдущими даже въ нѣмецкомъ языкѣ.
Въ началѣ 1766 года императрица Екатерина пожелала отправить нѣсколькихъ воспитанниковъ пажескаго корпуса за границу для изученія наукъ въ Лейпцигскомъ университетѣ. Въ числѣ выбранныхъ двѣнадцати юношей находились и Челищевъ съ Радищевымъ. Для надзора за молодыми людьми назначенъ былъ особый гофмейстеръ, маіоръ Бокумъ, а въ качествѣ духовника при нихъ находился іеромонахъ Павелъ. Бокумъ оказался грубымъ и корыстолюбивымъ человѣкомъ: онъ не только не умѣлъ стать въ добрыя отношенія къ молодымъ людямъ, но и всячески притѣснялъ ихъ и доводилъ почти до отчаянія. Нарушеніе Бокумомъ данной ему инструкціи (собственноручно написанной императрицею) доходило до крайнихъ предѣловъ. Объ успѣхахъ русскихъ студентовъ въ наукахъ онъ ничего не доносилъ въ Петербургъ и только жаловался на ихъ дурное поведеніе. Молодые люди въ свою очередь жаловались на него, но въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ положеніе ихъ не становилось отъ того лучше. Только въ 1769 году объявлено было русскимъ студентамъ благоволеніе императрицы за ихъ прилежаніе и успѣхи. Изъ относящихся къ тому же году свѣдѣній видно, что молодые люди должны были слушать въ университетѣ лекціи философіи, исторіи, математики, физики и юридическихъ наукъ.
Челищевъ пробылъ въ Лейпцигѣ до половины 1770 года: въ этомъ году, 25-го мая, состоялось именное повелѣніе Бокуму отправить обратно въ Россію Челищева и его товарища князя Трубецкаго, выдавъ имъ на проездъ по сту червонцевъ. Вызванные прибыли въ Петербургъ въ исходѣ 1770 года, совершивъ съ немалой опасностью осеннее плаваніе по Балтійскому морю, и объясненіями своими разоблачили поступки Бокума съ порученными ему молодыми людьми.
Пребываніе въ Лейпцигскомъ университетѣ доставило Челищеву возможность пріобрѣсти хорошее образованіе. Въ числѣ профессоровъ, которыхъ онъ могъ слушать тамъ, было нѣсколько пользовавшихся большою извѣстностью, въ томъ числѣ Геллертъ, преподававшій словесныя науки, и Эрнестъ Платнеръ, читавшій философію и физіологію. Платнеръ въ своемъ преподаваніи старался сближать отвлечённую науку съ насущными потребностями жизни, затрагивалъ соціальные вопросы, подвергалъ критикѣ существующіе законы и общественные порядки, указывалъ вопіющую неправду въ отношеніяхъ между бѣдными и богатыми, сытыми и голодными и т. п. Вліяніе Платнера на Челищева не подлежитъ сомнѣнію и доказывается многими страницами его путеваго дневника.
О службѣ Челищева по возвращеніи въ Россію ничего почти не извѣстно. Во всякомъ случаѣ, виднаго служебнаго положенія онъ не успѣлъ пріобрѣсти и въ 1790 году былъ только секундъ-маіоромъ въ отставкѣ. Когда, въ іюлѣ этого года, поднялась тревога по поводу изданнаго Радищевымъ «Путешествія изъ Петербурга въ Москву», императрица возымѣла подозрѣніе, что Челищевъ принималъ участіе въ сочиненіи и печатаніи этой книги. Очевидно, что Челищевъ былъ на дурномъ счету при дворѣ. Впрочемъ, подозрѣніе это оказалось несправедливымъ, и Челищевъ не подвергся никакому преслѣдованію.
Въ маѣ 1791 года Челищевъ предпринялъ путешествіе по сѣвернымъ областямъ Россіи, при чемъ проѣхалъ въ направленіи съ юго-запада на сѣверо-востокъ Олонецкую губернію, посѣтилъ среднія части губерніи Архангельской, западные уезды Вологодской губерніи и восточные — Новгородской; въ декабрѣ 1791 года онъ уже возвратился въ Петербургъ. Путешествіе это было совершено Челищевымъ на свой счетъ; странствовалъ онъ одинъ, въ сопровожденіи лишь нѣсколькихъ своихъ слугъ. Главнымъ, по видимому, побужденіемъ, которое руководило Челищевымъ, была любознательность; быть можетъ также и то, что, какъ человѣкъ искренно религіозный, онъ желалъ поклониться многочисленнымъ святынямъ русскаго сѣвера. Самые разнообразные предметы привлекали вниманіе его во время странствованія, начиная отъ памятниковъ благочестія и древности до мелкихъ подробностей народнаго быта и состава чиновниковъ въ посѣщенныхъ имъ городахъ; но въ особенности занимало его все, что касается народнаго благосостоянія: Челищевъ съ живымъ сочувствіемъ относится къ бодрому и трудолюбивому населенію Русскаго сѣвера, обстоятельно описываетъ разнообразные его промыслы и нерѣдко высказываетъ горькое сожалѣніе о томъ небреженіи къ народнымъ нуждамъ, которое обнаруживаютъ правительственныя лица и представители духовнаго сословія, обязанные пещись о развитіи нравственныхъ и матеріальныхъ силъ народа. Злоупотребленія иностранцевъ въ торговлѣ и притѣсненія съ ихъ стороны русскимъ промышленникамъ вызываютъ горячее его негодованіе. Весьма замѣчательны обильныя статистическія данныя, сообщаемыя Челищевымъ; по всей вѣроятности, они получены имъ отъ мѣстныхъ чиновниковъ. Довольно много встрѣчается у него и свѣдѣній историческихъ; авторъ почерпалъ ихъ, какъ изъ устныхъ разсказовъ, такъ и изъ письменныхъ источниковъ, которые не упускалъ случаевъ разыскивать и просматривать въ разныхъ мѣстахъ; нѣкоторые промахи въ историческихъ его показаніяхъ легко объясняются отсутствіемъ въ его рукахъ общихъ пособій для справокъ. При всей своей набожности, Челищевъ является однако человѣкомъ своего вѣка въ отношеніи къ предметамъ религіознымъ: онъ строго осуждаетъ суевѣріе народа, а въ расколѣ видитъ только «густой туманъ лжевѣрія». Во всякомъ случаѣ путевыя записки Челищева представляютъ чрезвычайно богатый матеріалъ для изученія народной жизни русскаго сѣвера въ концѣ прошлаго вѣка и, вмѣстѣ съ тѣмъ, свидѣтельствуютъ, что авторъ ихъ былъ человѣкъ свѣтлаго ума, дѣльнаго образованія и благороднаго, независимаго образа мыслей.
Въ числѣ предметовъ, на которые Челищевъ обратилъ вниманіе во время своего путешествія, былъ народный языкъ и его мѣстныя особенности. Онъ собралъ нѣкоторое количество сѣверно-русскихъ провинціализмовъ и, видя въ этихъ народныхъ выраженіяхъ доказательство богатства русскаго языка, богатства, которое не признавалось иностранцами, да и русскимъ людямъ школьнаго образованія было мало извѣстно, — онъ задумалъ сообщить запасъ своих лингвистическихъ наблюденій Россійской академіи. Въ 1793 году онъ представилъ академіи записку по этому предмету, которая до сихъ поръ хранилась въ академическомъ архивѣ и лишь въ прошломъ году обнародована академикомъ М. И. Сухомлиновымъ. Записка эта служитъ естественнымъ дополненіемъ къ путевому дневнику Челищева и потому помѣщается здѣсь, вслѣдъ за его журналомъ.
Челищевъ имѣлъ, по видимому, намѣреніе издать свои путевыя записки въ свѣтъ. Объ этомъ можно догадываться потому, что нѣкоторыя изображенія, предназначенныя служить къ нимъ приложеніемъ, какъ напримѣръ, портретъ Ломоносова и карта окрестностей его родины, были уже награвированы и присоединены къ рукописи въ видѣ печатныхъ оттисковъ. Быть можетъ, и дополненія, сдѣланныя въ рукописи почеркомъ самого автора, а не писца, принадлежатъ также къ числу приготовительныхъ работъ къ изданію; по содержанію своему дополненія эти такого рода, что они не могли бы явиться въ печати въ царствованіе Екатерины или Павла; поэтому можно предполагать, что изданіе дневника было затѣяно уже въ началѣ царствованія императора Александра, когда, какъ извѣстно, печать получила значительныя облегченія. Какъ бы то ни было, путевыя записки Челищева до сихъ поръ не появлялись въ свѣтъ. Единственный литературный трудъ его, извѣстный въ печати, есть русскій переводъ нѣмецкихъ стиховъ драматической кантаты: «Feliza, Mutter der Völker», появившейся въ Петербургѣ въ 1793 году; слова подлинника сочинялъ какой-то Vogd, а музыку — F. W. Hessler.
Челищевъ умеръ 25-го сентября 1811 года и похороненъ на Лазаревскомъ кладбищѣ Александро-Невской лавры, гдѣ свойственникъ его Ег. Андр. Кушелевъ поставилъ ему памятникъ.
Въ настоящемъ изданіи путевой дневникъ Челищева напечатанъ во всей полнотѣ, безъ всякихъ пропусковъ и измѣненій, съ исправленіемъ лишь правописанія, но и въ семъ послѣднемъ сохранены нѣкоторыя особенности, свидѣтельствующія о выговорѣ писца, который, быть можетъ, былъ уроженцемъ Малороссіи. Приписки и дополненія, сдѣланныя въ рукописи рукою самого Челищева, внесены въ текстъ, при чемъ заключены въ прямыя скобки [ ]. Воспроизведены также всѣ изображенія, приложенныя къ рукописи дневника; два изъ нихъ: портретъ М. В. Ломоносова и памятникъ, поставленный ему Челищевымъ на мѣстѣ его рожденія, воспроизведены посредствомъ геліогравюры въ экспедиціи заготовленія государственныхъ бумагъ, а прочіе исполнены литографскимъ способомъ въ картографическомъ заведеніи А. А. Ильина. Должно замѣтить, что гравюры, приложенныя къ дневнику Челищева, извѣстны только въ единственныхъ старыхъ оттискахъ, вклеенныхъ въ подлинную рукопись.
Настоящее изданіе исполнено по желанію члена-учредителя Императорскаго Общества любителей древней письменности графа С. Дм. Шереметева.
Примѣчанія
править- ↑ Свѣдѣнія эти заимствованы изъ слѣдующихъ источниковъ: 1) Сборникъ Русскаго Историческаго Общества, т. X: Бумаги императрицы Екатерины II, хранящіяся въ государственномъ архивѣ. С.-Пб. 1872. Стр. 112, 114, 118, 119, 125, 130, 131.—2) Гр. Гр. Ал. Милорадовичъ. Матеріалы для исторіи пажескаго Его Императорскаго Величества корпуса. Кіевъ. 1876. Стр. 136.—3) Архивъ князя Воронцова. Книга XIII. М. 1879. Стр. 200.—4) М. И. Сухомлиновъ. А. Н. Радищевъ, авторъ «Путешествія изъ Петербурга въ Москву», С.-Пб. 1883. Стр. 29 и 39.—5) В. И. Саитовъ. Петербургскій некрополь. М. 1883. Стр. 143.—6) М. И. Сухомлиновъ. Исторія Россійской Академіи. Выпускъ VII. С.-Пб. 1885. Стр. 399—415, 636—637.