АНТИМИЛИТАРИЗМ — «противу-милитаризм», «противу-военщина»,—борьба против милитаризма (см.), как системы, ставящей армию, вооруженную государственную силу, во главу угла всей народной жизни—не только как решающее, наиболее отточенное оружие внешней и внутренней политики, не только как крупнейшую статью государственного расхода, но и как носительницу и провозвестницу «государственной идеи». Милитаризм неразрывно связан с капитализмом: в силу этого А. является неотъемлемой частью общей борьбы против капиталистического строя. Его необходимо строго отграничивать от пацифизма (см.), в основе к-рого лежит не отрицание капиталистического строя, порождающего войны, а общее, отвлеченное и, стало быть, безжизненное отрицание насилия, как средства политики. Подлинный же А. является борьбой против «вооруженного капитализма».
Тесная связь милитаризма с капитализмом была совершенно ясна социалистам еще в эпоху 1-го Интернационала: ее подчеркивает уже резолюция 3-го Конгресса Интернационала в Брюсселе, в 1868; она неизменно отмечается в резолюциях об А. всех последующих международных социалистических конгрессов: Брюссельского в 1891, Штуттгартского 1907, Амстердамского 1910, Базельского 1912, Парижского 1914; о том же говорят резолюции бывших за этот период национальных социалистических конгрессов; наконец, с особой отчетливостью формулировано это взаимоотношение—в резолюциях Бернской конференции заграничных секций РС-ДРП(б) 1915, в решениях Циммервальдской и Кинтальской конференций (см.) и резолюциях Коммунистического Интернационала (см. Коминтерн).
«Теоретический» А. присущ, т. о., всем партиям и группировкам, отрицающим капиталистический строй. Поскольку, однако, тактика этих партий и группировок по отношению к капиталистическому строю неодинакова—неодинакова и их практика А. В общем, можно установить три системы практического А.
1) Анархисты, стоя на почве отрицания не только капиталистического строя, но всякого государства вообще,—доводят свой А. до полного отрицания всякой государственной войны и всякой вооруженной государственной силы. Вместе с тем, они видят в А. «некую панацею против милитаризма, вне общей борьбы за социальную революцию» (Зиновьев). Близко к ним стоят революционные синдикалисты: признавая только экономические средства классовой борьбы, отрицая политику—они естественно должны отрицать и армию, как орудие этой политики. В связи с этим, анархисты и синдикалисты выдвигают, как метод практического А.: военную стачку и восстание в случае объявления войны, разложение армии—всеми возможными средствами—в мирное время. В свое время методы эти (в смягченной, правда, форме) получили нек-рое жизненное применение во Франции: франц. Всеобщая Конфедерация Труда (см.) вела с 1900-х гг. и до империалистской войны довольно активную антимилитаристскую пропаганду в армии, при помощи особой организации «Солдатская Копейка», поддерживавшей сношения призванных в армию рабочих с местными революционными синдикатами, и широкого распространения антимилитаристских печатных изданий. Из этих изданий наибольшее распространение получил «Manuel du soldat», выпущенный в 1901 и выдержавший с тех пор свыше 20 изданий (ок. 200 т. экз.). Итоги этой пропаганды сказались, в частности, в крупных волнениях в армии в 1913, на к-рые правительство ответило обысками в синдикалистских биржах труда в 88 городах Франции и арестом активных лидеров движения. Характерно,что во время войны—А.этой группы не выдержал испытания: ряд крупнейших антимилитаристов Франции, и в том числе пресловутый Эрвэ (см.), прославившийся именно «непримиримым», в самых резких формах проявившимся А. (так, напр., на праздновании одной из годовщин Ваграмской битвы, предложил «бросить в навоз знамя особенно отличившегося в этом сражении 4-го полка),—перебежал в ряды ярых патриотов.
2) Социал-реформисты, отрицая на словах капиталистический строй, но фактически его приемля,—естественно должны были ограничиться чисто-декоративным А. Декорация эта сводилась к антимилитаристским резолюциям на съездах и демонстративным голосованиям против кредитов—в тех случаях, когда такое голосование не могло повлечь отклонения кредитов. Полнее всего этот декоративный А.—или, по выражению Гортера и Паннекука, «пассивный радикализм»—проявился в германской социал-демократии, как наиболее последовательно-соглашательской. Но он сказался с чрезвычайной ясностью и во всем международном социализме, со времени Франкфуртского мирного договора предопределявшего неизбежность новой европ. войны.
С этого времени антимилитаристские резолюции конгрессов международных и национальных становятся все более туманными и ни к чему практическому не обязывающими; фигурировавшее в постановлениях первых социалистических конгрессов требование всеобщей стачки, в случае объявления войны,—уже на Штуттгартском конгрессе заменяется расплывчатой, поддающейся самому распространительному толкованию формулой: «Если угрожает вспыхнуть какая-нибудь война, то на рабочем классе заинтересованных стран и на их представителях в парламентах лежит обязанность, при помощи Интернационального Бюро—этого органа координации действий—употребить все усилия, чтобы воспрепятствовать войне всеми средствами, к-рые покажутся им наилучше ведущими к цели и к-рые, конечно, изменяются в соответствии со степенью остроты борьбы классов и с общим политическим положением.—В случае, если бы война тем не менее вспыхнула, они должны вмешаться, чтобы ее скорее прекратить, и всемерно утилизировать экономический и политический кризис, созданный войной, чтобы привести своей агитацией в движение самые глубокие народные слои и ускорить падение капиталистического строя».—Там же, где— как в Германии и Франции—голос социалистических парламентских фракций получает практическое влияние на судьбы вносимых в парламент законопроектов—отмечается и прямой отказ от А. Отрицание всякой войны—в условиях современного капиталистического строя—подменяется отрицанием только наступательной войны: термин бессмысленный, с точки зрения государственной, безграмотный—с точки зрения военной; Жорес выдвигает еще более нелепый проект—создания «новой армии», «мощной в обороноспособности, но неспособной к войне наступательной». Бебель, уже на Штуттгартском конгрессе 1907 говорит о «строгой нейтральности по отношению к армии, к-рую мы вынуждены практиковать» и открыто выступает против антимилитаристской пропаганды: «удайся антимилитаристская агитация во Франции, она могла бы нарушить всеобщий мир... т. к. дезорганизованная армия, словно магнит, будет притягивать к себе сильного противника». Чтобы этого не случилось—социалисты отказываются от всякой «дезорганизации». Германские с.-д. воздерживаются при голосовании военного бюджета (в 1890 годах), а позднее и голосуют за военные кредиты, объясняя это тем, что «нельзя же вооружать армию палками» (Ауэр) и что «введение нового защитного обмундирования сохранит в будущей войне десятки тысяч жизней» (Бебель). Всеобщее признание получает формула Гэда (см.), оставшегося в 1906 в меньшинстве на Нансийском конгрессе,—об отказе от всяких приемов специальной борьбы против милитаризма, под предлогом, будто бы она— «отвлекает рабочих от непосредственных классовых задач» и навлекает на них правительственные репрессии в прямой ущерб делу. Фольмар—от имени герм. с.-д. объявляет антимилитаристскую пропаганду «не только тактически неблагоразумной, но и принципиально ложной». Швейцарские социалисты, на специально созванном—на этот раз в целях борьбы против А.—конгрессе, заявляют, что «патриотизм—налагающий обязанность защиты отечества— есть действительность, к-рую надо уважать, чтобы не порвать с народом». Валльян, начавший с яркого А., кончил объявлением себя «патриотом-интернационалистом». К моменту империалистской войны А. фактически исчез уже из программы зап-европ. социалистических партий. Теоретики классового соглашательства поспешили подвести под этот отказ от А. и идеологический базис, пытаясь опереться в своем отказе от действенного А. на авторитет Энгельса, отметившего в одной из военных своих статей, что «милитаризм таит в себе зародыши собственной гибели», т. к. усиленные вооружения приведут к ускорению финансовой катастрофы, а всеобщая воинская повинность «освоит весь народ с употреблением оружия»... В итоге, «как только народная масса—деревенские и городские рабочие и крестьяне—будет иметь определенную волю... войска государей превратятся сразу в войска народа, машина откажется служить, и милитаризм погибнет под действием собственного диалектического развития». На этом социал-реформисты пытались обосновать свою политику выжидания, пока неотвратимый исторический процесс приведет к «триумфу социализма», к-рый сам собой ликвидирует милитаризм. В конечном этапе, А. социалистов-реформистов выродился в обыкновеннейший буржуазный пацифизм; это проявилось с чрезвычайной отчетливостью на мирном конгрессе 1922 в Гааге (см. Гаагский конгресс), когда социалисты выступали единым фронтом с буржуазными миротворцами против коммунистов.
3) Революционные марксисты придают А. особо важное значение в ряду средств борьбы против воинствующего капитализма. В данном отношении они занимают столь же непримиримую позицию, как и анархо-синдикалисты. Но, в отличие от этих последних, они связывают А. со всей системой проводимой ими социальной борьбы и доводят А. до логического его завершения, заменяя чисто-отрицательный лозунг «отказа от войны»—активным лозунгом перевода войны междугосударственной в войну гражданскую, классовую. Для рус. революционного марксизма этот лозунг является исконным: именно эта точка зрения поддерживалась большевистской фракцией РС-ДРП на довоенных Международных Социалистических Конгрессах. В частности, на Штуттгартском конгрессе—абзац цитированной выше резолюции, говорящий об использовании военного кризиса в целях подъема масс и ускорения падения капиталистического строя и указывающий, т. о. (в форме, обусловленной «соглашательским» настроением большинства конгресса), на такой переход к гражданской войне,—был внесен Розою Люксембург от имени фракции большевиков и польской с.-д. Эту же линию большевики проводили последовательно во всей своей дальнейшей антимилитаристской политике, через Циммервальд и Кинталь, до Гаагского Международного Конгресса Мира 1922, на к-ром «14 пунктов» рус. делегации были продиктованы именно этим подходом к вопросу [подробно—см. ВКП(б)].
С другой стороны, признавая пролетарское государство, как переходную к коммунистическому строю форму, революционные марксисты тем самым признают и войну, в известных условиях, и армию—во всем ее государственном значении, т.-е. не только как внешнюю, для охраны пролетарского государства предназначенную силу, но и как оружие внутренней политики, направленное на подавление классового врага. «Понимая неизбежную связь войн с борьбой классов внутри страны, невозможность уничтожения войны без уничтожения классов и создания социализма» (Ленин), они в то же время признают «законность, прогрессивность и необходимость гражданских войн» (Ленин), равно как и «законность, прогрессивность, справедливость защиты отечества или оборонительной войны только в смысле свержения чуженационального гнета» (Ленин и Зиновьев). В данном отношении А. большевиков, опять-таки, резко отличается и от А. анархистов и пацифистов, не признающих никакой войны, и от А. реформистов, признающих всякую войну.
Сообразно этому, анархистский лозунг «дезорганизация армии» А. революционных марксистов заменяет лозунгом «борьбы за армию», именно в этом смысле ориентируя революционную работу в армии. В России работа эта велась уже в период подготовки революции 1905; в 1917—антимилитаристская тактика большевиков была установлена, в решающей степени, именно на «борьбу за армию». И одной из первых задач Советской власти, после ее утверждения, было воссоздание вооруженной силы—Красной Армии (см. Армия). В работе своей на Востоке коммунисты, поддерживая национально освободительное движение стран, борющихся против европ. и америк. империализма, поддерживают и лозунг образования «народной армии». Этим особенно ясно подчеркивается, что для коммунистов А. неотделим от борьбы против капитализма и мыслится только в условиях капиталистического строя: с падением капитализма—естественно отпадает и А.