БИБЛІОГРАФІЯ.
правитьЛитература XIX столѣтія въ ея главныхъ теченіяхъ. Пятый томъ. Романтическая школа во Франціи. Георга Брандеса (Die Literatur des neunzehnter. Jahrhunderts in ihren Hauptströmungen. Die romantische Schule in FrankreichLeipzig, 1883. Georg Brandes).
правитьПятый томъ сочиненія Брандеса, давшаго автору такую широкую и столь заслуженную извѣстность, отличается, какъ и первые четыре, многими выдающимися достоинствами. Очеркъ о Бальзакѣ, вошедшій въ составъ этой пятой части, былъ напечатанъ въ Русской Мысли; но онъ составляетъ, по объему, только незначительную часть новой книги писателя, успѣвшаго уже пріобрѣсти знаменитость.
Въ промежутокъ 1824—48 гг. Франція создала великую, достойную удивленія литературу. Послѣ революціонныхъ потрясеній и наполеоновскихъ войнъ, послѣ эпохи временнаго истощенія при Людовикѣ XVIII, выросло молодое поколѣніе, которое страстно отдалось работѣ въ высшихъ областяхъ духовной культуры. Въ предшествовавшій періодъ всѣ силы французовъ ушли на политику, на военное дѣло, на администрацію. Съ наступленіемъ прочнаго мира эта связанная духовная энергія стала свободною.
Брандесъ указываетъ (на это раньше указывали, какъ извѣстно, экономисты-историки) на глубокое измѣненіе общественнаго строя во Франціи первою и іюльскою революціями. Старое родовитое дворянство теряетъ свое значеніе, и политическое могущество переходитъ въ руки капиталистовъ. На сцену выступаетъ житейская проза, погоня за наживой, и поэтому художники и поэты устремляются въ старинѣ и къ чужому, тамъ находятъ идеалы и героевъ. Исключеніемъ является Бальзакъ, который, овладѣваетъ современными типами.
Значительная доля политической свободы, достигнутая французскимъ народомъ въ промежутокъ времени отъ реставраціи до паденія іюльской монархіи, и глубокій миръ, которымъ пользовалась страна, обусловили собою разцвѣтъ литературы, появленіе многихъ писателей, одинъ даровитѣе другого. Брандесъ даетъ образцовыя характеристики Нодье, Вяньы,; Мюссэ, Гюго, Жоржъ-Зандъ, Бейль, Меримэ, Сентъ-Бёва я многихъ другихъ. Въ библіографическихъ замѣткахъ мы можемъ дать только нѣкоторое указаніе на богатство содержанія книги Брандеса. Остановимся на характеристикѣ Сентъ-Бёва, какъ критика.
Въ противоположность едва ли не большинству писателей, Септъ-Бёвъ къ концу своей жизни становился все болѣе и болѣе рѣшительнымъ защитникомъ демократіи и свободы печати и совѣсти. Въ пресмыкавшемся сенатѣ второй имперіи онъ смѣло защищалъ Ренана и отстаивалъ право свободнаго выраженія убѣжденій. Глубокая любовь въ правдѣ слышится во всѣхъ произведеніяхъ знаменитаго критика. Первоначально его статьи грѣшили избыткомъ отдѣлки языка, чрезмѣрною утонченностью выраженій. До, по справедливому замѣчанію Литтре, сдѣлавшись журналистомъ, Сенъ-Бёвъ не имѣлъ уже времени портить такимъ образомъ свои Causeries du lundi и Nouveax lundis. Брандесъ въ восторгѣ отъ спокойнаго, исполненнаго благороднымъ аттицизмомъ, слога этихъ произведеній. Въ нихъ разсѣяно множество тонкихъ замѣчаній и убійственныхъ насмѣшекъ. Такъ про Кузена Сенъ-Бёвъ говоритъ, что этотъ философъ-эклектикъ — гусь съ орлинымъ взглядомъ. Низара, иронически замѣчаетъ критикъ, одинъ академикъ находитъ могучимъ, а нѣкоторые ученые — граціознынъ.
Во многихъ отношеніяхъ Сенъ-Бёвъ является преобразователемъ современной литературной критики. Онъ далъ ей прочную опору въ исторіи и въ естественныхъ наукахъ. Старая критическая, такъ-называемая философская, школа разсматривала каждое произведеніе словесности какъ съ облаковъ упавшее, не обращая вниманія ни на самого творца этого произведенія, ни на условія времени и мѣста, и зачисляла драму или романъ въ соотвѣтствующія эстетическія подраздѣленія. Сенъ-Бёвъ проникалъ къ возникновенію сочиненія, доходилъ до пониманія человѣка, написавшаго литературное произведеніе, изучалъ обстановку, въ которой послѣднее появилось. Почти нѣтъ критика, говоритъ Брандесъ, къ которому болѣе подходило бы названіе «мудраго». Его критика не расчленяетъ литературнаго произведенія на механическіе куски, но придаетъ органическую жизнь цѣлому.
Сенъ-Бёвъ увлекался въ свое время ученіемъ Сенъ-Симона и Анфантена. Стремленіе пересоздать политическій строй, возродить религіозное чувство, ввести въ искусство нравственное начало составляетъ ору изъ важнѣйшихъ особенностей французскаго романтизма (по Брандесу, его характеризуетъ, кромѣ того, влеченіе къ правдѣ въ изображеніяхъ и къ совершенству формы, то-есть любовь къ прекрасному). Конечно, у разныхъ писателей указанныя свойства романтической школы встрѣчаются въ различныхъ соотношеніяхъ. Бальвахъ, Меримэ и Готье выставляли напоказъ естественное или искуственное равнодушіе къ соціально политической злобѣ дня. Въ произведеніяхъ этихъ и родственныхъ имъ по духу писателей литература сближается съ наукою, поэтъ является но преимуществу психологомъ. Другое направленіе, наоборотъ, носитъ на себѣ печать одушевленнаго сочувствія горю я радостямъ окружающаго общества, возвѣщаетъ новыя идеи, будитъ свѣтлыя упованія я сближается такимъ образомъ съ религіей. Неправильно называть подобныхъ поэтовъ тенденціозными, потому что они воплощаютъ въ себѣ духъ времени, выражаютъ то умственное и нравственное броженіе, которымъ творится новая жизнь и которое составляетъ содержаніе истинной поэзіи.
Въ Сенъ-Симонѣ, говоритъ Брандесъ, Франція, такъ мало интересовавшаяся гётевскимъ Фаустомъ, имѣла живого Фауста, человѣка безпокойной геніальности, неодолимаго стремленія познать цѣлый міръ и дѣйствовать въ немъ и на него. Нѣкоторая туманность является неразлучнымъ спутникомъ многообъемлющихъ стремленій и великихъ цѣлей Сенъ-Симона. Онъ задается я планомъ прорытія Панамскаго перешейка, и планомъ полнаго нравственнаго пересозданія общества. Наслѣдникъ одного изъ древнѣйшихъ и знаменитѣйшихъ именъ Франція, онъ долгое время не имѣетъ ничего, кромѣ хлѣба и воды. Какъ Фаустъ, онъ прибѣгаетъ, въ минуту отчаянія, къ неудавшейся попыткѣ самоубійства. Нельзя не отмѣтить, что Сенъ-Симонъ первый изъ знаменитыхъ французскихъ писателей вполнѣ опредѣленно высказался за равноправность женщины и мужчины. И вліяніе идей Сенъ-Симона, а также Леру и другихъ мыслителей, сильно отразилось на французской изящной словесности. Стоитъ вспомнить романы Жоржъ-Зандъ, напримѣръ: «Le compagnon du tour de France», гдѣ ключомъ бьетъ горячее сочувствіе къ рабочимъ классамъ. На Виктора Гюго имѣлъ большое вліяніе, въ благотворномъ, демократическомъ смыслѣ, родственный по духу Сенъ-Симону и Леру мыслитель — Ламенэ (въ особенности своимъ «Essai sur l’indifférence»).
Романтическая шкода уже отжила свое время. Брандесъ говоритъ, что ее можно по справедливости назвать величайшею литературною шкодой нашего вѣка. Она дала Франціи и всему образованному человѣчеству много геніальныхъ произведеній и обновила всѣ области духовно-общественной жинци. Солнце французскаго романтизма, — такъ кончаетъ свою прекрасную книгу Брандесъ, — уже закатилось; но, покуда живъ Викторъ Гюго, на горизонтѣ алѣетъ вечерняя заря этого романтизма.
Народы Австро-Венгріи. Томъ VIII. — Чехи. Ярослава Влаха и фонъ-Хельверта. Вѣна. 1883 г. (Die Völker Oesterreich-Ungan". Ethnographische und culuirhittarische. Schilderungen. VIII Band — Die Cheho-Slaven. D-r Jaroslav Vlach und. Frh. v. Reifert).
правитьИздатель названнаго этнографическаго и, культурно-историческаго описанія народовъ, населяющихъ Габсбургскую монархію, Бардъ Прохаска, говоритъ, что Австро-Венгрія во многихъ отношеніяхъ представляетъ привлекательный предметъ для описанія и изслѣдованія. Въ области этого государства встрѣчаются германцы, славяне, романскія племена, мадьяры и семиты. Различныя національности находятся здѣсь на различныхъ ступеняхъ цивилизаціи и принадлежатъ къ различнымъ вѣроисповѣданіямъ. Изданіе К. Прохаска составлено, но словамъ предисловія, въ примирительномъ духѣ, чуждо стремленія усидитъ вражду между отдѣльными племенами государства. Въ текущемъ году этотъ обширный трудъ будетъ оконченъ. Изъ 12 томовъ фиксація четыре посвящены нѣмецкому населенію Австро-Венгрія, четыре же — славянамъ, по одному — мадьярамъ, румынамъ, семитамъ и венгерскимъ цыганамъ.
Восьмой томъ начинается съ географическаго описанія Богеміи[1]. Взглядъ на карту убѣждаетъ насъ, — говоритъ Ярославъ Влахъ, — что земли, населенныя чешскимъ племенемъ (Богемія, Моравія, часть Силезіи и область за Карпатами, въ которой живутъ словаки), сдоимъ естественнымъ условіямъ, препятствуютъ его политическом и соціальному объединенію. Къ этому присоединилось еще стремленіе моравовъ и словаковъ выработать самостоятельную литературу, отдѣлиться духовно отъ своихъ старшихъ братьевъ — чеховъ. Влахъ сожалѣетъ объ ртомъ стремленіи, которое обезсиливаетъ культурное значеніе племена вся численность котораго достигала (къ 1 января 1881 года) 6.874,447 чел. Изъ этого числа на Богемію приходилось 3.470.252 чел., на Моравію — 1.507.328 чел., на Силезію — 126.385 чел., на Венгрію (словаки) — 1.790.476 чел. Нѣсколько десятковъ тысячъ чеховъ разсѣяны по другимъ областямъ государства.
Печальны были условія, въ которыхъ находились чехи во вторую половину XVIII вѣка, послѣ того, какъ они пережили славный историческій періодъ, дали міру Яна Гуса и Амоса Коменскаго. Онѣмеченіе страны было совершившимся фактомъ. Чешская рѣчь была изгнана изъ правительственныхъ учрежденій; высшіе и средніе классы населенія говорили исключительно по-нѣмецки. Но, по государственнымъ соображеніямъ, при Маріи-Теризіи отъ служащихъ въ Богеміи требовалось знаніе чешскаго языка. Въ. 1752 г. введено было преподаваніе этого языка въ Вѣнской военной академіи, съ 1775 г. въ Вѣнскомъ, съ 1793 г. въ Пражскомъ университетахъ. Открытіе памятниковъ древней чешской литературы и основаніе пражскаго музея, въ связи съ усиленною дѣятельностію такихъ людей, какъ Добровсній (умеръ въ 1829 г.), Юнгманъ, Щафарикъ, Колларъ и ихъ продолжатели, пробудило національное самосознаніе. Оно перешло, какъ это повсюду бываетъ, чему мы видимъ примѣръ и въ современномъ русскомъ обществѣ, въ смѣшную крайность. Явились особые родинолюбцы (властенцы) съ убогимъ міровоззрѣніемъ, съ очень тѣснымъ кругомъ идей, которые превозносили все свое, безъ выбора, потому что не знали или не могли оцѣнить хорошаго у другихъ народовъ. Но этО крайнее направленіе, къ счастью для чеховъ, не сдѣлалось преобладающимъ и, какъ реакція поклоненію передъ всѣмъ нѣмецкимъ, принесло даже относительную по льву.
Наступилъ бурный 1848 годъ. Императоръ обѣщалъ созвать въ Богеміи законодательный ландтагъ. Чехи задумали устроить въ Прагѣ славянскій съѣздъ, на которомъ руководящимъ началомъ должно было служить: единство Австріи, противодѣйствіе стремленію нѣмцевъ, мадьяръ и итальянцевъ расчленить монархію на вполнѣ независимыя части. Но славяне поплатились за свою преданность Габсбургамъ. Прага была бомбардирована, конституція отнята и введена самая строгая бюрократическая централизація въ интересахъ нѣмецкаго населенія государства. Нынѣ царствующій императорѣ Францъ-Іосифъ Даровалъ, какъ извѣстно, конституцію, и, говоритъ Влахъ, успѣхи чешскаго народа съ этого момента чрезвычайно велики. Вмѣстѣ съ новыми политическими учрежденіями стало возможно и плодотворное развитіе мѣстнаго самоуправленія. «Богемскій народъ, — читаемъ мы въ разбираемой книгѣ (стр. 140), — видитъ въ соединеніи съ короною обезпеченіе своего существованія и готовъ, имуществомъ и кровью, какъ онъ это доказалъ, постоять за любимый и почитаемый императорскій домъ и за имперію».
Въ книгѣ Влаха находятся интересныя свѣдѣнія о промышленности въ Богеміи, преимущественно земледѣльческой или связанной съ земледѣліемъ. Особенно развилось сахаровареніе (теперь насчитывается до 200 сахарныхъ заводовъ). Очень значительно приготовленіе пива, обработка желѣза и т. п. Въ области духовной производительности чешскій народъ занимаетъ теперь одно изъ почетнѣйшихъ мѣстъ въ государствѣ.
Весь историческій путь чешскаго народа, говоритъ авторъ въ главѣ о положеніи чеховъ среди другихъ національностей Австро-Венгріи, есть борьба противъ вторженія нѣмецкаго элемента. Теперь, съ оживленіемъ народнаго самосознанія различныхъ племенъ, на долю нѣмецкаго племени въ Австріи можетъ выпасть прекрасная за дача: препятствовать угнетенію одного народа другимъ, укрѣплять между ними дружественныя отношенія. Соединеніе австрійскихъ народовъ на основѣ равноправности, — утверждаетъ Влахъ, — представляетъ лучшее доказательство необходимости существованія Австрійской имперіи и является въ то же время ручательствомъ за ея прочность, потому что съ нею тѣсно связаны судьбы народностей. Только на мадьяръ, которые притѣсняютъ славянское населеніе Транслейтаніи, справедливо жалуется Ярославъ Влахъ. Словацкія гимназіи въ Венгріи закрыты, общество «Матица», издававшее книги не словацкомъ (чешскомъ) языкѣ, принуждено было прекратить свою дѣятельность.
Въ трехъ этюдахъ Хельферта, входящихъ въ составъ VIII тома описанія австрійскихъ народовъ, сообщаются поучительныя данныя о народно-чешской пѣснѣ и танцахъ, о возрожденіи чешскаго языка и литературы, о древнѣйшихъ памятникахъ чешской письменности и спорѣ относительно ихъ подлинности.
Развитію славистики въ Богеміи помогла одна счастливая случайность: въ походъ 1799 года русскія войска возбудили интересъ къ родственно звучащему для чеховъ русскому языку. Въ томъ же году и затѣмъ въ 1802 появились въ Прагѣ два пособія для изученія русскаго языка, составленныя Добровскимъ и Пухмайеромъ. Послѣдній мечталъ объ единомъ языкѣ, который захватывалъ бы пространство отъ Праги до Камчатки. Дальнѣйшія войны Россіи (съ Наполеономъ) поддерживали уже пробужденный къ нашему отечеству интересъ. У знаменитаго Юнгнана стояли (въ 1818 году) на квартирѣ офицеры изъ штаба генерала Толя, и бесѣды съ этими офицерами были очень полезны Юнгману.
Хельфертъ съ одушевленіемъ описываетъ трудную, увѣнчавшуюся уже большими успѣхами борьбу чеховъ за самостоятельность. Онъ возражаетъ противъ опасеній/ которыя высказывались многими по поводу учрежденія въ Прагѣ Чешскаго университета. Для разноплеменнаго населенія Австро-Венгріи, говоритъ онъ, нѣмецкій языкъ, въ силу необходимости, долженъ остаться государственнымъ. Чѣмъ меньше будетъ стѣсненій для другихъ языковъ, чѣмъ меньше предписаній и полицейскаго вмѣшательства, тѣмъ больше распространится значеніе и употребленіе нѣмецкаго языка. Это, — прибавляетъ Хельфертъ, — кажется парадоксомъ, а на самомъ дѣлѣ истина: въ вопросахъ чувства, каковы вопросы объ языкѣ и національности, какъ въ вопросахъ религіозныхъ, принужденіе порождаетъ противодѣйствіе. Хельфертъ приводитъ въ примѣръ галиційскихъ поляковъ; автору говорили, что теперь, когда это не приказано, даже польскія женщины стали учиться по-нѣмецки.
По поводу обвиненій въ панславизмѣ, которыя идутъ со стороны нѣмцевъ и мадьяръ, Хельфертъ приводитъ любопытное опредѣленіе этого панславизма, на собраніи генеральнаго синода лютеранской церкви въ Венгріи, суперъ-интендентомъ Гедули: панславистомъ называется каждый словакъ, который говоритъ на родномъ языкѣ. Употребленіе послѣдняго дозволяется, въ крайнихъ случаяхъ, только дома и на исповѣди. Хельфертъ рѣшительно и рѣзко отвергаетъ увѣреніе, буро чехи и другія австро-славянскія племена мечтаютъ объ объединеніи восточныхъ и западныхъ славянъ.
Національная экономика торговли и промышленности. Вильгельма (Nationalökonomik Handels und Gewerbfleisses. Ein Hand — und Lesebuch für Geschäftsmünner und Studierende. Wilhelm Roscher, 3 Auflage, 1882.)
правитьНазванное сочиненіе составляетъ третій томъ «Системы народнаго хозяйства». Рошеръ обѣщаетъ въ скоромъ времени напечатать послѣдній (четвертый) тонъ своего обширнаго и ученаго сочиненія. Какъ достоинства, такъ и недостатки всѣхъ вообще сочиненій Рошера, одного изъ главныхъ представителей нѣмецкой исторической школы въ политической (національной) экономіи, — общеизвѣстны. «Начала народнаго хозяйства» Рошера переведены на русскій языкъ (покойнымъ H. К. Бабстомъ, гг. Щепкинымъ и Циммерманомъ). О Рошерѣ были въ нашей литературѣ и обстоятельныя работы (H. К. Бабста).
Въ третьей части своего труда Рошеръ говоритъ о городахъ, объ ихъ политическомъ развитіи, объ особенностяхъ городской жизни, о торговлѣ и промышленности, ихъ свободѣ, покровительственной системѣ, цехахъ и ремесленныхъ союзахъ, о рабочихъ ассоціаціяхъ вообще, о профессіональныхъ школахъ и т. п. Само собою разумѣется, что о сочиненіи съ столь обширнымъ и разнообразнымъ содержаніемъ нельзя дать удовлетворительнаго понятія въ библіографической замѣткѣ. Какъ справочная книга, сочиненіе это чрезвычайно полезно.
Указывая на великое значеніе городовъ, которые всегда являлись во главѣ умственнаго, политическаго и экономическаго развитія, — если народъ вообще развивался, — Рошеръ замѣчаетъ, что ихъ относительное значеніе уменьшается. Большая безопасность, распространеніе просвѣтительныхъ идей и разнообразныхъ знаній подымаютъ въ настоящее время деревню, сокращаютъ то громадное разстояніе, которое прежде существовало въ духовномъ отношеніи между жителемъ крупныхъ центровъ умственной жизни и обитателемъ отдаленнаго захолустья.
Французская революція (первая) доставила доказательство, — говоритъ Рошеръ, — что крайняя демократія столь же враждебна истинной самостоятельности городовъ, какъ и крайняя монархія. Современныя государства стремятся къ избавленію отъ обѣихъ крайностей путемъ широкаго развитія мѣстнаго самоуправленія. Всѣ особенности городской жизни, всѣ ея преимущества и недостатки явно выступаютъ, конечно, въ большихъ городахъ, которые теперь идутъ впереди умственнаго и соціально-политическаго движенія времени. Рошеръ находитъ сходство между этими городами и колоніями, куда также является пришлое населеніе для заработковъ, гдѣ также происходитъ приливъ и отливъ жителей.
Разсуждая о покровительственной системѣ, Рошеръ мимоходомъ указываетъ на то важное обстоятельство, что въ Россіи фабричная промышленность сосредоточена въ срединѣ государства, вслѣдствіе чего для окраинъ выгоднѣе уже по одному разстоянію пользоваться иностранными фабрикантами. На это обстоятельство обращала вниманіе и русская печать, совѣтуя фабрикантамъ, вмѣсто жалобныхъ ходатайствъ о возвышеніи и безъ того высокаго тарифа, придвинуться къ окраинамъ, къ мѣстонахожденію и сырья, и топлива. Рошеръ, высказываясь за разумное и временное покровительство тѣмъ отраслямъ промышленности, которыя дѣйствительно могутъ съ успѣхомъ привиться въ странѣ, говорятъ, что это покровительство должно всегда имѣть въ виду конечную цѣль — достиженіе благопріятныхъ условій для свободной торговли. Нужно замѣтить еще, что покровительственная система ведетъ къ избытку производства, къ переполненію рынка фабрикатами.
- ↑ «Богемія» происходитъ отъ «Boiohemam», земля боеръ (древняго кельтическаго племени).