По приказанію Императорскаго Московскаго Университета Господъ Кураторовъ я читалъ книгу подъ заглавіемъ: Багуат-Гета, или Бесѣды Кришны съ Аржуномъ, и не нашелъ въ ней ничего противнаго наставленію, данному мнѣ о разсматриваніи печатаемыхъ въ Университетской Типографіи книгъ; по чему оная и напечатана быть можетъ. Коллежскій Совѣтникъ, Краснорѣчія Профессоръ и Ценсоръ печатаемыхъ въ Университетской Типографіи книгъ,
Сія книга издана съ дозволенія Собранія Директоровъ Остъ-Индской Компаніи, по желанію и одобренію Индійскаго Генералъ-Губернатора, котораго письмо къ Президенту Компаніи достаточно объясняетъ причины, побудившія къ изданію оной, и служитъ самолучшимъ свидѣтельствомъ вѣрности, точности и достоинства Переводчика.
Древность оригинала и почтеніе, въ какомъ содержится онъ чрезъ толъ многіе вѣки у знатной части рода человѣческаго, дѣлаютъ сію книгу одною изъ достойнѣйшихъ вниманія книгъ, какія до нынѣ предлагаемы были ученому міру.
Государь мой!
Вамъ, какъ первому члену перваго коммерческаго общества не только въ нынѣшнемъ вѣхѣ, но и во всѣхъ извѣстныхъ поколѣніямъ рода человѣческаго, осмѣливаюсь поднести и рекомендовать для изданія въ свѣтъ весьма достойный вниманія опытъ учености, Митологіи и нравственности древнихъ Индіянъ. Сей опытъ есть Епизодъ, взятой изъ Магабарата, превеликой поэмы, о которой увѣряютъ, что она писана за четыре тысячи лѣтъ предъ симъ, ученымъ Браминомъ Кришна Двипаненъ Вейасъ. Семужъ Брамину приписываютъ собраніе четырехъ Ведъ, или Бедъ, которыя однѣ только остались изъ оригинальныхъ писаній касающихся до религіи Брамы. Онъ же почитается сочинителемъ всѣхъ Пурановъ, по которымъ и донынѣ еще учатъ въ Браминскихъ училищахъ, и которыя почитаются поэмами божественнаго вдхновенія. Между оными въ отмѣнномъ предъ прочими уваженіи находится Магабаратъ. Естьли всѣ помянутыя книги подлинно суть сочиненія сего славнаго автора, что однако весьма сомнительно, то можно бы по многимъ доказательствамъ изобрѣтеніе и распространеніе самой религіи приписать томужъ источнику. Какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случаѣ ему принадлежитъ та честь, что онъ первой изъ грубыхъ, и разсѣянныхъ преданій ихъ вѣры составилъ сціентифическую и аллегорическую систему.
Магабаратъ содержитъ въ себѣ родословіе и общую исторію Дому Барутъ, названнаго такъ по имени основателя онаго Бурута. Прилагательное Мага, или великой, приложено въ знакъ отличности. Но особенный предметъ сей поэмы есть повѣствованіе о раздорахъ и войнахъ двухъ великихъ поколѣній помянутаго Дому, называемыхъ Курусами и Пандусами, которыя оба по прямой линіи во второмъ колѣнѣ происходятъ отъ Вичитравиріи, общаго ихъ прародителя, отъ отцовъ ихъ Дритараштры и Панду.
Подъ названіемъ Курусовъ разумѣется иногда весь родь, но гораздо чаще означается онымъ только старшее поколѣніе. Сказываютъ, что Курусовъ числомъ было сто. Дурйодунъ почитаемъ былъ начальникомъ ихъ и еще при жизни отца своего заступилъ его мѣсто; ибо тотъ по слѣпотѣ неспособенъ былъ къ правленію. Панду имѣлъ пять сыновъ: Йудгиштира, Бема, Аржуна, Нехула и Сегадео, которые по ухищреніямъ Дурйодуновымъ, дядею своимъ и опекуномъ Дритараштрою изгнаны были изъ Гастенапура, тогдашней Индостанской столицы,
Послѣ множества различныхъ приключеній, описываемыхъ съ удивительною плодовитостію ума, высокимъ и пышнымъ слогомъ, изгнанные возвратились съ сильнымъ войскомъ, дабы отмстить за претерлѣнную ими обиду и утвердить требованія свои на царство по праву отца ихъ, который хотя былъ и младшій братъ, однако при жизни своей царствовалъ по причинѣ упомянутой неспособности Дритараштры,
Съ сего времени начинается слѣдующій Епизодъ, называемый Гета Багуата, что есть одно изъ именъ Кришны, Аржунъ представленъ любимцомъ и питомцомъ Кришны, подъ имянемъ же Кришны разумѣется самое божество въ послѣднемъ своемъ Отарѣ, или сошествіи на землю въ образѣ смертнаго.
Предисловіе Переводчика дѣлаетъ излишнимъ дальнѣйшее изъясненіе сей книги. Однако можно позволить мнѣ присовокупить еще нѣчто касающееся до собственнаго моего мнѣнія о такой книгѣ, на которую я какъ бы принудилъ Васъ обратить ваше вниманіе; и симъ только могу я оправдать, мою смѣлость, съ какою я то предпринялъ.
Естьлибъ могъ я, человѣкъ неученой, осмѣлиться предписать предѣлы свободѣ критики, то потребовалъ бы, чтобъ о такой книгѣ, какова сія, судили не держась правилъ принятыхъ изъ древней и новѣйшей Европейской учености, не дѣлая сравненій со мнѣніями и обычаями, принятыми въ нашемъ образѣ жизни за правила мыслей и дѣйствій, также не ссылаясь на откровенныя намъ ученія Религіи и наши нравственныя должности. Ибо все сіе ни мало не касается до языка, мнѣній, обычаевъ, или нравственности, свойственныхъ системѣ такого общества, съ которымъ мы за нѣсколько вѣковъ предъ симъ никакой связи не имѣли, и древности, простирающейся далѣе самыхъ первыхъ началъ просвѣщенія въ нашей части земнаго шара, такой системѣ, которая въ разсужденіи общаго распространенія наукъ и художествъ можетъ нынѣ почитаема быть особеннымъ отдѣломъ.
Я потребовалъ бы отъ всякаго читателя такова снизхожденія, чтобъ онъ пропускалъ темныя выраженія, нелѣпости, варварскіе обычаи и превратное нравоученіе; а нашедши противное, принималъ бы то (по просту сказать) за чистой барышъ, и все, что найдетъ неожидаемаго, причислилъ бы къ добротѣ сея книги.
Въ самомъ дѣлѣ не условясь напередъ въ такомъ снизхожденіи, едва ли бы отважился я надежно рекомендовать сію книгу для изданія въ публику.
Въ ней найдено будетъ много темныхъ мѣстъ; многія мѣста покажутся излишними; иныя распещрены украшеніями воображенія, противными нашему вкусу; нѣкоторыяжъ столь высоки, что простому нашему разсудку трудно слѣдовать за ними; но мало такихъ, которыя были бы противны нашей Религіи, или какимъ нибудь нравственнымъ правиламъ. Также иногда должно имѣть снизхожденіе и въ разсужденіи самой матеріи, какъ самой высокой Метафизической, въ разсужденіи великой трудности выражать Метафизическіе термины на другомъ языкѣ, совершенно онымъ соотвѣтственными словами, въ разсужденіи произвольной связи понятій въ словахъ означающихъ невещественныя качества, а паче всего въ разсужденіи ошибокъ въ толкованіи. Переводчикъ по своей скромности хочетъ оправдать оригиналъ, приписывая себѣ всѣ явные недостатки, упомянутые въ послѣднемъ пунктѣ, но какъ стараніе его о точности не заслуживаетъ такого извиненія, такъ и самая книга не имѣетъ въ томъ нужды.
Для объясненія вышеписаннаго надлежитъ еще замѣтить, что Брамины обязаны наблюдать нѣкоторую духовную дисциплину, не неизвѣстную, какъ я думаю, нѣкоторымъ монашескимъ Орденамъ, христіянъ Римской церкви. Она состоитъ въ посвященіи нѣкоторой части времени на размышленіе о Божествѣ, о свойствахъ Его, и о нравственныхъ должностяхъ въ сей жизни. Отъ предпріемлющихъ сіе упражненіе требуется, чтобъ они не только освободили умы свои отъ всѣхъ чувственныхъ желаній, но чтобъ удалили свое вниманіе, отъ всѣхъ внѣшнихъ предметовъ и углубили бы его со всѣми чувствами въ предметъ предписанной ихъ размышленію. Я самъ видѣлъ нѣкогда человѣка, занимавшагося симъ набожнымъ упражненіемъ въ главномъ Банарисскомъ храмѣ. Правая рука его положена была въ широкой рукавъ, или мѣшокъ изъ краснаго сукна, въ которомъ перебиралъ онъ пальцами пуговки своихъ четокъ и при каждой изъ оныхъ (какъ мнѣ сказывали) повторялъ одно изъ именъ Божіихъ; между тѣмъ усильно старался понять и утвердишь въ умѣ своемъ идею свойства означаемаго симъ именемъ. Кривлянье всѣхъ чертъ лица показывало насиліе, съ какимъ онъ старался достичь сего намѣренія. Глаза его въ то время были закрыты, безъ сомнѣнія для споспѣшествованія умозрѣнію. Важность сея должности не можетъ быть лучше объяснена и выразительнѣе представлена, какъ въ послѣднемъ изреченіи, которымъ Кришна заключаетъ наставленіе свое Аржуну, и которымъ въ самомъ дѣлѣ оканчивается Гета: «Сказанное мною, о Аржунъ! слушалъ ли ты съ умомъ къ единой точкѣ устремленнымъ? Удалилъ ли отъ себя разсѣяніе мыслей, отъ невѣжества твоего происходившее?»
Непривыкшимъ къ такому отдѣленію души отъ чувственныхъ ощущеній не легко будетъ понять, какимъ способомъ можно получить такую силу. Самымъ ученѣйшимъ мужамъ на нашемъ полушарѣ трудно удержать свое вниманіе такъ, чтобъ оно не совращалось на какія-нибудь предметы представляющіяся чувствамъ, или на какія нибудь воспоминанія; и даже муха полетомъ своимъ можетъ иногда нарушить оное. Но когда намъ сказываютъ, что издревле были такіе люди, которые непрерывно всякой день упражнялись въ умозрительномъ размышленіи, которые начинали сіе упражненіе въ ранней молодости и нѣкоторые продолжали оное до глубокой старости и что всякой изъ нихъ присовокуплялъ свою долю къ сокровищу познаній, собранному его предшественниками: то безъ дерзости можно заключить, что умы ихъ, посредствомъ такого усильнаго упражненія, возвысились до той способности, до какой они достичь старались; ибо умъ подобно тѣлу болѣе укрѣпляется, по мѣрѣ упражненія силъ его; и что соединеннымъ своимъ стараніемъ открыли они новые пути и связи мыслей совсѣмъ различныя отъ ученій извѣстныхъ ученыхъ другихъ націй, — открыли ученія, которыя хотя умозрительны и весьма тонки, ибо ту имѣютъ выгоду, что почерпнуты изъ источника столь чистаго отъ всякихъ постороннихъ примѣсовъ, но могутъ быть также основаны на истинѣ, какъ и самыя простыя наши ученія. Но какъ оныя еще болѣе должны быть отдалены отъ обыкновеннаго образа мыслей, нежели самыя отвлеченнѣйшія наши ученія, то требуютъ и соотвѣтственныхъ имъ выраженій, которыхъ не можно изобразить извѣстными терминами, принятыми въ нашихъ наукахъ, либо объяснить опредѣленіями или описаніями. Таковы суть нѣкоторыя Англійскія выраженія, какъ то: Action, Application, Practice, случающіяся въ переводѣ Г. Вилкинса; другіяжъ по упомянутымъ причинамъ означалъ онъ тѣмижъ словами, которые находилъ въ оригиналѣ. По симъ причинамъ справедливость требуетъ предполагать, что темныя мѣста, какія найдены будутъ въ переводѣ, въ оригиналѣ имѣютъ опредѣленный смыслъ, хотя мы и не можемъ онаго найти, и сію непонятность надлежитъ болѣе приписывать недостатку собственныхъ нашихъ понятій при такомъ новомъ ихъ употребленіи, нежели невѣроятному недостатку ясности въ самомъ сочиненіи.
По вышеписаннымъ заключеніямъ, или лучше сказать, изслѣдованіямъ качествъ Геты, не сомнѣваюсь я признать ее оригинальнымъ твореніемъ несравненно высокаго изобрѣтенія, разсужденія, выраженія, въ которомъ содержится отличное отъ всѣхъ другихъ извѣстныхъ религій рода человѣческаго богословіе, весьма сходное съ Христіанскимъ ученіемъ.
Непріятно было бы судить о сей книгѣ по сравненію ея съ какимъ нибудь изъ лучшихъ Европейскихъ оригинальныхъ твореній. Но пустъ возьмутъ оныя въ самыхъ славныхъ прозаическихъ переводахъ и взвѣсятъ цѣну ихъ на сихъ равныхъ вѣсахъ: тогда ни мало не буду я опасаться сравнять англійскій переводъ Геты съ самыми лучшими Французскими переводами славнѣйшихъ мѣстъ изъ Иліады, или Одиссеи, либо изъ первой и шестой книги нашего Милтона, котораго я высоко почитаю.
Одна только потребность найдена будетъ въ сей книгѣ, которая не преминетъ сдѣлать особеннаго впечатлѣнія во всякомъ здравомыслящемъ умѣ; и для того хочу я предупредить объ оной. Я говорю о способѣ описывать существа духовныя выраженіями и изображеніями свойственными вещамъ тѣлеснымъ. Но и сія погрѣшность въ ней менѣе, нежели въ другихъ сочиненіяхъ, которыя сравнивалъ я съ нею. Хотя сперва и покажется сіе недостаткомъ, но я не знаю, не необходимо ли требуетъ столь возвышенное отъ общаго понятія ученіе предложено быть посредствомъ понятія знакомыхъ разуму, дабы постепенно вести его къ чистому и отвлеченному уразуменію своего предмета. Кажется, что Авторъ Геты слѣдовалъ сему порядку, съ намѣреніемъ ли то, или по случаю, и въ семъ весьма превышаетъ онъ всѣхъ своихъ соперниковъ въ такомъ родѣ сочиненія. Частое повтореніе однихъ мыслей въ разныхъ выраженіяхъ можетъ приписано быть можетъ намѣренію, или крайней неудобопонятности матеріи и происходящей отъ того необходимости стараться, выражать ее различными примѣрами и доводами дабы впечатлѣть ее въ разумѣніе съ надлежащимъ убѣжденіемъ. Однакожъ я надѣюсь что внимательный читатель не найдетъ при томъ недостатка ни въ методѣ, ни въ ясности. Напротивъ того я прочитавши сію книгу съ первой, а еще болѣе во второй разъ, нашелъ ее гораздо яснѣе, нежели по причинѣ могъ ожидать отъ изслѣдованія предметовъ только удаленныхъ отъ области чувствъ и объясняемыхъ толь чуждымъ для нихъ посредствомъ.
Теперь остается мнѣ сказать нѣчто о переводчикѣ, Г. Чарлесѣ Вилкинсѣ. Честности сего благороднаго человѣка, не подкрѣпляемой ни примѣрами, возбуждающими къ подражанію, ни художниками, которыми могъ бы онъ управлять, правленіе Ваше одолжено учрежденіемъ здѣсь типографіи и выгоднымъ употребленіемъ оной во многихъ предпріятіяхъ, касающихся до гражданскихъ дѣлъ, коего важность въ Европѣ неизвѣстна. Выучившись въ скоромъ времени и съ хорошимъ успѣхомъ Персидскому и Бенгальскому языкамъ, учился онъ и Санскриттѣ. Онъ посвятилъ себя сему ученію съ безпримѣрнымъ прилѣжаніемъ и съ успѣхомъ ободрившимъ его предпринять переводъ Магабарата. Сказываютъ что сія книга состоитъ изъ нѣсколька сотъ тысячь строфъ, изъ которыхъ онъ по сіе время перевелъ уже болѣе трети. Я самъ сравнивалъ небольшую часть его перевода съ оригиналомъ посредствомъ другаго языкау нестьли могу положишься на сей несовершенный опытъ, то онъ переводилъ съ великою точностію и вѣрностію. Я не хочу говорить о красотѣ слога и объ искусствѣ, съ какимъ онъ, естьли можно такъ сказать, подружилъ природный свои языкъ съ толь чуждымъ оригиналомъ; всякой читатель самъ будетъ судить о томъ по предлагаемому опыту.
Здоровье Г. Вилкинса потерпѣло вредъ отъ тягости добровольно предпринятыхъ имъ трудовъ, не позволившихъ ежу отдохновенія. Для поправленія онаго вознамѣрился онъ испытать перемѣну воздуха. Я совѣтовалъ ежу пріѣхать въ Банарисъ, по причинѣ и той еще выгоды, какую могъ онъ имѣть живучи въ такомъ мѣстѣ, которое почитается первымъ обиталищемъ Индійской учености, и я подкрѣпилъ прозьбу его въ правленіи Компаніи, чтобъ ему позволено было ѣхать туда безъ потерянія жалованья и мѣста во время отсутствія.
Я всегда почиталъ за должность принадлежащую къ моему званію ободрить служителей Компаніи въ полезномъ прилѣжаніи ко всякимъ упражненіямъ, и часто сожалѣлъ, что толь мало имѣю способовъ исполнить сію должность, особливожъ въ разсужденіи такихъ людей, которымъ нужно увольненіе отъ службы; ибо въ службѣ находятъ они мало выгодъ, кромѣ соединенныхъ съ дѣлами ихъ званія; а такихъ мѣстъ мало, гдѣ бы не было дѣлъ. Но я думаю, что могу утвердительно сказать, что въ здѣшней службѣ никогда еще не бывало людей съ лучшими дарованіями, съ большею способностію къ дѣламъ и съ большими знаніями. Сіи качества тѣмъ болѣе приносятъ чести имѣющимъ оныя, что онѣ суть плодъ продолжительнаго и труднаго старанія въ такихъ лѣтахъ, при такой вольности въ образѣ жизни, которыя удобнѣе къ разсѣянности, нежели къ возбужденію желанія пріобрѣтать большее совершенство.
Такія старанія, не говооря о пользѣ ихъ, распространяютъ благородство чувствованій, особливожъ когда ревность въ оныхъ бываетъ всѣмъ общею, и производятъ отвращеніе отъ низкихъ упражненій такихъ духовъ, которые близки еще къ состоянію грубой натуры; и Вы, Государь мой, повѣрите мнѣ, когда я скажу, что Компанія въ разсужденіи безопасности своего здѣсь владѣнія, должна, полагаться на добродѣтель, а не на искусство своихъ служителей.
Польза стараній о вычищеніи языка и наукахъ, о которыхъ я говорю, состоитъ не въ одномъ только образованіи нравственнаго характера и способностей служителей Компаніи. Умноженіе всякихъ знаній, особливожъ пріобрѣтаемыхъ отъ дружественнаго сообщенія съ такимъ народомъ, которымъ мы владѣемъ по праву завоеваніеля, полезно государству; оно есть прибытокъ для человѣчества; въ помянутомъ отношеніи оно сближаетъ разнствующія между собою страсти уменьшаетъ тяжесть цѣпи, которою здѣшніе уроженцы удерживаются въ подданствѣ, и въ сердца нашихъ соотечественниковъ впечатлѣваетъ чувствованіе и обязанность дружелюбія къ нимъ. Въ самой Англіи дѣйствіе онаго весьма важно. Недавно еще многіе почитали Индійскихъ жителей тварями едва возвышенными отъ степени дикости; да я опасаюсь, что сіе предразсужденіе и нынѣ еще не совсѣмъ искоренено хотя и весьма уменьшилось. Всякой примѣръ, представляющій въ отечествѣ нашемъ наблюденію подлинной ихъ характеръ, будетъ вливать въ насъ благороднѣйшее чувствованіе естественныхъ ихъ правъ и научать насъ судить объ оныхъ по собственнымъ нашимъ правамъ. Примѣрыжъ сіи могутъ найдены быть только въ ихъ книгахъ, которыя и тогда еще останутся, когда владѣніе Британцовъ въ Индіи совсѣмъ прекратится, и когда источники богатства и силы, онымъ нѣкогда открытые, будутъ забыты,
Естьли Вы, Государь мой, по прочтеніи перевода Г. Вилкинса признаете его достойнымъ толь знатнаго покровительства, то могу ли я осмѣлиться проситъ Васъ, чтобъ Вы предложили его собранью Директоровъ Компаніи для изданія онаго въ публику подъ ихъ покровительствомъ, чтобъ Вы споспѣшествовали въ томъ своимъ предстательсѣвомъ. Такое публичное принятіе сего перевода будетъ свидѣтельствомъ подлинной цѣны онаго и опредѣлитъ, Г. Вилкинсу, продолжать ли или оставить, трудное его упражненіе. Въ первомъ случаѣ можетъ оно открыть путь къ пространному и еще неизвѣстному полю полезныхъ знаній, и великодушію почтенныхъ споспѣшествователей внушитъ желаніе ободрятъ перваго постоянно трудящагося въ такомъ упражненіи, въ которомъ примѣръ его мало будетъ имѣть подражателей, или какъ то весьма вѣроятно, и никого имѣть не будетъ, естьли бы надлежало трудиться надъ онымъ нѣсколько лѣтъ безъ всякаго награжденія и терять сіи лѣта въ разсужденіи попеченія о пропитаніи впредь; ибо изученіе Санскритты не можетъ такъ, какъ Персидской языкъ, сопряжено быть съ выгодами гражданской его должности и употребляемо въ дѣлахъ до оной касающихся. Опредѣленнымъ жалованьемъ можтъ оно награждено быть болѣе, нежели славою. Такова была участь предшественника его Г. Галгеда, котораго труды и несравненныя дарованія въ двухъ полезныхъ произведеніяхъ увѣнчаны были успѣхомъ, какой только почтеніе публики могло онымъ доставить. Я ни мало не унижу тѣмъ собственнаго достоинства Г. Вилкинса, что иному приписываю честь проложенія пути, когда присовокуплю къ тому, что сей примѣръ не послужилъ ему возбужденіемъ къ подражанію, но только поводомъ надѣяться безплодной похвалы. Я нарушилъ бы почтеніе, естьлибъ сталъ болѣе о семъ говорить, и я надѣюсь, что пишу къ такому благородному человѣку, который самъ имѣетъ дарованія, о ободреніи которыхъ я столько пекусь, и столь великодушенъ, что не ограничусь благодѣтельности своей искусствами споспѣшествующими только непосредственнымъ и весьма явнымъ выгодамъ общества.
Я думаю, что справедливость требуетъ увѣрить Васъ, что содержаніе сего письма и намѣреніе мое не извѣстны тому человѣку, до котораго оно касается; ибо сперва получилъ я отъ него сей переводъ совсѣмъ съ инымъ намѣреніемъ; но прочитавши оный въ другой разъ, перемѣнилъ то намѣреніе, разсудивъ, что сія книга заслуживаетъ лучшее употребленіе.
Человѣкъ пріученный ежедневными опытами принимать и незаслуженные выговоры, заслуживаетъ извиненіе, когда онъ старается предупреждать и самые неосновательные и несправедливые попреки. Сіе будетъ оправданіемъ слѣдующаго примѣчанія, которое можетъ показаться легкомысленнымъ. Я получилъ извлеченіе изъ одного иностраннаго сочиненія, весьма уважаемаго учеными, въ которомъ упоминается мое имя съ незаслуженною похвалою за то, будто бы я старался сообщить Европейцамъ свѣденіе объ Индійской учености, принудивши силою, либо подкупивши совѣстныхъ Пундитовъ, или хранителей священныхъ ихъ ученій, открыть оныя. Сіе мнѣніе произошло отъ изданія въ свѣтъ переведенной Г. Галгедомъ Потте, или книги Индійскихъ законовъ, и совсѣмъ неосновательно. Что касается до меня, то я могу по справедливости увѣритъ, что не сталъ бы никогда искать сей книги, естьлибъ не имѣлъ другихъ средствъ получить ее, кромѣ помянутыхъ. Сіи законы сообщены мнѣ дружески и добровольно отъ людей весьма уважаемыхъ въ Бенгаліяхъ, какъ по честности, такъ и по уѵености, которые занимались собираніемъ оныхъ получали только въ то время по одной рупіи на день и не соглашались брать болѣе сей умѣренной платы. Не почитаю за излишнее присовокупить, что они и послѣ не получили никакова награжденія за сіи заслуживающіе оное труды. Можно приписывать весьма натуральнымъ приписывать прежнее ихъ нехотѣніе сообщать, тайны учености своей иностранцамъ, которые имѣвши ихъ нѣсколько вѣковъ въ подданствѣ, старались извѣдывать оную только для осмѣянія ихъ религги, или для того, чтобъ вывести изъ оной доказательства къ подкрѣпленію нѣкоторыхъ несносныхъ правилъ собственной своей религіи. Наша нація поступала съ ними совсѣмъ иначе, и они столь же ревностно желаютъ нынѣ сообщать намъ свои знанія, какъ мы желаемъ оныя принимать. Я могъ бы гораздо болѣе сказать въ подтвержденіе сего, но то весьма легко могло бы показаться самохвальствомъ.
Я имѣю честь быть,
Калкутта, 3 Декабря 1784.
P. S. Я написалъ уже сіе письмо, какъ Г. Вилкинсъ прислалъ ко мнѣ вѣрный списокъ своего перевода, умноженнаго предисловіемъ и примѣчаніями и поправленнаго. Въ предисловіи нашелъ я нѣкоторые комплименты, не очень приличные при такой книгѣ, о изданіи которой въ свѣтъ самъ я стараюсь. Но онъ живетъ такъ далеко отсюда, что я не могу переслать, къ нему сея книги для поправки, ибо не хочу пропуститъ, столь удобнаго случая отправить оную къ Вам. Также не могу я самъ выпустить помянутыхъ мѣстъ, хотя бы и почиталъ для себя позволеннымъ вымарать ихъ; ибо сіе потребовало бы важныхъ перемѣнъ въ связи цѣлаго. И шахъ онѣ должны остаться, и я надѣюсь, что сіе объясненіе принято будетъ за достаточное извиненіе въ томъ, что я оныя пропустилъ.
Слѣдующая книга, составляющая часть. Магабарата, древней Индійской поэзіи, есть разговоръ между Кришною или воплощеніемъ Божества, и Аржуномъ любимцомъ его и питомцомъ, однимъ изъ пяти сыновъ Ланду, о которомъ сказываютъ, что онъ царствовалъ за пять тысячь лѣтъ. Сей разговоръ происходитъ предъ началомъ славнаго сраженія бывшаго въ долинахъ Курухшетрскихъ близь Дели, въ началѣ Кали-Йута, или четвертаго, нынѣшняго возраста міра за Барат-Вершское царство, которое въ тогдашнее время заключало, въ себѣ всѣ земли, называемыя по нынѣшнему раздѣленію земнаго шара Индіею, и простиралось отъ Персидскихъ до Китайскихъ границъ и отъ снѣжныхъ горъ до Южнаго мыса.
Брамины думаютъ о сей книгѣ, что въ ней содержатся всѣ великія таинства ихъ религіи, и столь тщательно скрываютъ ее отъ люди имѣющихъ различныя въ ними понятія о религіи и отъ простолюдиновъ своей націи, что всѣ старанія переводчика получить отъ нихъ вспоможенія были бы тщетны, естьлибъ великодушіе, съ какимъ правительство наше въ послѣдніе годы съ ними поступало, кроткія правила нашей вѣры, а паче всего личное уваженіе, оказываемое ихъ ученымъ отъ того, подъ чьимъ благополучнымъ правленіемъ, они столь давно наслаждались, щастіемъ внутренняго спокойствія посредѣ окружавшихъ ихъ платежей, и примѣрное обозрѣніе, напослѣдокъ не внушили имъ довѣренности къ единоземцамъ это, удобной къ отдаленію отъ умовъ ихъ всякаго завистливаго предразсужденія.
Кажется, что главный предметъ сихъ Бесѣдъ былъ тотъ, чтобъ соединить всѣ владычествовавшія въ тогдашнее время образы богослуженія, и утвердивъ ученіе о единствѣ Божества противъ идолослужительныхъ жертвоприношеній и обожанія идоловъ, опровергнуть понятія Ведами внушенныя. Хотя Авторъ и не осмѣлился прямо нападать на какое нибудь изъ владычествовавшихъ въ народѣ предразсужденій, или опровергать уваженіе столь древнихъ книгъ; но обѣщая вѣчное блаженство только чтущимъ Браму, или Всемогущество, и утверждая, что покланяющіеся инымъ богамъ получатъ только времянное наслажденіе нижнимъ небомъ по мѣрѣ ихъ добродѣтелей, имѣлъ онъ намѣреніе испровергнуть многобожіе, или по крайней мѣрѣ склонить людей къ тому, чтобъ они представляли себѣ Бога присутствующимъ во всякомъ образѣ, которому они покланялись, и его поставляли бы предметомъ всѣхъ своихъ церемоній и жертвоприношеній.
Самые ученѣйшіе Брамины въ нынѣшнее время суть Унитары, согласующіяся въ ученіяхъ Кришны. Но почитая въ единомъ Богѣ всеобщаго духа, они столько снизходятъ и къ народнымъ предразсужденіямъ, что отправляютъ всѣ обряды, предписанные Ведами, какъ-то, жертвоприношенія, омовенія, и проч. Вѣроятно, что они дѣлаютъ сіе только для сохраненія собственнаго своего уваженія и основаннаго единственно на великомъ невѣжествѣ народа, а не въ исполненіе предписаній Кришны. Въ самомъ дѣлѣ сіе невѣжество и сіи обряды столь же выгодны для Браминовъ, сколько во многихъ другихъ земляхъ суевѣріе черни подкрѣпляетъ духовенство.
Читатель великодушно извинитъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ темныя выраженія и безпорядокъ мыслей, какія найдетъ онъ во сей книги съ настоящемъ ея видѣ. Переводчикъ старался удалить сію неясность и сей безпорядокъ, сколько знаніе его и способности, то позволили. Онъ старался сдѣлать сіе посредствомъ своихъ примѣчаній; но зная, что они недостаточны для удаленія покрова таинства, проситъ замѣтить въ его извиненіе, что и самые ученѣйшіе Брамины нынѣшняго времени не совершенно разумѣютъ сію книгу, и что какъ она ни мала, однако находится болѣе толкованій на нее, нежели на самое Священное Писаніе. Переводчикъ не совсѣмъ пренебрегалъ сіи толкованія; но какъ они по большей части были непонятнѣе самаго оригинала, къ объясненію котораго служишь имъ надлежало, то онъ думалъ, что лучше будетъ предоставить нѣкоторыя изъ самыхъ труднѣйшихъ мѣстъ собственному разсужденію читателя, нежели обманывать его такими нелѣпыми мнѣніями, въ которыхъ ни одинъ слогъ не находитъ подтвержденія въ самомъ оригиналѣ.
Еще требуютъ нѣкотораго извиненія немногія слова и собственныя имена оставленныя безъ перевода и изъясненія. Переводчикъ часто недовѣрялъ искусству своему въ выборѣ выраженій, которыя соотвѣтствовали бы смыслу оригинала, и нынѣ онъ столько еще несвѣдущъ въ Митологіи сего древняго народа, что не мотъ подробно описывать боговъ, Святыхъ и Героевъ, которыхъ только имяна въ оригиналѣ упомянуты. Однакожъ естьли тотъ Геній, котораго ободреніе сперва возродило въ груди его ревность, и который одинъ побудилъ его предпринять работу, еще гораздо труднѣйшую сея, и подкрѣплялъ въ произвожденіи оной, не найдетъ причины лишить его своего покровительства, то переводчикъ можетъ ободренъ быть продолженію учиться богословію и Митологіи Индіянъ, для удовольствованія впредь любопытныхъ людей
Достойно примѣчанія то, что Кришна во всей сей книгѣ упоминаетъ только о трехъ изъ четырехъ книгъ Ведъ (самыхъ древнѣйшихъ писаніи у Индіянъ), и по нынѣшнему оныхъ порядку, о трехъ первыхъ. Сіе обстоятельство вѣсьма достойно вниманія; это нынѣ думаютъ, что всѣ сіи четыре книги даны людямъ отъ Брамы еще при сотвореніи. Оно служитъ доказательствомъ, вѣроятнѣйшимъ догадки, что прежде Кришны было только три книги, а не болѣе. Въ четвертой книгѣ упоминается имя Кришны, и сіе также служитъ доказательствомъ, что оная есть сочиненіе позднѣйшаго времени. Ни одинъ изъ толкователей не сдѣлалъ сего замѣѵанія, и Пандитъ, съ которымъ переводчикъ совѣтовался, принялъ оное съ великимъ удивленіемъ.
Переводчикъ не имѣлъ еще досуга прочитать нѣкоторыя изъ сихъ древнихъ писаній. Сказывали ему, что нынѣ весьма уже мало можно найти изъ первоначальнаго числа главъ, и изученіе оныхъ столь трудно, что въ Банарисѣ не много находится такихъ людей, которые нѣкоторую часть ихъ разумѣть могутъ. Естьли можно вѣрить Магабарату, то большая часть оныхъ еще за 5000 лѣтъ предъ симъ была растеряна; тогдажъ Вейасъ, назѳанный, такъ по тому, что имѣлъ главное надзираніе надъ собраніемъ ихъ, собралъ разрозненные листы, и съ помощію своихъ учениковъ приведши оные въ порядокъ, составилъ изъ нихъ четыре книги.
Повѣдай мнѣ, о Санжай, что сдѣлало войско мое и войско Пандусовъ, собравшееся въ Курукшетрѣ, и готовое къ сраженію.
Дурйодганъ, узрѣвъ войско Пандусовъ устроившееся къ сраженію, пришелъ къ учителю своему и говорилъ ему:
«Воззри, наставникъ мой! на сильное воинство сыновъ Панду, предводимое питомцомъ твоимъ, искуснымъ сыномъ Друпадовымъ. Въ немъ находятся герои, каковы суть Бемъ и Аржунъ; въ немъ находятся Йуйудгана, и Виратъ, и Друпатъ, и Дриштакету, и Чекитана, и сильный Князь Казійской, и Пуружетъ, и Кунтибожа, и Сивйа, сильный полководецъ, и Йудгамайну-Викранта, и смѣлый Утамовжа; въ немъ же сынъ Субадры и сыны Крншны, дщери Друпадовы; всѣ они велики во брани. Выслушай же имяна знаменитѣйшихъ мужей и съ нашей стороны. Я нареку только немногихъ изъ моихъ полководцовъ для примѣра. Ты самъ, учитель мой, между ими, и Бешма, и Крипа, побѣдитель въ сраженіяхъ, и Асваттгама, и Викарна, и сынъ Самадатты, купно съ безчисленнымъ множествомъ иныхъ, отрекшихся для служенія мнѣ отъ любви къ жизни. Всякой изъ нихъ искусенъ въ употребленіи оружія и во всякомъ бою опытенъ. Бешма начальствуетъ надъ нашими безчисленными силами; а Бемъ предводительствуетъ скуднымъ войскомъ непріятелей нашихъ. Да станетъ всякъ изъ полководцовъ на мѣстѣ своемъ, назначенномъ ему по распредѣленію, и всѣ они да будутъ готовы на помощь Бешмѣ.»
Старый полководецъ[1] и братъ Прародителя Курусовъ, возопивъ гласомъ, подобнымъ гласу льва ревущаго, вострубилъ въ раковину[2] свою, дабы возбудить духъ полководцовъ Курусскихъ. Въ то же мгновеніе повсюду раздался звукъ безчисленныхъ раковинъ и иныхъ воинскихъ инструментовъ; ужасенъ былъ звукъ ихъ, Кришна[3] и Аржунъ[4] стояли тогда въ блестящей колесницѣ бѣлыми конями запряженной. И они трубили въ раковины свои, имѣвшія видъ небесный. Имя раковины, въ которую трубилъ Кришна, было Панкажанйа, а раковина Аржунова называлась Дева-Датта, Бемъ, совершитель страшныхъ подвиговъ, трубилъ въ огромную раковину Повидру. Йудгишширъ, Царскій сынъ Кунте, трубили въ Ананта-Вижаню. Нагуль и Сагадева трубили въ раковины свои: изъ нихъ одна называлась Сугоша, другая Манипушпака. Князь Казійской съ сильнымъ лукомъ, Сикганде, Дриштатгумна, Вирата, Сатйаки, непобѣдимый въ оружіи, Друпадъ и сыны Царской дщери его Кришны, купно съ сыномъ Субадры и съ иными полководцами и знаменитыми мужами, всѣ трубили въ раковины свои. Громкозвучные гласы ихъ пронзали сердца Курусовъ и съ ужаснымъ громомъ отъ неба до земли отзывались.
Тогда Аржунъ, узрѣвъ сыновъ Дритараштры готовыхъ уже къ начатію битвы и уже начавшихъ пускать оружіе, взялъ лукъ свой и говорилъ Кришнѣ слѣдующее:
"О Кришна! прошу тебя, позволь колесницѣ моей ѣхать и стать посредѣ обоихъ войскъ, дабы могъ я видѣть людей готовыхъ и нетерпѣливо желающихъ начать кровавую битву, съ кѣмъ долженъ я сразиться въ семъ строю, и кто суть собравшіеся на помощь мстительному сыну Дритараштры въ сраженіи.,,
Кришна, внявъ словамъ Аржуновымъ, повелѣлъ двигнуться колесницѣ. Остановившись посредѣ между обоихъ войскъ, приказалъ Аржуну обратить глаза свои на строй Курусовъ, и смотрѣть, гдѣ стояли престарѣлый Бешма и Дронъ со всѣми знаменитыми полководцами ихъ стороны. Воззрѣвъ на оба воинства, не видѣлъ онъ съ противной стороны никого, кромѣ дѣдовъ, дядей, племянниковъ, попечителей, сыновъ и братій, ближнихъ родственниковъ и друзей. Смотрѣвъ на нихъ нѣсколько времяни, и видя сихъ друзей готовыхъ къ сраженію, проникнутъ былъ крайнимъ соболѣзнованіемъ и сокрушеніемъ и излилъ скорбь свою въ слѣдующихъ словахъ:
Узрѣвшу мнѣ родственниковъ моихъ, о Кришна! нетерпѣливо сраженія ожидающихъ, члены мои ослабѣваютъ, блѣдность покрываетъ лицо мое; волосы на головѣ моей воздымаются, и весь составъ мой дрожитъ отъ ужаса! И Гандевъ[5] лукъ мой выпадаетъ изъ руки моей, и кожа моя увяла и изсохла! Не могу стоять, ибо разумъ мой какъ бы кружится, и со всѣхъ сторонъ вижу нещастныя предзнаменованія. Истребивъ родъ мой, могу ли помышлять впредь о благополучіи? Я не желаю побѣды, о Кришна! Не нужна мнѣ власть, не нужно веселіе. На что власть, на что забавы въ жизни, на что и самая жизнь, когда тѣ надъ которыми желалъ бы я власти, отъ которыхъ желалъ бы веселія и забавъ, пренебрегши жизнь и щастіе, стоятъ здѣсь на полѣ готовые къ сраженію? Попечители, сыны и отцы, дѣды и внуки, дяди и племянники, сродники и друзья! Хотя бы они убить меня хотѣли, но я не пожелаю сразиться съ ними, не пожелаю и за владычество надъ всѣми тремя частями вселенной, а не только за сію малую частицу земли. По убіеніи сыновъ Дритараштры, какое удовольствіе, о Кришна! возможетъ насъ порадовать? Хотя они и тиранны, но грѣхъ возъимѣетъ у насъ прибѣжище, когда мы ихъ истребимъ. И такъ не должно намъ убивать толь ближнихъ родственниковъ. Возможно ли намъ, о Кришна! быть благополучными, содѣлавшись убійцами рода нашего? Когда тѣ, чьи души развращены властолюбіемъ, не видятъ грѣха въ истребленіи собственнаго своего рода, не видятъ преступленія въ умерщвленіи друзей своихъ, служитъ ли намъ сіе причиною, чтобъ мы рѣшились не отвращаться отъ такого преступленія, мы гнушающіеся грѣха истреблять единокровныхъ сродниковъ нашихъ? По истребленіи семейства теряется и древняя добродѣтель семейства сего. Съ потеряніемъ добродѣтели порокъ и злочестіе одолѣваютъ весь родъ. Вліяніемъ злочестія женщины семейства становятся порочными; отъ женщинъ же порочныхъ раждается мерзское племя, Варна Санхаръ называемое. Санхары пріуготовляютъ адъ[6] и для убіенныхъ и для оставшихся въ живыхъ, и праотцы ихъ[7], лишены будучи обрядовъ приношенія душамъ ихъ пироговъ и воды, свергаются въ преисподнія Страны. Отъ преступленія умерщвляющихъ собственныхъ своихъ родственниковъ, тяжкой вины оскверненія и рожденія Варна-Санхаровъ, навсегда погибаетъ добродѣтель семейства и добродѣтель цѣлаго поколѣнія. А намъ сказано, о Кришна! что пребываніе тѣхъ смертныхъ, которыхъ родъ лишился своей добродѣтели, должно быть во адѣ. Горе мнѣ! Какое преступленіе готовы мы совершить! Увы! желая пріятностей власти, пріуготовились мы умерщвлять единокровныхъ родственниковъ нашихъ! Лучше потерплю я, чтобъ сыны Дритараштры наступили на меня съ оружіемъ въ рукахъ ихъ и безъ сопротивленія убили меня беззащитна на полъ.,,
Аржунъ, преставши говорить, сѣлъ въ колесницѣ между обоихъ войскъ и бросилъ лукъ и стрѣлы; скорбь одолѣла сердце его.
Кришна, видя его проникнута сокрушеніемъ, видя ліющійся изъ глазъ его потокъ слезъ и сердце глубокою печалію стѣсненное, говорилъ ему слѣдующее:
Откуда, о Аржунъ! нашла на тебя, стоящаго на полѣ сраженія, сія буйная и мужу несвойственная слабость? Сіе постыдно, противно должности[8] и есть основаніе безчестія. Не предавайся сей слабости, ибо она непристойна такому человѣку, каковъ ты. Изгони презрительную слабость сію изъ сердца своего и ободрись.
О Кришна! не уже ли долженъ я рѣшиться сражаться стрѣлами моими въ семъ полѣ съ Бешмою и Дрономъ, паче Всѣхъ людей почтенія моего достойными? Лучше желалъ бы я искать пропитанія, скитаясь по всему міру, нежели быть убійцею моихъ наставниковъ, которымъ долженъ я толь глубокимъ почитаніемъ. Истребивъ таковыхъ друзей, каковы они, пріобрѣлъ бы я владѣніе, богатство и забавы, ихъ кровію оскверненныя. Не вѣдаемъ, что будетъ лучше, мы ли побьемъ ихъ, или они насъ; ибо тѣ, по убіеніи которыхъ и я жить не желаю, суть сыны и поколѣніе Дритараштры, выступившіе противъ насъ. Сострадательное свойство мое преодолѣвается страхомъ грѣха.
Скажи мнѣ по правдѣ, что мнѣ дѣлать надлежитъ. Я ученикъ твой; наставь же меня, питомца своего, въ моей должности: ибо предписанія должности[9] смущаютъ разумъ мой, и я не вижу ничего, что могло бы смягчить скорбь мою, всѣ мои способности изсушающую, хотя бы надлежало за то получить царство всея земли безъ совмѣстника, или владычество надъ воинствами небесными.
Аржунъ, сказавши сіе Кришнѣ, и объявивъ, что не хочетъ онъ сражаться, умолкъ. Кришна, улыбаясь, говорилъ печальному Князю, посредѣ двухъ войскъ стоящему, слѣдующее;
Ты скорбишь о недостойныхъ оплакиванія, хотя мысли твои и суть мысли мужей мудрыхъ.[10] Мудрый не скорбитъ ни о смерти, ни о жизни. Никогда не было того, чтобъ я и ты и всѣ Князи на землѣ не существовали. И никогда не престанемъ существовать. Душа какъ въ семъ смертномъ видѣ находитъ младенчество, юность и старость, такъ и въ будущемъ видѣ найдетъ она подобное. Кто твердо сему вѣритъ, тотъ не смущается ничѣмъ, что бы ему ни случилось. Чувствительность способностей производитъ жаръ и холодъ, удовольствіе и скорбь, которыя приходятъ и удаляются, и суть преходящи и непостоянны. Сноси ихъ терпѣливо, о сынъ Баратовъ! ибо мудрый мужъ не смущающійся ими, и для котораго скорбь и удовольствіе суть, едино, сотворенъ для безсмертія. Существо только воображаемое не имѣетъ бытія; но дѣйствительное чуждо несуществованія. Проникающіе въ начала существъ, видятъ цѣль всякаго существа. Научись, что сотворившій всѣ вещи невредимъ, и что никто не можетъ разрушить существа неисчерпаемаго. Симъ тѣламъ, покрывающимъ души, которыя въ нихъ обитаютъ, и которыя суть вѣчны, невредимы и всякое понятіе превышаютъ, опредѣлено быть конечными существами. И такъ, о Аржунъ, рѣшись сражаться! Человѣкъ мнящій, что душа убиваетъ, и тотъ, кто думаетъ, что душа разрушена быть можетъ, оба равно обманываются; ибо она ни убивать, ни убита быть не можетъ. Она не такое существо, о которомъ бы можно сказать, что оно было, начинаетъ быть, или нѣкогда будетъ; ибо она есть существо нераждаемое; она древна, постоянна и вѣчна и не можетъ разрушена быть въ семъ смертномъ ея видѣ. Человѣкъ вѣрящій, что сіе существо невредимо, вѣчно, неизчерпаемо и нераждаемо, какъ можетъ думать, что оно можетъ кого либо убить, или допустишь быть убито? Какъ человѣкъ скидаетъ съ себя старую одежду и новую надѣваетъ, такъ и душа, оставляя старые смертные виды, переходитъ въ иные новые виды. Оружіе ее не разсѣкаетъ, огонь не сожигаетъ, вода не повреждаетъ и вѣтръ не изсушаетъ; ибо она неразсѣкаема, несожигаема, невредима: и неизсушима: она вѣчна, всеобща, пребывающа постоянно, неподвижна; она невидима, непостижима и неизмѣняема. И такъ вѣря, что она такова, не долженъ ты скорбѣть. Но хотя бы ты вѣрилъ, что она навѣки рожденна и вѣчно пребываетъ, или думалъ, что она умираетъ купно съ тѣломъ, однако оплакивать ее причины не имѣешь. Смерть опредѣлена всѣмъ существамъ подверженнымъ рожденію, и возрожденіе опредѣлено всѣмъ существамъ смертнымъ. И такъ не должно тебѣ скорбѣть о томъ, что неизбѣжно. Древнее состояніе существъ неизвѣстно; настоящее только явно; а будущее ихъ состояніе не можетъ быть открыто. И такъ почто смущаться тебѣ таѴковыми вещами? Нѣкоторые почитаютъ душу чудомъ, и нѣкоторые говорятъ о ней, а другіе слушаютъ ихъ съ удивленіемъ; но никто изъ нихъ не знаетъ ее, хотя они и слышали ея описаніе. Сей духъ не можетъ разрушиться въ смертномъ видѣ, въ которомъ онъ обитаетъ, а по тому печалиться о всѣхъ сихъ смертныхъ тебя недостойно. Обрати взоры свои на частныя должности твоего состоянія, и усмотришь, что тебѣ неприлично трепетать. Воинъ изъ поколѣнія Кшатри, не имѣетъ высшей должности, какъ сражаться. По желанію своему находишь ты врата небесъ отверстыя предъ тобою. Толь славныя сраженія достаются только любимымъ небесами воинамъ. Но естьли ты не хочешь исполнить званія твоего и одержать побѣду, то пренебрежешь должность и честь свою и учинишь преступленіе. Родъ человѣческой говорилъ о славѣ твоей, что она безконечна и неизчерпаема. Слава человѣка почтеннаго въ міръ простирается далѣе разрушенія тѣла его. Полководцы воинствъ почтутъ страхъ причиною удаленія твоего съ поля сраженія, и ты будешь презрѣнъ тѣми, которыми пріобыкъ ты быть Почитаемъ. Непріятели твои будутъ говоришь о тебѣ выраженіями недостойными, будутъ унижать храбрость твою и способности: что можетъ быть страшнѣе сего? Естьли будешь убитъ, преселишься въ небеса; естьли побѣдишь, міръ въ награду получишь. И такъ, о сынъ Кунти! ободрись и рѣшись сражаться. Почитай удовольствіе и прискорбіе, выигрышъ и потерю, побѣду и уронъ, за едино. И уготовься къ сраженію. Въ противномъ же случаѣ учинишься преступникомъ въ высокой степени. Такъ долженъ ты разсуждать на полѣ сраженія.
Разсужденіе твое основано на умозрительныхъ ученіяхъ Санкгйа-Састры; но внемли, каково оно въ практическомъ ученіи, которое принявши, оставишь ты предѣлы дѣйствія[11]. Самая малая часть сея должности освобождаетъ человѣка отъ великаго страха. Въ семъ (въ практическомъ ученіи) одно только разсужденіе; но оно опредѣленнаго свойства, а разсужденія оныхъ (умозрительныхъ ученій); основанныхъ на неопредѣленныхъ началахъ, суть безконечны и многія имѣютъ вѣтви.
Люди съ ограниченными познаніями, находящіе удовольствіе въ противорѣчіяхъ Ведъ, зараженные мірскими похотями и предпочитающіе преходящее наслажденіе небомъ вѣчному въ ономъ поглощенію, утверждая, что нѣтъ инаго награжденія, произносятъ распещренныя изреченія, для пріобрѣтенія чрезъ то мірскихъ богатствъ и увеселеній, учреждаютъ безчисленные и многоразличные обряды, и обѣщаютъ награжденія за дѣла въ сей жизни, рѣшительное мнѣніе людей прилѣпленныхъ къ богатствамъ и увеселеніямъ, и которыхъ разсудокъ совращенъ симъ ученіемъ, не основано на зрѣломъ разсужденіи и размышленіи. Предметы Ведъ суть троякаго свойства.[12] Но ты будь свободенъ отъ троякаго свойства; будь свободенъ отъ двойственности, и стой твердо на пути истины. Будь свободенъ отъ заботы и печали, и обращай умъ свой къ существамъ духовнымъ. Богомудрый человѣкъ находитъ во всемъ собраніи Ведъ столькожъ употребительнаго, сколько въ водоемѣ чрезъ край водою наполненномъ.
Побудительныя твои причины да будутъ въ самомъ дѣлѣ, а не въ слѣдствіи онаго. Не будь однимъ изъ тѣхъ, которымъ надежда награжденія служитъ побудительною причиною ихъ дѣйствій. Не трать жизнь свою въ бездѣйствіи: исполняй свою должность, удаляй всѣ мысли о послѣдствіи, и не пекись объ окончаніи, каково оно ни будетъ, добро или худо; ибо такое равнодушіе называется Йогъ[13]. Дѣйствіе ниже употребленія мудрости[14]. И такъ ищи прибѣжища въ единой мудрости; ибо сожалѣнія достойные и нещастные по тому только нещастны, что заботились о слѣдствіи. Мужи истинною мудростію одаренные не заботятся о добрѣ или злѣ въ семъ мірѣ. И такъ старайся получить такое употребленіе разума твоего, ибо сіе употребленіе въ дѣлахъ есть драгоцѣнное искусство.
Мудрые мужи, удалившіе всѣ мысли о плодахъ дѣлъ своихъ, освобождаются отъ цѣпей рожденія и переходятъ въ страны вѣчнаго блаженства.
Когда разсудокъ твой одержитъ верьхъ надъ мрачною слабостію твоего сердца, тогда получишь ты все познаніе, которому когда либо научались, или которое достойно быть изучаемо. Когда разумъ твой, ученіемъ въ зрѣлость приведенный, неподвижно утвердится въ созерцаніи, тогда пріобрѣтетъ онъ истинную мудрость.
О Кришна! какой есть отличительный знакъ такого мудраго и постояннаго мужа, утвердившагося въ умозрѣніи? По чему можно узнать сего мудреца? гдѣ онъ живетъ? Какъ онъ поступаетъ?
Человѣка называютъ утвердившимся въ мудрости, когда онъ оставляетъ всякія вожделѣнія, вкрадывающіяся въ его сердце; когда онъ самимъ собою щастливъ, въ самомъ себѣ доволенъ. Душа его не смущается въ нещастіи; онъ бываетъ благополученъ и доволенъ въ щастіи, и онъ чуждъ тоски, страха и гнѣва. Такой мудрый мужъ называется Муни. Того человѣка мудрость утверждена, который во всемъ бываетъ безъ страсти, и который добро и зло принимаетъ, не радуясь первому и не унывая при другомъ. Мудрость его укоренилась, когда онъ подобно черепахѣ, можетъ всѣ свои члены сжимать и удерживать ихъ отъ обыкновеннаго ихъ употребленія. Голодный человѣкъ пренебрежетъ всякой иной предметъ, кромѣ удовлетворенія своему аппетиту; но когда онъ познаетъ Всевышняго, то пренебрежетъ и оный. Мятежныя чувства силою увлекаютъ сердце и того мудраго мужа, который силится ихъ удерживать. Вдохновенный человѣкъ, уповающій на меня, можетъ ихъ усмирить и быть щастливымъ. Человѣкъ покорившій себѣ страсти свои, имѣетъ истинную мудрость.
Человѣкъ слѣдующій склонностямъ чувствъ заботится о нихъ. Отъ сея заботы происходитъ страсть, отъ страсти гнѣвъ, отъ гнѣва буйство[15], отъ буйства поврежденіе памяти, отъ лишенія памяти лишеніе разсудка, отъ лишенія разсудка лишеніе всего. Человѣкъ имѣющій умъ удобный къ управленію онымъ, наслаждающійся чувственными предметами покоривши уже всѣ свои способности волѣ своей и освободившись отъ гордости и злобы, получаетъ высочайшее блаженство. Въ семъ блаженствѣ родится ему освобожденіе отъ всѣхъ его печалей, и какъ умъ его бываетъ въ покоѣ, то мудрость течетъ къ нему отвсюду. Человѣкъ не слѣдующій сему не имѣетъ мудрости, или силы созерцанія. Человѣкъ не способный мыслишь не имѣетъ спокойствія. Какоежъ щастіе можетъ радовать того, кто спокойствія не имѣетъ? Сердце, слѣдующее повелѣніямъ мятежныхъ страстей, мещетъ разсудокъ, подобно, какъ буря малую ладію въ ярящемся Окіанѣ. И такъ человѣкъ могущій удерживать всѣ свои страсти отъ безпорядочныхъ ихъ вожделѣній одаренъ истинною мудростію. Такой человѣкъ бдитъ только въ ночь, когда все къ покою уклоняется, въ ночь времяни. Созерцающій Муни спитъ только въ день времяни, когда все бодрствуетъ.
Тотъ человѣкъ, котораго страсти входятъ въ сердце его подобно, какъ воды вливаются въ Окіанъ невоздымающійся отъ того, получаетъ блаженство, а не тотъ, кто веселится своими похотями. Тотъ человѣкъ, который, удаливши всѣ плотскія похоти, живетъ не имѣя безпорядочныхъ вожделѣній, безъ высокомѣрія и свободенъ отъ гордости, получаетъ блаженство. Сіе есть прилѣпленіе къ Богу. Человѣкъ пріобрѣтшій такое ввѣреніе себя Всевышнему не заблуждается; и въ самый часъ смерти, естьли получитъ оное, соединится съ безплотною натурою Брамы.
Естьли по мнѣнію твоему употребленіе разума превышаетъ исполненіе дѣлъ[16], для чегожъ принуждаешь ты меня къ предпріятію толь страшному, какъ сіе? Ты смущаешь, такъ сказать, разсудокъ мой смѣсью мыслей. Избери изъ нихъ одну, посредствомъ которой могъ бы я получить блаженство, и изъясни ее мнѣ.
Я уже и прежде сказалъ, что въ семъ мірѣ находятся два ученія: Санкгйа теоретическое знаніе, которое есть упражненіе разсудка въ созерцаніи, и практическое, или исполненіе нравственныхъ должностей и должностей религіи.
Человѣкъ не наслаждается еще свободою отъ дѣйствія, когда не начинаетъ того, что ему дѣлать надлежитъ, и не получаетъ блаженства отъ совершеннаго бездѣйствія. Никто не остается въ бездѣйствій ни на минуту. Всякой человѣкъ невольно принужденъ бываетъ дѣйствовать по сроднымъ естеству его началамъ. Человѣкъ, ограничивающій дѣйствующія свои способности и довольствующійся устремленіемъ души своей къ чувственнымъ предметамъ, называется человѣкомъ имѣющимъ душу заблуждшую и исполнителемъ обмана. Но тотъ заслуживаетъ похвалу, кто покоривъ всѣ свои страсти, исполняетъ дѣйствующими своими способностями всѣ житейскія дѣла не заботясь о послѣдствіи. Исполняй опредѣленныя тебѣ дѣла. Дѣйствіе имѣетъ превосходство надъ бездѣйствіемъ. Путешествіе смертнаго твоего вида не будетъ имѣть успѣха отъ недѣйствія. Сей заботливый міръ правится иными побужденіями, нежели Богопочитаніе. И такъ, о сынъ Кунши! удали всѣ собственныя (самственныя) побужденія и исполняй должность свою единственно для него единаго.
Во дни древніе, когда Брама[17], Господь творенія, сотворилъ родъ человѣческій и въ то же время учредилъ служеніе себѣ (Богопочитаніе), говорилъ онъ и сказалъ: "Симъ служеніемъ просите приращенія, и его да придержитесь вы для исполненія всѣхъ вашихъ желаній. Симъ служеніемъ воспоминайте Боговъ, дабы и Боги васъ воспоминали. Воспоминайте другъ о другѣ, и получите высочайшее блаженство. Боги воспоминаемы будучи въ служеніи, позволятъ исполниться желаніямъ вашимъ. Наслаждающійся тѣмъ, что они ему дали и не жертвующій имъ частію отъ того, подобенъ татю. Тѣ, которые ѣдятъ только оставшееся отъ жертвоприношеній, очистятся отъ всѣхъ преступленій своихъ. Пріуготовляющіе пищу свою только для самихъ себя ѣдятъ хлѣбъ грѣховный. Всѣ существа, имѣющія жизнь, раждаются отъ хлѣба, который они ѣдятъ. Хлѣбъ раждается отъ дождя; дождь отъ Богопочитанія, а Богопочитаніе отъ добрыхъ дѣлъ. Знай, что добрыя дѣла происходятъ отъ Брама, котораго естество невредимо; а по тому вездѣсущій Брамъ присутствуетъ при служеніи ему (въ Богопочитаніи).
Грѣшный смертный, веселящійся удовлетвореніемъ страстямъ своимъ и не слѣдующій колесу, такимъ образомъ въ міръ обращающемуся, живетъ тщетно.
Но человѣкъ, могущій въ самомъ себѣ находить веселіе и удовлетвореніе и могущій быть щастливъ въ собственной душѣ своей, не имѣетъ случая[18]. Онъ не имѣетъ нужды пещись о томъ, что сдѣлано и чего не сдѣлано, и между всѣми сотворенными существами нѣтъ такого предмета, къ которому могъ бы онъ прилѣпишься. По сему исполняй ты, что тебѣ дѣлать надлежитъ, во всякое время, не заботясь о послѣдствіи; ибо человѣкъ дѣлающій безъ пристрастія, что ему дѣлать надлежитъ, получаетъ Всевышняго.
Жанака и другіе достигли и дѣлали совершенства[19]. И такъ ты долженъ наблюдать практику человѣческаго рода и поступать сообразно тому. Человѣкъ низкаго состоянія слѣдуетъ тому, кто выше его, и дѣлаетъ то, что тотъ дѣлаетъ. Для меня, о Аржунъ! во всѣхъ трехъ странахъ Вселенной нѣтъ ничего, что бы мнѣ сдѣлать было нужно; нѣтъ ничего такого, чего бы я еще не получилъ; однакожъ я живу въ исполненіи нравственныхъ должностей. Естьлибъ не былъ я бдителенъ въ наблюденіи сихъ должностей, то всѣ люди тотчасъ послѣдовали бы моему примѣру. Естьлибъ не исполнялъ я нравственныхъ дѣлъ, то сей міръ нарушилъ бы должность свою; я былъ бы причиною незаконныхъ порожденій и совратилъ бы народъ съ праваго пути. Какъ невѣжда исполняетъ житейскія должности надѣясь награжденія, такъ и мудрый мужъ, изъ уваженія ко мнѣніямъ и предразсудкамъ человѣческимъ, долженъ исполнять оныя безъ корыстолюбивыхъ побужденій. Онъ не долженъ дѣлать раздѣленія во мнѣніяхъ невѣждъ склонныхъ къ наружнымъ дѣламъ. Ученый мужъ рачительнымъ исполненіемъ всѣхъ житейскихъ должностей долженъ побуждать простолюдина къ наблюденію его должностей.
Человѣкъ, котораго умъ приведенъ въ заблужденіе гордостію самодовольствія, думаетъ, что онъ самъ производитъ всѣ дѣйствія, производимыя началами его состава (сложенія). Но человѣкъ познавшій натуру двухъ различій причины и дѣйствія, разсуждая, что сіи начала дѣйствуютъ сообразно своимъ свойствамъ, не безпокоится тѣмъ. Люди приводимые въ заблужденіе началами натуръ своихъ, находятъ выгоду въ дѣлахъ способностей. Человѣкъ познавшій все (цѣлое) не долженъ отвлекать тѣхъ людей отъ дѣлъ ихъ, которые имѣютъ тупое понятіе и менѣе его опытны.
Возложи всякое дѣло на меня, и сердце твое, будучи управляемо душею, да будетъ свободно отъ надежды, да не превозносится, да будетъ свободно отъ заботъ, и ты рѣшись сражаться.
Тѣ, которые съ твердою вѣрою и безъ нареканія постоянно будутъ слѣдовать сему ученію моему, и дѣлами спасутся. Знай, что тѣ, которые пренебрегая оное, не слѣдуютъ сему моему совѣту, уклонились отъ всея мудрости, лишились разсудка и погибли.
Мудрый мужъ ищетъ только, что сродно собственной его натурѣ. Всѣ существа дѣйствуютъ сообразно натурѣ своей; чтожъ можетъ имъ препятствовать? Во всякомъ чувственномъ предпріятіи утверждены пристрастіе и отвращеніе. Мудрый человѣкъ не долженъ предаваться ихъ власти, ибо оное суть его противники. Собственная религія человѣка, хотя бы и противная, лучше чужой вѣры (вѣры другова), какъ бы хорошо оной ни слѣдовать. Благо умереть въ собственной своей вѣрѣ; ибо чужая вѣра раждаетъ страхъ.
Что, о Кришна! побуждаетъ человѣка дѣлать преступленія? Кажется, что онъ противъ желаній своихъ побуждаемъ бываетъ къ тому нѣкоею тайною силою.
Знай, что сіе (побужденіе} есть враждебная похоть, или страсть, происходящая отъ плотскаго начала, ненасытимая и грѣховная, которою міръ сей покрытъ, какъ пламя дымомъ, какъ зеркало ржею, или какъ плодъ (foetus) своею перепонкою. Разумъ мудраго мужа помрачается симъ закоснѣлымъ врагомъ въ образъ вожделѣнія[20], ярящимся подобно огню, и котораго трудно укротить, Сказываютъ, что чувства, сердце и разумъ суть тѣ мѣста, которыми наипаче любитъ онъ управлять. Помощію ихъ преодолѣваетъ онъ разсудокъ и душу приводитъ въ онѣменіе. Того ради долженъ ты во-первыхъ покорить свои страсти и преодолѣть сего грѣховнаго губителя мудрости и знанія.
Органы довольно заслуживаютъ почтеніе; но умъ выше ихъ; рѣшеніе[21] выше ума; а кто выше рѣшенія, тотъ есть Онъ[22]. Когда ты рѣшилъ, что есть превыше рѣшенія, и утвердилъ самого себя самимъ собою, то рѣшись изгнать врага во образъ вожделѣнія, котораго предметы трудно исполнишь.
Сіе неопровержимое ученіе преподалъ я прежде Вивасвату; Вивасватъ сообщилъ оное Ману; Ману преподалъ его Икшваху; и предаемо будучи отъ одного другому, оно изучаемо было Ражаршіями, пока напослѣдокъ въ теченіи времяни великая (могущественная} сія наука была потеряна. Самое сіе ученіе сообщилъ я въ сей день тебѣ; ибо ты служитель мой и другъ. Оно есть древнее и высокое таинство.
Зная, что ты родился по смерти Икшваху, какъ должно мнѣ разумѣть то, что ты прежде его былъ наставникомъ бъ семъ ученіи?
Оба мы, я и ты, перешли много рожденій: мои мнѣ извѣстны; но ты о своихъ не знаешь.
Хотя я по естеству моему не подверженъ ни рожденію, ни разрушенію, и есмь Господь Всѣхъ сотворенныхъ существъ; но повелѣвая собственнымъ моимъ естествомъ, дѣлаюсь я видимымъ собственною моею силою. Когда въ міръ добродѣтель упадаетъ, а порокъ и неправда востаютъ, то я бываю видимъ; и такимъ образомъ являюсь я въ разныя времяна для сохраненія праведныхъ, для истребленія нечестивыхъ и для возстановленія добродѣтели.
Кто, о Аржунъ! по убѣжденію признаетъ Божественное мое рожденіе и дѣла за такія, тотъ оставивъ смертный свой видъ, не перейдетъ въ другой, ибо внидетъ въ меня. Многіе, свободны бывши отъ страсти, страха и гнѣва, исполненны духа моего и ко мнѣ прилѣпленны, очистившись силою мудрости, вошли въ меня. Такимъ людямъ, которые во всемъ идутъ моимъ путемъ, вспомоществую я, такъ, какъ они мнѣ служатъ.
Желающіе успѣха дѣламъ своимъ въ сей жизни, покланяются Деватамъ[23] Производимое въ сей жизни дѣлами скоро преходитъ.
Родъ человѣческій сотворенъ мною въ четырехъ поколѣніяхъ, различныхъ въ началахъ ихъ и должностяхъ. Познай же во мнѣ Творца рода человѣческаго, несотвореннаго и безсмертнаго.
Дѣла не трогаютъ меня, и я ничего не ожидаю отъ плодовъ дѣлъ. Вѣрящій мнѣ въ томъ, что я таковъ, не связанъ дѣлами. Древніе, стремившіеся къ вѣчному спасенію, открыли сіе, но исполняли дѣла. По сему и ты исполняй дѣла такъ же, какъ онѣ древними въ прежнія времяна исполняемы были. Самые ученые едва ли могутъ опредѣлить, что есть дѣло, и что оно не есть. Я скажу тебѣ, что есть дѣло; и ты, узнавъ сіе, освобожденъ будешь отъ нещастія. Оно можетъ опредѣлено быть такъ: — дѣло есть дѣйствіе, несвойственное дѣйствіе и бездѣйствіе. Путь дѣйствія исполненъ тмы.
Кто можетъ видѣть, такъ сказать, бездѣйствіе въ дѣйствіи и дѣйствіе въ бездѣйствіи, тотъ мудръ въ родѣ человѣческомъ. Онъ есть совершенный исполнитель всѣхъ должностей.
Мудрые мужи называютъ его Пандитомъ, котораго всякое предпріятіе свободно отъ идеи похотѣнія, и котораго дѣйствія сожигаются огнемъ мудрости. Онъ отметаетъ желаніе награжденія за дѣла свои; онъ всегда доволенъ и независимъ, и хотя онъ занимается какимъ либо дѣломъ, но какъ бы ничего не дѣлаетъ. Онъ беззаботенъ; умъ и духъ его покорены, и онъ свободенъ отъ всякаго ощущенія; и какъ онъ исполняетъ только должности тѣлесныя, то и не дѣлаетъ никакихъ преступленій. Онъ доволенъ бываетъ всѣмъ, что бы случай ему ни доставилъ; онъ побѣдилъ двоедушіе и свободенъ отъ зависти. Въ щастіи и въ нещастіи онъ всегда одинаковъ; и хотя онъ дѣйствуетъ, но не ограничивается дѣйствіемъ. Кто лишенъ всякой заботы о послѣдствіи, кто свободенъ отъ узъ дѣйствія, чей умъ покоренъ духовной мудрости, и кто исполняетъ дѣла только для Богопочитанія, того дѣла бываютъ со всѣмъ ничто. Богъ есть подаяніе милосердія (милостыня), Богъ есть жертва, Богъ въ огнѣ алтаря, Богомъ совершается жертвоприношеніе, и Бога надлежитъ достичь тому, кто поставляетъ единаго Бога предметомъ дѣлъ своихъ.
Нѣкоторые набожные прилѣпляются къ почитанію Деватъ, или Ангеловъ; другіе жертвами приносятъ почитаніе свое Богу въ огнѣ; иные жертвуютъ слухомъ своимъ и другими органами въ огнѣ принужденія; нѣкоторыежъ жертвуютъ звукомъ и тому подобнымъ въ огнѣ своихъ органовъ. Еще нѣкоторые жертвуютъ дѣйствіями всѣхъ своихъ органовъ и способностей въ огнѣ самопринужденія, возженномъ искрою вдохновенной мудрости. Еще находятся служащіе Богу жертвами и служащіе умерщвленіями, также служащіе энтузіастическою набожностію. Находятся и такіе, которыхъ Богопочитаніе есть мудрость ихъ чтенія: люди покорившіе свои страсти и имѣющіе суровые нравы. Нѣкоторые жертвуютъ дыханіемъ своимъ и принуждаютъ его (опускаться) внизъ отъ естественнаго его пути; а другіе принуждаютъ духъ внизу находящійся обращаться назадъ съ дыханіемъ. Немногіежъ, весьма уважающіе сіи двѣ способности, заключаютъ врата обѣихъ. Нѣкоторые ѣдятъ только по правилу и жертвуютъ своею жизнію въ жизни своей. Всѣ сіи различные богопочитатели особенными образами Богопочитанія своего очищаются отъ своихъ преступленій. Только пріобрѣтающій Амриту, остающуюся отъ жертвоприношеній его, получаетъ вѣчный духъ Брама, Всевышняго. Сей міръ не для того, кто не исполняетъ Богопочитанія; и гдѣжъ, о Аржунъ! другой (міръ)[24]?
Свойство великаго множества таковыхъ различныхъ образовъ Богопочитанія изъясняется устами Божіими. Научись, что всѣ онѣ суть порожденія дѣйствія. Увѣренъ будучи въ семъ, получишь вѣчное спасеніе; ибо знай, что Богопочитаніе духовной мудрости гораздо лучше служенія жертвоприношеніемъ вещей. Въ мудрости можно найти всякое дѣло безъ изъятія. Ищижъ сея мудрости съ колѣнопреклоненіями, вопросами и вниманіемъ, дабы ученые мужи, зрящіе начала ея, научили тебя ея правиламъ. Научившись ей, о сынъ Панду! не впадешь уже ты въ буйство; чрезъ нея будешь ты созерцать всю натуру въ духѣ, то есть во мнѣ.[25] Хотя бы ты былъ величайшій изъ всѣхъ преступниковъ, но въ ладіи мудрости возможешь преплыть пучину грѣха. Подобно, какъ огонь естественный дерево превращаетъ въ пепелъ, такъ, о Аржунъ! и огонь мудрости можетъ превращать въ пепелъ всѣ нравственныя дѣйствія. Нѣтъ ни единаго существа въ всемъ мірѣ, которое могло бы сравниться съ мудростію въ чистотѣ. Содѣлавшійся совершеннымъ чрезъ практику оной, ощущаетъ сіе въ надлежащее время въ душѣ своей. Тотъ, кто имѣетъ вѣру, находитъ мудрость, а паче тотъ, кто побѣдилъ свои страсти; получившижъ сію духовную мудрость, вскорѣ будетъ наслаждаться и высочайшимъ блаженствомъ. Напротивъ того невѣжда и человѣкъ не имѣющій вѣры, котораго духъ исполненъ сомнѣній, погибаетъ. Человѣкъ, котораго умъ преданъ сомнѣніямъ, не можетъ наслаждаться ни симъ, ни высшимъ міромъ, ниже блаженствомъ. Дѣйствія человѣческія не имѣютъ силы ограничить[26] духовный умъ, который посредствомъ тщанія оставилъ дѣла, и который посредствомъ мудрости разсѣкъ оковы сомнѣнія. И такъ, о сынъ Баратовъ! рѣшись разсѣчь мечемъ мудрости собственной души твоей сіе сомнѣніе, порожденіе невѣжества, умомъ твоимъ овладѣвшее. Востань и прилѣпись къ ученію!
О Кришна! Ты недавно говорилъ объ оставленіи дѣлъ; теперь же говоришь объ исполненіи оныхъ. Скажи мнѣ прямо, что изъ обоего лучше?
И оставленіе и исполненіе дѣлъ обое равномѣрно суть способы къ высочайшему блаженству; но исполненіе дѣлъ должно предпочтено быть оставленію. Всегдашній затворникъ, ничего не желающій и ни на что не ропщущій, достоинъ быть извѣстенъ. Такой человѣкъ свободенъ отъ лицемѣрія и благополучно освободился отъ узъ дѣйствія. Дѣти только, а не ученые, почитаютъ умозрительное и практическое ученія за два разныя ученія. Онѣ суть одно, по тому, что оба къ одному склоняются концу, и мѣсто, достигаемое послѣдователями одного, достигаемо и послѣдователями другаго. Тотъ человѣкъ видитъ, кто видитъ, что умозрительныя и практическія ученія суть только одно. Содѣлаться Саннйасе, или затворникомъ, безъ упражненія, есть подвергнуть себя мученію и скорби. Напротивъ того Муни занимающійся исполненіемъ своея должности, немедленно достигнетъ Брама, Всемогущаго. Человѣкъ упражняющійся въ исполненіи дѣлъ, имущій душу очищенную, духъ покоренный и страсти обузданныя, и котораго душа есть всеобщая душа, не теряетъ ничего, будучи въ таковомъ состояніи. Внимательный человѣкъ, познавшій начала существъ, видя, слыша, осязая, обоняя, вкушая пищу, двигаясь, спя, дыша, говоря, оставляя что нибудь, принимаясь за что нибудь, открывая и закрывая глаза свои, думаетъ, что онъ ничего не дѣлаетъ, но только способности его занимаются различными своими предметами. Человѣкъ, исполняющій житейскія должности отказываясь отъ всякой выгоды въ нихъ, предаетъ ихъ Браму, Всевышнему; не заражается грѣхомъ, но пребываетъ подобно листвію лотоса, водами не повреждаемому. Люди упражняющіеся въ практикѣ, которые исполняютъ житейскія должности только тѣломъ, умомъ, разумомъ и чувствами своими, и для очищенія души не заботятся о послѣдствіи, и хотя упражняются въ дѣлахъ, но плоды дѣйствія оставляютъ, получаютъ безконечное блаженство. Напротивъ того человѣкъ не упражняющійся въ практикѣ, привязанъ будучи ко плоду (дѣлъ) дѣйствующимъ вожделѣніемъ, бываетъ во узахъ ограниченія. Кто покорилъ страсти свои и умомъ своимъ оставляетъ всѣ дѣла, душа того человѣка покоится въ девятивратномъ градѣ своего пребыванія[27], не дѣйствуя и не подавая повода къ дѣйствованію.
Всемогущество не сотворило ни Силъ, ни дѣлъ человѣческихъ[28], ни употребленія плодовъ дѣйствія: натура превозмогаетъ. Всемогущество не пріемлетъ ни пороковъ чьихъ либо, ни добродѣтелей. разсудокъ, помраченный невѣжествомъ, приводитъ людей въ заблужденіе; когдажъ невѣжество душъ ихъ бываетъ разсѣяно силою разсудка, то мудрость ихъ паки просіяваетъ съ великолѣпіемъ солнца и являетъ Божество. Тѣ, чей разумъ въ немъ, чья душа въ немъ, чье упованіе въ немъ, и чье прибѣжище въ немъ, очищены бываютъ мудростію отъ всѣхъ своихъ преступленій и преселяются туда, откуда никогда уже вспять не обратятся.
Ученые видятъ Его равно, какъ въ почтенномъ Браманѣ, совершенномъ въ знаніи, такъ и въ волѣ и въ слонѣ, во псѣ и въ ядущемъ мясо песіе. Тѣ, чьи умы устремлены къ сему равенству, еще въ семъ мірѣ пріобрѣтаютъ вѣчность. Они возлагаютъ упованіе свое на Брама, Вѣчнаго, ибо онъ вездѣ одинаковъ и свободенъ отъ погрѣшности.
Человѣкъ, знающій Брама и уповающій на Брама, и котораго умъ твердъ и отъ буйства свободенъ, не будетъ радоваться въ щастіи, ни роптать въ нещастіи. Тотъ, чья душа не трогается впечатлѣніями внѣшнихъ ощущеній, получаетъ то, что составляетъ удовольствіе въ собственномъ его умѣ. Человѣкъ, котораго душа такимъ образомъ устремлена къ познанію Брама, наслаждается непрестаннымъ удовольствіемъ. Наслажденія, произходящія отъ ощущеній суть какъ-бы матки будущихъ страданій. Мудрый мужъ, познавшій начало и конецъ существъ, не веселится оными. Тотъ, кто можетъ сопротивляться насилію, производимому похотію и гнѣвомъ въ сей смертной жизни, занимается чѣмъ должно и щастливъ. Человѣкъ щастливый въ сердцѣ, спокойный въ умъ и во внутренности просвѣщенный, есть Йоге, или посвятившій себя Богу, и имущій Божественный духъ; онъ получаетъ невещественную натуру Брама, Всевышняго. Таковые Ришіи, очистившіеся отъ своихъ преступленій, свободившіеся отъ сомнѣнія, имущіе умы покоренные, и пріемлющіе участіе во благѣ всего рода человѣческаго, получаютъ безплотнаго Брама. Безплотный Брамъ уготованъ искони для свободныхъ отъ похоти и гнѣва, имущихъ смиренные умы и духи покоренные, и для познавшихъ собственныя свои души.
Человѣкъ, воспрещающій внѣшнимъ приключеніямъ входишь въ умъ его, устремляющій глаза свои между бровями своими въ созерцаніе, и выпускающій изъ себя и вбирающій въ себя дыханіе чрезъ ноздри, имѣющій способности, умъ и разумъ покоренныя, и прилагающій сердце свое къ спасенію, свободный отъ похоти, страха и гнѣва, навсегда получаетъ благословеніе въ сей жизни, и увѣрившись, что я есмь покровитель ревности въ религіи, Господь всѣхъ міровъ и Другъ всея натуры, получитъ меня и будетъ благословенъ.
Тотъ есть и Йоге и Саннйасе купно, кто исполняетъ, что ему дѣлать надлежитъ, не прилѣпляясь ко плоду онаго, а не тотъ, кто живетъ безъ жертвеннаго огня и безъ дѣйствія. Научись, о сынъ Панду! что называемое Саннйасъ, или оставленіемъ міра, есть тоже, что Йогъ, или упражненіе (практика) въ набожности. Тотъ не можетъ быть Йоге, кто въ дѣйствіяхъ своихъ не удалилъ всѣхъ намѣреній. Дѣла почитаются только средствами, которыми человѣкъ, желающій того, можетъ достичь набожности; покой же называется средствомъ для того, кто уже достигъ набожности. Когда все созерцающій Саннйасе не занимается чувственными предметами, ни дѣлами, тогда называется онъ достигшимъ набожности. Онъ долженъ возвышать себя самимъ собою, онъ не долженъ терпѣть, чтобъ душа его была угнѣтаема (унижаема). Самъ есть другъ самого себя, и равнымъ образомъ самъ есть собственный свой непріятель. Самъ есть другъ того, посредствомъ кого духъ покоренъ бываетъ духомъ; и самъ, подобно врагу, веселится враждою къ тому, кто души не имѣетъ. Душа спокойнаго покореннаго духа бываетъ одинакова въ жару и холодѣ, въ страданіи и удовольствіи, въ чести и поношеніи. Тотъ человѣкъ, котораго умъ исполненъ божественной мудрости и ученія, который стоитъ на зубцахъ стѣны и покорилъ страсти свои, почитается набожнымъ. Для Йоге золото, желѣзо и камни суть одно. Тотъ человѣкъ заслуживаетъ уваженіе, который какъ между товарищами и друзьями, такъ и посредѣ враговъ, хотя бы они вдалекѣ отъ него были, или близко мимо его ходили, который съ любящими его и съ ненавидящими, въ сообществѣ святыхъ и грѣшниковъ бываетъ одинаковъ,
Йоге въ уединеніи постоянно занимаетъ духъ свой упражненіемъ. Онъ затворникъ; умъ и духъ его покорены; онъ свободенъ отъ надежды и свободенъ отъ ощущенія. Онъ поставляетъ сѣдалище свое твердо на мѣстѣ неоскверненномъ, не слишкомъ высоко и не слишкомъ низко, и сидитъ на освященной травѣ, называемой Кусъ, покрытъ кожею и полотномъ. Тамъ онъ, занимающійся обузданіемъ страстей своихъ, упражняясь въ своей набожности для очищенія души, долженъ сидѣть устремивъ умъ свой на одинъ только предметъ, держа голову, шею и тѣло свое твердо и неподвижно, устремивъ глаза свои на конецъ своего носа, не оглядываясь ни на какое иное мѣсто. Спокойная душа избавленная отъ страха, хотящая устоять на пути послѣдователя Божія, должна обуздать умъ, и устремивъ его ко мнѣ, ввѣришься мнѣ единому. Йоге съ умомъ усмиреннымъ, содержащій душу свою постоянно въ такомъ упражненіи, получаетъ во мнѣ безплотное и высочайшее блаженство.
Сего божественнаго упражненія о Аржунъ! не можетъ достичь тотъ, кто ѣстъ болѣе, нежели потребно, или менѣе, нежели потребно; ни тотъ, кто имѣетъ привычку спать много, ни тотъ, кто совсѣмъ не спитъ. Упражненіе, которымъ мученіе разрушается, принадлежитъ тому, кто умѣренъ въ яденіи и въ отдохновеніи, чьи склонности умѣренны въ дѣйствіи, и кто умѣренъ во снѣ. Человѣкъ называется набожнымъ, когда умъ его пребываетъ въ такой стройности въ самомъ себѣ, и онъ избавленъ отъ всякой похоти и безпорядочныхъ вожделѣній. Йоге съ покореннымъ умомъ, занимающійся такимъ образомъ упражненіемъ въ набожности, можетъ сравненъ быть съ лампадою, стоящею въ такомъ мѣстѣ, куда вѣтръ не проходитъ, которая горитъ не колебаясь. Онъ веселится въ собственной душѣ своей, гдѣ умъ, служеніемъ набожности въ стройность приведенный, обитаетъ съ удовольствіемъ, и гдѣ съ помощію духа видитъ онъ душу. Онъ познаетъ безпредѣльное удовольствіе, гораздо достойнѣйшее разума, нежели удовольствіе отъ чувствъ происходящее. Прилѣпившись къ сему удовольствію умъ не уклоняется никогда отъ началъ его; получивъ оное, не почитаетъ онъ никакого инаго пріобрѣтенія толь великимъ, какъ сіе. Прилѣпленнаго къ оному и самое жесточайшее мученіе не трогаетъ. Сіе отдѣленіе отъ связи мученія можетъ преимущественно означено быть наимянованіемъ Йогъ, духовное соединеніе, или набожность. Человѣкъ, знающій собственную свою душу, можетъ достичь его рѣшимостію. Удаливши всякое вожделѣніе, отъ воображенія происходящее, и покоривши умомъ своимъ всякую склонность чувствъ, можетъ онъ по степенямъ дойти до спокойствія, и непоколебимою рѣшимостію утвердивъ умъ свой въ немъ самомъ, не долженъ уже помышлять ни о чемъ иномъ. Гдѣ бы ни скитался непостоянный умъ его, онъ долженъ его покорить, возвратить и заключить въ груди своей. Тотъ человѣкъ получаетъ высочайшее блаженство, чей умъ въ такомъ спокойствіи находится, чьи плотскія склонности и страсти такимъ образомъ покорены, кто такимъ образомъ бываетъ въ Богѣ и свободенъ отъ грѣха. Человѣкъ постоянно пребывающій въ такомъ упражненіи души и свободный отъ грѣха, наслаждается вѣчнымъ блаженствомъ, соединенъ будучи съ Брамомъ, Всевышнимъ. Тотъ человѣкъ, котораго умъ одаренъ сею набожностію и смотритъ на всѣ существа равно, видитъ высочайшую душу во всѣхъ существахъ и всѣ существа въ высочайшей душѣ. Кто видитъ меня во всѣхъ существахъ, и всѣ существа во мнѣ видитъ, того я не оставляю, и онъ не оставляетъ меня. Йоге, вѣрующій во единство и чтущій меня, во всѣхъ существахъ пребывающаго, обитаетъ во мнѣ во всѣхъ отношеніяхъ еще въ сей жизни. Тотъ человѣкъ, о Аржунъ! который по происходящему въ собственной его груди, по страданію ли или удовольствію, то же и въ другихъ усматриваетъ, почитается высочайшимъ Йоге.
По непостоянству нашей натуры я не понимаю, какъ можетъ твердо быть сіе ученіе о равенствъ, которое ты мнѣ преподалъ. Умъ нашъ, о Кришна! по натурѣ своей непостояненъ, мятеженъ, жестокъ и упрямъ. Я думаю, что его толь же трудно удержать, какъ и вѣтръ.
Умъ, о бодрый юноша! безъ сомнѣнія непостояненъ, и трудно удерживать его въ предѣлахъ; однако я думаю, что можно удержать его навыкомъ и умѣренностію. По мнѣнію моему, сіе божественное ученіе называемое Йогъ трудно пріобрѣсти тому, кто не покорилъ души своей; но тотъ возможетъ пріобрѣсти его, кто подвергнется труду овладѣть душею своею.
Куда, о Кришиа! преселится по смерти тотъ человѣкъ, который хотя имѣлъ вѣру, но не достигъ совершенства въ набожности, для того, что непокоренный умъ его уклонялся отъ ученія? Не преобратится ли въ ничто буй, который не устоялъ на пути Брама, и который чрезъ сіе, подобно разорванному облаку, какъ бы упалъ между добра и зла. Ты, о Кришна! можешь рѣшишь сіи сомнѣнія мои, и нѣтъ другаго человѣка, который бы способенъ былъ къ рѣшенію сихъ сомнѣній.
Онъ ни здѣсь, ни въ вышнемъ міръ не разрушится. Никакой человѣкъ, творившій добро, не преселяется въ злое мѣсто. Человѣкъ, котораго набожность прервана была смертію, наслаждается безчисленное множество лѣтъ награжденіями за добродѣтели свои въ вышнихъ странахъ, а напослѣдокъ раждается паки въ какомъ либо святомъ и почтенномъ семействъ, иногдажъ и въ домѣ какого либо ученаго Йоге. Но такое возрожденіе въ сей жизни всего труднѣе получить. Родившись паки такимъ образомъ, снабдѣнъ онъ бываетъ тою же степенію употребленія и высоты: разума, какой достигъ въ прежнемъ своемъ тѣлъ, и начинаетъ паки трудиться здѣсь въ достиженіи совершенства въ набожности. Человѣкъ,[29] со рвеніемъ желающій научиться сей набожности, сему духовному употребленію души, преступаетъ и самое слово Брама (дѣлаетъ лишнее: противъ повелѣнія Брама). Йоге, который, трудившись всею силою, очистился отъ преступленій своихъ и по многихъ рожденіяхъ содѣлался совершеннымъ, восходитъ наконецъ въ высочайшее жилище. Такой Йоге возвышенъ паче Тапасвіевъ, тѣхъ ревнителей, которые мучатъ себя исполненіемъ (дѣлъ) покаянія, почтеннѣе ученыхъ (искусныхъ) въ знаніи и выше прилѣпленныхъ ко нравственнымъ дѣламъ. Того ради, о Аржунъ! рѣшись содѣлаться Йоге. Между всѣми Йоге того почитаю я набожнѣйшимъ, кто вѣруетъ въ меня, и кто служитъ мнѣ душею обладаемою моимъ духомъ.
Внемли, о Аржунъ! какъ ты прилѣпивши умъ свой ко мнѣ, упражняясъ въ набожности и меня единаго поставляя своимъ прибѣжищемъ, вдругъ и безъ сомнѣнія меня познаетъ. Я наставлю тебя въ сей мудрости и знаніи, ничего отъ тебя не скрывая. Для научившагося онымъ нѣтъ въ сей жизни никакого инаго знанія, которое было бы достойно пріобрѣтенія.
Изъ десяти тысящъ смертныхъ немногіе стремятся къ совершенству; но немногіе стремящіеся къ оному и содѣлывающіеся совершенными знаютъ меня по натурѣ моей. Начало мое раздѣляется на восемь отдѣленій: землю, воду, огонь, воздухъ и Еѳиръ (Канъ); также умъ, разумъ и Атанхаръ (чувствованіе себя). Но знай, что сверьхъ того я имѣю иное начало, отличное отъ сего и высшее, которое есть жизненной натуры[30], и которымъ міръ сей держится. Знай, что сіи два[31] (начала} суть матка всея натуры. Я есмь сотвореніе и разрушеніе цѣлой вселенной. Нѣтъ существа болѣе меня, и всѣ существа висятъ на мнѣ, такъ, какъ драгоцѣнные камни на шнурѣ. Я есмь влажность въ водѣ, свѣтъ въ солнцѣ и лунѣ, призываніе въ Ведахъ, звукъ въ тверди, человѣческая натура въ родѣ человѣческомъ, благовоніе въ землѣ, великолѣпіе въ источникѣ свѣта; во всѣхъ существахъ я есмь жизнь, и ревность въ ревностныхъ. Знай, о Аржунъ! что я есмь вѣчное сѣмя всея натуры. Я есмь разумъ мудраго, слава гордаго, крѣпость крѣпкаго, свободенъ отъ похоти и гнѣва; а въ животныхъ есмь я вожделѣніе, нравственною приличностію въ правильность приводимое. Но знай, что нѣтъ меня въ тѣхъ натурахъ, которыя имѣютъ три качества, называемыя Сатва, Ража и Тама[32], хотя онѣ и отъ меня происходятъ; однако онъ находятся во мнѣ. Весь міръ сей, приведенный въ заблужденіе вліяніемъ сихъ трехъ качествъ, не вѣдаетъ, что я отличенъ отъ нихъ и не подверженъ ущербу. Трудно преодолѣть сію мою божественную и сверьхъестественную силу, имѣющую сіи начала и свойства. Приходящіе въ меня побѣждаютъ оное сверьхъестественное вліяніе. Развращенные, буи и подломыслящіе не приходятъ въ меня; ибо какъ разумъ ихъ сверьхъестественною силою приведенъ въ заблужденіе, то они уповаютъ на начала злыхъ духовъ.
Мнѣ, о Аржунъ! служатъ четыре рода добрыхъ людей: нещастные, ищущіе знанія, желающіе богатства[33] и мудрые. Но между всѣми сими людьми заслуживаетъ предпочтеніе мудрый человѣкъ, постоянно посвятившій себя служенію мнѣ и только одному служащій. Я весьма любезенъ мудрому человѣку, и онъ любезенъ мнѣ. Всѣ они суть возвышены; но я почитаю мудраго мужа, какъ бы самого себя, ибо набожный духъ его прилѣпленъ ко мнѣ, какъ послѣднему своему прибѣжищу. Мудрый человѣкъ приходитъ въ меня уже послѣ многихъ рожденій; ибо трудно найти возвышенный умъ, вѣрующій, что сынъ Васудева есть все. Тѣ, которыхъ разумъ развлеченъ былъ многоразличными исканіями, преселятся къ инымъ Деватамъ. Они прилѣпляются къ перемѣннымъ правиламъ поступокъ и управляются собственными своими началами[34]. Какого бы образа ни желалъ какой-либо молящійся для почитанія въ вѣрѣ; то я одинъ вдыхаю въ него сію твердую вѣру, которою будучи одаренъ, старается онъ сдѣлать сей образъ себѣ полезнымъ, и напослѣдокъ достигаетъ предмета своихъ желаній, какъ то мною опредѣлено. Но награда такимъ слѣпошствующимъ имѣетъ конецъ. Почитающіе Деватъ преселятся въ нихъ, а почитающіе меня одного преселятся въ меня. Невѣжды, не познавшіе высочайшей моей натуры, превышающей всѣ существа и не подверженной ущербу, мнятъ, что я, невидимый, существую въ видимомъ образъ, подъ которымъ они меня видятъ. Я не всѣмъ видимъ, ибо сокрытъ сверьхъестественною силою, во мнѣ находящеюся. Незнающій міръ не усматриваетъ того, что я не подверженъ ни рожденію, ни ущербу. Я, о Аржунъ! знаю всѣ существа бывшія, всѣ нынѣ находящіяся и всѣ впредь будущія; но между ими нѣтъ ни единаго, которое знало бы меня. Разсудокъ всѣхъ существъ въ рожденіи бываетъ очарованъ и приведенъ въ смятеніе коварными хитростями противныхъ чувствованій происходящихъ отъ любви и ненависти. Люди, ведущіе жизнь стройную, очистившіеся отъ грѣховъ своихъ, освободившіеся отъ очарованія, происходящаго отъ такихъ противоборствующихъ страстей, получаютъ меня. Возлагающіе упованіе свое меня и трудящіеся въ освобожденіи себя отъ разрушенія и смерти, познаютъ Брама, всю Адги-атму и всякую Карму. Набожныя души, знающія, что я Адги-ботъ, Адги-дива и Адги-йагна, познаютъ меня еще время разлученія своего съ тѣломъ.
Что есть Брамъ? Что есть Адги-атма? Что Карма? О первый изъ человѣковъ! Что называется Адги-ботъ? Что Адги-дива? Какъ и что есть Адги-Йагна здѣсь въ семъ тѣлѣ? Какъ могутъ люди съ покоренными умами познавать тебя въ часъ кончины своея?
Брамъ есть Всевышній и невредимый; Адги-атма {Адги-атма, и пр. — Отвѣтъ Кришны на вопросы Аржуновы имѣетъ въ себѣ нѣчто таинственное. Я постараюсь сдѣлать оный понятнѣе:
Адги-атма слово въ слово значитъ владычествующій духъ, подъ чѣмъ разумѣется Божественное естество.
Карма значитъ дѣйствіе, подъ чѣмъ надлежитъ разумѣть, творящее Божіе свойство.
Адги- ботъ зиачитъ: владычествующій надъ сотворенными существами; Божія разрушающая сила.
Адги-дива слово въ слово значитъ: превышающій судьбу, и объясняется словомъ Пурутъ, которое въ простонародномъ языкѣ значитъ только; человѣкъ; но въ сей книгѣ употребляется какъ Богословскій терминъ, означающій жизненную душу, или часть. всеообщаго духа Брама, обитающую въ тѣлѣ. Подъ словомъ Мага-Пурутъ разумѣется Божество, какъ первоначальный источникъ. Сіи Термины употреблены въ одной Метафизической книгѣ, называемой Патанжалъ, въ которой Богъ представленъ подъ образомъ Мага-Пуруша, великаго человѣка, или перваго прародителя, въ сообщеніи съ Пракрити, натурою, или первымъ началомъ, подъ эмблемою женщины, раждающей Міръ съ его Майею, или сверьхъестественною силою.} есть Свабабъ, или частный составъ, расположеніе, качество, или натура; Каржа есть то истеченіе, отъ котораго происходитъ родъ натуральныхъ существъ; Адги-ботъ есть разрушающая натура; Адги-Дива есть Пурушъ; Адги-Йатна-жъ, или верховный надзиратель надъ Богопочитаніемъ, есмь самъ я въ семъ тѣлѣ. При концѣ времяни, тотъ, кто оставляя смертный свой составъ, умираетъ помышляя только о мнѣ, безъ сомнѣнія преселяется въ меня; естьлижъ призоветъ онъ при концѣ жизни какую либо другую натуру, то оставивъ смертный свой видъ, преселится навсегда въ оную. И такъ во всякое время помышляй только о мнѣ единомъ и сражайся. Впери умъ и разумъ свой въ меня единаго, и безъ сомнѣнія преселишься въ меня. Человѣкъ стремящійся къ Божественному и высочайшему Существу, напрягая умъ свой къ упражненію въ набожности, преселяется въ него. Человѣкъ, который въ послѣдній часъ призоветъ Древняго пророка, перваго правителя, самаго тончайшаго атома, хранителя всѣхъ существъ, котораго лицо подобно солнцу, и который чуждъ тмы, — призоветъ его съ твердымъ умомъ, прилѣпленнымъ ко служенію ему, съ силою набожности и утвердивъ всю душу свою между бровей своихъ, преселится въ сіе Божественное Высочайшее Существо, называемое Парамъ-Пурушъ.
Теперь сообщу тебѣ вкратцѣ познаніе о томъ пути, который толкователи Ведъ называютъ необманчивымъ, на который вступаютъ люди съ покореннымъ умомъ и побѣжденными страстями, и на которомъ желающіе познанія ведутъ жизнь Брамачареевъ, или Божіихъ странниковъ. Кто затворивши всѣ врата своихъ способностей, заключитъ умъ свой въ груди и утвердитъ духъ свой въ головѣ, наблюдая твердо упражненіе въ набожности, повторяя въ молчаніи Омъ![35], таинственный знакъ Брама, называемаго по тому „Ехашаръ“ — тотъ, оставивъ смертный составъ свой съ призываніемъ меня, безъ сомнѣнія пойдетъ путемъ высочайшаго блаженства. Кто постоянно помышляетъ о мнѣ, и чей умъ не совращается иными предметами, таковому постоянно прилѣпившемуся къ набожности во всякое время легко будетъ найти меня; и такія возвышенныя души, достигшія симъ образомъ высочайшаго совершенства, прійдутъ въ меня и не родятся уже болѣе въ конечномъ обиталищѣ страданія и печали. Знай, о Аржунъ! что всѣ страны между здѣшнимъ жилищемъ и жилищемъ Брама служатъ только для преходящаго пребыванія; но кто находитъ меня, тотъ не возвращается уже къ смертному рожденію.
Познавшіе денъ и ночь, знаютъ, что день Брама равенъ тысячѣ обращеній Йуговъ[36], а ночь его еще тысячею болѣе. При наступленіи дня сего всѣ существа выходятъ изъ невидимости въ видимость; а съ приближеніемъ ночи всѣ онѣ разрѣшаясь (распускаясь) превращаются въ называемое невидимымъ. Самая вселенная, существовавши, паки разрушилась; а по томъ при наступленіи дня, по Божественной необходимости (по непремѣнному Божію опредѣленію) паки произошла. Неразрушившееся при разрушеніи всѣхъ прочихъ существъ, выше сея видимости, и натура онаго другая: оно невидимо и вѣчно. Называемый невидимымъ и невредимымъ есть тотъ же самый, кто называется высочайшимъ жилищемъ, котораго достигшіе люди не возвратятся уже болѣе на землю: тамъ мое обитаніе. Сіе Высочайшее Существо достигаемо тѣми, которые не служатъ инымъ богамъ. Въ немъ заключается вся натура; имъ распространены всѣ существа.
Теперь скажу тебѣ о времяни, въ которое набожный человѣкъ умерши, никогда уже не возвратится, и о томъ времяни, въ которое умерши, онъ еще возвратится на землю.
Святые мужи, которые, познавши Брама, разлучаются съ жизнію при огненномъ свѣтѣ дня, въ ясное время луны, въ продолженіи шести мѣсяцевъ сѣвернаго теченія солнца, преселяются въ него, но тѣ, которые умираютъ въ мрачную ночь темнаго времяни луны, и когда солнце бываетъ на южномъ пути теченія своего, восходятъ на нѣсколько времяни въ страны луны и паки возвращаются къ смертному рожденію. Сіи два, свѣтъ и тьма, почитаются вѣчными путями міра: идущій по первому пути не возвращается; а идущій по другому возвращается паки на землю. Йоге, познавшій сіи два пути дѣйствія, никогда не будетъ приведенъ въ замѣшательство. Того ради, о Аржунъ! занимайся во всякое время набожностію. Плодъ сего превосходитъ всѣ награжденія добродѣтели, означенныя въ Ведахъ за (различные) образы, Богослуженія, за умерщвленія и за самыя подаянія милосердія. Набожный Йоге, знающій все сіе, получитъ высочайшее и первое мѣсто.
Теперь открою тебѣ, не находящему погрѣшностей (не любящему хулить), сокровеннѣйшее таинство, сопровождаемое глубокимъ ученіемъ, которое узнавши, освободишься ты отъ нещастія. Оно есть Царственное искусство, Царственное таинство, высокое и неоскверненное; ясное для зрѣнія, исполненное силы, неисчерпаемое и удобное къ исполненію. Тѣ, которые измѣнили сей вѣрѣ, не обрѣтши меня, возвращаются паки въ сей міръ, жилище смерти.
Весь міръ сей распространенъ мною въ невидимомъ моемъ образъ. Всѣ существа зависятъ отъ меня, но я отъ нихъ не завишу; и всѣ существа отъ меня независимы[37]. Зри божественную связь мою. Творящій духъ мой содержитъ всѣ существа, но независимъ. Разумѣй, что всѣ существа покоятся во мнѣ, подобно, какъ могущественный воздухъ, который всюду проходитъ и вѣчно покоится въ еѳирномъ пространствѣ. Въ концѣ періода Калпъ[38] всѣ существа, о сынъ Кунту! возвращаются къ моему первоначальному источнику; въ началѣжъ другаго Калпа творю я всѣхъ ихъ паки. Я насаждаю себя въ собственную мою натуру, и творю паки и паки сіе собраніе существъ, цѣлое, изъ силы натуры, безъ силы[39]. Такія дѣла не ограничиваютъ меня; ибо я подобенъ сидящему вдали непріемлющему участія въ сихъ дѣлахъ. Чрезъ надзираніе мое Натура производитъ и движимое и недвижимое. О Архунъ! сей есть источникъ разрѣшенія вселенной[40].
Буи, не познавшіе высочайшей и божественной натуры моей, какъ обладателя всѣхъ существъ, презираютъ меня въ семъ человѣческомъ образъ, уповая на злое, діавольское и обманчивое начало въ нихъ. Надежда ихъ тщетна, тщетны старанія, тщетна мудрость, и они не имѣютъ разсудка. Напротивъ того люди высокаго ума, уповающіе на Божественныя ихъ свойства, познаютъ, что я превыше всѣхъ существъ и невредимъ, и служатъ мнѣ сердцемъ не совращаемымъ иными богами[41].
Люди ведущіе жизнь суровую и многотрудную приходятъ предъ меня смиренно и приклонившись къ землѣ, прославляя вѣчно имя мое, и они постоянно посвятили себя служенію моему; но другіе служатъ мнѣ, поклоняясь мнѣ, котораго лицо всюду обращенно, поклоненіемъ мудрости, совокупно, порознь, въ различныхъ образахъ. Я есмь жертвоприношеніе; я есмь богопочитаніе; я есмь ароматы; я есмь призываніе; я есмь обрядъ отправляемый для душъ предковъ; я есмь запасъ; я есмь огонь, и я есмь отецъ и мать сего міра, прародитель и хранитель. Я есмь единый святый достойный быть знаемъ; таинственная фигура Омъ! Рикъ, Самъ и Йажуръ Ведъ[42]; я есмь путь добра, укрѣпитель, творецъ, свидѣтель, мѣсто успокоенія, прибѣжище и другъ. Я есмь рожденіе и разрушеніе; мѣсто, гдѣ всѣ существа полагаются, и неизчерпаемое сѣмя всея натуры. Я есмь солнечное сіяніе и дождь; я и (къ себѣ) привлекаю и пускаю (отъ себя). Я есмь смерть и безсмертіе; я есмь сущность и несущность.
Послѣдователи трехъ Ведъ, піющіе сокъ Сома[43], очистившись отъ преступленій своихъ, приступаютъ ко мнѣ съ жертвоприношеніями и прошеніемъ небесъ. Они достигаютъ странъ Индры[44], Князя небесныхъ существъ, въ небѣ котораго наслаждаются въ пиршествахъ небесною пищею и Божественными удовольствіями; участвовавшимъ нѣсколько времяни въ семъ пространномъ небѣ, по мѣръ добродѣтелей своихъ, паки низпускаются въ сію смертную жизнь, жизнь, какъ скоро мѣра добродѣтелей ихъ исполнится. Такимъ образомъ тѣ, которые домогаясь, исполненія желаній своихъ, слѣдуютъ религіи, предписанной въ трехъ Ведахъ, получаютъ преходящую награду. Но я подъемлю на себя бремя набожности тѣхъ, которые постоянно посвятили себя служенію моему, которые ни о чемъ иномъ не помышляя служатъ мнѣ единому. И тѣ, которые съ твердою вѣрою служатъ инымъ Богамъ, тѣмъ самымъ противъ воли своей мнѣжъ поклоняются. Я участвую во всякомъ богопочитаніи и есмь награда за оное. Люди не познаютъ натуры моей и того ради паки упадаютъ съ небесъ. Чтущіе Девашъ преселяются въ Девашъ; почитатели Питріевъ, или праотцовъ преселяются въ Питріевъ; служители Ботовъ, или духовъ, преселяются въ Ботовъ; а чтущіе меня преселяются въ меня.
Я пріемлю и употребляю священныя приношенія смиренной души, приносящей мнѣ въ богослуженіи своемъ листвіе, цвѣты, плоды и воду. Что ты ни дѣлаешь, о Аржунъ! что ты ни ѣшь, что ни приносишь въ жертву, что ни подаешь, къ чему ты ни приступаешь съ ревностію, дѣлай все въ жертву мнѣ. Такимъ образомъ будешь ты освобожденъ отъ добрыхъ и злыхъ плодовъ и отъ узъ дѣлъ. Когда умъ твой прилѣпится къ упражненію Саннйасе[45], то прійдешъ ты въ меня. Я для всѣхъ одинаковъ. Нѣтъ ни единаго, кто бы заслуживалъ любовь мою, или ненависть. Кто служитъ мнѣ съ поклоненіемъ, въ тѣхъ я, и они во мнѣ. Сколь бы чьи либо пути ни были злы, но естьли онъ будетъ служить мнѣ единому, то онъ столь же достоинъ почтенія, какъ и праведный человѣкъ. Онъ занимается совершенно благимъ упражненіемъ, скоро получаетъ добродѣтельный духъ и пріобрѣтаетъ вѣчное блаженство. Воспомни, о сынъ Кунти! что мой служитель не погибаетъ. Самые тѣ, которые происходятъ изъ чрева грѣха, женщины[46] и поколѣнія Визіи и Содры, пойдутъ высочайшимъ путемъ, естьли ко мнѣ прибѣгнутъ: коль же паче святые мои служители, Браманы и Ражаршіи[47]! Взирай на сей міръ, какъ на мѣсто имѣющее конецъ и лишенное радости, и служи мнѣ. Будь согласенъ съ моимъ умомъ, будь моимъ служителемъ, моимъ почитателемъ, и преклоняйся предо мною. Присоедини, такъ сказать, душу твою ко мнѣ, поставляй меня своимъ прибѣжищемъ, и преселишься въ меня.
Внемли паки, о бодрый юноша! высочайшія слова мои, которыя хочу сказать тебѣ, находящему въ нихъ удовольствіе; ибо я пекусь о благѣ твоемъ.
Ни воинства Суровъ[48], ни Магаршіи[49], не вѣдуютъ рожденія моего; ибо я былъ прежде всѣхъ Деватъ и Магаршіевъ. Тотъ изъ смертныхъ, кто свободенъ будучи отъ буйства, вѣдаетъ, что я нерожденъ, что я былъ прежде всѣхъ существъ, и что я могущественный правитель вселенной, спасенъ будетъ при всѣхъ его преступленіяхъ. Разныя качества, принадлежащія къ натуральнымъ существамъ, какъ-то: разсудокъ, знаніе, правильное сужденіе, терпѣніе, истина, смиреніе, кротость, удовольствіе и страданіе, рожденіе и смерть, страхъ и бодрость, милосердіе, равенство, радость, щедрость, ревность, слава и безславіе, всѣ различнымъ образомъ отъ меня происходитъ. Тако во дни древніе рождены умомъ моимъ седмь Магаршіевъ и четыре Ману[50], имѣющіе мою натуру; отъ нихъ же происходятъ всѣ обитатели земли. Знающій сіе мое раздѣленіе и связь мою, по началамъ ихъ, безъ сомнѣнія имѣетъ неложную набожность. Я есмь творецъ всѣхъ существъ, и всѣ существа отъ меня происходятъ. Имѣющіе мудрость духовную вѣруютъ сему и чтутъ меня. Самыя сердца ихъ и умы суть во мнѣ. Они радуются между собою и веселятся говоря о имяни моемъ и наставляя одинъ другаго въ моемъ ученіи. Я съ удовольствіемъ вдыхаю въ занимающихся постоянно моимъ служеніемъ такое употребленіе разсудка, которымъ приходятъ они въ меня, и сожалѣя о нихъ, предстаю имъ въ моей натурѣ и разсѣваю тму невѣжества ихъ свѣтомъ свѣтильника мудрости.
Всѣ Ришіи[51], Деваршіи[52] и Пророкъ Нарадъ[53] называютъ тебя высочайшимъ Брамомъ, высочайшимъ жилищемъ, пресвятымъ, всевышнимъ Богомъ, вѣчнымъ Пурушемъ, Божественнымъ бытіемъ прежде всѣхъ иныхъ боговъ, нерожденнымъ, могущественнымъ Господомъ. Такъ говорятъ Асита, Девала, Вйасъ. И самъ ты то же мнѣ повѣдалъ; а я твердо вѣрю всему тому, что ты, о Кесава! мнѣ сказываешь. Ни Девы, ни Дану[54] о Господи! не познали явленія твоего. Ты одинъ, о первый изъ человѣковъ![55] вѣдаешь собственный духъ свой, ты, произведшій всю натуру, правитель всѣхъ существъ и Богъ боговъ и всеобщій владыка. Ты можешь сообщить мнѣ теперь познаніе о тѣхъ Божественныхъ частяхъ твоихъ, которыми ты обладаешь міромъ и живешь въ ономъ. Хотя и постоянно помышляю о тебѣ, но какъ могу познать тебя? Въ какихъ особенныхъ натурахъ можно тебя найти? Повѣдай мнѣ обстоятельно о связи твоей и твоемъ раздѣленіи; ибо я не насытился еще питіемъ жизненной воды словъ твоихъ.
Благословеніе да будетъ надъ тобою! Я сообщу тебѣ познаніе о главномъ изъ Божественныхъ раздѣленій моихъ; ибо все пространство естества моего безконечно.
Я есмь душа, находящаяся въ тѣлахъ всѣхъ существъ. Я есмь начало, средина и конецъ всѣхъ существъ. Между Адитйами[56] есмь я Вишну[57], и лучезарный Рави[58] между звѣздами. Я есмь Мареши[59] между Марутами[60], и Сасе[61] между Накшатрами[62]. Между Ведами я есмь Самъ[63], и я есмь Васава[64] между Девами. Между способностями я есмь умъ, а между животными разумъ. Я есмь Санкаръ[65] между Рудрами[66], и Виттеса[67] между Йахшами и Ракшами. Я есмь Павакъ[68] между Васу[69], и Меру[70] между высокими горами. Знай, что я между учителями начальникъ ихъ Вригаспати[71]; между воинами Сканда[72], а между водами Окіанъ. Я есмь Бригу[73] между Магаршіями, и Единосложное[74] между словами. Между Богослуженіями я есмь Йапъ[75], или Богослуженіе въ молчаніи; а между недвижными я есмь Гималай[76]. Между всѣми древами лѣсными я есмь Асватта[77], а между всѣми Деваршіями я есмь Нарадъ. Я есмь Читра-ратъ[78] между Гандарвами, и Муни Калиль между святыми. Знай, что между конями есмь я Учисрава, вышедшій съ Амритою изъ Окіана[79]. Между слонами есмь я Ираватъ, и Монархъ между человѣками. Между оружіями есмь я Важра, или стрѣла громовая; а между скотомъ телица Кама-дукъ[80]. Я есмь плодотворный (споспѣшествующій дѣторожденію) Кандарпъ, Богъ любви; а между зміями есмь я Васуки, главная между ими. Я есмь Ананта между Нагами[81], и Варунъ[82] между обитателями водъ. Я есмь Арйама между Питріями, и Йамъ[83] между всѣми управляющими. Между Дитйами (злыми духами) я есмь Прагладъ[84] и Каль (время) между счисленіями. Между звѣрями есмь я Царь звѣрей и Винатейа[85] въ родѣ пернатыхъ Между очистителями есмь я Паванъ, воздухъ, и Рамъ между носящими оружіе. Между рыбами есмь я Махаръ[86], а между рѣками Ганга, дочь Жану[87]. Я есмь начало, средина и конецъ существъ преходящихъ. Между всѣми знаніями я есмь познаніе управляющаго духа; а между всѣми образами разговора я есмь рѣчь. Между буквами я есмь самогласная а; между всѣмижъ сложными словами я есмь Двандва[88]. Еще есмь я время безъ недостатка; хранитель, котораго лицо всюду обращено. Я есмь всепохищающая смерть, и я есмь востаніе тѣхъ, которымъ предлежитъ существовать. Между словами женскаго рода я есмь слава, щастіе, краснорѣчіе, память, разумъ, мужество, терпѣніе; между гармоническими мѣрами я есмь Гакашре, а между Самами Вригатъ Самъ. Между мѣсяцами я есмь мѣсяцъ Марга-Серша[89], а между времянами года время Кусу-макара[90] (весна). Между хитростями я есмь игра, и я есмь слава всѣхъ славныхъ вещей. Я есмь побѣда, трудолюбіе, и я есмь сущность всѣхъ качествъ. Въ родѣ Вришне я есмь сынъ Васудева[91], а между Пандусами Аржунъ-Дананжай. Я есмь Вйасъ[92] между Муніями, а между Бардами[93] пророкъ Усана[94]. Между правителями я есмь жезлъ, а между ищущими завоеваній искусство правленія (полиція). Между тайнами я есмь молчаніе, а между мудрыми мудрость. Равнымъ образомъ, о Аржунъ! я есмь сѣмя всѣхъ существъ въ натурѣ, и нѣтъ ни единаго существа, ни одушевленнаго, ни неодушевленнаго, которое было бы безъ меня. Божественныя мои раздѣленія суть безконечны, и многія упомянутыя мною служатъ только для примѣра. Познай, о Аржунъ! что всякое существо достойное уваженія и преимущества есть произведеніе части славы моея. Но на что тебѣ, о Аржунъ! сія многоразличная мудрость? Я насадилъ всю сію вселенную одною частцею (себя), и остановился.
Сіе высочайшее таинство, ознаменованное имянемъ Адги-атмы, или управляющаго духа, которое ты по благости своей мнѣ сообщилъ, разсѣяло мое невѣденіе и замѣшательство. Я слышалъ отъ тебя полное объясненіе говоренія и разрушенія всѣхъ существъ и могущества неизчерпаемаго твоего духа. Ты какъ бы описалъ себя, о могущественный Владыка! Теперь, о превозвышенный изъ человѣковъ! я нетерпѣливо желаю узрѣть божественное лицо твое. И такъ покажи мнѣ безсмертный (совершенный) духъ твой, естьли ты думаешь, что я могу зрѣть его.
Зри, о Аржунъ! милліоны божественныхъ моихъ образовъ разнаго рода и различные виды и цвѣты. Зри Адитйевъ, и Васу, и Родръ, и Марутовъ, и близнецовъ Асвина и Кумара[95]. Зри чудеса, никогда доселѣ невиданныя. Зри въ семъ тѣлѣ моемъ цѣлый міръ, одушевленный и неодушевленный, и всѣ существа, естьли имѣетъ умъ для зрѣнія. Но какъ ты неспособенъ узрѣть то сими естественными твоими глазами, то я дамъ тебѣ око небесное, которымъ узришь божественную связь мою.
Могущественный составъ и Божественное существо Гари, сказавъ сіе, о Ража! явилъ Аржуну высочайшій и небесный образъ свой со многими устами и очами, во многихъ чудесныхъ видахъ, со многими небесными украшеніями, со многими подъятыми оружіями, украшенный небесными мантіями и вѣнками, умащенный небесною эссенціею, покрытый всякими дивными вещами; (явилъ) вѣчнаго Бога, котораго лицо всюду обращено. Великолѣпіе и поражающее сіяніе сего могущественнаго существа можетъ уподоблено быть солнцу, вдругъ на небеса возшедшему съ сіяніемъ въ тысячу кратъ большимъ обыкновеннаго. Сынъ Панду узрѣлъ тогда въ тѣлѣ Бога боговъ, стоящихъ вмѣстѣ, всю вселенную, раздѣленную на пространную ея различность, Онъ пораженъ былъ удивленіемъ, и всѣ волосы его поднялись. Онъ преклонился предъ Богомъ и сжавъ руки свои, говорилъ ему слѣдующее:
Я зрю, о Боже! въ груди твоей собранныхъ Девовъ и всѣ особенные роды существъ. Вижу Браму, Божество сидящее на лотосовомъ тронѣ своемъ; всѣхъ Ришіевъ и небесныхъ Урагъ[96]. Вижу самого тебя со всѣхъ сторонъ, въ безпредѣльномъ видѣ, со многими руками, чревами, устами и очами; но не могу открыть начала, средины и конца твоего, о всеобщій Господь! образъ (форма) вселенной! Вижу тебя увѣнчаннаго, вооруженнаго булавою и Шакрою[97], громаду великолѣпія, мещущую вокругъ себя блистающіе лучи. Вижу тебя неудобозримаго, сіяюща повсюду свѣтомъ неизмѣримымъ, подобно пылающему огню, или великолѣпному солнцу. Ты высочайшее существо невредимый, достойный быть познанъ! Ты первый держащій кругъ вселенной! Ты неизмѣняемый и вѣчный охранитель религіи! Ты былъ прежде начала всего, и я почитаю тебя Пурушемъ[98]. Я вижу тебя безъ начала, безъ средины и безъ конца имѣюща безпредѣльное мущество съ безчисленными оружіями; солнце и луна очи твои; уста твои огнь пламенѣющій, и весь міръ сіяетъ отблескомъ великолѣпія твоего! Ты одинъ занимаешь все пространство между небомъ и землею и всю окружность (каждую точку вокругъ). Три страны вселенной, видя чудеса страшнаго лица твоего, о духъ могущественный! ужасаются. Вижу толпы небесныя, иныя бѣгущія къ тебѣ, ища прибѣжища, иныяжъ со страхомъ и сжавъ руки воспѣвающія хвалу твою. Магаршіи, толпы святыя, чтутъ тебя и славятъ имя твое хвалами обожанія, Рудры, Адишіи, Васу, и всѣ существа, которыхъ міръ благими почитаетъ; Асеинъ и Кумаръ, Маруты и Ушмапы, Гандарвы и Йакши, купно со святыми поколѣніями Суровъ, всѣ стоятъ устремивъ на тебя взоры свои и равнымъ изумленіемъ пораженны. Міры, равно, какъ и я, устрашаются, зря чудесный исполинскій образъ твой со многими устами и очами, со многими руками, ногами и грудями, со многими чревами и съ рядами страшныхъ зубовъ. Видя тебя таковаго, досязающа до небесъ и сіяюща такимъ великолѣпіемъ, толь разноцвѣтна, съ широкоразверстыми устами и очами, прихожу въ смущеніе; рѣшимость моя, о Вишну! меня оставляетъ, и я не обрѣтаю покоя. Узрѣвъ страшные зубы твои и устремивъ взоръ на лицо твое, эмблему послѣдняго огня времяни, не вѣдаю, куда, мнѣ обратиться, не обрѣтаю спокойствія. Умилосердись, о Боже боговъ! о ты, вмѣстилище вселенной! Мнѣ кажется, что сыны Дритараштры. Со всѣми сими правителями земли, Бешмою, Дрономъ, сыномъ Сотовымъ, и весь строй нашего войска теперь стремительно ввергаются въ твои уста, отверзающія толь ужасные ряды зубовъ, нѣкоторыежъ кажутся увязшими въ зубахъ твоихъ раздавленными тѣлами своими. Подобно, какъ быстрые токи наводненной рѣки стремятся влиться въ предѣлы Окіана, такъ и сіи герои человѣческаго рода стремятся въ пламенѣющія уста твои. Подобно, какъ толпы насѣкомыхъ, умножая поспѣшность, ищутъ собственной своей погибели въ пылающемъ огнѣ, такъ и сіи люди съ кипящею яростію ищутъ собственнаго своего разрушенія. Ты вбираешь всѣхъ ихъ, даже до послѣдняго, въ пламенѣющія уста твои и совсѣмъ поглощаешь; весь же міръ исполненъ великолѣпія твоего, такъ, какъ страшные лучи твои, о Вишну! всюду сіяютъ. Почитаніе да воздается тебѣ, о превозвышенный! Удостой повѣдать мнѣ, кто есть сей страшнообразный Богъ? Нетерпѣливо желаю узнать источникъ твой, и не вѣдаю, что присутствіе твое здѣсь предзнаменуетъ.
Я есмь время, истребитель рода человѣческаго, приспѣвшее и пришедшее сюда похитишь вдругъ всѣхъ сихъ стоящихъ предъ нами. Кромѣ тебя[99] ни одинъ изъ всѣхъ сихъ воиновъ, поставленныхъ въ семъ многочисленномъ строю противъ насъ, не останется въ живыхъ. И такъ ободрись! ищи чести и славы, порази непріятеля и пріими уготованное для тебя царство! Они какъ бы истреблены уже мною. Будь ты одинъ непосредственнымъ дѣйствователемъ[100]. Не смущайся! порази Дрона, и Бешму, и Жайадрата, и Карну, и всѣхъ прочихъ бранныхъ героевъ, пораженныхъ уже мною. Сражайся, и ты побѣдишь противниковъ своихъ въ сраженіи.
Трепещущій Аржунъ, услышавъ слова сіи изъ устъ Кришны, воздалъ ему почитаніе, сжавъ руки свои, и говорилъ ему прерывающимся голосомъ и преклонившись съ трепетомъ предъ нимъ:
Отришкетесъ! вселенная радуется о славѣ твоей и исполнена ревности къ служенію тебѣ. Злые духи ужасаются тебя и бѣгутъ всюду. Святыяжъ поколѣнія въ обожаніи преклоняются предъ тобою. И какъ не преклоняться имъ, о могущественное существо! предъ тобою, который болѣе Брамы, который еси первый творецъ? вѣчный Богъ боговъ! вмѣстилище міра! ты существо невредимое, отличное отъ всѣхъ преходящихъ существъ. Ты былъ прежде всѣхъ боговъ, древній Пурушъ, и высочайшій подкрѣпитель вселенной! Ты знаешь всѣ существа и достоинъ быть познанъ, Ты высочайшее жилище, и тобою, о безконечный образъ! распространена вселенная. Ты Вайу, богъ вѣтра, Агни, богъ огня, Варунъ, богъ морей, Сасанка, луна, Пражалати, богъ народовъ, и Прапитамага, могущественный прародитель. Почитаніе да воздается тебѣ! почитаніе да воздается тебѣ тысячекратно! почитаніе паки и паки! почитаніе да воздается тебѣ! почитаніе да воздается тебѣ въ началѣ и въ концѣ! почитаніе да воздается тебѣ отвсюду! О ты, который еси все во всемъ! безконечна сила твоя и слава; ты всѣ существа въ себѣ заключаешь, и по тому ты еси всѣ существа. Почитая тебя другомъ моимъ, называлъ я тебя нагло Кришною, Йадавою, другомъ. Но ахъ! я не зналъ сего величества твоего, ибо я ослѣпленъ былъ моимъ пристрастіемъ и высокомѣріемъ. Даже иногда шутя оскорблялъ я тебя во время отдохновенія твоего, на ложѣ твоемъ, на сѣдалищѣ и за трапезою твоею, наединѣ и публично. Смиренно молю тебя, о существо непостижимое! прости меня въ томъ.
Ты отецъ всѣхъ существъ одушевленныхъ и неодушевленныхъ. Ты еси мудрый наставникъ вселенной, достойный обожанія. Нѣтъ подобнаго тебѣ, и можетъ ли во всѣхъ трехъ мірахъ быть кто либо превыше тебя? Преклоняюсь и простерши по землѣ тѣло мое, молю твое милосердіе, о Господи, достойный обожанія! да потерпишь мнѣ, какъ отецъ сыну, другъ другу, и любящій возлюбленному своему. Я получилъ удовольствіе, узрѣвъ вещи никогда прежде не виданныя; но ужасный страхъ овладѣлъ умомъ моимъ. И такъ умилосердись, Владыка небесъ! вмѣстилище вселенной! и покажи мнѣ небесный образъ твой! желаю узрѣть тебя съ діадимою на главѣ твоей, и въ рукахъ твоихъ съ булавою и Шакроію. О Боже тысычеручный! образъ вселенной! пріими четыреручный видъ твой[101].
О Аржунъ! съ удовольствіемъ показалъ я тебѣ божественною моею силою сей мой высочайшій образъ, вселенную во всемъ ея великолѣпіи, образъ безконечный и вѣчный, никогда и никѣмъ, кромѣ тебя, невиданный; ибо кромѣ тебя, о бодрый Куру! во всѣхъ трехъ мірахъ никто не можетъ достичь того, чтобъ видѣть меня въ такомъ образъ, ни Ведами, ни жертвоприношеніями, ни глубокимъ ученіемъ, ни щедрыми подаяніями, ни подвигами, ни самыми жесточайшими умерщвленіями плоти. Узрѣвъ образъ мой, толь страшный, не смущайся и не попусти способностямъ твоимъ прійти въ смятеніе. Оправившись отъ страха твоего и возстановивъ спокойствіе въ умъ своемъ, узри паки сей чудесный мой образъ.
Сынъ Васудева, сказавъ сіе Аржуну, воспріялъ естественный свой образъ, и явившись паки въ пріятнѣйшемъ видѣ своемъ, вдругъ прекратилъ ужасъ устрашеннаго Аржуна.
Узрѣвшу мнѣ кроткій твой человѣческій образъ, силы мои паки собрались, умъ освободился отъ смятенія, и я паки возвратился въ естественное мое состояніе.
Ты узрѣлъ сей чудесный мой видъ, толь неудобозримый, который и самые Девы всегда ревностно желаютъ видѣть. Но такъ, какъ ты меня видѣлъ, не можно видѣть меня ни пособіемъ Ведъ, ни умерщвленій, ни жертвоприношеній, ни щедрыхъ подаяній; но можно видѣть меня, познать въ истинѣ и достичь способами богопочитанія мнѣ единому воздаемаго; и тотъ преселяется въ меня, кто творитъ дѣла свои для меня, кто почитаетъ меня высочайшимъ, кто служитъ мнѣ единому, кто отвергъ всѣ послѣдствія (дѣлъ), и кто живетъ со всѣми людьми безъ ненависти.
Которые изъ служителей твоихъ, всегда занимающихся служеніемъ тебѣ, лучше знаютъ должность свою, тѣ ли, которые почитаютъ тебя такъ, каковъ ты теперь, или тѣ, которые служатъ тебѣ въ невидимой и невредимой твоей натурѣ?
Тѣ, которые устремивши ко мнѣ умы свои, служатъ мнѣ съ постоянною ревностію и твердую имѣютъ вѣру, почитаются лучшими богослужителями. Также и тѣ прійдутъ въ меня, которые радуясь о благѣ всея натуры, служатъ мнѣ въ невредимомъ, неизреченномъ и невидимомъ образѣ, вездѣсущему, невидимому, стоящему на высотѣ твердо и недвижимо, съ покоренными страстями и разумомъ, и во всемъ одинаковы. Тѣ, которыхъ умы прилѣпленны къ невидимой моей натурѣ, должны сражаться съ большими трудами; ибо тѣлеснымъ существамъ трудно найти невидимый путь. Чьи умы такъ ко мнѣ прилѣплены, что они предпочитая меня (всему), оставляютъ для меня всѣ дѣла, и свободны будучи отъ почитанія иныхъ боговъ, созерцаютъ меня и служатъ мнѣ единому; таковыхъ скоро извлекаю я изъ Окіана сея области смертности. И такъ устреми ко мнѣ сердце твое и проникни меня своимъ разумомъ, послѣ чего безъ сомнѣнія внидешь въ меня. Но естьли не возможешь вдругъ твердо устремить умъ свой ко мнѣ, то старайся обрѣсти меня посредствомъ постоянной практики. Естьли и послѣ сея практики не возможешь устремить умъ свой ко мнѣ, то послѣдуй мнѣ въ высочайшихъ дѣлахъ моихъ; творя дѣла для меня, получишь совершенство. Естьлижъ найдешь себя неспособнымъ къ таковымъ дѣламъ, то возложи упованіе на меня единаго, имѣй духъ смиренный и оставляй плоды всякаго дѣйствія. Знаніе лучше практики, размышленіе разнствуетъ отъ знанія, оставленіежъ плодовъ дѣйствія отъ размышленія, ибо будущее блаженство происходитъ отъ сего оставленія.
Тотъ служитель мой любезенъ мнѣ, который свободенъ отъ вражды, другъ всея натуры, милосердъ, свободенъ отъ гордости и самственности, одинаковъ въ страданіи и удовольствіи, терпѣливо сноситъ обиды, всѣмъ бываетъ доволенъ, постоянно набоженъ, покорилъ страсти свои, твердъ въ вознамѣреніяхъ, и котораго умъ и разумъ устремлены ко мнѣ единому. Также и тотъ любимъ мною, кого люди не страшатся, и кто людей не страшится, кто свободенъ отъ вліяній радости, нетерпѣливости, и не боится урону. Тотъ служитель мой любезенъ мнѣ, который безпеченъ, правдивъ и чистъ, безпристрастенъ, свободенъ отъ разсѣянности ума, и который оставилъ всякіе замыслы. И тотъ достоинъ любви моея, кто ничѣмъ не веселится и ни въ чемъ не находитъ погрѣшостей, кто ни на что не ропщетъ и ничего не желаетъ, и будучи служителемъ моимъ, пренебрегъ щастіе и нещастіе. Также и тотъ есть возлюбленный служитель мой, кто одинаковъ въ дружбѣ и ненависти, въ чести и поношеніи, въ холодѣ и жарѣ, въ страданіи и удовольствіи; кто не заботится объ окончаніи вещей, для кого похвала и хула суть одно, кто говоритъ мало и всѣмъ бываетъ доволенъ, что бы ему ни случилось; кто не имѣетъ особливаго собственнаго дома, и чей умъ твердъ. Ищущіе сея Амриты[102] религіи, такъ, какъ я сказалъ, и служащіе мнѣ вѣрно и предпочтительно всѣмъ другимъ (богамъ) сутъ также любезнѣйшіе мои друзья.
Теперь, о Кесу! я нетерпѣливо желаю наставленъ быть въ томъ, что есть Пракрити, кто Пурушъ; что разумѣется подъ словами Кшетра и Кшетра-Гна, и что подъ словами Гнанъ и Гнейа.
Знай, что слово Кшетра значитъ сіе тѣло, а познавшій оное называется Кшетра-Гна. Знай, то я есмь сей Кшетра-Гна во всякомъ смертномъ составѣ. Познаніе Кшетры и Кшетра-Гна почииаю я Гнаномъ или мудростію.
Теперь внемли, что есть сіе Кшетра, или тѣло, что ему подобно, какія суть различныя его части, отъ чего оно происходитъ, кто его знаетъ и какія суть его произведенія. Все сіе многократно воспѣваемо было Ришіями въ разныхъ мѣрахъ и въ стихахъ содержащихъ божественныя правила, заключающихъ въ себѣ доводы и доказательства.
Сіе Кшетра, или тѣло, составлено изъ пяти Магаботовъ (стихій), Аганхара (чувсгавованія себя), Були, (разума), Авйахтама (невидимаго духа) одиннатцати Индрійа (органовъ) и пяти Индрша-Гочаръ (способностей, или пяти чувствъ), съ Ичею и Двешею (любовію и ненавистію), Сукомъ и Дукомъ (удовольствіемъ и страданіемъ), Четаною, (чувствительностію) и Дрити (крѣпостію).
И такъ я сказалъ тебѣ, что есть Кшетра, или тѣло, и изъ какихъ частей оно составлено.
Гнанъ, или мудрость, есть свобода отъ почитанія себя, лицемѣрія и несправедливости, терпѣніе, прямодушіе, почтеніе къ учителямъ и наставникамъ, цѣломудріе, твердость, принужденіе себя, безпристрастіе къ чувственнымъ предметамъ, свобода отъ гордости и постоянное вниманіе[103] къ рожденію, смерти, ущербу, болѣзни, страданію и недостаткамъ; освобожденіе отъ привязанности и пристрастія[104] къ дѣтямъ, женѣ и дому; постоянное равнодушіе во всякихъ приключеніяхъ, желаемыхъ и нежелаемыхъ; постоянное и неизмѣняемое богопочитаніе, мнѣ единому воздаемое, богопочитаніе въ уединеніи, и непривязанность къ людскому сообществу; постоянное стараніе о познаніи высочайшаго духа[105], и разсматриваніе выгоды, происходящей отъ познанія Таттвы, или перваго начала.
Сіе означается имянемъ Гнана, или мудрости. Агнанъ, или невѣжество, есть противное сему.
Теперь скажу тебѣ, что есть Гнейа, или предметъ мудрости, уразумѣніемъ котораго получишь ты безсмертіе. Онъ есть неимѣющій начала и высочайшій, самъ Брамъ, котораго не можно назвать ни Сатъ, ни Асатъ[106]. Онъ весь руки и ноги; онъ весь лица, главы и очи, и весь ухо; онъ сидитъ въ срединѣ міра, занимая все пространство (пространное цѣлое). Не имѣя самъ никакого органа, онъ есть отбрасываемый свѣтъ всякой способности органовъ. Онъ содержитъ жить всѣ существа безъ привязанности къ нимъ, и безъ качества участвуетъ онъ во всякомъ качествѣ. Онъ есть внутренность и внѣшность, и онъ есть движимое и недвижимое всея натуры. По тонкости частей своихъ онъ непостижимъ. Онъ находится въ отдаленіи, и присутствуетъ. Онъ нераздѣленъ, и находится раздѣленъ во всѣхъ существахъ. Онъ есть правитель всѣхъ существъ. Онъ есть то, что и разрушаетъ, и производитъ. Онъ есть свѣтъ свѣтовъ, и онъ есть возвѣщенный свободнымъ отъ тмы. Онъ есть мудрость, предметъ мудрости и пріобрѣтаемое мудростію; и онъ владычествуетъ въ груди каждаго.
И такъ я описалъ купно, что есть Кшетра, или тѣло, что Гнанъ, или мудрость, и что есть Гнена, или предметъ мудрости. Служитель мой, понимающій меня такъ, получаетъ мою натуру.
Познай, что Пракрити и Пурушъ обое суть безначальны. Также знай, что разныя части, изъ которыхъ состоитъ вещество, и его качества сосущны (coexistent) Пракрити.
Пракрити есть начало, дѣйствующее въ дѣйствованіи посредствующей (инструментальной) причины дѣйствія.
Пурушьесъ-Гету, или начало, дѣйствующее въ чувствованіи страданія или удовольствія. Пурушъ вмѣщается въ Пракрити и участвуетъ въ качествахъ происходящихъ отъ Пракрити. Послѣдствія, происходящія отъ сихъ качествъ, суть причина дѣйствующая въ рожденіи Пуруша[107] и опредѣляющая, въ добромъ ли или зломъ тѣлѣ ему быть надлежитъ. Пурушъ есть высочайшее существо, называемое Магесваръ, великій Богъ, высочайшій духъ, который въ семъ тѣлъ есть надзиратель, правитель, покровитель, участникъ.
Понимающій, что Пурушъ и Пракрити, купно съ Гунами или качествами, суть таковы, какъ я ихъ описалъ, не подверженъ вторично смертному рожденію, какой 6ы образъ жизни онъ ни велъ.
Нѣкоторые люди размышляя усматриваютъ умомъ духъ въ самихъ себѣ; другіе сообразуясь ученію Санкгіи (умозрительнымъ ученіямъ) и ученію называемому Карма-Йогъ (практическимъ ученіямъ), иные жъ достигаютъ того, не сами познавши, но слышавши отъ другихъ. Но и самые тѣ, которые поступаютъ только по сказанію другихъ, переходятъ чрезъ пучину смерти.
Знай, о начальникъ рода Баратова! что всякое существо, производимое въ натуръ, какъ одушевленное, такъ и неодушевленное, производится соединеніемъ Кшетры и Кшетра-Гна, вещества и духа. кто видитъ Высочайшее Существо, разнообразное во всѣхъ существахъ, повреждающее, но само невредимое, и понимая, что Богъ во всѣхъ существахъ одинаковъ, не дѣлаетъ оскорбленія собственной душѣ своей, тотъ идетъ путемъ безсмертія. кто видитъ всѣ свои дѣйствія исполняемыя Пракрити, натурою, въ то же самое время познаетъ, что Атма, или душа, въ нихъ не дѣйствуетъ. Когда онъ видитъ всѣ различные виды въ натурѣ заключенные только въ единомъ и изъ онаго уже распространившіеся въ великой ихъ разности, то онъ понимаетъ Брама, высочайшее существо. Сей высочайшій духъ и невредимое существо, и будучи въ тѣлѣ, не дѣйствуетъ и не трогается, ибо естество его не имѣетъ начала и качества. Подобно, какъ вседвижущій Акасъ, или еѳиръ, по тонкости частей своихъ, всюду проходитъ, ничего въ себя не принимая, такъ и вездѣсущій духъ пребываетъ въ тѣлѣ, ничѣмъ не трогаясь. Какъ одно солнце весь міръ освѣщаетъ, такъ и духъ освѣщаетъ всякое тѣло. Усматривающіе окомъ мудрости такое различіе тѣла и духа, и познающіе, что будетъ наконецъ совершенное избавленіе отъ животной (скотской) натуры, преселяются ко Всевышнему,
Теперь открою тебѣ весьма высокое знаніе, высшее всѣхъ другихъ, научившись которому всѣ Муны дошли чрезъ оное до высочайшаго совершенства. Они прибѣгаютъ къ сей мудрости, и пріобрѣтши добродѣтель моей подобную, не смущаются въ день смятенія всѣхъ существъ, и при возобновленіи оныхъ паки же не раждаются.
Великій Брамъ есть моя матка: въ него полагаю плодъ мой, и изъ него производится вся натура. Великій Брамъ есть матака всѣхъ разныхъ образовъ (формъ), зачинаемыхъ въ каждой натуральной маткѣ; а я есмь отецъ, посѣвающій сѣмя.
Находятся три Гуна, или качества, происходящія отъ Пракрити, или натуры: Сатва, истина, Ража, страсть, и Тама тма; и каждое изъ нихъ заключаетъ невредимый духъ въ тѣлѣ. Сатва-Гунъ, по причинѣ чистоты своей, свѣтло и свободно отъ недостатковъ; оно вперяетъ въ душу пріятныя и удовольственныя послѣдствія и плодъ мудрости. Ража-Гунъ имѣетъ свойство страсти, происходящее отъ дѣйствій мірской жадности, и заключаетъ душу во узы послѣдствій, производимыхъ дѣйствіемъ. Тама-Гунъ есть порожденіе невѣжества, приводящее въ смятеніе всѣ способности ума; оно заключаетъ душу во узы сумасшествія, лѣности и празднолюбія. Сатва-Гунъ владычествуетъ въ благополучіи, Ража въ дѣйствіи, а Тама, овладѣвши душею, владычествуетъ въ сумасшествіи. Когда Тама и Ража бываютъ преодолѣны, тогда является Сатва; когда Ража и Сатва преодолѣны бываютъ, тогда является Тама; а когда преодолѣны бываютъ Тама и Сатва, тогда является Ража. Когда Гнанъ, или мудрость, видна бываетъ въ семъ тѣлѣ сквозь всѣ его отверстія (врата), тогда надлежитъ знать, что Сатва-Гунъ въ немъ владычествуетъ. Корыстолюбіе, трудолюбіе и предприниманіе дѣлъ, неумѣренность и безпорядочное желаніе производимы бываютъ владычествомъ Ража-Гуна. Признаки Тама-Гуна суть мрачность, лѣность, глупость и разсѣянность мыслей. Естьли тѣло разрушается во время владычества Сатва-Гуна, то душа восходитъ въ страны неоскверненныхъ существъ, познавшихъ Всевыщняго. Естьли тѣло застигается разрушеніемъ во время владычества Ража-Гуна, то душа раждается паки между людьми прилѣпленными ко плодамъ своихъ дѣйствій. равнымъ образомъ естьли тѣло разрушается во время владычества Тама-Гуна, то духъ паки зачинается въ маткахъ неразумныхъ существъ. Плодъ добрыхъ дѣлъ называется чистымъ и святымъ; плодъ Ража-Гуна есть мученіе; а плодъ Тама-Гуна невѣжество. Сатва производитъ мудрость, Ража корыстолюбіе, а Тама сумасшествіе, разсѣянность и невѣжество. Преданные Сатва-Гуну восходятъ на высоту; преданные Ражѣ остаются на срединѣ; а подлые послѣдователи Тама-Гуна внизъ упадаютъ.
Когда наблюдающій не познаетъ иныхъ дѣйствователей, кромѣ сихъ качествъ, и открываетъ, что есть существо высшее ихъ, то напослѣдокъ обрѣтаетъ онъ мою натуру; и когда душа вознесется выше сихъ трехъ качествъ, сосущныхъ тѣлу, то она освобождается отъ рожденія и смерти, отъ старости и страданія, и напивается воды безсмертія.
По какимъ признакамъ можно узнать, что человѣкъ вознесся выше сихъ трехъ качествъ? Какъ онъ поступаетъ? Какими способами преодолѣваетъ онъ ихъ?
Тотъ, о сынъ Панду! кто не пренебрегаетъ свѣта мудрости, вниманія къ мірскимъ вещамъ и разсѣянности мыслей, когда онѣ наступаютъ на него, и не желаетъ ихъ, когда онѣ изчезаютъ; кто подобно неучаствующему въ чемъ либо сидитъ недвижимъ тремя качествами; кто во время присутствія сихъ качествъ пребываетъ въ тишинѣ и не движется; кто зависитъ отъ себя и одинаковъ бываетъ въ удовольствіи и страданіи, и для кого желѣзо, камень и золото суть какъ бы одно; кто твердъ равно какъ въ любви, такъ и въ отвращеніи, и одинаковъ, когда его хвалятъ, или хулятъ; одинаковъ въ чести и поношеніи; одинаковъ въ разсужденіи друзей и враговъ, и кто пренебрегаетъ всѣ предпріятія, — тотъ превозвысился надъ вліяніемъ качествъ, и тотъ служитель мой, который служитъ мнѣ единому, съ должнымъ вниманіемъ, преодолѣвъ вліяніе качествъ, уготованъ поглощенъ быть въ Брамѣ, Всевышнемъ. Я есмь эмблема безсмертнаго и невредимаго, вѣчнаго, правосудія и безконечнаго блаженства.
Невредимое существо уподобляется древу Ассвата, котораго корень поднятъ вверьхъ, а вѣтви внизъ обращены, и котораго листвіе суть Веды. Знающій сіе позналъ Веды. Вѣтви его произрастающія изъ трехъ Гуносъ, или качествъ, которыхъ меньшіе отростки суть предметы чувственныхъ органовъ, распространяются и вверьхъ и внизъ. Корни простирающихся внизъ, въ области человѣческія, удерживаются дѣйствіемъ. Здѣсь не можно найти ни образа (формы) его, ни начала, ни конца, ни подобія. Когда человѣкъ срубитъ сію Ассеату, которой корень толь твердо укрѣпленъ, сильною сѣкирою безкорыстія, когда надлежитъ уже искать того мѣста, откуда находящіе оное уже не возвращаются; и я открываю того перваго Пуруша, отъ котораго производится древнее шествіе ряда всѣхъ существъ.
Свободные отъ гордости и невѣжества, превозмогшіе тѣ погрѣшности, которыя происходятъ отъ послѣдствій дѣйствія, чьи умы постоянно занимаются бдѣніемъ за безпорядочными пожеланіями и воздержаніемъ оныхъ, и освободившіеся отъ противныхъ причинъ, которыхъ послѣдствія приносятъ и удовольствіе и страданіе, не смущаются уже болѣе въ умахъ своихъ и восходятъ въ мѣсто вѣчно пребывающее. Ни солнце, ни луна, ни огонь, не освѣщаютъ того мѣста, откуда никто не возвращается, и которое есть высочайшее мое жилище.
Часть самого меня есть всеобщій духъ всѣхъ существъ въ семъ животномъ мірѣ. Она совокупляетъ пять органовъ и умъ, который есть шестой (органъ), дабы получить тѣло и дабы паки его оставишь; и Исваръ принявши ихъ подъ свое управленіе, сопровождаетъ ихъ изъ собственнаго своего жилища, какъ дыханіе вѣтра сопровождаетъ запахъ цвѣтка. Онъ управляетъ органами слуха, зрѣнія осязанія, вкуса и обонянія, купно умомъ, и устремляется къ ихъ приметамъ, Глупый не видитъ сего, сопровождаемъ будучи Гунами, или качествами, въ разлученіи съ тѣломъ, въ бытіи, или въ наслажденіи; но имѣющіе око мудрости усматриваютъ сіе. Употребляющіе прилѣжно умъ свой къ размышленію могутъ ощутить сіе всажденное въ груди ихъ; но имѣющіе умъ необразованный и слабое расужденіе, трудясь, того не находятъ.
Знай, что свѣтъ, произходящій отъ солнца и весь міръ освѣщающій также свѣтъ находящійся въ лунѣ и въ огнѣ, суть мои. Я проницаю все существа въ натурѣ и храню ихъ моими лучами. Я есмь луна, которой свойство есть сообщать вкусъ и пріятность, и питать травы и растенія полевыя. Я есмь огонь, находящійся въ тѣлахъ всѣхъ существъ, жизнь имущихъ, гдѣ я купно съ двумя духами, называемыми Пранъ и Опанъ[108], распускаю (развариваю) пищу, которую они ѣдятъ и которая есть четырехъ родовъ, что производится четырью способами[109]. Я проникаю въ сердца всѣхъ людей, и отъ меня происходитъ память, знаніе и лишеніе оныхъ. Меня можно познать посредствомъ всѣхъ Ведъ, или книгъ божественнаго знанія; я сочинилъ Ведантъ[110], и я знаю Веды.
Находятся два рода Пуруша въ Мірѣ: одинъ подверженный вреду, другой невредимый. Вреду подверженный Пурушъ есть тѣло всѣхъ существъ въ натурѣ; а невредимый называется Кутгаста, или стоящій на зубцахъ стѣны[111]. Находится и иной Пурушъ[112], высочайшій, Параматма, или высочайшая душа; обитающій въ трехъ странахъ міра, самый невредимый Исваръ. Я какъ превыше поврежденія, такъ же выше и невредимости; и по тому бъ семъ мірѣ и въ Ведахъ названъ я Пурушоштама. Человѣкъ имѣющій здравое разсужденіе и понимающій, что я есмь Пурушоштама, знаетъ всѣ существа и служитъ мнѣ во всякомъ началѣ.
И такъ, о Аржунъ! я сообщилъ тебѣ сію весьма таинственную Састру[113] и разумѣющій ея будетъ мудрымъ человѣкомъ и исполнителемъ всего того, что дѣлать должно.
Человѣкъ рожденный съ божественною судьбою снабдѣнъ бываетъ слѣдующими качествами: безстрашіемъ, чистотою сердца, постояннымъ вниманіемъ къ изощренію разума, милосердіемъ, воздержаніемъ себя, религіею, прилѣжаніемъ къ ученію, раскаяніемъ, прямодушіемъ, свободою отъ дѣланія обидъ, правдолюбіемъ, свободою отъ гнѣва, уступчивостію, умѣренностію, свободою отъ клеветы, всеобщимъ состраданіемъ, несклонностію ко кровопролитію, кротостію, скромностію, благоразуміемъ, достоинствомъ, терпѣливостію, мужествомъ, цѣломудріемъ, несклонностію ко мщенію и свободою отъ тщеславія. Напротивъ того вступающіе въ жизнь подъ вліяніемъ злой судьбы отличаются лицемѣріемъ, гордостію, высокомѣріемъ, гнѣвомъ, суровостію въ разговорѣ и невѣжествомъ. Божественная судьба опредѣляетъ душу къ Мокшу, или вѣчному поглощенію въ божественной натурѣ, а злая судьба къ смертному рожденію. Не страшись, о Аржунъ! ибо ты рожденъ подъ божественною судьбою. — И такъ находятся два рода судьбы, владычествующіе съ мірѣ. Свойство доброй судьбы уже достаточно объяснено. Внемли, каково свойство злой судьбы,
Рожденные подъ вліяніемъ злой судьбы не вѣдаютъ, что есть успѣвать въ добродѣтели и уклоняться отъ порока; и не можно найти въ нихъ чистоты, правдолюбія и нравственной практики. Они говорятъ, что міръ не имѣетъ ни начала, ни конца, ни Исвара; что всѣ существа зачинаются отъ соитія двухъ половъ, и что любовь есть единственная причина, Сіи погибшія души и люди слабаго разума, утвердившись въ сей мечтѣ, раждаются къ ужаснымъ и безчеловѣчнымъ дѣламъ для разрушенія міра, Они предаются плотскимъ вожделѣніямъ, которымъ трудно удовлетворить; они суть лицемѣры и преодолимы сумасшествіемъ и бѣшенствомъ. По глупости своей пріемлютъ они ложныя ученія и безпрерывно ведутъ жизнь нечистую. Они остаются при непонятныхъ своихъ мнѣніяхъ даже до дня разрушенія, и утверждаютъ въ умѣ своемъ, что удовлетвореніе чувственнымъ вожделѣніямъ есть высочайшее благо. Крѣпко связаны будучи сто узами надежды и совсѣмъ предавшись похоти и гнѣву, стараются несправедливостію копить богатство, для удовлетворенія безпорядочнымъ вожделѣніямъ своимъ. „Сіе пріобрѣтено сеголня мною. Сей предметъ моего сердца надлежитъ мнѣ получить. Сіе сокровище я уже имѣю; и то также надобно мнѣ имѣть. Немедлѣнно преодолѣю. Я Исваръ и наслаждаюсь; я совершенъ, я силенъ, я щастливъ; я богатъ и имѣю превосходство предъ другими; гдѣ найдется другой подобный мнѣ? Я буду раздавать дары на пиршествахъ, я буду веселиться.“ Такъ говорятъ сіи невѣжды, которыхъ умъ заблуждается. Приводимы будучи въ смятеніе разными помышленіями и предпріятіями, запутываются они въ сѣти глупости, и крѣпко прилѣплены будучи къ удовлетворенію своимъ похотямъ, наконецъ упадаютъ въ Нарахъ, или нечистоту. Будучи высокомѣрны, упрямы и всегда гоняясь за богатствомъ и гордостію, они служатъ Богу (только) имянемъ богопочитанія и лицемѣріемъ, а не сообразуясь божественному предписанію; и совсѣмъ предавшись гордости, силъ (своей), хвастовству, похоти и гнѣву, преодолѣваются они хулою и клеветою и ненавидятъ меня въ самихъ себѣ и въ другихъ. Того ради я свергаю сихъ бѣснующихся отверженныхъ злодѣевъ, сіи злыя существа, толико презирающія меня, на землю, въ матки (утробы) злыхъ духовъ и нечистыхъ звѣрей. Осуждены будучи переходить чрезъ матки Асуровъ отъ рожденія къ рожденію, и наконецъ не нашедши меня, низходятъ они въ преисподнія страны. Находятся три пути къ Нараху (или преисподнимъ странамъ): похоть, гнѣвъ, и сребролюбіе, губители души; и для того человѣкъ долженъ избѣгать ихъ; ибо освободившись отъ сихъ вратъ грѣха, происходящаго отъ вліянія Тама-Гуна, приближается онъ къ своему блаженству и наконецъ идетъ путемъ Всевышняго. Кто отвергнетъ предписанія Састры, послѣдуя предписаніямъ похотей своихъ, тотъ не достигнемъ ни совершенства, ни блаженства, ни странъ Всевышняго. И такъ, о Аржунъ! познавъ правила Састры, предписывающія, что должно и чего не должно дѣлать, надлежитъ тебѣ исполнять дѣла, назкаченныя Повелѣніями Састры.
Чѣмъ управляемы бываютъ тѣ люди, которые хотя и пренебрегаютъ предписанія Састры, но чтутъ Бога съ вѣрою? Сатвою ли, или Ражею, или Тама-Гуном?
Вѣра смертныхъ бываетъ трехъ родовъ и происходитъ отъ сложенія. Они называются по тремъ Гунамъ: Сатваке, Ражасе и Тамасе. Внемли, что они суть. Вѣра всякаго человѣка есть изображеніе производимой Сатва-Гуномъ. Смертный Пурушъ, образуемъ будучи вѣрою, какое имѣетъ свойство, такой и родъ вѣры получаетъ. Имѣющіе расположеніе присходящее отъ Сатва-Гуна чтутъ Девовъ, управляемые Ража-Гуномъ чтутъ Йакшъ и Ракшъ, а обладаемые Тама-Гуномъ чтутъ отчужденныхъ духовъ и поколѣніе Ботовъ. Люди, упражняющіеся въ жестокихъ умерщвленіяхъ плоти, не предписанныхъ Састрою, обладаемы лицемѣріемъ и гордостію, и преодолѣны похотію, страстію и тиранскою суровостію. Сіи безумцы мучатъ духъ находящійся въ тѣлѣ, и меня сущаго въ нихъ. Познай, въ чемъ состоитъ рѣшимость рожденныхъ подъ вліяніемъ злаго духа.
Находятся три рода пищи, любимые всѣми людьми. Богослуженіе, ревность[114] и милосердіе также раздѣляются каждое на три рода. Внемли, какъ они раздѣляются.
Люди преданные Сатва-Гуну любятъ такую пищу, которая умножаетъ продолженіе дней ихъ, силу и крѣпость, и сохраняетъ ихъ свободными отъ болѣзни, щастливыми и довольными. Она пріятна для вкуса, питательна, сытна и сродна тѣлу. Она не слишкомъ горька, не слиткомъ кисла, не слишкомъ солона, не слишкомъ горяча, не пряна, не вяжетъ и не производитъ воспаленій. Пища любимая преданными Ража-Гуну не приноситъ ничего, кромѣ страданія и бѣдности; а тѣмъ, въ которыхъ Тама-Гунъ владычествуетъ, пріятно то, что еще за день было приготовлено, не прилично ко времяни года, потеряло вкусъ свой и загнило; имъ пріятны остатки послѣ другихъ и всѣ нечистыя вещи.
Богослуженіе, управляемое божественными предписаніями, исполняемое безъ желанія награды, какъ необходимое, и съ умомъ внимательнымъ, происходитъ отъ Сатва-Гуна.
Богослуженіе, отправляемое съ намѣреніемъ получить отъ онаго плодъ и съ лицемѣріемъ, происходитъ отъ Тама-Гуна.
Богослуженіе, отправляемое безъ наблюденія предписаній законовъ, безъ раздаванія хлѣба, безъ употребительныхъ призываній, безъ подаяній Браманамъ при окончаніи, и безъ вѣры, происходитъ отъ Ража-Гуна.
Почтеніе къ Девамъ, Браманамъ, учителямъ и мужамъ ученымъ, цѣломудріе, прямодушіе, поклоненіе Божеству и свобода отъ несправедливости, называется тѣлесною ревностію,
Кротость, правдивость, ласковость и благосклонность въ разговорахъ, и вниманіе къ частнымъ упражненіямъ, называется словесною ревностію.
Довольствіе ума, кротость нрава, набожность, обузданіе страстей и чистота души, называются умственною ревностію.
Сія троякая ревность, согрѣваема будучи высочайшею вѣрою и соблюдаема людьми не желающими плодовъ дѣйствія, принадлежитъ къ Сатва-Гуну.
Ревность, оказываемая лицемѣріемъ для того, чтобъ быть почитаему святымъ, для снисканія чести и почтенія, почитается происходящею отъ Ража-Гуна; она непостоянна и невѣрна.
Ревность, соблюдаемая глупымъ съ мученіемъ себя, безъ изслѣдованія, или съ намѣреніемъ обидить другаго, происходитъ отъ Тама-Гуна.
Милосердіе изъявляемое безкорыстнымъ человѣкомъ въ подаяніи того, что подавать пристойно, въ надлежащее время и надлежащимъ предметамъ, происходитъ отъ Сатва-Гуна.
Подаяніе въ ожиданіи возвращенія, или для полученія плода дѣйствія и съ нехотѣніемъ, происходитъ отъ Ража-Гуна.
Подаяніе не въ надлежащемъ мѣстѣ, не въ надлежащее время и недостойнымъ предметамъ, при томъ же съ нечестіемъ и презрѣніемъ, приписывается Тама-Гуну.
Омъ! Татъ, Сатъ, суть три мистическіе знака, употребляемые для означенія Божества.
Имъ въ началѣ учреждены Браманы, Веды и религія; и по тому толкователи слова Божія совершаютъ свои обряды жертвоприношенія, милосердія и ревности, такъ, какъ оные закономъ уставлены, произнесши Омъ!
Желающіе безсмертія безъ всякой наклонности ко времянной наградѣ за ихъ дѣйствія, произнесши Татъ, совершаютъ обряды богослуженія и ревности и разныя дѣла милосердія.
Слово Сатъ употребляется для означенія качествъ истинныхъ и святыхъ качествъ. Также слово Сатъ означаетъ дѣла хвалы достойныя. Вниманіе въ богослуженіи, ревность и дѣла милосердія также называются Сатъ. Дѣла совершаемыя для Тата должны быть почитаемы Сатомъ.
Все совершаемое безъ вѣры, жертвоприношенія ли, дѣла ли милосердія, или умерщвленія плоти, называется Асатъ, и безполезно, какъ въ семъ мірѣ, такъ и въ высшемъ.
Я весьма желаю познать начала Саннйаса и Тйага, каждое особливо.
Барды думаютъ[115], что слово Саннйасъ значить оставленіе всѣхъ желаемыхъ дѣйствій; оставленіе жъ плодовъ всякаго дѣйствія называютъ они Тйагъ. Нѣкоторые Философы говорятъ, что дѣлъ еще болѣе надлежитъ убѣгать, нежели преступленій; другіежъ говорятъ, что дѣлъ богослуженія, умерщвленій и милосердія оставлять не должно. Внемлижъ моему предписанію о словѣ тйагъ.
Тйагъ, или оставленіе, есть троякаго свойства. Не должно оставлять дѣлъ богослуженія, умерщвленія и милосердія: полезно ихъ исполнять. Жертвоприношенія, милосердіе и умерщвленія суть очистители Философа. Я рѣшительно полагаю и утверждаю, что таковыя дѣла безъ сомнѣнія должно исполнять, оставляя ихъ послѣдствія и не помышляя о плодахъ ихъ. Уклоненіе отъ дѣлъ, которыя исполнять предписано, не прилично.
Оставленіе оныхъ по глупости и разсѣянности мыслей, происходитъ отъ вліянія Тама-Гуна.
Оставленіе какого либо дѣла по причинѣ трудности онаго и по боязни тѣлесной непріятности, происходитъ отъ Ража-Гуна; и не дѣлающій того, что онъ дѣлать обязанъ, не получитъ плода оставленія.
Естьли кто дѣлаетъ какое либо дѣло для того, что предписано и почитается за необходимость дѣлать оное, и оставляетъ послѣдствія и надежду награжденія, — сіе съ такимъ оставленіемъ признается происходящимъ отъ Сатва-Гуна.
Человѣкъ обладаемый Сатва-Гуномъ есть Тйасе, или оставляющій плоды дѣйствія. Онъ имѣетъ здравое разсужденіе и свободенъ отъ всякаго сомнѣнія. Онъ не ропщетъ въ нещастіи, и не торжествуетъ при добромъ успѣхѣ своихъ предпріятій.
Никакое тѣлесное существо не можетъ совершенно воздержаться отъ дѣлъ, Тотъ собственно называется Тйасе, кто оставляетъ плодъ дѣйствія,
Плодъ дѣйствія бываетъ троякой; желаемый; нежелаемый; и ни желаемый, ни нежелаемый. Неотвергающіе дѣлъ получаютъ совершенное освобожденіе, а не тѣ, которые уклоняются отъ дѣйствія и называются Саннйасе.
Познай, о Аржунъ! что для исполненія всякаго дѣла нужны пять дѣйствователей[116]. Какъ то подробнѣе объяснено въ Санкгйа к Ведант-Састрахъ: — вниманіе и надзираніе, дѣйствователь, орудія разныхъ родовъ, опредѣленные и многоразличные пріемы, и наконецъ покровительство Провидѣнія. Всякое дѣло, какое человѣкъ предпріемлетъ либо тѣломъ, либо языкомъ (словомъ), либо умомъ своимъ, законное или незаконное, требуетъ сихъ пяти дѣйствователей для исполненія. Ктожъ послѣ сего, по несовершенству разсужденія своего не видитъ никакихъ иныхъ дѣйствователей, кромѣ себя, тотъ зломыслятъ и совсѣмъ не видитъ. Кто не имѣетъ гордости въ своемъ расположеніи (нравъ), и чье разсужденіе безпристрастно, тотъ хотя бы весь міръ долженъ былъ разрушить, никого не убиваетъ и не связывается тѣмъ[117].
Въ управленіи какимъ либо дѣломъ бываютъ гари существа: Гнанъ, Гнейа и Паригната[118]. Исполненіе какого либо дѣла также бываетъ троякое: орудіе, дѣйствіе, дѣйствователь. Гнанъ, дѣйствіе и дѣйствователь различаются вліяніемъ трехъ Гуновъ. Внемли, какъ они по порядку трехъ Гуновъ распредѣляются.
Гнанъ, или мудрость, показывающая одно только начало, владычествующее во всей натурѣ, невредимое и безконечное во всѣхъ существахъ имущихъ конецъ, принадлежитъ къ Сатва-Гуну.
Та Гнанъ, или мудрость, по которой человѣкъ вѣритъ, что находятся разныя и многія начала, владычествующія въ естественномъ мірѣ сотворенныхъ существъ, принадлежитъ къ Ража-Гуну.
Подлая Гнанъ, или мудрость, прилѣпляющаяся къ одному особенному предмету, какъ бы къ цѣлому, безъ всякаго справедливаго побужденія, или намѣренія, и безъ начала, или выгоды, принадлежитъ къ Тама-Гуну.
Дѣйствіе, учрежденное божественнымъ предписаніемъ, исполняемое со свободою отъ помышленія о послѣдствіяхъ его и безъ страсти, или нехотѣнія, такимъ человѣкомъ, который не смотритъ на плодъ онаго, принадлежитъ къ Сатва-Гуну.
Дѣйствіе, исполняемое человѣкомъ преданнымъ удовлетворенію своимъ похотямъ, либо гордымъ и самственнымъ, производимое съ безпрестанными мученіями, принадлежитъ къ Ража-Гуну.
Дѣйствіе, предпріемлемое по невѣжеству и глупости и безъ предусмотренія вредныхъ и неправедныхъ онаго слѣдствій, принадлежитъ къ Тама-Гуну.
Дѣйствователь, не смотрящій на послѣдствія, свободный отъ гордости и надменности, имущій мужество и рѣшимость, и не заботящійся о томъ, успѣшно ли дѣло его, или нѣтъ, почитается обладаемымъ Сатва-Гуномъ.
Тотъ дѣйствователь обладаемъ Ража-Гуномъ, который есть рабъ страстей своихъ, желаетъ плода дѣйствія, сребролюбивъ, имѣетъ свирѣпый нравъ, нечистыя правила и рабъ радости и скорби.
Дѣйствователь невнимательный, нескромный, упрямый, притворный, злобный, нечувствительный, задумчивый и любящій все откладывать до другаго времяни, обладаемъ Тама-Гуномъ.
Внемли еще троякому раздѣленію разума и твердости по вліянію трехъ Гуновъ, которое теперь предлежитъ объяснить тебѣ внятно и ничего не скрывая.
Разумъ могущій опредѣлить, что страшно, и что нестрашно; что есть свобода, и что ограниченіе, принадлежитъ къ Сатва-Гуну.
Разумъ не понимающій, что есть подлинно справедливость и несправедливость; что пристойно, и что непристойно, принадлежитъ къ Ража-Гуну.
Разумъ, который объятъ будучи тмою, пріемлетъ несправедливость за справедливость и всѣ вещи противно подлинной ихъ цѣли и значенію, принадлежитъ къ Тама-Гуну.
Непоколебимая твердость, съ какою человѣкъ въ набожности обуздываетъ всякое дѣйствіе ума своего и органовъ, принадлежитъ къ Сатва-Гуну.
Корыстная твердость, съ какою человѣкъ, въ намѣреніи получить прибытокъ, постоянно исполняетъ должности званія своего, удовлетворяетъ похотямъ своимъ и старается пріобрѣтать богатство, принадлежитъ къ Ража-Гуну.
Упорная твердость, съ какою человѣкъ слабаго понятія не отстаетъ отъ лѣности, страха, скорби, задумчивости и сумасшествія, принадлежитъ къ Тама-Гуну.
Теперь внемли троякому раздѣленію удовольствія.
То удовольствіе, которымъ человѣкъ наслаждается отъ трудовъ своихъ, и въ которомъ обрѣтаетъ онъ конецъ своихъ мученій, которое въ началѣ подобно бываетъ яду, а наконецъ водѣ жизни, принадлежитъ къ Сатва-Гуну и происходитъ отъ согласія съ разумомъ.
То удовольствіе, которое происходитъ отъ сопряженія органовъ съ ихъ предметами, которое въ началѣ бываетъ толь сладостно, какъ вода жизни, а наконецъ подобно яду принадлежитъ къ Ража-Гуну.
Удовольствіе, въ началѣ и въ концѣ служащее къ приведенію души въ онѣменіе и происходящее отъ сонливости, празднолюбія и сумасшествія, принадлежитъ къ Тама-Гуну.
Ни въ небесахъ, ни на землѣ, ни между воинствами небесными, нѣтъ ни единаго существа, которое было бы свободно отъ вліянія сихъ трехъ Гуновъ, или качествъ, происходящихъ отъ первыхъ началъ натуры.
Частныя должности четырехъ поколѣній, Брамановъ[119], Кшешри[120], Висіи и Содры[121], также раздѣляются по качествамъ, находящимся въ ихъ составахъ.
Естественная должность Брамана есть миръ, воздержаніе, ревность, чистота, терпѣніе, прямодушіе, мудрость, ученость, Богословіе.
Естественныя должность Кшетри суть храбрость, слава, мужество, прямодушіе, не бѣгать съ поля, великодушіе и Княжескіе поступки.
Естественная должность Висіи есть обработывать землю, пасти скотъ, покупать и продавать.
Естественная должность Содры есть рабство.
Человѣкъ, довольствующійся особенною своею участію и должностію, достигаетъ совершенства. Внемли, какъ сіе совершенство пріобрѣтается.
Человѣкъ, жертвующій дѣлами своими тому существу, отъ котораго начала всѣхъ существъ происходятъ, и которымъ вся вселенная распространена, симъ способомъ получаетъ совершенство.
Должности собственнаго званія, хотя и не свободныя отъ погрѣшностей, гораздо предпочтительнѣе чужой должности, какъ бы хорошо она ни была исполняема. Человѣкъ, слѣдуя должностямъ, назначеннымъ ему рожденіемъ его, не дѣлаетъ несправедливости. Человѣкъ не долженъ оставлять званія своего при всѣхъ онаго недостаткахъ. Всякое предпріятіе обложено своими недостатками, подобно, какъ огонь дымомъ своимъ. Безкорыстный умъ и покоренный духъ, свободный во всемъ отъ безпорядочныхъ вожделѣній, посредствомъ отступленія и уклоненія, называемаго Саннйасъ получаетъ совершенство, не связанное съ дѣлами. Я научу тебя вкратцѣ, какимъ образомъ, достигши сего совершенства, получаетъ онъ Брама, и что есть основаніе мудрости.
Человѣкъ, имущій разумъ очищенный, усмирившій духъ свой рѣшимостію и отвергшій предметы органовъ, освободившійся отъ страсти и отвращенія, воздающій богопочитаніе съ различеніемъ, ядущій съ умѣренностію, и смиренный языкомъ, тѣломъ и умомъ, предпочитающій (всему) набожность размышленія и постоянно уповающій на безпристрастіе, освободившійся отъ хвастовства, тиранской жестокости, тщеславія, похоти, гнѣва и сребролюбія, непричастный самственности и во всемъ умѣренный, уготованъ быть Брамомъ. Такоежъ существо, какъ Брамъ, имѣетъ умъ всегда довольный, ничего не желаетъ и ни о чемъ не жалѣетъ. Онъ во всемъ бываетъ одинаковъ и получаетъ высочайшее мое пособіе, и съ божественною моею помощію основательно познаетъ, что я и каково пространство существованія моего; познавшижъ, кто я, наконецъ поглощается онъ въ божественную мою натуру.
Человѣкъ занимающійся всякими дѣлами, естьли возлагаетъ упованіе на меня единаго, по божественному благоволенію моему, получитъ вѣчное и нерушимое пребываніе въ моемъ жилищѣ.
Возложи сердцемъ своимъ всѣ дѣла твои на меня; предпочитай меня всѣмъ инымъ существамъ; будь зависимъ отъ употребленія твоего разума и помышляй постоянно о мнѣ; ибо исполняя сіе, споспѣшествованіемъ моимъ, преодолѣешь всѣ окружающія тебя неудобства. Но естьли по гордости не восхощешь внимать словамъ моимъ, безъ сомнѣнія погибнешь. Положившись на самого себя (на свое совершенство), можешь ты вообразить, что тебѣ не предлежитъ сражаться. Но такое вознамѣреніе обманчиво; ибо начала натуры твоей понудятъ тебя (къ тому). Опредѣленъ будучи должностями естественнаго званія, твоего къ дѣйствію, ты противъ воли своей по необходимости будешь дѣлать то, чего по невѣжеству желалъ избѣжать.
Исваръ обитаетъ въ груди всякаго смертнаго существа, размышляя сверьхъестественною силою своею о всѣхъ существахъ, восходящихъ на всеобщее колесо времяни. Прибѣгай къ нему во всѣхъ случаяхъ, о ты произшедшій отъ Барата! ибо его божественнымъ благоволеніемъ получишь высочайшее блаженство и вѣчное жилище.
И такъ я сообщилъ тебѣ знаніе, которое есть высочайшее таинство. Размысли о немъ прилѣжно умомъ твоимъ, а по томъ поступай, какъ за благо разсудишь.
Теперь внемли симъ высочайшимъ и таинственнѣйшимъ словамъ моимъ, которыя открою тебѣ, ибо ты весьма мнѣ любезенъ. Имѣй мой умъ, будь служителемъ моимъ, приноси жертву мнѣ единому, преклоняйся смиренно предо мною, и воистину прійдешь ко мнѣ; ибо ты мнѣ благопріятенъ и любезенъ. Оставь всякую другую религію, и прибѣгни ко мнѣ единому. Не скорби, ибо я избавлю тебя отъ всѣхъ преступленій.
Не открывай сего тому, кто не покорилъ тѣла набожностію, кто не служитель мой, кто не жаждетъ ученія, и тому, кто меня презираетъ.
Кто научитъ сему высочайшему таинству служителя моего, устремляя служеніе его ко мнѣ единому, тотъ безъ сомнѣнія прійдетъ ко мнѣ. Въ родѣ человѣческомъ нѣтъ ни единаго, кто бы сдѣлалъ мнѣ большее сего угожденіе, и на всей землѣ нѣтъ никого мнѣ любезнѣе.
Также кто будетъ читать сіи священныя бесѣды наши, тотъ можетъ искать меня набожностію мудрости. Сіе есть мое постановленіе.
Даже и тотъ, кто будетъ только слушать оныя безъ усомнѣнія и съ надлежащею вѣрою, возможетъ спастись и достичь странъ блаженства, уготованнаго для творящихъ добрыя дѣла.
Сказанное мною, о Аржунъ! слушалъ ли ты съ умомъ къ единой точкѣ устремленнымъ? Удалилъ ли отъ себя разсѣяніе мыслей, отъ невѣжества твоего происходившее?
Божественнымъ твоимъ споспѣшествованіемъ смущеніе ума моего прекратилось, и я паки обрѣлъ мой разумъ. Теперь утвердился я въ моихъ правилахъ и свободился отъ всѣхъ сомнѣній. Впредь буду я поступать сообразно словамъ твоимъ.
Такимъ образомъ слышалъ я удивительный и чудесный разговоръ между сыномъ Васудева и мужественнымъ сыномъ Панду. Благоволеніемъ Вйаса[122] былъ я способенъ слышать сіе высокое и дивное ученіе, откровенное устами самого Кришны, бога религіи. О могущественный Князь! повторяя паки и паки въ памяти моей сію святую и чудесную бесѣду Кришны съ Аржуномъ, не престаю радоваться паче и паче; и воспоминая пречудный образъ Гари[123], въ великое прихожу изумленіе, дивлюсь и радуюсь паки и паки. Гдѣ бы ни былъ Кришна, богъ благочестія, гдѣ бы ни былъ Аржунъ, могутественный стрѣлецъ (изъ лука), тамъ безъ сомнѣнія пребываютъ щастіе, богатство, побѣда и добродѣтельное житіе. Сему я твердо вѣрю!
Находится прекрасная и великолѣпная гора; имя ея Меру; превысокая громада пышности, отбрасывающая лучи солнечные отъ блестящей поверхности позлащенныхъ роговъ своихъ. Она облечена во злато, и есть священное мѣсто собранія Девовъ и Гандарвовъ. Она непостижима; грѣшному человѣку не возможно обойти вокругъ ея; страшные зміи ее охраняютъ. Множество небесныхъ врачебныхъ растѣній украшаютъ бока ея. Прободая небеса высокою своею вершиною, стоитъ сей великій холмъ, и для самаго ума человѣческаго невосходимый! Онъ украшенъ древами и пріятными потоками. Увеселительныя пѣсни разныхъ птицъ на немъ раздаются.
Суры и всѣ славныя воинства небесныя, возшедши на вершину величественной горы сей, драгоцѣнными камнями блестящей и навѣки возвышенной, возсѣли въ торжественномъ соборѣ и разсуждали объ открытіи Амуриты, или воды безсмертія. Совѣтующимъ между собою Сурамъ, Девъ Нарайанъ, таможъ бывшій, обратился къ Брамѣ и говорилъ; «Суры и Асуры да взволнуютъ Окіанъ соединенными силами, подобно, какъ млеко въ сосудѣ; всколебавши великія воды, обрѣтутъ они Амриту. Да соберутъ они всѣ врачебныя травы и всѣ драгоцѣнныя вещи, да восколеблютъ Окіанъ, и найдутъ Амриту.»
Находится еще другая великая гора, имянуемая Мандаръ. Каменистая вершина ея подобна облакамъ бъ высотѣ носящимся. Она облечена сѣтію сплетенною изъ вѣточекъ мѣлкой віющейся травки. На ней раздается гармоническое пѣніе разныхъ птицъ. Безчисленное множество дикихъ звѣрей дѣлаютъ окрестности ея неприступными; и она есть священное мѣсто Собранія Хиннаровъ, Девовъ и Апсаровъ. На одиннатцать тысячь Йожановъ стоитъ она выше земли, и на одиннатцать тысячь ниже ея поверхности.
Соединенныя толпы Девовъ, не возмогши сдвинуть гору сію, пришли предъ Вишну, сидѣвшаго съ Брамою, и говорили имъ слѣдующее: «употребите, о Владыки! высочайшую мудрость вашу къ тому, чтобъ сдвинуть гору Мандаръ. Способствуйте всѣмъ вашимъ могуществомъ благу нашему.»
Вишну и Брама сказали: «Да будетъ по желанію вашему!» и имущій лотосовое око, повелѣлъ явиться Царю зміевъ. Ананта возсталъ, наставленъ былъ Брамою въ семъ дѣлъ, и Нарайанъ повелѣлъ ему оное исполнить. По томъ Ананта силою своею поднялъ Царя горъ, купно со всѣми его лѣсами и обитателями оныхъ. Суры провождали его до Окіана, которому они сказали: «Мы хотимъ всколебать воды твои, дабы получишь Амриту.» Владыка водъ отвѣтствовалъ: «Дайте и мнѣ часть оной; вы знаете, что отъ верченія горы долженъ я претерпѣть жестокія безпокойства.» По томъ Суры и Асуры обратились къ Корма-Ражу, Царю черепахъ, находившемуся на берегу Окіана, и сказали ему: «Ты, Государь! можешь держать на себѣ сію гору.» Черепаха отвѣтствовала: «Да будетъ такъ!» и гора возложена была на хребетъ ея.
Когда гора возложена была на хребетъ черепахи, Индра началъ вертѣть ее вокругъ, подобно машинѣ. Гора Мандаръ служила мутовкою, а змій Васуки канатомъ. И такъ во дни древніе Девы, Асуры и Дану начали колебать воды Окіана, дабы найти Амриту.
Могущественные Асуры поставлены были у головы змія. Суры жъ всѣ собраны были вокругъ хвоста его. Ананта, владычествующій Девъ, стоялъ подлѣ Нарайана.
Тогда многократно оттягивали они голову змія въ сторону, и паки опускали; онъ же, тянуть будучи Сурами и Асурами взадъ и впередъ толь насильственно, испускалъ изъ зѣва своего непрерывную рѣку огня, дымъ и вѣтръ которыя поднявшись въ густыхъ облакахъ, наполненныхъ молніями, проливали дождь на силы небесныя, утомленныя уже трудами своими. Между тѣмъ отъ трясенія цвѣты сыпались съ вершины горы подобно частому дождю, и покрывали головы Суровъ и Асурсвъ. Въ то время ревъ Окіана, толь жестоко колеблемаго отъ верченія горы Мандаръ Сурами и Асурами, подобенъ былъ реву великаго облака. Тысячи разныхъ произведеній водъ раздроблены были горою и смѣшались съ соленою водою. Всѣ существа, бывшія во глубинѣ, и всѣ обитатели великой подземной бездны обращены были въ ничто. Отъ сильнаго движенія горы древа лѣсныя ударялись одно о другое и свергались съ самой ея вершины со всѣми птицами, на нихъ сидѣвшими. Толь сильнымъ ихъ треніемъ произведенъ былъ свирѣпый огонь, покрывшій всю гору дымомъ и пламянемъ, подобно какъ мрачнымъ синимъ облакомъ и яркими молніями. Левъ и вспять отступающій слонъ поглощены были пожирающимъ огнемъ; всѣ существа животныя и всѣ вещи сожжены были во всеобщемъ пожаръ.
Наконецъ ярящееся пламя, повсюду погибель метавшее, потушено было дождемъ рожденной въ облакахъ воды, излитымъ отъ безсмертнаго Индры. Тогдажъ рѣка разнородныхъ соковъ, вываренныхъ изъ разныхъ деревъ и травъ, пролилась въ соленую воду.
Изъ сей млеку подобной рѣки древесныхъ и травныхъ соковъ и примѣси растопленнаго золота Суры получили свое безсмертіе.
Воды Окіана, получивъ одинакое свойство съ сими соками, превратились въ млеко, а изъ сего млека вдругъ произошло нѣкоего рода масло. Силы небесныя паки пришли ко Брамѣ, подателю благъ, и говорили ему: "Всѣ Суры и Асуры, кромѣ Нарайана, утомились отъ труда своего; но Амрита еще не является: того ради колебаніе Окіана остановилось.,, Тогда Брама сказалъ Нарайану: "Снабди ихъ новою силою; ибо ты ихъ подкрѣпитель.,, Нарайанъ отвѣтствовалъ и сказалъ: «Я дамъ новую силу сотрудникамъ въ семъ дѣлѣ. Пусть вертятъ они Мандаръ вокругъ и держатъ крѣпко брега Окіана!»
Они, услышавъ слова Нарайана, возвратились къ дѣлу своему и съ великою силою начали бить масло Окіана. Тогда вдругъ вышли изъ мутимой глубины: вопервыхъ Луна съ пріятнымъ лицомъ, стюща десятью тысячами лучей кроткаго свѣта; за нею слѣдовала Сре, богиня щастія, сидѣвшая на бѣлой водяной лиліи; по томъ Сура-Деве, богиня вина, и бѣлый конь, называемый Учисрава. Послѣ того произведены были изъ густоты Ковстубъ, великолѣпный, блестящій драгоцѣнный камень, носимый Нарайаномъ на груди своей, Парижатъ, древо изобилія, и Сураби, телица, удовлетворяющая всякому сердечному желанію.
Луна, Сура-Деве, богиня Сре и конь, быстрый какъ мысль, во мгновеніе ока прошли мимо Девовъ, слѣдуя солнцу въ пути его.
Тогда выступилъ Девъ Данвантари, во образѣ человѣческомъ, держа въ рукѣ бѣлый сосудъ, наполненный безсмертнымъ сокомъ Амриты. Асуры, узрѣвъ явленіе сихъ чудесныхъ вещей, возвысили мятежные гласы свои, устремясь къ Амритѣ, и каждый изъ нихъ вопилъ громко: «Сіе по праву мое!»
Въ то же время вышелъ Ираватъ, сильный слонъ, принадлежавшій тогда богу грома, и какъ они продолжали колебать Окіанъ болѣе, нежели потребно было, то излился изъ него смертоносный ядъ, пожигающій подобно огню ярящемуся, и страшный дымъ его, во мгновеніе ока распространившись по всему міру, заразилъ три страны вселенной смертоноснымъ смрадомъ своимъ. Но наконецъ Сивъ, по слову Брамы, проглотилъ для спасенія рода человѣческаго зловредный ядъ, который остановился въ горлѣ сего владычествующаго Дева, имѣющаго образъ магической; и съ того времяни названъ онъ Нил-Кантъ, ибо горло его посинѣло.
Асуры, узрѣвъ сіе чудесное дѣло, впали въ отчаяніе, и Амрита и богиня Сре содѣлались источникомъ безконечной ненависти.
Тогда Нарайанъ, пріявъ свойство и лицо Могине Маги, силы очарованія, во образѣ женщины дивной красоты предсталъ предъ Асуровъ. Умы ихъ очарованы были ея присутствіемъ; лишившись разсудка, они схватили Амриту и отдали ей.
Тогда Асуры, облекшись въ драгоцѣнныя брони и схвативъ разныя свои оружія, всѣ купно устремились на Суровъ. Но какъ уже Нарайанъ, во образѣ женщины, получилъ Амриту, изъ рукъ ихъ предводителя, то воинства Суровъ пили жизненную воду, между тѣмъ, какъ возмущеніе и смятеніе Асуровъ продолжалось.
Утоляющимъ Сурамъ жажду безсмертія, случилось, что Асуръ Рагу, принявши образъ Сура, началъ пить вмѣстѣ съ ними. Вода дошла только еще до горла его, какъ солнце и луна, будучи въ дружествѣ съ Сурами, открыли сей обманъ; и въ то самое мгновеніе Нарайанъ піющу ему отсѣкъ голову блестящимъ своимъ оружіемъ Шакрою. Исполинская голова Асура, подобіе вершины горы, отдѣленная отъ тѣла остріемъ Шакры, воспрянула въ небеса съ ужаснымъ воплемъ, а тяжелый трупъ его упалъ, отъ чего мѣсто подъ нимъ разсѣлось и вся земля потряслася во основаніи со всѣми своими островами, каменными горами и лѣсами. Съ того времяни голова Рагу пребываетъ въ вѣчной враждѣ съ солнцемъ и луною, и даже до сего дня не престаетъ нападать на нихъ.
Тогда Нарайанъ, оставившій женской образъ, принятый имъ, началъ губить Асуровъ разными небесными оружіями, и съ того мгновенія началась страшная битва между Сурами и Асурами на соляномъ берегѣ Окіана. Пущено было множество острыхъ метательныхъ оружій, и тысячи пронзающихъ дротиковъ и сѣкиръ падали всюду. Асуры изрыгали кровь изъ ранъ, Шакрою наносимыхъ, и валились на землю, пронзенные мечами, копіями и острыми булавами. Сіяющія полированнымъ златомъ головы, отсѣкаемыя остріемъ Паттій падали безпрестанно, и на части разсѣченныя тѣла, валяющіяся въ крови своей, лежали подобно отломкамъ огромныхъ камней, блестящихъ драгоцѣнными камнями.и рудами. Милліоны вздоховъ и стенаній съ обѣихъ сторонъ раздавались, и солнце облилось кровію, когда они гремѣли своимъ оружіемъ и страшными орудіями погибели наносили раны одинъ другому.
Тогда сражались они булавами съ желѣзнымъ остріемъ; сцѣпившись же, бились кулаками, и стонъ сраженія до небесъ возносился. Они кричали: «гони! бей! повергай на землю!» такъ, что ужасный и мятежный шумъ повсюду былъ слышанъ.
Посреди сего страшнаго мятежа и бури сраженія, Наръ и Нарайанъ купно выступили на поле. Нарайанъ узрѣвъ небесный лукъ въ рукѣ Нара, воспомнилъ о своей Шакрѣ, губительницѣ Асуровъ. вѣрное оружіе, имянуемое Сударсанъ, готовое по призыву мыслей, слетѣло съ небесъ прямымъ и блестящимъ стремленіемъ, прекрасно, но страшно для зрѣнія. Достигши земли, горѣло оно, подобно огню жертвенному, и вокругъ ужасъ распространяло. Нарайанъ десницею своею, подобною слоновому тѣлу, бросилъ тяжелый кругъ сей, быстраго губителя и славнаго разрушителя градовъ вражескихъ. Ярясь, какъ послѣдній всеразрушающій огнь, стремился онъ вспрыгивая съ губительною силою, поражая въ быстромъ полетѣ своемъ тысячи Асуровъ, пожигая и крутя, подобно лижущему пламени, и посѣкалъ все ему воспротивлявшееся. Возлетелъ до небесъ, и паки упалъ на поле, подобно Писачу, пиршествовать въ крови.
Тогда неустрашимые Асуры съ усугубленною силою устремились подавить Суровъ стремнинами и горами, которыя кинуты будучи въ превеликомъ множествъ къ небесамъ, являлись подобны разсѣяннымъ облакамъ и упадали со всѣми своими древами въ милліонахъ ужасныхъ быстрыхъ рѣкъ, ударяясь сильно одна о другую съ великимъ стукомъ. Ихъ паденіемъ земля со всѣми своими полями и лѣсами сдвигнута была съ основанія своего. Онѣ гремѣли яростно ударяясь одна о другую, катились по полямъ, и истощали силу свою во взаимномъ сраженіи.
Тогда Наръ, видя Суровъ страхомъ преодолѣнныхъ, наполнилъ путь небесный дождями стрѣлъ со златымъ остріемъ, и сими стрѣлами, не падавшими туне, раздробилъ вершины горъ. Асуры, узрѣвъ себя паки тяжко поражаемыхъ Сурами, стремительно обратились въ бѣгство: нѣкоторые стремглавъ поверглись въ соленыя воды Окіана; другіежъ сокрылись во внутренность земли.
Ярость славной Шахры Сударсана, горѣвшая нѣсколько времяни, подобно огню масломъ питаемому, потушилась; и она возвратилась на небеса, откуда сошла, Суры, одержавъ побѣду, привлекли обратно гору Жандаръ на прежніе мѣсто ея съ великимъ почтеніемъ. Воды также возвратились въ предѣлы свои, напол нивъ твердь и небеса ужаснымъ ревомъ.
Суры брегутъ Амриту съ великимъ попеченіемъ и радуются неизреченно о своемъ успѣхѣ. Индра со всѣми своими небесными силами поручилъ воду жизни Нарайану, хранить ее для ихъ употребленія.
- ↑ Старый Полководецъ — Бешма, братъ Вичитравіи, дѣдъ Курусовъ и Пандусовъ.
- ↑ Раковина. — Concha, или улитка.
- ↑ Кришна. — Воплощеніе Божества.
- ↑ Аржунъ. — третій сынъ Панду и любимецъ Кришны.
- ↑ Гандевъ, лукъ мой, — подаренный Баруномъ, Богомъ Окіана.
- ↑ Адъ. — Въ оригиналѣ: Наркъ преисподнія страны, находящіяся, по мнѣнію, Индіянъ, на днѣ земли, въ которыхъ имѣвшіе менѣе добродѣтелей, нежели пороковъ, осуждены жить нѣсколько времяни по мѣрѣ ихъ преступленій; а по томъ выходятъ они оттуда, дабы обитать въ тѣлахъ нечистыхъ звѣрей.
- ↑ Праотцы, и пр. — Индійцамъ повелѣно но въ Ведахъ приносить духамъ предковъ своихъ, до третьяго колѣна, пироги, называемыя Пинда. Сей обрядъ совершается въ день каждаго новолунія. Равнымъ образомъ предписано ежедневно возливать. воду, и сей обрядъ называется Тарпанъ, т. е. удовлетворять, умилостивлять. Думаютъ, что души такихъ людей, которые оставили послѣ себя дѣтей для продолженія ихъ рода, нелосредственно по разлученіи съ тѣлами переносятся въ нѣкоторую страну, называемую Питри-Логъ, гдѣ они могутъ жить по мѣрѣ прежнихъ своихъ добродѣтелей, естьли помянутые обряды не будутъ пренебрежены; въ противномъ же случаѣ свергаются они въ Наркъ и бываютъ осуждены къ возрожденію въ тѣлахъ нечистыхъ звѣрей и къ перехожденію чрезъ нѣсколько такихъ возрожденій, пока всѣ грѣхи ихъ истребятся и они достигнутъ степени совершенства, называемой Мукши (вѣчное спасеніе), подъ чѣмъ разумѣется освобожденіе отъ будущихъ перехожденій и поглощеніе въ натурѣ верховнаго Божества, имянуемаго Брамою. Сіи обряды, называемые Срадъ, не неизвѣстны были Грекамь и Римлянамъ, и нынѣ еще исполняются послѣдователями Магометовыми.
- ↑ Противно должности, — должности воина.
- ↑ Предписанія должности, — должности воина, противоположныя предписаніямъ общихъ нравственныхъ должностей.
- ↑ Мужей мудрыхъ, — Пандитовъ, или толкователей закона, либо въ пространнѣйшемъ смыслѣ тѣхъ, которые посредствомъ размышленія достигли степени совершенства, называемой Гнанъ, или вдохновенной мудрости.
- ↑ Предѣлы дѣйствія. — Индійцы думаютъ, что всякое дѣйствіе тѣла, какъ доброе, такъ и злое, ограничиваетъ душу смертнымъ рожденіемъ, и что вѣчное спасеніе, которое они называютъ Мукти, можетъ пріобрѣтено быть единственно только посредствомъ совершеннаго пренебреженія всѣхъ подлунныхъ вещей, или, что то же самое, согласно съ ученіемъ Кришны, посредствомъ удаленія всякой надежды награжденія за свои дѣла. Они говорятъ, что такое награжденіе можетъ состоять только въ краткомъ наслажденіи нѣкоторымъ мѣстомъ въ небесахъ, которое они называютъ Сваргъ; ибо человѣкъ единственно дѣлами своими не можетъ достичь совершенства, подверженъ будучи смѣшенію добра и зла, всаженному въ составъ его.
- ↑ Предметы Ведъ суть троякаго свойства. — Толкователи не согласны въ подлинномъ значеніи сихъ словъ. Но какъ Веды учатъ тремъ различнымъ системамъ религіи, то вѣроятно, что оныя касаются до сего обстоятельства.
- ↑ Йогъ — Въ языкѣ Санскритъ нѣтъ другова слова, которое можно бы было толковать столь многоразлично, какъ сіе. Первое его значеніе есть: связаніе или соединеніе. Также означается имъ напряженіе (application) тѣла, или ума. Но въ сей книгѣ употребляется оно вообще какъ богословской терминъ, и означаетъ напряженіе души въ духовныхъ дѣлахъ и отправленіе богослужительныхъ обрядовъ. Слово Йоге, набожный человѣкъ, есть одно изъ производныхъ отъ онаго словъ. Естьли подъ словомъ набожность будутъ разумѣть исполненіе должностей религіи и созерцаніе Божества, то оно вообще будетъ служить къ выраженію смысла оригинала, а слово набожный будетъ служить къ выраженію производныхъ отъ помянутаго термина словъ.
- ↑ Мудрости. — Вездѣ, гдѣ употребляется въ семъ переводѣ слово мудрость, надлежитъ разумѣть вдохновенную мудрость, или познаніе божественнаго естества. Въ оригиналѣ означается сіе словомъ Гнанъ, или какъ оно пишется, Йнанъ.
- ↑ Буйство. — Въ оригиналѣ Мога, что значитъ смятеніе способностей, произходящее отъ послѣдованія качествамъ началъ организованной матеріи.
- ↑ Исполненіе дѣлъ. Отправленіе обрядовъ религіи и исполненіе нравственныхъ должностей, называемое Карма-Йогъ.
- ↑ Брама. — Божество въ свойствѣ Творца.
- ↑ Не имѣетъ случая. — Не имѣетъ случая наблюдать части религіи состоящія въ обрядахъ.
- ↑ Достигли совершенства, — той степени совершенства, которая необходимо нужна для спасенія.
- ↑ Вожделѣнія, — воли, управляющей органами, сердцемъ и разумомъ.
- ↑ Рѣшеніе. — Въ семъ мѣстѣ рѣшеніе значитъ силу различать истину какого-либо положенія: разумъ.
- ↑ Онъ. — Душа, или всеобщій духъ: жизненная душа почитается частію онаго.
- ↑ Служатъ Деватамъ. — Слово Девата имѣетъ одинакое значеніе со словомъ Девъ, или какъ оно иногда произносится, Дебъ. Деватами называются Ангелы, или подчиненныя небесныя существа, всѣ свойства Божіи, и всякія существа небесныя и земныя представляемыя въ лицахъ воображеніемъ стихотворцовъ.
- ↑ И гдѣжъ, о Аржунъ! другой? — Можетъ быть сіе мѣсто лучше бы выражено было слѣдующимъ образомъ: «Пренебрегающій житейскія должности не для сего міра, а еще менѣе для того, который выше онаго.,, Но другой переводъ по словамъ точнѣе и ближе къ оригиналу.
- ↑ Во мнѣ, — въ Божествѣ, которое есть всеобщій духъ.
- ↑ Не имѣютъ силы ограничить. — Не имѣютъ силы ограничить душу смертнымъ рожденіемъ.
- ↑ Въ девятивратномъ градѣ своего пребыванія, — въ тѣлѣ, снабденномъ девятью орудіями дѣйствія способностей, какъ-то: глазами, носомъ, устами и пр.
- ↑ Ни силъ, ни дѣлъ человѣческихъ. — Для уразумѣнія сего и многихъ сему подобныхъ мѣстъ потребно знать, что Индійцы почитаютъ всѣ наши дѣйствія, какъ добрыя, такъ и злыя, происходящими отъ качествъ свойственныхъ началамъ нашихъ сложеній.
- ↑ Человѣкъ, и пр. — т. е. сіе рвеніе содѣлаться набожнымъ человѣкомъ одинаково съ изученіемъ Ведъ.
- ↑ Жизненной натуры. — Жизненная душа.
- ↑ Знай, что сіи два. Матерія и духъ.
- ↑ Сатва, Ража, Тама, — Истина, страсть, тьма; или какъ сіи слова иногда, употребляются; бѣлое, красное и черное.
- ↑ Желающіе богатства, — просящіе земныхъ даровъ.
- ↑ Собственными своими началами. — Помянутыми тремя управляющими качествами.
- ↑ Омъ! — Сію таинственную эмблему запрещено произносить иначе, какъ только въ молчаніи. Сей слогъ составленъ изъ буквъ а, у, которыя въ письмѣ соединяются и составляютъ о, и изъ согласной м, которая произносится чрезъ носъ. Первая буква служитъ для означенія Творца, вторая Хранителя, а третія Разрушителя.
- ↑ Тысячъ обращеній Йуговъ. — Сіе составляетъ 4320,000,000 лѣтъ. Одинъ искусный Математикъ, находящійся нынѣ въ Индіи, думаетъ, что сіи Йуги суть не иное что, какъ Астрономическіе періоды, составленные возвращеніемъ нѣкоторыхъ цикловъ, изъ коихъ два суть. предшествія равноденствій и луны. Значеніе слова Йугъ, соединеніе или приставленіе, подаетъ причину почитать сіе мнѣніе основательнымъ.
- ↑ И всѣ существа отъ меня независимы. — Сія двусмысленность объясняется послѣдующимъ сравненіемъ воздуха въ еѳирѣ.
- ↑ Калпъ, то же, что и день Брамы, или тысяча обращеніи Йуговъ. Самое слово значитъ образованіе.
- ↑ Цѣлое изъ силы натуры, безъ силы. — Сіе мѣсто согласно съ ученіемъ о сліяніи трехъ Гуновъ, или качествъ, во всѣ наши дѣйствія.
- ↑ Сей есть источникъ, — то есть, надзираніе Всевышняго Существа.
- ↑ Иными богами. — Вездѣ, гдѣ употребляется въ семъ переводѣ слово боги, разумѣются подъ онымъ подчиненныя невещественныя существа.
- ↑ Ведъ. Слово Ведъ значитъ ученость. Сіи священныя Индійскія книги, которыхъ числомъ четыре, почитаются написанными по откровенію изъ четырехъ устъ Брамы. Примѣчанія достойно то, что Кришна упоминаетъ только о трехъ первыхъ, по чему можно догадываться, что въ его время было ихъ только три, а не болѣе.
- ↑ Сомъ — есть имя одного пресмыкающагося животнаго, котораго сокъ повелѣно пить при окончаніи жертвоприношенія тому человѣку, что приносилъ жертву, и Браманамъ, служившимъ при алтарѣ.
- ↑ Индра, — видимое небо въ лицѣ представленное, или сила Всемогущества въ стихіяхъ. Онъ есть производитель дождя и грома и правитель вѣтровъ. Изображаютъ его съ тысячею глазъ, держащаго въ рулѣ громовую стрѣлу.
- ↑ Саннйасе, — человѣкъ совсѣмъ оставившій всѣ мірскія дѣйствгя. Но Кришна, въ намѣреніи соединить различныя мнѣнія о религіи, въ то время владычествовавшія, означаетъ словомъ Саннйасъ только оставленіе надежды награжденія.
- ↑ Женщины. Въ Ведахъ сказано, что души женщинъ и низшихъ поколѣній опредѣлены всѣ прехожденію, дотолѣ, пока возродятся съ тѣлѣ Брамана.
- ↑ Ражаршіи. — сіе слово составлена изъ словъ: Ража (князь), Риши (Святый.)
- ↑ Суры, -- благіе духи (Ангелы).
- ↑ Магаршіи, — великіе святые, которыхъ считается седмь, произведеніе въ твореніи изъ ума Брамы.
- ↑ Ману, — четыре иныя существа, произведенныя въ твореніи изъ ума Брамы.
- ↑ Ришіи, — Святые.
- ↑ Деваршіи, — обоготворенные святые.
- ↑ Нарадъ, одинъ пзъ Деварішевъ и великой пророкъ, о которомъ думаютъ, что онъ всегда странствуетъ бъ мірѣ. Нара значитъ нить,, или веревка, правило, а Да, податель. Являясь гдѣ нибудь, занимается онъ поданіемъ добрыхъ совѣтовъ.
- ↑ Дану, — злые духи, или падшіе Ангелы, порожденія Дану (женск. рода).
- ↑ О первый изъ человѣковъ! — Аржунъ употребляетъ сіе выраженіе для того, что говоритъ съ Божествомъ принявшимъ видъ человѣческой.
- ↑ Адитіи, — порожденія Адити (р. ж.) (чего не должно оставить безъ замѣчанія). Ихъ считается двѣнатцать, и онѣ суть не иное что, какъ эмблемы Солнца на каждый мѣсяцъ въ году. Имяна ихъ суть: Варунъ, Сорйа, Ведангъ, Бану, Индра, Рави, Габасти, Йамъ, Сварна-рета, Дивакаръ, Митра, Вишну.
- ↑ Вишну, — наполняющій или занимающій все пространство. Одно изъ двѣнатцати солнцъ, и имя Божества въ сохраняющемъ качествѣ.
- ↑ Рави, — востающій (восходящій) одно изъ имянъ солнца.
- ↑ Мареши, — одна изъ осми небесныхъ точекъ.
- ↑ Маруты, — вѣтры.
- ↑ Сасе, — луна.
- ↑ Накшатры, — разгонители тьмы. 18 Созвѣздій, чрезъ которыя луна проходитъ въ мѣсячномъ своемъ теченіи. Созвѣздія вообще.
- ↑ Самъ, — первая изъ четырехъ книгъ Ведъ, сочиненная для того, чтобъ изъ нея пѣть.
- ↑ Васава, — одно изъ имянъ Индры.
- ↑ Санкаръ, — одно изъ имянъ Сива, или, судьбы.
- ↑ Рудры, — одиннатцатъ раздѣленій Сива, или судьбы.
- ↑ Виттеса, — Богъ богатства, иначе называемый Куверъ. Говорятъ, что онъ владычествуетъ въ странахъ Сѣверныхъ, и есть начальникъ Йакшъ и Ракшъ, двухъ родовъ добрыхъ и злыхъ духовъ.
- ↑ Павакъ, — Богъ огня. Онъ почитается владычествующимъ надъ Южною страною.
- ↑ Васу, — восемь изъ первыхъ сотворенныхъ Брамою существъ.
- ↑ Меру, — Сѣверный полюсъ земнаго шара, почитаемый, по стихотворческимъ баснямъ, самою высочайшею горою съ свѣтѣ. Иногда называется онъ преимущественно Сумеру. Примѣчанія достоино то, что слово Меру значитъ центръ, или ось.
- ↑ Вригаспати, — учитель Девовъ; планета Юпитеръ, и день Юпитеровъ (четвертокъ).
- ↑ Сканда, — иначе называемый Картикъ, полководецъ небесныхъ воинствъ.
- ↑ Бригу, — одно изъ первыхъ сотворенныхъ существъ, произведенныхъ изъ ума Брамы.
- ↑ Единосложное, — таинственное слово, или слогъ Омъ! которое объяснено уже выше сего.
- ↑ Йапъ, — тихое повтореніе имяни Божія.
- ↑ Гималай, — хребетъ, или снѣгомъ покрытыя горы, раздѣляющія Индію отъ Татаріи; ихъ можно въ весьма дальнемъ разстояніи, и по тому почитаются онѣ самыми высочайшими на поверхности земнаго шара.
- ↑ Асватта, — дерево Пипалъ.
- ↑ Читра-ратъ между Гандарвами. — Названіе начальника Гандарвовъ, лили небесныхъ хоровъ: Гандарвъ раскрашенной колесницы. — Въ Магабаратѣ находится весьма достойное любопытства повѣствованіе о сраженіи его съ Аржуномъ, въ которомъ онъ побѣжденъ и раскрашенная колесница его разрушена огненною стрѣлою, пущенною противникомъ изъ своего лука, послѣ чего рѣшился онъ перемѣнить свое имя и называться Дада-ратъ, или Гандарвъ сожженной колесницы.
- ↑ Учисрава, вышедшій съ Амритою, или водою жизни, изъ Окіана. — Повѣсть о колебаніи Окіана, отъ чего Човда-раттанъ, или четырнатцать драгоцѣнныхъ камней, получили названіе, весьма достойна любопытства и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ удивнтельное имѣетъ сходство съ Милтоновымъ описаніемъ войны на небесахъ; а по тому переводчикъ думаетъ, что доставитъ читателямъ удовольствіе, пріобщивъ оную къ сей книгѣ, какъ другой опытъ перевода Магабарата. (См. съ концѣ сея книги).
- ↑ Кама-дукъ, — одно изъ имянъ Телицы Изобилія, произведенной въ колебаніи Окіана.
- ↑ Ананта между Нагами. — Наги суть вымышленныя существа со многими головами. Ананта значитъ вѣчный и можетъ быть служитъ эмблемою вѣчности. Въ оригиналѣ, изъ котораго взяты сіи бесѣды, разсказываются весьма чудесныя повѣсти о сихъ зміяхъ.
- ↑ Варунъ. — Богъ Окіана.
- ↑ Йамъ, — Адской судія.
- ↑ Прагладъ. — Злой духъ, обращенный Кришною.
- ↑ Винатейа. — вымышленная птица чудесной величины, носящая Вишну, или божество въ сохраняющемъ качествѣ его. Иначе называется она Гаруръ.
- ↑ Макаръ, — рыба изображаемая съ длиннымъ носомъ, подобнымъ нѣсколько слоновому хоботу; также знакъ Козерога.
- ↑ Макаръ, — рыба изображаемая съ длиннымъ носомъ, подобнымъ нѣсколько слоновому хоботу; также знакъ Козерога.
- ↑ Двандва. — Грамматической терминъ, означающій то, когда нѣсколько имянъ поставлены бываютъ вмѣстѣ безъ союза и падежъ прикладывается только къ послѣднему. Стихотворцы весьма любятъ такое сочиненіе словъ.
- ↑ Марга-Серша. — Мѣсяцъ, начинающійся въ половинѣ Октября, когда періодическіе дожди перестаютъ и чрезмѣрные жары уменьшаются.
- ↑ Кусу-макара. — Время цвѣтовъ, иначе называемое Васантъ; два мѣсяца съ половины Марта до половины Маія. Индійцы раздѣляютъ годъ на шесть Ришу, или времянъ, состоящія изъ двухъ мѣсяцовъ и называемыя слѣдующими, имянами: Сисаръ. — Время росы. Гимантъ. — Холодное время. Васантъ. Пріятное время (весна). Гришма. — Жаркое время. Варса. — Дождливое время Саратъ. — Переломъ (прекращеніе дождей).
- ↑ Васудевъ. — Отецъ Кришны въ его выплощеніи.
- ↑ Вйасъ. — Почитаемый сочинителемъ Магабартиа, или собравшій сію книгу.
- ↑ Барды. — Индійскіе стихотворцы, которые, такъ, какъ и Британскіе Барды, почитаемы были святыми и пророками.
- ↑ Усана, — иначе называемый Сукра, котораго почитаютъ учителемь злыхъ духовъ; планета Венера и день Венеры (пятница).
- ↑ Асвинъ и Кумаръ — почитаются близнецами, рожденными солнцемъ, и врачами Боговъ.
- ↑ Ураги, — ползающіе на груди; — зміи.
- ↑ Шакра, — орудіе подобное диску съ остріемъ, бросаемое въ сраженіи концомъ указательнаго пальца, и для того дѣлали его съ выемкою въ срединѣ. — См. Повѣсть о колебаніи Океана.
- ↑ Пурушъ. — Сіе слово уже объяснено.
- ↑ Кромѣ тебя. — Сіе изключеніе должно касаться и до братіи его; ибо они также спаслися.
- ↑ Непосредственнымъ дѣйствователемъ, — орудіемъ исполненія опредѣленія судьбы.
- ↑ Четыреручный видъ твой, — въ какомъ обыкновенно представляется Божество въ его воплощеніяхъ, и который Аржунъ привыкъ видѣть безъ изумленія.
- ↑ Амрита, — вода безсмертія; амброзія Индійскихъ Боговъ. — См. Повѣсть о колебаніи Окіана.
- ↑ И постоянное вниманіе къ рожденію, и пр. — дабы почитать все сіе зломъ.
- ↑ Освобожденіе отъ привязанности и пристрастія, и пр. -- То есть: привязанность и пристрастіе не должны отвлекать человѣка отъ упражненія въ набожности; или: Всѣ Мірскія заботы должны быть удалены, для полученія тоя мудрости, которая можетъ освободить душу отъ будущаго рожденія.
- ↑ Высочайшаго духа, — Бога, или всеобщей души.
- ↑ Ни Сатъ (ens), ни Асатъ (nonens). — противный смыслъ сихъ двухъ словъ дѣлаетъ сіе мѣсто весьма неяснымъ; и самые толкователи несогласны въ подлинномъ ихъ значеніи. Самое основательнѣйшее толкованіе оныхъ есть то, что божество въ дѣлахъ своихъ есть вещество, или существо матеріяльное, а въ сущности своей нематеріяльное; но какъ оно есть только одно, то не можетъ положительно названо быть ни тѣмъ, ни другимъ.
- ↑ Суть причина, дѣйствующая въ рожденіи Пуруша, и пр. — То есть: вліяніе трехъ Гуновъ, или качествъ, на умъ человѣческой опредѣляетъ не только будущее рожденіе души, но и то, въ какой классъ существъ должна она перейти, ибо она осуждена къ прехожденію дотолѣ, пока напослѣдокъ достигнетъ такой степени мудрости, которая сильнѣе вліянія оныхъ качествъ.
- ↑ Пранъ и Опанъ. — Дыханіе тотъ духъ, который дѣйствуя во внутренности выгоняетъ екскременты.
- ↑ Что производится четырью способами; — разжевываетея зубами, лачется языкомъ, высасывается губами, либо выпивается горломъ.
- ↑ Ведантъ. — Метафизической трактатъ о естествѣ Божіемъ, въ которомъ утверждается, что вещество есть только мечта. Вйасъ почитается сочинителемъ онаго.
- ↑ Кутгаста, или стоящій на зубцахъ стѣны. — Божія сущность, которая, по мнѣнію нѣкоторыхъ Индійскихъ Философовъ, не имѣетъ качества и пребываетъ въ удаленіи и недѣйствіи.
- ↑ Находится и иной Пурушъ, и пр. — Сей и слѣдующій періоды столь таинственны, что Переводчикъ не надѣется объяснить ихъ удовлетворительно для читателя. Можетъ быть Кришна хотѣлъ только представить вкупѣ разныя наименованія: Кутгаста, Пурушъ, Параматма, Исваръ и Пурушоштама, которыми толь многіе несогласные между собою богословы Божество означаютъ, въ намѣреніи объяснить и соединить разныя ихъ мнѣнія о естествѣ его.
- ↑ Састра, — книга, почитаемая божественною.
- ↑ Ревность въ простонародномъ смыслѣ сего слова значитъ добровольное подверженіе себя мученію, что нынѣшніе ревнители въ Индіи исполняютъ столь же различными, сколь страшными и удивительными образами. Кришна, показывая, что есть истинная ревность, осуждаетъ такія нелѣпыя умерщвленія плоти, не говоря о томъ прямо.
- ↑ Барды думаютъ, и пр. — Смыслъ сего періода ясенъ и не требуетъ примѣчанія. Но дабы показать, что Индійскіе толкователи столько же любятъ выискивать таинства и совращаться съ простаго пути автора своего въ лавиринѳъ схоластическаго пустословія, какъ и нѣкоторые люди въ просвѣщенныхъ націяхъ, издавна уже старающіеся запутывать равную и необманчивую стезю святой нашей Религіи, — Переводчикъ хочетъ помѣстить здѣсь слѣдующій точный переводъ примѣчанія на сіе мѣсто, писаннаго Сре-дгаромъ Свами, котораго примѣчанія на всю сію книгу уважаются болѣе самаго текста; ибо говорять, что нынѣ текстъ безъ нихъ былъ бы непонятенъ. Рѣдко можетъ случиться, чтобъ сочинитель примѣчаній олушевляемъ былъ тою же связью мыслей и тѣмъ же порядкомъ понятіи, какъ и авторъ, котораго мысли предпринимаетъ онъ толковать, особливожъ въ Метафизическихъ сочиненіяхъ. Переводчикъ видѣлъ соѵиненныя однимъ ревностнымъ Персіяниномъ примѣчанія на любовныя оды любимаго Персидскаго стихотворца Гафиза, въ которыхъ всякому неблагопристойному выраженію приписывается высокое достоинство божественнаго таинства, а трактирщикъ и трактиръ весьма остроумно преобразованы въ ихъ пророка и священный его храмъ.
Примѣчаніе Сре-дгара Свами на означенное мѣсто. «Барды дума.тъ, и пр. — Въ Ведахъ сказано; желающій дѣтей да приноситъ жертвы. Желающій неба да приноситъ жертвы, и пр. и пр. Барды подъ словомъ Саннйасъ разумѣютъ оставленіе, то есть совершенное отверженіе такихъ дѣлъ, которыя дѣлаются для удовлетворенія какому либо желанію, такихъ дѣлъ, которыя связаны узами вожделѣнія. Пандиты знаютъ, то есть, они разумѣютъ, что Саннйасъ значитъ также оставленіе всѣхъ дѣлъ, купно со всѣми ихъ плодами. Изслѣдователи, то есть толкующіе, или изъясняющіе, называютъ Тйагомъ не оставленіе самаго дѣла, но оставленіе только плодовъ всякаго желаемаго дѣла, такого дѣла, которое предписано исполнять либо безпрерывно, либо только въ назначенныя времяна. Но какъ можно оставлять плоды такихъ безпрерывныхъ и назначенныхъ дѣлъ, которыя не имѣютъ частнаго плода, или награжденія, соединеннаго съ ними? Не можно понять оставленія дитяти неплодородной женщины. Сказано: кто желаетъ, небесъ ли, или изобилія въ охотѣ, и пр. тотъ во всю свою жизнь долженъ отправлять обряды называемые Сандйа, или питать огонь па алтарѣ, и никогда еще не слыхано о частномъ награжденіи за сіи, или симъ подобные обряды. Но какъ законъ не можетъ обязать проницательнаго и осторожнаго человѣка къ такому дѣлу, при которомъ не видно никакой человѣческой выгоды, однакожъ учреждаетъ, чтобы самый завоеватель вселенной и пр. приносилъ жертвы; то и опредѣлилъ нѣкоторую общую награду за сіи и подобныя должности религіи.“ — Но Гуру думаетъ, что законъ предписываетъ сіи дѣла только для исполненія самого его. Такое мнѣніе не вѣроятно, ибо трудно обязывать людей къ наблюденію таковыхъ дѣлъ. — Также сказано, что съ общими и частными должностями сопряжено награжденіе; что исполняющіе оныя будутъ обитателями Пунйа-лока; что дѣлами можно достичь Питри-лока; что добрыми дѣлами заглаждаются преступленія, и пр. и пр. Слѣдовательно справедливо сказано: что они называютъ Тйагомъ оставленіе плодовъ всякаго дѣйствія.» - ↑ Пять дѣйствователей. — Вѣроятно это пять дѣйствователей упоминаемые здѣсь, суть душа, какъ надзиратель; умъ, какъ дѣйствователь, или правитель; органы, какъ орудія, и пр.
- ↑ И не связывается тѣмъ. — Не опредѣляется къ смертному рожденію.
- ↑ Гнанъ, Гнейа и Паригната. — Мудростъ, предметъ мудрости и начальствующій духъ.
- ↑ Браманъ — есть слово производное отъ слова Брамъ (божество), и значитъ Богословъ.
- ↑ Кшетри — производится отъ слова Кшетра, земля.
- ↑ Висйа и Содра — суть сомнительнаго происхожденія
- ↑ Благоволеніемъ Вйаса, — снабдившаго Санжая всезнающимъ и пророческимъ духомъ, съ которымъ могъ онъ разсказывать о всѣхъ обстоятельствахъ войны слѣпому Дритараштрѣ.
- ↑ Гари. — Одно изъ имянъ Божества.