Байрон (Тэффи)
Внимание! Источник текста не указан. В нём могут содержаться серьёзные ошибки! |
Когда пробило одиннадцать, темный молодой человек, с нежным профилем молодого Байрона и бледно-мечтательными глазами, попрощался и вышел.
За чайным столом остались только свои.
— Скажите откровенно, — обратилась одна из дам к хозяину дома, — неужели и этот Байрон будет когда-нибудь брать взятки?
— Этот?
Хозяин чуть-чуть усмехнулся.
— Прежде дело куда легче и проще было. Картина была прямо библейская, и невинные барашки паслись рядом с хищниками.
Каждый знал, что ему нужно делать, и все понимали друг друга.
Анекдоты о добром старом времени складывались самые уютные и безмятежные:
Приходит подрядчик в министерство.
— Так, мол, и так, как обстоит мое дело?
А чиновник в ответ опустит нос в бумагу и буркнет:
— Надо ждать.
— Ага, — думает подрядчик. — Значит, надо ж дать.
И даст, сколько нужно.
Придет во второй раз.
— Ну что? Как?
Чиновник подумает и скажет внушительно:
— Придется доложить.
— Ага! — подумает подрядчик. — Значит, мало дал.
И доложит, сколько не хватало.
Чиновник просветлеет и скажет умиротворенно:
— Ну вот теперь все в порядке.
И дело будет сделано.
Это, конечно, анекдот. На деле бывало еще проще: повернется чиновник к подрядчику спиной и поиграет пальцами.
Словом, просто и мило, и даже весело.
Теперь не то.
Когда пошло мое дело, мне сразу сказали, что нужно этому самому Байрону взятку дать.
Пришел я к нему в самом деловом настроении. Думаю только об одном, что ему предложить: сразу ли заплатить или в деле заинтересовать. Если сразу заплатить — это очень человека вдохновляет. Если заинтересовать — дает ему продолжительную энергию. Тут, значит, нужно предварительно ознакомиться с психологией данного взяточника. Если он рохля, человек инертный, которого трудно понять и сдвинуть с места, тогда нужно взбодрить его немедленно хорошим кушем. Это его сразу поставит на рельсы а там уж он пойдет.
Если же он человек расчетливый и работящий, то, дав ему деньги сразу, только поколеблете в нем доверие к вам и к вашему делу.
Вот, погруженный в эти самые размышления, и прихожу я к Байрону.
А он сидит, бледный, вдохновенный, и читает «Песнь Песней».
Посмотрел на меня и прочел:
— «Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя».
Я сел — дожидаюсь, пусть сам заговорит. А он опять посмотрел и говорит:
— «Мирровый пучек, возлюбленный мой, у меня у грудей моих пребывает».
«Нет, — думаю, — придется его сразу кушем взбодрить». Однако жду, пусть сам заговорит.
Помолчали. Наконец, он вздохнул и сказал:
— Как вы думаете, — я давно хотел спросить у вас…
— Начинается! Начинается! — встрепенулся я.
— Хотел спросить: не был ли Соломон предчувствием Ницше?
— Чего-с?
— Я, например, считаю руны о Валкирии, во всех их разногранностях, только предчувствием ибсеновской женщины положительного типа, всякой, как таковой.
— Н-да, — отвечаю, — разумеется.
А у самого сердце захолонуло.
«А ну, — думаю, — как мне наврали, да он взяток совсем не берет».
И пошло с тех пор мое мучение; хожу целые дни и гадаю, как Маргарита на цветке ромашки: берет — не берет, берет — не берет…
А он меня, между тем, стал Гамсуном донимать.
Раз даже нарочно заехал ко мне справиться, понимал ли я когда-нибудь запах снега.
Истомил меня вконец. Уж хотел, было, бросить все и искать других путей. Вдруг, в один прекрасный день, приезжает он ко мне какой-то взвинченный, глаза сверкают.
Еще из передней кричит:
— Разве литература учит нас? Нас учит жизнь, а не литература.
Потом попросил коньяку и сказал:
— Как вы думаете: имеют ли право великие люди на пути к высоким целям останавливаться перед маленькими гадостями?
Я молчу, слушаю.
— Например, представьте себе следующее: я могу оказать гигантскую услугу всему человечеству, если достигну своей цели, но для этого мне надо взять взятку в двадцать тысяч и быть заинтересованным в деле, как участник, в пятнадцати процентах. Неужели же я должен отказаться от этого?
— Это вы, — кричу я, — да вы прямо морального права на это не имеете. Даже если бы вам дали только двенадцать тысяч вперед, и то, по-моему, долг перед человечеством…
— Нет, двенадцать — это мало! — вдохновенно воскликнул он. — Не меньше семнадцати.
— Лучше увеличить процент участия в деле, — это будет удобнее… для человечества…
Торговались мы с ним долго и смачно. Наконец, сошлись.
Пряча выторгованные деньги в бумажник, украшенный головой химеры с церкви Notre-Dame, он выпрямился во весь рост, и вдохновенно-томное лицо его так походило в эту минуту на лицо Байрона, что мне даже как-то неловко стало.
На другой день, встретив меня в министерстве, он уже весь был поглощен вопросом о дунканизме и далькрозизме, и я, глядя на него, думал:
— Какой нелепый сон приснился мне вчера! Будто пришел ко мне сам Байрон, выторговал у меня лишний процент и взял взятку спокойно и деловито, как пчела с медоносно цветущего злака.
И как же это так было, когда этого не может быть?